й земли, укрепленные  стенками  сухой
каменной кладки и засаженные оливами. €х увенчивали сумрачные сосновые рощи.
‘паленный  солнцем  широкий  мрачный  амфитеатр  цвета  старого  обожженного
кирпича развертывал высоко на горизонте эту,  кайму  темной  зелени.  Ќалево
открывались ущельЯ ‘ейль, груды желтых камней, обрушившиесЯ на  землю  цвета
крови;  над  ними  вздымалась  громаднаЯ  грЯда  утесов,  похожаЯ  на  стену
циклопической крепости, а справа, у  самого  начала  долины,  где  протекала
‚ьорна, громоздились одна над другой крыши Џлассана  из  выцветшей,  розовой
черепицы, -  эта  теснаЯ,  путаница  улиц  старого  города,  сквозь  которую
пробивались  вершины  вековых  вЯзов.  Ќад   всем   господствовала   высокаЯ
колокольнЯ св. ‘атюрнена, одинокаЯ  и  безмолвнаЯ  в  этот  час,  купаЯсь  в
расплавленном золоте заката.
     - Ћ боже, не слишком ли  самонадеЯнно  верить  в  то,  что  можно  всем
овладеть, все знать! - медленно произнесла Љлотильда.
     Џаскаль  взобралсЯ  на  стул,  чтобы  удостоверитьсЯ,  не  пропала   ли
какаЯ-нибудь папка. Џотом он поднЯл осколок мрамора и снова положил  его  на
полку. ‡акрыв шкаф энергичным поворотом ключа, он опустил его в карман.
     - „а, - ответил он, - нужно пытатьсЯ все  знать,  а  главное,  не  надо
терЯть голову из-за того, чего не знаешь, чего, без сомнениЯ, никто не будет
знать никогда!
     Њартина снова  пододвинулась  к  Љлотильде,  готоваЯ  ее  поддержать  и
показать,  что  они  действуют  заодно.  ’еперь  доктор  заметил  и  ее,  он
почувствовал, что обе объединены общей волей  к  победе.  Џосле  многолетних
глухих попыток была наконец объЯвлена война. “ченый увидел, что близкие  ему
восстали против его мысли и угрожают ей уничтожением. Ќет горшей  муки,  чем
найти измену у себЯ дома, вокруг себЯ, увидеть, что тебЯ преследуют,  лишают
всего и губЯт те, кого ты любишь и кто любит тебЯ!
     …го вдруг поразила эта страшнаЯ мысль.
     - Ќо ведь вы обе любите менЯ!
     Ћн увидел, как их глаза  затуманились  слезами,  и  бесконечнаЯ  печаль
охватила его в эти закатные, тихие часы прекрасного днЯ. ‚сЯ его  веселость,
всЯ его  доброта,  проистекавшие  от  его  страстной  любви  к  жизни,  были
потрЯсены в своих основах.
     - Ћ дорогаЯ, и ты, моЯ беднЯжка, вы делали это длЯ  моего  счастьЯ,  не
так ли? “вы! Њы будем теперь несчастны!
 
        II 
 
     Ќа следующее утро Љлотильда проснулась в шесть часов. Ћна легла  спать,
поссорившись с Џаскалем; они сердились друг на друга. € ее  первым  чувством
было какое-то беспокойство, глухаЯ печаль, желание  немедленно  примиритьсЯ,
чтооы избавитьсЯ от гнетущей тЯжести.
     Ѓыстро вскочив с постели, она приоткрыла  ставни  обоих  окон.  ‘олнце,
стоЯвшее уже высоко, ворвалось в комнату дву мЯ  золотыми  потоками.  ‹егкий
ветерок, веЯвший свежестью и весельем Ясного утра,  вливалсЯ  в  эту  сонную
комнату, всю наполненную милым, ароматом юности. “севшись на  краю  постели,
девушка задумалась. ‚ простой узкой сорочке она казалась еще тоньше.  “  нее
были длинные стройные ноги, изЯщный и крепкий стан с округлой шеей,  круглой
грудью, полными и гибкими руками. …е затылок и очаровательные плечи поражали
необыкновенной белизной и шелковистой нежностью кожи. ‚ переходном возрасте,
между двенадцатью и  восемнадцатью  годами,  она  была  чересчур  большой  и
нескладной, она взбиралась  на  деревьЯ  не  хуже  любого  мальчишки.  Џотом
бесполый подросток превратилсЯ в это утонченное  существо,  полное  любви  и
очарованиЯ.
     Ћна обводила рассеЯнным взглЯдом стены комнаты.  ЌесмотрЯ  на  то,  что
‘улейЯд  был  отстроен  в  текущем  столетии,  его  обстановку,  несомненно,
обновили в эпоху Џервой €мперии: на старинных обоЯх из набивного ситца  были
изображены  головы  сфинксов  в  веночках  из   дубовых   листьев;   кое-где
Яркокрасный цвет обоев уже превратилсЯ в розовый, даже не в розовый, а почти
в оранжевый. Ќа двух окнах и вокруг кровати еще  сохранились  занавески,  но
их, должно быть, часто стирали, и они выцвели еще  сильней.  ќтот  поблекший
нежный пурпур цвета зари поистине отличалсЯ большой изысканностью.  ‘тоЯвшаЯ
здесь когда-то кровать, обтЯнутаЯ той же тканью, пришла  в  такую  ветхость,
что ее пришлось  заменить  другой,  из  соседней  комнаты,  низкой  и  очень
широкой, в том же стиле ампир, из  массивного  красного  дерева,  с  медными
украшениЯми. …е  четыре  угловые  колонки  наверху  оканчивались  такими  же
головами сфинксов, какие были изображены на обоЯх. ‚сЯ остальнаЯ мебель была
в том же роде: шкаф с цельными дверцами и колонками, комод с мраморной белой
доской, окруженной деревЯнным бортиком, высокое тЯжелое зеркало  на  ножках,
кушетка на прЯмых ножках и  стульЯ  с  прЯмыми  спинками  в  виде  лиры.  Ќо
величественную кровать, занимавшую  середину  стены  против  окон,  украшало
покрывало, сделанное из старой шелковой юбки времен ‹юдовика XV,  а  жесткаЯ
кушетка, заваленнаЯ грудой  подушек,  казалась  привлекательно  мЯгкой.  „ве
этажерки и стол были также задрапированы старинным шелком, затканным цветами
и найденным в недрах стенного шкафа.
     Ќаконец Љлотильда начала одеватьсЯ, натЯнула чулки, набросила  на  себЯ
белый пикейный капот и,  сунув  ноги  в  туфли  из  серого  полотна,  быстро
направилась в туалетную комнату, расположенную в глубине дома и выходившую в
сторону, противоположную фасаду. Ћна отделала ее очень просто, обтЯнув стены
суровым полотном с синими полосками. ’уалетный столик, два шкафа и стульЯ из
полированного соснового дерева составлЯли всю обстановку. ’ем не менее здесь
чувствовалось какое-то естественное и тонкое,  чисто  женское  кокетство.  “
Љлотильды оно поЯвилось вместе с  ее  красотой.  ЌесмотрЯ  на  прорывавшиесЯ
иногда упрЯмство и мальчишество, она стала покорной, нежной и хотела,  чтобы
ее любили. „ело в том, что она росла на свободе, ее научили только читать  и
писать. Џозднее, "принЯв участие  в  работе  дЯди,  она  приобрела  довольно
широкое образование. “ них не было никакого определенного плана занЯтий,  но
особенно она пристрастилась к  естественным  наукам,  открывшим  ей  все  об
отношениЯх мужчины и женщины. Ћна сохранила свою  девственную  чистоту,  как
нетронутый плод, без сомнениЯ, благодарЯ неведомому  ей  самой  религиозному
ожиданию любви. ќто глубокое женское чувство заставлЯло ее  оберегать  себЯ,
чтобы принести в  дар  все  свое  существо,  чтобы  целиком  растворитьсЯ  в
человеке, которого она полюбит.
     Ћна заколола волосы, умылась и,  не  сдержав  своего  нетерпениЯ,  тихо
открыла двери комнаты, на цыпочках, бесшумно прошла  через  большой  рабочий
кабинет. ‘тавни были еще закрыты, но в комнату проникало  достаточно  света,
чтобы не наткнутьсЯ на мебель. “ противоположного конца, у  дверей  доктора,
она нагнулась, стараЯсь не дышать. ‚стал ли он уже? —то сейчас  делает?  Ћна
Ясно услышала, как он расхаживает маленькими  шажками,  вероЯтно,  одеваЯсь.
Љлотильда никогда не входила в  эту  комнату,  где  он  предпочитал  хранить
некоторые свои работы, всегда запертую,  как  свЯтаЯ  свЯтых.  ‚незапно  она
забеспокоилась, что, открыв двери, он может застать ее. Ћна ощутила глубокое
смЯтение. ’о была борьба гордости с желанием проЯвить свою покорность.  Ћдно
мгновение ей так сильно захотелось  помиритьсЯ,  что  она  едва  удержалась,
чтобы не постучатьсЯ в дверь. Ќо как только послышались приближавшиесЯ шаги,
она бросилась бежать со всех ног.
     „о восьми часов ее нетерпение непрерывно возрастало. Љаждую минуту  она
глЯдела на часы стоЯвшие на камине в ее  комнате,  часы  в  спиле  ампир  из
позолоченной бронзы в виде колонны, возле которой улыбающийсЯ Ђмур взирал на
уснувшее ‚ремЯ. Ћбычно она выходила в столовую к первому общему  завтраку  в
восемь часов, а пока она тщательно  занЯлась  своим  туалетом:  причесалась,
обулась, надела платье из  белой  ткани  в  красный  горошек.  Ћсталось  еще
четверть часа - нужно было убить  времЯ.  ’огда  она  вспомнила,  что  давно
хотела пришить кусочек кружева, под шантильи, к своей  рабочей  блузе,  этой
черной блузе, котораЯ в конце концов стала казатьсЯ ей слишком  мальчишеской
и неженской. Ќо как только часы пробили восемь, она бросила шитье  и  быстро
спустилась вниз.
     - ‘егоднЯ вы будете завтракать одна, - спокойно сказала  ей  Њартина  в
столовой.
     - Џочему это?
     - ’ак. „октор позвал менЯ к себе, и Я подала ему  Яйцо  в  полуоткрытую
дверь. ’еперь он снова  толчет  и  процеживает.  Њы  не  увидим  его  раньше
полуднЯ. -
     Љлотильда стоЯла ошеломленнаЯ, с побледневшими щеками. Џотом, выпив  на
ходу стакан молока и захватив маленький хлебец, она  отправилась  вместе  со
служанкой в кухню. ‚ нижнем этаже, кроме  столовой  и  кухни,  была  нежилаЯ
комната, где хранилсЯ картофель. ‚  прежнее  времЯ,  когда  доктор  принимал
больных на дому, он давал в этой комнате советы,  но  уже  давно  письменный
стол и кресла были перенесены оттуда в его кабинет. Џри кухне была еще  одна
маленькаЯ клетушка, комната старой служанки,  очень  чистенькаЯ,  с  комодом
орехового дерева и монашеской кроватью, задернутой белым пологом.
     - ’ы думаешь,  он  снова  взЯлсЯ  за  изготовление  своей  настойки?  -
спросила Љлотильда.
     - Ќу, конечно! Ђ что же еще? ‚едь - сами знаете - он не ест,  не  пьет,
когда это на него находит.
     ’огда всЯ досада Љлотильды излилась в тихой жалобе:
     - Ѓоже мой, боже мой!
     Њартина отправилась убирать ее комнату, а она в отчаЯнии, не знаЯ,  чем
занЯтьсЯ до полуднЯ, захватила в прихожей зонтик и ушла в сад  кончать  свой
завтрак.
     Џрошло уже почти семнадцать лет с тех пор, как  доктор  Џаскаль,  решив
покинуть свой дом в новом городе, купил ‘улейЯд за двадцать  тысЯч  франков.
„лЯ себЯ он искал уединениЯ,  а  своей  девочке,  которую  брат  прислал  из
Џарижа, ему хотелось предоставить  как  можно  больше  радости  и  простора.
‘улейЯд высилсЯ над равниной при въезде в город. Ќекогда  это  было  большое
имение, а теперь оно  занимало  не  больше  двух  гектаров,  так  как  землю
постепенно распродали, участок за участком, а во  времЯ  постройки  железной
дороги  оно  лишилось  последних  годных  длЯ  обработки  полей.  „а  и  дом
наполовину был  уничтожен  пожаром.  €з  двух  зданий  уцелело  только  одно
квадратный,  четырехфасадный,  как  говорЯт  в  провинции,  флигель,  крытый
толстой розовой черепицей, с пЯтью окнами  на  улицу.  „октор  купил  дом  с
обстановкой, поэтому, прежде чем въехать туда,  он  велел  лишь  починить  и
заделать ограду длЯ большего своего спокойствиЯ.
     Љлотильда горЯчо любила это уединенное маленькое царство, которое можно
было обежать в десЯть минут и где еще сохранились уголки со следами прошлого
величиЯ. Ќо в это  утро  она  вошла  сюда  с  чувством  подавленного  гнева.
Ќесколько минут она постоЯла  на  террасе,  по  обе  стороны  которой  росли
столетние кипарисы, высившиесЯ, словно  две  исполинские  свечи  из  темного
воска, видные за три лье отсюда. ‘клон, на котором была расположена усадьба,
доходил до железной дороги. Љаменные стенки сухой кладки поддерживали уступы
красной  земли,  где   погибли   последние   виноградные   лозы.   Ќа   этих
гигантах-ступенЯх росли только рЯды чахлых  олив  и  миндальных  деревьев  с
жиденькой листвой.
     †ара между тем стала невыносимой. Љлотильда наблюдала маленьких Ящериц,
- они проворно шнырЯли по раздавшимсЯ каменным плитам террасы среди мохнатых
кустов каперса. ЋткрывавшаЯсЯ перед ней широкаЯ даль,  казалось,  раздражала
ее, и она  направилась  к  винограднику  и  огороду,  за  которыми  Њартина,
несмотрЯ на свой возраст, упорно ухаживала сама, только  длЯ  самой,  черной
работы вызываЯ раза два в неделю  какого-нибудь  мужчину.  Ћтсюда  Љлотильда
свернула: направо, вверх в соснЯк, в небольшой сосновый лесок. ќто было все,
что осталось от великолепных сосен, когда-то покрывавших возвышенность. Ќо и
здесь она чувствовала  себЯ  неспокойно:  сухие  иглы  трещали  под  ногами,
деревьЯ издавали смолистый удушливый запах. Ћна быстро прошла вдоль  ограды,
миновала ворота, выходившие на фенульерскую дорогу - отсюда до первых  домов
Џлассана было минут пЯть ходу, - и наконец очутилась на току, огромном току,
радиус которого равнЯлсЯ двадцати метрам, что одно могло свидетельствовать о
прежнем значении  усадьбы.  ќто  был  старинный  ток,  нечто  вроде  широкой
эспланады, вымощенной, как в эпоху римского владычества, круглым булыжником.
‘ухаЯ короткаЯ  трава  золотистого  цвета  покрывала  его,  словно  пушистый
толстый ковер. Љак хорошо было некогда здесь бегать, валЯтьсЯ, долго  лежать
на спине в те часы, когда в  глубине  бесконечного  неба  поЯвлЯютсЯ  первые
звезды!
     ђаскрыв зонтик, Љлотильда медленно пересекла ток.  ’еперь,  обойдЯ  всю
усадьбу, она очутилась слева  от  террасы,  позади  дома,  под  раскидистыми
ветвЯми огромных платанов, отбрасывавших в эту  сторону  густую  тень.  ‘юда
выходили два окна из комнаты доктора.  Љлотильда  поднЯла  глаза:  ведь  она
пришла сюда лишь потому, что у нее внезапно вспыхнула надежда  увидеть  его.
Ќо окна оставались закрытыми, и ей стало так больно, словно кто-то проЯвил к
ней жестокость. ’олько после этого она заметила, что все еще держит  в  руке
свой  маленький  хлебец,  о  котором  совсем  позабыла,  и,  укрывшись   под
деревьЯми,  нетерпеливо  принЯлась  за  него   с   аппетитом,   свойственным
молодости.
     ‘тараЯ платановаЯ роща, еще один след былого великолепиЯ ‘улейЯда, была
прелестным уголком. ‚ знойные летние дни под  этими  деревьЯми-великанами  с
чудовищно толстыми стволами царствовал  зеленый  полумрак,  стоЯла  приЯтнаЯ
свежесть. Љогда-то здесь был разбит французский сад; теперь от него остались
только заросли букса, очевидно, не боЯвшегосЯ тени, - он необычайно разроссЯ
во  все  стороны  высокими  кустами.  Ћсобенное  очарование  придавал  этому
тенистому приюту фонтан. ’о  была  простаЯ  свинцоваЯ  трубка,  вделаннаЯ  в
колонну; струйка воды толщиною с мизинец непрерывно била оттуда, не  иссЯкаЯ
даже в самую сильную засуху, и бежала дальше, вливаЯсь в  обомшелый  широкий
бассейн, позеленевшие камни которого очищали только раз в  три-четыре  года.
Љогда все соседние колодцы оскудевали, источник ‘улейЯда сохранЯл свою силу.
Ѓез сомнениЯ, огромные столетние платаны вокруг были его сыновьЯми.  „нем  и
ночью, в продолжение веков, эта тонкаЯ струйка воды, ровнаЯ и  неиссЯкающаЯ,
звенЯ хрусталем, пела все ту же невинную песенку.
     Љлотильда, побродив среди буксов, достигавших ее плеч, стола у фонтана.
’ут стоЯло несколько плетеных стульев, - иногда здесь пили кофе. ’еперь  она
старалась не поднимать головы, делаЯ вид, что поглощена своей  работой.  ‚се
же времЯ от времени она как будто бросала сквозь деревьЯ взглЯд  в  пылающую
даль, по направлению  к  каменному  току,  раскаленному,  как  жаровнЯ,  под
жгучими лучами солнца. Ќа самом же деле взглЯд  ее  сквозь  длинные  ресницы
обращалсЯ вверх, к окнам доктора. ’ам ничего не было видно,  даже  тени.  …ю
стала овладевать  какаЯ-то  все  усиливающаЯсЯ  печаль,  какаЯ-то  злоба,  -
возможно ли терпеть это пренебрежение, это презрение, которое он начал к ней
питать после вчерашней ссоры? Ђ  она-то  встала  сегоднЯ  с  таким  желанием
немедленно примиритьсЯ! Ћн же нисколько не спешит, - значит, не любит,  если
может так долго на нее сердитьсЯ. Ћна становилась все мрачнее и возвращалась
к прежним мыслЯм о борьбе, снова решив ни в чем не уступать.
     Љ одиннадцати часам Њартина, перед тем как  готовить  горЯчий  завтрак,
присоединилась к ней со своим вечным чулком в руках; когда  ей  нечего  было
делать, она вЯзала даже на ходу.
     - ‡наете, он все еще сидит там, наверху, будто волк,  за  своей  чудной
стрЯпней!
     Љлотильда пожала плечами, не поднимаЯ глаз от вышиваниЯ.
     - Ћх, барышнЯ, слышали бы  вы,  чего  только  о  нем  не  рассказывают!
ѓоспожа ”елисите верно вчера  говорила,  что  тут  и  правда  есть  от  чего
краснеть... Њне, никому другому, сказали прЯмо в лицо, что он  убил  старого
Ѓютена. ‚ы, наверное, помните этого бедного старика,  что  болел  падучей  и
умер на большой дороге.
     ‚оцарилось молчание. ‡аметив, что девушка стала еще  мрачнее,  Њартина,
все быстрее двигаЯ спицами, продолжала:
     - џ-то ничего в этом  деле  не  понимаю,  а  вот  бесит  менЯ  это  его
занЯтие... Ќу, а вы, барышнЯ, как? ЋдобрЯете эту стрЯпню там, наверху?
     Љлотильда быстро поднЯла голову, уступив порыву захватившего ее пылкого
чувства:
     - Џослушай, Я в этом понимаю не больше твоего,  но,  мне  кажетсЯ,  ему
грозЯт большие неприЯтности... Ћн нас не любит...
     - Ќаоборот, барышнЯ, он нас любит!
     - Ќет, нет, не так, как мы его!.. …сли бы  он  нас  любил,  он  был  бы
здесь, с нами, он не губил бы там, наверху, свою душу, нас и наше счастье из
желаниЯ спасти весь свет!
     Ћбе женщины, полные ревнивой заботы, обменЯлись взглЯдами,  блеснувшими
нежностью, и снова, скрытые в этой густой тени, молча принЯлись за работу.
     „октор Џаскаль работал наверху, в своей комнате, с чувством  полного  и
спокойного  удовлетворениЯ.  Њедицинской  практикой   он   занималсЯ   всего
двенадцать лет, со времени своего возвращениЯ из  Џарижа  и  до  переезда  в
‘улейЯд. Ќакопив немного больше ста тысЯч франков, он поместил их в надежные
руки и всецело посвЯтил себЯ любимым занЯтиЯм. Џрактику он сохранил только в
дружеском кругу, но не отказывалсЯ навестить нуждающегосЯ  в  нем  больного,
никогда не посылаЯ ему затем счета. ‚ тех случаЯх,  когда  ему  платили,  он
бросал  деньги  в  Ящик   своего   стола.   ќто   были   карманные   деньги,
предназначавшиесЯ длЯ опытов и случайных прихотей, - прибавка к процентам  с
капитала, - которых ему вполне хватало на жизнь. Ћн не обращал  вниманиЯ  на
дурную славу чудака, которую заслужил  своими  повадками,  и  был  счастлив,
только занимаЯсь исследованием вопросов, так интересовавших его. ‚се это длЯ
многих было неожиданностью: ученый, чьей гениальности, по их мнению, вредило
слишком живое воображение, осталсЯ в Џлассане, в  захудалом  городишке,  где
он, вероЯтно, даже не мог бы найти необходимых медицинских инструментов.  Ќо
Џаскаль прекрасно понимал  преимущества,  которые  он  нашел  именно  здесь:
во-первых,  нерушимый  покой,  затем  непочатый  край   длЯ   изучениЯ   его
излюбленной проблемы наследственности. ‚ этом провинциальном уголке он  знал
каждое  семейство  и  мог  проследить  скрытую  сторону  жизни  в  двух-трех
поколениЯх. Љроме этого, недалеко было море. Џочти каждое лето он выезжал на
берег изучать жизнь в ее бесконечном плодородии там, где она  зарождаетсЯ  и
множитсЯ, - в глубине беспредельных вод. Ќаконец, в больнице Џлассана имелсЯ
анатомический зал, находившийсЯ почти в полном его  распорЯжении.  ќто  была
большаЯ светлаЯ и спокойнаЯ комната, где вот уже  больше  двадцати  лет  все
трупы, не вытребованные длЯ погребениЯ, проходили через его скальпель. Ћчень
скромный и застенчивый, доктор Џаскаль вполне удовлетворЯлсЯ  перепиской  со
своими  старыми  профессорами  и  несколькими  новыми  друзьЯми  по   поводу
замечательных сообщений, которые он иногда посылал в  Њедицинскую  Ђкадемию.
‚сЯкое воинствующее честолюбие было чуждо ему.
     Љ специальному изучению законов наследственности его привела работа над
ЯвлениЯми беременности, которою  он  занЯлсЯ  сначала.  Љак  всегда  бывает,
случайность и здесь сыграла свою  роль,  предоставив  ему  трупы  беременных
женщин, умерших во времЯ холеры. Џозднее он стал следить за  всеми  случаЯми
смертных исходов, пополнЯЯ свои наблюдениЯ,  устранЯЯ  пробелы.  Ћбразование
зародыша, развитие плода день за днем в утробный период его жизни - вот  что
он  хотел  изучить.  ’аким  образом,  он  составил   свод   весьма   точных,
определенных наблюдений. €менно тогда и предстал перед  ним  во  всей  своей
волнующей таинственности вопрос о начале всего,  о  зачатии.  Џочему  и  как
возникает новое  существо?  Љаковы  законы  жизни  -  этого  бурного  потока
существ, составлЯющих мир? Ћн не ограничивалсЯ изучением трупов  и  расширЯл
свои исследованиЯ наблюдением над живыми людьми.  …го  поражало  постоЯнство
некоторых Явлений, встречавшихсЯ  среди  его  пациентов;  в  особенности  же
внимательно он изучал свою собственную семью, превратившуюсЯ в  его  главный
опытный участок, - с такой  четкостью  и  полнотой  отвечали  его  ожиданиЯм
обнаруженные  там  случаи.  €  вот,  по  мере   того   как   накоплЯлись   и
классифицировались факты в его записЯх, он попыталсЯ построить общую  теорию
наследственности,  при  помощи  которой  можно  было  бы  объЯснить  все  ее
проЯвлениЯ.
     “же много лет  он  настойчиво  билсЯ  над  решением  этой  головоломной
задачи.  Ћн  исходил  из  двух   принципов   -   подражаниЯ   и   созиданиЯ:
наследственности,  или  воспроизведениЯ  существ  под  знаком  сходства,   и
врожденности,  или  воспроизведениЯ  существ  под  знаком  отличиЯ.  —то  до
наследственности,  то  здесь  он   допускал   лишь   четыре   разновидности:
наследственность  прЯмую,  когда  ребенок  по  своим  душевным  и   телесным
признакам повторЯл отца и мать; наследственность не прЯмую, по боковой линии
-  сходство  с  дЯдЯми  и  тетками,   двоюродными   братьЯми   и   сестрами;
наследственность  возвратную  -  повторение  типа  предков  через  несколько
поколений; наконец, наследственность случайную, под влиЯнием предшествующего
брака, - так первый самец может определить тип  всех  последующих  детенышей
самки, если он даже не ЯвлЯетсЯ их отцом. —то же до врожденности,  то  здесь
сумма признаков как  бы  создает  совершенно  новое  или  кажущеесЯ  таковым
существо; физические и духовные  качества  родных  сочетаютсЯ  в  нем  таким
образом, что нельзЯ найти сходства с кем бы то ни было в отдельности.
     ‚ернувшись к двум понЯтиЯм  наследственности  и  врожденности,  Џаскаль
установил дальнейшее их  подразделение.  Ќаследственность  он  свел  к  двум
основным типам:  случаЯм  Явного  сходства  ребенка  с  отцом  или  матерью,
преобладаниЯ  индивидуальных  особенностей  того  или  другого,  и   случаЯм
смешениЯ отцовских и  материнских  признаков.  ‘мешение,  восходЯ  от  менее
совершенного к более совершенному, в свою очередь, могло выразитьсЯ  в  трех
формах: сочетании, рассеЯнном проЯвлении и полном слиЯнии.  ‚рожденность  же
проЯвлЯет себЯ одинаково, как следствие химического соединениЯ двух веществ,
которые производЯт новое, совершенно отличное от них обоих.
     ’аковы были выводы из значительного количества наблюдений, сделанных не
только в области  антропологии,  но  и  зоологии,  ботаники  и  садоводства.
‡атруднениЯ возрастали, когда Џаскаль пыталсЯ обобщить все эти разнообразные
ЯвлениЯ, добытые путем анализа, создать теорию, способную объЯснить  их.  Ћн
чувствовал себЯ на колеблющейсЯ почве гипотезы, которую видоизменЯет  каждое
новое открытие. € если он не мог  удержатьсЯ  от  того  или  другого  вывода
вследствие присущей человеческому разуму потребности в заключениЯх,  то  все
же он обладал достаточно широким умом, чтобы оставить вопрос  открытым.  ’ак
он последовательно перешел от геммул „арвина, от его теории  пангенезиса,  к
перигенезису   ѓеккелЯ    {ѓеккель,    ќрнст    (1834-1919)    -    немецкий
естествоиспытатель, эволюционист, сторонник и популЯризатор учениЯ „арвина.}
через  "корневище"  ѓальтона  {ѓальтон,  ”ренсис  (1822-1911)  -  английский
реакционный антрополог-расист.}. ‡атем он предвосхитил теорию,  впоследствии
с  полным  успехом  доказанную  ‚ейсманом  {‚ейсман,  Ђвгуст  (1834-1914)  -
немецкий    реакционный    биолог,     противник     дарвиновской     теории
наследственности.}: он выдвинул мысль о существовании чрезвычайно  тонкой  и
сложной субстанции, зародышевой плазмы,  часть  которой  всегда  остаетсЯ  в
запасе у каждого нового существа, чтобы быть, в свою очередь,  переданной  в
целости и неприкосновенности из поколениЯ в поколение.  Љазалось,  все  этим
объЯснено; но какаЯ новаЯ бесконечнаЯ тайна в этих чертах сходства,  которые
передаютсЯ сперматозоидом и Яичком и  которых  человеческий  глаз  не  может
различить даже при помощи самого сильного микроскопа! €  он  приготовилсЯ  к
тому, что его теориЯ может вдруг оказатьсЯ несостоЯтельной;  он  смотрел  на
нее лишь  как  на  временное  объЯснение,  удовлетворЯвшее  при  современном
положении проблемы,  при  непрерывном  исследовании  жизни,  самый  источник
которой, по-видимому, всегда будет ускользать от нас!
     Ћ, эта наследственность! Љакой повод длЯ  бесконечных  размышлений!  Ќе
проЯвлЯлось ли неожиданное, чудесное в том, что сходство детей  и  родителей
не бывало полным, математически точным? „лЯ  своего  семейства  он  построил
родословную, логически обоснованную, где  наследственные  признаки,  поровну
разделенные  на  отцовские  и  материнские,  передавались  из  поколениЯ   в
поколение. Ќо жизнь на каждом шагу опровергала эту теорию. Ќаследственность,
вместо того, чтобы стать сходством, была лишь стремлением к этому  сходству,
ограниченным средой и обстановкой. ‚се  это  привело  его  к  тому,  что  он
называл гипотезой недоразвитиЯ  клеток.  †изнь  есть  только  вид  движениЯ,
сообщающего, в свою  очередь,  движение  наследственности,  поэтому  клетки,
делЯсь и размножаЯсь, сталкиваютсЯ, теснЯтсЯ, взаимно уничтожают друг друга,
проЯвлЯЯ каждаЯ унаследованное ею стремление.  …сли  во  времЯ  этой  борьбы
более  слабые  клетки  сдаютсЯ,  то  в  конечном   итоге   можно   наблюдать
значительные отклонениЯ, совершенно другие признаки.  Ќе  здесь  ли  причина
врожденности, столь противной  ему,  то  есть  неизменной  изобретательности
природы? Ћн сам, до такой степени не похожий на своих родителей, -  чему  он
обЯзан  этим?  Џодобным   ли   случайностЯм   или,   быть   может,   скрытой
наследственности,  которую  он  некоторое  времЯ  признавал?   ‚едь   всЯкое
родословное дерево своими корнЯми уходит в глубину человечества,  к  первому
человеку. ЌельзЯ происходить от одного предка: всегда может быть сходство  с
родоначальником более отдаленным, неизвестным. Ћднако он  отвергал  атавизм.
Џо его мнению, несмотрЯ на поразительный пример из  жизни  собственного  его
семейства, сходство через два или  три  поколениЯ  должно  угаснуть  в  силу
случайностей, неожиданных воздействий,  тысЯчи  всевозможных  обстоЯтельств.
‡десь должно  иметь  место  беспрерывное  становление,  вечно  новаЯ  форма,
сообщающаЯ первый толчок,  передающаЯ  эту  мощь,  это  потрЯсение,  которое
вдыхает жизнь в материю  и  которое  есть  сама  жизнь.  ‚опросы  все  времЯ
множились. ЌаблюдаетсЯ ли с течением времени физический и духовный прогресс?
“величиваетсЯ ли мозг  в  зависимости  от  возрастающего  знаниЯ?  Њожно  ли
надеЯтьсЯ в будущем на больший разум и счастье? Љроме этих вопросов, был еще
один, совершенно особый, загадочность которого долго его  волновала:  отчего
при зачатии бывает мальчик, отчего девочка? “дастсЯ ли  когда-нибудь  научно
предвидеть пол или хотЯ  бы  объЯснить  его?  Ћн  написал  по  этому  поводу
чрезвычайно интересную статью, в  которой  привел  множество  фактов,  но  в
конечном счете признал полную свою беспомощность, несмотрЯ на проведенные им
самые упорные исследованиЯ.  Ѓез  сомнениЯ,  проблема  наследственности  так
глубоко захватывала его именно потому, что она оставалась до сих пор темной,
широкой и  неисследованной,  как  во  всех  неразвитых  науках,  где  ученым
руководит  воображение.  Ќаконец,   длительное   изучение   наследственности
туберкулеза укрепило  его  неустойчивую  веру  во  врача-исцелителЯ,  внушив
благородную, безумную надежду возродить человечество.
     ‚ конце концов доктор Џаскаль обладал только  одной  верой  -  верой  в
жизнь. †изнь была единственным божественным проЯвлением. †изнь  -  это  бог,
великий двигатель, душа  вселенной.  €  эта  жизнь  располагала  лишь  одним
орудием - наследственностью; наследственность создала  мир.  ’аким  образом,
если бы удалось ее познать, овладеть ею, чтобы распорЯжатьсЯ как угодно,  то
мир можно было бы сотворить по  своему  собственному  усмотрению.  Ћн  стоЯл
лицом к лицу с болезнЯми,  страданиЯми  и  смертью,  и  в  нем  пробуждалось
воинствующее сострадание врача. Ћ, не болеть,  не  страдать,  возможно  реже
умирать! …го мечты завершались этой мыслью:  ведь  можно  ускорить  всеобщее
благополучие, создать прекрасное и счастливое будущее, вмешавшись в жизнь  и
обеспечив здоровье всех. Љогда все  станут  здоровыми,  сильными  и  умными,
человечество, поднЯвшись на более высокую ступень, будет единым,  бесконечно
мудрым и счастливым. ђазве в €ндии за семь поколений не превращают  судру  в
брамина, возвышаЯ таким образом самого отверженного  из  людей  до  наиболее
совершенного? € так  как  в  своем  исследовании  туберкулеза  он  пришел  к
заключению, что, хотЯ он не передаетсЯ  по  наследству,  но  каждый  ребенок
чахоточного  представлЯет  собою   благоприЯтную   почву,   где   туберкулез
развиваетсЯ с исключительной легкостью, то, по его мнению, нужно было только
укрепить эту истощенную наследственностью почву, чтобы дать  ей  возможность
сопротивлЯтьсЯ  паразитам   или,   вернее,   разрушительным   ферментам,   о
существовании которых в организме он догадалсЯ задолго до открытиЯ микробов.
Џридать силы - этим разрешаетсЯ все; придать силы  -  значит  также  придать
волю и развить ум, укреплЯЯ весь организм.
     Љ этому  времени  Џаскаль,  читаЯ  какую-то  старую  медицинскую  книгу
пЯтнадцатого века,  был  поражен  одним  способом  лечениЯ,  так  называемым
"врачеванием прописЯми". —тобы излечить болезнь,  достаточно  было  взЯть  у
барана или быка тот же самый, но здоровый орган, приготовить из него  бульон
и дать больному.
     ’еориЯ  основывалась  на  излечении  подобного  подобным.  Џри  болезни
печени, как утверждалось в  старой  книге,  случаЯм  выздоровлениЯ  не  было
числа. ‡десь воображение доктора заработало. Џочему не испробовать? Ћн хотел
возродить ослабленных наследственностью и  страдавших  недостатком  нервного
вещества, стало быть, он должен дать им это вещество в нормальном и здоровом
виде, только и всего. Ћднако способ изготовлениЯ бульона казалсЯ ему слишком
примитивным. ‚место этого он решил растирать мозг и мозжечок барана в ступе,
смачиваЯ их дистиллированной водой, затем  сливал  и  процеживал  полученную
таким образом настойку. „ействие этой настойки он испытал сначала  на  своих
больных, прописываЯ ее внутрь с малагой, но не достиг заметных  результатов.
“же отчаЯвшись, он внезапно был поражен новой мыслью, пришедшей ему в голову
во  времЯ  впрыскиваниЯ  морфиЯ  шприцем  Џраваца  {Џравац,   арль-ѓабриэль
(1791-1853) - лионский врач. €зобрел  шприц  длЯ  подкожного  впрыскиваниЯ.}
больной, страдавшей коликами в печени.  —то,  если  он  попробует  таким  же
способом делать подкожное впрыскивание  своей  настойки?  ‚ернувшись  домой,
Џаскаль немедленно произвел опыт над  самим  собой,  сделав  впрыскивание  в
поЯсницу, повторЯЯ его затем утром и вечером. Џервые впрыскиваниЯ,  дозой  в
один грамм, не привели ни к какому результату. “двоив и затем  утроив  дозу,
он  однажды  утром,   проснувшись,   с   восторгом   почувствовал   бодрость
двадцатилетнего юноши. Џостепенно дойдЯ до  пЯти  граммов,  он  стал  дышать
более свободно и работал с такой Ясной мыслью, с такой легкостью, как  давно
не бывало. Ћн  прекрасно  чувствовал  себЯ  и  был  полон  жизнерадостности.
Џолучив из Џарижа пЯтиграммовый шприц, он был поражен  прекрасным  действием
лечениЯ - больные вставали  через  несколько  дней,  словно  поднЯтые  новой
волной жизни, деЯтельной, трепещущей. € все же его способ  был  еще  слишком
эмпирическим и грубым, он предвидел всевозможные опасности, в особенности он
боЯлсЯ вызвать закупорку сосудов в  случае,  если  бы  настойка  почему-либо
оказалась недостаточно очищенной. ‡атем  он  подозревал,  что  бодрость  его
выздоравливающих больных отчасти объЯснЯлась лихорадочным  состоЯнием  после
впрыскиваний. Ќо ведь это было лишь начало - метод лечениЯ усовершенствуетсЯ
позже. ђазве уже и теперь он не добилсЯ чуда?  ђазбитые  параличом  начинали
ходить, чахоточные выздоравливали,  даже  у  сумасшедших  времЯ  от  времени
проЯснЯлось сознание.
     ќто  открытие  алхимии  двадцатого  века  окрылЯло  его   беспредельной
надеждой. Ћн верил, что нашел лекарство от всех болезней, жизненный эликсир,
долженствующий победить  слабости  человеческой  природы,  эту  единственную
реальную прилику всех страданий. ’о был истинный и научный источник  юности:
даруЯ силу, здоровье и волю, он мог создать совсем новое, более  совершенное
человечество.
     ‚ то утро, запершись в своей комнате, выходившей на север и  затененной
платанами, где всЯ обстановка состоЯла лишь из  железной  кровати,  конторки
красного дерева да большого письменного  стола  со  ступкой  и  микроскопом,
Џаскаль с необыкновенными предосторожностЯми заканчивал  изготовление  своей
настойки. Ћн уже растер нервное вещество  барана  в  дистиллированной  воде,
теперь нужно было его процедить и сделать чистый отстой. Ќаконец он  получил
маленькую  бутылочку  мутноватой  жидкости  опалового  цвета  с  голубоватым
отливом и долго рассматривал ее на свет, как будто там была заключена кровь,
обновлЯющаЯ и спасающаЯ мир.
     ‹егкий стук в дверь и настойчивый голос вернули его к действительности.
     - —то ж это такое, сударь? “же четверть первого.  ђазве  вы  не  хотите
завтракать?
     „ействительно,  внизу,  в  большой  прохладной  столовой,  его   ожидал
завтрак. ‘тавни оставались там все  времЯ  запертыми,  только  одну  из  них
сейчас  приоткрыли.  ќто  была   веселаЯ   комната   с   деревЯнными   панно
жемчужно-серого цвета, обведенными синими  полосками.  ‘тол,  буфет,  стульЯ
были в том же стиле ампир, как и обстановка всего дома  в  прежние  времена;
старое красное дерево резко выделЯлось на светлом фоне своим густым  цветом.
‚исЯчаЯ лампа из полированной меди, всегда тщательно  начищеннаЯ,  сверкала,
как солнце, а на стенах четыре большие пастели цвели  левкоЯми,  гвоздиками,
гиацинтами и розами.
     „октор Џаскаль весело вошел в столовую,
     - ‡абавно! џ ведь и на самом деле забыл. Њне хотелось  окончить...  ‚от
она, совсем свежаЯ и очень чистаЯ. ’еперь можно творить чудеса!
     € он указал на флакончик, который в порыве восторга захватил  с  собой.
Ќо Љлотильда стоЯла молча, с суровым видом.  ѓлухаЯ  досада  ожиданиЯ  снова
пробудила в ней прежнюю враждебность;  еще  утром  она  пылала  нетерпеливым
желанием броситьсЯ ему на шею, а теперь она не  двигалась  с  места,  словно
охладела и отдалилась от него.
     - ’ак! Њы еще дуемсЯ, - заметил Џаскаль, не утрачиваЯ  своего  хорошего
настроениЯ. - ‘ твоей стороны это гадко!.. Ќеужели  тебЯ  не  восхищает  мой
колдовской напиток, воскрешающий мертвых?
     Ћн сел за стол, Љлотильда - против него. ’еперь ей пришлось ответить.
     - ’ы прекрасно знаешь, учитель, - сказала она, - как Я восхищаюсь всем,
что ты делаешь... Њне бы хотелось только одного - чтобы другие точно так  же
восхищались тобой. Ќо смерть этого бедного старика Ѓютена...
     Џаскаль не дал ей докончить.
     - Ћ! - воскликнул он. - ќпилептик, умерший во времЯ  припадка?..  ’ы  в
скверном настроении, не будем больше говорить об этом, ты  огорчишь  менЯ  и
испортишь мне день.
     Љ завтраку были поданы Яйца всмЯтку, котлеты и  крем.  ‘нова  наступило
молчание. Љлотильда, несмотрЯ на свою досаду, ела с большим аппетитом. Ћна и
не думала скрывать его из кокетства. € Џаскаль, смеЯсь,  снова  обратилсЯ  к
ней:
     - ЊенЯ успокаивает то, что у тебЯ здоровый желудок... Њартина,  подайте
же барышне еще хлеба.
     Љак всегда, старушка прислуживала за столом, поглЯдываЯ на них спокойно
и непринужденно. ‚ремЯ от времени она даже заговаривала с ними.
     - ‘ударь, - сказала она, отрезав хлеба, - мЯсник принес  счет.  Џлатить
ему или нет?
     Џаскаль взглЯнул на нее с удивлением.
     - Џочему вы менЯ об  этом  спрашиваете?  ‚едь  вы  всегда  платили,  не
спрашиваЯ менЯ.
     „ействительно,  распорЯжалась  всеми  деньгами  Њартина.  ‘  капиталов,
помещенных  у  плассанского   нотариуса   ѓрангильо,   ежегодно   получалась
кругленькаЯ сумма в шесть тысЯч франков. Љаждые три  месЯца  в  распорЯжение
служанки поступали полторы тысЯчи франков; она расходовала их на  хозЯйство,
покупала и платила за все, соблюдаЯ самую строгую бережливость. …е  скупость
служила неиссЯкаемым  источником  шуток.  Љлотильда,  тратившаЯ  чрезвычайно
мало, не имела своих денег, а доктор на опыты и на  карманные  расходы  брал
деньги из тех  трех  или  четырех  тысЯч  франков,  которые  он  зарабатывал
ежегодно. ќти деньги,  золото  и  банковые  билеты,  валЯлись  в  Ящике  его
письменного стола, и он никогда не вел им точного счета.
     - Ќу конечно, - ответила Њартина. - џ плачу всегда за покупки,  которые
делаю сама, но на этот раз  счет  так  велик  из-за  этих  бараньих  мозгов,
которые вам поставлЯл мЯсник...
     - Ђх, вот оно что! - резко прервал  ее  Џаскаль.  -  ‚ы,  значит,  тоже
против менЯ. Ќу нет, это уж слишком! ‚чера вы обе менЯ сильно огорчили, и  Я
был сердит на вас. Ќо Я требую, чтобы все это кончилось. џ вовсе  не  желаю,
чтобы мой дом превратилсЯ в ад. „ве любЯщие женщины  против  менЯ!  „а  Я  в
таком случае предпочитаю сейчас же сбежать.
     Ћн  не  был  сердит  и  смеЯлсЯ,  хотЯ  в  его   голосе   чувствовалось
беспокойство. ‡атем он со своим обычным веселым добродушием прибавил:
     - ‚елите мЯснику подавать мне мои счета отдельно, если боитесь, что  не
сведете в этом месЯце концы с концами... € вообще,  голубушка,  не  бойтесь:
вам не придетсЯ расходовать свои деньги, ваша копилка будет цела.
     ќто был намек на небольшие личные сбережениЯ Њартины. ЏолучаЯ в течение
тридцати лет четыреста франков ежегодно,  она  заработала  двенадцать  тысЯч
франков, расходуЯ на себЯ только в случае  самой  крайней  необходимости;  к
настоЯщему времени сумма ее сбережений возросла, почти утроившись, благодарЯ
процентам и составлЯла около тридцати тысЯч франков. Џо  какому-то  капризу,
желаЯ, чтобы ее деньги лежали отдельно, она не  поместила  их  у  ѓрангильо.
‚прочем, они были обеспечены солидными бумагами.
     - Њои припрЯтанные  денежки,  -  значительно  сказала  она,  -  честные
денежки. Ќо вы, сударь, правы. џ скажу мЯснику, чтобы он  посылал  вам  счет
отдельно, если уж все эти мозги идут на вашу кухню, а не на мою.
     Љлотильда, которую всегда забавлЯли шутки по поводу  скупости  Њартины,
улыбнулась этому объЯснению,  и  завтрак  окончилсЯ  более  весело.  Џаскаль
предложил пить кофе под платанами: просидев целое утро взаперти, он  захотел
побыть на свежем воздухе. Љофе подали на каменный стол  возле  фонтана.  Љак
было хорошо здесь, в тени, около свежей журчащей воды в то времЯ, как вокруг
сосноваЯ роща, ток, всЯ усадьба пылали на послеполуденном солнце!
     Џаскаль, самодовольно поглЯдываЯ на флакончик  с  нервной  субстанцией,
поставленный им на стол, шутливо ворчал:
     - €так, милостиваЯ государынЯ, вы не верите в  мой  жизненный  эликсир,
зато верите в чудеса!
     - “читель, - ответила Љлотильда, - Я верю в то, что мы не  знаем  всего
на свете.
     Ћн сделал нетерпеливый жест.
     - Ќо мы должны знать все... Џойми же, маленькаЯ упрЯмица,  что  никогда
наука не  отмечала  ни  одного  нарушениЯ  незыблемых  законов,  управлЯющих
‚селенной. „о сегоднЯшнего днЯ в них вмешивалсЯ только  человеческий  разум.
Џопробуй-ка найти какую-нибудь реальную волю, какой-нибудь  умысел  там,  за
пределами жизни!.. ‚се здесь. ‚  мире  нет  другой  воли,  кроме  той  силы,
котораЯ все вызывает к жизни, - к жизни, непрерывно  развивающейсЯ  и  более
совершенной.
     Ћн встал, сделав широкий жест. Ћн  словно  преобразилсЯ,  вдохновленный
верой, и Љлотильда была поражена, увидев, как он молод,  несмотрЯ  на  седые
волосы.
     - •очешь, Я скажу тебе мой собственный символ веры, раз ты винишь  менЯ
в том, что Я не согласен с твоим... џ верую в то, что будущее человечества -
в развитии разума при помощи знаниЯ. џ верую  в  то,  что  погонЯ  науки  за
истиной - божественный идеал, которому должен служить человек. џ верую в то,
что все призрак и суета, за исключением сокровищницы медленно  завоевываемых
истин, которые никогда более не будут утерЯны. џ верую, что эти истины,  все
времЯ возрастаЯ в числе, приведут человека к неизмеримой  власти  и  Ясности
духа, если не к счастью... „а, Я верую в конечное торжество жизни.
     € еще более широким  жестом  он  обвел  бесконечный  горизонт,  как  бы
призываЯ в свидетели залитые солнцем полЯ, бурлившие животворными соками.
     - Ќо именно жизнь и есть непрерывное чудо, дитЯ мое... Ћткрой же глаза,
смотри!
     Љлотильда покачала головой.
     - Ћни открыты, но Я не вижу всего... ќто ты упрЯмец, а не  Я,  если  не
желаешь  допустить  существованиЯ  неведомого,  в  которое  сам  никогда  не
проникнешь. Ћ, Я понимаю, ты слишком умен, чтобы  не  знать  о  нем!  Ќо  ты
сбрасываешь его со счетов, ты оставлЯешь неведомое  в  стороне:  оно  мешает
твоим исканиЯм... Ќапрасно ты велишь мне забыть о тайне и идти от известного
на завоевание неизвестного, Я не могу! ’айна влечет менЯ и беспокоит!
     Ћн слушал ее, улыбаЯсь, и радовалсЯ ее оживлению, ласково поглаживаЯ ее
белокурые локоны.
     - „а, да, Я  знаю.  Љак  и  все,  ты  не  можешь  жить  без  иллю