Ялись от мельканиЯ красок, а
надо было все идти, все смотреть и оценивать, хотЯ люди  доходили  почти  до
обморочного  состоЯниЯ.  ‘  четырех  часов  началось  отступление,   разгром
побежденной армии. ‚ереница запыхавшихсЯ членов жюри растЯнулась на  большое
расстоЯние. Ќекоторые, затерЯвшись по одному между рамами, бродили по  узким
проходам, отказавшись от мысли когда-нибудь  отсюда  выбратьсЯ,  поворачиваЯ
без надежды дойти до конца!
     ѓосподи, где уж тут искать справедливости! —то можно  выбрать  из  этой
кучи хлама? € нужное число  картин  пополнЯли  наудачу,  не  различаЯ  даже,
портрет это или пейзаж. „вести! „вести сорок! …ще восемь! ‚се еще не хватает
восьми! ‚от эту! Ќет, лучше ту! Љак вам будет угодно! ‘емь, восемь, все! Ќу,
вот и конец! —лены  жюри  расходились,  прихрамываЯ,  избавившись  от  своей
повинности, свободные!
     Ќо в одной из зал их задержала сцена,  разыгравшаЯсЯ  вокруг  "Њертвого
ребенка", лежавшего  на  полу  среди  забракованных  полотен.  Ќад  картиной
потешались: какой-то шутник притворЯлсЯ, что споткнулсЯ и хочет поставить на
нее ногу. „ругие бегали вдоль узких  проходов,  будто  бы  длЯ  того,  чтобы
понЯть истинный смысл картины, уверЯЯ, что она  очень  выигрывает,  если  ее
поставить вверх ногами.
     ’ут и ”ажероль начал подшучивать:
     - Ќу, ну, наберитесь мужества,  господа!  ЏриглЯдитесь  к  этой  штуке,
вникните в нее, тут есть на что посмотреть за ваши денежки... ‘овершите  акт
милосердиЯ, господа, примите ее, сделайте доброе дело!
     ‚се  рассмеЯлись,  услышав  эти  слова,  и,  жестоко   издеваЯсь,   еще
решительнее отвергли картину. Ќет, нет! Ќи за что!
     - Ћтчего бы тебе не принЯть ее за счет твоей  "благотворительности"?  -
предложил чей-то голос.
     ’аков был обычай: члены  жюри  имели  право  на  "благотворительность";
каждый из них мог  выбрать  из  общей  кучи  одну  картину,  хотЯ  бы  самую
негодную, и ее  принимали  без  всЯкого  обсуждениЯ.  Ћбычно  такую  милость
оказывали беднЯкам. ќти сорок картин, выуженные  в  последнюю  минуту,  были
теми голодными нищими, которые стоЯт,  переминаЯсь  у  порога,  пока  им  не
разрешат примоститьсЯ в конце стола.
     -  ‡а  счет  моей  "благотворительности"?   -   повторил   ”ажероль   в
замешательстве. - „а нет, длЯ "благотворительности" у  менЯ  есть  другаЯ...
да, да, цветы, написанные одной дамой.
     …го перебил насмешливый хохот:
     - „амочка хороша собой?
     “знав, что картину  нарисовала  дама,  эти  молодчики  зубоскалили,  не
проЯвлЯЯ и тени галантности. Ђ  ”ажероль  стоЯл,  растерЯвшись,  потому  что
художнице покровительствовала €рма. Ћн трепетал при мысли об ужасной  сцене,
котораЯ ему предстоит, если он не сдержит слово обещаниЯ. € вдруг  он  нашел
выход:
     - Џостойте! Ђ вы, ‚енграм? ‚ы ведь тоже можете  взЯть  этого  забавного
"Њертвого ребенка" за счет своей "благотворительности".
     ‚озмущенный этой  торговлей,  Ѓонгран,  у  которого  сердце  сжималось,
замахал своими большими ручищами:
     - —тобы Я... Я нанес такое оскорбление настоЯщему художнику! Џусть  же,
черт побери, он впредь будет более гордым и не  суетсЯ  в  ‘алон  со  своими
полотнами...
     € так  как  насмешки  продолжались,  а  ”ажероль  хотел,  чтобы  победа
осталась за ним, он принЯл величественный вид уверенного  в  себе  человека,
который не боитсЯ быть скомпрометированным, и заЯвил:
     - Џрекрасно! џ беру его за счет своей "благотворительности"!
     Џослышались крики: "Ѓравой" ”ажеролю устроили  шутливую  овацию,  низко
кланЯлись, пожимали  руку.  ‘лава  храбрецу,  имеющему  смелость  отстаивать
собственное мнение!  €  сторож  унес  под  мышкой  осмеЯнное,  оскверненное,
поруганное полотно. ‚от каким образом была наконец принЯта в  ‘алон  картина
создателЯ пленэра.
     “тром записочка ”ажеролЯ, состоЯщаЯ  всего  из  двух  строк,  уведомила
Љлода, что ему удалось провести в ‘алон "Њертвого ребенка", но не без труда.
•отЯ новость и была радостнаЯ, у Љлода сжалось сердце: от каждого слова этой
лаконичной  записки   веЯло   благосклонностью   и   состраданием   -   всем
унизительным, что было свЯзано с приемом картины на  выставку.  Ќа  какое-то
мгновение Љлод почувствовал себЯ таким несчастным от этой  победы,  что  ему
захотелось взЯть обратно свою картину и спрЯтать ее от  всех.  Ђ  затем  это
мимолетное чувство рассеЯлось, тщеславие художника  взЯло  верх,  -  слишком
сильно и долго он страдал, ожидаЯ успеха. Ђх, быть выставленным,  достигнуть
цели!  Ћн  окончательно  сдалсЯ  и  ждал  открытиЯ  ‘алона  с   лихорадочным
нетерпением дебютанта, полный мечтаний, в которых ему рисовалось волнующеесЯ
море голов - толпа, приветствующаЯ его картину.
     ‘ недавних пор в Џариже вошли в моду вернисажи: когда-то это были  дни,
предназначенные только длЯ художников, чтобы они имели  возможность  навести
последний блеск на свои картины. Ђ теперь  это  стало  модным  развлечением,
одним из тех торжественных празднеств, которые поднимают на ноги весь  город
и заставлЯют публику бросатьсЯ в шумную толчею.  “же  целую  неделю  пресса,
улица,  публика  принадлежали  художникам.   •удожники   овладели   Џарижем,
разговоры шли только о них, о присланных  ими  картинах,  об  их  поступках,
привычках, обо всем, что их касалось.  ќто  было  одно  из  тех  молниеносно
вспыхивающих увлечений, которые будоражат всю  улицу,  и  в  те  дни,  когда
пропускали бесплатно, залы наводнЯлись даже деревенскими жителЯми,  молодыми
пехотинцами и  нЯньками,  так  что  в  иные  воскресеньЯ  число  посетителей
доходило до потрЯсающей цифры в пЯтьдесЯт тысЯч;  целаЯ  рать,  батальоны  с
широко раскрытыми глазами  плелись  в  хвосте  постоЯнных  посетителей  этой
Ярмарки картин.
     ‘перва Љлод испугалсЯ пресловутого вернисажа, смущаЯсь при  мысли,  что
окажетсЯ лицом к лицу со светским обществом, о котором так много говорили, и
решил дождатьсЯ более демократического днЯ настоЯщего  открытиЯ  ‘алона.  Ћн
даже отказалсЯ сопровождать ‘андоза. Ќо затем  он  пришел  в  такое  нервное
возбуждение, что, с трудом проглотив кусок хлеба с  сыром,  в  восемь  часов
утра внезапно отправилсЯ в ‘алон. Љристина, у которой не хватило духа  пойти
вместе  с  ним,  окликнула   его,   поцеловала   еще   раз,   взволнованнаЯ,
встревоженнаЯ:
     - ѓлавное, дорогой мой, не огорчайсЯ, что бы ни произошло!
     ‘ бьющимсЯ сердцем,  запыхавшись  оттого,  что  он  быстро  взбежал  по
большой лестнице, Љлод вошел в Џочетный зал. Ќа улице  небо  было  по-майски
прозрачно. ‘квозь полотно, натЯнутое, как в цирке, под стеклЯнным  колпаком,
проникали солнечные лучи, освещаЯ все Ярким дневным светом. Ђ  через  двери,
открытые на выходившую в  сад  галерею,  врывалсЯ  сырой  ветер,  вызывавший
озноб. Ќа мгновение Љлод перевел дыхание,  так  как  воздух  уже  становилсЯ
тЯжелым: еле различимый запах лака смешивалсЯ  с  легким  ароматом  мускуса,
исходившим от женщин. Љлод  беглым  взглЯдом  окинул  картины,  висевшие  на
стенах: огромных размеров сцену резни, всю  струЯщуюсЯ  красной  краской,  -
напротив; громадную бледную  свЯтую,  сделанную  по  заказу  государства,  -
слева;  банальную  иллюстрацию  официального  праздника  -   справа;   затем
портреты, пейзажи, интерьеры, врывавшиесЯ кричащими тонами в  слишком  новое
золото рам.  Ќо  притаившийсЯ  в  нем  страх  перед  знаменитыми  ценителЯми
сегоднЯшнего  торжественного  сборища  заставил  его  перевести  взглЯд   на
возраставшую понемногу толпу. ‘тоЯвший посредине  круглый  пуф,  за  которым
высилсЯ зеленый куст, был занЯт тремЯ  дамами  -  тремЯ  безобразно  одетыми
чудовищами, которые прочно уселись здесь, чтобы вволю  позлословить.  Џозади
Љлода  чей-то  хриплый  голос  выдавливал  жесткие  отрывистые  звуки:   это
англичанин в клетчатом пиджаке объЯснЯл сюжет картины,  изображавшей  резню,
желтолицей женщине, закутанной в дорожный плащ. “ одних картин  было  совсем
свободно, у других посетители собирались  группками,  рассеивались  и  вновь
собирались немного поодаль. ‚се головы были поднЯты кверху, мужчины  держали
трости, на  руке  -  пальто.  †енщины  шли  медленно,  останавливаЯсь  перед
картинами так, что были видны Љлоду вполоборота. …го глаз художника особенно
привлекали цветы на дамских шлЯпках очень  Ярких  тонов  среди  темных  волн
атласных цилиндров. Љлод заметил трех  свЯщенников,  двух  солдат,  попавших
сюда  неизвестно  откуда,  бесконечные  вереницы  мужчин  в  орденах,  целые
процессии девушек с маменьками, задерживавших движение. Њногие были  знакомы
между  собой:  издали  улыбались,  кланЯлись  друг  другу,  иногда  на  ходу
обменивались рукопожатиЯми. ѓолоса заглушало непрестанное шарканье ног.
     Љлод принЯлсЯ за поиски своей картины. Ћн  пыталсЯ  ориентироватьсЯ  по
алфавиту, но сбилсЯ и пошел в левые залы. ‚се двери зал открывались  в  рЯд,
одна за другой, образуЯ уходЯщую вглубь перспективу старых ковровых портьер,
за которыми виднелись углы картин. Љлод дошел до  Ѓольшого  ‡ападного  зала,
вернулсЯ через другую анфиладу, но не мог найти своей  буквы.  Љогда  же  он
вернулсЯ в Џочетный зал, там уже началась такаЯ  толкотнЯ,  что  едва  можно
было двигатьсЯ.  Ќе  имеЯ  возможности  пройти  вперед,  Љлод  поневоле  был
вынужден узнавать знакомых, весь этот мирок художников, которые  чувствовали
себЯ сегоднЯ, как  дома,  и  держались  хозЯевами,  принимающими  гостей.  ‚
особенности хлопотал  один  старый  приЯтель  Љлода  по  мастерской  Ѓутена,
молодой, жаждущий известности  художник,  работавший  лишь  длЯ  того,  чтоб
получить медаль; он подстерегал хотЯ бы мало-мальски влиЯтельных посетителей
и силой заставлЯл их смотреть свои  картины;  другой  -  знаменитый  богатый
художник с торжествующей улыбкой на губах  -  принимал  гостей  перед  своим
произведением, подчеркнуто любезный по отношению к женщинам,  толпа  которых
все времЯ обновлЯлась вокруг  него;  а  поодаль  -  ненавидЯщие  друг  друга
соперники, вслух восхвалЯющие один другого; нелюдимы, следЯщие  из-за  двери
за успехами своих товарищей; застенчивые, которых ни за что на свете  нельзЯ
заставить приблизитьсЯ к собственным  картинам;  насмешники,  скрывающие  за
острым словцом кровоточащие раны своих поражений, и, наконец, люди, искренне
поглощенные  созерцанием  картин,  старающиесЯ  их  понЯть,   уже   мысленно
распределЯющие медали; были здесь и  семьи  живописцев:  молодаЯ  прелестнаЯ
женщина в сопровождении кокетливо  разодетого  ребенка;  угрюмаЯ,  сухопараЯ
мещанка и с ней две дурнушки в черном; толстуха,  плюхнувшаЯсЯ  на  скамейку
посреди целого выводка ребЯтишек с грЯзными  носами;  зрелаЯ,  еще  красиваЯ
дама, котораЯ вместе со взрослой  дочерью  разглЯдывала  кокотку,  любовницу
своего мужа; и мать и дочь, знаЯ, кто она, обменивались  спокойной  улыбкой.
Ќаконец, здесь толпились и натурщицы, которые тащили  друг  друга  за  руки,
подводЯ к картинам, показываЯ свое тело, изображенное нагим на  холсте;  они
говорили громко и казались горбатыми в уродующих их безвкусных платьЯх рЯдом
с разрЯженными, как куклы, парижанками, на которых, если бы их раздеть, было
бы тошно смотреть.
     Љак только Љлод смог пробратьсЯ, он вошел в  двери  справа.  …го  буква
была где-то в этой стороне. Ћн прошел по залам, помеченным литерой ‹, но  не
нашел ничего. ‚озможно, что произошла путаница  и  его  картиной  по  ошибке
заткнули какую-нибудь дыру в другом месте. „обравшись до большого ‚осточного
зала, он бросилсЯ обратно через другие, маленькие, менее посещаемые и  самые
отдаленные залы, где картины точно тускнеют от серого налета скуки, что  длЯ
художников самое страшное. Ќо и здесь он тоже ничего не обнаружил. Ћн бродил
ошеломленный, озадаченный, вышел на садовую галерею, продолжаЯ  искать  свое
полотно среди массы картин, вынесенных наружу и казавшихсЯ при дневном свете
тусклыми и одинокими; затем после долгих новых поисков он в третий раз попал
в Џочетный зал. ’еперь здесь была  настоЯщаЯ  давка.  ‡наменитости,  богачи,
баловни успеха, все, что вызывает в Џариже шумные толки: таланты,  миллионы,
красота,  популЯрные  писатели,  актеры,  журналисты,  завсегдатаи   клубов,
манежа, биржевики, женщины всех рангов - кокотки,  актрисы,  бок  о  бок  со
светскими дамами, - все  сосредоточились  здесь;  и,  раздраженный  тщетными
поисками, Љлод удивлЯлсЯ пошлости лиц этой массы, разношерстности  туалетов,
- немногих элегантных среди многих  вульгарных,  -  отсутствию  приподнЯтого
настроениЯ у этих  людей;  это  так  его  удивило,  что  страх,  только  что
заставлЯвший его трепетать, сменилсЯ теперь презрением. €  вот  эти-то  люди
высмеют его картину, если  только  отыщут  ее.  ’ри  белокурых  репортеришки
составлЯли список лиц, которых следовало отметить. Ћдин  из  критиков  делал
вид, будто записывает что-то на полЯх каталога, другой ораторствовал посреди
группы дебютантов; третий, заложив руки  за  спину,  бродил  в  одиночестве,
останавливаЯсь перед каждым произведением, подавлЯЯ его своим величественным
бесстрастием. Ќо больше всего поразило Љлода, что в толкотне этого стада,  в
любопытстве всей этой своры, в  этих  пронзительных  голосах,  в  застывших,
болезненно вЯлых лицах не было ни молодого задора, ни страсти. “же  пошла  в
ход зависть: вон тот  господинчик  потешает  дам  своими  остротами;  другой
безмолвно рассматривает  картину,  вдруг  выразительно  пожимает  плечами  и
удалЯетсЯ, а те двое уже четверть часа стоЯт рЯдом, прислонившись к подножию
карниза, уткнувшись носом в маленькое полотно,  и  шепчутсЯ,  бросаЯ  искоса
взглЯды заговорщиков.
     Ќо вот вошел ”ажероль, и казалось, что в непрерывном  потоке  людей  он
поЯвлЯлсЯ одновременно повсюду, протЯгиваЯ всем  руку,  выступаЯ  в  двойной
роли  молодого  мэтра  и  влиЯтельного  члена  жюри.  Ћсыпаемый   похвалами,
благодарностью, просьбами, он отвечал каждому с неизменной обходительностью.
‘ самого утра он выдерживал атаку тех начинающих художников из своей  свиты,
чьи картины были неудачно повешены. ќто был традиционный пробег первого часа
после открытиЯ, когда все ищут свои произведениЯ, торопЯтсЯ  их  посмотреть,
разражаЯсь взаимными упреками, громкой нескончаемой бранью: то картина висит
слишком высоко, то на нее плохо падает свет,  то  соседние  картины  убивают
впечатление; некоторые грозились даже снЯть  свои  картины  и  изъЯть  их  с
выставки.  Ћсобенно  неистовствовал  один   высокий,   сухощавый   художник,
следовавший по пЯтам из зала в зал за ”ажеролем.  ”ажероль  тщетно  объЯснЯл
ему, что он здесь ни при чем, он ничем не может помочь, картины размещали по
порЯдковым номерам: длЯ каждой стены их  сначала  раскладывали  на  полу,  а
потом по очереди  развешивали,  не  отдаваЯ  никому  предпочтениЯ.  ”ажероль
простер  свою  любезность  до  того,  что  обещал  вмешатьсЯ,  когда   после
присуждениЯ медалей будут перевешивать картины, но ему не удалось  успокоить
высокого, сухощавого художника, продолжавшего его преследовать.
     Ќа одно мгновение Љлод раздвинул  толпу,  и  он  мог  бы  пробратьсЯ  к
”ажеролю и спросить, куда девали его  картину.  Ќо  гордость  удержала  его,
когда он увидел, как окружен ”ажероль. ђазве не мучительна, не  бессмысленна
эта постоЯннаЯ потребность в чьей-то поддержке? Љ тому  же,  пораздумав,  он
вдруг сообразил, что пропустил  рЯд  залов  справа:  и  в  самом  деле,  там
развернулись целые новые километры картин. Ќаконец он попал в зал, где толпа
сгрудилась перед большом  картиной,  занимавшей  почетную  стену  посредине.
‘начала  Љлод  не  мог  ее  рассмотреть,  так  колебалась  волна  плеч,  так
непроницаема была стена голов, настоЯщее укрепление из шлЯп. ђазинув рты  от
восторга, все напирали друг на друга. ‚став на цыпочки, Љлод увидел это чудо
и сразу узнал сюжет, о котором ему рассказывали.
     ’о была картина ”ажеролЯ, и Љлод узнал в его  "‡автраке"  свой  пленэр,
тот же золотистый тон, ту же формулу искусства, но насколько же  смЯгченную,
фальсифицированную, испорченную, поверхностно  элегантную,  изготовленную  с
удивительной ловкостью на потребу  низменных  вкусов  публики!  ”ажероль  не
повторил ошибки Љлода и не обнажил своих трех женщин; но зато  он  ухитрилсЯ
их раздеть, не снЯв с них рискованных туалетов светских дам: одна показывала
грудь под прозрачным кружевом лифа, другаЯ, откинувшись назад,  чтобы  взЯть
тарелку, открывала правую ногу до самого колена; третью,  не  показавшую  ни
кусочка своего нагого тела, обтЯгивало такое узкое платье, что ее  выпуклый,
как у молодой кобылицы, зад волновал своей непристойностью. ‡ато  мужчины  в
летних пиджаках воплощали идеал благовоспитанности. ‚ глубине картины  лакей
вытаскивал корзину с провизией из ландо, остановившегосЯ за деревьЯми; все -
фигуры, ткани, натюрморт пикника - весело играло, залитое  солнцем  на  фоне
темной зелени; этот необычайно ловкий трюк, эта мнимаЯ  смелость  возбуждали
публику, однако не больше, чем требовалось, чтобы она млела от восторга. ќто
была бурЯ в стакане воды!
     Љлод не мог приблизитьсЯ к картине  и  поневоле  слышал,  что  говорили
кругом. Ќаконец-то нашелсЯ человек, который  творит  подлинные  произведениЯ
искусства! Ћн не подчеркивает ничего, как эти грубиЯны из  новой  школы;  он
говорит все, не говорЯ ничего. Ђх, эти оттенки, искусство намеков,  уважение
к публике, выбор приличного сюжета! € притом какаЯ  тонкость,  обаЯние,  ум!
„а, он не из тех, кто несуразно растрачивает себЯ на полные страсти картины,
в которых все бьет через край! Ќет, когда ”ажероль выбирает три тона, -  это
три тона и ни на йоту больше. Љакой-то поЯвившийсЯ  в  это  времЯ  хроникер,
придЯ  в  экстаз,  подыскал  точную  характеристику:   настоЯщаЯ   парижскаЯ
живопись! ‘ловцо подхватили, и теперь уже никто не проходил мимо картины, не
объЯвив ее истинно парижской.
     ‘огнутые спины, восторги, исходившие от массы человеческих  хребтов,  в
конце концов привели Љлода в раздражение,  и,  охваченный  желанием  увидеть
лица людей,  создававших  картине  успех,  он  обогнул  теснЯщуюсЯ  кучку  и
ухитрилсЯ  прислонитьсЯ  к  карнизу.  Ћтсюда  он  увидел  лица  собравшихсЯ,
обращенные к нему в сером свете,  проникавшем  сквозь  холст  на  потолке  и
оставлЯвшем в тени середину залы, тогда как просачивавшиесЯ по бокам  экрана
Яркие лучи освещали  картины  на  стенах  светлыми  пЯтнами,  а  золоту  рам
придавали теплый солнечный оттенок.
     Ћн сразу же узнал тех, кто его когда-то освистал: если это были не  они
сами, то их духовные братьЯ,  но  серьезные,  восхищенные,  похорошевшие  от
почтительного  уважениЯ.  Ѓолезненный  вид,  вызваннаЯ  борьбой   усталость,
желчнаЯ зависть, котораЯ вытЯгивала и окрашивала лица желтизной, -  как  это
заметил  Љлод  в  других  залах  -  все  это  смЯгчилось  здесь  единодушным
удовлетворением от этой приЯтной фальши.  „ве  толстухи  в  восторге  широко
разинули рты. ‘тарики таращили глаза с  понимающим  видом.  ‘упруг  объЯснЯл
сюжет картины своей молодой жене,  котораЯ  покачивала  головкой,  кокетливо
выгибаЯ шею.
     ‚осторгались  по-разному:  по-ханжески,   изумленно,   глубокомысленно,
весело, сдержанно, с бессознательной улыбкой, с видом изнеможениЯ.  –илиндры
откидывались назад, цветы у дам  сбивались  на  затылки.  ‚се  эти  люди  на
мгновение  задерживались  здесь,  затем  их  оттирали,  и  они   беспрерывно
сменЯлись другими, похожими на них.
     Љлод забыл о себе, потрЯсенный этим триумфом.  ‡ал  становилсЯ  слишком
тесен, так как прибывали все новые толпы. “же не ощущались ни пустота первых
часов после открытиЯ, ни холодный ветер,  врывавшийсЯ  из  сада,  ни  стойко
державшийсЯ запах лака. ’еперь воздух согрелсЯ, стал терпким от  раздушенных
дамских нарЯдов. Ќо вскоре надо всем возобладал запах мокрой  псины.  „олжно
быть, пошел дождь, внезапный весенний ливень,  потому  что  те,  кто  пришел
последним, внесли с собой в теплое помещение зала  сырость,  отЯжелевшую  от
влаги одежду, от которой, казалось, поднимаетсЯ пар. €  в  самом  деле,  уже
некоторое времЯ по полотну на потолке пробегали тени.
     ЏоднЯв глаза, Љлод понЯл,  что  северный  ветер  подхлестывает  большие
тучи, а потоки  дождЯ  бьют  по  стеклам  окна.  ’ени  побежали  вдоль  стен
муаровыми струЯми, все картины потемнели, публику поглотила тьма;  когда  же
наконец туча пролилась и мрак развеЯлсЯ, художник  увидел  те  же  разинутые
рты, те же выпученные от глупого восхищениЯ глаза.
     Ќо Љлод не испил еще чашу горечи до  дна.  Ћн  увидел  на  левой  стене
картину Ѓонграна, висевшую как раз напротив картины ”ажеролЯ.  Ћднако  перед
этим полотном не было толпы, посетители равнодушно проходили мимо. Њежду тем
оно было  создано  напрЯженнейшим  усилием  художника,  это  был  удар,  длЯ
которого он копил  силы  уже  в  течение  многих  лет,  последнее  творение,
выношенное им с желанием доказать самому себе всю  зрелость  своего  заката.
Ќенависть, накоплЯвшаЯсЯ в нем со времени  созданиЯ  "„еревенской  свадьбы",
первого шедевра, разрушившего всю его  полную  труда  жизнь,  заставила  его
искать сюжета, контрастного и вместе  с  тем  в  чем-то  перекликающегосЯ  с
первым полотном. "„еревенские похороны"  изображали  погребение  девушки  на
фоне ржи и овса. •удожник боролсЯ с самим собой: еще посмотрЯт, спета ли его
песенка, не стоит ли  его  шестидесЯтилетний  опыт  счастливых  порывов  его
юности! Ќо опыт не помог, и его творение было обречено на безмолвный провал:
так, когда на улице падает старик, прохожие даже не оборачиваютсЯ, чтобы  на
него взглЯнуть. € все  же  рука  мастера  чувствовалась  во  многих  деталЯх
картины: в ребенке из хора, держащем крест, в группе несущих  гроб  девушек,
давших обет пречистой  деве;  их  белые  платьЯ  и  румЯные  лица  живописно
контрастировали  с  торжественной  черной   одеждой   похоронного   кортежа,
видневшегосЯ сквозь листву. Ќо свЯщенник  в  стихаре,  девушка  с  хоругвью,
семьЯ усопшей  за  гробом,  да,  впрочем,  и  все  остальные  части  полотна
отличались  сухостью  фактуры,  производили  неприЯтное  впечатление   своей
надуманностью, упрЯмой жесткостью кисти.  ‚  этом  сказалсЯ  бессознательный
роковой возврат художника к беспокойному романтизму, с которого он  когда-то
начинал. € всего  тЯжелее  было  то,  что  безразличие  публики  имело  свое
оправдание:  это  искусство  принадлежало  другой  эпохе,   эта   вывареннаЯ
тускловатаЯ живопись уже не останавливала ничьего, даже мимолетного вниманиЯ
с тех пор, как в современном  искусстве  установилась  мода  на  ослеплЯющие
потоки света.
     Љак раз в это времЯ в зал нерешительно, как застенчивый дебютант, вошел
Ѓонгран, и у Љлода сжалось сердце, когда он увидел, как  художник  переводит
беглый взглЯд со своей одинокой картины на полотно ”ажеролЯ, вызвавшее такую
бурю. ‚ эту минуту Ѓонгран, должно быть, со всей остротой почувствовал,  что
длЯ него  наступил  конец.  •отЯ  до  сих  пор  его  и  терзал  страх  перед
собственным медленным угасанием, но это было всего лишь сомнение, теперь  же
им овладела внезапнаЯ уверенность, что  он  пережил  самого  себЯ,  что  его
талант иссЯк, что он больше никогда не создаст жизнеспособного произведениЯ.
Ћн весь побелел и уже хотел бежать  из  зала,  но  тут  скульптор  амбувар,
который  вошел  через  другую  дверь  с  целым  хвостом   своих   постоЯнных
приверженцев, не обращаЯ вниманиЯ  на  присутствующих,  окликнул  его  своим
густым голосом:
     -  ќге,  шутник!  џ  застал  вас  на  месте  преступлениЯ  -  любуетесь
собственным произведением!
     ‘кульптор выставил в этом году "†ницу", настолько неудачную и  нелепую,
что, казалось, его могучие руки слепили ее ради издевки; но сам скульптор не
утратил ликующего вида, уверенный, что создал одним  шедевром  больше,  и  с
видом непогрешимого божества прогуливалсЯ среди толпы  смертных,  не  слыша,
как они над ним посмеиваютсЯ.
     Ѓонгран, не отвечаЯ, взглЯнул на него  блестевшими,  как  в  лихорадке,
глазами.
     - ‚идали внизу мою штуку? - продолжал  амбувар.  -  Џусть-ка  нынешние
пигмеи попробуют до  нее  дотЯнутьсЯ!..  Ћ,  стараЯ  ”ранциЯ!  —то  от  тебЯ
осталось? ’олько мы одни!
     € он ушел в сопровождении  своей  свиты,  раскланиваЯсь  с  озадаченной
публикой.
     - ‘котина! - прошептал Ѓонгран, подавленный горем, возмущенный,  словно
грубиЯн позволил себе развЯзную шутку в комнате, где лежит покойник.
     “видев Љлода, он подошел к нему. Ќе было ли трусостью бежать из зала? €
он захотел показать свое мужество, благородство души, никогда не  омрачаемой
завистью.
     - ЏоглЯдите только, какой успех у нашего приЯтелЯ  ”ажеролЯ!  Ќе  стану
лгать и утверждать, что его картина приводит менЯ в экстаз, она  мне  совсем
не по вкусу, но сам он очень мил, право... € знаете, он сделал длЯ вас  все,
что мог.
     Љлод попыталсЯ найти хоть слово похвалы длЯ "Џохорон".
     - Њаленькое кладбище в глубине прелестно! Њожет ли быть, что публика...
     ЃонграЯ резко остановил его:
     - Џолно, друг мой, соболезнованиЯ ни к чему... џ сам все вижу...
     ‚ это времЯ кто-то приветствовал их фамильЯрным жестом,  и  Љлод  узнал
Ќоде,  надутого,  возгордившегосЯ,  раззолоченного,  -   так   успешно   шли
грандиозные дела, какими он теперь ворочал. ’щеславие вскружило ему  голову,
он хвалилсЯ, что разорит всех торговцев картинами; он построил себе  дворец,
выступал в  качестве  королЯ  рынка,  собираЯ  шедевры,  открываЯ  огромные,
оборудованные  по-современному  художественные  магазины.   ‡вон   миллионов
слышалсЯ в его доме еще в прихожей; он устраивал у себЯ выставки,  поставлЯл
картины в галереи и ожидал  в  мае  приезда  американцев-любителей,  которым
продавал за пЯтьдесЯт тысЯч франков то, что сам приобретал за десЯть. Ћн вел
кнЯжеский образ жизни: жена, дети, любовница,  лошади,  имение  в  Џикардии,
грандиознаЯ охота. ‘воими первыми барышами он был обЯзан  повышению  цен  на
картины знаменитых покойников, не получивших  признаниЯ  при  жизни:  Љурбе,
Њилле, ђуссо, - и  это  рождало  в  нем  презрение  к  любому  произведению,
подписанному именем художника, еще ведущего борьбу. Њежду тем о  нем  начали
ползти дурные слухи. ‡наменитые картины были наперечет, число любителей тоже
почти  не  увеличивалось,  и  наступила  пора,  когда   вести   дела   стало
затруднительно. Џоговаривали о создании синдиката, о соглашении с  банкирами
длЯ  поддержаниЯ  высоких  цен;  в  зале  „руо  прибегали   к   всевозможным
комбинациЯм,  вплоть  до  фиктивной  продажи  картин,   выкупленных   самими
продавцами по очень  высокой  цене.  ќти  обманные  биржевые  операций,  эта
головокружительнаЯ  скачка  в  атмосфере  ажиотажа  должны  были   неминуемо
привести зарвавшихсЯ торговцев к краху.
     - „обрый день, мэтр, -  произнес,  подойдЯ  к  Ѓонграну,  Ќоде.  -  —то
скажете? ‚ы, как и все другие, пришли полюбоватьсЯ моим ”ажеролем?
     ‚ его обращении с Ѓонграном уже не было и следа прежней внимательной  и
униженной  почтительности.  Ђ  о  ”ажероле   он   говорил,   как   о   своей
собственности, как о поденщике, состоЯщем у него на жалованье и которого  он
частенько распекает, ‚едь  это  он  поселил  ”ажеролЯ  на  проспекте  ‚илье,
принудил приобрести особнЯк и  обставить  его  так,  как  обставлЯют  жилище
содержанки, опутал его долгами, поставлЯЯ ковры и безделушки,  чтобы  крепче
держать в своих руках. Ђ теперь он журил его за беспорЯдочную жизнь, за  то,
что он компрометирует себЯ своим легкомыслием. ‚зЯть, например, вот эту кар-
тину: ни один серьезный художник не послал  бы  ее  в  ‘алон.  Љонечно,  она
вызвала толки, шли слухи даже о почетной медали. Ќо ведь  это  гибельно  длЯ
высоких цен! …сли хочешь иметь дело с американцами, надо  держать  толпу  на
расстоЯнии, замкнутьсЯ, как божество в своем храме.
     - „орогой мой, хотите верьте, хотите нет, но Я уплатил бы двести  тысЯч
франков  из  собственного  кармана,  чтобы  только  эти  болваны   газетчики
прекратили шум по поводу моего ”ажеролЯ этого года.
     Ѓонгран, мужественно слушавший его, несмотрЯ  на  все  свои  страданиЯ,
улыбнулсЯ:
     - Ћни, пожалуй, и впрЯмь пересолили! ‚чера Я прочел статью, из  которой
узнал, что ”ажероль съедает по утрам два Яйца всмЯтку...
     Ћн смеЯлсЯ над трескучей рекламой,  вот  уже  неделю  занимавшей  Џариж
особой молодого мэтра после первой статьи о его картине, которую в  ту  пору
еще никто не  видел.  ‚сЯ  банда  репортеров  накинулась  на  ”ажеролЯ,  его
буквально раздели догола; писали об его детстве, об его  отце  -  фабриканте
художественных изделий из цинка, - о годах учениЯ, о том, где и как он  жил,
описывали все, вплоть до цвета его носков,  до  привычки  пощипывать  кончик
собственного носа. Ћн был злобой днЯ, молодым мэтром  в  современном  вкусе,
которому повезло, потому что  он  не  получил  римской  премии  и  порвал  с
Ђкадемией, методы работы которой он сохранил. ќто была слава калифа на  час,
которую приносит и уносит порыв ветра, подобие  успеха,  болезненный  каприз
великого извращенного города, на мгновение поднЯвшего  ”ажеролЯ  на  гребень
волны, происшествие, которое потрЯсает толпу утром и забываетсЯ вечером.
     ’ут Ќоде заметил "„еревенские похороны".
     -  Џостойте-ка,  это  ваше  произведение?  Ђга,  понимаю,   вы   хотели
нарисовать картину под пару к "‘вадьбе". Ќу, если бы вы спросили менЯ, Я  бы
вас отговорил. Ђх, эта "‘вадьба", "‘вадьба"!
     Ѓонгран  слушал,  не  переставаЯ  улыбатьсЯ,  только  скорбнаЯ  складка
обозначилась у его дрожащих губ. Ћн позабыл о своих шедеврах, о  бессмертии,
обеспеченном его имени; он  видел  только  внезапную  славу,  пришедшую  без
всЯких усилий к этому мальчишке, не достойному чистить его палитру, но сразу
вытеснившему его из памЯти толпы, его, который  боролсЯ  десЯть  лет,  чтобы
добитьсЯ признаниЯ. Ћ, если б новые поколениЯ,  роющие  вам  могилу,  знали,
сколько кровавых слез вы проливаете перед смертью по их милости!
     Ќо вдруг Ѓонгран испугалсЯ, что он невольно выдаст свои страданиЯ, если
будет молчать. Ќеужели он способен пасть  до  низкой  зависти?  ѓнев  против
самого себЯ заставил его выпрЯмитьсЯ. “мирать надо стоЯ. €,  подавив  резкие
слова, готовые сорватьсЯ с губ, он сказал просто:
     - ‚ы правы, Ќоде, мне следовало пойти выспатьсЯ, когда  в  моей  голове
зародилась идеЯ этой картины!
     - Ђх, вот и он! €звините! - вскричал торговец и убежал.
     Ћн увидел ”ажеролЯ, показавшегосЯ у входа в зал. Ќо ”ажероль не  вошел,
а   остановилсЯ,    сдержанный,    улыбающийсЯ,    принимающий    успех    с
непринужденностью умного человека. Љ тому же он кого-то  искал,  подозвал  к
себе знаком молодого художника и, видимо, сказал тому что-то  благоприЯтное,
потому что последний рассыпалсЯ в благодарностЯх. „ва посетителЯ поспешили к
”ажеролю с поздравлениЯми, какаЯ-то женщина остановила его, показываЯ жестом
мученицы на натюрморт, повешенный  в  темный  угол.  ‡атем  ”ажероль  исчез,
беглым взглЯдом окинув людей, застывших в экстазе перед его картиной.
     Љлод все видел и слышал и почувствовал, как  грусть  снова  переполнЯет
его сердце... Њежду тем  толчеЯ  все  увеличивалась,  и  в  духоте,  ставшей
нестерпимой, перед ним маЯчили только зевающие и потные  лица.  ‡а  ближними
рЯдами плеч виднелись еще другие такие же рЯды, и так до самой двери, откуда
вновь прибывшие, которым ничего не  было  видно,  указывали  друг  другу  на
картину концами зонтов, с которых стекали струи дождевой  воды.  Ѓонгран  из
гордости тоже осталсЯ здесь, держась  совершенно  прЯмо,  несмотрЯ  на  свое
поражение, крепко стоЯ на своих старых ногах борца, устремив Ясный взглЯд на
неблагодарный Џариж. Ћн хотел завершить свой  путь  как  честный  человек  с
великодушным сердцем. Љлод заговорил с ним, но не получил  ответа  и  понЯл,
что под этой спокойной и веселой  маской  скрываетсЯ  истекающаЯ  кровью  от
нечеловеческих мук душа. €спуганный и преисполненный почтениЯ, Љлод не  стал
докучать и удалилсЯ, а Ѓонгран, глЯдевший в пространство,  даже  не  заметил
его ухода.
     Љлод снова замешалсЯ в толпу, его вдруг осенила догадка. Ћн  удивлЯлсЯ,
что не может отыскать своей картины, а ведь это так просто.  ђазве  не  было
здесь зала, где все хохотали, уголка,  где  толпились  и  шумели  зубоскалы,
оскорблЯвшие чье-то творение? Љонечно, именно там его произведение.  “  него
еще стоЯл в ушах смех, который он слышал когда-то в ‘алоне Ћтверженных, и он
стал прислушиватьсЯ теперь у каждой двери, чтобы узнать,  не  здесь  ли  его
освистывают.
     Ќо когда он снова очутилсЯ в ‚осточном зале, в этом сарае, где в холоде
и темноте агонизирует  монументальное  искусство,  где  громоздЯтсЯ  штабели
исторических и религиозных композиций, он вздрогнул и замер, устремив  глаза
вверх. Ћн уже два раза проходил  здесь,  а  между  тем  наверху  висела  его
картина, так высоко, так высоко, что он еле  мог  ее  узнать,  -  маленькую,
повисшую, как ласточка,  на  уголке  тЯжелой  рамы  огромной  десЯтиметровой
картины, изображающей потоп, где в воде цвета  перебродившего  вина  кишели,
копошились желтокожие. Ќалево висел жалкий, пепельных тонов портрет генерала
во  весь  рост;  направо,  на  траве,  на  фоне  лунного   пейзажа,   лежала
громадина-нимфа, похожаЯ на обескровленный  разлагающийсЯ  труп.  Ђ  повсюду
вокруг  какие-то  розоватые,  фиолетовые  картины,  жалкие  творениЯ  -   от
комической сценки, изображающей подвыпивших монахов, до открытиЯ Џалаты, где
лица известных депутатов  были  воспроизведены  с  портретной  точностью,  а
прибитаЯ сбоку позолоченнаЯ дощечка сверху донизу  исписана  их  именами.  Ђ
наверху, высоко-высоко, посреди белесых полотен маленькаЯ,  чересчур  смелаЯ
картина поражала страдальческой гримасой чудовища.
     Ђх, этот "Њертвый ребенок" - маленький жалкий труп,  который  на  таком
расстоЯнии  казалсЯ  случайным  нагромождением  разъединенных  частей  тела,
изуродованным остовом неизвестного бесформенного животного! —то означает эта
раздувшаЯсЯ, побелевшаЯ голова? —ереп ли это или, может быть, живот?  Ђ  эти
жалкие ручонки,  конвульсивно  сжимающие  простыни,  как  окоченевшие  лапки
погибшей от холода птицы! Ђ сама постель: белизна простынь рЯдом с  белизной
тела - всЯ эта печальнаЯ  бледность,  угасание  тона,  безнадежность  конца!
’олько приглЯдевшись, можно было различить светлые неподвижные глаза, узнать
голову  ребенка,  погибшего  от  какой-то  мозговой  болезни  и  вызывающего
мучительную, щемЯщую жалость.
     Љлод приблизилсЯ, затем отступил, чтобы  лучше  рассмотреть.  Ћсвещение
было так неудачно, что на полотно отовсюду падали  танцующие  блики.  Ѓедный
†ак, как же плохо его поместили! Љонечно, из презрениЯ,  а  может  быть,  от
стыда, чтобы только как-нибудь избавитьсЯ от этого  мрачного  безобразиЯ.  Ђ
портрет вызывал в памЯти Љлода образ сына: сначала такой,  каким  он  был  в
деревне, - свежий, розовощекий, резвившийсЯ в  зеленой  траве,  потом  -  на
улице „уэ, где он понемногу бледнел и становилсЯ все более придурковатым,  и
наконец на улице ’урлак, где он уже  не  мог  выносить  тЯжести  собственной
головы и одиноко умер ночью, когда его мать спала. Ћн видел  вновь  и  мать,
скорбную женщину, котораЯ  осталась  дома,  без  сомнениЯ  длЯ  того,  чтобы
выплакатьсЯ, - ведь она плакала теперь целыми днЯми. Љак бы то ни было,  она
хорошо сделала, что не пришла; все это было слишком печально:  их  маленький
†ак, уже застывший в своей постельке, загнанный сюда  как  париЯ,  с  лицом,
настолько искаженным резким освещением, что казалось, будто на  нем  застыла
гримаса страшного смеха.
     Ќо еще больше Љлод  страдал  от  одиночества,  в  каком  оказалась  его
картина. “дивленный, разочарованный, он  искал  глазами  толпу,  ту  толчею,
которой он ждал. Џочему же его не высмеивают?  Ђх,  эти  былые  оскорблениЯ,
издевательства, негодование, - они терзали, но наполнЯли его жизнь!  Ќичего,
ничего, никто даже  не  удостоил  его  плевком!  ќто  была  смерть.  Џублика
торопливо  проходила  по  огромному  залу,   поеживаЯсь   от   скуки.   ‹юди
останавливались только перед изображением открытиЯ Џалаты, - тут беспрерывно
обновлЯлась толпа, читали поЯснительную надпись, показывали  друг  другу  на
известных депутатов. ‚друг позади Љлода раздалсЯ смех, он обернулсЯ: но  это
смеЯлись не над ним, публика веселилась, глЯдЯ  на  подвыпивших  монахов,  -
сценку, имевшую успех в ‘алоне из-за комического сюжета;  мужчины  объЯснЯли
дамам ее содержание, утверждаЯ, что картина блещет остроумием. ‚се эти  люди
проходили под маленьким †аком, и никто не поднЯл головы, никто не знал даже,
что он там, наверху.
     ‚друг у Љлода промелькнула надежда. Ќа диванчике посредине зала  сидели
два господина: толстый и худой, оба  с  орденскими  ленточками  в  петлицах.
Ћткинувшись  на  бархатную  спинку,  они  болтали  и  разглЯдывали  картины,
висевшие напротив них. Љлод приблизилсЯ, прислушалсЯ.
     - џ последовал за ними, - продолжал свой рассказ толстЯк. -  Ћни  пошли
по улице ‘ент-Ћноре, ‘ен-ђок, оссе „антен, ‹афайетт.
     - Ќу и что же, вы  заговорили  с  ним?  -  спросил  худощавый  с  видом
глубокой заинтересованности.
     - Ќет, Я боЯлсаЯ рассердитьсЯ.
     Љлод ушел, но трижды возвращалсЯ, и сердце его билось каждый раз, когда
редкий посетитель останавливалсЯ и  медленным  взглЯдом  окидывал  стену  от
карниза до потолка. Ћм испытывал Яростное, болезненное желание услышать хоть
слово,  одно  только  слово,  Љ  чему  было  выставлЯтьсЯ?  Љак  понЯть  это
безмолвие? ‚се лучше, чем эта пытка молчанием. “ него  перехватило  дыхание,
когда он увидел приближающуюсЯ молодую чету: красавчика с белокурыми усиками
и  очаровательную  женщину  с  изЯщной  походкой,  хрупкую,  как  саксонскаЯ
фарфороваЯ пастушка.  „ама  заметила  картину,  осведомилась  о  ее  сюжете,
пораженнаЯ, что ничего не может понЯть. Љогда же ее муж, перелистав каталог,
нашел название "Њертвый ребенок", она  увела  его,  всЯ  дрожа  и  испуганно
восклицаЯ:
     - Ѓезобразие! Љак это полициЯ допускает такие ужасы!
     Ќичего не сознаваЯ, точно в чаду, поднЯв кверху глаза,  Љлод  продолжал
стоЯть среди людского стада, равнодушно несущегосЯ вскачь: ни  один  человек
не бросил взглЯда  на  единственную,  свЯщенную  вещь,  видимую  только  ему
одному. € вот здесь-то в этой толкотне его наконец нашел ‘андоз.
     ‘андоз также бродил здесь в одиночестве, потому что его  жена  осталась
дома с больной матерью, и у него защемило сердце, когда он  остановилсЯ  под
маленьким холстом, который случайно заметил. Ћ, как гнусна была  эта  жалкаЯ
жизнь! Ћн вдруг заново пережил их юность, коллеж в Џлассане, долгие чаем  на
берегу ‚ьорны, беззаботные прогулки под жгучим солнцем, Яркое пламЯ  их  еще
только зарождавшихсЯ  честолюбивых  мечтаний.  Ћн  припомнил  их  дальнейшую
жизнь: общие усилиЯ, уверенность в будущей славе, здоровый ненасытный голод,
неумеренный аппетит, когда они мечтали в один присест проглотить весь Џариж.
‘колько  раз  в  эти  времена  он  видел  в  Љлоде  великого  человека,  чей
необузданный  гений  должен  оставить  когда-нибудь  далеко  позади  таланты
остальных! ‘начала  это  было  в  мастерской  в  тупике  Ѓурдонне,  потом  в
мастерской  на  Ѓурбонской  набережной,  где  художник  мечтал  об  огромных
полотнах, лелеЯл проекты,  которые  должны  были  взорвать  ‹увр!  ќто  была
непрекращавшаЯсЯ борьба, ежедневнаЯ десЯтичасоваЯ работа, которой он отдавал
целиком все свое  существо.  Ђ  что  наступило  потом?  Џосле  двадцати  лет
творческого горениЯ докатитьсЯ до этого, прийти к такой ничтожной,  зловещей
картине, совсем маленькой, незаметной, проникнутой  удручающей  меланхолией,
отвергнутой всеми,  как  зачумленнаЯ.  ‘только  надежд,  мучений,  -  жизнь,
растраченнаЯ на тЯжелый труд творчества, и вот это, всего только  это!!.  Ћ,
боже!
     Џодле себЯ он увидел Љлода. ѓолос ‘андоза дрогнул от братского участиЯ:
     - Љак! ’ы все-таки пришел! Џочему же ты отказалсЯ зайти за мной?
     •удожник даже не извинилсЯ.  Љазалось,  что  он  очень  устал,  уже  не
бунтует, охвачен тихим, дремотным оцепенением.
     - Ќу, не стой же здесь! “же полдень.  Џозавтракаем  вместе!  Џравда,  -
менЯ ждут у ‹едуайена. Ќо  Я  не  пойду  туда.  ‘пустимсЯ-ка  в  буфет.  ќто
напомнит нам молодость, разве не правда, старина?
     ‚зЯв Љлода под руку, ‘андоз сжимал его локоть, пытаЯсь  согреть  друга,
вывести его из мрачного молчаниЯ.
     - Џослушай, черт побери! Ќе надо так падать  духом!  Љак  бы  плохо  ни
повесили твою картину, - она все же превосходна, сразу видна рука мастера!..
„а, Я знаю, ты мечтал о другом. Ќо черт возьми! ‚едь ты еще живешь,  у  тебЯ
еще есть времЯ! ’ы только оглЯнись кругом. ’ы должен гордитьсЯ: ведь это  ты
взбудоражил их всех! ‚ этом году настоЯщий победитель в ‘алоне  -  ты!  ’ебЯ
грабит не только ”ажероль, теперь все подражают тебе,  твоим  пленэрам,  над
которыми они столько потешались. Џосмотри только,  посмотри!  ’ут  еще  один
пленэр, а вот другой, и здесь, и тут, да все они, все...
     ЏроходЯ по залам, ‘андоз рукой указывал на полотна.  €  в  самом  деле,
солнечный свет, проникавший  мало-помалу  в  современную  живопись,  наконец
засиЯл со стен выставки. Џрежний мрачный ‘алон с его коричневой живописью на
смолах уступил место солнечному ‘алону, полному весенней радости.  ќто  была
зарЯ, новый день, который занЯлсЯ когда-то в  ‘алоне  Ћтверженных  и  теперь
расцвел здесь нежным, рассеЯнным светом, разложенным на бесконечные оттенки,
возвращаЯ молодость произведениЯм. ’еперь во всех