ниЯ.
     - „а ложись,  если  хочешь!..  ’ы  же  видишь,  что  мне  надо  кое-что
закончить.
     ЋбиженнаЯ его грубостью, она какое-то времЯ еще сидела  около  него  со
скорбным видом. Џотом, чувствуЯ свою навЯзчивость,  понЯв,  что  присутствие
праздной женщины выводит его из  себЯ,  она  прошла  в  спальню  и  легла  в
постель, оставив дверь открытой. Џрошло полчаса, потом еще четверть часа; ни
звука, ни дыханиЯ не доносилось из спальни, но Љристина не спала, она лежала
на спине с открытыми глазами и наконец решилась на последний робкий  призыв,
жалобно прозвучавший из темноты:
     - ‹юбовь моЯ, Я тебЯ жду... “молЯю, мой любимый, приди ко мне.
     ‚ ответ донеслось проклЯтие. ‚се стихло, он думал, что она задремала. ‚
мастерской становилось все холоднее, обуглившийсЯ фитиль лампы горел красным
пламенем, а Љлод, поглощенный рисунком, казалось, не отдавал себе отчета  во
времени. ‚ два часа ночи Љлоду пришлось все же поднЯтьсЯ, потому что масло в
лампе выгорело; в бешенстве он понес лампу в спальню, чтобы не раздеватьсЯ в
потемках; его неудовольствие еще увеличилось, когда он увидел, что  Љристина
не спит, а лежит на спине с открытыми глазами.
     - Љак! ’ы все еще не спишь?
     - Ќет, мне не хочетсЯ спать.
     - ’ы менЯ еще и упрекаешь... џ же двадцать раз говорил тебе,  как  менЯ
злит, если ты менЯ дожидаешьсЯ.
     ‹ампа угасла, он вытЯнулсЯ в темноте возле Љристины. Ћна по-прежнему не
двигалась, а он зевал, раздавленный усталостью. Ћба не могли уснуть,  но  им
нечего было сказать друг другу.  Ћн  совсем  замерз,  его  окоченевшие  ноги
леденили  простыни.  “же  засыпаЯ,   он,   охваченный   внезапным   порывом,
воскликнул:
     - Ќо удивительней всего, что живот не разбилсЯ, ах,  какой  бесподобный
живот!
     - Ћ ком ты говоришь? - спросила испуганнаЯ Љристина.
     - „а о "Љупальщице" Њагудо.
     ќто переполнило чашу, она отвернулась, зарылась  головой  в  подушку  и
разразилась рыданиЯми; тогда, пораженный, Љлод воскликнул:
     - —то ты? Ћ чем ты плачешь?
     Ћна задыхалась, рыданиЯ ее были так сильны, что сотрЯсали всю постель.
     - ’ак в чем же дело? џ ничего такого не сказал... Џослушай, милочка!
     Ћн понЯл наконец причину ее огорчениЯ. Ќу, конечно, в такой  день,  как
сегоднЯ, ему надо было лечь вместе с ней, но он не догадалсЯ,  он  и  думать
перестал об этой дурацкой церемонии. ђазве  она  не  знает,  что,  когда  он
работает, он ни о ком и ни о чем не помнит?
     - ‘лушай, милочка, мы же не первый день вместе... Ќу, да, Я понимаю, ты
придумала целый роман. ’ебе хотелось быть новобрачной, да?..  Ќу,  перестань
же плакать, ты отлично знаешь, что Я не злой.
     Ћн обнЯл ее, она отдалась ему. Ќо  как  ни  были  они  возбуждены,  они
понЯли, что страсть умерла. ‚ыпустив друг друга из объЯтий, они  растЯнулись
рЯдом, отныне чужие друг другу, ощущаЯ между собой как бы постороннее  тело,
холод которого после первых страстных дней их  соединениЯ  они  уже  не  раз
ощущали. €м уже не суждено проникнуть  одному  в  другого.  Џроизошло  нечто
непоправимое, что-то надломилось,  образовалась  какаЯ-то  пустота.  ‘упруга
уничтожила любовницу, казалось, что формальность брака убила их любовь.
 
        IX 
 
     Љлод не мог писать большую картину в маленькой мастерской на улице  „уэ
и решил снЯть более подходЯщее помещение, где-нибудь на  стороне.  ЃродЯ  по
холмам Њонмартра, он наконец нашел то, что искал, на улице ’урлак, там,  где
она спускаетсЯ к кладбищу и откуда открываетсЯ вид на весь квартал Љлиши  до
самых †еневильерских болот. ‚ этом сарае длиной в  пЯтнадцать  и  шириной  в
десЯть метров когда-то помещалась сушильнЯ  красильщика.  Џлохо  сколоченные
доски и осыпавшаЯсЯ штукатурка открывали доступ  всем  ветрам.  ‘арай  сдали
Љлоду за триста франков. ‹ето  было  не  за  горами,  Љлод  надеЯлсЯ  быстро
покончить с картиной и к осени отказатьсЯ от этого помещениЯ.
     Ћхваченный лихорадочным желанием работать и полный надежд,  он  решилсЯ
на расходы, свЯзанные с переездом. “дача  обеспечена,  чего  ради  проЯвлЯть
излишнее благоразумие? ЏользуЯсь своим правом, он затронул основной капитал,
приносивший ренту в тысЯчу франков, и понемногу привык  черпать  оттуда,  не
считаЯ. ‚начале он таилсЯ от Љристины; ведь она уже дважды помешала ему,  но
наконец пришлось признатьсЯ, и она целую неделю волновалась и упрекала  его,
а потом и сама смирилась, радуЯсь тому, что может жить в  достатке,  уступив
приЯтному ощущению постоЯнно иметь в кармане деньги.  ’ак  прошло  несколько
лет беззаботного существованиЯ.
     Љлод жил теперь только своей  картиной.  Ћн  на  скорую  руку  обставил
большую мастерскую: стульЯ, старый диван с Ѓурбонской  набережной,  сосновый
стол, за который заплатил старьевщице пЯть франков. Џоглощенный  искусством,
художник был равнодушен к роскоши. Ћн позволил себе  единственный  расход  -
лестницу на колесиках с площадкой и подвижной ступенькой.
     ‡атем он занЯлсЯ полотном; ему нужно  было  полотно  длиной  в  восемь,
высотой в пЯть метров. Ћн забрал себе в  голову,  что  приготовит  его  сам,
заказал подрамник, купил полотнище  такой  ширины,  чтобы  не  было  шва.  ‘
невероЯтным трудом при помощи двух друзей он клещами натЯнул его на раму, не
стал  грунтовать,  а  наложил  шпателем  густой  слой  белил,  чтобы   легко
впитывалась краска: он говорил, что  это  придает  живописи  прозрачность  и
прочность. Ћ мольберте не приходилось и думать: на него было  бы  невозможно
водрузить такой огромный  холст.  Џоэтому  Љлоду  пришлось  изобрести  целую
систему брусков и веревок, которые поддерживали полотно у стены в  несколько
наклонном положении, так что на него  падал  рассеЯнный  свет.  ‚доль  этого
огромного белого полотна передвигалась лесенка. ’ак перед будущим  творением
возникло целое сооружение, напоминавшее леса перед строЯщимсЯ храмом.
     Ќо когда все было готово, Љлода охватили сомнениЯ.  …го  мучила  мысль,
что он, может быть, неудачно выбрал освещение там, на  натуре.  Њожет  быть,
надо было предпочесть утренний свет? €ли пасмурный день? Ћн вернулсЯ на мост
св. Ћтцов и дневал и ночевал там еще три месЯца.
     ‡десь он наблюдал ‘итэ между двух рукавов реки  в  самое  разное  времЯ
днЯ, в самую разную погоду. Љогда падал запоздалый снег, художник видел, как
‘итэ,  окутанный  горностаевой  мантией,  вставал  над  грЯзно-бурой  водой,
отчетливо выделЯЯсь на фоне аспидно-серого неба. Љлод созерцал ‘итэ в  лучах
первого весеннего солнца, когда он начинал стрЯхивать с себЯ спЯчку и  вновь
молодел вместе с почками, зазеленевшими на высоких деревьЯх.  Ђ  однажды,  в
подернутый  мЯгким  туманом  день,  ему  показалось,  что  ‘итэ   отступает,
рассеиваетсЯ, легкий и призрачный, как сказочный замок. Џотом наступила пора
ливней, затопивших ‘итэ, скрывших его за сплошной завесой, протЯнувшейсЯ  от
неба до земли; пора гроз, когда в  зловещем  освещении  вспыхивавших  молний
‘итэ становилсЯ  похожим  на  мрачный  разбойничий  притон,  полуразрушенный
низринувшимисЯ на него огромными медными тучами; потом - пора ветров,  когда
бурные вихри разгонЯли тучи, заострЯли контуры ‘итэ,  и  тогда,  обнаженный,
бичуемый ими, он резко вырисовывалсЯ на выцветшей  лазури  неба;  иногда  же
солнце пронизывало золотой пылью испарениЯ ‘ены, и  ‘итэ  омывалсЯ  со  всех
сторон этим рассеЯнным светом, так что на него совсем не падала тень,  и  он
становилсЯ похожим на прелестную безделушку филигранного золота. Љлод  хотел
видеть ‘итэ в лучах восходЯщего солнца, когда он сбрасывает с себЯ  утренний
туман, когда набережнаЯ Ћрлож алеет от занимающейсЯ зари, а  над  набережной
Ћрфевр еще нависают сумерки; башенки и шпили ‘итэ уже четко  прорезаютсЯ  на
фоне розового неба, а ночь меж тем медленно соскальзывает со зданий,  словно
спускает с плеч мантию. Ћн хотел видеть его в полдень, под отвесными  лучами
солнца, когда резкий свет пожирает ‘итэ,  обесцвечиваЯ  и  превращаЯ  его  в
мертвый город, где дышит только  зной,  а  виднеющиесЯ  вдали  крыши  словно
трепещут в мареве. € он хотел видеть  его  при  заходе  солнца,  когда  ‘итэ
окутывает медленно надвигающаЯсЯ с реки ночь, оставлЯЯ на гранЯх  памЯтников
багрЯную бахрому, когда последние лучи снова золотЯт окна  и  из  запылавших
вдруг стекол сыплютсЯ искры, образуЯ на фасадах огненные бреши. Ќо  в  какой
бы час, в какую бы погоду ни глЯдел Љлод на эти многообразные лики ‘итэ,  он
всегда мысленно возвращалсЯ к тому ‘итэ, который  увидел  впервые  в  четыре
часа пополудни в прекрасный сентЯбрьский день;  к  безмЯтежному,  овеваемому
легким ветром ‘итэ - этому бьющемусЯ в прозрачном воздухе сердцу  Џарижа,  -
как будто слившемусЯ с  бескрайним  небом,  по  которому  проплывает  стайка
мелких облаков.
     Љлод проводил в тени моста св. Ћтцов целые дни. Ћн нашел  здесь  приют,
жилище,  кров.  Ќеумолкаемый  грохот  извозчичьих   пролеток,   похожий   на
отдаленные раскаты грома, больше не беспокоил его. ђасположившись у  крайней
сваи моста под огромными чугунными арками, он делал наброски,  писал  этюды.
Ћн никогда не чувствовал себЯ удовлетворенным, он писал одну и ту же  деталь
по десЯть раз. Ћн примелькалсЯ служащим  конторы  судоходства,  находившейсЯ
здесь же, и жена смотрителЯ, котораЯ ютилась вместе с мужем, двумЯ детьми  и
котом в просмоленной каюте, даже брала на хранение его еще влажные  полотна,
чтобы ему не приходилось их ежедневно таскать взад и вперед. ќто убежище под
Џарижем, который клокотал у художника над головой, доносЯ до него шум  своей
кипучей жизни, стало длЯ Љлода отрадой. Ћн страстно влюбилсЯ в пристань  св.
ЌиколаЯ, напоминавшую своей лихорадочной деЯтельностью дальний морской порт,
хотЯ она и находилась в самом центре институтского  квартала;  паровой  кран
"‘офиЯ" то поднималсЯ, то опускалсЯ,  подбираЯ  с  земли  груды  камней;  на
телеги наваливали песок; животные и люди, выбиваЯсь из сил, тащили кладь  по
булыжной мостовой, отлого спускающейсЯ к самой воде,  к  гранитному  берегу,
куда пришвартовывались  в  два  рЯда  плоскодонки  и  легкие  гребные  суда;
несколько недель он писал этюд: рабочие, с мешками гипса  на  плечах,  густо
напудренные мелом,  разгружают  баржу,  оставлЯЯ  за  собой  след,  а  рЯдом
разгруженнаЯ баржа с углем, и на высоком берегу  темное  пЯтно,  похожее  на
пролитые чернила. ‡атем он зарисовал контур летней купальни на левом берегу,
а на втором плане - плавучаЯ прачечнаЯ с открытыми настежь окнами, и прачки,
вытЯнувшиесЯ в одну линию, стоЯ на коленЯх у самой  воды,  колотЯт  вальками
белье. …го внимание привлекла барка, которую судовщик вел кормовым веслом, а
дальше, в глубине, - буксир, вернее, буксирный парусник, подтЯгиваемый цепью
и тащивший за собой целый транспорт бочек и досок. Љлод давно  уже  набросал
фон, но теперь снова начал делать  наброски  по  частЯм:  два  рукава  ‘ены,
огромный кусок неба, на котором выделЯютсЯ одни только  позлащенные  солнцем
шпили и башни. ‡десь, под гостеприимным мостом,  в  уединенном,  как  горное
ущелье, уголке, его редко беспокоили любопытные: рыбаки со  своими  удочками
презрительно проходили мимо, не обращаЯ на него вниманиЯ, и его единственным
товарищем был кот смотрителЯ, который по утрам  совершал  на  солнышке  свой
туалет, безразличный к житейскому шуму там, наверху.
     Ќаконец все наброски были готовы. ‚ несколько дней  Љлод  сделал  эскиз
общей композиции; так было  положено  начало  великому  произведению.  Џосле
этого на улице  ’урлак  завЯзалась  перваЯ  битва  между  художником  и  его
огромным полотном, и она длилась все  лето,  потому  что  Љлод  заупрЯмилсЯ,
желаЯ сам разбить картину на квадраты, а дело не ладилось. Њелкие неточности
в непривычных длЯ него математических расчетах приводили к  ошибкам;  тогда,
раздраженный, он  махнул  на  них  рукой,  решил  оставить  все,  как  было,
исправить промахи позднее  и  стал  быстро  записывать  полотно;  охваченный
лихорадочной жаждой  деЯтельности,  он  целыми  днЯми  не  сходил  со  своей
лестницы и, орудуЯ огромными кистЯми, расходовал такую  мускульную  энергию,
что, казалось, мог бы перевернуть горы. Љ вечеру он шаталсЯ, как  пьЯный,  и
засыпал, не допив последнего  глотка;  жене  приходилось  укладывать  его  в
постель, как ребенка. ‚ итоге этой героической работы возник  смелый  эскиз,
один из тех,  где  в  хаосе  еще  плохо  различимых  тонов  уже  чувствуетсЯ
гениальнаЯ рука мастера. Ѓонгран,  который  забежал  к  Љлоду  взглЯнуть  на
картину, чуть не задушил его в своих могучих объЯтиЯх. Ќа глазах у него были
слезы. Џолный энтузиазма, ‘андоз дал в честь Љлода  обед;  остальные:  †ори,
Њагудо, ѓаньер - разнесли весть о новом шедевре.  Ђ  ”ажероль  на  мгновение
замер,  потом  рассыпалсЯ  в   поздравлениЯх,   объЯвив   картину   чересчур
прекрасной.
     Њожно было подумать, что ирониЯ этого льстеца принесла Љлоду несчастье:
после его посещениЯ Љлод только и делал, что портил свой эскиз. ’ак бывало с
ним всегда: он отдавал всего себЯ сразу, в  одном  мощном  порыве,  а  потом
работа не клеилась, он ничего не мог довести до  конца.  €м  снова  овладело
бессилие: два года он жил этим полотном, отдавал ему всю душу, то  подымалсЯ
на седьмое небо от блаженства, то вновь падал на  землю  и  чувствовал  себЯ
таким несчастным, мучилсЯ такими сомнениЯми, что ему в пору было  завидовать
умирающим на больничной койке. Ћн уже дважды  запаздывал  к  ‘алону:  каждый
раз, когда он надеЯлсЯ закончить картину в несколько сеансов, обнаруживались
недочеты, и он чувствовал, что всЯ композициЯ трещит и рушитсЯ  у  него  под
руками. Џодошел срок открытиЯ третьего ‘алона, и Љлод пережил ужасный упадок
духа: в течение двух недель он ни разу не был  на  улице  ’урлак;  когда  же
наконец вернулсЯ в мастерскую, ему показалось, что он попал в дом, в котором
смерть произвела опустошение. Љлод повернул большое полотно лицом  к  стене,
откатил лестницу в угол. Ћн  разбил  бы,  сжег  бы  все  дотла,  но  у  него
бессильно опустились  руки.  ‚се  кончено,  ураган  его  гнева  пронессЯ  по
мастерской. Ћн заЯвил, что займетсЯ мелкими  вещами,  если  большие  ему  не
удаютсЯ.
     Ќо помимо его воли первый проект маленькой  картины  опЯть  привел  его
сюда, к ‘итэ. Ћтчего бы не попытатьсЯ просто написать какой-нибудь пейзаж на
холсте среднего размера? Ќо нечто вроде целомудриЯ, смешанного  со  странной
ревностью, не позволило ему вернутьсЯ под мост св. Ћтцов. …му казалось,  что
теперь  это  место  стало  свЯщенным,  что  он  не  имеет  права  осквернЯть
непорочность   замысла   своего   великого    произведениЯ,    пусть    даже
неосуществленного. € он примостилсЯ на краю крутого берега выше пристани св.
ЌиколаЯ. ‘ейчас он по крайней мере работал прЯмо на натуре, радуЯсь, что  не
надо прибегать к  ухищрениЯм,  гибельно  отзывавшимсЯ  на  его  несоразмерно
огромных полотнах. Ќо, хотЯ маленькаЯ картина была очень тщательно выписана,
она разделила, однако, участь его прежних картин: члены жюри, перед которыми
она предстала, возмутились этой живописью, сделанной  "пьЯной  метлой",  как
выразилсЯ кто-то из художников. Џощечина была  особенно  чувствительной  длЯ
Љлода потому, что поползли слухи о том, что  он  заигрывает  с  Ђкадемией  и
пошел на уступки, чтобы получить возможность выставить картину. € уЯзвленный
художник, плача от  Ярости,  изодрал  возвращенное  ему  полотно  на  мелкие
клочьЯ, а потом сжег их в печи. …му мало было изрезать картину  ножом  -  он
хотел уничтожить ее так, чтобы от нее не осталось и следа.
     ‘ледующий год был длЯ Љлода годом исканий. Ћн писал по привычке, ничего
не доводил до конца и с горькой усмешкой говорил, что потерЯл сам себЯ,  что
он себЯ ищет. ’олько упорнаЯ вера в собственный гений поддерживала в глубине
его души неистребимую  надежду  даже  во  времЯ  самой  длительной  душевной
депрессии. Ћн страдал, точно был навеки осужден втаскивать на  гору  камень,
который все времЯ скатывалсЯ вниз и давил его  своей  тЯжестью.  Ќо  будущее
принадлежало ему, и Љлод был уверен, что в один прекрасный день он  поднимет
обеими руками этот камень и швырнет его к звездам. € наконец друзьЯ увидели,
что он вновь одержим работой, узнали, что он опЯть заперсЯ на улице  ’урлак.
Џрежде, бывало, еще не завершив начатой картины, он  уже  грезил  о  будущем
произведении. ’еперь Љлод ломал голову только над  сюжетом  ‘итэ.  ќто  была
навЯзчиваЯ идеЯ, барьер, преграждавший ему дорогу. Ќо  вскоре  он  оповестил
всех о своей  работе  и,  охваченный  новым  порывом  энтузиазма,  по-детски
ликовал и кричал, что наконец-то он нашел то, что искал,  и  что  теперь  он
уверен в успехе.
     Ћднажды утром Љлод, ни длЯ кого все это времЯ  не  открывавший  дверей,
"пустил к себе ‘андоза. € ‘андоз увидел эскиз, созданный одним  порывом,  по
памЯти, а не на натуре, эскиз, не уступающий по  колориту  прежним  полотнам
Љлода. ‚прочем, сюжет был все тот же: налево - пристань св. ЌиколаЯ, направо
- школа плаваниЯ, в глубине - ‘ена и ‘итэ. Ќо ‘андоз был  ошеломлен,  увидев
вместо барки, которую вел судовщик, другую, еще  большую  барку,  занимавшую
всю среднюю  часть  композиции.  ‚  ней  находились  три  женщины:  одна,  в
купальном костюме, гребла; другаЯ,  с  обнаженным  плечом,  в  полуспущенном
лифе, сидела на борту, свесив ноги в воду; третьЯ выпрЯмилась во  весь  рост
на носу, совсем нагаЯ, и была так ослепительна в своей  наготе,  что  сиЯла,
как солнце.
     - Џостой! Љак это пришло тебе в голову! -  пробормотал  ‘андоз.  -  —то
делают здесь эти женщины?
     - ЉупаютсЯ, - хладнокровно ответил Љлод. - ’ы же видишь, они только что
вышли из холодной воды, и это дает мне возможность показать обнаженное тело,
- разве не находка, а? Ќеужто это тебЯ смущает?
     ‘тарый друг Љлода,  хорошо  его  знавший,  затрепетал  при  мысли,  что
невольно сможет вновь вернуть художника к его сомнениЯм.
     - ЊенЯ? Ћ, нет! Ќо Я боюсь, что публика не поймет и на этот раз. ќто же
Ќеправдоподобно, в самом центре Џарижа - и вдруг нагаЯ женщина!
     Љлод наивно удивилсЯ:
     - ’ы полагаешь? Ќу что ж! ’ем хуже! Њне все равно, лишь бы моЯ красотка
была хорошо написана! Џонимаешь, мне это нужно, чтобы вновь обрести  веру  в
самого себЯ.
     ‚ерный своему характеру, ‘андоз встал на защиту оскорбленной логики и в
последующие дни не раз осторожно возвращалсЯ к этой странной композиции. Љак
может современный художник, который  хвалитсЯ  тем,  что  изображает  только
реальность, портить свое произведение, вводЯ в  него  подобные  выдумки?  Ќе
проще ли найти другой сюжет, в котором нагое тело  будет  уместно?  Ќо  Љлод
упрЯмилсЯ, возражал нелепо и резко, потому что  не  хотел  открыть  истинную
причину своего упорства: это был и замысел, еще такой туманный, что  он  сам
не мог его отчетливо выразить, и мучившее его  подсознательное  тЯготение  к
символизму, прилив романтизма, побуждавший его воплотить в нагом теле, самую
сущность  Џарижа,  обнаженного,  полного  страстей  и  блистающего   женской
красотой города. Ћн вкладывал в свой замысел и собственную  страсть:  любовь
к, прекрасным плодоносЯщим животам,  бедрам  и  грудЯм,  которые  он  жаждал
создавать щедрой рукой, чтобы никогда не иссЯкал источник его творчества.
     Ћднако Љлод сделал вид  что  настойчивые  доводы  друга  его  несколько
поколебали.
     - ‹адно! џ подумаю. Њожет, потом Я и одену мою красотку,  если  она  уж
так тебЯ смущает. € все-таки мне бы хотелось оставить  ее  голой!  Ћна  менЯ
забавлЯет!
     €з какого-то тайного, упрЯмства он больше к этой теме не возвращалсЯ  и
только принуждение улыбалсЯ и втЯгивал голову в плечи, когда ему намекали на
то, что все удивлЯютсЯ, видЯ, как эта торжествующаЯ ‚енера рождаетсЯ из вола
‘ены среди омнибусов на набережных и грузчиков с пристани св. ЌиколаЯ.
     Ќаступила весна. •удожник собиралсЯ  снова  взЯтьсЯ  за  свою  большую,
картину, но тут они с  Љристиной  в  порыве  благоразумиЯ  принЯли  решение,
изменившее жизнь всей семьи. Љристина уже не  раз  начинала  беспокоитьсЯ  о
быстро таЯвших деньгах, о взЯтых со счета суммах, непрерывно уменьшавших  их
капитал.  ‚начале  источник  казалсЯ  неиссЯкаемым,  и  они  не   занимались
подсчетами. Ќо спустЯ четыре года пришли в ужас, обнаружив однажды,  что  из
двадцати тысЯч франков осталось не больше трех. Ћни сразу же впали в  другую
крайность,  отказывали  себе  в  хлебе,  решив  сократить  даже  необходимые
расходы, и в этом первом жертвенном порыве расстались с квартирой  на  улице
„уэ. ‡ачем оплачивать две квартиры? ‚ старой сушильне на улице  ’урлак,  где
на стенах еще сохранились пЯтна красителей, было достаточно места длЯ  семьи
из трех человек. Ћднако устроитьсЯ здесь стоило много хлопот, так  как  этот
сарай, размером пЯтнадцать метров  на  десЯть,  состоЯл  из  одной  комнаты,
котораЯ, точно цыганский  шатер,  служила  длЯ  всех  нужд  семьи.  ‚ладелец
отказалсЯ сделать ремонт, и художнику пришлось самому отделить  часть  сараЯ
дощатой перегородкой, за которой он устроил кухню и спальню. ‘упруги были  в
восторге, хотЯ ветер проникал сквозь дырЯвую крышу  и  в  дурную  погоду  им
приходилось подставлЯть глинЯные  миски  под  самые  большие  щели.  ЊрачнаЯ
комната зиЯла пустотой, и только вдоль голых стен была расставлена их жалкаЯ
мебель. Ќо они гордились тем, что устроились так удобно;  говорили  друзьЯм,
что теперь  хотЯ  бы  маленькому  †аку  есть  где  побегать.  ЃеднЯжке  †аку
исполнилось  девЯть  лет,  но  рос  он  плохо.  ’олько  голова   продолжала,
увеличиватьсЯ.  Ћн  не  мог  ходить  в  школу  больше  недели  подрЯд.   †ак
возвращалсЯ  оттуда  совершенно  отупевший,  больной  от  попыток  запомнить
что-нибудь, и его большей частью оставлЯли дома, где он путалсЯ  у  взрослых
под ногами, слонЯЯсь из угла в угол.
     ’еперь Љристина,  котораЯ  уже  давно  не  участвовала  в  повседневных
занЯтиЯх Љлода, снова делила с ним долгие  часы  работы.  Ћна  помогала  ему
скоблить и шлифовать пемзой холст, давала советы,  как  надежнее  прикрепить
его к стене. Ћднажды они заметили, что произошла катастрофа: протекла  крыша
и разъехалась передвижнаЯ лестница. Љлод укрепил лестницу при помощи дубовой
перекладины, а Љристина подавала ему гвозди.  Ќаконец  все  было  готово  во
второй раз. ‘тоЯ сзади, она смотрела,  как  он  наносит  на  квадраты  новый
эскиз, потом, обессилев от усталости, соскользнула на  пол,  но  и  сидЯ  на
корточках, все продолжала смотреть...
     Ђх, как ей хотелось оторвать Љлода от этой  живописи,  отнЯвшей  его  у
нее! ‚едь длЯ этого она стала его служанкой, с радостью унижалась до  черной
работы. Џосле того, как она снова стала с ним работать и они были  втроем  -
он, она  и  полотно,  -  в  ней  воскресла  надежда.  Љогда  она  плакала  в
одиночестве на улице „уэ, а он  задерживалсЯ  на  улице  ’урлак  и  приходил
измученный и выдохшийсЯ, словно от любовницы, боротьсЯ было  бесполезно,  но
теперь, когда она была неотступно подле  него,  неужели  ее  пылкаЯ  страсть
неспособна его вернуть? Ђх, эта живопись!  ‘  какой  ревностью  Љристина  ее
ненавидела! ’о был уже не прежний бунт мещаночки, рисующей акварелью, против
свободного,  великолепного,  мужественного  искусства.  Ќет,  она  понемногу
начала понимать это искусство, сперва благодарЯ любви к художнику, а позднее
захваченнаЯ этим пиршеством света, оригинальной  прелестью  золотых  мазков.
‘ейчас она принимала все: лиловую землю, голубые деревьЯ. Ѓольше  того,  она
стала трепетать от восторга перед картинами, которые  когда-то  казались  ей
ужасными. Ћна ощущала их могущество и видела в них  соперниц,  над  которыми
уже нельзЯ смеЯтьсЯ. € вместе с восхищением в ней росла злоба; ее возмущало,
что она сама помогает собственному уничижению, способствует  любви  Љлода  к
другой женщине, котораЯ оскорблЯет ее в лоне ее же семьи.
     ‘начала шла глухаЯ, беспрерывнаЯ борьба. Љристина все времЯ  находилась
возле Љлода: между художником и его  полотном  всегда  оказывалась  какаЯ-то
частица ее тела, плечо, рука... Ћна была непрестанно рЯдом, овеваЯ его своим
дыханием, стараЯсь напомнить, что он принадлежит ей. ‡атем ею вновь овладела
прежнЯЯ мысль: начать писать самой, чтобы приблизитьсЯ к нему, гореть вместе
с ним его творческой лихорадкой. Ќадев рабочую  блузу,  Љристина  в  течение
целого месЯца работала, как ученица подле мастера,  чей  этюд  она  послушно
копировала. Ћна бросила эти занЯтиЯ, только когда увидела,  что  ее  попытки
обернулись против нее  самой,  что,  забываЯсь  за  совместной  работой,  он
перестал видеть в ней женщину и стал обращатьсЯ с ней по-товарищески, как  с
мужчиной. ’огда она вновь прибегла к тому единственному, что было ее силой.
     —асто длЯ того, чтобы расположить  мелкие  фигуры  на  своих  последних
картинах, Љлод зарисовывал то голову Љристины, то какой-нибудь  изгиб  руки,
то поворот тела. Ћн набрасывал ей на  плечи  плащ  и,  схватив  какое-то  ее
движение, кричал, чтобы она не шевелилась. Ћна была счастлива, оказываЯ  ему
услугу, но не хотела позировать обнаженной, оскорблЯЯсь при мысли, что может
служить ему натурщицей теперь, когда стала его женой. Ќо однажды, когда  ему
понадобилось проверить сочленение бедра, она  сначала  отказалась,  а  потом
сконфуженно согласилась поднЯть платье, правда лишь после того, как замкнула
дверь на два оборота, боЯсь, что, узнав о роли, до которой  она  опустилась,
знакомые не стали бы искать ее обнаженной фигуры на полотнах мужа. ‚ ее ушах
еще стоЯл оскорбительный смех самого Љлода и его товарищей, их  непристойные
насмешки, когда они говорили о картинах одного художника: он рисовал во всех
видах  только  собственную  жену,  обсасываЯ  в  угоду  вкусам   буржуа   ее
соблазнительную наготу, и парижане настолько изучили особенности  тела  этой
женщины - чуть удлиненную линию бедер и слишком высокий живот, - что, где бы
она ни поЯвлЯлась в своих закрытых до самого подбородка темных платьЯх,  они
зубоскалили так, словно она шла через весь город без сорочки.
     Ќо с тех пор, как Љлод сделал углем  крупный  набросок  высокой  фигуры
стоЯщей женщины, котораЯ должна была занЯть середину его  картины,  Љристина
мечтательно смотрела на неЯсный силуэт, поглощеннаЯ навЯзчивой мыслью, перед
которой одно за другим отступали ее сомнениЯ. € когда Љлод заговорил о  том,
чтобы нанЯть натурщицу, она предложила ему свою помощь.
     - Љак! ’ы согласна мне позировать? Ќо ведь ты сердишьсЯ, когда Я  прошу
разрешениЯ нарисовать кончик твоего носа!
     Ћна смущенно улыбнулась.
     - “ж ты скажешь, кончик моего носа! „а разве не Я  позировала  когда-то
длЯ твоего пленэра, когда между нами еще ничего  не  было!  Ќатурщица  будет
стоить тебе семь франков сеанс. Њы не так богаты, не лучше ли сэкономить эти
деньги!
     Њысль об экономии сразу заставила Љлода согласитьсЯ.
     - џ-то с удовольствием; очень мило с  твоей  стороны,  что  ты  на  это
отваживаешьсЯ! ’ы ведь знаешь, работа со мной - занЯтие не длЯ лентЯйки!  Ќо
все равно! ’олько, признайсЯ же,  дурочка,  ты  боишьсЯ,  как  бы  здесь  не
поЯвилась другаЯ женщина, ведь ты ревнуешь!
     ђевновать?! „а, она ревновала, и не просто  ревновала,  а  изнывала  от
страданий. Ќо что ей до других  женщин?  Џусть  хоть  все  натурщицы  Џарижа
сбросЯт здесь свои юбки! “  нее  была  только  одна  соперница,  которую  ей
предпочитали, - живопись,  похитившаЯ  у  нее  возлюбленного.  Ђх,  сбросить
платье,  сбросить  все  до  последней  трЯпки  и  отдаватьсЯ  ему  вот  так,
обнаженной, целыми днЯми,  неделЯми;  жить  обнаженной  под  его  взглЯдами,
завоевать его и увлечь, чтобы он вновь упал в ее объЯтиЯ! —то еще она  могла
предложить, кроме самой себЯ? Ќе была ли законной  эта  последнЯЯ  битва,  в
которой ставкой было ее  тело,  в  которой  она  рисковала  потерЯть  все  и
превратитьсЯ в женщину, утратившую последнее обаЯние, если только даст  себЯ
победить!
     Ћбрадованный Љлод тотчас начал писать с нее этюд  и  делать  длЯ  своей
картины обычный набросок нагого тела в нужной ему  позе.  „ождавшись,  когда
†ак уходил в школу, они запирались, и сеансы  длились  по  нескольку  часов.
Џервые дни Љристина очень страдала оттого,  что  ей  приходилось  стоЯть  не
шевелЯсь, но понемногу привыкла и не смела жаловатьсЯ из  боЯзни  рассердить
Љлода, удерживаЯ слезы, когда он грубо с ней обращалсЯ. Џостепенно  привычка
брала свое, он стал относитьсЯ к ней, как к простой модели, предъЯвлЯЯ  даже
больше требований, чем к платной натурщице, и уже совершенно  не  щадил  ее,
потому что она была его  женой.  Ћн  перестал  с  ней  считатьсЯ,  поминутно
заставлЯл раздеватьсЯ длЯ какого-нибудь наброска руки, ступни, любой  другой
детали, необходимой ему в данную минуту. ќто было ремесло, и Љлод унижал  им
Љристину, на которую смотрел, как на живой манекен. Ћн заставлЯл ее стоЯть и
рисовал, словно перед ним был натюрморт: какой-нибудь кувшин или горшок.
     Љлод не торопилсЯ и, прежде чем приступить к большой фигуре, в  течение
нескольких месЯцев мучил Љристину, пробуЯ изобразить ее  в  двадцати  разных
позах, желаЯ, как он говорил, проникнутьсЯ особенностЯми  ее  кожи.  Ќаконец
настал день, когда он с жаром принЯлсЯ за набросок; в это осеннее  утро  дул
пронизывающий северный ветер, и в обширной мастерской было  свежо,  несмотрЯ
на топившуюсЯ  печь.  “  маленького  †ака  началсЯ  один  из  тех  приступов
болезненного оцепенениЯ, которым он был подвержен. Џоэтому  он  не  пошел  в
школу,  и  родители  заперли  его  в  дальнем   углу   комнаты,   отделенном
перегородкой, наказав быть умницей. ‚сЯ дрожа, мать разделась и встала подле
печки, неподвижнаЯ, выдерживаЯ позу.
     ‚ течение первого часа  художник  с  высоты  своей  стремЯнки  впивалсЯ
внимательным взглЯдом в Љристину, словно изучал ее всю - от плеч  до  колен,
но не перекинулсЯ с ней  ни  единым  словом.  Љристина,  охваченнаЯ  щемЯщей
тоской, боЯсь потерЯть сознание, уже не понимала, от чего она  страдает:  от
холода или от отчаЯниЯ, подступавшего к ней уже давно,  но  горечь  которого
она  только  теперь  ощутила.  Ћт  усталости  она  зашаталась  и,  с  трудом
передвигаЯ окоченевшими ногами, сделала несколько шагов.
     - Љак, уже?  -  воскликнул  Љлод.  -  ’ы  ведь  позируешь  какие-нибудь
четверть часа, не больше! ђазве ты не хочешь заработать свои семь франков?
     Ћн шутил, но голос у него был суровый: его  увлекла  работа.  Љристина,
накинув на себЯ пеньюар, с трудом обретала способность двигатьсЯ, а  он  уже
грубо кричал:
     - Ќу, ну, не ленись! ‘егоднЯ великий день! ‹ибо Я  стану  гением,  либо
издохну!
     ЏринЯв прежнюю позу, она стоЯла обнаженнаЯ при тусклом освещении, а  он
вновь взЯлсЯ за кисть, времЯ от времени бросаЯ отрывочные  фразы,  испытываЯ
потребность производить шум, как это всегда с ним бывало, когда  работа  шла
на лад.
     - ‡абавно, в самом деле, какаЯ у тебЯ чуднаЯ кожа. Ћна поглощает  свет,
право... Љто бы поверил, что сегоднЯ утром ты всЯ сераЯ?  Ђ  в  прошлый  раз
была розоваЯ! „а, да, неправдоподобно  розового  цвета!..  Њне  это  здорово
мешает, никогда не знаешь заранее.
     Ћн остановилсЯ, прищурилсЯ.
     - —удеснаЯ все-таки штука - обнаженное тело... Ћно  решает  тональность
картины... Ћно играет, искритсЯ, живет, черт побери! ’ак и видишь, как кровь
омывает мускулы... Ђх, хорошо нарисованный мускул, добротно выписаннаЯ часть
тела, залитаЯ солнечным светом... —то может быть лучше,  прекраснее?  ќто  -
само божество! Ђ у менЯ... “ менЯ нет  другой  религии,  Я  готов  пасть  на
колени перед обнаженным телом да так и простоЯть всю жизнь...
     € так как  ему  пришлось  спуститьсЯ,  чтобы  взЯть  тюбик  краски,  он
приблизилсЯ к ней и стал ее  рассматривать  со  все  возрастающей  страстью,
касаЯсь кончиком пальца каждой части тела, о которой говорил:
     - Џосмотри, вот здесь, под левой грудью, какаЯ красота! Њаленькие жилки
голубеют и придают коже восхитительный оттенок. Ђ тут, на изгибе бедра,  эта
Ямочка, где золотистаЯ тень, просто  упоение!  Ђ  вот  здесь,  под  округлым
рельефом живота, вдруг эта чистаЯ линиЯ паха,  еле  заметнаЯ  точка  кармина
посреди бледного золота! †ивот - вот что всегда приводит менЯ в  экстаз!  Ќе
могу спокойно  созерцать  живот,  так  и  хочетсЯ  схватить  кисть!  —то  за
наслаждение писать его, ведь это настоЯщий венец плоти!
     Ћн снова поднЯлсЯ на стремЯнку и крикнул оттуда, охваченный  творческой
лихорадкой:
     - —ерт побери! …сли Я не сделаю  из  тебЯ  шедевра,  значит,  Я  просто
бездарнаЯ скотина!
     Љристина молчала, но ее беспокойство росло по  мере  того,  как  в  ней
крепла  уверенность.  ‡астыв  в  неудобной  позе,  она   ощутила   во   всей
неотвратимости двусмысленную опасность своей наготы. …й казалось, что каждый
кусочек тела, до которого дотрагивалсЯ палец Љлода, замерзал, словно  холод,
заставлЯвший ее дрожать, исходил именно от этого пальца. Ћпыт был  проделан.
Ќа что еще можно надеЯтьсЯ? …го больше не влекло ее тело,  которое  когда-то
он покрывал поцелуЯми любовника, -  теперь  он  поклонЯлсЯ  ему  только  как
художник. Ћттенок цвета ее  груди  приводил  его  в  восторг,  линиЯ  живота
заставлЯла благоговейно опускатьсЯ на колени,  а  ведь  прежде,  ослепленный
желанием, он не разглЯдывал ее, а сжимал в объЯтиЯх и жаждал, как и  она,  в
них растворитьсЯ. Ђх, это был и в самом деле конец!  Ћна  уже  длЯ  него  не
существовала! Ћн любил в ней только свое искусство, природу, жизнь. €, глЯдЯ
вдаль, удерживаЯ слезы, которыми было полно ее сердце, доведеннаЯ  до  того,
что она даже не могла плакать, Љристина сохранЯла неподвижность статуи.
     Њаленькие кулачки забарабанили в дверь,  из-за  перегородки  послышалсЯ
голос:
     - Њама, мама, Я не сплю... Њне скучно. Ћткрой, слышишь, мама!
     “ †ака лопнуло терпение. Љлод рассердилсЯ и заворчал, что ему  не  дают
ни минуты покоЯ.
     - Џодожди немного! - крикнула Љристина. - ЏостарайсЯ уснуть.  Ќе  мешай
отцу работать.
     ’еперь Љристину беспокоило совсем другое: она то и дело бросала взглЯды
на дверь и наконец, решившись на минуту прервать  сеанс,  повесила  на  ключ
свою юбку, чтобы заткнуть замочную скважину.  ‡атем,  не  говорЯ  ни  слова,
снова занЯла свое место у печки, поднЯв голову, слегка откинув назад корпус,
так что грудь выступала вперед.
     ‘еанс затЯнулсЯ до бесконечности: часы проходили за  часами.  Ќеизменно
готоваЯ к его услугам, она стоЯла в позе купальщицы, собирающейсЯ  броситьсЯ
в воду; а он, на своей стремЯнке, был так далек от нее, словно  их  отделЯли
многие мили, и сгорал от любви к другой женщине, той, которую он рисовал. Ћн
даже перестал разговаривать с Љристиной, и она снова вошла в роль  предмета,
интересного длЯ него своим цветом. ‘ утра он смотрел только на нее,  но  она
больше не видела своего отражениЯ в его глазах, отныне чужаЯ ему,  покинутаЯ
им. Ќаконец, побежденный усталостью, он бросил кисть и только тогда заметил,
что она дрожит.
     - —то с тобой? Ќеужели тебе холодно?
     - Ќемного.
     - ‚от странно! Ђ Я умираю от  жары.  Ќо  Я  вовсе  не  хочу,  чтобы  ты
простудилась! „о завтра!
     € Љлод стал спускатьсЯ с лестницы; она надеЯлась, что он  поцелует  ее;
обычно он отдавал последнюю дань супружеской галантности, оплачиваЯ  скучные
сеансы беглым поцелуем. Ќо сегоднЯ, увлеченный работой, он забыл об этом  и,
опустившись на колени, мыл кисти, окунаЯ их в горшок  с  разведенным  темным
мылом. Ђ она, нагаЯ, продолжала стоЯть, все еще  ожидаЯ  и  надеЯсь.  Џрошла
минута, его удивила эта неподвижнаЯ тень, он с изумлением взглЯнул  на  нее,
затем снова принЯлсЯ энергично тереть кисти. ’огда она стала надевать  белье
дрожащими руками, испытываЯ жгучий стыд отвергнутой  женщины.  Ћна  натЯнула
рубашку, кое-как застегнула лиф, словно  торопЯсь  скрытьсЯ,  стыдЯсь  своей
бессильной красоты, годной теперь лишь длЯ того, чтобы дрЯхлеть под покровом
одежды. Ћна испытывала презрение к  самой  себе,  отвращение  от  того,  что
докатилась до уловок уличной девки, всю низменную чувственность которых  она
ощущала сейчас, потерпев поражение.
     Ќо на другой день Љристина снова стоЯла обнаженнаЯ в холодной  комнате,
залитаЯ Ярким светом. ђазве это не стало ее ремеслом? Љак отказатьсЯ от него
теперь, когда оно уже вошло в привычку? Ќи за что она не огорчила бы  Љлода,
и каждый день она снова терпела поражение. Ђ он даже не  говорил  больше  об
этом униженном и пылающем теле. ‘трасть Љлода к плоти была  теперь  обращена
на его произведение, на этих любовниц на холсте - творениЯ  его  собственных
рук. ’олько эти женщины, каждаЯ частица которых была рождена его  творческим
порывом, заставлЯли кипеть его кровь. ’ам, в деревне, во времена их  великой
любви, обладаЯ наконец в полной мере живой женщиной, он, может быть,  думал,
что держит в  руках  счастье,  но  это  была  лишь  вечнаЯ  иллюзиЯ,  -  они
оставались друг другу чужими; он предпочел женщине иллюзию своего искусства,
погоню за недостижимой красотой - безумное желание, которое ничто  не  могло
насытить. Ђх! †елать их всех, создавать их по воле своей мечты, эти атласные
груди, эти Янтарные бедра, нежные девственные животы, и любить их только  за
ослепительные тона тела, чувствовать, что они от него убегают и  что  он  не
может сжать их в объЯтиЯх! Љристина была  реальностью,  до  нее  можно  было
дотЯнутьсЯ рукой, и Љлод, которого ‘андоз называл  "рыцарем  недостижимого",
пресытилсЯ ею в течение одного сезона.
     Њучительное длЯ  Љристины  позирование  затЯнулось  на  многие  месЯцы.
‘огласнаЯ жизнь кончилась:  казалось,  началось  времЯ  супружества  втроем,
словно Љлод ввел в дом любовницу - женщину, которую  он  писал  с  Љристины.
Њежду ними встала огромнаЯ картина, разделив их непроницаемой стеной,  и  за
этой стеной Љлод жил с другой. Љристина сходила с  ума,  ревновала  к  самой
себе  и,  понимаЯ  унизительность  своих  мучений,  не  смела  признатьсЯ  в
страданиЯх, над которыми он посмеЯлсЯ бы. Ђ  между  тем  она  не  ошибалась,
чувствуЯ, что живой женщине он предпочел картину, что эту копию он  обожает,
что она его единственнаЯ забота, его постоЯннаЯ любовь. Ћн изнурЯл Љристину,
заставлЯЯ ее позировать, чтобы сделать еще прекрасней другую -  ту,  котораЯ
давала ему радость или горе, смотрЯ по тому, оживала она  или  тускнела  под
его кистью. ђазве это не любовь? Ќо какое же это страдание -  отдавать  свое
тело,  чтобы  рождалась  соперница,  более  могущественнаЯ,   чем   реальное
существо, котораЯ,  преследуЯ  ее  кошмаром,  стоЯла  между  ними  всегда  и
повсюду: в мастерской, за столом, в постели! Џрах, ничто, краска на  холсте,
пустаЯ видимость разбивала их счастье. Љлод молчал,  был  равнодушен,  порой
груб, а измученнаЯ Љристина приходила в отчаЯние от того, что он ее  покинул
и что она не может изгнать из своей семьи эту  властную,  страшную  в  своей
картинной неподвижности наложницу.
     ‚от когда окончательно сраженнаЯ Љристина испытала на  себе  все  бремЯ
власти искусства. †ивопись,  которую  она  уже  раньше  принЯла  без  всЯких
ограничений, теперь в ее глазах поднЯлась еще выше, казалась ей  подавлЯющей
неумолимой свЯтыней, похожей на  тех  могущественных  богов  гнева,  которым
поклонЯютсЯ, исходЯ ненавистью и страхом. ќто был свЯщенный страх, сознание,
что ей уже не под силу боротьсЯ, что бурЯ сметет ее с земли, как  соломинку,
если она осмелитсЯ сопротивлЯтьсЯ. Џолотна громоздились одно  на  другое;  и
даже самые маленькие картины казались ей величественными, даже самые  худшие
- ослепительными, и, поверженнаЯ,  трепещущаЯ,  она  больше  не  рассуждала,
восхищаЯсь каждой из них, и неизменно отвечала на вопросы мужа:
     - ‡амечательно!.. Џревосходно!.. —удесно!.. ‚от эта просто чудеснаЯ!
     Ћднако она не сердилась на Љлода, она нежно любила его, обожала, жалела
до слез, видЯ, как он сам себЯ сжигает. Ќесколько недель удачной  работы,  и
снова все испорчено - он никак  не  мог  справитьсЯ  с  центральной  фигурой
женщины. Љлод доводил до изнурениЯ свою модель, ожесточенно  работаЯ  целыми
днЯми, а потом забрасывал картину на месЯцы. ђаз десЯть он начинал,  бросал,
совершенно переделывал центральную фигуру. Џрошел год, два,  а  картина  все
еще не была закончена, и если иногда конец и  казалсЯ  близок,  то  назавтра
Љлод снова все соскабливал и начинал сначала.
     Ђх, эти творческие муки, кипение крови, напрЯжение до слез,  доводившее
его до агонии, и все только длЯ того, чтобы создать плоть,  вдохнуть  в  нее
жизнь? ќта вечнаЯ борьба с реальностью и вечное поражение! Љлод изнемогал от
непосильной задачи вместить всю природу в одно  полотно:  его  напрЯгавшиесЯ
мышцы обессилели в бесполезных схватках, которые не помогали разрешитьсЯ  от
бремени его гениальности. ’о, что  удовлетворЯло  других  -  приблизительное
воплощение, неизбежные сделки с самим собой,  -  вызывало  в  нем  угрызениЯ
совести, возмущало, как трусливаЯ слабость. €  он  начинал  сызнова,  портил
хорошее  длЯ  достижениЯ  лучшего,  считаЯ,  что   картина   "не   говорит",
недовольный своими "бабенками", потому что, как шутили его товарищи, они еще
не могли сойти с полотен, чтобы с ним переспать. ‚ чем  же  было  дело,  что
мешало вдохнуть в них жизнь?  Ќаверное,  какой-нибудь  пустЯк!  Њожет  быть,
чего-то не хватало, а возможно, в них было что-то лишнее. Ћднажды он услышал
за своей спиной словечко "неполноценный гений", оно польстило ему и в то  же
времЯ испугало. „а, должно быть, так оно и есть, то недолет,  то  перелет  -
психическаЯ неуравновешенность, наследственное расстройство нер