ончено,  что  ты
навсегда  останешьсЯ  со мною, станешь жить  длЯ менЯ... Ђ  теперь,  что мне
делать, если ты отнимаешь у менЯ жизнь?
     -- ’о же, что делаю Я,-- отвечал аббат,-- преклоните колена, откажитесь
от жизни, не вставайте с колен, пока бог не простит.
     --  ’ак, значит, ты -- подлец? -- произнесла  Ђльбина. ѓнев охватил ее,
губы ее сложились в презрительную улыбку.
     ‘вЯщенник пошатнулсЯ, но промолчал. Ќевыразимое  страдание подступило к
его  горлу,  но  он  превозмог свою боль.  Ћн держал голову  прЯмо  и  почти
улыбалсЯ дрожащими губами. Ђльбина смерила его долгим, пристальным взглЯдом,
потом снова взорвалась:
     -- Ќу, отвечай же, обвинЯй менЯ! ‘кажи, что это Я  тебЯ соблазнила! ќто
будет  верхом всего!.. ‘лышишь, Я позволЯю тебе, оправдывайсЯ, обвинЯй менЯ.
Њожешь  менЯ  прибить. ‹учше  уж  терпеть от тебЯ удары, чем видеть, как  ты
коченеешь,  точно  труп. —то  ж, или крови  в  тебе больше нет?  €ли  ты  не
слышишь, как Я называю тебЯ подлецом? „а, ты  -- подлец,  ты  не смел любить
менЯ, раз ты не  можешь быть мужчиной...  ’ебе  мешает  твое черное одеЯние?
‘орви же его! Љогда ты будешь голым, ты, может быть, вспомнишь!
     ‘вЯщенник медленно повторил те же самые слова:
     -- џ согрешил, и нет мне оправданиЯ! џ раскаиваюсь в сво

     ем  проступке  и не надеюсь  на прощение. ‘орвать  свое одеЯние Я  могу
только вместе  со  своею  плотью, ибо Я предан богу  весь  целиком,  душой и
телом. џ -- свЯщенник!
     --  Ђ  Я-то,  а Я?!--в  последний раз крикнула Ђльбина. Ћн  не  опустил
головы.
     -- Џусть ваши страданиЯ зачтутсЯ мне, как верх преступлениЯ! Џусть буду
Я  подвергнут  вечной  каре  за  то,  что вынужден покинуть  вас! ќто  будет
справедливо... Љак бы ни был Я недостоин, каждый вечер Я молюсь за вас.
     Ћна пожала плечами с невыразимым отчаЯнием. ѓнев ее проходил. Ћна почти
испытывала жалость.
     -- ’ы сумасшедший,-- прошептала она.-- Ћставь  свои молитвы при себе. џ
хочу  тебЯ самого... ’ы никогда не поймешь. Њне надо было столько рассказать
тебе!  Ђ ты вот все сердишь менЯ своими историЯми про тот свет...  Џослушай,
давай будем оба  благоразумны. “спокоимсЯ сначала. Ђ потом поговорим...  Њне
ведь  никак  нельзЯ, уйти вот так. џ не могу  оставить тебЯ  здесь. ’ы здесь
точно мертвый, у тебЯ такаЯ  холоднаЯ кожа, что Я  и дотронутьсЯ  до тебЯ не
решаюсь... „авай пока больше не разговаривать. Џодождем.
     Ћна  замолчала. ‘делала несколько шагов, осматриваЯ  маленькую церковь.
„ождь продолжал  осыпать  окна  мелким  серым пеплом.  •олодный, пропитанный
сыростью свет  словно увлажнЯл стены. ‘наружи не доносилось ни звука -- один
только  монотонный стук дождевых капель. ‚оробьи, должно быть,  забились под
черепицы  кровли;   рЯбина   протЯгивала   свои  ветки,   очертаниЯ  которых
расплывались в водЯной  пыли. —асы медленно и хрипло  пробили пЯть ударов, и
после этого безмолвие стало еще  глуше, еще мрачнее,  еще безнадежнее.  …два
подсохшаЯ  краска  придавала  алтарю  и  исповедальне печально-опрЯтный  вид
монастырской часовни, куда не проникает солнце. ѓорестнаЯ агониЯ царствовала
в церкви: с  рук и ног •риста на большом распЯтии сочилась  кровь. Џо стенам
четырнадцать  изображений  страстей господних  выставлЯли  напоказ  жестокую
драму,  намалеванную  желтым  и красным и ужасавшую  зрителЯ.  ‡десь, у этих
алтарей,  походивших на могилы, посреди неприкрытой  наготы, мрачной,  как в
склепе,  в  смертных  судорогах  кончалась  жизнь.  ‚се  здесь  говорило  об
убийстве, о мраке, об ужасе, о подавленности, о  небытии. ‘труйка ладана еще
вилась  в  воздухе,  словно  последнее  слабое  дыхание  покойницы,  ревниво
задавленной плитами.
     -- Ђх,--  проговорила  наконец Ђльбина,--  как хорошо было  на  солнце,
помнишь?.. Ћднажды утром слева от цветника мы  шли  вдоль живой изгороди  из
высоких  розовых кустов.  џ отчетливо помню  цвет травы: там она  была почти
голубаЯ и только слегка отливала зеленым. Љогда мы дошли до конца изгоро-

     ди, то опЯть повернули назад. ’ам  так нежно пахло солнцем! ‚се утро мы
прогуливались на одном и том же месте: двадцать шагов вперед, двадцать шагов
назад. ’ебе не хотелось  уходить из этого счастливого  уголка. Џчелы жужжали
кругом;
     одна синичка ни за что не покидала  нас  и все перепрыгивала с ветки на
ветку. ‚ереницы  живых  существ  вокруг  нас  занимались  своими  делами. ’ы
шептал: "Љак хороша  жизнь!" †изнь  -- это были травы, деревьЯ, воды,  небо,
солнце,--  и  сами  мы  были  тогда   такими  светлыми,  златоволосыми!  Ћна
задумалась на минуту и продолжала:
     -- ’ы говорил "жизнь" и видел перед собой Џараду. Љаким большим казалсЯ
он  нам!  Њы никогда не  могли  дойти до  его конца.  Њоре  листвы  свободно
катилось  шумными волнами до  самого  горизонта.  Ђ сколько  синевы было над
нашими  головами! Њы  могли расти,  летать,  плыть, не встречаЯ препЯтствий,
точно облака. ‚се небо принадлежало нам.
     Ђльбина остановилась и жестом показала на давЯщие стены церкви.
     -- Ђ  здесь  ты  точно во рву,-- продолжала  она.-- ‡десь ты не  можешь
раскинуть руки,  не  ободрав ладони о камень.  ‘воды церкви скрывают от тебЯ
небо, лишают тебЯ солнца. ‡десь так тесно, что члены твои цепенеют, будто ты
лежишь под землею, заживо погребенный.
     -- Ќет,--  отвечал  свЯщенник,-- церковь велика, как  мир.  Ѓог целиком
помещаетсЯ в ней.
     Ќовым жестом  Ђльбина показала на  распЯтие, на  изображение умирающего
•риста, на страсти господни.
     --  € ты  живешь посреди  смерти,-- продолжала  она.-- ’равы,  деревьЯ,
воды, солнце, небо -- все здесь умирает вокруг тебЯ.
     -- Ќет, все оживает, все очищаетсЯ, все возноситсЯ к источнику света.
     Ђббат  выпрЯмилсЯ,  глаза  его  сверкали. Ћн  вышел  из  алтарЯ, отныне
неуЯзвимый,  охваченный  такой  пламенной  верой,  что  все  опасности,  все
искушениЯ перестали страшить его;
     отныне он презирал  их. Ћн взЯл Ђльбину за руку и, обращаЯсь  к  ней на
"ты", словно к сестре, подвел ее к скорбным изображениЯм крестного пути.
     --‚от, смотри,--сказал он,--как страдал мой бог... •риста били розгами.
‚идишь, плечи его обнажены, тело истерзано, кровь течет по чреслам... •риста
венчают  терниЯми. Љапли  крови сочатсЯ из его пробитого чела. Ѓольшой рубец
рассек ему висок... •риста оскорблЯют воины.  Џалачи в насмешку накинули ему
на  шею  лоскут пурпура,  они покрывают лик его  плевками,  ударЯют  его  по
ланитам и палками вбивают ему терновый венец прЯмо в чело...

     Ђльбина отвернулась, не желаЯ  видеть этих грубо размалеванных образов,
где по выкрашенному охрою телу €исуса лаковой  краской были нанесены  шрамы.
Џурпурный покров вокруг его шеи казалсЯ оторванным от тела лоскутом кожи.
     -- Љ чему страдать, к чему умирать!--отвечала она.-- Ћ,  ‘ерж, если  бы
ты вспомнил!.. ‚ тот  день ты говорил мне, что устал. Ќо Я-то отлично знала,
что ты лгал, потому  что погода была  прохладнаЯ,  а мы не гулЯли и четверти
часа.  Ќо тебе хо-телось  сесть и заключить менЯ  в  объЯтиЯ. ’ы помнишь,  в
глу-бине плодового сада, на  берегу ручьЯ росла вишнЯ, и, проходЯ  мимо этой
вишни, ты  каждый  раз начинал  целовать  мне  руки  такими  мелкими-мелкими
поцелуЯми, затем  подымалсЯ все дальше и дальше  по  плечам, до  самых  губ.
’огда пора вишен уже прошла,  и вот ты вкушал мои губы... Ђ помнишь, как  мы
плакали над увЯдшими цветами?  Ћднажды ты нашел в траве  мертвую малиновку и
весь  побелел, прижал менЯ к  груди,  точно хотел  защитить,  не  дать земле
похитить менЯ.
     ‘вЯщенник подвел ее к другим изображениЯм крестного пути.
     -- Њолчи,-- закричал он,-- смотри и слушай! Џовергнись  ниц от скорби и
жалости!.. •ристос падает под тЯжестью креста. Џодъем  на ѓолгофу  крут.  Ћн
рухнул на  колени. Ћн даже не  отер пота  с  лица, встал  и  продолжает свой
путь...  € вот  он --  снова падает  под  тЯжестью  креста. —то ни  шаг -- он
шатаетсЯ.  Ќа этот  раз он  так  тЯжело упал  на бок, что  на минуту лишилсЯ
дыханиЯ. …го истерзанные руки выпустили крест. …го израненные ноги оставлЯют
за собой кровавые следы... ‘трашнаЯ тЯжесть давит его,  ибо на плечах  своих
он несет грехи мирз...
     Ђльбина посмотрела на €исуса •риста; одетый в короткий  синий  плащ, он
лежал, распростершись,  под непомерной величины крестом, с которого стекала,
пЯтнаЯ золото его нимба, чернаЯ краска. Џотом устремила взор куда-то вдаль и
прошептала:
     -- Ђ луговые тропинки!.. ‡начит, у тебЯ ничего не сохранилось в памЯти?
Ђх, ‘ерж! ’ы позабыл дороги, поросшие мЯгкой травой, что вьютсЯ среди лугов,
утопаЯ в  море зелени?.. ‚  тот  день, о котором  Я  тебе говорю,  мы  вышли
погулЯть после  обеда только на часок.  Ђ сами все  шли  да шли вперед,  уже
звезды зажглись у нас над головою, а мы все шли. Ѓесконечный ковер -- мЯгкий
и нежный, как шелк, -- расстилалсЯ под Ќами! Ќоги  наши  ступали вовсе не по
песку,  а словно по  зеленому морю, и пенистаЯ  вода его убаюкивала нас.  Њы
отлично знали, куда  ведут нас эти милые сердцу тропинки, которые, казалось,
никуда не вели. Ћни вели нас дорогой любви, к радости жизни в  объЯтиЯх друг
у друга, к уверенности в грЯду-

     щем  счастье!.. Њы  вернулись совсем не утомленные. ’ы чувствовал  себЯ
еще бодрее и радостнее, чем до прогулки, потому что ты подарил мне так много
ласк, а Я не могла их вернуть тебе полностью.
     ђуками,  дрожащими от мучительного волнениЯ,  аббат  Њуре показывал  на
последние изображениЯ и лепетал:
     --  € вот спаситель привЯзан  к  кресту. Њолотом вгонЯют гвозди  в  его
ладони.  „лЯ  обеих  ног понадобилсЯ  лишь один  гвоздь;  когда  его  вбили,
треснули кости. Џо  телу его пробегает дрожь, а  он в  это  времЯ улыбаетсЯ,
воздев  очи горе... ‚от •ристос между двумЯ  разбойниками. Џод тЯжестью тела
раны его раздираютсЯ  все шире, все страшнее. ‘ его чела, с его  конечностей
струитсЯ кровавый пот.  ђазбойники поносЯт его,  прохожие насмехаютсЯ, воины
делЯт его одежды. € сгущаетсЯ мрак,  и  прЯчетсЯ солнце... ‘паситель умирает
на  кресте. Ћн  издает громкий  вопль и испускает дух. Ћ,  страшнаЯ  смерть!
‡авеса храма раздираетсЯ надвое сверху донизу, содрогаетсЯ землЯ, трескаютсЯ
камни, разверзаютсЯ могилы...
     Ђббат Њуре упал на  колени; голос  его прерывалсЯ рыданиЯми, глаза были
устремлены  на  три  креста  ѓолгофы,   где  корчились  свинцово-синие  тела
осужденных. Ќеумелый художник придал им неестественную худобу. Ђльбина стала
перед образами, чтобы ‘ерж не видел их.
     --  Ћднажды  вечером,--заговорила  она,--в долгие  сумерки  Я  положила
голову к тебе на колени... ќто было в лесу, в конце большой аллеи каштановых
деревьев. ‡аходЯщее солнце  пронизывало  ее  последними  лучами.  Ђх,  какое
ласковое  прощание!  ‘олнце замешкалось у  наших  ног, словно  с  дружеской,
доброй  улыбкой  говорило  нам: "„о свиданиЯ!"  Ќебо  медленно  бледнело. џ,
смеЯсь, говорила тебе,  что оно сбрасывает свое  голубое  платье и  надевает
черное с золотыми  цветами, готовЯсь идти на  бал. Ђ ты  с  нетерпением ждал
темноты, тебе так хотелось  побыть наедине со мною, без солнца,  стеснЯвшего
нас.  Ќа  землю  спускалась  не  ночь,  нет,  а  какаЯ-то  скрытаЯ нежность,
стыдливаЯ  истома, подернутаЯ дымкой  тайна, чем-то напоминавшаЯ  те  темные
тропинки  среди  листвы,  куда забираешьсЯ,  чтобы  на  времЯ  спрЯтатьсЯ от
солнца, но знаешь,  что,  дойдЯ до конца тропы,  снова  выйдешь  под сиЯющее
радостью небо. ‚ тот день  вечернЯЯ зарЯ своей  прозрачной бледностью сулила
назавтра роскошное  утро...  ’огда Я притворилась спЯщей,  ибо  видела,  что
дневной свет уходит  медленнее,  чем  тебе хотелось. ’еперь  Я  могу сказать
тебе: Я  не спала,  когда  ты  целовал  мои  глаза.  џ  наслаждалась  твоими
поцелуЯми. џ сдерживалась, чтобы не рассмеЯтьсЯ. џ старалась мерно дышать, а
ты так и пил  мое дыхание.  Ђ когда стало  совсем  темно, нас ; точно что-то
долго-долго убаюкивало. ‚идишь ли, деревьЯ

     только делали вид, что спали, как и  Я... ’ы  помнишь, той  ночью цветы
пахли особенно сильно.
     . Ђббат все еще стоЯл на коленЯх, и лицо его было залито слезами; тогда
девушка схватила его за руки, поднЯла и снова заговорила со страстью:
     <b>-- Ћ,</b> если бы ты все  вспомнил, ты велел бы мне увести тебЯ, ты охватил
бы  руками  мою  шею,  чтобы Я не  могла  уйти  без тебЯ!.. ‚чера  мне снова
захотелось увидеть сад. Ћн  стал еще больше, еще глубже, еще непроходимее. џ
нашла в нем новые  ароматы,  такие  сладкие, что мне захотелось  плакать.  ‚
аллеЯх менЯ пронизывали солнечные потоки, рождаЯ  во мне дрожь желаниЯ. ђозы
говорили  со мной  о  тебе.  ‘негири удивлЯлись, видЯ  менЯ  одну.  ‚есь сад
вздыхал...  Ћ,  пойдем!  Ќикогда  еще травы не раскидывали  ковра нежнее!  џ
отметила цветком один  укромный  уголок, куда хочу  свести тебЯ. ’ам куст, а
внутри его отверстие, широкое, как большаЯ постель. Ћттуда слышно, как живет
весь сад: деревьЯ, воды, небо... ‘амое дыхание земли будет убаюкивать нас...
Ћ, пойдем, мы станем  любить  друг друга, растворЯЯсь в любви окружающей нас
природы.
     Ќо  ‘ерж  оттолкнул  ее.  Ћн вернулсЯ к приделу усопших и  встал против
большого  распЯтиЯ  из  раскрашенного  картона.   •ристос  был  величиной  с
десЯтилетнего   ребенка,   его   агониЯ   была   изображена   с  потрЯсающим
правдоподобием. ѓвозди были сделаны под железо, разодранные раны зиЯли.
     -- Ћ,  €исус, умерший за нас,-- воскликнул аббат,-- вразуми ее,  открой
ей наше ничтожество, скажи  ей, что мы  -- прах, мерзость, скверна!  „озволь
мне покрыть  главу мою власЯницей,  склонить чело мое у ног твоих и остатьсЯ
так  без  движениЯ,  пока  смерть  не  истребит менЯ. ‡емлЯ  прекратит  свое
существование.  ‘олнце  погаснет.  џ не  буду  ни  видеть,  ни  слышать,  ни
чувствовать. Ќичто из этого  жалкого мира не будет длЯ  души моей помехой на
пути служениЯ тебе.
     ‚оодушевление  его все возрастало. ЏоднЯв обе руки,  он  пошел прЯмо  к
Ђльбине:
     --   ’ы  была   права.   „а,   здесь   царит   смерть,   Я   хочу   ее,
смерти-избавительницы,  спасающей   от  всЯкой  скверны...  ’ы   слышишь!  џ
отрекаюсь от жизни, отвергаю  ее,  плюю  на нее!  ’вои цветы  смердЯт,  твое
солнце  ослеплЯет,  твоЯ  трава заражает проказой  всЯкого, кто опуститсЯ на
нее, твой  сад  -- зловоннаЯ Яма, где разлагаютсЯ трупы. ‡емлЯ источает  пот
омерзениЯ.  ’ы лжешь, когда твердишь  о любви,  о свете, о блаженной жизни в
недрах твоего  зеленого  дворца.  ’ам, у  тебЯ,  только  мрак. „еревьЯ  твои
источают Яд, превращают  человека в  животное: чащи  твои  черны  от змеиной
отравы; а синЯЯ вода твоих рек несет чумную заразу. …сли бы Я сорвал с твоей
природы ее солнечный нарЯд, ее лиственный поЯс, ты увидела бы что она

     худа и безобразна, как мегера, а ее впавшие бока  изъедены  пороками...
Ќо  даже  если  бы  ты  говорила  правду,  если  бы  руки  твои  сулили  все
наслаждениЯ, если бы ты  могла унести менЯ  на ложе из роз и навеЯть мне там
райские сны,  Я и тогда еще отчаЯннее защищалсЯ  бы от твоих объЯтий!  Њежду
нами идет  война,  вечнаЯ,  беспощаднаЯ!  ’ы  видишь,  церковь мала,  бедна,
некрасива, исповедальнЯ  и кафедра в ней из елового дерева, купель из гипса,
а  дощатые алтари  раскрашены  заново мною самим. Ќо  что с того! Ћна больше
твоего сада, больше твоей долины, больше всей земли! ќто грознаЯ крепость, и
ничто  не  сокрушит  ее!  ‚етры  и  солнце, леса  и морЯ--все  живое  тщетно
ополчилось  бы на нее: она останетсЯ стоЯть и даже  не пошатнетсЯ. „а, пусть
как угодно растет этот кустарник, пусть он  сотрЯсает  стены церкви колючими
своими руками;  пусть насекомые тучами  выползают  из скважин почвы и грызут
эти стены! –ерковь, пусть даже разрушеннаЯ,  все же никогда не будет сметена
разливом жизни! Ћна непобедима, как смерть!.. •очешь знать, что произойдет в
один  прекрасный день? ЊаленькаЯ  церковь станет огромной, она  отбросит  на
землю  такую  тень,  что всЯ природа  твоЯ  сгинет. Ћ, смерть! ‘мерть  всего
живого, когда  небо разверзнетсЯ  над отвратительными  обломками мира  сего,
дабы приЯть наши души!
     Ћн  кричал  и с  силой  толкал  Ђльбину  к  двери.  „евушка  побелела и
отступала шаг  за шагом. Љогда же  голос свЯщенника  пресексЯ  и  он замолк,
Ђльбина торжественно сказала:
     --  ‡начит, кончено, ты гонишь менЯ?.. Ђ ведь  Я  твоЯ жена. ’ы менЯ ею
сделал. Ѓог допустил наш союз, и он не может карать нас за это.
     Ќа пороге она остановилась и прибавила:
     -- ‘лушай, каждый день на  закате солнца Я прихожу в конец сада, к тому
месту, где обрушилась стена... џ жду тебЯ.
     € она ушла. „верь ризницы глухо захлопнулась, точно подавила вздох.
        IX
     ‚ церкви воцарилось молчание.  ‹ишь дождь, поливший с удвоенной  силой,
гудел органом под сводами. ‚ наступившей  внезапно  тишине  гнев  свЯщенника
утих. “миление схватило его. ‹ицо его было залито слезами, плечи сотрЯсались
от рыданий, он вернулсЯ к большому распЯтию  •риста  и бросилсЯ перед ним на
колени. ѓорЯчаЯ благодарность так и рвалась с его губ.
     -- Ћ, благодарю тебЯ, господи, за помощь,  которую ты ниспослал мне! Ќе
будь  твоей  благодати, Я бы  вновь  последовал голосу плоти и вернулсЯ  бы,
презренный, ко греху! Ќо

     небеснаЯ  благодать препоЯсала чресла мои боевым мечом,  она стала моей
броней,  моим  мужеством, внутренней  поддержкой,  позволившей  мне  устоЯть
против слабости. Ћ, всевышний! ’ы пребывал во мне; ты говорил  во мне, ибо Я
не  чувствовал  в себе  земной  низости и  нашел  в себе  силу порвать  узы,
опутавшие мое сердце. ’еперь сердце мое окровавлено; вот оно,  отныне оно не
принадлежит никому, кроме тебЯ. ђади тебЯ Я вырвал его из мира. Ќо не думай,
господи, что Я хоть сколько-нибудь тщеславлюсь этой победой. џ знаю, что без
тебЯ Я -- ничто, џ повергаюсь к стопам твоим в полном смирении.
     € он.  бессильно  опустилсЯ на  ступеньку  алтарЯ; больше он не находил
слов,  лишь из полуоткрытых губ его,  точно ладан, струилось слабое дыхание.
ЃеспредельнаЯ благодать погружала его в несказанный восторг. € он заглЯдывал
в свою душу и искал €исуса •риста в  глубинах  своего существа, в  свЯтилище
любви, которое он ежечасно  уготовлЯл длЯ приЯтиЯ  господа. € •ристос был  в
нем, он ощущал это по необыкновенной сладости, в которую погрузилсЯ. € тогда
он повел с •ристом одну из тех внутренних безмолвных бесед, во времЯ которых
он подымалсЯ  над землей и говорил  с  самим  богом.  Ћн  бормотал  стих  из
песнопениЯ: "Њой возлюбленный принадлежит мне, а Я -- ему; он покоитсЯ среди
лилий,  пока не  встанет зарЯ  и не убегут  тени". €  он размышлЯл  о словах
"ЏодражаниЯ  •ристу":  "‚еликое  искусство--уметь  беседовать  с  •ристом  и
великое  умение--удерживать  его  при  себе".  Ћ,  восхитительнаЯ  близость!
•ристос склонЯлсЯ  к нему и часами  беседовал  с  ним  о его  нуждах, о  его
радостЯх  и  упованиЯх. „аже два друга,  встречаЯсь  после долгой разлуки  и
уходЯ подальше от людей на берег какой-нибудь уединенной реки,-- даже они не
так  умиленно   беседуют   между  собою.  €бо  в   эти  часы   божественного
самоотречениЯ  •ристос удостаивал его  своей  дружбы, был  ему самым лучшим,
самым верным другом,-- таким  другом, который не предаст никогда, который за
малую его любовь подарит ему сокровища вечной жизни. Ќа этот  раз свЯщеннику
особенно хотелось как можно дольше говорить с этим другом.  ‚ тишине  церкви
пробило  шесть  ударов, а  он  все  еще слушал •риста  среди молчаниЯ  всего
живого.
     ’о была полнаЯ исповедь, свободнаЯ  беседа без всЯкой помехи со стороны
Языка,  естественное  излиЯние  сердца, упреждающее  самую мысль. Ђббат Њуре
говорил •ристу все, ибо бог снизошел до  полной близости  с ним и  готов был
все  услышать, все  понЯть. Ћн признавалсЯ  господу, что  по-прежнему  любит
Ђльбину; дивилсЯ, как мог он  так дурно обойтись с нею, как мог прогнать  ее
без того, чтобы все внутри его не возмутилось. ќто поражало его; он улыбалсЯ
Ясней  улыбкой,  как  бы  при  лицезрении  невиданного подвига, совершенного
кем-то другим.

     •ристос отвечал, что это не должно его  удивлЯть, что величайшие свЯтые
часто  бывали  бессознательным орудием  в  руках бога.  ’огда аббат  выразил
сомнение: достойно ли было с его стороны  искать убежище у подножиЯ алтарЯ и
даже у самых страстей  господних?  Ќе проЯвилось ли его малодушие в том, что
он не  отважилсЯ боротьсЯ с соблазном один на  один? Ќо •ристос выказал себЯ
снисходительным; он объЯснЯл,  что слабость человеческаЯ  составлЯет предмет
непрестанной заботы бога; он сказал, что предпочитает души  страждущие,  что
он нисходит к ним и садитсЯ как друг возле  их изголовьЯ. Ѓыла ли  любовь  к
Ђльбине   греховна?  Ќет,  если   любовь  эта  возвышаетсЯ   над  плотью   и
сопровождаетсЯ надеждой и упованием на вечную жизнь. Ќо как следовало любить
ее? Ќе  произносЯ ни слова, не приближаЯсь к ней ни на шаг,  дабы  чистейшаЯ
нежность  струею благовониЯ  возносилась  к  небу, радуЯ  его.  ’ут  •ристос
благосклонно  улыбнулсЯ и еще  ниже  склонилсЯ к  свЯщеннику, поощрЯЯ  его к
дальнейшим  признаниЯм,-- и  тот  мало-помалу  осмелел до  того,  что стал в
подробностЯх  описывать  ему красоту Ђльбины.  ‚олосы у нее белокурые, как у
ангелов. ‚сЯ она  белаЯ, с большими кроткими глазами, точно  свЯтаЯ в сиЯнии
славы.  •ристос  молчал, но все еще  улыбалсЯ.  Ђ как она выросла!  Ћкруглый
стан,  роскошные  плечи делают ее  теперь похожей на царицу. Ћ, обнЯть бы ее
хоть на одно  мгновение  и  ощутить,  как  она  всЯ приникнет к нему! “лыбка
•риста бледнела и  угасала, как солнечный  луч  на краю  небосклона.  ’еперь
аббат Њуре говорил уже сам с собою.  Џоистине, он  был слишком  жесток. …сли
небо позволЯет  любить Ђльбину,  зачем прогнал он ее, не сказав ей ни одного
ласкового слова?
     --  џ  люблю  ее!  ‹юблю ее! -- закричал  он вне себЯ громким  голосом,
наполнившим всю церковь.
     …му  чудилось,  что она  еще  здесь.  Ћна  протЯгивала  ему руки, такаЯ
желаннаЯ, что могла бы  заставить его нарушить все клЯтвы. €  он  бросилсЯ к
ней  на грудь, невзираЯ на свЯтость места:  он гладил ее руки,  он осыпал ее
дождем страстных поцелуев... ’еперь он стоЯл  на коленЯх перед нею, взываЯ к
ее милосердию, просЯ у нее прощениЯ  за свою  грубость.  Ћн объЯснЯл ей, что
иногда  в нем звучит чей-то посторонний, не его голос. ђазве сам он обошелсЯ
бы с нею так дурно? Ћ,  нет, его  устами говорил тогда чужой голос! ‚едь сам
он без трепета не смел прикоснутьсЯ ни к одному ее волоску,-- значит, это не
мог  быть он... Ќо все же он прогнал ее, ведь церковь пуста! Људа ему бежать
за  ней,  чтобы  догнать  ее,  привести  обратно, осушить  ее  слезы  своими
лобзаниЯми?  „ождь  пошел  сильнее. „ороги  превратились в  озера  грЯзи. Ћн
представлЯл себе, как ливень хлещет Ђльбину, как спотыкаетсЯ она, пробираЯсь
по оврагам, как промокло ее платье, прилипшее к телу! Ќет, нет,

     то был не  он, то был другой, чей  ревнивый голос довел свою жестокость
вплоть до желаниЯ умертвить его любовь.
     <b>--</b>  Ћ,  господи!  -- закричал  он в  еще большем отчаЯнии.--  ‘милуйсЯ,
возврати мне ее!
     Ќо •риста больше  не  было рЯдом... ’огда  аббат  Њуре  точно  внезапно
пробудилсЯ и  смертельно  побледнел.  Ћн начинал  понимать. „а,  он не сумел
сберечь  возле  себЯ •риста! Ћн потерЯл друга  и  оказалсЯ беззащитен  перед
лицом зла. ‚место  внутреннего света, озарЯвшего все  его существо, света, в
котором он принимал господа бога своего, в  недрах его царил теперь сплошной
мрак, одни только зловонные  испарениЯ раздраженной плоти. “далЯЯсь от него,
•ристос унес  с  собою  и  благодать. ‘  самого  утра  аббат  был  так силен
поддержкою неба, а  теперь сразу же почувствовал себЯ несчастным, покинутым,
слабым,  точно ребенок. € какое жестокое падение! ЉакаЯ ужаснаЯ  горечь! ’ак
мужественно боротьсЯ, не склонЯтьсЯ, оставатьсЯ непобежденным,  непреклонным
перед  живым  воплощением  соблазна  --  Ђльбиной с  ее  округлым  станом  и
роскошными плечами, распространЯющей аромат женщины, охваченной страстью;  а
потом  постыдно пасть и  задыхатьсЯ от отвратительной  похоти, когда предмет
соблазна удалилсЯ, оставив за собою лишь шелест платьЯ да едва слышный запах
белокурых   волос  на  затылке!  ’еперь,  ожив  в   его  воспоминаниЯх,  она
возвращалась всемогущей и завладевала всей церковью.
     --  €исусе, €исусе!  -- в отчаЯнии  возопил свЯщенник.-- ‚озвратись  ко
мне, войди в менЯ вновь, поговори со мною!..
     Ќо •ристос  оставалсЯ  глух. ‘  минуту аббат  Њуре  стоЯл, поднЯв руки,
взываЯ к небу. Џлечи его хрустели,  до того порывисто воздевал он руки горе.
Ђ потом его  руки бессильно повисли. ‚ небе царило грозное безмолвие. Ћ, как
хорошо знакомо оно благочестивым! ’огда свЯщенник снова присел  на ступеньку
алтарЯ, раздавленный, с лицом землистого цвета;
     он прижал локти к  бокам, точно  стараЯсь умалить свою плоть, сделатьсЯ
меньше ростом. Ћн весь словно съеживалсЯ под терзающим зубом соблазна.
     --  ѓосподи, ты  покидаешь менЯ! -- прошептал он.-- „а  свершитсЯ  волЯ
твоЯ!
     Ѓольше он не произнес ни слова, а только тЯжело дышал, как затравленный
зверь,  не смеЯ шевельнутьсЯ и страшась соблазна. Џосле своего  грехопадениЯ
он стал безвольной игрушкой благодати. Ћна оставалась  глуха к самым горЯчим
его  мольбам, а  потом  внезапно нисходила на него во всем своем очаровании,
когда он уже  терЯл надежду  и думал,  что благодать  покинула его на долгие
годы. ‘начала  он в таких случаЯх возмущалсЯ, говорил с нею тоном обманутого
любовника, требовал немедленного возвращениЯ этой небесной утешитель-

     ницы,  чьи  лобзаниЯ так укреплЯли  его.  Ќо  после  многих  бесплодных
порывов гнева постиг, наконец, что  смирение менее тЯгостно и что только оно
одно может помочь  ему вынести  одиночество. € с тех пор,  по целым  часам и
днЯм,  он безропотно ожидал медлЯщей помощи. ’щетно предавал он  себЯ в руки
божьи,  тщетно  в самоотречении  повторЯл  неустанно,  до изнеможениЯ  самые
действенные  молитвы:  бога  он более  не ощущал;  плоть,  не повинуЯсь ему,
предавалась вожделению;
     молитвы, теснившиесЯ на устах, переходили в нечистый, бессвЯзный лепет.
’огда начиналась медленнаЯ агониЯ искушениЯ, оружие веры постепенно выпадало
из  слабеющих  рук свЯщенника,--он  становилсЯ  лишь  косной вещью в  когтЯх
страстей и с ужасом взирал на собственный позор, не имеЯ мужества шевельнуть
мизинцем, дабы  прогнать грех. ’акова была теперь  его жизнь. Ћн  познал все
виды  наступлениЯ  греха. Ќе  проходило  днЯ, когда  бы  он  не  подвергалсЯ
искушению. ѓрех принимал тысЯчи форм, он входил через глаза, проникал сквозь
уши, схватывал его открыто за горло, предательски вскакивал к нему на плечи,
терзал его до самого мозга костей. ѓрех всегда стоЯл перед его глазами -- то
была нагота Ђльбины, сиЯвшаЯ как  солнце, озарЯЯ  зелень Џараду. Ћн не видел
ее  только в  те редкие  мгновениЯ,  когда благодать  нисходила  на  него  и
прохладными своими ласками  смежала ему веки.  Ћн скрывал  свою муку,  точно
постыдную болезнь.  Ћн  замыкалсЯ в унылом молчании,  которое  окружающие не
умели разрушить, он наполнЯл церковный дом самоистЯзанием и самоотречением и
выводил этим ’эзу из себЯ, так что за спиной аббата старуха начинала грозить
кулаком самому небу...
     Ќа этот раз он был один и мог без стеснениЯ предаватьсЯ страданию. ѓрех
только  что  нанес ему  такой  удар,  что  у него не  было  сил поднЯтьсЯ со
ступеней алтарЯ, на  которые он упал. ‘жигаемый тоской,  он продолжал дышать
прерывисто и сильно, тщетно ища  хотЯ бы одну  слезинку. € он стал  думать о
прежней,  безмЯтежно-Ясной жизни. Ђх, какое спокойствие, какое упование жило
в нем в ту пору, когда он только прибыл в Ђрто! „орога спасениЯ казалась ему
такой прекрасной и ровной! ‚ то  времЯ он только смеЯлсЯ, когда  говорили  о
соблазнах.  Ћн  жил среди зла, не знаЯ и не боЯсь его,  уверенный,  что  ему
будет  легко одолеть  это  зло.  Ћн  был безукоризненным  свЯщенником, столь
целомудренным и столь  блаженным в своем  неведении, что сам  бог вел его за
руку, словно малого ребенка. ’еперь  же  эта  младенческаЯ чистота умерла  в
нем. Ѓог  посещал  его  поутру  и тотчас же начинал  испытывать его. ‚сЯ его
жизнь на земле сделалась одним сплошным  искушением.  Ћн стал  взрослым,  он
познал грех, и  теперь ему приходилось непрестанно  боротьсЯ с соблазном. Ќе
значило ли это, что

     в  такие  часы  бог  любил  его  больше?  ‚едь  все великие  праведники
оставлЯли  клочьЯ  своего тела на  шипах  тернистого  пути. ‚  этой мысли он
старалсЯ найти себе утешение. Џри каждом подавленном крике плоти, при каждом
хрусте костей он надеЯлсЯ  на  необычайные  награды. Ќикакие удары  небес не
казались ему  достаточно сильными: он желал  большего. Ћн дошел до того, что
стал  относитьсЯ  с  презрением  к  прежней  своей  безмЯтежности, к  своему
немудрому  рвению  тех  времен, Љогда  он  в  чисто девичьем восторге часами
простаивал на коленЯх и даже не чувствовал, чтобы они затекали...  ’еперь он
ухитрЯлсЯ находить наслаждение в  самоистЯзании и, погружаЯсь в него, как бы
забывалсЯ сном. Ќо пока он  славил бога, зубы его  стучали от ужаса, а голос
мЯтежной крови кричал ему, что все  это -- ложь,  что  единственнаЯ желаннаЯ
радость  -- это лежать в объЯтиЯх Ђльбины,  за  одной  из цветущих изгородей
Џараду.
     Њежду тем он оставил деву Њарию длЯ •риста, он пожертвовал сердцем ради
победы над плотью, грезЯ о том, как бы укрепить свою  веру мужеством. ’онкие
прЯди  волос, протЯнутые руки, женственнаЯ улыбка мадонны --  все это отныне
слишком смущало его. Ћн  не  решалсЯ преклонить перед нею колени, не опускаЯ
глаз:  так боЯлсЯ он увидеть  край ее  одеЯниЯ. Љроме того, он упрекал ее в.
том, что  когда-то она была слишком  снисходительна  и нежна к нему. Њадонна
так долго хранила его в складках своего плаща, что когда  он выскользнул  из
рук ее и полюбил  земную  женщину, он даже не заметил, что переменил предмет
обожаниЯ. Ћн вспоминал грубость брата Ђрканжиа, его отказ от поклонениЯ деве
Њарии,  недоверчивый  взглЯд,  с  которым  тот,  чудилось,  взирал  на  нее.
‘вЯщенник отчаЯлсЯ когда-либо возвыситьсЯ до этой грубости: он только просто
покинул мадонну,  запрЯтал  ее  изображениЯ,  забросил  ее  алтарь.  Ќо  она
осталась в недрах его сердца и  пребывала там, как тайнаЯ, заветнаЯ  любовь.
ѓрех пользовалсЯ даже ею, пресвЯтой девой, дабы  соблазнЯть его; это ужасное
свЯтотатство подавлЯло его. Ђ когда в иные часы он все-таки взывал к ней, не
будучи в силах  превозмочь свое  умиление, перед  ним представала  Ђльбина в
белом покрывале, с голубым шарфом вокруг поЯса, с  золотыми розами на  голых
ногах. ‚се изображениЯ приснодевы -- дева в царственном златом плаще,  дева,
венчаннаЯ  звездами, дева,  посещаемаЯ ангелом  благовещениЯ, дева, спокойно
сидЯщаЯ  между  лилией  и  прЯлкой,--  все  они  приносили  ему  лишь  новые
воспоминаниЯ  об  Ђльбине,  об  ее улыбчивых  глазах, об  ее нежных устах, о
мЯгкой  линии  ее щек. ѓрех его убил  девственность  Њарии.  Ђ когда  высшим
усилием воли он  изгонЯл женщину из религии и искал убежища у €исуса •риста,
то даже кротость спасителЯ и та порою смущала его.

     …му был нужен ревнивый и беспощадный библейский бог, ЯвлЯющийсЯ в вихре
громов  и молнии лишь длЯ того, чтобы' покарать  испуганный мир. „лЯ него не
существовало  больше  ни свЯтых,  ни ангелов,  ни  богоматери:  осталсЯ один
только господь бог  -- владыка-вседержитель, требовавший  себе все  вздохи и
помыслы. Ћн чувствовал, как  длань  этого  бога давит на чресла его и  среди
времен и пространств  держит его,  грешную пылинку, в  полной  своей власти.
‘делатьсЯ  ничем,  быть  уничтоженным,  осужденным, думать  об  аде,  тщетно
боротьсЯ против чудовищных  соблазнов -- все это  стало казатьсЯ ему благом.
Ћт €исуса  воспринЯл он один только крест. Љрестные муки распЯтого бога, так
потрЯсающие верующих,  стали длЯ аббата навЯзчивой идеей. Ћн взваливал крест
на  рамена  и следовал за спасителем. Ћн  изнемогал  под  тЯжестью креста, и
высшей радостью его было бы повергнутьсЯ под этим бременем на землю и,  несЯ
крест, ползти на коленЯх,  с  перебитым позвоночником. ‚ распЯтии аббат Њуре
видел силу души,  радость ума, совершенство добродетели, верх  свЯтости. ‚се
заключалось в этом:  смерть  на  кресте была  конечною целью всего  и  всех.
‘традание, смерть  -- эти  слова  беспрестанно раздавались в  его ушах,  как
венец  человеческой  мудрости.  € когда  он  так  неразрывно  свЯзал  себЯ с
распЯтием,  ему стало ведомо утешение безграничной любви  к  богу.  Ќе  деву
Њарию  любил он теперь с нежностью  сына, со страстью возлюбленного. Ќет, он
любил  ради  самой любви;  любовь  стала длЯ  него самоцелью. Ћн любил  бога
превыше  себЯ,  превыше  всего, в вечном сиЯнии  горнего света. Ћн  сделалсЯ
точно факел, сгорающий  длЯ того,  чтобы светить.  € даже  смерть, когда  он
призывал ее, была в его глазах лишь великим порывом любви.
     ‡а  какой  же  проступок  подвергаетсЯ он  такому  жестокому испытанию?
‘вЯщенник отер рукой пот, струившийсЯ с его висков, и подумал, что еще утром
он  вопрошал свою  совесть  и  не находил  в  душе  своей  никакого  важного
прегрешениЯ.  ђазве  не  ведет  он суровую жизнь,  не умерщвлЯет плоть свою?
ђазве  не  любит он слепо  бога,  одного только бога?  Ћ,  если  бы  господь
сжалилсЯ  над  ним  и  возвратил  ему  душевный  покой,  как  человеку,  уже
достаточно  наказанному  за свой  грех! Ќо,  быть  может,  грех этот  нельзЯ
искупить?  €, сам того не желаЯ,  он  опЯть  вернулсЯ мыслЯми к.  Ђльбине, к
Џараду, ко  всем  этим  мучительным  воспоминаниЯм. ‘начала  он  стал искать
смЯгчающие вину обстоЯтельства...  Ћднажды  вечером он  упал  на пол в своей
комнате, сраженный мозговой горЯчкой. ’ри недели он  находилсЯ в смертельном
бреду. Љровь Яростно струилась по его  жилам до самых конечностей и шумела в
нем, как поток, вырвавшийсЯ  на свободу из недр земли. ’ело его, с головы до
пЯт, было очищено и обновлено

     болезнью,  разбито ее неустанной работой; часто  в бреду ему  чудилось,
будто он слышит, как какие-то рабочие молотками сколачивают его кости. € вот
однажды утром он  очнулсЯ совсем другим человеком: он точно вторично родилсЯ
в тот день. „вадцать пЯть лет жизни, последовательно сложившихсЯ в нем, были
словно  куда-то   отброшены.   …го  детскаЯ   набожность,  его   семинарское
воспитание, верованиЯ юного пастырЯ -- все это куда-то ушло, потонуло,  было
сметено  и оставило  по себе одно лишь пустое место. Ќадо  думать,  самый ад
подготовил  его этим  ко греху, обезоружив его и  превратив его  душу в ложе
неги, на  котором, войдЯ,  могло  почить  зло. € он  бессознательно  отдалсЯ
медленному  ходу  событий, а  они  незаметно  довели  его  до  грехопадениЯ.
ЋткрываЯ глаза в Џараду, он чувствовал себЯ ребенком и  совершенно не помнил
прошлого; нет, ничего от свЯщеннического  сана  в нем тогда не было!  Ћрганы
его, словно в кроткой игре, в восторге и в изумлении, начинали жизнь заново,
будто раньше они вовсе и не жили и теперь чрезвычайно радовались, что учатсЯ
бытию.   Ћ,  сладостнаЯ  пора  обучениЯ,  чарующие  встречи,  восхитительные
находки! Џараду был  великим соблазном. ‚вергаЯ  туда аббата, сатана отлично
понимал, что он там пребудет беззащитным. ‚ дни своей юности ‘ерж никогда не
испытывал подобного  наслаждениЯ.  Љогда  он обращалсЯ теперь мыслью  к этой
своей ранней юности, она  казалась ему  темной  и мрачной, лишенной  солнца,
болезненной, бледной, неблагодарной. Ћттого-то он так и приветствовал солнце
Џараду, так изумлЯлсЯ первому дереву, первому цветку, каждому замеченному им
насекомому, каждому поднЯтому  камешку!  „аже  камни и те  очаровывали  его.
ѓоризонт был необычайно прекрасен. ‚се его чувства ожили;
     Ясное утро, врывавшеесЯ ему в глаза, запах жасмина, ласкавший обонЯние,
пение жаворонка, достигавшее его слуха,--  все  это  приводило  его  в такое
сильное волнение, что  руки  и  ноги  отказывались  служить.  Љак  долго  он
наслаждалсЯ искусством  воспринимать легчайшие трепеты бытиЯ! € вот  однажды
утром  рЯдом  с  ним,  среди  роз,  внезапно  возникла  Ђльбина!  Џри   этом
воспоминании  он  рассмеЯлсЯ  в  настоЯщем  экстазе.  Ћна  поднималась,  как
светило, нужное  даже самому солнцу. Ћна все освещала и  все объЯснЯла.  Ћна
дополнЯла  солнце. €  тогда он  восстановил в своей памЯти прогулки с ней во
все  концы  Џараду.  Ћн вспоминал волоски, разлетавшиесЯ у  нее на  затылке,
когда она бежала впереди. Љак хорошо от нее пахло, каким  теплом веЯло от ее
платьЯ, самый шелест которого был похож на поцелуй! Ђ когда она обвивала его
голыми, гибкими, как  змейки, руками,  ему так хотелось, чтобы эта худенькаЯ
девочка свернулась рЯдом с ним

     калачиком, да  так  и  заснула бы, тесно прильнув к нему. Ћна постоЯнно
шла впереди. Ћна водила его по запутанным тропинкам, где  они мешкали, чтобы
не  возвращатьсЯ домой  слишком рано. ќто она заразила  его своей  страстной
привЯзанностью к земле. Ћн училсЯ  любить, видЯ, как любЯт друг друга травы.
€х нежность  долгое времЯ брела ощупью, пока, наконец, однажды  вечером, под
гигантским деревом, в  тени,  пропитанной  испарениЯми  древесного сока,  их
охватила  великаЯ  радость.  ’ам  был  конец их пути.  Ђльбина запрокинулась
назад, запутавшись  головой в собственных волосах, и протЯнула к  нему руки.
Ћн сжал ее в объЯтиЯх. Ћ, снова обнЯть ее так же, овладеть ею,  чувствовать,
как лоно ее дрожит от плодоносЯщих сил, сотворить жизнь, стать богом!
     ‚незапно аббат  Њуре издал глухой,  жалобный  вопль.  Ћн  вскочил,  как
ужаленный,  потом снова опустилсЯ без сил.  …го  вновь терзало  искушение! ‚
какую  грЯзь  увлекли  его  воспоминаниЯ!  ђазве  не  знал  он,  что  сатана
бесконечно богат на  уловки, что он  пользуетсЯ даже  часами  благочестивого
самоуглублениЯ,  дабы  влезть  в  душу  своей  змеиной  головой.  Ќет,  ему,
свЯщеннику,  нет оправданиЯ! Ѓолезнь вовсе не  извинЯет греха. …му следовало
соблюдать себЯ и вновь обрести бога,  как только он оправилсЯ от горЯчки. Ћн
же,  наоборот,   с   наслаждением  погрузилсЯ   в   плотскую  жизнь.  €  вот
доказательство отвратительных его вожделений! Ћн не может исповедатьсЯ перед
собой в своем проступке, не испытываЯ против воли. потребности повторить его
в мыслЯх. Ќе лучше ли обходить всю эту мерзость молчанием? € он стал мечтать
о  том,  чтобы опустошить свой  мозг, перестать мыслить, открыть себе  вены,
дабы  грешнаЯ кровь перестала мучить его.  ‘  минуту он  оставалсЯ в  полной
неподвижности, скрежеща  зубами и стараЯсь спрЯтать в руках свою голову так,
чтобы не  выдавалось наружу  ни клочка, ни кусочка  кожи, точно вокруг  него
бродили дикие звери и жарко дышали на взъерошенные его волосы.
     Ќо он продолжал  вспоминать; кровь  по-прежнему  билась  в его  сердце.
ѓлаза,  закрытые  ладонЯми,  различали  в  черном мраке  гибкие  линии  тела
Ђльбины, точно оставлЯвшие  за собой  огненный  след.  …е  обнаженнаЯ  грудь
ослеплЯла,  как  солнце. € с  каждой  новой  попыткой отогнать от  глаз  это
видение оно становилось  все  Ярче. Ћткинувшись  назад, Ђльбина манила его к
себе, протЯгивала ему навстречу  руки,  и  из  груди  свЯщенника  вырывалось
мучительное хрипение.  Ѓог, стало быть, совсем покинул  его, значит, нет ему
больше убежища?  € несмотрЯ на все напрЯжение  воли, грех  его снова и снова
воскресал, вырисовывалсЯ с ужасающей отчетливостью. ‚новь видел он  малейшую
травинку, приставшую к юбке Ђльбины,

     'вновь  находил  в ее  волосах головку  репейника, о  которую  укололсЯ
когда-то  губами.  ‚новь  перед  ним  встало  все,  все  вплоть  до  запаха,
едко-сладкого запаха  раздавленных стебельков,  вплоть  до  далеких  звуков,
раздававшихсЯ у него в ушах, до кричащей  с размеренными промежутками птицы,
до великого молчаниЯ и  вздоха,  пробегавшего по деревьЯм.  ‡ачем небо тогда
же, сразу  не  поразило его молнией? Ћн  бы меньше  страдал. Ћн  наслаждалсЯ
своей мерзостью со сладострастием обреченного, он весь сотрЯсалсЯ от Ярости,
опЯть  слыша кощунственные  свои  слова,  произнесенные  им  когда-то  у ног
Ђльбины. ‘ейчас  они  раздавались все  громче  и громче,  обвинЯЯ  его перед
господом богом.  Ћн признал женщину своей  повелительницей. "Ћн предалсЯ ей,
как раб, лобызал  ей  ноги и грезил  о  том, чтобы  стать водою, которую она
пьет,  хлебом, который она ест. ’еперь он понимал, почему ему не  оправитьсЯ
никогда. Ѓог ..оставил его во власти этой женщины. Ќо нет!  Ћн станет бить ,
"ее, он перебьет ей руки и ноги, чтобы она отпустила его. Ћна -- раба, сосуд
скудельный.  ‘вЯтой  церкви  следовало  бы  не  признавать  за ней  души.  €
свЯщенник ожесточилсЯ, стиснул кулаки и поднЯл их на Ђльбину. Ќо кулаки  его
разжались  сами собой,  и  руки с нежной  лаской стали  гладить нагие  плечи
женщины,  а  уста,  полные  брани, прилепились  к  ее распущенным волосам  и
залепетали слова обожаниЯ.
     Ђббат Њуре раскрыл глаза. Џылающее видение Ђльбины исчезло. Ќеожиданно,
мгновенно  наступило облегчение. ’еперь  он мог  плакать.  ’ихие,  медленные
слезы увлажнили его щеки, и он протЯжно вздохнул, все еще не смеЯ сдвинутьсЯ
с места, точно боЯсь, что его схватЯт сзади за шиворот. Ћн все еще слышал за
спиною рычание  диких  зверей. € все-таки облегчение мук было так сладостно,
что он замер от  блаженства. Ќа дворе дождь уже перестал. ‘олнце садилось, и
огромное красное зарево точно завесило окна церкви розовым атласом. ’еперь в
церкви  потеплело, всЯ  она  так  и  ожила  под  прощальной  ласкою  солнца.
‘вЯщенник смут