        ‚ирджиниЯ ‚улф. Ћрландо

---------------------------------------------------------------
     &copy; Copyright ‚ирджиниЯ ‚улф
     &copy; Copyright …лена ‘уриц, перевод
     €здательство "Ђзбука", ‘анкт-Џетербург, 2000 г.
     OCR, Spellcheck: ’атьЯна Љобзева
     Date: 20 Jan 2006
---------------------------------------------------------------

        ЃиографиЯ


                     ЏосвЯщаетсЯ ‚ите ‘аквилл-‚эст


        ѓлава 1

     Ћн - поскольку не  было никаких сомнений в  том,  что  он мальчик, хотЯ
нарЯд  его  по  моде тех времен  скрывал пол  -  энергично  рассекал  воздух
кинжалом возле  головы мавра,  покачивающейсЯ  на стропиле.  Ѓыла  она цвета
старого  футбольного мЯча и почти от него неотличима, если бы не впалые щеки
да скупые прЯдки  сухих и  жестких волос - как пух на кокосе. Ћтец Ћрландо -
или, может быть, это дед - снес ее с саженных плеч Язычника, увидевшего свет
в диких пустынЯх Ђфрики; и  теперь она непрестанно  и нежно покачивалась  от
ветра,   задувавшего  в   чердачные   комнаты   гигантского  замка,  который
принадлежал отсекшему ее лорду.
     Џраотцы  Ћрландо скакали  верхами по полЯм асфоделей,  и  по кремнистым
полЯм, и по полЯм, омываемым чуждыми  реками,  и немало сносили голов самого
разного  цвета  со  множества плеч,  и  привозили  их  домой,  и  вешали  на
стропилах. Ћрландо поклЯлсЯ,  что продолжит  дело  предков. Ќо покамест  ему
было только  шестнадцать, еще не  дорос, его не  брали  с собой  скакать  по
Ђфрике или  ”ранции, а потому  он  тайком ускользал от матери, от павлинов в
саду, поднималсЯ на  чердак и  там бросалсЯ  в  битву, рубил и резал  воздух
клинком. €ногда  он рассекал веревку,  и тогда голова с глухим стуком падала
на  пол, и приходилось снова ее  привЯзывать, из рыцарских  побуждений крепЯ
почти  в недосЯгаемости,  так  что  враг победно  скалилсЯ  на  него черным,
иссохшим ртом. € голова качалась, качалась, потому что дом, в  верхнем этаже
которого жил Ћрландо, был так громаден, что ветер навеки попадалсЯ в ловушку
и металсЯ по чердаку, не  находЯ выхода, зимою и летом. Џредки Ћрландо  были
высокородны  - всегда,  с тех пор,  как  они  были вообще.  Ћни поднЯлись из
северного тумана в коронах пэров. €  полосы тьмы на полу не  оттого  ли  так
графили желтую заводь, что солнце вливалось на чердак сквозь просторный герб
витража?  Ћрландо  сейчас  стоЯл  в  самом  центре  желтого  геральдического
леопарда. Љогда он положил  руку  на подоконник,  чтобы отворить окно,  рука
стала красной,  голубой  и желтой, как крыло  бабочки.  € любители символов,
охотники  до  их  расшифровки,  могут  взЯть  на  заметку,  что,  тогда  как
прелестные ноги, стройное тело  и отличный разворот плеч Ћрландо  окрасились
всеми геральдическими оттенками, лицо его, когда  он отворил окно, озарЯлось
исключительно  самим  солнцем. Ѓолее светлого,  строптивого  лица вы себе  и
представить не можете. Ѓлаженна мать, котораЯ произвела такого  на свет, еще
блаженней описывающий его жизнь  биограф! …й никогда не придетсЯ печалитьсЯ,
ни ему - нуждатьсЯ  в услугах поэта  или романиста. Ћт подвига к подвигу, от
победы к  победе,  от  должности  к должности  будет  следовать герой, и его
летописец  за ним, покуда не достигнут оба  того  положениЯ, которое  ЯвитсЯ
вершиною их мечтаний. Ћрландо,  судЯ по внешности, был в точности создан длЯ
подобного поприща.  ђозовые  щеки подернулись  персиковым  пушком; пушок над
губой  всего лишь чуть-чуть загустевал по сравнению с пушком  на щеках. ‘ами
губы  были  резко  очерчены   и  слегка   изогнуты  над  безупречным   рЯдом
миндальнейше-белых зубов. Ѓез сучка без  задоринки был задорно-стремительный
нос; волосы темные; и маленькие, тесно прижатые к голове ушки. †аль, однако,
что  сей  перечень юных  совершенств  будет  неполон без упоминаниЯ  о лбе и
глазах. †аль, что люди  редко поЯвлЯютсЯ на свет  лишенными  того и другого;
ибо, если  мы взглЯнем  на  стоЯщего  у  окна  Ћрландо,  мы вынуждены  будем
признать,  что  глаза  у него были,  как  фиалки  в  росе,  громадные, будто
переполненные  их расширЯющей влагой; а лоб  - как мраморный купол,  зажатый
меж медально-гладких висков. ‘тоит нам взглЯнуть на этот лоб и в эти глаза -
и мы уже  захвачены восторгом. ‘тоит нам взглЯнуть на этот лоб и в эти глаза
- и мы  вынуждены  будем признать  тысЯчи сомнительных вещей,  мимо  которых
обЯзан скользить всЯкий уважающий  себЯ биограф. “виденное его раздражало, -
например, его мать, весьма  прекраснаЯ собою  дама в зеленом, направлЯющаЯсЯ
кормить павлинов в  сопровождении  ’уитчетт, своей горничной;  увиденное его
восхищало - деревьЯ,  птицы; влюблЯло в смерть  - вечернее небо, снижающиесЯ
грачи; и, взлетев по спиральным ступенькам мозга - а мозг был вместительный,
- увиденное, смешавшись с садовыми звуками - треск  деревьев, стук топора, -
вызывало в нем разгул и сумЯтицу чувств и страстей, которые ненавидит всЯкий
уважающий себЯ биограф. Џродолжим, однако, - Ћрландо медленно  втЯнул голову
в плечи, сел за стол  и с отвлеченным  видом человека, привыкшего делать это
ежедневно  в  определенный  час,  вынул  тетрадь,  озаглавленную "ќтельберт.
’рагедиЯ  в  пЯти актах",  и  обмакнул старое  испачканное  гусиное  перо  в
чернильницу.
     ‘коро  он намарал страниц  десЯть  стихов.  Њысль  его, очевидно,  была
быстра,  но  абстрактна.  Џорок, Џреступление,  Ќужда были  персонажи драмы;
Љороль и  Љоролева  правили неозначаемыми  территориЯми; ужасные замыслы  их
поглощали;  благородные  чувства снедали; ни слова  не  говорилось так,  как
сказал бы он  сам, но все выворачивалось с  быстротой и ловкостью,  которые,
учитываЯ его возраст - ему еще не исполнилось и семнадцати - и тот факт, что
шестнадцатому  столетию  оставалось  скрипеть  еще  несколько  лет,  -  были
поистине  замечательны. Ќо вот  наконец он  запнулсЯ.  Ћн,  как все и всегда
молодые поэты, описывал природу, и, чтобы как  можно точней передать оттенок
зеленого,  он  взглЯнул  (проЯвлЯЯ  незаурЯдную  смелость)  на  сам  зеленый
предмет,  которым  в данном случае оказалсЯ лавровый куст у  него под окном.
Џосле чего,  разумеетсЯ, о писании уже  не  могло быть  и  речи.  ‚  природе
зеленое - это одно, и зеленое в литературе - другое. Џрирода со словесностью
не  в ладу от природы;  попробуйте-ка их  совместить -  они  изничтожат друг
друга. Ћттенок  зеленого,  который разглЯдел Ћрландо, сразу  нарушил  рифму,
сломал ему метр.  Ќо природа еще и не  на такое способна. ‚зглЯните только в
окно, на пчел  между  цветов,  на  зевнувшего  пса, на солнце,  клонЯщеесЯ к
закату,  только  подумайте: "Њного  ли мне суждено еще увидеть закатов"  - и
т.д. и т.п. (мысль чересчур известнаЯ, чтобы приводить ее  здесь целиком), и
вы уроните перо, схватите плащ и выскочите из комнаты, споткнувшись при этом
о расписной сундук. Џотому что Ћрландо был чуточку неловок.
     Ћн  старалсЯ  никого  не  встретить.  ‘табсс,  садовник,  шел по тропе.
Ћрландо прЯталсЯ  за деревом, пока тот не прошел мимо. € скользнул к боковой
калитке. Ћн обходил стороной все конюшни, все псарни, пивоварни, плотницкие,
бани - все места, где вытоплЯли воск, забивали скот, ковали  подковы, тачали
сапоги,  ибо  замок  вмещал  в  себЯ  целый город, гудевший людьми, занЯтыми
разными ремеслами, - и, никем не замеченный, он вышел  на заросшую, бежавшую
вверх по холму тропку. …сть, наверное, свЯзь между свойствами: одно тЯнет за
собой другое;  и биограф обЯзан тут привлечь свое внимание к тому факту, что
неловкость часто бывает свЯзана с любовью  к уединению. ђаз он  споткнулсЯ о
сундук,  Ћрландо, конечно, любил уединенные места, просторные  виды -  любил
чувствовать, что он один, один, один.
     €  после  долгого молчаниЯ он,  наконец-то открыв  уста,  выдохнул:  "џ
один".  Ћн очень быстро пошел  в гору через  папоротники и кусты боЯрышника,
спугиваЯ диких птиц и оленей, и  вышел к  месту, осененному одиноким  дубом.
ќто было высоко,  так  высоко,  что девЯтнадцать графств Ђнглии  были  видны
внизу, а в Ясные  дни  и все тридцать, а то и  сорок  графств  - в уж  очень
хорошую  погоду. €ногда можно  было увидеть ‹а-Њанш, неустанно кативший свои
волны. Њожно было увидеть реки, и скользЯщие по  ним  лодочки,  и плывшие  к
морю галеоны;  и  армады, а над ними пушечный пух и дальний пушечный гром; и
форты по берегам; и замки среди лугов; а там сторожевую башню, там крепость,
и  снова  просторный  замок,  как  у  отца  Ћрландо,  огромный,  как  город,
обнесенный стеной. Љ востоку были шпили ‹ондона, городской дым; а на  самом,
наверное,  горизонте,  когда  ветер  дул куда  следует,  скалистаЯ вершина и
острые  зубцы  ‘ноудона  сквозили   между  облаков.   Њинуту  Ћрландо  стоЯл
подсчитываЯ, разглЯдываЯ, узнаваЯ. ‚от замок отца, вот дЯдин. ’етушкины - те
три башни  между деревьев. ЏолЯ были их, и леса; фазаны, олени и лисы, бобры
и бабочки.
     Ћн  глубоко  вздохнул  и  припал  - в движениЯх его  была  страстность,
заслуживающаЯ  этого  слова  -  к  земле  у  корней дуба.  …му  нравилось  в
быстротечности лета чувствовать под собою земной хребет, за каковой принимал
он  твердый корень дуба; или - ибо образ находил на  образ -  то был  мощный
круп его конЯ; или палуба тонущего кораблЯ - не важно  что, лишь бы твердое,
потому что ему непременно хотелось к чему-то прикрепитьсЯ плавучим сердцем -
сердцем, тЯнущим в путь; сердцем, которое наполнЯли тугие, влюбленные ветры,
каждый вечер, едва он вырывалсЯ на волю. ‚от он и прикрепил его к дубу и так
лежал, покуда постепенно унималсЯ  трепет  в  нем самом  и вокруг; затихнув,
повисали  листочки;  замирали олени; останавливались летние  бледные облака;
затекали и тЯжелели его члены; и он очень тихо лежал; и олени уже подступали
ближе, и над ним кружили грачи, и ласточки, нырЯЯ, припадали к  нему, голову
близко-близко  облетали  стрекозы,  -  будто  всЯ  щедрость,  все плодородие
летнего вечера влюбленным наметом окутывали его тело.
     —ерез  час,  наверное, - солнце быстро  скатывалось  к горизонту, белые
облака тронуло багрецом, холмы лиловостью, синевою лес, и долины почернели -
протрубил  рог.  Ћрландо вскочил. Џронзительный зов шел  из глубины  долины;
откуда-то  из темноты; из  тесноты; из лабиринта;  из города,  препоЯсанного
стенами; он шел  из недр собственного его  величавого  дома, темного прежде,
но, пока  он на него  смотрел и одинокому рогу вторили все  новые, все более
настойчивые  зовы, дом этот стрЯхивал  с себЯ  темноту и вот уже  засветилсЯ
огнЯми.  Ѓыли  огоньки  мельтешащие,  поспешные, как  когда  слуги  бегут по
коридору на господский колокольчик; были высокие, важные огни, какие горЯт в
пустынности пиршественных  зал в ожидании гостей;  и еще другие огни нырЯли,
парили, тонули, взлетали,  как  и положено  огнЯм в  руках  слуг,  когда  те
кланЯютсЯ,  преклонЯют колена, со всей  пышностью  вводЯ  в покои владычицу,
высадившуюсЯ из кареты. Љони трЯсли плюмажами. Џожаловала Љоролева.
     Ћрландо  никуда  уже не смотрел.  Ћн мчалсЯ вниз.  ЊетнулсЯ  в  ворота.
‚злетел по винтовой лестнице. Љ себе. —улки швырнул в один угол, куртку  - в
другой.  Ћн смачивал  волосы. ’ер  руки.  Џолировал  ногти. Џеред  маленьким
зеркалом,  при двух оплывших  свечках, натЯнул  алые  бриджи, надел  плоеный
воротник, тафтЯной жилет,  туфли с помпонами вдвое больше георгинов - все за
десЯть минут ровно по часам. Ћн  был готов. Ћн был  весь красный. ‡адыхалсЯ.
Ќо он опаздывал ужасно.
     ‘резаЯ расстоЯние, он спешил изведанным путем по анфиладам,  переходам,
лестницам к  пиршественной зале, расположенной через  пЯть  акров  в  другой
стороне замка. Ќо, как  он ни  спешил, скользЯ мимо  людских и девичьих,  он
вдруг  остановилсЯ.  „верь гостиной  миссис  ‘тьюкли  стоЯла настежь, -  без
сомнениЯ, сама она со  всеми своими ключами побежала к хозЯйке.  Ќо там,  за
обеденным  столом прислуги,  перед пивной  кружкой и  листом  бумаги,  сидел
обрюзгший,  обшарпанного вида господин  с  грЯзноватыми манжетами и в темном
домотканом  платье. Ћн  держал  в  руках  перо,  но не  писал. Љазалось,  он
перекатывал,  примеривал  в  уме  какую-то   мысль,   пока  не  приладит  ее
окончательно  к своему  вкусу.  ѓлаза,  выкаченные,  застланные, похожие  на
странные зеленые каменьЯ, он  вперил в одну  точку. Ћрландо он не видел. Љак
ни спешил  Ћрландо, он  застыл.  “ж  не поэт  ли перед  ним? “ж  не стихи ли
сочинЯет? "ђасскажите  мне, - хотелось крикнуть Ћрландо,  -  расскажите  обо
всем на свете", ибо о поэтах и стихах у него были самые дикие, самые нелепые
понЯтиЯ, - но как вы заговорите с человеком, когда он вас не видит? Љогда он
видит вместо  вас людоедов, например, сатиров, а то и дно  морское? Ђ потому
Ћрландо  стоЯл и смотрел, как тот вертел в руках перо и так и эдак и думал с
неподвижным взором и  потом вдруг  быстро набросал несколько строк  и  снова
поднЯл глаза.  Џосле чего,  охваченный робостью, Ћрландо  поспешил дальше  и
влетел в пиршественную залу как раз в последнюю секунду, чтобы  броситьсЯ на
колени,  смущенно  поникнуть  головой и протЯнуть чашу  розовой  воды  самой
великой Љоролеве.
     €з-за  своей робости он видел только опущенную в  воду  руку, унизанную
перстнЯми; но и того довольно.
     ђука врезалась в памЯть: тонкаЯ,  с  длинными  пальцами, как бы навечно
округленными  на  скипетре  или  державе; нервнаЯ,  злаЯ,  нездороваЯ  рука;
повелительнаЯ  рука, по манию которой слетает с плеч любаЯ голова; рука, как
догадалсЯ  он, соединеннаЯ со старым телом, которое пахнет  шкапом, где меха
блюдутсЯ  в камфарных  шариках,  и,  однако, обрЯжено в парчу  и  жемчуга  -
прЯмое, как струна, несмотрЯ на мучительную ломоту в суставах; не сдающеесЯ,
как бы ни терзали его страхи; а глаза у Љоролевы были светло-желтые. ‚се это
он  почувствовал, покуда посверкивали в воде  великолепные перстни,  а потом
голову ему странно сжали - чем, возможно, и объЯснЯетсЯ тот факт,  что он не
видел больше  ничего  хоть  сколько-нибудь  достойного вниманиЯ летописца. Љ
тому же в мыслЯх  его клубилсЯ  вихрь  противоположных  впечатлений - чернаЯ
ночь и полыхание  свечей,  обшарпанный  господин и великаЯ Љоролева,  сонные
полЯ и толкотнЯ слуг,  - словом, он не видел  ничего,  точнее,  видел только
руку.
     Љоролева же, из-за  подобного стечениЯ обстоЯтельств, видела, вероЯтно,
только  голову.  Ќо  если  можно по  руке  составить  представление  о теле,
вмещающем  все атрибуты  великой  Љоролевы -  ее  вздорность,  храбрость, ее
хрупкость  и  безжалостность,  - то, разумеетсЯ, и голова, с  тронной высоты
увиденнаЯ  той, чьи глаза, если верить  восковым персонам в  ‚естминстерском
аббатстве,  всегда  глЯдели  зорко,  тоже поставлЯла  достаточную  пищу  длЯ
умозаключений.  „линные  локоны,  склоненные  перед  нею  так  смиренно, так
невинно, разве не свидетельствовали  о паре стройнейших ног, на каких только
стаивал  когда-нибудь  юный  вельможа, о фиалковом взоре и золотом сердце, о
верности владычице и мужских чарах - всех тех чертах, котораЯ стараЯ женщина
ценила  тем сильней, чем  меньше они оставались ей подвластны.  €бо Љоролева
постарела и прежде  времени согнулась. ‚ ушах ее вечно гремел пушечный гром.
Џеред глазами  блистала то  каплЯ  Яда,  то  клинок.  ‘идЯ  за  столом,  она
прислушивалась и слышала канонаду со стороны  ‹а-Њанша; она вздрагивала: что
это  - ругань?  шепот? Ќевинность, простота кажутсЯ ей  еще  милей, когда их
сопоставишь с  эдаким мрачным фоном. Ђ потому  в  ту  же  ночь, если  верить
преданию, пока Ћрландо крепко спал, она,  по всем правилам скрепив пергамент
своею подписью и печатью, отказала  огромный уединенный замок, прежде бывший
в пользовании архиепископа, а потом и королЯ, - отцу Ћрландо.
     Ћрландо всю ночь проспал в полном неведении. Љоролева его поцеловала, а
он и не  заметил. Ќо может быть, - кто разберетсЯ в женском сердце? - именно
его неведение и  то, как он вздрогнул, когда ее  губы  коснулись его щеки, -
именно это все и  удержало  воспоминание о  юном родиче (они  были  роднЯ) в
сердце  Љоролевы?  ’ак или иначе, не прошло  и  двух  тихих  сельских лет  -
Ћрландо  едва успел  сочинить каких-нибудь двадцать  трагедий,  всего дюжину
поэм и десЯтка  два сонетов, - как поступило известие, что Љоролева ждет его
в “айтхолле.
     - Ђ! - сказала она, глЯдЯ, как  он приближаетсЯ к ней длинной галереей.
-  Ђ вот  и  мой  непорочный  мальчик! (‚  облике  его сохранЯлась  чистота,
намекавшаЯ  на непорочность, тогда как  слово в прЯмом  значении было уже  к
нему неприложимо.)
     - ЏриблизьсЯ! - сказала она. ЏрЯмаЯ, как проглотившаЯ аршин, она сидела
у огнЯ. Ћна задержала его на расстоЯнии метра и мерила взглЯдом  с головы до
пЯт. ‘верЯла  ли  она  те,  прежние наблюдениЯ с  увиденным  теперь  воочию?
Џодтвердились  ли ее догадки? ѓлаза, рот, нос,  грудь, бедра, руки - все это
она  оглЯдела; и губы  у нее Явственно подрагивали; но при  виде его ног она
расхохоталась вслух. Ћн был - живой образчик юного вельможи. „а, но каков он
изнутри? Ћна  воткнула  в него желтый  Ястребиный взор,  словно  намереваЯсь
насквозь  пробуравить  душу.  Ћн не  дрогнул, только зарделсЯ, как дамасскаЯ
роза,  что  ему  очень  шло  и подобало.  ‘ила,  благородство, возвышенность
мечтаний, безрассудство, юность, поэзиЯ - она читала как по раскрытой книге.
‚друг она стащила с пальца кольцо  (сустав заметно вздулсЯ)  и, надев ему на
палец, пожаловала его  в камергеры и казначеи; потом  наложила  на него цепи
службы  и, повелев  ему преклонить  колено,  привЯзала к  стройнейшей  части
последнего усыпанный драгоценностЯми орден ЏодвЯзки. Ћтныне Ћрландо ни в чем
не было  отказа.  Џри торжественных выездах  он гарцевал рЯдом с королевской
дверцей.  …го  отправили в отландию с  грустным  посольством  к  несчастной
королеве.  Ћн собралсЯ  уж  отплыть  на  польские полЯ сражений, но тут  его
отозвали.  Љак  могла  она  отдать  на  растерзание  это  нежное  тело,  как
допустить, чтобы эта кудрЯваЯ голова  скатилась в пыль?  Ћна его держала при
себе. ‚ час победы, в час высшего торжества,  когда гремели пушки  ’ауэра, и
воздух  так пропиталсЯ порохом, что впору нюхать его вместо табака, и  толпы
восторженно  ревели у нее  под окнами, она привлекла его к себе, к подушкам,
на которые  уложили ее фрейлины (она была  слаба, стара), и вынудила уткнуть
лицо в  сей удивительный  состав  -  она  уже месЯц  не менЯла платье, -  от
которого  пахнуло,  подумал он,  вспомнив впечатлениЯ детства, ну в точности
как из старого материнского  шифоньера, где держали  меха. Ћн поднЯлсЯ, чуть
совсем не задохнувшись в этих объЯтиЯх.
     - ‚от  она! ‚от она - моЯ победа! - шепнула  Љоролева,  и  тут  как раз
взвилась ракета и облила багрЯнцем царственные щеки.
     „а,  старуха  его любила.  Љоролева,  котораЯ умела распознать мужчину,
хотЯ, как поговаривали,  и не совсем  обычным  способом, замыслила  длЯ него
великолепную, блистательную будущность. …му дарили  земли, отписывали замки.
Ћн  будет  утехой  ее закатных дней - целебным бальзамом, могучей  опорой на
склоне лет. Ћна  расточала эти посулы  и странные,  деспотические ласки (они
теперь были в ђичмонде), проглотив аршин,  в  негнущейсЯ парче сидЯ  у огнЯ,
который, как его ни раздували, все ее не согревал.
     Ђ  тем временем  надвигались  долгие  зимние месЯцы.  „еревьЯ  в  парке
сковало холодом.  ђека уже с ленцой катила воду. € вот однажды, когда  выпал
снег,  и толпились тени в темных залах, и в парке трубили олени, она увидела
в  зеркальце,  которое всегда  держала  при  себе, боЯсь соглЯдатаев, сквозь
двери, которые всегда  держала отворенными,  боЯсь убийц,  как юноша  - нет!
ужель  Ћрландо?  -  целует  девушку.  Ћ  ѓосподи!  „а  кто  же   эта  наглаЯ
вертихвостка?  ‚цепившись в золотую  рукоЯть кинжала, она  бешено хватила по
зеркальцу. ‡азвенело стекло;  сбежались люди; ее  поднЯли и снова  усадили в
кресла; но она так и не оправилась от этого удара и, покуда дни ее влачились
к концу, часто сетовала на предательство мужчин.
     ‚озможно, Ћрландо и виноват; но, в конце концов, нам ли его судить? ‚ек
был елизаветинский; их нравы были не то что  наши нравы; ну и поэты тоже,  и
климат, и даже овощи. ‚се было иное. ‘ама погода, холод и жара летом и зимой
были, надо полагать, совсем, совсем иного градуса.  ‘иЯющий, влюбленный день
отграничивалсЯ от ночи  так же четко, как вода от  суши.  ‡акаты были гуще -
красней;  рассветы - аврористее и белее.  Ћ  наших сумерках, межвременье,  о
медленно и скучно скудеющем свете не было тогда и помину. „ождь или  хлестал
ливмЯ, или  уж  совсем не шел. ‘олнце сиЯло - или стоЯла тьма. ЏереводЯ  все
это в область метафизики, как водитсЯ у них, поэты прелестно пели о том, как
вЯнут розы,  опадают  лепестки. Њиг краток, они пели,  миг минует, и  долгой
ночью  все уснут. “хищрениЯ  теплиц  и оранжерей  ради  сохранности  летучих
лепестков и  мигов  - были не по их  части.  Ћ вЯлых затеЯх и половинчатости
нашего  усталого  и сомнительного  века они  понЯтиЯ не  имели.  ‚о всем был
напор.  –веток  цветет,  вЯнет. ‘олнце  встает,  заходит.  ‚любленный любит,
бросает  свой  предмет.  €  то,  что поэты  рекомендовали  в  стихах,  юноши
исполнЯли на  деле. „евушки были  - розы. Љрасота их  была  быстротечна, как
красота цветка. €х следовала рвать до наступлениЯ темноты, ибо день краток и
день  - все. Ђ потому, если Ћрландо, следуЯ велению  климата, поэтов, самого
века, сорвал с подоконника цветок, когда на землю выпал снег, а  рЯдом бдела
Љоролева,  - неужто  мы  его  осудим? Ћн был молод,  неискушен - он  уступал
природе.  —то же  до  девушки,  мы не лучше королевы …лизаветы знаем ее имЯ.
„орис,  •лорис,  „елиЯ, „иана? Ћн всех по  очереди их  зарифмовал. ќто могла
быть знатнаЯ леди, могла  быть и служанка. “ Ћрландо был  широкий вкус  - он
любил не  одни  садовые  цветы:  полевые цветочки, даже  сорные  травы равно
пленЯли его воображение.
     ‡десь,  по  обычаю  биографов,  мы грубо  обнажим  любопытную  черточку
Ћрландо,  объЯснЯемую,  видимо, тем фактом,  что одна  из  его  бабок носила
фартук и  подойник.  Ќесколько  крупиц  кентской  и сассекской грубой  почвы
подмешались к тонкому, изысканному  току  из Ќормандии.  ‘ам  он считал, что
смесь чернозема  с голубой  кровью вовсе недурна.  ’ак или иначе, он  всегда
тЯнулсЯ к низкому обществу, в особенности из грамотеев, которым ум так часто
мешает  выбитьсЯ  в  люди, - будто подчинЯлсЯ  родственному зову. ‚  ту пору
жизни, когда в голове его  вечно жужжали  рифмы и он редко ложилсЯ спать, не
намарав предварительно  какой-нибудь выспренности,  шейка иной сокольниковой
дочки  и смех лесниковой  племЯнницы казались ему  предпочтительней, чем все
обольщениЯ придворных дам.  Ђ потому он повадилсЯ ночами к ‘тарой лестнице в
“оппинге и тому подобным местам, окутанный серым плащом, дабы  скрыть звезду
на шее и  подвЯзку  на колене. ’ам,  с  пивной кружкой  в руке, под перестук
шаров и кеглей, он слушал повести матросов о  том,  чего они понатерпелись в
земле ѓишпанской; о том, как кто-то потерЯл палец, а кто, увы! и нос, -  ибо
устный рассказ не всегда столь гладко и приЯтно закруглен,  как занесенный в
книжку.  Ћсобенно  любил  он  слушать, как  они  горланЯт песни об  Ђзорских
островах, меж тем как вывезенные оттуда попугайчики поклевывали  кольца в их
ушах, стучали твердыми, жадными  клювами по их перстнЯм  и сыпали  столь  же
отборной  бранью, что  и  хозЯева.  †енщины едва  ли уступали  этим  птичкам
свободою  манер  и  вольностью речей. Ћни  взбирались  к  Ћрландо на колени,
обнимали его  за  шею и,  подозреваЯ, что  под  его  плащом  скрыто  кое-что
незаурЯдное,  спешили  к  доказательству  своих  догадок  не  меньше  самого
Ћрландо.
     ‚озможностей представлЯлось достаточно. ђека рано  оживала  и  допоздна
кишела  Яликами, барками и судами всЯкого разбора. Љаждый день уходил в море
какой-нибудь славный корабль, держа путь на €ндию, а другой, потемнелый, под
обтрепанными парусами и с волосатыми чужаками на  борту,  тЯжко вваливалсЯ в
гавань.  Ќикто не спохватывалсЯ,  если юноши и девушка  валандались  на реке
после  заката,  не вскидывал бровь, едва молва заставала их в мирных, сонных
объЯтиЯх среди мешков с сокровищами. Ђ именно  такое приключение и выпало на
долю  Ћрландо, ‘ьюки и  графа Љамберленда. „ень был жаркий; ласки бурны; сон
их сморил  среди рубинов.  Џозже,  ночью,  граф, чьи  богатства  зависели во
многом  от  рискованных  испанских  предприЯтий,  один,  с  фонарем,  пришел
осматривать  добычу.  Ћн осветил  бочонок. €  отпрЯнул,  чертыхаЯсь. Ѓочонок
обвивали  два  сонных духа. ‘уеверный  от природы, имеЯ  на  совести  немало
тЯжких преступлений, граф  принЯл парочку (обоих окутывал алый плащ, а груди
‘ьюки  были чуть не  белей вечных  снегов  в  Ћрландовых  стихах)  за  духов
утонувших матросов,  вышедших  к нему из  морской пучины с  немым укором. Ћн
крестилсЯ. Ћн каЯлсЯ. ‘трой богаделен  вдоль  ин-роуд -  и поныне  ощутимый
плод  его  минутного смЯтениЯ. „южина неимущих приходских старух и  посейчас
днем попивает чай, а ночью благословлЯет его светлость за  кров над головою,
- так запретнаЯ любовь на контрабандном судне... однако мораль мы опустим.
     Ћрландо, впрочем,  скоро  наскучил  этой  жизнью  -  и  не только из-за
отсутствиЯ  комфорта и убогости соседствующих улиц, но  из-за грубых  нравов
простонародьЯ.  ‡десь мы должны  напомнить, что  нищета  и  преступлениЯ  не
обладали длЯ  елизаветинцев  столь  притЯгательной силой,  какой обладают  в
наших глазах. ’е вовсе  не стыдились образованности; ничуть не  считали, что
родитьсЯ сыном мЯсника - удача и что неграмотность - великаЯ заслуга; отнюдь
не  полагали,  подобно  нам,  что  "жизнь"  и  "действительность" непременно
сопрЯжены  с невежеством и хамством,  равно как  и с другими синонимами двух
этих слов. ‚овсе не в поисках "жизни" вращалсЯ Ћрландо  среди простолюдинов;
вовсе не в погоне за "действительностью" он их оставил. Ќо, выслушав в сотый
раз, как „жек потерЯл свой нос, а ‘ьюки свою невинность - а рассказывали они
об  этом, надо сказать, прелестно, - он несколько затосковал от  повторениЯ,
потому  что нос  может  быть  отрезан  всего одним  манером, как и  потерЯна
невинность, - или ему так казалось? - тогда  как разнообразие в искусствах и
науках живо задевало его любознательность. Ђ потому, навсегда сохранив о них
благодарную  памЯть,  он перестал посещать  пивные и  кегельбаны, серый плащ
засунул в шкаф и, сверкаЯ звездой на шее и подвЯзкой на колене, снова ЯвилсЯ
при дворе королЯ  џкова. Ћн был  молод, он был богат, он  был  хорош  собой.
Ќикто не мог быть встречен с большей готовностью и ободрением, чем он.
     ‚о  всЯком случае, многие дамы - и это достоверно известно - стремились
его  осчастливить.  ’ри имени,  по  крайней мере, открыто сопрЯгались с  его
именем и титулом: •лоринда, ”авила, …фросиниЯ - так он их называл в сонетах.
     €зложим по порЯдку. •лоринда была весьма изысканнаЯ, тонкаЯ особа, - во
всЯком случае, Ћрландо был не на шутку ею увлечен шесть с половиной месЯцев;
но у нее были белые ресницы, и она  не  выносила вида крови. €з-за жаренного
зайца на родительском  столе она упала в  обморок. Љ тому же она подпала под
влиЯние попов  и экономила  на нижнем белье, чтобы подавать  милостыню.  Ћна
взЯлась  наставлЯть Ћрландо на  путь истинный, и это оказалось так противно,
что он сбежал, и не очень в том раскаивалсЯ,  когда она вскорости умерла  от
оспы.
     ”авила,   следующаЯ,  была  из   совсем  другого  теста.  „очь  бедного
сомерсетского дворЯнина,  исключительно  благодарЯ  собственному  усердию  и
неустанной  работе прекрасных  глазок она  пробилась  ко  двору,  а  там  уж
искусность в верховой езде, изЯщнаЯ поступь и легкость в танцах снискали  ей
всеобщее расположение. Ћднажды тем не менее она имела неосмотрительность так
отстегать  спаниелЯ,  разодравшего  ей  шелковый чулок  (справедливости ради
следует заметить,  что  чулок у ”авилы  было  немного, да  и  те в  основном
простые),  что  тот  чуть не  отдал  Ѓогу душу  под самым  окном  у Ћрландо.
Ћрландо,  страстный любитель животных, тотчас разглЯдел, что зубы  у  ”авилы
кривые, а два передних торчат, объЯвил, что это вернейший признак жестоких и
порочных наклонностей  в  женщине,  и  в  тот  же  вечер  разорвал  помолвку
навсегда.
     ’ретьЯ, …фросиниЯ,  была, безусловно, самым  серьезным  его увлечением.
Ћна  происходила  от  ирландских  „езмондов,  и  фамильное ее  древо,  таким
образом, было не менее  древним  и глубоко  укорененным, чем  у Ћрландо. Ћна
была светловолоса, цветущего здоровьЯ и разве самую малость флегматична. Ћна
свободно изъЯснЯлась по-итальЯнски, сверкала прелестным рЯдом верхних зубов,
хотЯ нижние, быть может, и были чуточку  не  так белы.  Ћна  показывалась на
люди не иначе как с  гончей либо со спаниелем на коленЯх,  кормила  их белым
хлебом  с  собственной тарелки; дивно  пела  под клавесин  -  и  всегда была
неодета  до полуднЯ, так тщательно она следила за собой. Ћдним словом, самаЯ
подходЯщаЯ партиЯ длЯ высокородного юноши, подобного Ћрландо, и дело было на
мази, стрЯпчие  с обеих  сторон уже пеклись о брачном договоре, вдовьей доле
наследства, приданом, резиденциЯх и  прочем, что  требуетсЯ  утрЯсти,  чтобы
одно  большое  состоЯние  сочетать  с другим, когда  вдруг,  с  резкостью  и
суровостью, присущими в  те  времена  английскому климату,  нагрЯнул ‚еликий
•олод.
     ‚еликий •олод,  свидетельствуют  историки, превосходил  суровостью  все
холода, когда-либо выпадавшие на  долю этих островов. Џтицы гибли на лету  и
камнем падали на землю. ‚ Ќорвиче одна молодаЯ крестьЯнка,  пустившись через
дорогу  во всегдашнем своем  крепком здравии,  при всем честном народе  была
застигнута на углу ледЯным вихрем, обращена в  пыль и в  таком виде взметена
над  крышами. ‘мертность среди  овец  и  крупного  рогатого скота  достигала
небывалых показателей. ’рупы промерзали так, что их не удавалось отодрать от
почвы.  Ќередко приходилось  видеть на дорогах недвижные  стада замороженных
свиней.  ‚  полЯх  то и дела  попадались пастухи,  крестьЯне, табуны  коней,
мальчики, пугавшие птиц, загубленные морозом в мгновение  ока: кто ковырЯЯ в
носу, кто  прикладываЯсь к бутылке,  кто целЯсь камнем в ворону, котораЯ,  в
свою  очередь,  чучелом  торчала  на  ограде  в метре  от  него.  Њороз  так
свирепствовал, что его следствием порой ЯвлЯлось некое окаменение: полагали,
что множеством новых скал в известных своих частЯх „ербишир обЯзан  вовсе не
извержению вулкана, ибо такового не наблюдалось,  но  отвердению  несчастных
путников,  в  буквальном смысле  слова застывших в пути. –ерковь  ничего  не
могла  поделать,  и  хотЯ  кое-кто  из  землевладельцев  чтил  эти  останки,
большинство  предпочитало  их использовать  как  межевые вехи,  указательные
столбы или,  когда  форма камнЯ позволЯла,  корыта длЯ скота,  каковым целЯм
они, по большей части превосходно, служат и поныне.
     Ќо  пока  сельский люд  страдал  от  лютых  бедствий  и жизнь  в  глуши
застопорилась,  ‹ондон  предавалсЯ пышным  празднествам.  „вор  находилсЯ  в
ѓринвиче,  и новый король  задумал устроить всеобщие  увеселениЯ  по  случаю
собственной  коронации, чтобы  подмаслитьсЯ  к подданным.  Џо его повелению,
реку, промерзшую на двадцать футов в глубину и  в обе  стороны на шесть-семь
миль,  расчистили, изукрасили и превратили в парк с  беседками, лабиринтами,
аллеЯми, питейными киосками и прочими развлечениЯми - все на  его  счет. „лЯ
себЯ и придворных он выговорил известное пространство прЯмо против дворцовых
ворот, каковое,  отгороженное от публики всего лишь шелковой лентой,  тотчас
сделалось  средоточием  самого  блистательного   общества   Ђнглии.   ‚ажные
государственные мужи в жабо и бородах вершили судьбы отечества под малиновым
навесом королевской пагоды. ‚оеначальники замышлЯли падение  мавра и разгром
турчанина в полосатых шатрах , венчанных страусовыми перьЯми. Ђдмиралы важно
ступали по узким тропкам, с бокалом  в  руках, озираЯ горизонт и рассуждаЯ о
северо-западном  походе  и €спанской  Ђрмаде. ‚озлюбленные пары амурились на
соболЯми  устланных  диванах.  Њерзлые  розы  градом сыпались  на  королеву,
гулЯвшую в сопровождении придворных дам. ђазноцветные шары недвижно парили в
воздухе. ’ам и сЯм пылали  в огромных праздничных кострах дубовые и кедровые
поленьЯ, густо  посыпанные  солью,  так что  пламЯ  казало  зеленые,  рыжие,
лиловые Языки. Ќо как ни жарко горело, оно не  могло  растопить лед, который
при небывалой своей  прозрачности  мог твердостью поспорить  со сталью.  ’ак
прозрачен был лед, что на глубине нескольких футов можно было разглЯдеть где
застывшего  дельфина,  где форель. Ќедвижно лежали косЯки  угрей, и вопрос о
том, состоЯние ли  это  смерти или всего лишь забытьЯ,  из которого могло бы
вывести тепло,  терзал мыслителей. Ѓлиз  ‹ондонского  моста,  там,  где река
промерзла саженей на двадцать, на дне была отчетливо видна баржа, затонувшаЯ
осенью  под неподъемным  грузом Яблок. ‘таруха  маркитантка,  поспешавшаЯ  с
товаром на суррейскую сторону на рынок, сидела в своих  платках и  фижмах, с
Яблоками  в  подоле,  и   можно  было  поклЯстьсЯ,  что  она  их  предлагает
покупателю, если  бы  некотораЯ  голубоватость  губ  не  выдавала  горестную
правду.  ќто зрелище  особенно развлекало королЯ  џкова, и он  приводил сюда
придворных  на  него полюбоватьсЯ.  ‘ловом,  трудно передать, как  весело  и
живописно тут было днем. Ќо по ночам праздничное настроение достигало высшей
точки. €бо мороз не отпускал;  ночи стоЯли тихие;  луна и звезды сверкали  с
упорством бриллиантов, и под нежные звуки гобоев и лютней двор танцевал.
     Ћрландо, надо признатьсЯ, был  не  силен  в куранте или  вольте, скорей
неловок и несколько рассеЯн.  Џростые  танцы  родной  страны,  к которым был
приучен  с детства,  он Явственно предпочитал этим чужеземным выкрутасам. Ћн
как раз сомкнул пЯтки, заключаЯ очередной менуэт  или кадриль, в шесть часов
вечера седьмого ЯнварЯ, когда скользнувшаЯ из шатра московитов фигурка не то
мальчика, не то  девушки, ибо  свободный камзол и шальвары (по русской моде)
скрывали  пол, привлекла его сугубое внимание. ќту,  какого бы ни  была  она
пола,  особу,   небольшого   роста  и   редкой   стройности,   всю  облекали
бледно-серого  цвета бархаты,  отороченные невиданным  зеленоватым мехом. Ќо
подробности  затмевались  ослепительной  соблазнительностью особы.  ‚  мозгу
Ћрландо сплетались и свивались самые дерзкие и странные  метафоры. Ћн назвал
ее дыней,  ананасом, оливой,  изумрудом, лисицей на  снегу  -  и все за  три
секунды;  он сам не знал, видел он ее, слышал, пробовал на  вкус или все это
сразу.  (€бо,  хотЯ  мы  обЯзаны  ни на  мгновение не  прерыватьсЯ  в  своем
повествовании,  мы можем, однако, походЯ заметить,  что  все образы его в то
времЯ были чрезвычайно просты, под стать его же чувствам, и по большей части
навеЯны предметами, вкус или вид которых ему нравилсЯ в детстве.  Ќо, будучи
просты,  чувства  его были и на редкость сильны. Џотому нам нет нужды  здесь
останавливатьсЯ и доискиватьсЯ глубоких причин.) ...„ынЯ, изумруд, лисица на
снегу - так бредил он,  так ее называл. € когда мальчик, ибо это,  увы! был,
конечно, мальчик - может ли женщина так бешено, так стремительно носитьсЯ на
коньках? - чуть не на  цыпочках промчалсЯ мимо, Ћрландо готов  был  рвать на
себе волосы с досады,  что особа  оказалась одного  с ним пола и про объЯтиЯ
нечего и  думать.  Ќо вот конькобежец снова приблизилсЯ. Ќоги,  руки, осанка
были  мальчишеские,  но мог  ли быть у  мальчика этот  рот,  могла ли быть у
мальчика эта  грудь, могли ли быть у мальчика эти глаза, словно выуженные со
дна  морского? Ќаконец,  присев  в  обворожительном, дивном реверансе  перед
королем, который, опираЯсь  на  придворного, шаркал мимо, она  остановилась.
Ћна  была  совсем  рЯдом.  Ћна  была  женщина. Ћрландо смотрел,  дрожал, его
бросало  в жар, трЯсло в ознобе; его  мучительно тЯнуло бежать сквозь летний
зной, давить  пЯтками  желуди, обнЯть  дубы и буки. Ќа поверку же он  задрал
верхнюю губу  над белыми мелкими зубами -  ощерилсЯ, как  длЯ укуса; щелкнул
челюстью, будто уже укусил. ‹еди …фросиниЯ повисла у него на локте.
     €мЯ  незнакомки,  он  выЯснил, было  ЊарусЯ  ‘таниловска  „агмар Ќаташа
€лиана из рода ђомановых, и она  сопровождала не то отца своего, не то дЯдю,
посла  московитов,  прибывшего  на  коронацию. Ћ  московитах  известно  было
немногое. ‚ своих  огромных бородах, под меховыми шапками, они почти  всегда
молчали;  пили  какое-то темное пойло, то  и  дело  его  сплевываЯ  на  лед.
Џо-английски   они  ни  слова  не  понимали,  правда,  кое-кто  из  них  мог
изъЯснЯтьсЯ по-французски,  но тогда он  был почти не принЯт  при английском
дворе.
     Џо  этому случаю  Ћрландо  и  познакомилсЯ  с кнЯжной. Ћни  сидели друг
против друга за накрытым под огромным навесом большим  столом длЯ избранных.
ЉнЯжну усадили между двумЯ молодыми лордами. Ћдин  был ”рэнсис ‚ир, другой -
юный  граф  Њорэй. Џотешно было наблюдать,  как  она то и дело ставила их  в
тупик,  ибо, хоть оба были по-своему недурные малые, французским они владели
ничуть не лучше  нерожденного младенца. Љогда в  самом начале  ужина кнЯжна,
оборотившись к  соседу, с изЯществом, пленЯвшим  его  сердце, говорила:  "Je
crois avoir fait  la connaissance d'un gentilhomme qui  vous etait apparente
en Pologne l'ete dernier" или: "La  beaute des dames da la cour d'Angleterre
me  met dans le ravissement. On  ne peut  voir  une dame  plus gracieuse que
votre reine, ni une coiffure plus  belle que la sienne", оба, лорд ”рэнсис и
граф, выказывали  величайшее недоумение. Ћдин настойчиво потчевал ее хреном,
другой свистнул своего пса и заставил его выпрашивать мозговую косточку. ’ут
уж кнЯжна не выдержала и  расхохоталась, и  Ћрландо, через кабаньи  головы и
чучела павлинов поймавший  ее  взглЯд, расхохоталсЯ тоже. Ћн на нее смотрел,
он  хохотал, но  вдруг смех замер на его губах. Љого он любил,  спрашивал он
себЯ, захваченный  вихрем чувств, что  он любил доныне? ‘таруху,  он отвечал
себе, - кожу да  кости. ђумЯных потаскух  без числа. Ќудную монашку. ѓрубую,
зубастую авантюристку. ‘онный тюк кружев и жеманства. ЏрошедшаЯ  любовь была
- угасший пепел,  тлен, не более того. ђадости ее - до жути пресны. ‘транно,
как еще  ему удавалось, извлекаЯ их, удерживать зевоту. „а, пока он смотрел,
кровь в нем плавились, лед таЯл и тек вином по жилам; он слышал звон ручьев,
пение птиц, ключ  бил сквозь зимние снега; мужество его очнулось - он сжимал
в руке кинжал, звал на бой врага свирепей мавра и полЯка; он нырЯл в пучину;
опасность затаилась в  расщелине, как роковой цветок; он увидел этот цветок,
протЯнул  руку...  словом, он  одним  духом источал один из  самых пламенных
своих сонетов, когда кнЯжна адресовалась к нему:
     - Ќе будете ли вы добры передать мне соль?
     Ћн залилсЯ краской.
     - ‘ превеликим удовольствием, сударынЯ, - отвечал он на безукоризненном
французском. €бо,  благодарение Ќебесам, он  владел этим Языком как  родным.
Њатерина горничнаЯ его обучила.  •отЯ, быть  может,  лучше бы ему  не  знать
этого  Языка  вовсе, не отвечать  на  этот голос, не покорЯтьсЯ  свету  этих
глаз...
     ЉнЯжна продолжала.  Љто  эти  болваны  рЯдом  с  нею, спрашивала она, с
повадками  конюхов?  —то за  тошнотворную пакость  они суют ей на тарелку? €
неужто английские собаки едЯт с людьми за одним столом? €  неужто это чучело
в конце стола, со всклоченной, как Њайский шест, прической (comme une grande
perche  mal fagotee), - в самом деле королева?  €  неужто  же всегда  король
пускает слюни? € который же из тех хлыщей „жордж ‚ильерс? ‚опросы эти сперва
огорошили Ћрландо, но задавались они с такой резвой  хитрецой, что он не мог
удержатьсЯ от смеха; и, по  безмЯтежным лицам сотрапезников заключив, что те
не  понимают ни слова,  он отвечал ей  с той же откровенностью и на столь же
безукоризненном французском.
     ’ак  было   положено  начало  близким  отношениЯм,   вскоре   вызвавшим
возмущение двора.
     ‚се заметили, что  Ћрландо  оказывает москвитЯнке куда больше вниманиЯ,
чем велит простаЯ учтивость. €х  постоЯнно видели вместе, и,  хотЯ беседа их
была  недоступна  остальным,  велась она  так  живо, то и дело  перемежалась
такими  улыбками  и  потуплением  взоров,  что  и  круглый  дурак  сразу  бы
догадалсЯ, что к чему. Ѓолее  того - самого Ћрландо будто подменили. Ќикогда
еще  не  наблюдалось  за   ним  такой  прыти.  Људа   девалась  мальчишескаЯ
неловкость; из хмурого недорослЯ, чувствовавшего  себЯ в гостиных как слон в
посудной лавке,  он превратилсЯ  в благородного мужа со  зрелым достоинством
манер. ‚ел ли он москвитЯнку (так ее называли) к санЯм, хватал ли оброненный
ею  грЯзный  носовой  платок,  оказывал  ли одну  из прочих  услуг,  которых
владычица  души ждет и жадно предугадывает  влюбленный,  - то  было зрелище,
способное  зажечь  тусклый взор старика и заставить  учащенно битьсЯ молодое
сердце. € все  это, однако,  мрачила туча. ‘тарики  пожимали  плечами.  ћнцы
исподтишка  хихикали.  ‚се  знали,  что  Ћрландо  помолвлен  с другой.  ‹еди
Њаргарет  Ћ'Ѓрайен Ћ'„эр Ћ'ђэйли ’айрконнел  (ибо  таково было подлинное имЯ
…фросинии его сонетов) носила на среднем пальце левой руки роскошный сапфир,
подаренный Ћрландо. ќто  она имела  исключительное право на его внимание.  €
тем не менее она могла переронЯть на лед все свои платки до  единого (а их у
нее было много