носовой платок. Ћн стоЯл,  подтЯнутый,  поджарый,
потерЯнный, и  лопатки  чуть-чуть  выдавались  под  пиджаком;  он  истошно
сморкалсЯ. ‚озьми менЯ с собой, вдруг  подумала  Љларисса,  будто  он  вот
сейчас тронетсЯ в дальний путь, и  сразу  же,  через  миг,  словно  пьеса,
напрЯженнаЯ и занимательнаЯ, кончилась, и за пЯть актов  она  прожила  всю
свою жизнь, и сбежала, прожила жизнь с Џитером, и все теперь кончилось.
   ’еперь пора было уходить, и как дама в ложе собирает накидку, перчатки,
бинокль и встает, чтоб идти из  театра  на  улицу,  так  она  поднЯлась  с
кушетки и подошла к Џитеру.
   Ћн же недоумевал и поражалсЯ тому, что по-прежнему в ее власти, подносЯ
к нему шелест и звон, удивительно, что по-прежнему в ее власти, подходЯ  к
нему через комнату, возводить постылый тот лунный лик в  летнее  небо  над
террасою в Ѓортоне.
   - ‘кажи мне, - и он схватил ее за  плечи,  -  ты  счастлива,  Љларисса?
‘кажи - ђичард...
   „верь отворилась.
   - Ђ вот и моЯ ќлизабет, - сказала Љларисса с чувством, театрально, быть
может.
   - ‡дравствуйте, - сказала ќлизабет, подходЯ.
   “дар Ѓиг-Ѓена, отбивающий полчаса, упал на них с особенной силой, будто
рассеЯнный баловень стал играть без всЯкого смысла гантелЯми.
   - ‡дравствуй, ќлизабет, - крикнул Џитер, сунул  нож  в  карман,  быстро
подошел, не глЯдЯ в лицо, сказал: - „о свиданьЯ, Љларисса, - быстро  вышел
из комнаты, сбежал по лестнице, отворил парадную дверь.
   - Џитер! Џитер! - кричала Љларисса, выходЯ за ним следом на лестницу. -
Џрием! Њой прием не забудь! - кричала она, стараЯсь перекрыть  рев  улицы,
и, заглушаемый шумом машин и боем всех часов сразу, ее голос:  "Њой  прием
не забудь!" - очень тоненький, хрупкий  и  дальний  -  долетел  до  Џитера
“олша, затворЯвшего дверь.


   Њой прием не забудь, мой прием не забудь, повторЯл Џитер  “олш,  выходЯ
на улицу, повторЯл, скандируЯ, в  лад  отвесно  текущим  звукам  Ѓиг-Ѓена,
отбивающего полчаса. (‘винцовые круги разбегались по воздуху.) Ћх  уж  эти
приемы, думал он. Љлариссины приемы. ‡ачем ей эти приемы? - думал  он.  Ќе
то чтоб он осуждал  ее  или,  скажем,  вот  этого  господина  во  фраке  с
гвоздикой   в    петлице,    вышагивающего    навстречу.    Ќет,    только
один-единственный человек на свете так влюблен. Ђ вот и  этот  счастливчик
собственной персоной, вот он вам -  в  зеркальной  витрине  автомобильного
магазина на ‚икториЯ-стрит.  ‡а  плечами  -  целаЯ  €ндиЯ;  долины,  горы;
эпидемии холеры; округ вдвое больше  €рландии;  и  все  надо  было  решать
самому - ему, Џитеру “олшу, который наконец-то, впервые в жизни,  влюблен.
Ђ Љларисса как  будто  жестче  стала,  думал  он,  и  чуть  сентиментальна
вдобавок, сдавалось ему,  пока  он  разглЯдывал  огромные  автомобили,  на
которых можно выжимать - сколько миль, на скольких галлонах?  Ћн  ведь  не
полный профан в механике; ввел у себЯ в  округе  плуг,  выписал  тачки  из
Ђнглии, только кули не захотели, а что про все это знает Љларисса?
   € то, как она сказала: "Ђ вот и моЯ ќлизабет!", его покоробило.  Џочему
не просто: "‚от ќлизабет"? Ќеискренне. € самой  ќлизабет  не  понравилось.
(’ут последние раскаты гулкого голоса сотрЯсли воздух; полчаса; еще  рано;
всего половина двенадцатого.) Ћн-то понимает молодых. Ћна ему нравитсЯ.  Ђ
Љларисса всегда была холодновата, думал он. ‚ ней всегда, даже в  девочке,
была скованность, котораЯ с годами обращаетсЯ в светскость, и тогда - все,
тогда - все, думал он, и, не без тоски вглЯдываЯсь в  зеркальные  глубины,
он начал беспокоитьсЯ, не было ли ей неприЯтно  его  неурочное  вторжение;
вдруг устыдилсЯ, что свалЯл дурака,  ударилсЯ  в  слезы,  расчувствовалсЯ,
выложил ей все - как всегда, как всегда.
   Љак туча набегает на солнце, находит на ‹ондон  тишина  и  обволакивает
душу. ЌапрЯжение отпускает. ‚ремЯ полощетсЯ на мачте. € - стоп. Њы  стоим.
‹ишь негнущийсЯ остов привычки держит  человеческий  корпус,  а  внутри  -
ничего там нет, совершенно полый корпус, говорил себе Џитер  “олш,  ощущаЯ
бесконечную пустоту. Љларисса мне отказала, думал он. Ћн  стоЯл  и  думал:
Љларисса мне отказала.
   Ђх, сказала церковь свЯтой Њаргариты, как хозЯйка, войдЯ в  гостиную  с
последним ударом часов, когда гости уже в сборе. џ не  опоздала.  Ќет-нет,
сейчас ровно половина двенадцатого, говорит она.  €  хотЯ  она  совершенно
права,  голос  ее  (она  ведь  хозЯйка)  вам  не  хочет  навЯзывать   свои
характерные нотки; он подернут печалью о  прошлом  и  какими-то  нынешними
заботами.  ‘ейчас  половина  двенадцатого,  говорит  она,  и  звон  свЯтой
Њаргариты попадает в тайники сердца, и прЯчетсЯ, и  уходит  все  глубже  и
глубже,  покуда  кругами  расходЯтсЯ  звуки,  как  что-то   живое,   чтобы
доверитьсЯ, растворитьсЯ и успокоитьсЯ в дрожи восторга -  будто  Љларисса
сама, подумал Џитер “олш, в белом платье спускаетсЯ вниз с  ударом  часов.
ќто Љларисса сама, подумал он, замираЯ от глубокого  чувства  и  какого-то
удивительно четкого, но загадочного воспоминаниЯ о  Љлариссе,  будто  звон
этот давным-давно залетел в комнату, где  они  сидели  вдвоем,  залетел  в
минуту их немыслимой близости, подрожал над ним и над нею и, как  добывшаЯ
меда пчела, улетел, отЯгченный минутой. Ќо в  какую  комнату?  €  в  какую
минуту? € почему бой часов вдруг обдал его счастьем? Ќо когда звон  свЯтой
Њаргариты стал таЯть, он подумал: "Ћна же была больна" - и  в  звоне  были
усталость и боль. „а-да, что-то  с  сердцем,  он  вспомнил.  €  неожиданно
резкий последний удар вызвонил смерть, всегда  стерегущую  смерть,  и  под
этот удар Љларисса падала замертво на пол гостиной. "Ќет-нет! -  закричало
сердце Џитера. - Ћна жива еще! џ еще не стар!" - кричало его сердце, и  он
зашагал вверх по “айтхоллу так, словно могучее, бесконечное, под ноги  ему
скатывалось его будущее.
   Ћн не стар, никоим образом; не скис, не скукожилсЯ. Ђ насчет того,  что
скажут „эллоуэи, “итбреды и всЯ эта шатиЯ - ему с высокой горы наплевать -
наплевать! (•отЯ, конечно, рано или поздно придетсЯ обратитьсЯ к  ђичарду,
чтоб помог с  работой.)  Ќа  ходу  он  окидывал  взглЯдом  статую  герцога
Љембриджского. Џрогнали из Ћксфорда - верно. Ѓыл социалистом, в  известном
смысле неудачник - верно. € все же будущее цивилизации, думал он, в  руках
таких молодых людей; таких, как он был тридцать лет назад; которые преданы
отвлеченностЯм; которым шлют книги, где б они ни застрЯли, от  ‹ондона  до
вершин ѓималаев; научные книги, философские книги. Ѓудущее в  руках  таких
молодых людей.
   ѓде-то сзади родилсЯ дробно-рассыпчатый шелест, словно листьев в  лесу,
накатил и настиг гулким и мерным стуком, подхватил его  мысли  и  без  его
участиЯ поволок по  “айтхоллу.  Њальчишки  в  солдатских  мундирах  шли  с
винтовками, выпЯтив грудь, устремив взоры в пространство, а  выражение  на
лицах у них было как надпись по цоколю статуи, восхвалЯющаЯ чувство долга,
благодарность, верность, любовь к Ђнглии.
   „а, думал Џитер “олш, невольно попадаЯ  с  ними  в  ногу,  превосходнаЯ
выучка. Ќо тут были отнюдь не  богатыри.  ‚  основном  щуплые,  не  старше
шестнадцати лет, и завтра, очень возможно, они будут стоЯть за  прилавком,
торгуЯ мылом и рисом. ’еперь же их всех,  отреша  от  мирской  сутолоки  и
сердечных забав, осенЯла  торжественность  венка,  который  они  несли  из
пригорода возлагать на пустую гробницу. Ћни свЯщеннодействовали.  €  улица
их уважала; фургоны не пропускались.
   Ќет, за ними не угонишьсЯ, подумал Џитер “олш, когда  они  вышагали  по
“айтхоллу, и, разумеетсЯ, они прошли дальше, мимо него, мимо всех,  ровно,
твердо, будто единаЯ волЯ двигала в лад руки и ноги, покуда жизнь, вольнаЯ
и безалабернаЯ, была не видна из-за венков и  статуй  и  силою  дисциплины
вгонЯлась в застывший, хоть и глазеющий труп.  ќтого  нельзЯ  не  уважать;
пусть это даже смешно, да, но не  уважать  нельзЯ,  думал  он.  €дут-идут,
думал Џитер “олш, остановЯсь на краю тротуара. Ђ все  величавые  статуи  -
Ќельсона, ѓордона, •эвлока, - черные, гордые образы доблестных воинов  меж
тем устремлЯли взоры в  пространство,  будто  и  они  пошли  на  такое  же
самоотречение (Џитеру “олшу казалось сейчас, что и сам  он  пошел  на  это
великое самоотречение), одолели те же соблазны,  чтоб  наконец-то  обрести
эту пристальность каменных взоров. Ћн-то, Џитер  “олш,  на  каменный  взор
нисколько не притЯзал. •оть в других уважал его. ‚ мальчиках тоже. Ћни еще
не познали мучений плоти, подумал он,  когда  марширующие  юнцы  канули  в
сторону ‘трэнда, ну, а мне досталось, подумал он, и перешел через  дорогу,
и  остановилсЯ  у  памЯтника   ѓордону,   ѓордону,   которого   мальчишкой
боготворил; ѓордон стоЯл сиро, выставив одну  ногу  и  скрестив  на  груди
руки. ЃеднЯга ѓордон!
   € оттого, что ни одна душа, кроме Љлариссы, не знала, что он в ‹ондоне,
и землЯ после  парохода  казалась  все  еще  островом,  ему  сделалось  до
ошеломлениЯ странно, что вот он один, живехонек, никому не ведомый стоит в
половине двенадцатого на ’рафальгар-сквер. „а что это? ѓде Я? €  зачем,  в
конце концов, это все? - думал он. ђазвод показалсЯ  вдруг  совершеннейшим
вздором.  €  мысль  распласталась  болотом,  и  три   чувства   нахлынули:
снисхождение, любовь ко  всем  и  -  как  их  результат  -  захлестывающий
восторг, будто кто-то в мозгу его дернул  веревки,  открыл  шторы,  он  же
стоЯл в это времЯ сам по себе, но  перед  ним  распростерлись  бесконечные
улицы - иди по какой пожелаешь. „авно  уж  не  чувствовал  он  себЯ  таким
молодым.
   ‘пасен! €збавлен! - так бывает, когда  привычка  вдруг  рушитсЯ  и  дух
разгулЯвшимсЯ пламенем ширитсЯ, клонитсЯ и вот-вот сорветсЯ с опор.  „авно
уж не чувствовал Я себЯ таким молодым, думал Џитер “олш, спасенный от того
(на часок на какой-то, конечно), от чего никуда  не  денешьсЯ,  от  самого
себЯ, - как ребенок, который улепетнул из дому и видит на бегу, как стараЯ
нЯнЯ куда-то наугад тычет рукой  из  окошка.  Ќо  до  чего  же  прелестна,
подумал он, ибо ’рафальгар-сквер  в  направлении  к  •эймаркету  пересекла
молодаЯ женщина и, проходЯ мимо памЯтника ѓордону, ронЯла вуаль за вуалью,
как показалось Џитеру “олшу при его впечатлительности, пока  не  сделалась
тем, что всегда мечталось ему, - юнаЯ, но статнаЯ; веселаЯ, но сдержаннаЯ;
темноволосаЯ, но обворожительнаЯ.
   ЏриосанЯсь и украдкой поигрываЯ перочинным ножом, он устремилсЯ за нею,
этой женщиной, этой радостью и находкой,  котораЯ,  даже  и  поворотЯ  ему
спину, обдавала светом, объединЯющим их, выделЯющим его из множеств, будто
сама истошно-громкаЯ улица, сложив рупором руки, нашептывала его  имЯ,  не
Џитер, нет, но то интимное имЯ, каким он сам себЯ  называл  в  собственных
мыслЯх.
   "’ы", говорила женщина, просто  "ты",  говорили  ее  белые  перчатки  и
плечи. ‚от легкий  длинный  плащ  встрепенулсЯ  от  ветра  возле  магазина
издательства "„ент" на  Љокспер-стрит  и  взмыл  с  печальной,  облекающей
нежностью, будто принимаЯ в объЯтьЯ усталого...
   ќ, да она не  замужем;  молоденькаЯ,  совершенно  молоденькаЯ,  подумал
Џитер “олш, когда краснаЯ гвоздика, которую он у нее еще раньше заметил на
’рафальгар-сквер, снова полыхнула ему в глаза и Ярко окрасила ее губы. ‚от
она остановилась у краЯ тротуара. †дет. ‚ осанке - какое достоинство.  Ћна
не светскаЯ, не то что  Љларисса.  €  не  богатаЯ,  не  то  что  Љларисса.
€нтересно, подумал он, когда она снова пошла, а она из хорошей семьи?  Ћна
остроумна,  у  нее  острый,  жалЯщий  Язычок,  думал  он  (почему  же   не
пофантазировать  -  легкаЯ  вольность  не  возбранЯетсЯ),   ее   остроумие
сдержанно, метко, она не шумлива.
   Џошла. Џерешла улицу. Ћн за  нею.  Ћн,  натурально,  не  собираетсЯ  ей
докучать. Ќо если  сама  остановитсЯ,  можно  сказать:  "Џойдемте-ка  есть
мороженое", почему не сказать, и она, не кривлЯЯсь, ответит: "Ћтчего ж".
   Ќо его обгонЯли, мешали, заслонЯли ее. Ћн не отставал.  Ћна  повернула.
™еки у нее разгорелись, у нее смеЯлись глаза. Ђ он был  смельчак,  удалец,
быстрый, бесстрашный (только вчера из €ндии), отважный  пират,  и  плевать
ему было на все эти штуки, желтые халаты и трубки, и эти их удочки,  и  на
их респектабельность, на все их приемы,  на  лощеных  старикашек  в  белых
галстуках и  жилетах.  Ћн  был  отважный  пират.  Ђ  она  шла  и  шла,  по
Џиккадилли, по ђиджентс-стрит, шла впереди, и плащ ее,  перчатки  и  плечи
сочетались с кружевами, оборками, перьевыми боа, и дух  роскоши  и  причуд
нисходил на нее с витрин, как ночью свет фонарЯ  плывет,  подрагиваЯ,  над
сонной травою.
   ‚еселаЯ,    восхитительнаЯ,    она    пересекла     Ћксфорд-стрит     и
ѓрейт-Џортленд-стрит и свернула в какую-то узкую улочку и - вот,  вот  он,
торжественный миг, да, она замедлила шаг, открыла сумочку, бросила  взглЯд
в его сторону, но мимо, сквозь,  и  взглЯд  был  прощальный,  последний  и
подводил итог, победный итог, и она вынула ключ, открыла дверь и  исчезла!
Љлариссин голос: "Њой прием не забудь!" - звенел у него в ушах. „ом был из
красных унылых домов в цветочных висЯчих горшках  по  фасаду,  не  слишком
хорошего тона. —то ж, с этим кончено.
   ‡ато позабавилсЯ. ‚се равно позабавилсЯ, думал он,  поднимаЯ  глаза  на
качающиесЯ в горшках бледные гераньки.  €  вот  -  вдребезги  эта  забава;
потому что он в общем-то сам ее сочинил, Ясно же, он от начала и до  конца
сочинил дурацкую вылазку  с  этой  девицей;  сочинил,  как  мы  все  почти
сочинЯем, думал он. ‘очинЯем себЯ. € ее. Џрелестные увеселениЯ  и  кое-что
посерьезней. Ќо вот что странно - и верно: ни с кем ничего не разделишь  -
все разбиваетсЯ вдребезги.
   Ћн повернул. Џошел обратно и стал думать, где б приземлитьсЯ,  пока  не
пора еще в "‹инкольнз инн", к господам ѓрейтли и •уперу. Људа ж  податьсЯ?
Ђ, не важно.  ‹адно,  значит,  в  ђиджентс-Џарк.  €  ботинки  выбивали  по
тротуару "не важно";  потому  что  в  самом  деле  оставалась  еще  бездна
времени, бездна времени.
   “тро меж тем стоЯло прелестнейшее.  Љак  пульс  при  исправном  сердце,
ровно билась в улицах жизнь. Ѓез запинок и перебоев. ѓладко, четко, точно,
бесшумно, с раскату, секунда в секунду  у  двери  остановилсЯ  автомобиль.
„евушка в шелковых чулках и в оперенье, воздушнаЯ, но  не  слишком  в  его
вкусе (да и все позади,  позади)  выпорхнула  из  автомобилЯ.  ‚ышколенные
дворецкие, рыжие чау-чау, холлы,  черно-бело  выложенные  ромбами,  упруго
вздутые белые шторы - все это глЯнуло на Џитера через отворенную  дверь  и
понравилось.  ‚еликолепное,  в  сущности,  достижение  -   ‹ондон,   летом
особенно; цивилизациЯ, да.
   ЏроисходЯ из почтенной  англо-индийской  семьи,  по  крайней  мере  три
поколениЯ которой ведали делами €ндии (странно, почему Я думаю об  этом  с
сентиментальностью, Я не люблю ведь €ндию, империю,  армию),  минутами  он
ценил цивилизацию - даже в таких ее проЯвлениЯх - как свою  собственность;
Ќа него находило;  и  тогда  он  гордилсЯ  Ђнглией;  дворецкими,  чау-чау,
недосЯгаемыми девицами. ‘мешно, а вот поди ж  ты,  думал  он.  €  доктора,
предприниматели   и   умные   женщины,   спешащие   по   делам,    точные,
целеустремленные, крепкие, были, ей-богу, прелестны, свои люди, кому можно
без страха доверить жизнь, с кем славно шагать нога в ногу по  жизни,  кто
поддержит тебЯ в беде. ‚ общем, вполне интересный спектакль, и  оставалось
только найти, где б в тени присесть с сигарой.
   ‚от и ђиджентс-Џарк. „а. Њальчишкой Я гулЯл в ђиджентс-Џарке - странно,
думал он, и что это мне  все  времЯ  лезет  в  голову  детство?  Ќаверное,
потому, что повидалсЯ с Љлариссой; женщины больше живут прошлым, думал он.
Ћни привЯзаны к местам. € к отцам. ЉаждаЯ женщина гордитсЯ отцом. Ѓортон -
чудное место, дивное место, но Я не ладил со стариком,  думал  он.  Љак-то
вечером разразилсЯ даже скандал, вышел спор,  он  не  мог  уже  вспомнить,
из-за чего, из-за политики, кажетсЯ.
   „а. ђиджентс-Џарк. „линнаЯ прЯмаЯ  аллеЯ;  слева  домик,  там  покупали
воздушные шарики; дурацкаЯ статуЯ, на ней еще где-то какаЯ-то надпись.  Ћн
поискал глазами пустую скамейку. Ќе  хотелось,  чтоб  лезли  с  вопросами:
"который час?" (немного клонило в сон).  ‚от  пожилаЯ  седенькаЯ  нЯнЯ,  и
рЯдом ребенок в колЯсочке - ага, это самое лучшее; подсесть на скамейку  к
той нЯне, на дальний конец.
   Ђ она страннаЯ девочка, подумал он, вдруг вспомнив, как ќлизабет  вошла
и стала рЯдом с матерью. ‚ысокаЯ. € взрослаЯ  совсем;  не  то  чтоб  очень
хорошенькаЯ. ‘корей миловидна. …й ведь не  больше  восемнадцати,  кажетсЯ.
Ќаверное, не ладит с Љлариссой. € это "а вот и моЯ  ќлизабет"  (почему  не
просто: "‚от ќлизабет"), наверное, как у большинства  матерей  от  желаниЯ
что-то замазать. ‘лишком уж она нажимает на свое обаЯние, думал он.  Џалку
перегибает.
   ‘игарный благоденственный дым прохладой спустилсЯ по горлу; он выпустил
его кольцами, и с минуту они храбро сражались с воздухом, синие,  круглые,
- надо вечером улучить минутку и переговорить с ќлизабет с глазу на  глаз,
он думал, - но вот потекли,  как  песок  в  песочных  часах,  истончились;
странные какие формы, он думал. ѓлаза слипались, еле-еле  удалось  поднЯть
руку и выбросить остаток сигары. Њетла помела по мыслЯм, прометала  ветки,
детский говор, прохожих, шорох ног, грохот улицы,  нарастающий,  опадающий
грохот. ‚низ, вниз, вниз затЯгивали перьЯ и перышки  сна,  и  вот  он  уже
провалилсЯ и увЯз в перьЯх.


   ‘еденькаЯ нЯнЯ снова принЯлась вЯзать, когда  Џитер  “олш  захрапел  на
горЯчей скамейке с нею рЯдом. ‚ своем сереньком платье, неустанно и  ровно
двигаЯ локтЯми, она была как борец за права спЯщих  и  подобна  тем  духам
сумерек, что встают над рощами - порождениЯ веток и облаков.
   Ћдинокий странник, которого знают заглохшие тропы, хоронитсЯ папоротник
и недолюбливает болиголов, вдруг, вскинув  взор,  видит  в  конце  просеки
живую огромную тень.
   Џо убеждению, пожалуй,  он  атеист,  и  его  застигают  врасплох  такие
немыслимые минуты. ‚се, что вне нас, - лишь создание  нашего  разума,  так
думает он, все от желаниЯ утешитьсЯ и забытьсЯ, спастись  от  этих  жалких
пигмеев, этих слабых, и трусливых, и низких мужчин  и  женщин.  Ќо  раз  Я
постигаю ее, стало быть, странным образом она существует, так  думает  он,
и, бредЯ по тропе, устремив взор на облака и на ветки, он уже наделЯет  их
женственностью; с изумлением замечает, как они  наливаютсЯ  тЯгостью;  как
величаво, движимые ветерком, они ронЯют под темный шорох  листвы  доброту,
понимание, прощение и, вдруг дернувшись, сразу терЯют благочестие облика в
диком загуле.
   ‚от какие видениЯ манЯт одинокого странника, как рог  изобилиЯ,  полный
плодов, или как шепот сирен, когда, шепнув ему в уши,  они  укрываютсЯ  за
зелеными гребнЯми волн, или как розы в росе, когда бьют по лицу,  или  как
лица,  как  бледные  нежные  лица,  когда  околдовывают  и  зовут  рыбака,
поднимаЯсь к поверхности изглубока.
   ‚от какие видениЯ непрестанно всплывают, и  мешаютсЯ,  и  вклиниваютсЯ,
заслонЯют  то,  что  подлинно  существует;  и  часто  одолевают  одинокого
странника, отбиваЯ памЯть о грешной земле и  охоту  туда  возвращатьсЯ,  а
взамен дарЯ совершенный  покой,  будто  (так  он  думает,  продвигаЯсь  по
просеке) всЯ эта горЯчка жизни - сплошнаЯ наивность; и бездна разных вещей
уже слита в одну; и эта живаЯ тень, порождение веток и облаков, встала  из
бурного морЯ (он уж стар, ему уж за пЯтьдесЯт),  как  призрак  встает  над
волнами, чтоб струить из своих несравненных, ее  нежных  ладоней  жалость,
понимание, прощение. € мне уже не придетсЯ, так  думает  он,  возвращатьсЯ
под сень абажура; в  гостиную;  дочитывать  книжку;  выколачивать  трубку;
звонить миссис ’ернер, чтоб убрала;  пойду-ка  Я  прЯмо  и  прЯмо  к  этой
огромной тени, и она встрЯхнет головой, и поднимет менЯ на своих вымпелах,
и прахом развеет, как всех.
   ‚от какие видениЯ. Ћдинокий странник скоро выходит из лесу.  Ђ  там  на
крыльце, поднесЯ щитками ладони к вискам,  может  быть,  поджидаЯ  его,  в
белом веющем фартуке, стоит седаЯ женщина, и кажетсЯ (так неодолимо сильна
эта немощь), что она в пустыне  выискивает  блудного  сына;  ищет  павшего
конника; что она - это мать, потерЯвшаЯ всех сыновей на  войне.  €  покуда
путник идет деревенской улицей, где женщины  вЯжут,  а  мужчины  окапывают
деревьЯ в  садах,  закат  становитсЯ  знамением;  и  все  замирают;  будто
высокий, заведомый жребий, ожидаемый ими без страха, вот-вот сметет  их  в
совершенное небытие.
   ‚  комнате,  среди  обыденных  вещей  -  стол,  буфет,   подоконник   с
гераньками, - очерк хозЯйки, наклонившейсЯ, чтобы  снЯть  скатерть,  вдруг
нежно обтЯгиваетсЯ светом,  оборачиваетсЯ  обожаемым  символом,  и  только
памЯть о холодности человеческих встреч запрещает  в  него  поверить.  Ћна
берет со стола варенье, ставит в буфет.
   - Ѓольше сегоднЯ ничего не надо, сэр?
   Ќо кому ответит одинокий странник?


   € вЯзала над спЯщим младенцем стараЯ нЯнЯ в  ђиджентс-Џарке.  €  храпел
Џитер “олш. Ћн проснулсЯ рывком со словами: "Џогибель души".
   - ѓосподи! ѓосподи! - произнес он сам с собой вслух, потЯнулсЯ и открыл
глаза. - Џогибель души. - ‘лова были свЯзаны с какой-то сценой,  комнатой,
с прошлым, о котором был  сон.  Џостепенно  проЯснились:  сцена,  комната,
прошлое, о котором был сон.
   ќто было в Ѓортоне тем летом, в начале девЯностых годов, когда  он  так
сходил с ума по Љлариссе. ‚ гостиной собралось  много  народу,  сидели  за
столом после чаЯ, говорили, смеЯлись, и комната плыла  в  желтом  свете  и
сигарном дыму. ѓоворили о ком-то -  имЯ  запамЯтовал,  -  кто  женилсЯ  на
собственной горничной. †енилсЯ и привез ее в Ѓортон  с  визитом,  и  вышло
ужасно. Ћна  отчаЯнно  разрЯдилась  -  "совершеннейший  попугай",  сказала
изображавшаЯ ее Љларисса, - и не закрывала рта ни  на  минуту.  ’рещит,  и
трещит, и трещит. Љларисса ее изображала. Ђ  потом  кто-то  сказал  -  это
‘алли ‘етон сказала: "€ что же менЯет, в конце  концов,  если  она  родила
ребенка до того, как они поженились?" (‚опрос очень смелый по тем временам
в смешанном обществе.) €  -  он  как  сейчас  видит  -  Љларисса  залилась
краской, всЯ будто сжалась и выговорила: "Ћ, теперь Я ни слова не смогу  с
ней сказать!" Џосле чего всех за столом  будто  встрЯхнуло.  ‚ышло  ужасно
неловко.
   € важно даже не то, что она сказала; девушки, воспитанные, как  она,  в
те времена ничего не знали о жизни, но его возмутил ее  тон  -  скованный,
резкий, надменный, жеманный. "Џогибель души". “  него  это  вырвалось.  Ћн
опЯть, как тогда, снабдил этот миг Ярлыком - погибель ее души.
   ‚се вздрогнули; все согнулись от Љлариссиных слов и встали уже другими.
ЏомнитсЯ,  ‘алли  ‘етон,  как  набедокурившее  дитЯ,  вспыхнула,  подалась
вперед, хотела что-то сказать, но побоЯлась,  Љлариссы  побаивались.  (Ћна
была ближайшаЯ подруга Љлариссы, жила в Ѓортоне, привлекательное существо,
красиваЯ, темноволосаЯ, и считалась по тем временам очень смелой,  он  сам
давал ей сигары, и она курила их у себЯ в комнате, и  она  была  то  ли  с
кем-то помолвлена, то ли порвала с семьей, и  старый  Џарри  обоих  их  не
любил, что очень сближало.) Ђ потом Љларисса с таким видом, будто все  они
ее оскорбили, поднЯлась и под каким-то предлогом вышла - одна.  Љогда  она
открыла дверь, вбежал  лохматый  пес,  он  у  них  сторожил  овец,  и  она
бросилась к нему, начала умилЯтьсЯ.  Ѓудто  хотела  сказать  Џитеру  (все,
он-то знал, делалось ради него): "‚от ты осуждаешь менЯ за мое отношение к
этой особе, считаешь его нелепым, но посмотри, какой Я могу быть  милой  и
ласковой, как Я люблю своего ђоба!"
   Ћни всегда странным образом  могли  сообщатьсЯ  без  слов.  Ћна  всегда
понимала тотчас, если он  ее  осуждал.  €  что-нибудь  делала,  Явно  чтоб
оправдатьсЯ, - вроде той возни с собакой, да только напрасно старалась, он
видел Љлариссу насквозь. ђазумеетсЯ, он ей ничего  не  сказал.  Џросто  он
дулсЯ. € так обычно у них начинались ссоры.
   Ћна затворила дверь. € сразу же ему сделалось нестерпимо тоскливо.  ‚се
стало бессмысленно - дальше любить, дальше ссоритьсЯ, дальше  миритьсЯ.  €
он побрел, один, среди служб и конюшен,  глЯдЯ  на  лошадей.  (Џарри  жили
скромно, не отличались богатством, но тут  всегда  были  конюхи,  грумы  -
Љларисса любила ездить верхом, - и был старый кучер - как бишь его  звали?
- и стараЯ нЯнЯ, бабушка Њумсик, бабушка Џумсик, как-то так, и  полагалось
к ней ходить на поклон в комнатенку,  увешанную  фотографиЯми  и  птичьими
клетками.)
   —удовищный вечер! Ћн все больше мрачнел, и не  только  из-за  этого,  а
вообще. € он никак не мог поймать  ее,  переговорить,  объЯснитьсЯ.  ‚езде
толклись люди, и она вела себЯ как ни в чем не бывало. ‚ том-то и  ужас  -
ее эта холодность, каменность, и так глубоко в ней сидит, сегоднЯ утром он
снова почувствовал. Ќепроницаемость. Ќо,  видит  Ѓог,  он  ее  любил.  Ћна
странным образом умела дергать человеку нервы,  и  притом  они  пели,  как
струны скрипки. „а.
   Ћн очень поздно вышел к ужину, чтоб  привлечь  к  себе  внимание  -  о,
болван, - и уселсЯ рЯдом со  старой  мисс  Џарри,  тетей  …леной,  сестрой
мистера Џарри, как бы главенствовавшей  за  столом.  Ћна  сидела  в  белой
кашемировой шали, затылком к окну - весьма грознаЯ старуха, но к нему  она
благоволила, он нашел ей какой-то  редкостный  цветок,  а  она  увлекалась
ботаникой, вышагивала в грубых башмаках  и  складывала  цветы  и  травы  в
болтавшуюсЯ за спиной черную ботанизирку. Ћн уселсЯ с ней рЯдом и ни слова
не мог вымолвить. ‚се мелькало перед глазами. Ќо потом, посреди ужина,  он
заставил себЯ в первый раз взглЯнуть  на  Љлариссу.  Ћна  разговаривала  с
молодым человеком справа от нее. € вдруг его осенило. "Ћна выйдет замуж за
этого человека", - сказал он себе. Ђ он не знал его даже по имени.
   Џотому что - да! - ведь в  тот  самый  вечер,  только  в  тот  вечер  и
поЯвилсЯ „эллоуэй; и Љларисса еще называла его “икем, с этого все и пошло.
Љто-то его привез; и Љларисса перепутала фамилию.  Ћна  всем  представлЯла
его как “икема. ‚ конце концов он сказал: "Ќо Я „эллоуэй!" ’ак это  первое
впечатление от ђичарда ему  и  запало:  светловолосый,  довольно  неловкий
молодой человек, сидЯ в шезлонге, выпаливает: "Ќо  Я  „эллоуэй!"  ‘алли  к
этому прицепилась, потом называла его не иначе как "Ќо Я „эллоуэй!".
   ‚ообще его в ту пору непрошено осенЯло. Ђ уж это  открытие  -  что  она
выйдет за „эллоуэЯ - обрушилось совершенно врасплох, ослепило, как молниЯ.
Ѓыло что-то такое в ее тоне, когда она обращалась к нему - как бы назвать?
- простота, что-то материнское, какаЯ-то мЯгкость. ђазговор у  них  шел  о
политике.  €  до  конца  обеда  он  напрЯженно   прислушивалсЯ,   стараЯсь
расслышать, что они говорЯт.
   Џотом он, помнитсЯ, стоЯл возле кресла старой мисс  Џарри  в  гостиной.
Љларисса вошла - светскаЯ, безукоризненнаЯ, безупречнаЯ хозЯйка, -  хотела
его кому-то представить, обращалась с ним так, будто они едва  знакомы,  и
это взбесило его. Ќо даже и тут он восхищалсЯ. ‚осхищалсЯ ее мужеством, ее
последовательностью, восхищалсЯ  ее  умением  себЯ  держать.  "ЃезупречнаЯ
хозЯйка дома", - он ей сказал, и вот тут-то ее передернуло. Ќо он длЯ того
и сказал. Ћн изо всех сил старалсЯ ее задеть, после того как увидел  их  с
„эллоуэем. € она ушла. …му казалось,  что  все  сговорились  против  него,
смеютсЯ у него за спиной. Ћн застыл возле кресла мисс Џарри, как  истукан,
посреди беседы о полевых  цветах.  Ќикогда,  никогда  он  не  страдал  так
чудовищно! Ћн, наверное, даже не мог  делать  вид,  будто  слушает;  вдруг
опомнЯсь, он увидел выпученные глаза мисс Џарри, недоуменные,  негодующие.
Ћн чуть не крикнул, что не может ничего слушать, оттого что ведь  это  ад,
сущий ад! €з гостиной начинали уже расходитьсЯ; говорили, что надо  надеть
плащи; на воде будет холодно. ‘обирались кататьсЯ на лодках по  озеру  при
луне - очереднаЯ безумнаЯ выдумка ‘алли. Ћн слышал,  как  она  расписывает
луну. € все ушли. Ћн осталсЯ один.
   - Ђ вы разве не идете? - спросила  тетЯ  …лена;  беднаЯ  старушка,  она
догадалась! Ћн обернулсЯ и увидел Љлариссу. Ћна  вернулась,  за  ним.  …го
ошеломило ее благородство - ее доброта.
   - €дем же, - сказала она. - ’ам ждут.
   Ќикогда за всю свою жизнь он не был так счастлив! Ѓез единого слова они
помирились. Ћни шли к  озеру.  „вадцать  минут  совершенного  счастьЯ.  …е
голос, смех, ее платье (что-то веющее, белое и малиновое), ее  настроение,
дух приключений; она  заставила  всех  высадитьсЯ  и  исследовать  остров;
спугнула курицу; она хохотала; пела. € все времЯ,  все  времЯ  он  в  себе
чувствовал: „эллоуэй влюблЯлсЯ в нее; она влюблЯлась в „эллоуэЯ: но как-то
это было не важно. ‚се было не важно. Ћни сидели на земле и болтали - он и
Љларисса, и все выражалось и схватывалось само,  без  малейших  усилий.  Ђ
потом, в секунду, настал конец. Ћн сказал себе, когда сели в  лодку:  "Ћна
выйдет замуж за этого человека", устало сказал, без досады;  но  все  было
Ясно. „эллоуэй женитсЯ на Љлариссе.
   ѓреб „эллоуэй. Ћн все времЯ молчал. Ќо почему-то, когда он вспрыгнул на
велосипед  с  тем,  чтоб  сделать  двадцать  миль  лесом,  и,  клонЯсь  на
вильнувшей дорожке, исчезаЯ, помахал им рукой, стало с очевидностью  Ясно,
как он ощущает - нутром, глубоко и мучительно - все это:  ночь,  нежность,
Љлариссу. Ћн ее заслужил.
   ‘ам же он вел себЯ нелепо. …го  требованиЯ  к  Љлариссе  (теперь-то  он
видит) были нелепы. Ћн хотел  невозможного.  “страивал  дикие  сцены.  Ќо,
может быть, она все равно бы пошла за него, не веди он  себЯ  так  нелепо.
’ак ‘алли считала. ‚се то лето она писала ему длинные письма;  они-де  про
него говорили; она-де хвалила его, и  Љларисса  расплакалась!  ЌевероЯтное
лето; письма, сцены,  телеграммы;  приезды  в  Ѓортон  ни  свет  ни  зарЯ,
дурацкаЯ неприкаЯнность, покуда  не  встанут  слуги;  чудовищные  завтраки
tete-a-tete со старым мистером Џарри. ‘вирепаЯ, но к нему  снисходительнаЯ
тетЯ …лена; ‘алли, таскавшаЯ его длЯ срочных бесед в огород; Љларисса -  в
постели из-за мигреней.
   ђешительнаЯ,  последнЯЯ  сцена,  ужаснаЯ  сцена,  значившаЯ,  наверное,
больше всего в его жизни (возможно, преувеличение, но сейчас  ему  кажетсЯ
так), произошла в три часа, в один очень жаркий день. Ќачалось с  пустЯка,
‘алли упомЯнула за завтраком „эллоуэЯ и  назвала  его  "Ќо  Я  „эллоуэй!";
после чего Љларисса вдруг сжалась, залилась краской, как это с нею бывало,
и отчеканила: "Њы уже слышали эту глупую шутку". ‚от и все.  Ќо  длЯ  него
она все равно что сказала: "‘ вами Я  просто  развлекаюсь;  а  серьезно  Я
отношусь к ђичарду „эллоуэю". ’ак он ее понЯл. Ќе одну ночь он провел  без
сна. Ћн сказал себе: "Ѓудь что будет, но надо с этим покончить". Ћн послал
ей через ‘алли записку, просЯ о встрече возле фонтана, в  три.  "Џо  очень
важному поводу", - приписал он в конце записки.
   ”онтан стоЯл посреди кустарника, вдали от дома, и всюду  были  кусты  и
деревьЯ. Ћна пришла, даже раньше времени, фонтан разделЯл их и непрестанно
ронЯл (был испорчен) каплЯми воду.  Љак  застревают  в  памЯти  зрительные
впечатлениЯ! Ќапример, тот едко-зеленый мох.
   Ћна не двигалась. "‘кажи мне правду, скажи мне правду", -  повторЯл  он
бессмысленно. “ него раскалывалась голова. Љларисса будто застыла,  стоЯла
как каменнаЯ. Ћна не двигалась. "‘кажи мне правду", - повторЯл  он,  когда
старик Ѓрайткопф на ходу высунул голову из-за своей "’аймс"; вылупилсЯ  на
них; открыл рот и ушел восвоЯси. Ћни оба не двинулись. "‘кажи мне правду",
- повторЯл он. Ћн будто врезалсЯ с усилием во  что-то  физически  твердое;
она не поддавалась. Ћна была как железо, кремень, она совершенно  застыла.
€ когда она сказала: "Ќе к чему, не к чему. ќто конец", - после того,  как
он говорил, ему казалось, часами, в слезах, - она  будто  ударила  его  по
лицу. Ћна повернулась, она бросила его, она ушла.
   - Љларисса! - кричал он. - Љларисса! - Ќо она так и не  вернулась.  ‚се
было кончено. ‚ ту же ночь он уехал. Ћн больше не видел ее.


   “жасно, кричал он, ужасно, ужасно!
   Ђ, впрочем, солнце  пекло.  ‚прочем,  все  проходит.  †изнь  шла  своим
чередом.  ‚прочем,  думал  он,  зеваЯ  и  приходЯ  постепенно  в  себЯ,  в
ђиджентс-Џарке мало что переменилось со времен его  детства  -  вот  разве
что, может быть, белки, - но были, наверное, и новые радости - вот малышка
ќлси Њитчелл, она собирала камушки длЯ коллекции камушков, котораЯ была  у
них с братиком на камине в детской, бухнула на  бегу  полную  пригоршню  к
нЯне в подол и со всего размаха налетела на ноги какой-то тети. Џитер “олш
рассмеЯлсЯ. Ђ ‹укрециЯ “оррен-‘мит думала: "ќто гадко,  за  что  Я  должна
страдать?" - спрашивала она, идЯ по  широкой  дорожке.  Ќет,  сил  никаких
больше нет, думала она, бросив  ‘ептимуса,  а  в  общем-то  он  уже  и  не
‘ептимус никакой, раз он говорит эти страшные, злые, гадкие вещи, и  пусть
говорит сам с собой, с мертвецом со своим говорит там на скамейке; но  тут
малышка со всего размаха налетела на нее, растЯнулась и расплакалась.
   € ‹укреции полегчало. Ћна поставила  девочку  на  ножки,  отрЯхнула  ей
платьице, поцеловала ее.
   Ћна  же  ничего  плохого  не  сделала;  любила  ‘ептимуса;  была  такаЯ
счастливаЯ; и у нее был такой чудный  дом,  сестры  и  сейчас  там  живут,
делают шлЯпки. ‡а что же она-то должна страдать?
   Њалышка кинулась к нЯне, и ‹укрециЯ видела,  как  та  бранит,  утешает,
берет ее на ручки, отложив вЯзанье, а добрый на вид господин дал  ей  часы
("подуй-ка на крышку - откроютсЯ"), - но ей-то все это за что? ‡ачем  надо
было тащить ее из Њилана? € мучить? ‡а что?
   —уть покачивались от слез дорожка, нЯнЯ, господин в  сером,  колЯсочка,
поднимались и опадали. ’еперь этот злой мучитель будет вечно  ее  терзать.
‡а что? Ћна словно пташка, укрывшаЯсЯ под листком, шевельнетсЯ  листок,  и
она мигает; дрожит, когда хрустнет сухой сучок. ‡а нее некому заступитьсЯ.
‚ысокие деревьЯ были крутом, и огромные облака - все чужое;  и  некому  за
нее заступитьсЯ; и вечно ей мучитьсЯ; за что же страдать? ‡а что?
   Ћна нахмурилась; топнула ножкой. Ќадо вернутьсЯ  к  ‘ептимусу,  им  уже
времЯ идти к сэру “ильЯму Ѓрэдшоу. Ќадо вернутьсЯ - сказать, а то он сидит
там под деревом на зеленом стульчике и говорит сам  с  собой  или  с  этим
покойником ќвансом, она всего раз его  видела  в  лавке.  ’ихий,  хороший,
большой друг ‘ептимуса; его убили на войне. —то ж, бывает. “ всех  убивают
друзей на войне.  €  все  жертвуют  чем-то,  когда  женЯтсЯ.  Ћна  родиной
пожертвовала. Џереехала сюда, в этот жуткий город. Ђ ‘ептимус забивал себе
голову разными ужасами, так и она бы  могла,  только  дай  себе  волю.  Ћн
делалсЯ все непонЯтней. ѓоворил, что за  стеной  спальни  слышит  какие-то
голоса. Њиссис ”илмер просто диву давалась. €  видел  видениЯ.  ‘тарушечью
голову в папоротнике разглЯдел. Ђ ведь мог бы быть счастлив -  пожалуйста.
Ћни ездили в •эмптон-Љорт на втором этаже автобуса и так  были  счастливы.
Љрасные и желтенькие цветки повысыпали в траве, он сказал -  как  плавучие
лампочки, и он все времЯ болтал,  и  смеЯлсЯ,  и  сочинЯл  разные  веселые
глупости. Ђ когда стоЯли у реки, он вдруг сказал: "Ђ теперь мы покончим  с
собой", - и посмотрел  на  воду  такими  глазами,  она  и  раньше  за  ним
замечала, он так смотрел - на автобусы, на поезда, как зачарованный; и она
почувствовала: он от нее уходит, и она схватила его  за  руку.  Ќо  потом,
когда  возвращались   домой,   он   был   уже   совершенно   спокойный   и
рассудительный; объЯснЯл, почему им надо покончить с  собой;  и  как  люди
злы; как он видит всю их лживость, когда они проходЯт мимо по  улице.  Ћн,
мол, насквозь их видит; он, мол, все знает. ‡нает смысл жизни.
   Ђ когда пришли домой, он еле ноги волочил. ‹ег  на  диван  и  попросил,
чтоб она держала его за руку,  а  то,  мол,  он  падает,  падает,  падает,
кричит, падает в огонь! € каких-то людей увидел, будто бы они смеютсЯ  над
ним со стен, и страшно, жутко как-то его обзывают, и тычут  в  него  из-за
ширмы пальцами. Ђ ведь  никого  не  было.  Ќо  он  начал  вслух  говорить,
отвечает кому-то, спорит, хохочет, плачет - и велел  ей  записывать.  —ушь
какую-то; насчет смерти; насчет мисс €забел Џоул.  Џросто  невыносимо.  Ќо
надо вернутьсЯ к ‘ептимусу.
   ‚от она подошла. ’ак  и  есть:  опЯть  он  смотрит  в  небо,  бормочет,
всплескивает руками. Ђ доктор „оум говорит: ничего с ним серьезного. ’огда
отчего это все? Ћтчего он вдруг, почему, когда она села рЯдом,  отчего  он
весь дернулсЯ, и покосилсЯ так зло, и отпрЯнул,  и  показал  ей  на  руку,
схватил ее за руку и в ужасе на эту руку уставилсЯ?
   Њожет, из-за того, что она  обручальное  кольцо  снЯла?  "“  менЯ  рука
похудела, - она сказала. - џ его в сумку спрЯтала", - она ему сказала.
   Ћн отпустил ее руку.  Ѓрак  их  расторгнут,  подумал  он,  с  мукой,  с
облегчением. Џеререзана веревка; он парит;  он  свободен,  как  заповедано
было, чтобы он, ‘ептимус, ѓосподь людЯм, был свободен; один (раз его  жена
выбросила обручальное кольцо, раз она  предала  его)  он,  ‘ептимус,  один
призван, избран услышать истину, познать  смысл,  ибо  после  всех  трудов
цивилизации (греки, римлЯне, експир, „арвин и наконец-то он сам)  настала
пора открыть этот смысл непосредственно... "Љому?"  -  спросил  он  вслух.
"Џремьер-министру", - прошелестели голоса над его головой. ‘ледует открыть
кабинету министров тайное тайных: во-первых,  деревьЯ  -  живые;  затем  -
преступлениЯ нет, затем - любовь, всеобщаЯ  любовь,  он  бормотал,  дрожа,
задыхаЯсь, и эти глубокие, скрытые, зарытые истины было мучительно  трудно
выговорить, но они полностью и навек изменЯт мир.
   ЏреступлениЯ  нет,  любовь...  -  повторЯл  он,  нащупываЯ  карандаш  и
блокнот, но тут фокстерьер  стал  обнюхивать  ему  брюки,  и  он  в  ужасе
дернулсЯ. Џес превращалсЯ в человека!  ’олько  не  видеть!  Ћтвратительно,
страшно - видеть,  как  превращаетсЯ  в  человека  пес!  €  тотчас  собака
затрусила прочь.
   Ѓеспредельна  милость  благих  небес!  …го  пощадили,  снизошли  к  его
слабости. Ќо каково же научное объЯснение (ко  всему  ведь  нужен  научный
подход)? Џочему его взглЯд все проникает насквозь  и  прозревает  будущее,
когда собаки превратЯтсЯ в людей?
   ‚озможно, тепловаЯ волна воздействует на мозг, восприимчивый  благодарЯ
зонам эволюции. Ќаучно говорЯ, плоть оплывает, отторгаетсЯ от  мира.  ’ело
его истаЯло таким образом, что остались одни  нервные  окончаниЯ.  Ћн  как
туман лежит на скале.
   Ћн откинулсЯ на стульчике, изнуренный и радостный. Ћн отдыхал  и  ждал,
когда снова сможет вещать, с усилием, с  мукой,  вещать  человечеству.  Ћн
лежал высоко-высоко, у мира на спине. ‡емлЯ дрожала под ним. Љрасные цветы
прорастали у него сквозь мЯсо; шершавые их листьЯ шелестели  над  головой;
наверху были скалы; они звенели. ќто машина гудит  на  улице,  пробормотал
он; но там, в вышине, гудок палил по скалам, дробилсЯ,  снова  плотнел,  и
звуковые удары в стройных столбцах (оказываетсЯ, музыка бывает видна - это
открытие) взмывали вверх и делались гимном, и  гимн  свивалсЯ  с  дудочкой
подпаска (это старик свистит на свистульке в кабаке,  пробормотал  он),  и
когда подпасок стоЯл на месте, звук  шел  из  дудочки  пузырьками,  а  как
только мальчик поднималсЯ чуть-чуть, тонкие  нежные  стенаниЯ  растекались
над трЯско грохочущей улицей. Ћн исполнЯет свою элегию прЯмо на  мостовой,
думал ‘ептимус. ‚от подпасок уходит в  нагорные  снега,  увитый  розами  -
пышными красными розами (как у менЯ в ванной на стене, вспомнил ‘ептимус).
Њузыка замерла. ‡начит, он собрал монеты в шапку и подалсЯ в другой кабак.
   Ђ сам он был высоко на скале, как тело утонувшего матроса,  выброшенное
на скачу волнами. џ перегнулсЯ через край лодки, и вот Я упал, думал он. џ
пошел ко дну, ко дну. џ был мертвым, но вот Я ожил, только не трогайте  вы
менЯ, молил он (опЯть он заговорил вслух - ужасно, ужасно!), и, как  перед
пробуждением птичий гомон и гам улицы дрожат дружно,  в  лад,  и,  делаЯсь
громче и громче, катЯт спЯщего к берегу  жизни,  так  и  его  прибивало  к
берегу жизни, солнце пекло, надсаживалсЯ крик,  и  что-то  страшное  могло
стрЯстись с минуты на минуту.
   ’олько б открыть глаза; но на них что-то давило; давил страх.  ‘ептимус
поднатужилсЯ; вытЯнулсЯ; открыл глаза; увидел перед  собой  ђиджентс-Џарк.
„линные полотнища света льнули к его ногам. „еревьЯ колыхались,  шатались;
мы рады, будто говорил мир; мы  согласны;  мы  создаем;  создаем  красоту,
будто говорил мир. € словно длЯ того, чтобы это доказать (научно), куда  б
ни взглЯнул ‘ептимус - на  дома,  ограды,  на  антилоп,  выглЯдывающих  из
зоологического сада, - отовсюду  навстречу  ему  вставала  красота.  ЉакаЯ
радость - видеть бьющийсЯ на  ветру  листок.  ‚  вышине  ласточки  вилЯют,
нырЯют, взмывают,  но  с  неимоверной  правильностью,  будто  качаютсЯ  на
невидимой резинке; а как вверх-вниз носЯтсЯ мухи; и солнце пЯтнает то  тот
листок, то этот, заливаЯ жидким золотом, исключительно от избытка счастьЯ.
€ такой идет, идет по траве колдовской перезвон (возможно, это часто-часто
гудит машина) - и все, как бы ни было просто, как бы  ни  составлЯлось  из
пустЯков, но стало отныне истиной.  Љрасота  -  вот  что  есть  истина.  €
красота - всюду.
   - “же времЯ, - сказала ђециЯ.
   ‘о слова "времЯ" сошла шелуха; оно излило на него свои блага; и с  губ,
как стружка с рубанка, сами собой,  белые,  твердые,  нетленные,  побежали
слова, скорей, скорей занЯть место в  оде  ‚ремени  -