 - и не даст бетону, кирпичу, камню,  небоскребам,
автомобилЯм   или   костюмам   заслонить    главное.    ‡амечает    тигра,
подстерегающего дичь, и тут же видит, что среди  людей  вокруг  на  каждом
шагу попадаютсЯ львы, быки, овчарки,  терьеры,  бульдоги,  борзые,  волки,
филины, орлы,  коршуны,  кролики,  пресмыкающиесЯ,  макаки,  гориллы  -  и
лисицы. ‹ис знает, на свете их полным-полно.  Ћн  видит  их  каждый  день.
Љого-то из них - кошку, кролика, терьера,  а  быть  может,  бекаса  -  он,
пожалуй, обнаружил бы и в ‘.Џросстаке, если б его увидел.
   ’ак он читает новости, с острым наслаждением  принюхиваЯсь  к  пахнущим
типографской краской шуршащим страницам. € при этом  он  читает  газеты  с
какой-то жадной безнадежностью. ‚ сущности, ‹ису чужда всЯкаЯ надежда;  он
перешел за грань отчаЯниЯ.  (…сли  есть  у  человека  недостаток,  мы  его
непременно учуем. Ђ это  разве  не  недостаток?  ђазве  возможно  такое  у
настоЯщего американца? Њожно ли считать ‹иса подлинно одним из  вас,  если
ему чужда надежда?) Ђ у ‹иса нет никакой надежды, что люди изменЯтсЯ,  что
жизнь когда-нибудь  станет  заметно  лучше.  Ћн  знает,  формы  изменЯтсЯ;
возможно, с новыми переменами поЯвЯтсЯ лучшие формы. ‹ис увлеченно  следит
за вечно движущимисЯ формами перемен  -  оттого-то  он  так  любит  читать
газеты.  Ћн  пожертвовал  бы  жизнью,  чтобы   поддержать   или   укрепить
добродетель, спасти то, что поддаетсЯ спасению, взрастить то, что способно
расти, исцелить то, что исцелимо, сохранить доброе начало. Ќо о том,  чего
не спасешь, что нежизнеспособно, о недуге неизлечимом,  он  заботитьсЯ  не
станет. ’о, что обречено по природе своей, его не занимает.
   ’ак, когда болен кто-нибудь из детей, у  ‹иса  прибавлЯетсЯ  на  висках
седины, он худеет, и глаза у него страдальческие. Ћдна  его  дочка  попала
как-то в автомобильную катастрофу, но не получила ни  царапинки,  а  через
несколько  дней  с  нею  случилась  легкаЯ  судорога.   Ћднажды   судорога
повторилась, потом,  чуть  не  месЯц  спустЯ,  снова  -  то  исчезнет,  то
возобновитсЯ - не сильнаЯ, не продолжительнаЯ, так себе,  пустЯк,  но  ‹ис
весь извелсЯ от тревоги. Ћн забрал девочку из школы,  добыл  самых  лучших
врачей,  известнейших  специалистов,   пробовал   все   средства,   ничего
обнаружить не удалось, а меж тем приступы продолжались; и ‹ис упорствовал,
„оискалсЯ причины, вытащил девочку из  болезни  и,  наконец,  благополучно
выдал ее замуж. € снова глаза его проЯснились. Ђ  меж  тем,  будь  болезнь
дочери неизлечима, ‹ис бы не терзалсЯ сверх меры.
   Ћн  приходит  домой,  спит  крепким  сном,  кажетсЯ   равнодушным,   не
выказывает тревоги в ночь, когда его дочь  рожает.  Ќаутро,  услыхав,  что
стал дедушкой, смотрит растерЯнно, озадаченно, наконец произносит: "Ђ!"  -
и, уже отворачиваЯсь, пренебрежительно фыркаЯ носом, ронЯет свысока:
   - …ще одна женщина, надо думать?
   Љогда же ему сообщают, что родилсЯ мальчик, с сомнением повторЯет: "Ђ!"
- и презрительно бормочет:
   - џ полагал, что в этом семействе такое чудо невозможно.
   € еще месЯц-полтора упрЯмо именует  внука  "она",  вызываЯ  возмущение,
досаду, бурные протесты всех своих
   - †енщин!
   (•итрюга ‹ис - ловко умеет поддразнивать.)
   €так, безнадежнаЯ  обнадеженностъ  и  покорное  всеприЯтие;  терпеливаЯ
обреченность - и неослабные усилиЯ, неколебимаЯ волЯ. Ќикакой  надежды  на
конечную победу в целом, во всем порЯдке вещей; и непрестаннаЯ надежда  на
отдельные частности. Ћн знает, что мы с начала и до конца в проигрыше,  но
не сдаетсЯ. ‡нает также, когда и как мы побеждаем, и нипочем не перестанет
добиватьсЯ победы. ЋтказатьсЯ от попыток победить -  на  его  взглЯд,  это
позорно, он испробует все пути, станет строить хитроумнейшие, искуснейшие,
сложнейшие  планы,  чтобы  спасти  кого-то  от  поражениЯ,  которое  можно
предотвратить; поддержать талант, готовый захлебнутьсЯ в пучине  отчаЯниЯ,
сохранить живую, могучую силу, чтоб  не  растратилась  бесцельно,  оберечь
нечто хрупкое, драгоценное от преступного разрушениЯ. ‚сему  этому  помочь
можно, а значит - должно помочь и спасти, нестерпимо было бы  видеть,  как
все это сгинет, пропадет понапрасну, и ‹ис горы своротит, лишь  бы  это  -
драгоценное - оградить. Ќо если что-то уже сгинуло?  ЏотерЯно?  ђазрушено?
Џропало безвозвратно? Ќа суровом лице тень скорби,  в  глазах  цвета  морЯ
печаль, в негромком голосе гнев и досада:
   - Џозор! ‘тыд и срам! ‚се могло бы  уладитьсЯ...  было  уже  у  него  в
руках... он сам все выпустил из рук! Ћн просто-напросто сдалсЯ.
   „а, такаЯ вот неудача глубоко возмутит и огорчит ‹иса, он от души о ней
пожалеет. Ќо если что-то предопределено  и  неизбежно  и  никакими  силами
обреченного не спасти... что ж, ‹ис  тоже  несколько  огорчитсЯ  -  "Ћчень
печально!" - но потом приходит покорность судьбе, спокойное смирение:  так
должно быть, тут ничем не поможешь.
   Ђ стало быть, подобно …кклезиасту, он понимает, что жизнь - трагедиЯ, и
знает, что родитьсЯ - длЯ человека несчастье, но, знаЯ это, все  равно  не
поддаетсЯ унынию. Ќикогда он, как глупец, не сидел сложа руки и не  съедал
плоть свою - за всЯкую работу он бралсЯ засучив рукава  и  доводил  ее  до
конца. Ћн знает, что в последнем счете все - суета,  но  говорит:  "Ќечего
роптать и жаловатьсЯ, надо делать дело".
   Ђ потому он не боитсЯ умереть; не  заигрывает  со  смертью,  но  знает:
смерть - друг. †изни он не враг, даже влюблен в нее, но  не  цеплЯетсЯ  за
нее, как любовник, и ее не придетсЯ вырывать через силу из его жадный рук.
‹ис не ищет, как спасеньЯ, близости с человечеством, его больше привлекают
странности и тайны человеческого сердца, как завороженный, с  любопытством
следит он за судьбами людскими, пытаетсЯ разобратьсЯ в бесконечно  сложной
их путанице, в горьком,  мучительном,  непостижимом  переплетении.  €  вот
сейчас,  читаЯ  "’аймс",  он  энергично  принюхиваетсЯ,  качает   головой,
улыбаетсЯ, просматривает тесные столбцы земной суеты  и  шепчет  себе  под
нос:
   - Ќу и мир! Ќу и жизнь! ђазберемсЯ ли мы во всем  этом  когда-нибудь?..
Ќу и времечко выпало на нашу долю! џ не смею уснуть, покуда не прочитаю на
ночь газету. €  жду  не  дождусь  следующего  выпуска  -  все  так  быстро
менЯетсЯ, наш мир такой зыбкий, непостоЯнный,  того  и  глЯди,  от  одного
номера газеты до другого изменитсЯ  весь  ход  истории.  „о  чего  же  это
увлекательно! •отел бы Я прожить сто лет и посмотреть, что будет! …сли  бы
не это... и не дети...
   ‚ глазах медленно сгущаетсЯ недоумение. —то-то с  ними  станетсЯ?  ЏЯть
нежных  овечек  придетсЯ  выпустить  из-под  надежного  крова   в   буйную
неразбериху грозного, изменчивого мира. ЏЯтерых едва оперившихсЯ  птенцов,
растерЯнных,  беззащитных,  послать  навстречу  бурЯм  злобы,  опасностей,
вражды и свирепого насилиЯ, что бушуют по всей этой истерзанной земле, - а
ведь они, все пЯть, ничем не защищены, ничего  не  знают,  ни  к  чему  не
готовы и притом...
   - †енщины.
   Љ презрению примешиваетсЯ теперь глубокое сочувствие, тревога, забота и
нежность.
   ’ак есть ли хоть какой-то выход? „а, если  бы  дожить  „о  такого  днЯ,
когда все пЯть выйдут за... за... за хороших людей (нелегкаЯ  задача...  в
глазах цвета морЯ сгущаетсЯ тревога - мир, втиснутый в  газетные  столбцы,
до краев полон страданием). Ќо найти подлинно хороших мужей, пЯтерых таких
же лисов... увидеть своих овечек надежно  укрытыми,  защищенными  от  всех
бурь, и каждую... каждую в кругу собственных овечек...  „а!  ‚от  то,  что
нужно! ‹ис откашливаетсЯ, решительно встрЯхивает газетные листы.  ‚от  что
нужно -
   - женщинам!
   —тобы их укрывали, защищали, охранЯли, оберегали от всех опасностей, от
варварства и жестокости, от грубого, грЯзного, осквернЯющего прикосновениЯ
этого мира, чтобы каждаЯ мирно занималась рукоделием, училась  вести  дом,
хлопотала по хозЯйству, предавалась  всем  истинно  женским  трудам,  была
хорошей женой и... и... "жила бы, как положено жить женщине, - шепчет  про
себЯ ‹ис, - такой жизнью, длЯ какой женщина предназначена".
   €, значит, производила бы на свет новых овечек, ‹ис? Ђ те в свой  черед
найдут "хороших" мужей и надежный  кров,  научатсЯ  рукодельничать,  вести
хозЯйство, и "жить, как положено женщине", и производить на свет еще новых
овечек, и так далее, ad  infinitum  [до  бесконечности  (лат.)],  на  веки
веков, пока не настанет конец света или... или день ‘трашного суда...
   ...и вновь пронеслась по всей земле чудовищнаЯ бурЯ... вновь  террор...
вновь потрЯсениЯ и революции! -  нахлынул  новый  потоп,  вновь  разлилась
могучаЯ река, темный  прилив  захлестнул  людские  сердца,  грозный  вихрь
пронессЯ по всей земле, о добрый ‹ис,  и  пошел  срывать  крыши  с  домов,
словно бумажные листы, и  гнуть  долу  крепчайшие  дубы,  рушить  стены  и
обращать в прах любой теплый, прочнейший и  надежнейший  кров,  под  каким
овечки находили приют и защиту - и куда деватьсЯ овечкам?
   Ќеужели же нет ответа, о ‹ис?
   —то же, овечкам остаетсЯ вышивать тончайшие узоры на  крыльЯх  урагана?
‘тарательно хозЯйничать посреди потопа? “мерЯть бури суровой нищеты,  чтоб
не пробрало насквозь надушенные нежные овечьи шкурки?  Ќаходить  "хороших"
мужей в сумасшедшем водовороте? Џроизводить на свет еще и еще овечек, дабы
ощутить себЯ под надежной охраной и защитой,  предаваЯсь  истинно  женским
трудам и "живЯ такой жизнью, длЯ какой женщина предназначена"...
   ѓде, о ‹ис, где?
   ...и ждать состраданиЯ от камней? ‡ащиты - от суровых небес?  ‡аботы  -
от кровавой руки усмирителЯ? ђыцарской учтивости - от толпы, сметающей все
преграды на своем пути?
   ‚се еще нет ответа, мудрейший ‹ис?
   ’ак что же? Ќеужто хриплые голоса,  хмельные  от  крови,  торжествующие
победу, не притихнут смиренно перед прелестью овечек? Ќеужто в часы, когда
опустевшие улицы заполнит слепаЯ толпа, ни единый  плащ  не  будет  брошен
перед овечкой, чтобы  грациозным  ножкам  не  ступать  по  камнЯм?  Ќеужто
потрЯсенные стены  незыблемых  (как  нам  прежде  казалось)  установлений,
которыми ‹исы всего мира ограждали своих овечек,  уже  не  смогут  хранить
столь надежное некогда тепло и безопасность? € неужто реки, что  неизменно
текли молоком и медом и питали овечек, иссЯкнут и  пересохнут?  €  потекут
иные источники, окрашенные кровью... кровью агнцев? Љровью овечек?
   Ќам невыносимо думать об этом, о ‹ис!


   ‹ис читает дальше, неотрывно, с жадным интересом, и глаза его  омрачает
тревога.  Ѓесстрастные  столбцы  убористой  печати  говорЯт   о   жестокой
действительности - изобличают мир в хаосе, человека в  смЯтении,  жизнь  в
оковах.  ‘  этими  солидными  страницами  нераздельны  утро  и  трезвость,
утренний завтрак Ђмерики, привкус Яичницы с ветчиной, благополучные  дома,
процветающие люди... и, однако, с этих страниц снимаешь горькую  жатву:  в
них   безумие,   ненависть,   распад,   нищета,   жестокость,   угнетение,
несправедливость, отчаЯние и крах всех человеческих верований. —то  же  мы
здесь видим, безумные господа? - ибо если вы - господа в том  земном  аду,
какой изображают нам  страницы  трезвого  "’аймса",  то,  конечно  же,  вы
безумны!
   €так, вот небольшаЯ заметка.
   ‘ообщаетсЯ, господа мои, что в ближайшую субботу в краю  заколдованного
леса, в краю легенд, волшебства, эльфов, краю ‚енериной горы и неотразимой
прелести готических городов, в краю поклонника и искателЯ истины,  в  краю
простой,    доброй,    будничной,    простонародной,    дерзко-бесстрашной
—еловечности, в краю, где  великий  монах  прибил  к  церковным  дверЯм  в
‚иттенберге свой дерзостный вызов и сокрушил объединенную мощь,  пышность,
великолепие и угрозы всей европейской  церкви  убийственным  гением  своих
грубых и резких речей, - в краю, где  с  тех  пор  простое  и  благородное
человеческое достоинство  и  могучаЯ  истина  разума  и  мужества  не  рае
поднимали грозный кулак навстречу безумию, - да, в краю Њартина ‹ютера,  в
краю ѓете и  ”ауста,  Њоцарта  и  Ѓетховена,  в  краю,  где  создана  была
бессмертнаЯ музыка, написаны немеркнувшие стихи, развивалась философиЯ,  в
краю колдовства, тайны, несравненного очарованиЯ и неисчерпаемых  сокровищ
возвышенного искусства... в краю, где ‚еликий ‚еймарец в последний  раз  в
нашем современном мире дерзнул подчинить  своему  исполинскому  гению  все
области искусства, культуры и познаниЯ,  -  притом  в  краю,  где  издавна
благороднаЯ молодость посвЯщала себЯ высокому  служению,  где  юноши  были
певцами и поэтами, любили истину, проходили через  годы  учениЯ,  преданно
стремЯсь к возвышенному и возлюбленному идеалу, - итак, безумные  господа,
сообщаетсЯ, что в этом волшебном краю в  ближайшую  субботу  другаЯ  армиЯ
юнцов посвЯтит себЯ другому призванию: по всей ѓермании, в каждом  городе,
на каждой площади перед зданием ратуши молодые немцы будут жечь книги!
   ’ак что же это, ‹ис?
   Ќу, а много ли лучше  в  других  местах  нашего  старого,  истерзанного
земного шара? Џожар, голод, наводнение и мор - этих испытаний у  нас  было
вдоволь во все времена. €  ненависти  -  самого  пагубного  из  всех  зол,
подобного злейшим пожарам и наводнениЯм, злейшему  голоду  и  мору  -  да,
ненависти у нас тоже всегда было вдоволь. €, однако,  боже  правый,  когда
прежде  на  нашу  старую  несчастную  землю  обрушивалось  бедствие  столь
всеохватывающее? Љогда ее  так  терзала  боль  во  всех  сочленениЯх,  как
терзает ныне? Љогда прежде  всю  ее,  сплошь,  так  разъедали  зуд,  Язвы,
безобразнейшие уродства и недуги?
   Љитайцы ненавидЯт Японцев, Японцы - русских, а  русские  -  Японцев,  и
сонмы индийцев ненавидЯт англичан. Ќемцы ненавидЯт французов, а французы -
немцев, и французы силЯтсЯ найти другие народы, которые поддержали бы их в
ненависти к немцам, но убеждаютсЯ, что почти все вокруг ненавистны  им  не
меньше, чем немцы; но им еще мало тех, кого можно ненавидеть за  пределами
”ранции, а потому они делЯтсЯ на тридцать семь различных  клик  и  дружно,
ожесточенно  ненавидЯт  друг  друга  всюду,  от  Љале  до  Њентоны:  левые
ненавидЯт правых, центристы - левых, роЯлисты - социалистов, социалисты  -
коммунистов,  коммунисты  -  капиталистов.  ‚  ђоссии   леваки   ненавидЯт
догматиков, а догматики - леваков. €  повсеместно  коммунисты  заЯвлЯют  о
своей ненависти к фашистам, а фашисты ненавидЯт евреев.
   ‚ нынешнее лето от рождества  •ристова  1934-е,  по  словам  "сведущих"
наблюдателей, џпониЯ готовитсЯ не позже чем через два года начать войну  с
Љитаем, ђоссиЯ присоединитсЯ к Љитаю, џпониЯ заключит  союз  с  ѓерманией,
ѓерманиЯ сговоритсЯ с €талией и затем начнет войну с ”ранцией  и  Ђнглией,
Ђмерика попытаетсЯ, как страус,  спрЯтать  голову  в  песок  и  тем  самым
остатьсЯ в стороне, но увидит, что это невозможно, и окажетсЯ  втЯнутой  в
драку. € под конец, когда на земле уже  все  со  всеми  передерутсЯ,  весь
капиталистический  мир  объединитсЯ  против  ђоссии  в  попытке  сокрушить
коммунизм - который в последнем счете  должен  победить...  нет,  потерпит
поражение... неминуемо восторжествует... нет, будет раздавлен...  вытеснит
капитализм, который уже сейчас находитсЯ при последнем  издыхании...  нет,
переживает лишь временные затруднениЯ...  день  ото  днЯ  жиреет,  пухнет,
раздуваетсЯ от непомерной алчности и корыстолюбиЯ ненасытных  монополий...
нет, день ото  днЯ  становитсЯ  лучше  и  разумнее...  который  необходимо
сохранить во что бы  то  ни  стало,  дабы  не  погиб  "американский  образ
жизни"... нет, который необходимо разрушить во что бы то ни стало, дабы не
погибла Ђмерика... ибо у него все впереди... нет, он близок к концу...  он
уже изжил себЯ... нет, он будет жить вечно...
   ’ак оно и идет - снова  и  снова,  по  заколдованному  кругу,  по  всей
истерзанной, измученной земле, снова и снова,  и  опЯть  сначала,  взад  и
вперед, вдоль и поперек, покуда весь шар земной и всех  людей  на  нем  не
опутает одна и та же необозримаЯ  паутина  ненависти,  алчности,  тирании,
несправедливости, войны, грабежа, убийства,  лжи,  предательства,  голода,
страданий и непоправимых ошибок!
   Ђ мы, старина ‹ис? —то происходит у нас, в  нашем  прекрасном  краю,  в
нашей великой Ђмерике?
   ‹иса передергивает, он втЯгивает голову в плечи  и  хрипло,  с  горьким
сожалением бормочет:
   - Џлохо дело! Ћчень плохо! Ќам бы надо понЯть это раньше...  мы  должны
бы прийти к этому полвека назад,  как  когда-то  пришел  ђим,  как  пришла
ЂнглиЯ! Ќо всЯ эта сумЯтица началась слишком рано -  у  нас  было  слишком
мало времени. Џлохо дело! Ћчень плохо!
   „а, ‹ис, плохо дело. ќто очень плохо, что наша гордость, наше  уважение
к себе и неодолимый страх  перед  ужасным,  как  лик  Њедузы,  лицом  всей
истерзанной ‡емли оказались длЯ нас болеутолЯющим снадобьем и помешали нам
приглЯдетьсЯ повнимательней к чести нашей родной Ђмерики.


        31. ЌЂ„…†„Ђ ЂЊ…ђ€Љ€

   —етыре года „жордж “эббер жил и писал в Ѓруклине, и  все  четыре  года,
насколько это возможно длЯ  современного  человека,  он  жил  отшельником.
Ћдиночество отнюдь не редкость, не какой-то необычайный случай,  напротив,
оно всегда было и остаетсЯ главным и неизбежным испытанием в жизни каждого
человека. ’ак бывало не только с величайшими поэтами, как  свидетельствуют
их полные скорби творениЯ, боль, о которой они  поведали  миру,  -  теперь
„жорджу казалось,  эта  истина  в  равной  степени  справедлива  длЯ  всех
безвестных ничтожеств, что кишат вокруг него на улицах. Ћн видел, как  они
сталкиваютсЯ друг с другом, слышал вечные перепалки и перебранки,  одни  и
те же вспышки  злобы,  презрениЯ,  недовериЯ,  ненависти  -  и  все  Ясней
понимал, что одна из важнейших причин их недуга - одиночество.
   „лЯ такой одинокой жизни, какую вел „жордж, человеку надо полагатьсЯ на
бога, обладать спокойной верой  свЯтого  инока  и  суровой  неколебимостью
геркулесовых столпов. Ђ если этого нет, то оказываетсЯ, порою  что-нибудь,
что угодно, любаЯ мелочь, пустЯк, самый обыденный случай, самое незначащее
слово может вмиг сорвать с тебЯ защитный панцирь - и задрожит рука, сердце
стиснет леденЯщий ужас и все нутро наполнит сераЯ муть дрожащего  бессилиЯ
и отчаЯниЯ. Џодчас так сбивает  с  ног  ехидное  словцо,  которое  как  бы
мимоходом обронит какой-нибудь литературный пророк-всезнайка на  страницах
одного из наилевейших журналов; к примеру:
   "—то же это стало с нашим  самораскрывающимсЯ  и  словесноизвергающимсЯ
другом „жорджем “эббером? Џомните его? Џомните, сколько  шуму  он  наделал
несколько лет назад своим так называемым "романом"?  €ные  наши  почтенные
коллеги вообразили, что различают в этом творении признаки многообещающего
таланта. Њы бы тоже приветствовали новую книгу этого  автора,  котораЯ  по
крайней мере доказала бы, что перваЯ не была случайностью. Ќо tempus fugit
[времЯ бежит (лат.)], а где же “эббер? ‚ызываем мистера “эббера!  Ќикакого
ответа? —то ж, быть может, это и печально;  но  ведь  авторам,  написавшим
всего лишь по одной книге, несть числа. Ћни разом выпаливают все,  на  что
способны, - и смолкают, и потом их уже не слышно. Љое в ком из  нас  книга
“эббера сразу пробудила немалые сомнениЯ, но наш голос заглушили охи и ахи
тех, кто очертЯ голову спешил возвестить  о  новой  восходЯщей  звезде  на
литературном небосклоне; и теперь, будь мы не столь снисходительны к нашим
более восторженным собратьЯм-критикам, мы  могли  бы  выступить  вперед  и
скромно молвить: "Њы же вам говорили!"
   Џодчас довольно пройти облаку, затмеваЯ солнце, подчас довольно стылому
свету мартовского днЯ обнажить беспредельное, откровенное,  расползающеесЯ
во все стороны уродство и убогую добропорЯдочность бруклинских  улиц.  —то
бы там ни было, но в такие минуты день разом гаснет, не остаетсЯ в нем  ни
радости, ни певучести, сердце “эббера  наливаетсЯ  свинцом,  и  кажетсЯ  -
вовек уже не вернутсЯ надежда, вера в себЯ и в свое дело, и  все  высокое,
свЯтое, истинное, что он когда-либо узнал, обрел и пережил,  оборачиваетсЯ
ложью и насмешкой. € чувство такое, словно он  бродит  среди  мертвецов  и
лишь одно на земле не ложь и не подделка - живые мертвецы,  которые  вечно
будут копошитьсЯ все в тех же неизменных мутно-багровых, устало  меркнущих
на ветру воскресных мартовских сумерках.
   ќти отвратительные приступы сомнений,  отчаЯниЯ,  темного  смЯтениЯ  то
захлестывают душу, то вновь отпускают,  и  „жордж  узнал  их,  как  должен
узнать каждый, кто одинок. €бо  все  представало  перед  ним  лишь  в  том
образе, какой он сам длЯ себЯ создал.  ЋпиралсЯ  он  лишь  на  то  знание,
которое черпал из опыта собственной жизни. € видел он жизнь не  чьими-либо
чужими, но лишь своими  глазами,  познавал  ее  собственными  чувствами  и
собственным разумом. Ќикто его не поддерживал, не  ободрЯл  и  не  помогал
ему, никакаЯ религиЯ не утешала, и никакой у  него  не  было  веры,  кроме
одной, своей собственной.
   ‚ера эта состоЯла из многих слагаемых,  но  сводилась,  в  сущности,  к
одному: он верил в самого себЯ, верил, что  если  только  сумеет  схватить
кусок правды о той жизни, какую он знает, и заставит других тоже узнать ее
и почувствовать, это будет высшим его подвигом и невообразимым счастьем. Ђ
где-то в глубине  души,  воспламенЯЯ  и  поддерживаЯ  эту  веру  обещанием
грЯдущей награды, таилось убеждение - пора в нем признатьсЯ, - что если бы
это удалось, весь мир был бы ему, „жорджу “эбберу, благодарен и увенчал бы
его лаврами желанной славы.


   †ажда славы прочно укоренилась в  сердцах  людей.  ќто  одно  из  самых
неодолимых человеческих желаний, и, может быть, как раз  поэтому,  да  еще
потому, что оно столь глубинное, сокровенное, люди крайне неохотно  в  нем
признаютсЯ - и особенно те, кого всего сильней  подстрекает  и  мучит  эта
жгучаЯ, неукротимаЯ жажда.
   Џолитик, например, никогда не даст нам понЯть, что им движет  любовь  к
власти, стремление оказатьсЯ  на  виду,  занЯть  высокий  пост.  Ќет,  им,
конечно   же,   руководит   бескорыстнаЯ   преданность    общему    благу,
самоотверженность и великодушие государственного мужа, любовь к  ближнему,
пылкий идеализм, и стремитсЯ он лишь к одному:  изгнать  негодЯЯ,  который
беззаконно захватил этот высокий пост и обманывает доверие  народа,  тогда
как сам он, по его же словам, будет служить нам безупречно и ревностно, не
щадЯ сил.
   ’о же и с военным. Ќет, не из любви к славе избрал он свое ремесло.  Ќе
из любви к  войне,  к  сражениЯм,  ко  всЯким  громким  титулам  и  пышным
наградам, какие достаютсЯ герою-завоевателю. Ћ нет.  ‘олдатом  его  делает
преданность   долгу.   Ќикаких   личных   побуждений.   …го   воодушевлЯет
просто-напросто пылкое бескорыстие самоотверженного патриота. Ћн  сожалеет
лишь о том, что у него только одна, а не десЯть жизней - он все  их  отдал
бы отечеству.
   € так всюду и везде. Ђдвокат уверЯет нас, что он - защитник слабых,  он
печетсЯ об угнетенных, воюет за права обиженных вдов и преследуемых сирот,
он - столп справедливости  и  Ярый,  до  полного  самопожертвованиЯ,  враг
крючкотворства, мошенничества, воровства, насилиЯ и  преступлениЯ,  какими
бы личинами  они  ни  прикрывались.  „аже  коммерсант  не  сознаетсЯ,  что
наживает  деньги  ради  собственной  выгоды.  Ќапротив,   он   содействует
обогащению всего государства. Ћн - благодетель,  он  дает  работу  тысЯчам
людей, которые погибали бы в горе и нищете, если б не  его  могучий  ум  и
талант организатора. Ћн - поборник Ђмериканского €деала сильной  личности,
пример молодежи - блистательный образец того, чего может достичь в Ђмерике
каждый  бедный  паренек  из  любого  захолустьЯ,  который  верен   истинно
американским добродетелЯм: бережлив и трудолюбив, послушен долгу и  честен
в делах. Ћн-то и есть (как сам он нас заверЯет) главнаЯ опора  страны,  ее
движущаЯ сила, первый гражданин ее, „руг Ќарода Ќомер Ћдин.
   ‚се они, разумеетсЯ, лгут. Ћни и сами знают, что лгут, и каждый, кто их
слышит, тоже это знает. ‹ожь, однако, стала неотъемлемой частью и условием
жизни у нас в Ђмерике. ‹юди терпеливо ее  выслушивают  и  улыбаютсЯ  ей  -
улыбаютсЯ невесело, и есть в этой улыбке  покорность  и  пренебрежительное
равнодушие, рожденное усталостью.
   ‹юбопытно, что  ложь  вторглась  и  в  мир  творчества  -  единственную
область, где она существовать не вправе. Ѓыли прежде времена, когда  поэт,
живописец, музыкант, всЯкий человек искусства мог не  стыдЯсь  признатьсЯ,
что среди сил, направлЯющих его жизнь и труд, есть и желание славы. Ќо как
же все с тех пор переменилось! ‚ наши дни пришлось бы объехать  полмира  и
возвратитьсЯ ни о чем, если вздумаешь найти художника,  который  призналсЯ
бы в подобном желании, - нет, нет, он бескорыстен, он  служит  единственно
некоему идеалу, будь  то  политика,  общественное  устройство,  экономика,
религиЯ  или  красота,  и  этому  идеалу  благоговейно,  самозабвенно,  не
помышлЯЯ о славе, отдает свою смиренную особу.
   „вадцатилетние юнцы уверЯют нас, что жажда славы -  глупое  ребЯчество,
плод устарелого культа  "романтического  индивидуализма".  Џо  словам  сих
молодых джентльменов, от этого насквозь лживого и обманчивого  культа  они
совершенно свободны, однако же они  не  дают  себе  труда  объЯснить,  при
помощи  какого  чудесного  самоочищениЯ  удалось  им  достигнуть  подобной
свободы. ‘амому ѓете, величайшей душе новой эпохи, понадобилось  ни  много
ни мало восемьдесЯт три года, чтобы избавить  свой  могучий  дух  от  этой
последней слабости. Њильтон уже  за  пЯтьдесЯт  -  старый,  слепой,  всеми
покинутый, - говорЯт, освободилсЯ от нее к концу Љромвелевой революции, на
службе у которой он потерЯл зрение. „а и то можем  ли  мы  с  уверенностью
сказать, что даже он вполне очистилсЯ? ‚едь что есть великолепное творение
- "ЏотерЯнный рай", если не  гордый  вызов,  брошенный  человеком  в  лицо
вечности?
   Ѓедный слепец Њильтон!

   ‹ишь ‘лава может чистый дух увлечь
   (Ћ, слабость благородного ума!)
   ’руда во имЯ - негой пренебречь;
   Њы ждем, что в руки упадет сама
   Ќаграда нам, - но не переменить
   €звечный жребий наш, - он так нелеп! -
   Џриходит Џарка, пресекаЯ пить.
   "Ќаграды нет, - в ответ промолвил ”еб, -
   ‚овеки ‘лаве почвою не стал
   Ќи камень, ни металл,
   Ќе в суетной молве ее побег,
   ‘удить о ней не вправе человек,
   € лишь ћпитер с высоты небес,
   ‚ великой правоте неколебим,
   Ћтмерит славу по делам твоим"
   [„ж.Њильтон "‹юсидас", пер. ….‚итковского].

   ‡аблудшаЯ душа! Ќесчастный  раб  растленных  времен!  Љак  отрадно  нам
знать, что мы не чета Њильтону, ѓете и им подобным! Ќаше времЯ куда богаче
событиЯми, и даже наших юнцов надежно охранЯет их общаЯ самоотверженность.
Њы освободились от недостойной суетности и тщеславиЯ, придушили  неистовую
жажду личного бессмертиЯ и ныне из праха земли наших  отцов  возносимсЯ  в
чистейший эфир коллективной свЯтости, наконец-то мы очистились  от  всЯкой
порчи и тлена земного, омылись от пота, крови и скорби, избавились от горЯ
и радости, от надежды, и  страха,  и  страданий  людских,  от  всего,  что
терзало плоть наших отцов, терзало всех и каждого, кто жил до нас.
   € однако... вот мы  достигли  столь  славной  независимости;  отбросили
пустые мечты; научились понимать жизнь не как личное  наше  дело,  но  как
дело всеобщее; думать не о той жизни, какова она сегоднЯ, но о той,  какой
она будет через пЯтьсот лет, когда все революции  уже  совершатсЯ,  и  всЯ
кровь уже прольетсЯ,  и  сотни  миллионов  ничтожных  себЯлюбивых  жизней,
занЯтых каждаЯ только собой, своим отдельным романтическим  мирком,  будут
безжалостно стерты с лица земли,  дабы  утвердилось  грЯдущее  великолепие
коллектива...  вот  мы  как  по  волшебству,  так  сказать  в   одночасье,
преобразились в этакое чудо  коллективной  самоотверженности,  исполнились
презрениЯ к личной  славе,  -  так  не  странно  ли,  что  хоть  фразы  мы
произносим новые, смысл их остаетсЯ все тот же, прежний?  Ќе  странно  ли:
нам лишь смешны и жалки глупцы, которые все еще ищут славы, так с чего  же
когтит нам душу, разъедает злой отравой ум и сердце, терзает  дух  жгучаЯ,
свирепаЯ ненависть к тем, кому посчастливилось прославитьсЯ?
   €ли, может быть, мы заблуждаемсЯ? Њожет быть, это ошибка и  нам  только
мерещитсЯ, будто слова, которые мы так часто читаем,  источают  ненависть,
злобу, зависть, насмешку и глумливую издевку? Њожет  быть,  мы  только  по
ошибке принимаем за брань и оскорбление те потоки слов, что каждую  неделю
изливают левацкие журналы, - когда издеваютсЯ над чьим-нибудь  талантом  и
ожесточенно твердЯт, что нет  в  его  созданиЯх  ни  на  грош  смысла,  ни
искренности, ни правды, ни подлинности? „а, конечно же,  с  нашей  стороны
это ошибка. Њилосердней было бы верить, что эти  современные  чистые  души
таковы,  какими  сами  себЯ  изображают,   -   все   заодно,   бескорыстно
самоотверженны и свЯты, и слова их означают не то, что кажетсЯ, не  выдают
романтических страстей, коими они ослеплены, нет, - слова эти произносЯтсЯ
спокойно, бесстрастно, во имЯ общего блага, действуют, как нож хирурга,  -
и  эти  нынешние  речи,  насыщенные  суеверием,   предвзЯтостью,   ложными
понЯтиЯми,  просто  инструмент,  которым  ученые  лекари   внедрЯют   идею
ѓосударства Ѓудущего!
   „овольно,  довольно!  —то  пользы  давить  эту  нечисть  нашим  тЯжелым
башмаком? “ саранчи нет владыки, и вошь будет плодитьсЯ вечно. Џоэт должен
родитьсЯ и жить, трудитьсЯ в поте лица, страдать, менЯтьсЯ, расти и все же
как-то сохранЯть неизменной суть своего "Я", цельность  своей  души  среди
мод и новшеств в суетливом мире мелкой нечисти. Џоэт живет и умирает, и он
бессмертен; но извечное ничтожество  всех  оттенков  никогда  не  умирает.
€звечное ничтожество приходит  и  уходит,  пьет  кровь  живых  людей,  его
наполнЯет  до  пресыщениЯ  и  вновь  опустошает  каждаЯ  смена  моды.  Ћно
заглатывает в  вновь  изрыгает  свою  пищу  и  никогда  не  бывает  сытым.
Ќичтожество неспособно утолить чей-либо голод, и ему не идет  впрок  пища,
которую оно поглощает. ‚ ничтожестве нет сердца, нет души, нет крови,  нет
живой веры  -  извечное  ничтожество  способно  только  поглощать,  и  оно
пребывает вовеки.
   Ќу а мы? ‚зращенные землею наших отцов, плоть от плоти и кость от кости
отцовской, рожденные, как наши отцы, длЯ того, чтобы на этой земле жить  и
боротьсЯ, этой земле одержать победу или потерпеть поражение, - здесь,  на
этой земле, как многим  поколениЯм  до  нас,  как  всем  людЯм,  не  столь
изысканным и привередливым, чтобы ею пренебрегать, -  на  этой  земле  нам
суждено жить, страдать и умереть... Ћ братьЯ,  как  некогда  наши  отцы  и
деды, мы горим, пламенеем, светим в ночи.


   ’ы, кто ищет, если хочешь, пройди всю страну  из  краЯ  в  край,  и  ты
увидишь - мы горим в ночи.
   ‚от сверкает наготой в Ярком свете луны зубчатаЯ  цепь  ‘калистых  гор,
взберись на самую высокую вершину, присЯдь  на  нее,  как  на  табурет,  и
оглЯдись. Ћтсюда нас хорошо видно,  не  так  ли?  Љруто  вздымаетсЯ  ввысь
стена; рассекающаЯ весь континент, огромнаЯ  чернаЯ  тень  ее  ложитсЯ  на
равнину - и равнина расстилаетсЯ вширь,  тЯнетсЯ  на  две  тысЯчи  миль  к
‚остоку. Ђ вон та исполинскаЯ змеЯ перед тобою - река Њиссисипи.
   ‘мотри, вот, подобно звездной пыли в полЯх  ночи,  рассыпаны  на  милом
нашему  сердцу  зеленом  ‚остоке  алмазы  больших  и  малых  городов.  ‚от
раскинулось ближе к северу созвездие по имени —икаго, а  огромный  брелок,
искрЯщийсЯ в лунном свете, - это озеро, на берегу которого построен город.
„альше теснЯтсЯ, словно сжатые в  горсти,  самоцветные  города  восточного
побережьЯ.  ‚он  там  Ѓостон,  окруженный  браслетом  блестЯщих   городков
поменьше, и множество огней, искрЯщихсЯ в каменных складках Ќовой  Ђнглии.
‡десь, южнее и чуть к западу, но все  еще  вдоль  океана,  протЯнулсЯ  наш
самый Яркий луч, осколок звездного неба - многобашенный остров  Њанхэттен.
€ вокруг густо, как пшеница, посеЯна добраЯ  сотнЯ  сверкающих  городов  и
городишек. ‚он та длиннаЯ цепь  огней  -  ожерелье  ‹онг-Ђйленда  и  берег
„жерси, ћжнее и на фут-другой дальше от  побережьЯ  ты  увидишь  не  столь
Яркое свечение ”иладельфии. …ще южней  -  созвездиЯ-близнецы,  Ѓалтимор  и
‚ашингтон. Ќемного западней, но  все  еще  в  пределах  славного  зеленого
‚остока, тускло рдеет по ночам адское пламЯ Џиттсбурга. ’ут,  в  пшеничном
чреве страны, оплетенный змеиным извивом исполинской  реки  в  ее  среднем
течении, обрамленный бахромою  ее  притоков,  покоитсЯ  жаркий  и  влажный
‘ент-‹уис. Ђ там, у самой змеиной пасти, миль на шестьсот  дальше  к  югу,
перед тобою сверкает алмазным блеском  наш  старый  Ќовый  Ћрлеан.  Ђ  вот
здесь, на западе и на юге,  переливаютсЯ  самоцветами  города  по  границе
’ехаса.
   ’еперь обернись ты, кто ищет, и  со  своего  наблюдательного  поста,  с
высоты ‘калистых гор, кинь взглЯд еще на тысЯчу миль  -  на  блещущие  под
луной недобрые просторы Џестрой Џустыни и дальше, за хребет ‘ьерры. ‚он те
колдовские гроздьЯ огней на западе, которые, точно усыпанный  драгоценными
каменьЯми поЯс, охватили колдовской прелести гавань, - это сказочный город
‘ан-”ранциско. Ќиже - ‹ос-Ђнджелес и все города Љалифорнийского побережьЯ.
Ђ в тысЯче миль к северо-западу сверкают Ћрегон и ‚ашингтон.
   ‚бери все это взором, оглЯди, как оглЯдывал бы поле. Џредставь, что это
твой сад или огород, о ты, кто ищет. „ержись по-свойски, не смущайсЯ.  ‚сЯ
эта землЯ в твоих руках, делай с нею, что хочешь. Ќе бойсЯ, не так уж  она
огромна сейчас, когда ты уселсЯ на вершине ‘калистых гор. „отЯнись, шлЯпой
зачерпни холодной воды из озера Њичиган. ‚ыпей, мы  уже  пробовали  ее  на
вкус, вот увидишь - отличнаЯ свежаЯ вода. ‘кинь  башмаки,  погрузи  ступни
ног в речной ил на  дне  Њиссисипи  -  в  жаркую  летнюю  ночь  это  очень
освежает. ‘орви себе кисть винограда вон там, на севере штата Ќью-‰орк,  -
Ягоды уже поспели. €ли ухвати арбуз с грЯдки вой там, в „жорджии.  Ђ  если
хочешь, попробуй, что растет у тебЯ под боком, в Љолорадо. ‚  общем,  будь
как дома, угощайсЯ, все попробуй на ощупь и на вкус, ко всему  приглЯдись,
прикинь масштабы и расстоЯниЯ. Њожешь вволю пастись на этом лужке, не  так
уж он велик - всего лишь три тысЯчи миль с востока  на  запад,  всего  две
тысЯчи - с севера на юг, а посередине десЯтками тысЯч огней пронзают  тьму
большие и малые наши города, городишки и поселки, и повсюду ты, кто  ищет,
увидишь: мы горим в ночи.
   Џроберись через расползшуюсЯ на двадцать миль угрюмую неразбериху рельс
и стрелок, через трущобы ћжного  —икаго  -  здесь,  в  некрашеной  лачуге,
найдешь чернокожего парнишку - и знай, ты, кто ищет: он горит в  ночи.  ‡а
ним - памЯть о хлопковых полЯх, об унылых, бесплодных,  поросших  соснЯком
песчаных равнинах затерЯнного, заглохшего ћга, и в кругу тощих сосен - еще
одна негритЯнскаЯ лачуга, а в ней чернокожаЯ мама и десЯток  негритЯт  мал
мала меньше. …ще  дальше  в  прошлом  -  плеть  надсмотрщика,  невольничий
корабль, и совсем уже вдалеке - погребальнаЯ песнь, доносЯщаЯсЯ из  дебрей
Ђфрики. Ђ что у него впереди? Ћбнесенный  канатами  ринг,  слепЯщие  огни,
напротив - белый чемпион; гонг, первые удары, а вокруг неоглЯдным  ревущим
морем - толпа. Џотом молниеносный финт и удар, могучаЯ лапа черной пантеры
- и стремительное вращение печатных валов, поток бумажных листов, пахнущих
типографской краской! Ћ ты, кто ищет, где он теперь, невольничий корабль?
   €ли вон там, в спекшихсЯ от жары  предгорьЯх  ћга,  перед  распахнутыми
настежь воротами пожарного  депо  развалилсЯ  в  скрипучей  качалке  тощий
смуглый парнишка и повествует замирающим от восторга приЯтелЯм о том,  как
он натаскал команду длЯ нынешней блистательной победы. Љакие видениЯ горЯт
перед ним, какие грезы  им  владеют,  о  ты,  кто  ищет  в  ночи?  ‡абитые
болельщиками трибуны стадиона, на верхотуре, под палЯщим  солнцем,  Яблоку
некуда упасть, бейсбольное поле -  чистый  бархат,  не  чета  спекшимсЯ  в
камень пустырЯм „жорджии. Ќарастающий рев восьмидесЯти тысЯч  глоток,  сам
знаменитый ѓериг сейчас пошлет мЯч, а он, мальчишка,  ждет,  он  готов,  в
худом лице, точно у гончей, не дрогнет ни  единый  мускул;  и  вот  кивок,
условный знак, и - взмах жилистой руки,  как  взмах  хлыста,  пулей  летит
белый мЯчик, звонко ударЯет в лоснЯщеесЯ  гнездо  взметнувшейсЯ  навстречу
рукавицы, поднЯт вверх большой палец судьи - чистое попадание!
   €ли вот в ист-сайдском гетто Њанхэттена, за два квартала от  €ст-ривер,
за квартал от газового завода, где нечем дышать - кишащий людьми кирпичный
улей; здесь, забившись в свою душную Ячейку,  глотаЯ  раскаленный  воздух,
что входит в окошко, распахнутое на пожарную лестницу, отгородЯсь в жалком
подобии уединениЯ от крикливой суеты своих домашних и всего этого  кишениЯ
двуногих  пчел,  сосредоточенно  читает  книгу  подросток-еврей.  ‚  одной
рубашке он сгорбилсЯ над столом, под резким светом лампочки  без  колпака;
худое, изможденное лицо все стЯнуто к большому горбатому носу, за толстыми
стеклами очков болезненно щурЯтсЯ  близорукие  глаза,  лоснЯщиесЯ  завитки
волос откинуты назад с болезненно наморщенного лба. Ђ чего  ради?  ‚о  имЯ
чего эта мучительнаЯ сосредоточенность? ђади чего отчаЯнные  усилиЯ?  ђади
чего он изо всех сил отгораживаетсЯ от этой нищеты и убожества, забывает о
закопченных кирпичных  стенах  и  ржавых  пожарных  лестницах,  о  хриплых
криках, о сварах и неумолчном шуме? ђади чего? „а все потому, брат, что он
горит в ночи. …му видитсЯ колледж, лекционный зал, сверкающие  аппараты  в
огромных лабораториЯх, широкаЯ  дорога  к  знанию  и  научным  изысканиЯм,
переворот в науке и мироваЯ слава нового ќйнштейна.
   €так, каждому может улыбнутьсЯ счастье, у каждого, кем бы он ни родилсЯ
на свет, блестЯщие возможности и желаннаЯ цель впереди, у каждого -  право
жить, работать, быть  самим  собой  и  достигнуть  всего,  на  что  хватит
мужества и к чему влечет мечта. ‡най, о ты, кто ищет: вот  что  сулит  нам
Ђмерика.


        ЉЌ€ѓЂ Џџ’Ђџ. €‡ѓЌЂЌ€… € Ћ’Љђ›’€…

   —етыре долгих года провел „жордж “эббер в Ѓруклине, а  потом  вышел  на
простор, оглЯделсЯ и решил, что с него довольно. ‡а  эти  годы  он  многое
узнал и о самом себе и об Ђмерике,  а  теперь  его  вновь  охватила  жажда
странствий. †изнь его  всегда,  как  маЯтник,  раскачивалась  между  двумЯ
крайностЯми - от оседлости  отшельника  к  вольному  бродЯжничеству  и  от
вечных скитаний вновь - к земле. € вот опЯть не дают покоЯ старые вопросы:
"Људа теперь пойдем? —то будем делать дальше?" - и не утихают,  и  требуют
нового ответа.
   ‘ того часа, когда  вышла  его  перваЯ  книга,  он  думал  о  том,  как
написать, как построить  следующую.  €  теперь,  казалось  ему,  он  нашел
решение. Ѓыть может, не самое верное,  единственное,  а  все  же  решение.
‘отни и  тысЯчи  отдельных,  разрозненных  заметок  и  записей  наконец-то
выстроились в его сознании в каком-то определенном  порЯдке.  Ќадо  только
соединить их в одно целое и заполнить пустоты" -  и  получитсЯ  книга.  Ќо
„жордж чувствовал, что проделать эту важнейшую работу - все пересмотреть и
построить  окончательно  -  сумеет  лучше,  если  сперва  круто  переломит
однообразный ход своего  теперешнего  существованиЯ.  Ќадо  увидеть  новые
места и новые лица, глотнуть иного воздуха, от этого  проЯснЯтсЯ  мысли  и
зорче станет глаз.
   „а и неплохо бы на времЯ убратьсЯ из Ђмерики. †изнь тут  слишком  полна
событий, слишком она будоражит и тревожит. ‚се здесь до того  изменчиво  и
текуче, во всем вкус больших начал и щедрых  обещаний,  -  глЯдЯ  на  это,
пьЯнеешь от восторга, слишком трудно собратьсЯ с  мыслЯми  и  делать  свое
дело. Ѓыть может, в ‘тарой …вропе, где культура более зрелаЯ и всЯ жизнь -
устоЯвшаЯсЯ, прочнаЯ, вылепленнаЯ наследием  веков,  меньше  вокруг  будет
такого, что отвлекает от работы. € он решил поехать за границу, в  Ђнглию;
там он бросит Якорь, там, в тихой заводи, найдет  покой  и  закончит  свою
новую книгу.
   € вот  в  конце  лета  1934  года  он  отплыл  из  Ќью-‰орка,  прЯмиком
направилсЯ в ‹ондон, снЯл там квартиру и с  головой  ушел  в  работу.  ‚сю
осень и зиму он провел в ‹ондоне в добровольном  изгнании.  ќто  была  длЯ
него памЯтнаЯ пора, в ту пору, как  ему  позже  суждено  было  понЯть,  он
открыл длЯ себЯ новый мир. ‚се событиЯ и ощущениЯ тех дней,  все  люди,  с
которыми он тогда  встречалсЯ,  наложили  неизгладимый  отпечаток  на  его
жизнь.
   Ђ сильней всего повлиЯла на него тогда встреча там, в чужой стране,  со
знаменитым американским писателем  ‹лойдом  Њак-•аргом.  ‚се  складывалось
так, что они не могли не встретитьсЯ. € встреча с Њак-•аргом  значила  длЯ
„жорджа бесконечно  много,  потому  что  впервые  он  столкнулсЯ  с  живым
олицетворением самой заветной, самой сокровенной своей мечты. Љогда  ‹лойд
Њак-•арг, точно ураган,  пронессЯ  через  его  жизнь,  „жордж  понЯл,  что
впервые перед ним предстала во  плоти  сама  прекраснаЯ  Њедуза  -  ‘лава.
Ќикогда прежде он не заглЯдывал в лицо этой прекрасной дамы  и  не  видал,
что могут сделать с человеком ее сладостные речи. ’еперь он увидел все это
своими глазами.


        32. Њ€ђ „ќ‰‡€ ЏЂђ‚€‘

   Џо приезде в ‹ондон „жорджу  посчастливилось  -  он  снЯл  квартиру  на
ќбери-стрит. ќто жилище уступил  ему  некий  молодой  военный,  обладатель
звучной многосуставной фамилии, какие нередко встречаютсЯ в высших  кругах
английского общества, среди будущих наследников титула. „жордж  так  и  не
научилс