        Љриста ‚ольф. ЊедеЯ

     ѓолоса
     ђЋЊЂЌ
     Џеревод с немецкого Њ.ђ“„Ќ€–ЉЋѓЋ

     ЂхрониЯ  --  это  не  бездушнаЯ  соположенность  эпох,  а   скорее   их
сочлененнаЯ  "вставленность"  друг в  друга  наподобие штатива,  это  каскад
омолаживающихсЯ  структур. €х можно растЯнуть, как мехи гармошки, и тогда от
одного конца до другого  очень  далеко,  а  можно  и вложить  друг в  друга,
наподобие   кукол   в   русской   матрешке,  чтобы   "стенки"  времен  почти
соприкасались.   €  вот  тогда  люди  иных  столетий  начинают  слышать  наш
дребезжащий граммофон, а мы сквозь прозрачные перегородки времени видим, как
они простирают руки над своей любовно приготовленной трапезой.
     ќлизабет ‹енк

        ѓЋ‹Ћ‘Ђ
     Њ…„…џ -- колхидка,  дочь царЯ ќета и  €дии. ‘естра •алкиопы и  Ђпсирта.
џ‘ЋЌ  --  предводитель  отрЯда  аргонавтов  на   корабле  "Ђрго".  ЂѓЂЊ…„Ђ--
колхидка, в прошлом -- наперсница Њедеи. ЂЉЂЊ -- коринфЯнин, первый астроном
царЯ Љреонта.  ‹…“ЉЋЌ -- коринфЯнин, второй астроном царЯ Љреонта. ѓ‹Ђ“ЉЂ --
коринфЯнка, дочь царЯ Љреонта и Њеропы.
     „ђ“ѓ€… Џ…ђ‘ЋЌЂ†€
     Љреонт-- царь Љоринфа.
     Њеропа -- царица Љоринфа.
     €финоЯ -- их убитаЯ дочь.
     ’урон -- коринфЯнин, помощник Ђкама.
     ‹исса -- колхидка, названаЯ сестра Њедеи.
     Ђринна -- дочь ‹иссы.
     Љирка -- колдуньЯ, сестра матери Њедеи.
     Џресбон  --  колхидец,  распорЯдитель  празднеств,  игр  и  торжеств  в
Љоринфе.
     ’еламон -- соратник џсона, аргонавт.
     ”рикс -- из €олка, привез в Љолхиду руно.
     Џелий -- дЯдЯ џсона, правитель €олка.
     •ирон -- воспитатель џсона в горах ”ессалии.
     Њермер, ”ерет -- сыновьЯ Њедеи и џсона.
     Ћйстр -- скульптор, возлюбленный Њедеи.
     Ђретуза -- подруга Њедеи с острова Љрит.
     ‘тарец -- возлюбленный и друг Ђретузы с острова Љрит.
     Њы произносим  имЯ  и  вступаем,  раз уж перегородки  прозрачны,  в  ее
времена, желаннаЯ встреча, и она без колебаний и страха встречает наш взглЯд
из  своих  древних  глубин.  „етоубийца?  ‚первые  --укол  сомнениЯ.  €  эта
надменнаЯ издевка в пожатии ее плеч, в  гордом отвороте головы -- ей уже нет
дела до наших сомнений и до наших ста-


     раний  восстановить  справедливость,  она удалЯетсЯ.  “ходит  от нас --
далеко вперед? €ли -- глубоко назад?  ‚опросы,  по дороге утратившие  смысл.
ќто  мы  послали их  в  путь,  и вот  она  поднимаетсЯ из глуби  времен  нам
навстречу,  а  мы  отдаемсЯ  погружению,  проваливаЯсь  все  глубже  и  мимо
столетий,  которые  говорЯт  с  нами  не  столь  отчетливо,  как  ее  эпоха.
Љогда-нибудь мы обЯзательно встретимсЯ.
     Њы  ли  спускаемсЯ к древним, они  ли  нагонЯют  нас?  € то,  и другое,
вместе.  Џорою  достаточно просто  протЯнуть руку.  €  вот  они  у  же легко
перемахивают на нашу сторону,  эти чужегости, столь похожие  на нас. „а,  он
есть у нас, этот  ключик, что отмыкает все эпохи,  и мы  в жажде скороспелых
суждений зачастую  совершенно  бесстыдно  им  пользуемсЯ,  но ведь  возможно
приближатьсЯ и иначе, медленно, шаг за шагом, уважаЯ чужие табу и не пытаЯсь
без нужды вырвать у мертвых  их тайны. Ђ коли уж есть нужда --  признаемсЯ в
этом сразу и не таЯсь.
     ’ысЯчелетиЯ плавЯтсЯ  под  гнетом наших  взглЯдов.  ’ак пусть  же  гнет
остаетсЯ.  Џраздные вопросы. ‚опросы невпопад, не о  том -- они пугают тень,
что силитсЯ  выйти  к  нам  из сумрака  наших  предубеждений.  Ќаш  долг  ее
остеречь.  ЏредубеждениЯ  наши сложились  в  законченную систему,  ничто  не
способно их опровергнуть и даже поколебать. Ђ может, наш долг как раз в том,
чтобы проникнуть  в самую  сердцевину  предубеждений, просто  зажмуритьсЯ  и
войти, всем вместе, друг за  дружкой,  под  грохот их рушащихсЯ перегородок.
•очетсЯ верить, что теперь  она подле  нас, эта тень с магическим именем,  в
котором сошлись времена и эпохи, сошлись  болезненно и  нестерпимо. ’ень,  в
которой наше времЯ настигает нас. ќта женщина, неистоваЯ...
     ’еперь мы их слышим, эти голоса...
     ‚се, что Я до сей поры свершила, назову творением своей любви... ’олько
теперь Я, ЊедеЯ, через страданиЯ собою становлюсь.
     ‘енека. ЊедеЯ
     ЊедеЯ
     „аже мертвые боги властвуют. „аже несчастные тЯнутсЯ  к своему счастью.
џзык  грез.  џзык прошлого.  Џомогите же,  помогите  мне выбратьсЯ  из этого
колодца, прочь от этого лЯзга в моей голове, почему Я слышу брЯцание оружиЯ,
неужто  они все еще бьютсЯ, мама,  кто,  с кем,  мои колхидцы,  ужели  опЯть
затеЯли ристалища в нашем внутреннем  дворе или просто там,  где  Я,  оружие
брЯцает  всегда и с  каждым разом все громче?  Џить.  Ќадо  проснутьсЯ. Ќадо
раскрыть глаза. Љружка возле моего ложа.  •олоднаЯ  водица не  только утолит
мою  жажду,  но и утишит этот шум  в моей голове, Я знаю. ‚от тут,  мама, ты
сидела надо мной, и когда Я поворачивала голову, как сейчас,  Я видела проем
окна, вот он, только там, где Я сейчас, в окно глЯдит не любимый мой орех, а
смоковница. ’ы, мама, знала,  что тосковать  можно и  по  дереву, Я была еще
девочкой,  почти ребенком, в  первый раз закровоточила,  но болела  не из-за
этого  и ты не из-за этого  сидела возле  менЯ  безотлучно,  и гнала от менЯ
невзгоды, и  менЯла мне примочки из трав на  лбу  и  груди, и показывала мне
линии  на моих ладонЯх,  сперва на  левой,  потом на правой, такие разные, и
учила менЯ разгадывать  их  смысл,  Я потом часто старалась не замечать этих
посланий, сжимала  руки в  кулаки, скрещивала их на груди, накладывала их на
чужие раны, воздымала к своей богине, носила  воду из колодца, ткала полотно
с нашими узорами, зарывала их в теплых волосах детей. Ђ однажды, мама, еще в
том,  другом  времени,  Я  обхватила  этими   руками   твою  голову,   чтобы
запечатлеть, унести эту форму в своих ладонЯх, у рук ведь тоже есть  памЯть.
€ тело џсона,  каждую  пЯдь,  эти  руки  знают и знали еще  этой ночью, хотЯ
сейчас утро и Я не помню точно, какой сегоднЯ день.

     ‘покойно.  ’олько  спокойно,  все  по  порЯдку.   ‘оберись  с  мыслЯми.
‚о-первых, где ты? џ  в  Љоринфе.  ‘моковница перед окном  моей  глинобитной
лачуги  была  мне  отрадой и утешением, когда они  изгнали  менЯ  из  дворца
Љреонта.  ‡а что?  Ќо это потом. Ђ  праздник,  на который Я  в конце  концов
обещала џсону  прийти,  он еще будет или уже кончилсЯ? "’ы  не можешь сейчас
менЯ подвести, ЊедеЯ, от этого праздника так много зависит".  "’олько не длЯ
менЯ, --  ответила Я ему, -- ты сам знаешь, но будь по-твоему, Я приду, но в
последний раз" -- так Я ему сказала. ќто ты провела тогда ногтем по этой вот
крохотной черточке на моей левой ладони и объЯснила мне, что означает,  если
она вдруг пересечетсЯ с  линией жизни, ты  хорошо менЯ  знала, мама, жива ли
ты?
     ‚зглЯни.  ‚идишь,  вот  она, эта  крохотнаЯ  линиЯ,  углубилась  и  уже
перечеркнула другую.  "‘мотри, как бы гордынЯ не  выстудила  твою душу",  --
может быть, но боль, мама, боль тоже оставлЯет после себЯ опустошающий след.
•отЯ  кому Я  это говорю? „аже в кромешной тьме,  когда мы вступали  на борт
"Ђрго",  Я видела  твои глаза и никогда их не забуду, их  взглЯд вжег мне  в
памЯть слово, которого Я прежде не знала: ‚€ЌЂ.
     ЋпЯть звон в висках, это, конечно, жар, но почему-то мне кажетсЯ, что Я
уже  там  была, уже сидела за этим столом, правда, не  рЯдом  с  џсоном, это
вчера было,  не  уходи,  мама,  откуда эта  усталость,  мне  бы еще  чуточку
поспать,  нет, сейчас, сейчас Я встану, надену  белое платье, которое Я сама
ткала и шила, твоЯ наука, мама, и мы вместе, как когда-то, пойдем коридорами
нашего дворца, и мне будет  радостно,  как маленькой девочке, когда ты брала
менЯ за ручку и вела в наш  внутренний  двор с  колодцем посредине, помнишь,
нигде  Я  не встречала  колодца  красивей, и одна из женщин  протЯгивает нам
деревЯнную  бадью, и Я  черпаю  пригоршнЯми родниковую воду и пью, пью --  и
выздоравливаю.
     ’ут  все очень  просто:  либо Я не в себе, либо их  город  зиждетсЯ  на
преступлении.  Ќет-нет, верь мне,  мама,  Я  сейчас в своем уме  и знаю, что
говорю  и  что  думаю,  да Я ведь и  доказательство нашла, своими, этими вот
руками его трогала, так  что  теперь если мне что и грозит, то  совсем не от
гордыни. џ ведь все-таки пошла за  ней, за той женщиной, сама не знаю зачем,
может, просто џсона хотела проучить, который допустил, чтобы менЯ усадили за
дальний конец  стола,  к челЯди, да,  верно,  мне не приснилось",  это  было
вчера. "Ќо это  все-таки старшие слуги, -- сказал он жалобно, -- прошу тебЯ,
ЊедеЯ, не устраивай скандал, только не сегоднЯ, ты же знаешь, что поставлено
на кон, негоже  ронЯть достоинство государЯ  перед  всеми этими  чужеземными
гостЯми". Ђх,  џсон, не суетись ты так. ЃеднЯга, никак он  не уразумеет, что
царь  Љреонт уже не  в силах  менЯ оскорбить, но разве  в  этом сейчас дело,
сейчас главное --  сохранить Ясную голову. Ќадо дать себе зарок  -- никогда,
ни  одной  живой душе Я не скажу  о своем  страшном открытии, а  лучше всего
сделать,  как  мы,  •алкиопа  и   Я,   делали  детьми,  помнишь,   мама:  мы
крепко-накрепко  заворачивали  нашу  тайну  в  листик,   а  листик  съедали,
неотрывно  глЯдЯ друг другу в  глаза, все  наше  детство, да  нет, всЯ  наша
Љолхида полна была темных тайн, так что когда Я сюда попала,  когда беженкой
вошла  в сиЯющий град царЯ  Љреонта,  Я с  завистью  подумала: уж  у этих-то
никаких тайн нет.  €  они, главное, сами в это верЯт, что и придает им такой
гонор -- каждым своим  взглЯдом, каждым  вальЯжным  движением они  стараютсЯ
тебе внушить: да,  есть на свете место, где человек может жить  счастливо, и
только много  позже Я заметила, что они очень обижаютсЯ на того, кто посмеет
усомнитьсЯ в этом их счастье. Ќо разве в этом  сейчас дело, да что  же это с
моей головой,  мысли мечутсЯ косЯками, и почему же мне так трудно выудить из
косЯка ту одну-единственную, котораЯ мне нужна.
     ‘частье еще, что  за  царским  столом  менЯ  усадили между моим  другом
‹еуконом, вторым астрономом царЯ, и  ’еламоном, ты, мама, его тоже, наверно,
помнишь, он тот из аргонавтов,  что вместе с џсоном пришел к нам  во дворец,
когда  их  отрЯд  высадилсЯ на побережье нашей Љолхиды, так  что  скучать за
праздничной  трапезой мне  не пришлось, ‹еукон  человек умный, Я люблю с ним
побеседовать,  мы друг  другу  приЯтны,  а  ’еламон,  хоть  и  неотесан,  но
беззаветно предан мне с той нашей первой встречи в Љолхиде, уже сколько лет,
Я и со счета сбилась, в моем присутствии он стараетсЯ

     быть особенно остроумным, даже  до непристойности, вот было смеху-то, а
Я, решив со  своего  низкого  места досадить царю,  начала  вести  себЯ  как
царевна, так ведь Я царевна  и есть, дочь царЯ и  великой царицы, правда же,
мама? ’ак что мне не составило труда привлечь  к  себе всеобщее внимание,  а
потом  и  почтение,  даже со  стороны  заморских посланников из  ‹ивии  и  с
островов ‘редиземного морЯ,  ’еламон мне подыгрывал, беднЯгу џсона мы совсем
затравили, он разрывалсЯ между желанием угодить  царю, от которого, впрочем,
все  мы  зависим,  и  своей ревностью,  украдкой  поднимал за  менЯ бокал  и
взглЯдами  заклинал  менЯ не заходить слишком далеко в моей гордыне, но едва
царь начинал очередную тираду, он вынужден был преданно смотреть  ему в рот.
Ќа нашем-то конце стола было очень весело, теперь Я хорошо помню. Џомню, как
оба моих  спутника  учинили  из-за  менЯ шутливый  спор, помню, как  ‹еукон,
рослый, стройный, хотЯ и немного неуклюж, голова Яйцом, чудак, который умеет
по достоинству  оценить шутку,  но не  умеет  шутить,  без тени улыбки начал
расписывать    задиристому    златокудрому    ’еламону    мои    способности
врачевательницы, а  ’еламон  в ответ  во  всеуслышанье стал расхваливать мои
прелести,  смуглаЯ кожа, говорит, и смоль волос,  как у всех нас, колхидцев,
этим  Я,  мол, сразу покорила џсона,  да  и  его тоже, только  что он против
џсона, -- тут он  расчувствовалсЯ,  как часто  бывает  с сильными мужчинами,
заговорил о моих "огненных очах", да ты его знаешь, мама, всЯкий  раз, когда
Я его вижу, мне вспоминаетсЯ, как он возник  у нас  в дверЯх,  а ты, прикрыв
ладонью рот, вскрикнула: "Ћй!" -- как мне показалось, то ли с испугом, то ли
с восхищением, и глаза твои при  этом вспыхнули,  а Я вдруг заметила, что ты
совсем не  стараЯ еще женщина,  и  невольно подумала  о  нашем вечно хмуром,
кислом, подозрительном отце. Ђх, мама.  џ теперь тоже уже не  молода, но все
еще необузданна,  так коринфЯне  говорЯт,  длЯ них всЯкаЯ  женщина, если она
пробует жить  своим  умом,  уже  необузданнаЯ.  Ђ  мне  их  коринфские  жены
напоминают прирученных,  тщательно  выдрессированных  домашних зверьков, они
смотрЯт на менЯ как на диковину, так что мы, трое весельчаков на нашем конце
стола, приковывали к себе завистливые и возмущенные взглЯды всех придворных,
а еще умолЯющие взоры беднЯги џсона, да что уж...
     €  зачем только Я пошла за  царицей, за этой женщиной, которую Я, можно
считать,  и  не видела почти за все то  времЯ, что  Я в  Љоринфе?  ЋкутаннаЯ
густой  сетью  жутких  слухов,  надежно  укрытаЯ неприступностью царственных
особ, она  влачит свои  дни и ночи  в самой удаленной,  самой  древней части
дворца, за  мощными  стенами  палат,  которые,  по  рассказам,  смахивают на
сумрачные пещеры, скорее узница, чем владычица, под присмотром двух страшных
и дрЯхлых  старух, то ли служанок, то  ли стражниц, которые, однако, на свой
лад вроде бы преданы ей и верны, менЯ она, по-моему, даже по имени не знает,
да и мне прежде какое было дело до несчастной царицы страны, что всегда была
и навсегда  останетсЯ  длЯ менЯ чужбиной. Љак же голова болит,  мама, видно,
что-то во  мне противитсЯ  воспоминанию, не  хочет еще раз спускатьсЯ в  эти
катакомбы, в подземное царство Ђида, туда, где испокон века смешаны смерть и
нарождение, где из  перегноЯ мертвецов выпекаетсЯ новаЯ жизнь, что-то во мне
не хочет  назад,  туда, где правЯт праматери  и богинЯ смерти.  ‚прочем, что
значит вперед, что значит назад? †ар все сильней, Я должна была это сделать.
Џросто Я вдруг посмотрела на эту женщину  подле царЯ Љреонта тем своим вещим
взглЯдом, мама, который ты перваЯ у менЯ обнаружила. Ђ Я  ведь изо  всех сил
упиралась,  ни за  что не  хотела ходить в обучение  к  тому молодому жрецу,
заболевала... ’еперь  Я вспомнила,  как  раз  во времЯ  этой  болезни  ты  и
показала  мне  линии  на моей  руке,  а  тот жрец совершил  потом чудовищные
преступлениЯ, он был ненормальный, вот тут  ты  и изрекла: "“ девочки  вещий
глаз". ‡десь-то, в Љоринфе, Я его почти утратила, мне кажетсЯ иногда, именно
болезненный  страх коринфЯн  перед тем,  что  они  называют моей  колдовской
силой, и отбил у менЯ эту мою способность. Ќо когда Я увидела царицу Њеропу,
Я  испугалась. ’о,  что она сидит подле царЯ безмолвно, как  статуЯ, что она
его ненавидит, а он ее боитсЯ, -- это только слепой мог не заметить. Ќо Я-то
совсем другое  имею в виду.  Љогда  вдруг разом  наступила тишина.  €  перед
глазами вдруг искристаЯ дрожь, всегдашнЯЯ предвестница моих прозрений. € Я в
огромном чертоге почему-то  с этой женщиной наедине. ‚от тут Я ее и  узрела,
увидела и ее ауру, почти черную от  безутешного горЯ, и ощутила такой  ужас,
что помимо  воли  последовала за  ней, когда  она, едва закончилась трапеза,
встала и, ни слова не говорЯ, даже не  кивнув на  прощанье хотЯ бы иноземным
купцам и посланникам, удалилась, прЯмаЯ и непреклоннаЯ  в своем  златотканом
праздничном одеЯнии, вынудив царЯ  заглаживать эту  ее неучтивость  нарочито
оживленными  речами  и громким смехом.  џ  от  всей  души  порадовалась  его
замешательству. Ќе  иначе  он заставил несчастную  женщину  выйти на  люди и
выставить на  потребу их суетному любопытству опустошенное  лицо, как и џсон
вынудил менЯ ломать комедию перед теми же гостЯми. Ќо теперь довольно. €  мы
ушли, ведомые обе одним побуждением -- гордостью. Ќикогда  не забуду, как ты
однажды мне сказала: если, мол, менЯ  когда-нибудь  будут убивать, то сперва
убьют менЯ, а уж потом, отдельно, придетсЯ убивать  мою гордость.  ’ак оно и
есть, так оно пусть и  останетсЯ, и не худо бы моему  бедному џсону, пока не
поздно, об этом догадатьсЯ.
     џ  последовала за  царицей. Џо переходам, что ведут  в парадный зал, --
как часто Я прежде  сама  тут шествовала, всеми почитаемаЯ супруга џсона, об
руку с ним, царским племЯнником и дорогим гостем, и те времена даже казались
мне счастливыми. Љак же Я могла так обманыватьсЯ, впрочем, нет более ловкого
обманщика, чем счастье, и нигде  острота восприЯтиЯ не притуплЯетсЯ столь же
надежно, как  в  государевой  свите. ’ут  Њеропа  вдруг будто  сквозь  землю
провалилась, должно быть, где-то в стене была лазейка, Я поискала и нашла ее
за шкурами,  выхватила  из  ближайшего рожка  факел  и скользнула  в проход,
который вскоре  стал до того  низким, что пришлось идти согнувшись,  или мне
все это приснилось -- мрачные подвальные своды, жуткое отражение прекрасного
и  светлого царского дворца в его же затхлых подземельЯх? Љаменные лестницы,
все глубже и глубже вниз, хорошо, бесконечные  лестницы пусть приснились, но
вот холод,  он-то  был наЯву,  менЯ от него  до  сих  пор кидает  в дрожь, и
грубый, шершавый камень стен, впивавшихсЯ мне в кожу, откуда иначе у менЯ на
плечах царапины, а  потом, в  самом  последнем,  глубочайшем  подземелье,  в
подвале, где не просыхает вода -- и  это в  здешних-то  засушливых краЯх! --
чернаЯ нора, две  ступеньки наверх и сразу же на четвереньки, а потом вообще
ползком  на брюхе,  прикрываЯ  еле мерцающий  факел рукой, уже  не  думаЯ  о
Њеропе, котораЯ где-то там, впереди, то ли  есть, то ли нет, уже вообще ни о
чем  и ни  о  ком не  думаЯ, только  вперед, покуда лаз не расширилсЯ  и  не
превратилсЯ в пещеру, и пещера эта  почему-то была мне знакома, как во  сне,
иначе откуда бы мне  знать, что  дальше  тропка  раздваиваетсЯ  и  мне  надо
налево, а факел мой  скоро погаснет.  Ћн  и погас. Ђ потом  подземный  ход и
вовсе до того сузилсЯ, что мне,  вздумай Я повернуть,  пришлось  бы пЯтитьсЯ
задом, так что все равно вперед, только вперед, пусть даже себе на погибель,
не  зрЯ  ведь  столько  рассказов о тех, кто заблудилсЯ и сгинул под землей,
неужто Я хочу такой смерти, вопрос этот мелькнул у менЯ в голове, Я скривила
губы и  поползла дальше,  помню, как  слизывала  со стенок  сочащуюсЯ влагу,
безвкусные  подтеки, потом  разом  почувствовала,  как  неуловимо  изменилсЯ
вокруг воздух, и волосы  мои, еще  прежде,  чем Я услышала этот звук, встали
дыбом.  €  лишь после Я  услышала звук. Ќепрерывный, долгий, нечеловеческий,
потому  что никакого  дыханиЯ  не  хватит  на этот  еле  слышный,  но  такой
пронзительный стон -- пожалуй, так мог бы скулить зверь, но то был не зверь.
     ќто  была  та  женщина.  Њеропа.  џ хотела  только назад,  обратно,  но
какаЯ-то сила  толкала менЯ вперед  пЯдь за пЯдью. ‘тон прервалсЯ, и молот в
моей груди,  казалось, заглушает все остальные  звуки, он и сейчас бухает до
самых  висков, и тут,  когда глаза  мои  присмотрелись к тьме, Я  увидела  в
мерцающем свете лампадки саму царицу: недвижнаЯ,  как  изваЯние, она сидела,
прислонЯсь  к скалистой  стене пещеры и устремив неотрывный взглЯд  в  некую
точку напротив. ‚ стылом подземелье Я вмиг всЯ взмокла от  холодного пота, Я
слышала запах собственного ужаса, такого со мной еще не случалось -- во  мне
будто шевельнулось что-то,  что Я все времЯ надежно держала под  спудом  и о
чем почти  забыла, что-то  невероЯтно живое  в этой  мертвецкой преисподней.
Ќет, это  уже не  игра.  Љакой ничтожной показалась  мне  всЯ эта церемоннаЯ
показуха  за царским столом, да и мои там выкрутасы -- чем они лучше! Њне ли
не знать: в  придворной суете своЯ  роль сыщетсЯ и  длЯ  того, кто эту суету
презирает и


     высмеивает, Я, правда,  уже и не  поддаюсь почти  никогда ее соблазнам,
что верно, то  верно, но разве на сей  раз  на царский  пир менЯ повлекло не
тайное желание покрасоватьсЯ -- и Я пошла, вместо того  чтобы иметь мужество
отказатьсЯ, как  вот Њеропа,  приведшаЯ  менЯ сюда, на самый край подземного
мира, где менЯ сперва обуЯл ужас, а  теперь и вовсе паника, потому  как тут,
совсем  рЯдом,  из  этой  жуткой  тишины  выскользнуло  нечто, и не  было  в
скалистой стене  ни трещины, ни расселины, чтобы от него  укрытьсЯ. Ћно, это
существо,  умело  двигатьсЯ совсем  неслышно,  не всколыхнув даже легчайшего
дуновениЯ,  еще  бесшумней, чем Я,  которую  ты,  мама, сызмальства  обучила
секретам  движений,  что целиком  состоЯт как бы из  крохотных заминок,  и в
стену  врастать ты менЯ тоже  учила -- в  отцовском  дворце  тебе это  очень
пригодитсЯ, говаривала ты, а  Я тогда еще  не понимала почему, --  и особому
дыханию, когда подавлЯетсЯ любой вздох, испускаемый человеческим телом, и Я,
оказываетсЯ, все помнила,  все вернулось само собой, не дав мне  задрожать и
залЯзгать зубами  от ужаса перед  существом, которое, словно  тень  от тени,
отлепилось  от  стены и, подскользнув  к  царице, шепнуло  ей что-то на ухо,
взЯло  у  нее из ладони гаснущую  лампадку,  после  чего  царица  безропотно
последовала за этой старухой, тень которой Я скорее угадывала, чем видела, и
обе они, поскольку потолок пещеры опЯть понижалсЯ, опустились на колени, а Я
непроизвольно проделала это вслед за ними. „а, Я упала на колени -- то ли от
слабости, то ли возблагодарЯЯ божество, которое и на сей раз  менЯ упасло. Ђ
может, просто от смертного страха.
     џ  дала  женщинам уйти  подальше, чтобы  они менЯ  не слышали,  а потом
двинулась на ощупь  вдоль стены  пещеры. џ  должна вызнать  тайну царицы.  ‚
кромешной  тьме кончики  моих пальцев,  по счастью,  нащупали  то,  что  они
непроизвольно  искали:  неровности,   выделанные  в  камне  не  природой,  а
человеческой  рукой,  борозды, знакомые  мне еще с Љолхиды, выбитые  зубилом
линии, что под моими  пальцами  складывались в рисунки и письмена,  которыми
здесь, в Љоринфе, это Я знала, украшают могилы схороненных в пещерах знатных
мертвецов.  ќто  укрепило  во  мне  смутное,  еще  не   облекшеесЯ  в  слова
подозрение. ‚  том  месте,  где  в каменной неподвижности сидела  Њеропа,  Я
опустилась на четвереньки и подползла к  стене, на  которую  --  Я видела --
устремлен взор царицы, боЯзливыми пальцами нащупала в камне глубокую выбоину
-- и нашла то, чего  так  страшилась, и не смогла удержать крик, гулким эхом
отозвавшийсЯ в пещерном лабиринте. ’олько теперь Я повернула. ’еперь Я знала
то,  что хотела узнать,  и дала себе зарок как можно  скорее об  этом знании
забыть, но с тех пор ни о чем другом не могу думать -- только об этом голом,
таком маленьком детском черепе, об этих тоненьких  ломких  ключицах, об этих
хрупких позвонках, о нет...
     ќтот город зиждетсЯ на злодействе.
     Љто выдаст  эту  тайну, тому уже  не жить. ЏотрЯсение  менЯ образумило.
Ћтныне никаких презрительных ужимок, и вообще прочь от царских пиршеств, это
Ясно. Ќо куда? ’ут и ты, мама, не знала бы, что посоветовать, тут сколько ни
вопрошай  линии  руки  -- все впустую, линии-то Ясные, только  вот  что  они
значат  сейчас, здесь,  длЯ менЯ? Ѓолезнь  хоть  и  колотит менЯ нещадно,  а
все-таки  это передышка,  уж Я-то  знаю тайный смысл  болезней,  вот  только
использовать  его длЯ исцелениЯ Я куда лучше умею на  других, нежели на себе
самой.  „обровольно отдаю себЯ  во власть растущему  жару, который  вздымает
менЯ горЯчей волной  и несет навстречу мне смутные образы,  обрывки видений,
лица...
     џсон. Ќеужто Я  ему  проболталась? Ќет.  •оть  и был миг,  всего  один,
мимолетный  соблазнительный  миг,  но  Я  промолчала.  „а  нет,  конечно же,
промолчала.  џсон  менЯ  поджидал, Я на  это  не  рассчитывала,  Я  все  еще
недостаточно  его  знаю,  не удосужилась узнать его до конца, мне это теперь
казалось не так уж важно, опаснаЯ беспечность.  ‚место того чтобы смотреть в
оба,  предугадывать  каждое   его  побуждение,  Я   позволила  себе  роскошь
равнодушиЯ, иначе наперед бы знала: смесь  унижениЯ  и триумфа,  которую  он
изведал за государевым столом, так распалит его вожделение, что утолить этот
пыл он возжаждет только со мной, ни одна из дворцовых девиц,  которые всегда
и с радостью готовы его ублажить, тут менЯ не заменит.
     …ле  живаЯ, всЯ  в  грЯзи тащилась Я домой,  к глинобитной лачуге,  что
лепитсЯ к

     подножию дворцовой стены, словно ласточкино гнездо, укрываЯсь под сенью
смоковницы, чью ажурную листву  Я вижу  сейчас  со своего ложа. ‚зглЯд ‹иссы
менЯ предупредил, одно движение ее губ подсказало мне, кто поджидает менЯ за
пологом моей  двери, так что  Я успела  наспех  ополоснуть  лицо  и  руки  и
набросить чистую рубашку вместо замызганного,  порванного хитона, прежде чем
.џсон  менЯ окликнул. Ќичто  не обманет другого столь  же  верно,  как самое
привычное твое  поведение, а посему  одежки џсона, разбросанные, как всегда,
где попало,  мне  пришлось, как всегда, попросту отодвинуть ногой, выпростав
ступню  из-под  длинной,  ниспадающей  рубахи  тем  капризным  движением,  в
шаловливой властности  которого давнЯЯ  и  твердаЯ уверенность:  џсон  любит
женские ножки,  а таких красивых, как у  менЯ, ни  у  кого больше  нет, он и
теперь это повторил, Я же, чтобы выиграть времЯ, спросила его, помнит ли он,
когда  впервые  к моим  ногам  прикоснулсЯ,  на  что он  только  нетерпеливо
пробурчал:
     -- „урацкий вопрос. €ди сюда.
     „а,  вот  так этот  человек теперь со  мной разговаривает, и  мне  даже
безразлично,  что  он  путает  менЯ  с другими  своими женщинами.  џ все  же
потребовала, чтобы он сперва ответил.
     - Ќекоторые  вещи мужчина никогда не забывает, -- изрек он гордо и  тут
же Явил мне образчик своей замечательной забывчивости.
     ‚  Љолхиде это  было,  возле  частокола, что  отделЯет  внутренний двор
царского  дворца  от  внешнего, и  была ночь, полнолуние, это он как  сейчас
помнит.
     -- €  рубашка на тебе была  как сейчас, такаЯ же, Я  такой тонкой ткани
никогда
     прежде не видал, а за  оградой часовые горланили ваши  жуткие песни, от
которых
     прЯмо с  души  воротит.  --  ’ут  и  мне  они  вспомнились,  протЯжные,
тоскливые песни
     наших  молодых  воинов,  и как они брали  менЯ за живое,  но,  конечно,
совсем иначе,
     чем џсона.  --  €  ты пообещала  мне  помочь с  этим проклЯтущим руном,
которое было
     целью и смыслом всего нашего долгого странствиЯ, и  вот  тогда,  раз уж
тебе так хо
     четсЯ это услышать, да, вот тогда Я впервые обнЯл твои ноги.
     џ  удивилась,  и  самой  себе тоже.  ЋказываетсЯ,  он все  еще способен
причинЯть мне  боль, мама,  пора  бы  уж  этому  кончитьсЯ. •отЯ  могла  бы,
наверно, и сама догадатьсЯ, что и он тоже, как и другие, способен вообразить
только одну  причину,  по  которой  Я  могла  стать  его  сообщницей  против
собственного отца: Ясное дело,  Я  безнадежно  и сразу же подпала его чарам.
ЉоринфЯне все так думают,  длЯ этих беззаветнаЯ женскаЯ любовь к мужчине все
заранее объЯснЯет и оправдывает. Ќо и наши колхидцы, те,  что последовали за
мной,  они тоже  с  самого  начала видели  во  мне  и  џсоне только любовную
парочку, им и невдомек было помыслить, что не могла, не могла Я  в доме отца
спать с  мужчиной, который отца обманывал.  Ќу да, да, мама, с моей  помощью
обманывал, в том-то и был  весь ужас моего  положениЯ и всЯ моЯ мука: Я шагу
сделать  не  могла,  чтобы  этот шаг не оказалсЯ  ложным,  и не было деЯниЯ,
которым бы Я невольно не предала хоть что-то из того, что было мне дорого. €
Я знаю,  навернЯка знаю, как  прозвали менЯ колхидцы после  моего побега, об
этом-то уж  отец позаботилсЯ:  предательница. ќто  слово все  еще жжет  менЯ
неостывающим  клеймом. Ћно  жгло менЯ и той ночью на "Ђрго", одной из первых
ночей  после нашего бегства; флот колхидцев,  преследовавший  нас по  пЯтам,
наконец  прекратил погоню, Я сидела  на канатной бухте, прислонЯсь к  борту,
было  новолуние и  небо, до невероЯтиЯ усыпанное звездами, помнишь, могла бы
спросить  Я  у  џсона, помнишь,  как  звезды падали в  зеркало  морЯ,  будто
брошенные  чьей-то  дланью, а  море  было покойно, волны тихо  плескались  о
корабельный борт, аргонавты, те, кому выпал гребной черед, гребли бесшумно и
споро, корабль почти не качалсЯ,  и  ночь  выдалась теплаЯ. Љогда ты пришел,
џсон,  могла бы  сказать  Я ему, ты казалсЯ всего лишь темной тенью на  фоне
звездного неба, и с тобой была удача: ты говорил нужные слова нужным тоном и
все делал впопад и вовремЯ, сумев смЯгчить мою боль -- ту, о которой даже не
ведал и которую  Я  сама считала неотступной.  € вот тогда,  словно бы желаЯ
согреть менЯ, ты впервые обнЯл мои ноги.
     ѓлупости, сказал бы џсон, поэтому Я промолчала. Ќо он сказал:
     -- Ќе будем спорить, ЊедеЯ. ’олько не этой ночью. €ди сюда.


     ќтот  голос.‘нова как сигнал, на который что-то во  мне отзываетсЯ, и Я
опЯть вверила ему  не только мои ступни  -- вверила каждую пЯдь своего тела,
желаниЯ  которого он  умеет  угадывать, как  ни один мужчина на  свете. •отЯ
вернее сказать -- умел угадывать.
     - џсон?
     „олгое молчание. ќто мне знакомо. ‘ейчас приметсЯ искать виноватых.
     - ‚се  оттого,  --  начал  он  укоризненным  голосом,  --  что  ты  мне
изменЯешь.
     ‘бежала с государевой трапезы, не иначе есть еще с кем поразвлечьсЯ. --
Ќа это Я не
     сочла  нужным отвечать,  но он только пуще  разозлилсЯ.  --  Џрежде, --
сказал он, --
     такого никогда  бы не случилось. Џрежде  ты  давала  мне  силу, сколько
нужно сил --
     столько и давала.
     Ќа сей раз он был прав, Я встала, окунула лицо и руки  в бадью с водой,
которую утром принесла из родника.
     --  Џрежде, -- сказала Я џсону, --  прежде ты  в менЯ верил. € в самого
себЯ тоже.
     -- ‚ечно тебе надо всем перечить, -- проворчал џсон, -- вечно все  надо
знать
     лучше других. Љогда же ты наконец признаешь, что времЯ твое прошло.
     -- ‘ейчас,  -- с изумлением услышала Я собственный голос, -- вот  прЯмо
сейчас
     и признаю, только тебе-то разве от этого легче?
     ’ут он вдруг обхватил голову руками и издал стон,  какого мне прежде не
доводилось слышать.
     - ’олько не думай, -- выдохнул он, -- только не думай, будто Я радуюсь,
что и
     ты тоже не знаешь, как быть.
     ’акого признаниЯ Я от него не  ожидала.  џ присела рЯдом с ним на ложе,
отнЯла  его  ладони   от  висков,  стала  гладить  его  лоб,  щеки,   плечи,
чувствительные ложбинки над ключицами, иди ко мне, прошептал он умолЯюще,  и
Я легла к нему, ведь Я знаю его тело  и умею пришпоривать его желаниЯ, и вот
уже он, смежив веки, отдалсЯ  игре  собственных фантазий, в которые он  менЯ
никогда не допускал. „а, да, да, ЊедеЯ, вот оно, сейчас. …му наконец удалось
то, чего Я  ему так желала,  он  всей тЯжестью рухнул на менЯ и, прЯча  лицо
между моих грудей, разрыдалсЯ --  и плакал долго. Ќикогда прежде не видела Я
его слез.  Џотом" он встал, окунул лицо  в бадью с водой, встрЯхнул головой,
словно бык, которого огрели дубиной по рогам, и, не оборачиваЯсь и не говорЯ
ни слова, ушел.
     ‡а это мне  еще придетсЯ поплатитьсЯ. †енщину, котораЯ видела мужчину в
миг слабости, в Љоринфе так просто не прощают.
     Ђ  у нас дома? ‚ Љолхиде?  Ќе обманываюсь ли  Я, уверЯЯ саму  себЯ, что
там, на родине, это было  иначе? €нтересно,  отчего это Я в  последнее времЯ
все  чаще и чаще вызываю в себе  воспоминаниЯ о Љолхиде, стараЯсь расцветить
их  все  более  живыми  красками, словно  не  могу  просто  так  смиритьсЯ с
исчезновением  Љолхиды  из  моей души. €ли словно  мне это зачем-то нужно, а
зачем, Я и сама не знаю.
     џ  пошла  к  ‹иссе,  она  не  спала.  ђЯдом,  из-за полога,  Я  слышала
посапывание  детей.  Њне  очень  хотелось, чтобы  ‹исса спросила менЯ, где Я
была, но та никогда  не  задает  вопросов. ‘реди всех  существ  на земле она
единственнаЯ, с  кем Я не была разлучена ни днЯ,  она, родившаЯсЯ со  мною в
один день, та, чьЯ мать стала моей кормилицей, она, ставшаЯ потом кормилицей
моим детЯм. Ћна, котораЯ  видела все и, думаю, все понЯла, хотЯ, быть может,
Я  и  тут  обманываюсь,  полагаЯ  обыкновенным даром природы ее  способность
чувствовать и осознавать  малейшие мои душевные  движениЯ -- нередко  прежде
менЯ и даже такие, в которых Я сама  никогда  себе не  призналась бы. ‹исса,
которую Я то сама прошу  прилечь рЯдом со мной на мое ложе,  чтобы облегчить
душу, а то готова гнать  от себЯ чуть ли  не на край света. Ќо край света --
это же Љолхида. Ќаша Љолхида на южных склонах угрюмого и дикого Љавказа, чьЯ
остраЯ линиЯ хребтов навсегда врезана в сердце каждой из нас, мы-то  обе это
знаем,  просто не  говорим никогда --  разговоры  только пуще растравили  бы
лютую тоску по родине. Ќо Я-то всегда знала, что  до конца дней не перестану
тосковать по моей Љолхиде, хотЯ что значит знать -- эту неумолчную, гложущую
боль предвидеть  невозможно, мы,  колхидцы, читаем ее друг у друга в глазах,
когда  встречаемсЯ,  чтобы  посидеть  вместе, попеть  наши песни и  поведать
подрастающему юношеству

     истории наших  богов и нашего племени,  истории,  которые иные из детей
вовсе не  хотЯт слушать, ибо мечтают во всем походить на настоЯщих коринфЯн.
„а  и Я иной  раз  избегаю ходить  на эти встречи, а  менЯ,  так, во  всЯком
случае, мне кажетсЯ,  все чаще  избегают на них приглашать.  Ђх, мои дорогие
колхидцы, и вы тоже  умеете причинЯть мне  боль. Ђ теперь  вот, оказываетсЯ,
этому научилась даже ‹исса.
     Ћна,  правда, все еще бодрствовала, как  всегда, когда  знала,  что еще
может  мне понадобитьсЯ, однако  --  против  обыкновениЯ -- отказала  мне  в
привычной своей  улыбке. ‚ыклЯнчивать  улыбку Я, конечно, не стала,  сделала
вид, будто ничего не замечаю, и  начала -- это  посреди ночи-то  -- задавать
себе и ей вопросы, вправду ли мужчины в Љолхиде были другими, чем коринфЯне,
она нехотЯ,  но все  же дала втЯнуть себЯ в  эту  игру, по ее воспоминаниЯм,
мужчины в  Љолхиде давали волю своим чувствам,  так  она сказала, отец ее, к
примеру, не скрывал  рыданий, когда  с  ее  братом  случилось несчастье,  он
прилюдно причитал и кричал, тогда как в Љоринфе на похоронах ни один мужчина
слезинки не проронит,  за них  тут  женщины отдуваютсЯ. ’ут она замолчала. џ
знала, о  чем она думает. Ќикогда  больше не видела Я, чтобы  мужчина плакал
так,  как  плакал  тот молодой колхидец,  возлюбленный ‹иссы,  которого  она
оставила  навсегда,  чтобы взойти  на  борт "Ђрго" и последовать  за  мной в
неизвестность. Ђринну, свою дочурку,  она произвела на свет  уже в пути, и с
тех пор не было в ее жизни ни одного мужчины, -- подумав об этом, Я невольно
спросила себЯ о цене, которую ‹иссе да и другим колхидцам, всем нам пришлось
заплатить за то, что Я не пожелала больше жить в Љолхиде, а они, ослепленные
любовью и славой, которой Я у них пользовалась, за мною последовали. „а, вот
так Я сегоднЯ вынуждена на это смотреть.
     џсон? —то џсон... €м хотелось думать,  будто это именно тот мужчина, за
которым Я побегу  хоть на край света,  -- Я им не перечила, а теперь не имею
права на них обижатьсЯ  за  то,  что они воспринимают наш разрыв как кровное
оскорбление.  €  даже хуже: как  доказательство тщеты  и  напрасности нашего
побега. ‚ то  времЯ как  Я  --  так Я размышлЯла  на  ложе ‹иссы  -- сегоднЯ
ощупывала  это доказательство собственными руками: детский скелетик, укрытый
от  всего  света  в жуткой пещере. ‚ этот  миг ‹исса положила  ладонь мне на
затылок.  †есты  все  те же,  а  вот смысл  в них  уже другой. Ќам дано лишь
утешать друг друга. Џоправить же ничего  не дано. ’ак уж все устроено, мама,
Я начинаю понимать.
     Ђ что Я хотела поправить, что хотела наверстать, когда не нашла другого
выхода, кроме одного -- исчезнуть  вместе  с џсоном? Љогда Я доверила, мама,
это свое  намерение сперва тебе, потом ‹иссе,  вы обе выслушали  менЯ молча,
даже не спрашиваЯ о причинах, -- ‹исса  в конце концов  заЯвила, что едет со
мной. ‹ишь  много  лет  спустЯ  Я  надумала  спросить у нее  о  том, что  же
творилось в  те дни и ночи  в Љолхиде,  ибо ведь именно ‹исса втайне собрала
горстку отчаЯнных  колхидцев, которые захотели к  нам присоединитьсЯ.  Ќи  в
одном из этих людей нельзЯ было обманутьсЯ, каждый должен был быть  надежен,
как кремень, любое необдуманное или предательское слово почти неминуемо вело
к катастрофе. Ќо она хорошо  изучила наших землЯков, наблюдала за ними давно
и  пристально,  она  точно  знала  тех,  кто, как и Я,  считал  такую  жизнь
невыносимой. ’ак  что они  пошли за мной не  ради менЯ, не только ради менЯ,
‹исса   частенько   мне   это   повторЯла,   когда  мои   дорогие  колхидцы,
разочарованные странами,  куда  Я,  сама  изгнанница, их  привела,  начинали
винить  менЯ в  том, что из-за менЯ они, дескать,  потерЯли родину,  котораЯ
теперь,  задним  числом,  представлЯлась  им  чуть ли  не в  ореоле  сиЯющей
безупречности. Љак же Я их понимаю! € как же порой на них злюсь!
     ‘ами обстоЯтельства  нашего отплытиЯ  из  Љолхиды  уже  вскоре  обросли
невероЯтными, нередко прЯмо противоположными слухами и домыслами. „остоверно
лишь то, что Я  среди  ночи прокралась к ложу ‹иссы и  разбудила  ее: "Џора,
‹исса, ты идешь?", что ‹исса тут же встала, подхватила свой -- уже с  вечера
увЯзанный -- узел, после  чего  мы вместе выскользнули из дворца и двинулись
вниз,  к морю, где на спокойной глади бухты почти в  кромешной тьме  застыли
"Ђрго" и еще два судна из колхидского  флота, корабли-перебежчики, к которым
нас,  женщин и детей,  по  мелкой  воде мужчины перенесли  на  руках. “же  в
путешествии некоторые из мужчин начали сперва понемногу, а потом все сильней
преувеличивать глубину этого брода и вооб-

     ще говорить о крайней опасности  нашего отплытиЯ, то о мертвой зыби, то
о волнении на море, а особенно о своей мудрой предусмотрительности и отваге,
только  благодарЯ которым мы, женщины и  дети, и  оказались на борту. €  чем
хуже  будет  наше  положение,  тем  безудержней  будут  выходить из  берегов
достоверности эти  их легенды, а противопоставлЯть быль всем этим  небылицам
совершенно бесполезно.  …сли  от  были вообще  хоть что-то  осталось,  после
стольких-то  лет.  …сли эта быль,  источеннаЯ  тоской  по дому и  унижением,
разочарованием и  нищетой,  не превратилась  всего  лишь  в  хлипкую  ветхую
оболочку,   которую   любой,   кто  действительно  этого  захочет,  способен
разрушить. Љто же этого захочет? Џресбон?
     Џресбон  в  своем безудержном самоутверждении, что  ж, вполне вероЯтно.
Џресбон,  единственный из всех беглецов, кто был отобран и упрежден не самой
‹иссой, она и по сей день не может себе  простить, что такое допустила. Ђ он
ухватилсЯ  за эту  возможность  покинуть  Љолхиду,  дабы  дать во  всю  мощь
развернутьсЯ своему необузданному таланту тщеславного лицедейства где-нибудь
еще, например здесь,  в блистательном  Љоринфе, где без него не обходитсЯ ни
одно из грандиозных храмовых празднеств, хитрую механику организации которых
он усвоил  как никто,  придаваЯ им особый блеск вдохновенным  и  продуманным
рисунком главных ролей,  за что ему так благодарен царь  Љреонт.  Ќи один из
колхидцев не достиг здесь  таких высот почета и славы, как  он, Џресбон, сын
служанки и начальника  дворцовой стражи в  Љолхиде,  он, который поначалу не
стыдилсЯ самой грЯзной  работы  --  собирал  мусор и  отбросы  с полЯ  после
больших храмовых игр. ‚от уж  кому пришлось многое выстрадать, прежде чем на
него обратили внимание. ‘колько унижений  он  вытерпел!  € как же  он должен
ненавидеть всех нас, насмешливых  свидетелей своего позора и своих постыдных
кривлЯний, посредством которых  он  прокладывал  себе дорогу наверх...  Љак,
должно  быть,  он  ненавидит  менЯ,  котораЯ  не  захотела  оценить  его  по
достоинству.  Ќичто  не  остаетсЯ без  последствий,  мама, ты  и в этом была
права.
     Ќеужели  это  все-таки  ‹исса выдала  тебе  времЯ,  день  и час  нашего
бегства? „а нет, скорее всего, ты сама все угадала. ‚едь внимательней  тебЯ,
пожалуй,  никто не следил за развитием  событий,  которые  повлекло за собой
поЯвление в Љолхиде тех чужеземцев.
     Џри том  что  начиналось-то все вроде бы очень даже  хорошо.  €  нельзЯ
сказать, что колхидцам  были неприЯтны эти пришельцы --  џсон  в своей шкуре
пантеры и его  несколько одичавшие спутники, аргонавты, совсем  не грубиЯны,
просто  немного  неотесанные,  но услужливые и готовые помочь, если нужно, а
еще  --  любознательные.  Љ  тому же  было  и лестно, что  цель  их опасного
морского путешествиЯ -- оказываетсЯ, именно наша Љолхида, страна как страна,
не лучше и не хуже других на нашем черноморском  побережье. ’ак что не  было
никаких видимых причин не  оказать этим  мореходам, что высадились на  берег
бухты в устье нашей реки ”асис, приема, подобающего гостЯм. Љ тому же и ќет,
государь, мой отец, принЯл џсона и ’еламона сразу по прибытии и на следующий
вечер велел пригласить всех пЯтьдесЯт аргонавтов во дворец  на торжественную
трапезу,  ради  которой  целому  стаду овец  пришлось расстатьсЯ  со  своими
овечьими  жизнЯми,  и  званый  этот  ужин   окончилсЯ  всеобщим  весельем  и
братанием.
     ђазумеетсЯ,  потом-то многие  утверждали, будто сразу почуЯли неладное,
но что плохого можно  почувствовать  в  праздничном застолье,  шум  которого
вперемешку с веселой музыкой бараньих рогов доносилсЯ из дворца, ибо вино из
лозы,  которую мы выращиваем  на южных склонах наших гор, пришлось гостЯм по
вкусу.
     Ќет. ќто Я, Я одна была  полна самых недобрых предчувствий, ибо  знала,
что на самом  деле