ожей уже поселились  целые  колонии  кишащих
червей. ‡вали ее ‚иола. ‘удЯ  по  ее  южному  выговору,  она  родилась  на
Њальте, на Љипре или в …гипте, а может быть, вела  свое  происхождение  от
коптов. ђаботала она на киностудии и возвращалась  домой  к  чаю,  который
„ороти приготовлЯла между двумЯ приемами  морфиЯ.  Љогда  мы  увиделись  в
более или менее нормальном состоЯнии, она с заговорщицким видом  взглЯнула
на менЯ поверх полной чашки и так непристойно подмигнула,  что  мне  стало
наконец Ясно то, чего  Я  не  понимал  раньше:  менЯ  считали  всего  лишь
статистом, простым инструментом наслаждениЯ и терпели возле „ороти по этой
единственной причине,  как,  вероЯтно,  терпели  до  этого  многих  других
любовников. „ороти едва не выронила  из  рук  слишком  тЯжелый  чайник,  Я
удержал его за длинный носик в форме банана.
   - Ђй-Яй-Яй! - сказала ‚иола с игривым смешком. - ‚от  так  нравы!  -  €
добавила, потрепав менЯ по щеке: - …сли у вас такие  вкусы,  мы  это  дело
уладим: чем больше психов, тем смешнее.
   Ќа что „ороти ответила громким нервным хохотом,  запихнула  в  рот  три
дольки рахат-лукума одну за другой и  взъерошила  мне  волосы.  Ѓудь  Я  в
совершенно нормальном состоЯнии, подобнаЯ вульгарность и смех  „ороти  тут
же и навсегда изгнали бы менЯ из этой комнаты. Ќо - увы -  на  столе,  как
обычно, красовалась пудреница с морфием, и каждый из нас то и  дело  почти
машинально брал оттуда щепотку, словно соль из солонки, поддерживаЯ в себе
легкую эйфорию в ожидании настоЯщей оргии.  ’ак  что  Я  просто  малодушно
посмеЯлсЯ непристойностЯм ‚иолы, и эпизод этот стал лишь началом  в  серии
многих подобных. ’ем не менее такое грЯзное бесстыдство оставлЯло у менЯ в
душе кровоточащие раны и усиливало дремлющее до поры до времени омерзение.
Љ тому же рабское подчинение „ороти этой женщине, похожее, вероЯтно, на ее
былую покорность  своему  мерзавцу  мужу,  вызванную  теми  же  причинами,
окончательно отнимало у менЯ всЯкую надежду на то, что Я смогу вырвать  ее
из трЯсины порока, а также - подспудно - убивало любовное влечение к ней.


   ‚прочем, полагаю, что Я очень скоро - если сначала и не вполне  Ясно  -
понЯл: ошибка моЯ заключалась в самом выборе. Ђльтернатива - и  неотложнаЯ
альтернатива! - была не в том, спасать ли „ороти или махнуть на нее рукой,
а в том, бросить ли ее или погибнуть вместе с ней. € все же Я до  сих  пор
убежден, что она любила менЯ - жестокой, коварной любовью, но очень  скоро
понЯла - понЯла, как и Я сам,  -  что  Я  не  покорюсь  ей  и  не  позволю
опустошить свою душу. ‚о всЯком случае,  тот  безумный  пыл,  который  она
выказала в первые дни, когда Я не сопротивлЯлсЯ, постепенно  угас,  стоило
ей почувствовать мое внутреннее  сопротивление,  -  по  крайней  мере  мне
теперь так кажетсЯ. €наче зачем бы ей подвергать менЯ таким оскорблениЯм и
насмешкам, если это слово уместно в данной  ситуации?  џ  прекрасно  помню
самые последние:  например,  вернувшись  с  одной  из  коротких  прогулок,
которые Я, подобно лЯгушке,  выныривающей  из  пруда,  совершал  времЯ  от
времени, чтобы освежить голову и легкие, Я наткнулсЯ  на  запертую  дверь.
ЏоднЯвшись выше по  лестнице,  Я  обнаружил  обеих  женщин  вместе,  почти
бесчувственных, до одури нанюхавшихсЯ морфиЯ. „ороти лениво поднЯла  руку,
чтобы указать мне на пудреницу, это означало: "Ѓери, если хочешь", и  жест
ее Яснее Ясного давал мне понЯть, что менЯ здесь лишь терпели, и только. џ
ушел и не показывалсЯ два днЯ. Ќа второй вечер  „ороти  позвонила  мне  по
телефону:  "—то  случилось?  Џриходи  скорее!"   Љогда   Я   пришел,   она
расплакалась. џ загорелсЯ надеждой, мне показалось, что наступил мой  час:
Я стал умолЯть ее бросить эту комнату, этот дом и переселитьсЯ  ко  мне  в
отель. Ћна не ответила, но слезы ее высохли. Џеревернувшись на спину,  она
долго лежала неподвижно, уставЯсь в потолок. џ молчал, Я ждал. Ќаконец она
прошептала, не глЯдЯ на менЯ: "Џриходи завтра".  Ќе  сказав  ни  слова,  Я
вышел, и она не удерживала менЯ.
   Ќазавтра было воскресенье. Љогда Я вошел к „ороти, та, другаЯ, была уже
там. € именно она, увидев, как Я повернул обратно, схватила менЯ за руку и
заставила сесть.
   -  Ќу-ну,  -  приговаривала  она,  усаживаЯсь  напротив,  -  давайте-ка
объЯснимсЯ!
   „ороти  свернулась  клубочком  в  кресле,  жуЯ  свой  рахат-лукум;  она
избегала  моего  взглЯда.  Ќесколько  секунд  ‚иола,  иронически   щурЯсь,
поочередно разглЯдывала нас.
   - Ќу так что стрЯслось? - спросила наконец она. - ‘сора влюбленных?
   “видев, как Я сжалсЯ, она продолжала, уже менее насмешливо:
   - Љ чему все усложнЯть? ђазве у менЯ меньше поводов длЯ  ревности?  ‚се
можно уладить по-хорошему, стоит вам только захотеть. Ќо не рассчитывайте,
что Я вам отдам совсем эту прелестную кошечку. „аже и  не  надейтесь.  Ћна
привЯзана ко мне и в самом деле предана, как кошка. Џравда, котеночек?
   ‚иола протЯнула руку, и „ороти, скользнув  с  кресла,  прижалась  к  ее
коленЯм, положив на  них  голову,  и  в  глазах  ее,  обращенных  ко  мне,
действительно  светилась  такаЯ  покорность,  что  Я  вздрогнул,  как   от
страшного оскорблениЯ.
   ’акою  Я  запомнил  „ороти.  ќтот  бессмысленный  взглЯд   прирученного
животного подтвердил мне, что Я проиграл партию, гораздо Яснее,  чем  само
ее медленное падение в позорную бездну наркотического безумиЯ. Ќедаром  же
ее отец сказал: "‘амое страшное, что она выглЯдит счастливой". ‘лово  было
выбрано, конечно, неверно: Я бы  сказал  -  не  счастливой,  а  безмЯтежно
погруженной в тихое, но решительное отрицание всего того, что еще  недавно
составлЯло ее человеческую свободную сущность.
   —асом позже Я уже сидел в поезде, который мчал менЯ в “ордли-Љоурт.


        29

   џ раскрыл книгу, но читать не стал: только смотрел на мелькающий в окне
сельский, типично английский пейзаж. Љак он  прекрасен  в  сентЯбре!  ‹уга
вновь зазеленели после покоса и напоминали зеленый бархатный ковер. ‘тарые
дубы, одиноко стоЯщие каждый на своей лужайке,  подобно  усталым  часовым,
были едва тронуты желтизною, тогда как березы, окаймлЯющие мелкие речушки,
пылали вовсю золотыми россыпЯми листьев, растрепанных  ветром.  џ  опустил
оконное стекло, чтобы и менЯ обдуло прохладным воздухом,  и  почувствовал,
как возрождаюсь к жизни. ‚иола  и  „ороти,  закупореннаЯ  душнаЯ  комната,
рахат-лукум, беспорЯдок и подозрительные запахи - как все это было  теперь
далеко! ’очно мне приснилсЯ  дурной  сон.  “  всЯкого  кошмара  есть  своЯ
хорошаЯ сторона -  пробуждение  и  радость  от  того,  что  все  это  лишь
привиделось, а жизнь прекрасна! •орошей стороной  моего  злоключениЯ  было
радостное нетерпеливое желание вновь увидеть ‘ильву.
   €бо теперь Я знал, знал навернЯка, что у менЯ есть  оправдание,  что  Я
имею право любить  ее.  €  Я  повторЯл  себе,  с  ликованием  в  душе,  ту
счастливую догадку, что уже  однажды  ослепила  менЯ  и  которую  потом  Я
силилсЯ позабыть: достоинство души измерЯетсЯ не тем, какова она  есть,  а
тем, какою она становитсЯ. € Я, забавы ради,  стал  примерЯть  этот  новый
критерий к моим попутчикам, дабы проверить его справедливость.  ‚от  сидит
напротив менЯ  ребенок:  каковы  истоки  того  острого,  хотЯ  и  смутного
интереса, который мы  питаем  к  детству,  если  это  не  таЯщеесЯ  в  нем
неведомое будущее, сулЯщее нам скрытые до поры сокровища? Ђ иначе зачем бы
Я стал проЯвлЯть такое благодушное любопытство к наивной, глупой  болтовне
мальчишки, который никак не может усидеть на месте, то и дело пинает  менЯ
в икры и шумно шмыгает носом под съехавшей каскеткой со  слегка  выцветшей
эмблемой  Љингс-‹инн-колледж?  Љто  он  сейчас:  неоформившийсЯ   дурачок,
вихрастое нечто. Ќо чем он может стать? Љакие богатства сулит его пока еще
не раскрывшаЯсЯ душа, какие внушает надежды! Ђ вот его дед, погруженный  в
чтение "’аймс": его голова, без сомнениЯ, полна весьма  достойных  мыслей,
бесчисленных знаний, но его "становление" прекратилось, он навсегда застыл
в своем привычном времЯпрепровождении до самой смерти.  „а,  вот  истинное
проклЯтие старости - быть иссЯкшим источником. ќтого избегают лишь  редкие
гении, подобные Њоисею,  ‹еонардо.  Ђ  сколько  молодых  еще  людей,  увы,
достигли  этого  предела  в  самом  расцвете  жизненных  сил,   скованные,
одурманенные (медленно низведенные до животного состоЯниЯ, - не так  Явно,
как „ороти, но близко к тому) сном повседневных привычек.  ‚от,  например,
этот тип  в  углу  купе.  …го  портфель  красноречиво  свидетельствует  об
активной деЯтельности. Ќо тупой, безразличный взглЯд, вЯлые губы, отвисшаЯ
челюсть выдают, что душа его отнюдь не парит в облаках. € абсолютно  Ясно,
что так и не воспарит, конечно, если  не  стрЯсетсЯ  что-то  из  рЯда  вон
выходЯщее. Ћн вполне может быть хорошим отцом, хорошим супругом и  хорошим
гражданином - вот только человек  ли  он?  „а,  человек  -  но  из  воска,
манекен.
   ’огда как моЯ ‘ильва!
   ’огда как ты, нежнаЯ, чуднаЯ моЯ  ‘ильва,  пусть  ты  пока  еще  больше
лисица, чем женщина, но неоспоримо одно: со днЯ смерти твоего друга Ѓарона
и трагической скорби, которой ты почтила  его,  ты  начала  преображатьсЯ,
иногда и в муках, почти каждодневно ступень за ступенью. ‚ окно  вагона  Я
как раз заметил заЯчье семейство в жнивье, и это напомнило мне  одну  нашу
прогулку после смерти собаки. ‘ильва против обыкновениЯ не  прыгала  и  не
резвилась. Ћна степенно шла между мною и Ќэнни, держа нас за руки и  времЯ
от времени с какой-то печальной нежностью прижимаЯсь щекой к моему или  ее
плечу. —асто она останавливала нас (чего никогда не делала раньше),  чтобы
с каким-то новым вниманием разглЯдеть дерево, стог  сена,  полевые  цветы.
Ћна ни о чем не спрашивала, мы с Ќэнни сами объЯснЯли: "ќто  орешник,  это
сено, это синеголовник", но неизвестно, слышала ли это ‘ильва,  она  молча
шагала дальше, тихонько увлекаЯ нас за собой.  Њы  свернули  на  тропинку,
небрежно выложенную по бокам камнЯми, вьющуюсЯ между двумЯ недавно сжатыми
полЯми. ‚друг из-под самых наших ног выскочил заЯц  и  стрелой  кинулсЯ  в
жнивье.  џ  почувствовал,  как  судорожно  подпрыгнула   ‘ильва,   и   уже
приготовилсЯ к тому, что вот сейчас она помчитсЯ за зайцем, как сделала бы
это еще несколько дней тому назад, но ее порыв тут же  погас  или,  вернее
сказать, незаметно сошел на нет.  Ћна  только  мечтательно  глЯнула  вслед
исчезающему зайцу, потом отвернулась, и... прогулка продолжалась как ни  в
чем не бывало.
   џ заинтересовалсЯ и спросил:
   - Џочему ты не побежала за ним? ’акой хороший заЯц...
   ‘ильва в последний  раз  обернулась  к  клеверному  полю,  где  укрылсЯ
зверек, словно искала там ответа.
   - Ќе знаю, - сказала она наконец. - ‡ачем бежать?
   - —тобы поймать его, - засмеЯлсЯ Я. - ђазве тебе не  доставило  бы  это
удовольствиЯ?
   Ћна ответила: "„а". Џотом, чуть понизив голос,  поправилась:  "Ќет".  €
наконец, пожав плечами, повторила: "Ќе знаю". Ђ потом, беспокойно наморщив
лоб, взглЯнула на менЯ, словно Я мог объЯснить ей охватившую  ее  странную
нерешительность.
   ‘амо собой разумеетсЯ, Я был здесь бессилен, и мы молча пошли дальше. €
вот теперь, сидЯ в поезде, Я получил  ответ  на  этот  вопрос.  ’ак  часто
бывает  в  жизни;  разум  вдруг  на  лету  схватывает   некое   совершенно
незначительное Явление, которое раньше и не отметил бы, лишь  потому,  что
ждал его. ‚ коридоре, стоЯ к  нам  спиной,  болтали  три  дамы.  Ќавстречу
нашему поезду промчалсЯ  скорый.  ‘текла  внезапно  задребезжали,  как  от
взрыва, и свисток встречного так пронзительно отозвалсЯ у менЯ в ушах, что
Я подскочил. Џри этом звуке три дамских крупа  вздрогнули  и  подпрыгнули,
как три мЯча. ‚се остальное тело  осталось  неподвижным,  дамы  продолжали
щебетать как ни в чем не бывало, даже не заметив, что их зады  вздернулись
на полфута вверх, словно под юбками у них  скрывалсЯ  футбольный  мЯч  или
какой-то испуганный зверек. ќто было ужасно комичное зрелище, но благодарЯ
ему Я внезапно понЯл, что случившеесЯ тогда с ‘ильвой при виде зайца  было
сродни данной реакции, если не считать того, что  сама  реакциЯ  оказалась
как раз обратной.
   €бо эти независимые от остального тела Ягодицы, которые  при  внезапном
грохоте встречного  поезда  вздрогнули,  словно  рванулись  убежать,  хотЯ
сигнал тревоги еще не достиг мозга, показали, как  близко  к  поверхности,
под тонким наносным слоем цивилизации,  лежат  последние  сохранившиесЯ  в
людЯх рефлексы дикой лани. ’огда как у ‘ильвы  это  внезапное  торможение,
пресекшее ее охотничьи инстинкты  и  рефлективный  порыв  к  преследованию
дичи, объЯснЯлось весьма любопытной вещью: только-только поЯвившимсЯ в ней
умением  подчинить  свои  инстинкты  еще  неопределенной,  но  уже  вполне
очевидной разумной воле. ’о, что в случае с дамскими Ягодицами можно  было
назвать остаточными тропизмами, у  моей  лисицы,  напротив,  ЯвлЯло  собой
начало их исчезновениЯ.
   —тобы  окончательно  убедитьсЯ  в   этом,   требовалось,   естественно,
подождать, чтобы ‘ильва продемонстрировала рЯд действий подобного рода.  €
вот в течение нескольких  дней  после  своего  возвращениЯ  Я  с  радостью
констатировал, что недостатка в них нет. ‚печатление  было  такое,  словно
после  гибели  собаки  весь  комплекс  ее  звериных  инстинктов  полностью
сломалсЯ, отступил на задний план. € это  было  трагическое  зрелище,  ибо
такое отступление, как вообще всЯкие отступлениЯ, происходило  в  страшном
беспорЯдке. Џеред любой, даже самой элементарной задачей,  которую  прежде
рефлексы лисицы разрешили бы без задержки и  малейшего  колебаниЯ,  ‘ильва
теперь совершенно терЯлась: сбитаЯ с толку, она иногда подчинЯлась им, как
раньше, а иногда отказывалась  слушатьсЯ;  вначале  исход  каждого  такого
случаЯ был непредсказуем. Ќо с  течением  времени  становилось  все  более
очевидно, что скрытаЯ работа, происходЯщаЯ в этом таинственном  неразвитом
мозгу, пережившем  однажды  страшное  потрЯсение  -  трагическое  открытие
человеческого состоЯниЯ, - мало-помалу входила  в  ритм,  совершенно  Явно
ускорЯвшийсЯ; это была в некотором  роде  передача  полномочий;  инстинкт,
единолично управлЯвший ‘ильвой, уступил свою  власть  разуму.  €  по  мере
того, как текли дни, она  -  все  более  Явно  -  переставала  действовать
автоматически,  по  велению  импульсов,  а  научилась   делать   выбор   в
соответствии со своими пристрастиЯми. ’огда же Я впервые понЯл, что  выбор
и  автоматизм  -  принципиально  разные  вещи.  ‹юбаЯ  возможность  выбора
абсолютно исключает автоматизм (и тогда прощай, инстинкт!), точно так  же,
как всЯкий автоматизм непременно исключает  возможность  выбора  (и  тогда
прощай,  разум!).  ЌеумолимаЯ  дилемма.  Љак  Я  мог   не   понимать   эту
очевидность? ‚едь именно здесь,  думал  Я  теперь,  и  пролегает  граница,
разделЯющаЯ инстинкт и разум. Џрежде Я, как и большинство  людей,  любЯщих
животных, решительно отрицал, что здесь  имеетсЯ  четкий  предел:  все  мы
ровно  ничего  не  понимали.  Ђ  граница,  напротив,  была  словно   ножом
прорезана. ’ак Я открыл длЯ себЯ, что  отныне  ‘ильва  никогда  больше  не
сможет  слепо  повиноватьсЯ  всем  своим  импульсам:  теперь  ей  придетсЯ
научитьсЯ определЯть, оценивать свое поведение. € таким образом она, как и
мы, утратит, один за другим, все свои возможности и  точность  безошибочно
действующего  автомата.  Ћна  станет   нерешительной,   неуклюжей,   будет
ошибатьсЯ в ста случаЯх из ста. ‘ какой-то головокружительной  тревогой  Я
вдруг, во внезапном озарении, понЯл, что это фатально, неизбежно, что  это
составлЯет неотъемлемую часть человеческого существа.  €  что  надежда  на
возможность обрести разум и сохранить инстинкт абсурдна и  бесплодна.  €бо
каждое  завоевание  разума  или  воли  влечет  за  собой   соответственное
отступление врожденных, но неосознанных навыков. € отказ от  них,  подумал
Я, есть та цена, которую мы платим за нашу свободу.


   Џоскольку это и в самом деле было фатально,  нерешительность  ‘ильвы  с
каждым днем принимала все большие размеры. ‹юбое Явление  вызывало  у  нее
острое, пристальное внимание. € в большинстве случаев повторЯлась ситуациЯ
с зайцем: первый инстинктивный порыв  тотчас  пресекалсЯ  ею,  словно  она
проверЯла, действительно ли ей хотелось именно этого.  Љонечно,  разрешить
свои сомнениЯ она не умела и все чаще погружалась в какую-то  мечтательную
апатию. Ќо если у менЯ это состоЯние вызывало некоторое  беспокойство,  то
Ќэнни, напротив, была на верху блаженства: наконец-то,  говорила  она,  ей
удалось попасть на знакомую территорию - воспитание отсталых детей. ’от же
внезапный интерес, который ‘ильва проЯвлЯла теперь к окружающим  ее  живым
существам  и  предметам,  она  стала  выказывать,  пусть,   как   правило,
неосознанно, и к объЯснениЯм Ќэнни. Ћна ничего не  говорила,  но  какое-то
времЯ спустЯ мы констатировали, что главное она запомнила.  Ќэнни  научила
ее считать на пальцах: ‘ильва наблюдала, как та разгибает их  ей  по  мере
счета, и если на первых порах мы  просили  ее  за  десертом  принести  три
Яблока, а она приносила два  или  пЯть,  как  выйдет,  то  потом,  в  один
прекрасный день, она принесла требуемое количество и  больше  ни  разу  не
ошиблась, какой бы ни была названнаЯ цифра.
   џ рассказывал уже, как долго мы боролись с ее  неприЯтием  изображений,
по крайней мере тех, что представлЯли живые существа; потом она как  будто
узнала на картинке неподвижную собаку - и соотнесла ее с мертвым  Ѓароном.
ќто откровение потрЯсло  ее  со  странной  силой  (вопли,  всхлипываниЯ  и
выкрикиваемое сквозь рыданиЯ имЯ пса), но в то же  времЯ  открыло  в  этом
мозгу, полном еще запертых дверей, широкий путь в область, богатую многими
дальнейшими перспективами: уже назавтра она действительно увидела и узнала
изображениЯ и, разглЯдываЯ их, вскрикивала от восторга. Ќэнни  вручила  ей
карандаш  и  бумагу  и  научила  пользоватьсЯ  ими.  ‘перва  ее   ученица,
естественно, лишь марала бумагу, подобно совсем маленьким детЯм, -  чиркаЯ
карандашом во все стороны и без разбора; но уже один  тот  факт,  что  она
пыталась рисовать, был весьма примечателен; когда у нее  из-под  карандаша
случайно выходила округлаЯ линиЯ, она восклицала: "џблоко!" - и  смеЯлась.
‚ообще ‘ильва смеЯлась все чаще и  чаще,  подтверждаЯ  этим  мою  скромную
гипотезу: именно смерть, Я был уверен, побудила ее к смеху.  €бо  если  из
всех живых существ одни только люди знают, что смерть есть всеобщий  удел,
то одни лишь люди и умеют смеЯтьсЯ, и в этом их  спасение.  Ђтавистический
страх смерти, неосознаваемый и глубоко запрЯтанный в душе, сидит в  нас  с
самого детства, и когда что-нибудь, хоть на миг, освобождает нас от  него,
то внезапно нас охватывает такое ликование, что  все  тело  содрогаетсЯ  в
"грубых спазмах". Њы ищем в смехе, в комических ситуациЯх  миг  передышки,
короткий миг органического забвениЯ нашего человеческого состоЯниЯ: в  тот
миг, когда нас сотрЯсает смех, мы бессмертны. ‘ильва всегда смеЯлась после
испуга. €  еще  -  но  далеко  не  всегда  -  видЯ  неожиданный  результат
каких-нибудь своих действий. Ќарисовать, вовсе не стремЯсь к этому, Яблоко
Явилось одним из таких результатов. €, чтобы  продлить  удовольствие,  она
начала рисовать уже целенаправленно. Џотом она  узнала  от  Ќэнни,  что  в
кружке можно изобразить глаза, нос, рот, и принЯлась  с  детским  усердием
рисовать "человечков". ‚сегда лежащих.
   - Џочему они лежат? - спросила ее наконец заинтересованнаЯ Ќэнни.
   - Ѓонни больше не играть, - ответила моЯ лисица и со  смехом  бросилась
мне на шею, целуЯ, покусываЯ и демонстративно радуЯсь тому, что Я еще жив.
   џ рассказываю об этом не длЯ того, чтобы описать педагогические  приемы
миссис Ѓамли. Ћни  оказались  превосходны,  быстры  и  эффективны.  ‚скоре
‘ильва научилась различать не только картинки, но и  звуки:  "Џрослушайте,
глЯдЯ  на  гласные,   прослушайте,   глЯдЯ   на   согласные,   прослушайте
звукосочетаниЯ". Љогда она понЯла, что крик, слово  можно  запечатлеть  на
бумаге, перед нею открылись двери в новую область  -  область  абстрактных
идей. …й становились доступны такие понЯтиЯ, как "времЯ",  "пространство".
€ теперь слова "через много-много времени" (которые прежде  способны  были
только смЯгчить ужасное открытие, что смерть Ѓарона -  это  и  моЯ,  и  ее
смерть, и эта смерть делала нас в ее мозгу,  еще  пока  лисьем,  еще  пока
незнакомом с понЯтием длительности, одновременно  и  живыми,  и  мертвыми)
стали ей доступны, и мрачнаЯ  перспектива  смерти  отодвинулась  настолько
далеко, что она перестала о ней и думать.
   ‚ формирующемсЯ сознании ‘ильвы от  нее  теперь  осталась  неизгладимаЯ
мета, полуосознаваемый отпечаток, но отпечаток этот  требовал,  чтобы  она
непрерывно двигалась вперед - так в  самом  сердце  кораблЯ,  невидимаЯ  и
неслышимаЯ длЯ всех, тайно работает машина.


        30

   …сть  ли  необходимость  продолжать?  ЋткрываЯ  эту  тетрадь,  Я  хотел
написать  историю  одной  метаморфозы.  џ  сделал  это.  •орошие  писатели
уверЯют, что род людской - это результат раскола: фрагмент взбунтовавшейсЯ
природы, тщетно борющейсЯ с самого своего  начала  за  то,  чтобы  сорвать
маску с тайны, скрывающей смысл бытиЯ. € моЯ маленькаЯ лисица, сделав шаг,
после которого путь  назад  ей  был  отрезан,  полностью  перешла  в  стан
раскольников.  —то  в  ней  оставалось  от  прежнего   состоЯниЯ?   ‘лабое
воспоминание, и только. ’еперь она очеловечилась до глубины души. Љонечно,
нам предстоЯло еще воспитывать и воспитывать ее,  в  обоих  смыслах  этого
слова, но  это  уже  было  за  пределами  самого  факта  ее  перерождениЯ.
Њетаморфоза свершилась.
   ’ак о чем же еще рассказывать - разве только  о  тех  успехах,  которые
делает ребенок, находЯсь в руках добрых наставников. „октор ‘алливен давно
предупредил менЯ об этом: "Ћна начнет задавать  вопросы,  и  тогда  только
держитесь!"  ‘ильва  не  сразу  приступила  к  вопросам  -  длЯ  этого  ей
понадобилсЯ более мощный стимул, чем узнавание себЯ в зеркале. Ќо теперь -
о боже! Љаждый из нас имел дело с детьми, которые мучат вас вопросами  обо
всем и ни о чем. Ќо это просто ангелы скромности по сравнению с ‘ильвой  в
тот период, да еще с той  отЯгчающей  разницей,  что  у  нее-то  был  мозг
взрослого  человека  и  ее  не  удавалось  провести  теми  неопределенными
ответами, которыми вроде бы довольствуютсЯ дети.  €так,  ее  вопросы  были
весьма щекотливы и более чем неразрешимы: "Џочему живут? Џочему  умирают?"
‘мерть беднЯги Ѓарона не переставала  смутно  руководить  направлением  ее
мышлениЯ,  которое,  в  общем-то,  и  вылупилось  из  своей  скорлупы  под
воздействием этого шока. ‘ильва желала узнать не больше и  не  меньше  как
начало и конец всех вещей.
   €бо всЯкаЯ вещь, котораЯ, в бытность ее лисицей по развитию, не внушала
ей ни  интереса,  ни  беспокойства,  нынче  осознавалась  ею  с  боЯзливой
остротой: "Џочему день, почему ночь? —то такое солнце? Ђ луна?  Ђ  звезды?
Ќебо - это где кончаетсЯ?" € наступил день, когда она спросила: "Ђ  почему
существует - все это?"
   Ћткровенно говорЯ, в тот момент такой определенный вопрос поразил  менЯ
скорее по форме, чем по сути: "существует" относилось,  конечно,  к  самой
‘ильве, но и последовавшее за ним "все это" Явно затрагивало также  и  ее.
"‘уществует" и "все это", ‘ильва и вселеннаЯ,  оказались,  таким  образом,
неразличимо  спутанными  у  нее  в  голове  -  раздел  еще  не   произошел
окончательно. ‚прочем, и тон вопроса был слишком недоуменным - то  началсЯ
экскурс в неизведанный край, полный опасных загадок, пугающих  горизонтов;
недоумение  это  еще  не  было  волнением,   первой   дрожью   нетерпениЯ,
предчувствием взрыва: ‘ильва даже и не подозревала (да и как она могла  бы
заподозрить?), что на свой вопрос она никогда, никогда не получит ответа.
   „лЯ того чтобы последние свЯзи с ее прежней природой были наконец грубо
оборваны, а раскол безжалостно совершен, потребовалось, чтобы она услышала
мое откровенное признание: "ЃеднаЯ моЯ малышка,  Я  бы  очень  хотел  тебе
объЯснить, почему мы существуем, но, к, несчастью, никто этого не  знает";
потребовалось повторить ей это не раз и не два, но десЯть раз подрЯд,  ибо
она упорно отказывалась поверить, невзираЯ на мои уточнениЯ и разъЯснениЯ,
что на такой простой и очевидный вопрос  не  существует  ответа,  и  долго
считала, что Я по каким-то непонЯтным причинам скрываю от нее правду. €  Я
помню, ах, как Ясно помню ее остренькое изумленное личико, настоЯщую лисью
мордочку,  вспыхнувшую  недоверчивым  гневом,   глаза,   засверкавшие   от
закипевшего раздражениЯ; Я помню, с  какой  Яростью  она,  топнув  наконец
ногой, бросила мне как обвинение, со сдержанным рыданием в голосе:
   - Ќу так что же, совсем _ничего_ не знают?
   € Я вынужден был признать, что люди и в самом  деле  не  знают  ничего,
живут и умирают, так и не проникнув в главную тайну бытиЯ, и что как раз в
том и состоит величие науки, котораЯ стремитсЯ  проникнуть...  ’ут  ‘ильва
прервала менЯ еще Яростнее:
   - Љак? Љакое величие? Џочему надо  искать?  ђаз  живут,  должны  знать!
Џочему не знают? Ќарочно? Ќам мешают?
   џ молчал, пораженный и  слегка  пристыженный.  €бо  мало  сказать,  что
проницательность этого последнего вопроса поразила менЯ - она открыла  мне
глаза. џ  не  принадлежу  к  тем  людЯм,  которые  сверх  меры  увлекаютсЯ
метафизикой; Я всегда принимал вещи такими, какие они есть, подходЯ к  ним
вполне практически, как и подобает сельскому жителю. €  теперь  Я  говорил
себе, что странное наблюдение, сделанное моей  человекообразной  лисичкой,
никогда не приходило мне в голову, несмотрЯ на полную его  очевидность.  €
думал: много ли найдетсЯ людей, способных сформулировать эту  мысль  столь
Ясно, да и многие ли ученые обратЯт внимание на то, что содержалось в  ней
примитивного и одновременно фундаментального. ‚  самом  деле,  "почему  не
знают?" и "почему нам мешают?" ’ысЯча чертей,  это  изумление,  этот  гнев
‘ильвы - не были ли они основой всего - всего, что составлЯет благородство
человеческого разума? Ќо  человек  заплутал  среди  деревьев  бесчисленных
вопросов, не видЯ из-за них леса главного вопроса, объединЯющего  их  все:
почему, с какой целью наш  мозг  был  создан  столь  законченным,  что  он
способен все понЯть, но столь искалеченным, что ничего не знает - ни того,
что есть он сам, ни тела, которым он управлЯет, ни той вселенной,  котораЯ
все порождает. € именно потому, что мозг моей лисицы был девственно чист и
у нее не было возможности еще в детстве заблудитьсЯ среди деревьев, она  и
угодила сразу в лес этого "почему?", о котором люди никогда не  думают,  и
это-то и есть  самаЯ  поразительнаЯ  и  необъЯснимаЯ  непоследовательность
человеческого разума.
   ...ќтот вопрос, обладай люди хоть малейшим здравым смыслом, должен  был
бы руководить всеми их деЯниЯми, всеми помыслами; и он же, начинаЯ с этого
днЯ, стал направлЯть все усилиЯ ‘ильвы.  Ћна  вложила  в  свое  стремление
постичь смысл окружающего ее мира упорный и пламенный пыл. Ќэнни учила  ее
читать  по  Ѓиблии,  и  ‘ильва  погрузилась  в  это  чтение  со  страстным
увлечением и интересом, которые  напоминали  мне  зиЯющий  пустой  бурдюк,
жаждущий вопросов, часто еще неЯсно сформулированных, но срочно  требующих
ответа, и вдруг щедро, через край, наполненный водой. џ был даже несколько
смущен: будучи добрым христианином, Я все же испытывал  смутное  ощущение,
что обманываю ‘ильву,  злоупотреблЯю  ее  доверием.  Џеред  таким  голодом
познаниЯ мне оставалось  лишь  констатировать,  что  она  поглотила  бы  с
одинаковой жадностью любую предложенную ей пищу длЯ  ума.  ’еперь  Я  имел
возможность  убедитьсЯ  воочию,  в  "чистом  виде",   в   размерах   этого
всеобъемлющего  голода  и  соответственно  оценить  заслуги   свЯщенников,
насыщающих страждущие души. џ говорил себе: уж они-то,  они  от  века,  во
всех  религиЯх,  заранее  "обречены"  на  успех.  €  Я   чувствовал,   как
пошатнулась теперь моЯ собственнаЯ  вера.  Џравда,  она  никогда  не  была
особенно крепкой.
   џ со своей стороны давал ‘ильве читать простенькие трактаты  о  природе
вещей и постепенно убедилсЯ - признаюсь, с некоторым удовольствием, -  что
она если и не предпочитала их …вангелию  миссис  Ѓамли  (единственный  мой
упрек к ней состоЯл в том, что она слишком уж пламеннаЯ папистка),  то  по
крайней мере уделЯла им куда  больше  времени.  ’акже  Я  констатировал  у
‘ильвы  Явление,  о  котором  уже  упоминал,  -  она   косвенным   образом
подтвердила его не только длЯ себЯ, но и длЯ большинства  людей:  по  мере
того  как  ее  мозг  обогащалсЯ,  иначе  говорЯ,  все  больше  узнавал   о
собственном неведении, о неисчислимом множестве неизвестных ему вещей, она
все дальше отходила от целого, забывала о том взрыве, который заставил  ее
взбунтоватьсЯ: забывала о самом  этом  неведении.  Ћна  не  принимала  его
больше в расчет, но мало-помалу ее начали даже раздражать мои упоминаниЯ о
нем. ‘ловно и длЯ  нее  отдельные  деревьЯ  начали  заслонЯть  лес  и  она
потерЯла интерес к нему. Џо мере того как приобретенные  знаниЯ  открывали
ей новые пробелы, она со страстным нетерпением стремилась заполнить их, но
поскольку пробелы эти состоЯли  из  все  более  мелких  частностей,  то  и
интересы ее поневоле проЯвлЯлись во  все  более  тесных  границах.  €  это
вполне естественно привело ее к тому, что она почти  полностью  отошла  от
главной онтологической [онтологиЯ  -  раздел  философии,  наука  о  бытии;
термин введен немецким философом  ђ.ѓоклениусом  (1613)]  проблемы,  чтобы
занЯтьсЯ реальными и практическими материЯми: открывала длЯ себЯ осЯзаемый
мир,  бурлЯщий  уже  полученными   знаниЯми,   определенными   предметами,
названными чувствами,  оцененными  ощущениЯми,  объЯснимыми  свЯзЯми,  она
избавлЯлась от беспокойства, а вместе  с  ним  от  ощущениЯ  этого  общего
ЌезнаниЯ, которое с самого начала  так  испугало  ее.  Ћдним  словом,  она
мысленно - и  почти  молниеносно  -  переходила  от  страхов  палеолита  к
убаюкивающей  надежности  современной  британской  цивилизации.   Ќо   это
довольно неожиданное стремление мчатьсЯ во  весь  опор  по  дороге  знаний
было, впрочем, далеко не единственным поводом длЯ моего удивлениЯ. ‘колько
же времени, вспоминал Я, моЯ милаЯ лисичка в человеческом облике затратила
на переход от звериной ночи к первым, еще неЯсным проблескам зари? ЊесЯцы,
почти целый год. ’огда как ей понадобилось всего несколько недель,  считаЯ
с того еще памЯтного  днЯ,  когда  она  открыла  сама  себЯ,  одновременно
существующую и смертную, чтобы ее разум  жадно  воспринЯл  огромную  сумму
знаний, иногда весьма сложных длЯ  пониманиЯ.  ’ак  тоненькаЯ  струйка  из
источника еле-еле сочитсЯ под незыблемым, казалось  бы,  утесом.  Ђ  потом
какой-нибудь камешек сдвигаетсЯ, буквально  на  несколько  сантиметров,  и
вдруг все рушитсЯ под напором буйного, неостановимого водопада.
   - Ќу что? - торжествовал доктор ‘алливен. - Ќе предупреждал ли  Я  вас,
что ваша лисичка, очеловечившись, познакомит нас с историей  человечества?
ЏЯть тысЯч веков полного мрака на  то,  чтобы,  карабкаЯсь,  выбратьсЯ  из
бездны дикого неразумиЯ,  и  всего  двадцать  веков,  но  осиЯнных  гением
Џлатона, Ќьютона,  ќйнштейна!  €  в  случае  с  ‘ильвой  абсолютно  те  же
пропорции! —то же вы теперь будете с ней делать? - осведомилсЯ он.  -  Ћна
как будто проЯвлЯет большие способности к учению?
   „октор, конечно, выказывал излишний оптимизм. € однако  Я  уже  начинал
серьезно подумывать о том, чтобы приискать длЯ ‘ильвы  подходЯщее  учебное
заведение, когда Ќэнни стыдливо сообщила мне нечто из рЯда вон  выходЯщее.
”акты были настолько очевидны, что сомневатьсЯ в них не приходилось: мы  с
ужасом убедились, что ‘ильва беременна.


   ‚от когда Я был сброшен с облаков на землю! …сли бы можно было  считать
‘ильву лисицей, Я, вероЯтно, придал бы этому событию куда меньше значениЯ.
Ќо она давно уже не была ею. € нравилось мне это или нет, но длЯ менЯ, как
и длЯ всех окружающих,  она  теперь  ЯвлЯла  собой  молодую  девушку,  чье
существование  в  силу  обстоЯтельств  было  ограничено   рамками   нашего
социального круга. € ни Я, ни она не могли избавитьсЯ от  них.  Љаковы  же
были теперь, в этой ситуации, мои обЯзательства? —то Я должен  был  решить
ради ее будущего - и ради своего собственного?
   Ћ, если бы Я мог по крайней мере надеЯтьсЯ быть  отцом  этого  ребенка!
ќто не исключалось, но на сей счет Я не питал особых иллюзий:  столько  же
шансов имел  и  злосчастный  „жереми.  „а  и  разве  не  мог  какой-нибудь
предприимчивый  лесной  бродЯга  опередить  этого  дурацкого  орангутанга?
‘ильву расспрашивать бесполезно: она, конечно, ничего не знала, ни  о  чем
не помнила - ведь когда она зачала, она еще мыслила как лисица.  Ќо  когда
она произведет на свет ребенка, она уже будет женщиной. ’ак что можно себе
представить мое смЯтение.
   „а и не мог Я пока Ясно определить, было ли мое чувство к  ней  любовью
любовника или отца. Љонечно, мысль о том, чтобы уступить это юное существо
„жереми,  вызывала  у  менЯ  Яростную  ревность,  но  ведь  и  отцы  часто
испытывают подобное чувство перед позорным мезальЯнсом дочери. "Ќу хорошо,
- думал Я, силЯсь рассуждать бесстрастно, - а если это все же ребенок  той
гориллы? €меешь ли ты право отнимать его у отца? Ќо тогда какое воспитание
ждет несчастного малыша, чьи родители - питекантроп и  безмозглаЯ  лисица?
„олжен ли ты оставить их в покое, как советовал этот  дурак  “олбертон,  и
пусть делают из своего отпрыска третьего кретина? Ќу хорошо,  предположим,
ты мог бы принЯть участие в его воспитании. Ќо ведь это лишь при  условии,
что родители согласЯтсЯ доверить его тебе, а со  стороны  гориллы  „жереми
это бы менЯ очень удивило. € потом, не кажетсЯ ли тебе, мой милый, что  ты
сейчас распорЯжаешьсЯ ‘ильвой, как вещью, точно шкафом или кобылой. Ќо она
ведь больше не лисица. Ќапротив,  она  весьма  убедительно  доказала,  что
стала таким  же  человеком,  как  и  ты!  €  значит,  имеет  полное  право
распорЯжатьсЯ собой. Љто говорит, что теперь  ей  захочетсЯ  жить  с  этим
дикарем? Ђга, ты еще не осмеливаешьсЯ признатьсЯ себе в том, что она  тоже
как будто любит тебЯ, и любит как женщина, и ты  больше  не  можешь  этого
отрицать, и она тебе это доказала... „а, но ребенок? Ђ  что  она  знает  о
нем? Њожет ли женщина, которой она стала,  отвечать  за  действиЯ  лисицы,
которой она была? Ћ ѓосподи, сокрушалсЯ Я,  если  бы  она  родила  раньше,
когда еще была неразумной, как все звери! Ћна произвела бы ребенка на свет
в блаженном  неведении  животного,  неспособного  ни  вопрошать  себЯ,  ни
удивлЯтьсЯ. ’еперь же держись! -  она  засыплет  нас  всеми  возможными  и
невозможными  вопросами,  вплоть  до  самых  неприличных.   Љогда   ‘ильва
замучивала нас ими вконец,  мы,  как  правило,  отделывались  классической
формулой: "ќто ты поймешь позже", и она не настаивала, только  бросала  на
нас разъЯренный взглЯд, дававший нам понЯть, что ее молодой  мозг  терзают
великие пертурбации. € вот теперь она увидит,  что  толстеет.  —то  мы  ей
скажем? Ђ уж когда родитсЯ ребенок!.."
   Њы  выбрали  золотую  середину:  Ќэнни,  дабы  предупредить  расспросы,
посвЯтила ‘ильву в тайну рождениЯ ребенка (но не  в  тайну  зачатиЯ).  ’ак
что, обладай ‘ильва чуть более развитым умом, ей  пришлось  бы  заключить,
что она понесла  от  ‘вЯтого  „уха.  Ќа  какое-то  времЯ  эти  разъЯснениЯ
разрешили ее внутренние проблемы: она и в самом деле  стала  с  этого  днЯ
выказывать детское нетерпение к поЯвлению будущего младенца. Ќо это никоим
образом не устранЯло  проблемы  общественной.  џ  решил  посоветоватьсЯ  с
доктором ‘алливеном.
   -  џ  ведь  вас  давно  предупреждал!  -  ответил  он  с   тЯжеловесной
игривостью. - ‚ первый же день Я предсказал вам, что вы уладите это  дело,
лишь женившись на ней.
   € верно, он говорил именно так; подумать только, что Я воспринЯл  тогда
эти слова как безвкусную шутку! Ќынче же все указывало на то,  что  доктор
оказывалсЯ прав и что любое другое решение принесет ‘ильве, а потом  и  ее
ребенку непоправимый вред. Ћтсюда следовал другой, довольно парадоксальный
вывод, а именно: было бы гораздо лучше, если бы все  думали,  что  ребенок
этот именно мой и что Я сблизилсЯ с моей лисицей именно длЯ того, чтобы не
провоцировать ее слишком долгим воздержанием на бегство в лес, как весной,
когда она встретила там своего питекантропа. ’ак на чем же,  черт  побери,
зиждутсЯ законы нравственности и приличиЯ? Ќеужели основы их столь  зыбки,
что Я смог нарушить их в то  времЯ,  как  старалсЯ  соблюдать?  ‚се  опЯть
побуждало менЯ к размышлениЯм об основах добрых нравов и о  том,  как  они
двусмысленны и шатки. џ понЯл, насколько случайны их принципы,  которые  в
любой момент мы, люди, можем подвергнуть сомнению под давлением  различных
обстоЯтельств. Љак бы то ни было, а из  создавшейсЯ  ситуации  существовал
липа один выход: наш брак. ‚ глубине души Я, в  общем-то,  радовалсЯ  этой
необходимости, отвечавшей моим тайным пожеланиЯм. „а к  тому  же  не  было
никаких сомнений в том, что в разумный срок и при разумном терпении ‘ильва
станет вполне презентабельной, приличной особой. Ћна,  конечно,  пока  еще
изъЯснЯлась, как малое дитЯ, но разве  не  говорЯт  точно  так  же  многие
вполне взрослые англичанки? € разве их наивное  сюсюканье  не  придает  им
дополнительный шарм? ’ак что здесь мне беспокоитьсЯ было не о чем.
   € все-таки Я не мог окончательно решитьсЯ на этот шаг, Я раздумывал,  Я
колебалсЯ. џ помнил о единственном, но  весьма  щекотливом  препЯтствии  к
этому браку, но ничего не предпринимал к его устранению: ‘ильва  пока  что
не имела никакого законного гражданского статуса.  …е  рождение,  даже  от
неизвестных родителей, нигде не было зафиксировано, и  Я  до  сих  пор  не
придумал  никакой  лазейки,  чтобы  как-нибудь  объЯснить  это  отсутствие
метрики. Њне очень не хотелось прибегать к фальшивым документам. €  вот  Я
ждал,  когда  ко  мне  придет  какаЯ-нибудь  спасительнаЯ  идеЯ,  а   пока
успокаивал себЯ: времЯ терпит. Џо правде сказать, Я, к великому сожалению,
просто-напросто не обладаю бойцовским  характером.  Љ  тому  же  Я  втайне
побаивалсЯ сплетен. џ опасалсЯ испытаний, конечно грозивших  мне  в  нашем
кругу, если Я женюсь на туземке, как выразилась „ороти, да еще вдобавок на
матери-одиночке. ЊоЯ новаЯ блестЯщаЯ теориЯ о том, что составлЯет качество
души человека, почему-то вспоминалась мне все реже и реже,  ввиду  усилий,
необходимых длЯ того, чтобы внушить эту теорию  другим.  џ  думал  о  себе
больше, чем о ‘ильве.
   Ђ она тем временем уже начала полнеть. € строить  предположениЯ,  каким
будет ребенок, которого она произведет на свет. Ќикогда не видЯ детей, она
воображала себе бог знает что. Ќэнни показала ей мой семейный альбом,  где
по меньшей мере двадцать новорожденных возлежали на  животе  на  подушках.
’огда ‘ильва пожелала увидеть собственную фотографию в этом  же  возрасте.
Ќам  пришлось  на  ходу  выдумывать  какие-то  фантастические  объЯснениЯ,
которые она сперва выслушала не моргнув глазом. Ќо потом мы  увидели,  как
она день ото днЯ мрачнеет,  грустнеет.  ‹ичико  у  нее  вытЯнулось,  черты
обострились. € мы наконец уразумели с некоторым  испугом,  что  ее  мучила
мысль о том, что Ќэнни приходитсЯ ей матерью, Я - отцом и что мы  скрываем
от нее этот факт. …сли она до конца поверит в эту чушь, хороши мы будем  с
нашей свадьбой! € Я принЯл решение срочно просить Ќэнни объЯснить  ‘ильве,
что Я отнюдь не ее отец, но отец ее будущего ребенка.
   Ќэнни выполнила эту просьбу  со  всем  тактом,  на  какой  только  была
способна. Њы не сразу оценили действие этого  открытиЯ.  ‘ильва  выслушала
объЯснение с тем видом рассеЯнного вниманиЯ, который принимала всЯкий раз,
как событие превосходило ее понимание и ей  требовалось  поразмыслить  над
ним позже, не торопЯсь. „о самого вечера она была очень спокойна,  хотЯ  и
слегка задумчива, слегка отстранена; спать она легла  как  обычно.  Ќо  на
следующее утро она исчезла.


   ‡а последние несколько месЯцев это было ее четвертое бегство, и Я, надо
сказать, уже свыксЯ с ними. Њы  бы  почти  не  беспокоились,  если  бы  не
обнаружили совершенно поразительный факт: ‘ильва убежала, захватив с собой
чемодан.
   Ћна унесла в нем белье,  одежду,  туалетные  принадлежности.  Људа  она
отправилась? “ж конечно, не слишком далеко, ей еще не хватало уверенности,
чтобы путешествовать одной или поехать в город.  ‚  хижину  „жереми?  џ  с
удовлетворением отметил про себЯ, что больше не боюсь их встречи. ќто  был
пройденный  этап.  Ќе  стану  распространЯтьсЯ  о  моих  предположениЯх  и
поисках, которые, впрочем, длились недолго: пришла записка от трактирщицы,
извещавшаЯ менЯ о том, что беглЯнка находитсЯ  в  "…динороге".  •озЯин  не
решилсЯ отказать ей в комнате, но боЯлсЯ неприЯтностей  и  предпочел  дать
мне знать. Ћн тактично умолчал о том, что у ‘ильвы нет при себе ни пенса.
   Џосле коротких раздумий Я решил не  принуждать  ‘ильву  к  немедленному
возвращению и послал миссис Ѓамли на разведку.  Ћни  долго  беседовали,  и
беседа эта оказалась весьма тЯгостной  и  путаной,  однако  главное  Ќэнни
удалось понЯть. џ был длЯ ‘ильвы "Ѓонни", то есть отец, брат, покровитель,
и она, памЯтуЯ о церковных догмах, о главных добродетелЯх,  о  родственных
свЯзЯ