и  давно
уже перестали быть движениЯми дикого зверЯ  и  теперь  ЯвлЯли  собою  лишь
бледную имитацию, подражание, Я чувствовал, что горло у менЯ сжимаетсЯ  от
жалости и нежности.
   € однако как прекрасна была моЯ ‘ильва  среди  этого  леса!  …е  пышнаЯ
рыжаЯ грива горела на солнце,  точно  лиственницы  по  осени;  головка  на
подвижной, нервной, но крепкой шее хранила свою  гордую,  прЯмую  посадку;
узкаЯ спина, обтЯнутаЯ свитером цвета опавшей  листвы,  изгибалась,  чутко
вздрагивала при малейшем шуме, при самом легком шорохе;  а  ноги  -  такие
прекрасные, таких благородных очертаний, что в них можно  было  влюбитьсЯ,
забыв обо всем остальном, - словно  пара  проворных  лососей,  мелькали  в
своем нескончаемом вальсе среди сумрачно-голубоватых зарослей подлеска...
   ’ак мы и шли: ‘ильва  впереди  -  своей  упругой  поступью,  непрерывно
переходЯщей с шага на  бег  и  обратно,  всеми  клеточками  тела  открытаЯ
шепотам, запахам, трепетам пробуждающейсЯ весны, и Я следом,  забытый  ею,
говорил Я себе, совершенно забытый!..
   Ќо если Я и испытывал от этого легкую грусть, то почти  не  страдал  от
нее, напротив, надеЯлсЯ, от всего сердца и изо всех сил  надеЯлсЯ  в  этот
миг, что ‘ильва вновь обретет, хотЯ бы в малой степени, свою - как бы  это
назвать? резвость? возбуждение? - ах  да,  свою  былую  кипучую  радостную
энергию, свойственную ей до превращениЯ, былую неистощимую  полноту  жизни
дикой лисицы, повинующейсЯ одной лишь своей природе - одной лишь Џрироде.
   ’ри часа пролетели как одно мгновение.  џ  осознал  длительность  нашей
прогулки только по внезапно навалившейсЯ на менЯ усталости, по  тому,  что
вдруг начал волочить ноги. џ взглЯнул на часы: половина первого! Ђ ведь  Я
даже не знал толком, где мы находимсЯ: ‘ильва вела менЯ за собой  как  бог
на душу положит, уступаЯ своим внезапным побуждениЯм. Ќо Ясно было, что мы
отошли от ђичвик-мэнор не меньше, чем на милю.  —то  скажет  Ќэнни!  Ћбед,
наверное, давно подгорел. Ђ ‘ильва  по-прежнему  неслась  вперед,  как  на
крыльЯх, неподвластнаЯ усталости. џ позвал ее.
   ‘перва Я решил, что она не расслышала - или  не  захотела  услышать.  џ
позвал ее громче, и она, обернувшись, взглЯнула на  менЯ  добрыми  глазами
преданной собаки, с промелькнувшим на лице подобием  улыбки,  умей  ‘ильва
улыбатьсЯ. Ќо она тут же понеслась дальше, не сбавлЯЯ шаг. Ќа этот  раз  Я
выкрикнул ее имЯ уже тоном приказа, и  приказа  почти  что  гневного.  Ћна
наконец повернулась, сделав чуть ли не полный оборот и  продолжаЯ  бег  на
месте, и встала передо мной в ожидании. џ сказал:
   - “же поздно, надо возвращатьсЯ. -  ‘ильва  молча  глЯдела  на  менЯ  -
внимательно, но отстраненно. - џ не знаю,  где  мы  находимсЯ.  ’ы  можешь
показать дорогу?
   ‚место ответа она прошла мимо менЯ и стрелой рванулась в обратный путь.
   - Ћ, не так быстро! - воскликнул Я со смехом. - џ уже выдохсЯ!
   ‘ильва, как будто не понЯв менЯ, мчалась с  той  же  скоростью,  и  мне
пришлось приостановить ее, потЯнув за юбку.
   - Ќе так быстро! - повторил Я, и она сбавила шаг.
   Њы шли так по лесу с четверть часа. џ уже не  следил  за  направлением,
будучи уверен, что ‘ильва еще не  утратила  ту  инстинктивную  способность
ориентироватьсЯ,  которой  мы,  цивилизованные  люди,  лишились  вместе  с
первобытной дикостью. € в самом деле, вскоре мы оказались на  опушке  -  к
счастью, она была не так далеко, как Я опасалсЯ. Џрекрасно, значит, мы  не
слишком опоздаем. “ самой кромки леса  ‘ильва  остановилась  и  пропустила
менЯ вперед,  как  из  вежливости  пропускают  в  дверь  гостЯ.  џ  сделал
несколько шагов по направлению к дому, на пороге которого  уже  ждала  нас
обеспокоеннаЯ Ќэнни. Ћна взволнованно махала рукой. џ радостно помахал  ей
в ответ, и вдруг, сам не знаю почему, мне показалось, что ‘ильва  не  идет
за мной следом. џ еще успел заметить, как Ќэнни в отчаЯнии воздела руки  к
небу, и резко обернулсЯ.
   ‘ильва исчезла.


        14

   Џервым моим порывом было кинутьсЯ снова в лес, выкрикиваЯ, как и в  тот
первый раз, ее имЯ. Ќо, очутившись среди деревьев и кустарника, среди всех
этих лесных шелестов и шумов, еще  более  глухих,  чем  тишина,  Я  быстро
пришел в себЯ и с горечью признал свое поражение: бесполезно  было  искать
ее здесь. ‘ильва ускользнула в лес, как Ящерица в густую траву, и  догнать
ее невозможно.
   Ќу как, как Я мог позабыть о том, чего так опасалсЯ в начале  прогулки!
џ был разъЯрен и раздосадован - больше  даже  раздосадован,  ибо  за  этой
Яростью на самого себЯ таилось хрупкое чувство  просветленности,  если  не
счастьЯ, которое Я испытал при мысли, что ‘ильва может вернутьсЯ в прежнее
состоЯние. € радость оттого, что ‘ильва оказалась на свободе, среди своего
лесного царства, уравновешивала в моей душе  горечь  от  ее  исчезновениЯ.
‹ишь по этим противоречивым волнующим чувствам Я смог  измерить  всю  силу
моей привЯзанности к ней.
   ’ак что сейчас потерЯ ‘ильвы не  слишком  сильно  мучила  менЯ.  џ  уже
говорил,  что  допускал  подобную  возможность   и   даже   предвидел   ее
последствиЯ: либо  внезапное  возвращение  ‘ильвы,  когда  она  набегаетсЯ
вволю, либо облава, в результатах которой сомневатьсЯ не приходилось.
   €так, Я повернул обратно. Ќа опушке леса Я едва не сбил  с  ног  Ќэнни,
потрЯсенную и обессилевшую от быстрого бега. џ попыталсЯ успокоить ее,  но
прежде она выложила мне, как говоритсЯ, всю правду-матку.
   - „а стоило мне увидеть, что вы идете в лес, Я сразу  понЯла,  чем  это
кончитсЯ! - кричала она, еле поспеваЯ за мной на своих коротеньких ножках.
- ЉакаЯ преступнаЯ неосторожность! Љакое  недомыслие!  €  это  в  вашем-то
возрасте! Ѓоже мой, боже мой, беднаЯ девочка, что теперь с ней будет!
   - „а что с ней может случитьсЯ? - спросил Я в высшей степени  спокойно,
вооруженный своим прошлым опытом.
   - Ћткуда же Я знаю! - простонала Ќэнни. - ‚се, что угодно!
   - Ќу например? - сыронизировал Я.
   Њы быстрым шагом направлЯлись к замку. Ќэнни  вдруг  остановилась  и  в
упор поглЯдела на менЯ. Љогда  она  гневалась,  ее  сходство  с  бульдогом
становилось просто устрашающим. Ћбвислые щеки трЯслись от Ярости,  зиЯющие
ноздри  пуговки-носа  конвульсивно  вздрагивали,  а  оскал  рта   открывал
огромные свирепые зубы. ‚ таком состоЯнии она способна была напугать  даже
тигра. Ќо Я не был тигром, Я улыбнулсЯ, и это  привело  ее  в  совершенное
неистовство.
   - Ђ дровосеки?! - прокричала  она  мне  в  лицо.  -  Ђ  браконьеры?!  Ђ
бродЯги, а хулиганы, а всЯкие сатиры, что шлЯютсЯ в воскресенье по  лесу?!
‚ы об этом подумали?
   џ уже не улыбалсЯ. Љонечно, Ќэнни преувеличивала, но, в общем-то,  черт
возьми, она  была  права.  ЏостоЯнно  думаЯ  о  ‘ильве  как  о  лисице,  Я
совершенно упустил из виду, что длЯ любого ухватистого парнЯ, бродЯщего по
лесу в поисках приключений,  она  будет  выглЯдеть  обыкновенной  красивой
девушкой - более красивой, чем другие. "„а нет, ерунда! - подумал Я. - Ћна
всегда сумеет убежать". Ќо уверенность моЯ продержалась недолго. ’ак ли уж
очевидно, что ей захочетсЯ убежать? € Я вспомнил  сцену,  происшедшую  как
раз нынче утром.
   Ќэнни приучила ‘ильву приходить ко мне по утрам, когда Я  еще  лежал  в
постели, - "пожелать Ѓонни доброго утра". € ‘ильва уже  довольно  давно  и
очень охотно делала это. € вот сегоднЯ, поцеловав  менЯ  (и,  как  всегда,
слегка обслюнив нос и щеку), она внезапно скользнула в постель и прижалась
ко мне так пылко, что Я, и смущенный и  позабавленный,  понЯл  причину  ее
порыва: весна, черт бы ее взЯл... Џрирода ‘ильвы -  природа  дикой  самки,
подчинЯЯсь велению весны, требовала своего.
   џ оттолкнул ‘ильву и встал с кровати; она тут же, по обыкновению своего
пустого мозга, забыла обо мне и отвлеклась,  занЯвшись  игрой  с  каким-то
предметом, валЯвшимсЯ на полу.
   џ постаралсЯ возможно быстрее забыть этот прилив  не  слишком  приЯтной
страсти,  но  теперь,  после  предположениЯ  Ќэнни,  что  любой  нахальный
молодчик, повстречавший ‘ильву в лесу, может воспользоватьсЯ  ее  весенним
любовным пылом, чтобы (тут ревность сделала  менЯ  вульгарным)  "отхватить
себе лакомый кусочек", Я задрожал, словно охваченный лихорадкой.  •олодный
пот прошиб менЯ. € потом, почему только один молодчик? Џочему не  два,  не
десЯть? Ђ сколько  лис-самцов,  подумал  Я  вдруг,  содрогаЯсь  от  острой
душевной боли, разделЯли с ней когда-то любовную весеннюю лихорадку?
   ‘лава богу, у менЯ хватило хладнокровиЯ ровно настолько,  чтобы  задать
себе в тЯжелом недоумении вопрос: что же это творитсЯ со мной?  Ќеужели  Я
ревную лисицу  к  ее  бывшим  избранникам-самцам?  ‚от  это  номер!  ‘меху
подобно!  “вы,  сомнений  не  было:  Я  не  смеЯлсЯ,  напротив,  испытывал
смертельную муку. "‚от еще новости!" - в бешенстве воскликнул Я про  себЯ.
Ѓезжалостно бросив бедную Ќэнни, Я почти бегом  устремилсЯ  к  замку.  Ћна
беспомощно взывала вслед: "Џогодите,  погодите,  сэр!",  не  понимаЯ,  чем
могла обидеть менЯ, но смутно угадываЯ, что ее слова глубоко уЯзвили менЯ.
џ как сумасшедший взбежал по лестнице и заперсЯ в спальне. ‘жимаЯ кулаки и
скрежеща зубами от бессильной Ярости, Я металсЯ по комнате,  а  внутренний
голос вопрошал менЯ: "Ќу что, что с тобой? “ж не сошел ли ты с ума?"
   Ќо Я слушал не его, а голос своего сердца, и не мог  не  признать,  что
безумно ревную. ђевность в любой форме  всегда  казалась  мне  недостойным
чувством. ”ранцузы смеютсЯ над ней, выставлЯЯ в комическом свете  в  своих
театрах (но, поскольку они там еще больше издеваютсЯ  над  обманутыми,  но
довольными мужьЯми, они противоречат сами себе и в этом,  как  и  во  всем
другом), Я же считаю, что ревность должна быть предметом  не  насмешек,  а
отвращениЯ.  ќтим  частично  объЯснЯетсЯ  тот  факт,  что  Я  долгие  годы
воздерживалсЯ от женитьбы: лучший способ избежать  ревности  -  оставатьсЯ
холостЯком... € вот теперь Я безумствую от мук ревности и от ненависти при
мысли обо всех этих лисах-самцах, обуЯнных жаждой  спариваниЯ  и  кружащих
вокруг моей лисицы, котораЯ щедро расточает им свои милости!  ’ак  что  же
мне остаетсЯ - смиритьсЯ со  своей  любовью  к  ней,  и  с  любовью  самой
банальной, самой низменной, с физической любовью-желанием? џ призвал  себе
на помощь образ „ороти. Ќо это лишь внесло  еще  большую  сумЯтицу  в  мои
мысли. „а, конечно, когда-то Я был увлечен „ороти, может быть, до конца не
избавилсЯ от этого увлечениЯ и теперь, но  разве  по  отношению  к  ней  Я
терзалсЯ такими мыслЯми? „аже во времена ее постыдного брака Я ни за что в
мире не унизилсЯ бы до того, чтобы  представить  ее  в  объЯтиЯх  мерзавца
мужа. €бо, опустившись до этих воображаемых образов, Я  в  первую  очередь
испытал бы отвращение к самому себе. € вот теперь эти образы осаждали менЯ
лишь  потому,  что  речь  шла  не  о  девушке  из  хорошей  семьи,   а   о
женщине-лисице! џ попыталсЯ убедить себЯ, что эти чувства легче объЯснить,
принадлежи они не любовнику, а отцу.  €  мне  почти  целый  час  удавалось
верить этому: да, конечно, Я питаю к ‘ильве чисто  отеческую  нежность,  Я
страдаю от отсутствиЯ в ней целомудриЯ, менЯ волнует ее будущее, Я  вообще
ненавижу всЯких совратителей  женщин.  ‚от  какие  благородные  побуждениЯ
движут мной! Ќо, увы, обман этот длилсЯ недолго, и боль, жгущаЯ мне  нутро
при  очередной  слишком  откровенной  мысли,  не  имела  ничего  общего  с
отеческими огорчениЯми. Њуки мои были  настолько  непереносимы,  что  Я  в
конце концов подумал: а не лучше ли - как длЯ моего рассудка,  так  и  длЯ
сохранениЯ самоуважениЯ - больше не видеть ‘ильву, предоставить  ее  своей
участи там, в лесу. € как можно скорее женитьсЯ на „ороти.
   Ќо если даже предположить, что Я, принЯв это благое  решение,  найду  в
себе достаточно сил длЯ его осуществлениЯ, это все равно невозможно. ђазве
могу Я открыто взЯть да и бросить на произвол  судьбы  свою  "племЯнницу",
коль скоро сам столь изобретательно выдал ‘ильву за таковую? Ќет, сказал Я
себе, слишком поздно. Џодобное отречение от нее выглЯдело бы  во  всеобщем
мнении непонЯтным  и  преступным.  •очу  Я  того  или  нет,  мне  придетсЯ
разыскивать ‘ильву. € Я без всЯкого удивлениЯ понЯл, что эта необходимость
исполнила менЯ одновременно и страхом, и безотчетной радостью.
   †естоко измученный  всеми  этими  противоречивыми  чувствами,  Я  почти
рухнул на постель и наконец заснул. Љ  вечеру  Я  проснулсЯ  в  состоЯнии,
которое сам определил как душевную просветленность. "Ѓедный мой  друг,  ты
устроил бурю в стакане воды. ‘ильва давно уже не лисица, и ее былые лесные
браки значат длЯ нее не  больше,  чем  длЯ  индийской  принцессы  любовные
похождениЯ свиньи, чьЯ душа переселилась после смерти в душу этой женщины:
они просто-напросто канули в небытие. Ќо ‘ильва и не женщина, и, если тебе
довелось в какой-то момент питать в отношении ее нечистые помыслы, ты  все
же ни разу не позволил себе хоть на йоту поддатьсЯ им. „остоинство свое ты
спас. Ќу а ревность - бог с ней, с ревностью, коли ты поборол ее в себе. €
значит, если ты любишь ‘ильву - неважно, как любовник или как отец, -  дай
ей свободу быть счастливой на свой манер, а не  на  твой,  пусть  потакает
своим инстинктам, пусть следует, слепо и покорно, зову своей природы".
   џ встал. Њне казалось, что хладнокровие вернулось ко мне. ‚озвышенность
этих  чувств,  благородство  моей   самоотверженности   поднЯли   менЯ   в
собственных глазах, придали сил и спокойствиЯ. ‚ыйдЯ в столовую, Я  увидел
бедную миссис  Ѓамли,  котораЯ  ждала  менЯ  за  обеденным  столом,  такаЯ
расстроеннаЯ и подавленнаЯ, что Я невольно улыбнулсЯ и сказал:
   - Ќу, полно, Ќэнни, не устраивайте из этого драму. ѓлЯдите-ка, Я совсем
заспалсЯ: она менЯ вымотала вконец этой трехчасовой беготней по  лесу.  Ќе
горюйте, она скоро вернетсЯ, или же мы сами найдем ее, и найдем, поверьте,
без всЯкого труда.
   Њиссис Ѓамли молча  взглЯнула  на  менЯ  своими  большими  грустными  и
добрыми глазами и покачала головой.
   - ‘ильва не вернетсЯ никогда, - сказала она.


        15

   џ  не  придал   почти   никакого   значениЯ   этому   пессимистическому
предсказанию: известно, что матери и нЯни  склонны  впадать  в  панику  от
малейшего пустЯка. ‹егкий насморк - и ребенок обЯзательно должен  заболеть
воспалением легких, небольшое опоздание: он навернЯка попал под машину! Њы
прождали беглЯнку три  днЯ  -  Я  довольно  спокойно,  Ќэнни  в  тоскливом
волнении. ‘ильва не возвращалась.
   Ќужно  было  на  что-то  решатьсЯ.  Ќа  четвертый  день  рано  утром  Я
отправилсЯ в деревню, чтобы повидатьсЯ со своим  другом  „жоном  ”илбертом
“олбертоном,  который  уже  больше  десЯти  лет  был  мэром.   Ћн   владел
знаменитейшим конным заводом - самым лучшим  в  ‘оммерсете  (два  или  три
рысака-фаворита  последних  лет   вышли   именно   из   его   конюшни)   и
председательствовал в  местном  охотничьем  обществе.  ќто  был  гигант  с
багровым лицом и густыми пшеничными усами, лезущими в рот. “видев менЯ, он
воскликнул:
   - Ђ Я как раз собиралсЯ к вам!
   Њне ничего не пришлось объЯснЯть ему. ЋказываетсЯ,  ‘ильву  уже  нашли.
€ли, вернее, было известно, где она находитсЯ: в хижине  угольщика.  ’акие
углежоги во множестве  работали  в  лесу,  превращаЯ  древесину  в  уголь.
•озЯином хижины был молодой парень по имени „жереми •олл -  молчаливый  и,
как говорили, слегка придурковатый. Ћстальные  угольщики,  старше  его  по
возрасту, издевались над ним,  словно  желали  выместить  на  обездоленном
идиоте все беды своей трудной жизни. ‚от почему „жереми жил на отшибе и от
одиночества сделалсЯ подозрительным, ожесточилсЯ.  ‚  понедельник  вечером
угольщики  заприметили,  что  „жереми  •олл   возвращаетсЯ   из   леса   в
сопровождении какой-то девушки. Ћни успели разглЯдеть  издали,  что  одета
она была богато, но казалась очень усталой. ‘перва они ее принЯли за дочку
“олбертона, поскольку она часто охотилась вместе с отцом. ђешили, что она,
заблудившись, ночевала в  лесу,  где  ее  и  обнаружил  „жереми,  который,
наверное, пригласил  ее  отдохнуть  в  свою  хижину,  а  потом  собираетсЯ
проводить до деревни.
   Ќо каково  же  было  их  удивление,  а  затем  и  возмущение  (впрочем,
возможно, и зависть), когда  наутро  они  увидели,  что  ‘ильва  вместе  с
„жереми вышла из хижины и они вдвоем отправились к Ямам  длЯ  пожога.  Ћна
следовала за ним, словно  тень.  €  вернулась  с  ним  вечером  в  хижину.
‚ысоконравственные  угольщики  сочли  своим  моральным   долгом   отрЯдить
посланца с докладом об этом  событии  к  “олбертону.  —ас  назад  посланец
ЯвилсЯ в деревню, ожидаЯ увидеть убитого горем  отца:  дверь  ему  открыла
мисс “олбертон собственной персоной. ’огда угольщик и  мэр  стали  гадать,
кто  же  эта  леснаЯ  незнакомка.  ЉосноЯзычное  описание  ее   внешности,
сделанное угольщиком, не подходило ни к одной  девушке  в  округе.  €  тут
“олбертон вдруг сообразил, что он ни разу не видел  моей  приемной  то  ли
дочери, то ли племЯнницы, и уже  собиралсЯ  наведатьсЯ  ко  мне,  когда  Я
поЯвилсЯ сам.
   Њы немедленно двинулись в путь. ‚ лесу угольщики указали нам дорогу,  и
вскоре мы отыскали лачугу „жереми. Ћна стоЯла посреди  небольшой  лужайки,
под легкой изумрудной сенью плакучих берез. ‚нутри никого не было. Ќо,  по
словам его товарищей, „жереми имел привычку  возвращатьсЯ  домой  часам  к
десЯти утра, чтобы  перекусить.  ел  как  раз  десЯтый  час.  џ  попросил
“олбертона  подождать  вместе  со  мной,  и  он  согласилсЯ  с  торопливой
любезностью, плохо скрывавшей жгучее любопытство. Њы  обследовали  хижину.
‡релище было поистине мерзкое. џ заметил, что  взглЯд  моего  друга  (как,
впрочем, и мой собственный) то и дело обращаетсЯ к бесформенному  топчану,
очевидно служившему кроватью. ‚ ногах этого  убогого  ложа  были  навалены
грудой ветви и листьЯ, которые лишь с большой  натЯжкой  могли  называтьсЯ
постелью. Ќо вполне можно было представить себе ‘ильву, проводЯщую ночь на
этой подстилке, среди  всЯческого  мусора,  раскиданных  ржавых  кастрюль,
облупленных мисок, покореженных инструментов и прочих предметов, настолько
запущенных  и  старых,  что  Я  затруднилсЯ  бы  определить  их   истинное
назначение.
   “олбертон  посасывал  свои  усы.  ‚  его  выпученных  глазах  светилась
страннаЯ усмешка, которую он спешил  пригасить,  взглЯдываЯ  на  менЯ.  Ћн
сокрушенно и важно качал  головой,  но  его  красный,  как  морковка,  нос
подозрительно вздрагивал.
   - Ќадеюсь, - промолвил он, - что  эта  лачуга  не  была  свидетельницей
прискорбного заблуждениЯ...
   Ћн умолк, ожидаЯ, что Я выражу ту же надежду, но Я, памЯтуЯ о  принЯтых
мною благих решениЯх, и сам не знал, что лучше - надеЯтьсЯ на это или нет.
џ не нашел лучшего ответа,  как  пробурчать  что-то  нечленораздельное,  и
тогда он добавил, запинаЯсь:
   -  Џоскольку...  если  будут  последствиЯ,  сами  понимаете...  џ  хочу
сказать, между этим... недоумком, не правда ли? - и  этой...  этой  бедной
девочкой... - џ молчал, и он уже слегка раздраженно спросил: -  ‚ы  хорошо
их себе представлЯете, эти последствиЯ?
   - Ћ, никогда ведь нельзЯ знать наверное... - промЯмлил Я, но  он  отмел
прочь мои слова свирепым:
   - Ќу вот еще! - не оставлЯвшим никаких  сомнений.  Ќе  спускаЯ  с  менЯ
глаз, он твердил свое: - ‚ы их себе представлЯете?
   џ вынужден был молча кивнуть с видом крайней озабоченности, которой  на
самом деле отнюдь не испытывал: этот едва скрытый  упрек  по  поводу  моей
легкомысленной неосторожности ничуть менЯ  не  задел.  џ,  хоть  убей,  не
чувствовал себЯ виноватым. "ЏоследствиЯ?" Ќу что ж,  если  случитсЯ  такое
несчастье, Я просто возьму  все  последствиЯ  на  себЯ,  вот  и  все.  —то
касаетсЯ остального, то есть  "прискорбного  заблуждениЯ",  то,  с  честью
выйдЯ из душевной бури, перенесенной мною накануне, Я мог поздравить  себЯ
с тем, что принимаю его таким, в какое и могли впасть оба эти  примитивных
созданиЯ:  естественное  действо,  невинное  следование  закону   природы,
бесконечно далекое от того, что мы называем  добром  и  злом  или,  иначе,
грехом.
   Ќо  когда  двадцать  минут  спустЯ   Я   увидел   выходЯщих   из   леса
предполагаемых "провинившихсЯ", мое хваленое хладнокровие покинуло менЯ  в
один миг.


   ѓрива жестких, слипшихсЯ волос - некогда белокурых, а теперь черных  от
грЯзи и сажи, молодое, но  уже  изрытое  морщинами  лицо,  мощный,  как  у
гориллы, торс, под тЯжестью которого словно бы подгибались  тощие  ноги  -
колесом, как у бывалого кавалериста; в  довершение  картины  шеЯ,  вздутаЯ
если не от зоба, то от какой-то опухоли, пустые глаза под нависающей,  как
романские своды, лобной костью и щетинистые густые брови -  одним  словом,
настоЯщий питекантроп.
   ‘ильва шла рЯдом с ним, чуть  позади.  “знав  менЯ,  она  с  доверчивой
радостью кинулась ко мне, потерлась лицом и поцеловала снизу в  подбородок
- на свой манер, слегка лизнув Языком. Џарень же, завидев нас, остановилсЯ
шагах в шести и сипло спросил ее, трудно ворочаЯ Языком:
   - ќто кто будет? Ћтец, што ль?
   ‘ильва обернулась к застывшему на месте чудовищу, но не ответила, да  и
как могла она ответить? …й было еще незнакомо слово "отец". „жереми сделал
несколько шажков на своих кривых  ногах  и  схватил  ее  за  руку.  Њотнув
головой в мою сторону, он повторил - громче и почти угрожающе:
   - ’ебЯ спрашивают, это твой отец, што ль?
   Ћн грубо трЯс ‘ильву за руку. Ћна, видимо, смутно понЯла,  что  волнует
ее кавалера, и ответила: "Ѓонни", вслед за чем опЯть поцеловала менЯ.
   Џарень подошел к нам вплотную. џ был выше его на голову, и ему пришлось
задрать подбородок.  ѓлаза  его  горели  диким  огнем  из-под  бровей.  Ћн
пробурчал:
   - ‡ачем Явились? - €, не ожидаЯ  ответа,  вдруг  завопил:  -  Ћна  моЯ!
‘лыхали? Љатитесь отседова, оставьте нас в покое!
   € он еще сильнее стиснул хрупкое запЯстье ‘ильвы. Њэр выступил  вперед.
Ћн был куда выше нас троих.
   - Џослушай-ка менЯ, парень. …сли будешь  вести  себЯ  смирно,  тебЯ  не
тронут. Ќо эта малютка  несовершеннолетнЯЯ.  ’ак  что  предупреждаю:  тебе
грозит тюрьма.
   - џ и женитьсЯ могу, - ответил тот мрачно.
   - Џрекрасно! - со смехом подхватил  “олбертон.  -  ‘о  временем  можешь
официально предложить ей руку и сердце. Ђ пока что советую  тебе  проЯвить
благоразумие  и  отпустить  девушку  с  ее  дЯдей.  ‡ахочешь   -   приходи
любезничать с ней по воскресеньЯм. ‚ы разрешаете? - спросил  он,  взглЯнув
на менЯ.
   „о сих пор Я не произнес ни слова, так душил менЯ гнев, так трудно  мне
было сдерживатьсЯ. Џодумать  только:  это  чудовище,  эта  образина,  этот
дикарь мог подмЯть ‘ильву под себЯ, налечь на нее своей волосатой  грудью!
‚се мои  благие  побуждениЯ,  все  разумные  доводы  рассеЯлись  как  дым,
мучительнаЯ Ярость жгла менЯ. "€диот, идиот!" - ругал Я себЯ,  корчась  от
первобытного бешенства самца, бешенства, куда более жгучего, чем ревность:
мне хотелось бы схватить ‘ильву за волосы, затащить в  чащу,  повалить  на
мох и заставить стонать от наслаждениЯ в моих объЯтиЯх,  а  потом  бросить
там подыхать, и пропади она пропадом!
   Њоего  здравого  смысла  хватило  ровно   настолько,   чтобы   заметить
удивленный взглЯд “олбертона. џ не ответил на его вопрос, и бледность Ясно
выдавала  мои  чувства.  џ   опомнилсЯ   как   раз   вовремЯ,   чтобы   не
скомпрометировать себЯ вконец и не дать разгоретьсЯ ироническому  огоньку,
уже зажегшемусЯ в серых  глазах  мэра.  €  смог  выговорить  -  достаточно
сурово, подавлЯЯ дрожь в голосе:
   - Џусть приходит, когда хочет. Џошли, ‘ильва.
   џ в свою очередь схватил ‘ильву за руку, но дикарь не выпускал  ее.  Њы
долго мерили друг друга взглЯдом. Ќе знаю, как обернулось бы дело, будь  Я
один: думаю, мы просто схватились бы и бились до крови, до  смерти,  точно
два оленЯ-самца в брачную пору. Љ счастью, присутствие моего друга гиганта
“олбертона - воспитанного и флегматичного, джентльмена до мозга  костей  -
спасло менЯ от этой крайности. Ћн похлопал „жереми  по  волосатой  руке  и
повторил:
   - Ќу-ну, не злись... веди  себЯ  смирно...  -  €  дикарь  ослабил  свою
хватку.
   џ мЯгко сказал: "Џошли..." - и тихонько потЯнул ‘ильву за собой. ‘перва
она как будто подчинилась и, не сопротивлЯЯсь, пошла за мной. џ даже почти
разжал руку, которой держал ее. ’ак мы  сделали  несколько  шагов.  €  вот
тут-то, настолько неожиданно, что Я даже не успел  ничего  понЯть,  ‘ильва
вырвалась и, в три прыжка перемахнув через заросли папоротника, скрылась в
сосновой чаще. …ще миг - и треск сломанных веток на ее пути стих вдали.
   Њы все втроем остолбенело глЯдели, как плотно,  словно  желаЯ  защитить
беглЯнку от преследованиЯ, сомкнулись за ней кусты.  Џотом  тишину  разбил
сумасшедший хохот дикарЯ - торжествующий, издевательский хохот...
   - Ђга! Ќате вам... уведите-ка ее теперь! Ќу, чего ж вы ждете?! - €  он,
икаЯ от смеха, заковылЯл к своей берлоге.
   - Ћдну минуту, парень!
   ќто сказал мэр, и голос его прозвучал так повелительно  и  жестко,  что
смех „жереми стих и он обернулсЯ.  Њрачно  и  с  тайным  беспокойством  он
взглЯнул на невозмутимого великана из-под своих кустистых бровей.
   - ’ебЯ предупредили, - сказал гигант. - ќта девочка несовершеннолетнЯЯ.
’ак вот, если ты сам,  по  доброй  воле,  не  приведешь  ее  до  вечера  в
ђичвик-мэнор, завтра утром  Я  пришлю  за  тобой  жандармов.  €  тогда  не
миновать тебе тюрьмы, а то и каторги. €меющий уши да слышит.
   Ќе ожидаЯ ответа, “олбертон схватил менЯ за руку и потащил за собой.


        16

   Њы молча шли по лесной тропе. “олбертон шагал  впереди,  и  Я  был  рад
тому, что он не видит менЯ и Я могу попытатьсЯ взЯть себЯ в руки.  Ќо  мне
это плохо удавалось. ѓоворЯт, любовь - это зуд, который, чешись не чешись,
не проходит. ‚от именно такое невыносимое ощущение сейчас и мучило менЯ, и
все мои попытки унЯть его были напрасны.
   Ќа опушке леса, расставаЯсь со мной, “олбертон сказал:
   - Ќе расстраивайтесь. •олл приведет ее к вам,  иначе  Я  пошлю  за  ним
жандармов: в любом случае вам  беспокоитьсЯ  теперь  незачем.  ‚прочем,  -
добавил он, хитро посмеиваЯсь (почему "впрочем" и почему он усмехалсЯ?), -
впрочем, эти примитивные существа проЯвлЯют иногда  большую  деликатность,
чем этого можно от  них  ожидать.  Џомните  маленькую  Ќэнси,  служанку  в
кабачке?  „жереми  довольно  долго  за  ней  ухаживал  -  если  можно  так
выразитьсЯ. Ђ она смеЯлась над ним, потому что он  ни  разу  не  осмелилсЯ
даже поцеловать ее, хотЯ бы в щеку.
   „лЯ чего он говорил это? —тобы успокоить менЯ? ’о,  что  бедный  парень
боЯлсЯ  насмешницы  Ќэнси,  было  вполне  понЯтно.  €   „жереми   проЯвлЯл
деликатность, а скорее, робость, но с чего бы ему робеть перед ‘ильвой?
   ќлементарные приличиЯ требовали, чтобы Я пригласил “олбертона  в  замок
выпить стаканчик виски. Ќо у менЯ не было на это  сил:  мне  так  хотелось
поскорее остатьсЯ одному и всласть "почесатьсЯ", что Я не сказал ни  слова
и дал ему уйти.
   „омой Я вернулсЯ не  сразу.  Ћдна  мысль  о  встрече  с  Ќэнни  в  моем
теперешнем состоЯнии (да и в ее тоже) была непереносима длЯ  менЯ.  ‡агнав
себЯ до изнеможениЯ, Я почти бегом дошел до старинной  ветрЯной  мельницы,
чей полуразрушенный остов торчал на холме еллоунест-хилл  среди  зарослей
дрока. € там, сидЯ  на  развалинах,  одетых  густым  столетним  плющом,  Я
наконец отдышалсЯ и попробовал спокойно обо всем поразмыслить.
   ‚сЯкий раз, когда мне предстоит решить какую-нибудь личную проблему,  Я
начинаю с того, что честно и беспристрастно оцениваю свои  права.  ‚  этом
есть двойное преимущество: во-первых, Я чувствую себЯ  честным  человеком,
что немаловажно; во-вторых, если права  эти  действительно  подтверждаютсЯ
(что бывает чаще всего), Я  уже  не  боюсь  угрызений  совести  по  поводу
устранениЯ мною  всех  препЯтствий  на  своем  пути.  ќто  род  умственной
гигиены, котораЯ мне всегда удавалась.
   Ќо на сей раз дело было сложнее. џ не мог утвердитьсЯ в правах, которые
имел на ‘ильву, и чем дольше размышлЯл,  тем  крепче  утверждалсЯ  в  тех,
которых вовсе не имел. ђазве только одно - то, которое мы  предъЯвлЯем  на
домашних животных. ‘ильва не приходилась мне ни дочерью,  ни  сестрой,  ни
невестой,  ее  нельзЯ  было  даже  назвать  сиротой,  оставленной  мне  на
воспитание каким-нибудь умершим  другом.  Ђбсолютно  никаких  прав,  кроме
того, по которому владеешь собакой или  лошадью.  Ќу  хорошо,  подумал  Я,
обрадованный удачной мыслью, если у тебЯ есть кошка, ты же не даешь ей  по
весне  бегать  с  уличными  котами.  ’ы  подбираешь  длЯ  нее  подходЯщего
партнера, не так ли? Џрекрасно! ‡начит, если ты отнимаешь у  ‘ильвы  этого
дикарЯ, то ты, разумеетсЯ, прав,  но  тогда  предложи  ей  другого,  более
приличного партнера!
   ‚от  тут-то  и  начиналась  путаница.  џ  подумал  о  двух-трех  вполне
приглЯдных деревенских парнЯх. € поймал  себЯ  на  мысли  о  том,  что  их
любовный союз с ‘ильвой возмущает менЯ ничуть не меньше, а может  быть,  и
сильнее, чем отношениЯ с дикарем. ‚нутренний голос настойчиво  подсказывал
мне, несмотрЯ на сопротивление: "Ќу а  ты?..  Џочему  бы  и  не  ты?.."  џ
отгонЯл прочь эту искусительную мысль, но она упрЯмо возвращалась ко  мне,
и пришлось рассмотреть ее, не  обманываЯ  себЯ.  џ  взглЯнул  на  себЯ  со
стороны и Явственно вообразил эту картину: достопочтенный  мистер  Ђльберт
ђичвик в постели с самкой-лисицей, женщиной лишь  по  облику,  занимаетсЯ,
как животное, спариванием с единственной  целью  -  удовлетворить  в  этом
существе без души и разума простое звериное  нетерпение,  слепую  плотскую
жажду - результат весенней течки. Ћтвратительно! …сли хорошенько подумать,
куда более отвратительно,  чем  ‘ильва  в  паре  с  лесным  питекантропом.
‘ледовательно, и честь моЯ и благоразумие требуют, чтобы Я  оставил  ее  в
объЯтиЯх этой гориллы? ђазве он не подходЯщий супруг  длЯ  женщины-лисицы?
ђазве они - две дикие, одинаково примитивные натуры - не созданы друг  длЯ
друга, чтобы жить вместе, понимаЯ один другого без  слов  и  спариваЯсь  в
блаженном неведении греха? ќтот головастый урод сразу смекнул, что никакаЯ
другаЯ женщина не подойдет ему лучше, не даст больше счастьЯ. Ђ ‘ильва?  -
спросил Я себЯ, и ответ был настолько очевиден, что  поразил  менЯ,  точно
удар кинжала.  …й  ведь  тоже  не  найти  лучшего  партнера.  €  она  тоже
безошибочным звериным инстинктом угадала это: самец и самка, лис и лисица,
не больше и не меньше. ‚от какова  была  их  правда,  котораЯ  никогда  не
станет моей.
   ’ак что же тогда? Њог ли Я разлучить их? €мел ли на это право?  Ќо  все
мои  чувства  восставали  против   их   союза,   -   чувства,   несомненно
подкрепленные логикой, но, как Я и сам понимал, уходЯщие  корнЯми  в  куда
более загадочные глубины, смутные и неведомые  длЯ  моего  разума.  „а,  Я
постепенно  начинал  понимать,  что  оставить  ‘ильву  этому  злосчастному
„жереми •оллу означало, может быть, дать ей счастье, но притом и навернЯка
предать ее. „альше этого в своих рассуждениЯх Я уже  не  пошел.  Ћщущение,
что Я могу предать что-то очень  драгоценное  длЯ  самой  ‘ильвы,  властно
захватило менЯ, хотЯ Я и затруднилсЯ бы сформулировать это более четко.  џ
рискую предать ее - но в чем?  “ж  конечно,  ее  лисьей  натуре  ничто  не
грозит. Љак и ее примитивному блаженству. Ќо тогда отчего же,  доискивалсЯ
Я, отчего же менЯ так больно ранит эта мысль о предательстве? џ искал и не
находил ответа, и  вновь  волна  нетерпеливого  беспокойства  захлестывала
менЯ.
   € внезапно нетерпение это вылилось в желание, весьма  своеобразное  при
подобных обстоЯтельствах: мне захотелось побыть среди  людей.  Љак  будто,
общаЯсь с другими человеческими существами, Я мог найти ответ на терзавшие
менЯ вопросы. ‚ообще-то Я уже давно стал настоЯщим бирюком - старалсЯ  как
можно реже ездить в город, поскольку  люди  обычно  утомлЯли,  раздражали,
беспокоили менЯ; среди них Я чувствовал себЯ  уЯзвимым  и  испытывал  одно
лишь желание - как можно скорее вернутьсЯ к своим книгам, в мирную  тишину
старого замка. € вот теперь одиночество среди шелестЯщих на  ветру  кустов
дрока, среди этих лугов и  стены  леса  на  горизонте  невыносимым  гнетом
навалилось на менЯ. ЏоЯвилось ощущение - неЯсное,  но  навЯзчивое,  -  что
если Я не могу, не умею разрешить свои сомнениЯ, то виновата в этом буйнаЯ
зелень вокруг менЯ, мощное  пробуждение  природы  от  зимней  спЯчки,  мое
жалкое  человеческое  одиночество  среди  слепо  и   немо   торжествующего
весеннего  расцвета,  обрекающего  менЯ  на  бесславное  поражение   перед
победителем-питекантропом. € пока  Я,  оглушенный  этим  неслышным  гимном
природы, нахожусь здесь, мне не найти достойного человеческого  ответа.  џ
встал. Џокинув печальные развалины, Я добралсЯ  до  хутора.  ’ам  Я  нанЯл
экипаж у знакомого фермера и попросил его  отвезти  менЯ  в  “ордли-Љоурт:
была среда, базарный день, народу съедетсЯ более чем  достаточно.  Џолчаса
спустЯ Я уже бродил в густой толпе или, вернее, позволЯл  ей  нести  себЯ,
подобно обломку  кораблекрушениЯ,  который  беспомощно  отдаетсЯ  на  волю
беспокойных,  неутомимых  морских  волн,  с  мерным  гулом  набегающих  на
береговую гальку. џ больше ни о чем не думал. ’олько смотрел.
   “ши.  еи.  ђазвевающиесЯ  волосы.  ѓруди  -  одни  упруго  стоЯт   под
трикотажными платьЯми, другие тЯжело  и  мЯгко  колышутсЯ.  ‹ица  -  цвета
кирпича, цвета репы или картофелЯ; щеки, гладкие  и  блестЯщие,  будто  из
красного мрамора, подбородки, вздутые, точно почки по весне, носы, острые,
словно нож, торчащий из груши. ‚здохи, крики,  смех.  Ќатужное  крЯхтение,
усталое сопение, тошнотворный запах трепещущего,  распаренного  на  солнце
мЯса, внезапные приливы и отливы людской массы, подобно скисшему  майонезу
в опрокинутой банке, который вначале  замирает,  судорожно  вздрагиваЯ,  а
потом низвергаетсЯ всей массой прочь из посуды. џ  задыхалсЯ.  ‚новь  менЯ
захлестнуло это тошнотворное наваждение - органическое кишение  жизни,  от
которого Я пыталсЯ бежать и которое в избытке нашел здесь; и тот факт, что
оно касалось уже не растительного,  а  животного  мира,  ровно  ничего  не
менЯл: лесной питекантроп был по-прежнему прав передо мной - в этом месиве
из человеческой  плоти  Я  мог  видеть  лишь  все  то  же  слепое,  жадное
устремление к непристойному соитию, животное  желание  убежища  в  четырех
стенах и ночной тьмы длЯ того, чтобы свободно предатьсЯ бесстыдному блуду.
џ вспомнил статью в "’аймс", несколько дней тому назад прочитанную мной, -
автор беспокоилсЯ о перенаселении земного шара:  за  полвека  людей  стало
вдвое больше, а к концу нашего столетиЯ  будет  и  втрое!  ‘плошное  мЯсо,
мЯсо! ЋбезьЯны, гориллы! Ќет, мне нечего искать среди этого племени, этого
человечьего месива, - здесь Я нужного ответа не найду.
   џ был так убит и подавлен, что завернул  в  первую  попавшуюсЯ  пивную,
уселсЯ в глубокое кожаное кресло, поседевшее от старости,  и  заказал  два
виски, одно за другим. ЊенЯ не покидало чувство, что Я в  чем-то  допускаю
ошибку, поскольку, оставив ‘ильву в  руках  ее  питекантропа,  Я  все-таки
предал ее. € это чувство Я не мог ни  прогнать,  ни  принЯть.  ‘колько  же
виски Я выпил? Ќе знаю. Љак не знаю  и  того,  сколько  времени  провел  в
пивной, сгорбившись в своем кресле и с закрытыми глазами  мысленно  смакуЯ
бесчисленные непристойные образы, танцующей вереницей проносЯщиесЯ  передо
мной в алкогольных парах. Ќе помню, как Я выбралсЯ  на  улицу,  могу  лишь
сказать, что была уже ночь. Ќе помню, как нанЯл  экипаж  (или  как  кто-то
нанЯл его длЯ менЯ) и как доехал  до  ђичвик-мэнор.  Џервое,  еще  неЯсное
воспоминание об этой ночи - бульдожье  лицо  миссис  Ѓамли.  €ли,  вернее,
отдельные части лица, которые мне никак не удаетсЯ соединить  вместе:  два
скорбных глаза, две неодобрительно дрожащие щеки, две длинные, узкие губы,
раздвинутые так, что рот кажетсЯ пропастью,  в  глубине  которой  движетсЯ
влажный багровый Язык, ужасно зачаровавший менЯ своим цветом. € ее  слова,
долетающие до менЯ откуда-то издалека: "‘ильва вернулась. Ћна наверху".
   „альше  Я  вспоминаю  бесконечно  длинную  лестницу,   котораЯ   упорно
поднимаетсЯ и опрокидываетсЯ вместе со мной. Ќаверное, Я падал  бессчетное
количество раз, потому что на следующий день колени у менЯ  болели  адски.
„верь в конце темного коридора коварно сопротивлЯетсЯ мне. Џотом еще более
коварно и неожиданно уступает, распахиваетсЯ, и Я грохаюсь  наземь,  а  уж
дальше продвигаюсь по ковру  на  четвереньках.  ’Яну  к  себе  простыни  с
кровати, за ними следует одеЯло, и то, что Я вижу, разом выбивает из  менЯ
хмель, или нет -  ах  нет!  -  опьЯнение  мое  волшебно  ширитсЯ,  заводит
вдохновенную песнь, гремит в поднебесье, словно труба архангела...
   џ созерцаю  это  спЯщее  тело,  грациозно  изогнутое  в  позе  красавиц
Љорреджо, и мне кажетсЯ, что наконец-то чудеснаЯ  истина  открылась  моему
сердцу. ’айны больше нет. ЋсиЯнный неведомым  светом,  Я  возношу  небесам
благодарную хвалу, может быть неумелую, но оттого не менее  благоговейную.
ЂллилуйЯ! ЂллилуйЯ!.. но все, что произошло вслед за этим, осталось навеки
сокрытым от менЯ. Џоверьте, если бы памЯть моЯ сохранила хоть один  образ,
даже самый туманный, Я описал бы  это  здесь.  Ќо  нет,  ничего:  то,  что
последовало  за  моей  осанной,  кануло  в  черный  колодец  забвениЯ.  €,
пробудившись, Я смутно осознавал лишь одно: что провел чрезвычайно  бурную
ночь.


        17

   Џроснувшись на следующий день уже протрезвевшим, Я обнаружил, что держу
в объЯтиЯх, зажав между подбородком  и  коленЯми,  точно  орех  в  щипцах,
‘ильву, по-лисьи свернувшуюсЯ калачиком; ее волосы щекотали мне лицо. €  Я
удивилсЯ тому, что, хотЯ хмель и слетел с менЯ, Я совершенно  не  чувствую
себЯ ни сконфуженным, ни пристыженным, ни растерЯнным, лежа  в  обнимку  с
этим юным созданием. Ќапротив, у менЯ  было  легко  и  радостно  на  душе.
•орошо  помню,  что  Я  подумал,  в  счастливом  опьЯнении  созерцаЯ   это
грациозное золотистое тело спЯщей сильфиды: "Ќаконец-то Я все  понЯл!  Ќет
больше никакой тайны". Ќо тщетно  Я  силилсЯ,  несмотрЯ  на  это  ощущение
внезапного провидениЯ, отыскать то,  что  так  Ясно  и  непреложно  постиг
вчера, в алкогольных парах. џ не помнил ничего. ‚прочем, так же  тщетно  Я
пыталсЯ определить, из какого источника черпал накануне то чувство  не  то
стыда, не то отвращениЯ, которое так долго  преследовало  менЯ  и  которое
удалось изгнать лишь шести стаканам виски: по логике вещей оно должно было
возродитьсЯ сегоднЯ, поскольку, думал Я,  условиЯ  со  вчерашнего  днЯ  не
изменились, поскольку эта маленькаЯ  теплаЯ  зверюшка,  что  лежит  мЯгким
комочком в изгибе  моего  тела,  по-прежнему,  женщина  лишь  по  внешнему
облику. џ отнюдь не стремилсЯ к самообману. ќто лисица. € все же, стараЯсь
представить, что могло произойти нынешней ночью  (а  может,  ничего  и  не
произошло?), Я не ощущал ни стыда, ни сожалений. Ѓылое отвращение казалось
мне теперь глупостью, нелепым предрассудком. ’ак что же  изменилось?  …сли
не ‘ильва, значит, Я сам?
   ‘начала Я, движимый христианским смирением, предположил, что, если  мне
не удалось поднЯть ‘ильву до человеческого уровнЯ,  следовательно,  Я  сам
опустилсЯ до ее, лисьего. ’ак ли уж это невозможно? ђазве  не  испытал  Я,
толкаЯсь в рыночной толпе, это животное, плотское наваждение? Ќе  было  ли
оно вещим знаком постыдной деградации личности? Ќо Я держал в объЯтиЯх мою
спЯщую лисицу, чувствовал,  как  дыхание  тихонько  вздымает  ее  молодое,
прильнувшее  ко  мне  тело,  и  не  испытывал  ни   стеснениЯ,   ни   даже
беспокойства: Я только улыбалсЯ с невыразимой  нежностью,  и,  клЯнусь,  в
нежности этой, в бесконечном покое, завладевшем мною, не было ровно ничего
звериного. —тобы полнее убедитьсЯ в своем душевном умиротворении, в  новом
настрое мыслей, Я разбудил ‘ильву и спокойно стал поглаживать ее по спине,
как гладЯт  мурлычущую  кошку.  €,  вслушиваЯсь  в  это  довольное,  нежно
рокочущее в ее груди мурлыканье, Я с восторженным  изумлением  понЯл,  что
уверен, глубоко  уверен:  однажды  Я  добьюсь  того,  что  это  мурлыканье
перестанет быть одиноким голосом  неодушевленной  плоти  и  превратитсЯ  в
любовную песнь существа, которое не только покорЯетсЯ, но и само одаривает
другого, душой и телом предаетсЯ свЯщенному причастию человеческой  любви;
Я понЯл, что если вырвал мою лисицу у ее питекантропа, лишил невинных,  но
слепых любовных игр, услаждающих нищие духом созданиЯ, то сделал это (даже
сам того не  сознаваЯ)  именно  в  силу  неопровержимой  уверенности,  что
когда-нибудь,  позже,  моими  стараниЯми,   ‘ильва   обретет   способность
приобщитьсЯ  истинной  любви;  что  отдать  ее  на  произвол   собственных
инстинктов,  пусть  даже  составлЯющих  ныне  ее   счастье   -   благодать
примитивных  существ,  было  бы  именно  предательством;  что   лишь   моЯ
неуклоннаЯ верность, преданность и мужество, напротив, заставЯт ее,  пусть
медленно,  переродитьсЯ  из  бездумной  зверюшки  в  любЯщую  женщину,   в
возлюбленную, даже если это и чревато длЯ нее страданием; что  отныне  мне
предстоит жить этой надеждой или, вернее, этим стремлением.
   € должен с некоторым стыдом признать: пока Я справлЯлсЯ  с  нахлынувшим
потоком мыслей и ощущений, Я ни разу не подумал о „ороти.


   Ќо когда рано поутру миссис Ѓамли обнаружила менЯ в  ‘ильвиной  постели
(что, в общем-то, оказалось самым простым спос