о  просил  вчера
зачислить его в королевские стрелки, но наплыв туда так велик, что у  него
нет надежды вступить в полк до весны. ’ак что с ним ты тоже,  может  быть,
встретишьсЯ в ђадауце. ’вой старый дЯдЯ ’адеуш фон —.".
   Ћхваченный страшным отчаЯнием и чувством одиночества, Я не стал  больше
ждать, наспех простилсЯ с родными и уехал в ђадауц. ‡десь Я ЯвилсЯ в  штаб
драгунского полка, в спокойную  полковую  канцелЯрию,  почти  не  тронутую
бурЯми времени, хотЯ ђадауц находилсЯ  недалеко  от  русской  и  румынской
границ. Џолковник, к сожалению, уже  уехал.  џ  прибыл  утром,  днем  менЯ
переосвидетельствовал полковой врач, подтвердил, что Я  годен  к  строевой
службе, и менЯ вместе с другими новобранцами привели к воинской присЯге. ‚
этом полку не было школы длЯ вольноопределЯющихсЯ-одногодичников,  и  менЯ
направили в —ерновицы. ђотмистр был очень вежлив, но холоден. Ћн пригласил
менЯ на вечер к себе, и Я увидел ќвелину. Ћна  была  заметно  обеспокоена.
Ћна тревожилась об отце, и как мне показалось, и обо мне. ђотмистр  ни  на
минуту не оставлЯл нас вдвоем. џ не  злоупотребил  бы  свиданием  наедине,
хотЯ она будила во мне что-то, чего Я никогда не чувствовал в  присутствии
бедной моей жены и что Я воспринЯл только  как  новую  муку.  џ  уважал  в
ќвелине дочь моего старшего друга.  „а  и  как  мог  Я  отдатьсЯ  любви  к
несказанно прекрасной женщине, недавно вышедшей замуж, Я, навеки свЯзанный
с моей пушбергской женой и ребенком? ќвелина была очень  бледна  и  сильно
кашлЯла.  ЏрощаЯсь,  мы  пожали  друг  другу  руки.  €  по  той  невольной
торопливости, с которой она  отдернула  свои  пальцы,  Я  понЯл,  что  она
взволнована расставанием со мной. џ вынужден был обещать ей навестить ее и
ее мужа перед отъездом на фронт. ђотмистр был назначен ремонтером полка и,
возможно, некоторое времЯ должен был еще оставатьсЯ в тылу. Ќо, очутившись
в поезде, Я поклЯлсЯ не возвращатьсЯ в  ђадауц.  Џодготовка  офицеров  длЯ
различных  полков  из  вольноопределЯющихсЯ-одногодичников  началась,  как
только Я приехал в —ерновицы. Ћтныне жизнь  моЯ  была  подчинена  строгому
регламенту, и Я не нес уже никакой ответственности за себЯ. џ  был  вполне
приличным драгуном, не последним наездником, сначала посредственным, затем
хорошим стрелком и неплохим, довольно энергичным командиром. Ќа  воротнике
моей синей венгерки вскоре поЯвились первые звездочки, и Я так же серьезно
относилсЯ  к  военной  службе,  как  прежде  к  занЯтиЯм  на   медицинском
факультете. ‚се это было не тЯжело. ’Яжело было только мое отчаЯние, Я  не
мог простить богу того, что он предал мои идеалы.  Ѓогослужение  и  прочие
религиозные церемонии в полку казались мне сущим издевательством.
   Ћт жены приходили длинные, вполне интеллигентные письма. Ћна  старалась
ободрить менЯ, развлечь, писала о развитии и успехах  нашего  ребенка.  Ќо
все это казалось мне несущественным. ‚ернувшись из —ерновиц в ђадауц, Я не
выходил из казармы. ђотмистр, который принимал последний парад,  очевидно,
не захотел выделЯть менЯ среди прочих юнкеров (Я получил уже этот чин),  и
ранней весной 1915 года наш эскадрон выступил в "неизвестном направлении".
Ќо все мы знали, что нас посылают на Љарпаты.
   Џуть наш,  следовательно,  был  недалеким.  Ќа  маленькой  станции,  не
доезжаЯ взорванного железнодорожного  виадука,  нас  выгрузили  из  вагона
вместе с нашими великолепными лошадьми, и в тот же вечер  мы  двинулись  в
засыпанные снегом,  покрытые  голубоватой  тенью  лесистые  горы.  „ороги,
змеившиесЯ вверх, оледенели. Ћни были  забиты  бесконечными  крестьЯнскими
телегами, запрЯженными маленькими, похожими на пони, лошадьми. ‚стречались
тут и другие вьючные животные: большие и маленькие лошади, мулы и ослы, на
спинах они несли деревЯнные рамы с точно установленным грузом  боеприпасов
или сена. Џо краЯм дороги из-под снега выступали огромные, вздувшиесЯ туши
лошадей, и менЯ тошнило от трупного смрада.  ‚  разгромленной,  выгоревшей
дотла  деревушке  Я  не  смог  проглотить  мой  вечерний  паек.  Њестность
мало-помалу становилась все более гористой.  Ќачальник  воинского  эшелона
хотел добратьсЯ до Џлави, где нас ждали  свЯзные.  Ќо  дойти  туда  мы  не
успели. Ћколо десЯти часов вечера мы свернули с  забитой  дороги,  котораЯ
казалась необыкновенно оживленной в темноте. Њы построили  коней  в  круг,
натаскали хвороста и развели костер. ‚дали в горах  слышалсЯ  беспрерывный
треск  пулеметов  и  разрывы  орудийных  снарЯдов.  ‘ветлаЯ,  луннаЯ  ночь
облегчала попадание в цель. Ќаши пулеметы  находились  в  середине  круга.
Ќекоторые солдаты, поднЯв воротник и положив рЯдом штуцер, пытались уснуть
на разостланных палатках, другие, в том числе и Я, спать не могли. ‚се  мы
очень страдали от холода и были счастливы, когда  около  трех  часов  утра
последовал приказ выступить. џ так хотел  спать,  что  задремал  в  седле,
убаюканный шагом лошади. ЊенЯ только беспрерывно  будил  смрад  людских  и
конских трупов, который, несмотрЯ на холод,  поднималсЯ  из  Ям  по  краЯм
извилистой узкой дороги, круто уходЯщей вверх. „нем  здесь  всегда  таЯло.
Ќавстречу нам шли вереницы  пустых  телег  и  саней,  которые  везли  вниз
раненых и сыпнотифозных, на фонарЯх у них были знаки Љрасного Љреста. џ не
оглЯдывалсЯ и не думал ни о чем.
   Џолковник очень приветливо встретил менЯ и  другого  юнкера,  графа  ‚.
„ЯдЯ (как Я звал его, когда гостил у него в имении) немного  постарел.  Ќа
нем была теперь не элегантнаЯ драгунскаЯ форма, а скромный серый  походный
сюртук, без знаков  различиЯ,  хорошо  сшитые  бриджи  защитного  цвета  и
драгунскаЯ фуражка без канта. Џолковник пригласил менЯ на богослужение длЯ
офицеров, которое происходило в пустой избе. Џулеметные части нашего полка
были  прикомандированы  к  немецкой  пехоте,  другие  несли  разведку  при
королевской кавалерийской дивизии. Љроме того, полковник и  его  адъютанты
устанавливали наблюдательные артиллерийские посты и держали свЯзь с тылом.
   Џолковник не отпускал менЯ от себЯ, хотЯ Я немедленно доложил ему,  что
дочери его Я не видел уже  несколько  месЯцев,  а  с  џгелло  и  вовсе  не
встречалсЯ. Љазалось, он принимает во мне большое участие.  Ќе  переставаЯ
дымить своей короткой трубкой, он медленно провел рукой по  моим  волосам.
Џосле  обеда  (который  происходил  за  большим  столом,  согласно  строго
установленному рангу, и  во  времЯ  которого,  мне,  разумеетсЯ,  пришлось
сидеть очень далеко от него) он  позвал  менЯ  погулЯть.  Ћн  не  взЯл  ни
полевого биноклЯ, ни револьвера, только стек. ‚ этот вечер он ни о чем  со
мной не говорил. ‚ первые дни Я был полумертв от усталости. ‘лужба в полку
была трудной, но сносной. Џотерь у нас не было. ’олько через  три  недели,
когда Я обжилсЯ, полковник снова пригласил менЯ на  прогулку  и  рассказал
мне то, что, вероЯтно, скрывал от всех сослуживцев, за  исключением  разве
своих соотечественников-полЯков.  “  нас  в  полку  служили  представители
разных национальностей: русины, немцы, полЯки, чехи.  ђазговор  происходил
часто на французском Языке,  но  полковник  скоро  запретил  это.  ЏолЯки,
правда, почти все без исключениЯ говорили  по-французски,  зато  русины  и
немцы не знали французского. ‚не службы каждый, разумеетсЯ, мог  говорить,
как ему вздумаетсЯ. “ нас с графом ‚.  был  общий  денщик,  чех  -  тихий,
славный и совершенно лишенный чувства страха. Ћн почти ни  слова  не  знал
по-немецки, но свои обЯзанности выполнЯл  безупречно.  џ  довольно  хорошо
знал французский, но отвечал полковнику всегда по-немецки. ‚  тот  день  в
лесу он сообщил мне - тоже по-немецки,  -  что  в  самое  ближайшее  времЯ
предполагаетсЯ большое наступление на сильно укрепленную  позицию  русских
(при свете электрического карманного фонарЯ он показал мне этот  пункт  на
карте генерального штаба). Њы и сегоднЯ  ночью  уже  слышали  доносившийсЯ
снизу обстрел австрийской и немецкой  артиллерии  и  ответную,  еще  более
сильную стрельбу русских. “ них в то времЯ было еще много снарЯдов,  да  и
подвозить снарЯды им было много легче, так как они стоЯли у подножьЯ горы,
нам же приходилось карабкатьсЯ  по  самым  скверным  дорогам.  ‚от  почему
эшелон великолепных лошадей, привезенный нами, погиб почти  целиком  -  не
столько от вражеской артиллерии, сколько от  истощениЯ.  Џо  краЯм  дороги
громоздились горы конских трупов.
   Џолковник казалсЯ бодрым. Ћн острил,  он  спокойно  говорил  о  падении
ЏеремышлЯ. ’олько когда, осмотрев самые высокие артиллерийские позиции, мы
возвращались через лес, все еще засыпанный  глубоким  снегом,  он  сказал,
так, между прочим:
   - „ержись все времЯ рЯдом со мной, юнкер.
   - —то вы хотите сказать, господин полковник?
   - —то хочет сказать твой старый дЯдЯ? ‡автра начинаетсЯ. „ай бог, чтобы
в последний раз. ‘лушай, юнкер. …сли в менЯ попадет и  Я  помру  -  ладно.
…сли в менЯ  попадет  и  Я  цел  (иногда  он  нарочно  говорил  не  вполне
правильно) - еще лучше. Ќо если в менЯ трахнет и изувечит и Я должен  буду
долго страдать, тогда прикончи менЯ! ЏонЯл, юнкер?
   - Ќет, Я не смогу, господин полковник.
   - „елать тебе ничего не придетсЯ. „ай мне только истечь кровью.  ђасчет
простой. Ќет, Я не боли боюсь. Ѓыть человеком, значит  страдать.  Ќо  быть
вынужденным...
   - —то вы хотите сказать, господин полковник?
   - Ѓыть вынужденным пережить свое несчастье твой полковник не хочет.
   - Њы сильны, мы можем пробитьсЯ, - сказал Я.
   - ’ы, юнкер, но не Я. џ полЯк. џ австрийский офицер. џ всю жизнь служил
Ђвстрии. џ не перейду в Џольский легион. …сли победит ЂвстриЯ,  Я,  полЯк,
не могу жить. …сли победит ђоссиЯ, Я, австрийский офицер,  не  могу  жить.
Џростой, расчет, юнкер? Ђ посмотри-ка  на  славЯнских  братушек,  как  они
ликуют, как подбрасывают шапки!
   Ћн  указал  на  проселочную  дорогу,   по   которой   тЯнулись   нищие,
изголодавшиесЯ польские крестьЯне, в лохмотьЯх, почти все без  полушубков,
зато многие закутали свои тощие колени казенными мешками. ‘идЯ  на  дышлах
маленьких повозок с парусиновыми навесами,  они  криками  и  беспрерывными
ударами кнута понукали своих столь же  жалких  клЯч.  Љак  глубоко  запали
спины у лошаденок, как свалЯлась шерсть  над  их  выступающими  ребрами  и
бабками!
   ‚озницы гнали клЯч по изъезженной, обледенелой колее на крутую  вершину
•оми. ‘реди них было много возниц-евреев. €х можно было  сразу  узнать  по
длинным пейсам. Џилигримы моего отца - вот  они  у  себЯ,  на  родине,  на
военной, службе, нищие, как и все местные жители.
   - Ђ они, польские  евреи,  тоже  подбрасывают  шапки,  тоже  ликуют?  -
спросил менЯ полковник.
   Ћн не знал пилигримов.
   ‚друг полковник улыбнулсЯ, рассмеЯлсЯ, воткнул  свой  стек  в  снег  и,
схватив менЯ за рукав короткой меховой куртки, спросил:
   - ’ы ведь училсЯ, юнкер? ‡начит, прекрасно разбираешьсЯ в звездах?
   џ кивнул.
   - Ђ знаешь вот эту? - € он  указал  на  ‘ириус,  отчетливо  видневшийсЯ
сквозь высокие ели в прозрачной ночи.
   џ вспомнил, как однажды ночью у него в  имении,  много  лет  назад,  Я,
џгелло, ќвелина и он поспорили о том, как называетсЯ одна звезда, а  потом
заключили пари на десЯть плиток шоколада. Џравда, шоколад мы съели сообща,
потому что никто не мог разрешить нашего спора.
   - Љак будто бы ‘ириус...
   - ‚от как? Ђ ‘ириус тоже принадлежит Ђвстрии?
   Ћн засмеЯлсЯ чуть неестественно, Я никогда еще не слышал, чтоб  он  так
смеЯлсЯ - принужденно, с каким-то страхом.
   - ѓоворЯт, что на звездах обитают умершие. ќто теперь  открыли  ученые.
‘ейчас мы пойдем спать домой, под теплые меховые одеЯла. Ѓаюшки-баю,  пока
нас не разбудит утро. ‘пи спокойно, юнкер. ЊоЯ дочь сердитсЯ на  тебЯ.  ’ы
мог бы проститьсЯ с ней, ведь Я же твой полковник.
   Џриказ об атаке пришел только на  третий  день.  Ѓольшинство  солдат  и
офицеров принЯли это известие с радостью - все очень страдали от холода  и
насекомых в землЯнках,  которые  мы  не  смели  отапливать  (и  это  среди
богатейшего девственного леса), чтобы дым не выдал нашего  местопребываниЯ
вечно бодрствующим русским. ‚прочем, русские и без того знали, где мы.
   Ќакануне наш полковник получил  приказ  о  повышении  -  ему  присвоили
звание генерал-майора и дали командование бригадой. …му захотелось еще раз
трЯхнуть стариной  со  своими  солдатами,  как  он  заЯвил  нам  во  времЯ
последней трапезы,  когда  пылали  дрова,  горели  свечи,  сверкали  белые
скатерти и лилось шампанское. ‚о времЯ долгого и  не  слишком  интересного
ужина (женщины, отличиЯ, лошади - лошади, повышениЯ, женщины) он почти  ни
разу не взглЯнул на менЯ.
   Ќа следующий день мы вместе  с  восточно-прусскими  полками  ѓерманской
армии ‹инсингена пошли на штурм высоты Љоростова (высота 1228).  ‚о  времЯ
штурма, который началсЯ в девЯть утра и кончилсЯ нашей победой около  пЯти
часов днЯ, Я, согласно приказанию полковника, почти не отходил от него.  ‘
помощью рогаток мы пробились через четыре проволочных  заграждениЯ,  потом
через пЯть  траншей,  которые  были  оборудованы  железными  траверсами  и
защищены от бомб, а теперь до краев  наполнены  мертвыми  и  ранеными.  Њы
штурмом взЯли эти траншеи. џ услышал,  как  под  моим  каблуком  хрустнуло
человеческое горло, мы ступали по телам, ничего не замечаЯ. „ержа в  руках
штык и ручную гранату, низко надвинув на лицо бескозырку  (как  будто  она
может защитить глаза), мы пробирались через лес. Џули свистели меж ветвей,
раскаты выстрелов непрерывно гремели в оврагах. Њы слышали  грохот  и  вой
снарЯдов.
   ђусские  орудиЯ  стрелЯли  с  высокой  точностью.  Ќаши  -   тоже.   Ќо
осуществлЯть свЯзь с артиллерией было трудно. Ћколо полуднЯ мой товарищ по
офицерской школе в —ерновицах, граф ‚.,  получил  легкое  ранение.  “битых
было много.
   Њы,  уцелевшие,   находились   уже   на   другом,   голом   склоне,   и
опустошительный фланговый огонь  начал  ослабевать,  как  вдруг  полковник
споткнулсЯ и стремительно (он был большим, тучным человеком)  полетел  под
уклон. џ за ним. Ћн схватилсЯ за ремень и рвал его, словно его  душило.  џ
отстегнул ремень и увидел, что из раны чуть повыше  поЯса  медленно  течет
кровь. Ќо полковник ничего не  чувствовал  и  удивленно  смотрел  на  менЯ
своими милыми серыми глазами, похожими на глаза  моей  ќвелины.  Џотом  он
потерЯл сознание. ‹ицо его стало землистым.  Џолковой  врач,  который  без
оружиЯ храбро проделал все наступление, тотчас же кинулсЯ к нему. ‚рач  не
нашел его  безнадежным.  Ћн  дал  ему  каких-то  капель  и  велел  нам  не
притрагиватьсЯ к его носилкам. Ќа этих носилках в  ту  же  ночь  скончалсЯ
полковник фон —.


        8

   џ очень страдал, потерЯв моего полковника, который стал длЯ менЯ  почти
что вторым отцом, но Я не роптал больше на  бога,  Я  постепенно  перестал
верить в •риста, Я ничего не требовал и не ждал от него, как не  ждал  уже
ничего от моего отца, профессора. Ћн писал мне теперь часто, точно так же,
как и моЯ жена, он пенЯл на то, что Я не отвечаю  ему  аккуратно,  день  в
день. Ћни все еще пребывали в неведении. € Я не хотел открывать им глаза.
   Ћтец докучал мне своими денежными заботами. Џосле атаки на Љоростов нам
доставили почту. …е с большим трудом и  опозданием  привезли  через  горы,
покрытые снегом.
   Ћтец извещал менЯ, что  у  менЯ  родилсЯ  очаровательный  братец,  семи
фунтов, при крещении его собираютсЯ назвать ’еодором  "если  Я  согласен".
„алее: "ЊиллионнаЯ страховка  ћдифи  стала  истинным  мучением  и  обузой,
откуда брать ежегодно семьдесЯт тысЯч крон длЯ взносов? (џ этого  тоже  не
знал.) Џриток состоЯтельных пациентов из восточных  областей  прекратилсЯ,
да и вообще практика, при большом количестве бесплатной работы,  оставлЯет
желать лучшего. („а, очень жаль.)  Љвартиронаниматели  стали  платить  еще
неаккуратнее,  чем  прежде,  но  как  участники  войны  они  не   подлежат
выселению, на имущество их нельзЯ наложить арест, а расходы по  содержанию
домов, "непомерные налоги", приходитсЯ нести по-прежнему". (џ и тут ничего
не мог посоветовать.) ђазумеетсЯ, писал отец, теперь война. џ  мог  только
лаконично ответить: разумеетсЯ, отец, теперь война.
   —тобы немного отвлечь менЯ от постигшей менЯ утраты  -  смерти  лучшего
моего друга, полковника ’адеуша фон —., - Џерикл тоже написал  мне.  €  он
принимал участие в войне, укрывшись в отрЯде Љрасного Љреста.  Џисьмо  его
было таким путаным, что Я так и не понЯл, таскает ли он  вдвоем  с  другим
санитаром носилки с ранеными в поезда Љрасного Љреста, которые  отходЯт  с
фронта в тыл и отличаютсЯ особенно мЯгкими койками и миловидными сестрами,
или же,  сидЯ  в  одной  из  бесчисленных  канцелЯрий,  составлЯет  списки
простынь, масок длЯ наркоза и прочее. џгелло писал коротко. ‘ рождества он
служил в €нсбруке, в одной из рот королевских стрелков. ‚  свободные  часы
он продолжал свою работу о детском  труде  и  иронически  сожалел,  что  в
’ироле мало фабрик, а труд детей совсем не применЯетсЯ,  если  не  считать
того, что  дети  тЯжело  и  совершенно  безвозмездно  трудЯтсЯ  на  полЯх.
‚прочем, это уже выходит  за  границы  его  исследованиЯ.  (‚ыходит!  Ѓоже
сохрани!..)
   ђаньше Я никогда не думал так о близких мне людЯх. Џосле штурма  высоты
1228, Я утратил что-то, что прежде всегда поддерживало  менЯ.  ќтот  день,
именно один этот день, оказалсЯ решающим. „о моего ранениЯ летом 1916 года
Я участвовал во многих, гораздо более страшных атаках и переделках, но они
ничего не  изменили  во  мне.  „олжно  было  произойти  что-то  особенное.
‚прочем, это было впереди.
   ‚ июне 1916 года Я приехал домой в отпуск. џ увидел мою мать (она  тоже
носила форму Љрасного Љреста - белоснежную косынку и крест  на  груди),  Я
увидел отца, издерганного, усталого, но все еще  бодрого,  он  только  что
получил высокий орден Ђвстрийской империи и сравнивал его с моими  боевыми
отличиЯми. џ предупредительно улыбалсЯ ему, и никогда еще мы не  жили  так
душа в душу, как в это времЯ, когда мне было скучно с ним.
   џ навестил жену, Я считал это своим долгом. џ увидел моего сына в нашем
доме в Џушберге, в котором теперь хозЯйничала ‚алли  со  своей  служанкой.
‚едь в качестве моей жены она получала солидное  пособие  от  государства.
„лЯ маленького местечка его, во всЯком  случае,  хватало.  Њой  мальчик  -
немного дичок, некрасивый, зато умный ребенок, получал строго  религиозное
воспитание. ‘ейчас он училсЯ писать и  использовал  длЯ  своих  упражнений
полЯ моей старой книги по душевным болезнЯм, котораЯ  лежала  у  жены  без
всЯкого употреблениЯ. џ смотрел мальчику через плечо. Ќо Я  не  водил  его
неловкой ручонкой. џ не поправлЯл его, когда он вопросительно  оглЯдывалсЯ
на менЯ.
   џ ушел в лес, один.  џ  увидел  старые,  любимые  места.  Џод  вечер  Я
вернулсЯ  домой  и  позаботилсЯ  о  том,  чтобы  кроватка  моего   Њаксика
оставалась на своем месте, в спальне, подле кровати ‚алли. џ разлюбил свою
жену. џ уважал ее, Я заботилсЯ о ней и о моем ребенке. “езжаЯ на фронт,  Я
оставил им все деньги, какие у менЯ  были.  џ  даже  подарил  ребенку  мою
думку, котораЯ понравилась ему. Ќа что она мне? џ таскал ее за собой много
лет, она напоминала мне мать, родной дом. ’еперь перьЯ в ней свалЯлись, но
моЯ ‚алли, прекраснаЯ хозЯйка, могла их перемыть.
   џ любил другую женщину, подругу моей юности, ќвелину. Џосле  смерти  ее
отца среди его вещей мы нашли фотографию ќвелины. Ћна была снЯта в имении.
Ћна носила еще свою девичью прическу. “лучив минуту, Я стащил этот снимок.
   - ЉажетсЯ, здесь была фотографиЯ чахоточной девчонки?  -  спросил  менЯ
полковой адъютант,  приводивший  в  порЯдок  имущество  полковника,  чтобы
переслать его наследникам. џ удивленно взглЯнул на него:
   - џ не видел никакой девчонки.
   „евчонка - и она! Ќо и это осталось далеко позади. ќвелина часто писала
мне. џ ей реже. ‘казать ей правду Я не мог, лгать  тоже  не  мог.  ‡начит,
оставалсЯ "простой расчет", как часто говаривал ее отец.
   џ был произведен в лейтенанты. Њы участвовали в третьем наступлении  на
ђоссию - в открытой местности кавалерийские  разъезды  снова  оказались  в
чести. Ћбычно патрулЯми командовали вахмистры, и  только  в  особо  важных
случаЯх их вел молодой лейтенант. Њы в ту пору были уже в глубине  ђоссии,
все большие крепости были занЯты  силами  ’ройственного  союза,  в  ђоссии
назревала революциЯ, и мой отец считал, что  к  рождеству  будет  заключен
мир, - о, неведающий!
   ЏроезжаЯ верхом сквозь  болота  и  пески  в  этой  похожей  на  пустыню
местности, выжженной знойным летом, Я часто вспоминал  об  отце,  но  так,
словно это было в другой жизни. џ всегда старалсЯ отложить на день  чтение
его писем. џ знал, что он представлениЯ не имеет о том, как Я живу, что он
больше чем когда бы то ни было  существует  длЯ  своей  ћдифи,  длЯ  своих
остальных ребЯтишек, длЯ своих домов, длЯ своих орденов и,  прежде  всего,
длЯ своей профессии. € все-таки мне это не удавалось. Љогда  унтер-офицер,
исполнЯвший обЯзанности почтальона, вручал мне почту,  письма  двух  людей
всегда вызывали у менЯ сердцебиение - короткие открытки ќвелины и  длинные
посланиЯ отца. ќвелина писала мне неустанно. Џисьма ее всегда состоЯли  из
нескольких фраз, чрезвычайно однообразных.  ‚ажна  длЯ  менЯ  была  только
подпись. ‚начале она писала: "Њножество приветов!  ”он  Љ.",  потом  стала
подписыватьсЯ  начальной  буквой  своей  девичьей  фамилии:  "‘  сердечным
приветом! ”он —.". Џотом: "‘ лучшими пожеланиЯми! ќвелина". Ђ в  последнее
времЯ, после моей поездки к родным и к  жене,  она  писала:  "‘  дружеским
приветом! ’.ќ."
   Ќакануне нашей несчастной конной разведки Я тоже получил открытку.  ’ам
стоЯли  обычные  слова  и  в  конце:  "Ќ.’.ќ.".   ‚о   времЯ   офицерского
богослужениЯ Я ломал себе голову над тем, что это означает. Љроме  обычных
тем, товарищи говорили теперь и о мире. Ђ это свидетельствовало о том, что
времена переменились! ‚прочем,  Я  и  сам  заметил  это  по  первым  седым
волосам, которые обнаружил у себЯ на висках,  бреЯсь  перед  зеркалом.  Ќо
этому горю легко было помочь. Ќадо было просто перестать бритьсЯ, что Я  и
сделал.
   Ќо что означали иероглифы "Ќ.’.ќ."? ђазумеетсЯ, Я  не  стал  спрашивать
совета у товарищей, которые рассуждали о женщинах с таким же знанием дела,
как о лошадЯх. „олжно ли это означать "навеки твоЯ ќвелина"  или  "никогда
твоЯ ќвелина"? Њожет быть, и Я был неведающий? ‘ледующий день доказал  мне
это, но не черным по белому, а красным по защитному  -  сочетание  цветов,
которое Я должен был как будто  хорошо  знать.  Ћднако  мне  суждено  было
узнать его еще на собственном опыте.
   Ќаступление было в разгаре, и число пленных все возрастало. Џо  слухам,
в этой  местности  скрывалось  много  русских.  Њне  приказали  произвести
разведку по ту  сторону  речушки  ‹ововской,  извивавшейсЯ  среди  широких
болот. Њы выехали верхом около полуночи и выЯснили, что  русские  поспешно
отступили и местность совершенно свободна километра на  четыре  вокруг.  џ
спокойно поскакал обратно.
   Ѓыло около четырех или  пЯти  часов  утра,  рассвет  сменил  прохладную
безоблачную ночь. џ ехал, держа в одной руке блокнот, а  в  другой  карту.
‚друг щелкнул сухой и короткий выстрел, и Я тотчас же почувствовал  резкую
мгновенную боль в левом колене, словно его коснулись острием  ножа.  Ќо  Я
удержалсЯ в седле. Љонь лишь на мгновение  взвилсЯ  на  дыбы.  Љ  огню  он
привык - и его не ранило. ‘нова раздались не то два не  то  три  выстрела;
стрелЯли из зарослей кустарника на островке, находившемсЯ посреди  болота.
ЏроезжаЯ здесь в начале разведки, мы, правда, заметили его,  но  не  могли
подойти ближе, потому что кони увЯзли бы в трЯсине. ЌесмотрЯ на  жару,  по
этой топи надо было двигатьсЯ очень осторожно. Џравда, Я  приказал  одному
из своих драгун  спешитьсЯ,  но  он  скоро  вернулсЯ  и  доложил,  что  на
болотистом островке ничего подозрительного не обнаружено.
   ЌесмотрЯ на неутихающую боль, Я осталсЯ в седле  и  послал  к  островку
другого солдата, а сам взЯл  под  уздцы  его  лошадь.  Ќо  при  первом  же
движении менЯ пронзила такаЯ сумасшедшаЯ боль по всей ноге, от  колена  до
бедра, что у менЯ в глазах  потемнело,  и  Я  свалилсЯ  с  лошади.  ‘олдат
возвратилсЯ и приподнЯл мою голову; очнувшись,  Я  увидел  над  собой  его
лицо. „ругие четыре драгуна тоже спешились. ’олько теперь  Я  взглЯнул  на
свое колено. џ лежал распростертый  на  поросшей  короткой  травой  земле,
влажной от ночной  росы.  Џовыше  левой  коленной  чашечки  зиЯло  пулевое
отверстие, бриджи мои уже намокли от крови и сукровицы.
   ‘олдаты начали совещатьсЯ, как быть. Ћни обратились  было  ко  мне,  но
понЯли, что командовать Я уже не в состоЯнии. Ћдин из них дал  мне  выпить
чего-то: рому, воды или холодного кофе, - Я  уже  ничего  не  различал.  џ
только с жадностью проглотил жидкость и стиснул изо всех сил зубы. џ ни за
что не хотел кричать, Я не хотел проЯвить  слабость  перед  моими  людьми.
Љогда Я снова открыл судорожно сжатые веки, все мои солдаты исчезли. ’рое,
ведЯ  на  поводу  пЯтерых  лошадей,  возвратились  к   нашим   проволочным
заграждениЯм, двое отправились на островок. Џригнувшись к земле, используЯ
каждую неровность местности, они пробирались вперед.
   ’еперь Я перестал сдерживатьсЯ. џ кричал что  было  мочи,  Я  стонал  и
прислушивалсЯ к собственным стонам. ‚зошло  солнце,  большое  и  Ясное.  џ
кричал, пока мог, - кричал громко; когда силы мои истощились, а лужа крови
под ногой все еще продолжала увеличиватьсЯ - тише. џ распростер руки, как,
бывало, делал мальчишкой,  когда  признавал  себЯ  побежденным.  Њой  конь
осталсЯ со мной, он жевал траву, и цепочка его мундштука звенела тихо, как
обычно. ‚ремЯ от времени он приближалсЯ ко мне,  Я  видел  его  маленькие,
выхоленные копыта, но потом, испуганный моими криками,  а  может  быть,  и
кровью, он отходил и снова  принималсЯ  жевать  траву  в  стороне,  только
искоса поглЯдываЯ на менЯ большим черным глазом.
   џ продолжал кричать, Я звал на помощь. Ќаконец рЯдом со  мной  возникла
какаЯ-то тень - это был один  из  солдат,  который  пробралсЯ  на  топкий,
поросший кустарником островок и накрыл там двух русских.  ђусские  поднЯли
руки  вверх,  сдаваЯсь  в  плен,  и  теперь  эти  упитанные,  краснощекие,
широкоплечие молодцы в защитной форме так и стоЯли,  поднЯв  руки,  позади
моего солдата.
   —то мог сделать наш разведчик? Ћн не мог мне помочь при  всем  желании.
ђусские, видимо, тоже жалели менЯ. ‘олдат сделал единственное, что было  в
его силах, - дал мне еще раз напитьсЯ, отстегнул левое крыло моего седла и
подложил его мне под голову. Ѓоль  стала  невыносимой.  џ  снова  взвыл  и
обессилел окончательно. Ќо тут, к моему успокоению, - ведь  Я  отвечал  за
своих людей, - поЯвилсЯ и второй разведчик.
   —етыре солдата тронулись в путь в Ярком свете солнца - русские впереди,
австрийцы  с  лошадью  позади.  џ  завидовал  русским,  Я  завидовал  моим
солдатам, Я завидовал самому себе, тому, который еще несколько часов назад
не знал, что значит страдание и смерть. џ не хотел умирать. Ќо еще  больше
Я не хотел страдать.
   џ ненавидел своего отца, теперь Я вспомнил о нем, он стоЯл  предо  мною
как живой, со  своим  слепым  повиновением  властЯм,  со  своей  мудростью
неведениЯ и непоколебимым спокойствием, Я ненавидел  его  за  то,  что  он
послал менЯ на фронт, Я ненавидел его так, словно он сам  вызвал  войну...
Ќо к обоим русским - один из них полчаса тому назад разрЯдил в  менЯ  свое
ружье, а теперь оба они находились в безопасности и не чувствовали боли, -
к ним у менЯ не было ненависти.
   Њне казалось, что Я умираю, и  Я  попыталсЯ  молитьсЯ.  Ќо  Я  не  смог
прочитать и первых слов "Ћтче наш". "Ћтче наш, отче наш..." - скулил Я,  и
снова начал кричать, но со  мной  теперь  не  было  даже  лошади,  котораЯ
обернулась бы на мой крик, солдат увел ее, и Я  слышал  вдали  ее  ржанье.
Њожет быть, ей хотелось вернутьсЯ ко мне. џ считал минуты, пока не Явились
санитары с носилками. ‚ероЯтно, все это продолжалось недолго,  наш  лагерь
находилсЯ всего в десЯти минутах ходьбы; Ќо что  это  были  за  минуты!  џ
старалсЯ думать о другом, Я  думал  о  моем  призвании  врача.  џ  пыталсЯ
смеЯтьсЯ  над  собой,  над  замечательным  врачом,   плававшим   здесь   в
собственной крови, как недорезанное животное, которое позабыли прикончить;
Я  пыталсЯ  подсунуть  руку   под   свое   омерзительное,   раздробленное,
ненавистное колено, чтобы как-нибудь поддержать его. Ѓоль все усиливалась.
џ думал, что она достигла предела, что  больней  уже  не  может  быть,  но
оказалось, что может.
   ’еперь Я жаждал умереть, Я хотел застрелитьсЯ. ђевольвер лежал в  левом
крыле моего седла. ‘ нечеловеческим усилием Я сунул руку под  голову,  где
лежало это крыло, служившее мне подушкой. џ искал, рылсЯ, рылсЯ. ‡десь был
всЯкий  хлам:  неприкосновенный  паек,  патроны  в  невероЯтном  изобилии,
немного мыла, открытки ќвелины, теплый шарф ‚алли, который Я носил  зимой,
- все, только не револьвер. џ вспомнил, в безумной Ярости на самого  себЯ,
что вчера вечером, против обыкновениЯ Я переложил револьвер в правое крыло
седла. џ клЯл свою судьбу, а так как Я не имел никакого представлениЯ, что
такое судьба, Я стал проклинать ‘пасителЯ  моего  €исуса  •риста,  который
страдал на кресте так, как страдаю Я, и который знал  поэтому,  что  такое
страдание, но не хотел мне помочь! Ќеужели он не мог сжалитьсЯ надо  мной?
„есЯтки тысЯч людей умирают в эту минуту, все против своей воли. Ђ Я  хочу
умереть, и он отказывает мне в этой милости! џ объЯвил себЯ побежденным. џ
проклинал их всех, там, наверху. € чтобы мои вопли имели хоть какой-нибудь
смысл, Я орал, как, бывало, ребенком: "Џрости - прости - прости!"
   Ќаконец ЯвилсЯ санитарный отрЯд, он пробиралсЯ ко мне дурацки медленно,
под ненужным прикрытием (теперь ведь на сто километров вокруг не  было  ни
единого русского!). ‘ отрЯдом шел врач, тот самый, что не мог или не хотел
спасти нашего полковника. ‚рач опустилсЯ рЯдом со  мной  на  колени,  снЯл
фуражку и начал менЯ осматривать. џ  стыдилсЯ  его,  он  был  образованным
человеком,  хорошим  товарищем.  Ќо  выдержать   малейшее   прикосновение,
неизбежное при осмотре, было немыслимо.
   - Ћри себе спокойно, лейтенант, - сказал он, - Я знаю, это неприЯтно.
   Ћн разрезал на мне брюки и наложил легкую, но очень тугую повЯзку.
   - Ќу, в путь, - обратилсЯ он к санитарам. - Ћсторожно! Џоложите его  на
носилки.
   Ћн сам поддерживал мое простреленное колено,  его  поношеннаЯ  защитнаЯ
гимнастерка окрасилась кровью, сочившейсЯ сквозь марлю.
   - Џлаток! - проскрипел Я сквозь зубы.
   - ‘ удовольствием! ‘ейчас! - сказал он. - ‚ысморкать тебе нос?
   - „авай его сюда, доктор!
   Њы двинулись. џ схватил носовой платок доктора, запихал  его  в  рот  и
почти изгрыз, пока мы добрались до лагерЯ. Ќо Я не кричал.
   Џолковой врач, уже пожилой чернобородый еврей,  немедленно  сделал  мне
прививку против столбнЯка и впрыснул морфий, чтобы Я мог перенести  первое
тщательное исследование и наложение лубков. Ќо, может  быть,  морфий  этот
был суррогатом,  ведь  суррогаты  применЯлись  теперь  в  самых  различных
случаЯх. Љак бы то ни было - он не помог. Љ чему описывать мои  страданиЯ?
’от, кто не испытал такой боли,  не  поймет  менЯ,  а  тот,  кто  испытал,
постараетсЯ как можно скорее забыть о ней, что Я и сделал впоследствии.
   - Џрострелена, вероЯтно, только слизистаЯ сумка, - сказал врач.
   Ќо Я знал совершенно точно,  что  у  менЯ  ранение  коленного  сустава,
недаром Я изучал хирургию.
   - Њы наложим на ногу лубок и отправим тебЯ в дивизию.
   ЌоваЯ  перевозка,  новые  чудовищные   страданиЯ.   ЌельзЯ   бесконечно
злоупотреблЯть дикими криками, как средством, облегчающим боль. ‚о-первых,
они могут обессилить даже такого  сильного,  здорового  человека,  как  Я,
во-вторых, остальные товарищи по  несчастью  начинают  роптать.  Ќочью  мы
прибыли  в  полковой  госпиталь,  где  врачи   были,   правда,   замучены,
нетерпеливы и безучастны (Я был бы совершенно таким же на их месте), но  у
них еще оставалсЯ морфий от лучших времен, и мне, как коллеге, они уделили
малую толику.  џ  чуть  не  поцеловал  руку  фельдшеру,  когда,  терпеливо
откликаЯсь на мои жалобные призывы, он сделал мне третье  впрыскивание  за
ночь.  Ќа  другой  день  менЯ  отправили  дальше.  ‚   большом   лазарете,
размещенном на  сахарном  заводе,  сустав  мой  исследовали  рентгеном,  и
собственный мой диагноз, очевидно,  подтвердилсЯ.  Љогда  Я  спросил,  что
показывает снимок, мне ответили так уклончиво, что Я угадал правду. Ђ если
б Я и не угадал ее, проклЯтые боли все равно напоминали мне о  ней  каждое
мгновение. ‡десь мне наложили гипс.
   - …сли температура упадет, мы гипс  не  снимем.  …сли  подниметсЯ...  -
сказал главный врач.
   - ‘кажите мне правду, господин доктор!
   - ’огда остаетсЯ только ампутациЯ!
   - ЂмпутациЯ? Ќет!
   - џ считал вас благоразумным и мужественным.
   - ‘читайте менЯ кем угодно. ЂмпутациЯ? Ќет!
   - …ще не все потерЯно, - сказал врач, стараЯсь успокоить менЯ.  -  ѓипс
часто творит чудеса. Ѓоли утихнут, температура спадет. Љ сожалению, в ране
остались куски ткани. Ѓольше исследовать мы не будем.  ‚озможно,  что  при
выделении секреции, они отделЯтсЯ сами. ‚ противном случае... Ќу что  ж...
Њы все подготовим. џ никогда не ампутирую зрЯ. џ  ученик  гофрата  X.  (он
назвал имЯ всемирно известного хирурга, лекции которого Я  слушал,  будучи
студентом).
   џ покачал головой.
   - Ѓудьте благоразумны, - повторил  он.  -  ‘амоубийство  противоположно
героизму.
   •орошо ему было говорить, с  его  белоснежным  халатом,  со  спокойными
глазами,  с  чистыми  руками,  со  здоровыми  коленЯми...  ‚  лихорадочном
возбуждении  Я  позабыл,  что  он  полезен  мне  именно  этим   здоровьем,
спокойствием и чистотой... џ провел ужасную ночь.  џ  так  дико  скрежетал
зубами, что и здесь  вызвал  жалобы  тЯжело  раненных  соседей.  џ  позвал
санитаров, Я решил попросить их тотчас же, среди  ночи,  вызвать  главного
врача. Џусть он немедленно снимет гипс и отрежет мне  ногу.  Ќо  когда  до
смерти усталый санитар очутилсЯ у моей постели, Я  попросил:  "Џожалуйста,
пить". џ поклЯлсЯ себе не возвращатьсЯ домой калекой. Ќе  думаю,  чтобы  Я
сделал это ради ќвелины. ‚ таком состоЯнии все  мысли  человека  настолько
отличны от обычных его рассуждений, что они не подлежат анализу. Ќа другой
день температура не упала. џ плавал в море  гноЯ,  которое  из  вежливости
называют выделением секреции.
   - Ќичего не поделаешь! Њужайтесь! ќто  неизбежно.  ‘охраните  себЯ  длЯ
своих  близких.  ‘овременные  протезы  позволЯют  заниматьсЯ  любым  видом
спорта.
   ‹егко ему было искушать менЯ! џ стоЯл на своем:
   - ЂмпутациЯ? Ќет!
   - ‘егоднЯ, лейтенант, - сказал он строго, - мы можем ампутировать  ногу
до колена. …сли вы из трусости станете оттЯгивать операцию, у вас начнетсЯ
сепсис, и вы погибнете, даже если мы ампутируем ногу до бедра.
   - •орошо, господин старший врач, хорошо. Џогибну? ’ем лучше!
   ‚ероЯтно, температура сделала менЯ таким храбрым.
   - ’ак как же нам быть, господин лейтенант? “ менЯ мало времени.
   - Ќаложите мне еще несколько слоев гипса вокруг колена.
   - Ђ что в этом толку?
   - ‚ы спрашиваете ведь, чего Я хочу, господин старший врач?
   - •орошо, господин лейтенант. Џусть будет по-вашему.
   Ћни заметили на моем кителе ленточки отличий  за  храбрость  и  поэтому
относились ко мне с уважением. Ќочью, в бреду, мне казалось, что Я умираю.
ќвелина, чахоточный подросток с золотисто-пепельными волосами, взирала  на
менЯ с любовью и удивлением, а Я, словно мотылек из кокона,  выпорхнул  из
гипса и улетел прЯмо в небо, - и прочее  и  прочее.  ‘ловом,  такой  бред,
какой бывает при температуре 39,9...
   Љак ни странно, но, когда Я проснулсЯ на следующее утро,  боль  немного
утихла. џ готов был приписать это  большим  дозам  морфиЯ  и  не  позволил
возникнуть пустой надежде - с того момента,  как  Я  свалилсЯ  с  конЯ,  Я
покончил счеты с жизнью, или думал, что покончил,  -  но  Я  заметил,  что
выделение секреции тоже стало меньше. ‘ледующаЯ ночь  снова  была  ужасна.
…сли бы мне не впрыскивали морфий, боль была бы совершенно непереносима. џ
получил множество писем. ‡десь были открытки от ќвелины, толстые письма от
жены, если не ошибаюсь, письмо от отца, а может  быть,  и  от  Џерикла.  џ
хотел было прочесть их, но  высокаЯ  температура  довела  менЯ  до  полной
апатии. џ выронил письма из рук, смахнул конверты полевой почты с одеЯла и
снова погрузилсЯ в бред и сновидениЯ. ‚рачи заглЯдывали ко мне  мимоходом.
‚се  знали,  что  Я  отказалсЯ  от  спасительной  ампутации,  а   насильно
оперировать менЯ не хотели.  Џростому  драгуну  сделали  бы  операцию  без
спроса и спасли бы его даже против его воли.  ‘о  мной  так  поступить  не
решались.
   џ увидел удивленные лица врачей, когда на пЯтый день после  прибытиЯ  в
‹анкут Џольский оказалось, что Я еще жив.  ‚последствии  Я  узнал,  что  в
подобных случаЯх смертность достигает восьмидесЯти процентов.  Ђ  так  как
статистика обычно несколько преувеличивает число выздоровевших,  то  можно
предположить, что из десЯти человек с  таким  ранением,  как  мое,  девЯть
умирают. ѓноЯ выделЯлось уже немного меньше. џ не позволЯл  прикасатьсЯ  к
гипсу. Ќам объЯвили, что  скоро  предстоит  отправка  транспорта  раненых,
ждали прибытиЯ поезда Љрасного Љреста, но придет ли он сегоднЯ, завтра или
послезавтра -  было  неизвестно.  џ  попросил,  чтобы  мне  еще  нарастили
гипсовую повЯзку. †елание мое было исполнено. Ќо они не хотели признавать,
что Я сохранил ногу вопреки совету главного врача, правоту которого Я  как
врач впоследствии признал. “ менЯ поЯвилсЯ волчий аппетит. џ  так  исхудал
за времЯ болезни, что у менЯ сделались пролежни; ™еки у менЯ  провалились,
как у мертвеца, и товарищ по эскадрону, поступивший в  госпиталь  немногим
позднее, не узнал менЯ. џ спросил про письма. Ћни исчезли,  хотЯ  конверты
были все налицо - мой славный денщик сохранил их.  …ду  Я  уничтожал  сам,
табак раздавал денщику и санитарам. ‚ последний день пребываниЯ в  ‹анкуте
Я получил две открытки. Ћдну - от џгелло, который находилсЯ на итальЯнском
фронте и ведал там гужевым транспортом. Ћн  был  по-прежнему  громадным  и
сильным. ЌесмотрЯ на  лишениЯ,  его  вес,  девЯносто  восемь  килограммов,
нисколько не уменьшилсЯ, и он шутил, что ЯвитсЯ великолепной  мишенью  длЯ
итальЯнцев. ‚тораЯ открытка - от Џерикла - была почти неразборчива и полна
страшных упреков. "Ћдин-единственный разЯ попросил тебЯ о помощи, -  писал
он. - ’ы предал менЯ. Џри  всей  твоей  зависти  и  врожденной  страсти  к
брюзжанию, тебе не удастсЯ помешать мне  сделатьсЯ  тем,  кто  Я  есть,  -
последним светочем старого и первым светочем нового мира.  ’ы  лишил  менЯ
места, ты нарочно натравил на менЯ зараженных женщин. - џ! - џ в  страшной
нищете. Ќо люди, подобные мне, живы не хлебом насущным.  Џусть  Я  сегоднЯ
умру, завтра Я снова восстану из бездны. Џозволь мне быть императором!  ’ы
не император. Џриди! ’ы станешь  первым  моим  апостолом.  Љонец  войны  и
старого порЯдка близок. ’ы скверный сын, ты скверный отец, будь же хорошим
другом! Ќе забывай менЯ! ’елеграфируй когда ты приедешь. џ буду  ждать  на
вокзале, закутавшись в наш старый плащ. Ќавеки твой €мператор Џерикл".
   —то Я мог  ответить?  ‘ошел  ли  он  с  ума?  €ли  с  ним  приключилось
чудовищное несчастье? џ долго думал о нем.
   Љак раз в эти дни нас погрузили в поезд, написать Я мог только с  пути.
џ попыталсЯ успокоить его, приложил несколько банкнот и  просил  запастись
терпением. џ написал, что ранен, что менЯ, вероЯтно, отправЯт в тыл. Џусть
он напишет на адрес отца, потому  что,  после  того  как  €талиЯ  объЯвила
войну,  жена  моЯ  уехала  из  Џушберга.  Џоездка   оказалась   длЯ   менЯ
благотворной. ђессоры вагона были покойны. ‘естры мне очень  сочувствовали
и терпеливо ухаживали за мной круглые сутки. џ не мог  сам  подниматьсЯ  и
поворачиватьсЯ  и  нуждалсЯ  в  неусыпном  уходе  и  в  помощи  даже   при
отправлении естественных потребностей.  ‚начале  Я  стеснЯлсЯ,  но  потом,
увидев, что сестры относЯтсЯ к этому очень просто, привык. ‘естра из моего
отделениЯ казалась такой хрупкой, но она без труда перестилала  подо  мной
постель. Џравда, ей помогал  мой  денщик,  которого  Я  взЯл  с  собой  из
эскадрона. „орога в Њоравию продолжалась пЯть дней, вместо обычных  одного
или двух. Ќемедленно по прибытии в ”. Я телеграфировал отцу, что доставлен
сюда после тЯжелого  ранениЯ,  но  что  Я  уже  вне  опасности,  и  просил
переслать мне  все  письма.  ђодные  тотчас  исполнили  мою  просьбу.  ’ам
оказалась только одна открытка от ќвелины, от Џерикла же - ничего.  џ  все
еще был очень слаб, и боли не совсем исчезли, они иногда, словно  молнией,
пронизывали менЯ, и Я  тотчас  же  засыпал  снова.  ‚ыделение  гноЯ  почти
прекратилось.
   Џо вечерам менЯ слегка лихорадило, но врачи считали, что нога  спасена.
џ был очень счастлив, Я немедленно написал об этом родным, и в первый  раз
мне захотелось подать весть ќвелине. —ерез мужа до нее  уже  дошла  весть,
что  Я  был  ранен  и  снова  удостоен  высокого  отличиЯ,  на  этот   раз
незаслуженно, ибо что же, в сущности, Я совершил? ‘традал и чудом не умер.
   Љак раз в ту минуту, когда Я начал писать  ќвелине,  держа  блокнот  на
залитой гипсом ноге, мне доложили, что менЯ желает видеть как