в  этом
раскаЯлсЯ. џ заплакал горькими слезами.
   - Ќе реви, - сказал он мЯгче, - успокойсЯ! ‘кажи правду. Ћткуда у  тебЯ
галстуки? Љак мог ты покуситьсЯ на чужую собственность? Ћни не  испорчены?
Њожно их возвратить? ѓде они куплены? ‹ука! - крикнул он. -  Џодите  сюда!
Ќет, постойте, Я позову вас. Љак ты мог? Ќеужели мы,  -  и  он  тотчас  же
примирилсЯ с матерью, в то времЯ как между мною  и  ним  тихо  разверзлась
глубокаЯ пропасть, на долгие годы, - неужели мы не подарили бы тебе  новый
галстук, если бы ты попросил? ‘ын, - почти прошипел  он  сквозь  стиснутые
зубы, - мы не заслужили этого. Ќо  мы  ничего  не  скажем  ‹уке.  ЋдевайсЯ
скорее - пальто, шлЯпу, перчатки. џ пойду с тобой. ’ы, прошу тебЯ, тоже, -
обратилсЯ он к матери и попыталсЯ улыбнутьсЯ.
   ќта судорожнаЯ улыбка резнула менЯ по  сердцу,  она  запечатлела  самую
тЯжелую минуту моей юности.
   - Њы все трое пойдем в магазин, возместим убыток. € все будет  улажено.
Љража не караетсЯ, если убыток возмещен раньше, чем о ней заЯвлено.
   - Џапа, Я за все заплатил.
   - ‡аплатил? ‡а шесть галстуков, добротных, дорогих? - …го  острый  глаз
мгновенно оценил их качество.
   - ќто длЯ тебЯ. ‚се длЯ тебЯ. џ хотел подарить их тебе ко дню рождениЯ.
џ спрЯтал их в печку. Ћни нечаЯнно загорелись, но за  них  заплачено  все,
все сполна.
   - Ќет, ты украл их, - сказал  отец,  внезапно  растроганный.  -  Џросто
представить себе невозможно, на  что  только  способен  этакий  шалопай  в
переходном возрасте.
   - ’ы всегда носишь галстуки, вывернутые наизнанку, правда? - сказал  Я,
стараЯсь задобрить его; Я же знал, что не смогу быть счастлив без него.  -
€ Я подумал, что эти галстуки понравЯтсЯ тебе, Я выбрал самые лучшие.
   - ‚ыбрал! - воскликнул отец, не то ужаснувшись, не то обрадовавшись. Ќа
него произвело глубокое впечатление то, что Я украл ради него.  -  ‚ыбрал,
выбрал дюжину лучших галстуков...
   - ‚сего шесть!..
   - ‚сего шесть! - рассмеЯлсЯ он, обнажаЯ  свои  прекрасные  зубы.  Њать,
горничнаЯ и даже мрачный ‹ука в дверЯх рассмеЯлись тоже.
   - ‚сего шесть! ‚сего шесть! € уходит  и  забывает  заплатить.  Љонечно,
ведь всем известно, что это мой сын, все знают мое имЯ, знают,  что  нужно
только послать нам счет, и он будет оплачен. Њожет быть, ты  уже  получила
его? - спросил он, поворачиваЯсь к матери. -  ‘лучаетсЯ,  -  продолжал  он
шутливо и весело,  -  что  и  моЯ  сударынЯ  супруга  выбирает  в  дорогих
магазинах лучшие вещи, всегда по дюжине, нет, по полдюжине, потом приходЯт
счета... Ќе правда ли? Њальчик! Ќикогда больше не делай этого.
   џ глЯдел на него. џ боготворил его. Ќе могу назвать мое чувство  иначе.
Ќо именно потому, что Я любил его, Я должен был нанести ему удар, Я должен
был подвергнуть его испытанию, Я должен был сделать ему больно,  не  знаю,
как объЯснить это, но знаю, что Я должен был сделать то, что Я сделал.
   - Ќет, папа, - сказал Я, - ты не понЯл менЯ,  Я  заплатил  за  все.  ’ы
знаешь ведь, как...
   Ћн все еще не понимал. Ћн беспомощно посмотрел на мать. Љак редко бывал
он беспомощен, как он околдовал этим мое сердце.
   - џ тоже ничего не знаю, - сказала мать. - Ћн ничего мне не сказал.
   Ћтец сел  на  мой  детский  стул,  подозрительно  затрещавший  под  его
тЯжестью.
   - Ќу, довольно, - сказал он покорно. - ђасскажи все, ничего не утаиваЯ,
Я должен уйти, у менЯ операциЯ.  -  Ћн  посмотрел  на  часы.  Ѓыло  только
четверть двенадцатого. ’абель Я принес без четверти одиннадцать.
   - џ купил эти вещи на свои деньги. ’ы дал мне  семь  раз  по  золотому.
ѓалстуки  стоили  сорок  одну  крону.  ‚  них  четыре  локтЯ   ширины.   ‚
обыкновенных только три.
   - ’ак! —етыре! —етыре! Ђ где же остальные? - спросил он.
   - џ купил огурцы.
   Џочему у менЯ с губ  сорвались  эти  дурацкие  огурцы?  ‘  отцом  вдруг
произошло что-то, чего Я никогда раньше не наблюдал и что с ним случалось,
вероЯтно, когда он сталкивалсЯ с безнадежными  больными.  …го  лицо  стало
очень вежливым  и  равнодушным,  казалось,  оно  сиЯет  жутким  и  ледЯным
блеском. џ долго еще что-то лепетал, но он уже не слушал менЯ,  мысли  его
были далеко, и, вероЯтно, в эти минуты он и вынес мне приговор.
   Њать почувствовала его  настроение.  Ћна  прервала  менЯ  и,  отодвигаЯ
несчастные галстуки ногой, только б они исчезли наконец с  глаз,  сказала,
обращаЯсь к отцу:
   - ђазве Я не твердила тебе, что нельзЯ давать мальчику столько денег?
   - Џравда, - сказал отец, снова придвигаЯ  галстуки  ногой,  -  ты  была
права, не прав был Я. •орошо, пойдем, пожалуйста, со мной, - обратилсЯ  он
к матери и положил ей на плечо свою прекрасную,  белую,  с  миндалевидными
ногтЯми руку, - а вы, - он подразумевал горничную и менЯ, -  уберите  этот
мусор.
   Ћн глЯдел на полуистлевшую книгу  и  набор  галстуков,  как  глЯдел  на
грЯзные следы пилигримов, оставшиесЯ на ковре. Љак давно это было... џ  не
сравнивал себЯ с пилигримами. џ был еще молод. џ робко улыбнулсЯ  стройной
красавице и вместе с ней принЯлсЯ за уборку.
   Љогда Я стоЯл на коленЯх рЯдом с девушкой и удивительный запах ее  тела
пронизал менЯ  с  такой  силой,  как  никогда  прежде,  родители  еще  раз
обернулись с порога и подошли  ко  мне.  џ  так  нуждалсЯ  в  утешении,  Я
надеЯлсЯ, что мать, по обыкновению, наложит  мне  "маленький  пластырь  на
большую рану", менЯ утешило бы что угодно, даже просто словечко  "он".  Ќо
она вернулась только потому, что  не  могла  и  не  желала  оставить  отца
одного. ‡начит, отец хотел мне еще что-то сказать. џ знал, что в  нем  все
кипит: его колени в потертых брюках дрожали, он опиралсЯ на  руку  матери,
чего никогда не делал. € на расстоЯнии трех шагов  он  посмотрел  на  менЯ
совершенно так же, как тогда на  пилигримов,  своими  светлыми,  пылающими
холодным огнем глазами и сказал:
   - ђазумеетсЯ! Ќо разве Я не обращалсЯ с  тобой  всегда,  как  со  своим
единственным сыном, как с единственным своим ребенком?
   џ промолчал и пригнулсЯ к полу рЯдом с покрасневшей служанкой.


        ѓ‹Ђ‚Ђ ‚’ЋђЂџ


        1

   ЌесмотрЯ на все, у менЯ было такое чувство, словно  Я  избежал  большой
опасности. џ не видел перемены в отношении отца ко мне, вернее не хотел ее
видеть. Љнижные шкафы он теперь всегда запирал, и у  менЯ  осталсЯ  только
учебник по душевным болезнЯм, у которого от пребываниЯ в печке  пострадали
лишь переплет, первые двадцать да последние сто страниц. џ знал, что стоит
мне принЯтьсЯ за эту книгу, и Я погибну длЯ школы. Џоэтому Я взЯл у  нашей
горничной веревку, достал потихоньку из письменного столика матери  сургуч
и запечатал книгу до лета.
   €так, Я сдержал обещание, данное самому себе. Ѓез  всЯкого  репетитора,
которого предложил мне отец, - не глЯдЯ на менЯ и бормоча себе в бороду, -
Я очень скоро перешел в разрЯд средних учеников. Ћ письмах педагогического
совета уже и речи не было. Џравда, Я скучал без медицинских  книг,  но  их
заменЯл мой друг. Љогда он принес домой свои скверные отметки,  его  отец,
маленький чиновник,  который  с  трудом  урывал  деньги  на  учение  сына,
отказываЯ себе в самом необходимом, принЯл его тоже неласково. Ћтослав  на
рынок жену, он всыпал сыну такую порцию розог, что сам обливалсЯ потом,  а
мой бедный Џерикл  -  слезами.  ‡ато  потом  они  отправились  распить  по
кружечке. € не потому, что Џерикл любил пиво (подобно многим философам, он
чувствовал к нему отвращение), но чтобы  вспрыснуть  начало  новой  жизни.
“спехи, которые вдруг начал делать этот рассеЯнный и даже сонный  мальчик,
вызвали общее удивление. ‚прочем, Џерикл был совершенно равнодушен к своим
занЯтиЯм. Џрежде ему были безразличны  единицы,  а  сейчас  стали  так  же
безразличны пЯтерки. ђазница заключалась лишь в том, что он стал  готовить
уроки. Џравда, делал он это шутЯ. Ќо он  весь  изменилсЯ.  Џрежде  он  был
злейшим моим врагом. ѓлавным образом из зависти, как объЯснил мне однажды.
џ вообще не понимал еще, что можно чему бы то ни было завидовать. Џотом, в
трудное длЯ нас времЯ, он сблизилсЯ со  мной.  Ќо  настоЯщаЯ  наша  дружба
началась только этим летом. …му не нужно  было  опечатывать  свою  историю
философии, как мне мой учебник по душевным болезнЯм. Џерикл находил  времЯ
и длЯ занЯтий, и длЯ чтениЯ и нашел бы его еще длЯ тысЯчи других  дел.  Ћн
действительно прозрел, и при этом без моей  помощи,  но  эта  зрЯчесть  не
принесла ему счастьЯ. ‚о времЯ наших совместных прогулок он знакомил  менЯ
с древнейшими греками, философами до ‘ократа, - о них он тогда  уже  начал
писать  очень  интересную  работу,  в  которой  сочетались  математические
проблемы - мистика чисел, с проблемами логики  -  с  теорией  познаниЯ.  €
все-таки  под  конец  прогулок,  -  хотЯ  Я  был  младше  его,  совершенно
неискушен,  охвачен  внутренним  беспокойством   и   истерзан   различными
страстЯми, - мне приходилось успокаивать его, спасать из бездны  отчаЯниЯ,
удерживать от осуществлениЯ самых чудовищных планов.
   „ругие мои товарищи  тоже  носились  с  проектами,  от  которых  волосы
становились дыбом. Ћдержимые манией величиЯ, свойственной этому  возрасту,
они бредили преступлениЯми, фантастическими путешествиЯми и самоубийством.
Ќо он не был опьЯнен своими пЯтнадцатью годами.  ‚  нем  говорило  трезвое
беспристрастие и злосчастный гений, который все постигал и ни  на  чем  не
мог остановитьсЯ. ‚ этом  году  на  троицу  мы  оба  впервые  причащались.
Ќакануне праздника он ЯвилсЯ в своем будничном платье. Ќа другой  день  мы
встретились. Ћн нетерпеливо посматривал на часы, под мышкой  у  него  были
книги; Я разъЯснил ему, что не принЯто приобщатьсЯ свЯтых  тайн,  держа  в
руках свЯзку книг, и он оставил их в ближайшем кафе.
   Њне насилу удалось уговорить его не завтракать в кафе перед причастием.
Ћн только пожимал плечами. Ќо он никогда не  задевал  моей  веры.  џ  тоже
уважал его неверие, Я даже вида не подавал, что оно огорчает менЯ.
   „а и как Я мог не огорчатьсЯ?  …го  огромнаЯ  одаренность,  несомненно,
приносила ему скорее несчастье. Ћна терзала его днем и ночью и  не  давала
наслаждатьсЯ жизнью. Ђ ко всему, он утратил и христианскую веру, и  с  ней
надежду на загробную" жизнь, в которой Я и  усомнитьсЯ-то  даже  не  смел.
Џерикл смотрел на все очень трезво. Џосле причастиЯ, когда у менЯ,  как  у
большинства товарищей, стоЯли еще слезы в глазах,  он  взЯл  в  кафе  свои
книги и предложил провести с ним времЯ до обеда -  ему  хотелось  прочесть
мне одно место из истории философии. џ торопилсЯ. Џоследнее времЯ моЯ мать
хворала. …е  без  конца  мучили  рвоты.  Ћна,  очевидно,  стыдилась  их  и
старалась подавить, но, к сожалению, ей это не удавалось.
   Ћна нервничала и часто звала менЯ, но когда  Я  ЯвлЯлсЯ,  отрываЯсь  от
полюбившихсЯ мне уроков, мать отсылала  менЯ  обратно,  потому  что  новый
приступ рвоты заставлЯл ее корчитьсЯ от  отвращениЯ,  стыда  и,  вероЯтно,
боли.
   —асто она обеими руками закрывала лицо. џ тихо стоЯл рЯдом,  гладил  ее
руки, и она не отнимала их. џ находил,  что  ее  отношение  ко  мне  очень
изменилось.
   џ бы никогда не поверил, что она пустит  менЯ  одного  к  причастию,  а
вернувшись  домой,  Я  не   заметил   ни   малейших   признаков,   которые
свидетельствовали бы о том, что нынче столь важный длЯ менЯ - длЯ молодого
католика - день. ‚едь в этот день Я стал полноправным членом  христианской
общины.
   ’олько горничнаЯ поставила цветы на мой стол.
   Ћтец - и Я прекрасно понимал его - перестал давать мне золотые.  џ  был
стеснен в деньгах. ‚ школе даже обратили внимание на то, что иногда  Я  не
принимаю участиЯ в сборах, - то  на  экскурсию,  то  на  венок  на  могилу
умершего соученика - и что на подписном листе Я возле своей фамилии ставлю
черточку.
   Ќо надо мной не смеЯлись. “ менЯ теперь  было  больше  друзей,  чем  во
времена моего богатства.  Ћднажды  подписной  лист  случайно  попалсЯ  мне
снова, и Я увидел, что товарищ, имени которого Я так и не узнал, проставил
над черточкой значительную сумму и потихоньку от менЯ заплатил. Џри  общем
нашем тщеславии  это  значило  многое.  “чителЯ  тоже  относились  ко  мне
доброжелательно, особенно учитель немецкого Языка, которому Я  был  обЯзан
третьей неудовлетворительной отметкой в последнем семестре. Ћн  не  только
чрезвычайно благосклонно отзывалсЯ о моих сочинениЯх и часто читал отрывки
из них перед всем классом, чего они не заслуживали, но  однажды  пригласил
менЯ к себе и предложил мне частные уроки. Ќе брать уроки, а  давать.  ‘ын
офицера, недостаточно усвоивший немецкий Язык в  польском  гарнизоне,  где
служил его отец, нуждалсЯ в уроках, и мне  предложили  заниматьсЯ  с  ним.
Џлатили  за  эти  уроки  очень  хорошо.  ђодные  не  интересовались   моим
времЯпрепровождением, мать была  занЯта  только  своей  не  прекращающейсЯ
тошнотой и разными загадочными, таинственными  рукоделиЯми,  которые  она,
краснеЯ, всегда прЯтала от менЯ. “ж не был ли это подарок  отцу  или  мне?
Њежду днем рождениЯ отца и моим был промежуток всего  в  семнадцать  дней.
€так, Я пользовалсЯ почти полной свободой и с радостью взЯл этот урок.
   џ ничего никому не сказал. Ќаша ‚алли заметила, что Я возвращаюсь домой
позднее и прихожу такой усталый, что даже обедаю без  аппетита.  Ќо  Я  не
захотел делитьсЯ с ней своей тайной.
   џ составил прекрасный план, который должен был примирить менЯ со всеми.
‡а лето Я скопил довольно много денег, шестьдесЯт семь крон, добавил к ним
еще три серебрЯные монеты, которые недавно получил от матери, и обменЯл на
почтамте эти семьдесЯт крон на семь золотых.
   Ђнглийские шелковые галстуки, которые горничнаЯ тщательно  вычистила  и
заштопала в прогоревших  местах,  лежали  завернутые  в  белую  папиросную
бумагу - к сожалению, они пропахли дешевыми духами девушки - в Ящике моего
письменного стола. „ень рождениЯ отца наступил. Ќакануне Я прокралсЯ в его
кабинет.   ‡десь,   как   почти   всегда   летом,   был   спущен   черный,
светонепроницаемый занавес. ‚ просторной комнате  было  темно,  но  Я  так
хорошо знал ее, что мог ориентироватьсЯ здесь и глубокой ночью. Џостепенно
глаза  мои  привыкли  к  темноте.  џ  увидел  даже  узкие  полоски  света,
просачивающиесЯ сквозь дверные щели, разглЯдел таблицы на стене и вспомнил
о чувстве безумного страха, который Я испытывал, глЯдЯ на них в  последний
раз, когда открылась моЯ вина и когда Я решил, что эти непонЯтные знаки  и
есть чудотворнаЯ молитва. ’еперь Я почти уже загладил свою  вину.  џ  имел
право прийти сюда,  положить  на  его  стол  галстуки,  тихо  шуршавшие  в
папиросной бумаге, и кружком разложить  вокруг  них  семь  монет,  странно
сверкавших в темноте. џ осмелилсЯ даже сесть в кресло отца  и  помню,  что
почувствовал давно не испытанную, спокойную, глубокую радость,  представив
себе, как через много лет Я вместо отца буду здесь  принимать  больных  и,
сидЯ напротив пациента,  исследовать  и  расспрашивать  его,  чтобы  потом
исцелить. Ѓыло тихо и темно. џ устал. џ  чуть  не  заснул,  погруженный  в
прекрасные мечты. ‚ сущности,  Я  не  собиралсЯ  занЯть  место  отца.  Њне
гораздо  больше  хотелось   лечить   душевнобольных,   то   есть   избрать
специальность, чуждую моему отцу и вызывавшую у  него  только  насмешливую
улыбку.  "“  идиотов  совершенно  нормальный  мозг.  Њозг  ѓете   и   мозг
сумасшедшего очень трудно различить под микроскопом. ‡ато глазное  дно  не
обманывает никогда", - сказал он однажды. џ  понЯл  эти  слова  совершенно
буквально. ќто было сказано незадолго до того, как обнаружилась моЯ вина и
Я провалилсЯ в школе, то есть в те времена, когда отец  еще  относилсЯ  ко
мне как к равному и, разумеетсЯ,  как  к  будущему  врачу  и  несомненному
своему преемнику. Ђ к этому презрительному суждению о душевных болезнЯх он
прибавил еще:
   "‚се незримые науки - хлам.  ’олстенные  книги  о  здоровой  и  больной
психике - сплошнаЯ графоманиЯ. - ѓрафоманией называл он  и  мою  пачкотню,
столь излюбленное мной писание. - ѓрафоманиЯ, ничего больше,  уж  мы-то  с
тобой это знаем, разумеетсЯ!"
   џ так мало подозревал об огромной перемене, котораЯ произошла в  нем  с
тех пор, что был не то что обижен,  но  несколько  обескуражен,  когда  на
другой день он безмолвно, с ледЯной  улыбкой  выслушал  мои  поздравлениЯ.
Џравда, он дал мне договорить, но  при  этом  посматривал  на  свои  часы,
совсем как мой друг перед свЯтым причастием, - искоса,  так,  чтобы  Я  не
заметил. Ќо Я удивилсЯ еще больше, когда,  вернувшись  днем  домой,  нашел
злополучный пакет с галстуками неразвЯзанным у себЯ на столе.
   „еньги он принЯл. Џодарок отверг.
   Ќи тогда, ни после отец не сказал мне, почему он так поступил. Ќо,  что
бы он ни сделал, Я всегда считал, что он прав.
   џ даже не пожаловалсЯ матери. Ћна была так занЯта  своим  недомоганием,
что ей было не до менЯ. Ћна то стонала оттого, что ее вырвало, то  дрожала
от страха, что ее может вырвать.
   - Ќеужели Я выдержу до конца! - восклицала она.
   ‹ицо ее тоже изменилось. ‚округ опустившихсЯ  губ  и  запавших  тусклых
глаз выступили темные, желтые, расплывчатые пЯтна. „вигалась  она  тЯжело,
запрокинув голову. Ћна уже не сидела с нами за столом во  времЯ  еды,  она
питалась одним молоком и коньЯком, охлажденным на льду. Ћтец  пообедал  со
мной раз или два, потом приказал, чтобы мне накрывали в моей комнате.  ‘ам
он сидел за обедом рЯдом с женой и поил ее с ложечки. Љак-то Я  с  горечью
подслушал любовный шепот, но звон  кусочков  льда  в  ведерке,  в  котором
студили коньЯк, мгновенно наполнил менЯ жалостью, еще  более  острой,  чем
зависть.
   Ќежность отца ко мне целиком перешла на мать. ‡ато менЯ баловали многие
другие - красиваЯ горничнаЯ, мой друг и даже мой ученик,  у  которого  мне
стыдно было ни за что брать столько  денег,  не  считаЯ  всЯких  подарков.
џгелло успевал плохо. џ не очень любил его. џ  любил  только  моего  отца,
больше никого.


        2

   ‚ конце летнего семестра семьЯ моего ученика предложила мне  поехать  с
ними  в  их  именье  в  ‚осточной  ѓалиции.  Ћтец  џгелло,  еще  моложавый
кавалерийский полковник,  с  некоторым  трудом  изъЯснЯвшийсЯ  по-немецки,
сулил мне золотые горы: уроки верховой езды, общество своей  дочери,  кур,
землЯнику и сливки ежедневно. Њне казалось, что матери будет даже приЯтно,
если Я на некоторое времЯ уеду. ‚ редкие хорошие минуты, в перерыве  между
тошнотами, она жалела менЯ и гладила по голове. Њаме приходилось  тЯнутьсЯ
вверх, так как Я уже перерос  ее.  "Ѓедный  мальчик,  говорила  она,  даже
косточек нет!" ќти косточки произошли от одного глупого замечаниЯ, которое
Я сделал, когда был еще совсем маленьким мальчиком.  Ћна  рассказала  мне,
что бывают ужасно бедные дети. "Љак бедные?" - спросил Я. "Ћчень  бедные",
- ответила она. "“ них ничего нет?" - спросил  Я.  "Ќичего".  -  "€  вишен
нет?" ‚ишни только-только начали поспевать, и  мне  дали  несколько  Ягод,
штук десЯть. "Ќет, и вишен нет". - "€ вишневых косточек тоже?" ‚ ответ она
рассмеЯлась, но слова эти запомнились.
   Ћтец не считал, что мое положение заслуживает особого состраданиЯ.
   - Њальчик останетсЯ с нами, - сказал он  матери,  когда  зашла  речь  о
поездке. Љо мне прЯмо он не обращалсЯ. - —то скажут люди, если мы позволим
ему жить на чужих хлебах?
   Њать, внезапно бледнеЯ, заметила, что в этом нет  ничего  зазорного;  Я
поеду  не  как  бедный  студент,  который   кормитсЯ   за   счет   богатых
благодетелей, а как гость, который едет с полковником в его имение и будет
учитьсЯ там верховой езде.
   - „а, ты думаешь? - возразил отец. -  ‡начит,  ездить  верхом?  ’ы  так
думаешь? Ќо  ведь  он  получает  плату.  €,  принимаЯ  приглашение,  будет
пользоватьсЯ столом и квартирой. Ќо, разумеетсЯ, он и  не  думает  принЯть
это приглашение, не правда ли, сын мой?
   Ћн обратилсЯ прЯмо ко мне, и  это  показалось  мне  знаком  примирениЯ,
которого Я так жаждал. џ молча посмотрел на него. Њы помирились.
   ‘пустЯ недели две или три нам выдали аттестаты за год.  Ђттестат  моего
друга был третьим по  счету,  у  менЯ  было  несколько  отличных  отметок,
несколько   посредственных,   но,   в   общем,   аттестат    был    вполне
удовлетворительный. ‚ отсутствие отца Я положил аттестат на его письменный
стол.
   Ќа другой день он поблагодарил менЯ, но  заметил,  что  ему  неприЯтно,
когда Я без спроса вхожу к нему в кабинет. Џокраснев и чуть  не  плача,  Я
обещал не делать этого больше.
   - џ не собираюсь контролировать тебЯ, - сказал он, увидев, конечно, мое
замешательство. - ’ы уже должен сам отвечать за себЯ. ‡начит, завтра вы  с
мамой поедете в Џушберг.
   ’ак называлсЯ городок в ’ироле, где у  матери  было  маленькое  именье.
’амошний бургомистр был отцом нашей преданной красавицы, которую  называли
‚алли, когда мать бывала ею довольна, и сурово величали ‚альпургией, когда
она разбивала тарелку.
   Њы уехали. џ дрожал от страха и беспокойства за бедную мать. Ћна  очень
ослабела, и Я боЯлсЯ, что ей придетсЯ мучитьсЯ всю дорогу,  продолжавшуюсЯ
двенадцать часов. Ќо, к нашей с ‚алли великой  радости,  тошнота  исчезла,
как только мать вошла в вагон, и  не  возобновлЯлась  ни  разу  в  течение
полутора месЯцев, которые мы прожили в Џушберге.
   ќти недели - одни из самых чудесных в моей жизни. ‚месте с моим отцом и
в сопровождении отца ‚алли, опытного горного проводника, Я совершил первое
восхождение на Ђльпы. Њы перевалили через  горные  крЯжи,  доступные  даже
новичку, и, свЯзанные веревкой, - отец впереди, Я в середине, а бургомистр
позади, - переправились через несколько ледниковых трещин. Љрасоту природы
Я тогда еще не понимал. ‡ато Я испытывал наслаждениЯ совсем другого  рода.
Џримерно в  двух  часах  ходьбы  от  нас,  глубоко  в  ущелье,  находилось
маленькое горное озеро, вода в  нем  была  холоднаЯ,  как  лед,  но  в  то
необычайно жаркое лето в нем можно было  купатьсЯ.  ‡а  все  шесть  недель
выпало два дождливых днЯ, и то в конце лета, помнитсЯ, в начале  сентЯбрЯ.
Њне ничего не стоило на велосипеде старшего брата ‚алли вихрем скатитьсЯ с
горы к озеру, быстро раздетьсЯ, повесить мокрую от пота одежду на такое же
мокрое седло моего велосипеда (ах, если бы он был  моим!)  и  броситьсЯ  в
воду, где уже плавали другие мальчики.  ‚еревкой  на  воде  была  отмечена
граница длЯ тех, кто не умел плавать. џ ложилсЯ  на  воду,  греб  легонько
руками и ногами, стараЯсь дышать пореже, чтоб не устать, и так, ни у  кого
не учась, хотЯ и потратив лишние силы,  Я  начал  плавать.  Џервый  раз  Я
проплавал минут десЯть, все времЯ вдоль берега, в тени крутых,  синеватых,
поросших нежным  мхом  скал,  которые  начинались  сразу  же  у  песчаного
солнечного плоского плЯжа и тЯнулись по всему южному берегу продолговатого
озера.
   ‚ конце августа, а  может  быть,  в  начале  сентЯбрЯ,  местный  патер,
который был дружен с моим отцом, рассказал ему, как о славном подвиге, что
Я уже проплываю вдоль всего маленького озера. Ќо отцу это не понравилось.
   ЋбмахиваЯсь поношенной соломенной шлЯпой,  посеревшей  от  многолетнего
употреблениЯ в дождь и ветер, он подозвал менЯ к себе. ‹ицо его  и  теперь
еще  было  бледным  и  застывшим.  Ќадвигалась  гроза,   горы   подступили
необычайно близко, снеговые полЯ, покрытые старым  затвердевшим  снегом  и
льдом, Ярко сверкали под густой тучей,  через  которую  из  последних  сил
пробивалось солнце. †ужжали насекомые. ‚незапно  они  смолкли,  смолкли  и
птицы, двороваЯ собака разинула пасть и громко зевнула, солнце скрылось, и
из низин поднЯлсЯ густой туман. Ќо дождЯ все еще не было.
   Ћтец притЯнул менЯ к себе, поставил между колен, как ставил обычно  при
осмотре больных детей, и, приблизившись ко  мне  вплотную,  стал  говорить
тихим голосом, тихим, вероЯтно,  потому,  что  боЯлсЯ  разбудить  мать.  ‚
последнее времЯ она очень отЯжелела, почти не двигалась, много  плакала  и
совершенно изменилась внешне.
   Ћн упрекнул менЯ за то,  что  Я  неосторожно  плаваю,  и  заметил,  что
"славной женщине там", - за  цветочными  шпалерами  у  окна,  под  глубоко
нависшей швейцарской крышей, обнесенной тЯжелым каменным карнизом, - нужно
избегать всЯких волнений. Џотом он заговорил о другом.  ‘начала  Я  слушал
невнимательно, менЯ сковывала его близость, прикосновение  колен,  которые
только слегка сжимали менЯ, большого, сильного  мальчика,  но  из  которых
никак нельзЯ было высвободитьсЯ. „а и зачем стал бы  Я  высвобождатьсЯ?  џ
был на верху  блаженства  оттого,  что  он  позвал  менЯ,  Я  понимал  его
беспокойство о матери, котораЯ сейчас, спустЯ пЯтнадцать лет, снова  ждала
ребенка.
   Њой отказ от плаваньЯ, от прогулок  в  Ђльпы,  от  езды  на  велосипеде
(мчатьсЯ вихрем) нельзЯ было  назвать  жертвой.  €  он  очень  безразлично
отнессЯ к моему обещанию. Ќо по тому, как  он  еще  крепче  притЯнул  менЯ
коленЯми и еще настойчивее вперил в менЯ свои светлые,  зеленовато-голубые
глаза, Я почувствовал, что у него что-то  на  сердце.  Ќо  он  не  решалсЯ
сказать, что именно. Њало-помалу Я начал понимать...
   ‚друг пошел дождь.
   „ождь шел сильней и сильней, в желобах зажурчало, и  вода  забарабанила
по бочке, котораЯ стоЯла возле правого угла дома.  Ќам  пришлось  прервать
беседу. Ћн вздохнул и снова взглЯнул на часы,  но  просто  от  смущениЯ  -
здесь его времЯ не имело особой цены. Љроме экскурсий в  горы,  он  тратил
его только на беседы с крестьЯнами да на стрельбу в тире по  воскресеньЯм.
•одили слухи, что его собираютсЯ сделать почетным гражданином городка.  Ќо
оказание этой чести было  чревато,  по-видимому,  большими  расходами  длЯ
отца. ‚ общинном совете, как Я узнал через верную ‚алли, образовались даже
две  партии.  ЏерваЯ,  которую  возглавил  учитель,   стоЯла   за   ремонт
богадельни, помещавшейсЯ за околицей  возле  каменоломни  в  развалившейсЯ
хижине,  зато  патер  -  предводитель  другой  партии,  непременно   желал
употребить деньги на ремонт церкви. Њой отец по очереди играл в тарок и  с
учителем и с патером.  ’ретьим  партнером  был  почтмейстер,  а  четвертым
крестьЯнин   Џартль,   единственный   богатей   во   всей   округе.    ќто
привилегированное общество собиралось обычно к концу  днЯ,  и  теперь  все
скоро должны были прийти. џ знал уже совершенно точно, что  менЯ  не  ждет
ничего приЯтного.
   Ќо пока Я шел впереди отца по дорожке деревенского  садика  к  дому,  а
потом тихонько  подымалсЯ  по  деревЯнной  лестнице  на  галерею,  котораЯ
наподобие крытой деревЯнной  пристройки  тЯнулась  вокруг  всего  дома,  Я
собралсЯ с духом, и когда мы уселись на резные деревЯнные  стульЯ,  Я  сам
предложил отцу то, что он  не  решалсЯ  предложить  мне.  Њожет  быть,  он
слишком знал менЯ и  понимал,  что  ему  достаточно  только  намекнуть  на
мучительное положение матери, котораЯ стыдитсЯ  своей  беременности  перед
подростком-сыном, чтобы Я первый сделал  трудный  шаг?  Љазалось,  он  все
знает заранее.
   - ’ы можешь еще подумать, - сказал он, хотЯ мы не  говорили  ни  о  чем
определенно.
   - Ќет, папа, Я решил.
   - Ђ когда ты думаешь? - спросил он.
   - Џосле рождества? - сказал Я. Ќо, видно, мы не понЯли друг друга.
   - ѓовори Яснее, - сказал он очень сухо. - “  нас  в  доме  ты  едва  ли
сможешь остатьсЯ. ђазумеетсЯ, Я не неволю тебЯ. Ќикогда, ты знаешь.
   - •орошо, - сказал Я, предупреждаЯ его, - как  только  мы  вернемсЯ,  Я
спрошу у полковника, не могу ли Я побыть у них, пока... пока все  будет  в
порЯдке.
   - Ќет, милый мальчик, - возразил отец, - совершенно  невозможно,  чтобы
ты жил на хлебах у полковника. џ ведь уже объЯснил. ќто выставило бы  всех
нас в дурном свете и могло бы даже повредить моей практике.  џ  надеюсь  в
нынешнем семестре получить профессуру или, в крайнем случае, курс лекций.
   - ’ак что же мне тогда делать? - спросил Я тихо. џ начал дрожать.
   - „а ничего, - рассмеЯлсЯ отец, но сейчас же сдержалсЯ,  чтобы  громкий
смех, к которому от страха присоединилсЯ и Я, не разбудил мать. -  Ќичего,
мой милый мальчик! - повторил он  с  угрозой,  видЯ,  что  Я  не  в  силах
перестать смеЯтьсЯ, хотЯ мне очень хотелось плакать.
   Ќаступила тишина. ‘низу Явственно доносилось журчание воды, стекавшей в
бочку. ел сильный дождь, с соседних лугов  поднималсЯ  дурманЯщий  запах,
застрекотали кузнечики, в кустах нежно, настойчиво  и  неумолчно  щебетала
птица. ’ак же, как в истории с поддельными подписЯми, когда Я выступил  на
защиту матери, так и теперь мой  бурный  нрав  спас  менЯ  от  мучительных
раздумий. ‚се равно они не привели бы  ни  к  чему  другому,  кроме  моего
мгновенного, мужественного решениЯ.
   - ‡начит, Я должен уехать? - спросил Я.
   - Ќе так громко, - ответил отец и зажал мне рот рукой. - Ћна спит.
   - •орошо! - сказал Я.
   - •орошо? - переспросил он. - ’ы все обдумал?
   џ кивнул.
   - € ты скажешь ей, что сам решил?
   - Ђ разве это неправда? - спросил Я.
   - Ћблегчи ей расставанье. ‘лабым нужно всегда все облегчать.
   - Ћхотно, - ответил Я, подавлЯЯ слезы, - очень охотно.
   - ’ы можешь поехать туда прЯмо отсюда, - заметил он, - разумеетсЯ!
   - Људа? - спросил Я.
   - ‚ Ђ., в пансион. ‚алли все запакует и вышлет тебе вслед.
   - € Я никогда больше не вернусь домой? - воскликнул Я. ‡ажимать мне рот
рукой было поздно. Њать проснулась, она застонала и  так  заметалась,  что
слышно было, как трещит ее старомодное деревЯнное ложе.
   - ’еперь пойди и скажи ей обо всем  сам!  -  приказал  отец.  ‚низу,  в
палисаднике, раздалсЯ скрип шагов по гравию, патер начал возитьсЯ у дверей
и с шумом закрыл зонтик.
   - ‚ы будете мне писать? - спросил Я торопливо. - € друга моего  Я  тоже
больше не увижу?
   - Њы будем писать тебе ежедневно.
   - Ђ в моей комнате вы ничего не переставите?  “  менЯ  там  сумочка  на
постели.
   - ‚се останетсЯ на прежнем месте. Ћбещаем тебе. ’еперь ступай к матери,
Я должен, к сожалению, сойти в залу, его преподобие ждет.
   Њать чувствовала себЯ так скверно, что она и вниманиЯ  не  обратила  на
мои слова, когда Я сообщил ей о своем тЯжелом решении.


        3

   Њать так нервничала, что Я не знал, как ее успокоить. ‚лажный воздух  с
полей, напоенный запахом сена и цветов, казалсЯ ей невыносимым. Ќо едва  Я
закрыл окно,  как  она  стала  задыхатьсЯ,  судорожно  вцепилась  в  менЯ,
приподнЯлась на скрипучей, узкой кушетке и глухо застонала.
   Ќе успела  она  успокоитьсЯ,  как  ей  захотелось  чего-то  особенного,
совершенно  так,  как  когда-то  мне  атласных  подушечек  и  маринованных
огурцов. ЌесмотрЯ на ливень, она послала менЯ к деревенскому лавочнику, но
у него были только конфеты, и то  другого  сорта,  и  никаких  огурцов.  џ
прибежал обратно и начал извинЯтьсЯ перед ней, но прихоть ее уже прошла. џ
думал о скорой разлуке, о моем неизвестном будущем вдали от нее. ’еперь ее
раздражали голоса мужчин в зале. ‚начале она хотела спуститьсЯ сама, потом
ей стало стыдно своего положениЯ, она расплакалась и жестом приказала  мне
сбегать вниз и заставить мужчин замолчать. Ђ ведь  сюда  доносилсЯ  только
раскатистый  кафедральный  голос   преподобного   отца,   который   всегда
действовал на нее успокаивающе.
   џ исполнил ее желание, коротко постучал в  дверь  и  вошел  в  комнату,
приветствуЯ патера словами "‘лава €исусу •ристу". ‚ ответ он протЯнул  мне
жирную прохладную руку длЯ поцелуЯ и  дружески  ответил:  "‚о  веки  веков
аминь!" Ћтец резко поднЯл голову, словно желаЯ знать, зачем это  Я  ЯвилсЯ
без приглашениЯ. Ћн посмотрел на менЯ удивленно и гораздо  менее  любезно,
чем преподобный отец. џ не решилсЯ передать слова матери. Њы молча  сидели
друг против друга. Ќаконец патер начал:
   - ’ы хорошо успеваешь в школе, сын мой?
   џ кивнул. Њучительное молчание  продолжалось.  џ  встал,  Я  был  не  в
состоЯнии исполнить желание матери. ‘вЯщенник продолжал терпеливо тасовать
карты в ожидании двух остальных партнеров. Ќо когда Я собралсЯ  выйти,  он
задержал менЯ.
   - ’ы, значит, ходишь в гимназию?
   џ молчал и пристально смотрел на него. Ћтец  отвернулсЯ.  Ћн  перебирал
костЯные пуговицы на своем  очень  потертом  пиджаке  зеленоватого  сукна,
который носил здесь летом.
   - € вы прошли уже  пифагоров  треугольник?  -  спросил  духовный  отец,
вспоминаЯ свои школьные годы.
   - Џифагорову теорему? „а! - ответил Я,  оживлЯЯсь.  Љак  раз  несколько
дней назад отец повторил ее со мной.
   - ’ак, так! Ђ не пифагоров треугольник? Њне всегда казалось,  что  дело
идет о треугольничке, о геометрической фигуре, так  сказать?  -  улыбаЯсь,
заметил патер.
   Џо глупости, Я уже собралсЯ подробнее объЯснить ему суть дела, но  отец
оборвал менЯ и сказал:
   - Њы знаем, мы понимаем, разумеетсЯ. ‘тупай теперь снова наверх к маме,
только сначала пройди в палисадник, посмотри, заперта  ли  калитка,  вдруг
войдут чужие куры, и потрудись, к слову  сказать,  как  следует  вычистить
ботинки.
   џ сделал все, как он велел. ‹ил  такой  дождь,  что  партнеры  в  тарок
поневоле заставили себЯ ждать. ‚ такую погоду куры не  забредают  в  чужой
сад. ЊенЯ угнетало, что Я никак не могу угодить отцу.
   Љогда Я вернулсЯ, мать снова спала. ‚алли на цыпочках пришла снизу,  из
кухни. џ стоЯл, прислонившись к открытому окну, сжимаЯ  голову  руками,  и
смотрел, как поднимаетсЯ туман, всегдашний признак  плохой  погоды.  ‚алли
подошла ко мне и, ни слова не говорЯ, отнЯла мои  руки  от  лица,  сначала
одну, потом другую. Ќе знаю, что она хотела выразить этим. Њожет быть, она
понЯла, что мне грустно.
   ‡десь, где отец  ее  был  почтенным  ремесленником  и  к  тому  же  еще
бургомистром, она слыла важной особой. …е необычнаЯ красота -  большинство
местных девушек худы, смуглы, костлЯвы и угрюмы, словно горные  лошади,  -
привлекала всех, и ей делали предложение за предложением. ЏосваталсЯ  даже
старший сын богатеЯ ЏартлЯ. ЊоЯ мать, как ни дорожила она своей служанкой,
советовала ей согласитьсЯ, но ‚алли и слышать об этом не хотела.
   - ‘ вами Я приехала, с вами и уеду.
   Ћна не догадывалась, что хотЯ Я приехал с ней, но уже не вернусь с  ней
обратно. Њожет быть, это изменило бы ее решение -  и  тем  самым  всю  мою
жизнь. Ћна была старше менЯ на шесть лет, и ее  неуклюжаЯ  бурнаЯ-нежность
приводила менЯ то в бешенство, то в умиление. џ не знал покоЯ,  когда  она
шнырЯла вокруг, пронизываЯ менЯ своими глазами-вишнЯми... ‚ечером у матери
было хорошее настроение, отец был с ней бесконечно  нежен  и  после  ужина
помог ей даже поднЯтьсЯ из-за стола.
   Џотом он задержалсЯ со мной еще на минуту  под  керосиновой  лампой.  џ
думал, что должен сообщить  ему,  как  Я  сказал  матери  о  моем  решении
поступить в пансион. Ќо сейчас его занимало не это. Ћн придвинулсЯ ко  мне
вместе со своим стулом. ђазговаривали мы тихо, хотЯ мать еще не спала.  Њы
слышали, как она и ‚алли читают молитвы.
   - Џрошу тебЯ, друг мой, послушайсЯ моего совета.
   - ђазве Я не слушаюсь тебЯ всегда? -  спросил  Я,  чувствуЯ,  что  менЯ
бросает то в жар, то в холод.
   - Ђ разве Я не советовал тебе никогда не возражать?
   - Ќет, по-моему, нет, - ответил Я, болван! - ’ы никогда не говорил  мне
об этом.
   - ‚от видишь, - заметил отец и  снова  рассмеЯлсЯ  так  же,  как  после
обеда. ЊенЯ мороз пробрал по коже. - џ сказал  тебе:  не  возражай,  а  ты
первым делом возражаешь.
   џ молчал.
   - Њне хотелось бы, - продолжал отец, поглЯдев на  менЯ  более  мЯгко  и
внимательно, взвешиваЯ действие своих слов, - чтобы когда-нибудь  ты  стал
моей опорой...
   - џ ведь тоже стану врачом, папа? - џ подвинулсЯ к нему.
   - Љонечно, - ответил он шепотом, с той загадочной улыбкой, про  которую
нельзЯ было сказать, что она сулит - доброе или злое, и  слегка  откинулсЯ
вместе со стулом, так что расстоЯние между нами  осталось  прежним.  -  ’ы
будешь моей опорой. Џоэтому ты должен изменитьсЯ. ‘лушай! € не возражай!
   - Ќо ведь она называетсЯ пифагорова теорема, а не пифагоров...
   - ’реугольник, дрЯнной мальчишка! - гневно прервал менЯ отец  и  встал,
прислушиваЯсь к монотонным голосам  матери  и  ‚алли,  доносившимсЯ  из-за
двери. Ћни все еще продолжали читать молитвы. - ‚озражение за возражением!
   џ нахмурилсЯ и сказал:
   - Џатер не рассердилсЯ.
   - Ђ Я рассердилсЯ! - сказал он раздраженно  и  придвинулсЯ  ко  мне.  -
Њожет быть, ты прав, может быть, и не прав. …сли ты прав, радуйсЯ,  но  не
давай чувствовать своего превосходства людЯм, от которых ты  в  чем-нибудь
зависишь, а мы все зависим друг от друга!
   ќтого Я не понЯл.
   - …сли же ты не прав, тем более.
   џ упрЯмо молчал.
   - ’ак, прекрасно, - сказал отец. - Њолчи. Џродолжай молчать! Љто молчит
- не грешит. ’ы, верно, тоже молишьсЯ каждый вечер?
   џ продолжал молчать.
   - Џрекрасно! - сказал отец. - Ђ ты хранишь еще образок, который получил
у паралитика в лечебнице длЯ умалишенных в обмен на золотой?
   џ остолбенел от удивлениЯ, но взЯл себЯ в руки и не проронил ни  слова.
Љак мог он узнать об этом? —то за чудо? Ќеужели ему известно все?  Њне  не
пришла в голову простаЯ мысль, что золотой нашли на другой день в  саду  и
что на шее у сумасшедшего не обнаружили образка.
   - Ћтлично, отлично! Џродолжайте! Џродолжайте! - тихо  сказал  отец  вне
себЯ от нетерпениЯ и подавлЯемого гнева (с тех пор как мать  забеременела,
она  была  преисполнена  страха  и  без  конца  молилась).  -  Ќу  что  ж,
продолжайте, пожалуйста!
   Ћн жаждал отдохнуть перед предстоЯщей поездкой, но не хотел  входить  в
спальню, боЯсь  помешать  бедной  маме,  котораЯ  облегчала  свое  сердце,
беседуЯ со всемогущим.
   - ‡автра рано утром мне надо поехать в ‡альцбург, - сказал он  наконец.
-  ‘егоднЯ  после  обеда  Я  получил  спешное  письмо,   менЯ   приглашают
оперировать глаукому по моему новому методу. ’ы понимаешь?
   џ ничего не понЯл, но кивнул и выжидательно посмотрел на отца.
   - Њожет быть, Я еще  вернусь,  свЯщенник  и  учитель  в  этом  уверены,
пожалуйста, не разуверЯй их, если они станут тебЯ спрашивать. Ќо сам-то  Я
не очень уверен, разумеетсЯ. Ќа всЯкий случай Я хотел  бы  все  уладить  с
тобой. ‚ы останетесь здесь до двенадцатого или тринадцатого. Џотом мама  и
‚алли вернутсЯ домой, а ты поедешь в Ђ. ЏонЯл?
   Ќо сегоднЯ Я был мастер молчать. Њать тоже умолкла. Ћна кончила наконец
молитьсЯ. ‚ комнату вошла ‚алли и убрала со стола десертные тарелки. Ќа ее
тонких обнаженных руках Я  впервые  заметил  нежные  волоски.  Ћни  слегка
мерцали при  свете  керосиновой  лампы.  Љровь  прилила  мне  к  губам.  џ
посмотрел отцу в глаза - и он выдержал мой взглЯд.
   ѓлаза ‚алли с длинными ресницами были опущены. Ћна  не  глЯдела  ни  на
менЯ, ни на отца.
   ‚последствии Я узнал, что, читаЯ молитвы и акафисты, она услышала,  как
отец сказал, что решил отправить менЯ в  пансион.  ‚ыходЯ  с  тарелками  в
руках, ‚алли чуть-чуть пошатывалась. Ћна неловко отворила дверь,  холодный
ветер ворвалсЯ в комнату, горка тарелок накренилась и чуть не упала. ‚алли
тихо вскрикнула, - впрочем восклицание это гораздо больше  напоминало  мое
имЯ, чем обычное €исус-ЊариЯ-€осиф, - выпрЯмилась и благополучно  скрылась
вместе с тарелками.
   Ћтец улыбнулсЯ  мне  проницательной,  саркастической  улыбкой,  улыбкой
Џерикла тех времен, когда он завидовал  мне,  сыну  богатых  родителей,  и
наступил на мою ладонь во времЯ драки.
   - Ќу, любимый мой мальчик! - продолжал отец, садЯсь и стЯгиваЯ  грубые,
но тщательно вычищенные ботинки, - наперекор погоде  на  них  не  было  ни
единого пЯтнышка, - ну, любимый мой, передай все это матери завтра,  когда
Я уеду. ‘пальные вагоны  здесь  не  курсируют,  пусть  она  возьмет  билет
второго класса. …сли поезд будет переполнен, дай  кондуктору  побольше  на
чай. …й нужно отдельное купе, чтобы она могла лечь. Ѓилет должен стоить...
- Ћн набросал цифры на полЯх газеты. - Џотом  билет  третьего  класса  длЯ
нашей ‚алли. - Џри слове "нашей" он посмотрел на менЯ,  но  на  этот  раз,
пожалуй, не насмешливо, а сочувственно.
   џ все еще не промолвил ни слова.
   - ’ак, теперь ты. џ разрешаю тебе тоже взЯть билет второго  класса.  Ћн
стоит ровно в полтора раза дороже третьего. ’ы, разумеетсЯ, хочешь?
   џ ответил отрицательно.
   - „а. …ще одно. “ нас нет саквоЯжа, во что же ты уложишь вещи,  которые
нужны тебе в дорогу и на первые два днЯ в Ђ.?
   - “ здешнего лавочника есть чемоданы, - осмелилсЯ Я вставить.
   - ‘кверные, - сказал он, - недостаточно хорошие.  “довольствуйсЯ  пока,
пожалуйста, большой картонкой. ќто только на несколько дней.  „ома  у  нас
есть еще моЯ студенческий чемодан, который моЯ дорогаЯ матушка заказала  у
седельщика, когда Я уезжал в университет. Ћн перейдет к тебе. ‚  сущности,
ты тоже едешь вроде как в университет. ђасстатьсЯ с семьей - Я  знаю,  что
это значит. ‘емьЯ - это путеводнаЯ нить длЯ нас, слепых.
   ќтого Я тоже не понЯл.
   - Ќу теперь, до  свиданьЯ,  дружочек!  ’ы  хочешь  мне  еще  что-нибудь
сказать?
   џ подумал: сказать? Ќет! Њне очень хотелось поцеловать его. €з  спальни
послышалсЯ храп матери. Ћбычно она никогда не храпела. ќто было, вероЯтно,
свЯзано с ее положением. Ћтец рассмеЯлсЯ. Ћн смеЯлсЯ совершенно беззвучно,
но широко раскрыв рот.  ’акой  рот  никак  не  поцелуешь.  џ  на  цыпочках
попЯтилсЯ к выходу. ’ак Я надолго рассталсЯ  с  отцом,  который  продолжал
стоЯть в дверЯх спальни.  ‘вет  уже  был  потушен.  ЏоднимаЯсь  по  темной
лестнице в свою каморку, Я почувствовал чад лампы. џ подошел  к  открытому
окну. ‚ соседней комнате шелестела солома, на  которой  лежала  ‚алли,  но
девушка еще не спала. џ долго бодрствовал. Ќаконец, совершенно  сонный,  Я
побрел к кровати.
   џ раз