        ќрнст ‚айс. Ѓедный расточитель

   -----------------------------------------------------------------------
   Ernst Weiss. Der arme verschwender (1936). Џер. с нем. - ….‡акс.
   Њ., ѓосударственное издательство художественное литературы, 1963.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 19 November 2001
   -----------------------------------------------------------------------


        ѓ‹Ђ‚Ђ Џ…ђ‚Ђџ


        1

   Џисать было длЯ менЯ всегда запретной радостью.  Ћтец  терпеть  не  мог
этой мании. Ќо, разумеетсЯ, он не имел возможности  следить  за  мной  так
неусыпно, чтобы искоренить ее. Ћтец мой  известный  глазной  врач.  Ћн  не
волен в своем времени.
   Њы, моЯ мать и Я (сестра поЯвилась на свет только через пЯтнадцать  лет
после менЯ), мало  его  видели,  за  исключением  шестинедельного  летнего
отпуска, который мы обычно из года в год проводили в маленьком  тирольском
поместье Џушберг.
   Џомню до сих пор - это было  в  том  городе  старой.  Ђвстро-‚енгерской
монархии, где Я родилсЯ, - как однажды  июньским  вечером  мне  захотелось
писать. џ тайком достал из библиотеки отца книгу о глазных болезнЯх - отец
был тогда доцентом, - перелистал ее, ровно ничего  в  ней  не  понимаЯ,  и
принЯлсЯ разглЯдывать цветные иллюстрации, тоже ничего в них не смыслЯ. „а
и разве мог одиннадцати-двенадцатилетний  мальчуган  разобратьсЯ  во  всем
этом? ‚друг взглЯд мой упал на строки, набранные мелким  шрифтом  в  конце
левой страницы. ќто было _наше_ имЯ, имЯ  моего  отца,  без  указаниЯ  его
ученого званиЯ, просто Њаксимилиан Љ.
   џ испугалсЯ, но в ту же секунду менЯ охватил странный  восторг.  „рожа,
склонилсЯ Я над этими строчками и вполголоса прочел их раз пЯть или  шесть
подрЯд.
   Џотом, чтобы ветер не перевернул страницы - окно  было  открыто  и  дул
сильный южный ветер, - Я положил мой карманный латинский  словарь  поперек
замечательнейшей из страниц, вырвал самый последний  лист  из  тетради  по
математике  и  начал  наскоро  переписывать  абзац  со  всеми  непонЯтными
иностранными словами, нетерпеливо покусываЯ кончик ручки,  когда  встречал
особенно трудные слова.
   ‚ доме было тихо, мать ушла к портнихе, котораЯ шила ей летние  платьЯ.
€з нижнего этажа,  где  отец  принимал  больных,  ежедневно,  от  трех  до
половины пЯтого (впрочем, прием часто затЯгивалсЯ до половины  седьмого  и
даже до восьми), не доносилось  ни  звука.  Ќе  слышно  было  ни  звЯканьЯ
инструментов, ни шепота, ни подавленных стонов, которые Я улавливал, когда
украдкой подслушивал у дверей. ‹ишь изредка раздавалсЯ четкий и Ясный стук
палки слепого по ступенькам лестницы первого этажа. ЃархатнаЯ дорожка,  по
приказанию отца, устилала только лестницу, котораЯ вела из приемной в наши
комнаты.
   џ углубилсЯ в работу и был счастлив, Я даже не заметил, как  отворилась
дверь и бесшумно вошел отец. ‚ероЯтно, он несколько секунд простоЯл у менЯ
за спиной и только потом вытащил лист из-под моего пера, так  осторожно  и
так энергично, что Я провел еще длинную каракулю.
   џ вздрогнул и увидел отца, его насмешливую улыбку, котораЯ не сулила ни
доброго, ни злого.  Ќа  его  прекрасном,  высоком,  тогда  еще  совершенно
гладком лбу виднелась краснаЯ полоса, в три пальца шириной.  џ  знал,  что
это след от ленты, котораЯ во времЯ работы туго охватывала его  голову.  Љ
ленте этой был прикреплен особый инструмент.
   Њой отец - крепкий, широкоплечий, рослый человек.  “  него  темно-русаЯ
борода, несколько более светлые, густые волосы, тщательно  расчесанные  на
прЯмой пробор. Ћн немногословен. Џравда, он часто улыбаетсЯ, но Я долго не
мог освободитьсЯ от страха перед ним, хотЯ, насколько Я помню, он  никогда
и пальцем менЯ не тронул - совсем не  то,  что  моЯ  мать.  Ќо,  очевидно,
любовь моЯ была сильнее страха, и Я никогда не знал  чувства  одиночества,
которое знакомо единственным детЯм и способствует  развитию  у  них  мании
величиЯ.
   Ћтец и теперь ничего не сказал. Ћн прочел страницу с начала  до  конца,
не выразив никакого удивлениЯ. Џотом он спросил менЯ, откуда Я  взЯл  этот
лист. џ пробормотал что-то.
   ћжный ветер и шелест густой листвы с силой ворвались в  открытое  окно.
Ћтец притворил раму, схватил менЯ  за  плечо  и  посмотрел  вопросительно.
ѓлаза у него небольшие. Ћни Яркие, зеленовато-голубые и обладают свойством
не выпускать из полЯ зрениЯ то, на чем остановились.
   - Ќу? - спросил он еще раз.
   - Љупил, - сказал Я и  тут  же,  краснеЯ  от  сознаниЯ  своей  воистину
дурацкой лжи и обливаЯсь потом с головы до ног, повторил: - Љупил, правда!
- хотЯ Я заметил, что он уже шевельнул губами, чтобы что-то сказать.
   Ќо отец ничего не сказал, он только кивнул. Љонечно, он  сразу  увидел,
что лист вырван из новой тетради по математике, да еще, на мое  несчастье,
так неловко, что едва только он легонько  потЯнул  за  первую  страницу  с
домашней работой (и приложенными к ней чертежами треугольника со вписанной
и описанной окружностью), как выпала и эта страница. ’огда он схватил  всю
тетрадь своими белоснежными, тонкими и необыкновенно сильными  пальцами  с
миндалевидными розовыми, коротко обрезанными ногтЯми (Я никогда в жизни не
видел такой руки)  и,  поднЯв  оба  листка,  осторожно  вложил  обратно  -
страницу с задачей в начале, а страницу с мелконабранной заметкой в конце.
„ругой отец, может быть, наказал бы менЯ, другой прочел бы по крайней мере
нотацию. Њой не сделал ничего.  Ћн  даже  не  забрал  своего  учебника  по
глазным болезнЯм, когда вышел из детской.
   Ќе знаю, как это ему удалось, но на некоторое времЯ  он  отбил  у  менЯ
охоту к бумагомаранию. € все-таки больше всего  на  свете  Я  любил  самый
процесс  письма,  вплоть  до  терпкого  запаха  чернил  и   успокаивающего
скольжениЯ пера по бумаге. „о тех пор Я часто, пользуЯсь отсутствием  отца
и его слуги, доставал из отцовской  библиотеки  медицинские  книги.  „а  и
могла ли сына врача не  привлекать  к  себе  тайна?  Ћтныне  Я  подчинилсЯ
(правда, на времЯ, признаюсь в этом) молчаливому, но именно поэтому  столь
действенному запрету. џ чувствовал - отец не упрекнул менЯ, только  твердо
знаЯ, что Я и без того его понЯл. Ћн относилсЯ ко мне серьезно  и  доверЯл
мне. €ногда Я мог бы, - как бы это мне выразитьсЯ, - Я мог бы оказать  ему
сопротивление, если бы стал на сторону матери, когда они  ссорились  между
собой. Ќо Я не мог так поступить.
   џ не был ни примерным сыном, ни примерным  учеником.  џ  был  не  очень
уживчив. Ђ так как в школе у нас существовали различные банды с различными
атаманами, Я, естественно, был  тоже  атаманом.  „ело  часто  доходило  до
потасовок, они кончались победами  и  поражениЯми,  к  которым  Я  не  мог
относитьсЯ спокойно, особенно если видел, что победитель, которого  мы  на
нашем школьном Языке величали "€мператор",  обижает  маленьких,  слабых  и
отсталых.
   €так, вечным сражениЯм конца не было, к счастью, разумеетсЯ. ‚едь милые
бранЯтсЯ, только тешатсЯ.
   Џраво, не знаю,  как  это  случилось,  позже  мне  и  самому  это  было
невдомек, но Я не слишком строго  относилсЯ  к  понЯтию  собственности.  џ
часто раздавал свои вещи, и в этом, разумеетсЯ, не было  беды,  хотЯ  дома
мне постоЯнно внушали, что все мое принадлежит  вовсе  не  мне,  а  "нам".
ѓораздо хуже было то, что Я присваивал вещи товарищей, заведомо знаЯ,  что
они чужие. ЊенЯ всегда соблазнЯли разные школьные принадлежности, особенно
красивые  ручки,  толстые  резинки  и  прочие  мелочи.  ђучка  с   городом
ѓаблонцом, вырезанным на ее грифе, была моей мечтой. џ потихоньку брал их,
а потом незаметно, как  мне  казалось,  подсовывал  прежним  владельцам  -
обладать ими вечно мне нисколько не хотелось. ‚прочем,  и  это  еще  можно
было бы извинить. Ќепростительным в глазах моих соучеников было то, что  Я
часто присваивал вещи очень бедных мальчиков, и мне доставлЯло дьЯвольское
удовольствие наблюдать, как они ищут свою собственность "на  земле  и  под
землею", то есть на  парте  и  под  партой.  Ќа  что  же,  в  сущности,  Я
рассчитывал, когда через некоторое времЯ, с  жестом  ложного  великодушиЯ,
"дарил" им их же собственность? Њне казалось, что они будут страшно  рады.
Ќичего подобного. ‚ один прекрасный день на менЯ напали мальчишки из самых
разных банд. "Џодумаешь, какие герои", - решил Я и со смехом  принЯл  бой.
Ќо это не было обычным поединком, о нет. Ќе терЯЯ времени, они набросились
на менЯ и соединенными усилиЯми быстро  взЯли  надо  мной  верх,  как  мы,
бывало, говорили. Џоложенный на  обе  лопатки,  Я  извивалсЯ  на  полу  и,
судорожно сжав губы, изо  всех  сил  отбивалсЯ  руками  и  ногами,  наносЯ
быстрые и страшные удары  во  все  стороны.  Ќо  Я  не  смог  совладать  с
превосходЯщими силами противника. џ был необычайно крепким мальчуганом  и,
вероЯтно, справилсЯ бы с ними, если бы самый малорослый, уродливый,  косой
мальчишка не подкралсЯ ко мне сзади; он схватил мою голову и треснул ее об
пол.
   Љ счастью, густаЯ щетка моих волос ослабила удар. Ќо менЯ так  возмутил
этот подлый прием, что Я пришел в Ярость и в припадке  бешенства,  уже  не
помнЯ себЯ, вскочил и бросилсЯ на своих противников. Ћднако они были умнее
менЯ и прибегли к разным коварным уловкам. Ћдин из них дал мне подножку, Я
растЯнулсЯ снова, и тут уж они все с  удвоенной  энергией  набросились  на
менЯ, особенно самые слабые и отсталые, которых Я великодушно  защищал,  и
те, которых не менее великодушно одаривал их же  собственностью,  когда  у
менЯ не было возможности  делать  им  настоЯщие  подарки.  Ћсобенно  низко
поступил со мной косой. Њне не хочетсЯ говорить, что именно он сделал. Њое
бешенство улеглось так же внезапно,  как  и  пришло,  Я  даже  понЯл  свою
неправоту. џ ощущал уже не тумаки и удары, а только собственный позор, и в
отчаЯнье Я начал молитьсЯ вслух.
   ‘ерьезно ли Я молилсЯ или нет (впрочем, конечно,  серьезно,  Я  веровал
всем сердцем), но товарищи стали еще больше надо  мной  издеватьсЯ,  косой
принЯлсЯ передразнивать слова моей молитвы,  и  Я  умолк,  понЯв,  слишком
поздно, что нарушил правила нашей чести: призвал на помощь постороннего  -
то есть господа бога.  џ  позволил  даже  надавать  себе  пощечин.  џ  так
растерЯлсЯ, что почти перестал  сопротивлЯтьсЯ  и  только  закрывал  лицо.
Џотом Я отнЯл ладони от лица и распростер руки.
   ќто было воспринЯто как признание поражениЯ, и все разошлись по местам,
смеЯсь, топоча ногами и барабанЯ книгами по  крышкам  парт,  а  Я  осталсЯ
лежать возле кафедры. ’олько косой никак не хотел от менЯ  отвЯзатьсЯ.  Ћн
нарочно наступил на мою судорожно сведенную ладонь, лежавшую на  полу.  Ќе
ожидаЯ подобной низости, Я не успел убрать руку. ‘наружи послышались  шаги
классного надзирателЯ, - в гулком, выложенном каменными  плитами  коридоре
они доносились еще издалека. Ќам обоим надо было поскорей убратьсЯ, и  мне
и моему молчаливому врагу (должно быть, он ненавидел менЯ уже  давно,  как
ненавидЯт именно такие жалкие людишки).
   Ќо и длЯ менЯ времЯ немого страданиЯ миновало.
   - Џогоди-ка, вот Явлюсь к тебе с зеркалом, -  прошипел  Я  и  поднЯлсЯ,
правда, еще пошатываЯсь...
   •отЯ отец никогда не разговаривал с нами о своих врачебных  делах  и  у
верного ‹уки, который был  его  правой  рукой,  тоже  ничего  нельзЯ  было
выведать об отцовском искусстве, - Я все-таки пронюхал о некоем зеркале  -
это было круглое зеркало, которое отец носил на широкой черной, как  сажа,
ленте, повЯзанной вокруг головы. € вот тут-то Я нечаЯнно  коснулсЯ  самого
чувствительного  места  косого  мальчишки.   ђазумеетсЯ,   мне   следовало
замолчать. џ увидел, как он побледнел и забилсЯ в  проход  между  скамьЯми
подальше от менЯ. Ќо он тут же подошел  ко  мне  и  принЯлсЯ  чистить  мои
покрытые  пылью  длинные  брюки  и  разглаживать  измЯтый  воротник   моей
матросской блузы. €, чувствуЯ прикосновение его  руки,  пробегающей  вдоль
моей спины, Я услышал, как он тихонько просит у  менЯ  прощениЯ,  бормоча,
как это было у нас принЯто: "Џрости-прости-прости!"  Ќо  когда  отворились
двери и в них поЯвилсЯ исполненный достоинства классный надзиратель, Я  не
мог устоЯть, чтобы не шепнуть:
   - „а, да, Я приду с черным зеркалом моего отца, и ты совсем  ослепнешь,
косЯга!
   ЉосЯга, на диалекте того города, в котором  мы  жили,  означает  косой.
Њальчишка в великом ужасе, молча, замотал головой,  проскользнул  на  свою
скамью, последнюю у стены под географической картой, и каждый раз,  как  Я
взглЯдывал  на  него,  умолЯюще  трЯс  головой   под   реками   и   горами
Ђвстро-‚енгерской монархии, пожираЯ менЯ глазами,  которые  косили  больше
обычного.
   џ уже не мог на него сердитьсЯ. Џравда, Я чувствовал, что на затылке  у
менЯ вырастает большаЯ шишка, волосы  становЯтсЯ  дыбом  и  даже  малейшее
движение шеей причинЯет чудовищную боль,  но  Я  решил  все  загладить.  џ
примирительно кивал ему, когда он отчаЯнно трЯс головой, и,  заметив,  что
он не понимает моего Языка, послал ему  "классную  телеграмму"  следующего
содержаниЯ: "Џрости-прости-прости! џ сделаю тебе  операцию,  и  ты  будешь
видеть, как Џерикл! €мператор".
   Џравда, Я вовсе  не  был  тогда  €мператором  и  к  своему  предложению
оперировать и сделать его зрЯчим, как Џерикл (почему Џерикл?), Я и сам  не
отнессЯ серьезно. џ прекрасно знал,  что  он  видит  и  без  менЯ.  Ќо  он
успокоилсЯ, свернул клочок бумаги в виде мундштука и, вложив в него дар  -
новое перо (вероЯтно, он знал, как Я люблю писать новыми перьЯми), написал
в ответ: "Џерикл благодарит €мператора!"
   €з этих воспоминаний, которые относЯтсЯ к двенадцатому или тринадцатому
году  моей  жизни,  мне  Ясно,  что  еще  ребенком  Я  твердо  верил,  что
когда-нибудь стану врачом, как отец, буду  производить  удачные  операции,
проделываЯ при помощи зеркала чудеса над больными глазами, и что  конечнаЯ
победа останетсЯ за мной, ведь Я подписалсЯ - €мператор.


        2

   Њы, моЯ мать и Я, не знали цены деньгам. Ћтец довольно часто давал  нам
это  почувствовать.  Ћн  делал  деликатные  намеки  моей  матери,  но  она
пропускала их мимо ушей. …сли же отец, недовольный ее тратами на  туалеты,
начинал говорить более определенно, она возражала, что эти  расходы  очень
невелики, что дома  ее  холили  и  нежили  и  что  она  обЯзана  одеватьсЯ
соответственно своему положению. "€ мне ведь  хочетсЯ  нравитьсЯ  вам",  -
говорила она, глЯдЯ на менЯ и на отца, и  лукаваЯ  улыбка,  освещавшаЯ  ее
несколько неправильное лицо, делала  его  прекрасным.  ‚прочем,  Я  вообще
считал ее красавицей. „лЯ менЯ она всегда была неповторимой и с нею,  даже
в самой отдаленной степени, не мог сравнитьсЯ никто. ‚се молодые  девушки,
которых Я  видел,  не  были  похожи  на  нее  и  поэтому  ничуть  менЯ  не
интересовали.
   € все-таки больше всех на свете  Я  любил,  нет,  попросту  боготворил,
отца, чего бы Я не отдал, только бы доставить ему радость. ‘транно, но мне
даже грезилось, будто Я прощаю его.  ќто  были  сумасшедшие  мечты.  ђазве
могло случитьсЯ, чтобы мне пришлось прощать его, - когда пациенты (наедине
с нами он величал их "пилигримами", потому  что  они  приезжали  издалека)
благоговейно,  словно  остии,  касались   полы   его   сюртука,   -   мне,
посредственному ученику, которому всегда не хватало самого необходимого  -
терпениЯ, который, вспылив, способен был на всЯкие  выходки  и  потом  сам
горько в них раскаивалсЯ. Џоэтому так и случилось, что вначале Я  лишь  из
раскаЯниЯ сблизилсЯ с косым,  бедным,  уродливым,  но  очень  умным  сыном
налогового чиновника и обрел в нем своего первого друга.
   €так,   раз   уж   совершенно   невозможно   было    простить    такого
сверхимператора, полубога, как мой отец, Я стал ломать себе голову, чем бы
его порадовать. Љонечно, ему было бы приЯтно, если бы Я  стал  бережливее.
‘ам он одевалсЯ крайне просто.  Њой  друг  обратил  внимание  на  то,  как
поношен и лоснитсЯ длиннополый старомодный сюртук отца  и  какое  странное
впечатление производит этот бедно одетый человек в потрепанном  костюме  с
короткими, блестЯщими на локтЯх  рукавами,  когда  садитсЯ  в  собственный
экипаж. џ не замечал раньше таких мелочей. ’еперь и Я увидел их,  и  отец,
который работал тЯжелее, чем поденщик (его часто вызывали к пациентам даже
ночью, и тогда, щадЯ лошадей, он шел пешком в самые отдаленные  кварталы),
стал мне еще дороже.
   Љаждый понедельник  он  давал  мне  новое  перо,  которое  доставал  из
коробочки. ЏерьЯ,  купленные  дюжинами,  стоили  чуточку  дешевле.  ‚  тот
понедельник, когда Я подралсЯ с новым моим другом ђобертом (вскоре он стал
Ѓертлем и наконец Џериклом), Я не взЯл у отца  перо.  Ћтец  решил,  что  в
течение недели Я так бережно обращалсЯ со старым, что  оно  может  служить
мне и дальше. џ не стал его разочаровывать, мне показалось, что наконец-то
Я его порадовал. џ не ошибсЯ. Ћтец опасалсЯ, что Я унаследовал  от  матери
страсть к расточительству, которую она, в свою очередь, перенЯла  у  своих
родителей. ’еперь, увидев первое проЯвление моей бережливости, он в  конце
недели позвал менЯ к себе, достал из стальной коробочки, слегка  приоткрыв
ее (он запустил в коробочку только два  пальца,  и  Я  не  мог  видеть  ее
содержимого), маленькую золотую монету, дал мне и спросил, есть ли у  менЯ
кошелек. Ќо откуда же он мог у менЯ быть?
   - Њать даст тебе кошелек, - сказал отец и добавил: - „а,  что  Я  хотел
еще сказать? ’ы знаешь ведь, что это?
   - „есЯть крон, дукат, - ответил Я торопливо.
   - ђазумеетсЯ! (‘лово,  которое  он  употреблЯл  очень  часто  и  обычно
иронически.) ђазумеетсЯ! Њне так хотелось бы,  мой  мальчик,  чтобы  ты  с
детства узнал цену деньгам. —то бы ни случилось, тебе это  пригодитсЯ.  Њы
обладаем лишь тем, чего не тратим ни при  каких  обстоЯтельствах.  ‚  этом
цель денег. “ менЯ была тЯжелаЯ юность. € Я  знаю  им  цену.  Џокамест  ты
должен только копить эти монеты, ты понЯл менЯ? Ќо принадлежать они должны
тебе, одному тебе.
   џ ничего не сказал, Я смотрел на него. Љонечно, Я его понЯл.
   - џ буду давать тебе деньги каждую неделю, всегда по десЯть  крон.  Њне
хочетсЯ верить тебе. Њне кажетсЯ, тебе это будет полезно.
   џ кивнул, не помнЯ себЯ от радости. Ћн встал и легонько  похлопал  менЯ
по плечу. џ зажал деньги в кулаке, а кулак был уже в кармане штанов.
   - Ќе терЯть! - сказал он. - „лЯ мальчика это большие деньги.
   џ был уже в дверЯх, но отец снова окликнул  менЯ.  Љазалось,  он  не  в
силах расстатьсЯ с деньгами.
   - Џокажи-ка мне еще раз этот дукат, - прошептал он,  словно  говорил  о
чем-то тайном.
   џ подал ему золотую монету. Ћн бросил ее на крышку стальной  коробочки.
ђаздалсЯ чистый звон, монета подскочила и упала, Ярко сверкаЯ.
   - Њне хотелось только проверить, настоЯщаЯ ли она. Ќу, попроси у матери
старый кошелек и заметь себе, "_аккомодациЯ_" пишут всегда  через  два  к.
ђазумеетсЯ?
   Њы посмотрели друг на друга и рассмеЯлись.  џ  был  очень  высоким  длЯ
своего возраста, Я доставал ему почти до плеча.
   џ забыл сказать, что в книге о глазных  болезнЯх,  в  том  абзаце,  где
стоЯло имЯ отца, несколько раз попадалось незнакомое слово  "аккомодациЯ",
и Я, с присущим мне  нетерпением,  стремЯсь  поскорее  написать  его  имЯ,
написал "акомодациЯ" - через одно к.  ‡начит;  все  прощено  и  забыто.  џ
ускакал вне себЯ от радости и тайного ликованиЯ и получил от матери  очень
красивый, но уже дырЯвый кошелек. ‚прочем,  она  тут  же  взЯла  иголку  с
вощеной ниткой и починила его. Њать  тоже  сделала  мне  подарок,  правда,
небольшой. Ћна дала мне серебрЯную крону.  Љрона  предназначалась  мне  на
расходы, но Я тут же решил употребить ее на подарок отцу.
   Њетод отца оправдал себЯ. …сли бы у менЯ не было золотого, Я решил  бы,
что серебрЯнаЯ монета только на то и годитсЯ, чтобы немедленно обменЯть ее
на "атласные подушечки" (такие маленькие конфетки,  начиненные  шоколадным
кремом) или на маринованные огурчики - самые  любимые  мои  лакомства.  Ќо
теперь Я хранил деньги. џ ощущал прилив скупости и по ночам прЯтал кошелек
под подушку. ‚ечером Я молилсЯ, как полагаетсЯ, на коленЯх, но чаще  всего
уже в постели, преклонив колени на  мЯгком  тюфЯке,  лицом  к  стене,  где
висело маленькое распЯтие - черный крест с серебрЯным •ристом. Љак хорошо,
окончив молитву, вытЯнуть ноги, зарытьсЯ  в  прохладные,  мЯгкие  подушки,
глубоко вздохнуть, все забыть  и  уснуть  почти  мгновенно,  всем  сердцем
радуЯсь предстоЯщему дню.
   ‚ероЯтно, это  случилось  именно  в  те  годы.  Ќесколько  "пилигримов"
поднЯлись однажды вечером по запретной длЯ них, как и длЯ всех  пациентов,
лестнице, устланной бархатной дорожкой,  котораЯ  вела  в  нашу  квартиру.
‘воими мольбами они добились того, что отец принЯл их;  правда,  только  в
передней.  џ  не  был  бы  любопытным  ребенком,  если   бы   не   побежал
подслушивать.  Њать  напрасно  пыталась  удержать  менЯ  в  столовой.  Њне
непременно нужно было присутствовать там, да,  впрочем,  и  ей  тоже.  Ћна
побежала, опередив менЯ, и мы услышали, как пришельцы молЯт моего  отца  и
как в ответ на их мольбы и вопли отец, без малейшего признака гнева, но  и
без малейшего признака  состраданиЯ,  повторЯет  то,  что,  очевидно,  уже
сказал им сегоднЯ днем, в приемной, внизу.
   €х было трое: двое молодых и старик, их отец. Ћни,  как  и  большинство
пилигримов, приехали из восточных областей  Ђвстро-‚енгерской  империи,  а
возможно, даже из. …гипта,  потому  что  болезнь,  которой  они  все  трое
страдали, была как-то свЯзана с …гиптом. Ќесколько  лет  назад  мой  отец,
благодарЯ  его  всеми  признанной  одаренности  и  неслыханному  терпению,
вылечил, одного из братьев, и теперь сын привез в  наш  город  уже  совсем
слепого старика. € все трое молили моего отца, чтобы он взЯлсЯ лечить хотЯ
бы слепого, но только безвозмездно.
   - ђазумеетсЯ, это невозможно, - сказал мой отец.
   ’рое пилигримов обещали вымолить ему щедрое  благословение  у  владыки,
всех владык, но на губах отца мелькнула насмешливаЯ улыбка. ’очно  так  же
он улыбнулсЯ, когда увидел, что Я пишу на листе, вырванном из тетради.
   - Ќикакого владыки небесных воинств! - сказал отец. - џ не стану лечить
вас даром.
   - Ќо мы ведь заплатим, мы обЯзательно заплатим, и  не  десЯть  крон,  а
целых двадцать, только позже.
   Ћдин из сыновей добавил:
   - ‚идит бог.
   Ћтец начал сердитьсЯ, он не выносил разговоров на тему "видит бог".  Ћн
не позволЯл говорить так даже моей матери, и Я знал, что  из-за  распЯтиЯ,
которое мама повесила в  супружеской  спальне,  у  них  произошел  однажды
тихий, но ожесточенный  спор,  и  распЯтие  переселилось  в  мою  комнату.
Џравда, взамен она соорудила на своем ночном столике  маленький  домашний,
можно сказать салонный, алтарь.
   Ќе улучшило положениЯ пилигримов и вмешательство моей  матери,  котораЯ
приказала им уйти из квартиры и сказала, вероЯтно, только длЯ того,  чтобы
отделатьсЯ от них:
   - ‘тупайте, ступайте, господин доцент постараетсЯ занЯтьсЯ вами  потом,
ступайте же!
   Ќо выгнать этих  людей  было  невозможно,  они  вцепились  в  отцовский
сюртук, не смеЯ теребить его слишком  сильно,  так  как  он  был  довольно
ветхим. ‘тарик с густой седой бородой и серо-белыми  глазами,  обведенными
кроваво-красными слезЯщимисЯ ободками, облобызал даже подкладку сюртука, а
старший сын еще раз  выразил  моему  отцу  благодарность  за  исцеление  и
поклЯлсЯ, что после господа  бога  он  чтит  только  его  и  что  господин
профессор (он величал моего отца титулом, который ему еще не  принадлежал)
совершил над ним чудо.
   ‚се это времЯ гордость  удерживала  младшего  сына  в  стороне,  он  не
принимал участиЯ в этих унизительных излиЯниЯх. Ќо тут он сказал:
   - Ђ если Я поручусь вам, господин доцент? € если Я оставлю вам в  залог
мои часы, господин доцент?  џ  купец,  член  купеческой  общины...  -  ’ут
последовало  звучное  название  незнакомого  города,  состоЯщее  из  одних
согласных.
   - Ќет, это невозможно, - ответил отец все так же спокойно.
   - Ђ почему?
   - Џотому что у менЯ точно такие же твердые цены,  как  у  вас.  …сли  Я
начну лечить бесплатно, это будет то же, как если бы вы дарили  ваш  товар
крестьЯнам. „лЯ неимущих пациентов существует поликлиника.
   - Џоликлиника?  -  переспросил  старший  брат,  который  никак  не  мог
успокоитьсЯ. - ’ам учатсЯ оперировать ассистенты, там  студенты  исследуют
десЯтки больных одного за  другим  и  никогда  не  моют  рук,  а  господин
статский советник занимаетсЯ  экспериментами  и  испытывает  на  пациентах
опасные лекарства.
   - ‚от как? - резко заметил отец. - ‚ам это точно известно?  ‚ы  сделали
эти наблюдениЯ в моей поликлинике?
   -  “паси  господи!  -  ответил  беднЯга,  увидЯ,  какую  оплошность  он
совершил. - ђазве Я не призывал благословеньЯ божьего на ваши  чудотворные
руки? - € он завладел рукой отца, стараЯсь поцеловать ее.
   - ‘тань на колени перед чудотворцем!  -  крикнул  он  своему  отцу.  Ќа
глазах старика выступили слезы и потекли по  бороде.  -  Ћн  сжалитсЯ  над
тобой! „ва днЯ и три ночи ехали мы, чтобы попасть к вам. “  нас  даже  нет
денег на обратный путь.
   - ‚от видите, - сказал отец, - теперь вы говорите  правду.  “  вас  нет
денег на обратный путь, по какому же праву вы требуете, чтоб  Я  пользовал
вас? Џечально, - продолжал он. (€ не могу сказать, как облегчило мою  душу
это слово, первое мЯгкое слово  в  его  устах  за  весь  вечер!  Њне  даже
захотелось одолжить младшему сыну  "мои"  деньги,  их  было  уже  довольно
много.  €менно  младший  брат  возбуждал  мое  сострадание   больше,   чем
выздоровевший пациент и больной старик.) Ќо отец заговорил снова  и  таким
ледЯным  тоном,  что  трое  людей,  словно  зачарованные   или   скованные
параличом, вынуждены были выслушать его и повиноватьсЯ.
   - Џечально, но это ничего не менЯет. …сли Я  сделаю  исключение,  пусть
даже одно-единственное, десЯть ваших землЯков завтра же ЯвЯтсЯ ко  мне  на
прием. —ерез месЯц, когда слух об этом распространитсЯ  по  ѓалиции,  сюда
ЯвитсЯ триста, и мне уже не спастись от вас. Ѓольше нам говорить не о чем,
Я все знаю и прекрасно вас понимаю.  Џравда,  -  прибавил  он,  следуЯ  за
младшим сыном и взЯвшись двумЯ пальцами за  кончик  его  черного  кафтана,
точно так же как он двумЯ пальцами доставал из коробочки дукат, -  правда,
Я охотно признаю, что вы очень ловко все подстроили. ‚ы прекрасно  знаете,
что моего слуги сегоднЯ нет дома.  ‚прочем,  уж  не  он  ли  надоумил  вас
ЯвитьсЯ ко мне с этим ночным визитом? Ќо  Я  должен  вам  сказать,  -  тут
младший  сын  остановилсЯ  и  безмолвно  повернул  к  нему  свое  бледное,
фанатичное лицо, - у вас самого легкаЯ форма, которую может вылечить любой
деревенский врач, но отец ваш безнадежен. ђадуйтесь, что у вас нет  денег.
…сли бы они у вас были, нашлись бы врачи,  которые  еще  долго  мучили  бы
вашего отца. Џомочь ему невозможно. Ћберегайте от заразы  своих  домашних,
это все. Љак будто можно им всем помочь!  -  закончил  он  и,  когда  мать
шепнула ему что-то, добавил: - Љак будто нужно им всем помогать!
   Џосетители, спотыкаЯсь, спустились по скудно освещенной лестнице.


        3

   Ќе  успели  исчезнуть  непрошеные  гости,  как  отец  заметил,  что   Я
подслушивал. Ѓелые зубы его сверкнули, казалось, он прочесал  ими  верхнюю
губу и усы. Ќа мгновение лицо его исказилось.  Ќо  он  тотчас  же  овладел
собой, улыбнулсЯ совсем как обычно, и под его красивыми темно-русыми усами
блеснули два рЯда зубов.
   - ђазумеетсЯ! - сказал он  мне  тем  насмешливым,  товарищеским  тоном,
который теперь, как и всегда, обезоружил менЯ.
   ‹ицо матери помрачнело и стало еще мрачнее, когда отец наклонилсЯ к ней
- она была гораздо ниже его - и, галантно откинув прЯдь  волос  у  нее  со
лба, прошептал:
   - Ќеужели ты думаешь, что мне это доставлЯет удовольствие?
   Ќо мать не позволила себЯ умилостивить, она упрЯмо стрЯхнула  прЯдь  на
лоб и, взЯв менЯ за плечо, увлекла опЯть в столовую. Ќе принимаЯсь за еду,
родители продолжали вполголоса говорить на французском Языке,  которого  Я
тогда еще не понимал.
   Џроисшествие, казалось, было забыто. Ќо когда мы снова вышли в переднюю
(куда  выходили  двери  наших  спален),  отец  заметил  на  толстом  ковре
Явственные следы грЯзи. Ћчевидно, три пилигрима занесли ее с  улицы.  Њать
нахмурилась, приказала горничной немедленно убрать, затем увела менЯ в мою
комнату и, как бывало в раннем детстве, помогла мне раздетьсЯ.
   ‘тоЯ передо мной  на  коленЯх  на  коврике  у  постели,  она  принЯлась
развЯзывать запутанные узлы на шнурках моих туфель, и Я  увидел,  что  она
боретсЯ со слезами. Ќо она владела собой почти так же, как отец, и не будь
Я   единственным   ребенком,   сполна   одаренным   острой,   недоверчивой
наблюдательностью по отношению к взрослым,  котораЯ  никогда  не  покидает
единственных детей, при всей их любви к родителЯм, Я врЯд ли  заметил  бы,
как дрожат уголки ее губ и как часто мигают веки ее темных глаз.  Ќо  мать
не только раздела менЯ, она потушила свет, снЯла с менЯ дневную сорочку  и
надела ночную. •олодеЯ от волшебного трепета, Я почувствовал прикосновение
ее мЯгкой, прохладной  руки  и  царапающих  колец,  когда  она  попыталась
застегнуть пуговицу на вороте моей ночной сорочки.  Ћна  сделала  это  так
нетерпеливо, что пуговица оторвалась.
   Ћкно было открыто, как всегда по вечерам.  ‘о  двора  в  детскую  веЯло
прохладой,  шумели  деревьЯ.  Њать  вытащила  из   пышного   белоснежного,
сверкающего жабо своей блузки маленькую золотую булавку (Я хорошо знал ее,
она изображала змею, обвившуюсЯ вокруг ветки) и застегнула  этой  булавкой
воротник моей сорочки, который прохладно, тесно и нежно обвил мою шею, как
если бы он был рукой моей матери. Џотом мы вместе прочитали "Ћтче  наш"  и
"Ѓогородицу" и еще вечернюю молитву.
   ‚ заключение Я помолилсЯ за отца, за мать и за всех,  кто  нуждаетсЯ  в
помощи и в утешении. ‚друг Я вспомнил о пилигримах.
   - Њожет быть, мне следовало помолитьсЯ и о бедном слепом? - спросил Я у
матери.
   Ћна ответила не  сразу.  ‚ероЯтно,  ей  не  понравилось,  что  Я  опЯть
заговорил, она была совершенно  убеждена,  что  разговоры  ослаблЯют  силу
молитвы. € пока она в благоухающем платье из тафты все  еще  молча  стоЯла
рЯдом со мной на коврике, преклонив колени и придерживаЯ  рукой  жабо,  из
которого она вынула булавку, Я вдруг вспомнил о моем новом друге.
   „о этого Я никогда еще не видел слепого  вблизи,  старый  пилигрим  был
первым. ’ут Я вспомнил, что Я грозил  моему  лучшему  другу  слепотой!  Ќе
дожидаЯсь ответа матери, Я наклонилсЯ и прошептал ей на ухо, чувствуЯ, как
менЯ щекочут завитки волос у нее на лбу:
   - Њама, не можешь ли ты попросить  папу,  чтоб  он  изобрел  что-нибудь
такое, чтобы они все снова стали зрЯчими? ‚едь бог справедлив, правда?
   - —то взбрело тебе в голову? - спросила мать. - ‹ожись, не разговаривай
больше и спи! Ћ боге не говорЯт - справедлив; он  всеблаг,  всемилостив  и
всемогущ.
   - Ђ пилигримы? - возразил Я и  снова  увидел  опухшие,  кроваво-красные
глаза старого пилигрима, плачущие тЯжелыми слезами.
   - Џилигримы? - сказала мать, поднЯлась и отрЯхнула свое тафтовое платье
так, что его складки снова расправились. - ’ы не  должен  повторЯть  такие
слова. ”у! ‚се перенимает у отца! - Ћна повернулась к двери.
   џ соскочил с постели, на которую только что взобралсЯ,  и  бросилсЯ  за
ней.
   - Њама! Њама! - звал Я, всхлипываЯ.
   -  „а  ты,  кажетсЯ,  плачешь,  -  сказала  она,  немедленно   перестав
сердитьсЯ. - Ќа, вот тебе! - Ћна извлекла  что-то  из  маленького  кармана
юбки, правой рукой шлепнула менЯ по заду, а левой сунула  в  рот  конфету,
ужасно вкусную, хотЯ и с привкусом моих слез.
   - Ђ почему на них были такие шапочки? -  спросил  Я.  Њне  бросилось  в
глаза, что на пилигримах были маленькие бархатные,  словно  приклеенные  к
голове, шапочки. Ќо мать даже  не  ответила.  ђаз  уж,  -  как  она  часто
говорила, - она наложила мне маленький пластырь (конфету) на большую рану,
значит, все снова в порЯдке.
   ‚ действительности же эта встреча с пилигримами преследовала менЯ потом
еще много дней и ночей, даже во сне.
   - Љакое тебе дело до их шапочек? Њарш в постель, давно пора! -  сказала
она, взЯла менЯ за руку и отвела обратно в кровать.
   ‘теганое одеЯло лежало на полу - так стремительно соскочил Я с постели.
   - Ќечего сказать, красиво, - сказала мать с кротким упреком.
   ‚ детской стало вдруг чуточку светлее - это был  свет,  проникавший  из
окон нижнего этажа,  где  отец,  очевидно,  зажег  лампу.  Њать  порывисто
трЯхнула головой, почти так же, как несколько дней назад  это  сделал  мой
друг. …е удивило, вероЯтно,  что  отец  так  быстро  спустилсЯ  к  себе  в
кабинет. Ћна снова села ко мне на кровать и задумалась. џ тоже молчал.
   џ очень устал, и веки у менЯ слипались. € все-таки,  когда  Я  лежал  в
постели, а мать все выше и выше -  до  самой  шеи  -  натЯгивала  на  менЯ
стеганое одеЯло, а потом бессознательно, из любви  ли  к  порЯдку  или  из
нежности,  стала  приглаживать  мои  волосы  своими  длинными  прохладными
пальцами, у менЯ уже не было ощущениЯ огромного  покоЯ  и  блаженства,  не
было и радостного ожиданиЯ предстоЯщего днЯ...
   ќто длилось, вероЯтно, всего несколько минут, - из передней беспрерывно
доносилось  монотонное  шарканье  метелки  по  ковру,  который   запачкали
пилигримы.
   ‚ полусне у менЯ возникли совсем глупые мысли: может  быть,  слепота  -
справедливое наказание длЯ тех, кого она поразила, и гнев моего отца ("как
будто нужно им всем помогать!") свидетельствовал только,  что  ослепший  в
чем-то провинилсЯ и, значит, несчастье  его  заслуженное  и,  может  быть,
свЯзано с грЯзью, которую они занесли к нам в  дом!  Љ  тому  же  Я  забыл
сунуть кошелек под подушку. ’еперь уже было поздно.
   џ заснул. Њне  казалось,  что  среди  ночи  у  моей  постели  поЯвились
родители, со свечой, и тут менЯ осенила мысль, что мы трое, то есть  отец,
мать и Я, - все мы стоим против тех трех, слепого и его сыновей. Ќо, может
быть, это было лишь сновиденье. Њне всегда снились Яркие и  правдоподобные
сны.
   ђедко случалось, чтобы мать провожала менЯ вечером в детскую.  €  может
быть, чтобы  вознаградить  менЯ  за  свое  отсутствие,  она  подарила  мне
маленькую, обшитую оборкой, довольно плотную подушечку. €х тогда  называли
"думками". џ берег  ее  много  лет  и,  кажетсЯ,  даже  положил  в  ранец,
отправлЯЯсь на фронт. ‚ероЯтно, подушка  сохранила  запах  духов,  которые
употреблЯла мать, и поэтому по ночам Я всегда чувствовал ее рЯдом.
   ‚ это самое времЯ, а может быть, даже  и  раньше,  во  мне  пробудилась
чувственность. ‚ероЯтно, именно ее жуткаЯ сила и спасала менЯ. Џриступы ее
были так неистовы, так непонЯтны, что Я не мог представить себе, чтобы кто
бы то ни было мог успокоить их.
   ’оварищи, конечно, просветили менЯ, но по наивности Я не понимал  даже,
что "скотство", как они это называли и чем все-таки гордились, может иметь
что-нибудь общее с тем смЯтением, которое Я испытывал по ночам, когда спал
или бодрствовал на душистой думке моей матери.  ‚едь  теперь,  правда,  не
часто, но все же иногда случалось, - особенно если на следующий  день  мне
предстоЯла важнаЯ работа в школе и мне нужно было собратьсЯ  с  силами,  -
что Я не мог заснуть от волнениЯ.
   …сли ничего не помогало, Я вставал, расстилал на полу под окном носовой
платок, клал на платок оборчатую подушечку и вытЯгивалсЯ во весь  рост  на
ледЯном полу. € потом, свернувшись калачиком и обхватив руками  колени,  Я
обычно засыпал раньше, чем успевал привыкнуть к такой неудобной позе.
   Ћтцу Я, разумеетсЯ, ничего не рассказывал. џ видел  его  очень  мало  и
испытывал в его присутствии жгучий стыд. ‚ своих бедах Я призналсЯ матери,
и тут не понадобилось лишних слов.  Ћчевидно,  она  сразу  все  понЯла  и,
смеЯсь, отделалась от менЯ какими-то пустЯками. ‚сегда, если  Я  жаловалсЯ
на что-нибудь - ведь даже у самого счастливого ребенка  времЯ  от  времени
бывают поводы длЯ жалоб, - она дарила мне  какой-нибудь  пустЯчок,  обычно
совсем мне ненужный,  например,  серебрЯный  позолоченный  наперсток,  еще
теплый от ее пальца, и это сразу утешало менЯ.
   Џричиной моих горестей была школа, да, школа тоже.
   џ  училсЯ  все  хуже  и  хуже,  и  в  конце  почти  каждого  месЯца  от
педагогического совета приходило  письмо  в  синем  конверте,  содержавшее
"предупреждение", а кроме  того,  к  сожалению,  и  "порицание";  на  этих
письмах должен был расписыватьсЯ отец.
   Ќо, уступив моим просьбам и настоЯниЯм, мать перехватывала эти  письма,
и  Я  убедил  ее  подделывать  хоть  как-нибудь  подпись  отца,   довольно
неразборчивую, как у большинства врачей.
   ЊенЯ очень тЯготило, что в это времЯ отец был со мной нежнее, чем когда
бы то ни было. ќто была не та нежность, которую проЯвлЯют по  отношению  к
слабому, неустойчивому мальчику, обремененному множеством  недостатков,  к
мальчику, часто поддающемусЯ ужасной вспыльчивости и столь  нетерпеливому,
что  он  не  может  доделать  ни  одного  урока.  Ќет,  это  были   скорее
товарищеские отношениЯ двух равных людей. ‚ конце каждой недели он выдавал
мне новый дукат, и Я принимал как знак особого довериЯ то, что он  никогда
не проверЯет, целы ли прежние. „а и как мог бы Я их истратить?  џ  никогда
не расставалсЯ со своими деньгами. ЌесмотрЯ на все искушениЯ, Я ни разу не
прикоснулсЯ к своему сокровищу, и это было самой сильной  моей  опорой.  џ
рассчитывал на них в том страшном  случае,  если  в  феврале,  при  выдаче
табелей за полугодие, у менЯ окажутсЯ  неудовлетворительные  отметки.  ќти
деньги служили как бы противовесом.
   ЊенЯ не покидала мысль сделать отцу  подарок.  џ  знал,  что  он  носит
галстуки, вывернутые наизнанку, -  если  вглЯдетьсЯ  попристальнее,  можно
увидеть продольный шов.  Ќо  длЯ  этой  цели  Я  копил  серебрЯные  кроны,
которые, довольно нерегулЯрно, получал от матери. €х у менЯ было уже  штук
десЯть или одиннадцать.
   ќтой зимой, как-то под вечер,  отец  предложил  мне  поехать  с  ним  к
больному в закрытую лечебницу длЯ душевнобольных, находившуюсЯ за городом.
Ћтец неохотно делал визиты, которые требовали много  времени  и  приносили
мало  денег.  Ќо  на  этот  раз  ему  пришлось  поехать,  потому  что  его
начальство, тот самый  статский  советник,  о  котором  упоминал  один  из
пилигримов, настоЯтельно просил об этом. Ћтец не  стал  посвЯщать  менЯ  в
подробности. Ќо Я  полагаю,  что  дело  шло  о  нервнобольном,  страдавшем
начинающимсЯ (и тогда еще неизлечимым) параличом глазного нерва.  ‚прочем,
может быть, он уже и ослеп.


        4

   ’ак как дела мои в школе  шли  все  хуже  и  хуже  и  последнее  письмо
педагогического совета в синем конверте содержало целых  два  порицаниЯ  и
столько же предупреждений, Я надеЯлсЯ, что  во  времЯ  нашей  поездки  мне
удастсЯ подготовить отца к этой неприЯтности. Њне пришлось ждать  довольно
долго, прежде чем он позвал менЯ вниз, но тут, хотЯ шел уже  седьмой  час,
Явились новые пациенты. Ћтец попросил менЯ еще подождать  и  велел  кучеру
как следует укрыть попонами лошадей,  потому  что  было  холодно  и  начал
падать снег.
   ”онари у колЯски были зажжены, это всегда вызывало недовольство отца  -
зачем понапрасну тратить дорогое масло? ‚ ответ на мою просьбу кучер молча
погасил фитили, зажав их своими грубыми пальцами. Џотом он снова уселсЯ на
козлы. Ќа лошадей уже были надеты попоны, и  тонкий  слой  снега  медленно
покрывал коричневую мохнатую ткань. Ќо вскоре снег начал таЯть  на  теплых
спинах животных, с боков их  медленно  стекали  капли.  Ључер,  ударЯЯ  от
холода в ладоши и хлопаЯ себЯ по груди и по бедрам, слез, чтобы кнутовищем
смахнуть снег с лошадиных спин. ‚друг, к моему великому изумлению, одна из
лошадей разинула  пасть,  обнажив  желтые  длинные  зубы,  выступающие  из
бледных десен, и принЯлась громко ржать. Љ ней присоединилась и втораЯ.
   џ нетерпеливо  вбежал  в  приемную.  Џоследние  пациенты  находились  в
кабинете. –арила мертваЯ тишина. Ѓольшие часы в углу стоЯли.  Ћтец  считал
лишним заводить их. Ћн не хотел, чтоб часы ходили зрЯ в комнате, где никто
не живет. Ќаконец Я услышал бормотание, что-то звЯкнуло  -  вероЯтно,  это
были деньги за визит, - и на пороге поЯвились больные,  а  за  ними  отец.
‹ицо его казалось бледным, утомленным и неподвижным. Ћн слегка поклонилсЯ.
Ќа нем был белоснежный, без единого пЯтнышка халат, хотЯ он носил его  всю
неделю.
   Ћтец  вернулсЯ  в  кабинет  и   сел   за   письменный   стол,   потушив
предварительно лампу, которой пользовалсЯ длЯ осмотра  больных.  ‚ероЯтно,
когда исследовал их зеркалом, о котором Я  что-то  слышал,  совершенно  не
представлЯЯ себе, что это такое. ‚едь смотреть в зеркало - значит видеть в
зеркале самого себЯ, а какаЯ же в этом польза длЯ больного?
   Ћтец писал. џ пристально следил за его пальцами.  •орошо  ли  подделала
мать его почерк? €ногда он подымал глаза и смотрел на менЯ, но менЯ он  не
видел, просто что-то припоминал.
   Ѓыло так тихо, что Я слышал тиканье его карманных часов. џ  смотрел  на
него, на книжные шкафы, из которых Я брал книги. кафы с  книгами  никогда
не запирались, не то что шкафы с инструментами, и Ящики с  лекарствами,  и
тЯжелые Ящики с очками, которые дребезжали, когда Я подымал их.
   Њожет быть, он и это делал намеренно?  Њожет  быть,  он  видел  во  мне
будущего врача, который имеет право читать все? Ќе знаю...
   ‚друг снова послышалос