  и
скажу, что кто-то из моих людей работал в низине и обнаружил их в тайнике.
Ћт менЯ он дополнительных объЯснений не потребует.
   - Ќе желаю, - уперлась Њариетта.
   - ’ы только подумай  хорошенько,  -  продолжал  дон  —езаре.  -  Њаттео
Ѓриганте на тебЯ уже, безусловно, донес. ‡а тобой с минуты на минуту могут
прийти. Ѓудут тебЯ допрашивать, будут мучить, пока не узнают, где  деньги.
Ђ если Я возвращу их и ты таким образом официально выйдешь из  игры,  дело
само собой заглохнет. ’ы только скажешь, что Ѓриганте лжет, что он желает,
мол, отомстить за то, что ты его заклеймила.
   - Ќе хочу денег отдавать, - твердила Њариетта.
   “прЯмство Њариетты окончательно  восхитило  дона  —езаре.  ЌесгибаемаЯ,
настоЯщий разбойник, честной разбойник! Ќе ведающаЯ страха! …му  пришло  в
голову иное объЯснение подмене бумажника -  просто  ей  захотелось  дважды
заклеймить Ѓриганте: "џ процарапала тебе на щеке крест и  сверх  того  еще
взваливаю на тебЯ преступление, в каком ты неповинен". ‚от уже десЯтки лет
ни одно живое существо не умело  внушить  дону  —езаре  за  такой  краткий
промежуток времени столько волнующих и противоречивых чувств.
   - Ѓудь здесь у менЯ, - сказал он, - пЯтьсот тысЯч лир наличными,  Я  бы
дал их тебе взамен тех, и ты бы успокоилась. ‡автра с утра Я могу отрЯдить
’онио в банк. Ќо боюсь, за тобой придут еще до завтрашнего утра.
   - Ђ Я спрЯчусь, пока ’онио не вернетсЯ из банка.
   - Ќет, - проговорил дон —езаре, - Я хочу, чтобы ты была при мне.
   € она, такаЯ неразумнаЯ и такаЯ упрЯмица, стала ему еще дороже.
   - Џойди принеси бумагу и ручку, - приказал дон —езаре.
   Ћн продиктовал ей приписку к своему завещанию. Џисала она  старательно,
четким, но нескладным почерком, крупными  буквами  с  завитушками.  Љаждое
слово он произносил по слогам, знаЯ, что  Њариетта  не  слишком  сильна  в
грамоте. Ћн завещал ей большую оливковую плантацию и с  десЯток  плантаций
апельсиновых и лимонных.
   - “годьЯ, что Я тебе даю, - объЯснил он, - приносЯт мне в худой  ли,  в
хороший ли год примерно  шестьсот  тысЯч  лир.  ‘читай,  что  Я  тебе  дал
двенадцать миллионов лир.
   Ћнемев от неожиданности, Њариетта молча глЯдела на дона. —езаре,  держа
перо в поднЯтой руке.
   ‹евой рукой он подписал завещание, проставил дату.
   - Ђ тебе они принесут, - продолжал он, - куда  больше,  потому  что  ты
будешь обходитьсЯ с управлЯющими и арендаторами гораздо жестче, чем Я.
   - ќто уж точно - у менЯ они воровать не посмеют, - заЯвила Њариетта.
   ‚зглЯд у нее был совсем такой, как у Њаттео Ѓриганте. Ќо дон —езаре был
так расположен к Њариетте, что даже это не могло уменьшить его любви.  ‚сю
свою жизнь она прожила в нищете, так откуда же ей быть  доброй?  ’аков  уж
закон жизни. "‚ сущности, - подумалось ему, - Я  тоже  не  был  добрым,  Я
просто равнодушный".
   - Ђ теперь говори, где ты спрЯтала твои полмиллиона лир?
   ‚ глазах Њариетты вспыхнул лукавый огонек.
   Ћна поднЯлась и сунула руку в греческую вазу, стоЯвшую на  комоде.  ќто
была единственнаЯ без малейшей трещинки античнаЯ ваза, которую  обнаружили
при раскопках города “рии. Њариетта вытащила из вазы пЯтьдесЯт кредиток по
десЯть тысЯч лир каждаЯ, завернутых в старую газету. € положила пакетик на
кровать.
   - Ќикогда бы они не додумались у вас в спальне искать, - заЯвила она.
   "„о чего же ты мне мила!" - подумал дон —езаре.
   Ћн послал  Њариетту  за  ’онио,  а  ’онио  велел  отправитьсЯ  к  судье
Ђлессандро, найти его, где бы  тот  ни  находилсЯ,  если  надо,  так  даже
разбудить - сказать ему, что дон —езаре при смерти, - и  тащить  его  сюда
незамедлительно.


   ’еперь они ждали  судью.  Њариетта  думала  о  тех  капиталах,  которые
достались ей по наследству, а дон —езаре думал о том, какой жесткий взглЯд
бывает у бедных девушек.
   Џосле тЯжких и упорных боев на ЏьЯве он окончил первую мировую войну  в
чине капитана кавалерии. ‚ дни перемириЯ его  откомандировали  в  Џариж  в
распорЯжение  комиссии,  подготовлЯвшей  мирный  договор,  котораЯ   затем
приступила к вопросу о его практическом применении.
   —аще  всего  ему  приходилось  работать  вместе  с  одним   французским
офицером,  майором  генерального  штаба;  ростом  тот   бил   всего   метр
шестьдесЯт, к тому же по близорукости носил пенсне. ‘ам человек бедный, он
женилсЯ на  дочери  одного  чиновника  префектуры  департамента  ‘ены,  на
бесприданнице, но красавице. „омой он возвращалсЯ  на  метро  и  неизменно
заставал свою ‹юсьену за  переделкой  прошлогодних  платьев,  которые  она
старалась приспособить к новой моде.
   Ќесколько раз дон —езаре  отвозил  своего  коллегу  домой  на  огромном
"фиате", прикрепленном к итальЯнской комиссии по перемирию. …го  оставлЯли
обедать. Ћн посылал им самые редкие цветы и дал им обед в "Љафе де Џари" с
шампанским. Ћ деньгах он  не  беспокоилсЯ,  с  лихвой  хватало  того,  что
высылал отец,  да  плюс  офицерское  жалованье,  да  еще  командировочные.
‹юсьена недолго сопротивлЯлась его атакам. Ђ так как он был влюблен, он не
пожелал оставить мужу ровно ничего и поселил ее в двухкомнатной  квартирке
на улице ‘понтини.
   ‚се ночи они проводили, переезжаЯ из бара в бар, из одного  дансинга  в
другой, в компании офицеров английского  и  американского  экспедиционного
корпуса, французских авиаторов и дипломатов всех стран-победительниц.  „он
—езаре с ‹юсьеной представлЯли собой великолепную пару: она почти одного с
ним роста; он жгучий брюнет, она светлаЯ блондинка, и вела себЯ как  бесом
одержимаЯ, что соответствовало моде тогдашнего времени, - она даже коротко
подстриглась в числе первого десЯтка француженок.
   ‹юсьена была жадна до всего. Ћна исчезала  из  дома  на  целый  день  и
возвращалась к вечеру с новой шлЯпкой, с новым платьем, с мехами, цветами.
”ранцузские авиаторы возили ее на спортивном "вуазене"  в  Ѓулонский  лес.
‚первые в жизни дон —езаре ревновал. Џеред посторонними он  надевал  маску
безразличиЯ, улыбалсЯ - сказывалось хорошее воспитание, -  но,  когда  они
возвращались на рассвете к себе на улицу ‘понтини, он осыпал ее  упреками,
устраивал сцены, длившиесЯ часами. ђвал в клочьЯ новые платьЯ, если она не
могла объЯснить, откуда взЯла на них деньги. Ђ она, жестко глЯдЯ на  него,
говорила: "Љогда ты вернешьсЯ в €талию, тебе будет  все  равно,  кто  менЯ
одевает". - "џ увезу тебЯ с собой". - "„а ни за что на свете... џ вовсе не
желаю схоронить себЯ смолоду в  Ђпулии  и  жрать  макароны".  Љогда  поток
проклЯтий и упреков иссЯкал, она холодно разрешала ему взЯть себЯ, и  даже
его ласки не умЯгчали жесткого  блеска  ее  глаз.  Ќо  именно  из-за  этой
холодности он не бросал ее,  хотЯ  понимал,  что  к  этому  его  обЯзывала
простаЯ честь. “веренный в своей мужской силе, он убеждал себЯ,  что  рано
или поздно он сумеет дать ей наслаждение,  хотЯ  она,  упрЯмица,  даже  не
пыталась делать вид,  что  его  ласки  ей  приЯтны.  ‚от  тогда-то,  когда
наступит его час, он, по их манакорскому понЯтию  о  любви,  по-настоЯщему
подчинит ее своей власти, вот тогда-то она в свой черед узнает, что  такое
ревность. Ђ пока что, подобно игроку, который в отчаЯнии  все  увеличивает
ставки, хотЯ сам понимает, что стоит на грани полного краха, он от ночи  к
ночи испытывал все новые и все более горькие унижениЯ.
   - Ђ ведь было, - обратилсЯ дон —езаре к Њариетте, - ведь было так,  что
одна женщина навЯзывала мне свой закон...  “же  давным-давно  было;  твоей
матери тогда еще четырнадцати не исполнилось, а Я жил за границей, в одной
столице, Џариджи называетсЯ...
   Њариетта поднЯла  на  говорившего  удивленные  глаза.  “ж  очень  не  в
привычках дона —езаре было пускатьсЯ в откровенности  с  девушками  своего
дома. Ћна решила, что, очевидно, болезнь, сковывавшаЯ его тело,  принимает
роковой оборот и он совсем ослабел. € снова веки ей обожгли слезы.
   „он —езаре пыталсЯ рассказать Њариетте о единственной своей  несчастной
любви. ќто оказалось не так-то легко. Њариетта никуда из Џорто-Њанакоре не
выезжала, ни разу в жизни на  ее  памЯти  никто  не  посмел  усомнитьсЯ  в
могуществе ее хозЯина.
   ’олько когда он перешел к изменам ‹юсьены, Њариетта встрепенулась.
   - Ђ вы бы взЯли да прогнали ее! - воскликнула она.
   Ћн и в самом деле прогнал ‹юсьену. Љстати, в тот  день  она  ничуть  не
сильнее оскорбила его, чем обычно. Џросто болтала с кем-то по  телефону  -
он не знал с кем, - шутила, и все это  с  Явным  вызовом  в  его  адрес...
„а-разве такие еще унижениЯ он от нее терпел? Ќо в  эту  самую  минуту  он
понЯл, что уже вышел из-под власти навЯзанного ею закона. Ћн вдруг  увидел
ее и себЯ рЯдом с ней, в их квартирке  на  улице  ‘понтини:  он  сидит  на
постели, она болтает по телефону, - увидел их  обоих  такими,  какими  они
были в действительности, но так, как увидел бы со стороны двух любовников,
только это не были ни он, ни она,  а,  скажем,  любовники  на  театральных
подмостках, или так, как увидел бы их хромой бес, приподнЯвший крышу дома.
‚ боЯх на ЏьЯве австрийскаЯ пулЯ угодила ему в лЯжку,  только  через  двое
суток удалось эвакуировать его в лазарет; а  в  течение  этих  двух  суток
пулЯ, отдававшаЯсЯ непереносимой болью во всем теле, стала как  бы  частью
его самого, самой неотъемлемой частью: временами он полностью отождествлЯл
себЯ  с  этим  кусочком  металла,  вонзившимсЯ  в  человеческое   тело   и
разливавшим  вокруг  себЯ  боль;  его  захлороформировали,  а   когда   он
проснулсЯ, пулЯ лежала  на  столике  у  изголовьЯ  постели,  нечто  совсем
постороннее,  безвредное,  безобидное.  ‘овсем  так  получилось  и  с  его
любовью, когда перестал действовать навЯзываемый ею закон. Ћн с удивлением
смотрел на ‹юсьену и на того человека, который страстно любил эту ‹юсьену,
на него и на нее, на двух отныне чужих друг  другу  людей.  €  он  тут  же
прогнал прочь неверную свою подругу.
   Ћн глЯдел  ей  вслед,  когда  она  спускалась  с  лестницы,  таща  свои
чемоданы. Ќа половине марша она обернула к нему свое залитое слезами лицо,
то самое лицо, которое еще накануне наполнЯло его  счастьем  или  страхом,
каждое выражение которого врезалось в самое сердце; впервые  он  видел  ее
плачущей. Ќо он уже "потерЯл к ней интерес".
   Ќесколько раз она поЯвлЯлась в его снах, и он терзалсЯ от ревности, как
во времена своей любви. Ћн видел, как спускаетсЯ она с лестницы в день  их
разлуки, но только теперь она обращала к нему не  заплаканное,  а  сиЯющее
радостью лицо. "€ду к своему любовнику", - говорила она. Џотом  он  изгнал
ее даже из своих сновидений.
   - Ѓог знает, жива ли она еще, - вздохнула Њариетта.
   - џ о ней больше никогда и не вспоминал, - ответил дон —езаре.
   € впрЯмь, вспомнил он о ней лишь в час своей кончины, и то потому,  что
жесткий взглЯд Њариетты напомнил ему такой же жесткий взглЯд ‹юсьены.
   "Џочему, ну почему сунула Њариетта бумажник швейцарца в  карман  Њаттео
Ѓриганте? “ Џиппо огневые очи, он сама нежность,  настоЯщий  романтический
предводитель разбойников. Ќо настанет такой день, - думал дон —езаре, -  и
день  этот  не  за  горами,  когда  Њариетта  предложит  Њаттео   Ѓриганте
объединитьсЯ с ней, дабы навЯзать еще более неумолимый закон  батракам  на
своей оливковой плантации и на своих плантациЯх апельсиновых и лимонных".


   Ћни ждали судью. Њариетта думала о том, какие огромные деньги  просадил
дон —езаре на эту ‹юсьену; дон —езаре думал о том, что всЯ его жизнь  была
построена на сплошных самоограничениЯх.
   Ѓыл он и игрок, и выпивоха, как большинство офицеров  их  полка.  „а  и
почему бы ему не пить и не играть? „аже суровый кодекс офицерской чести не
запрещал ни выпивок, ни карточных игр. Ќо вот в один  прекрасный  день  он
разглЯдел в чертах своего лица  -  лицо  игрока,  то  есть  человека,  чье
поведение обусловлено привычкой к игре, длЯ которого игра - это уже закон.
€, увидев такого человека, он уже видел его как чужого себе. ‚ тот же день
он бросил играть.
   —ерез всю жизнь он пронес нерушимым  единственный  длЯ  него  моральный
закон - сохранить себЯ длЯ некоего дела, которого он так  и  не  совершил.
‚сЯкий раз, когда, по его мнению, он бывал втЯнут в то, что не мог считать
главной своей задачей (каковую в конце концов он так и не осуществил),  он
сразу и без малейших усилий отступал, как умеет отступить  прирожденный  и
хорошо владеющий рапирой фехтовальщик.
   Ћднако не так-то просто оказалось отвыкнуть от алкоголЯ. ‹юди  чести  с
легкой душой уж скорее предаютсЯ пьЯнству,  нежели  унизительным  любовным
интрижкам или механическому раздражителю азартных игр, коль скоро и  то  и
другое свЯзано с дурным обществом или просто  с  неприЯтностЯми.  Ђлкоголь
воспламенЯет  (любимое  выражение  картежников)  в  той  же  мере,  однако
оставлЯет человеку иллюзию, будто в процесс питьЯ втЯнут лишь он  один,  и
притом меньшаЯ часть его самого. Џришло времЯ, когда ему  при  пробуждении
требовалось выпить целый стакан водки.  ‘амому  порвать  с  этой  пагубной
привычкой не хватало силы: пришлось прибегнуть к помощи врача.
   Ѓыло это во ”лоренции. Љровать, железный стул, деревЯнный  белый  стол;
палата не  больше  тюремной  одиночки;  случалось,  здесь  запирали  буйно
помешанных. Ѓольница стоЯла на  вершине  холма  над  самым  Ђрно,  к  реке
террасами спускались сады, но с постели видно было  одно  лишь  небо.  Љак
только утихли первые спазмы отлучениЯ от алкоголЯ, подобные  конвульсивным
движениЯм новорожденного младенца, который впервые в жизни очутилсЯ  нагим
и беззащитным  от  Яркого  света,  холода,  шумов,  прикосновений,  словно
лишенный кожуры плод, как только прошла перваЯ тЯжкаЯ  полоса  линьки,  он
стал точно мертвый.
   ‘тайки розовых перистых облачков, окрашенных последним светом  закатных
лучей, медленно-медленно проплывали  в  клочке  неба,  схваченном  проемом
окна. Ђ он лежал как мертвец. Ћн чувствовал  себЯ  полностью  раскованным,
будто спали с него какие-то узы, совсем как распадались эти  недолговечные
облачка, когда легкий ветер  пригонЯл  их  к  выходившему  на  юг  окну  и
медленно выгибал в небе аркой, а когда их тЯнуло к северу,  рассеивал  их,
превращаЯ в золотистую дымку. ‡начит,  думал  он  без  страха,  но  и  без
радости, если есть что-то ему одному принадлежащее, значит,  думал  он,  -
это смерть, моЯ смерть. Ќо если ты, о человек,  прозреваешь  свою  смерть,
следовательно, ты живешь! € ему становилось до слез мило это небо,  нежное
майское небо, собственнаЯ его жизнь, здесь, над Ђрно, присутствие которого
только угадывалось над этой медлительной рекой, отражавшей небо, как и его
глаза.
   ’руднее всего  оказалось  избавитьсЯ  от  последней  -  политической  -
страсти. ‘ самого детства он был привержен к ‘авойскому царствующему  дому
и к идее королевской власти, к королЯм-героЯм. ‚зрослым он и сам убивал, и
сам сотни раз рисковал быть убитым во времЯ  первой  мировой  войны,  ради
того чтобы вернуть ’ренто и ’риест  ‚иктору-ќммануилу  III.  Ћн  до  дрожи
обожал этого низкорослого коротышку,  своего  королЯ.  Ќо  ‚иктор-ќммануил
отдал в руки  Њуссолини  всю  реальную  власть;  диктатор,  некоронованный
монарх, оглушил весь мир  раскатами  своего  голоса  балаганного  фиглЯра,
играл мускулами, рассчитываЯ  тем  самым  купить  голоса  плебса.  Buffone
уселсЯ на трон baffone [игра слов: buffone по-итальЯнски - шут, baffone  -
усач; этим прозвищем народ окрестил представителей ‘авойского королевского
дома, носивших усы].
   ќпоха королей-героев кончилась.
   „он —езаре удалилсЯ в свой дом с колоннами. € тогда он  снова  подумал:
"…сли ты, о человек, прозреваешь свою смерть, следовательно,  ты  живешь".
Ќо на сей раз потребовалсЯ не один год, чтобы  занЯть  свое  место  живого
среди живых. Ћн начал раскопки с целью восстановить  историю  благородного
города “риЯ. Ќо никогда уже больше он не соотносил смысла  своей  жизни  с
предпринЯтым делом.
   „он —езаре полусидит  в  постели,  под  спину  ему  подсунуты  подушки,
парализованнаЯ рука покоитсЯ  на  парчовой  подушечке.  Њариетта  сидит  у
изголовьЯ  кровати,  на  ней  всегдашнее  ее   полотнЯное   платье,   туго
обтЯгивающее молодую грудь, а сама она жадно ловит шорох автомобильных шин
перед крыльцом, но автомобилЯ все нет и нет. Ћба  ждут  судью  Ђлессандро.
Њариетта тревожитсЯ, почему это  так  замешкалсЯ  судьЯ;  а  главное,  она
боитсЯ, как бы полициЯ не опередила его и тогда ее заберут в  тюрьму.  „он
—езаре размышлЯет о своей смерти.
   Ћн не задумываетсЯ над тем, существует ли тот свет, обнаружит ли он там
господа бога, будет ли господь бог его судить, и воскреснет ли  он  сам  в
день ‘трашного суда, и будет ли ему уготовано вечное блаженство или вечные
муки. Ћн и без того знает, что нет.
   Ќе задумываетсЯ он и над тем, есть ли смерть страдание как таковое  или
просто она еще одно  страдание  среди  прочих  страданий.  Ћн  знает,  что
страдание - один из бесчисленных аспектов бытиЯ и что смерть по самой сути
своей ничто.
   Ђ думает он о том, что рожден там, где рожден, что прожил  свою  жизнь,
как  должно  прожить  ее  человеку  знатному,  сообразно  с  достоинством,
присущим человеку такого происхождениЯ и такой формации вот в эти времена,
вот в этих местах и вот в этих обстоЯтельствах.
   € он произносит громко, вслух:
   - Cosi sia, да будет так, аминь!
   ‘лова эти вовсе не означают,  что  он  готов  покоритьсЯ  божественному
закону,  как  покорны  ему  христиане,  или  закону  биологическому,   или
социальному, или личному, как покорны все верующие всех сект. ‘амому  себе
он утверждает самого себЯ. Љаков уж был, таков и есть.  Ќи  о  чем  он  не
жалеет, ничего не стыдитсЯ, ничего уже  не  желает;  просто  он  стараетсЯ
разобратьсЯ в себе самом, оповещает (самому себе) о том, каков  он  был  и
каким он осталсЯ в свой смертный час. ‚от что подразумевает он  под  этими
словами: "да будет так, аминь".
   - Cosi sia, аминь, - отзываетсЯ Њариетта.
   Ћна-то  считает,  что  отозвалась,  как  и  подобает   христианке,   на
предсмертную молитву христианина. Ќо она такаЯ закоренелаЯ  Язычница,  что
смысл, который она вкладывает в слово "аминь" (хотЯ врЯд  ли  сама  отдает
себе в этом отчет), не так уж далек от того смысла,  какой  придает  этому
слову дон —езаре.
   „есЯтки раз в своей жизни человеку  высокого  происхождениЯ  приходитсЯ
брать в руки оружие, воевать. ’ак было на протЯжении всей €стории, в любые
ее эпохи. Ђ в оставшиесЯ свободными от войны дни такой  человек  соблюдает
дистанцию между собой и всеми прочими. „он —езаре достаточно  повоевал  на
своем веку и достаточно строго соблюдал дистанцию.
   Ћн думает о том, что,  подобно  жителю  Ђфин  доперикловского  периода,
римскому гражданину в годы Џунических войн, члену Љонвента в 1793 году, он
из-за своего отказа подчинитьсЯ чужому закону мог примкнуть к  сообществу,
пусть  малочисленному,  людей,  ломающих  подгнившие  основы  общества   и
открывающих народам новые пути. ‚ известные  эпохи,  в  известных  странах
человек его ранга находит опору в самом ходе €стории  и,  преобразуЯ  мир,
тем самым подтверждает свое достоинство.
   „умает дон —езаре также о том, что, родись он при Ђвгусте или  ’иберии,
при ‹оренцо Њедичи или €ване ѓрозном, его отказ подчинЯтьсЯ закону вынудил
бы его покончить с собой, к каковому выходу и прибегали  люди  его  ранга,
когда им не удавалось ускользнуть из лап тирании. Џраво  на  самоубийство,
которое  даже  самые  зоркие  тюремщики,  самые  изощренные  палачи  могут
отсрочить лишь на  времЯ,  всегда  было  в  его  глазах  единственным,  но
неопровержимейшим доказательством свободы человека.
   ’аким образом, думает он, и сообразно с  обстоЯтельствами  человек  его
ранга  считает  своим  долгом  решитьсЯ  либо   на   действие,   либо   на
самоубийство, но чаще  всего  на  долю  такого  человека  выпадает  череда
последовательно сменЯющих друг друга и друг друга порождающих обЯзательств
и освобождениЯ от этих обЯзательств. € в самой этой постоЯнной  смене,  то
вынуждающей к действию, то освобождающей от действиЯ,  и  заключаетсЯ  его
достоинство как человека.
   Ћн, родившийсЯ в 1884 году в  ‡ападной  …вропе,  а  точнее  -  в  ћжной
€талии,  был  обречен  на   медленное   самоубийство,   распадающеесЯ   на
последовательно сменЯющие друг друга  фазы  в  соответствии  с  эпохой.  €
длилось это семьдесЯт два года, и не всегда было неприЯтно. „а будет  так.
Ђминь.
   ђадости познаниЯ, утехи любви и охоты - всего этого хватало  с  лихвой,
чтобы заполнить досуг, на который его обрекли обстоЯтельства.  ђодилсЯ  он
богатым и был осыпан всеми дарами, что позволило ему стать  uomo  di  alta
cultura - человеком высокой культуры (как говорЯт жители ћжной  €талии)  и
прожигателем жизни (как выражались французы великих эпох), в те времена, в
той стране, что обрекла его на медленное самоубийство (не без приЯтности),
и все ради того, чтобы не уронить своего достоинства. „а будет так. Ђминь.
   Ћн принимает себЯ самого таким, каким он был всегда и каким  осталсЯ  в
свой смертный час. ЏриЯтие это имеет цену лишь длЯ него одного,  только  в
собственных глазах, но в смертный его час, в незамутненный ничем  смертный
час безбожника, это приЯтие приобретает непререкаемую ценность.  „а  будет
так. € он произносит громким голосом:
   - Cosi sia. Ђминь.
   - Ђминь, - отзываетсЯ Њариетта.


   Ћни услышали, как "тополино" судьи прогремело по мосту,  переброшенному
через водослив озера. Њариетта спустилась в  нижнюю  залу  и  смешалась  с
группой женщин, окружавших большой стол из оливкового дерева и возносивших
всевышнему мольбы. ’онио провел судью в спальню дона —езаре.
   - „орогой мой Ђлессандро, - начал дон —езаре, - у менЯ тут к  вам  одна
просьба...
   €сторик города “риЯ обращалсЯ к историку  ”ридриха  II  вабского.  …го
смертный час близок, гораздо ближе, чем он предполагал.  Ћн  просит  судью
проследить за тем, чтобы собранные им древности не разошлись  по  рукам  и
чтобы его труд о греческих колониЯх в Њанакоре в эллинистическую эпоху был
бы предоставлен в распорЯжение эрудитов. …му  бы  хотелось,  чтобы  дом  с
колоннами превратили в музей:  в  своем  завещании  он  это  предусмотрел,
выделив на нужды музеЯ небольшую сумму; если это  по  каким-либо  причинам
невозможно, то пусть его коллекции, рукопись,  записки,  заметки  и  фонды
передадут в краеведческий  музей  города  ”оджи  -  эта  возможность  тоже
предусмотрена в завещании. Ћн был бы весьма  признателен  судье,  человеку
высокой  культуры,  человеку  науки,  если  бы  тот  лично  проследил   за
неукоснительным выполнением соответствующих пунктов завещаниЯ.
   ‚ сущности, дон —езаре и сам дивилсЯ, почему он придает такое  значение
всем этим  пустЯкам.  Ћн  умрет,  и  всЯ  вселеннаЯ  перестанет  длЯ  него
существовать. ‚прочем, вот уже несколько лет, как он смотрит на  себЯ  как
на мертвеца. Ќо в бесповоротную минуту  окончательной  смерти  он  не  без
удовольствиЯ дарит бессмертие обломкам и остаткам  древнего  города  “риЯ,
его усилиЯми добытым из-под слоЯ песка, из топи болот и  бездны  забвениЯ.
’ак уж пусть его друг Ђлессандро простит ему это последнее кокетство.
   ‘удьЯ горЯчо поблагодарил дона —езаре за оказанное ему  весьма  лестное
доверие.
   Ќо дон —езаре, по его словам, отчасти опасалсЯ своих слуг, а еще больше
родственников, которые нагрЯнут из Љалалунги, поэтому он вручил судье свое
завещание и позднейшие приписки  к  завещанию  и  просил  передать  бумаги
нотариусу. ’ут он протЯнул судье  пачку  денег,  завернутых  в  газету,  -
пЯтьдесЯт билетов по десЯть тысЯч лир.
   -  Ћдин  из  моих  рыбаков  нашел  эти  деньги,  спрЯтанные  в  низине.
Ѓезусловно, это те самые, что украли у швейцарца...
   - Њне необходимо повидать этого рыбака, - заметил судьЯ.
   - Ќо вы же сами знаете, что это за люди, - ответил дон —езаре. - Ћни не
любЯт свЯзыватьсЯ с полицией и судейскими. Ћн просил менЯ не называть  его
имени. џ похвалил его за  честность  и  дал  ему  слово,  что  его  никуда
вызывать не будут.
   - Ќо  ведь  по  этому  делу  арестован  человек.  “  менЯ  против  него
неопровержимые улики...
   - ’ем паче нет никаких причин тревожить моего рыбака.
   - Ќо Я обЯзан устроить им очную ставку!
   - Ђлессандро, - укоризненно произнес дон —езаре, - ведь у  менЯ  теперь
иные заботы...
   - Џростите менЯ, - живо проговорил судьЯ.
   Ћн уехал, увозЯ с собой завещание, пЯтьсот  тысЯч  лир  и  терракотовую
маслЯную лампу III века до  рождества  •ристова,  расписанную  обнаженными
фигурками, - длЯ донны ‹укреции в знак  последнего  восхищениЯ  умирающего
красивой женщиной.


   Њариетта снова поднЯлась в спальню и занЯла свое место у одра больного.
   Ђ в нижнем зале к женщинам,  толпившимсЯ  вокруг  стола  из  оливкового
дерева, присоединились  и  рыбаки.  ‚есь  зал  был  битком  набит  людьми,
возносившими молитвы об исцелении от недугов.
   Њариетта сразу же задремала, но времЯ от  времени  вздыхала  не  только
грудью, но и животом, морщила в улыбке губы, делала  какое-нибудь  из  тех
прелестных движений, которым обучил ее прошлой ночью и нынче днем Џиппо на
груде мешков в сарайчике на плантации, где весело журчали три ручейка.
   „он —езаре провел эту ночь, как и предыдущие:  то  забывалсЯ  сном,  то
просыпалсЯ. Љогда он открывал глаза, в поле его зрениЯ попадала  Њариетта,
освещеннаЯ керосиновой лампой, голова ее была откинута на  спинку  кресла,
которое она подтащила к самой постели,  губы  полуоткрыты  и  вокруг  глаз
черные круги, след любовных утех.
   Љогда занЯлась зарЯ, дон —езаре разбудил Њариетту и  велел  ей  открыть
ставни.
   ‡накомый пейзаж предстал его взору: водослив озера,  пробивавшего  себе
дорожку среди зарослей камыша и бамбука, вплоть до устьЯ реки, до  которой
было отсюда рукой подать,  слева  перешеек  с  его  дюнами,  справа  скала
наподобие женской груди, как бы выходЯщаЯ прЯмо  из  морЯ;  на  горе  храм
‚енеры “рийской, вокруг которого росли одни лишь розмарины, а  там  дальше
всЯ манакорскаЯ бухта и замыкающий ее мыс,  а  на  мысу  стрелы  трабукко,
огромнейшей махины, но с кровати дона —езаре трабукко  кажетсЯ  не  больше
обычной рыбачьей баржи, огибающей оконечность мыса.  €з-за  сосновой  рощи
вылезает солнце и золотит песок перешейка. ‡а ночь сирокко одолел либеччо,
и грЯду туч угнало в открытое море.
   „он —езаре попросил Њариетту сменить ему наволочки и простыню. Ћн любил
прикосновение  свежего  полотна  с  еще   неразошедшимисЯ   после   глажки
складочками.
   - Ђ сейчас мы попросим ’онио менЯ побрить, - заЯвил он.
   ‚идно было, как один из его рыбаков пересекает водослив озера, сидЯ  на
корме узенького челнока и беззвучно  работаЯ  коротенькими  веслами.  ‘таЯ
"железных птиц" взлетела вслед за челноком и направилась к озеру.
   „он —езаре подумал, что никогда уже ему не пойти на охоту в  прохладный
предрассветный час. Ќа миг почудилось, словно у него что-то отнЯли, и  ему
стало грустно. Ќо тут  же  он  с  насмешкой  отогнал  эту  мысль:  кто,  в
сущности, у него что-то отнЯл? „а и наохотилсЯ он на своем веку  вдосталь,
до скуки. Ќо единственное, что он, пожалуй,  любил  по-настоЯщему,  -  это
шагать узенькими тропками, проложенными через топь и по  песку  перешейка,
по холодку, на утренней зорьке. Ќикогда уже не  почувствует  он,  как  под
ногой пружинит дорожка, проложеннаЯ в глинЯной почве, плотно убитаЯ и в то
же самое времЯ податливаЯ, до того пропиталась она болотной влагой. ’акова
жизнь - аминь! „еревьЯ умирают, когда не  способны  больше  пускать  новые
побеги, даже оливковые деревьЯ, а уж на что они долговечнее  всех  прочих;
четверо мужчин, взЯвшись за  руки,  и  то  не  могут  обхватить  отдельные
экземплЯры на его оливковой плантации, и узловатые их сучьЯ все еще хранЯт
памЯть о согнувших  их  бурЯх,  о  последних  веках  ђимской  империи;  но
случалось, что какой-нибудь из этих великанов умирал:  в  один  прекрасный
день, без всЯкой видимой причины вдруг желтели листьЯ, и, когда  спиливали
дерево, весь ствол до самой сердцевины был мертв.
   „умал дон —езаре и о том, что  никто  никогда  не  увидит  его  глазами
расстилавшийсЯ перед ним кусок  пейзажа:  низину,  перешеек,  бугор  храма
‚енеры, залив и мыс; не сможет, подобно ему, охватить  единым  взглЯдом  и
минувшее  и  настоЯщее,  благородный  город   “рию,   план   которого   он
собственноручно восстанавливал,  собирал  по  крупицам  то,  что  от  него
осталось; угрюмый римский город II века, где стоЯли  гарнизоном  германцы;
пески и грЯзь, затЯнувшие все, чисто христианское  нерадение,  недаром  же
свЯщеннослужители никому еще не ведомого бога  похитили  ‚енеру  “рийскую,
втащили ее на  вершину  Њанакоре,  украв  у  нее  все,  вплоть  до  имени,
заключили ее навеки в тесную клетку храма их “рсулы, глупышки девственницы
и  мученицы,  свЯтой,  годной  лишь  разве  длЯ  ночного  мрака;  случайно
обнаруженные гавани,  построенные  в  низине  еще  сарацинами;  выложенные
камнем набережные, которые десЯтки лет спустЯ перестроил заново ”ридрих II
вабский; снова пески  и  грЯзь,  когда  власть  перешла  в  руки  идиотов
Ѓурбонов Ќеаполитанских; и, наконец, охотничьи и донжуанские угодьЯ самого
дона —езаре, соломенные хижины рыбаков, чьи женщины все до одной  побывали
в его наложницах! Ќикто уже никогда не сможет единым взглЯдом  объЯть  все
это минувшее и все это настоЯщее, эту минутную  историю  людей  и  историю
одного человека, тесно свЯзанного с  настоЯщим,  с  торжественной  минутой
настоЯщего, - человека, готовЯщегосЯ покинуть этот мир  в  здравом  уме  и
трезвой памЯти. ‚се это уже не будет таким, каким было длЯ него, - в  этот
миг наконец-то слившимсЯ воедино.
   - Ђминь!
   ђыбачьЯ лодка, возвращавшаЯсЯ из  открытого  морЯ  и  направлЯвшаЯсЯ  к
Џорто-Њанакоре, вплыла в отпущенный ему окном кусок горизонта. ‘тук мотора
проник в спальню через широко открытое окно, стук мотора,  работающего  на
солЯрке, неторопливый, глухо отдающийсЯ в глубинах морЯ и под  ложечкой  у
того, кто его слышит.
   Њариетта с доном —езаре следили взглЯдом за  моторкой  рыбака,  котораЯ
уходила с запада на восток в оконном проеме.
   Њотор был старенький, чихнув, он остановилсЯ, а лодку  потащило  вперед
медленно, совсем еле-еле. Њариетта быстро сделала рожки, вытЯнув мизинец и
указательный палец. „он  —езаре  понЯл,  что  это  она  заклинает  судьбу,
отводит от него дурной глаз: заглох  мотор  -  перестанет  битьсЯ  сердце,
значит, защищает его, как может.
   - Њариетта... - начал он.
   Ћна повернулась к нему.
   - Њариетта, - продолжал он, - Я хочу тебе только добра...
   Ћн снова хотел было произнести ее имЯ, но тут горло и  уста  его  свела
судорога, точно их затЯнуло невидимым  узлом.  Ћгромным  усилием  воли  он
попыталсЯ разорвать этот узел, но мышцы челюсти уже  не  повиновались.  Ћн
подумал, что, должно быть, от  этого  усилиЯ  лицо  у  него  перекосилось,
потому что Њариетта глЯдела на него  с  ужасом.  Ћна  вскочила  с  кресла,
бросилась к нему, закричала:
   - „он —езаре! „он —езаре!
   ’огда он отказалсЯ  от  борьбы  и  приказал  своим  глазам  улыбнутьсЯ.
Ћчевидно, это ему удалось: мышцы верхних и нижних  век  еще  повиновались.
‚зглЯд Њариетты стал спокойнее, но она продолжала кричать:
   - „он —езаре! „он —езаре!
   ‹еваЯ рука и леваЯ кисть все еще повиновались ему. Ћн  поднес  палец  к
губам, делаЯ знак Њариетте - замолчи, мол. Ћна замолчала.
   ’огда он сделал ей знак лечь рЯдом с  ним  в  постель.  Ћна  вытЯнулась
рЯдом с ним на свежих простынЯх с еще не смЯтыми после глажки складочками.
   Њариетта смотрела на него восторженно-пылким взглЯдом.  €  он  подумал,
что в эту минуту она любит его такой любовью,  перед  которой  все  прочие
виды любви ничто.
   Ћн положил руку на грудь девушки, на белую ткань платьЯ.
   Њариетта отодвинула руку дона —езаре, быстро  расстегнула  платье  (оно
застегивалось спереди) и снова положила его руку себе на обнаженную грудь.
ѓрудь была маленькаЯ, круглаЯ, крепкаЯ, и широкаЯ хозЯйскаЯ ладонь закрыла
ее всю целиком.
   †енщины ждали, набившись в коридоре. ‚ойти они не смели,  так  как  дон
—езаре приказал им накануне вечером не заходить в  его  спальню  без  зова
Њариетты. Ћни слышали  крики  девушки:  "„он  —езаре!  „он  —езаре!"  -  и
удивлЯлись, что все вдруг стихло. ’ак прошло некоторое времЯ.
   Њариетта восторженно-пылко смотрела на дона —езаре,  и  он  смотрел  на
нее, и глаза его улыбались. Џотом она заметила, что взглЯд уже  ничего  не
выражает. Џальцы, сжимавшие ее грудь, разжались, ладонь начала холодеть.
   Њариетта осторожно положила руку дона  —езаре  вдоль  его  тела.  Џотом
опустила ему веки. € коснулась легким поцелуем уже остывавших губ.
   - Ђминь, - прошептала она.
   ‡астегнув платье, она открыла дверь.
   - „он —езаре скончалсЯ, - сказала она.
   †енщины  разом  запричитали.  €х   причитаниЯ   заполнили   весь   дом,
выплеснулись в низину, долетели до морЯ и до тех рыбаков, чьЯ моторка  все
еще болталась возле устьЯ озерного водослива, у входа  в  который  в  свое
времЯ находилсЯ порт благородного и мудрого города “риЯ.


   Џолмиллиона лир, украденные у  швейцарского  туриста,  были  возвращены
владельцу, причем все до последнего сантима;  бумажник  тоже  был  найден,
причем не пропало ни одной бумажки. Ќо судьЯ Ђлессандро  все  утро  упорно
отказывалсЯ выпустить на свободу Њаттео Ѓриганте: возвращение  украденного
не  снимало  самого  факта  кражи,  преступление  осталось  преступлением,
расследование продолжалось - законы полагалось уважать.
   ‚ полдень два  городских  стража  вручили  судье  ключ  от  гарсоньерки
Ѓриганте, этот ключ они подхватили, что называетсЯ, на лету, когда  он  на
их глазах выпал из кармана передника „жусто, официанта "‘портивного бара".
Ђ „жусто был единственным свидетелем,  утверждавшим,  что  видел  бумажник
швейцарца в руках Ѓриганте. € то обстоЯтельство, что ключ от  гарсоньерки,
где было обнаружено украденное, находилсЯ  у  него,  оборачивалось  против
самого „жусто.
   ‘удью не так-то легко было провести, он сам был истинным жителем ћга  и
понимал, что стражникам куда выгоднее работать в интересах рэкетира, чем в
интересах правосудиЯ. Ќо  стражники  присЯгнули,  и  еще  один  свидетель,
Ђвстралиец, подтвердил, что ключ выпал из кармана официанта.  Џриходилось,
хочешь не хочешь, выпускать на волю Ѓриганте и сажать  под  замок  „жусто.
‚прочем, последний не слишком настаивал на своей невиновности, считаЯ, что
на данном этапе тюрьма - единственное место, где он может чувствовать себЯ
в относительной безопасности. ‘ледствие длилось несколько  недель  и  было
прекращено за отсутствием состава преступлениЯ.
   Џочти целый день донна ‹укрециЯ просидела в кабинете комиссара Ђттилио.
”ранческо пока так и не нашли.  „онна  ‹укрециЯ  требовала  от  комиссара,
чтобы он по нескольку раз обзванивал всех своих коллег  в  других  городах
провинции. Ћна даже не пыталась скрывать своей тревоги, так что  вскоре  и
помощник комиссара, и городские стражники, и карабинеры, а за ними и  весь
город догадались о причинах ее беспокойства.
   Ђ ”ранческо провел ночь в какой-то таверне в  ”одже,  пил  сам,  угощал
всех желающих и таким образом просадил остававшиесЯ у него пЯть тысЯч пир.
Љ утру он до того нализалсЯ, что хозЯин таверны вынужден был поставить длЯ
него в задней комнате походную кровать. Џосле полуднЯ, когда хмель вышел у
него из головы, ему дали ровно столько  денег,  сколько  стоил  проезд  до
Џорто-Њанакоре.
   „онна ‹укрециЯ видела, как он сошел с автобуса, и тут же  выскочила  на
улицу. Ћн заметил, что она направлЯетсЯ  в  его  сторону.  ѓлаза  ‹укреции
пылали любовью, а он решил - презрением. Ћн повернулсЯ и бросилсЯ  наутек.
Џоколесив по улочкам ‘тарого города, он вернулсЯ  домой  через  внутренний
дворик дворца. Њаттео Ѓриганте сидел за столом в столовой и писал  деловые
письма. ”ранческо достал из шкафчика в передней свои партитуры, сел  рЯдом
с отцом и начал в полном молчании проглЯдывать ноты  какой-то  канцонетты.
Ћтец с сыном обменЯлись первыми словами только на следующее утро, и то  на
посторонние темы, не имеющие отношениЯ к событиЯм вчерашнего днЯ.
   Љогда  донна  ‹укрециЯ  увидела  улепетывавшего  от  нее  со  всех  ног
”ранческо, она снова Явилась в кабинет комиссара полиции. € упала в кресло
напротив него.
   - Љак Я могла полюбить труса? - проговорила она.
   Љомиссар, писавший какой-то очередной рапорт, ничего не ответил  и  еще
усерднее стал водить пером по бумаге. Џотом словно бы он ничего не слышал,
словно бы и речи о ”ранческо не было, заговорил о кончине  дона  —езаре  -
это  было  главное  событие  днЯ:  коль  скоро  старик  отказалсЯ  принЯть
свЯщенника, можно ли его хоронить по христианскому  обрЯду?  €з  Љалалунги
прибыли родственники; на днЯх будет вскрыто завещание: ходили  слухи,  что
приписка к завещанию,  сделаннаЯ  в  последние  часы  жизни  дона  —езаре,
составлена в пользу  одной  из  служанок  дома  с  колоннами,  возможно  и
незаконнорожденной дочери покойного... Љомиссар считал себЯ самым ловким и
самым деликатным мужчиной во всем божьем мире и без труда  убедил  себЯ  в
том, что ‹укрециЯ будет его гораздо скорее, чем он предполагал поначалу, и
что все получитсЯ значительно легче.
   €  впрЯмь,  ровно  через  две  недели  донна  ‹укрециЯ   посетила   его
гарсоньерку. ‘трасть, разбуженнаЯ ”ранческо в тот  самый  день,  когда  он
долго держал ее руку, еще не осмеливаЯсь сказать: "џ люблю вас", - страсть
эта  требовала  утолениЯ.  Ћни  стали  встречатьсЯ  дважды  в   неделю   и
встречались так несколько месЯцев с неизменным удовольствием. Џотом  донна
‹укрециЯ завела себе нового любовника,  потом  еще  одного  и  сменила  их
немало. ‚ысокомернаЯ от природы, она презирала всЯкую осторожность. ’еперь
в городе уже никто не называл ее донна ‹укрециЯ, а просто ‹укрециЯ.
   ‘удье Ђлессандро донесли о недвусмысленном поведении  его  супруги.  Ћн
расспросил ее; она ничего не отрицала. Ќесколько месЯцев подрЯд  он  билсЯ
над неразрешимым вопросом: мужчина не имеет права  требовать  верности  от
женщины, котораЯ его больше не любит, но жена обЯзана блюсти  честь  мужа,
сообразуЯсь с моральными устоЯми, пусть и устарелыми, того краЯ,  где  они
живут; как примирить эти два равно законных принципа? € по-прежнему он все
так  же  мучилсЯ   вопросами,   которые   именовал   социальными;   весьма
неосмотрительно провел несколько мелких политических процессов,  входивших
в его компетенцию; выносил обвинительный приговор, оправдываЯ виновного  в
мотивировочной части решениЯ суда, и восстановил таким путем против себЯ и
представителей оппозиции, и правительство. …го перевели из Џорто-Њанакоре.
Џослали в Љалабрию, в маленький заштатный городишко в горах.
   €з одного чистого упрЯмства судьЯ  добилсЯ  заграничного  паспорта  длЯ
каменщика Њарио. ‚о ”ранции Њарио смог найти себе работу только в  шахтах,
где и погиб год спустЯ во времЯ взрыва.
   Љогда Њариетта разбогатела, агроном отступилсЯ от нее и предложил вести
его хозЯйство „жузеппине. ’а согласилась, отчаЯвшись разлучить комиссара с
его кроткой Ђнной и шалой  ‹укрецией,  не  говорЯ  уже  обо  всех  прочих.
Ђгроном, состоЯщий на государственной службе,  конечно,  фигура  не  столь
престижнаЯ, как комиссар полиции, зато получает  почти  такое  же,  вполне
приличное жалованье. …му она позволила похитить свою столь долго  хранимую
девственность и оказалась весьма искусной в постельных делах. Ќо, пожив на
ћге, ломбардец в конце концов прониксЯ южной моралью и  наотрез  отказалсЯ
сочетатьсЯ законным браком со столь опытной девицей. —ерез  несколько  лет
она бросит своего агронома ради одного землевладельца,  который  купит  ей
домик в Љалалунге и упомЯнет в своем завещании. Ђ агроном  умрет  молодым,
его съест малЯриЯ и отчаЯнные, но безуспешные попытки улучшить породу  коз
на манакорском побережье.
   Ќесколько  недель  спустЯ  после  смерти  дона  —езаре  все  наследники
собрались  длЯ  вскрытиЯ  завещаниЯ.  Њуниципальный  совет  отверг  проект
созданиЯ музеЯ на месте бывшего античного города, от которого не  осталось
даже ни одной целой колонны, но  коллекцию  древностей  взЯл.  Џотом  сами
наследники договорились о добровольном обмене между собой  полученных  ими
по завещанию участков". ’ак,  Њариетта  уступила  большую  апельсиновую  и
лимонную плантацию и получила за нее несколько гектаров  болота  и  дом  с
колоннами. ‚се так и ахнули: пойти на такое Явно невыгодное дело.  Ќо  тут
же решили, что  девушка  действует  из  соображений  сентиментальных:  уже
пополз слух, будто Њариетта - дочь дона —езаре (чем и объЯснЯлсЯ его столь
щедрый посмертный дар); „жулиЯ этот слух опровергала,  но  ей  не  верили,
знаЯ, что она находитсЯ с младшей дочкой в плохих отношениЯх; люди убедили
себЯ, что пусть Њариетта и незаконнорожденнаЯ, но ей приЯтно сохранить дом
предков; более того, ею восхищались: даже не носит славного имени, а  чтит
его свЯто, не случайно обменЯла плодородную плантацию цитрусовых на старый
дом, затерЯнный среди малЯрийных болот; кое-кто обзывал ее даже  дурочкой,
Ќо она и бровью не повела. Ћна помнила разговор, какой  был  за  несколько
месЯцев до этого между доном —езаре и землеустроителЯми, измерЯвшими вдоль
и поперек весь перешеек.
   - “ менЯ тут одна мысль есть, - открылась она Џиппо.
   „жулиЯ, ЊариЯ и ќльвира получили каждаЯ  по  небольшому  пакету  акций,
обеспечивающих  им  скромную  ренту.  Ћни  поручили  распорЯжатьсЯ  своими
"бумагами" дельцам из ”оджи, которые посулили платить им большие проценты.