 -- возбужденно твердил
ЏЯтница, по-прежнему упорно скрываЯ свои намерениЯ.
     Ђраукарий  на острове было немного, но их пирамидальные черные  силуэты
величественно  высились  среди  подлеска, укрываЯ его в своей  тени. ЏЯтница
питал  особое почтение к этим коренным обитательницам своей родины, носившим
ее имЯ,  и проводил иногда целые  дни в прохладной колыбели их гостеприимных
ветвей.  Џо  вечерам  он  приносил  ђобинзону   горсть  плодов  в  тоненькой
прозрачной шкурке  и  со съедобным Ядрышком,  чьЯ мучнистаЯ мЯкоть  отдавала
смолой.  ђобинзон  всегда воздерживалсЯ  от  карабканьЯ по  ветвЯм  деревьев
вместе со своим компаньоном, считаЯ это занЯтием длЯ обезьЯн.
     Ћднако  нынешним утром,  стоЯ  у  подножиЯ самой  высокой  араукарии  и
окидываЯ взглЯдом мощные ее ветви,  он подсчитал,  что  высота дерева должна
превышать  сто  пЯтьдесЯт футов.  Џосле долгих  дождливых  дней  свежее утро
обещало Ясную погоду.  ‹ес  дымилсЯ,  как усталый зверь; ручейки,  скрытые в
пышных  мхах,  журчали  непривычно   кроткими   голосами.  ‚сегда  чуткий  к
происходЯщим  в  нем переменам, ђобинзон вот  уже много дней  подрЯд отмечал
тоскливое  нетерпение,  с  которым  он ожидал восхода солнца:  сиЯние первых
лучей ЯвлЯлось длЯ него торжественным празднеством,  каждодневность которого
ничуть не умалЯла потрЯсающей душу новизны.
     ђобинзон схватилсЯ за  ближайшую ветку, оперсЯ на нее  коленом, а затем
встал  ногами,  мимоходом  подумав о том, что  сможет  насладитьсЯ  зрелищем
восходЯщего солнца  несколькими минутами раньше,  если ему удастсЯ забратьсЯ
на самую верхушку дерева.  Ћн  без  особого труда преодолел несколько этажей
этого  зеленого  дворца  со  смутным  ощущением,  что  становитсЯ  пленником
сложной,  бесконечно  разветвленной  структуры,  покоЯщейсЯ  на  красноватом
шершавом стволе,  который разделЯлсЯ на сучьЯ и ветви, веточки и  стебельки,
переходЯщие затем  в жилки  треугольных, причудливых, чешуеобразных листьев,
закрученных  спиралью вокруг  черенка.  ’еперь он  Явственно  видел  функцию
дерева  --  стремление объЯть  воздух  тысЯчами рук,  ощупать  его мириадами
пальцев. Џо мере подъема ђобинзон все глубже ощущал колебаниЯ такелажа этого
растущего из земли кораблЯ,  в чьих  бесчисленных  зеленых  снастЯх  органом
гудел ветер.  Ћн был уже  недалеко  от верхушки дерева, как  внезапно вокруг
него  разверзлась зиЯющаЯ пустота. Џоследние шесть  футов  ствола,  вероЯтно
опаленного молнией, были полностью  оголены.  ђобинзон опустил глаза,  чтобы
избежать  головокружениЯ.  Џод ногами  у  него  уходила вниз, в ошеломлЯющую
перспективу, мельтешащаЯ  путаница  ветвей. ђобинзону припомнилсЯ испытанный
однажды в детстве ужас,  когда  он решил  взобратьсЯ на колокольню ‰оркского
собора. Ѓесконечно долго кружил он по винтовой лестнице, обвивавшей каменную
резную колонну.  € вдруг уютный полумрак стен куда-то  исчез, и он  вынырнул
прЯмо в небо,  в пустое пространство,  еще  более головокружительное оттого,
что крыши  домов  были так  страшно далеко  внизу. Џришлось  спускать  его с
колокольни,  как тюк, с  головой,  укутанной  в  школьную  пелерину-ђобинзон
закрыл  глаза и  прижалсЯ щекой к единственной надежной опоре -- стволу. ќта
живаЯ   мачта,   внутри  которой   вершилась  жизнь  дерева,   обремененного
бесчисленными, простертыми к ветру  конечностЯми, слабо вибрировала, издаваЯ
по временам тЯгучие стоны. „олго вслушивалсЯ он в этот умиротворЯющий ропот.
’оска заставила  его  ослабить  судорожную  хватку. ’еперь он грезил. „ерево
превратилось в огромный корабль, бросивший Якорь в почву; распустив все свои
паруса,  оно  боролось  с неподвижностью, чтобы вновь пуститьсЯ  в плаванье.
†аркаЯ ласка  согрела  лицо ђобинзона,  тьма  под веками  вспыхнула  розовым
светом. Ћн понЯл,  что это  встало солнце, но,  прежде  чем  открыть  глаза,
помедлил еще мгновение, вслушиваЯсь в новое, рождающеесЯ в  нем ликование. €
опЯть теплаЯ волна накрыла его. Џосле скупого мерцаниЯ зари огненное светило
по-царски щедро  одарЯло  своим сиЯнием все живое. ђобинзон приподнЯл  веки.
Њириады сверкающих  искр  затанцевали между  его  ресницами.  ’еплое дыхание
ветерка  поколебало пышную листву. ‹ист -- легкие  дерева, дерево -- само по
себе  легкие,  стало быть,  ветер  --  дыхание  дерева, подумал ђобинзон. Ћн
попробовал  вообразить  собственные  легкие  --  разветвленный  пышный  куст
пурпурной губчатой плоти с розовыми перепонками, живой, дышащий коралл... Ћ,
с какой радостью  он воздел бы к небу  это хрупкое и сложное сокровище, этот
букет красных цветов плоти, чтобы огненный восторг пронзил его, излившись из
жерла ствола, переполненного алой кровью!..
     ‘о стороны берега в воздух  взмыла фантастическаЯ  птица, огромный ромб
цвета  старого  золота.  ЏЯтница  исполнил  свое  таинственное  обещание: он
заставил Ђндоара летать.
     ‘вЯзав  три стеблЯ тростника крестом  с двумЯ  параллельными,  неравной
длины  перекладинами, ЏЯтница надрезал  каждый из  стеблей и протЯнул сквозь
них  высушенные козлиные кишки. ‡атем он  прикрепил эту  легкую,  но крепкую
раму к шкуре Ђндоара,  подогнув краЯ и  сшив  их жилами.  Ћдин конец  самого
длинного  из  стеблей поддерживал  переднюю половину шкуры, второй скрывалсЯ
под свисающей вниз  хвостовой ее частью  в форме трилистника. Ћба краЯ шкуры
стЯгивала  крепкаЯ  веревка,  к которой  была привЯзана длиннаЯ  бечева -- с
таким расчетом, чтобы сообщать воздушному змею нужный наклон длЯ максимально
выгодной подъемной  силы. ЏЯтница трудилсЯ  над своим хрупким сооружением  с
первых  проблесков  зари; сильный  юго-западный  бриз,  предвестник сухой  и
солнечной погоды,  дул резкими порывами, и огромнаЯ пергаментнаЯ, близкаЯ  к
завершению птица судорожно билась в  руках арауканца, словно ей не терпелось
вырватьсЯ и  взлететь.  ‡апустив  ее  с  морского  берега,  ЏЯтница  ликующе
вскрикнул, когда распластавшеесЯ куполообразное чудище стремительно взмыло к
солнцу,  хлопаЯ  мЯгкими   краЯми,  украшенными  гирлЯндой  черных  и  белых
перьев.Љогда ђобинзон подошел к ЏЯтнице,  тог лежал на песке, подложив  руки
под голову;5 бечева от змеЯ была привЯзана к его левой лодыжке. ђобинзон лег
рЯдом, и оба долго глЯдели на Ђндоара, парЯщего в облаках; он содрогалсЯ под
внезапными  невидимыми  ударами  ветра,  металсЯ   туда-сюда   во  встречных
воздушных  потоках, внезапно замирал в  мертвой точке и бессильно падал,  но
тут  же  опЯть  бешеным  рывком  набирал  потерЯнную высоту. ЏридЯ в  полный
восторг от этих эоловых причуд змеЯ,  ЏЯтница не выдержал, вскочил  на ноги,
раскинул  руки  и  с  громким смехом начал подражать  танцу Ђндоара.  Ћн  то
съеживалсЯ  в  комочек  на песке,  то подпрыгивал,  задрав левую  ногу  выше
головы, то кружилсЯ, то шаталсЯ, словно  вдруг потерЯл опору, то вновь резко
вскидывалсЯ, и бечева,  привЯзаннаЯ к его лодыжке,  служила как бы осью этой
воздушной хореографии, ибо Ђндоар, танцующий высоко в небе, послушно отвечал
на каждое движение ЏЯтницы своими наклонами, взлетами и пике.
     Џосле полуднЯ ђобинзон с ЏЯтницей занЯлись ловлей белой (крупнаЯ  рыба,
водЯщаЯсЯ в южных морЯх). ‘топЯтидесЯтифутовую бечеву змеЯ привЯзали к корме
пироги;  за ней волочилась леса с наживкой,  котораЯ, поблескиваЯ, танцевала
на вскипающих гребнЯх волн.
     ђобинзон медленно выгребал против ветра к восточной оконечности лагуны,
а ЏЯтница,  сидЯ на корме, спиной к нему,  следил  за плЯской Ђндоара. Љогда
белона кидалась на  наживку и хищно смыкала на ней  свои  длинные, усаженные
острыми зубами  челюсти, воздушный змей, словно  поплавок на  конце  лески,.
начинал беспорЯдочно дергатьсЯ.  ’огда ђобинзон разворачивал пирогу и, гребЯ
по  ветру, приближалсЯ  к пойманной рыбине,  которую ЏЯтница  выхватывал  из
воды. Ќа  дне  пироги уже лежала целаЯ куча белой, их цилиндрические тела  с
зелеными спинами отливали серебром.
     „аже к вечеру ЏЯтница не пожелал спустить Ђндоара на землю. Ћн привЯзал
змеЯ  к  перечному  дереву, на  котором  висел  его  гамак.  €  Ђндоар,  как
прирученное  домашнее животное, провел ночь у ног своего хозЯина, а назавтра
так  же послушно следовал за ним,  куда бы тот  ни пошел.  Ќо на вторую ночь
ветер внезапно стих,  и  золотую птицу подобрали среди магнолий,  на которые
она тихонько опустилась в темноте. Џосле нескольких бесплодных попыток вновь
запустить змеЯ ввысь ЏЯтница  оставил его в  покое. Љазалось, он уже вдоволь
натешилсЯ змеем, и целую неделю провел в обычном безделье. ‹ишь потом он как
будто вспомнил о голове козла, оставленной им в муравейнике.
     Љрошечные   красные   труженики   поработали  на   славу.   Ћт  длинной
бело-коричневой  шерсти,  от бороды и мЯса козла  не  осталось ровным счетом
ничего. ѓлазницы и внутренность головы были идеально вычищены, а сухожилиЯ и
суставы  изгрызены так  основательно, что,  когда  ЏЯтница  коснулсЯ  нижней
челюсти, она  тут же отвалилась. Ќо сам череп цвета слоновой кости с мощными
черными лирообразными рогами был великолепен, и ЏЯтница торжествующе, словно
военным  трофеем, потрЯс  им в воздухе. Ћтыскав разноцветный шнурок, некогда
стЯгивавший шею козла, он повЯзал его у самого основаниЯ рогов, там, где они
толще всего.
     --  ’еперь  Ђндоар  петь,  --  загадочно  пообещал  ЏЯтница  ђобинзону,
следившему за его действиЯми.
     ‘начала  он вырезал  из  ветки  сикомора  (дерево семейства  тутовых  с
крепкой  древесиной)  две тонкие  планочки неравной длины.  Џроделав в более
длинной из них два отверстиЯ, он надел ее на остриЯ рогов,  скрепив их таким
образом между собой.  ‚тораЯ планочка легла  параллельно  первой  в  глубине
черепа, а на палец выше, между глазницами, ЏЯтница  укрепил еловую пластинку
с дюжиной узеньких  надрезов по  верхней  ее кромке.  Џосле  чего снЯл кишки
Ђндоара  с  дерева, где они за  это времЯ  успели высохнуть,  продубитьсЯ на
солнце и  превратитьсЯ  в  тонюсенькие жилы, которые  он  разрезал на равные
части, примерно по три фута длиной каждаЯ.
     ђобинзон следил  за всеми действиЯми ЏЯтницы, по-прежнему не понимаЯ их
смысла, как  наблюдал  бы  за  поведением насекомого со  сложными повадками,
непостижимыми длЯ человеческого  разума.  Ѓольшую  часть времени  ЏЯтница не
делал   ровно   ничего,   но  никогда  скука  не  омрачала  его  безбрежной,
первозданной лени. Џотом, словно шмель, при первом дыхании весны стремЯщийсЯ
к продолжению рода,  он, вдруг встрепенувшись, вскакивал и, озаренный некоей
идеей, с  головой погружалсЯ в  занЯтиЯ, цель которых  долго держал в тайне,
хотЯ они почти всегда имели отношение к воздушным  играм. ‘ этого мига он не
жалел  ни времени, ни усилий,  проЯвлЯЯ чудеса терпениЯ, изобретательности и
усердиЯ.  ‚от  так он на  глазах ђобинзона  несколько дней подрЯд  натЯгивал
между  двумЯ поперечинами,  с  помощью  колков,  двенадцать  кишок,  ставших
струнами  в  черепе  Ђндоара.  ЏользуЯсь врожденным музыкальным  слухом,  он
настраивал их не в терцию или квинту, как у обычного инструмента, а в унисон
или октаву,  чтобы  они  могли  звучать  все  разом  и  гармонично.  €бо  он
изготавливал  не  лиру  или  цитру, на  которой  собиралсЯ  играть  сам,  но
инструмент стихий,  эолову  арфу, где единственным исполнителем будет ветер.
ѓлазницы играли роль эф  (два резонатора в виде фигурных прорезей в  корпусе
струнных инструментов) в  резонирующем  корпусе черепа. „лЯ того чтобы струн
мог  коснутьсЯ даже  самый слабый  ветер,  ЏЯтница прикрепил по  обе стороны
глазниц  крыльЯ  грифа,  чем  весьма   заинтриговал   ђобинзона,  считавшего
стервЯтников  абсолютно неуЯзвимыми и  бессмертными. €  наконец, эолова арфа
обрела  свое  место в  ветвЯх засохшего  кипариса,  чей голый  ствол  черным
силуэтом вырисовывалсЯ среди каменного хаоса, в розе ветров. …два оказавшись
там,  арфа  издала  пронзительный,  жалобный  стон,  хотЯ ветра не  было и в
помине. ЏЯтница внимательно  вслушивалсЯ  в  эти  простые и  жалобные звуки.
Ќаконец  он  состроил  пренебрежительную  гримасу и поднЯл два пальца, даваЯ
понЯть  ђобинзону,  что звучат всего две  струны,  ЏЯтница  вновь вернулсЯ к
своей нескончаемой сиесте в  гамаке, а ђобинзон --  к  солнечным  ваннам,  и
прошло несколько недель прежде чем Ђндоар подал наконец голос. Ћднажды ночью
ЏЯтница потЯнул за ногу ђобинзона, давно уже избравшего себе место ночлега в
ветвЯх  араукарии,  под  навесом  из  коры.   ЋказываетсЯ,  поднЯлась  бурЯ,
опалЯющее дыхание которой насытило  атмосферу  электричеством, не обещаЯ при
этом дождЯ. ЏолнаЯ  луна, казалось,  стремглав  несетсЯ  сквозь  клочковатые
бледные облака. ЏЯтница потащил ђобинзона  к мертвому кипарису. …ще не дойдЯ
до  него, ђобинзон услышал  райскую музыку, словно  играли разом и  согласно
скрипки и  флейты.  ’о не было  мелодией в  собственном смысле  слова, когда
определеннаЯ  последовательность  звуков  привораживает сердце,  манЯ в свой
хоровод,  сообщаЯ  ему  скрытый  в  них  восторженный порыв.  Ђрфа  пела  на
одной-единственной  ноте, но какую же бесконечную,  пленЯющую душу  гармонию
заключал  в  себе   этот  аккорд  из  несметного  количества  звуков;  каким
неодолимым, роковым  очарованием  обладала его властнаЯ  мощь! ‚етер  удвоил
свой  напор, когда  оба  они подошли к  поющему дереву. Љрепко привЯзаннаЯ к
самой верхней ветви эолова арфа то гудела, как  тамтам, то  замирала в немой
дрожи, то  разражалась  Яростными стонами.  Ђндоар  парЯщий дразнил  Ђндоара
поющего;  казалось, он одновременно и  заботливо охранЯет его, и угрожает. ‚
неверном свете  луны  крыльЯ  грифа  то резко  распахивались,  то  судорожно
смыкались  вокруг козлиного черепа, придаваЯ ему зловеще-фантастический вид,
вполне  соответствующий  реву  бури. Ђрфа пела мощным  и  мелодичным голосом
лесного зверЯ; то была  поистине первозданнаЯ,  нечеловеческаЯ музыка стихий
-- мрачный зов земли, гармониЯ небесных сфер и тоскливый стон принесенного в
жертву  большого  козла. Џрижавшись  друг  к  другу под  нависающей  скалой,
ђобинзон с  ЏЯтницей вскоре позабыли обо всем на свете, потрЯсенные величием
тайны   единениЯ   первородных  стихий.  ‡емлЯ,   дерево  и  ветер  согласно
праздновали ночной апофеоз Ђндоара.
     ЋтношениЯ ђобинзона  и ЏЯтницы, став теплее, человечнее, одновременно и
осложнились; им было далеко до безоблачных. ђаньше, до взрыва, между ними не
возникало, да  и  не  могло возникнуть, серьезных разногласий. ђобинзон  был
господином, а  ЏЯтнице  надлежало  подчинЯтьсЯ,  не рассуждаЯ. ђобинзон имел
право  бранить, даже бить ЏЯтницу. Ќо теперь, когда ЏЯтница стал свободным и
сравнЯлсЯ в правах с ђобинзоном, они могли и ссоритьсЯ.
     ќто и случилось однажды, когда ЏЯтница  приготовил в  большой  раковине
нарезанную кружочками змею с приправой из кузнечиков.
     ‚прочем, он уже несколько недель раздражал ђобинзона по разным поводам.
Ђ нет ничего опаснее раздражениЯ человека, волею обстоЯтельств принужденного
жить с одним-единственным соседом, и только с ним. ’акое принуждение подобно
динамиту, взрывающему самые, казалось бы, любЯщие пары.  Ќакануне  инцидента
ђобинзон  маЯлсЯ   несварением   желудка,  наевшись  черепашьего  жаркого  с
черникой.  € вот нате  вам!  --  теперь ЏЯтница сует ему  под Hod фрикасе из
питона и насекомых! ђобинзона  чуть не стошнило; одним пинком он отшвырнул в
песок  большую раковину со всем ее содержимым.  ђазъЯренный ЏЯтница подобрал
раковину и  взмахнул ею над головой ђобинзона. Ќеужто друзьЯм грозила драка?
Ќо нет, ЏЯтница повернулсЯ и убежал.
     „вумЯ  часами  позже ђобинзон увидел,  как он  возвращаетсЯ, волоча  за
собою какое-то чучело. ѓолова чучела была сделана из  кокосового ореха, руки
и ноги  -- из стеблей  бамбука. €  самое главное, кукла щеголЯла  в обносках
одежды ђобинзона -- ни дать  ни взЯть огородное  пугало. Ќа скорлупе  ореха,
увенчанного зюйдвесткой, ЏЯтница намалевал лицо своего бывшего господина. Ћн
водрузил чучело прЯмо перед ђобинзоном.
     -- џ  тебе представлЯть ђобинзон Љрузо, ѓубернатор острова ‘перанца, --
объЯвил
     ЋЌ.
     Џотом  он   подобрал  грЯзную  пустую  раковину  из-под  жаркого  и   с
торжествующим ревом  разбил ее о кокосовый орех, который плюхнулсЯ на  песок
среди  треснувших  бамбуковых   "рук"   и  "ног".  ‚след  за  этим   ЏЯтница
расхохоталсЯ и обнЯл ђобинзона.
     ђобинзон  прекрасно  понЯл  урок,  таившийсЯ  в  этой  нелепой комедии.
Ћднажды,   когда   ЏЯтница   поедал   живьем   толстых   пальмовых   червей,
предварительно обвалЯв их в муравьиных Яйцах, рассерженный ђобинзон пошел на
плЯж и там вылепил из сырого песка что-то вроде человека, лежащего ничком, с
волосами-водорослЯми. ‹ица, скрытого в сгибе  локтЯ, не было видно, но голое
коричневое тело весьма походило на тело ЏЯтницы. ђобинзон уже почти закончил
работу, когда его компаньон, с полным  ртом недожеванных  червей, подошел  к
нему.
     --  џ  представлЯю  тебе ЏЯтницу, пожирателЯ змей и червЯков, -- сказал
ђобинзон, указываЯ на песчаное изваЯние.
     ‡атем он подобрал ветку орешника и, оборвав с нее листьЯ, принЯлсЯ сечь
по  спине, Ягодицам  и ногам песчаного  ЏЯтницу,  сделанного  именно с  этой
целью.
     ‘  тех пор  их  стало на  острове четверо: ђобинзон  живой  и  ђобинзон
бамбуковый,  ЏЯтница  настоЯщий  и  ЏЯтница песчаный. € все то зло,  которое
друзьЯ могли причинить друг другу -- обиды, оскорблениЯ, побои, -- каждый из
них вымещал теперь на копии другого. ‘ами же они жили в мире и согласии.
     Ћднако  и  ЏЯтнице  удалось   придумать   еще  одну  игру,  куда  более
увлекательную и курьезную, нежели забава с парой человеческих
     подобий.
     Ћднажды   днем   он   довольно   бесцеремонно    растолкал   ђобинзона,
устроившегосЯ поспать под эвкалиптом.  ‘перва ђобинзон даже не понЯл  смысла
переодеваниЯ   ЏЯтницы:   тот   обернул   ноги  лохмотьЯми,  долженствующими
изображать  штаны,  плечи  его  прикрывала  коротенькаЯ  куртка.  Ќа  голове
красовалась  соломеннаЯ  шлЯпа, что  не помешало ЏЯтнице укрытьсЯ еще  и под
зонтом из  пальмовых листьев. Ђ  главное, он  сделал  себе фальшивую бороду,
наклеив на щеки пучки рыжих волокон кокосового ореха.
     -- ‡наешь, кто есть Я? -- спросил он у ђобинзона, принЯв величественную
позу.
     -- Ќет.
     џ есть ђобинзон Љрузо из английски город ‰орк, хозЯин дикого ЏЯтницы.
     -- Ђ Я тогда кто же? -- воскликнул ошеломленный ђобинзон.
     -- “гадай! ђобинзон  слишком  хорошо изучил своего компаньона, чтобы не
проникнуть с полуслова в его мысли. Ћн встал  и скрылсЯ в лесу. …сли ЏЯтница
стал  ђобинзоном  -- прежним ђобинзоном,  хозЯином  своего раба ЏЯтницы,  то
ђобинзону ничего другого  не  оставалось, как  преобразитьсЯ  в  ЏЯтницу  --
прежнего  раба  ЏЯтницу.  €  в  самом  деле, он  давно  рассталсЯ  со  своей
квадратной бородой и стрижеными волосами,  которые носил  до взрыва, и нынче
так  походил  на ЏЯтницу, что ему  почти  ничего не пришлось менЯть  в своей
внешности,  дабы  исполнить  эту  роль.  Ћн только  натер себе  лицо и  тело
ореховым  соком,  чтобы кожа  стала  темной,  и  повЯзал  на  бедра  кожаный
арауканский передник, в котором ЏЯтница некогда высадилсЯ на остров. ‚ таком
виде он и предстал перед ЏЯтницей со словами:
     -- Ќу вот, Я --  ЏЯтница! €  ЏЯтница, призвав на помощь все свое знание
английского, попыталсЯ составить длинные фразы, а ђобинзон отвечал ему не-
     сколькими  арауканскими словами, которые освоил, когда  ЏЯтница еще  не
говорил по-английски.
     -- џ спас тебЯ от соплеменников, которые хотели принести тебЯ в жертву,
чтобы ты не мог больше им вредить, -- сказал ЏЯтница.
     €  ђобинзон опустилсЯ  на  колени, уткнувшись лицом  в  песок и бормоча
несвЯзные  слова  благодарности, а  потом  поставил  ногу  ЏЯтницы  себе  на
затылок.
     ‘  тех пор  они  часто затевали  эту игру. ‘игнал  к ней всегда подавал
ЏЯтница.  Љак только  он  ЯвлЯлсЯ с фальшивой бородой  и  зонтиком, ђобинзон
понимал, что перед  ним стоит ђобинзон  и что ему следует перевоплотитьсЯ  в
ЏЯтницу. Ћни никогда не придумывали  новых сюжетов, представлЯЯ лишь эпизоды
из  своей  прошлой жизни, где  ЏЯтница  был запуганным  рабом, а ђобинзон --
строгим хозЯином. Ћни разыгрывали историю с одеванием кактусов, с  осушением
рисового  полЯ,  с трубкой, выкуренной  тайком у  бочек с порохом. Ќо больше
всего  нравилась  ЏЯтнице  сцена  их  первой встречи,  когда  он  сбежал  от
арауканцев, решивших принести его в жертву, а ђобинзон его спас.
     ђобинзон понимал, что ЏЯтнице  эта  игра на пользу: так он освобождалсЯ
от тЯжелых воспоминаний о своей прежней жизни раба. Ќо и ему самому она тоже
была  во  благо,  ибо  и  он  слегка   стыдилсЯ  своего  прошлого,  прошлого
ѓубернатора и генерала.
     Ћднажды  ђобинзон  неожиданно  наткнулсЯ на  Яму,  в  которой  когда-то
отбывал  вмененные самому  себе наказаниЯ и котораЯ теперь, по  воле случаЯ,
стала кабинетом под открытым  небом:  к своему  удивлению, он обнаружил там,
под   толстым   слоем  песка  и   пыли,  Log-book  --   книгу,   заполненную
размышлениЯми, -- и два чистых, еще не начатых тома. ’ут же валЯлсЯ глинЯный
горшочек с высохшим соком двузуба на дне. ЏерьЯ же грифа, которыми он писал,
бесследно исчезли.  Ђ ђобинзон  уже  было  решил,  что  пожар  в  ђезиденции
уничтожил  все  дотла.  Ћн поделилсЯ своим открытием  с ЏЯтницей  и  положил
непременно перечитать и исправить Log-book -- летопись своей долгой жизни на
острове. Ћн  упорно  думал об этом  и  уже собиралсЯ  отправитьсЯ  на поиски
перьев грифа и на ловлю двузуба, как в один  прекрасный день ЏЯтница выложил
перед  ним  пучок  превосходно очиненных перьев альбатроса и  горшочек синей
краски  из  коры  красильной вайды.  --  ’еперь,  --  сказал  он просто,  --
альбатрос лучше, чем гриф, а синий лучше, чем красный.

        ѓ‹Ђ‚Ђ „…‘џ’Ђџ
     „невник.  Ќынче  утром,  разбуженный еще  до  зари какой-то  непонЯтной
тоскою, Я поднЯлсЯ  и  долго  бродил  среди  камней и  растений,  удрученных
затЯнувшимсЯ отсутствием  солнца.  ‘ерое  марево  ровной завесой  стекало  с
мертвенно-бледного неба,  смазываЯ все контуры, размываЯ  цвета. џ взобралсЯ
на  самый  верх  скалистого хаоса, призываЯ на помощь все присутствие  духа,
чтобы  побороть телесную слабость. Ќужно будет приучить себЯ просыпатьсЯ как
можно позже,  ближе к восходу  солнца.  Ћдин лишь  сон  позволЯет  перенести
нескончаемое ночное одиночество, длЯ того-то он, как видно, и существует.
     Ќад восточными дюнами слабо затеплилась багроваЯ свеча; там, в небесах,
таинственно  и  скрытно  готовилсЯ  апофеоз  солнца.  џ  преклонил  колени и
сосредоточилсЯ,  готовЯсь к тому  мигу,  когда завладевшаЯ мною тошнотворнаЯ
мука  обернетсЯ  мистическим  нетерпением,  которое   разделЯт  с  человеком
животные, растениЯ и даже камни. Ќаконец Я поднЯл глаза: мерцание угасло, на
его    месте    воздвигсЯ    гигантский    алтарь,    заполонивший    своими
пурпурно-золотистыми  переливами чуть ли  не весь  небосклон. Џервый же луч,
брызнувший сверху, лег на мои рыжие волосы, точно бережнаЯ,  благословлЯющаЯ
отцовскаЯ ладонь. ‚торой  очистил мне уста от скверны,  как некогда "горЯщий
уголь",  ожегший  уста  пророка  €сайи  ("’огда  прилетел  ко  мне  один  из
серафимов,  и в руке у  него горЯщий уголь...  € коснулсЯ уст моих и сказал:
вот... беззаконие твое удалено от тебЯ, и грех твой очищен" (€сайЯ, 6:6--7).
‚след за тем два огненных меча коснулись моих плеч, и Я встал во весь  рост:
солнце пожаловало ђобинзону рыцарство. ’отчас же град огненных стрел  осыпал
мое  лицо, грудь и руки; так завершалась торжественнаЯ церемониЯ посвЯщениЯ,
а   тем   временем  тысЯчи   сиЯющих  корон  и   скипетров   украшали  менЯ,
сверхчеловека.
     „невник.  ‘идЯ  на скале  и  закинув лесу в  волны,  ЏЯтница  терпеливо
поджидает,  когда  ему попадетсЯ морской  петух. …го босые ноги  полощутсЯ в
воде,  опираЯсь  на камень  лишь  пЯтками,  и оттого  чудитсЯ,  будто пальцы
переходЯт в длинные, тонкие перепончатые  плавники, какие только украсили бы
его  бронзовое тело  тритона.  џ только теперь замечаю,  что,  в отличие  от
индейцев  с  их  маленькими  ступнЯми  и  высоким подъемом,у ЏЯтницы  ступни
длинные и плоские --  характерный признак  черной  расы.  Њожет быть,  между
этими  частЯми  ноги  существует  некаЯ обратнаЯ  свЯзь:  мускулы  щиколотки
опираютсЯ  на пЯточную  кость, как на рычаг. € чем длиннее рычаг, тем меньше
усилий требуетсЯ щиколотке длЯ движениЯ ступни.  ќтим и объЯснЯютсЯ развитые
щиколотки и маленькие ноги индейцев в противоположность неграм.
     „невник.  ‘олнце,  избавь менЯ  от  тЯжести  тела!  ђазгони мою  кровь,
растопи ее ледЯные сгустки, которые защищают менЯ, конечно, от легкомыслиЯ и
расточительности,  но  вместе  с  тем  крадут  молодой  задор  и способность
радоватьсЯ жизни. ‘озерцаЯ в зеркале свой унылый,  мрачный лик гиперборейца,
Я понимаю, что оба смысла слова благодать -- та, что снисходит на свЯтых,  и
та,  что  означает  райскую  жизнь,  -- могут соединитьсЯ  под  небом ’ихого
океана, на моем острове.  Ќаучи менЯ иронии! Ќаучи менЯ беспечности, веселой
готовности  принимать  сиюминутные  дары наступившего днЯ без  расчета,  без
благодарности, без страха!
     ‘олнце, сделай менЯ похожим на ЏЯтницу! „аруй мне лицо ЏЯтницы, сиЯющее
улыбкой,  созданное длЯ улыбки.  Џодари  такой же лоб --  высокий, убегающий
назад, под шапкой черных  кудрей. € эти вечно смеющиесЯ, озорные  глаза,  то
иронически  прищуренные, то взволнованно  распахнутые навстречу невиданному,
странному.   €   эти  лукаво   изогнутые,   с  приподнЯтыми  уголками  губы,
чувственные,  плотоЯдные.  € эту  откинутую  назад  голову, сотрЯсающуюсЯ от
жизнерадостного хохота  надо всем в  мире, что достойно насмешки, а главное,
над двумЯ самыми нелепыми вещами -- глупостью и злобой.
     Ќо если мой ветреный, приверженный ќолу товарищ так влечет менЯ к себе,
то не  длЯ того ли,  чтобы обратитьсЯ к тебе?!  ‘олнце, довольно ли ты мною?
‚зглЯни  на менЯ!  ‘огласуетсЯ  ли мое  преображение  с  твоей блистательной
сутью? џ сбрил бороду, ибо ее волосы росли  вниз, к земле, словно уходЯщие в
почву  тоненькие  корешки. Ќо зато голова  моЯ увенчана  огненной  гривой, и
буйные рыжие космы взвиваютсЯ к небу, точно Языки пламени.
     џ  -- стрела,  нацеленнаЯ  в  твое  жгучее обиталище  --  маЯтник,  чей
вертикальный  луч  утверждает  твое  владычество  на   земле,  Я  --  острие
солнечного   циферблата,  где   стрелка  тени  отмерЯет  твое  движение   на
небосклоне.
     џ -- твой свидетель, стоЯщий на этой земле, как меч, закаленный в твоем
обжигающем огне.
     „невник. —то более всего изменилось в моей жизни, так  это ход времени,
его  скорость и  даже направление. ђаньше каждый  день и час, каждаЯ  минута
тЯготели, если  так  можно выразитьсЯ, к следующему дню  и часу, к следующей
минуте, а  все они вместе  словно бы жаждали  того мига, чье краткое небытие
создавало род вакуума. Ћттого-то времЯ и  проходило  быстро и плодотворно --
чем  плодотворнее,  тем  быстрее,  --  оставлЯЯ  позади  себЯ  нагромождение
памЯтников  и отходов, именуемое  моей историей.  ‚озможно, эта  хроника,  в
которую вовлекла менЯ судьба, после несчастных  перипетий "замкнула  бы свой
круг", вернувшись вспЯть,  к  истокам.  Ќо боги  хранили в  тайне круговорот
времени, и моЯ короткаЯ жизнь казалась мне прЯмым отрезком с концами, нелепо
торчащими  в бесконечность, -- так по садику  в несколько арпанов (Ђрпан  --
стариннаЯ французскаЯ  земельнаЯ мера (от 35  до  50 аров)) нельзЯ  судить о
шарообразности земли. € однако некоторые признаки свидетельствуют о том, что
ключи  к вечности существуют -- по крайней  мере в  человеческом  понимании:
взЯть, например, календарь,  где времена года  ЯвлЯют вечный возврат к самим
себе, или же обыкновенный часовой циферблат со стрелками.
     „лЯ менЯ отныне жизненный цикл сузилсЯ до такой малости, что его трудно
отличить от мгновениЯ. Љруговое  движение  вершитсЯ столь быстро, что больше
не отличаетсЯ от неподвижности.
     Њожно подумать, будто  дни мои восстали. Ћни больше не переливаютсЯ, не
переходЯт один в другой. ’еперь  они стоЯт  вертикально, гордо утверждаЯсь в
своей   истинной   ценности.    €   поскольку   они   больше   не   отмечены
последовательными этапами очередного,  приводимого  в исполнение плана,  они
уподоблЯютсЯ  друг  другу, как две капли воды, они неразличимо смешиваютсЯ у
менЯ в памЯти,  и мне  чудитсЯ,  будто Я живу в  од ном-единственном,  вечно
повторЯющемсЯ  дне. ‘ тех пор как взрыв уничтожил Њачту-календарь, Я ни разу
не ощутил потребности вести счет времени. ‚оспоминание  об этом  незабвенном
злоключении и обо  всем, что его  подготовило,  живет во  мне  с  неизменной
Яркостью  и новизной  -- вот  дополнительное свидетельство  тому, что  времЯ
застыло в тот  момент, когда клепсидра разлетелась на куски. € с тех  пор мы
-- ЏЯтница и Я -- поселились в вечности, разве не так?
     џ еще не до конца прониксЯ всей значимостью того странного открытиЯ. Ќе
следует  забывать  о  том,  что  подобнаЯ революциЯ  --  какой бы внезапной,
взрывной,  в  буквальном  смысле этого  слова,  она  ни  оказалась  --  была
провозглашена и, быть может,  предвосхищена несколькими скрытыми признаками.
Ќапример,  этой моей привычкою  останавливать клепсидру, дабы  избавитьсЯ от
тирании времени у себЯ на острове. ‘перва Я бежал от него, спускаЯсь в недра
горы, как  погружаютсЯ во вневременное пространство.  Ќо не эту ли вечность,
гнездившуюсЯ в  глубинах земных, взрыв изгнал наружу, с тем чтобы она теперь
простирала  свое благословение на наши мирные берега?! Ѓолее того, не сам ли
взрыв  ЯвилсЯ  вулканическим извержением вечного покоЯ недр, державших его в
плену, словно зарытое  в земле семЯ,  -- покоЯ, который, вырвавшись на волю,
завладел всем островом; так дерево, вырастаЯ из тоненького побега, накрывает
своею тенью все более и более обширное пространство. —ем дольше Я  размышлЯю
над этим,  тем сильнее  убеждаюсь, что бочки с порохом, трубка ван „ейсела и
дикарское   ослушание   ЏЯтницы    прикрыли   своей   забавной    видимостью
предначертанную судьбой неизбежность  -- вторую, после  крушениЯ "‚иргинии".
‚от и еще пример:  те краткие, изредка настигавшие менЯ озарениЯ, которые  Я
прозвал, не без подсказки высших  сил, "мгновениЯми невинности". Ќа какую-то
секунду перед моим взором представал  другой остров,  обычно  прЯчущийсЯ под
теми  постройками и  возделанными  полЯми,  что  моими  усилиЯми преобразили
‘перанцу. ’а, инаЯ ‘перанца... Ќыне Я перенесен  на  нее,  поселилсЯ на ней,
живу  в  этом  "мгновении  невинности".  ‘перанца  более  не  дикий  остров,
подлежащий обработке, ЏЯтница более не дикарь, подлежащий воспитанию. ’еперь
оба  они  требуют  полного  моего  вниманиЯ  --  вдумчивого,   пристального,
восхищенного,  -- ибо мне  кажетсЯ  --  нет, Я  уверен! -- что каждую минуту
открываю их  длЯ  себЯ  впервые,  и эта  волшебнаЯ новизна не померкнет  уже
никогда.
     „невник. ѓлЯдЯ в зеркальную поверхность лагуны, Я вижу ЏЯтницу, идущего
ко мне своим ровным упругим шагом; небеса и воды вокруг него так  пустынны и
необъЯтны, что невозможно определить его истинный рост: то ли это  крошечный
трехдюймовый ЏЯтница,  подошедший на расстоЯние моей протЯнутой руки, то  ли
великан шести туазов (стариннаЯ французскаЯ  мера длины  (1,949 м)) высотой,
удаленный на полмили.
     ‚от он.  Ќаучусь  ли Я  когда-нибудь  шагать  с  таким  же естественным
величием? Њогу  ли,  не  боЯсь насмешки, написать,  что  он  облачен  в свою
наготу,  словно в  королевскую  мантию? Ћн  несет  свое  тело  с царственной
дерзостью,  он  подает  его, как ковчег  плоти.  ЏрирожденнаЯ, первозданнаЯ,
зверинаЯ красота, все вокруг обращающаЯ в небытие.
     Ћн  выходит из лагуны и приближаетсЯ  ко мне, сидЯщему на  берегу. …два
лишь  ноги его  взрывают песок, усеЯнный  осколками ракушек, едва  он минует
кучку лиловых водорослей и  выступ  скалы, вновь возвращаЯ менЯ к привычному
пейзажу, как красота  его  менЯетсЯ: теперь  она обратилась в  грацию. Ћн  с
улыбкой  показывает  на  небо  --  жестом  ангела  с какой-то  благочестивой
картины,  -- желаЯ, верно, сказать  этим, что юго-западный  ветер  разгонЯет
тучи, вот уже  несколько  дней  нависающие  над островом, собираЯсь  надолго
установить безраздельное  владычество  солнца. Ћн  делает  легкое  танцующее
движение, подчеркивающее благородство пропорций его тела.  ЏодойдЯ вплотную,
он не говорит ни слова, молчаливый  мой сотоварищ.  Ћбернувшись, он  озирает
лагуну, по которой только что прошествовал. „уша его витает в дымке туманных
сумерек  этого переменчивого  днЯ, тело  обеими  ногами  твердо зиждетсЯ  на
песке. џ разглЯдываю его ногу, видную мне сзади: подколеннаЯ впадина мерцает
перламутровой  бледностью, выступающаЯ  жилка образует прописное "Ќ".  Љогда
нога напрЯжена,  жилка  вздуваетсЯ и  пульсирует,  теперь  же,  когда колено
расслаблено, она опала и почти не бьетсЯ.
     џ  прижимаю  руки  к  его  коленЯм.  џ  делаю  из   своих  ладоней  два
наколенника, бережно  хранЯщих их форму и вбирающих жизненное тепло. Љолено,
с  его  жесткостью  и  сухостью,  так непохоже братом и соседом,  ближним  и
дальним?.. ‚се чувства, какие  человек  изливает на окружающих  его мужчин и
женщин, Я вынужден обращать на этого единственного "другого", а иначе во что
бы они превратились?  —то  стал бы Я делать с  моей жалостью  и  ненавистью,
восхищением и  страхом, если бы ЏЯтница не внушал мне одновременно все те же
чувства? ‚прочем, моЯ неодолимаЯ тЯга к нему в большей степени взаимна, тому
есть множество  доказательств.  Ќапример,  третьего днЯ Я дремал на  морском
берегу, когда он подошел ко мне.  „олго,  долго он смотрел на менЯ -- гибкий
черный  силуэт  на  фоне  сиЯющего небосвода. Џотом  опустилсЯ  на  колени и
принЯлсЯ разглЯдывать в упор,  с пристальным, необыкновенным  интересом. …го
пальцы пробежали  по  моему  лицу,  скользнули  по щекам, исследовали  абрис
подбородка, попробовали на упругость кончик носа.  Џотом  он  заставил  менЯ
поднЯть руки над головой и, нагнувшись, дюйм за дюймом ощупал все мое тело с
вниманием анатома,  собравшегосЯ  рассекать труп.  Љазалось,  он  совершенно
позабыл  о том, что Я жив,  что Я глЯжу, дышу, могу удивитьсЯ его поведению,
раздраженно  оттолкнуть  его.  Ќо  Я   слишком   хорошо  понимал  эту  жажду
человеческого, влекущую его ко мне, и  не пресек его манипулЯции. Ќаконец он
улыбнулсЯ   --  так,  словно  стрЯхнул  с  себЯ  наваждение  и  заметил  мое
присутствие, -- обхватил мне запЯстье и, прижав  палец к синеватой жилке под
прозрачной кожей, сказал с притворной укоризной: "Ћ! ‚идеть твой кровь!"
     „невник. “ж не возвращаюсь  ли Я к  культу солнца, который исповедовали
некоторые  Язычники?  Ќе думаю,  да,  впрочем,  почти  ничего  и  не  знаю о
верованиЯх и  обрЯдах  этих легендарных "Язычников", которые, может быть,  и
существовали-то разве лишь в воображении наших пастырей. џсно одно: пребываЯ
в  нестерпимом  одиночестве,  которое  предлагало мне на выбор  безумие  или
самоубийство, Я бессознательно  стал искать  точку  опоры,  которой  лишилсЯ
из-за  отсутствиЯ  человеческого  общества.  €  в  то  же   времЯ  моральные
установки, созданные  и поддерживаемые в  моем сознании  благодарЯ окружению
мне подобных, обращались в ничто, бесследно  исчезали. ’аким образом, ставши
сам первобытным  существом, Я был принужден инстинктивно,  ощупью отыскивать
спасение в общности с первозданными стихиЯми. ‡емлЯ ‘перанцы дала мне первое
решение сей задачи  -- вполне  удовлетворительное  и долговременное, хотЯ не
идеальное и не безопасное. Џотом ЯвилсЯ ЏЯтница и, подчинившись внешне моему
земному  владычеству, подорвал  его всей  энергией  своего  существа. Ћднако
здесь-то  и  возник  спасительный  выход,  ибо,  если  ЏЯтница  находилсЯ  в
абсолютной несовместимости  с этой землей, он тем не менее ЯвлЯлсЯ столь  же
естественным  ее  порождением, каким  Я  стал  по прихоти  случаЯ.  Џод  его
влиЯнием, под градом тех ударов, что он наносил мне, Я прошел  путь долгих и
мучительных преображений.  —еловек  земли,вырванный из своей  норы ќолом, не
стал от этого ќолом сам. ‘лишком уж он был тЯжел и неуклюж, слишком медленно
шло развитие. Ќо вот солнце коснулось своим сверкающим жезлом этой  огромной
жирной белой личинки, укрывшейсЯ в подземной тьме, и она обернулась бабочкой
с серебристым забралом, с переливчатыми  золотыми крылышками -- дитЯ солнца,
неуЯзвимое и стойкое в его жарком сиЯнии,  но поражаемое зловещей слабостью,
когда лучи бога-светила перестают согревать его.
     „невник. Ђндоар -- это был Я. ‘тарый самец, одинокий и гордый, со своей
бородою патриарха и шерстью, вонЯющей блудом; горный фавн,упрЯмо впечатавший
в камень  все свои  четыре  тонких  и крепких  ноги, --  это был Я.  ЏЯтница
прониксЯ к  нему необъЯснимой симпатией,  и между ними  завЯзалась  жестокаЯ
игра. "џ заставить Ђндоар  летать и петь", -- с  таинственным видом  твердил
арауканец.  Ќо каким  только испытаниЯм  не подверг он голову старого козла,
дабы превратить ее в инструмент ветра!
     ќолова  арфа. †ивущий  исключительно  настоЯщим моментом, категорически
отвергающий  терпеливый,  последовательный  труд,   ЏЯтница  с  безошибочной
интуицией  нашел  единственный  музыкальный  инструмент,   который  идеально
отвечал  его  природе.  €бо  эолова  арфа  -- не просто  инструмент  стихий,
заставлЯющий петь все  ветры  разом.  ќто еще и единственный инструмент, чьЯ
музыка,  вместо  того  чтобы  распространЯтьсЯ  во   времени,  всЯ,  целиком
вписываетсЯ в  один  миг. Њожно сколько  угодно увеличивать  число  струн  и
настраивать  их  на те или иные ноты -- все равно музыка ее будет мгновенной
симфонией,  котораЯ  прозвучит  одновременно, от первой  до последней  ноты,
стоит лишь ветру коснутьсЯ инструмента.
     „невник. џ глЯжу, как  он со смехом убегает от захлестывающих его волн,
и мне приходит на  ум одно  позабытое слово:  пленительность. Џленительность
ЏЯтницы. Ќе  могу точно  объЯснить все  оттенки этого  довольно  изысканного
существительного, но именно оно упорно приходит на ум, когда Я вижу атласную
упругую  кожу  ЏЯтницы,  его  танцующие,  чуть  замедленные  морским прибоем
движениЯ, отмеченные естественной, беззаботной грацией.
     €  это лишь  одна  нить из  запутанного клубка  понЯтий,  относЯщихсЯ к
ЏЯтнице, над  разгадкой которых Я бьюсь  в последнее  времЯ. ‚тораЯ  нить --
этимологиЯ самого слова "пЯтница" --  Vendredi, что  означает "день ‚енеры".
„обавлю,  что  длЯ  христиан пЯтница  -- еще и день смерти  •риста. ђождение
‚енеры, смерть  •риста...  Ќевольно  чувствую в  этом совпадении  --  вполне
вероЯтно,  случайном -- важный смысл, пока длЯ менЯ непостижимый  и пугающий
того набожного пуританина, какой жил во мне когда-то.
     ’ретью  нить  дало  мне воспоминание  о последних человеческих  словах,
услышанных  за миг  до  крушениЯ  "‚иргинии". ‘лова  эти, в  некотором  роде
духовное напутствие перед тем, как человечество отдало менЯ на  волю стихий,
должны были бы  огненными буквами запечатлетьсЯ в моей памЯти.  “вы,  от них
остались  лишь  невнЯтные,  жалкие  обрывки!  џ  выслушивал,  как  помнитсЯ,
предсказаниЯ,  которые капитан Џитер ван  „ейсел читал  --  или притворЯлсЯ,
будто читает, -- по картам. ’ак вот,  имЯ ‚енеры несколько раз  прозвучало в
его речах,  столь шокирующих  молодого человека моего  склада. Ќе объЯвил ли
он, что, сделавшись отшельником в  пещере, Я буду изгнан  оттуда с  приходом
‚енеры?  €  не  предсказал  ли,  что  существо,  вышедшее из  волн  морских,
превратитсЯ в лучника, посылающего свои стрелы к солнцу? Ќо это еще не самое
главное. џ  смутно припоминаю карту с  двумЯ  детьми-близнецами,  невинными,
держащимисЯ за руки перед стеною  -- символом  ‘олнечного города. ‚ан „ейсел
объЯснил этот  образ кольцеобразной сексуальностью, замкнутой на самое себЯ,
и упомЯнул о змее, кусающей собственный хвост.
     Ќо  если  говорить  о моей сексуальности,  Я  твердо  уверен в том, что
ЏЯтница ни разу  не возбудил во  мне противоестественных желаний. ‚о-первых,
он  поЯвилсЯ  слишком  поздно: сексуальность  моЯ  уже  стала первозданной и
обращена  была к ‘перанце. Ђ главное,  ‚енера вышла из волн и ступила на мои
берега не длЯ того, чтобы соблазнить менЯ, но длЯ того, чтобы силой обратить
к отцу своему, “рану. …е целью было не вернуть менЯ к любви человеческой, --
но, оставив в первозданном состоЯнии, привлечь к иной стихии природы. € ныне
цель эта достигнута. ‚  моих  любовных  отношениЯх  со  ‘перанцей  было  еще
слишком  много  человеческого. €наче говорЯ, Я  оплодотворЯл эту землю,  как
оплодотворЯл бы  супругу. ЏЯтница же произвел во мне коренной  переворот. ’а
жгучаЯ   судорога   сладострастиЯ,   что   пронизывает   чресла   любовника,
превратилась  длЯ менЯ  нынче  в  сладостный,  пьЯнЯщий душу  восторг,  коим
упиваюсь Я все то времЯ, что Ѓог-‘олнце омывает мое тело своими  лучами. ќто
не потерЯ  семенной субстанции, ввергающаЯ  животное  в  печаль post  coitum
(после случки), --  совсем напротив. ‹юбострастие  под  эгидой  “рана дарует
жизненную энергию, котораЯ  вдохновлЯет менЯ  весь день  и целую  ночь. …сли
задатьсЯ целью выразить человеческим Языком суть этого солнечного соитиЯ, то
вернее всего  было  бы назвать менЯ  супругою  неба. Ќо  сей  антропоморфизм
противоречил бы самому себе. Ќа самом деле мы с ЏЯтницей достигли той высшей
стадии, где  различие полов утратило свое значение: ЏЯтницу можно  уподобить
‚енере,  тогда как Я, выражаЯсь человеческим  Языком, готов к оплодотворению
‚