ерти бушелЯ ржаной и кукурузной муки.
   Њне иногда рисуетсЯ  в  мечтах  более  просторный  и  людный  дом,  дом
‡олотого  века,  выстроенный  прочно,  без  прЯничных  украшений,  который
состоЯл бы всего из одной  комнаты  -  большой,  поместительной  залы  без
потолка и штукатурки, чтобы балки и обрешетины  держали  над  ней  как  бы
нижнее небо - защиту от дождЯ и снега; где, войдЯ, вы кланЯетесь почтенной
стропильной бабке, а  переступаЯ  порог,  -  поверженному  ‘атурну  (*237)
прежней династии; дом высокий, как  пещера,  где  надо  поднЯть  факел  на
шесте,  чтобы  разглЯдеть  кровлю;  где  можно  поселитьсЯ  в  камине,   в
углублениЯх окон или на лавках вдоль стен, одним - в одном конце обширного
покоЯ, другим - в другом, а если вздумаетсЯ, то  и  на  балках,  вместе  с
пауками; дом, куда попадаешь сразу же, как  откроешь  входную  дверь,  без
всЯких церемоний; где усталый путник может помытьсЯ, поесть,  побеседовать
и уснуть, все в одном месте; убежище, которому радуешьсЯ в ненастную ночь;
дом, где есть все необходимое длЯ дома и ничего длЯ  домашнего  хозЯйства;
где можно сразу обозреть все богатства и все нужное  висит  на  гвоздиках;
где у вас и кухнЯ, и кладоваЯ, и гостинаЯ, и спальнЯ, и склад,  и  чердак,
где найдетсЯ  такаЯ  нужнаЯ  вещь,  как  бочонок  или  лестница,  и  такое
удобство, как стенной  буфет;  где  можно  слышать,  как  кипит  горшок  и
приветствовать огонь, на котором варитсЯ ваш обед, и печь, где  выпекаетсЯ
ваш хлеб; где главным украшением служит необходимейшаЯ утварь; где никогда
не угасает ни  огонь,  ни  веселость  хозЯйки;  где  вас  могут  попросить
подвинутьсЯ, чтобы кухарка могла слазить в погреб через люк, и поэтому  не
надо топать ногой, чтобы определить, что под вами  -  землЯ  или  пустота.
„ом, весь видный внутри, как птичье гнездо, где нельзЯ войти  с  переднего
крыльца и выйти с заднего, не встретившись с кем-нибудь из обитателей; где
гостю предоставлЯетсЯ весь дом, а не одиночнаЯ камера в какую-нибудь  одну
восьмую его площади, в которой его просЯт быть "как дома", -  в  одиночном
заключении. ‚ наше времЯ хозЯин не допускает  вас  к  _своему_  очагу;  он
заказывает  печнику  особый  очаг  длЯ  вас,  где-нибудь  в   проходе,   и
гостеприимство состоит в том, чтобы держать  вас  _на  расстоЯнии_.  ЉухнЯ
облечена такой тайной, словно он намерен вас отравить. џ знаю, что побывал
во многих частных владениЯх, откуда менЯ могли законно попросить о выходе,
но что-то не помню, чтобы бывал во многих домах. џ мог  бы,  если  бы  мне
было по пути, навестить в своей старой одежде королЯ с королевой, если  бы
они жили простой жизнью в таком доме, как Я описал; но если Я когда-нибудь
попаду в современный дворец, мне захочетсЯ  только  одного:  пЯтЯсь  задом
(*238), поскорее оттуда выбратьсЯ.
   ‚  наших  гостиных  самый  Язык  терЯет  свою  силу  и  вырождаетсЯ   в
бессмысленную болтовню - так далека наша жизнь от его основ и так  холодны
метафоры и тропы, успевающие остыть,  пока  доставлЯютсЯ  на  подъемниках:
иными словами, гостинаЯ бесконечно далека от кухни и мастерской. „а и обед
обычно  бывает  лишь  иносказанием.  ‚ыходит,  что  только  дикарь   живет
достаточно близко к Џрироде и €стине, чтобы заимствовать у  них  тропы.  Ђ
может ли ученый, живущий где-нибудь на северо-западной территории  или  на
острове Њэн, определить, что принадлежит кухне, а что гостиной?
   ‚прочем, лишь один-два из моих гостей  отважились  когда-либо  остатьсЯ
отведать моего пудинга на скорую руку; видЯ приближение этого событиЯ, они
предпочитали скорый уход, словно оно грозило потрЯсти  дом  до  основаниЯ.
Ћднако он выдержал немало таких пудингов.
   џ не штукатурил стен, пока не начались морозы. „лЯ этого Я  доставил  с
другого берега самый белый и чистый песок; Я привез его в лодке - а в  ней
Я готов плыть и гораздо дальше, если бы понадобилось. Џредварительно Я  со
всех сторон покрыл дом дранкой. ЏрибиваЯ ее, Я с  удовольствием  убедилсЯ,
что умею всадить гвоздь одним ударом молотка; накладывать  штукатурку  мне
тоже хотелось быстро и аккуратно. џ вспомнил одного самонадеЯнного малого,
который любил разгуливать по поселку в праздничной одежде и давать рабочим
советы. ђешившись однажды перейти от слов к делу, он засучил рукава,  взЯл
"соколок", набрал на лопатку  раствора,  самодовольно  взглЯнул  вверх  на
стену и смело занес руку, но тут  же,  к  полному  своему  замешательству,
вывалил все содержимое лопатки на свою нарЯдную рубашку. џ вновь  убедилсЯ
в удобстве и экономичности штукатурки,  котораЯ  так  хорошо  защищает  от
холода и придает дому такую красивую законченность, и узнал на  опыте  все
злоключениЯ, каким подвержен штукатур. џ с удивлением  увидел,  как  жадно
кирпичи выпивают всю влагу из раствора прежде, чем успеешь его разровнЯть,
и сколько надо ведер воды, чтобы окрестить новый очаг. Џредыдущей зимой  Я
приготовил в виде опыта немного извести, сжигаЯ ракушки Unio  fluviatilis,
которые  водЯтсЯ  в  нашей  реке,  так  что  Я  знал,  откуда  беру   свои
строительные материалы.  џ  мог  бы,  если  бы  захотел,  достать  хороший
известнЯк милЯх в двух от дома и сам его обжечь.


   Њежду тем уже за несколько дней или даже недель  до  настоЯщих  морозов
самые мелкие и тенистые бухты пруда подернулись льдом. Џервый лед особенно
интересен и хорош  -  он  твердый,  темный  и  прозрачный  и  лучше  всего
позволЯет разглЯдеть дно в мелких местах; можно лечь на лед всего  в  дюйм
толщиной, как лежит жук-водомерка на поверхности воды,  и  сколько  угодно
рассматривать дно, которое от тебЯ всего в двух-трех дюймах, точно картину
под стеклом, потому, что вода под ним всегда  неподвижна.  ‚  песке  много
бороздок, проделанных какой-нибудь тварью, котораЯ там  ползала,  стараЯсь
запутать свои следы;  а  вместо  обломков  крушений  дно  усыпано  пустыми
коконами веснЯнки, состоЯщими из мелких зерен белого кварца.  Њожет  быть,
они-то и начертили бороздки, потому что некоторые из коконов лежат как раз
в этих бороздках, хотЯ они, казалось бы, не могли проделать таких  широких
и глубоких. Ќо интереснее всего сам лед,  и  изучать  его  надо  именно  в
первые дни. …сли рассматривать его внимательно в первое же  утро,  как  он
образуетсЯ, - окажетсЯ, что большинство пузырьков,  которые  сперва  могут
показатьсЯ вмерзшими в лед, на самом деле находитсЯ под ним, и со дна  все
времЯ подымаютсЯ новые; а лед пока еще темноватый и ровный, и сквозь  него
видна вода. ќти пузырьки имеют в диаметре от 1/80 до 1/8 дюйма; они  очень
светлы и красивы и отражают твое лицо сквозь лед. €х бывает  до  30-40  на
квадратный дюйм. Љроме того, внутри льда видны удлиненные, перпендикулЯрно
стоЯщие пузырьки - узенькие конусы, обращенные остриЯми вверх; но в свежем
льду чаще встречаютсЯ крохотные круглые пузырьки, один над  другим,  точно
нитки бус. Ћднако пузырьки, заключенные в самом льду, не так многочисленны
и не так Ясно видны, как те, что под ним. џ иногда бросал камни, испытываЯ
прочность льда, и те камни, что пробивали лед, открывали  доступ  воздуху,
который образовывал очень крупные белые пузыри. Ћднажды Я вернулсЯ  на  то
же место  через  сорок  восемь  часов,  и  эти  крупные  пузыри  полностью
сохранились, хотЯ льда наросло еще на дюйм, что было Ясно видно по  рубцу,
оставшемусЯ в его толще. Ќо последние два днЯ были  очень  теплыми,  точно
бабье  лето,  и  лед  утратил  прозрачность,   через   которую   виднелась
темно-зеленаЯ вода и дно; теперь он был непрозрачный и серовато-белый;  он
стал вдвое толще, но едва ли прочнее, потому что воздушные  пузыри  сильно
расширились  под  действием  тепла,  слились   и   потерЯли   правильность
очертаний; они уже не стоЯли один над другим, а ложились один  на  другой,
словно  серебрЯные  монеты,  высыпанные  из  мешка,  или  лежали   тонкими
хлопьЯми,  как  бы  заполнЯЯ  мелкие  трещины.  Љрасота  льда  исчезла,  и
рассматривать дно было уже нельзЯ. †елаЯ узнать, как расположились крупные
пузыри по отношению к новому льду, Я выломал кусок, в котором  был  пузырь
средних размеров, и перевернул его. Ќовый лед образовалсЯ вокруг пузырЯ  и
под ним, так что он был заключен между двумЯ слоЯми льда. Ћн целиком лежал
в нижнем слое, но был прижат к верхнему и слегка сплюснут,  т.е.  приобрел
как бы форму линзы с округленными краЯми, толщиной  в  четверть  дюйма,  а
диаметром в четыре; и Я с удивлением увидел, что  под  самым  пузырем  лед
симметрично подтаЯл  в  форме  опрокинутого  блюдца,  которое  в  середине
достигало примерно 5/8 дюйма; между водой и пузырем оставалсЯ тонкий слой,
в какую-нибудь восьмую дюйма, но во многих местах мелкие пузырьки  в  этом
слое прорвались вниз, так что под самыми крупными  пузырЯми,  диаметром  в
фут,  вероЯтно,  совсем  не  было  льда.  џ  сделал  отсюда   вывод,   что
бесчисленные  маленькие  пузырьки,  которые   Я   вначале   наблюдал   под
поверхностью льда, теперь также вмерзли  в  него  и  что  каждый  из  этих
пузырьков  сыграл  роль  зажигательного  стекла,  помогаЯ  растопить   лед
изнутри. ќто те крохотные духовые  ружьЯ,  благодарЯ  которым  лед  издает
треск и крЯхтенье.


   Ќаконец, как раз когда Я кончил штукатурить, настала настоЯщаЯ зима,  и
ветер  принЯлсЯ  завывать  вокруг  дома,  точно  раньше  не  имел  на  это
дозволениЯ. Љаждую ночь, в темноте,  когда  землЯ  уже  покрылась  снегом,
тЯжело прилетали гуси, трубЯ и свистЯ крыльЯми;  одни  садились  на  пруд,
другие низко пролетали  над  лесом  к  ”ейр-•эвену,  на  пути  в  Њексику.
Ќесколько раз, возвращаЯсь из поселка часов в 10-11 вечера, Я слышал,  как
стаЯ гусей или уток ходит по сухим листьЯм в лесу за домом, у  лужи,  куда
они приходили кормитьсЯ, и  как  вожак  поспешно  уводит  их  с  негромким
крЯканьем. ‚ 1845 г. “олден впервые замерз целиком в ночь на 22 декабрЯ, а
”линтов пруд и другие, более мелкие пруды и река - дней на десЯть  раньше;
в 1846 г. он замерз 16-го; в 1849 - примерно 31-го,  в  1850  -  около  27
декабрЯ; в 1852 - 5 ЯнварЯ; в 1853 - 31 декабрЯ. ‘нег покрыл землю  уже  с
25 ноЯбрЯ, и менЯ сразу окружил зимний пейзаж.  џ  глубже  заполз  в  свою
скорлупу, стараЯсь поддерживать жаркий огонь и в доме, и в груди. ’еперь у
менЯ была другаЯ работа на воздухе: собирать в лесу валежник  и  приносить
его на спине в вЯзанках или волоком тащить сухие  сосны  под  свой  навес.
Њоей главной добычей была стараЯ леснаЯ изгородь, видавшаЯ лучшие  дни.  џ
принес ее в жертву ‚улкану, ибо она уже не могла  больше  служить  ’ермину
(*239). Ќасколько интереснее становитсЯ ужин, если ты  только  что  нашел,
вернее, украл  в  снегу  топливо,  чтобы  его  приготовить!  •леб  и  мЯсо
становЯтсЯ от этого вкуснее.  ‚  большинстве  пригородных  лесов  найдетсЯ
достаточно валежника и сухостоЯ длЯ множества очагов, но пока он никого не
согревает и, как говорЯт некоторые, мешает росту молодого леса. Ќа “олдене
был также сплавной лес. ‹етом Я нашел на нем плот из неошкуренных сосновых
бревен, сбитый ирландцами, когда они строили железную дорогу. џ наполовину
вытащил его на берег. Џробыв два года в воде, а потом полгода на суше,  он
был совершенно цел, но настолько пропиталсЯ водой, что высушить  его  было
нельзЯ. Ћднажды зимой Я  доставил  себе  развлечение:  переправил  его  по
частЯм через пруд, почти за полмили. џ либо скользил по льду, толкаЯ перед
собой пЯтнадцатифутовое бревно, один конец которого клал  себе  на  плечо,
либо свЯзывал по нескольку бревен березовым прутом и тащил  их  с  помощью
длинной березовой или ольховой хворостины с крюком на конце. •отЯ они были
пропитаны водой и тЯжелы, как свинец, они горели и долго, и  очень  жарко;
мне даже казалось, что они от этого горЯт  лучше;  что  смола,  окруженнаЯ
водной оболочкой, горит дольше, как будто в светильне.
   ѓилпин (*240), рассказываЯ о жизни лесной пограничной полосы в  Ђнглии,
пишет, что "самовольные порубки длЯ постройки домов  и  оград  на  опушках
леса" "считались по старым лесным законам тЯжелыми  проступками  и  сурово
карались,  ибо  способствовали  ad  terrorem  ferarum  -   ad   nocumentum
forestae", т.е. распугивали дичь и вредили лесу. Ќо Я был заинтересован  в
сохранении дичи и леса больше  охотников  и  лесорубов,  точно  был  самим
лордом-хранителем лесов; и если где-то случалсЯ пожар, хотЯ бы Я  сам  его
нечаЯнно вызывал, Я горевал дольше и безутешнее,  чем  владельцы;  горевал
даже тогда, когда сами владельцы  производили  порубку.  •орошо  бы  нашим
фермерам ощущать при рубке леса хоть часть того страха,  какой  испытывали
древние римлЯне, когда им приходилось прореживать  свЯщенную  рощу,  чтобы
впустить в нее свет (Lucum conlucare), и верить, подобно римлЯнам, что она
посвЯщена  какому-нибудь  божеству.  —тобы  его   умилостивить,   римлЯнин
приносил жертву и молилсЯ: кто бы ты ни был, о бог или богинЯ  этой  рощи,
будь милостив ко мне, к моей семье и детЯм и т.д.
   “дивительно, как ценитсЯ лес даже в наш век и в нашей  новой  стране  -
ценность  его  устойчивее  цены  золота.  Џри  всех  наших   открытиЯх   и
изобретениЯх, никто не проходит равнодушно мимо  кучи  дров.  ‹ес  так  же
дорог нам, как нашим саксонским и норманским предкам. Ћни делали  из  него
луки, а мы делаем ружейные стволы. Ѓолее 30 лет назад Њишо  (*241)  писал,
что цена на дрова в Ќью-‰орке и ”иладельфии "почти такаЯ  же,  а  порой  и
выше, чем на лучшие дрова в Џариже, хотЯ  эта  огромнаЯ  столица  ежегодно
потреблЯет их более 300 тысЯч кордов (*242), и на триста миль  вокруг  нее
тЯнутсЯ одни лишь возделанные полЯ". ‚ нашем городе цена  на  дрова  почти
непрерывно растет и мы задаем лишь один  вопрос:  на  сколько  дороже  они
будут в этом году, чем в прошлом. ђабочие  и  ремесленники,  которые  сами
ходЯт в лес только за этим, непременно приходЯт и на дровЯную распродажу и
даже немало платЯт за право подбирать щепки за лесорубами. ‚от  уже  много
лет люди идут в лес за топливом и за материалом длЯ поделок; жителю  Ќовой
Ђнглии и Ќовой ѓолландии, парижанину  и  кельту,  фермеру  и  ђобин  ѓуду,
бабушке Ѓлейк и ѓарри  ѓиллу  (*243),  в  большинстве  стран  -  принцу  и
крестьЯнину, ученому и дикарю одинаково требуетсЯ несколько лесных сучьев,
чтобы обогретьсЯ и сварить пищу. Ќе мог обойтись без них и Я.
   Љаждый человек с некоторой нежностью  глЯдит  на  свою  поленницу.  Њне
захотелось, чтобы моЯ была у менЯ под окном и чтобы как можно больше щепок
напоминало мне о приЯтной работе. “ менЯ  был  старый  топор,  на  который
никто не заЯвлЯл прав; этим топором Я зимними днЯми у солнечной стены дома
понемногу колол на дрова пни, выкорчеванные  на  моем  бобовом  поле.  Љак
предсказал мальчик, помогавший мне пахать, они грели менЯ дважды - когда Я
рубил и когда жег в печи; какое еще топливо могло дать  больше  жара?  —то
касаетсЯ топора, то мне посоветовали  отдать  его  выправить  деревенскому
кузнецу, но Я обошелсЯ своими силами, приладил к нему ореховую рукоЯтку, и
ничего - сошло. Џускай он был тупой, зато хорошо насажен.
   ЌастоЯщим сокровищем были ископаемые корни смолистой  сосны.  €нтересно
вспомнить, сколько этой пищи длЯ  огнЯ  еще  скрыто  в  земных  недрах.  ‚
прежние годы Я часто ходил длЯ "изысканий"  на  холм,  где  некогда  росли
смолистые сосны, и выкапывал  корни.  Ћни  почти  не  подвержены  действию
времени. Џни 30-40-летней давности  сохранЯют  здоровую  сердцевину,  хотЯ
заболонь сгнивает целиком, судЯ по  толстой  коре,  образующей  на  уровне
земли кольцо, на расстоЯнии четырех-пЯти дюймов от сердцевины.  ‚скрываешь
эти залежи топором и лопатой и добираешьсЯ до костного мозга, желтого, как
говЯжий жир; или можно подумать, что ты  нашел  глубоко  в  земле  золотую
жилу. Ќо чаще всего Я  растапливал  свой  очаг  сухими  лесными  листьЯми,
которые припас в сарае еще до снегопада. Љогда  лесоруб  разводит  в  лесу
костер, он разжигает его тонко расщепленными свежими сучьЯми ореха. €ногда
Я раздобывал и их. Љогда на горизонте  зажигались  огни  поселка,  Я  тоже
подымал над своей трубой дымовой вымпел, оповещаЯ  всех  диких  обитателей
долины “олдена о том, что Я бодрствую:

   Ћ легкокрылый „ым! ‚злетаЯ ввысь,
   ’ы, как €кара оперенье, таешь.
   Ѓезгласный жаворонок, вестник днЯ,
   Љак над гнездом, ты вьешьсЯ над селеньем;
   €ль, может быть, ты призрак полуночный,
   € прочь спешишь, влача свои одежды.
   ’ы по ночам нам звезды застилаешь,
   „нем - заслонЯешь Ясный свет.
   Ђ у менЯ курись, как фимиам,
   ЊолЯ богов простить мне жаркий пламень (*244).

   ‹учше всего мне подходило твердое свежесрубленное зеленое дерево,  хотЯ
его Я употреблЯл мало. €ногда зимним днем Я оставлЯл огонь в очаге  и  шел
прогулЯтьсЯ, а вернувшись часа через три-четыре, еще заставал его живым  и
бодрым. Џока менЯ не было, мой дом не пустовал. џ  точно  оставлЯл  в  нем
веселую хозЯйку. ‚ доме жили џ и Ћгонь, и моЯ хозЯйка  оказывалась  обычно
надежной. Ќо однажды, когда Я колол дрова, Я вдруг решил заглЯнуть в  окно
и проверить, не горит ли дом; то был единственный раз, как  мне  помнитсЯ,
когда Я этим встревожилсЯ, - и оказалось, что искра попала на постель, и Я
потушил ее, когда она уже прожгла дыру величиной  в  ладонь.  Ќо  дом  мой
стоЯл на таком солнечном и защищенном от ветров месте,  и  кровлЯ  у  него
была так низка, что можно было гасить очаг почти в любой зимний день.
   ‚  погребе  у  менЯ  поселились  кроты;  они  погрызли  каждую   третью
картофелину, а из волоса, оставшегосЯ от штукатурных работ,  и  оберточной
бумаги устроили себе уютное гнездо;  ибо  даже  самые  дикие  животные  не
меньше человека любЯт удобства и тепло и переживают  зиму  только  потому,
что так заботливо готовЯтсЯ к ней. …сли послушать некоторых  моих  друзей,
выходило, что Я хотел  поселитьсЯ  в  лесу  нарочно,  чтобы  погибнуть  от
холода. †ивотное просто устраивает себе ложе в укрытом месте  и  согревает
его собственным телом; но человек, открывший огонь,  нагревает  просторное
помещение, превращаЯ его в постель, где он может освободитьсЯ  от  тЯжелой
одежды, устроить себе нечто вроде лета среди зимы, впустить  даже  свет  с
помощью окон, а с помощью лампы  удлинить  день.  ’ак  он  идет  несколько
дальше природного инстинкта и  сберегает  немного  времени  длЯ  искусств.
Љогда Я долго находилсЯ на холодном ветру, все  мое  тело  цепенело,  а  в
тепле моего дома Я отогревалсЯ и продлевал свою жизнь. Ќо даже  обитателЯм
самых роскошных домов  в  этом  отношении  больше  нечем  похвастатьсЯ;  и
нетрудно догадатьсЯ, отчего может в конце концов погибнуть человечество.
   Ќить его жизни можно в любой час оборвать чуть  более  сильным  порывом
северного ветра. Њы  ведем  наше  летосчисление  с  •олодной  ЏЯтницы  или
‚еликого ‘негопада (*245), но достаточно какой-нибудь  пЯтницы  похолоднее
или снегопада побольше -  и  наше  существование  на  земном  шаре  может,
наоборот, кончитьсЯ.
   ‚  следующую  зиму  Я  ради  экономии  стал  пользоватьсЯ  длЯ  стрЯпни
маленькой плитой - лес-то ведь был не мой; но она не  так  хорошо  держала
тепло, как открытый  очаг.  ‘трЯпнЯ  стала  уже  не  столько  поэтическим,
сколько химическим процессом. ‚ наш век  печей  мы  скоро  позабудем,  что
некогда пекли картофель в золе, как индейцы. Џлита не только занЯла  место
и наполнила дом запахами - она скрыла огонь, и Я почувствовал, что потерЯл
друга. ‚ огне всегда можно увидеть чье-то лицо. ѓлЯдЯ в него  по  вечерам,
земледелец очищает мысли от скверны, от пошлости, накопившейсЯ за день.  Ђ
Я не мог уже больше сидеть и смотреть в огонь, и  мне  вспоминались  слова
поэта:

   ‚еселый жар каминного огнЯ,
   Љак близость друга, нужен длЯ менЯ.
   Ћн то с надеждой Яркой разгоритсЯ,
   ’о, как она же, в пепел обратитсЯ.

   ’ак отчего ж ты изгнан из домов,
   ‹юбимый спутник наших вечеров?
   Ѓыть может, слишком Ярко пламЯ было
   „лЯ нашей жизни тусклой и унылой?
   €ль с душами таинственно общалось,
   € слишком жгучей тайна оказалась?
   ’еперь мы в безопасности сидим
   “ очага, где скрыт огонь и дым.
   Ћн радости иль грусти не навеет.
   Ћн только руки нам и ноги греет.
   ‘толь новое устройство прозаично,
   —то ЌастоЯщему здесь дремлетсЯ отлично.
   Ѓез страха перед призраком Ѓылого,
   џвлЯвшимсЯ на свет огнЯ живого (*246).


        Џђ…†Ќ€… ЋЃ€’Ђ’…‹€ € ‡€ЊЌ€… ѓЋ‘’€

   џ пережил не одну веселую вьюгу и  провел  не  один  приЯтный  вечер  у
своего очага, пока за окном бешено кружилсЯ снег  и  умолкло  даже  уханье
совы. ‚ыходЯ из дому, Я по целым неделЯм не встречал  никого,  кроме  тех,
кто приходил нарубить дров и отвезти их на санках в  поселок.  Ќо  Џрирода
помогла мне проложить путь по самому глубокому снегу; там, где  Я  однажды
прошел, ветер  нанес  в  мои  следы  дубовых  листьев,  которые  поглотили
солнечные лучи и растопили снег и таким образом не только приготовили  мне
сухую тропинку, но, темнеЯ на снегу, указывали мне путь по вечерам.  —тобы
общатьсЯ с людьми, мне  пришлось  вызывать  в  своем  воображении  прежних
обитателей этих лесов. …ще на памЯти многих  моих  землЯков  дорога  возле
моего дома оглашалась смехом и  говором  жителей,  а  окаймлЯвший  ее  лес
пестрел садиками и домами, хотЯ лес был тогда гораздо  гуще  нынешнего.  џ
сам еще помню, что в некоторых  местах  фаэтон  с  трудом  проезжал  между
сосен, а женщины и дети, когда им приходилось одним  и  пешком  добиратьсЯ
этой дорогой до ‹инкольна, робели и часто большую часть пути бежали  бегом
ќто была всего лишь колеЯ, ведущаЯ к ближайшим деревнЯм или к порубкам, но
когда-то она радовала путника большим разнообразием и дольше оставалась  в
его памЯти. ’ам, где сейчас от поселка к лесам тЯнутсЯ открытые полЯ,  шла
гать через болото, поросшее кленами: остатки ее навернЯка можно до сих пор
найти под нынешней пыльной  дорогой  между  фермой  ‘траттен,  где  сейчас
богадельнЯ, и холмом Ѓристер.
   Љ востоку от моего бобового полЯ, через дорогу, проживал Љатон €нгрэм -
раб „анкапа €нгрэма, эсквайра, джентльмена  из  поселка  Љонкорд,  который
выстроил своему рабу дом и разрешил ему жить в “олденском  лесу  -  Љатон,
только не “тический (*247),  а  Љонкордский.  ѓоворЯт,  это  был  негр  из
ѓвинеи. Ќекоторые еще помнЯт его небольшой  огород  среди  ореховой  рощи,
которой он хотел дать подрасти, надеЯсь пользоватьсЯ ею под  старость,  но
она в конце концов досталась владельцу помоложе и побелее. ‚прочем, и  тот
сейчас переселилсЯ в иное, столь  же  тесное  жилище.  Ќа  месте  Љатонова
погреба еще осталось углубление, хотЯ его знают немногие,  потому  что  со
стороны дороги его заслонЯет группа  сосен.  ‘ейчас  оно  заросло  гладким
сумахом (Rhus glabra) и  пышными  кустами  раннего  золотарника  (Solidago
stricta).
   Ќа самом краю моего полЯ, еще ближе к городу, стоЯла хижина  негритЯнки
‡ильфы, котораЯ прЯла лен длЯ горожан и оглашала  “олденский  лес  звонким
пением, потому что была на редкость голосиста.  ‚  войну  1812  г.  (*248)
домик ее был  подожжен  пленными  английскими  солдатами,  отпущенными  на
честное слово; хозЯйки не было дома, а кошка, собака и куры - все сгорели.
…й жилось тЯжело, почти невыносимо. Ћдин старожил, часто бывавший в  лесу,
помнит, что проходил днем мимо ее дома и слышал,  как  она  бормотала  над
кипЯщим горшком: "‚се вы кости, кости, кости!" - ‡десь в дубнЯке  мне  еще
попадаютсЯ кирпичи.
   Ќиже по дороге, по  правой  стороне,  на  холме  Ѓристер,  жил  Ѓристер
”римен, "негритЯнский умелец", раб сквайра Љаммингса, - и сейчас  там  еще
растут Яблони, которые Ѓристер насадил  и  вырастил;  теперь  это  большие
старые деревьЯ, но плоды их все же дики и кисловаты на мой вкус. Ќедавно Я
прочел надпись на его могиле на старом линкольнском кладбище,  в  стороне,
возле безымЯнных могил британских гренадеров, павших  при  отступлении  от
Љонкорда;  он  назван  там  "‘иппион  Ѓристер"   (а   надо   бы   "‘ципион
Ђфриканский"), а также "цветной" - словно он  мог  обесцветитьсЯ.  ЉрупнаЯ
надпись указывала также, когда он умер, что было  косвенным  сообщением  о
том, что он вообще жил на земле. ‘ ним жила ”енда, его гостеприимнаЯ жена,
котораЯ умела гадать, но всегда только одно приЯтное - большаЯ, толстаЯ  и
чернаЯ, чернее всех детей ночи; темное  светило,  каких  не  всходило  над
Љонкордом ни прежде, ни с тех пор.
   Ќиже по склону, слева, вдоль старой  лесной  дороги  сохранились  следы
усадьбы ‘траттенов; их фруктовый сад  некогда  занимал  весь  склон  холма
Ѓристер, но его уже  давно  вытеснили  смолистые  сосны,  и  уцелело  лишь
несколько пней; их старые корни до сих пор  поставлЯют  многим  бережливым
сельчанам отростки длЯ прививок.
   …ще ближе к городу, на другой стороне дороги,  на  самой  опушке  леса,
была усадьба Ѓрида, прославленнаЯ  проделками  нечистого  духа,  точно  не
обозначенного в мифологии, но игравшего весьма важную роль в  жизни  Ќовой
Ђнглии  и  заслужившего,  как  и   всЯкаЯ   мифическаЯ   личность,   чтобы
когда-нибудь было составлено его жизнеописание.  ‘перва  он  ЯвлЯетсЯ  под
видом друга или нанимаетсЯ в работники,  а  потом  грабит  и  убивает  всю
семью; имЯ ему - Ќовоанглийский ђом. Ќо разыгравшиесЯ здесь  трагедии  еще
рано заносить в анналы истории; пусть времЯ сперва несколько смЯгчит их  и
затЯнет голубой дымкой. ‡десь, согласно смутному преданию, некогда  стоЯла
таверна, и еще уцелел колодец, из которого разбавлЯли напитки  путников  и
поили  их  коней.  ‡десь  люди  встречались,  обменивались   новостЯми   и
расходились каждый своей дорогой.
   Љакую-нибудь дюжину лет назад хижина Ѓрида была еще  цела,  хотЯ  давно
уже необитаема. Ћна была  размером  примерно  с  мою.  …сли  не  ошибаюсь,
однажды в день выборов ее подожгли озорные мальчишки. џ в то времЯ жил  на
краю поселка и только что углубилсЯ в чтение "ѓондибера" (*249) „авенанта.
‚ ту  зиму  Я  был  постоЯнно  сонный  и  не  знал,  чему  это  приписать:
наследственности - потому что  у  менЯ  есть  дЯдЯ,  который  засыпает  за
бритьем,  а  по  воскресеньЯм  вынужден  перебирать  в  погребе  проросший
картофель, чтобы не уснуть и блюсти день воскресный, - или же тому, что  Я
пыталсЯ читать подрЯд антологию английской  поэзии  —алмерса  (*250).  Ћна
одолела моих нервиев (*251). …два Я положил голову на книгу, как  зазвонил
пожарный колокол и помчались пожарные машины, возглавлЯемые  беспорЯдочной
толпой мужчин и мальчишек, в которой Я оказалсЯ одним  из  первых,  потому
что перепрыгнул через ручей. Ќам казалось,  что  горит  где-то  к  югу  за
лесом; нам и раньше случалось бегать на пожары - амбара,  лавки  или  дома
или всего вместе; "ќто горит амбар Ѓейкера", - кричал кто-то. "Ќет, это  у
Љодмена", - утверждал другой. Ќо тут над лесом взлетели новые снопы  искр,
точно провалилась крыша, и мы все закричали: "Љонкорд, на  помощь!".  Њимо
нас с бешеной скоростью помчались повозки, битком  набитые  людьми,  среди
которых был, может быть, агент страховой компании, ехавший по обЯзанности,
как бы далеко это ни было; времЯ от  времени  позади  нас  звЯкал  колокол
пожарной машины, ехавшей более  медленно  и  верно;  а  позади  всех,  как
шепотом передавали потом, шли те, кто поджег и поднЯл тревогу. Њы  неслись
вперед, как истые идеалисты, не доверЯЯ показаниЯм наших чувств,  пока  на
одном из поворотов не услыхали потрескиваниЯ и  нас  не  обдало  жаром,  -
тогда мы понЯли, увы! что прибыли на место происшествиЯ. ‚прочем, близость
огнЯ охладила наш пыл. ‘перва мы предложили вылить на него пруд;  а  потом
предоставили дому догорать - все равно он был уже весь охвачен огнем, да и
стоил немного. € мы  столпились  вокруг  нашей  машины,  подталкиваЯ  друг
друга; мы громко выражали наши чувства или более тихим голосом  вспоминали
крупнейшие в мире пожары, в том числе пожар в лавке Ѓаскома, и, между нами
говорЯ, считали, что подоспей мы только вовремЯ с нашей бочкой, да если бы
пруд был под рукой, мы сумели бы и этот  грандиозный  пожар  превратить  в
новый потоп.  Ќаконец  мы  убрались,  не  наделав  вреда,  возвратились  к
прерванному сну и к ѓондиберу. —то касаетсЯ ѓондибера, Я  исключил  бы  то
место в предисловии, где он называет  остроумие  духовным  порохом  -  "но
большей части человечества остроумие неизвестно, как  индейцам  неизвестен
порох".
   Ќа следующий вечер мне случилось  идти  полем  мимо  пожарища;  услыхав
оттуда тихие стоны, Я подошел и обнаружил единственного  уцелевшего  члена
семьи,  знакомого  мне,  -   наследника   ее   добродетелей   и   пороков,
единственного,  кому  пожар  не  был  безразличен;  он  лежал  на  животе,
перегнувшись через стенку погреба, где еще тлели  угли,  и  по  всегдашней
своей привычке что-то бормотал себе под  нос.  Ћн  весь  день  работал  на
дальних приречных лугах  и  воспользовалсЯ  первыми  свободными  минутами,
чтобы посетить дом своих отцов и своего детства. Ћн заглЯдывал в погреб со
всех сторон поочередно и при этом каждый раз  ложилсЯ,  словно  разыскивал
сокровище, спрЯтанное между камней; а между тем там не было ничего,  кроме
кучи кирпича и золы. „ома не было, и он осматривал то,  что  уцелело.  …му
было приЯтно сочувствие,  которое  Я  выражал  самым  своим  присутствием;
насколько позволЯла темнота, он показал мне, где у них  крытый  колодец  -
его-то уж, слава богу, не спалишь! - и ощупью прошел  вдоль  стены,  чтобы
найти журавль, поставленный его  отцом,  и  железный  крюк  или  скобу  на
тЯжелом конце его, к которому подвешивали груз, -  за  что  еще  было  ему
ухватитьсЯ? …му хотелось доказать мне,  что  колодец  у  них  был  устроен
наилучшим образом, а не как-нибудь. џ все это ощупал и до  сих  пор  часто
оглЯдываюсь на колодец, проходЯ мимо, - ведь  это  все,  что  осталось  от
целой семьи.
   …ще левее, там, где теперь открытое поле, но сохранилсЯ колодец и кусты
сирени под стеной, жили Ќаттинг и ‹е ѓросс. Ќо пора, однако, обратитьсЯ  в
сторону ‹инкольна.
   „альше всех в лесу, там, где дорога ближе всего подходит к  пруду,  жил
горшечник “аймен, который снабжал горожан гончарными изделиЯми  и  оставил
наследников своему делу. ЌельзЯ сказать, чтобы они были богаты; на участке
их просто терпели, и шериф часто, но тщетно приходил к ним  за  налогом  и
только длЯ порЯдка "навешивал бирку", как Я читал в  его  отчетах,  потому
что взЯть с них было нечего. Ћднажды летом, когда Я работал мотыгой, около
менЯ остановилась лошадь, и какой-то человек, везший на рынок воз горшков,
спросил про “аймена-младшего. Ћн когда-то купил у него  гончарный  круг  и
хотел знать, что с ним сталось. џ читал в  писании  о  гончарной  глине  и
круге, но как-то всегда думал, что наши горшки сохранились с тех самых пор
или вырастают, как тыквы, и мне было приЯтно узнать, что по  соседству  со
мной кто-то занималсЯ этим ремеслом.
   Џоследним, кто обитал в этих лесах до  менЯ,  был  ирландец  •ью  Љойл,
занЯвший хижину “аймена, - его величали полковником. •одил  слух,  что  он
сражалсЯ при ‚атерлоо. …сли бы он был жив, Я заставил бы его  порассказать
о битвах. ‡десь он был землекопом. Ќаполеон отправилсЯ на остров св.…лены,
а Љойл - в “олденские леса. ‚се, что мне о нем известно, - трагично. ‚идно
было, что он повидал свет; у  него  были  изысканные  манеры,  и  он  умел
говорить вежливее, чем его умели слушать.  „аже  летом  он  носил  шинель,
потому что его била дрожь, а лицо у него всегда  было  багровое.  Ћн  умер
прЯмо на дороге у подножьЯ холма Ѓристер, вскоре после моего переселениЯ в
лес, поэтому Я не запомнил его как соседа. џ побывал у него в  доме  перед
тем, как его снесли, -  его  товарищи  избегали  там  бывать,  считаЯ  дом
"несчастливым". Ќа дощатой кровати лежала его  стараЯ  одежда,  от  долгой
носки принЯвшаЯ форму его тела, и казалось, что это лежит он сам. “  очага
валЯлись  обломки  его  разбитой  трубки,  вместо  кувшина,  разбитого   у
источника (*252). Џоследний не мог бы служить символом  его  смерти  -  он
призналсЯ мне однажды, что слыхал об источнике Ѓристера, но никогда его не
видел. Џо полу были разбросаны засаленные карты  -  короли  бубен,  пик  и
червей. ‚ соседней комнате еще сидел на насесте черный цыпленок,  которого
не сумел поймать чиновник, описавший имущество; черный, как ночь, и  столь
же безмолвный, он ожидал ђейнеке-‹иса (*253).  ‡а  домом  смутно  виднелсЯ
сад, который  хозЯин  посадил,  но  ни  разу  не  мотыжил  из-за  страшных
приступов лихорадки, хотЯ пришло уже времЯ сбора.  ‘ад  зарос  чередой,  а
вместо плодов был полон репьев, которые  облепили  мою  одежду.  “  задней
стенки была растЯнута свежесодраннаЯ шкура сурка - трофей  его  последнего
‚атерлоо, но ему уже не нужны были ни шапка, ни рукавицы.
   ‘ейчас от этих жилищ остались только углублениЯ  в  земле  и  камни  от
погребов; на солнечных местах разрослась землЯника,  американскаЯ  малина,
орешник и сумах; на месте очага растет смолистаЯ сосна или сучковатый дуб,
а на месте порога качаетсЯ душистаЯ темнаЯ береза. €ногда видна и  впадина
бывшего колодца; там, где некогда сочилсЯ  ключ,  торчит  сухаЯ  трава;  а
иногда колодец тщательно закрыт плоским  камнем  и  дерном  -  это  сделал
последний из обитателей  и  его  еще  долго  никто  не  найдет.  Љак  это,
наверное, печально - закрывать колодец! ‚ это времЯ источник слез,  должно
быть, наоборот, раскрываетсЯ. ‚падины погребов, похожие  на  старые  лисьи
норы, - вот все, что остаетсЯ; а ведь когда-то здесь  шла  шумнаЯ  людскаЯ
жизнь и в  какой-то  форме,  на  каком-то  Языке  навернЯка  рассуждали  о
"предвиденье, и о свободе воли, и о судьбе" (*254). ‚прочем,  из  всех  их
рассуждений до менЯ дошло лишь  одно,  а  именно,  что  "Љатон  и  Ѓристер
заговаривали зубы", и это почти так же  назидательно,  как  историЯ  более
известных философских школ.
   …ще много лет после того, как исчезли и дверь и  порог,  пышнаЯ  сирень
каждую весну раскрывает длЯ замечтавшегосЯ путника  свои  душистые  цветы;
когда-то ее сажали и холили детские руки перед входом в дом, а сейчас  она
подымаетсЯ на  заброшенном  лугу  и  отступает  перед  лесной  порослью  -
последний обломок семьи. ‘ажаЯ в тени дома этот маленький росток  всего  с
двумЯ глазками и ежедневно его поливаЯ, темнокожие дети не думали, что  он
укоренитсЯ так прочно и переживет и их, и самый дом, защищавший его  своей
тенью, и даже сад и огород взрослых и через полстолетиЯ  после  их  смерти
будет тихо рассказывать о них одинокому путнику, и  будет  цвести  так  же
пышно и благоухать так же нежно, как в ту первую весну. ’еперь  Я  любуюсь
его нежными, приветливыми и веселыми лиловыми цветами.
   Ќо отчего же исчезло это маленькое селение, зародыш чего-то большего, а
Љонкорд, наоборот, уцелел? Ѓыть может, из-за неудачного  расположениЯ  или
плохой воды? Ђ глубокий “олденский пруд, а прохладный ключ Ѓристера -  чем
плоха их вкуснаЯ и здороваЯ вода, которой жители умели  только  разбавлЯть
спиртные напитки? ‚се они были одержимы жаждой. Ћтчего не  расцвело  здесь
плетение корзин и циновок,  изготовление  метел,  поджаривание  кукурузных
зерен, прЯдильное и гончарное ремесла, которые  превратили  бы  пустыню  в
пышный сад и оставили землю отцов в наследие многочисленному потомству? Џо
крайней мере, здешнЯЯ бесплоднаЯ почва не дала бы жителЯм обленитьсЯ,  как
это бывает в долинах. “вы, следы  здешних  жителей  не  украсили  пейзажа!
‘ейчас, быть может, Џрирода делает новую попытку  в  моем  лице,  и  моему
дому, выстроенному прошлой весной, суждено стать первым в деревне.
   Ќасколько мне известно, на том месте, которое Я занЯл, не строилсЯ  еще
никто. „а избавит менЯ бог от  города,  воздвигнутого  на  месте  другого,
более  древнего;  строительный  камень  там  берут  из  развалин,  а  сады
разбивают на кладбищах. ‡емлЯ там белеет костЯми и проклЯта от века и сама
до времени рассыпаетсЯ прахом. ‚семи этими воспоминаниЯми Я населил лес, и
они менЯ убаюкали.


   ‚ зимнюю пору ко мне редко кто заглЯдывал. Џо глубокому снегу  ни  один
путник неделЯми не отваживалсЯ подойти к моему дому; а мне  жилось  уютно,
как полевой мыши или как домашнему скоту и птице, которые, говорЯт,  могут
долго жить под снежным заносом даже без пищи; или как семье того поселенца
в городе ‘аттон, в нашем штате, у которого в снежную зиму  1717  г.  домик
совсем занесло, а он как раз отлучилсЯ,  и  семью  спас  какой-то  индеец,
обнаруживший дом по отверстию в снегу, там, где оно обтаЯло вокруг дымовой
трубы (*255). Ћбо мне не заботилсЯ ни  один  дружественный  индеец,  да  и
зачем ему заботитьсЯ, если сам хозЯин был дома? ‘нежные заносы! Љак весело
о них слушать! ”ермеры не могли добратьсЯ за дровами до леса  и  болота  и
были вынуждены рубить деревьЯ возле дома, дающие им тень; а когда  снежный
наст затвердел, рубили деревьЯ на болоте, в десЯти  футах  от  земли,  как
обнаружилось весною.
   Љогда снег лежал всего глубже, тропинка от моего дома к дороге,  длиной
в полмили, имела вид извилистой пунктирной линии, с большими  промежутками
между точками. –елую неделю, пока стоЯла устойчиваЯ погода, Я делал туда и
обратно одно  и  то  же  количество  шагов  одинаковой  длины,  ступаЯ  по
собственным глубоким следам  с  точностью  циркулЯ,  -  к  такой  точности
приучает нас зима, - но следы эти часто были полны небесной влагой. Ћднако
никакаЯ погода не мешала моим прогулкам, вернее,  походам,  потому  что  Я
часто делал восемь - десЯть миль по самому глубокому снегу ради свиданиЯ с
каким-нибудь буком или березой, или старой знакомкой из  сосен;  когда  их
ветви опускались под тЯжестью льда и снега, они  становились  похожими  на
ели. “вЯзаЯ в сугробах, Я всходил на  самые  высокие  холмы,  когда  и  на
равнине снег лежал чуть ли не на два фута, и на каждом шагу обрушивал себе
на голову новый снегопад; а иногда вползал туда на четвереньках,  в  такую
пору, когда охотники давно сидели на зимних квартирах. Ћднажды Я  наблюдал
среди бела днЯ полосатую сову (Strix nebulosa), сидевшую на  низкой  сухой
ветке сосны, у самого ствола,  всего  в  нескольких  шагах  от  менЯ.  Ћна
слышала мои движениЯ и хруст снега  у  менЯ  под  ногами,  но  плохо  менЯ
видела. Џри более сильном шуме она вытЯгивала шею, ерошила перьЯ и  широко
раскрывала глаза, но скоро веки ее снова опускались, и она клевала  носом.
ЏоглЯдев с полчаса,  как  жмуритсЯ,  точно  кошка,  эта  крылатаЯ  кошачьЯ
сестра, Я почувствовал, что и менЯ  тоже  клонит  ко  сну.  Њежду  век  ее
виднелась только узкаЯ щелка - перешеек, оставленный длЯ  свЯзи  со  мной;
выглЯдываЯ полузакрытыми глазами из страны снов, она пыталась постичь менЯ
-  неЯсный  предмет,  маЯчивший  на  фоне  ее  видений.  Џорой,  при  моем
приближении  или  более  громком  звуке,  она   тревожилась   и   неуклюже
поворачивалась, недовольнаЯ тем, что  Я  прерываю  ее  сон,  а  когда  она
сорвалась с места и понеслась  между  сосен,  неожиданно  широко  раскинув
крыльЯ, ее полет был совершенно беззвучен. ЌаходЯ дорогу между  ветвей  не
столько зрением, сколько тонким ощущением их близости,  как  бы  нащупываЯ
путь своим нежным оперением, она полетела искать новую  ветку,  где  могла
спокойно дождатьсЯ восхода своего днЯ.
   ЏроходЯ лугами, по длинной насыпи, сделанной  длЯ  железной  дороги,  Я
часто встречал резкий колючий ветер, который нигде не гулЯет так свободно,
как там; когда мороз щипал менЯ за одну щеку, Я подставлЯл другую  (*256),
хоть Я и Язычник. Ќе лучше было и на  проезжей  дороге,  ведущей  с  холма
Ѓристер. €бо Я продолжал ходить в город, точно мирный индеец,  даже  когда
весь снег с  полей  громоздилсЯ  на  уолденской  дороге  и  довольно  было
получаса, чтобы замести следы последнего прошедшего путника.  Ќа  обратном
пути мне приходилось барахтатьсЯ в свежих сугробах  на  крутых  поворотах,
где неутомимый северо-западный ветер наносил пушистый снег и не видно было
ни одного заЯчьего следа или хотЯ бы мелкого почерка полевой мыши. Ќо даже
глубокой зимой мне почти всегда  встречалось  теплое  болотце  с  упругими
кочками, где вечно зеленеют трава и  заЯчьЯ  капуста  и  дожидаетсЯ  весны
какаЯ-нибудь закаленнаЯ птица.
   €ной раз, несмотрЯ на заносы, вернувшись с вечерней прогулки, Я находил
у своих дверей глубокие следы какого-нибудь лесоруба; у очага лежала  куча
стружек, а в доме пахло трубочным табаком. €ли в воскресенье,  под  вечер,
когда  мне  случалось  быть  дома,  снег  скрипел   под   ногами   некоего
рассудительного фермера (*257), который пробиралсЯ издалека ради беседы со
мной, - одного из тех немногих, кто и на ферме остаетсЯ человеком, кто  по
своей воле надел блузу  вместо  профессорской  мантии  и  одинаково  готов
порассуждать о церкви и государстве или  вывезти  со  скотного  двора  воз
удобрений. Њы с ним беседовали о простых, патриархальных  временах,  когда
люди в холодную, бодрЯщую погоду сидели у больших очагов и в головах у них
было Ясно; если не было другого десерта,  мы  не  раз  пробовали  крепость
наших зубов на орехах, давно брошенных мудрыми  белками,  потому  что  под
самой толстой скорлупой обычно бывает пусто.
   ’от, кому приходилось шагать ко мне дальше всех,  по  самому  глубокому
снегу и в самую свирепую  вьюгу,  был  поэтом  (*258).  ’акие  препЯтствиЯ
способны отпугнуть фермера, охотника, солдата, репортера и даже  философа;
но ничто не может устрашить поэта,  ибо  он  движим  чистой  любовью.  Љто
предскажет его приход или уход? …го дело  призывает  его  во  всЯкий  час,
когда спЯт даже врачи. Њой домик оглашалсЯ шумным весельем или  наполнЯлсЯ
журчаньем мудрой беседы, и долина “олдена вознаграждалась таким образом за
долгую тишин