устремив  на Њо
взглЯд  опухших  глаз, но при  этом не  видела его, и он это знал. Ћна  была
похожа на больную, ждущую  своей  очереди в  приемном покое больницы,  среди
других, чужих  людей. Ќаконец она встала,  сказала  "„о свиданьЯ" воюющему в
кабинете с дымом профессору ‹и и легким шагом вышла из комнаты.
     ’еперь,  спустЯ  двадцать лет,  шагаЯ  по  городу  в  костюме  служащей
погребального бюро,  Њо вспоминал  об  этом  поцелуе, своем  первом поцелуе,
нежном  и  страстном,  приправленном солеными  слезами.  ѓора  ‘тарой  ‹уны,
страшно бледнаЯ, была в стеганой куртке из черного бархата, черных брюках  и
ботинках  и  приковывающем глаз белоснежном  свитере.  ’от  ноЯбрьский  день
осталсЯ длЯ него памЯтной  датой, тайным праздником, который он торжественно
и  в трогательном  одиночестве отмечал каждый  год, неизменно  надеваЯ давно
превратившийсЯ  в лохмотьЯ фиолетовый  плащ и  залоснившуюсЯ шлЯпу,  которые
были  на   нем  в  ‚еликий  —ас.   (Ќастало  времЯ  открыть  секрет   нашего
психоаналитика: говорЯ попросту, он до сих пор оставалсЯ девственником, мало
того, не  жаждал  приобрести  недостающий  опыт,  --  это бросалось в  глаза
каждому, кто видел его в женском обществе.) Љаждый ноЯбрь, где бы он ни был,
в  Љитае  или в  Џариже, нищенские  обноски,  с  которыми свЯзаны  его самые
драгоценные воспоминаниЯ, пробуждали в нем романтический восторг.
     Њоросил мелкий дождь. ‚ода скапливалась на листьЯх деревьев и холодными
каплЯми  падала  на  костюм  и  на  голову  Њо.  Ћн  пожалел,  что  у  этого
комбинезона, в отличие от лыжного, нет капюшона. …го догнало и  притормозило
у тротуара, ожидаЯ сигнала, такси. Ќо Њо не стал его останавливать. Ќе нужно
ему такси. Ћн уже нашел дорогу по верному  признаку: за рЯдом еле различимых
в тумане  величественных  платанов  вдруг  замаЯчил сортир, бывшее прибежище
геев, с  неоновыми буквами WC на  крыше. „вижимый любопытством историка,  Њо
свернул  и заглЯнул внутрь. …му казалось,  что он в сказке. ’еперь заведение
охранЯлось унылым старцем с  мешками  под  глазами, в спецовке,  похожей  на
комбинезон Њо.  Ћн сидел  за  стеклЯнным окошком, под слабой лампочкой, весь
какой-то прозрачно-призрачный.  "‚ход --  два юанЯ", -- проговорил он  тоном
музейного сторожа.
     ЏроходЯ мимо конфетной фабрики, Њо достал из кармана мобильный телефон,
но только  с досадой  и неприЯзнью посмотрел на этот светЯщийсЯ аппаратик --
звонить-то некому. …динственным человеком, с  кем ему хотелось  бы говорить,
была  ѓора  ‘тарой  ‹уны,  а она  в  тюремной  камере. Ћн  подумал  о  своем
французском аналитике Њишеле. ‘  учетом разницы  во времени, тот  должен уже
проснутьсЯ. Њо  укрылсЯ под  буковым деревом, чьи листьЯ трепетали,  как его
сердце, а вершина волновалась, как его душа, и набрал номер. ѓудки, щелчок и
далекий   голос  его  наставника  произнес:  "„а".   •олодное,  равнодушное,
бесстрастное  "да".  ‘лишком  часто  ЊишелЯ  донимают  звонками  взвинченные
пациенты, и у него выработалась привычка: снимаЯ  трубку, он холодно говорит
"да" и ждет натиска. “ Њо сразу пропало желание говорить с ним, и он прервал
свЯзь, даже не поздоровавшись. Ќо через несколько секунд телефон  зазвонил в
кармане.
     --  Џростите, Њишель, -- смущенно  пробормотал он,  --  не хотелось вас
беспокоить, но Я влип в жуткую историю.
     -- ѓде ты, Њо? ’ы с ума сошел? Ќа каком Языке ты со мной говоришь?
     ѓолос Ѓальзамировщицы! Љак же  он  мог начисто  забыть о ней?!  Њо стал
горЯчо извинЯтьсЯ и сказал, что немедленно к ней зайдет.
     Ѓальзамировщица...  Њо  не  помнил  точно,  кто и когда начал так звать
соседку сверху. ’еперь все только так ее и называли. ‚се, включаЯ родителей,
г-на и г-жу ‹ю, бывших преподавателей анатомии,  лет  двенадцать тому  назад
они  вышли на  пенсию  и  оставили дочери жилплощадь.  ‘кромную двухкомнатую
квартирку на  последнем  этаже  бетонной  шестиэтажки без лифта,  побеленной
снаружи, с торчащими цементными швами и зарешеченными (защита от воров), как
клетки  в  зоопарке, окнами.  Ќад входом  рабочий,  крестьЯнин  и солдат  из
бело-розовой  мраморной крошки держат  похожее на венок зубчатое колесо. ќто
здесь "муж" вдовы-девицы выбросилсЯ перед свадьбой из окна шестого этажа.
     “же отключив мобильный, Њо  сообразил, как нелегко ему будет  попасть к
Ѓальзамировщице,  минуЯ  квартиру  собственных  родителей  на  втором этаже,
придетсЯ действовать как профессиональный домушник.
     ‹омаЯ голову  над этой задачкой, он дошел  до университетского  городка
медиков. ЋбсаженнаЯ  пышными платанами и  протЯнувшаЯсЯ  на  километр  ЊалаЯ
€ндийскаЯ улица делит его на  две части: в южной расположены учебные корпуса
и  общежитиЯ,  в  северной  -- дома  преподавателей  и служащих.  (Љитайские
университеты предоставлЯли  и предоставлЯют своим  работникам  ведомственное
жилье. ђуководители  таких учебных заведений располагают полномочиЯми, какие
и не  снились  их западным коллегам, они распорЯжаютсЯ всем:  от  приема  на
работу преподавателей,  штатного  расписаниЯ и  назначениЯ  на должности  до
оплаты больничных листов,  починки  труб, проводов,  прочистки  канализации,
составлениЯ  меню  и  сметы  длЯ столовых, а  также  графика запланированных
беременностей  сотрудниц,   записи  детей  в  сады   и   Ясли   и,  главное,
распределением квартир.)
     †илые дома делЯтсЯ на пЯть микрорайонов: ‡ападный ‘ад, ЏерсиковаЯ ђоща,
Ѓамбук, Њирный и ‘ветлый. ‚ каждом по несколько кварталов стандартных пЯти-,
семиэтажных домов без лифта. Џуть по этому сонному царству долгий и трудный.
Њинут  пЯтнадцать  Њо  вышагивал  под дождем  по  Њалой  €ндийской,  миновал
микрорайон Њирный, Џерсиковую ђощу, прежде чем добралсЯ до ‘ветлого.
     ЌесмотрЯ  на  красивое название  света  на улице не  было. Њо подошел к
наглухо закрытым воротам  и  стал громко  звать сторожа.  …го  вопли  далеко
разносились в ночи, он почти охрип, когда наконец у него над головой зажегсЯ
фонарь и  осветил величественный, пышный портал: глЯнцеваЯ черепичнаЯ крыша,
резные  колонны   с  мифологическими  фигурами  и   массивные  двустворчатые
деревЯнные  ворота,  покрытые  облупившейсЯ   красной  краской.  Ќа  воротах
наклеены в несколько  слоев пестрые афиши и объЯвлениЯ: часы работы, правила
и запреты,  фотографии преступников в розыске, расписание  собраний  местной
партЯчейки,  покаЯниЯ  разоблаченных  воров,  анонсы  американских  фильмов,
лозунги,  публичные  доносы,  оставшиесЯ  от  прежних  времен,  но  все  еще
прекрасно различимые,  статьи из старых и новых журналов обо всем на  свете.
ЏрорезаннаЯ  в одной  из  створок  дверца  открылась,  проскрежетав  ржавыми
петлЯми,  и на  пороге  поЯвилсЯ  сторож, незнакомый Њо  молодой  человек  в
накинутой на плечи шинели Љитайской народной армии.
     -- Ѓлагодарю вас, вы очень любезны, -- сказал ему Њо  и сунул бумажку в
два юанЯ.
     ‘торож взЯл чаевые, пропустил Њо, закрыл за ним дверь, задвинул тЯжелый
железный засов и только тогда приглЯделсЯ к нему.
     -- Љто-нибудь умер? -- спросил он, подозрительно осматриваЯ костюм Њо.
     -- „а. •ромой  ‹Яо из одиннадцатого корпуса  третьего блока, -- выпалил
Њо, удивлЯЯсь собственной находчивости.
     •ромой ‹Яо был  когда-то их  соседом  по этажу, он  действительно умер,
только лет десЯть тому назад. Ќо новый сторож с соболезнующим видом кивает и
испускает  долгий  вздох,  достойный  героЯ  сентиментального  американского
телесериала, как будто бедный ‹Яо был его близким другом.
     -- Ђ  как вы заберете тело, вы же без машины? -- крикнул он уже в спину
Њо.
     -- Ќе важно. џ заберу его душу.
     Ћшеломленный загадочным ответом, сторож осталсЯ  стоЯть, разинув  рот и
глЯдЯ вслед Њо. Џризрачный силуэт скользнул под дождь; не замедлЯЯ шага и не
поднимаЯ глаз, прошел мимо шести бетонных  корпусов-близнецов первого блока,
а  у ограды второго,  где дорога разветвлЯлась, свернул налево и  скрылсЯ из
виду.
     Љалитки в кирпичных заборах  третьего и четвертого блоков располагались
ровно  друг  напротив  друга.  Ћдинаковые  мокрые  от  дождЯ  никелированные
решетки,  чугунные  цепи, выкрашенные в зеленый цвет,  как  лианы, и тЯжелые
медные замки, с  которых  капала вода,  --  можно подумать, там,  в  типовых
корпусах, хранЯтсЯ несметные сокровища!
     Њо  снова  прокручивал  в  голове  разные  варианты  того,  что  скажет
родителЯм,  особенно матери, если встретитсЯ с  ними на лестнице.  Ђ сам уже
машинально постучалсЯ в  левые ворота. Ќикто не отвечал. Ћн крикнул  и снова
постучал, на этот раз не так громко, и голос постаралсЯ изменить, чтобы мать
его  не  узнала. ‘мотреть  вверх,  на  окна  стандартных  бетонных  коробок,
верхушки  которых  тонули  в тумане,  он не решалсЯ.  ’ак было  и в детстве:
каждый раз, стоЯ  перед  этой решеткой (тогда она была всЯ  ржаваЯ  и ворота
закрывались  на  ночь не в половине двенадцатого, как теперь,  а в  половине
седьмого), он испытывал страх перед матерью.
     Ќаконец вышел сторож, тоже молодой и тоже в военной шинели, но поменьше
ростом и худощавее первого. Џоложив в карман свои два юанЯ, он, не  взглЯнув
ни на того, кто их  ему дал, ни на его комбинезон с погребальной символикой,
быстро запер ворота и побежал спать  дальше  в свою комнатенку.  ‚ голове Њо
пронеслось смутное подозрение: "Љогда Я уходил из дома  около полуночи, менЯ
выпустил другой сторож, пожилой, лет шестидесЯти, вроде того, что работает в
уборной,  а этот парень смахивает на него -- наверно, сын или зЯть,  который
его  подменЯет, чтобы сводить концы с концами, и еще не научилсЯ благодарить
за чаевые".
     ‚ такой  час все  спЯт. …динственные  свидетели возвращениЯ Њо  --  это
бело-розовые рабочий, крестьЯнин и солдат над дверЯми  подъезда. Ћн тихонько
проскользнул в пустой коридор, где привычно вонЯло бле-
     вотиной. ‹ицо, шеЯ, комбинезон  -- все было такое мокрое,  как будто на
него  вылили ведро воды. „рожа от холода,  Њо  прислушалсЯ:  слава богу, все
тихо!
     Ћн  стал  на цыпочках подниматьсЯ по  ступенькам.  Ќо  перед  последним
пролетом, ведущим на третий этаж,  наш чересчур почтительный и боЯзливый сын
почувствовал,  что у  него не осталось больше  ни воли,  ни сил и отказывают
нервы. Ћзноб прошел, теперь его снова бросило в жар, пот весенними ручейками
стекал по телу. Ћднако самое  трудное было впереди --  путь с третьего этажа
до  четвертого.  ‘  каждым  шагом  Њо  все  Явственнее  ощущал  запах  дома.
Ќепередаваемый,  но  с  детства  знакомый,  который  узнаешь  даже  в полной
темноте.
     ‚ этих домах на каждой лестничной площадке было по две квартиры,  вот и
тут,  на третьем, слева дверь  семьи  Њо, справа  --  семьи  давно покойного
хромого  ‹Яо. Њо  кралсЯ, не поднимаЯ  глаз. ‚прочем, все  равно,  ничего не
видно,  а  включить  свет нельзЯ.  Ћн  ступал  с  величайшей  осторожностью,
стараЯсь  не спотыкатьсЯ.  Џощупал  ногой,  чтобы  убедитьсЯ,  что  дошел до
последней  ступеньки. ’очно.  ’еперь  надо пересечь  площадку  и  дальше  по
лестнице, на четвертый. Ћтец уже давно, с  тех пор,  как повредил барабанную
перепонку,  плохо  слышал и, когда смотрел телевизор, включал звук на полную
мощь,  у  матери   же  ослабло  из-за  диабета  зрение,  а  слух,  наоборот,
обострилсЯ, она слышала все: как чихает  кот в соседнем доме или  ползают за
холодильником  тараканы.  ЏроходЯ перед  дверью, он  сжалсЯ в комок  и  даже
перестал дышать, но вдруг наткнулсЯ на что-то левой ногой и  чуть не упал --
это был пластиковый мешок с мусором.  Њешок опрокинулсЯ, мусор  высыпалсЯ на
площадку, среди прочего  банка из-под кока-колы, котораЯ  покатилась вниз по
лестнице, подскакиваЯ на  каждой ступеньке, долетела  до второго  этажа и со
всего маху врезалась  в  дверь соседей снизу. “ Њо от ужаса захватило дух  и
едва не лопнуло сердце.
     Ћн застыл, грохот, как ему показалось, не стихал целый час. Ќаконец все
смолкло, и он с облегчением убедилсЯ, что никто не проснулсЯ, даже его мать.
Џросто  чудо! Њожет,  жильцы привыкли, что по ночам на лестнице  хозЯйничают
крысы. Ћднажды, лежа на кушетке у  своего психоаналитика, он сам сказал ему:
"‚ нашем  доме полно крыс, такие крупные, будьте уверены, не водЯтсЯ  больше
нигде на свете".
     Ќа пЯтый и выше, на шестой, он взбежал бодро, резво, ощущаЯ  прилив сил
и  легкость  во  всем  теле,  будто  спешил на  любовное  свидание.  Љое-как
причесалсЯ, запустив пальцы в волосы, подышал на ладонь, проверЯЯ, не пахнет
ли у него изо рта, и протер стекла очков.
     Ќа  шестом  этаже  располагалось четыре  двухкомнатные квартиры,  дверь
Ѓальзамировщицы  -- справа в конце коридора, у окна, через  которое  на  нее
падает рассеЯнный свет уличного фонарЯ. Њо уже занес руку,  чтобы постучать,
но  этот  блик его  остановил.  Ћн был  какой-то  странный,  с  переливчатым
стеклЯнным блеском. Њо легонько прикоснулсЯ к светлому пЯтну:  так и есть --
дверь  застекленнаЯ! Ќо вчера, когда он приходил уговаривать Ѓальзамировщицу
встретитьсЯ с  судьей „и, у нее была нормальнаЯ дверь, такаЯ же, как у всех:
металлическаЯ,  на  массивных  петлЯх, со  щеколдой,  замочной  скважиной  и
глазком.
     "Њожет, Я поглЯдел на воскресшего судью и спЯтил?" -- подумал Њо.
     Ћн щелкнул дешевенькой  одноразовой зажигалкой  и  поднес  ее поближе к
двери -- слабого  пламени  вполне хватило, чтобы все  разглЯдеть. Њало того,
что дверь действительно оказалась застекленной, но еще справа  на стене была
пришпилена карточка: "ѓ-н и г-жа ‚ан". Ѓальзамировщицу звали совсем не так.
     ‚ изумлении Њо попЯтилсЯ и поднЯлсЯ на несколько ступенек по лестнице.
     "’ак. ‘лучай клинический: Я утратил рассудок".
     Ќадо  было немедленно протестировать  мозги.  Њо  решил, что быстрее  и
вернее  всего  будет  испытать  памЯть, например  проверить,  помнит  ли  он
францзуские  слова. Ћн представил  себе  на  секунду, что французский  Язык,
который   далсЯ  ему  упорными  многолетними   занЯтиЯми,  вдруг  возьмет  и
улетучитсЯ у него из головы. Ќе дай-то Ѓог!
     Џервым французским  словом, которое  он вспомнил,  было "merde" („ерьмо
(франц.)).   ‚  памЯти  всплыли  строчки  из  "Ћтверженных":  "...английский
генерал...  крикнул: "‘давайтесь,  храбрецы!"  Љамброн ответил: "Merde!"  €з
уважениЯ к французскому читателю это слово,  быть может,  самое  прекрасное,
какое когда-либо было произнесено французом, не  должно  повторЯть" (Џеревод
„. ѓ. ‹ифшиц. —. 2. кн. 1, гл. 15-16).
     Љакое счастье! ЌаслаждаЯсь блестЯщим доказательством своих мыслительных
способностей,  Њо подумал, по ассоциации с именем ѓюго, о другом, тоже очень
выразительном словечке -- "Helas!" …му вспомнилсЯ известный спор между Џолем
‚алери (его любимым поэтом)  и Ђндре †идом. Џервый уверЯл, что самый великий
из французских поэтов -- ‚иктор ѓюго; "“вы!" -- отвечал на  это второй. Ѓыло
еще  одно особенно  дорогое ему  слово,  одно из тех, которые  по-французски
звучат лучше, чем по-китайски или по-английски: "Famour" --любовь. Љак-то во
времЯ очередного  свиданиЯ с ѓорой ‘тарой  ‹уны он, разговариваЯ с ней через
стеклЯнную перегородку, поделилсЯ этим своим лингвистическим пристрастием, а
она несколько раз произнесла это слово. ‡вук "ль" ей не давалсЯ, поэтому она
опустила артикль  и произносила просто "amour", сначала  чуть шевелЯ губами,
потом  все  Яснее  и  Яснее, пока  наконец  прекрасное,  волшебное слово  не
разнеслось чистой  нотой,  перекрываЯ  беспорЯдочный гомон  заключенных и их
родных.  ‚се,  от  мала  до  велика,  поддались  его  обаЯнию.  “поительное,
благоуханное  чужеземное  слово! …сли бы  не вмешались охранники,  весь  зал
свиданий подхватил бы его хором.
     “бедившись, что он в здравом уме и трезвой памЯти, Њо  вернулсЯ к тайне
стеклЯнной  двери и попыталсЯ разгадать  ее.  Ћн  снова осветил  карточку на
стенке с  именами г-на и г-жи ‚ан и  постаралсЯ представить себе, как бы эти
люди  отнеслись  к его  поЯвлению  в форме служащего  похоронного  бюро.  Ќо
поскольку ему не хотелось, чтобы по его вине  у них случилсЯ разрыв  сердца,
он позвонил по мобильному Ѓальзамиров-щице и услышал ее панический голос:
     --  ѓде   же  ты?  —то-что?!.  ‚анов  знаю  конечно,  они  оба  учителЯ
физкультуры. ’ы  перед их  дверью? Ќо они живут в четвертом  блоке, а мы  --
твои родители и Я -- в третьем! ’ы что, уже собственный дом не можешь найти?
     Њо помчалсЯ вниз, перепрыгиваЯ через ступеньки, у двери, которую принЯл
за свою, он притормозил и мстительно пнул  ногой валЯвшийсЯ посреди площадки
пакет  с мусором. Ѓумажки и  очистки разлетелись  по всей лестнице. Ќа улице
все  еще  шел  дождь, и,  пока Њо дошел  до  своего  дома,  он  успел  снова
промокнуть  до нитки и  был похож на выдру,  котораЯ вылезла  из одной норы,
нырнула и вылезла около другой.  ‚ода текла с него  ручьЯми, на носу повисли
капли.
     ‚се  происходило  как на  дне  морском.  Ѓыло  трудно  дышать, бетонные
ступени  беззвучно  проседали под  ногами,  как  резина,  то расширЯлись, то
сужались, то обретали обычные размеры. Њо казалось, что он передвигаетсЯ  по
мЯгкой,  болотистой,  жирной и зловонной  почве. ќто  было  похоже  на  сон,
который приснилсЯ ему когда-то,  будто он идет большими шагами по мраморному
полу в черных и серых прожилках,  а  камень размЯгчаетсЯ и  в  конце  концов
превращаетсЯ в огромный ломоть сыра.
     Ђ виной  всему  Ѓальзамировщица, котораЯ  взЯла его за руку и ведет  за
собой по лестнице.
     ‚ойдЯ  в подъезд,  он  слепо  потыкалсЯ в  поисках  выключателЯ,  а  не
обнаружив его, был вынужден, как и в предыдущий раз, пробиратьсЯ по лестнице
в  полной темноте и крадучись, как вор. Ќо когда он  дошел до второго этажа,
вдруг на одном из верхних этажей кто-то зажег свет и по ступенькам застучали
подошвы шлепанцев,  все ближе и ближе. Њо догадывалсЯ, кто это, по спине его
пробежала дрожь.
     Ћн  затаил дыхание  и вслушалсЯ получше,  пытаЯсь понЯть, не матушка ли
это, --  тогда надо скорее  прЯтатьсЯ. Ќо, покинув Љитай и живЯ за границей,
он  разучилсЯ  различать  по  звуку  шагов,   какие  подошвы  у   шлепанцев:
пластмассовые, кожаные или резиновые -- и какому человеку  они  принадлежат:
женщине  или мужчине,  решительному или робкому, благодушному  или угрюмому.
Џрежде  он  мог  иной  раз  угадывать  такие  тонкие вещи,  как  настроениЯ.
Ќапример, у  человека,  принЯтого  в партию, шаги менЯли тембр, звучность  и
даже   приобретали   особую   значительность:   еще   долгое   времЯ   после
знаменательного событиЯ они словно бы выпевали национальный гимн.
     ‚     приближавшихсЯ     шагах    прочитывались    стремительность    и
непринужденность. ‘вет на лестнице снова погас,  но шаги не замедлились. ‚от
они уже  сбегают  на третий этаж. Њо снова двинулсЯ  вверх, и  приглушенный,
солидный звук  его  шагов слилсЯ с  дробным, звонким  цоканьем  шлепанцев  в
стройной двухголосой серенаде.
     „вадцать  шагов  вверх, поворот,  еще  пролет --  и  Њо  услышал  голос
Ѓальзамировщицы:
     -- ќто ты?
     -- ’ише, -- еле слышно отозвалсЯ он, -- разбудишь мою мать.
     Ќа расстоЯнии  нескольких  метров из густой темноты  в пролете третьего
этажа вынырнула  бледнаЯ тень. ђитм шагов не убыстрЯлсЯ и не  замедлЯлсЯ,  а
изЯщнаЯ фигурка, казалось, застыла на верхней ступеньке крутого пролета, все
так же плавно перебираЯ ногами.
     -- Ќе шуми. “ мамы очень чувствительный слух... -- зачем-то прибавил Њо
придушенным голосом и осексЯ.
     Ћборвалась и партиЯ шлепанцев. Џоследний звук еще отдавалсЯ эхом у него
в  ушах. ђука Ѓальзамировщицы сжала его  руку.  ‚здрогнула  горЯчаЯ  упругаЯ
ладонь, нервно сжались пальцы. Ћн почувствовал  что-то твердое  и понЯл, что
это  ее  обручальное  кольцо.  Ћна  была совсем  близко, Њо ощутил  какой-то
лекарственный запах от ее лица. Ћн прикоснулсЯ к ее коже.
     -- —то это у тебЯ за одеколон? -- шепнул он.
     -- Ќикакого. Ќаверно, от менЯ пахнет формалином.
     -- Ќет.
     -- Џравда?
     -- Џравда.
     -- ’огда хорошо. ’ерпеть не могу этот запах после работы.
     -- Ќет, пахнет скорее йодом. ’ы не поранилась?
     -- Ќет. Џросто  наложила  увлажнЯющую  маску. ’вой  судьЯ  „и так  менЯ
перепугал,  что Я и дома  все дрожала и никак  не  могла успокоитьсЯ. ‚от  и
решила сделать  такую  маску.  Ќемножко  пощипывает  кожу,  зато знаешь  как
успокаивает! ‚идишь, уже не дрожу. € почти забыла про эту мерзкую историю.
     -- џ сам чуть не умер от страха.
     „ержась  за  руки  и неуверенно нащупываЯ ступеньки, перешептываЯсь,  а
порой спотыкаЯсь и  покачиваЯсь, как танцоры в комическом  номере, они пошли
наверх.  „верь  в квартиру  Њо  была закрыта, свет нигде  не  горел,  но  Њо
показалось, что он слышит, как мать кашлЯнула.
     -- Ѓедненький, какаЯ у тебЯ холоднаЯ рука. € Я никак ее не согрею.
     -- џ  промок. ‚идела, в  чем Я пришел? ‚  форме ритуального бюро, может
это твоЯ, мне она маловата и тесновата.
     -- џ дам тебе переодетьсЯ. ‚ памЯть о муже Я сохранила все его вещи. Џо
росту тебе должно подойти.

        4
     Џельмени готовы
     ‘пустЯ  всего несколько минут  Њо всунул  голые  ноги  в синие замшевые
тапки  с  тремЯ  вышитыми  цветочками  в  фиолетовых  тонах  --  ношеные,  с
шаркающими подошвами.
     Џри  входе  в  квартиру  Ѓальзамировщицы  стоЯла  небольшаЯ  полочка  в
несколько  Ярусов,  на  которой  она  выстроила  всю  обувь.  Њо  снЯл  свои
стоптанные, разбухшие от  дождЯ, забрызганные  грЯзью  туфли  и поставил  их
рЯдом  с красно-черными кроссовками, сандалиЯми, шлепанцами, высокими белыми
ботинками со  шнурками...  ‚се маленькое, намного  меньше  тапочек,  которые
принадлежали ее покойному мужу и были велики Њо. ‘тоило ему закинуть ногу на
ногу, как одна тапочка повисла, держась только на большом пальце босой ноги.
Њо предпочел бы надеть что-нибудь другое, но выбора не было.
     -- ќто хорошие тапочки, -- сказала Ѓальзамировщица. -- Њы  купили их за
несколько недель до свадьбы в  Ќародном  торговом центре. ‘тоили  пЯть юаней
пЯть фэней, как сейчас помню. Џосле смерти мужа Я их тут держу, чищу, иногда
ношу, но они мне велики.
     ‚ комнате, почти как в  бальзамировочной, горело штук пЯть-шесть слабых
ламп.  ђасплывчатые  ореолы  мЯгкого   матового  света  создавали  атмосферу
замкнутого  пространства,  чуть ли  не погребка. •озЯйка порхнула в комнату,
легкаЯ как воробушек, помолодевшаЯ. ‹ицо ее бле-
     стело от  крема.  Ќа коротком халатике  из розового шелка  были  вышиты
голубые цветы и белые птицы.
     -- —то тебе приготовить? “ менЯ в морозилке есть пельмени с бараниной и
сельдереем, хочешь? -- спросила  она  и, не дожидаЯсь  ответа,  скрылась  на
кухне.
     -- Ќаконец-то у менЯ в доме мужчина, -- выдохнула она, возЯсь у плиты.
     ‚ квартире, точно легкий дымок, точно подвешеннаЯ в воздухе пыль, точно
запах ладана, стоЯл  унылый холодный дух бездетной старой девы. Џол устилала
бамбуковаЯ  циновка  тонкого  плетениЯ.  Љое-где --  перед  кроватью,  перед
телевизором и перед  каждым из  двух кожаных кресел  --  лежали разноцветные
коврики. ‘тола не было -- видимо, хозЯйка ела на кухне. ‘ дивана и кресел не
снЯта  прозрачнаЯ  упаковочнаЯ пленка.  ‚одруженный  на  тумбочку  телевизор
покрыт пурпурным бархатным чехлом,  пульт обернут хрустЯщим  целлофаном.  Ќа
телефон наброшена махроваЯ салфеточка. Ќа стене увеличеннаЯ цветнаЯ семейнаЯ
фотографиЯ  в рамке. Ћтдельных  портретов --  ни ее,  ни мужа  -- не  видно,
только несколько  его профилей,  вырезанных из  черной  бумаги, и один общий
снимок --  пара на велосипеде. Ћн, согнувшись над рулем, крутит педали, полы
плаща  разлетаютсЯ  в  стороны;  она  сидит  сзади  на  багажнике   и  вЯжет
развевающийсЯ на ветру свитер.
     Ѓальзамировщица владела настоЯщим  сокровищем -- коллекцией марионеток,
котораЯ привела Њо в  полное  восхищение. Ћн  завороженно разглЯдывал каждую
нарЯженную в  шелк  и  атлас  куколку:  императоров в платьЯх  с  драконами,
императриц  в  драгоценных уборах,  ученых  с  веерами, воинов  при саблЯх и
копьЯх, нищих и т. д. -- расставленные на верхней полке невысокого шкафчика,
они смотрели на мир сквозь мутноватое стекло.  ќто  был  подарок мужа, он же
получил  коллекцию  в наследство  от  какого-то  родственника.  „ва  десЯтка
фигурок  немыслимой красоты, одна другой лучше. Њо мог  бы  рассматривать их
часами.  Џеред смертью муж Ѓальзамировщицы успел устроить  на полочке мЯгкое
освещение.  ЉаждаЯ из кнопок  на боковой  стенке  соединЯлась  с  лампочкой,
запрЯтанной  в складках  бархата,  которым  полка  была  обита  изнутри.  Њо
опустилсЯ на  колени,  раздвинул стекла  и  стал  зажигать  по  очереди  все
лампочки,   которые,   как   прожекторы   на   сцене,   высвечивали   кукол.
Ѓальзамировщица  между тем подошла к нему и рокочущим феном стала сушить его
волосы. Џод воздушной струей  одежда на куклах зашевелилась, задрожали веера
в  руках  ученых,  зазвенели  украшениЯ на императрицах.  Ќе  помнЯ  себЯ от
восторга,  Њо безотчетно  коснулсЯ  рукой шлепанцев  Ѓальзамировщицы,  потом
погладил ее изЯщную левую лодыжку, пощупал острую косточку.
     Ќежную  прелюдию  оборвало громкое шипение:  из кастрюли  с  пельменЯми
убегала  на горЯчую  плиту  пена. Ѓальзамировщица  отскочила и бросилась  на
кухню.  Њо осталсЯ стоЯть  на коленЯх,  руки его дрожали,  дрожь  передалась
марионеткам.  Ћни  раскачивались,  приседали,  грациозно  поднимали  широкие
рукава, покачивали головками  в  коронах или высоких шапках и приветствовали
своего единственного зрителЯ, охваченного  бурей  эмоций. Ћчки его запотели,
так что он различал лишь плЯшущие, сливающиесЯ друг с  другом цветные пЯтна,
которые вспыхивали Ярким пламенем, рассыпались тысЯчами искр и бесчисленными
светлЯчками мерцали в волшебной ночи.
     Џо  настоЯнию хозЯйки (большаЯ мастерица по части пельменей, она сочла,
что  вкус  этого изысканного  кушаньЯ испорчен, и  поставила  варитьсЯ новую
порцию)  Њо пошел подыскать себе сухую одежду. Љоличество вешалок  в стенном
шкафу поначалу обескуражило  его.  ‘  одной  ]  стороны висело все  женское:
атласные  комбинации  с  кружевами, шуба  из  искусственного  меха,  блузки,
платьЯ,  юбки и  т.  д., с другой  -- все мужское: синЯЯ маоцзедунка, чернаЯ
тройка, белаЯ рубашка с крахмальным  воротником и надетым  на вешалку черным
шелковым  галстуком-  бабочкой,  брюки,   потертаЯ  кожанаЯ  куртка,  поЯса,
солдатские  фуражки,  но  ничего  летнего. ‚се  эти  аккуратно  развешанные,
пропитанные тЯжелым  запахом камфары  вещи, дающие представление  о том, как
выглЯдел  покойный, несколько смущали Њо. Ћн открыл другой, зеркальный шкаф.
’ам  на   полочках  было   разложено  стопками  чистое   отглаженное  белье.
Џреобладали три цвета: белый, розовый и голубой. Њо выбрал спортивный костюм
и  расправил  его,  не  в состоЯнии  при  этом  отделатьсЯ  от чувства,  что
прикасаетсЯ  к чему-то живому. Ћн закрыл шкаф и отправилсЯ  в ванную комнату
переодетьсЯ.
     ‚  ванной лилсЯ с потолка холодный и какой-то сумеречный неоновый свет,
отражаЯсь влажными бликами в фарфоровой раковине и унитазе. Ћвальное зеркало
над умывальником со стеклЯнной туалетной  полочкой, где лежали зубнаЯ щетка,
косметичка,  тюбики  крема  и стоЯли  флаконы  с  туалетной водой,  отразило
превращение  служащего  похоронного  бюро в  студента  восьмидесЯтых  годов.
’еперь Њо был облачен в костюм покойного мужа Ѓальзамировщицы из Ярко-синего
вельвета, с  сеточкой  под мышками, украшенный на груди  красным  факелом  и
желтой эмблемой  ‹иги коммунистической молодежи. Њо сообразил, что это форма
университетской баскетбольной команды. Ћн долго недоверчиво разглЯдывал себЯ
в  зеркало.  Џрипомнив черты лица  бывшего  владельца  костюма, попробовал в
шутку  воспроизвести  их  и  был  поражен  сходством  взглЯда  и  небрежного
выражениЯ губ.
     ќтот осмотр вновь поверг аналитика  в тревогу, котораЯ мучила  его  ' с
той минуты, как  он перешагнул порог бальзамировочного зала.  "’ебе придетсЯ
переходить к делу, Њо! -- сказал он про себЯ. -- Ќо  нельзЯ же нарушать обет
целомудриЯ только  из  чувства благодарности, в возмещение морального долга.
Ќадо  уносить ноги.  „аже  если  тебе представлЯетсЯ  случай  доказать  свою
великолепную мужскую силу,  ты не  имеешь права отступатьсЯ  от принципов! €
вообще, ты никому ничего не должен. Ђбсолютно никому!"
     ‘  напускной беспечностью он вышел из  ванной и закрыл за собой  дверь.
ђаздалсЯ глухой металлический щелчок. Џрислушавшись,  он понЯл, что  хозЯйка
дома все еще хлопочет на кухне. ‹учшего момента длЯ  побега не придумать. Ќо
тут в голове у него прозвучали слова ”рейда (или какого-то другого классика,
его смЯтенный  ум был сейчас не способен точно назвать источник):  "...часто
убийцы маскируютсЯ под доблестных воинов, а импотенты рЯдЯтсЯ аскетами".
     "џ-то,  слава   богу,  не  импотент.   €   нарЯдилсЯ   не  аскетом,   а
баскетболистом, -- Њо усмехнулсЯ и пожалел, что некому оценить эту шутку. --
Ќо так ли уж Я уверен в своей силе?"
     Ћн  посмотрел  вниз  и убедилсЯ, что штаны  покойного  супруга облегают
красноречивый  тугой  бугор.  "Џодумай,  не  спеши.  Ѓыть может, теперь  или
никогда. ‘тоит ли упускать случай приобрести опыт, который
     когда-нибудь  может  оказатьсЯ  полезным". Ќапомним  читателю, что хоть
голова Њо  была  набита книгами  по психоанализу,  теоретическими знаниЯми о
сексе и  его разновидностЯх от  античности до наших дней,  но в практическом
плане он оставалсЯ полным невеждой.
     Ћн вернулсЯ в комнату. Ќо ноги понесли его не направо, к входной двери,
а  налево,  в  кухню.  Ћн  шел  уверенным, нетерпеливым  шагом мужа, который
вернулсЯ с работы и умирает с голоду.
     -- Ќу как, готовы твои пельмени? -- проговорил мнимый супруг. -- Џахнет
чертовски аппетитно.
     Ѓальзамировщица,  колдовавшаЯ  у  плиты,  отвернулась   от  кастрюли  и
посмотрела на него.  Џри виде  мужчины, одетого как ее  любимый муж,  у  нее
защемило  сердце.  Ћна  испустила тихий,  жалобный  стон, полный  радостного
предвкушениЯ, и  едва  устоЯла  на  ногах.  ‚еки  ее  опустились,  по  спине
пробежала дрожь. Ћна вновь открыла глаза:  да, вот он,  тот самый спортивный
костюм восьмидесЯтых годов, кое-где разорванный и зашитый (она узнавала свою
штопку), куртка со стоЯчим воротничком, треугольным вырезом и болтающейсЯ на
ниточке пуговицей.  Џо  мере того как  Њо  надвигалсЯ  на  нее, эта пуговица
разрасталась и заслонила собой все.
     -- Ќадо пришить, -- сказала она, прикоснувшись к ней и продолжаЯ другой
рукой помешивать пельмени.
     Њо грубо схватил ее за талию и обнЯл, неловко, но с такой страстью, что
чуть не повалил на буфет. ѓибкое женское тело затрепетало и  обмЯкло под его
руками. €х  Языки, сначала  робеЯ и стеснЯЯсь, а  потом поддавшись хмельному
порыву, терлись, ласкались и лизали друг друга, нырЯли  изо рта в рот, точно
два молодых  дельфина. Ќеискушенный Њо  млел от аромата сельдереЯ, аптечного
запаха  косметической  маски, от  дыханиЯ  Ѓальзамировщицы  и  твердости  ее
похожих на острые камни на дне пещеры зубов, от  рокота холодильника, скрипа
буфета, от стонов, вырывавшихсЯ у них обоих, от пара,  который поднималсЯ из
кастрюли   и  обволакивал  их  сплетенные  тела  марлевым  пологом,  летучим
покровом, райским маревом. Њо провел рукой по ее бедрам -- она томно и шумно
вздохнула.  Ћн   был   поражен,   видЯ,  как  она   преобразилась  почти  до
неузнаваемости,  как затуманились и размЯгчились ее черты, каким непорочным,
близким к блаженству вожделением она разгорелась и какую сладостную прелесть
это ей придавало. Ћба они пылали, точно сухие ветки в костре. €дти в комнату
было  уже некогда. ђука Ѓальзамировщицы скользнула к поЯсу спортивных  брюк,
стащила их  вниз и  отпустила, так что они съехали на пол и  легли кольцом у
тощих  голых ног Њо. Џотом точно так же она стЯнула с  себЯ брюки и  розовые
трусики  и  отшвырнула  их  ногой.  Ћни  слились  в  любовном объЯтии  стоЯ,
прислонившись к буфету. „еревЯнные створки, не  выдержав такой  сейсмической
мощи,  распахнулись  и  стали  при  каждом  новом  толчке извергать  фонтаны
бамбуковых   палочек,  пластиковых  вилок  и  ложек.  ‚скоре  сокрушительные
колебаниЯ  передались  стене,  и  затрЯслись  хрупкие  полки,  висевшие  над
головами любовников. ђазъехалась шаткаЯ пирамида кастрюль, шмЯкнулсЯ набок и
раскрылсЯ  пакет с  мукой. Ѓелые  клубы взметались из  него сообразно силе и
ритму толчков, тонкий порошок вперемешку с бумажками  (какими-то  записками?
неоплаченными счетами?) кружил по кухне, сыпалсЯ им на  волосы, плечи, лица,
попадал в кипЯщие  вовсю пельмени. Ќесколько клочков прилипло  к намазанному
кремом  лицу  Ѓальзамировщицы. "‘нег  идет!" -- шепнул  ей  Њо,  но  она  не
ответила. € снова он был  изумлен ее исступленным видом и понЯл, что она его
просто  не  услышала. ‚  эту минуту он вдруг  постиг  сущность  современного
искусства.  ЊоЯ дорогаЯ,  несравненнаЯ Ѓальзамировщица,  ты  одна воплощаешь
всех  женщин,  чьи  портреты  висЯт  в  лучших  музеЯх  мира,  --  женщин  с
перекошенными глазами, лицами, раздробленными на углы, круги и  плоскости, и
особенно ты похожа на картину Џикассо, на которую теперь он будет смотреть с
восторгом посвЯщенного, на "†енщину с мандолиной", с ее растекающейсЯ грудью
и плечами, изломанными теперь понЯтной ему сладкой судорогой. Ћн вспомнил ее
голову, упрощенную  до  крошечного  квадрата с огромным  глазом  посредине и
возносЯщуюсЯ  из  темной  грушевидной  мандолины.  Џервое  половое  сношение
психоаналитика прошло самым идеальным образом, точно как описано в учебнике,
и теперь превращалось в докторскую диссертацию о  творчестве Џикассо. Ћн сам
захотел стать этим  художником, желаЯ обрести  не славу и талант, а  зоркий,
бесстыдный,  свободный от условностей взглЯд. ѓлазами  Џикассо,  гениального
ценителЯ красоты, он посмотрел на кувыркающиесЯ в  кипЯтке пельмени и увидел
пенные вихри, буруны, встающих на дыбы белогривых кобылиц, готовых с бешеным
ржанием  вырватьсЯ  на волю...  Ќо  в самый  последний  миг  Ѓальзамировщица
схватила  ложку и помешала воду в кастрюле.  ѓлЯдЯ на ее руку и оседающие на
дно пельмени, Њо  с удивлением понЯл, что даже  в страстном  забытьи  она не
отрывалась от реального мира. Ћн подумал о  мертвых телах, которых  касалась
эта  влажнаЯ  от  пота  и  крема,  блестЯщаЯ,  почти  светЯщаЯсЯ рука,  рука
девственницы, присыпаннаЯ  мукой;  рука, котораЯ  сейчас  ласкала его  член.
‡адыхающимсЯ, горЯчим  шепотом  она  сказала  ему  в  самое  ухо: "‹юбимый".
Ќепривычное, возбуждающее  ощущение.  Њо почувствовал,  что,  пожалуй,  тоже
испытывает что-то вроде влюбленности.  Ћн хотел сказать:  "џ люблю тебЯ", но
из  горла вырвалсЯ  только хрип.  ‚друг она  напрЯглась, расширила  глаза  и
воскликнула: "Њуж  мой!" Ќа Њо  обрушилась  тишина. Ћн  не  слышал больше ни
урчаньЯ  холодильника, ни  бульканьЯ  кипЯтка.  ’олько  это  свЯщенное слово
звенело в воздухе.
     Ћн не совсем понЯл, возводит  ли его  это звание в почетный  ранг главы
семейства или унижает до роли простого заместителЯ, а то и жалкой жертвы.
     Ѓальзамировщица  снЯла  с него  очки, положила их  на  буфет, обхватила
ладонЯми его лицо и покрыла поцелуЯми.
     -- Њуж мой! Ћбними менЯ сильнее! --  пронзительно выкрикнула она. -- Ќе
покидай менЯ никогда больше!
     Ќе оставлЯЯ судорожных  усилий, Њо упиралсЯ ослепшими без очков глазами
то в пол, то в потолок, потом глубоко вздохнул и сказал:
     -- ’вой муж шлет тебе пламенный привет.
     ќто  прозвучало так  неожиданно, что она опешила, недоуменно посмотрела
на него, а  потом откинула голову и разразилась  смехом, от которого оба они
затрЯслись.  ќто приЯтное сотрЯсение оказалось длЯ  Њо  роковым  -- он истек
спермой.
     --  Љак,  уже?  --  разочарованно  спросила  она.  -- Џельмени  еще  не
сварились.
     -- Џрости, -- пробормотал он, натЯгиваЯ штаны и отыскиваЯ очки.
     Ћн вновь обрел  Ясность  зрениЯ. €  что  за непотребство!  Џервым,  что
увидели его лишившиесЯ  невинности глаза,  был  пельмень. „ырЯвый  пельмень,
который, трепыхаЯсь, как больнаЯ бабочка, вылетел на поверхность, а потом по
широкой  спирали  пошел на дно, оставлЯЯ за  собой вихревой хвост из мЯсного
фарша с сельдереем.
     Њо  сел  на  пол у дверцы  холодильника. Ѓальзамировщица  взЯла  клочок
бумаги и вытерла струйку  крови с его ноги. Џотом другой бумажкой -- остаток
спермы.
     "‚от,  Я  больше  не  девственница",  --  подумала  она.  Џо  щекам  ее
покатились  слезы  и  прочертили  борозды в  синеватой,  припудренной  мукой
корочке высохшей маски.
     -- €дем, -- сказала  она  и поцеловала Њо  в щеку.  -- „авай поедим,  Я
жутко голоднаЯ.
     -- Џодожди, Я сначала помоюсь.
     Џельмени отдавали гарью, но  соус к ним она приготовила превосходный: с
уксусом, прЯностЯми, резаным зеленым  луком,  толченым чесноком  и капелькой
кунжутного масла.  Ћни  сидели друг напротив  друга за  низеньким  столиком,
покрытым газетой, и ели молча. Њолчание было довольно тЯгостным. Њо старалсЯ
впихнуть  в себЯ  все,  что  лежало  на тарелке,  боЯсь  обидеть  хозЯйку. Љ
счастью,  ей  пришло  в голову достать фаЯнсовую бутылку дорогого  спиртного
напитка под названием "•мельной  дух",  который  славилсЯ  своей  крепостью,
тонким букетом и  оригинальной упаковкой в  форме  грубого мешка.  Ќесколько
глотков   чудесной   жидкости  быстро   поднЯли   настроение   расстроенного
преждевременным семЯизвержением психоаналитика и вылечили его травмированное
мужское самолюбие. ‚ Њо было здоровое упорство. Џроиграв,  он не отступалсЯ.
‚сю  жизнь  его преследовали  неудачи,  но  вместо  того чтобы смиритьсЯ, он
каждый раз снова бросалсЯ  в бой и  каждый  раз терпел еще худшее поражение.
’ак уж он был  устроен. ‚от и теперь, взглЯнув  на вещи с точки зрениЯ Џабло
Џикассо, он стал искать случаЯ затеЯть все сначала,  смыть позор и утвердить
свое достоинство.
     €нстинкт  подсказывал ему, что он располагает  еще двумЯ-тремЯ  часами,
чтобы  поправить  дело, а там уж пора будет  уходить  и продолжать борьбу  с
жестоким миром.
     Ќе  желаЯ  тратить  энергию,  вселенную  в него  "•мельным  духом",  он
отказалсЯ  от дыни,  которую  его  подруга вынула  из  холодильника. „линным
кухонным ножом она разрезала плод, из-под ножа потек и пропитал газету  сок.
‘емечки были собраны  в фарфоровую миску. Ћна кусала мЯкоть, и по подбородку
стекал красный  сок. Ќа  Њо  вдруг  навалилась  страшнаЯ сонливость: сначала
поддавалсЯ   расслаблЯющей   истоме  рассудок,  а  за   ним   словно   резко
проваливалось в пропасть  тело. “ него отЯжелели веки, очки свалились с носа
в дынные корки. Ћн крепилсЯ как мог, с улыбкой водрузил очки на место, забыв
протереть стекла,  подавил  зевок и  наконец встал,  взЯл со  стола  бутылку
"•мельного духа" и направилсЯ к ванной.
     -- џ только приму ванну и вернусь.
     -- Џогоди, Я с тобой, -- сказала она. -- Ќе хочу оставатьсЯ одна.
     —тобы  прийти в себЯ, ему  пришлось несколько раз окунутьсЯ с головой в
горЯчую воду. Ќо окончательно взбодритьсЯ  было нелегко. ђазомлевшее тело не
слушалось.  Њо с  тревогой  видел, что  его драгоценный мужской член  обмЯк,
сморщилсЯ и совсем спрЯталсЯ в гущу распушив-
     шихсЯ в воде волос. Њежду тем Ѓальзамировщица села на стул рЯдом с ним,
поставила ноги  на бортик ванны и принЯлась красить  лаком ногти.  - ‘егоднЯ
вечером, -  начала  она,  - Я чуть не  умерла от страха  с твоим  судьей „и.
‘колько лет работаю, но никогда не бывало, чтобы мертвый проснулсЯ. ђаньше Я
видела такое только в гонконгском фильме ужасов. †уть!
     ‘ ней случилось то, что испокон веков случаетсЯ со всеми после любовных
ласк:  ее потЯнуло на душевные откровениЯ, слова лились и  лились из ее уст,
как вода из  крана.  €  она  не задумывалась о том, что весь  ее бесконечный
монолог  посвЯщен  покойному мужу,  а бедному Њо в нем не хватило  места. Ќи
слова о  нем самом.  ‘толь  Явное замещение доконало его,  как  будто  после
физической осечки, которую  он ощутил как  пощечину,  его безжалостно лупили
кулаками. "„о чего жестока женщина! Ѓесподобное создание!"- думал несчастный
дублер, погружаЯсь глубже в ванну, чтобы вода залилась ему в уши и перекрыла
слух.
     --  ‘амое  сильное  впечатление  за  всю  мою  практику,  это  когда  Я
занималась   телом   моего   мужа.  ‚ообще-то  у   нас   так  заведено,  что
бальзамировщик не прикасаетсЯ к тем, кого знал: своим родственникам, друзьЯм
или  даже соседЯм. ќто железное правило. Џоэтому  к делу  приступили четверо
моих коллег, а Я осталась ждать внизу. Ћни обмыли тело, принЯлись  разминать
его. Џосле падениЯ с седьмого этажа сосуды полопались, и  требовалось немало
времени и терпениЯ, чтобы свернувшаЯсЯ кровь снова стала жидкой. € тут вдруг
ЯвлЯюсь Я и прошу, чтобы все  ушли  и  дали мне доделать  все самой, включаЯ
самое трудное -- реставрацию черепа. Ћни были  только рады уступить мне  эту
изнурительную и, главное,  неблагодарную работу.  —то ж,  Я их понимала, они
знали, что, сколько бы ни старались, хорошо все равно не  получитсЯ -- череп
раскололсЯ как  арбуз,  почти пополам.  ‡апекшаЯсЯ  кровь,  засохший мозг  и
множество трещин  по всей голове -- как  тут отреставрируешь!  € начинать-то
рискованно! —уть что  не  так --  развалитсЯ  на куски, и  тогда уж никто не
склеит. „аже Я. ‘трашно подумать! Ќу, Я сжала зубы, вытерла слезы. Џриступаю
к работе, а  сама дышать и то боюсь. ‚ыбрала  самую тонкую  иглу. Ќитки были
Японские,  хирургические,  самого  высшего  качества  --  Я  даже не  смогла
оторвать,  пришлось  откусывать  зубами.   Љости  разошлись  с