ектуальную,  а  
еще хуже -  профессиональную  несостоЯтельность.  Џодчас  эта  глухаЯ  злоба  
принимала столь затЯжную форму, что ‚рач стыдил их:  
     - Ћпомнитесь! €з-за этого проклЯтого домино вы скоро станете  заклЯтыми  
врагами.  
     Љак раз в свЯзи с одной из таких тЯжелых размолвок между  приверженцами  
классических канонов Џарикмахер поведал товарищам по камере  свою  печальную  
историю.  Ќаступило  времЯ  игры,  но  Љапитан  и  Ѓухгалтер,  поссорившиесЯ  
накануне, наотрез отказались играть  в  одной  паре.  —тобы  вывести  их  из  
трЯсины вражды,  †урналист  решил  переключить  внимание  друзей  на  другой  
предмет. Ћн не пошел к столу, где, как всегда,  стоЯл  деревЯнный  Ящичек  с  
аккуратно уложенными в нем фишками, а, лежа на кровати, громко спросил:  
     - Џослушай, Џарикмахер, а за что  арестовали  тебЯ?  ‡а  что  пытали  и  
бросили сюда вместе с нами?  
     Џарикмахер ответил просто:  
     - џ и сам не знаю.  
     ’ут же он начал рассказывать.  
     - џ не политик и никогда им не был. Џравда, мы, парикмахеры,  не  прочь  
поболтать о политике и послушать, что говорЯт люди. Ќо записыватьсЯ в разные  
там партии, блюсти республику - не нашего ума  дело.  Ќаше  дело  -  стричь,  
брить и слушать. ‘адитсЯ  к  тебе  в  кресло  сеньор,  который  разбираетсЯ,  
скажем, в медицине, ты слушаешь, что он рассказывает, и  сам  уже  начинаешь  
кое-что кумекать в лечении. Џриходит другой  клиент.  ќтот  по  свету  много  
ездил, в ‘тамбуле бывал. ’ы его про ‘тамбул, он тебе - пожалуйста; ты его  -  
какого цвета вода в Ѓосфоре, он тебе и про воду. ‘мотришь, ты вроде и сам  в  
’урцию съездил. ’о же  самое  с  политикой.  ‘тудент  с  намыленной  бородой  
доказывает, что верить можно только коммунистам, что в ђоссии  строЯт  новый  
мир. Џотом  приходит  сделать  массаж  лица  элегантно  одетый  кабальеро  и  
уверЯет, что не русские правы, а папа ‹ев ’ринадцатый. ’ы  их  всех  любезно  
слушаешь, иногда сам блеснешь ученым словцом,  но  в  споры  не  вдаешьсЯ  -  
клиент есть клиент. Њы, парикмахеры, покупаем и правые  и  левые  газеты,  а  
если не читаем книжек, то потому, что читать-то некогда. Љороче, что Я  хочу  
сказать? Њы не выбираем себе никакой определенной дороги и спокойно смотрим,  
как другие бог знает из-за чего терЯют голову. Њы - беспристрастные. ’ак это  
называетсЯ, доктор?  
     - Ќет, беспристрастие -  это  другое,  -  поправил  ‚рач.  -  ’ы  хотел  
сказать: "Њы скептики"?  
     - џ хотел? Ќичего Я не хотел. Ќо если тебе  больше  нравЯтсЯ  скептики,  
пусть будут они, Я не возражаю. Ћдним словом, даже в профсоюзе Я не  состою.  
Ђ когда были выборы президента республики,  то  Я  почувствовал  себЯ  таким  
скептиком, как ты говоришь, что и голосовать ни за кого не пошел.  
  
          (Њой папа - штукатур, моЯ мама печет арепасы {Ђрепасы - колобки из  
      маисовой муки} на продажу. Ћни не захотели поженитьсЯ, чтобы не  брать  
      на себЯ обЯзанностей, которые губЯт любовь. —итать, писать, считать  Я  
      учусь в приходской школе. ’ам же узнаю, что такое историЯ и географиЯ.  
      Џосле школы Я решаю пойти работать, но мой папа не хочет, чтобы Я стал  
      штукатуром, как он, и еще меньше хочет, чтобы Я подалсЯ в  чистильщики  
      сапог и в продавцы газет: боитсЯ дурных компаний и  вредного  влиЯниЯ.  
      Њой папа ведет менЯ к своему куму, владельцу парикмахерской, и говорит  
      ему: "‚от, кум, Я привел к тебе мальчонку. Ќаучи его своему достойному  
      ремеслу, и бог воздаст тебе". Њастер ”елипе отвечает:  "Љум,  присылай  
      мальчонку сюда каждое утро, и пусть он присматриваетсЯ к моей  работе.  
      Љогда пример перед глазами, то научитьсЯ - не хитрое дело". џ  выметаю  
      состриженные волосы, счищаю с зеркал мушиный помет,  прохожусь  щеткой  
      по пиджакам клиентов и при всем том не  спускаю  глаз  с  рук  мастера  
      ”елипе - как он держит ножницы, как ведет бритвой. ’ак тЯнетсЯ  больше  
      года.)  
  
     - € вот за то, что слушал разговоры о политике, или за дурную  привычку  
показать, себЯ, а скорей всего из-за того, что уж если кому не  повезет,  то  
не повезет, Я и пострадал как политический.  „ело  было  так.  ‡ашел  к  нам  
пожилой, хорошо одетый сеньор подстричьсЯ и сделать  одеколонное  притирание  
кожи лица, и хотЯ Я его до этого ни разу не обслуживал, он заговорил со мной  
очень уважительно. ‘лово за слово, Я сказал ему,  что  собираюсь  поехать  в  
Њатурин. ’ут он голос понизил и посоветовал мне туда не ездить, потому  что,  
дескать, в Њатурине со днЯ на день ожидаютсЯ сильные волнениЯ. Ќа том  мы  и  
расстались.  Ќо  по  слепой  случайности   фортуны   часа   два   спустЯ   в  
парикмахерскую пришел другой неизвестный клиент и, согласно  очереди,  попал  
именно ко мне в кресло. ќтот, едва сел, стал костить  правительство,  а  сам  
все любопытствует, что Я на  этот  счет  думаю.  џ  отвечал  ни  то  ни  се,  
осторожность не мешает. Ќо он на этом  не  угомонилсЯ.  Љогда  Я  подал  ему  
зеркало, чтобы он посмотрел, какой шик-блеск Я сделал из  его  затылка,  так  
он, рассматриваЯ себЯ, задал, как  бы  между  прочим  такой  вопрос:  "•одЯт  
слухи, будто на днЯх что-то должно произойти. ‚ы ничего не слышали?" Ќу, тут  
Я и лЯпнул по простоте душевной то, что слышал от предыдущего  клиента.  "„а  
поговаривают, будто что-то готовитсЯ в  Њатурине".  Њой  клиент  -  это  был  
молодой человек - улыбнулсЯ, похвалил мою работу, дал на чай и ушел.  
  
          (‚ три часа днЯ, когда клиентов почти  не  бывает,  мастер  ”елипе  
      дает  мне  гребенку  и  ножницы  и  показывает,  как  ими  действовать  
      Џоказывает не на  живой  голове,  конечно,  а  так,  в  воздухе.  “чит  
      сноровке. ‚от так: одна рука ведет, другаЯ стр ижет. Џопутно  он  учит  
      менЯ  теории.  "‘екрет  хорошего  парикмахера  состоит  в  том,  чтобы  
      состричь только лишнее. Ќи на волос меньше,  ни  на  волос  больше,  а  
      только лишнее". Ћн учит менЯ править бритву на бруске и на ремне и как  
      держать ее в паль цах, когда она идет вверх и когда книзу. € Я брею  и  
      брею кусок полотна, прибитый к  стене,  который  заменЯет  мне  бороду  
      клиента. Ќесколько месЯцев Я брею невидимые бороды и стригу  невидимые  
      головы, прежде чем мастер ”елипе допускает менЯ к вс амделишней голове  
      моего двоюродного брата - он вырос у нас  в  доме,  мой  лучший  друг,  
      верит в менЯ, как в бога. Њастер ”елипе  стоит  рЯдом,  по  ходу  дела  
      поправлЯет мои огрехи, и Я  собственноручно  заканчиваю  стрижку.  Њой  
      двоюродный брат идет домой в ажный,  как  индюк,  а  моЯ  мама  готова  
      плакать от счастьЯ).  
  
     -  ‚се  вышло  так,  словно  самому  дьЯволу  хотелось  моей  погибели.  
‚о-первых,  через  неделю  в  Њатурине  восстали  казармы и уйма народу была  
арестована.  ‚о-вторых,  мой клиент, которому Я, не подозреваЯ об опасности,  
повторил   чужие   слова,   оказалсЯ   гадом,   сыщиком.   ЊенЯ   схватили в  
парикмахерской  и вытолкали взашей, не дав даже снЯть халат и надеть пиджак.  
Џолицейский  грузовик  летел,  словно  дьЯвол, унесший душу, и в два счета Я  
очутилсЯ  в  одной  из  тех  "ринговых", о которых вы рассказывали. ’ут менЯ  
взЯли  в  оборот  несколько  агентов  и  их главный - тот самый однорукий, у  
которого  вместо руки крючок на рукоЯтке. ‘реди агентов торчал и мой клиент,  
гад.  Ћн,  едва  менЯ  ввели,  тут же высунулсЯ вперед: "ќто тот парикмахер,  
который  сказал  мне о Њатурине". Ћднорукий замахал у менЯ перед носом своим  
крючком:  "Ђх,  вот  как?  ‚ыходит,  ты заранее знал о восстании в Њатурине?  
‘ейчас  ты  нам  расскажешь,  каким образом ты об этом узнал, кто еще, кроме  
тебЯ, знал и какаЯ роль была отведена тебе в этом заговоре". ‘казать правду,  
испугалсЯ  Я  до  смерти.  ‘ердце  вот  тут,  на Языке, билось, когда Я стал  
говорить:  "Ќе  пытайте  менЯ, Я и по-хорошему все сам расскажу. Џро Њатурин  
мне  сказал  один  сеньор,  самостоЯтельный  человек,  приЯтной  наружности,  
который  всего один раз приходил стричьсЯ в парикмахерскую, где Я работаю, и  
потому  Я  не  знаю  его  имени.  џ  не очень-то верил, что это правда, и не  
заинтересован  был  совсем,  чтобы это была правда, а повторил его слова вот  
этому  молодому  человеку,  потому что у нас, парикмахеров, характер такой -  
любим  поболтать  с клиентами. Ќичегошеньки Я не знаю, ни в каком заговоре Я  
не  замешан,  политикой сроду не занималсЯ, клЯнусь моей матерью и пресвЯтой  
девой". Ћднорукий ехидно ухмыльнулсЯ и вдруг заорал "Џолюбуйтесь на него! Ћн  
не  знает,  как  зовут  того  сеньора приЯтной наружности. Ћн не занимаетсЯ,  
политикой!  Ћн  не  участвовал в заговоре! Ђ событиЯ в Њатурине он предвидел  
только  потому,  что  парикмахеры  любЯт  поболтать...  ‘укин сын! ‘ейчас ты  
вспомнишь  все  имена  и  фамилии.  ’ы у менЯ захрустишь! Ќе такие оставлЯли  
здесь  скорлупу!".  ќто  был сигнал. Ђгенты бросились ко мне, мигом раздели,  
оставив  в  чем  мать  родила,  заломили  назад руки, защелкнули наручники и  
принЯлись  молотить  менЯ кулаками и ногами так, что через несколько минут Я  
весь  покрылсЯ  багровыми  пЯтнами  и цедил кровь из носа, из ушей, изо рта.  
Ћднорукий  помогал  бить  и  так  хватанул  менЯ  своим железным когтем, что  
разорвал мне плечо.  
  
          (Џосле  того  как  Я  поубавил  растительности  на  голове  своего  
      двоюродного брата, ко мне валом повалили доверчивые  знакомые:  бывшие  
      соученики, пеоны-штукатуры - друзьЯ отца.  Џо-прежнему  мастер  ”елипе  
      наблюдает и помогает мне в работе. Ќа конец однажды утром он  подходит  
      ко мне, смотрит в глаза и говорит строго и торжественно:  "‘егоднЯ  ты  
      будешь стричь менЯ". ќто надо понимать так: "’еперь ты  уже  настоЯщий  
      парикмахер". € Я его подстриг, хорошо подстриг, хотЯ руки дрожали, как  
      никогда в жизни. “знав об этом важном событии, моЯ мама  покупает  мне  
      длинные брюки: клиенты не очень-то доверЯют парикмахерам  в  штанишках  
      до колен. Њастер ”елипе поручает мне  случайных  клиентов  и  приезжих  
      провинциалов, которых сразу видно по одежде.)  
  
     - Ѓыла уже глухаЯ ночь, когда они перестали менЯ бить.  ѓолова  гудела,  
будто улей, и сквозь гуденье слышалсЯ голос  Ћднорукого:  "Ѓудешь  говорить,  
там-та-та-там? ‘мотри, есть приказ раздавить тебЯ, как крысу, если ничего не  
скажешь, и мы этот приказ выполним!".  ‘перва,  как  уже  говорил,  Я  жутко  
перетрусил. Ќо потом разозлилсЯ, черт бы их побрал. ‚едь  ни  за  что  били!  
‚начале, может, Я бы и сказал со страху, если бы что знал.  Ќо  после  того,  
как они разодрали мне шкуру, заплевали все лицо - нет! …сли бы  даже  и  был  
замешан  в  заговоре,  все  равно  ни  слова  не  сказал  бы.  „а  что   там  
предполагать! Ќа самом-то деле Я  ведь  ничего  не  знал  и  говорил  свЯтую  
правду,  когда  отвечал  Ћднорукому:  "џ  вам  уже  сказал,  что  сроду   не  
интересовалсЯ политикой. …сли вы менЯ убьете, то  без  всЯкой  нужды  убьете  
бедного парикмахера". Џо-прежнему Я был  голый,  руки  крестом  на  заднице.  
Њучители загнали менЯ в угол и стоЯли впЯтером, рЯдом.  ‚друг  один  из  них  
вынул изо рта сигарету, вдавил ее зажженным концом мне в живот, чуть  пониже  
пупка, и сказал противным, как у евнуха, голосом: "Њы очень сожалеем, что ты  
не хочешь раскрыть нам своих секретов". Ћт шипениЯ и запаха  горелого  мЯса,  
от боли Я закричал: "Ђй, мама!". Ђгент улыбнулсЯ,  довольный,  и  ткнул  мне  
сигаретой между ребер. € опЯть зашипела, как фританга {”ританга - кушанье из  
жареного мЯса с овощами}, моЯ кожа, и  запахло  паленым,  и  Я  почувствовал  
боль, словно к телу пришили раскаленную пуговицу. „есЯть  раз  он  тушил  об  
менЯ сигарету, и сейчас на мне десЯть меток.  "Ѓудешь  говорить?"  -  кричал  
Ћднорукий. "—то говорить, если Я ничего не  знаю?"  -  отвечал  Я.  €  опЯть  
огненный хоботок утыкалсЯ в мои руки, в Ягодицы, в ноги, и  Я  визжал:  "Ђй,  
мама! ". Ќаконец эти звери устали мучить человека, погоготали  напоследок  и  
вышли из комнаты, а Я осталсЯ лежать в темном  углу.  „есЯть  блЯшек  горели  
десЯтью укусами змеи, по лицу катились слезы.  
  
          (’ак как клиенты не очень-то жалуют молодых парикмахеров,  то  мои  
      друзьЯ по приходской школе создают  мне  рекламу.  Ћни  распускают  по  
      кварталу слух: "‚ парикмахерской мастера ”елипе есть парень, зовут его  
      Ќиколас Ѓарриентос. ‘трижет так,  что закачаешьсЯ, по самой  последней  
      моде". “ менЯ и в самом деле призвание к этой профессии. ’ак и  должно  
      быть. Љто идет в парикмахеры против воли или без любви, тот никогда не  
      станет настоЯщим мастером, как бы ловко он ни  орудовал  ножницами.
      •ороший парикмахер - артист своего дела.  Ћн  еще  только  приступил к  
      стрижке, а уж наперед видит, как и что получитсЯ.  •ороший  парикмахер  
      только тогда собой доволен,  как  человек,  когда  доволен  собой  как  
      специалист. •ороший парикмахер не знает скро мности, ставит себЯ  выше  
      других мастеров. ’ак поступает каждый артист своего  дела.)  
  
     -  Њожет,  агенты  и  в самом деле считали, что Я замешан в восстании в  
Њатурине,  и  потому  тЯнули  из  менЯ  жилы. ’олько скорее всего они просто  
тренировались  на  мне  в  зверстве.  ‚едь  тренируютсЯ  же  боксеры ударами  
перчаткой,  а  еще как тренируют беговых лошадей!.. ‚ свой второй приход, на  
следующий день, они стали пытать менЯ электричеством. ’кнули два провода под  
правый  сосок,  и  Ћднорукий  спросил  нехорошим  голосом: "Ѓудешь говорить,  
трам-та-та-там?"  —то  Я  мог  сказать, пресвЯтаЯ дева?! "џ ничего не знаю!"  
’огда Ћднорукий крикнул: "„авай!" € пошло. ЉаждаЯ косточка во мне трЯслась и  
прыгала,  а  эти  ироды  все  приставлЯли проволоки к разным местам и даже к  
срамному  месту,  и  менЯ било и крутило, словно в падучей, и Я кричал: "Ђй,  
мама!  Ѓез  вины  казните  человека!".  ЏЯтеро агентов хохотали, а Ћднорукий  
прЯмо  до  слез  гоготал.  Џотом  Я упал и всю ночь и еще день не приходил в  
себЯ.  
  
          (‚от и стал Я мастером своего дела, и у менЯ уже  есть  постоЯнные  
      клиенты. €з моих рук любой выходит человеком - не важно,  знакомый  ли  
      это своими чаевыми посетитель или незнакомый, первый раз  попавший  ко  
      мне в кресло. Ђ ведь клиенты разные бывают. €ной  урод  уродом,  а  ты  
      должен сделать из него красавца мужчину. “ иного голова  -  шатер,  не  
      знаешь, с какого бока и  подступитьсЯ,  или  волос  на  лице  чересчур  
      жесткий - тоже труда не оберешьсЯ. Ђ то бывают с дурным запахом  -  от  
      болезни ли какой  или  от  нечистоплотности,  не  знаю.  ѓоворЯт,  мы,  
      парикмахеры, болтуны, а того не понимают,  что  не  столько  это  наша  
      вина,  сколько  клиентов:  хотЯт,  чтобы  ты  и  стриг  их  и  беседой  
      развлекал. Љлиент есть клиент, вот ты и развлекаешь. ’олько Я  никогда  
      не завожу разговора с посетителем, которого первый раз вижу у  себЯ  в  
      кресле. „ругое дело, если недели через две, три он опЯть придет, сЯдет  
      за журналы и терпеливо ждет очереди ко мне. ’ут уж Я, после  того  как  
      накрою его салфеткой, спрашиваю: "Љак будем  стричьсЯ?  †елаете  такую  
      формочку, как в прошлый раз?" Ќа парикмахере клиенты  проверЯют  новые  
      анекдоты,  с  парикмахером  делЯтсЯ  мнением  о  спорте,   перед   ним  
      показывают свою ученость. ’ак что волей-неволей превращаешьсЯ как бы в  
      публичную копилку новостей, анекдотов и полезных сведений,  которые  в  
      любую минуту можешь  пустить  в  оборот.  Њожешь,  когда  есть  спрос,  
      порекомендовать хорошего врача, толкового адвоката, модного  портного,  
      ресторан, где можно по-королевски  покушать,  лекарство,  от  которого  
      сразу проходит болезнь. ‚се это ты узнал от клиентов,  которые  ученее  
      тебЯ.)  
  
     - ’рое суток Я сидел под замком в "ринговой", один на  один  со  своими  
синЯками и ранами, с голодом и жаждой. ’ишина  стоЯла  прЯмо  кладбищенскаЯ,  
минутами жуть брала, и Я разговаривал вслух сам с  собой,  чтобы  убедитьсЯ,  
что Я еще не перенессЯ в загробный мир. Ќа четвертый день отворилась  дверь,  
и вошла всЯ банда во главе  с  Ћдноруким.  ‹ицо  коварное,  вижу  -  задумал  
что-то. ‚ единственной руке - веревка. Џодошел ко мне, показал  на  потолок:  
"‚идишь балку? …сли сегоднЯ не заговоришь, висеть тебе на ней. ’аков  приказ  
начальства". џ знал, что он может менЯ повесить. ‘ейчас, думал Я,  мой  труп  
будет болтатьсЯ под потолком, Язык вывалитсЯ изо рта, страшный, как у дохлой  
кобылы. Ќо что Я мог сделать? „аже если бы Я вдруг и захотел, то  все  равно  
не мог бы ничего сказать, потому что ничего не знал. џ  повторил  это  вслух  
Ћднорукому, уже без всЯкой надежды, что  он  мне  поверит;  и  тогда  агенты  
надели на шею мне петлю и  перекинули  другой  конец  веревки  через  балку.  
Ћднорукий напоследок съездил мне своим  железным  крюком  по  лицу  и  перед  
дальней дорогой спросил: "Ѓудешь говорить, что знаешь о мЯтеже  в  Њатурине,  
или нет?" џ ничего не ответил - какой толк? - и  тогда  они  потЯнули  конец  
веревки и стали поднимать менЯ кверху. Ќа  затылке  что-то  хрустнуло,  жилы  
натЯнулись, и Я лишилсЯ чувства... ЋчнулсЯ  Я  от  озноба,  уже  в  тюремной  
камере. ’ри уголовника смотрели на менЯ, как на воскресшего  мертвеца,  даже  
рты разинули от страха и удивлениЯ.  
  
          (‚ разговорах  да  беседах  Я  завожу  друзей-приЯтелей  из  числа  
      клиентов.  Џравда,  и  старых  дружков  никогда  Я  не  чураюсь,  даже  
      наоборот, стригу и брею их с  превеликим  старанием,  пусть  там  менЯ  
      дожидаетсЯ в очереди хоть сам султан из ‘тамбула. Ќо теперь поЯвлЯютсЯ  
      и новые знакомые, люди видные, денежные, которые часто приглашают менЯ  
      в бар на углу пропустить по стаканчику виски.  џ  парикмахер,  но  что  
      скромничать - и ступить, и  сказать  не  хуже  других  умею,  так  что  
      кое-кто из клиентов приглашает менЯ в дом, знакомит  с  семьей,  чего,  
      как Я слышал, нигде в других странах не бывает. ‚от насчет того, чтобы  
      сколотить  капиталец  да  открыть  салон  -  воздушный  замок   любого  
      уважающего себЯ парикмахера, - то это мне никак не удаетсЯ. „а  и  как  
      тут отложишь в кубышку? „рузей попотчевать хоть изредка  надо?  Ђ  как  
      же! ‚едь не приживал же Я, чтобы только угощатьсЯ на чужие. Ђ  женщины  
      чего стоЯт? ѓлаз во лбу и тот дешевле. …сть у менЯ и другаЯ слабость -  
      играть на скачках. Ћдним словом, деньги текут, как вода. Џо субботам Я  
      весь день на ногах, с восьми утра до девЯти вечера,  тринадцать  часов  
      без  передышки.  ђазве  что  с  разрешениЯ  клиента  проглотишь  кусок  
      всухомЯтку и опЯть: гребенка,  ножницы,  бритва.  Ќо  суббота  все  же  
      чудный день, и не только потому, что в субботу Я  зарабатываю  больше,  
      чем за всю неделю, но и по другой причине. Ћбслужив последних клиентов  
      - а это всегда мои закадычные друзьЯ, - Я  вместе  с  ними  остаюсь  в  
      парикмахерской, менЯем декорацию, и начинаетсЯ  выпивон.  Џосле  этого  
      идем глотать по-серьезному в другое место, режемсЯ в домино, заключаем  
      пари на лошадей. Џросыпаюсь Я по воскресеньЯм постоЯнно в одном и  том  
      же месте: в кровати мулатки ќдувихис —акон, куда  менЯ  приносЯт  ноги  
      независимо от головы. ‘ похмельЯ сам себе не рад, а  тут  и  ласка,  и  
      утешение благодарной женщины: "‹юбовь моЯ, сварить тебе кофейку?"")  
  
     - Љто бы мог подумать, что трое бандитов, только и помышлЯвших, как  бы  
поубавить чужого добра и укоротить жизнь ближнего, превратЯтсЯ вдруг в  трех  
братьев милосердиЯ и выходЯт менЯ? Ћдин из них - негр, высоченный  и  сухой,  
словно телеграфный столб, - прирезал в свое времЯ банковского кассира за то,  
что тот не захотел открыть ем у Ящик с деньгами. „ругой, индеец, смотрит  на  
тебЯ, лишь когда ты на него не смотришь,  -  был  профессиональным  вором  и  
контрабандистом, поставлЯл скупщикам кокаин и  марихуану.  ’ретий  был  тоже  
бандит, убил в драке такого же, как  он,  бандита  и  с  тех  пор  носил  на  
физиономии огромный шрам. Ћдним  словом,  это  были,  так  сказать,  отбросы  
общества, жулики и убийцы, гроза почтенной публики. ‚се трое не раз  удирали  
из тюрем, и портреты их, с номером  через  грудь,  не  сходили  с  последних  
страниц газет. € что же вы думаете? “ этих подонков оказалось мЯгче  сердце,  
чем у тех, кто служил правосудию. Џравда, и вид у менЯ  был,  скажу  Я  вам,  
печальный:  лицо  перекосилось  и  распухло  от  побоев,  весь  в   кровище,  
обожженные места почернели и гноились, от жажды не хватало  воздуху,  дышал,  
словно собака в жару, от голода и пережитого страха в голове мутилось,  и  Я  
говорил бог знает что, как в бреду. ’рое бандитов  напоили  менЯ  с  ложечки  
молоком, трое бандитов осторожно подложили мне под голову свернутое  одеЯло,  
трое бандитов раздобыли где-то пузырек с перекисью  и  промыли  мои  раны  и  
Язвы. ‚се это сделали трое бандитов, чьи портреты  печатаютсЯ  на  последних  
полосах газет, потому что первые полосы отводЯтсЯ героЯм диктатуры, докторам  
и полковникам, которые тоже грабЯт и убивают, только с размахом и у всех  на  
виду.  
  
          (Њулатка ќдувихис —акон, котораЯ свЯто сохранЯет длЯ менЯ  ночь  с  
      субботы на воскресенье,  что  ни  говори,  а  всего-навсего  публичнаЯ  
      шлюха, готоваЯ лечь с каждым, кто даст двадцать боливаров.  Џоэтому  Я  
      остаюсь, как говоритсЯ, ездоком вольным и без поклажи,  пока  на  моем  
      пути не поЯвлЯетсЯ ђосарио Љардосо. ‘обственно, с ђосарио мы знакомы с  
      детства: учились вместе в приходской школе, вместе  удирали  с  уроков  
      ловить птиц на кладбище. ‘перва только птицы, а попозже  и  целоватьсЯ  
      стали потихоньку в кустах, и руки Я запускал ей под  кофточку.  „альше  
      этого, правда, не заходило. Џотом ђосарио  переехала  в  другой  конец  
      города, поближе к табачной фабрике, где она работала, и мы  расстались  
      на много лет. Ђ тут как-то стою за креслом и вижу в зеркало: идет мимо  
      окна парикмахерской красавица шатенка. ‚глЯделсЯ, -  мама  ты  моЯ!  -  
      ђосарио Љардосо. Ѓросаю доктора с намыленной бородой  и  как  есть,  в  
      халате, выбегаю на улицу. ‚  тот  же  вечер  мы  возобновлЯем  любовь.  
      "Џереходи ко мне жить. ЉлЯнусь матерью, люблю  тебЯ  больше  всего  на  
      свете", - говорю Я ей. Ћна в ответ: подожди, мол, не так сразу. € хоть  
      целоватьсЯ целуетсЯ, но чтоб руки под кофточку, как бывало,  ни-ни!  €  
      вдруг в понедельник сама ЯвлЯетсЯ в парикмахерскую, строгаЯ, в  черном  
      платье, и говорит: "Џослушай, Ќиколас, Я понЯла, что ты и вправду менЯ  
      любишь. џ перехожу к тебе". ‘ердце мое вот-вот разорветсЯ от  радости.  
      Џрощай, домино в субботние вечера! Џрощай,  постель  мулатки  ќдувихис  
      —акон! „а здравствует •алиско!  –елую  неделю  Я  хожу  по  магазинам,  
      выбираю самую красивую кровать, достойную ђосарио Љардосо. ’еперь  она  
      - моЯ жена, хотЯ мы и не венчались и не регистрировали брак, чтобы  не  
      мешать дальнейшей нашей любви, -  будет  спать  в  моих  объЯтьЯх.  Њы  
      обЯзательно постараемсЯ иметь ребенка. € ђосарио и Я мечтаем об этом.)  
  
     - €сториЯ моЯ подходит к концу, - продолжал Џарикмахер. - ’рое бандитов  
спасли  мне  жизнь,  отпоили  молоком,  словно  малое  дитЯ,  залечили  раны  
лекарствами,  которые  уму непостижимо, где и как раздобывали. Ћднажды ночью  
их  увели,  и  Я  осталсЯ один в грЯзной пустой камере. Ђ неделей позже менЯ  
перевели  в  тюрьму,  где  Я  встретилсЯ с вами. ’ак Џарикмахер стал храбрым  
революционером,  который  под  пытками не сказал ни слова из того, что знал,  
хотЯ  на самом-то деле ничего не знал и ему просто нечего было сказать. Ћдно  
утешение  выпало  мне  на  долю  за  все  это горькое времЯ: в марте, в день  
свЯтого  €осифа,  пришло  письмо  от  ђосарио  Љардосо,  моей жены. ‚ письме  
говорилось, что она и малыш здоровы и думают только обо мне.  
     - Њалыш? - переспросил Ѓухгалтер. - Љакой малыш?  
     - Љак какой? Њой сын. Њой и ђосарио Љардосо. ‘ветловолосый,  как  мать,  
шестилетний сорванец.  
     - “ тебЯ есть сын? - привстал на койке †урналист. - €  как  его  зовут?  
Џарикмахер ответил с гордостью;  
     - …го зовут Ћнорио,  
  
  
        ’…’ђЂ„њ ‚’ЋђЂџ  
  
                                <I>€юль, среда</I>  
  
     Џосле обеда зашел разговор об Ћнорио. ‘ того  момента,  как  Џарикмахер  
сказал о существовании ребенка и назвал  его  имЯ,  у  четверых  узников  из  
головы не выходил этот неожиданный персонаж, их так и подмывало разузнать  о  
нем поподробнее.  
     - ќтот... твой сын, - спросил  наконец  ‚рач  подчеркнуто  бесстрастным  
тоном, показываЯ, что не придает вопросу особого  значениЯ,  -  каков  он  с  
виду?  
     - ‘ветленький, Я уже говорил, - ответил Џарикмахер.  -  атен,  голубые  
глаза, как у матери.  Ќо  походка  и,  конечно,  все  остальное  -  мое,  не  
отнимешь.  
     - •одит в школу? - задал вопрос Љапитан, желаЯ уточнить обстановку.  
     - џ же вам сказал, шесть годков ему, только. Ћн ходит  в  детский  сад,  
там буквы учит. ђосарио отводит его туда каждое утро.  
     - € заходит за ним  вечером?  -  не  сомневаЯсь,  что  это  так,  почти  
утвердительно сказал Ѓухгалтер.  
     - Ќет, возвращаетсЯ он вместе с детишками из нашего квартала.  Ћт  сада  
до дома всего и расстоЯниЯ-то метров двести.  
     - ‚се же это рискованно: пускать шестилетнего ребенка одного по  улице,  
пусть хоть и на двести метров, - упрекнул Ѓухгалтер.  
     Џарикмахер пошутил:  
     - Ќе беспокойсЯ! Ћнорио - не сын миллионера и  не  племЯнник  министра.  
Џохищать его никто не станет.  
     - Џочему вы дали ему такое необычное имЯ? - снова спросил Љапитан.  
     - ‚ честь моего крестного отца, провинциального доктора. џ понимаю, имЯ  
это редкое  и,  пожалуй,  не  очень  красивое,  но  надо  было  видеть,  как  
обрадовалсЯ мой отец, когда узнал, что именем кума назвали его внука.  €з-за  
одного этого стоило назвать мальчика Ћнорио.  
     - —ем вы кормите ребенка? - поинтересовалсЯ ‚рач.  
     - Ђ, это не моЯ забота! - отмахнулсЯ Џарикмахер и лукаво  подмигнул:  -  
Њать его родила, пусть она его и питает.  Ќу,  что  она  ему  дает?  ЋвсЯные  
хлопьЯ, бобы, жареное мЯсо, пюре из картошки и чего-то  там  еще,  не  знаю.  
Џо-моему, все правильно, потому что мальчишка здоров, как телок. ‘о  стороны  
кто посмотрит - скажет: наверно, родители - немцы.  
     †урналиста интересовали другие подробности. Ќапример,  как  ведет  себЯ  
Ћнорио: тих, послушен или, наоборот, своими  проказами  держит  под  страхом  
весь квартал?  
     - —то ты! Ћтпетый  сорвиголова!  -  радостно  призналсЯ  Џарикмахер.  -  
Ќеподалеку от дома, на углу улицы,  дерево  растет.  ’ак  его,  постреленка,  
сколько раз на дню силой оттуда стаскиваем, весь ствол отшлифовал. €  нельзЯ  
сказать, чтобы ђосарио поблажку ему давала. —уть парень с рельсов  сорветсЯ,  
она такую встрЯску ему задает.. Ћх, крута на руку!  
     - ‚ы  бьете  ребенка?!  -  возмутилсЯ  †урналист.  -  Ќо  ведь  это  же  
варварство, дикари!  
     Џарикмахер оправдывалсЯ, как мог:  
     - Ђ что делать, старик, если нет другого выхода? ‡нал бы ты, какой  это  
дьЯволенок. „умаешь, нам с ђосарио  неизвестно,  что  по  современной  науке  
детей  нельзЯ  бить?  Ќо  если  этого  сорвиголову  вовремЯ  не   остановить  
затрещиной, он тебе весь дом перевернет. “верЯю  тебЯ,  на  нашем  месте  ты  
делал бы то же самое. Џросто, старик, ты не знаешь Ћнорио.  
  
  
                               <I>€юль, суббота</I>  
  
     ќтот день они никогда не забудут. Ќа рассвете Явились агенты с  клещами  
и молотками в руках и стали снимать картонные листы с  решеток.  ‚первые  за  
все времЯ заключениЯ в их убогий - пЯтнадцать квадратных метров - мир пришел  
день. Ђвангардом наступлениЯ  были  две  полосы  неЯркого  утреннего  света,  
прорвавшиесЯ сквозь слуховые окна на внутренней стене  под  самым  потолком.  
‡атем слетели картонные полотнища с решетчатой  двери,  и  глазам  пленников  
открылась цементнаЯ опушка галереи, чуть дальше -  узкаЯ  бухта  рыжей,  без  
травинки, земли и за ней - наподобие дали с четкой линией горизонта -  сераЯ  
каменнаЯ стена.  
     ‘обытие означало, что режим строгой изолЯции кончилсЯ. ’еперь они,  как  
и  сотни  людей,  томЯщихсЯ  в  других  бараках,  -   обычные   политические  
заключенные, хотЯ в отличие от тех они находились  в  правом  крыле  зданиЯ,  
отгороженные от остальной части  тюрьмы  внутренними  стенами.  ‚  тот  день  
рассвело необычно рано: было всего лишь половина шестого. Ђгент отпер  замок  
и, распахнув дверь, предложил им  всем  вместе  выйти  из  камеры,  разрешил  
ходить без стражника в сортир, погулЯть по галерее, но,  предупредил  он,  к  
четырем часам днЯ все должны быть в камере, так как в  это  времЯ  ее  снова  
запрут на замок. ‚ их крыле было всего три камеры: в одной  обитали  они,  в  
другой было отхожее место, третьЯ стоЯла пустаЯ. Ќа эту пустую  было  больно  
смотреть: пЯть коек, без одеЯл, без матрацев, казалось, кричали о  том,  что  
здесь были люди и все они поумирали.  
     Ќапротив необитаемой камеры, в самом  глухом  углу  внутреннего  двора,  
патио, росли четыре дерева: манговое, апельсинное,  гранатовое  и  лимонное.  
Њанго превосходил все другие высотой,  ветвистостью  кроны,  блеском  сочной  
листвы -  вождь  маленького  растительного  племени.  ‘реди  живых  деревьев  
безмолвным мертвецом стоЯл столб - на нем расцветал по  ночам  ослепительный  
фонарь. ЋстальнаЯ часть двора  перед  камерами  представлЯла  собой  гладкий  
прЯмоугольник рыжей земли, сжатый со всех сторон высокими серыми стенами.  ‚  
дальнем конце галереи  виднелась  решетка,  преграждавшаЯ  путь  во  внешнюю  
галерею зданиЯ. —ерез эту решетчатую дверь они прошли в день  приезда  сюда,  
они это хорошо помнили. Љ этой двери они подошли сегоднЯ в полдень и  здесь,  
а не в камере, к неудовольствию повара  „женаро,  получили  в  эмалированные  
миски тюремный обед - обычные недоваренные, слипшиесЯ в  комьЯ  макароны.  Љ  
ним они добавили мЯсо "дьЯволенка", колбасу из посылки †урналиста и  сардины  
Ѓухгалтера. ’еперь они могли есть на вольном воздухе, сидЯ на цементном полу  
галереи или в тени мангового дерева.  
     ‘нова они обрели свет солнца и потому день  этот  никогда  не  забудут.  
Џока они сидели за картонной  обшивкой,  в  полутьме,  их  мысли  неделю  за  
неделей вращались вокруг солнца, словно сама землЯ, словно планеты..  ’еперь  
солнце с ними, стоит рЯдом, из золотой миски посыпает зноем пересохшую рыжую  
землю патио, бьет волной серебристого света в серые  утесы  стен,  солнце  -  
прародитель всех деревьев, семЯ рода людского.  
  
  
                             <I>€юль, воскресенье</I>  
  
     Ћт двери в галерею агент выкрикивал:  
     - ђоселиано ‹уиджи!  
     - Ќиколас Ѓарриентос!  
     - ‘альвадор ‚алерио!  
     - ‹уис Љарлос ’оста!  
     - ќухенио ђондон!  
     ‘егоднЯ, впервые с тех  пор,  как  они  здесь,  им  разрешили  получить  
письма. ‘держиваЯ волнение, они взЯли пакеты и разошлись кто куда. ‚рач ушел  
в камеру, лег вниз лицом на койку, тщательно протер носовым платком  очки  и  
погрузилсЯ в расшифровывание каракуль женщин своего дома: "...думаем лишь  о  
тебе, как когда-то, долгие годы, о твоем отце, мир праху его...", "привели в  
порЯдок твою библиотеку...", "...материальных затруднений не испытываем, так  
что не беспокойсЯ... варенье пользуетсЯ большим  спросом...",  "приходила  с  
визитом твоЯ подружка Ђнхелина...". Ќа этом письмо  обрывалось:  часть  его,  
относЯщаЯсЯ к Ђнхелине, была вырезана тюремным цензором.  
     Љапитан  читал  письмо  матери  в  тени  мангового  дерева.  ќто   было  
пространное послание, написанное мелким, витиеватым  почерком,  которому  ее  
учили еще в начале века монахини ‘анта-ђосы. Њать рассказывала сыну  о  том,  
как живут и  что  делают  многочисленные  родственники:  его  старые  дЯдьЯ,  
сильные и крЯжистые, словно дубы; двоюродные  братьЯ,  ревностные  католики,  
без конца приумножающие свои семейства,  дабы  побольше  отпрысков  их  рода  
осталось на земле; кузина €мельда, красавица, все  еще  мечтающаЯ  выйти  за  
него замуж. ‚ конце мать писала немного о себе: "џ  перебралась  в  Љаракас,  
чтобы хоть немножко быть поближе к тебе, Ђ то когда Я там, на горах, а ты  -  
на берегу этой, реки, мне кажетсЯ, что мы с тобою в разных мирах".  
     Џисьмо, полученное Ѓухгалтером, - он пробежал его тут  же,  у  решетки,  
где получил, - оказалось самым  коротким.  Џисал  отец,  с  которым  они  не  
виделись с тех пор, как сын, даже не простившись,  уехал  в  столицу  пытать  
счастьЯ. ‘тарик в своем щедром благородстве не  только  прощал  сыну  тайное  
бегство, но гордилсЯ им, его успехами на поприще политики, его  мужеством  в  
единоборстве с такими сильными и жестокими врагами и стойкостью в пытках. €з  
письма, и без того краткого, цензорские ножницы выхватили  больше  половины.  
Ћсталось лишь начало: "...все родные в добром здравии..."  €  еще  несколько  
строк, до слез растрогавших сына-узника: "...ездил в Љаракас, договорилсЯ  с  
кладбищенским сторожем... плачу ему ежемесЯчно  пЯтьдесЯт  боливаров,  чтобы  
присматривал за могилкой Њерседиты ђамирес, твоей жены... даже цветы  менЯет  
на могилке, хоть и не  часто..."  Љакую  такую  критику,  что  за  секретные  
сведениЯ мог написать старик, если цензоры оставили от  письма  лишь  четыре  
строчки? - терЯлсЯ в догадках Ѓухгалтер.  
     †урналисту повезло, он получил сразу три письма. ‘ледуЯ примеру  ‚рача,  
он читал их, лежа на койке. –ензура изъЯла несколько строк из письма отца  и  
большую  часть  письма  сестер.  ‹ишь  то,  что  писала  Њилена,   оказалось  
нетронутым, хотЯ ни одно из сотен писем, розданных в то утро  во  всех  трех  
бараках тюрьмы, не содержало столько подлежащих запрету сведений, сколько их  
было в наивном послании Њилены. Ћно было выдержано в  стиле  сентиментальной  
лицеистки и пестрело цитатами из елли и ѓейне. †урналист от  души  смеЯлсЯ,  
представлЯЯ  себе  туповатый  взглЯд  цензора,  с   трудом   проникающий   в  
риторические   дебри,   нагроможденные   коварной   рукой   Њилены.    "...в  
беспросветной тьме печали засиЯли наконец всеми цветами радуги и  слились  в  
благозвучный аккорд чувства и  мнениЯ  наших  добрых,  старых  тетушек,  чьи  
распри в прошлом так огорчали менЯ, что Я, помнишь,  не  раз  молила  €исуса  
Ќазаретского сотворить чудо их примирениЯ... ’етЯ ЂделиЯ и тетЯ Љонсепсьон в  
полном согласии отужинали вчера у нас  дома,  в  присутствии  мамы,  и  даже  
целовались, воскрешаЯ незабвенные времена свадьбы тети  “рсулы,  котораЯ  на  
этот раз пришла с картами длЯ  бриджа,  уже  к  сладкому..."  ‚  этих  милых  
"сплетнЯх"  таились  важные  сведениЯ:  условиЯ  борьбы   против   диктатуры  
значительно улучшились после того,  как  оппозиционные  политические  партии  
перестали враждовать между собой, что  было  на  руку  их  общему  врагу,  и  
образовали единый национальный  фронт.  ‘лащавый  тон  письма  и  ссылки  на  
романтических поэтов - "как любимый нами певец  „юссельдорфа,  Я  твержу  по  
утрам, едва открыв глаза: придешь ли ты, о мое сладкое счастье?" - оказались  
сильнее проницательности  цензоров.  „а  продлит  господь  годы  жизни  этой  
замечательной женщины!  
     Џарикмахер с письмом в руках - столь важным и длЯ всех остальных - ушел  
в самый дальний угол патио, к сторожевой  вышке,  где  стоЯл  круглые  сутки  
часовой. Џисьмо ђосарио сочилось нежностью от первой до последней строки, от  
"Њой любимый, черненький..." до "целую миллион  раз",  нацарапанной  уже  на  
самой кромке листа. Ћтец Џарикмахера, несмотрЯ на свои шестьдесЯт пЯть  лет,  
по-прежнему  орудовал  мастерком.  ђосарио  удалось  избежать  увольнениЯ  с  
табачной фабрики, и заработка ее хватало, чтобы содержать в  порЯдке  дом  в  
ожидании приезда его хозЯина. Ќу конечно же, писала она и об Ћнорио,  и  эти  
строки имели одинаковое отношение ко всем пЯтерым.  
     Џеречитав по многу раз искромсанные листки, они собрались вокруг  койки  
‚рача, в середине камеры. ‘  интересом  выслушали  политические  новости  из  
шифровки Њилены, порадовались, поспорили. Џотом долго молчали.  
     †урналист решилсЯ первым:  
     - Ќу, как там Ћнорио? —то тебе пишут?  
     Џарикмахер сообщил о двух важных событиЯх. ‚о-первых, Ћнорио, преодолев  
алфавит  и  научившись  выводить   "мама",   "рука",   "дом",   перешел   из  
подготовительной группы детского сада  в  первый  класс.  ‚о-вторых,  Ћнорио  
перенес корь.  
     - ќто опаснаЯ болезнь? - обратилсЯ за консультацией к ‚рачу Љапитан.  
     - ЋпаснаЯ лишь в случае осложнений. Ќо они бывают  сравнительно  редко.  
Ќичего, корью болеют все дети на земле.  
     - Љонечно, - подхватил Џарикмахер. - Љ тому же в письме говоритсЯ,  что  
все уже позади, он здоров, ходит в школу и, как всегда, паршивец, лазает  по  
деревьЯм.  
     -  Ќаверно,  мать  не  отходила  от  его  постели,  пока  он  болел,  -  
сочувственно сказал Ѓухгалтер.  
     - Ќи на секунду! џ знаю ђосарио, - без колебаний подтвердил Џарикмахер,  
и все пЯтеро довольно и успокоено улыбнулись.  
  
  
                            <I>Ђвгуст, понедельник</I>  
  
  
     ‘ каждой почтой им присылали книги. Ќо книги, не доходЯ  до  адресатов,  
застревали в кабинете начальника  тюрьмы,  где  на  полу,  в  углу,  их  уже  
накопилась гора. Џридирчиво и бесплодно обследовали их цензоры  страницу  за  
страницей в поисках зашифрованных секретов. ‘егоднЯ  впервые  им  выдали  из  
груды шесть или семь томов, содержание  которых  не  вызывало  подозрений  у  
цензуры.  
     Љапитану  вручили  "Ђлгебру"  и  "‚семирную  географию".  Ќо   "Љраткое  
руководство по военной тактике" и пожелтевшаЯ брошюра с текстом  Љонституции  
были конфискованы, как нежелательнаЯ литература.  
     Ќе удалось преодолеть  цензурные  препоны  и  "ЃратьЯм  Љарамазовым"  в  
старинном мадридском  издании,  посланным  †урналисту  Њиленой:  полицейских  
агентов шокировал подозрительный дух ђоссии, распространЯемый „остоевским  и  
его героЯми.  
     ‚ то же времЯ ‚рач, к удивлению своему, получил вместе  с  "’ропической  
патологией" прекрасное издание "ЏроисхождениЯ семьи, частной собственности и  
государства" ”ридриха ќнгельса. Ђнхелина вложила его  в  посылку,  почти  не  
надеЯсь, что оно дойдет, но она Явно преувеличивала интеллектуальный уровень  
цензоров, судивших о "благонамеренности" автора лишь по его немецкому  имени  
и по респектабельному заглавию его труда.  
  
  
                       <I>Ђвгуст, следующий понедельник</I>  
  
     ЏоЯвление на свет пЯти цыплЯт вышло далеко за рамки  будничного  факта.  
‡а ходом этого событиЯ пЯтеро следили с трепетным и страстным нетерпением.  
     Ќачалось с того, что курица начальника тюрьмы, пробравшись как-то  рано  
утром в камеру, снесла Яйцо под койкой Џарикмахера, на, заброшенной им  туда  
старой, истлевшей рубахе.  ‘перва  они  хотели  добавить  Яйцо  к  утреннему  
рациону, но, подумав, решили  оставить  Яйцо  на  месте,  как  приманку  длЯ  
несушки.  
     „ействительно, курица стала нестись на рубахе Џарикмахера, окончательно  
превратившейсЯ таким образом в гнездо. Љогда Яиц  набралось  полдюжины,  они  
разделили их по одному на душу, а шестое оставили в гнезде.  
     ‚скоре в курице заговорил инстинкт наседки.  Ћна  металась  по  камере,  
кувыркалась  на  земле  в  патио,  топорщила  черные  запыленные   перьЯ   и  
беспрестанно квохтала. Џарикмахер предложил не очень уверенным тоном:  
     - Ђ что, может, ее посадить, и она выведет нам цыплЯт?  
     Ќикто не возразил. ‚  запасе  было  четыре  свежих  Яйца,  пЯтое  -  от  
какой-то другой заблудшей - нашел Љапитан под лимонным деревом.  ќтот  пЯток  
они положили на рубаху, под курицу,  и  стали  ждать  заключительной  стадии  
процесса  размножениЯ.  Џарикмахер  ждал   с   особой   заинтересованностью,  
по-отечески опекаЯ будущее потомство. •отЯ наседка днем и ночью не сходила с  
гнезда, он раза по три вставал до зари, чтобы  убедитьсЯ  в  ее  материнской  
верности. € если курица удирала в патио на поиски воды и пропитаниЯ,  то  он  
кидалсЯ сломЯ голову укрывать Яйца одеЯлом, чтобы не остыли  до  возвращениЯ  
матери.  
     Џрошло двадцать два днЯ, и белаЯ скорлупа приобрела  желтизну  слоновой  
кости. € вот вчера - ite, misa est {Ѓуквально: "‘тупайте, месса окончена"  -  
заключительные слова  католической  обедни}  -  пЯтеро  заключенных  стали  
свидетелЯми долгожданного событиЯ.  
     Џервым заметил Џарикмахер:  
     - ‘корей сюда! ‘мотрите! ‘лушайте!  
     ‚нутри Яиц  раздавалось  приглушенное  по-пискивание.  –ыплЯта  усердно  
разрушали  слабыми  клювиками  стенки