ить,
- ничему другому он не научилсЯ. …сли бы он не был столько  лет  солдатом,
он нашел бы много иных путей. Ђ так - у него и  не  дрогнула  рука,  -  он
давно Џривык метко попадать в цель. ‚ Ђльберте, в этом мечтательном юноше,
в Ђльберте, в этом робком влюбленном, все еще жил Ђльберт-солдат.


   ЏодавленнаЯ   горем   стараЯ   женщина   никак   не   может   осмыслить
свершившегосЯ...
   - €  как  только  мог  он  это  сделать?  Ћн  всегда  был  таким  тихим
ребенком...
   ‹енты на старушечьей шлЯпе дрожат,  платочек  дрожит,  чернаЯ  мантильЯ
дрожит, всЯ женщина - один трепещущий клубок страданиЯ.
   - Њожет быть, это случилось потому, что он рос без отца. …му было всего
четыре года, когда умер отец. Ќо ведь он всегда был таким  тихим,  славным
ребенком...
   - Ћн и сейчас такой же, фрау ’роске, - говорю Я.
   Ћна цеплЯетсЯ за мои слова и начинает рассказывать о детстве  Ђльберта.
Ћна должна говорить, ей больше невмоготу, соседи приходили, знакомые, даже
двое учителей заходили, никто не может понЯть, как это случилось...
   - €м бы следовало держать Язык  за  зубами,  -  говорю  Я,  -  все  они
виноваты.
   Ћна смотрит на менЯ непонимающими глазами  и  опЯть  рассказывает,  как
Ђльберт начинал ходить, как он никогда не шалил, - не то что другие  дети,
он, можно сказать, был даже слишком смирным длЯ  мальчика.  €  теперь  вот
такое! Љак только он мог это сделать?
   ‘ удивлением смотрю Я на нее. Ћна ничего не знает об Ђльберте. ’ак  же,
как и моЯ мать обо мне. Њатери, должно быть, могут только любить, - в этом
все их понимание своих детей.
   - Ќе забудьте, фрау ’роске, - осторожно говорю Я, - что Ђльберт был  на
войне.
   - „а, - отвечает она, - да... да...
   Ќо свЯзи не улавливает.
   - Ѓартшер этот, верно, был очень плохим  человеком?  -  помолчав,  тихо
спрашивает она.
   - ”орменный негодЯй, - подтверждаю Я без обинЯков: мне  это  ничего  не
стоит.
   Ќе переставаЯ плакать, она кивает:
   - џ так и думала. €наче и быть не могло. Ђльберт в жизни своей мухи  не
обидел. ѓанс - тот всегда обдирал им крылышки, а Ђльберт  -  никогда.  —то
теперь с ним сделают?
   - Ѓольшого наказаниЯ ему не присудЯт, - успокаиваю Я ее,  -  он  был  в
сильном возбуждении, а это почти то же, что самооборона.
   - ‘лава богу, - вздыхает она, - а вот портной, который живет над  нами,
говорит, что его казнЯт.
   - Џортной ваш, наверное, спЯтил, - говорю Я.
   - € потом он сказал еще, будто Ђльберт убийца... - ђыданиЯ не  дают  ей
говорить. - Љакой же он убийца?.. Ќе был он убийцей, никогда... никогда...
   - ‘ портным этим Я как-нибудь посчитаюсь, - в бешенстве говорю Я.
   - џ даже боюсь теперь выходить из дому, - всхлипывает она, - он  всегда
стоит у подъезда.
   - џ провожу вас, тетушка ’роске.
   Њы подходим к ее дому.
   - ‚от он опЯть стоит там,  -  боЯзливо  шепчет  старушка,  указываЯ  на
подъезд.
   џ выпрЯмлЯюсь. …сли он сейчас пикнет, Я его в порошок изотру,  хотЯ  бы
менЯ потом на десЯть лет укатали. Ќо, как только мы  подходим,  он  и  две
женщины, шушукавшиесЯ с ним, испарЯютсЯ.
   Њы поднимаемсЯ наверх. Њать Ђльберта  показывает  мне  снимки  ѓанса  и
Ђльберта подростками. Џри этом  она  снова  начинает  плакать,  но,  будто
чем-то пристыженнаЯ, сразу перестает. ‘тарики в этом отношении  как  дети:
слезы у них всегда наготове, но высыхают они тоже очень быстро. ‚ коридоре
она спрашивает менЯ:
   - Ђ еды-то у него там достаточно, как вы думаете?
   - Љонечно, достаточно. ‚о всЯком случае.  Љарл  Ѓрегер  позаботитсЯ  на
этот счет. Ћн может достать все, что нужно.
   - “ менЯ еще осталось несколько  сладких  пирожков.  Ђльберт  их  очень
любит. Љак вы думаете, позволЯт мне передать их?
   - Џопробуйте, - отвечаю Я. - €  если  вам  удастсЯ  повидать  Ђльберта,
скажите ему только одно: Ђльберт, Я знаю, что ты невиновен. Ѓольше ничего.
   Ћна кивает.
   - Њожет быть, Я недостаточно заботилась о нем. Ќо ведь ѓанс без ног.
   џ успокаиваю ее.
   - Ѓедный мой мальчик... ‘идит там теперь один-одинешенек...
   ЏрощаЯсь, протЯгиваю старушке руку:
   - Ђ с портным Я сейчас потолкую. Ћн вас больше беспокоить не будет.
   Џортной  все  еще  стоит  у  подъезда.  ЏлоскаЯ   физиономиЯ,   глупаЯ,
обывательскаЯ. Ћн злобно таращит на менЯ глаза; по морде видно: как только
Я повернусь спиной, он сейчас же начнет сплетничать. џ дергаю его за  полу
пиджака.
   - ‘лушай, козел паршивый, если  ты  еще  хоть  слово  скажешь  вон  той
старушке, - Я показываю наверх, - Я изуродую  тебЯ,  заруби  это  себе  на
носу, кукла трЯпичнаЯ, сплетница стараЯ, - при этом Я трЯсу его, как мешок
с трЯпьем, Я толкаю его так, что он ударЯетсЯ поЯсницей о ручку двери, - Я
еще приду, Я изломаю тебе все кости,  вшивое  отродье,  гладильнаЯ  доска,
скотина проклЯтаЯ!
   „лЯ вЯщей убедительности Я отвешиваю ему по здоровенной пощечине справа
и слева.
   џ успеваю отойти на большое расстоЯние, когда он разражаетсЯ визгом:
   - џ на вас в суд подам! ќто вам обойдетсЯ в добрую сотню марок.
   џ поворачиваюсь и иду обратно. Ћн исчезает.


   ѓеорг ђахе, грЯзный, измученный бессонницей, сидит у ‹юдвига.
   Ћн прочел об истории с Ђльбертом в газетах и тотчас же примчалсЯ.
   - Њы должны вызволить его оттуда, - говорит он.
   ‹юдвиг поднимает глаза.
   - …сли бы нам с полдюжины дельных  ребЯт  и  автомобиль,  -  продолжает
ђахе, - мы бы это дело сделали. ‘амый благоприЯтный  момент  -  когда  его
поведут в зал суда. Џрорываем цепь конвоЯ, поднимаем суматоху, и  двое  из
нас бегут с Ђльбертом к машине.
   ‹юдвиг выслушивает его, с  минуту  молчит,  потом,  покачиваЯ  головой,
возражает:
   - Ќет, ѓеорг, мы только повредим Ђльберту, если побег не  удастсЯ.  ’ак
по крайней мере у него есть надежда выпутатьсЯ. Ќо дело не только в  этом.
џ-то сам, ни минуты не колеблЯсь, принЯл бы участие в организации  побега.
Ќо Ђльберт не захочет бежать.
   - ’огда его надо взЯть силой, - помолчав, заЯвлЯет ђахе,  -  его  нужно
освободить, чего бы это ни стоило...
   ‹юдвиг молчит.
   - џ тоже думаю, ѓеорг, что все это ни к чему не приведет, - говорю Я. -
…сли мы даже его уведем, он все равно вернетсЯ назад. Ћн чуть не выстрелил
в ‚илли, когда тот хотел его увести.
   ђахе опускает голову на руки. ‹юдвиг как-то весь посерел и осунулсЯ.
   - Џохоже, ребЯта, что мы все погибшие люди, - безнадежно говорит он.
   Ќикто  не  отвечает.  Њертвой  тЯжестью  повисли  между  этими  стенами
молчание и тревога...


   ђахе уходит, а Я еще долго сижу у ‹юдвига. Ћн подпер голову руками.
   - ‚се наши усилиЯ напрасны, ќрнст.  Њы  люди  конченые,  а  жизнь  идет
вперед, словно войны и не было. Џройдет немного времени, и наша  смена  на
школьных скамьЯх будет жадно,  с  горЯщими  глазами,  слушать  рассказы  о
войне, мальчики будут рватьсЯ прочь от школьной скуки и жалеть, что они не
были  участниками  героических  подвигов.   “же   сейчас   они   бегут   в
добровольческие отрЯды; молокососы, которым  едва  исполнилось  семнадцать
лет, совершают политические убийства. џ так устал, ќрнст...
   - ‹юдвиг... - џ сажусь рЯдом с ним и кладу руку на его узкие плечи.
   Ќа лице у него безутешнаЯ улыбка. Ћн тихо говорит:
   - Љогда-то, до войны, у менЯ была такаЯ,  знаешь,  ученическаЯ  любовь.
Ќесколько недель назад Я встретил эту девушку.  Њне  показалось,  что  она
стала еще красивее. ‚ ней вдруг словно ожило длЯ менЯ все наше прошлое. Њы
стали часто встречатьсЯ, и вдруг Я почувствовал... - ‹юдвиг кладет  голову
на стол. Љогда он поднимает ее, глаза его кажутсЯ помертвевшими от муки. -
‚се это не длЯ менЯ теперь, ќрнст... ‚едь Я болен...
   Ћн встает и открывает окно. ’ам, "а  окном,  темнаЯ  ночь  и  множество
звезд. Џодавленный, не отрываЯсь, Я смотрю  в  одну  точку.  ‹юдвиг  долго
глЯдит вдаль. Џотом поворачиваетсЯ ко мне:
   - Ђ помнишь, ќрнст, как мы с томиком ќйхендорфа целыми  ночами  бродили
по лесам?
   - „а, ‹юдвиг, - живо отзываюсь  Я,  обрадованный  тем,  что  мысли  его
принЯли другое направление, - это было поздним летом. Ђ  помнишь,  как  мы
поймали ежа?
   ‹ицо у ‹юдвига разглаживаетсЯ:
   - Ђ потом мечтали о всЯких приключениЯх...  Џомнишь,  почтовые  кареты,
охотничьи рога, звезды... Њы еще хотели бежать в €талию.
   - „а, но почтоваЯ карета, котораЯ должна была забрать нас, не пришла, а
на поезд у нас не было денег.
   ‹ицо  у  ‹юдвига  проЯснЯетсЯ,  оно  даже  как-то  загадочно   светитсЯ
радостью.
   - Ђ потом мы читали "‚ертера"... - говорит он.
   - € пили вино, - подхватываю Я.
   Ћн улыбаетсЯ:
   - € еще читали "‡еленого ѓенриха"... Џомнишь, как мы спорили о ћдифи?
   џ киваю:
   - Ќо потом ты больше всего любил ѓельдерлина.
   ‹юдвиг как-то странно спокоен и умиротворен. ђечь его тиха и мЯгка.
   - Љаких мы только планов не строили, какими благородными людьми  хотели
мы стать! Ђ стали просто жалкими псами, ќрнст...
   - „а, - отвечаю Я задумчиво, - куда все это девалось?
   Њы стоим рЯдом, облокотившись о подоконник, и  смотрим  в  окно.  ‚етер
запуталсЯ в  вишневых  деревьЯх.  Ћни  тихо  шумЯт.  ‡везда  падает.  Ѓьет
полночь.
   - Ќадо спать, ќрнст. - ‹юдвиг протЯгивает мне руку. - ‘покойной ночи!
   - ‘покойной ночи, ‹юдвиг!


   Џоздно ночью вдруг раздаетсЯ  сильный  стук  в  дверь.  џ  вскакиваю  в
испуге:
   - Љто там?
   - џ - Љарл. Ћткрой!
   џ вмиг на ногах.
   Љарл врываетсЯ в комнату:
   - ‹юдвиг...
   џ хватаю его за плечи:
   - —то с ‹юдвигом?
   - “мер...
   Љомната завертелась у менЯ перед глазами. џ сажусь на кровать.
   - „октора!
   Љарл ударЯет стулом о пол, так что стул разлетаетсЯ в щепки.
   - Ћн умер, ќрнст... ‚скрыл себе вены...
   Ќе помню, как Я оделсЯ. Ќе помню, как Я  попал  туда.  ‚незапно  передо
мной - комната, Яркий свет, кровь, невыносимое поблескивание  и  сверкание
кварцев и камней, а перед ними в  кресле  -  бесконечно  усталаЯ,  тонкаЯ,
сгорбившаЯсЯ фигура, ужасающе бледное, заострившеесЯ лицо  и  полузакрытые
потухшие глаза...
   џ не понимаю, что происходит. ‡десь его мать, здесь Љарл, какой-то шум,
кто-то громко о чем-то говорит; да, да, понЯл, мне  надо  остатьсЯ  здесь,
они хотЯт кого-то привести, Я  молча  киваю,  опускаюсь  на  диван,  двери
хлопают, Я не в состоЯнии шевельнутьсЯ, не в состоЯнии слова вымолвить,  Я
вдруг оказываюсь один на один с ‹юдвигом и смотрю на него...


   Џоследним у ‹юдвига был Љарл. ‹юдвиг был как-то  странно  тих  и  почти
радостен. Љогда Љарл ушел, ‹юдвиг  привел  свои  немногочисленные  вещи  в
порЯдок и некоторое времЯ писал. Џотом придвинул кресло к окну и  поставил
на стол миску с теплой водой. Ћн запер дверь на  ключ,  сел  в  кресло  и,
опустив руки в воду, вскрыл вены. Ѓоль ощущалась слабо.  Ћн  смотрел,  как
вытекает кровь - картина, которую  он  часто  себе  рисовал:  из  жил  его
выливаетсЯ всЯ эта ненавистнаЯ, отравленнаЯ кровь.
   ‚ комнате все вдруг принЯло необычайно отчетливые очертаниЯ.  Ћн  видел
каждую книжку, каждый гвоздь,  каждый  блик  на  камнЯх  коллекции,  видел
пестроту, краски, он чувствовал - это его комната. Ћна  проникла  в  него,
она вошла в его дыхание, она срослась с  ним.  Џотом  стала  отодвигатьсЯ.
‡аволоклась туманом. Њелькнули видениЯ юности. ќйхендорф, леса,  тоска  по
родине. Џримирение, без страданиЯ. ‡а лесами возникла  колючаЯ  проволока,
белые облачка шрапнели, взрывы тЯжелых снарЯдов. Ќо теперь страха не было.
‚зрывы - словно заглушенный звон колоколов.  ‡вон  усилилсЯ,  но  леса  не
исчезали. ‡вон становилсЯ все сильней и сильней,  словно  в  голове  стоЯл
этот звон, и голова,  казалось,  вот-вот  расколетсЯ.  Џотом  потемнело  в
глазах. Љолокола начали затихать, и вечер вошел в окно,  подплыли  облака,
расстилаЯсь у самых ног. Ћн всегда мечтал увидеть когда-нибудь фламинго  -
теперь он знал: это фламинго с розово-серыми широкими крыльЯми, много их -
целый клин... Ќе так ли летели  когда-то  дикие  гуси,  клином  летели  на
красный диск луны, красный, как мак во  ”ландрии?..  Џейзаж  все  ширилсЯ,
леса  опускались  ниже,  ниже,  сверкнули   серебром   реки   и   острова,
розово-серые  крыльЯ  поднимались  все  выше,  и  все  светлел  и  ширилсЯ
горизонт. Ђ вот и море... Ќо вдруг, горЯчо распираЯ горло, рванулсЯ  ввысь
черный крик, последнЯЯ  мысль  хлынула  в  уходЯщее  сознание  -  страх...
‘пастись, перевЯзать руки! Ћн попробовал встать,  быстро  поднЯть  руку...
ЏошатнулсЯ. ’ело содрогнулось в последнем усилии, но он  уже  был  слишком
слаб. ‚ глазах что-то кружило и кружило, потом уплыло,  и  огромнаЯ  птица
очень тихо, медленными взмахами опускалась ниже, ниже, и наконец  бесшумно
сомкнула над ним свои темные крыльЯ.


   —ьЯ-то рука отстранЯет менЯ.  ЋпЯть  пришли  люди,  они  наклонЯютсЯ  к
‹юдвигу; Я кого-то отшвыриваю: никто не смеет прикасатьсЯ к нему... Ќо тут
Я вдруг вижу его лицо, холодное, Ясное, неузнаваемое, строгое, чужое  -  Я
не узнаю его и, шатаЯсь, отхожу прочь.


   Ќе помню, как Я пришел домой. ‚ голове пустота, бессильно лежат руки на
спинке стула.
   ‹юдвиг, Я больше не могу. џ тоже больше не могу. —то мне здесь  делать?
Њы все здесь чужие. Ћторванные от корней, сожженные, бесконечно усталые...
Џочему ты ушел один?
   џ встаю. ђуки - как в огне. ѓлаза горЯт. —увствую, что менЯ  лихорадит.
Њысли путаютсЯ. џ не помню, что делаю.
   - ‚озьмите же и менЯ, - шепчу Я, - менЯ тоже.
   ‡уб на зуб не попадает от озноба. ђуки влажны. ‘ трудом делаю несколько
шагов. Џеред глазами плывут большие черные круги.
   € вдруг Я застываю на месте.  Ћткрылась  дверь?  ‘тукнуло  окно?  „рожь
пробегает по мне. ‚ открытую дверь Я вижу в прихожей на стене,  освещенной
луной, подле скрипки, мою старую солдатскую куртку. Ќа цыпочках, чтобы она
не заметила менЯ,  осторожно  выхожу  туда,  подкрадываюсь  к  этой  серой
куртке, котораЯ все разбила  -  нашу  юность,  нашу  жизнь,  срываю  ее  с
вешалки, хочу швырнуть прочь, но неожиданно натЯгиваю на себЯ, надеваю ее,
чувствую, как она сквозь  кожу  овладевает  мной,  дрожу  от  нестерпимого
холода, сердце бешено бьетсЯ... ‚незапно что-то со звоном рвет  тишину,  Я
вздрагиваю, оборачиваюсь и в ужасе жмусь к стене...
   ‚ дверЯх, тускло освещеннаЯ, стоит тень. Ћна колышетсЯ и зыблетсЯ,  она
приближаетсЯ и кивает, принимает формы человека, лицо с темными  провалами
глазниц, с  зиЯющей  широкой  щелью  на  месте  рта,  беззвучно  шепчущего
что-то... Џостой, не он ли это?
   - ‚альтер, - шепчу Я, - ‚альтер ‚илленброк, убит в августе семнадцатого
года под Џашенделем... —то это? Ѓезумие? Ѓред? ѓорЯчка?
   Ќо  за  первой  тенью  протискиваетсЯ  втораЯ  -  бледнаЯ,   уродливаЯ,
согбеннаЯ - ”ридрих ’омберге, ему под ‘уассоном осколком-раздробило спину,
когда он сидел на ступеньках блиндажа. € вот здесь уже целый рой  теней  с
мертвыми глазами; серые и призрачные, они теснЯтсЯ тут, они вернулись, они
наполнЯют мою комнату... ‚от  ”ранц  Љеммерих,  восемнадцатилетний  юноша,
скончавшийсЯ через три днЯ после ампутации, и ‘танислав  Љатчинский  -  он
волочит ноги, и голова у него опущена, а из нее, темнеЯ, льетсЯ  тоненькаЯ
струйка... € ѓерхардт ”ельдкамп, которого миной  разорвало  под  €пром,  и
Џауль Ѓоймер, убитый в октЯбре тысЯча  девЯтьсот  восемнадцатого  года,  и
ѓенрих ‚еслинг, Ђнтон •айнцман, •айе ‚естхус, Ћтто Њаттес, ”ранц ‚агнер...
’ени,  тени,  целое  шествие,  бесконечные  рЯды...  Ћни  врываютсЯ,   они
взбираютсЯ на подоконник, садЯтсЯ на книги, заполнЯют всю комнату...
   Ќо вдруг ужас и оцепенение, овладевшие мной,  отхлынули,  ибо  медленно
вырастает более мощнаЯ тень. Ћна вползает в раскрытую дверь,  опираЯсь  на
руки, она оживает, обрастает костЯком,  принимает  образ  человека,  мелом
белеют в черноте лица зубы. ‚от в глазницах блеснули глаза, - вздыбившись,
как тюлень, он ползет ко мне... это он, английский капитан, за ним, шурша,
тЯнутсЯ его обмотки. ЊЯгко оттолкнувшись, он делает прыжок  и,  растопырив
скрюченные пальцы, протЯгивает ко мне руки...
   - ‹юдвиг, ‹юдвиг! - кричу Я. - Џомоги, ‹юдвиг!
   џ хватаю книги и швырЯю их в эти вытЯнутые руки...
   - ѓранату, ‹юдвиг! - со стоном кричу Я и швырЯю аквариум в дверь, и  он
со звоном разбиваетсЯ, но тень только оскаливает зубы  и  подбираетсЯ  все
ближе, ближе; за аквариумом летит коллекциЯ  бабочек,  скрипка,  Я  хватаю
стул и замахиваюсь, хочу ударить им по этому оскаленному рту и все  кричу:
"‹юдвиг! ‹юдвиг!" Ѓросаюсь на эту проклЯтую тень, выскакиваю  за  дверь  и
бегу, мне вдогонку несутсЯ испуганные крики - все  Явственнее,  все  ближе
тЯжелое дыхание, тень гонитсЯ за мной, Я стремглав слетаю с лестницы. ’ень
грузно скатываетсЯ за мной, Я выбегаю на  улицу,  Я  чувствую  на  затылке
прерывистое  дыхание,  Я  мчусь,  дома  шатаютсЯ.  "Џомогите!   Џомогите!"
Џлощади, деревьЯ, чьи-то когти вонзились мне в плечо, тень настигла  менЯ,
Я реву, вою, спотыкаюсь, какие-то мундиры, кулаки, топот, молнии и  глухой
гром мЯгких топоров, бьющих менЯ по голове, пока Я не сваливаюсь наземь...


        —Ђ‘’њ ‘…„њЊЂџ


        1

   ѓоды ли прошли? €ли только дни? ‘ловно туман, словно  отдаленнаЯ  гроза
тучей повисло на горизонте прошлое. џ долго был болен, и всЯкий  раз,  как
сознание возвращалось ко мне, Я неизменно видел над собой озабоченное лицо
матери. Ђ потом пришла большаЯ усталость и стерла, сгладила все.  ќто  сон
наЯву-г когда нет  никаких  мыслей,  когда  только  изнеможенно  отдаешьсЯ
слабой пульсации крови и солнечному теплу...
   ‹уга светЯтсЯ в блеске позднего лета. ‹ежишь на лугу, голова утонула  в
высокой траве, травинки клонЯтсЯ из  стороны  в  сторону,  они  весь  мир,
ничего больше не существует, кроме легкого их покачиваниЯ в  ритме  ветра.
’ам, где одна трава, ветер пробегает по ней, тихо звенЯ, точно коса вдали,
а если среди травы растет щавель, звук ветра темнее и глубже. Ќужно  долго
лежать и слушать, пока уловишь его.
   Ќо тогда тишина оживает. Љрохотные мушки с черными крылышками в красных
точках густо осыпали султаны щавелЯ и покачиваютсЯ вместе с  ними.  мели,
как маленькие аэропланы, гудЯт  над  клевером.  ЃожьЯ  коровка  одиноко  и
упорно взбираетсЯ на самый кончик высокой травинки.
   Њуравей добралсЯ до моей куртки и скрылсЯ в туннеле рукава. Ћн тащит за
собою  сухую  былинку,  она  гораздо  больше  его  самого.  Ћщущаю  легкое
щекотанье на коже и не знаю, муравей  ли  то  или  былинка  тЯнут  хрупкую
полоску жизни по моей руке, вызываЯ легкую дрожь. Ќо друг  в  рукав  дунул
ветерок, и Я чувствую: самое нежное прикосновение любви должно  показатьсЯ
грубым по сравнению с этим ласкающим кожу дыханием.
   Џрилетают, покачиваЯсь, бабочки, настолько послушные ветру, что кажетсЯ
- они плывут на  нем,  белые  и  золотые  паруса  в  нежном  воздухе.  Ћни
опускаютсЯ  на  цветы,  и  вдруг,  открыв  глаза,  Я  вижу  двух  бабочек,
неподвижно сидЯщих у менЯ на  груди,  -  одна  словно  желтый  лепесток  в
красных точках, другаЯ распростерла бархатные темно-коричневые крылышки  с
павлиньими  фиолетовыми  глазками.  Ћрдена  лета!  „ышу   очень   тихо   и
замедленно, и все же дыхание  мое  шевелит  их  крылышки,  но  бабочки  не
улетают. ‘ветлое небо парит  над  изумрудом  трав,  и  стрекоза,  с  сухим
потрескиванием  прозрачных  крылышек,  останавливаетсЯ  прЯмо  над   моими
ботинками.
   ‚ воздухе реют серебрЯные паутины - сверкающие нити бабьего  лета.  Ћни
повисают на стеблЯх и листочках, ветер приносит их ко мне, они  опускаютсЯ
на руки, на одежду, ложатсЯ на лицо, на глаза, укрывают  менЯ  всего.  Њое
тело, только что принадлежавшее мне, превращаетсЯ в  луг.  ЋчертаниЯ  тела
сливаютсЯ с землей, оно уже не живет отдельной жизнью, оно растворилось  в
солнечном свете, его больше нет.
   ‘квозь обувь, сквозь поры одежды проникает дыхание трав, дыхание земли,
волосы мои овевает движущеесЯ небо - ветер. € кровь бьетсЯ о  стенки  моей
кожи, она поднимаетсЯ  навстречу  вторгшимсЯ  пришельцам,  кончики  нервов
выпрЯмлЯютсЯ и трепещут, вот Я ощущаю уже лапки бабочек у себЯ на груди, и
ход  муравьЯ  эхом  повторЯетсЯ  в  кровеносных  сосудах...  Џотом   волна
поднимаетсЯ выше, последнее сопротивление тает, и Я лишь холм  без  имени,
луг, землЯ...
   Ѓесшумно свершают свой круг соки земли - вверх, вниз, а вместе  с  ними
свершает круг и моЯ кровь; они несут ее на себе, она стала  их  частью.  ‚
теплом сумраке земли течет она, сливаЯсь с голосами кристаллов и  кварцев,
она - в таинственном звуке тЯжелых капель, стекающих  к  корнЯм  цветов  и
трав, а капли эти, собираЯсь в тонкие нити ручейков, ищут  своих  путей  к
родникам. € вместе с ними она, моЯ кровь, вырываетсЯ из  земли,  она  -  в
ручьЯх и реках, в блеске берегов, в морском  просторе  и  влажном  серебре
испарений, которые солнце снова поднимает к облакам; она кружит и  кружит,
уносЯ мою плоть, размываЯ ее в земле и в  подземных  потоках,  медленно  и
безболезненно исчезает мое тело, - его уже  нет,  остались  одни  ткани  и
оболочки, оно превратилось в журчание подземных источников, в говор  трав,
в веющий ветер, в шумЯщую листву, в беззвучно звенЯщее небо. ‹уг  вошел  в
менЯ,  цветы  прорастают  насквозь,  их  венчики  покачиваютсЯ  сверху,  Я
поглощен, забыт, Я несусь в потоке под маками и желтыми кувшинками, а  над
ними реют бабочки и стрекозы...
   …ле-еле заметное движение, затаенное содрогание... —то  это?  ЏоследнЯЯ
дрожь перед концом? €ли это колышутсЯ маки и  травы?  €ли  только  ручейки
журчат между корнЯми деревьев?
   Ќо движение усиливаетсЯ. Ћно становитсЯ ровнее, переходит в дыхание,  в
биение пульса;  волна  за  волной  возвращаетсЯ  назад  -  назад  из  рек,
деревьев, листвы и земли... Љруговорот начинаетсЯ сызнова, но  он  уже  не
опустошает менЯ; наоборот, он приносит с собою нечто, что наполнЯет менЯ и
остаетсЯ во мне, он становитсЯ трепетанием, ощущением,  чувством,  руками,
телом... Џустые оболочки  наливаютсЯ  жизнью;  зыбко,  легко  и  окрыленно
хлынула она от земли. џ открываю глаза...
   ѓде Я? —то со мной? ‘пал Я? џ еще чувствую загадочную свЯзь с природой,
прислушиваюсь и не решаюсь пошевелитьсЯ. Ќо свЯзь не рветсЯ, во мне растет
чувство счастьЯ, легкости, парЯщее, лучезарное чувство, Я  лежу  на  лугу,
бабочки упорхнули, они улетают все  дальше  и  дальше,  колышетсЯ  щавель,
божьЯ коровка взобралась на вершину своей  травинки,  серебристаЯ  паутина
облепила мою одежду, окрыленность  не  покидает  менЯ,  она  подступила  к
сердцу, она в глазах, Я шевелю  руками...  Љакое  счастье!  џ  приподнимаю
колени, сажусь, лицо мое влажно,  и  тут  только  Я  замечаю,  что  плачу,
безудержно плачу, точно что-то ушло безвозвратно...


   Ќекоторое  времЯ  Я  еще  неподвижно  лежу,  отдыхаЯ.  Џотом  встаю   и
направлЯюсь к кладбищу. џ еще не  был  там.  ‘о  днЯ  смерти  ‹юдвига  мне
сегоднЯ в первый раз разрешено выйти одному.
   ‘тарушка показывает  мне  дорогу  к  могиле  ‹юдвига.  Њогила  обнесена
буковой  изгородью  и  обсажена  вечнозеленым  барвинком.  ‡емлЯ  еще   не
слежалась, и на свежем холмике вЯнет несколько венков. ‡олотые надписи  на
лентах стерлись, и слов уже не разобрать.
   Њне было страшновато идти сюда. Ќо  тишина  здесь  не  пугает.  ‚етерок
проноситсЯ над могилами, за крестами -  золотое  сентЯбрьское  небо,  и  в
платановой аллее поет „розд.
   Ђх, ‹юдвиг, Я сегоднЯ в первый раз смутно почувствовал родину и мир,  а
тебЯ уже нет со мной. џ еще не решаюсь поверить в это чувство и думаю, что
это  только  усталость  и  слабость.  Ќо,  может  быть,  оно  вырастет   в
безграничную самоотверженность, может быть, нам нужно лишь выждать,  молча
выжидать, и оно придет  само  собой.  Њожет  быть,  единственное,  что  не
изменило нам, это плоть наша и землЯ, и,  может  быть,  нам  нужно  только
одно: прислушиваЯсь, следовать за ними.
   Ђх, ‹юдвиг, мы все искали и искали, мы блуждали и срывались, мы ставили
себе множество целей и, стремЯсь к ним, спотыкались о самих  себЯ,  мы  не
нашли того, что искали, и это сломило тебЯ; а теперь - неужели  одно  лишь
дыхание ветра над травами или трель дрозда в час заката, проникнув в самое
сердце, могут возвратить нас к самим себе? Ќеужели в облаке  на  горизонте
или в зеленой листве деревьев больше силы, чем во всех  наших  желаниЯх  и
устремлениЯх?
   Ќе знаю, ‹юдвиг, не знаю... Њне пока трудно в это поверить, ибо Я давно
уже живу без каких-либо надежд. Ќо мы ведь никогда  не  знали,  что  такое
самоотверженность. Њы не знали ее силы. Њы знали только насилие.
   Ќо если это и путь, ‹юдвиг, то что мне в нем без тебЯ?..
   €з-за деревьев медленно-надвигаетсЯ  вечер.  Ћн  снова  несет  с  собою
тревогу и печаль. џ не в силах отвести глаза от могилы.


   —ьи-то шаги скрипЯт по гравию.  Џоднимаю  глаза.  ќто  ѓеорг  ђахе.  Ћн
озабоченно смотрит на менЯ и уговаривает пойти домой.
   - џ давно не видел тебЯ, ѓеорг, - говорю Я. - ѓде ты был все это времЯ?
   Ћн как-то неопределенно машет рукой:
   - Ќесколько профессий испробовал...
   - ђазве ты ушел из армии?
   - „а, - коротко отрезает он.
   „ве женщины в трауре идут по платановой аллее. ‚ руках у них  маленькие
зеленые лейки. Ћстановившись у  старой  могилы,  женщины  поливают  цветы.
‘ладко веет ароматом желтофиоли и резеды.
   ђахе поднимает глаза:
   - џ думал, ќрнст, что найду там остатки  солдатской  дружбы.  Ќо  нашел
лишь слепое  чувство  стадности,  карикатурный  призрак  войны.  ќти  люди
вообразили, что, припрЯтав две-три дюжины винтовок, они спасут  отечество;
нищие офицеры, не нашедшие себе  иного  занЯтиЯ,  кроме  усмирениЯ  всЯких
беспорЯдков; вечные наемники, потерЯвшие всЯкую свЯзь с  жизнью  и  просто
пугающиесЯ мысли о  возвращении  в  мирную  обстановку;  последний,  самый
твердый шлак войны - вот что представлЯла собой эта армиЯ. ‚ этой массе  -
два-три идеалиста и кучка любопытных мальчуганов, жаждущих приключений.  €
все  это  -  загнанное,  обозленное,  отчаЯвшеесЯ  и   все   вокруг   себЯ
подозревающее. „а, а потом еще...
   ‘ минуту он молчит, уставЯсь куда-то в пространство. џ украдкой  смотрю
на него. Ќервное, издерганное лицо, под  глазами  залегли  глубокие  тени.
ђахе делает над собой усилие и продолжает:
   - ‚ конце концов, почему бы мне не сказать тебе,  ќрнст?..  Ќе  сказать
того, о чем Я немало думал и передумывал? Ћднажды нам пришлось  выступить.
‹озунг был: поход  против  коммунистов.  €  вот,  когда  Я  увидел  убитых
рабочих, большинство из которых не успело еще снЯть свои старые солдатские
куртки и сапоги, когда Я увидел наших прежних фронтовых товарищей, во  мне
что-то надломилось. Ќа фронте  Я  однажды  уничтожил  с  аэроплана  добрую
половину роты англичан, и мне это ничего не стоило, -  на  войне,  как  на
войне. Ќо эти убитые наши товарищи, здесь - в  ѓермании,  павшие  от  пуль
своих же прежних товарищей, - это конец, ќрнст!
   џ вспоминаю о ‚айле и •ееле и молча киваю в ответ.
   Ќад нами запел зЯблик. ‘олнце садитсЯ, сгущаЯ золото своих лучей.  ђахе
покусывает сигарету:
   - „а, а  потом  еще:  у  нас  вдруг  исчезло  двое  солдат.  Ћни  Якобы
собирались разгласить местонахождение одного из складов оружиЯ. €  вот  их
же товарищи, не расследовав дела, убили их ночью, в лесу, прикладами.  ќто
называлось: "тайное судилище".  Ћдин  из  убитых  был  у  менЯ  на  фронте
унтер-офицером. „уша парень! Џосле этой истории Я все послал  к  черту.  -
ђахе смотрит на менЯ. - ‚от что осталось от прежнего, ќрнст... Ђ  тогда  -
тогда, вспомни, как мы шли воевать, вспомни, что это был за порыв, что  за
бурЯ! - Ћн бросает сигарету на землю. - —ерт возьми, куда все девалось?
   Ќемного погодЯ он тихо прибавлЯет:
   - •отелось бы мне знать, ќрнст, как могло все это так выродитьсЯ?
   Њы встаем и идем по платановой аллее к выходу. ‘олнце играет в листве и
зайчиками  пробегает  по  нашим  лицам.  Њне  вдруг  кажетсЯ  все   чем-то
нереальным: и наш разговор с ѓеоргом,  и  мЯгкий  теплый  воздух  позднего
лета, и дрозды, и холодное дыхание воспоминаний.
   - —то ж ты теперь делаешь, ѓеорг? - спрашиваю Я.
   ѓеорг тросточкой сбивает на ходу шерстистые головки репейника.
   - ‡наешь, ќрнст, Я ко всему  присматривалсЯ,  -  к  разным  профессиЯм,
идеалам, политике, и Я убедилсЯ, что не гожусь длЯ этого базара. —то можно
там найти? ‚сюду спекулЯциЯ, взаимное недоверие,  полнейшее  равнодушие  и
безграничный эгоизм...
   ЊенЯ немного утомила  ходьба,  и  там,  наверху,  на  Љлостерберге,  мы
садимсЯ на скамейку.
   Џоблескивают зеленые городские башни, над крышами стоит  легкий  туман,
из труб поднимаетсЯ дым и, серебрЯсь,  уходит  в  небо.  ѓеорг  показывает
вниз:
   - ’очно пауки, сидЯт они там в своих конторах, магазинах, кабинетах,  и
каждый только и ждет минуты, когда можно будет высосать  кровь  соседа.  €
что  только  не  тЯготеет  над  всеми:  семьЯ,  всЯкого  рода  общества  и
объединениЯ,  весь  аппарат  власти,  законы,  государство!  Џаутина   над
паутиной, сеть над  сетью!  Љонечно,  это  тоже  можно  назвать  жизнью  и
гордитьсЯ тем, что проползал сорок лет под всей этой благодатью. Ќо  фронт
научил менЯ, что времЯ не мерило длЯ жизни. —его же ради буду Я сорок  лет
медленно спускатьсЯ со ступеньки на ступеньку? ѓодами ставил  Я  на  карту
все - жизнь свою целиком. ’ак не могу  же  Я  теперь  играть  на  гроши  в
ожидании мелких удач.
   - ’ы, ѓеорг, последний год провел уже не в окопах, - говорю Я, - а  длЯ
летчиков, несомненно, война была не тем, что длЯ нас. ЊесЯцами  не  видели
мы врага, мы были пушечным  мЯсом,  и  только.  „лЯ  нас  не  существовало
ставок; существовало одно - ожидание; мы могли лишь ждать,  пока  пулЯ  не
найдет нас.
   - џ не о войне говорю, ќрнст, Я говорю о нашей молодости  и  о  чувстве
товарищества...
   - „а, ничего этого больше нет, - говорю Я.
   - Њы жили раньше словно в  оранжерее,  -  задумчиво  говорит  ѓеорг.  -
’еперь мы старики. Ќо хорошо, когда во всем Ясность. џ ни о чем не  жалею.
џ только подвожу итог. ‚се  пути  мне  заказаны.  ЋстаетсЯ  только  жалкое
прозЯбание. Ђ Я прозЯбать не хочу. џ не хочу никаких оков.
   - Ђх, ѓеорг, - восклицаю Я, - то, что ты говоришь, - это - конец! Ќо  и
длЯ  нас,  в  чем-то,  где-то,  существует  начало!  ‘егоднЯ  Я  это  Ясно
почувствовал. ‹юдвиг знал, где его искать, но он был очень болен...
   ѓеорг обнимает менЯ за плечи:
   - „а, да, ќрнст, постарайсЯ быть полезным...
   џ придвигаюсь к нему:
   - ‚ твоих устах это звучит безобразно, елейно, ѓеорг. џ не  сомневаюсь,
что есть среда, где чувство товарищества живо, но мы просто не знаем о ней
пока.
   Њне очень хотелось бы рассказать ѓеоргу о том, что Я только что пережил
на лугу. Ќо Я не в силах выразить это словами.
   Њы молча сидим друг подле друга.
   - —то  ж  ты  теперь  собираешьсЯ  делать,  ѓеорг?  -  помолчав,  снова
спрашиваю Я.
   Ћн задумчиво улыбаетсЯ:
   - џ, ќрнст? џ ведь только по недоразумению не убит... ќто  делает  менЯ
немножко смешным.
   џ отталкиваю его руку и испуганно смотрю на  него.  Ќо  он  успокаивает
менЯ:
   - Џрежде всего Я хочу немного поездить.
   ѓеорг поигрывает тростью и долго смотрит вдаль:
   - ’ы помнишь, что сказал как-то ѓизекке? ’ам, в больнице? …му  хотелось
побывать во ”лери... ЋпЯть во ”лери,  понимаешь?  …му  казалось,  что  это
излечит его...
   џ киваю.
   - Ћн все еще в больнице. Љарл недавно был у него...
   ЏоднЯлсЯ легкий ветер. Њы глЯдим на город и на  длинные  рЯды  тополей,
под которыми мы когда-то строили палатки и играли в индейцев. ѓеорг всегда
был предводителем, и Я любил  его,  как  могут  любить  только  мальчишки,
ничего не ведающие о любви.
   ‚зглЯды наши встречаютсЯ.
   - Ѓрат мой "‘ломаннаЯ рука", - улыбаЯсь, тихо говорит он.
   - "Џобедитель", - отвечаю Я так же тихо.


        2

   —ем ближе день, на который назначено слушание дела, тем чаще Я думаю об
Ђльберте. € как-то раз Я вдруг Ясно увидел перед собой глинобитную  стену,
бойницу, винтовку с оптическим прицелом  и  прильнувшее  к  ней  холодное,
настороженное лицо - лицо Ѓруно Њюкенхаупта, лучшего  снайпера  батальона,
никогда не дававшего промаха.
   џ вскакиваю, - Я должен  знать,  что  с  ним,  как  он  вышел  из  этой
переделки.
   ‚ысокий дом со множеством квартир. ‹естница  истекает  влагой.  ‘егоднЯ
суббота, и повсюду ведра, щетки и женщины с подоткнутыми юбками.
   ђезкий звонок, слишком  пронзительный  длЯ  этой  двери.  Ћткрывают  не
сразу. ‘прашиваю Ѓруно. †енщина просит войти. Њюкенхаупт сидит на полу без
пиджака и играет со своей дочкой, девочкой  лет  пЯти  с  большим  голубым
бантом в светло-русых волосах. Ќа  ковре  речка  из  серебрЯной  бумаги  и
бумажные кораблики. ‚  некоторые  наложена  вата  -  это  пароходы:  важно
восседают  в  них  маленькие  целлулоидные   куколки.   Ѓруно   благодушно
покуривает небольшую  фарфоровую  трубку,  на  которой  изображен  солдат,
стрелЯющий с колена; рисунок обведен  двустишием:  "Ќавостри  глаз,  набей
руку и отдай отечеству свою науку!"
   - ќрнст! Љакими судьбами? - восклицает  Ѓруно  и,  дав  девочке  легкий
шлепок, поднимаетсЯ с ковра, предоставлЯЯ ей играть самой. Њы  проходим  в
гостиную. „иван и кресла  обиты  красным  плюшем,  на  спинках  -  вЯзаные
салфеточки, а пол так натерт,  что  Я  даже  поскользнулсЯ.  ‚се  сверкает
чистотой, все стоит на своих местах; на комоде -  бесчисленное  количество
ракушек, статуэток, фотографий, а между ними, в самом центре,  на  красном
бархате под стеклом - орден Ѓруно.
   Њы вспоминаем прежние времена.
   - Ђ у тебЯ сохранилсЯ твой список попаданий?
   - € ты еще спрашиваешь! - чуть не обижаетсЯ  Ѓруно.  -  „а  он  у  менЯ
хранитсЯ в самом почетном месте.
   Њюкенхаупт достает из комода тетрадку и  с  наслаждением  перелистывает
ее:
   - ‹ето длЯ менЯ было, конечно, самым благоприЯтным  сезоном  -  темнеет
поздно. ‚от, глЯди-ка сюда. €юнь. 18-го - четыре попаданиЯ в голову; 19-го
- три; 20-го - одно; 21-го  -  два;  22-го  -  одно;  23-го  -  ни  одного
противника не оказалось. ЏочуЯли кое-что, собаки, и  стали  осторожны.  Ќо
зато вот здесь, поглЯди: 26-го (в этот  день  у  противника  пришла  новаЯ
смена,  котораЯ  еще  не  подозревала  о  существовании  Ѓруно)  -  девЯть
попаданий в голову! Ђ! —то скажешь? - Ћн смотрит на менЯ сиЯющими глазами.
- ‚ каких-нибудь два часа! Џросто смешно было смотреть; они выскакивали из
окопов как козлы - по  самую  грудь;  не  знаю,  отчего  это  происходило;
вероЯтно, потому, что Я бил по ним снизу и попадал в подбородок. Ђ  теперь
глЯди сюда: 29 июнЯ, 22 часа 2 минуты - попадание в  голову.  џ  не  шучу,
ќрнст; ты видишь, у менЯ были свидетели. ‚от тебе, здесь так  и  значитсЯ:
"Џодтверждаю. ‚ице-фельдфебель лие"; 10 часов вечера - почти  в  темноте.
‡дорово, а? ќх, брат, вот времечко было!
   - „ействительно здорово, - говорю Я. - Ќо  скажи,  Ѓруно,  теперь  тебе
никогда не бывает жаль этих малых?
   - —то? - растерЯнно спрашивает Ѓруно.
   џ повторЯю свой вопрос.
   - ’огда  мы  кипели  в  этом  котле,  Ѓруно.  Ќу,  а  сейчас  ведь  все
по-другому.
   Ѓруно отодвигает свой стул:
   - “ж не стал ли ты большевиком? „а ведь это был наш долг, мы  выполнЯли
приказ! ‚от тоже придумал...
   Ћбиженно заворачивает он свою драгоценную тетрадку в папиросную  бумагу
и прЯчет ее в Ящик комода.
   џ успокаиваю его хорошей сигарой. Ћн затЯгиваетсЯ в знак  примирениЯ  и
рассказывает о своем клубе  стрелков,  члены  которого  собираютсЯ  каждую
субботу.
   - Ќедавно мы устроили бал. ‚ысокий класс, скажу Я тебе! Ђ  в  ближайшем
будущем у нас кегельный конкурс. ‡аходи непременно, ќрнст.  Џиво  в  нашем
ресторане замечательное, Я редко пивал  что-либо  подобное.  €  кружка  на
десЯть пфеннигов дешевле, чем всюду. ќто  кое-что  значит,  если  посидеть
вечерок, правда? Ђ как там уютно! € вместе с тем  шикарно!  ‚от,  -  Ѓруно
показывает позолоченную цепочку, - провозглашен  королем  стрелков!  Ѓруно
Џервый! Љаково?
   ‚ходит  его  дочурка.  “  нее  сломалсЯ  пароходик.   Ѓруно   тщательно
исправлЯет его и гладит девочку по головке. ѓолубой бант шуршит у него под
рукой.
   ‡атем Ѓруно подводит менЯ к буфету,  который,  как  и  комод,  уставлен
бесконечным количеством всЯких вещичек. ќто все он  выиграл  на  Ярмарках,
стрелЯЯ в тире. ’ри выстрела  стоЯт  несколько  пфеннигов,  а  кто  собьет
известное число колец, имеет право на выигрыш. –елыми днЯми  Ѓруно  нельзЯ
было оторвать от этих тиров. Ћн настрелЯл  себе  кучу  плюшевых  медвежат,
хрустальных вазочек, бокалов, пивных кружек, кофейников, пепельниц и  даже
два соломенных кресла.
   - ‚ конце концов, менЯ уж ни к одному тиру не хотели подпускать.  -  Ћн
самодовольно хохочет. - ‚сЯ эта банда боЯлась, что Я ее разорю.  „а,  дело
мастера боитсЯ!
   џ бреду по темной улице. €з подъездов струитсЯ свет, и  бежит  вода,  -
моют лестницы. Џроводив менЯ,  Ѓруно,  наверное,  опЯть  играет  со  своей
дочкой. Џотом жена позовет их  ужинать.  Џотом  он  пойдет  пить  пиво.  ‚
воскресенье совершит семейную прогулку. Ћн  добропорЯдочный  муж,  хороший
отец, уважаемый бюргер. Ќичего не возразишь...
   Ђ Ђльберт? Ђ мы все?..


   “же за час до начала судебного разбирательства мы  собрались  в  здании
суда. Ќаконец вызывают  свидетелей.  ‘  бьющимсЯ  сердцем  входим  в  зал.
Ђльберт, бледный, сидит на  скамье  подсудимых,  прислонЯсь  к  спинке,  и
смотрит в пространство.  ѓлазами  хотели  бы  мы  сказать  ему:  "ЊужайсЯ,
Ђльберт, мы не бросим тебЯ на произвол судьбы!" Ќо Ђльберт даже не смотрит
в нашу сторону.
   ‡ачитывают наши имена. ‡атем нам предлагают покинуть  зал.  ‚ыходЯ,  мы
замечаем  в  первых  рЯдах  скамей,  отведенных  длЯ  публики,  ’ьЯдена  и
‚алентина. Ћни подмигивают нам.
   Џоодиночке впускают свидетелей.  ‚илли  задерживаетсЯ  особенно  долго.
‡атем очередь доходит до  менЯ.  Ѓыстрый  взглЯд  на  ‚алентина:  он  едва
заметно покачивает головой. Ђльберт, значит, все еще  отказываетсЯ  давать
показаниЯ. ’ак Я и думал. Ћн сидит с отсутствующим видом. ђЯдом  защитник.
‚илли красен как кумач. Ѓдительно,  точно  гончаЯ,  следит  он  за  каждым
движением прокурора. Њежду ними, очевидно, уже произошла стычка.
   ЊенЯ  приводЯт  к  присЯге.  ‡атем  председатель  начинает  допрос.  Ћн
спрашивает, не говорил ли нам Ђльберт раньше, что он не  прочь  всадить  в
Ѓартшера  пулю?  џ  отвечаю:  нет.  Џредседатель  заЯвлЯет,   что   многим
свидетелЯм бросились в глаза удивительное спокойствие  и  рассудительность
Ђльберта.
   - Ћн всегда такой, - говорю Я.
   - ђассудительный? - отрывисто вставлЯет прокурор.
   - ‘покойный, - отвечаю Я.
   Џредседатель наклонЯетсЯ вперед:
   - „аже при подобных обстоЯтельствах?
   - Љонечно, - говорю Я. - Ћн и не  при  таких  обстоЯтельствах  сохранЯл
спокойствие.
   - Џри каких же именно? - спрашивает прокурор, быстро поднимаЯ палец.
   - Џод ураганным огнем.
   Џалец прЯчетсЯ. ‚илли удовлетворенно хмыкает. Џрокурор бросает на  него
свирепый взглЯд.
   - Ћн, стало быть, был спокоен? - переспрашивает председатель.
   - ’ак же спокоен, как сейчас, - со злостью говорю  Я.  -  ђазве  вы  не
видите, что при всем его внешнем спокойствии в нем  все  кипит  и  бурлит.
‚едь он был солдатом! Ћн научилсЯ в критические моменты не метатьсЯ  и  не
воздевать в отчаЯнии руки к  небу.  Љстати  сказать,  врЯд  ли  они  тогда
уцелели бы у него.
   ‡ащитник что-то записывает. Џредседатель с минуту смотрит на менЯ.
   - Ќо почему надо было так вот сразу и стрелЯть? - спрашивает он.  -  Ќе
вижу ничего страшного в том, что девушка  разок  пошла  в  кафе  с  другим
знакомым.
   - Ђ длЯ него это было страшнее пули в живот, - говорю Я.
   - Џочему?
   - Џотому что у него ничего не было на свете, кроме этой девушки.
   - Ќо ведь у него есть мать, - вмешиваетсЯ прокурор.
   - Ќа матери он женитьсЯ не может, - возражаю Я.
   - Ђ почему непременно женитьсЯ? - говорит  председатель.  -  ђазве  длЯ
женитьбы он не слишком молод?
   - …го не сочли слишком молодым, когда посылали на фронт, - парирую Я. -
Ђ женитьсЯ он хотел потому, что после войны он не мог найти  себЯ,  потому
что он боЯлсЯ самого себЯ  и  своих  воспоминаний,  потому  что  он  искал
какой-нибудь опоры. ќтой опорой и была длЯ него девушка.
   Џредседатель обращаетсЯ к Ђльберту:
   - Џодсудимый, не желаете ли вы наконец высказатьсЯ? ‚ерно  ли  то,  что
говорит свидетель?
   Ђльберт колеблетсЯ. ‚илли и Я пожираем его глазами.
   - „а, - нехотЯ говорит он.
   - Ќе скажете ли вы нам также, зачем вы носили при себе револьвер?
   Ђльберт молчит.
   - ђевольвер всегда при нем, - говорю Я.
   - ‚сегда? - переспрашивает председатель.
   - Ќу да, - говорю Я, - так же как носовой платок и часы.
   Џредседатель смотрит на менЯ с удивлением:
   - ђевольвер и носовой платок как будто не одно и то же?
   - ‚ерно, - говорю Я. - Ѓез  носового  платка  он  легко  мог  обойтись.
Љстати, платка часто у него и вовсе не было.
   - Ђ револьвер...
   - ‘пас ему разок-другой жизнь, - перебиваю Я. - ‚от уже три  года,  как
он с ним не расстаетсЯ. ќто уже фронтоваЯ привычка.
   - Ќо теперь-то револьвер ему не нужен. ‚едь сейчас-то мир.
   џ пожимаю плечами:
   - „о нашего сознаниЯ это как-то еще не дошло.
   Џредседатель опЯть обращаетсЯ к Ђльберту:
   - Џодсудимый, не желаете ли вы наконец облегчить свою  совесть?  ‚ы  не
раскаиваетесь в своем поступке?
   - Ќет, - глухо отвечает Ђльберт.
   Ќаступает тишина. ЏрисЯжные  настораживаютсЯ.  Џрокурор  всем  корпусом
подаетсЯ вперед. “ ‚илли такой вид, точно он сейчас броситсЯ на  Ђльберта.
џ тоже с отчаЯнием смотрю на него.
   - Ќо ведь вы  убили  человека!  -  отчеканиваЯ  каждое  слово,  говорит
председатель.
   - џ убивал немало людей, - равнодушно говорит Ђльберт.
   Џрокурор вскакивает. ЏрисЯжный, сид