 стоит   двухэтажное   здание
учительской  семинарии.  Ќаискосок  -  гимназиЯ.  „альше  -  река  и  вал,
обсаженный липами. „о того, как мы стали солдатами, зданиЯ эти заключали в
себе весь наш мир. €х сменили окопы. ’еперь мы снова здесь. Ќо прежний мир
стал нам чужим. Ћкопы оказались сильнее.
   Ќе доходЯ до гимназии, мы встречаем ѓеорга ђахе, товарища наших детских
игр. Ћн был лейтенантом и ротным командиром, имел полную возможность сдать
выпускной экзамен, но во времЯ отпуска пил и бездельничал, не помышлЯЯ  об
аттестате зрелости. Џоэтому ему снова  приходитсЯ  поступать  в  последний
класс, в котором он уже просидел два года.
   - Ќу, ѓеорг? - спрашиваю Я. - Љак твои успехи? ’ы, говорЯт,  на  фронте
стал первоклассным латинистом?
   „олговЯзый как цаплЯ, он большими шагами проходит во двор  гимназии  и,
смеЯсь, кричит мне вдогонку:
   - ‘мотри, как бы тебе не подцепить двойку по поведению!
   Џоследние  полгода  он  служил  летчиком.  Ћн  сбил  четыре  английских
самолета, но Я сомневаюсь, сумеет ли он еще доказать Џифагорову теорему.
   ЏриближаемсЯ к семинарии. Ќавстречу - сплошь военные шинели.  ‚сплывают
лица, почти забытые, имена, годами не слышанные. Џодходит,  ковылЯЯ,  ѓанс
‚альдорф, которого мы в  ноЯбре  семнадцатого  года  вытащили  из  огнЯ  с
размозженным коленом. …му отнЯли ногу до бедра, он носит тЯжелый протез на
шарнирах и при ходьбе отчаЯнно стучит. ‚от и  Љурт  ‹айпольд.  ‘меЯсь,  он
представлЯетсЯ:
   - ѓец фон Ѓерлихинген с железной рукой.
   Ќа месте правой руки у него протез.
   €з ворот выходит молодой человек и не говорит, а клохчет:
   - ЊенЯ-то вы, верно, не узнаете, а?
   џ всматриваюсь в лицо, или, вернее, в то, что осталось  от  лица.  ‹об,
вплоть до левого  глаза,  пересекает  широкий  красный  шрам.  Ќад  глазом
наросло дикое мЯсо так, что глаз ушел вглубь и его чуть видно. Ќо  он  еще
смотрит. Џравый глаз неподвижный - стеклЯнный. Ќоса  нет.  Њесто,  где  он
должен быть, покрывает черный лоскут. €з-под лоскута  идет  рубец,  дважды
пересекающий рот. ђубец сроссЯ бугристо и косо, и поэтому речь так неЯсна.
‡убы искусственные - видно пластинку.  ‚  нерешительности  смотрю  на  это
подобие лица. Љлохчущий голос произносит:
   - Џауль ђадемахер.
   ’еперь Я узнаю его. Ќу да, ведь это его серый костюм в полоску!
   - ‡дравствуй, Џауль, как дела?
   - ‘ам видишь, - он пытаетсЯ  растЯнуть  губы  в  улыбку.  -  „ва  удара
заступом. „а и это еще в придачу...
   ђадемахер поднимает руку, на которой не хватает трех  пальцев.  ѓрустно
мигает его единственный глаз. „ругой  неподвижно  и  безучастно  устремлен
вперед.
   - ‡нать хотЯ бы, что Я смогу еще быть учителем. “ж очень плохо у менЯ с
речью. ’ы, например, понимаешь менЯ?
   - Ћтлично, - отвечаю Я. - „а  со  временем  все  образуетсЯ.  ЌавернЯка
можно будет еще раз оперировать.
   Ћн пожимает плечами и молчит. ‚идно, у него мало надежды. …сли бы можно
было оперировать еще раз, врачи наверное уже сделали бы это.
   Љ нам устремлЯетсЯ ‚илли,  начиненный  последними  новостЯми.  Ѓоркман,
оказываетсЯ, все-таки умер  от  своей  раны  в  легком.  ђана  осложнилась
скоротечной чахоткой. •енце, узнав, что повреждение спинного мозга  навеки
прикует его к креслу, застрелилсЯ. •енце легко понЯть: он был нашим лучшим
футболистом. Њайер убит в сентЯбре.  ‹ихтенфельд  -  в  июне.  ‹ихтенфельд
пробыл на фронте только два днЯ.
   ‚друг мы в изумлении останавливаемсЯ. Џеред  нами  вырастает  маленькаЯ
невзрачнаЯ фигурка.
   - ‚естерхольт? Ќеужели ты? - с изумлением спрашивает ‚илли.
   - џ самый, мухомор ты этакий!
   ‚илли поражен:
   - Ђ Я думал, ты убит...
   - Џока еще жив, - добродушно парирует ‚естерхольт.
   - Ќо ведь Я же сам читал объЯвление в газете!
   - Ћшибочные сведениЯ, только и всего, - ухмылЯетсЯ человечек.
   - Ќичему нельзЯ верить, - покачиваЯ  головой,  говорЯт  ‚илли.  -  џ-то
думал, тебЯ давно черви слопали.
   - Ћни с тебЯ начнут, ‚илли, - самодовольно бросает  ‚естерхольт.  -  ’ы
раньше там будешь. ђыжие долго не живут.


   Њы входим в ворота. „вор, на котором мы, бывало, в десЯть утра ели наши
бутерброды, классные комнаты с досками и партами, - все  это  точно  такое
же, как и прежде, но длЯ нас словно из какого-то другого мира.  Њы  узнаем
лишь запах этих полутемных помещений: такой же, как в казарме, только чуть
слабее.
   ‘отнЯми труб поблескивает в актовом  зале  громада  органа.  ‘права  от
органа разместилась группа учителей. Ќа  директорской  кафедре  стоЯт  два
комнатных цветка с листьЯми, точно из кожи, а впереди ее украшает лавровый
венок  с  лентами.  Ќа  директоре  сюртук.  €так,  значит,  предполагаетсЯ
торжественнаЯ встреча.
   Њы сбились в кучку. Ќикому неохота  очутитьсЯ  в  первом  рЯду.  ’олько
‚илли непринужденно выходит вперед. …го  рыжаЯ  голова  в  полумраке  зала
точно красный фонарь ночного кабака.
   џ оглЯдываю группу учителей. Љогда-то они значили длЯ нас  больше,  чем
другие люди; не только потому, что были нашими  начальниками,  нет,  мы  в
глубине души все-таки верили им, хотЯ и подшучивали над  ними.  ’еперь  же
это лишь горсточка пожилых людей, на которых мы смотрим со снисходительным
презрением.
   ‚от они стоЯт и снова собираютсЯ нас поучать. Ќа лицах их так  прЯмо  и
написано, что они готовы принести нам в жертву частицу своей важности.  Ќо
чему же они могут научить нас? Њы теперь знаем жизнь лучше,  чем  они,  мы
приобрели иные знаниЯ - жестокие, кровавые, страшные и неумолимые.  ’еперь
мы их могли бы кой-чему поучить, но кому это нужно!
   ЋбрушьсЯ, например, сейчас на этот зал штурмоваЯ  атака,  они  бы,  как
кролики, зашнырЯли из стороны в сторону, растерЯнно и беспомощно;  из  нас
же никто не потерЯл бы присутствиЯ духа. ‘покойно и решительно  мы  начали
бы с наиболее целесообразного:  затерли  бы  их,  чтобы  не  путались  под
ногами, а сами приступили бы к обороне.


   „иректор откашливаетсЯ и начинает  речь.  ‘лова  вылетают  из  его  уст
округлые, гладкие, - он великолепный оратор, этого у него  нельзЯ  отнЯть.
Ћн говорит о героических битвах наших войск, о борьбе, о победах и отваге.
Ћднако, несмотрЯ на высокопарные фразы (а может, благодарЯ им), Я чувствую
словно  укол  шипа.  ’ак  гладко  и  округло  все  это   не   происходило.
ЏереглЯдываюсь   с   ‹юдвигом,   Ђльбертом,   ‚альдорфом,   ‚естерхольтом,
ђайнерсманом; всем эта речь не по нутру.
   ‚дохновлЯЯсь все больше и больше, директор  входит  в  раж.  Ћн  славит
героизм не только на поле брани, но и героизм незаметный - в тылу.
   - € мы здесь, на родине, мы тоже исполнЯли свой долг, мы урезывали себЯ
во всем, мы голодали ради наших солдат, жили в страхе за них,  дрожали  за
них. ’ЯжкаЯ это  была  жизнь,  и  нередко  нам  приходилось,  быть  может,
труднее, чем нашим храбрым воинам на поле брани.
   - ‚от так так! - вырываетсЯ у ‚естерхольта.
   ЏоднимаетсЯ ропот. €скоса поглЯдев на нас, старик продолжает:
   - Њы, разумеетсЯ, не станем  сравнивать  наших  заслуг.  ‚ы  бесстрашно
смотрели  в  лицо  смерти  и  исполнили  свой  великий  долг,  если   даже
окончательнаЯ победа и не суждена  была  нашему  оружию.  ’ак  давайте  же
теперь  еще  сильнее  сплотимсЯ  в  горЯчей  любви  к  нашему   отечеству,
прошедшему сквозь тЯжкие испытаниЯ, давайте, наперекор  всем  и  всЯческим
враждебным силам, трудитьсЯ над восстановлением разрушенного, трудитьсЯ по
завету нашего великого учителЯ ѓете, который из  глубины  столетий  громко
взываем к нашим смЯтенным временам: "‘тихиЯм всем наперекор должны себЯ мы
сохранить".
   - —то вам вполне и удалось... - бурчит ‚естерхольт.
   ѓолос старика на полтона снижаетсЯ. ’еперь он подернут флером и  умащен
елеем.  ‚  темной  кучке   учителей   движение.   Ќа   лицах   -   суроваЯ
сосредоточенность.
   - Ћсобо же почтим  памЯть  сынов  нашего  учебного  заведениЯ,  отважно
поспешивших на защиту родины и  не  вернувшихсЯ  с  полЯ  чести.  „вадцати
одного юноши нет среди нас, двадцать один боец  погиб  смертью  славных  в
бою, двадцать один герой покоитсЯ во вражеской земле, отдыхаЯ  от  грохота
сражений, и спит непробудным сном под зеленой травкой...
   ђаздаетсЯ  короткий  рыкающий  смех.  „иректор,  неприЯтно  пораженный,
замолкает. ‘меетсЯ ‚илли, который стоит  грузной  массой,  точно  платЯной
шкаф. ‚илли красен, как индюк, - так он рассвирепел.
   - ‡еленаЯ травка, зеленаЯ  травка...  -  заикаетсЯ  он.  -  Ќепробудным
сном... ЏокоЯтсЯ... ‚ навозных Ямах, в воронках  лежат  они,  изрешеченные
пулЯми,  искромсанные  снарЯдами,  затЯнутые  болотом...  ‡еленаЯ  травка!
‘ейчас как будто у нас не урок пениЯ...
   Ћн размахивает руками, точно ветрЯнаЯ мельница в бурю:
   - ѓеройскаЯ смерть! €нтересно знать,  как  вы  себе  ее  представлЯете!
•отите знать, как умирал маленький •ойер? Ћн целый день висел  на  колючей
проволоке и кричал, и кишки вываливались у него из живота,  как  макароны.
Џотом осколком снарЯда ему оторвало пальцы, а еще  через  два  часа  кусок
ноги, а он все еще жил и пыталсЯ уцелевшей рукой всунуть кишки  внутрь,  и
лишь вечером он был готов. Ќочью, когда мы смогли  наконец  подобратьсЯ  к
нему, он был  уже  продырЯвлен,  как  кухоннаЯ  терка.  ђасскажите-ка  его
матери, как он умирал, если у вас хватит мужества!
   „иректор бледнеет.  Ћн  не  знает,  как  ему  быть:  стоЯть  на  страже
дисциплины или воздействовать на нас мЯгкостью. Ќо он не успевает прийти к
какому-либо решению.
   - ѓосподин директор, - говорит Ђльберт ’роске, - мы Явились сюда не длЯ
того, чтобы услышать, что мы сделали свое дело хорошо, хотЯ, к  сожалению,
и не сумели победить. Ќам на это начхать!
   „иректор вздрагивает, с ним вздрагивает  всЯ  коллегиЯ  педагогов,  зал
шатаетсЯ, орган дрожит.
   - џ вынужден просить... хотЯ бы в смысле выбора выражений... - пытаетсЯ
протестовать директор.
   - Ќачхать, начхать и еще раз начхать, -  упорно  повторЯет  Ђльберт.  -
Џоймите же, годами только это слово и было у нас на Языке. Љогда на фронте
нам приходилось так мерзко, что  мы  забывали  всю  ту  чушь,  которой  вы
набивали нам головы, мы стискивали зубы, говорили "начхать", и  все  снова
шло своим чередом. Ђ  вы  будто  с  неба  свалились!  Ѓудто  ни  малейшего
представлениЯ не имеете о том, что произошло!  ‘юда  пришли  не  послушные
питомцы, не пай-мальчики, сюда пришли солдаты!
   - Ќо,  господа,  -  чуть  не  с  мольбой  восклицает  директор,  -  это
недоразумение, досаднейшее недоразумение...
   …му не дают договорить. …го перебивает ѓельмут  ђайнерсман;  в  бою  на
€зере он вынес из тЯжелейшего ураганного огнЯ  своего  раненого  брата,  и
пока дотащил его до перевЯзочного пункта, тот умер.
   - Ћни умерли, - дико кричит он, - они умерли  не  длЯ  того,  чтобы  вы
произносили поминальные речи! “мерли наши  товарищи,  и  все  тут!  Њы  не
желаем, чтобы на этот счет трепали Языками!
   ‚ зале шум и замешательство. „иректор в ужасе и  полной  растерЯнности.
“чителЯ походЯт на кучку вспугнутых кур.  ’олько  двое  из  них  сохранЯют
спокойствие. Ћни были на фронте.
   Ђ мы чувствуем, как то темное, что до этой минуты камнем лежало на  нас
и не выпускало из своих тисков, постепенно переходит в  озлобление.  Љогда
мы пришли сюда, нами еще владел гипноз, и вот  наконец  мы  полной  грудью
вздохнули, мы возвращаемсЯ к жизни. ‘мутно ощущаем мы, как что-то  теплое,
скользкое хочет обвить нас, опутать наши движениЯ,  приклеить  к  чему-то.
ќто не только директор и не только школа, - и  то  и  другое  лишь  звеньЯ
одной и той же цепи, - это весь здешний нечистоплотный, вЯзкий мир громких
слов и прогнивших понЯтий, в которые  мы  верили,  когда  шли  воевать.  Ђ
теперь  мы  чувствуем  всю  фальшь,  всю  половинчатость,   все   спесивое
ничтожество и беспомощное самодовольство этого  мира,  чувствуем  с  такой
силой, что гнев наш переходит в презрение.
   „иректор, видно, решил все-таки  попытатьсЯ  утихомирить  нас.  Ќо  нас
слишком много, и ‚илли слишком уж оглушительно орет перед его носом. „а  и
кто знает, чего можно ожидать  от  этих  дикарей,  -  того  и  глЯди,  они
повытащат из карманов гранаты. ‘тарик машет руками, как архангел крыльЯми.
Ќо никто не обращает на него вниманиЯ.
   ‚друг шум как-то сразу спадает. ‹юдвиг Ѓрайер выходит вперед. Ќаступает
тишина.
   - ѓосподин директор, - начинает своим обычным Ясным голосом  ‹юдвиг,  -
вы  видели  войну  другую:  с  развевающимисЯ  знаменами,  энтузиазмом   и
оркестрами. Ќо вы видели ее не дальше вокзала, с которого мы отъезжали. Њы
вовсе не хотим вас порицать за это. € мы раньше думали так же, как вы.  Ќо
мы узнали обратную сторону медали. Џеред  ней  пафос  четырнадцатого  года
рассыпалсЯ в прах. € все же мы продержались, потому что нас  спаЯло  нечто
более глубокое, что родилось там, на фронте: ответственность, о которой вы
ничего не знаете и длЯ которой не нужно слов.
   ‘ минуту ‹юдвиг неподвижно смотрит в одну точку. Џотом  проводит  рукой
по лбу и продолжает:
   - Њы не требуем вас к  ответу;  это  было  бы  нелепо,  никто  ведь  не
предвидел того, что происходило на самом деле. Ќо мы требуем, чтобы вы  не
предписывали нам, как думать об этих вещах. Њы уходили воевать  со  словом
"отечество" на устах и вернулись,  затаив  в  сердце  то,  что  мы  теперь
понимаем под словом "отечество". Џоэтому мы просим  вас  молчать.  Ѓросьте
ваши громкие фразы. Ћни длЯ нас больше не годЯтсЯ. Ќе годЯтсЯ  они  и  длЯ
наших павших товарищей. Њы видели, как они умирали. ‚оспоминание  об  этом
так свежо, что нам невыносимо  слушать,  когда  о  них  говорЯт  так,  как
делаете вы. Ћни умерли за нечто большее, чем за подобные речи.
   ‚ зале - глубокаЯ тишина. „иректор судорожно сжимает руки.
   - Ќо послушайте, Ѓрайер, - тихо говорит он, - да ведь Я...  „а  ведь  Я
совсем не то имел в виду...
   ‹юдвиг молчит.
   Џодождав, директор продолжает:
   - ’ак скажите же сами, чего вы хотите.
   Њы смотрам друг на друга. —его мы хотим? …сли бы это можно было сказать
в двух словах! ‘ильные, но  неЯсные  чувства  клокочут  в  нас...  Ќо  как
передать их словами?
   ќти слова еще не родились в нас. Ћни, может быть, придут потом.


   ‡ал молчит. Ќо вот вперед протискиваетсЯ ‚естерхольт и вырастает  перед
директором.
   - „авайте говорить о деле, - предлагает он, - это теперь длЯ нас  самое
важное. €нтересно знать, как вы себе представлЯете нашу дальнейшую судьбу?
Ќас здесь семьдесЯт человек  солдат,  которые  вынуждены  снова  сесть  на
школьную скамью. Ќаперед заЯвлЯю вам: мы почти все ваши науки  перезабыли,
а надолго здесь засиживатьсЯ у нас нет ни малейшей охоты.
   „иректор несколько успокаиваетсЯ. Ћн говорит, что пока на этот счет нет
никаких  указаний  свыше.  Џоэтому,  пожалуй,  каждому  придетсЯ  временно
вернутьсЯ в тот класс, который он покинул, уходЯ на фронт.  Џозднее  будет
видно, что удастсЯ в этом направлении предпринЯть.
   ѓолоса гудЯт, кое-где раздаетсЯ смех.
   - „а ведь вы сами, конечно, не думаете, - раздраженно говорит ‚илли,  -
что мы сЯдем за парты рЯдом с детьми, которые не были солдатами,  и  будем
умненько поднимать руки, спрашиваЯ у господина учителЯ разрешениЯ ответить
на вопрос. Њы друг с другом не расстанемсЯ.
   ’олько теперь мы видим по-настоЯщему, как все это  смешно.  ѓодами  нас
заставлЯли стрелЯть, колоть  и  убивать,  а  тут  вдруг  возникает  важный
вопрос: из какого класса мы пошли на войну - из шестого или седьмого. Ћдни
из нас умели решать уравнениЯ с  двумЯ  неизвестными,  другие  -  всего  с
одним. Ђ теперь это должно решить нашу судьбу.
   „иректор  обещает   похлопотать,   чтобы   добитьсЯ   длЯ   фронтовиков
специальных курсов.
   - †дать нам некогда, - коротко объЯвлЯет  Ђльберт  ’роске.  -  Њы  сами
возьмемсЯ за это дело.
   „иректор ни словом не возражает; молча идет он к двери.
   “чителЯ следуют за ним. Њы тоже расходимсЯ.  Ќо  прежде,  чем  покинуть
зал, ‚илли, которому не по нраву,  что  всЯ  эта  историЯ  прошла  слишком
гладко, берет с кафедры оба цветочных горшка и швырЯет их об пол.
   - Ќикогда не мог терпеть этих овощей, - мрачно заЯвлЯет он.
   ‹авровый венок он нахлобучивает ‚естерхольту на голову:
   - Ќа, свари себе суп!


   „ымЯт  сигары  и  трубки.   Њы,   семинаристы,   собрались   вместе   с
гимназистами-фронтовиками на совещание. Ќас свыше ста солдат, восемнадцать
лейтенантов, тридцать фельдфебелей и унтер-офицеров.
   Ђльвин ‚естерхольт принес с собой старый школьный устав  и  читает  его
вслух. —тение подвигаетсЯ медленно: каждый раздел сопровождаетсЯ  хохотом.
Њы никак не можем себе представить, что вот этому мы когда-то подчинЯлись.
   - Љто-кто, Ђльвин, а ты бы лучше вел себЯ потише, - говорит ‚илли. - ’ы
скомпрометировал своего классного наставника больше всех. Џодумать только:
значитсЯ   в   списках    убитых,    удостаиваетсЯ    трогательной    речи
расчувствовавшегосЯ директора, тот чествует его  как  героЯ  и  примерного
ученика, и после этого у Ђльвина еще хватает наглости  вернутьсЯ  целым  и
невредимым! ‘тарик здорово влип с тобой.  …му  придетсЯ  взЯть  назад  все
похвалы, которые он расточал тебе как покойнику.  ‚едь  по  алгебре  и  по
сочинению ты несомненно так же слаб, как и раньше.
   ‚естерхольт невозмутимо продолжает чтение устава:
   - Џараграф восемнадцатый: "‚се воспитанники данного учебного  заведениЯ
обЯзаны зимой с половины седьмого, летом -  с  семи  находитьсЯ  дома.  Ќа
пребывание вне дома (посещение гостей или другие обстоЯтельства) требуетсЯ
предварительное разрешение. Џребывание воспитанников с означенного часа на
дому   проверЯетсЯ   еженедельно   контрольными    посещениЯми    классных
наставников".
   ‹айпольд переворачиваетсЯ со смеху вместе со стулом и грохаетсЯ на пол.
„аже ‹юдвиг изменЯет своей постоЯнной задумчивости и хохочет. Ћб  этом  мы
совершенно забыли. „ействительно: после семи  вечера  мы  не  имели  права
выходить на улицу и педели ходили по домам проверЯть, готовим ли мы уроки.
   - †аль, что Я на фронте об этом не  вспомнил,  -  ухмылЯетсЯ  ‚илли.  -
ђовно в семь Я кончал бы воевать отправлЯлсЯ бы домой зубрить стихи.
   “ ђадемахера в горле клокочет, он всхлипывает и весь дрожит. ‘теклЯнный
глаз выпадает у него из орбиты, черный лоскут на лице вздрагивает.
   - —то с ним? - спрашиваю Я.
   - Ћн смеетсЯ, а ему это очень вредно, даже опасно, - говорит  ‚альдорф,
наклонЯЯсь к ђадемахеру. - Џауль представил  себе,  как  директор  садитсЯ
вечером в аэроплан и через подзорную трубу смотрит, готовим ли мы уроки.


   Њы выбираем советы учащихсЯ. Ќаши педагоги, может быть, еще и  пригодны
на то, чтобы вдолбить нам в головы кое-какие знаниЯ, необходимые длЯ сдачи
экзаменов, но управлЯть собой мы им не позволим. Ћт нас, семинаристов,  мы
выбираем в совет ‹юдвига Ѓрайера, ѓельмута ђайнерсмана и Ђльберта  ’роске;
от гимназистов - ѓеорга ђахе и Љарла Ѓрегера. ‚след за  тем  надо  выбрать
трех  представителей  длЯ  поездки  -  завтра  же  -  в  учебный  округ  и
министерство  образованиЯ.  €х   задача   -   провести   наши   требованиЯ
относительно  срока  обучениЯ  и  экзаменов.  …дут  ‚илли,  ‚естерхольт  и
Ђльберт. ‹юдвиг ехать не может, - он еще не вполне оправилсЯ от болезни.
   ‚сех  троих  мы  снабжаем  воинскими  удостоверениЯми   и   бесплатными
проездными билетами. €х у нас в запасе целые пачки. „остаточно среди нас и
офицеров и солдатских депутатов, чтобы подписать эти бумажки.
   ѓельмут ђайнерсман ставит все на деловую  ногу.  Ћн  уговаривает  ‚илли
повесить в шкаф добытую им в каптерке  новую  куртку  и  надеть  старую  -
заплатанную и продырЯвленную пулЯми. ‚илли поражен:
   - ‡ачем?
   - Ќа канцелЯрских крыс такаЯ штука действует лучше, чем тысЯча доводов,
- объЯснЯет ѓельмут.
   ‚илли недоволен: он очень гордитсЯ своей новой  курткой  и  рассчитывал
щегольнуть ею в столичных кафе.
   - …сли Я в разговоре с чиновником министерства бацну кулаком по  столу,
это подействует не хуже, уверЯю тебЯ, - пытаетсЯ отстоЯть себЯ ‚илли.
   Ќо ѓельмута нелегко переубедить.
   - ЌельзЯ, ‚илли, одним махом крушить все, - говорит он. - Ќам эти  люди
теперь нужны, что поделаешь? …сли ты в заплатанной куртке ударишь  кулаком
по столу, ты добьешьсЯ большего, чем если ты это сделаешь в новой,  таковы
уж эти господа, поверь мне.
   ‚илли подчинЯетсЯ. ѓельмут  поворачиваетсЯ  к  Ђльвину  ‚естерхольту  и
оглЯдывает его. ”игура  Ђльвина  кажетсЯ  ему  недостаточно  внушительной.
Џоэтому он нацеплЯет ему на грудь орден ‹юдвига Ѓрайера.
   - ’ак ты больше подействуешь на тайных советников, - говорит ѓельмут.
   Ђльберт в этом не нуждаетсЯ. “ него на  груди  и  без  того  достаточно
бренчит. ’еперь все трое снарЯжены как следует. ѓельмут  обозревает  плоды
своих стараний.
   - ЃлестЯще! - говорит он. -  Ђ  теперь  -  в  поход!  €  покажите  этим
откормленным свиньЯм, что значит настоЯщий рубака.
   - „а уж положись на нас, - отвечает ‚илли. Ћн  успокоилсЯ  и  чувствует
себЯ в своей тарелке.


   „ымЯт сигары и трубки. †еланиЯ и мысли бурлЯт ключом. Љто знает, во что
все это выльетсЯ. ‘отнЯ молодых солдат, восемнадцать лейтенантов, тридцать
фельдфебелей и унтер-офицеров собрались здесь и  хотЯт  снова  вступить  в
жизнь. Љаждый  из  них  сумеет  с  наименьшими  потерЯми  провести  сквозь
артиллерийский огонь по трудной местности роту солдат; каждый из  них,  ни
минуты не колеблЯсь, предпринЯл бы все, что следует, если бы ночью  в  его
окопе  раздалсЯ  рев:  "€дут!";   каждый   из   них   закален   несчетными
немилосердными днЯми; каждый из них - настоЯщий солдат, не больше  того  и
не меньше.
   Ќо длЯ мирной обстановки? ѓодимсЯ ли мы длЯ нее? Џригодны ли мы  вообще
на что-нибудь иное, кроме солдатчины?


        —Ђ‘’њ ’ђ…’њџ


        1

   џ иду с вокзала, - приехал  навестить  Ђдольфа  Ѓетке.  „ом  его  узнаю
сразу: на фронте Ђдольф достаточно часто и подробно описывал его.
   ‘ад с фруктовыми деревьЯми. џблоки еще не все собраны. Њного их лежит в
траве под деревьЯми. Ќа площадке перед домом огромный  каштан.  ‡емлЯ  под
ним густо усеЯна ржаво-бурыми листьЯми; целые  вороха  их  и  на  каменном
столе  и  на  скамье.  ‘реди  них  мерцает  розовато-белаЯ   изнанка   уже
расколовшейсЯ, колючей,  как  ежик,  кожуры  плодов  и  коричневый  глЯнец
выпавших из нее каштанов. џ поднимаю  несколько  каштанов  и  рассматриваю
лакированную,  в  прожилках,  как  красное  дерево,  скорлупу  со  светлым
пЯтнышком у основаниЯ. Џодумать  только,  что  все  это  существует,  -  Я
оглЯдываюсь вокруг, - эта пестрЯдь на деревьЯх, и окутанные голубой дымкой
леса, а не изуродованные снарЯдами обгорелые  пни,  и  веющий  над  полЯми
ветер  без  порохового  дыма  и  без  вони  газов,  и  вспаханнаЯ,   жирно
поблескивающаЯ, крепко пахнущаЯ землЯ, и лошади, запрЯженные в плуги, а за
ними, без винтовок, вернувшиесЯ на  родину  пахари,  пахари  в  солдатских
шинелЯх...
   ‘олнце за рощей, спрЯтавшись  в  тучу,  мечет  оттуда  пучки  лучистого
серебра, высоко в небе реют Яркие бумажные змеи,  запущенные  ребЯтишками,
легкие дышат прохладой, вбираЯ и выдыхаЯ ее, нет больше ни орудий, ни мин,
нет ранцев, стеснЯющих грудь, нет ремнЯ,  туго  опоЯсывающего  живот,  нет
больше ноющего ощущениЯ в затылке от постоЯнного настороженного ожиданиЯ и
вечного  ползаниЯ,  этой  ежесекундно  висЯщей  над  тобой   необходимости
припасть к земле и  лежать  неподвижно,  нет  ужаса  и  смерти,  -  Я  иду
свободно, выпрЯмившись во весь рост, вольно расправив  плечи,  и  со  всей
остротой ощущаю: Я здесь, Я иду навестить своего товарища Ђдольфа.


   „верь полуоткрыта. Ќаправо -  кухнЯ.  ‘тучусь.  Ќикто  не  откликаетсЯ.
ѓромко говорю: "‡дравствуйте". Ќикакого ответа. Џрохожу дальше и  открываю
еще одну  дверь.  “  стола  одиноко  сидит  человек.  Ћн  подымает  глаза.
ЏотрепаннаЯ солдатскаЯ куртка, одичалый взглЯд. - Ѓетке.
   - Ђдольф! - кричу Я  обрадованно.  -  ’ы  ничего  не  слышал,  что  ли?
‚здремнул, небось?
   Ќе менЯЯ положениЯ, он протЯгивает руку.
   - •орошо сделал, ќрнст, что приехал, - грустно отзываетсЯ он.
   - ‘трЯслось что-нибудь, Ђдольф? - с тревогой спрашиваю Я.
   - „а так, ќрнст, пустЯки...
   џ подсаживаюсь к нему:
   - Џослушай, что с тобой?
   Ћн отмахиваетсЯ:
   - „а ладно, ќрнст, оставь... Ќо это хорошо, что  ты  вздумал  навестить
менЯ. - Ћн встает. - Ђ то просто с ума сходишь, все один да один...
   џ осматриваюсь. †ены его нигде не видно.
   Џомолчав, Ђдольф повторЯет:
   - •орошо, что ты приехал.
   Џорывшись в шкафу, он достает водку и  сигареты.  Њы  пьем  из  толстых
стопок с розовым узором на донышке. ‚ окно виден  сад  и  аллеЯ  фруктовых
деревьев. ‚етрено. •лопает калитка. ‚ углу тикают  травленные  под  темное
дерево стоЯчие часы с гирЯми.
   - ‡а твое здоровье, Ђдольф!
   - Ѓудь здоров, ќрнст!
   Љошка крадетсЯ по комнате. Ћна прыгает на швейную машину и мурлычет. Њы
молчим. Ќо вот Ђдольф начинает говорить:
   - Ћни все времЯ приходЯт - мои родители и тесть  с  тещей,  и  говорЯт,
говорЯт, но Я не понимаю их, а они не понимают менЯ. ‘ловно нас  подменили
всех. - Ћн подпирает голову рукой.  -  Љогда  мы  с  тобой  разговариваем,
ќрнст, ты менЯ понимаешь, Я - тебЯ,  а  между  ними  и  мною  будто  стена
какаЯ-то...
   € тут Я узнаю все, что произошло.


   Ѓетке подходит к своему дому. Ќа спине ранец, в руках мешок  с  ценными
продуктами - кофе, шоколад, есть даже отрез шелка на платье.
   Ћн хочет войти как можно тише, чтобы устроить жене сюрприз,  но  собака
лает, как бешенаЯ, и едва не опрокидывает конуру; тут уж  он  не  в  силах
сдержать себЯ, он  мчитсЯ  по  аллее  между  ЯблонЯми.  …го  аллейка,  его
деревьЯ, его дом, его  жена...  ‘ердце  колотитсЯ,  как  кузнечный  молот,
колотитсЯ в самом горле, дверь настежь, глубокий вздох. Ќаконец-то!
   ЊариЯ!..
   Ћн видит ее, он одним взглЯдом охватил ее всю, радость захлестывает его
- полумрак, родной кров, тиканье часов, старое глубокое кресло, жена... Ћн
хочет броситьсЯ к ней. Ќо она отступает на шаг, уставившись на  него,  как
на привидение.
   Ћн ничего не может понЯть.
   - ’ы что, испугалась? - спрашивает он, смеЯсь.
   - „а... - робко отвечает она.
   - „а что ты, ЊариЯ, - успокаивает он ее,  дрожа  от  волнениЯ.  ’еперь,
когда он наконец дома, его всего трЯсет. ‚едь так давно он не был здесь.
   - џ не знала, что ты  скоро  приедешь,  Ђдольф,  -  говорит  жена.  Ћна
прислонилась к шкафу и смотрит на мужа широко раскрытыми глазами. Љакой-то
холодок змейкой вползает в него и на миг сжимает сердце.
   - ђазве ты мне не рада, ЊариЯ? - беспомощно спрашивает он.
   - Љак же, Ђдольф, конечно, рада...
   - —то-нибудь случилось? -  продолжает  он  расспрашивать,  все  еще  не
выпускаЯ из рук вещей.
   Ћна не отвечает и начинает плакать. Ћна опустила голову на стол,  -  уж
лучше пусть он сразу все узнает, ведь люди все равно  расскажут:  она  тут
сошлась с одним, она сама не знает, как это вышло,  она  вовсе  не  хотела
этого и все времЯ думала только об Ђдольфе, а теперь пусть он хоть убивает
ее, ей все равно...
   Ђдольф стоит и стоит и вдруг чувствует, что ранец у  него  все  еще  на
спине. Ћн  отстегивает  его,  вытаскивает  вещи.  Ћн  весь  дрожит  и  все
повторЯет про себЯ: "Ќе может этого быть, не может быть!" -  и  продолжает
разбирать вещи, только бы что-нибудь делать; шелк шелестит у него в руках,
он протЯгивает ей: "‚от Я... привез тебе..." - и все повторЯет  про  себЯ:
"Ќет,  нет,  не  может  этого  быть,  не  может  быть!.."  Ћн   беспомощно
протЯгивает ей пунцовый шелк, и до сознаниЯ его еще ничего не дошло.
   Ђ она все плачет и слышать ничего не хочет. Ћн  садитсЯ  в  раздумье  и
внезапно ощущает острый голод. Ќа столе лежат Яблоки из  его  собственного
сада, чудесный ранет; он берет их и ест, - он должен что-нибудь делать.  €
вдруг руки у него опускаютсЯ: он понЯл... ЌеистоваЯ Ярость вскипает в нем,
ему хочетсЯ что-нибудь разнести вдребезги, он выбегает из дому  на  поиски
обидчика.


   Ђдольф не находит его. €дет в пивную. …го  встречают  радушно.  Ќо  все
будто на иголках, в глаза не смотрЯт, в разговорах осторожны, - значит все
знают. Џравда, он делает вид, будто ничего не случилось, но кому  это  под
силу? Ћн пьет что-то и уже собираетсЯ уходить, как вдруг  его  спрашивают:
"Ђ домой ты заходил?" Ћн выходит из пивной, и его провожает  молчание.  Ћн
рыщет по всей деревне. ‘тановитсЯ поздно. ‚от он опЯть  у  своей  калитки.
—то ему делать? Ћн входит. ѓорит лампа, на столе кофе, на плите сковородка
с жареным картофелем. ‘ердце у него сжимаетсЯ: как хорошо  было  бы,  будь
все как следует. „аже белаЯ скатерть на столе. Ђ теперь  от  этого  только
еще тЯжелей.
   †ена сидит у стола и больше не плачет. Љогда он садитсЯ,  она  наливает
ему кофе и приносит картофель и колбасу. Ќо длЯ себЯ тарелки не ставит.
   Ћн смотрит на нее. Ћна похудела и побледнела.  €  опЯть  остраЯ  горечь
безнадежности переворачивает всю его душу. Ћн ни о  чем  не  хочет  больше
знать, он хочет уйти, заперетьсЯ, лечь на кровать и превратитьсЯ в камень.
Љофе дымитсЯ, он отодвигает его, отодвигает  и  сковородку  с  картофелем.
†ена пугаетсЯ. Ћна знает, что произойдет.
   Ђдольф продолжает сидеть, - встать он не в состоЯнии,  качнув  головой,
он только произносит:
   - “ходи, ЊариЯ.
   Ќе говорЯ ни слова, она накидывает на себЯ платок, еще раз подвигает  к
нему сковородку и робко просит: "’ы хоть поешь, Ђдольф!" - и  уходит.  Ћна
идет, идет,  как  всегда,  тихой  поступью,  бесшумно.  ‘тукнула  калитка,
тЯвкнула собака, за окнами воет ветер. Ѓетке остаетсЯ один.
   Ђ потом наступает ночь.


   Ќесколько  дней  такого  одиночества  в  своем  собственном  доме   длЯ
человека, вернувшегосЯ из окопов, - это тЯжкое испытание.
   Ђдольф пытаетсЯ найти своего обидчика, он хочет изувечить  его,  избить
до полусмерти. Ќо тот,  почуЯв  опасность,  своевременно  скрылсЯ.  Ђдольф
подкарауливает его, ищет повсюду, но не  может  напасть  на  след,  и  это
вконец изводит его.
   ЏриходЯт тесть и теща и уговаривают:  жена,  мол,  давно  образумилась,
четыре года одиночества тоже ведь  не  безделица,  виноват  во  всем  этот
человек, во времЯ войны еще и не такие вещи бывали...
   - —то тут станешь делать, ќрнст? - Ѓетке поднимает глаза.
   - Ѓудь оно трижды неладно! „ерьмо! - говорю Я.
   - € длЯ этого, ќрнст, мы возвращались домой...
   џ наливаю, мы пьем. “ Ђдольфа вышли  все  сигары,  и  так  как  ему  не
хочетсЯ идти  за  ними  в  пивную,  отправлЯюсь  туда  Я.  Ђдольф  заЯдлый
курильщик, и с сигарами ему будет легче. Џоэтому Я сразу беру  целый  Ящик
"‹есной тишины"; это толстые коричневые обрубки, вполне отвечающие  своему
названию: они из чистого, без  всЯкой  примеси,  букового  листа.  Ќо  это
лучше, чем ничего.
   Љогда Я возвращаюсь, у Ђдольфа кто-то сидит. џ сразу  догадываюсь,  что
это его жена. Ћна держитсЯ прЯмо, а  плечи  у  нее  покатые.  …сть  что-то
трогательное в затылке женщины, что-то детское, и, верно,  никогда  нельзЯ
на женщину всерьез рассердитьсЯ. ’олстухи с жирным затылком, конечно, не в
счет.
   џ снимаю фуражку и здороваюсь. †енщина  не  отвечает.  џ  ставлю  перед
Ђдольфом сигары, но он не притрагиваетсЯ к  ним.  —асы  тикают.  ‡а  окном
кружатсЯ листьЯ каштана; изредка одинокий листок прошуршит о стекло, ветер
приплюснет его, и тогда кажетсЯ, что эти  пЯть  зеленых  зубцов  на  одном
стебельке грозЯт в окно, как растопыренные пальцы хватающей руки - темной,
мертвой руки осени.
   Ќаконец Ђдольф шевелитсЯ и говорит незнакомым мне голосом:
   - Ќу, иди, ЊариЯ.
   Ћна послушно, как школьница, встает и, глЯдЯ прЯмо перед собой, уходит.
ЊЯгкаЯ линиЯ затылка, узкие плечи - и как только все это могло случитьсЯ?
   - ‚от так она приходит каждый день и сидит здесь, молчит, ждет  чего-то
и все смотрит на менЯ, - с глубокой горечью говорит Ђдольф.
   Њне жаль его, но теперь уже не только его, но и женщину.
   - Џоедем в город, Ђдольф, какой смысл тебе торчать здесь?  -  предлагаю
Я.
   Ћн отказываетсЯ. Ќа дворе залаЯла собака. ‘тукнула калитка.  ќто  ЊариЯ
ушла к своим родителЯм.
   - Ћна хочет вернутьсЯ к тебе, Ђдольф?
   Ћн кивает. џ больше ни о чем не расспрашиваю. ‘ бедой своей  он  должен
сам справитьсЯ.
   - Џоедем же, Ђдольф, - стараюсь Я уговорить его.
   - Љак-нибудь в другой раз, ќрнст...
   - ’ы хоть закури! - џ придвигаю к  нему  Ящик  и  жду,  пока  он  берет
сигару. ‡атем протЯгиваю ему на прощание руку:
   - џ скоро опЯть приеду к тебе, Ђдольф.
   Ћн провожает менЯ до калитки. ЋтойдЯ немного, Я оглЯдываюсь. Ћн все еще
стоит у забора, а за ним  сгустилсЯ  вечерний  сумрак,  как  тогда,  когда
Ђдольф сошел с поезда и ушел от нас. ‹учше бы он осталсЯ с нами! Ђ  теперь
он один и несчастен, и мы не в силах  помочь  ему,  как  бы  мы  этого  ни
хотели. ќх, на фронте куда проще было: жив - значит, все хорошо.


        2

   џ лежу на диване, вытЯнув ноги, положив голову на валик и закрыв глаза.
‚ дреме мысли мои  странно  путаютсЯ.  ‘ознание  расплываетсЯ,  -  это  не
бодрствование, но еще и не сон, и как тень пробегает в  голове  усталость.
‡а ней смутно колышетсЯ отдаленный гул канонады, тихий посвист снарЯдов, а
вот и металлический гул гонга, возвещающий газовую атаку. Ќо прежде, чем Я
успеваю нащупать противогаз, тьма бесшумно отодвигаетсЯ.  ’еплое,  светлое
чувство охватывает менЯ, и землЯ, к которой Я приник, вновь превращаетсЯ в
плюшевую обивку дивана. џ прижалсЯ к ней щекой и  смутно  соображаю:  Я  -
дома...  ѓул  гонга,  возвещающий   приближение   газа,   растворЯетсЯ   в
заглушенном позвЯкивании посуды, которую мать осторожно ставит на стол.
   Ќо вот тьма подкрадываетсЯ  снова,  и  с  ней  -  рокот  артиллерийской
пальбы. Ђ откуда-то  издалека,  как  будто  нас  разделЯют  леса  и  горы,
доносЯтсЯ каплЯми падающие слова, которые мало-помалу приобретают смысл  и
проникают в сознание.
   - Љолбасу прислал дЯдЯ Љарл, - слышу Я голос матери  среди  отдаленного
грохота орудий.
   ‘лова эти настигают менЯ на самом краю воронки, куда Я соскальзываю.
   ‚сплывает сытое, самодовольное лицо.
   - Ђх, этот, - говорю Я, и голос мой звучит глухо,  словно  рот  заложен
ватой. - ќтот... „ерьмо паршивое...
   € опЯть Я падаю, падаю, и опЯть вторгаютсЯ тени, и бесконечные волны их
заливают менЯ, они все темнее и темнее...
   Ќо Я не засыпаю.  —его-то,  что  было  до  сих  пор,  не  хватает:  нет
равномерного тихого металлического звона.  Њедленно  возвращаетсЯ  ко  мне
сознание, и Я открываю глаза. ђЯдом стоит мать  с  побледневшим  от  ужаса
лицом и смотрит на менЯ.
   - —то с тобой? - спрашиваю Я испуганно и вскакиваю. - ’ы больна?
   Ћна отмахиваетсЯ:
   - Ќет... Ќет... Ќо как ты можешь говорить такие вещи...
   џ стараюсь припомнить, что Я сказал. Ђх, да, что-то насчет дЯди Љарла.
   - „а ну, мама, не будь такой чувствительной, - смеюсь Я.  -  ‚едь  дЯдЯ
Љарл на самом деле спекулЯнт. ’ы сама это отлично знаешь.
   - „ело не в этом, ќрнст, - тихо отвечает она. - ЊенЯ ужасает, какие  ты
слова говоришь...
   џ сразу вспоминаю,  что  Я  сказал  в  полусне.  Њне  стыдно,  что  это
случилось как раз при матери.
   - ќто, мама, у менЯ просто вырвалось, - говорю Я в свое  оправдание.  -
Ќадо еще, понимаешь, привыкнуть к тому, что Я не  на  фронте.  ’ам  царила
грубость, мама, но там была сердечность.
   џ приглаживаю волосы, застегиваю куртку и тЯнусь за сигаретой.  Ђ  мать
все поглЯдывает на менЯ, и руки у нее дрожат.
   џ останавливаюсь, пораженный.
   - Џослушай, мама, - говорю Я, обнимаЯ ее за плечи, - право же,  не  так
это страшно. ‚се солдаты такие.
   - „а, да... џ знаю. Ќо то, что и ты... ’ы тоже...
   џ  смеюсь.  Љонечно,  и  Я  тоже,  хочетсЯ  мне  крикнуть,  но   вдруг,
ошеломленный мелькнувшей мыслью, Я умолкаю, отхожу от матери и  сажусь  на
диван, - мне надо в чем-то разобратьсЯ...
   Џередо мной стоит стараЯ женщина с испуганным и озабоченным лицом.  Ћна
сложила морщинистые руки, усталые, натруженные.  ‘квозь  истонченную  кожу
проступают узловатые голубые жилки. ђуки эти трудились ради  менЯ,  оттого
они такие. Џрежде Я не видел их, Я вообще многого не умел  видеть,  Я  был
слишком юн. Ќо теперь Я начинаю понимать, почему  Я  длЯ  этой  худенькой,
изможденной женщины иной, чем все солдаты мира: Я ее дитЯ.
   „лЯ нее Я всегда оставалсЯ ее ребенком, и тогда,  когда  был  солдатом.
‚ойна представлЯлась ей сворой разъЯренных хищников, угрожающих  жизни  ее
сына. Ќо ей никогда не приходило в голову, что ее сын, за  жизнь  которого
она так тревожилась, был таким же  разъЯренным  хищником  по  отношению  к
сыновьЯм других матерей.
   џ перевожу взглЯд с ее рук на свои. ‚от этими руками Я в мае 1917  года
заколол одного француза. Љровь его, тошнотворно горЯчаЯ, стекала у менЯ по
пальцам, а Я все колол и колол, обезумев от страха и Ярости. ЊенЯ  вырвало
потом, и всю ночь Я проплакал. ’олько к утру Ђдольфу  Ѓетке  удалось  менЯ
успокоить. ‚ тот день мне как раз исполнилось восемнадцать лет, и это была
перваЯ атака, в которой Я участвовал.
   Њедленно поворачиваю руки ладонЯми вверх. ‚ начале июлЯ -  наши  войска
пытались тогда осуществить большой прорыв - Я застрелил этими руками  трех
человек. –елый день провисели  они  на  колючей  проволоке.  Љогда  рвалсЯ
снарЯд, их мертвые руки шевелились от взрывной волны, и казалось, что  они
грозЯт кому-то, а иногда - что молЯт о  помощи.  ‚  другой  раз  гранатой,
которую Я метнул на расстоЯние  двадцати  метров,  начисто  оторвало  ноги
английскому капитану. Љрик его был ужасен; высоко вскинув  голову,  широко
раскрыв рот и вздыбив торс, как тюлень,  он  руками  уперсЯ  в  землю.  Ћн
прожил недолго, изошел кровью.
   Ђ теперь Я сижу около матери, и она чуть не плачет, не понимаЯ, как это
Я так огрубел, что употреблЯю неприличные слова.
   - ќрнст, - тихо говорит она, - Я уже  давно  хотела  тебе  сказать:  ты
сильно изменилсЯ, стал каким-то неспокойным.
   „а, с горечью думаю Я, Я сильно изменилсЯ. „а и что ты знаешь обо  мне,
мама?  Ћсталось  только   воспоминание,   одно   воспоминание   о   тихом,
мечтательном мальчике. ’ы никогда, никогда не узнаешь от  менЯ  ничего  об
этих  последних  годах.  џ  не  хочу,  чтобы  ты  хотЯ  бы   и   отдаленно
догадывалась, что собой представлЯла действительность и во  что  она  менЯ
превратила. ‘отаЯ часть правды надломила бы тебе сердце, если одно  грубое
слово приводит тебЯ в трепет, смущает тебЯ, потому что не вЯжетсЯ с  твоим
представлением обо мне.
   - „ай срок, мама, и асе опЯть пойдет на лад, - говорю  Я  довольно-таки
беспомощно, пытаЯсь прежде всего убедить в этом самого себЯ.
   Њать присаживаетсЯ ко мне на диван и гладит мне руки. џ убираю их.  Ћна
огорченно смотрит на менЯ.
   - ’ы, ќрнст, иногда какой-то совсем чужой; в такие минуты Я  даже  лица
твоего не узнаю.
   - Њне нужно сначала привыкнуть, - стараюсь Я  утешить  ее.  -  Њне  все
кажетсЯ, будто Я только на побывку приехал...
   ‘умерки вползают в комнату. €з коридора выходит моЯ собака и ложитсЯ  у
моих  ног.  ѓлаза  ее  мерцают,  когда  она  смотрит  на  менЯ.  Ћна  тоже
неспокойна, ей тоже сначала надо привыкнуть.
   Њать откидываетсЯ из спинку дивана:
   - Љакое счастье, ќрнст, что ты вернулсЯ...
   - „а, это главное, - говорю Я и встаю.
   Ћна сидит в своем углу,  маленькаЯ,  окутаннаЯ  сумерками.  ‘  какой-то
особенной нежностью Я чувствую, что роли наши переменились: теперь  она  -
дитЯ.
   џ люблю ее, Я никогда не любил ее сильнее, чем сейчас, когда знаю,  что
уже не смогу прийти к ней, все рассказать и, может  быть,  обрести  у  нее
покой. џ потерЯл ее. ђазве это не так? € вдруг сознаю, как Я, в  сущности,
одинок и какой Я в самом деле чужой здесь.
   Ћна закрыла глаза.
   - џ сейчас оденусь и  пойду  немного  пройдусь,  -  говорю  Я  шепотом,
стараЯсь не нарушать ее покоЯ.
   Ћна кивает.
   - €ди, мой мальчик, - тихо говорит она. - €  через  миг,  еще  тише:  -
Њилый мой мальчик...
   Ћт слов ее больно сжимаетсЯ сердце. Ћсторожно притворЯю за собою дверь.


        3

   ‹уга напоены влагой, и с дорог, булькаЯ, бегут ручьи. ‚ кармане  шинели
у менЯ небольшаЯ стеклЯннаЯ баночка. џ иду по берегу канала.  Њальчиком  Я
удил здесь рыбу, ловил бабочек, лежал под деревьЯми и грезил.
   ‚есной канал зацветал лЯгушечьей икрой и водорослЯми.  ‘ветлые  зеленые
стебельки элодеи  тихо  покачивались  над  прозрачной  рЯбью  воды,  между
камышами зигзагами петлЯли длинноногие водЯные  паучки,  и  стаи  колюшек,
играЯ на солнце, бросали свои шустрые узкие тени на  испещренный  золотыми
пЯтнами песок.
   •олодно и сыро. „линными рЯдами тЯнутсЯ по берегу канала тополи.  ‚етви
их оголены, но как будто окутаны легкой голубой дымкой. Џридет день, и они
опЯть зазеленеют и зашумЯт, и солнце вновь тепло и благодатно озарит  этот
уголок, с которым у менЯ свЯзано столько юношеских воспоминаний.
   ’опаю ногой по выступу берега. Ќесколько рыбешек  испуганно  шнырЯет  у
самых ног. ’ут уж Я не в состоЯнии себЯ сдержать.  Ѓегу  туда,  где  канал
суживаетсЯ  настолько,  что  можно  стать  над  ним  расставив  ноги,   и,
наклонившись над водой, выжидаю, пока мне не удаетсЯ поймать двух колюшек.
џ опускаю их в банку и внимательно разглЯдываю.
   Ћни мечутсЯ взад и вперед, грациозные Я изумительные.  “  них  стройные
коричневые  тельца  с  тремЯ  иглами  на  спинке  и   шуршащими   грудными
плавниками. ‚ода прозрачна, как хрусталь, и блики на  банке  отражаютсЯ  в
ней. € эта вода в стеклЯнном сосуде, блики и переливы так прекрасны, что у
менЯ захватывает дыхание.
   Ћсторожно держа банку в руках, бреду дальше. џ несу ее бережно и  времЯ
от времени заглЯдываю в нее. ‘ердц