нились тени  праздных людей, гулЯвших
здесь минувшим летом. ‹ишитьсЯ левой руки или ноги.  ЋстатьсЯ калекой на всю
жизнь. Ќет, нет, только не это! ‚ернутьсЯ целым и невредимым -- или уж вовсе
не  вернутьсЯ. Ќо как  эти люди любЯт жизнь, как  слепо  цеплЯютсЯ  за  свое
жалкое  существование! Ђ ведь наврЯд ли у них  много радостей в жизни. € уж,
наверно, у них нет вот таких красивых, изысканно одетых ”анни  и ќлизабет. Ђ
впрочем,  у  них  есть "девчонки".  “  каждого  в солдатской книжке хранитсЯ
фотографиЯ  подружки, и что это  за  подружки! ЌастоЯщие  солдатские  девки.
Ћтборные солдатские девки.
     Ћн  резко  отошел  от  окна  и сел  начищать  пуговицы.  "Ѓудьте всегда
подтЯнутыми и опрЯтными и не терЯйте солдатской выправки..."
     Ћн повеселел и приободрилсЯ, когда  они строем двинулись в порт. ’олько
двенадцать  часов  назад  они выступили  из  лагерЯ,  а казалось  --  прошла
вечность. „а, видно, однообразие, бессмысленные ограничениЯ на каждом шагу и
нескончаемые  дикие  придирки армейских педантов  довели  его  до полнейшего
отупениЯ.  ЉакаЯ  досада, что  их так долго продержали  в Ђнглии! ‚о ”ранции
хоть можно что-то делать, а не торчать без толку на одном месте...
     ‘олдатские колонны непрерывным потоком стекали на пристань и по сходнЯм
поднимались  на  борт  трех  выкрашенных  в  черное  воинских   транспортов.
“интерборн тотчас узнал  их -- это его старые друзьЯ,  когда-то доставлЯвшие
через  ‹аманш  почту, а  теперь  приспособленные  длЯ  перевозки  войск.  Ќа
причалах  огромные надписи  поЯснЯли:  "’ранспорт No  1--33-Я дивизиЯ,  19-Я
дивизиЯ, 42-Я дивизиЯ, 118-Я бригада". Љакой-то офицер кричал в рупор:
     Ћтпускники  -- направо, пополнение  -- налево! другой голос,  усиленный
рупором, командовал:  -- —астЯм Џервой  армии  грузитьсЯ на транспорт  номер
один! ’ретьей и —етвертой армиЯм -- на транспорт номер три! Љапитан ‘уонсон,
из   одиннадцатого  ‘ифорс-•айлендерского   полка,   немедленно   Явитесь  к
коменданту!
     ‚се это оживление, деловитость и даже суета поневоле волновали.
     ЋтрЯд  погрузилсЯ  на  транспорт и был загнан  в  конец верхней палубы.
‚сюду полным-полно было возвращавшихсЯ во ”ранцию отпускников. “интерборн не
мог  отвести  от них  глаз: вот  они, настоЯщие солдаты, фронтовики, остатки
первого полумиллиона добровольцев, -- те, кто верил в войну и хотел воевать.
Ћни  были словно  сама армиЯ  в миниатюре.  ‡десь были представлены все виды
оружиЯ:  легкаЯ и тЯжелаЯ  артиллериЯ,  спешенные кавалеристы,  пулеметчики,
саперы,  свЯзисты,  интенданты, врачи и санитары,  и пехота,  всюду  пехота.
“интерборн узнавал значки некоторых пехотных полков: рвущаЯсЯ граната -- это
Ќортумберлендские  стрелки, тигр -- ‹естерский полк, а  там --  Њидлсекский,
Ѓедфордский,    ‘ифорс-•айлендерцы,   Ќоттингемширцы,   шотландские   горцы,
‚осточный  Љент...   …го  поразила  их  разномастнаЯ  и  весьма   живописнаЯ
внешность.  € сам он, и  все новобранцы были настоЯщие франты пуговицы так и
сверкают, обмотки тщательно пригнаны, башмаки начищены  до блеска, “ фуражки
верх  на  проволочном каркасе  -- нигде ни морщинки,  ранец  уложен  ровно и
аккуратно, будто по линейке, шинель застегнута  на все пуговицы.  Ћтпускники
были одеты кое-как. “ одних все снарЯжение на кожаных ремнЯх, у других -- Ќа
брезентовой перевЯзи,  и носили  они его не  по  уставу, а как кому удобнее,
прЯжки и пуговицы, видно, не начищались месЯцами. Ќа некоторых были  шинели,
на других -- куртки из косматой козьей шкуры или грубо выделанной овчины.  “
многих полы шинелей на скорую руку обрезаны ножом -- чтоб  не  волочились по
грЯзи,  догадалсЯ “интерборн.  Ќовобранцы  все  еще  не могли  привыкнуть  к
тЯжелому походному  снарЯжению, а бывалые солдаты, видно, о  нем и не думали
-- носили как попало,  либо  небрежно швырЯли на палубу  вместе с винтовкой.
“интерборн смотрел как завороженный. …го и смутило и позабавило, что почти у
всех отпускников затворы  и дула винтовок были туго  обмотаны  промасленными
трЯпками.  Ћн внимательно вглЯдывалсЯ в  лица. Ћни были  исхудалые и странно
напрЯженные,  а ведь  все эти  солдаты целых  две  недели провели  вдали  от
фронта;  и  смотрели  они  как-то  по-особенному.  ‚се они  казались странно
усталыми  и очень взрослыми,  но полными  силы -- своеобразной, неторопливой
силы,  способной многое выдержать. ђЯдом с  ними новобранцы казались детьми,
лица у них были округлые, чуть ли не женственные.
     ‚первые  с начала войны “интерборн почувствовал себЯ почти  счастливым.
‚от это  -- люди. ‚ них было  что-то  глубоко мужественное, какаЯ-то большаЯ
чистота и притЯгательнаЯ сила, один их вид придал ему бодрости. Ћни побывали
там, где никогда не  бывали ни одна женщина и ни один слюнтЯй,  таким бы там
не выдержать и часа. ‚  отпускниках чувствовалось  что-то отрешенное, как бы
ставившее  их вне времени и пространства,--  “интерборну  подумалось, что их
можно принЯть  и за  римских легионеров, и за  воинов Ђустерлица,  и даже за
новых завоевателей  империи.  Ѓыло в  их  облике  что-то варварское,  но  не
зверское,  какаЯ-то  непреклонность,  но не жестокость, Џод  нелепой одеждой
угадывались худощавые, но сильные  и  выносливые  тела. ќто  были  настоЯщие
мужчины. Ќо ведь пройдет два, три месЯца,-- и, если только его не ранЯт и не
убьют,  он станет одним  из них, точно  таким же, как  они!  Ђ сейчас просто
совестно  смотреть  им  в  глаза,  стыдно стоЯть перед ними  этаким  тыловым
франтом.
     "„а, вы -- мужчины, черт возьми, а не  паркетные  шаркуны  и не дамские
угодники,-- думал “интерборн.--  Њне наплевать, во имЯ чего вы воюете,  ваши
высокие идеалы почти навернЯка -- гнусный вздор.  Ќо одно Я знаю твердо:  до
вас  Я  не  видел  настоЯщих  людей,  ЉлЯнусь,  ни одна  женщина  и ни  один
бесхребетный слюнтЯй не стоЯт вашего мизинца. €, черт возьми, лучше Я умру с
вами, чем останусь жить в мире, где нет таких, как вы".


     Ћн отошел  из  несколько  шагов  от  своих  и  стал  присматриватьсЯ  к
небольшой кучке отпускников. Ћдин -- шотландец в форме английского линейного
полка -- был еще в полном  походном снарЯжении. Ћн стоЯл, опершись на ружье,
и разговаривал с двумЯ другими пехотинцами, которые уже скинули с плеч ранцы
и  уселись на них. Ћдин  из  пехотинцев,  капрал в грЯзной овчинной  куртке,
непозволительно обросший и лохматый, мирно раскуривал трубку.
     Ќет, видали вы такое?-- рассказывал шотландец.-- Џриехал Я домой, а мне
говорЯт  -- идем  к  свЯщеннику  чай  пить,  а  потом  речь скажи  --  будет
благотворительный базар в пользу воинов!
     ‚он как,-- промолвил капрал, попыхиваЯ трубкой,-- Ќу,  и ты им толковал
про поганых гуннов? Ђ не сказал, что, мол, нам  на фронте требуетсЯ побольше
ванных с белым кафелем да девчонок, а вЯзаных шарфов да гранат с нас хватит?
     Ќет,  Я  только  сказал:  подай-ка мне вон ту  бутылку виски, жена,  да
придержи Язык.
     ’ы какой дивизии, приЯтель? -- спросил второй пехотинец.
     ’ридцать третьей. Њы недурно  провели лето на ‘омме, а теперь зимуем на
веселеньком курорте €пр.
     Ђ мы  сорок первой. ‘тоим  по  левую руку  от вас, в ‘альЯне.  Ќас туда
месЯц назад перебросили из Ѓалликорта.
     —удное местечко Ѓалликорт, век бы его не видать...
     “интерборну не  удалось  дослушать -- рьЯный  унтер-офицер  погнал  его
назад  к отрЯду. Ћн  нехотЯ подчинилсЯ. Ћн так ждал, что  тем троим  надоест
перебрасыватьсЯ избитыми шуточками и они  заговорЯт о пережитом. Ћбидно, что
их  разговор оказалсЯ  таким будничным,  неинтересным. Џраво  же, они должны
были говорить  шекспировским белым  стихом --  и лишь  что-то  очень веское,
значительное. €х речи должны быть достойны  того, что они испытали, достойны
той  мужественной силы,  которую он в них чувствует и которой столь смиренно
восхищаетсЯ...  ‚прочем, нет, что за  чепуха лезет в голову. ‚едь они  еще и
потому  так  поражают,  эти  люди,  что  они  буднично   просты  и  даже  не
догадываютсЯ  о  своей  необыкновенности.  Ћни  навернЯка  оскорбЯтсЯ,  если
сказать им: вы -- удивительные! Ћни не ведают своего величиЯ... Ћчень быстро
“интерборн растворилсЯ среди этих людей,  стал одним из них и начисто  забыл
об этом первом  потрЯсающем впечатлении,  когда  ему показалось, будто перед
ним  новое,  невиданное  племЯ  --  племЯ мужественных. €  тогда он  стал  с
удивлением  смотреть на других людей. Ћн убедилсЯ,  что  настоЯщие  солдаты,
фронтовики, так же хорошо знают цену этой  войне, как и  он  сам. Ћни не так
возмущаютсЯ  ею,  не  терзаютсЯ такой  тоской, они  не пытались  додуматьсЯ,
почему  она  и зачем.  Ћни  воевали,  словно выполнЯЯ  мерзкую,  ненавистную
работу, потому  что им сказали: так надо! -- и они этому поверили. Ћни очень
хотели,  чтобы  война  кончилась,  хотели  избавитьсЯ  от  нее  и  вовсе  не
испытывали ненависти к противнику, к тем, кто был по другую  сторону "ничьей
земли".  Џо  правде говорЯ, они  им  почти сочувствовали. ‚едь это такие  же
солдаты,  люди,  оторванные  от  мира и захваченные  необозримой  чудовищной
катастрофой. Љак правило, враги не сходились в бою лицом к лицу, и казалось,
воюешь  не  с  другими  людьми, но  с  грозными  и  враждебными силами самой
природы. ‚едь не видно, кто обрушивает на тебЯ неутихающий град снарЯдов, не
видно ни пулеметчиков, скосивших одной смертоносной очередью сразу  двадцать
твоих товарищей, ни  тех, кто выпускает по  вашему окопу мину за  миной, так
что  землЯ  сотрЯсаетсЯ  от  оглушительных  разрывов,  ни даже таинственного
стрелка, что внезапно срежет  тебЯ невесть откуда прилетевшей пулей. „аже во
времЯ  мелких  повседневных  вылазок  вы  едва успеваете заметить  где-то за
траверсом  чужие  каски --  и либо  вас  разорвут чужие  гранаты,  либо ваши
гранаты  разорвут тех, в  другом окопе.  ‘ходились  и врукопашную,  но очень
редко.  ќта война  велась  не  холодным оружием.  ќто была война снарЯдов  и
убийственных,  наводЯщих   ужас  взрывчатых  веществ.  Ќа   рассвете  глазам
открывалась  унылаЯ  плоскаЯ  равнина,  иссеченнаЯ  кривыми  шрамами окопов,
изрытаЯ Язвами воронок, всЯ в щетине колючей проволоки, в мусоре обломков. ‚
поле зрениЯ скрывались пЯть, а может быть  и десЯть тысЯч  вражеских солдат,
но не видно ни одного. Љак ни всматривайсЯ день за  днем,  напрЯгаЯ  зрение,
все  равно никого  не увидишь. Џо  ночам слышны звЯканье  кирки  или лопаты,
вскрик раненого, даже  кашель,  если вдруг утихнут артиллериЯ и пулеметы. Ќо
все  равно никого не увидишь. ‘ рассветом на так называемых "тихих" участках
фронта  часа  на  два устанавливалось что-то  вроде  перемириЯ после  ночной
напрЯженной работы и непрерывной  перестрелки.  Џосле утренней зори солдатам
на передовых  позициЯх удавалось  немного поспать. ’огда тишина  становилась
противоестественной, пугающей.  „вадцать тысЯч человек на протЯжении мили --
и  ни  звука. ‚о  всЯком случае, так казалось. Ќо только по контрасту. Ђ  на
самом деле стрельба никогда не прекращалась -- откуда-то  сзади била тЯжелаЯ
артиллериЯ и почти всегда издалека доносилсЯ неумолчный гул сражениЯ...
     Ќет,  солдаты  не   пылали  мщением.   Ќе  так  уж  долго   верили  они
ура-патриотической болтовне.  ѓазеты  их только  смешили.  …сли какой-нибудь
новичок начинал произносить пышные речи, его сразу же обрывали:
     Љатись ты подальше со своим патриотизмом!
     € продолжали с упорством  отчаЯниЯ  делать свое дело, а  чего ради -- и
сами толком не  знали.  ‚ласти предержащие  им Явно не доверЯли и  запрещали
читать пацифистскую "Ќейшн", зато разрешалось читать всЯкие гнусности "„жона
ЃуллЯ".  Ќо напрасно  не  доверЯли  солдатам. Ћни  все так  же, с  упорством
отчаЯниЯ   делали   свое   солдатское   дело,   они   гнули  свое,  распеваЯ
чувствительные песенки,  рассказываЯ  непристойные  анекдоты  и  беспрерывно
ворча; и  Я нимало не сомневаюсь, что, если бы от них это потребовалось, они
бы тЯнули  лЯмку  по сей день.  Ћни не  сокрушались  из-за  поражений  и  не
ликовали в дни побед,-- упорство отчаЯниЯ помогало им поднЯтьсЯ  выше этого.
Ћни гнули свое. Ќекоторые любЯт поиздеватьсЯ  над фронтовым  жаргоном. џ сам
слышал,  как  интеллигенты, отказывающиесЯ  идти  на  фронт  "в  силу  своих
убеждений",  острЯт над этим  самым выражением "гнуть свое". ’ак, видите ли,
можно и загнутьсЯ. —то ж, пусть их изощрЯютсЯ в остроумии.


     ’ранспорты  переправлЯли  войска  через  ‹аманш  под  охраной  четверки
маленьких  юрких  торпедных катеров, выкрашенных  в  черный цвет.  ‚ ‹аманше
поЯвились  немецкие подводные лодки. “тром  было потоплено  торговое  судно.
“интерборн ждал,  что ему будет страшно, но оказалось  -- он и  не думает об
опасности. € никого не пугали такие пустЯки. ’ранспорты подошли к  Ѓулони, у
входа  в гавань торпедные  катера повернули обратно, и  солдаты проводили их
криками "ура".
     Џо  своей  неопытности  “интерборн  думал,  что их тотчас  отправЯт  на
передовую и ночевать  он будет уже в окопах. Ћн забыл о неизбежном ожидании,
об осторожности, без которой немыслимо передвигать с места на место огромные
массы  людей,-- оттого-то  так медлительна и  неумолима  всЯ  эта гигантскаЯ
неповоротливаЯ военнаЯ машина.  †дешь,  ждешь, но в конце  концов  неминуемо
приведут в  движение и тебЯ -- крохотный, незаметный винтик. € в  этом  тоже
есть что-то обезличивающее: перестаешь чувствовать себЯ человеком, словно ты
просто  игрушка  судьбы.  Ќе  безумие  ли  воображать,  будто ты,  отдельный
человек, что-то значишь и чего-то стоишь.
     Џристань  в  Ѓулони  была  завалена   военными  грузами,  и  все  очень
напоминало  какой-нибудь  английский  порт: повсюду  надписи  на  английском
Языке,  британский  флаг,  английские офицеры  и солдаты,  и  даже  паровозы
английские.  ‘олдат,  вернувшихсЯ из  отпуска, наскоро построили в колонны и
повели  грузитьсЯ  по  вагонам.  Љаждый расспрашивал,  где теперь  стоит его
дивизиЯ.
     Ћфицеры быстро и  энергично распределЯли  их по назначению. Ќовобранцев
тоже построили в колонну и повели на отдых в лагерь, расположенный на холме.
‚се  приободрились, тотчас объЯвилсЯ  неизбежный острЯк родом из лондонского
€ст-ќнда. Љогда колонна поднималась в гору, из одного домишки  вышла старуха
француженка и  натруженными,  негнущимисЯ  от  ревматизма  руками  принЯлась
качать воду  из колодца. Ћна  и не взглЯнула на проходЯщих солдат -- зрелище
было не в новинку. ЋстрЯк закричал:
     Ђ вот и мы! Ќе вешай нос, мамаша: теперь войне скоро конец!


     ќту  ночь  они провели  в Ѓулонском лагере  отдыха. “интерборну из  его
палатки открывалсЯ живописный вид на ‹аманш, а заодно и на лагерную печь длЯ
сжиганиЯ мусора. …го первой обЯзанностью в действующей армии  было подбирать
грЯзную бумагу  и всЯкие отбросы  и кидать в эту печь.  Ќовичкам ни слова не
говорили  о том, что с ними будет дальше: в армии полагают, что ваше дело --
повиноватьсЯ  приказу, а не  вопросы задавать. Ѓезделье бесило  “интерборна.
Ћстальные без конца гадали, куда их отсюда пошлют.
     Џол  в палатках был  дощатый.  Љаждому  выдали одеЯло  и  прорезиненную
подстилку длЯ защиты от сырости; спали по двенадцать человек в палатке. Ѓыло
жестковато, но все-таки уснуть можно. “интерборн долго лежал не смыкаЯ глаз,
пытаЯсь  разобратьсЯ  в своих мыслЯх.  ‡а этот день настроение  у него  Явно
изменилось. Ќет ли тут  противоречиЯ?  Ќе значит ли это, что  он  перешел на
сторону  войны  и  ее поборников? Ќичего  подобного.  ‚ойна ему  все так  же
ненавистна, ненавистно неумолкающее вокруг нее напыщенное пустословие, он ни
на грош не  верит в побуждениЯ и доводы ее поборников и ненавидит  армию. Ќо
ему  по душе солдаты, фронтовики -- и не как солдаты, а как люди. Ћн уважает
их. …сли немецкие солдаты похожи на тех, кого он видел утром на пароходе, он
и немецких солдат готов любить и  уважать. Ћн с ними, с этими людьми. ‘ ними
-- да,  но  против кого  и чего?  --  размышлЯл он.  ‘ ними потому,  что это
настоЯщие люди, потому, что  с такой простотой выносЯт они непомерные тЯготы
и  опасности, а  опору  ищут  не в злобной ненависти к тем, кого называют их
врагами,  но  в солдатской  дружбе,  в верности  товарищу. “  них  есть  все
основаниЯ обратитьсЯ в диких зверей, но этого не произошло. Џравда, в чем-то
они опустились, они грубы, резки, в них даже есть что-то животное, но вместе
с поразительной простотой  и скромностью в них  сохранилось и окрепло  самое
главное -- высокаЯ человечность и мужественность. €так, с ними до конца, ибо
они человечны  и мужественны.  ‘  ними --  еще и  потому, что человечность и
мужество существуют  отнюдь  не  по милости  войны,  но ей наперекор.  ‚ час
неизмеримого  бедствиЯ эти  люди спасли от гибели нечто очень важное, спасли
то,  чему   нет  цены  --  мужество  и  товарищескую  верность,  изначальную
человеческую суть, изначальное человеческое братство.
     Ќо  чему же  они  противостоЯт?  ѓде их  настоЯщий  враг?  ‚незапно ему
открылсЯ ответ,-- то была минута  горького просветлениЯ. €х враги -- враги и
немцев  и англичан --  те безмозглые  кретины, что послали  их убивать  друг
друга вместо того, чтобы друг другу  помогать. €х враги --  трусы и мерзавцы
без стыда и совести; их  враги  --  навЯзанные  им ложные  идеалы,  вздорные
убеждениЯ,  ложь, лицемерие, тупоумие. …сли  вот эти люди --  не исключение,
если  такова масса, значит, человечество  в  основе своей здорово, во всЯком
случае --  здоровы,  не  испорчены  простые  рЯдовые  люди.  —то-то  неладно
наверху, среди тех,  кто ими  руководит, кто заправлЯет не войной, но мирной
жизнью. Ќародами управлЯют при  помощи вздорных  громких слов, приносЯт их в
жертву  лживым  идеалам  и  дурацким теориЯм. ЏредполагаетсЯ, что  управлЯть
народами только  и  можно  при  помощи  подобного  вздора,-- но  откуда  это
известно?  ‚едь  они еще никогда ничего другого не слышали. €збавьте  мир от
вздора. Ѓезнадежно, безнадежно...
     Ћн  глубоко вздохнул  и,  кутаЯсь в  одеЯло,  повернулсЯ на другой бок.
Љто-то храпел. Љто-то  стонал во сне. Ћни лежали точно трупы -- человеческие
отбросы, сваленные  в брезентовой палатке  на холме над Ѓулонью.  ‘олдатский
ранец -- подушка не из  мЯгких. Ђ  может быть, он не  прав,  может быть, все
идет как надо и люди только длЯ того и рождаютсЯ на свет, чтобы убивать друг
друга в гигантских, бессмысленных сражениЯх? “ж не сводЯт ли его понемногу с
ума  эти  неотвЯзные мысли  об  убийстве  и упорные, тщетные  усилиЯ понЯть,
отчего же все это случилось, и  надрывающаЯ душу тоска, и попытки додуматьсЯ
-- как же помешать, как сделать, чтобы это  не повторЯлось... ‚ конце концов
так  ли  уж  это  важно?  ’ак ли  это важно,  в  самом-то деле?  Ќесколькими
миллионами  двуногих больше или меньше -- не все ли  равно? ‘тоит  ли  из-за
этого  терзатьсЯ? ‘амое большее,  что можно сделать,-- это умереть. Ќу,  так
умри. Ќо, боже правый, неужели же это -- все? ђождаешьсЯ на свет, вовсе того
не желаЯ,  вдруг  поймешь, что эта  жизнь, хоть и краткаЯ, мимолетнаЯ, может
быть таким  чудом, таким несказанным счастьем, а навЯзывают тебе лишь вражду
и  предательство, и ненависть, и смерть! ђождаешьсЯ длЯ бойни, точно теленок
или  свиньЯ! € тебЯ насильно швырЯют назад, в пустоту, в ничто. ђади чего? Ћ
господи,  ради чего? Ќеужели в  мире только  и есть, что отчаЯние и  смерть?
Ќеужели и  жизнь, и красота,  и любовь, и надежда, и  счастье -- все тщетно,
все  бесплодно?  "‚ойна  во имЯ  того, чтобы  навсегда покончить с войнами!"
Ќеужели найдетсЯ болван, способный этому поверить? ‘корее -- война длЯ того,
чтобы породить новые войны...
     Ћн опЯть со  вздохом повернулсЯ на другой бок. ‚се это ни  к чему, ни к
чему изводить себЯ, терзать  свой мозг  и нервы, растрачивать ночные  часы в
безмолвной  агонии, вместо того чтобы забытьсЯ сном. Ђ еще лучше -- забвение
смерти.  ‚  конце  концов  на  свете  сколько угодно детей,  сколько  угодно
младенцев военного времени, с  какой стати терзатьсЯ из-за их будущего, ведь
во  времена ‚иктории люди не очень-то беспокоились о том, что  будет с нами.
„ети вырастут, младенцы военного времени  станут взрослыми. Ѓыть может, им в
свой черед придетсЯ воевать, а может быть, и нет. ’ак или иначе, им-то будет
на нас наплевать. Ђ  почему бы и  нет? Ќас  ведь не очень-то заботит  судьба
тех, кто погиб при Ђльбуэре, разве что знаменитаЯ атака мушкетеров  украшает
собою страничку  Ќепировых воспоминаний.  —етыре тысЯчи  убитых -- а в веках
остаетсЯ  только  страничка  высокопарной  прозы.  —то  ж,  и  у  нас   есть
Ѓэрнфазер...
     Ќет,  безнадежно.  ‘нова  и снова мысль  его  возвращалась к чудовищной
трагедии  человечества,  и снова  и снова  он приходил к одному: безнадежно.
…сть только два выхода: предоставь все  судьбе -- и будь  что будет. €ли иди
на  фронт,  и  пусть тебЯ убьют.  € так или  иначе -- никого это особенно не
взволнует.

        4
     Ќазавтра в  девЯть часов утра их построили,  незнакомый офицер небрежно
провел поверку и  приказал быть  наготове.  ‚  одиннадцать им роздали мЯсные
консервы и  сухари  и  приказали  через полчаса  снова  построитьсЯ  и  быть
готовыми  к  отправке.  “интерборн воспрЯнул духом. Ќаконец-то  они  куда-то
двинутсЯ.  ‘егоднЯ вечером он  будет в окопах  и испытает судьбу наравне  со
всеми. •ватит переливаньЯ из пустого в порожнее.
     Ћн  ошибсЯ.  ‚  Ѓулони  они  погрузились в  поезд,  который тащилсЯ как
черепаха и наконец привез их в Љале. €х просто перебросили на другую базу.
     ‹агерь под  Љале  был  невероЯтно перегружен. ‘юда  стЯнули пополнение,
предназначенное возместить потери  на ‘омме, каждый день из Ђнглии прибывали
новые и новые отрЯды. ‘бившеесЯ с ног командование не успевало  распределЯть
их по дивизиЯм. ‚новь прибывших  распихали по наскоро раскинутым палаткам --
по двадцать два  человека в палатку, скотину  так  не  втиснешь, а длЯ людей
это, пожалуй,  предел. Њеста едва  хватало,  чтобы  улечьсЯ  вплотную друг к
другу. Џосле поверки  делать было нечего -- оставалось бродить в холоде и  в
темноте, либо вытЯнутьсЯ на узкой  полоске  пола, отведенной тебе в палатке,
либо  играть в кости и пить кофе с ромом, пока не закроютсЯ местные кабачки.
‚ город пускали только по увольнительным, а их давали не щедро.
     „ень ото днЯ становилось холоднее.  € от  этого еще тЯжелей было людЯм,
обреченным  на  нескончаемое  ожидание  в   битком  набитых  палатках  и  на
вынужденное безделье. Љаждое утро огромные  серые колонны выползали по песку
на плац  и  вытЯгивались в длиннейшие  шеренги. Љонный офицер  выкрикивал  в
рупор команду. Ќичего  существенного не происходило,  и колонны снова ползли
по  извилистой  дороге  в  гору. €  все  же  понемногу  они  приближались  к
таинственному  фронту. €м  выдали большие складные ножи  на  шнурах.  ‚ыдали
противогазы и каска. ‚ыдали боевые винтовки и штыки.
     Џротивогазы были еще старого образца -- что-то вроде  водолазного шлема
из  фланели,  пропитанной  химическим  составом.  Ћт них  во  рту  оставалсЯ
какой-то острый, едкий, нечеловеческий вкус, и  от  долгого пребываниЯ в них
кожа покрывалась сыпью. Ќовобранцев без конца гонЯли и натаскивали, готовЯ к
газовым атакам, и они должны  были пЯть минут провести в камере, наполненной
хлором такой концентрации,  какаЯ убивает  в  пЯть секунд.  Ћдин  из солдат,
оказавшихсЯ  в  камере  одновременно  с  “интерборном, потерЯв  голову  стал
срывать  с  себЯ  маску.  €нструктор  с  проклЯтиЯми,  которые заглушал  его
собственный  противогаз,  кинулсЯ  к обезумевшему человеку и при помощи  еще
двух  солдат  удерживал  его, пока  не  открылись двери  камеры.  “интерборн
заметил,  что  от  газа  потускнели  блестЯщие  медные  пуговицы  и   металл
снарЯжениЯ. Џосле газовой  камеры одежда  еще  часа  два  нестерпимо  вонЯла
хлором.
     ‘олдаты тщательно чистили длинные стальные штыки, осматривали карабины.
Ќа прикладе своего  карабина “интерборн обнаружил длинную  глубокую царапину
--  видимо,  по   дереву  скользнула  пулЯ,  и  на  затворе  остались  следы
ржавчины,--  несомненно, оружие подобрали  на  поле  боЯ  и вновь  привели в
порЯдок.  Ћт  кого-то  досталсЯ  мне  в  наследство этот  карабин,-- подумал
“интерборн,-- и кому-то он достанетсЯ после менЯ...
     „ни  и ночи  становились все  холоднее.  ‘олнце  вставало и садилось  в
багровой дымке, а в полдень оно казалось застывшим кровавым пЯтном в тусклом
небе.  Љанавы  затЯнула  ледЯнаЯ корка, в  водопроводных  колонках замерзала
вода.  ‚се труднее становилось  умыватьсЯ и бритьсЯ ледЯной водой, скоро это
превратилось в  настоЯщую пытку. ‹егкий ветерок,  дувший  с севера,  делалсЯ
злей и злей с каждым днем, обветренные лица и руки растрескались. Ќегде было
выкупатьсЯ,  по  ночам нельзЯ  было  раздетьсЯ.  ‘олдаты скидывали  башмаки,
заворачивались в шинель, в одеЯло -- и дрожали во сне и жались друг к другу,
точно овцы в  метель. Џочти все  простудились  и кашлЯли. Ћдин новобранец из
отрЯда “интерборна заболел плевритом, и его отправили в лазарет.
     ‚ремЯ  шло,  а  пополнение все  еще не  разослали  по дивизиЯм. “ныние,
однообразие, скука. ‚  четыре часа уже  темнело  -- и до рассвета следующего
днЯ нечего было  делать. ‚ солдатских лавках и в кабачках  Яблоку негде было
упасть.  Ќа счастье, “интерборн  открыл,  что  часовых  можно  подкупить,  и
несколько  вечеров  ходил ужинать  в  Љале. Ћн  купил  французские  книги  и
пробовал читать,  но безуспешно. ЏонЯл, что не может  сосредоточитьсЯ, и  от
этого еще больше приуныл. Џоверка теперь бывала не часто, оставалось вдоволь
времени длЯ невеселых раздумий.
     ђождество  они  провели все в том же лагере. Ђнглийские газеты, которые
нетрудно было получить с  опозданием днЯ на два, трубили на все лады  о том,
что  страна не  жалеет  сил  и средств,  лишь  бы  угостить  славных  воинов
настоЯщим праздничным обедом. € они заранее предвкушали это удовольствие. Џо
случаю  праздника бараки, где обедали солдаты, были украшены остролистом. Ќо
рождественское пиршество оказалось просто-напросто порцией разогретых мЯсных
консервов и  кусочком холодного  пудинга размером в два  квадратных дюйма на
брата. ‘оседи “интерборна по палатке отчаЯнно злились. Ћни  столько ворчали,
что он с досадой набросилсЯ на них:
     Ќу, что вы расшумелись из-за  этой  несчастной  подачки? Ћни  там хотЯт
дешево  откупитьсЯ  от собственной совести, а  вы  соглашаетесь? „а в  конце
концов это делалось, наверно, с самыми  благими  намерениЯми. Ќеужели вы  не
понимаете,  что до  нас тут,  на  базе,  никому нет  дела?  ‚се, что из дому
прислали хорошего,  пошло фронтовикам, они заслуживают куда большего, чем мы
с  вами. Њы пока  еще  ничего  не  сделали.  Ђ может быть, все, что получше,
растащили по дороге. „а  какаЯ  разница? Ќеужели  же вы пошли в  армию  ради
кусочка пудинга и рождественского пирога?
     Ћни молчали, не понимаЯ его презрениЯ. ђазумеетсЯ, он был несправедлив.
Ћни были  просто  большие дети, рассерженные тем,  что их  лишили обещанного
лакомства.  €м непонЯтна была  его  Ярость, вызваннаЯ причинами  куда  более
серьезными. ’очно так же они не могли понЯть его волнениЯ  по вечерам, когда
звучала вечернЯЯ зорЯ.  ’рубач был настоЯщий мастер своего дела, и когда над
громадным безмолвным  лагерем  разносилсЯ сигнал,  который в  армии звучит и
перед отходом ко сну, и над могилой павших, бесконечнаЯ скорбь поднималась в
груди. ‘орок тысЯч человек  в эти минуты готовЯтсЯ уснуть, а пройдет полгода
-- и  многие ли останутсЯ в  живых?  Љазалось,  об этом-то и  думает трубач,
когда так  протЯжно, с таким чувством выводит он  печальный, пронзающий душу
призыв:  "ЏоследнЯЯ  стража!  ЏоследнЯЯ  стража!"  Љаждый  вечер  “интерборн
вслушивалсЯ  в   него.   €ногда  печаль  почти  утешала,  иногда  она   была
нестерпимой.   Ћн  написал  ќлизабет  и   ”анни   об   этом   трубаче  и   о
солдатах-отпускниках,   которых  видел  на  пароходе.  Ћбе  решили,  что  он
становитсЯ ужасно сентиментальным.
     Un peu gaga --&gt; <sup>1</sup> ? -- предположила ќлизабет.
     ”анни пожала плечами.


     —ерез  два днЯ после рождества они наконец получили приказ. Ћни снимали
с себЯ снарЯжение  после утренней поверки, когда в палатку заглЯнул дежурный
капрал:
     ‚от вас и пристроили!
     —то? Љак? Људа? -- послышалось со всех сторон.
     …дете  на фронт. ‘троитьсЯ в час тридцать в полной готовности, отправка
немедленно. ‘частливого путн!
     Ђ на какой участок?
     Ќе знаю. ‘ами увидите.
     Ђ в какую дивизию?
     Ќе знаю. Ќекоторых назначили в саперный батальон.
     Ђ что это такое?
     €спробуете на собственной шкуре. Ќе забудьте, строитьсЯ в час тридцать.
     € он  поспешил  к следующей палатке.  ‚се  возбужденно  заговорили,  по
обыкновению впустую гадаЯ, как будет то, да как будет это. “интерборн отошел
от  вытЯнувшихсЯ рЯдами палаток  и остановилсЯ поодаль, глЯдЯ на безотрадный
зимний  пейзаж. ‚ полумиле виднелись новые рЯды палаток -- еще один огромный
лагерь. ‚дали по  прЯмой ровной  дороге  неуклюже ползли  военные грузовики.
“грюмое серое небо начало крошитьсЯ  снегом. Љаково-то спать в окопах, когда
идет  снег? Ѓыло холодно, изо рта  шел  пар. “интерборн  потуже обмотал шарф
вокруг шеи и стал  притопывать на  одном месте,  пытаЯсь согреть окоченевшие
ноги.  “ него было  такое  чувство, словно разум его медленно  гаснет, а все
душевные  силы  сосредоточиваютсЯ  на  одном  --  вытерпеть,  не  свалитьсЯ,
как-нибудь  уцелеть.  ‚ремЯ длилось нескончаемо,  как  пытка. ЉажетсЯ,  годы
прошли с тех пор, как он уехал из  Ђнглии,  годы  тЯгот,  и уныниЯ, и скуки.
…сли таково  "легкое" начало, то  как  вынести все, что предстоит,--  месЯцы
войны, быть может, годы?
     Њужество  быстро покидало его, никогда еще  он не  бывал  так угнетен и
подавлен. „о сих пор его поддерживала просто энергиЯ молодости; прошлое дало
ему некоторый  душевный  запал, который помог пережить много долгих, тЯгучих
дней. •оть он и злилсЯ, мучилсЯ, тосковал, над многим  ломал себе  голову,--
но в душе его, наперекор  всему, жила надежда. …му хотелось жить, потому что
бессознательно он всегда верил: жизнь хороша.  Ђ  теперь что-то в нем начало
надламыватьсЯ,  померкли  последние радужные краски юности -- и впервые он в
страхе  заглЯнул  в  лицо  мрачной  действительности.  …го  поразило и  даже
испугало овладевшее им  безразличие и безнадежность. Ћн казалсЯ себе клочком
бумаги, который, кружась и трепеща в сером сумраке, опускаетсЯ в бездну.
     ‡азвучала труба -- сигнал  на обед. “интерборн машинально повернулсЯ  и
присоединилсЯ  к  толпе,  стекавшейсЯ  к баракам.  ‘нег  повалил  гуще, люди
топтались  на месте, дожидаЯсь,  пока их впустЯт,  и  проклинаЯ запоздавшего
повара. Џотом  дверь  открылась и все,  по обыкновению, кинулись, как стадо,
спеша захватить порцию получше. “интерборн отошел в сторону,  предоставив им
толкатьсЯ. ‚ыражение на  всех лицах было не из  приЯтных. Ћн подошел чуть ли
не последним, и ему досталось что похуже. ‘ какой-то собачьей благодарностью
за  тепло жевал он вареную говЯдину,  ломоть хлеба  и сыр, больше похожий на
мыло; это было унизительно. Ќо он почти уже не чувствовал унижениЯ.


     Џоезд, который  должен  был  доставить их  к месту  выгрузки, еле  полз
окоченевшими полЯми,  припорошенными снегом. Ќачинало смеркатьсЯ.  ‡а окнами
проплывали костлЯвые призраки голых низкорослых деревьев, гнувшихсЯ на ветру
в  три  погибели.  ‚  нетопленном  вагоне  третьего  класса  было нестерпимо
холодно, в разбитое  окно врывалсЯ ледЯной  режущий ветер со снегом. ‘олдаты
молчали,  кутались в шинели и мерно стучали ногами о пол в напрасной надежде
согретьсЯ.  Ќоги “интерборна  до колен  совсем  застыли,  но  голова горела.
Љашель становилсЯ  все хуже,  и  он понЯл,  что у  него начинаетсЯ жар.  …го
мучило  ощущение, что он грЯзен, ведь они столько времени не раздевались.  ‚
лагере вода всюду замерзла, и давно уже невозможно было вымытьсЯ.
     Њедленно  сгущалась  темнота.  ‚се медленней и медленней тащилсЯ поезд.
“интерборн знал, что их  назначили в саперный  батальон, и спросил сержанта,
что это такое.
     Ћ, это теплое местечко, куда лучше, чем простаЯ пехота.
     Ђ все-таки чем они занимаютсЯ, эти саперы?
     ѓнут спину на "ничьей земле",-- ухмыльнулсЯ сержант,-- а  как заваритсЯ
каша, прут в атаку.
     Њиновали большую узловую станцию, и поезд пошел немного быстрее. Љто-то
сказал, что  это был ‘ент-Ћмер, другой  возразил  -- нет,  ‘ен-Џоль,  третий
предположил, что проехали Ѓетюн. Ќикто не знал  толком, где они и куда едут.
Њили  через две  после узловой станции поезд остановилсЯ. “интерборн пыталсЯ
что-нибудь разглЯдеть в кромешной тьме за окном. Ќи зги. ‘текло было выбито,
он высунулсЯ из окна, но услышал только  шипенье замершего на месте паровоза
и увидел слабый отсвет топки. €  вдруг слева, далеко впереди, мрак разорвала
мгновеннаЯ вспышка и донессЯ приглушенный  гром. Џушки!  Ћн ждал в леденЯщей
тьме, напрЯгаЯ зрение и слух. ’ишина. € снова вспышка.  ѓром. ‚спышка. ѓром.
Ћчень  далекий, очень слабый, но ошибитьсЯ невозможно.  Џушки. ‡начит, фронт
близко.
     Џоезд  опЯть  тронулсЯ  и  пополз еле-еле.  ‡а полчаса он несколько раз
нырЯл, точно  в  ущельЯ, в  узкие просветы между высокими, крутыми насыпЯми.
Џотом впереди, но  на этот раз справа, сверкнула новаЯ вспышка света, теперь
уже  гораздо ближе и  Ярче, и  почти сейчас  же  --  грохот, которого не мог
заглушить даже стук колес. Ќа этот раз его услышал не один “интерборн.
     Џушки!
     …ще несколько минут поезд  кралсЯ сквозь тьму. ‹юди  сгрудились у окон.
‚спышка. ѓрохот. „ве минуты тишины. ‚спышка. ѓрохот.
     ‘пустЯ  три  четверти  часа  они  в  непроглЯдной  тьме  выгрузились из
вагонов: здесь рельсы обрывались.

        5
     ‚  окопах  война поначалу  обернулась к  “интерборну  далеко  не  самой
страшной своей стороной. ‚ эти жестокие морозы  солдаты обеих армий только и
делали,  что болели воспалением  легких  да старались хоть как-то согретьсЯ.
“интерборн  оказалсЯ  на  спокойном  участке  фронта; в  четырнадцатом  году
французы отбили его у противника, в пЯтнадцатом, когда их сменили англичане,
здесь  шли  долгие,  ожесточенные бои.  ‚ шестнадцатом  году  центр  тЯжести
военных действий переместилсЯ на ‘омму, а здесь потЯнулись будни позиционной
войны. Њелкие налеты на вражеские окопы в ту пору были еще  редкостью,  но в
масштабах батальона  или бригады атаки бывали  постоЯнно.  Ќемного позже  их
участок дорого заплатил за это затишье.
     „лЯ “интерборна, как длЯ очень и очень  многих, в годы войны  небывалый
смысл и  значение обрело времЯ. —асы, легконогие божества, прежде бежали так
весело,  с  такой  насмешливой  стремительностью  ускользали  от  нас  своей
танцующей походкой,-- теперь они плелись медлительной, однообразной чередом,
словно сгибаЯсь под  непосильной ношей. €здали людЯм кажетсЯ, будто сражение
--  это  что-то героическое,  волнующее:  лихаЯ  штыковаЯ  атака  или  кучка
исполненных решимости воинов,  которые  ни  за что  не отступЯт, пока уцелел
хоть один пулемет... ќто  все  равно что замечать в  жизни  одни праздничные
обеды с шампанским, как  будто  все остальное в  счет не идет.  Ќа  войне от
солдата требуютсЯ  прежде всего  решимость и выносливость  -- нечеловеческаЯ
выносливость.  Ѓыло бы куда  практичнее  вести современную  войну без людей:
пусть  бы  дрались друг с другом механические  роботы.  Ќо  ведь люди  стоЯт
дешевле... Џравда, в  длительной войне  первоначальные  затраты  на  роботов
вполне окупЯтсЯ, ведь содержать людей дороже, и притом чем дольше они воюют,
тем  худшими  солдатами  становЯтсЯ.  ‚прочем,  это  должны  решать  военные
министерства. †ивые солдаты могли бы действовать гораздо успешнее, но беда в
том,  что  они  способны  чувствовать;   чтобы  сделать  человека  идеальным
солдатом, необходимо уничтожить чувства. †ивым роботам минувшей  войны времЯ
казалось  нескончаемо долгим, тошнотворно тЯгучим.  ’о, что зоветсЯ  "день",
тЯнулось  тогда почти как ныне  -- мера времени, называемаЯ "месЯц". ‘нова и
снова Яростные стычки на западном фронте кончались ничем -- похоже было, что
ни  один  из  противников не сможет  добитьсЯ перевеса. ‚  шестнадцатом году
казалось,  что  прорвать  где-либо  фронт  просто невозможно:  ведь пока  на
опасные  участки прибывало  довольно подкреплений,  никакаЯ  атака не  могла
принести успеха,-- а потоку подкреплений  не  видно  было конца.  Ћставалось
ждать, у кого скорее иссЯкнут людские  резервы и кто раньше падет духом. ’ак
что и тут конца не предвиделось. Љазалось, впереди только мучительные тЯготы
и  лишениЯ  до скончаниЯ века,  либо  смерть, увечье,  гибель  и  крах. „аже
ранению  не стоило очень  радоватьсЯ,  оно  давало  лишь недолгую передышку:
подлечившись, солдат должен был вновь и вновь возвращатьсЯ на фронт.


     Џервые полтора-два месЯца “интерборн, как и все его товарищи,  сражалсЯ
с одним врагом: с холодом. Ћн был теперь в саперной роте,  котораЯ рыла ходы
к "ничьей земле" и готовила позади первой линии траншей позиции  длЯ мортир.
ђаботали саперы по ночам, а  днем спали. Ќо землЯ промерзла насквозь, и дело
двигалось черепашьим шагом.
     ђота квартировала в разрушенном поселке позади резервной  линии окопов,
примерно в  миле  от  передовых позиций.  Њестность  была  ровнаЯ, открытаЯ,
кругом   ни  деревца,  лишь  кое-где  торчат  обрубки  стволов,  изувеченных
разорвавшимисЯ снарЯдами;  и  на всем --  слой  смерзшегосЯ  снега. ‚се дома
покалечило артиллерийским огнем,  а многие  сровнЯло с землей. ќто был  край
рудокопов, всюду  высились горы  шлака  и причудливые  надшахтные механизмы,
обращенные снарЯдами в груды исковерканного, разъедаемого ржавчиной металла.
‚сЯ  эта местность как  бы  клином  вдавалась  в  расположение противника, а
справа,  в  изгибе  у  основаниЯ  клина,  лежал  полуразрушенный,  покинутый
жителЯми,  городок  Њ.  Ќа  сельском  кладбище  теснились могилы французских
солдат, могилами стали и дома, где не  оказалось погребов  длЯ живых, могилы
везде, куда  ни  глЯнь.  ‚сюду на мерзлом снегу в  одиночку, по два,  по три
чернели невысокие деревЯнные солдатские кресты. €ные уже покосились, один --
на самом краю разрушенного поселка -- разбило снарЯдом, из снега торчал лишь
короткий обломок. Ќа крестах  болтались ветхие,  истлевающие головные  уборы
мертвецов:  серые  немецкие бескозырки,  красные  с  синим  кепи  французов,
английские фуражки цвета хаки. ‚ отдалении виднелись  два больших английских
кладбища  -- как по  линейке вычерченные плантации  деревЯнных  крестов. ќто
было все равно что  жить на  каком-то вселенском кладбище:  мертвые деревьЯ,
мертвые  дома,  мертвые  шахты, мертвые селеньЯ, мертвые  люди. †ивыми здесь
казались одни только длинноствольные пушки да грузовики и фургоны. ‚ поселке
мирного населениЯ не осталось, но  на полторы мили дальше в  тыл одна  шахта
все еще работала.
     ‡а разбитым домом, где  квартировал “интерборн,  укрывались две большие
гаубицы. Ћт грома их выстрелов сотрЯсались развалины вокруг, а пронзительный
замирающий вой уносЯщихсЯ вдаль снарЯдов  странной печалью звучал в морозном
воздухе. Ќемцы  редко открывали ответный огонь -- берегли  боеприпасы.  ‹ишь
изредка  над головой, визжа, пролетал снарЯд и  с грохотом разрывалсЯ  среди
развалин; взметалсЯ черный землЯной фонтан, градом сыпались обломки черепицы
и кирпича. ‚ воздухе жужжали стальные осколки.
     Ќо всего  сильней донимал холод. ‘тараЯсь хоть  немного  защититьсЯ  от
него, “интерборн, как и все солдаты, навьючивал на себЯ все, что мог, и одет
был престранно. ЏрЯмо на голое тело наматывал фланелевый поЯс. Џотом надевал
плотную  шерстЯную фуфайку, рубашку  серой фланели, вЯзаный джемпер, длинные
шерстЯные кальсоны и толстые носки. Џоверх этого надевались форменнаЯ куртка
и штаны,  обмотки и башмаки; затем -- овчиннаЯ куртка, два шарфа вокруг шеи,
две  пары  шерстЯных  перчаток,  а  на  них  натЯгивались  грубые солдатские
рукавицы. „альше  шло  снарЯжение: коробчатый противогаз на груди,  стальнаЯ
каска, винтовка  со  штыком. Ќа ночь  раздетьсЯ было  нельзЯ, снимали только
башмаки.  Џроглотив  котелок  горЯчего  чаю  с ромом,  укутав  ноги шинелью,
завернувшись в одеЯло и подложив под голову ранец, удавалось согретьсЯ ровно
настолько, чтобы уснуть, когда уж очень устанешь.
     —ерез  пролом  в  крыше  “интерборн смотрел на  белый иней,  на ледЯные
мерцающие звезды.  Љогда он  просыпалсЯ поутру, от дыханиЯ на одеЯле оседала
изморозь  и  в коротко  подстриженных  усах  леденели  сосульки.  Џромерзшие
башмаки не гнулись, и натЯгивать их было мученьем.  •леб в ранце замерзал до
того,  что  становилсЯ серым, а  вкус  мерзлого  хлеба отвратителен. ‚  сыре
хрустели ледЯные иголки. Џовидло в  жестЯнках застывало  так, что его нельзЯ
было есть, не разогрев  на огне. ЊЯсные  консервы  приходилось выламывать из
банок  кусками  красноватого  льда.  “мыванье  превращалось в  пытку.  ‘орок
человек  обходились тремЯ бачками воды в день.  ќтого должно было хватить на
умыванье  и  на бритье  -- бачок на  десЯть --  пЯтнадцать человек.  Ћчередь
“интерборна -- новичка в  батальоне,-- разумеетсЯ, наступала последней. ‚ода
была точно  ледЯные  помои.  Ћн  брезгливо погружал в  нее  грЯзные  руки  и
зажмуривалсЯ  от омерзениЯ, когда надо было мыть лицо. Ќо и с этим унижением
он примирилсЯ.


     Ќавсегда запомнилась ему перваЯ ночь на передовой. Ћколо  четырех часов
они  построились на  улице  разрушенного поселка. Њороз  был  трескучий,  на
юго-западе  меркло  уже  знакомое  тускло-кровавое  пЯтн