сти.  Џозднее
он был перекован на националистский лад, и в этом  отношении  представителен
ѓауптман.
     ‘емейно-журнальнаЯ литература оставалась.  Љоличественно  она  была  по
крайней мере столь же влиЯтельна, как и другие.
     Ћна  пространственно   выиграла   в   последующую   эпоху   спада.   €з
педагогических, а также из политических источников  исходЯщее  отечественное
движение.
     ‚ысокаЯ литература не  пробилась  и  не  стала  примером.  …стественно.
ЋтношениЯ были не такими, какими они должны были быть.
     €нфантильность бульварщины.
     ЌарЯду с отдельными,  частью  заслуженно,  частью  незаслуженно  высоко
ценимыми писателЯми сформировалсЯ так называемый асфальт с пластами почвы на
обратной стороне.
     Њожно описать так: асфальт - хорошаЯ литературнаЯ традициЯ - выродилсЯ;
почва - лжелитературнаЯ традициЯ с достопочтенными устремлениЯми.
     ‚идно, что не так просто разыграть одно против другого.
 
     13) ‘ледует отметить два итога:
     а) Џримат морали. —то  безусловно  радует.  ‘уществование  должно  быть
наполнено смыслом и  волей.  Њесто  ‘вободного  ђынка,  который  годилсЯ  за
недостатком другого, должен занЯть ‹учший ђынок. Ћтдельные индивиды  обЯзаны
усвоить  ответственность  за  нацию,  а  нациЯ,  хочетсЯ  надеЯтьсЯ,   будет
ответственной за индивидов.
     б) ’еснаЯ свЯзь этой прекрасной движущей силы с сектантскими отдельными
настроениЯми. „остаточно  наглЯдевшись  на  антисемитизм,  мы  видим  сейчас
начало культурной чистки. Ћна выражает презрение  к  действительно  духовным
достижениЯм и  подвергает  переоценке  условно-обусловленные  незначительные
достижениЯ.
 
     14) ‘лышны успокаивающие голоса, что все  это,  мол,  только  эксцессы,
издержки, брожение фруктовой массы.
     Ќасколько Я знаю предысторию, это не так. “ движениЯ  есть  только  две
возможности:
     €зменить своей вере. Џойти на компромиссы. Џод компромиссами Я  понимаю
изменениЯ по указке других.
     €зменить свою  веру  или  разрушить  немецкий  дух.  ‘ознательно  и  по
собственной воле. Љак военачальник, подчинЯющий  обстоЯтельствам  не  только
свою тактику, но и цель операции.
 
     ‚ свЯзи с этим Я хотел бы поставить на обсуждение несколько вопросов.
 
     15) „о сих пор Я говорил о "нас, духовных", о  духе  и  тому  подобном,
что, конечно, не должно иметь ничего общего с моей собственной  самооценкой.
Ќо вопрос не  обойти;  существует  ли  нечто  подобное  духу,  что  было  бы
относительно     независимо     от     политики     и     от     собственных
(культурно-политических) групповых формаций?
     ‚едь возражениЯ тут как  тут:  дух  воплощалсЯ  и  бюрократами.  €  дух
попахивает интернационализмом, в то времЯ как он на  самом  деле  происходит
лишь из плоти и крови народной жизни.
     Ќу а Я не бюрократ, Я был в оппозиции. [...].
 
        1933 
 
 
        „ЋЉ‹Ђ„. ЏЂђ€† 
 
     Џеревод ‘. ‚ласов.
 
     ‚опрос о том, как  защищать  культуру  и  от  чего  защищать  культуру,
неисчерпаем. Џотому что это проблема бытиЯ и становлениЯ культуры и -  точно
так же - вреда, причинЯемого и другом, и врагом.
 
     ’о, что Я здесь и сегоднЯ собираюсь сказать об  этом,  -  внеполитично.
‚сю жизнь Я держалсЯ в стороне от политики, потому что не  чувствую  в  себе
способностей к ней. ‚озражениЯ о том,  что  она,  дескать,  требует  участиЯ
каждого, поскольку представлЯет собою нечто каждого касающеесЯ, Я понЯть  не
в состоЯнии. ‘анитариЯ и  гигиена  тоже  касаютсЯ  всех,  но  Я  никогда  не
высказывалсЯ о них  публично,  потому  что  столь  же  мало  ощущаю  в  себе
призвание быть гигиенистом, как и хозЯйственным руководителем или геологом.
 
     €так, подступаЯ к границе между политикой и культурой, Я беру за основу
подданного в неосложненном положении, однако и таковой - причем  Я  думаю  о
поэте немецкого глагола как примере мне наиболее близком -  не  находитсЯ  в
неосложненном положении к высокому политическому представительству нации. …е
наивысшее представительство требует от него  сейчас,  как  известно,  полной
субординации,  характеризуемой  словом,  от  которого   были,   по-видимому,
избавлены  немецкие  бабушки  и  дедушки,  и  именуемой   "тотальной".   ‘иЯ
подчиненность ему, однако, не только  вполне  понЯтным  образом  воспрещена,
если он живет в каком-либо ином государстве, нежели  немецкий  рейх,  но  от
него  тогда  требуют  некоей  особой  культурной   субординации.   ’ак   моЯ
австрийскаЯ родина, например, в большей или меньшей степени  ждет  от  своих
поэтов,  чтобы  они  были  певцами  австрийского  отечества,   и   находЯтсЯ
специалисты-конструкторы  от  истории  культуры,   доказывающие   нам,   что
австрийский поэт всегда представлЯл собою нечто иное, чем поэт немецкий.
     ‚ других странах происходит похожее,  и  различнейшие  отечества  с  их
притЯзаниЯми и  политико-социальными  концепциЯми  развитиЯ  отвели  понЯтию
культуры функционально-подчиненную роль.
 
     Ћтсюда вопрос, принимающий различные формы, но остающийсЯ по  сути  все
тем же: выделимо ли содержание понЯтиЯ "культура" (как  бы  в  виде  некоего
"остатка")  путем  слущиваниЯ  с   национальной,   буржуазной,   фашистской,
пролетарской культуры всего  национального,  буржуазного  и  т.  д.  или  же
обозначаемое   этим   понЯтием   есть   нечто   самостоЯтельное,   способное
реализовыватьсЯ на различный манер?
     „умаю, что непредвзЯтое размышление приведет - по множеству причин - ко
второму воззрению.
 
     €сториЯ  нашей  эпохи  развиваетсЯ  в  направлении   Ярко   выраженного
коллективизма. Ќет нужды говорить о том, сколь различен он в своих формах  и
как, вероЯтно,  различны  могут  быть  оценки  его  значениЯ  длЯ  будущего.
Џолитики имеют обыкновение  смотреть  на  роскошную  культуру  как  на  свою
естественную добычу, вроде как прежде доставались победителю женщины.  џ  же
как раз полагаю, что своим великолепием культура весьма обЯзана собственному
благородному искусству женской самозащиты.
 
     Њожно  было  бы  подробнее   развить   мысль   о   многообразии   путей
исторического развитиЯ в сторону коллективизма, но по временам напрашиваетсЯ
более  простаЯ  непосредственнаЯ  трактовка,  взглЯд  на  все  это  как   на
распространение и вмешательство  политики.  ‚се  чувствует  себЯ  сегоднЯ  в
опасности и мобилизует все средства.
     Џод призыв подпадает и культура.
     € дело не только в претензиЯх со стороны  государства,  класса,  нации,
расы и христианства - они и сами уже пошли в художники и ученые.
 
     ‚ наши дни политика не обращаетсЯ за целЯми к  культуре,  она  сама  их
приносит и распределЯет. Ћна поучает  нас,  как  -  и  не  иначе  -  следует
сочинЯть, писать картины и философствовать.
 
     ђазумеетсЯ, мы ощущаем также и право целого, и долг единичного занЯть в
нем свое место. Ќо тем важнее познание границ и  пределов.  Џредставление  о
том, что к культуре относитсЯ, а  что  нет,  даетсЯ  тем  легче,  чем  более
обращаешьсЯ к какой-либо конкретной  культуре,  и  тем  труднее,  чем  более
рассуждение переходит к тому, что,  видите  ли,  должна  представлЯть  собою
культура, или тому, что способно ее создавать.
 
     Љультура не привЯзана ни к какой  форме  политического  устройства.  Ћт
любой  могут  исходить  специфические   стимулирующие   или   препЯтствующие
воздействиЯ. ‚ культуре не существует таких аксиом (и, в  частности,  аксиом
чувства), которые нельзЯ было бы заменить иными, на базе коих опЯть возможно
формирование культуры.  Џоследнее  слово  за  целым,  подобно  тому  как  по
отдельным воззрениЯм или действиЯм человека нельзЯ сказать,  глупец  ли  он,
гений или прирожденный преступник. Њне вспоминаетсЯ в этой  свЯзи  замечание
Ќицше из  его  посмертно  изданных  записок:  "Џобеда  нравственного  идеала
достигаетсЯ теми  же  безнравственными  средствами,  что  и  всЯкаЯ  другаЯ:
насилие, ложь, клевета, несправедливость".
 
     € мы всЯкий раз  грешим  против  отмеченной  закономерности,  когда  не
только возмущаемсЯ грубостью и противоестественностью нового,  но  и  путаем
это личное возмущение с историческими законами мирозданиЯ. —то  ж,  нетрудно
принЯть привычное за необходимое.
     —астично  отвращение  к  государственным  формам  правлениЯ  с   сильно
выраженной авторитарностью (большевизму и фашизму)  обусловлено  всего  лишь
привычкой к парламентарно-демократическим формам, приверженность  к  которым
подобна привЯзанности быть может и  к  слегка  обтрепавшемусЯ,  но  ставшему
удобным костюму. Ћни гарантируют культуре изрЯдную степень свободы. Ќо тогда
они в той же степени предоставлЯют ее и вредоносцам.  Ќет  необходимости  во
всем и на веки вечные свЯзывать  условиЯ  существованиЯ  культуры  именно  с
этими структурами. •орош и просвещенный абсолютизм, если  только  абсолютное
действительно просвещено.
 
     € если, таким образом, нельзЯ оперетьсЯ на  традиционно  унаследованный
идеал культуры, если, тем более, признаешь, что сегоднЯ этот идеал подвержен
воздействию мощных преобразующих тенденций, да к тому же  не  знаешь  точно,
что такое культура, - поскольку длЯ нас,  людей  творчества,  культура  есть
нечто  унаследованное,  нечто   лично   пережитое,   далеко   не   во   всем
привлекательное, то есть, скорее, в нас или над нами живущее стремление, чем
поддающеесЯ Ясному формулированию  представление,  -  то  на  что  же  тогда
ориентироватьсЯ, на что равнЯтьсЯ?
     Ќе думаю, однако, чтобы тем самым все отдавалось на  волю  собственного
усмотрениЯ.
 
     Љультура предполагает континуальность. € благоговение - даже перед тем,
против чего борешьсЯ. “же и от одного этого трудно отмахнутьсЯ.
     „алее, можно, пожалуй,  также  утверждать,  что  культура  всегда  была
наднациональна. €сториЯ искусств и наук сплошной тому пример. „аже  культура
примитивных народов демонстрирует эту особенность. € уж тем более  в  высших
своих пластах культура обнаруживает зависимость от наднациональных свЯзей, а
гениальность встречаетсЯ, следуЯ тем же законам распределениЯ, что и  другие
редкости.
     Ќо даже не будь культура наднациональна, она и в пределах  собственного
народа ЯвлЯла бы собою  нечто  надвременное,  нередко  перемахивающее  через
низины и  впадины  и  припадающее  к  далеко  позади  лежащим  истокам.  ќто
позволЯет  заключить,  что  длЯ  тех,  кто  служит  культуре,   недопустимо,
непозволительно всецелое самоотождествление с  сиюминутным  состоЯние  своей
национальной культуры.
     € культура - это не такое наследство, какое можно  просто  передать  из
рук в руки, как полагают традиционалисты,  нет,  при  этом  происходЯт  вещи
удивительные: творческие люди не только и не столько  перенимают  приходЯщее
из иных времен и краев, сколько это наново родитсЯ в них.
     Њы знаем, кроме  того,  что  полем  развитиЯ  этого  процесса  ЯвлЯютсЯ
отдельные  личности.  ‚  нем  существеннейшим  образом  участвует  также   и
общество, но индивидуум по меньшей мере его  самодействующий  инструмент.  ‚
силу этого в игре оказываетсЯ широкий и весьма хорошо известный круг условий
становлениЯ культуры, тех,  собственно,  условий,  по  отношении  к  которым
личнаЯ творческаЯ сила занимает подчиненное положение. Ќе вдаваЯсь в детали,
упомЯну  лишь,  что  здесь,  очищенные  от  исторического,  вновь  ЯвлЯютсЯ,
фиксируЯ  непременные  психологические  предпосылки,   многие   из   злостно
извращенных, затрепанных в политическом обиходе и отвергнутых затем понЯтий.
’акие,  к  примеру,  как  свобода,  открытость  и   искренность,   мужество,
неподкупность, ответственность и критика. ЏоследнЯЯ - более против того, что
вводит нас в искус, чем против того, что вызывает в нас отвращение. ‹юбовь к
истине, правдолюбие также необходимы, и Я упоминаю о них особо, ибо хотЯ то,
что мы  зовем  культурой,  и  не  подведомственно  прЯмым  образом  критерию
истинности, однако же никакаЯ значительнаЯ культура не  может  покоитьсЯ  на
основаниЯх, находЯщихсЯ в искаженных отношениЯх с истиной и правдой.
     …сли же такие качества не поддерживаютсЯ политическим режимом  во  всех
подданных, то не проЯвлЯютсЯ они и в деЯтельности отдельных талантов.
 
     ‘пособствовать    постижению    таких    социальных    предпосылок    и
закономерностей - вот, пожалуй, единственно  возможнаЯ  длЯ  культуры  форма
самозащиты,  осуществимаЯ  не  политическими  средствами.  „лЯ   оценки   же
политических структур в отношении  их  культурной  ценности  перспектив  длЯ
развитиЯ культуры это, во всЯком случае, важнее всего.
 
                                                            Џариж, июль 1935 
 
 
        Ћ ѓ‹“ЏЋ‘’€ 
 
     Џеревод …. Љрепак.
 
            „оклад, сделанный по приглашению Ђвстрийского союза 
             художественных ремесел и промышленности в ‚ене 11 
                    марта и повторенный 17 марта 1937 г. 
 
     „амы и господа!
     ’от, кто сегоднЯ отваживаетсЯ говорить о глупости, до некоторой степени
рискует проиграть: его намерение может быть истолковано как  наглость,  даже
как вмешательство в ход событий. џ сам несколько лет тому назад  уже  писал:
"…сли бы глупость не была как две капли воды  похожа  на  прогресс,  талант,
надежду или совершенствование, никто не хотел бы быть глупым".  ќто  было  в
1931 году; никто не осмелилсЯ усомнитьсЯ, что с тех пор в  мире  обнаружилсЯ
некоторый прогресс и произошли улучшениЯ. €так, постепенно  вопрос:  что  же
такое, собственно говорЯ, глупость? - становитсЯ фатальным.
     •очу обратить ‚аше внимание, что, будучи писателем, Я уже довольно-таки
давно знаком с глупостью, могу даже утверждать, что был  с  ней  некогда  на
дружеской ноге! Ђ уж  если  ты  -  литератор,  тебе  приходитсЯ  к  тому  же
сталкиватьсЯ с почти неописуемым противодействием, которое, судЯ  по  всему,
способно принимать любые формы: будь  то  индивидуальные,  как,  к  примеру,
корректный отпор профессора истории  литературы,  привычного  иметь  дело  с
неконтролируемыми   глубинами   времен,   а    относительно    современности
допускающего досадные  промахи;  будь  то  легкомысленно  коллективные,  как
противодействие преобразованию критической оценки в коммерческую с тех  пор,
как ѓосподь в неисповедимой своей доброте ссудил дар  речи  даже  создателЯм
звуковых фильмов. Њне уже прежде случалось описывать разные  ЯвлениЯ  такого
рода; не следует повторЯть или дополнЯть уже  сказанное  однажды  (да  перед
лицом тЯги к размаху, поразившей ныне все и всЯ,  это  и  не  представлЯетсЯ
возможным):   довольно   подчеркнуть   как   достоверный   результат,    что
антихудожественные настроениЯ любого народа проЯвлЯютсЯ не  только  в  худые
времена и не только в грубой форме, но также и во времена добрые и во всЯком
виде, так  что  угнетение  и  запреты  отличаютсЯ  от  присуждениЯ  почетных
докторских степеней, избраниЯ в академии  и  раздачи  премий  лишь  степенью
тЯжести.
     џ всегда подозревал, что столь многообразный отпор, даваемый  искусству
и возвышенности народом, похвалЯющимсЯ любовью к ним, есть ничто  иное,  как
глупость,  вероЯтно,  особаЯ  ее  разновидность:  глупость  по  отношению  к
искусству и, пожалуй, духовной утонченности, проЯвлЯющаЯсЯ  в  любом  случае
так, что  все,  именуемое  нами  прекраснодушием,  оказываетсЯ  одновременно
благоглупостью. Ќыне Я по-прежнему не вижу особых причин длЯ отказа от  этой
идеи. ђазумеетсЯ, нельзЯ  списывать  на  глупость  все,  что  уродует  такое
наигуманнейшее дело, как искусство; в особенности опыт последних  лет  учит,
что нужно оставить место и бесхарактерности всех сортов. ’ем не менее, ни  в
коем случае нельзЯ и возразить,  что  понЯтие  глупости  не  имеет  к  этому
никакого отношениЯ, поскольку оно соотноситсЯ с разумом, а не  с  чувствами,
искусство же  зависит  от  последних.  ќто  заблуждение.  „аже  эстетическое
наслаждение есть оценка и чувство. Џрошу позволениЯ не только  присовокупить
к этой великой формуле, позаимствованной мной у Љанта, напоминание, что Љант
говорит о силе эстетической оценки и оценке с позиций вкуса, но и  сразу  же
повторить антиномии, отсюда вытекающие.
     ’езис: оценка с позиций вкуса основываетсЯ не на понЯтиЯх, иначе о  ней
можно было бы дискутировать (решать с помощью доказательств). Ђнтитезис: она
основываетсЯ  на  понЯтиЯх,  иначе  о  ней  нельзЯ  было  бы  даже   спорить
(стремитьсЯ к единогласию).
     Ђ теперь позвольте спросить, не лежит ли подобнаЯ оценка с подобной  же
антиномией в основе политики, да и всей житейской суеты?  €  не  следует  ли
там, где оценка и разум чувствуют себЯ как дома, ожидать поЯвлениЯ их сестер
и сестренок, всЯческих разновидностей  глупости?  Ћни  так  важны.  ‚  своей
восхитительной, не до конца исчерпанной и сегоднЯ "Џохвале  глупости"  ќразм
ђоттердамский писал, что, не  будь  всЯких  глупостей,  так  и  дети  бы  не
родились!
 
     Ћщущение столь же противного приличиЯм, сколь и могучего господства над
нами глупости присуще многим людЯм,  которые  благожелательно-заговорщически
конфузЯтсЯ, обнаружив, что некто, вызывающий их доверие, собираетсЯ  назвать
это чудище по имени. ‘перва Я познал сие на собственном опыте, а потом и  из
истории, когда в поисках  предшественников  на  стезе  изучениЯ  глупости  -
поразительным образом мне удалось познакомитьсЯ с очень  немногими,  мудрецы
Явно предпочитают писать о мудрости! - Я получил  от  одного  ученого  друга
текст  доклада,  сделанного  в  1866  г.  €.  ќ.  ќрдманом,  гегельЯнцем   и
профессором в ѓалле. ќтот доклад под  заголовком  "Ћ  глупости"  открываетсЯ
сообщением, что уже объЯвление о нем вызвало смех; с тех пор,  как  Я  знаю,
что такое может приключитьсЯ даже с гегельЯнцем,  Я  окончательно  убедилсЯ:
подобное отношение  к  собирающимсЯ  говорить  о  глупости  -  неспроста,  и
чувствую себЯ очень неуверенно, будучи уверен, что бросаю  вызов  могучей  и
глубоко двойственной психической силе.
     Џотому-то Я уж лучше сразу признаюсь в своей слабости  по  сравнению  с
ней: Я не знаю, что она такое. џ не создал теорию глупости, котораЯ  придала
бы мне смелости спасти мир; Я даже не обнаружил в  рамках  позитивной  науки
исследованиЯ, предмет которого она составлЯет, или хоть какой-нибудь  работы
на близкую тему, котораЯ может,  занимаЯсь,  на  худой  конец,  родственными
ЯвлениЯми,  пролить  свет  на  суть  вопроса.  ‚озможно,  тому   виной   моЯ
недостаточнаЯ образованность, но, сдаетсЯ, вопрос: что такое глупость? - так
же мало подходит нынешней науке, как вопросы о том, что есть добро,  красота
и электричество. ’ем не менее, весьма заманчиво разобратьсЯ в этом  предмете
и в результате максимально трезво ответить на все задаваемые жизнью загадки.
‚от потому-то в один прекрасный день Я решил выЯснить, что же такое глупость
"на самом деле", а не то, как она проЯвлЯетсЯ, что больше соответствовало бы
моим профессиональным обЯзанностЯм и навыкам.
     Ђ поскольку Я не хотел помогать себе литературой и не мог -  наукой,  Я
попыталсЯ подойти к делу простодушнейшим способом, в таких случаЯх это проще
всего, исследовав употребление слова  "глупый"  и  родственных  ему,  собрав
тривиальнейшие  примеры  и  попытавшись  свЯзать  воедино  свои  заметки.  Љ
прискорбию,  подобный  образ  действий  всегда  как-то  походит   на   ловлю
бабочек-капустниц: воображаешь, что все времЯ гонЯешьсЯ за одной и  той  же,
но,  поскольку  повсюду  точно  так  же  порхают  точно  такие  же  бабочки,
перестаешь вскоре понимать, за какой из них ты гонЯешьсЯ. ’ак и с  примерами
употреблениЯ слов, сходных  по  значению  с  "глупостью":  не  всегда  можно
определить, генетическое ли  тут  родство  или  чисто  внешнее  и  случайное
сходство, и не так-то просто затолкать их в одну корзину,  о  которой  можно
будет определенно сказать: она принадлежит дураку.
 
     Џри таких обстоЯтельствах как ни начни  -  все  едино,  так  начнем  же
как-нибудь, лучше всего - с самой первой трудности: всЯкий,  кто  собираетсЯ
говорить о глупости или присутствовать при подобном разговоре с пользой  длЯ
себЯ, должен считать, что сам-то не глуп; он, стало  быть,  показывает,  что
умен, а вести себЯ подобным  образом  и  есть  общепризнанное  свидетельство
глупости! …сли задатьсЯ вопросом: почему глуп тот, кто обнаруживает свой ум,
то  первым  напрашиваетсЯ  покрытый  пылью  веков  ответ,  каковой   гласит:
предуcмотрительнее не показывать, что ты умен. ‚ероЯтно,  эта  сомнительнаЯ,
на первый  взглЯд  совершенно  уж  непонЯтнаЯ  предосторожность  восходит  к
временам, когда слабому действительно  было  умнее  не  слыть  умным:  вдруг
сильный сочтет его ум опасным! Ќапротив, глупость усыплЯет  недоверие;  она,
как и посейчас говоритсЯ, "обезоруживает". ‘леды такого древнего хитроумиЯ и
лукавой глупости  взаправду  и  по  сию  пору  обнаруживаютсЯ  в  отношениЯх
зависимости, когда силы неравны настолько, что слабейший чает спастись  лишь
прикидываЯсь глупее, чем он есть на самом деле; проЯвлЯютсЯ они, к  примеру,
в так называемой крестьЯнской хитрости, а кроме того  в  отношениЯх  слуг  и
образованных господ, солдата и  командира,  ученика  и  учителЯ,  ребенка  и
родителей. ’от, на чьей стороне сила, раздражаетсЯ меньше,  если  слабый  не
может, чем когда он не хочет. ѓлупость даже приводит его в отчаЯние, то есть
однозначно ставит в невыигрышное положение!
     Џревосходнейшим образом согласуетсЯ со сказанным тот факт, что ум легко
приводит сильного в Ярость! …сли и согласны ценить ум в подчиненном, то лишь
до  той  поры,  пока  он  свЯзан  с  безусловной   преданностью.   …сли   же
свидетельства лоЯльности отсутствуют и не Ясно, идет ли ум во благо хозЯину,
тогда его чаще именуют нескромностью, наглостью или коварством, нежели умом.
Ќередко складываетсЯ  мнение,  что,  пусть  не  угрожаЯ  в  действительности
безопасности господина, ум как минимум наносит ущерб его чести и авторитету.
Џри воспитательном процессе это выражаетсЯ  в  том,  что  к  способному,  но
строптивому ученику относЯтсЯ суровее, чем к препирающемусЯ по  глупости.  ‚
области морали сложилось представление, что волЯ тем злее, чем Яснее сознает
собственную порочность. Ћт подобной пристрастности не свободна даже юстициЯ,
поскольку с особой строгостью она осуждает преступлениЯ, совершенные с умом,
как "утонченные" и "оскорбительные длЯ чувств". —то же  до  политики,  пусть
всЯкий сам подберет себе примеры.
     ѓлупость - пожалуй, здесь  уместно  упомЯнуть  об  этом  -  тоже  может
действовать на нервы и умиротворЯет отнюдь  не  при  любых  обстоЯтельствах.
Љоротко говорЯ, она выводит из терпениЯ, в отдельных же  случаЯх  пробуждает
жестокость, а жертвами  внушающих  отвращение  проЯвлений  этой  жестокости,
патологической по сути и  именуемой  обычно  садизмом,  очень  часто  бывают
глупцы. Џричина здесь Явно та, что глупцы легче, чем прочие люди, становЯтсЯ
добычей садистов. ‚озможно, правда, есть и еще причина,  а  именно,  что  их
ощутимаЯ длЯ всех неспособность к сопротивлению распалЯет  воображение,  как
запах крови - охотничий инстинкт, и заманивает его в  такую  запредельность,
где жестокость заходит "слишком далеко" почти потому только,  что  нигде  не
обнаруживает себе никаких преград.  ќто  тЯга  к  мучению  самого  мучителЯ,
слабость, неотторжимаЯ от  его  жестокости,  и  хотЯ  праведное  негодование
оскорбленного сочувствиЯ редко дает это заметить, все же длЯ жестокости, как
и длЯ любви, нужны двое подходЯщих друг другу! ‘казать об этом, имЯ  дело  с
человечеством, столь мучимым своей "трусливой  жестокостью  по  отношению  к
слабейшему" (очевидно, наиболее распространенное  определение  садизма)  как
современное, конечно же, совершенно необходимо; тем не менее, учитываЯ общую
направленность рассмотрениЯ и первую приблизительную выборку примеров, можно
счесть сказанное отступлением от темы и, в общем, не выжать из  него  ничего
более, чем: делать умный вид может быть глупо, но и слыть дураком не  всегда
умно. Ќикакого обобщениЯ тут не  сделаешь;  единственно  уместным,  пожалуй,
могло бы стать: самое умное в этом мире - вести себЯ как можно незаметнее! €
действительно, из всей премудрости не столь уж редко делаетсЯ  именно  такой
вывод. Ћднако еще чаще сему мизантропическому выводу находитсЯ  отчасти  или
целиком символически-заместительное применение, причем рассуждение заходит в
область заповедей ограниченности или еще более общих,  не  покидаЯ,  тем  не
менее, регионов ума и глупости.
     Љак из страха показатьсЯ глупыми, так и  из  страха  нарушить  приличиЯ
многие люди, не отказываЯ себе в  уме,  предпочитают  не  говорить  об  этом
вслух. Ђ когда все же вынуждены, пользуютсЯ иносказаниЯми типа: "џ не глупее
других".  …ще  более  излюбленный  прием  -   заметить   как   можно   более
незаинтересованно и деловито: "Њогу, пожалуй, сказать о себе, что ум у  менЯ
- обычный". €ногда же убежденность в собственном уме обнаруживают под рукой,
при посредстве такого, к примеру, высказываниЯ: "Ќе позволю выставлЯть  менЯ
дураком!" ’ем примечательнее, что ужасно  умным  и  сообразительным  считает
себЯ в глубине души не только загадочный отдельный человек, но и человек как
субъект исторического процесса, когда ему  удаетсЯ,  говорит  или  позволЯет
говорить о себе, что он  чрезвычайно  умен,  просвещен,  достоин,  возвышен,
избран Ѓогом и призван вершить историю. Њы охотно  высказываемсЯ  в  том  же
духе о других, если чувствуем, что их отраженное сиЯние падает на  нас,  что
закрепилось и врЯд ли  уже  осознаетсЯ  в  титулах  и  обращениЯх  наподобие
‚еличество, ‚ысокопреосвЯщенство, ‘ветлость, Џревосходительство,  Њилость  и
т. п., и немедленно проЯвлЯетсЯ в полную  силу,  когда  сегоднЯшний  человек
фигурирует в качестве народа. ’е, чье духовное и душевное  развитие  -  ниже
среднего,  в   особенности   беззастенчиво   удовлетворЯют   потребность   в
превосходстве, выступаЯ под защитой партии, нации, секты или  направлениЯ  в
искусстве и получив право говорить Њы вместо џ.
     ‘ одной оговоркой, котораЯ разумеетсЯ сама собой и  может  быть  потому
опущена, заносчивость такого рода можно назвать также  тщеславием.  ‚  самом
деле, душа многих  народов  и  государств  обуреваема  ныне  чувствами,  меж
которыми тщеславие, бесспорно, занимает наипервейшее место; существующаЯ  же
с давних пор внутреннЯЯ свЯзь тщеславиЯ с глупостью тут-то и выходит на свет
Ѓожий. ѓлупец обычно уже потому тщеславен, что ему  не  хватает  ума  скрыть
свое тщеславие, да этого, собственно говорЯ, и не нужно, поскольку  глупость
и тщеславие - в прЯмом родстве: тщеславный человек  производит  впечатление,
что делает меньше, чем может, он подобен  машине,  котораЯ  в  прохудившемсЯ
месте не держит пар. €менно это и подразумевает стараЯ пословица:  "ѓлупость
и спесь об руку идут", как равным образом выражение  "спесь  ослеплЯет".  Њы
отождествлЯем с  понЯтием  тщеславиЯ  ничто  иное,  как  ожидание  заведомой
недоработки, потому что в первом значении слово "тщеславный" очень похоже на
"тщетный". Ќедостаточного результата ожидаешь даже там, где он на самом деле
полновесен: ведь нередко  тщеславие  свЯзано  с  талантом.  ’огда  создаетсЯ
впечатление, что спесивец мог бы достичь и большего, если  бы  сам  тому  не
препЯтствовал. ќто живучее представление о недостаточности результата станет
позже тем наиболее общим представлением, что мы имеем о глупости.
     Ћднако, как известно, надуватьсЯ спесью избегают  не  потому,  что  это
может быть глупым, но потому в основном, что это -  против  приличий.  Љогда
говорЯт: "•вастает так, что уши вЯнут", следует понимать,  что  бахвальство,
привычка много говорить о себе и хвалитьсЯ считаетсЯ не только неумной, но и
непристойной. …сли не ошибаюсь, то нарушаемые таким образом правила приличиЯ
принадлежат   к   многообразным   правилам   сдержанности   и    недопущениЯ
фамильЯрности, каковые существуют, дабы щадить чужое самомнение,  исходЯ  из
того, что у других  его  не  меньше,  чем  у  нас  самих.  ’акие  требованиЯ
"держатьсЯ  на  расстоЯнии"  направлены  равным  образом  против   излишнего
откровенничаньЯ, определЯют формулы приветствиЯ и  обращениЯ,  не  позволЯют
возражать, предварительно не извинившись, или начинать письма со слова  "Я",
короче, они  требуют  соблюдениЯ  известных  правил  длЯ  того,  чтобы  люди
"держались друг от друга  на  расстоЯнии".  €х  задача  -  уравновешивать  и
сглаживать  общение,  облегчать  любовь  к   ближнему   или   самому   себе,
одновременно поддерживаЯ среднюю температуру людского общежитиЯ; такого рода
предписаниЯ обнаруживаютсЯ в  любом  обществе,  в  примитивном  даже  еще  в
большей степени, чем в высокоцивилизованном, они знакомы  даже  бессловесным
животным, что видно из многих их  церемоний.  ќтими  требованиЯми  запрещено
назойливое восхваление не только себЯ, но и других.  ‘казать  кому-нибудь  в
лицо, что он - гений или свЯтой,  почти  столь  же  ужасно,  как  утверждать
подобное о себе самом; а размалевать лицо  и  разлохматить  волосы  с  точки
зрениЯ современных нравов ничуть не лучше, чем обругать кого-нибудь. ЏринЯто
удовлетворЯтьсЯ замечанием, что ты не глупее и не хуже других, как о  том  и
было уже ранее упомЯнуто!
     ‚полне очевидно, что  в  цивилизованных  обществах  запреты  вызываютсЯ
неумеренностью и распущенностью. Ђ так как  прежде  речь  шла  о  тщеславии,
коему предаютсЯ сегоднЯ народы  и  партии,  чванЯсь  своей  просвещенностью,
следует немедленно добавить, что пустившеесЯ во  все  тЯжкие  большинство  -
точно так же, как галлюцинируют страдающие манией величиЯ, - объЯвило  своей
собственностью не только мудрость, но и  добродетель,  ЯвлЯЯсь  самому  себе
отважным, благородным, непобедимым,  кротким  и  прекрасным;  в  особенности
сильна у людей  в  этом  мире  тЯга  позволЯть  себе,  собираЯсь  в  большом
количестве, то, что по отдельности им запрещаетсЯ. ќти  привилегии  ставшего
великим  Њы  едва  ли  не  производЯт  сегоднЯ  впечатлениЯ,  что   растущие
цивилизованность и  укрощение  отдельной  личности  должны  уравновешиватьсЯ
растущим  в  прЯмой  зависимости  одичанием  наций,  государств   и   союзов
единомышленников. ‚ этом вполне очевидно проЯвлЯетсЯ  расстройство  аффекта,
нарушение аффективного равновесиЯ, что по сути предшествует противоположению
џ и Њы, как и всем моральным оценкам.
     ’ут, однако, необходимо встает вопрос:  по-прежнему  ли  это  глупость,
свЯзано ли это с глупостью хоть как-то?
     „осточтимые слушатели! Ќикто в этом  не  сомневаетсЯ!  Ќо,  прежде  чем
ответить на вопрос, давайте переведем  дух  и  рассмотрим  один  симпатичный
пример! Њы все, хотЯ главным образом мы -  мужчины  и,  в  особенности,  все
известные писатели, знакомы с дамой, страстно желающей  поверить  нам  роман
своей жизни, душа ее, судЯ по всему, постоЯнно участвовала  в  интереснейших
перипетиЯх, из чего, однако, не воспоследовало никаких триумфов, и вот их-то
она ожидает только лишь от нас. ѓлупа ли  эта  дама?  Ќечто,  вытекающее  из
житейского  опыта,  обычно  подсказывает  нам:  "„а,  она  глупа!"  Ќо   как
вежливость, так и справедливость требуют добавить, что глупа она не совсем и
не всегда. Ћна много говорит о себе, и вообще -  много  говорит.  Ћна  очень
уверенно судит обо  всем.  Ћна  тщеславна  и  беззастенчива.  —астенько  она
поучает нас. Љак правило, у нее не ладЯтсЯ сердечные дела, короче, жизнь  не
так уж благосклонна к ней. Ќо разве нет других, в отношении которых все  или
большинство из сказанного было бы справедливо? Љ примеру, много  говорить  о
себе - это ведь порок и  эгоистов,  и  беспокойных  людей,  и  отчасти  даже
меланхоликов. Ђ все вместе - замечательно верно в отношении молодежи: у  нее
прЯмо-таки болезнь роста много говорить о себе,  хвастатьсЯ,  поучать  и  не
находить себе места в жизни, одним словом, точно так же поступать  неразумно
и нарушать приличиЯ, не становЯсь при этом глупой и глупее, чем она есть, по
вполне естественной причине: потому, что она еще не поумнела!
     „амы и господа! •отЯ суждение тривиального сознаниЯ и свойственного ему
знаниЯ людей и верны по преимуществу, все же обычно не вполне. Ћни сложились
не  на  основе  подлинного  изучениЯ,  но  ЯвлЯютсЯ  всего  лишь  выражением
внутреннего согласиЯ или неодобрениЯ.  ‘тало  быть,  и  этот  пример  только
подтверждает, что нечто  может  быть  глупым,  но  не  обЯзательно  ЯвлЯетсЯ
таковым, что значение путают с ситуацией, в которой оно  проЯвлЯетсЯ  и  что
глупость столь основательно перепуталась со всем  на  свете,  что  нигде  не
торчит и кончика нитки,  потЯнув  за  который  можно  было  бы  одним  махом
размотать весь клубок. „аже глупость и гениальность нерасторжимо свЯзаны,  а
запрет на пустословие человечество обходит своеобразным способом: при помощи
поэта. …му позволительно  говорить  от  лица  человечества,  что  он  вкусно
покушал или что солнце  светит  в  небе,  он  может  откровенничать,  делать
признаниЯ, выбалтывать тайны, без зазрениЯ совести сводить личные счеты  (по
крайней мере, так поступают многие поэты!); все выглЯдит совершенно так, как
если бы человечество при помощи данного исключениЯ обходило свои собственные
запреты. ‚ этом случае оно может неустанно говорить о себе  и  уже  миллионы
раз пересказало устами поэтов одни и те же истории  и  происшествиЯ,  просто
менЯЯ антураж, но не извлекаЯ  длЯ  себЯ  никаких  уроков.  €спользуЯ  таким
образом своих поэтов и приспосабливаЯ их к подобному использованию, разве не
может оно быть заподозрено в глупости? —то до менЯ, так Я ни в  коем  случае
не считаю это невозможным.
     ‚о всЯком случае, между формами проЯвлениЯ глупости  и  аморальности  -
понимаЯ  последнюю  в  более  широком,  не  употреблЯющемсЯ  сегоднЯ   более
значении, подразумевающем почти  то  же  самое,  что  бездуховность,  но  не
бестолковость - имеютсЯ перепутавшиесЯ друг с другом  сходство  и  различие.
‚не всЯкого сомнениЯ, свЯзь их походит на то, о чем €. ќ. ќрдман  говорит  в
одном из важных мест  своего  доклада,  упомЯнутого  ранее,  а  именно,  что
жестокость есть  "сфера  практического  применениЯ"  глупости.  €м  сказано:
"‘лова... - не единственное проЯвление состоЯниЯ духа.  ђавным  образом  оно
проЯвлЯетсЯ в действиЯх. Љак и глупость. Ќе только быть глупым, но  и  глупо
вести себЯ, делать глупости" - т. е. "практическое  применение"  глупости  -
или "глупость в действии" - это  мы  и  называем  жестокостью".  Џриведенное
тонкое суждение означает не менее, чем то, что глупость есть порок чувств  -
ведь  жестокость  ЯвлЯетсЯ  именно  таковым!  Ђ  это  прЯмо  ведет  к   тому
"расстройству аффекта" и "нарушению аффективного равновесиЯ", на которое  мы
уже намекали ранее, не найдЯ им  объЯснениЯ.  ЋбъЯснениЯ,  заключающегосЯ  в
словах ќрдмана, тоже не вполне достаточно,  поскольку  мало  того,  что  оно
метит во  всего  лишь  грубого  неотесанного  индивида  в  противоположность
"образованному" и в ни в  коей  мере  не  охватывает  все  формы  проЯвлениЯ
глупости; жестокость к тому же - не просто глупость, а глупость - не  только
жестокость, и  необходимо,  следовательно,  дать  дополнительное  объЯснение
свЯзи аффекта и ума, раз в совокупности они дают "прикладную глупость".  ‚от
что надо разъЯснить в первую очередь и, вероЯтно, вновь на примерах.
 
     …сли возникает необходимость в точном определении глупости,  то  прежде
всего следует отвергнуть ту точку зрениЯ,  согласно  которой  глупость  есть
исключительно или по  преимуществу  недостаток  ума,  хотЯ,  как  отмечалось
ранее, наше наиболее распространенное представление о  ней  -  это,  видимо,
представление о неспособности к многообразной деЯтельности, на худой конец -
о духовной и физической ущербности. ’ому есть выразительный пример в говорах
нашей родины: обозначение тугоухости, т. е. физического  недостатка,  словом
"derisch"  или  "terisch",  что,  очевидно,  означает   "torisch",   т.   е.
"придурковатый", и, следовательно, родственно глупости. ’очно так же, как  в
этом случае, упрек в глупости делаетсЯ народом и  в  других.  …сли  участник
спортивных состЯзаний в решающий момент снижает темп или  допускает  ошибку,
то говорит потом: "џ как одурел!" или: "“ менЯ голова пошла  кругом!",  хотЯ
роль  головы  при  плавании  или  боксе  может  расцениватьсЯ   как   весьма
неопределеннаЯ. „ети и спортсмены равным образом зовут глупым  всЯкого,  кто
неуклюж, будь он хоть сам ѓельдерлин. …сть  к  тому  же  деловые  отношениЯ,
вступаЯ в которые тот, кто не хитер и не бессовестен, прослывет  дураком.  ‚
общем и целом, все это глупости относительно премудрости более древней,  чем
та, что в чести ныне; если мои сведениЯ достоверны,  то  в  древнегерманское
времЯ не только моральные представлениЯ, но  и  понЯтие  о  том,  что  такое
сведущий, опытный, мудрый, т. е. об умственной деЯтельности, было свЯзано  с
войной и сражениЯми. ’ак  что  всЯкой  премудрости  -  своЯ  глупость,  даже
зоопсихологиЯ установила  на  основании  тестов  на  сообразительность,  что
каждому "удачливому типу" соответствует свой "глупый тип".
     ’аким образом, если занЯтьсЯ поисками наиболее общего определениЯ  ума,
то на основании подобных  параллелей  сложитсЯ,  скорее  всего,  определение
прилежаниЯ, а все то, что не прилежно, можно при случае назвать глупым.  ’ак
оно и в действительности, если только не называют умом прилежание,  присущее
глупости. Ђ  какой  тип  прилежаниЯ  выходит  вперед  и  отвечает  в  каждую
конкретную эпоху понЯтиЯм ума и глупости, зависит  от  ситуации.  ‚  периоды
личной незащищенности понЯтию ума будут соответствовать коварство,  насилие,
острота мысли и физическаЯ ловкость, в периоды же духовности - к  сожалению,
вынужден добавить: буржуазной - их место занимает работа  ума.  ‚ернее,  это
должна быть духовнаЯ работа высшего порЯдка, но ход вещей отдал предпочтение
достижениЯм рассудка, что и запечатлено на пустом лице делового человека под
тупым его лбом. ‚от и получилось, что сегоднЯ ум и глупость, словно иначе  и
быть не может, соотносЯтсЯ с рассудком и степенью прилежности,  хоть  это  и
достаточно односторонний подход.
     €значально  свЯзанное  с  понЯтием  глупости  общее   представление   о
неприлежности (или негодности) - как в свЯзи с неприлежностью ко всему,  так
и  с  любой  конкретной  неприлежностью  -  влечет   за   собой   достаточно
впечатлЯющие последствиЯ, а именно: "глупый" и  "глупость",  ЯвлЯЯсь  общими
понЯтиЯми длЯ обозначениЯ  негодности,  могут  употреблЯтьсЯ  вместо  любого
слова, обозначающего ее частный случай. ќто - одна  из  причин,  по  которым
взаимные упреки в глупости получили сегоднЯ столь  широкое  распространение.
(‘ другой же стороны - и того, что это понЯтие  так  сложно  отграничить  от
других, как Явствует из  наших  примеров).  ‘тоит  взглЯнуть  на  замечаниЯ,
оставленные на полЯх более или менее претенциозных романов, достаточно долго
простоЯвших на полках публичных библиотек: оставаЯсь  наедине  с  писателем,
читатель с особой охотой выражает свои оценки посредством слова "глупо!" или
таких его эквивалентов, как "чушь!", "бред!", "невероЯтнаЯ глупость!"  и  т.
п. ђавным  образом  это  -  первый  возглас  возмущениЯ,  когда  зритель  на
спектакле или выставке  сплоченно  выступает  против  деЯтелей  искусства  и
возмущаетсЯ. ‡аслуживает упоминаниЯ и слово "халтура", поскольку в  качестве
первой оценки  оно  полюбилось  художникам,  как  никакое  другое.  ‚прочем,
сколько мне известно, едва ли можно  определить  его  суть  и  употребление,
разве что через глагол "халтурить",  который  в  разговорной  речи  означает
примерно "отдавать за бесценок" или "делать дешевку". "•алтура", стало быть,
означает бросовый товар или товар по бросовым ценам, и Я  абсолютно  уверен,
что именно это самое и имеетсЯ в виду, естественно, применительно к духовной
сфере, если слово интуитивно употреблено в верном значении.
     Џоскольку выражениЯ "бросовый товар",  "хлам"  по  значению  свЯзаны  с
понЯтием скверного, негодного товара, а негодность и  неудовлетворительность
есть основа семантики  слова  "глупый",  то  едва  ли  будет  преувеличением
утверждать, что мы склонны называть  "в  чем-то  глупым"  все,  что  нас  не
удовлетворЯет, да еще если мы, невзираЯ на это, прикидываемсЯ,  что  считаем
это  высокодуховным  и  возвышенным!  „лЯ  определениЯ  же  этого  "чего-то"
существенно,  что  обозначающие  глупость  выражениЯ  тесно  переплетены   с
другими, столь  же  несовершенными  обозначениЯми  подлости  и  нравственной
гнусности, а это вновь приводит нас к тому, на чем мы уже останавливались: к
исторической общности понЯтий "глупый" и "неприличный". Џоскольку не  только
"халтура",  эстетическое  понЯтие  интеллектуального  происхождениЯ,  но   и
понЯтиЯ  из  сферы   морали   "дрЯнь!",   "отвратительно!",   "безобразно!",
"ненормально!", "нагло!" ЯвлЯютсЯ в свернутой форме критическими  житейскими
оценками. ‚ероЯтно, эти понЯтиЯ имеют и  эмоциональную  окраску,  даже  если
употреблЯютсЯ без разбора; тогда вместо всех них можно применЯть  наполовину
утратившее значение восклицание "‚от подлость!", заменЯющее все остальные  и
делЯщее власть над миром с возгласом "‚от  глупость!".  Џоскольку  очевидно,
что при случае оба эти слова могут замещать все остальные,  т.  к.  "глупый"
приобрело значение "вообще негодного", а "подлый"  -  "вообще  аморального";
если прислушатьсЯ, как люди нынче разговаривают, то  может  показатьсЯ,  что
автопортрет  человечества,  спонтанно  возникающий  из  портретов  отдель