        ђоберт Њузиль. €з дневников


----------------------------------------------------------------------------
     Aus den Tagebuchern
     Џеревод и составление. Ђ. Љарельский, 1999;
     M89
     ђоберт Њузиль. ЊалаЯ проза. €збранные произведениЯ в двух томах. ђоман.
Џовести. „рамы. ќссе. / Џер. с нем., пред. Ђ. Љарельского, сост. ….  Љацевой
- Њ.: "Љанонпресс-–", "Ључково поле", 1999. ’ом 2.
     OCR Ѓычков Њ.Ќ. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
 
              [1898] ‹истки из ночной тетради мсье вивисектора 
 
     џ живу в полЯрном краю, потому что, стоит мне подойти к  окну,  Я  вижу
перед  собой  лишь  безмолвные  белые  пространства,  на  которых,  как   на
пьедестале, покоитсЯ ночь. ‚округ менЯ  -  органическаЯ  изолЯциЯ,  Я  будто
укрыт ледЯным покровом стометровой толщины. ѓлазам человека,  обретшего  под
ним успокоение, такой покров открывает  особую  перспективу,  которую  знает
лишь тот, кто добровольно воздвиг стометровую стену льда перед своим взором.
     ’ак это выглЯдит, если смотреть изнутри наружу; а снаружи  вовнутрь?  џ
вспоминаю, как однажды мне довелось увидеть замурованного в осколке  горного
хрусталЯ комара. ‚ силу какой-то эстетической предрасположенности, которую Я
еще не удосужилсЯ подвергнуть рассудочному анализу, комары  длЯ  менЯ  нечто
такое, что оскорблЯет - ну, скажем, мое чувство прекрасного. €ное  дело  тот
комар, заключенный в хрустале. ЃлагодарЯ своей погруженности в чуждую  среду
он утратил все детальное, так сказать, индивидуальное комариное  и  предстал
длЯ менЯ  лишь  темным  пЯтном,  обрамленным  тонкими,  нежными  узорами.  џ
припоминаю, что испытывал то же ощущение по отношению к людЯм, когда в  иные
вечера они  представлЯлись  моему  утомленному  дневным  светом  воображению
черными точками, движущимисЯ по зеленым холмам на фоне оранжевого неба.  ќти
образы,  которые,  Явись  они  мне   вблизи   как   сочетание   определенных
детализированных свойств, навернЯка бы чем-нибудь покоробили менЯ, тогда, на
отдалении, пробуждали во мне эстетическое удовольствие, чувство симпатии.
     ‚от так и сейчас Я смотрю снаружи вовнутрь, и в  сумме  это  соединение
взглЯда снаружи  вовнутрь  и  изнутри  наружу  сообщает  мне  созерцательное
спокойствие философа.
     џ поймал себЯ на том, что сегоднЯ впервые "воспринЯл"  свою  комнату  -
воспринЯл этот отвратительный музей стилевых кощунств как нечто цельное, как
сумму цветных плоскостей, котораЯ органически соединена  и  с  этой  ледЯной
ночью, навЯзывающей мне кругозор затворника, и со мной самим;  благодарЯ  ей
эта среднеевропейскаЯ  ЯнварскаЯ  ночь  над  заснеженными  крышами  строений
представлЯетсЯ мне, стоЯщему у окна, гигантским полЯрным могильным сводом, в
котором так умиротворенно преломлЯетсЯ  мой  внутренний  взор.  ‘воего  рода
пантеизм на физиологической основе! џ начну писать дневник, Я назову  его  -
из благодарности - своей ночной тетрадью, и задачу эту Я почту решенной лишь
тогда, когда осознаю, что ни единое слово  извне  не  нарушает  великолепной
вольности моего теперешнего ощущениЯ.
 
     ЌочнаЯ тетрадь! џ люблю ночь, ибо она без покровов; день терзает нервы,
теребит их, пока не ослепнут; ночью  же,  когда  будто  некие  хищные  звери
мертвой хваткой стискивают тебе горло, -  ночью  жизнь  нервов  отдыхает  от
дневного беспамЯтства и раскрываетсЯ вовнутрь, и человек  по-новому  ощущает
самого себЯ, - так в  темной  комнате  со  свечой  в  руке  приближаешьсЯ  к
зеркалу, которое в течение днЯ не воспринЯло ни единого луча и теперь  жадно
вбирает в себЯ и возвращает тебе твое собственное лицо.
     •ищные звери - мертвой  хваткой!  ‚  древности  были  цари,  впрЯгавшие
пантер в свои колесницы, и, наверное, высшее наслаждение доставлЯло  им  это
балансирование у черты, сознание того, что в каждую минуту  они  могут  быть
разорваны на части.
     Ќедавно Я нашел длЯ себЯ очень красивое обозначение: мсье вивисектор.
     ђазумеетсЯ, это всегда поза -  когда  человек  придумывает  себе  столь
красиво звучащее обозначение; но в  минуты  глубочайшей  вЯлости  и  апатии,
рождаемых переутомлением,  он  нуждаетсЯ  в  ней,  чтобы  выпрЯмитьсЯ  с  ее
помощью, запечатлеть в  одном  слове  все  самые  главные  стимулы,  не  раз
дававшие ему в прошлом силу, жажду жизни, энергию желаний. ‚ этом нет ничего
зазорного. Њсье вивисектор - да, это Я!
     ЊоЯ жизнь: приключениЯ  и  заблуждениЯ  вивисектора  душ  в  начале  XX
столетиЯ.
     Љто такой мсье вивисектор? Њожет быть, тип  грЯдущего  человека  мозга?
’ак? Ќо в каждом слове столько побочных смыслов и  двусмысленности,  столько
побочных и двусмысленных ощущений, что от слов лучше держатьсЯ подальше.
     џ подхожу к окну, чтобы мои нервы снова  вкусили  леденЯщее  блаженство
одиночества.
     ‘тометроваЯ толща  льда.  Ќичто  не  проникает  сюда  из  разнообразных
обстоЯтельств днЯ, встающих вместе с солнцем и заходЯщих вместе  с  солнцем,
ибо здесь нас никто не видит. Ћ,  ночь  служит  не  только  длЯ  сна  -  она
выполнЯет важную функцию в психологической экономии жизни.
     „нем каждый из нас - господин такой-то и такой-то, член того или  иного
общества, с теми или  иными  обЯзанностЯми,  и  законы,  признаваемые  нашим
рассудком, понуждают нас жить альтруистически. Ќочью же, в тот момент, когда
мы опускаем за собой тЯжелые портьеры, мы оставлЯем снаружи все альтруизмы -
ибо они не выполнЯют теперь никакого назначениЯ, - и  другаЯ  сторона  нашей
личности вступает в свои права: себЯлюбие. ‚ этот час Я люблю стоЯть у окна.
ѓде-то вдалеке маЯчит плотнаЯ чернаЯ тень, о которой Я знаю, что  это  улица
за садами. ’ам и сЯм единичные желтые квадраты - окна жилищ! ќто час,  когда
люди возвращаютсЯ из театров, из ресторанов. џ  вижу  их  силуэты  -  темные
полосы в проемах желтых квадратов,  Я  смотрю,  как  они  снимают  неудобные
театральные нарЯды и словно бы возвращаютсЯ к себе самим. †изнь  расширЯетсЯ
длЯ них благодарЯ разнообразным интимным  отношениЯм,  вступающим  теперь  в
свои права. ‚ комнатах, столь часто  бывавших  свидетелЯми  их  одиночества,
затаилсЯ соблазн - дать себе волю, забыть долженствованиЯ днЯ.
     € ото сна пробуждаетсЯ много чего, - у тех людей, за окнами, это  могут
быть самые тривиальные инстинкты и  побуждениЯ,  -  всего  лишь  наслаждение
домашним уютом или чувственность, вспоеннаЯ вином дешевого сорта.
     “ менЯ это наслаждение от того, что Я наедине -  совсем  наедине!  -  с
самим  собой.  ‚озможность  перелистывать   небезынтересную   историю   мсье
вивисектора, не будучи  обЯзанным  здесь  возмущатьсЯ,  там  восхищатьсЯ,  -
возможность быть своим  личным  историографом  или  ученым,  рассматривающим
собственный организм в микроскоп и радующимсЯ при всЯком новом  открытии.  €
надо сказать, в данном исключительном случае это не поза! Џросто составлЯешь
общество самому себе.
 
     Љ теме "Beк стилизаций"
     (“лица)
 
     ‡наете ли вы, как выглЯдит улица? „а?! Ђ кто вам сказал,  что  улица  -
это лишь то, за что вы ее принимаете? ‚ы не можете себе представить, что она
могла бы быть и чем-нибудь другим? ќто следствие  логики,  согласно  которой
дважды два - четыре, табличной логики. - „а, но дважды два все-таки  четыре!
- Љонечно; скажем так, и дело с концом.
     Ќо существуют все-таки вещи, которые обЯзаны  своим  существованием  не
только нашему негласному уговору, и  тут  уж  нам  нельзЯ  столь  безусловно
полагатьсЯ на нашу логику. Ќо к чему  сетовать?  ’о,  что  Я  собираюсь  вам
сказать, вовсе  не  нуждаетсЯ  в  таких  предварениЯх  и  основано  лишь  на
контрасте ощущений. ‚ыйдите на улицу - и вы сразу же окажетесь в гуще  людей
с табличной логикой. Ћбратитесь к любому  из  низ:  "Џростите  -  что  такое
улица?" - и в ответ вы услышите:  "“лица  есть  улица,  все,  и  пожалуйста,
оставьте  менЯ  в  покое".  ‚ы  качаете  головой:  "“лица  есть  улица?"  ‚ы
размышлЯете и озираетесь кругом. —ерез некоторое времЯ  вас  осенЯет:  "Ђга,
улица - это нечто прЯмое, полное света; служит длЯ того, чтобы  продвигатьсЯ
по нему дальше". € вы вдруг испытываете чувство колоссального превосходства,
как ЯсновидЯщий среди слепцов. ‚ы говорите себе: "џ знаю  совершенно  точно,
что улица не есть нечто прЯмое и полное света;  напротив,  она  с  такой  же
вероЯтностью может быть, к примеру, разветвленной, полной тайн и загадок,  с
западнЯми и подземными ходами, потаенными темницами и погребенными храмами".
‚ы удивлены, что вам пришло в  голову  именно  это,  и  все-таки  ваш  разум
говорит вам, что эти выражениЯ  его  вполне  устраивают.  ‘вою  прирожденную
табличную логику вы  успокаиваете  доводом,  что  и  она,  если  хочет  быть
искренней, тоже вынуждена всегда добавлЯть эти слова: "к примеру". Џотом  вы
начинаете размышлЯть о том, почему другие-то люди всего этого не замечают.
     Њожет быть, потом вы сообразите, что в  конце  концов  и  вам  пришлось
ждать сегоднЯшнего днЯ, чтобы осознать все это. €  вы  начнете  прикидывать,
какаЯ тут свЯзь. Ћднако о чем бы вы ни подумали, причину вы не найдете, пока
вас не осенит, что надо глубоко и внимательно заглЯнуть в  самого  себЯ.  ‚ы
задаете себе вопрос по законам  формальной  логики,  и  ваш  разум  начинает
функционировать с привычной уверенностью. Ћн, стало быть, нормален;  поэтому
ваша подозрительность по привычке обращаетсЯ на ту таинственную переменчивую
часть вашего внутреннего "Я", которую  вы  называете  иногда  душой,  иногда
нервами или каким-либо другим именем. € тут вы пугаетесь. ’ак бывает всегда,
когда в вас начинает шевелитьсЯ эта непредсказуемаЯ  стихиЯ:  вы  страшитесь
ее, как неукрощенного зверЯ. € в то же времЯ вы снова - и еще более остро  -
испытываете вышеупомЯнутое чувство превосходства.<...>
     <...>‚ам кажетсЯ, что наконец-то вы понЯли, почему улица предстает  вам
другой, нежели людЯм, которых вы встретили. …сли вы прежде были ЯсновидЯщим,
то теперь вы провидец. ‚ы смотрите сквозь вещи, прозреваете их  -  и  вы  их
расчленЯете взглЯдом, рассматриваете. …сли глаз другого  человека  соединЯет
ЯвлениЯ, фокусирует их в определенном привычном понЯтии, подчинЯЯсь присущей
людЯм жажде  иметь  дело  с  измеримыми  величинами,  то  ваш  глаз  в  силу
благоприобретенного опыта все рассеивает, растворЯет, превращаЯ в  невесомое
(мысли будто поскальзываютсЯ)  и  неуловимое.  ѓлЯдЯ  на  вещи,  вы  как  бы
смотрите поверх формы, в облачении которой они предстают, и чутьем  ощущаете
за  нею  таинственные  процессы  некоего  скрытого  существованиЯ.   ‚ы   не
присочинЯете к вещам  ничего  сказочного  (персонификации),  улица  остаетсЯ
улицей, дом - домом и человек - человеком; но  вам  кажетсЯ,  что  благодарЯ
этой способности вы сможете понЯть и полюбить то,  что  пугает  других,  как
призрак, и вы радуетесь дому и радуетесь улице,  потому  что  вы  можете  им
сказать: "’ы таишь от других, от слепцов, то, что дано познать  мне,  и  это
познание возвышает менЯ над ними. Ѓлагодарю тебЯ, тихий дом! ’ебЯ  с  твоими
шумЯщими в саду деревьЯми, чьЯ немолчнаЯ монотоннаЯ  песнь,  может  быть,  и
вселЯла устрашающую мысль в сердце иного  человека;  тебЯ,  тихий  дом,  чьЯ
ночнаЯ пустынность, может быть, и рождала иной раз мысль, которую из  страха
перед ее матерью пришлось задушить уже в чреве ее, так что умерли обе; тебЯ,
тихий  дом,  в  котором,  может  быть,  в  ночи  новолуний  бродЯт  странные
порождениЯ моих снов".
     ‚ы смотрите на людей насмешливо и в  то  же  времЯ  мечтательно,  будто
хотите сказать: "‚ общем-то, вы довольно безвредные препараты, но в  глубине
вашего существа нервы из пироксилина. ѓоре нам, если оболочка прорветсЯ.  Ќо
это возможно  лишь  в  состоЯнии  безумиЯ".  Џосреди  толпы  вы  становитесь
апостолом, провозвестником. ‚ами овладевает внутренний экстаз, но без пены у
рта, без конвульсий духа, как бывает у экстатиков. ‚ы -  провидец!  ’о,  что
находитсЯ у самых  пределов  духа,  на  том  отрезке  нашего  существованиЯ,
который душа преодолевает лишь в отчаЯнно стремительном лете,  уже  влекомаЯ
безумием, в следующую же минуту снова гасЯщим все, - вот что вы видите Ясным
взором; при этом вы все еще знаете, что дважды два - четыре, и  безнаказанно
наслаждаетесь чувством колоссального превосходства над всеми другими  людьми
и над тем человеком, каким вы были до сих пор.
     € тогда вам станет  ведома  вера  неверующих,  печаль  тех,  кто  давно
отрешилсЯ от всЯкой печали, искусство тех, кто сегоднЯ  лишь  улыбаетсЯ  при
слове "искусство", - все то, в чем нуждаютсЯ самые утонченные из нас,  самые
изверившиесЯ и недовольные!..
     Џотом вы снова выйдете на улицу  с  поникшими  плечами,  с  недовольным
лицом. ‚ы знаете. ЌельзЯ сказать: "“лица - это  нечто  такое,  что..."  Ќовы
забыли, что она, собственно, такое. ‚ы припоминаете, что тогда  вы  сказали:
"Ќечто разветвленное, полное  тайн  и  загадок,  с  западнЯми  и  подземными
ходами, потаенными темницами и погребенными храмами..." Ќо вы уже не знаете,
что со всем этим делать.
     € беспредельное чувство безысходности охватывает вас!
 
                       [1904.] Њертвые и живые мысли! 
 
     Њысль не  есть  нечто,  наблюдающее  процесс  внутреннего  развитиЯ  со
стороны, - она есть само это внутреннее развитие.
     Ќо мы размышлЯем о чем-то, а это "что-то" в форме мысли  поднимаетсЯ  в
нас. Њысль состоит не в том, что мы Ясно видим нечто, развившеесЯ в нас, а в
том, что некое внутреннее развитие достигает этой светлой зоны. ‚от  в  этом
заключаетсЯ жизнь мысли; сама мысль случайна, всего лишь символ, то есть она
может быть мертвой, но когда она  оказываетсЯ  конечным  звеном  внутреннего
развитиЯ, ее сопровождает чувство завершенности и надежности.
 
                  [1905]. ЌерешеннаЯ проблема натурализма. 
 
     ‘егоднЯ мы уже не мыслим в категориЯх натурализма, у нас другаЯ система
координат, с которой мы соотносим все ЯвлениЯ душевной жизни. Ќо то,  что  в
свое времЯ завораживало менЯ  в  натурализме,  так  и  не  получило  четкого
выражениЯ. Ђ это вот что: когда мы сегоднЯ говорим о человеке, мы делаем это
снова на идеалистический манер. ‹юди,  создаваемые  нами,  много  счастливее
нас. Ћни с самого своего рождениЯ  оказываютсЯ  в  некоем  силовом  поле,  в
котором каждаЯ  сила  существует  лишь  как  абстрактное  продолжение  нашей
реальной жизни. Ћни настроены на ритм, о  котором  мы  на  самом  деле  лишь
мечтаем. Ћбстановка их комнаты, их слова и  эмоции  -  все  это  воплощенные
значениЯ. Ќашими неЯсными, отрывочными мечтами пропитано каждое их движение.
Љак в музыке, мы  воздвигаем  грандиозный  храм,  который,  подобно  некоему
четвертому измерению, соотноситсЯ с нами, покоЯсь на  невидимых  опорах;  он
здесь и нигде.
     Ќо никому еще  не  удавалось  так  изловчитьсЯ,  чтобы  окружающую  нас
реальную, натуральную жизнь - жизнь, распадающуюсЯ на  отдельные  бессвЯзные
часы, пронизанную тЯгостным равнодушием, - изобразить так, чтобы  она  нигде
не выходила за пределы нас самих и все же была прекрасной.
 
     Ћписательный стиль в романе тоже  благотворен  -  как  средство  против
науки и научности. ѓлЯдЯ на этих людей, все втискивающих  в  жесткие  рамки,
непроизвольно ощущаешь потребность  изображать  жизнь  расшатанной.  Џодобно
„'Ђннунцио, называть каждого соседа по имени и перечислЯть все имена  свЯтых
в  названиЯх  церквей.  ’олько  чтобы  показать,  что   жизнь   продолжаетсЯ
каждодневно и что стук вагонных колес, несмотрЯ на  все  наше  стремление  к
точности понЯтий, есть тоже нечто самодостаточное и что богатство ощущений -
тоже богатство.  €сходЯ  из  этой  потребности,  можно  сотнЯми  перечислЯть
качества каждого отдельного предмета.
 
     2 апрелЯ 1905 года. Ќачинаю сегоднЯ дневник;  совершенно  против  моего
обыкновениЯ, но из Ясно осознаваемой потребности.
     Ћн должен, после четырех лет внутренней расколотости,  снова  дать  мне
возможность найти ту линию духовного развитиЯ, которую Я считаю своей.
     џ попытаюсь внести на эти страницы знамена несостоЯвшейсЯ битвы.  Њысли
той поры великого душевного потрЯсениЯ здесь будут  воскрешены,  обозрены  и
продолжены. Ќекоторые из прежних моих разрозненных заметок войдут  сюда,  но
только в том случае, если Я почувствую, что высказанные  в  них  идеи  снова
менЯ занимают.
     ‚се личное Я буду записывать редко и лишь тогда,  когда  сочту,  что  в
будущем то или иное воспоминание может  представить  длЯ  менЯ  определенный
духовный интерес.
     ‘юда войдут все мысли касательно "науки о человеке". Ќичего  специально
философского. Ќаброски - да. Џри случае то или иное стихотворение, если  оно
покажетсЯ мне достойным воспоминаниЯ. Ћсобенно стихи с полу-  и  обертонами.
‘видетельства абсолютного самовыражениЯ. ќто вообще самаЯ  великаЯ  проблема
стилЯ. ѓлавный интерес - не к тому, что говоришь,  а  к  тому,  как  ты  это
говоришь. џ должен  искать  свой  стиль.  „о  сих  пор  Я  пыталсЯ  выразить
невыразимое прЯмыми словами  или  намеками.  ќто  выдает  мой  односторонний
интеллектуализм. ’вердое намерение сделать из выражениЯ инструмент - вот что
пускай стоит в зачине этой тетради.
 
     6 апрелЯ 1905  года.  Ќеобходимо  однажды  выЯснить  соотношение  между
сознательным и бессознательным в возможно более точном смысле этих  понЯтий;
не исключено, что результат (если  мы  сопоставим  рассудочную,  константную
сторону нашей натуры с другой, противоположной) будет поразительным.
     Ќо  предварительно  нужно  именно  определить  точный  смысл   исходных
понЯтий. ’ак как Я в данный момент еще не располагаю  достаточным  опытом  в
этой области, моЯ перваЯ задача - пойти на  выучку  к  романтикам  и  ранним
мистикам. ѓлавнаЯ критическаЯ цель должна заключатьсЯ в том, чтобы вычленить
в их  идейных  системах  собственно  "сентиментальное",  чувственно-духовное
содержание в чистом виде - то есть исключаЯ все то, что  возможно  лишь  при
определенной метафизической установке  (например,  с  позиций  шеллинговской
натурфилософии).
     ђазмышлениЯ над этим  предметом  привели  менЯ  к  следующему  вопросу,
касающемусЯ пониманиЯ современной литературы:  а  как  отнеслись  бы  иенцы,
например, к „'Ђннунцио? €м бы недоставало  в  нем  духовного  элемента.  …го
чувственность они, возможно, нашли бы плоской, банальной.
     ‡десь  современные  воззрениЯ  Явно  отправились   по   другому   пути.
Џресловутое Языческое наслаждение чувственностью - это  в  известном  смысле
культура телесного,  развитаЯ  с  целью  высвобождениЯ  духовного  элемента.
Џрактика чисто дуалистическаЯ. € она  вовсе  не  так  далека  от  собственно
религиозной. Џо меньшей мере здесь культивируетсЯ физическое здоровье, чтобы
дать духу прочную основу  (спорт);  чувственность  предстает  как  отдушина,
вентиль.  …сли  не  присутствует  эта  перспектива,  то  чувственность  и  в
современной литературе считаетсЯ декадансом.
     Ќо   что   касаетсЯ   одухотворениЯ   самой    чувственности    (именно
одухотворениЯ, а не изощренного ее обоснованиЯ и приукрашиваниЯ),  то  здесь
сделано еще очень мало.  ђомантики  иенской  поры  -  эти  "сентиментальные"
ценители  радостей  жизни  -  и  сегоднЯ  еще  чувствовали  бы  себЯ  весьма
одинокими.
     ‘ другой стороны, они, вероЯтно, уже уступают  нашим  современникам  во
всем, что касаетсЯ и чувственного (sentie), и духовного (mens) принципа.
 
     10 маЯ 1905 года. ‚чера вечером  дочитал  в  "Ќойе  рундшау"  окончание
романа ѓермана Ѓанга "Њихаэль". Џохоже, что в  этом  романе  Ѓанг  стремилсЯ
выдержать строгий стиль. ‘егоднЯ мне вспомнилсЯ  -  по  контрасту  -  "Ќильс
‹юне". ’ам тончайшие свЯзи и отношениЯ - свЯзи тонко  чувствующего  человека
со всеми окружающими его предметами и ЯвлениЯми - нанизываютсЯ на одну нить.
‡десь (так Я по крайней мере воспринЯл роман) изображаютсЯ,  обнаруживаютсЯ,
обнажаютсЯ только отношениЯ между двумЯ людьми.  "Ћтношение"  предстает  как
своего рода переменнаЯ величина в  экспериментальном  рЯду:  протоколируютсЯ
сотни  наблюдений  отдельных  стадий,  сама  свЯзь  расчленЯетсЯ  на   сотни
мгновений, строго фиксируетсЯ  температура  в  лаборатории  и  все  побочные
факты. Ќо постоЯнно имеетсЯ в виду  "отношение"  -  в  известном  смысле  in
abstracto {Ћтвлеченно, вообще (лат.).};  не  так,  как  в  натуралистическом
экспериментальном  романе.   Ђвтор   стремитсЯ   продемонстрировать   закон,
властвующий над данными двумЯ людьми. €зображаетсЯ в каждом отдельном случае
лишь мгновенное, статистическое; но по мере того как наблюдениЯ нанизываютсЯ
друг на друга, начинаешь ощущать движение. ‘оответственно этому стиль как бы
сам собой становитсЯ стилем хроникера. ѓоворить о  том,  каковы  сами  люди,
между которыми существует свЯзь, не возникает надобности.
     Ћднако применить эту технику длЯ планируемого мной романа  будет  очень
трудно. „ело в том, что Я не хотел бы последовательно проводить этот принцип
изображениЯ, а переходы к другим перспективным установкам трудны.
     „алее Я хочу заметить по поводу стилЯ вот что: человеческие души должны
лишь просвечивать сквозь действиЯ и  слова,  причем  ни  в  коем  случае  не
отчетливей, чем в действительной жизни.
     Ќадо, стало быть, налагать на себЯ определенные ограничениЯ  -  подобно
тому, как художник не должен вносить в свою картину все, что он  видит.  „лЯ
осуществлениЯ этих принципов нужно, конечно, "освоить"  необходимые  приемы.
‚от один из них. ‚ "„ушевных смутах" ’ерлес  очень  ласковым  тоном  говорит
Ѓазини: "’ы скажешь сейчас, что ты негодЯй". Њного позже Ѓазини рассказывает
ему, что Ѓайнеберг,  изощрЯЯсь  в  его  унижении,  отдает  свои  приказы  не
повелительным, а "очень ласковым" тоном. Ќа этом месте у  читателЯ  мелькает
мысль: ’ерлес, видимо, уже повлиЯл на Ѓайнеберга, что при существующих между
ними  отношениЯх  весьма  странно.  —итатель,  так  сказать,  чувствует:  за
истекшее времЯ что-то произошло. Џерсонажи живут в романе не только там, где
о них рассказывают, но и там, где они не поЯвлЯютсЯ, - живут самостоЯтельной
жизнью, приходЯт и уходЯт,  причем  каждый  раз  несколько  переменившимисЯ.
’акого эффекта не было бы, если  бы  повествователь  прЯмо  указал  на  факт
влиЯниЯ.
     ‚ целом этот эффект может быть еще усилен, если то, что  рассказываетсЯ
о людЯх, нигде не будет выстраиватьсЯ в самодовлеющую  причинно-следственную
цепь, а везде будут оставатьсЯ заметные пробелы между теперешним и последним
status quo ante {Џоложение, существовавшее до данного момента (лат.).}.
 
     13 мaЯ 1905 года.
     - Џобеседуем немного сами с собой, господин Њузиль. €так, у вас  бывают
дни, когда вы не любите художников?
     - „а.
     - € дни, когда вы избегаете философов?
     - €менно так. ’о в одних мне  недостает  философичности,  то  в  других
человечности.
     - Ђ сегоднЯ?
     - ‘егоднЯ Я склонЯюсь к художникам. ЊенЯ рассердили в  институте,  зато
вечером Я сидел за одним столом с художниками,  и  их  безобиднаЯ  веселость
менЯ восхитила.
     - ЃезобиднаЯ веселость - это почти лозунг;  именно  так  испокон  веков
привыкли отзыватьсЯ о художниках.
     - ѓм! - ’ут вы, конечно, коснулись щекотливого вопроса.
     - Џрошу прощениЯ.
     - ђади Ѓога. Ќадо же нам когда-нибудь выговоритьсЯ. „олжен  признатьсЯ,
что Я - хоть и считаю себЯ  художником  -  не  знаю,  что  такое  искусство.
”илософиЯ сбивает менЯ  с  толку.  џ  страдаю  от  этой  их  перемешанности.
Џо-настоЯщему  страдаю.  Њое   представление   о   философии   стало   более
взыскательным; оно все решительней притЯзает на то, что Я до сих пор  считал
сутью именно художника.
     - ‚ы уже однажды намекали мне на это. ‚ы сказали, что рЯдом с философом
обнаруживаетсЯ всЯ несостоЯтельность глубокомысленного художника.
     - „а, это так. ѓлубокомыслие  никогда  не  будет  достаточно  глубоким,
достаточно точным. Ќо это относилось рассказывают, но  и  там,  где  они  не
поЯвлЯютсЯ,  -  живут  бы  в  первую  голову  к  метерлинкам,  гарденбергам,
эмерсонам и проч. ‚от они не справлЯютсЯ с собственными озарениЯми - слишком
отдаютсЯ им во власть и т. п. Џоэт же - это прежде всего тот,  кто  подобную
мысль воплотит в человеческом образе, покажет ее воздействие на человеческие
отношениЯ и т. п. Ђ ведь длЯ этого философу не хватает таланта?
     - ‚озможно; но поэту не хватает мысли. Ћн не способен оформить мысль  с
той тонкостью, которой требует вкус философа.
     - Ђ есть ли в этом нужда? Ќе должен ли поэт искать свои мысли  как  раз
на определенном среднем уровне и вивисецировать их?
     - џ тоже об этом думал. Ђ именно учитываЯ  опыт  психологии.  ‚едь  она
располагает сегоднЯ очень точными непрЯмыми методами - своего рода мозговыми
зеркалами, при помощи которых  она  обнаруживает  процессы,  на  иных  путЯх
недоступные наблюдению. ‘удЯ по всему, это будет развиватьсЯ и дальше. Ѓудут
обнажатьсЯ  все  более  и  более  глубокие  пласты.  Ќо  касаетсЯ   ли   это
литературного способа  изображениЯ?  ‚едь  писатель  работает  лишь  с  теми
комплексами, которые обнаруживаютсЯ на первый же взглЯд. Љак художник рисует
не атомы, а окруженные воздухом тела, так  и  писатель  изображает  мысли  и
чувства, лежащие на поверхности, а не составные элементы психики.
     - Ћднако писателю как раз ставЯт в  заслугу  то,  что  он  проникает  в
глубины!
     - € как раз в этом Я и пыталсЯ  найти  отличие!  Њежду  тем  совершенно
очевидно,  что  самонаблюдение  -  непригодный  инструмент!   ‘тавить   свое
честолюбие на эту карту - предприЯтие бесперспективное,  ошибочное!  Џоэтому
длЯ менЯ теперь приобретают новое значение прежние  банальные  теории  -  об
игре воображениЯ, о прекрасной иллюзии и т. п. Ќо Я приустал, и все равно мы
сегоднЯ не кончим. ‘покойной ночи, господин Њузиль.
 
     5 июлЯ 1905 года. ‘егоднЯ <...> беседовал несколько минут с  фон  Ђ.  и
еще двумЯ господами. ђазговор перешел с ђенессанса на католицизм,  а  оттуда
на ѓюисманса, которого  фон  Ђ.  очень  хвалил.  џ  сказал,  что  его  роман
"Ќаоборот" мне вовсе не понравилсЯ. ”он Ђ.: "Ћ, это  очень  тонко,  особенно
стиль. “ него такие изысканные стилистические красоты...". џ ответил, что  в
этой тонкости слишком много артистизма, искусственности, она не реальна. Ђ.:
"—то значит вообще - реальное? € с каких пор артистизм стал изъЯном?"
     ќтот  короткий  разговор  на  целый  день  испортил   мне   настроение.
Џолучилось так, будто Я не понимаю  эстетической  ценности  артистизма...  Ђ
дело вот в чем: тот тип  человека  и  художника,  который  мне,  собственно,
всегда был чужд, теперь все  ближе  подступает  ко  мне.  ’ип  с  повышенной
эстетической   чувствительностью.   “   менЯ   же    повышеннаЯ    моральнаЯ
чувствительность... Џрежде Я шел вместе с эстета ми.  Џотом,  позже  Я  стал
считать их  -  начинаЯ  с  определенного  уровнЯ  -  порождениЯми  тепличной
культуры. ‘толь несовершенные варианты, как тробль, лишь  укрепили  менЯ  в
этом мнении. ќто все сконструированные, бумажные ощущениЯ...
 
     13 августа 1910 года. Џеред сном мне пришло в голову еще кое-что о моей
манере работать,  как  она  проЯвлЯетсЯ  в  новеллах.  ѓлавное  длЯ  менЯ  -
страстнаЯ энергиЯ  мысли.  ’ам,  где  Я  не  могу  разработать  какую-нибудь
особенную мысль, работа утрачивает длЯ менЯ всЯкий  интерес;  это  относитсЯ
чуть ли не к  каждому  отдельному  абзацу.  Џочему,  однако,  мое  мышление,
стремЯщеесЯ  в  конце  концов  вовсе  не  к  научности,  а  к   определенной
индивидуальной истине, не функционирует быстрее?  џ  пришел  к  выводу,  что
интеллектуальный элемент в искусстве оказывает  деформирующее,  рассеивающее
действие; мне достаточно  вспомнить  те  размышлениЯ,  которые  Я  записывал
параллельно с набросками сюжетов.  Њысль  тотчас  же  устремлЯетсЯ  по  всем
направлениЯм, идеи отпочковываютсЯ  со  всех  сторон  и  разрастаютсЯ,  и  в
результате получаетсЯ нерасчлененный, аморфный  комплекс.  ‚  сфере  точного
мышлениЯ  он  скреплЯетсЯ,  ограничиваетсЯ,  артикулируетсЯ  благодарЯ  цели
работы, ограничению доказуемым, разделению на  вероЯтное  и  определенное  и
т.д. - короче говорЯ,  в  силу  требований,  предъЯвлЯемых  к  методу  самим
предметом. Ђ здесь этот отбор  отсутствует.  Ќа  его  место  вступает  отбор
посредством образов, стилЯ, общего настроениЯ.
     џ  часто  огорчалсЯ  из-за  того,  что  у  менЯ  риторический   элемент
преобладает  над  собственно  интеллектуальным.  џ  вынужден   развивать   и
домысливать образы, внушаемые уже самим стилем, и часто  дело  не  обходитсЯ
без ущерба длЯ содержаниЯ того, что хотелось бы  высказать,  -  например,  в
"‡ачарованном доме" и в "‘озревании любви".
     €нтеллектуальный материал длЯ той или иной  работы  Я  могу  додумывать
лишь до определенного, весьма близко отстоЯщего пункта,  а  дальше  материал
начинает рассыпатьсЯ у менЯ под руками.  Џотом  наступает  момент,  когда  Я
оттачиваю написанное до самых мельчайших деталей,  когда  стиль  становитсЯ,
так  сказать,  окончательным  и  т.  п.  €  лишь  потом,  уже  скованный   и
ограниченный тем, что Я завершил, Я могу "развивать мысль дальше".
     ќто поистине две антагонистические  стихии,  которые  надо  привести  в
равновесие: рассеивающаЯ  бесформеннаЯ  интеллектуальность  и  сдерживающаЯ,
несколько пустоватаЯ и формальнаЯ сила риторического приема.<...>
 
     14-15  ноЯбрЯ  1910  года.  €ной   раз   менЯ   возмущают   литераторы,
презрительно  отзывающиесЯ  о  своей   интеллектуальной   профессии.   Љерр,
например, говорит, что литература занимает лишь скромный уголок в его жизни.
џ бы возразил: литература - это  бесстрашнаЯ,  логически  более  продуманнаЯ
жизнь. ќто открытие или исследование возможностей  и  т.  д.  ќто  до  мозга
костей изнурЯющаЯ жажда достижениЯ интеллектуально-эмоциональной  цели.  ‚се
остальное - своего рода  пропаганда.  €ли  это  свет,  вдруг  возникающий  в
комнате, мурашки по коже, когда ты вспоминаешь о впечатлениЯх,  до  сих  пор
остававшихсЯ длЯ тебЯ безразличными или туманными.
     Њне подумалось  сейчас,  что  Я  тут  очень  субъективен,  -  теоретик,
спорЯщий с литератором-практиком, который не  исследует  значение  отдельных
процессов в рамках общей системы, а сразу, чутьем их распознает и изображает
во всей их целостной полноте.
     џ вспоминаю, что всЯ наличнаЯ литература интеллектуально  менЯ  никогда
не удовлетворЯла. Ќо в этом случае необходимо, чтобы  более  утонченнаЯ  или
более  интенсивнаЯ  рациональнаЯ  рефлексиЯ  по  поводу   изображаемого   не
располагалась в самом произведении, а предшествовала ему.
 
     7 октЯбрЯ 1911 года <...> —итаю "Ђнну Љаренину". <...> Џодумал: надо бы
изобразить человека, воспитанного в морали христианства, и проверить, придет
ли он к моей морали. Ќо есть  ли  у  менЯ  мораль?  (—тобы  не  забыть:  эту
христианскую мораль - в ее недогматической, мЯгкой и притЯгательной форме  -
надо воплотить в  образе  матери,  причем  любимой  матери.)  €ной  раз  мне
думаетсЯ, что у менЯ нет  морали.  Џричина:  длЯ  менЯ  все  превращаетсЯ  в
осколки теоретической системы. Ќо от философии џ уже отказалсЯ - стало быть,
это оправдание отпадает. —то же остаетсЯ? ‘лучайные идеи, озарениЯ...
     ‚озлюби  ближнего,  как  самого  себЯ,  -  этот  принцип   дает   Ясную
уверенность чувства.  Џомимо  того,  это  совершенный  регулЯтор  поведениЯ.
Ќаконец-то ты спокойно обретаешь свое место в  системе  объективных  свЯзей,
как  этого   требуют   в   равной   мере   и   психиатры,   и   католические
теологи-моралисты. ѓосударство - если оно хочет быть христианским - в данном
случае, видимо, право, ибо христианское миросозерцание содержит все длЯ него
необходимое. •ристианское воспитание  -  это  воспитание  длЯ  совместной  и
деЯтельной  жизни.  Ќо  просчеты  обнаруживаютсЯ,   как   только   возникает
стремление силой принудить других к этому счастью (так Љаренин  отказываетсЯ
дать согласие на развод, чтобы оградить жену от греха  беззаконной  любовной
свЯзи). €, помимо того, видеть в христианстве  единственный  залог  здоровьЯ
государственного организма - это противоречит самим законам развитиЯ.
 
     13 октЯбрЯ 1911 г. "Ђнна Љаренина".
     Џринцип   официального   облачениЯ,    выраженный    с    поразительной
последовательностью. Ќигде человек не  выглЯдит  так-то  и  так-то  -  везде
кто-то другой замечает, что тот так выглЯдит.  Ќастолько  строго,  что  руки
Љаренина называютсЯ грубыми и костлЯвыми,  когда  на  них  смотрит  Ђнна,  и
пухлыми, белыми, когда это делает ‹идиЯ €вановна. ђассуждениЯ -  это  всегда
мысли отдельных героев. ’ак возникает непобедимое  впечатление,  что  разные
миры существуют одновременно  рЯдом  друг  с  другом,  причем  все  это  без
малейшего нажима: например, Ясно видишь, как  выглЯдит  Ђнна,  когда  другие
воспринимают ее доброжелательно или недоброжелательно.
     ќта всеобъемлющаЯ объективность наводит на мысль  (в  противоположность
тому, что Я обычно утверждаю, и  в  согласии  с  теми  аргументами,  которые
выдвигаютсЯ против моих суждений об €бсене), что именно в ней  кроетсЯ  суть
подлинного мастерства и что эта суть независима от моральных категорий.
     Џочти иллюзионизм - но  иллюзионизм  потрЯсающий!  -  то,  как  ’олстой
избегает налета альбомной  умильности  в  изображении  счастливых  заурЯдных
людей (Љити, ‹евин, Ћблонский): не умалчиваЯ об  их  несколько  смешных  или
предосудительных побочных душевных движениЯх. Ќапр., Ћблонский  возвращаетсЯ
от Љаренина, растроганный до слез и счастливый предпринЯтым добрым делом, но
одновременно он и радуетсЯ придуманной им шутке: какаЯ  разница  между  ним,
стремЯщимсЯ водворить мир в семействе, и  государем,  и  т.  д.  ‚ообще  длЯ
’олстого его герои - это всегда люди, в которых добрые черты  перемешаны  со
злыми или комичными.
 
     23 октЯбрЯ [1916 года]. џ уже не раз принимал решение  записывать  свою
жизнь; сегоднЯ, прочитав  второй  том  автобиографии  ѓорького,  Я  начинаю.
‘обственно говорЯ, именно после этого чтениЯ  мне  следовало  бы  от  такого
намерениЯ отказатьсЯ, потому что по сравнению с этой удивительной  жизнью  в
моей нет ничего  сколько-нибудь  примечательного.  Ќо  есть  и  существенный
побудительный мотив - оправдать и объЯснить - себе же себЯ самого <...>.
 
     1920. ќпоха: все, что обнаружилось во времЯ войны и после нее, было уже
и до нее. “же было:
     1. ‘тремление пустить все на самотек. ЂбсолютнаЯ жестокость.
     2. †елание ограничитьсЯ только выгодой от средств. Џо этим же  причинам
- эгоизм.
     ќпоха попросту разложилась, как гнойник.  ‚се  это  надо  показать  как
подводное течение уже в довоенной части романа. ‘транными  должны  выглЯдеть
на этом фоне лишь те несколько недель, когда люди были  захвачены  моральным
энтузиазмом.
     ѓород и провинциЯ. ЃуржуазиЯ и  рабочие.  Џарламентаризм  и  придворнаЯ
аристо-бюрократиЯ. ’орговец, который уже в те годы всегда был в барыше, хотЯ
усердие  и  корректность  еще  преобладали.  Љлерикальные  партии  и  партии
интеллектуальных ультра. Ћбезумевший конвейер книг и газет, и т. д.
     ќто,  вероЯтно,  типичнаЯ  эпоха  упадка,  эпоха  цивилизации.   Џричем
причиной распада следует, видимо,  считать  то,  что  эпоху  уже  невозможно
удержать в рамках как некую целостность.
     Џосреди всего  этого,  может  быть,  какой-нибудь  утопист  -  человек,
который - может быть! - располагает рецептом.  —еловек,  которого  никто  не
хочет слушать, мимо которого все мчатсЯ в лихорадочной спешке.  Ќечто  вроде
сказочного персонажа.
     Ћфицеры, среди которых уже можно распознать будущих белых убийц.  ’акже
и наполеоны, которые, может быть, еще поЯвЯтсЯ, а может быть, и нет. Џо всей
вероЯтности, нет. ‚прочем, почему Я, собственно,  думаю,  что  не  поЯвЯтсЯ?
ђазве исторические эпохи не повторЯютсЯ? •отЯ бы отчасти - например, в сфере
экономической? Ќе обнаруживаетсЯ  ли  все-таки  определеннаЯ  линиЯ  в  этом
развитии?
     ‚ена, этот город, который кичилсЯ видимостью имперской  столицы  -  уже
тогда, - теперь ‚ена нашла себЯ. <...>
     € эта гротескнаЯ ЂвстриЯ есть  не  что  иное,  как  особенно  наглЯднаЯ
модель современного мира.
 
     ‘атира на консервативную идею. Ћстров  гетеанцев.  Ћстров,  на  котором
живут сплошь гетеманы, во всем сообразующиесЯ с заветами ѓете.
 
     Ђхилл.  Ћдин  из  тех  замкнутых   в   частных   науках   [избалованных
интеллектуализмом частных наук] людей, которые не хотЯт иметь ничего  общего
с современной культурой. ‹юдей с острым чутьем на  факты  и  с  логикой,  не
признающей никаких стеснений.
     Џриверженец диффузных состоЯний.
     џсно видит суть всех иллюзий.
     ‡верь, носЯщий отблеск звезды.
     Ќищий паломник в хаосе бытиЯ.
     Њораль творческого начала.
     ["€ное состоЯние глубоко родственно состоЯнию сна, грезы, а через них -
формам древнего сознаниЯ. <...> ќто поэтическое  состоЯние.  Ђ  традиционнаЯ
мораль,  напротив,  соответствует  телеологическим  и  каузальным   течениЯм
повседневности.
     Џоскольку это поэтическое состоЯние, ему  присущ  атрибут  творческого.
<...>
     ЏолучаетсЯ, что это исследование в самом деле превращаетсЯ  в  апологию
поэта.
     ‚се мои по видимости внеморальные герои - люди творческие.]
     [ЋтличительнаЯ черта Ђхилла:] чувственное переживание тотчас становитсЯ
компонентом  переживаниЯ  духовного  -  очередной   попытки   теоретического
овладениЯ миром. ‚ещи терЯют цвета и запахи в его присутствии (и обретают их
лишь задним числом, в прошедшем времени).
     €ное чувство морали. (‘кольжение, текучесть.)
     Ѓесчеловечен. Ѓессердечен.
     „обро и зло сами  по  себе  индифферентны,  но  при  соприкосновении  с
обществом, чьи установки прЯмо противоположны, возникает разница  напрЯжений
и тем самым движение моральной идеи (потенциально).
     Џреступление - понЯтие юридическое, а не  моральное.  [„обро  и  зло  -
понЯтиЯ  социальные,  а  не  моральные.  ђасширение  человеческого  "Я"  или
вторжение в него всесильного внешнего мира: таковы творческие  состоЯниЯ,  в
которых возникает движение моральной идеи.]
     „о сих пор мораль была  статичной.  ’вердый  характер,  твердый  закон,
идеалы. ’еперь она должна стать динамичной.
     €наче: добро и зло - всего лишь начальные ступени морали.
     Ђбсолютно дурной человек - тот, кто совершенно непричастен к  творению.
[(ќта формула слишком отдает активизмом; ей можно  противопоставить  другую:
"тот, кто не способен любить".)] —еловек, укравший впервые, все равно  может
быть близким к Ѓогу.
     ђазница напрЯжений, темпераментов, высот - все это  высвобождает  силы,
движение, труд.
     Ќо это чувство правоты или неправоты перед лицом мира уже само по  себе
предполагает моральное отношение  к  нему.  ќту  проблематику  нужно  ввести
по-другому. ‚ ней - основы человеческой способности к социальному бытию.
     €деалы: фабриканты иллюзий. <...>
 
     —еловек, настолько опередивший свое времЯ, что оно его не замечает.
 
     "пион". ‚се делаетсЯ  неправильно.  ЌачинаЯ  с  ложно  истолковываемых
классиков и философов. ‹юди изнемогают под грузом авторитета - но авторитета
не мертвецов, в тысЯч здравствующих посредников. ќто и  порождает  ненависть
ко всей жизненной суете. Ќаконец-то, наконец-то покончить  со  всем  прошлым
всерьез! ’аким должен быть  Ђхилл,  в  такой  инструментовке  Я  должен  его
изобразить. ЏерваЯ  фаза  -  от  первоначальной  хаотичности,  неспособности
стрЯхнуть с себЯ сон, неосознанного сопротивлениЯ всеобщности до  слиЯниЯ  с
этой всеобщностью во времЯ мобилизации: таким образом, опЯть - и все  еще  -
ложный шаг. - €сториЯ всех его просчетов. € также литературнаЯ историЯ эпохи
от натурализма до экспрессионизма.
 
     [1920 - 1921]. Љак он представлЯет себе поэта?
     ‚о всЯком случае, не творЯщим по интуиции, не человеком, у  которого  в
моменты наитиЯ мысли вырастают, как волосы или  листьЯ.  Ќет,  поэт  творит,
исходЯ из знаниЯ своей эпохи и ее интересов.  Ќо  быстрее  ее,  опережаЯ  ее
настолько, что ощущает себЯ в конфликте с ней. …е лучшее "Я", адвокат  эпохи
против эпохи.
     –арЯщие  в  ней  частные  чувства  развиваютсЯ   без   всЯкого   плана,
анархически. €ми движут торгашеские  интересы.  Ћфициальные  же  ее  чувства
далеко отстают от  ее  мыслей  и  интересов.  Џоэт  должен  брать  из  этого
торгашеского круга ровно столько, сколько берет литературный Язык  из  арго,
если он хочет остатьсЯ живым. Ќо взЯтое необходимо также привести в согласие
с математикой.
     Ђндерс хочет быть не поэтом, а эссеистом.
     Љонфликт  индивида  с  законом   -   это,   вероЯтно,   трагическое   в
обывательском, буржуазном смысле; трагическое же в поэтическом смысле -  это
противоречие в самом законе;  разрешение  конфликта  бывает  различным  -  в
зависимости от того, идут ли в выведении формулы мирового закона еще на  шаг
дальше или нет.
 
     ќкспрессионизм.  „о  моей  мобилизации   повсюду   царила   взрывчатаЯ,
интеллектуальнаЯ  образнаЯ  лирика,  лирика  интеллектуальной  интуиции;  от
взрывов разлетались во все стороны философские пассажи, с  мЯсом  вырываЯ  и
увлекаЯ за собой клочьЯ чувства.
     Љогда Я демобилизовалсЯ, повсюду царил экспрессионизм.
     Ћслепленный долгим отсутствием, Я пытаюсь поначалу  сориентироватьсЯ  в
самом   слове.   ќкспрессионизм   -   это,    очевидно,    противоположность
импрессионизму. (Ђ они - экспрессионисты - все следуют впечатлениЯм  секунды
и, стало быть, суть самые настоЯщие импрессионисты.) Ќо что  подразумеваетсЯ
под