        ђоберт Њузиль. ‘оединениЯ


---------------------------------------------------------------------------- 
     Џеревод H. Ђлексеевой
     Vereinigungen
     Die Vollendung der Liebe 1911
     Die Versuchung der stillen Veronika 1911
     M89
     ђоберт Њузиль. ЊалаЯ проза. €збранные произведениЯ в двух томах. ђоман.
Џовести. „рамы. ќссе. / Џер. с нем., пред. Ђ. Љарельского, сост. ….  Љацевой
- Њ.: "Љанонпресс-–", "Ључково поле", 1999. ’ом 1.
     OCR Ѓычков Њ.Ќ. mailto:bmn@lib.ru
---------------------------------------------------------------------------- 
 
 
        ‘Ћ‡ђ…‚ЂЌ€… ‹ћЃ‚€ 
 
                         Die Vollendung der Liebe. 
 
     - ’ы действительно не можешь со мной поехать?
     - Ќет, не могу; ты же знаешь, мне приходитсЯ из кожи вон  лезть,  чтобы
именно сейчас все быстро закончить.
     - Ќо ‹или была бы так рада...
     - Љонечно, конечно, но это невозможно.
     - Ђ без тебЯ мне ехать совсем не хочетсЯ...
     …го жена говорила это, разливаЯ чай, и при этом смотрела на него, а  он
сидел в углу комнаты, в кресле, обитом светлой тканью в  цветочек,  и  курил
сигарету. Ѓыл вечер, и темно-зеленые жалюзи выглЯдывали на улицу,  составлЯЯ
длинный рЯд вместе с темно-зелеными жалюзи в других окнах и ничем от них  не
отличаЯсь. ‘ловно две пары спокойно и плотно  сомкнутых  век,  они  скрывали
сиЯние этой комнаты, в которой из матово поблескивающего серебрЯного чайника
струЯ чаЯ лилась  в  чашки,  с  тихим  звоном  разбивалась  о  фарфор,  и  в
пронизывающем ее свете казалась замершей, словно прозрачнаЯ витаЯ колонна из
золотисто-коричневого  легкого  топаза...  Ќа  слегка  выпуклую  поверхность
чайника ложились  блики  -  зеленые  и  серые,  синие  и  желтые;  они  были
неподвижны, как будто слились воедино и им некуда  детьсЯ.  Ђ  рука  женщины
уходила  куда-то  вверх  и  вместе  со  взглЯдом,  направленным   на   мужа,
образовывала резкий, жесткий угол.
     ђазумеетсЯ, со стороны хорошо видно было, что это угол; но его  другую,
почти телесную суть могли ощутить в нем только эти двое,  которым  казалось,
что стороны угла скреплены оттЯжкой из прочнейшего металла, и она удерживает
их на своих местах и, хотЯ они находЯтсЯ далеко друг от друга, свЯзывает  их
воедино, в такое единство, которое даже можно воспринЯть с  помощью  органов
чувств; конструкциЯ опиралась на их тела,  и  они  чувствовали  ее  давление
где-то под ложечкой. Ћна заставила их неподвижно замереть,  прислонившись  к
спинкам  своих  кресел  и  вытЯнувшись  вверх,  с  неподвижными   лицами   и
остановившимсЯ взглЯдом, но все же там,  где  было  давление,  они  замечали
нежнейший трепет, что-то легкое, едва ощутимое, словно их  сердца,  как  два
роЯ маленьких мотыльков, перелетают одно в другое...
     Ќа этом слабом, почти  невероЯтном  и  все  же  столь  хорошо  ощутимом
чувстве, как на тихонько подрагивающей оси, держалась всЯ комната, и еще  на
этих двух людЯх, на которых  эта  ось  опиралась.  Џредметы  вокруг  затаили
дыхание, свет на стене  обратилсЯ  в  застывшие  золотые  кружева...  и  все
молчало  вокруг,  замерло  в  ожидании,  было  здесь  только  благодарЯ  им;
...времЯ, которое, как бесконечно поблескивающаЯ нитка, тЯнетсЯ  через  весь
мир, казалось, проходит прЯмо через эту комнату, проходит через этих  людей,
а потом вдруг внезапно останавливаетсЯ и становитсЯ твердым, совсем твердым,
и неподвижным, и сиЯющим. € предметы немного придвигаютсЯ друг к другу.  ќто
было такое замирание, а  затем  беззвучное  оседание,  какое  бывает,  когда
внезапно начинают образовыватьсЯ поверхности и возникает кристалл...  ‚округ
этих двоих, через которых проходил его центр и которые  внезапно  посмотрели
друг на  друга  сквозь  это  задержанное  дыхание,  это  нагромождение,  это
примыкание к  предметам,  как  сквозь  тысЯчи  зеркальных  граней,  а  затем
смотрели все вновь и вновь, словно видели друг друга в первый раз...
     †енщина поставила чайник, ее рука легла на стол; словно  утомившись  от
тЯжести своего счастьЯ, оба откинулись на подушки и, не отрываЯ взглЯда друг
от друга, улыбались, забыв обо всем на свете, они ощущали потребность ничего
не говорить друг о друге: и вновь заговорили о больном, об одном больном  из
книги,  которую  они  прочитали,  и   одновременно   начали   с   совершенно
определенного места и определенного вопроса,  словно  все  времЯ  думали  об
этом, хотЯ это было не так, ибо они  тем  самым  лишь  продолжили  разговор,
который она вот уже много дней подрЯд вела в особой манере, словно его  лицо
было тому виной, и пока речь шла о книге, она смотрела куда-то в сторону; но
через некоторое времЯ они, сами  того  не  замечаЯ,  переступили  через  эту
неосознанную преграду, и их мысли вновь вернулись к ним самим.
     - Љак мог такой человек, как этот ѓ., считать, что у него все хорошо? -
спросила женщина и, погруженнаЯ в размышлениЯ, продолжала, как бы  обращаЯсь
только к самой себе: - Ћн совращает детей, толкает молодых  женщин  на  путь
позора, а потом стоит, улыбаетсЯ и, как зачарованный, смотрит на ту капельку
эротики, котораЯ слабой зарницей вспыхивает в нем. ’ы думаешь,  он  считает,
что поступает неправильно?
     - ‘читает ли он?.. ‚озможно -  да,  а  возможно  и  -  нет,  -  ответил
мужчина, - а может быть, когда имеешь  дело  с  такими  чувствами,  подобный
вопрос неуместен.
     - Ќо мне кажетсЯ, - сказала женщина, и теперь из  ее  слов  становилось
Ясно, что она имеет в виду вовсе  не  этого  случайного  человека,  а  нечто
совершенно определенное, смутно  всплывающее  из  разговора  о  нем,  -  мне
кажетсЯ, он считает, что поступает правильно.
     ’еперь мысли некоторое времЯ беззвучно перетекали от одного к  другому,
затем, отлетев уже далеко, вновь поЯвлЯлись, уже облеченные в слова; но, как
ни странно, было такое ощущение, будто они до сих пор еще молча держали друг
друга за руку и все основное было уже сказано.
     - Ћн поступает плохо, он приносит зло и  страданиЯ  своим  жертвам,  он
должен знать, что он их деморализует, извращает их чувственность и  приводит
ее в состоЯние такого беспокойства, что она вечно обречена будет  стремитьсЯ
все к новой и новой цели; ...и все же такое ощущение, будто видишь,  как  он
улыбаетсЯ при этом. ‹ицо все размЯгченное и бледное, исполненное печали,  но
решительное, полное нежности... с улыбкой, полной нежности,  котораЯ  плывет
над ним и над его жертвой,  словно  дождливый  день  над  землей,  посланный
небом;  непостижимо,  но  в  его  печали  таитсЯ  прощение,  в   способности
чувствовать, открывающейсЯ в нем, когда он разрушает... ‚едь наверное всЯкий
мозг - это нечто одинокое и отдельное ото всех...
     - „а, действительно, разве не всЯкий мозг  одинок?  ќти  двое,  которые
теперь замолчали, думали вместе
     о  том  третьем,  неизвестном,  об  одном  из  многих  третьих,  словно
прогуливались вместе где-то за городом: ...деревьЯ, луга, небо,  и  вдруг  -
незнание того, почему  оно  здесь  синее,  а  там  -  сплошные  облака,  они
чувствовали, как все эти третьи стоЯт вокруг  них,  как  тот  огромный  шар,
который смыкаетсЯ вокруг нас и взирает на нас иногда отчужденным  стеклЯнным
взором, и заставлЯет нас зЯбнуть, если полет какой-нибудь птицы  процарапает
в нем непонЯтную извилистую линию. € внезапно в вечерней  комнате  наступило
холодное, просторное, светлое, как день, одиночество.
     ’огда один из  них  произнес  слова,  и  показалось,  что  тихо  запела
скрипка:
     - ...Ћн как дом с запертыми дверьми. ’о, что он сделал, звучит  в  нем,
наверное, как тихаЯ музыка, но кто ее услышит? Ќаверное, она-то и превращает
все в сладостную печаль...
     Ђ другой отвечал:
     - Ќаверное, он вновь и вновь пытаетсЯ на  ощупь  пройти  сквозь  самого
себЯ, силЯсь отыскать выход, и наконец останавливаетсЯ, прижимаетсЯ лицом  к
стеклу плотно закупоренных окон, издали смотрит  на  возлюбленные  жертвы  и
улыбаетсЯ...
     Ѓольше ничего не было сказано, но в этом  блаженно  затаенном  молчании
всЯкое новое слово звучало звонче и раздавалось далеко.
     - ...€ лишь его улыбка летит за ними вдогонку,  парит  над  ними  и  из
вздрагивающего уродства их окровавленных тел сплетает изЯщный букет... €  он
трогательно волнуетсЯ, не знаЯ, чувствуют ли они его присутствие,  и  ронЯет
букет, и, как неведомое животное,  решительно  взмывает  ввысь  на  дрожащих
крыльЯх тайны своего одиночества в полную чудес пустоту пространства.
     Ћни чувствовали, что это одиночество  объЯснЯет  тайну  того,  что  они
вместе. €  влекло  их  друг  к  другу  смутное  ощущение  мира  вокруг  них,
фантастическое чувство холода со всех сторон, кроме одной - той,  с  которой
они прислонЯлись друг к другу, снимали друг с друга тЯжесть, прикрывали друг
друга, как две удивительно  подходЯщие  друг  к  другу  половинки,  которые,
соединившись, сразу сокращают свою границу с внешним миром, а внутренний мир
одного и внутренний мир другого мощным потоком устремлЯютсЯ  навстречу  друг
другу. €ногда они чувствовали себЯ несчастными, потому что им  не  удавалось
все до конца соединить.
     - Џомнишь, - неожиданно  сказала  женщина,  -  когда  ты  целовал  менЯ
несколько дней назад - ты понЯл тогда, что между нами  что-то  произошло?  џ
задумалась о чем-то, как раз в этот момент, о чем-то совершенно неважном, но
не о тебе, и Я вдруг так пожалела, что пришлось думать не о тебе. Ђ  сказать
тебе об этом Я не могла и сначала невольно улыбнулась, забавлЯЯсь  тем,  что
ты об этом ничего не знаешь, а уверен, что мы сейчас очень близки,  а  после
этого мне и вовсе расхотелось говорить, и Я рассердилась на тебЯ, потому что
ты не  почувствовал  всего  этого  сам,  и  твои  ласки  Я  сразу  перестала
воспринимать. € Я не решалась попросить тебЯ, чтобы ты сейчас оставил менЯ в
покое, потому что на самом деле все это была ерунда, и Я действительно  была
близка тебе, но тем не менее словно пробежала какаЯ-то  неЯснаЯ  тень;  ведь
оказывалось, что Я как будто могла существовать вдали и отдельно от тебЯ. ’ы
ведь знаешь это чувство, когда внезапно все  предметы  удваиваютсЯ:  вот  их
очертаниЯ,  Ясные  и  четкие,  а  вот  те  же  предметы  еще  раз,  бледные,
призрачные, испуганные, как будто уже кто-то  тайком  и  отчужденно  на  них
посмотрел? ’ак и хочетсЯ схватить тебЯ и слить  со  мной...  а  потом  опЯть
оттолкнуть и броситьсЯ на землю, потому что это осуществилось...
     - € тогда было так?
     - „а, именно так тогда и было, и Я внезапно заплакала в твоих объЯтиЯх;
а ты думал, что это от заполнившего менЯ желаниЯ всеми чувствами еще  глубже
проникнуть в твои ощущениЯ. Ќе сердись на менЯ, Я должна была  сказать  тебе
об этом, сама не знаю, почему, ведь это были всего лишь мои фантазии, но  от
этого было так больно, и, мне кажетсЯ, Я только из-за этого вспомнила про ѓ.
Ђ ты?..
     Њужчина в кресле положил сигарету и встал. €х взглЯды прочно сцепились,
напрЯженно подрагиваЯ, словно два тела рЯдом на  одном  канате.  Ћни  ничего
больше не говорили, они поднЯли жалюзи и посмотрели  на  улицу;  они  словно
прислушивались   к   скрежету   внутреннего   напрЯжениЯ,   которое   что-то
перекраивало в них и затем стихало. Ћни чувствовали, что не могут жить  друг
без друга, и только вместе, как хитроумнаЯ  система,  опирающаЯсЯ  на  самое
себЯ, могли нести то, что они хотели. „умаЯ друг  о  друге,  они  испытывали
болезненное,  страдальческое   чувство,   настолько   тонкими,   точными   и
неуловимыми были ощущениЯ их свЯзи в этой системе, чувствительной к малейшим
колебаниЯм в ее глубинах. —ерез некоторое времЯ, когда, глЯдЯ на  чуждый  им
внешний мир за окном, они вновь обрели уверенность в себе, оба почувствовали
усталость, и им захотелось уснуть  рЯдом  друг  с  другом.  Ћни  чувствовали
только друг друга, и все же это было  -  хотЯ  и  едва  ощутимое,  тающее  в
темноте - чувство, охватывающее простор поднебесьЯ до самого горизонта.
 
     Ќа следующее утро  Љлодина  поехала  в  маленький  городишко,  где  был
институт, в котором воспитывалась ее тринадцатилетнЯЯ дочь ‹или. ђебенок был
от первого брака, но отцом ребенка на самом  деле  был  американский  зубной
врач, к которому Љлодина  однажды  обратилась,  когда  во  времЯ  поездки  в
Ђмерику у нее разболелись зубы. ’огда она понапрасну  ждала  приезда  одного
своего друга, и приезд его все задерживалсЯ, и уже не было сил  ждать,  и  в
состоЯнии странного опьЯнениЯ - от гнева, боли, эфира и круглого белого лица
дантиста, которое день за днем неотступно склонЯлось над ее лицом - все  это
и произошло. ќто происшествие, эта перваЯ, утраченнаЯ часть ее жизни никогда
не пробуждали в ней мук совести; через несколько недель, когда  ей  еще  раз
нужно  было  прийти  к  врачу,  чтобы  закончить  лечение,  она  Явилась   в
сопровождении своей горничной, и инцидент был таким образом исчерпан; ничего
от него не осталось,  кроме  воспоминаниЯ  о  странном  облаке  ощущений,  в
дурмане которого она вдруг задохнулась, как  будто  ей  на  голову  накинули
одеЯло, и оно возбудило ее, а потом стремительно соскользнуло на землю.
     Ќо в ее тогдашних действиЯх и впечатлениЯх оставалось  нечто  странное.
‘лучалось, она не могла добитьсЯ столь же быстрой и чинной развЯзки,  как  в
тот раз, и подолгу оставалась с виду  полностью  во  власти  разных  мужчин,
доходЯ до самопожертвованиЯ и полной утраты силы воли, и  в  этом  состоЯнии
готова была сделать все, что они требовали, но впоследствии у нее никогда не
оставалось чувства, что происшедшее было  длЯ  нее  сильным  и  значительным
переживанием; ей приходилось совершать  и  переносить  такие  вещи,  которые
обладали силой страсти, доходЯщей до уничтожениЯ, но она  всегда  сознавала,
что все это не затрагивает ее глубоко и по существу не имеет  с  ней  ничего
общего.  ‘ловно  ручей,  журчали  потоки  событий,   происходЯщих   с   этой
несчастной, будничной, неверной женщиной, и уносились прочь, оставлЯЯ у  нее
такое чувство, будто она, задумавшись, неподвижно сидит на берегу.
     “ нее было никогда  не  становЯщеесЯ  отчетливым  сознание  протекающей
где-то отдельно от нее затаенной внутренней жизни, и оно заставлЯло  ее,  не
колеблЯсь, отдавать людЯм в  виде  самой  себЯ  эту  последнюю  опору  своей
скромности и уверенности в себе. ‡а цепью  событий  действительности  скрыто
струилось что-то невидимое, и, хотЯ ей еще ни разу не удалось постигнуть эту
потаенную сущность собственной жизни, и, возможно,  она  даже  считала,  что
никогда не сможет до нее добратьсЯ, у нее всегда,  что  бы  ни  происходило,
поЯвлЯлось чувство, будто она - гость, в первый и последний раз ступающий на
порог чужого дома, гость, который, особенно не  задумываЯсь  и  с  некоторой
скукой, отдаетсЯ во власть всего, что ему там встречаетсЯ.
     € тогда все,  что  она  делала  и  ощущала,  оказывалось  погружено  во
мгновение ее знакомства с очередным мужчиной. Ћна  сразу  обретала  покой  и
одиночество, и больше не имело никакого  значениЯ,  что  происходило  с  ней
раньше, важно было лишь то, что случитсЯ сейчас, и, казалось, все окружающее
здесь длЯ того, чтобы они сильнее ощущали друг друга, или же оно  вовсе  длЯ
нее не существовало. ЋдурЯющее ощущение роста вздымалось вокруг нее,  словно
горы  цветов,  и  лишь  далеко-далеко   оставалось   чувство   преодоленного
несчастьЯ, и это было фоном, и все постепенно освобождалось от него,  словно
онемев от мороза, а потом оттаиваЯ в тепле.
     € только что-то тонкое, бледное, едва уловимое тЯнулось из ее тогдашней
жизни в нынешнюю. € то, что она именно сегоднЯ  вспомнила  обо  всем,  могло
быть делом случаЯ, причиной могла быть и поездка к дочери, или  какой-нибудь
посторонний пустЯк, но началось это  на  вокзале,  когда  большое  скопление
людей ввергло ее в  состоЯние  угнетенности  и  беспокойства,  и  она  вдруг
почувствовала легкое прикосновение какого-то чувства, которое, то поЯвлЯЯсь,
то исчезаЯ, полузаметное, скользнуло куда-то, смутное и далекое, но каким-то
почти физически ощутимым сходством заставило вспомнить  полузабытые  событиЯ
прошлого.
     “ мужа Љлодины не было времени проводить ее на вокзал,  ей  пришлось  в
одиночестве ждать поезда, вокруг теснилась и напирала толпа и медленно несла
ее  туда  и  обратно,  словно  большаЯ,  тЯжелаЯ  волна   помоев.   —увства,
запечатленные  на  распахнутых,  бледных  утренних  лицах,   плыли   по   их
поверхности сквозь темное пространство, как рыбьЯ  икра  по  тусклой  водной
глади. …й стало противно. ЏоЯвилось желание  брезгливо  отогнать  со  своего
пути все то, что ползло  и  шевелилось  вокруг,  однако  -  ужаснуло  ли  ее
физическое превосходство того, что было вокруг, или только  этот  сумрачный,
ровный, равнодушный свет под гигантской крышей, состоЯщей из грЯзного стекла
и беспорЯдочных железных реек, - но пока Љлодина с виду спокойно и сдержанно
шла в толпе людей, она почувствовала, что вынуждена поступать именно так,  и
ощутила в глубине души муку унижениЯ. Ћна тщетно пыталась отыскать защиту  в
себе самой; ей казалось, что, медленно  покачиваЯсь,  она  терЯетсЯ  в  этой
сутолоке,  глаза  не  могли  ни  на  чем  остановитьсЯ,  она  уже  не  могла
сосредоточить внимание на себе самой  и  как  ни  силилась  сосредоточитьсЯ,
обнаруживала всЯкий раз тоненькую, тЯгучую струнку  головной  боли,  котораЯ
мешала думать.
     Њысли ее уклонЯлись в сторону и пытались вернутьсЯ  ко  вчерашнему;  но
эти попытки просто помогли Љлодине осознать,  что  она  таит  в  себе  нечто
драгоценное и нежное. € не имеет права все это предавать, потому что  другие
люди не в состоЯнии понЯть ее, а она слабее их, не  может  защититьсЯ  и  ей
страшно. ‚ытЯнувшись, подобравшись, шла она между ними, полнаЯ  высокомериЯ,
и вздрагивала, если кто-нибудь подходил к ней слишком близко, и прЯталась за
маской  скромности.  €  чувствовала  при  этом,  втайне  радуЯсь,  как   она
счастлива, насколько лучше стало, когда она смирилась и отдалась этому  тихо
буйствующему в ней страху.
     € по этой примете она узнала то самое ощущение. ‚едь так было и  тогда;
она вдруг вспомнила: когда-то ей уже казалось, будто ее  долго  не  было,  и
одновременно - что она никогда никуда не девалась.  —то-то  смутное  окутало
ее, что-то неопределенное, похожее на боЯзливое стремление больных  скрывать
свои страданиЯ; ее поступки, расчленЯЯсь на  части,  отделЯлись  от  нее,  и
памЯть других людей уносила их прочь, и ничто  не  оставлЯло  в  ней  такого
осадка страха, который начинает тихо наполнЯть душу, в то времЯ  как  другие
думают, что обескровили ее целиком и с сытым видом отворачиваютсЯ; и  однако
на все, что она выстрадала, бледным светом ложилсЯ отблеск некоего венца,  и
глухие, зудЯщие муки, которые сопутствовали ее  жизни,  излучали  сиЯние.  €
тогда ей порой казалось, что ее страданиЯ пылают в ней, как маленькие  Языки
пламени, и что-то заставлЯло ее зажигать все новые и новые, не  знаЯ  покоЯ;
при этом ей казалось, что в лоб ей врезаетсЯ  какой-то  обруч,  невидимый  и
невероЯтный, словно пришедший из снов, словно стеклЯнный, а иногда у  нее  в
голове лишь кружилось далекое пение...
     Љлодина сидела, не двигаЯсь, а поезд катил вперед.  …е  попутчики  вели
между собой беседу, длЯ нее это был лишь какой-то шум. €  когда  она  думала
теперь о своем муже, и мысли ее окутывались мЯгким, усталым счастьем, словно
морозным снежным воздухом, то при  всей  мЯгкости  было  что-то,  что  почти
мешало  двигатьсЯ,  как  будто  выздоравливающему,  привыкшему  к  комнатной
неподвижности человеку приходилось сделать свои первые шаги  по  улице.  ќто
было счастье, которое сковывает и от которого даже больно; а  за  всем  этим
все еще пронзительно звучал тот неопределенный, колеблющийсЯ  звук,  который
она не могла постичь, далекий, забытый, как детскаЯ песенка, как  боль,  как
она сама, и, расходЯсь широкими дрожащими кругами, он притЯгивал ее мысли  к
себе, и они не могли заглЯнуть в его лицо.
     Ћна откинулась назад и посмотрела в окно. “ нее не было сил  думать  об
этом дольше; все чувства ее были напрЯжены и очень восприимчивы, но  что-то,
что стоЯло за этими чувствами,  хотело  покоЯ,  хотело  вытЯнутьсЯ,  хотело,
чтобы мир проскользнул мимо. ’елеграфные столбы косо падали  назад,  полЯ  с
бесснежными бурыми бороздами поворачивали в  сторону,  кусты  словно  делали
стойку на голове, вскинув  вверх  сотни  ножек,  на  которых  висели  тысЯчи
колокольчиков воды, и они катились, падали, они блестели и сверкали. €  было
в этом что-то веселое и  легкое,  ощущение  какого-то  простора,  как  будто
рухнули стены, какое-то освобождение и облегчение, исполненное  нежности.  €
даже с ее тела снЯлась мЯгкаЯ  тЯжесть,  оставив  в  ушах  ощущение  тающего
снега,  и  постепенно  от  него  не  осталось  ничего,   кроме   неумолчного
прерывистого звона. “ нее было такое чувство, будто она живет с мужем в этом
мире, как в искрЯщемсЯ шаре, наполненном жемчужинами, пузырьками и  легкими,
как перышко, призрачными облачками. Љлодина закрыла глаза и  отдалась  этому
чувству.
     Ќо через некоторое времЯ  она  вновь  задумалась.  ‹егкое,  равномерное
покачивание поезда, какаЯ-то распахнутость, таЯние  в  природе  за  окном  -
Љлодина словно избавилась  от  какого-то  давлениЯ,  ей  внезапно  пришло  в
голову, что она  одна.  Љлодина  невольно  поднЯла  глаза;  она  по-прежнему
ощущала, как что-то в тихом кружении с шумом проноситсЯ мимо; было такое  же
чувство, какое бывает, если однажды вдруг увидишь  открытую  дверь,  которую
нельзЯ себе представить иначе, как только запертой. ‚озможно, она давно  уже
испытывала такое желание; возможно, что-то незаметно пошатнулось в их любви,
но она знала только, что их все сильнее притЯгивало друг к другу,  а  теперь
внезапно ощутила, как что-то, долгое времЯ  остававшеесЯ  втайне  замкнутым,
вскрылось; медленно поднимались, словно  из  почти  незаметной,  но  глубоко
проникающей раны,  маленькими,  непрерывно  сочащимисЯ  каплЯми  и  выходили
наружу мысли и чувства, и, ширЯсь, завоевывали себе место.
     ‘уществует так много вопросов в отношениЯх с  любимыми  людьми,  поверх
которых приходитсЯ возводить постройку совместной жизни, не дожидаЯсь,  пока
эти вопросы будут продуманы до конца, а позже совершившеесЯ уже не оставлЯет
сил на то, чтобы хотЯ бы вообразить себе нечто другое.  Ђ  еще  бывает  так:
стоит  где-то  у  дороги  какой-нибудь  примечательный  столб,   встречаетсЯ
какое-то лицо, веет аромат, среди травы и камней вьетсЯ тропка,  на  которую
никто никогда не ступал, и ты знаешь, что нужно вернутьсЯ,  рассмотреть  все
это, но все толкает тебЯ вперед, и лишь сны, как  паутинки,  да  хрустнувшаЯ
ветка немного замедлЯют твой шаг, а от каждой несостоЯвшейсЯ  мысли  исходит
тихое оцепенение. ‚ последнее времЯ изредка, но может быть чаще, чем раньше,
поЯвлЯлсЯ этот взглЯд назад, более сильный изгиб туда, в  прошлое.  ‚ерность
Љлодины противилась этому,  именно  потому,  что  сама  была  не  покоем,  а
высвобождением  сил,   взаимной   поддержкой,   равновесием   в   постоЯнном
продвижении вперед. Ѓыл бег рука об руку, но иногда прЯмо на бегу поЯвлЯлось
внезапно это искушение -  остановитьсЯ  и  постоЯть  так,  совсем  одной,  и
оглЯдетьсЯ вокруг. ’огда она ощущала их страсть  как  нечто  насильственное,
принуждающее,  отнимающее  у  нее  что-то;  и  даже  когда  искушение   было
преодолено, и она ощущала стыд, и сознание красоты их любви вновь охватывало
ее, то прежнее чувство становилось цепенЯщим и тЯжким, как опьЯнение, и  под
его действием она восторженно и боЯзливо постигала каждое свое движение, как
что-то  величественное  и  чинное,  словно  в  золотом  парчовом  платье  со
шнуровкой; но где-то оставалось нечто, и оно манило,  тихо  ложась  бледными
тенЯми под мартовским солнцем на весеннюю землю, распахнутую,  как  открытаЯ
рана.
     •отЯ Љлодина была вполне  счастлива,  ее  иногда  охватывало  состоЯние
неприкрытой деловитости, осознание случайности  этого  счастьЯ;  она  думала
иногда, что длЯ нее Явно уготована еще какаЯ-то другаЯ, неведомаЯ жизнь. ќто
была, видимо, всего лишь инаЯ форма какой-то мысли, котораЯ осталась  в  ней
от прежних времен, не настоЯщаЯ мысль в полном смысле этого слова,  а  всего
лишь чувство, которое когда-то могло сопутствовать этой мысли, опустошенное,
непрерывное шевеление, подкрадывание  и  подсматривание,  которое,  отступаЯ
назад и никогда до конца не проЯвлЯЯсь, - давно уже потерЯло свое содержание
и оставалось в ее снах, как ход в темный коридор.
     Ќо может быть это было одинокое счастье, самое удивительное  из  всего,
что бывает на свете? —то-то зыбкое, подвижное и смутно чувствительное с  той
стороны их отношений,  где  в  любви  других  людей  находитсЯ  костистый  и
бездушный, прочный несущий каркас. ’ихое беспокойство  одолевало  ее,  почти
болезненнаЯ тоска по крайнему напрЯжению  чувств,  предчувствием  последнего
взлета. Ђ иногда ей казалось, что она ближе к  этим  внешним  границам,  чем
обычно. ‚ эти нагие, обессиленно висЯщие между  жизнью  и  смертью  дни  она
чувствовала тоску, котораЯ не могла быть свЯзана с  обычной  потребностью  в
любви, это было почти  страстное  стремление  оставить  ту  великую  любовь,
которой она  владела,  словно  перед  нею  забрезжил  путь,  свЯзывающий  ее
последней свЯзью, и вел он вовсе не к любимому, а прочь, в беззащитность,  в
мЯгкое, сухое увЯдание мучительной дали. € она заметила, что шла  эта  тоска
откуда-то издалека, где их любовь  уже  не  просто  свЯзывала  их  двоих,  а
врастала бледными слабыми корнЯми в окружающий мир.
     Љогда они шли вдвоем, тени их едва намечались и так непрочно  крепились
к телам, словно не хотели свЯзывать их с землей, и  шорох  сухой  глины  под
ногами звучал так коротко и так быстро умолкал, и голые кусты глЯдели в небо
с такой неподвижностью, что в эти  часы,  пронизанные  величием  грандиозной
обнаженности, возникало чувство, будто весь податливый мир немых вещей разом
отделилсЯ и отстранилсЯ от них двоих, а они оказались в вышине, и фигуры  их
распрЯмились в  этом  половинчатом  свете,  как  нечто  фантастическое,  как
чужаки,  как  несуществующие  существа,  охваченные  собственным  угасанием,
наполненные обломками непостижимого, которое не находило ответа, которое все
предметы старались с себЯ  стрЯхнуть,  и  это  непостижимое  отбрасывало  на
окружающее осколки своих лучей, и они одиноко и бессвЯзно  вспыхивали  то  в
каком-то предмете, то в какой-нибудь ускользающей мысли.
     ‡атем ей пришло в голову, что она могла бы принадлежать  и  кому-нибудь
другому, и  это  представлЯлось  ей  не  как  неверность,  а  как  последнее
обручение, где-то там, где их не было, где они были только музыкой, где  они
были никем не слышимой и ни от чего  не  отраженной  музыкой.  €  тогда  она
ощущала собственное существование всего лишь как некую линию, которую она  с
усилием прочерчивала, чтобы в этом отчаЯнном молчании  услышать  саму  себЯ,
как нечто такое, где одно  мгновение  влечет  за  собой  другое  и  где  она
становилась тем, что делала - неудержимо и незаметно, - и все же  оставалась
чем-то, что она никогда не могла сделать. € в то времЯ как  внезапно  у  нее
поЯвилось такое чувство, будто могло так оказатьсЯ, что они любЯт друг друга
только тогда, когда помимо их воли во всю мощь начинает  звучать  тихий,  до
невероЯтности проникновенный, мучительный звук, -  более  глубокие  свЯзи  и
чудовищные сплетениЯ, свершавшиесЯ в промежутках, среди  тех  беззвучностей,
тех мгновений пробуждениЯ от бури в безбрежной  действительности,  порождали
смутное  предчувствие   того,   будто   она   стоит   среди   бессознательно
свершающегосЯ и  ощущает  все  это;  и  с  болью  одинокого,  раз  за  разом
повторЯющегосЯ порыва туда, вовне, -  перед  которым  все  прочее,  что  она
делала, было лишь одурманиванием, замыканием в себе, усыплением в этом  шуме
самой себЯ, - она любила его, когда  думала,  что  принесет  ему  последнюю,
обремененную земной тЯжестью боль.
     …ще несколько недель после того ее любовь несла на  себе  эту  окраску;
затем все прошло. Ќо часто, когда она ощущала близость какого-нибудь другого
человека, это возвращалось,  хотЯ  и  становилось  слабее.  „остаточно  было
присутствиЯ любого, не важно какого, человека, причем  безразлично,  что  он
говорил, - чтобы  она  ощутила  на  себе  взглЯд  оттуда...  и  в  нем  было
удивление... почему ты еще здесь? Ќет, она  никогда  не  стремилась  к  этим
чужим ей существам; ей было больно  думать  о  них;  она  испытывала  к  ним
отвращение. Ќо вокруг нее тут же возникала бесплотнаЯ зыбь тишины; и она  не
понимала тогда, поднимаетсЯ ли она или опускаетсЯ вниз.
     Љлодина снова посмотрела в окно. ‡а  окном  все  было  так  же,  как  и
раньше. Ќо - было ли это следствием ее размышлений, или по  какой-то  другой
причине - бесцветное и упорное сопротивление  лежало  на  всем,  словно  она
смотрела сквозь тонкую, студенистую, отталкивающую пелену.  ’а  беспокойнаЯ,
легкаЯ как пух тысЯченогаЯ резвость обратилась в невыносимую  напрЯженность;
все как бы семенило и текло, раздражаЯсь и кривлЯЯсь, словно что-то чересчур
подвижное бежало там мелкими шагами карлика,  оставаЯсь  при  этом  немым  и
мертвым; то тут, то  там  звук  шагов  прерывалсЯ  подобно  гулким  хлопкам,
скользЯ прочь, будто невообразимый шум трениЯ предмета о предмет.
     …й доставлЯло физические муки вглЯдыватьсЯ  в  движение,  которому  она
больше не сопереживала. Ћна еще по-прежнему видела перед  собой,  за  окном,
эту жизнь, котораЯ незадолго до того ворвалась в нее и обратилась в чувство,
жизнь одержимую, наполненную самою  собой,  но  как  только  она  попыталась
притЯнуть ее к себе, все  стало  крошитьсЯ  и  распалось  на  части  под  ее
взглЯдом. ‚озникло нечто отвратительное, и  оно  мешало,  словно  соринка  в
глазу, как будто душа ее выбивалась оттуда прочь, тЯнулась с усилием  вдаль,
пыталась ухватитьсЯ за что-то и обнаруживала пустоту...
     € внезапно ей пришло в голову, что и она - точно так же, как и все это,
- пленница самой себЯ, котораЯ живет, прикованнаЯ к одному месту,  в  одном,
определенном городе, в некоем доме, в определенной квартире,  погруженнаЯ  в
одно-единственное  собственное  чувство,  годы  напролет  в  этом  крохотном
уголке, и тогда ей показалось, что и  ее  счастье,  если  она  на  мгновение
остановитсЯ и подождет, может унестись прочь, как такаЯ вот  груда  гремЯщих
вещей.
     Ќо эта мысль не казалась ей просто случайной, нет, в ней было что-то от
этой бескрайней, убегающей вдаль пустой равнины, в которой ее чувство тщетно
пыталось найти опору,  и  вот  что-то  едва  ощутимо  коснулось  ее,  словно
скалолаза на отвесной стене, и настало мгновение, веющее холодом и  тишиной,
когда она начала  воспринимать  себЯ,  как  слабый,  невнЯтный  шорох  среди
необъЯтного пространства, и по тому, как все внезапно смолкло,  понЯла,  как
неслышно она туда просочилась и как велик, насколько полон до жути  забытыми
шорохами был каменный лоб пустоты.
     € когда эта пустота содрогнулась перед нею, словно чувствительнаЯ кожа,
и она ощутила в кончиках пальцев безмолвный страх перед мыслЯми  о  себе,  и
когда ее ощущениЯ начали вЯзнуть в ней, как крупинки на клейкой поверхности,
а чувства заструились, как песок, - тогда она вновь  услышала  тот  странный
звук; словно маленькаЯ точка, словно птица парил он в пустоте,
     € тогда она внезапно ощутила все происходЯщее как судьбу. ’о,  что  она
уехала, то, что природа ускользала от нее, то, что сразу,  с  самого  начала
этой поездки она так робко себЯ вела и так боЯлась самой  себЯ,  окружающих,
своего счастьЯ; и прошлое  сразу  показалось  ей  всего  лишь  несовершенным
воплощением чего-то, чему еще только суждено произойти.
     Ћна по-прежнему боЯзливо смотрела в окно. Ќо постепенно, под  давлением
чего-то невероЯтно чуждого ей, дух ее начинал стыдитьсЯ любого сопротивлениЯ
и любых усилий обуздать себЯ, и у нее было такое чувство, будто  он  наконец
приходит в себЯ, и его тихо охватывала  тончайшаЯ,  последнЯЯ,  дающаЯ  волю
происходЯщему сила слабости, и он становитсЯ прозрачнее и меньше ребенка,  и
мЯгче пожелтевшего листка папиросной бумаги;  и  только  скорее  с  каким-то
нежно  разгорающимсЯ  восторгом  ощутила  она  это  глубочайшее,  прощальное
человеческое счастье чужеродности  в  мире  вместе  с  ощущением  того,  что
проникнуть в нее невозможно, что  среди  ее  решений  невозможно  найти  то,
которое предназначено длЯ нее, и что, оттесненнаЯ сутолокой этих  решений  к
самому  краю  жизни,  она  чувствует  мгновение  перед  падением  в   слепую
грандиозность пустого пространства.
     € она ощутила внезапную, очень смутную тоску по  своей  прежней  жизни,
которой злоупотреблЯли и которую использовали длЯ  своих  надобностей  чужие
люди, словно после болезни, во времЯ  которой  человеку  бывает  свойственна
какаЯ-то особаЯ, стертаЯ, бессильнаЯ чуткость, когда шорохи гулЯют  по  дому
из одной комнаты в другую, а ты не имеешь к ним уже  никакого  отношениЯ  и,
избавленный от давЯщей  тЯжести  собственной  души,  ведешь  жизнь,  парЯщую
неведомо где.
     ‡а окном беззвучно бушевала природа. ‚ своих мыслЯх она ощущала  людей,
как нечто большое, звучное, обретающее уверенность,  она  же  ускользала  от
всего этого в саму себЯ, и от нее не оставалось ничего больше,  кроме  того,
что ее нет, кроме бесплотности и стремлениЯ к чему-то. Ђ поезд тем  временем
совсем незаметно переместилсЯ  в  другую  местность  и,  мЯгко,  неторопливо
покачиваЯсь, покатил через полЯ,  еще  скрытые  глубоким  снегом;  все  ниже
опускалось небо, и очень скоро совсем рЯдом, в  двух  шагах,  за  окном  оно
начало стлатьсЯ по земле темными, серыми завесами из медленно слетающих вниз
снежинок.  ‚агон  наполнилсЯ  желтоватыми  сумерками,  очертаниЯ   спутников
Љлодины  рисовались  ей  лишь  как  нечто   неопределенное,   они   медленно
покачивались, словно призраки. Ћна уже не понимала, о чем думает, она  молча
отдавалась тихой радости быть наедине с незнакомыми переживаниЯми; это  было
похоже на переливы легчайших,  неуловимейших  замутнений  и  величественных,
тЯнущихсЯ к ним, расплывчатых движений души. Ћна попыталась вспомнить своего
мужа, но почти полностью ушедшаЯ в прошлое любовь оставила после  себЯ  лишь
странное воспоминание в образе комнаты  с  давно  затворенными  окнами.  Ћна
силилась стрЯхнуть с себЯ этот  образ,  но  он  не  поддавалсЯ  и,  отлетев,
застрЯл где-то поблизости. Ђ мир был так приЯтно прохладен, словно  постель,
в которой остаешьсЯ одна...  ‚озникло  такое  чувство,  будто  ей  предстоит
принЯть какое-то решение, и она не знала, почему у  нее  такое  чувство;  не
было ни счастьЯ, ни возмущениЯ, она просто чувствовала, что  ей  не  хочетсЯ
ничего предпринимать и ничему препЯтствовать, и  мысли  ее  медленно  ползли
туда, в снежную пелену, без оглЯдки, все дальше и дальше, как бывает,  когда
человек слишком устал, чтобы повернуть назад, и вот он все идет и идет.
 
     Љогда они уже подъезжали, тот господин сказал:
     -  ЉакаЯ-то  идиллиЯ,   заколдованный   остров,   прекраснаЯ   женщина,
погруженнаЯ в сказку  белых  кружев  и  тончайшего  бельЯ,  -  и  он  сделал
движение, указываЯ за окно. "ЉакаЯ чушь", - подумала Љлодина,  но  не  сразу
нашлась, что ответить.
     Ѓыло такое чувство, какое бывает, когда кто-то постучал, и  за  мутными
стеклами угадываетсЯ чье-то крупное темное лицо.  Ћна  не  знала,  кто  этот
человек; ей было безразлично, кто он; она лишь чувствовала, что он стоит там
и что ему что-то нужно. €  что  теперь  кое-какие  из  прежних  предчувствий
начинали обращатьсЯ в действительность.
     € как бывает, когда облака подхватывает легкий ветерок, вытЯгивает их в
вереницу и медленно увлекает прочь, так  же  точно  и  она  почувствовала  в
безжизненной  облачной  вате  своих  чувств  некое   движение   становлениЯ,
воплощениЯ, и в этом движении не было причины,  котораЯ  таилась  бы  в  ней
самой, и оно происходило помимо нее... € как некоторые  восприимчивые  люди,
она любила в этом непонЯтном чередовании событий  то,  что  не  касалось  ее
души, небытие самой себЯ, тот обморок, тот стыд и ту боль собственной  души;
это было похоже на порыв ударить слабого  из  нежности  к  нему  -  ребенка,
женщину, а потом захотеть сделатьсЯ бесчувственным платьем, висЯщем в темном
шкафу наедине со своими печалЯми.
     Ќаконец  они  прибыли,  уже  к  вечеру;   поезд   шел   полупустой,   и
немногочисленные пассажиры, как отдельные  капли,  вытекали  из  вагонов;  в
дороге постепенно, с каждой станцией, она  словно  бы  понемногу  вытЯгивала
что-то из окружающих, и теперь сгребала все это в кучу,  торопливо,  ибо  от
вокзала до города был еще час езды, а  саней  было  всего  трое  и  пришлось
разделитьсЯ  на  группы.  Џока  Љлодина  постепенно   обретала   способность
размышлЯть, она оказалась с другими четырьмЯ попутчиками в одной  из  тесных
санных повозок. ‘переди доносилсЯ незнакомый запах лошадей,  от  которых  на
морозе шел пар, и лились волны  рассеЯнного  света,  падающего  от  фонарей,
иногда же тьма подступала к повозке и пронизывала ее насквозь; тогда Љлодина
видела, что они едут между двух рЯдов деревьев,  как  по  темному  коридору,
который по мере приближениЯ к цели становилсЯ все уже и уже.
     €з-за холода она села спиной  к  лошадЯм,  и  перед  нею  оказалсЯ  тот
человек, большой, широкоплечий, закутанный в шубу.  Ћн  преграждал  путь  ее
мыслЯм, которые хотели обратно. Љаждый ее  взглЯд  стал  натыкатьсЯ  на  его
темную  фигуру,  будто  вдруг  затворились  железные  ворота,  она  обратила
внимание на то, что уже не первый раз рассматривает его, чтобы  узнать,  как
он выглЯдит, словно дело сейчас только в этом и все остальное уже решено. Ќо
она с радостью ощутила, что он оставалсЯ совершенно неопределенным,  он  был
любым, он представлЯл  собою  смутный  простор  неведомого.  Ќо  иногда  это
неведомое, казалось, становилось ближе к ней,  словно  странствующий  лес  с
путаницей деревьев. Ќеизвестность тЯжелой ношей навалилась на нее.
     ‘ловно нити единой сети, завЯзывались беседы между спутниками,  которые
ехали в этих тесных крытых санЯх. Ћн тоже принимал в  них  участие  и  давал
житейски умные советы; некоторые мужчины умеют так ответить,  с  тем  прЯным
остроумием, которое,  словно  резкий,  определенный  запах,  отличает  слова
мужчины в присутствии женщин. ‚ эти мгновениЯ она подвергалась самым естест-
венным мужским притЯзаниЯм и со стыдом вспоминала, что не дала  тогда  более
решительный отпор в ответ на  его  намеки.  €  когда  ей,  в  свою  очередь,
приходилось говорить, ей казалось, что  она  делает  это  со  слишком  Явной
готовностью, и  у  нее  внезапно  поЯвилось  бессильное,  куцее  чувство  по
отношению к самой себе, словно она размахивает культей.
     Џотом она, конечно, заметила, что ее, помимо ее воли, мотает  в  разные
стороны и при любом повороте дороги она то локтЯми,  то  коленЯми,  то  всем
телом касаетсЯ этого чужого и незнакомого, и  она  воспринимала  это  сквозь
какое-то отдаленное сходство, словно эти маленькие  санки  были  затемненной
комнатой, а эти люди сидели там вплотную к ней, разгорЯченные и  назойливые,
и она боЯзливо  терпела  непристойности,  которые  они  говорили,  улыбаЯсь,
словно ничего не заметила, а глаза глЯдели прЯмо, прочь от самой себЯ.
     Ќо все это было, как тЯжелое сновидение в полусне,  когда  человека  не
покидает сознание того, что это не на самом деле, и  она  удивлЯлась  только
тому, как сильно она его ощущает, пока этот человек не высунулсЯ наружу и не
посмотрел на небо со словами: "Ђ нас, пожалуй, занесет снегом".
     ’ут ее мысли словно одним рывком переметнулись в настоЯщее. Ћна поднЯла
глаза, люди шутили весело и безобидно, и было такое ощущение, будто стоишь и
смотришь в туннель, а в конце его видишь свет и маленькие фигурки людей. € в
тот же миг у нее поЯвилось  до  странности  равнодушное,  трезвое  осознание
действительности. Ћна с удивлением замечала, что  тем  не  менее  тронута  и
сильно ощущает все это. ќто почти напугало ее, ибо перед ней был белый, даже
излишне Яркий свет сознаниЯ, под лучами которого ничто  не  может  кануть  в
неопределенность снов, сквозь которую не пробиваетсЯ ни одна подвижнаЯ мысль
и в которой люди иногда становЯтсЯ  угловатыми  и  безмерно  огромными,  как
холмы, словно начинают вдруг скользить сквозь невидимый туман, в котором все
действительное, разрастаЯсь, принимает огромные, призрачные очертаниЯ. ’огда
она ощутила страх и почти покорность по отношению к ним, и все же  до  конца
не терЯла ощущениЯ, что  эта  слабость  была  лишь  особенной  способностью;
казалось, будто границы ее бытиЯ незаметно и ощутимо  вышли  за  пределы  ее
существа, и все вокруг тихо наталкивалось на нее и вгонЯло ее в дрожь. € она
впервые испугалась этого необычного днЯ, одиночество которого с нею  вместе,
подобно подземной тропинке, постепенно погружалось в безумный шепот  сумерек
души и теперь, в дальней дали, внезапно поднЯлось до  неподатливо  реального
происходЯщего, оставлЯЯ ее  наедине  с  огромной,  незнакомой  и  нежеланной
действительностью.
     Ћна украдкой посмотрела на незнакомца. Ћн в этот момент зажигал спичку;
осветились его борода и глаза; и эти его действиЯ, ни о  чем  не  говорЯщие,
вдруг  показались  ей  такими  важными,  она  внезапно  ощутила  нерушимость
происходЯщего сейчас, то,