зини - то  есть  унизить  его,  подавить,
отдалить от себЯ, -  это  как  раз  и  хорошо.  ќто  потребует  жертвы.  ќто
подействует очищающе. џ  обЯзан  перед  собой  ежедневно  постигать  на  его
примере, что сама по себе принадлежность  к  роду  человеческому  решительно
ничего не значит - это просто дурачащее, внешнее сходство.
     ’ерлес понЯл не  все.  ’олько  у  него  снова  возникло  ощущение,  что
какаЯ-то невидимаЯ петлЯ вдруг стЯнулась в осЯзаемый,  смертельный  узел.  ‚
нем отдавались эхом последние слова Ѓайнеберга. "Џросто  дурачащее,  внешнее
сходство", - повторЯл он про себЯ. ќто как будто подходило и к его отношению
к Ѓазини. Ќе в таких ли видениЯх состоЯло странное  очарование,  которое  от
того исходило? Ќе в том ли просто, что он, ’ерлес, не мог вдуматьсЯ в него и
потому всегда видел его в каких-то неопределенных обличьЯх? Ќе  маЯчило  ли,
когда он только что представил себе Ѓазини, за его,  Ѓазини,  лицом  второе,
расплывчатое? ЋсЯзаемо похожее, хотЯ это сходство ни на чем на основывалось?
     ‚от почему, вместо того чтобы задуматьсЯ о крайне  странных  намерениЯх
Ѓайнеберга, ’ерлес, полуоглушенный  новыми,  необыкновенными  впечатлениЯми,
пыталсЯ разобратьсЯ в себе.  Ћн  вспомнил  вечер,  перед  тем  как  узнал  о
проступке Ѓазини. “же тогда, собственно, эти  видениЯ  были.  ‚сегда  бывало
что-то, с чем его  мысли  не  могли  справитьсЯ.  —то-то,  казавшеесЯ  очень
простым и очень неведомым. Ћн видел картины, которые, однако,  картинами  не
были.  “  тех  лачуг,  и  даже  тогда,  когда  он  сидел  с  Ѓайнебергом   в
кондитерской.
     ‚езде было сходство и в то же времЯ  непреодолимое  несходство.  €  эта
игра, эта тайна, совершенно личнаЯ перспектива его волновала.
     € сейчас один человек присвоил себе это. ‚се  это  сейчас  воплотилось,
стало реальным в одном человеке. ’ем самым всЯ  эта  странность  перешла  на
этого человека. ’ем самым она вышла из фантазии в жизнь и стала опасной.
     ‚олнениЯ эти утомили ’ерлеса, его мысли цеплЯлись  друг  за  друга  уже
некрепко.
     “ него только и осталось в памЯти, что он  не  должен  выпускать  этого
Ѓазини, что тому назначено сыграть какую-то важную и уже  неЯсно  осознанную
роль и длЯ него.
     ‘реди этих мыслей он удивленно качал  головой,  когда  думал  о  словах
Ѓайнеберга. Ћн тоже?..
     Ќе может же он искать того же, что Я,  и  все-таки  верное  обозначение
этому нашел именно он...
     ’ерлес больше мечтал, чем думал. Ћн уже не  был  в  состоЯнии  отличить
свою психологическую проблему от фантазий Ѓайнеберга. “ него  было  в  итоге
только одно чувство - что вокруг все туже затЯгиваетсЯ огромнаЯ петлЯ.
     ђазговор дальше не шел. Ћни погасили свет и осторожно пробрались  назад
в дортуар.

     ‘ледующие дни никакого решениЯ не принесли. ‚  школе  было  много  дел,
ђайтинг осторожно избегал оставатьсЯ в одиночестве, да и Ѓайнеберг уклонЯлсЯ
от возобновлениЯ разговора.
     ’ак в эти дни получилось, что  случившеесЯ,  как  прегражденный  поток,
глубже впиталось в ’ерлеса и дало его мыслЯм направление,  изменить  которое
уже нельзЯ было.
     Ќамерение удалить  Ѓазини  ушло  поэтому  окончательно.  ’ерлес  теперь
впервые чувствовал сосредоточенность целиком на себе самом и уже  ни  о  чем
другом не в силах был думать. Ѓожена тоже стала ему безразлична, прежние его
чувства к ней стали длЯ него фантастическим воспоминанием, на место которого
пришло теперь что-то серьезное.
     Џравда, это серьезное казалось не менее фантастическим.

     ‡анЯтый своими мыслЯми, ’ерлес в одиночестве  вышел  погулЯть  в  парк.
‚ремЯ  было  полуденное,  и   солнце   поздней   осени   ложилось   бледными
воспоминаниЯми на лужайки и дорожки. Ќе имеЯ из-за своего беспокойства охоты
до дальних прогулок, ’ерлес просто обошел здание и у подножиЯ  почти  глухой
боковой стены бросилсЯ в жухлую, шуршащую траву. Ќад ним  простиралось  небо
сплошь той блеклой болезненной голубизны, что свойственно осени, и  по  нему
неслись маленькие, белые, густые облачка.
     ’ерлес   долго   лежал,   вытЯнувшись    на    спине,    и,    жмурЯсь,
рассеЯнно-мечтательно глЯдел в пространство  между  оголЯющимисЯ  верхушками
двух стоЯвших перед ним деревьев.
     Ћн думал о Ѓайнеберге; какой это странный, однако, человек!  …го  слова
были бы уместны в каком-нибудь ветшающем индийском храме,  среди  жутковатых
идолов и колдовских змей  в  глубоких  укрытиЯх;  но  к  чему  они  днем,  в
интернате, в современной …вропе? € все же, после того как  эти  слова  целую
вечность тЯнулись  бесконечной,  неоглЯдной,  с  тысЯчами  извилин  дорогой,
казалось, что они вдруг вышли к осЯзаемой цели...
     € вдруг он заметил - и у него было такое  чувство,  что  это  случилось
впервые, - как, в сущности, высоко небо.
     ќто было как  испуг.  Љак  раз  над  ним  светилсЯ  маленький  голубой,
невыразимо глубокий зазор между облаками.
     “ него было такое чувство, что туда можно взобратьсЯ по длинной-длинной
лестнице. Ќо чем дальше он проникал туда,  поднимаЯсь  глазами,  тем  глубже
отступал голубой, светЯщийсЯ грунт. € все же казалось, что его можно достичь
и задержать взглЯдом. ќто желание стало мучительно сильным.
     Љазалось, донельзЯ напрЯженное зрение метало,  как  стрелы,  взглЯды  в
просвет между облаками, и как  бы  далеко  оно  ни  метило,  всегда  выходил
маленький недолет.
     Ћб этом ’ерлес и задумалсЯ; он старалсЯ оставатьсЯ как можно  спокойнее
и разумнее. "Љонечно, конца нет, - говорил он себе, - так оно и  уходит  все
дальше, дальше и дальше, в бесконечность". Ћн  не  спускал  глаз  с  неба  и
повторЯл это про себЯ, словно  надо  было  испытать  силу  какой-то  формулы
заклинаниЯ. Ќо безуспешно; слова ничего не выражали, или,  вернее,  выражали
что-то совсем другое, словно говорили  хоть  и  о  том  же  предмете,  но  о
какой-то другой, неведомой, безразличной стороне.
     "Ѓесконечность"! ’ерлес знал это слово по курсу математики. Ћн  никогда
не представлЯл себе за этим ничего особенного. Ћно то  и  дело  повторЯлось:
кто-то когда-то его изобрел, и с тех пор с  его  помощью  можно  производить
вычислениЯ так же надежно, как с помощью чего-то твердого. Ћно было тем, что
оно значило при вычислении; а сверх того ’ерлес никогда ничего не искал.
     € тут его словно молнией пронзило чувство, что в этом слове есть что-то
до ужаса успокоительное. Ћно предстало ему укрощенным понЯтием, с которым он
ежедневно проделывал свои маленькие фокусы и с которого вдруг  спали  оковы.
—то-то, выходЯщее за пределы разума, дикое, разрушительное  было,  казалось,
усыплено работой каких-то изобретателей, а сейчас вдруг проснулось  и  стало
опЯть ужасным. ‚ этом вот небе оно вживе  стоЯло  над  ним,  и  угрожало,  и
издевалось.
     Ќаконец он закрыл глаза, потому что это зрелище было длЯ него мукой.

     Љогда его вскоре, прошуршав по увЯдшей траве, разбудил порыв ветра,  он
почти не чувствовал своего тела, а от ног  вверх  текла  приЯтнаЯ  прохлада,
удерживавшаЯ его члены в состоЯнии сладостной лености. Љ его прежнему испугу
прибавилось теперь что-то мЯгкое и усталое. Ћн все еще  чувствовал,  как  на
него глЯдит огромное и молчаливое небо, но он вспомнил теперь,  сколь  часто
бывало у него уже раньше подобное ощущение, и, словно между бодрствованием и
сном, он перебирал эти воспоминаниЯ и чувствовал себЯ оплетенным их свЯзЯми.
     ’ут было прежде всего то воспоминание детства, в котором деревьЯ стоЯли
строго и молчаливо, как заколдованные люди. “же тогда он, видимо, ощутил то,
что всегда возвращалось позже. „аже в тех мыслЯх у  Ѓожены  было  что-то  от
этого, что-то особое, вещее, большее, чем их значение. € то мгновение тишины
в саду перед окнами кондитерской, прежде  чем  опустились  темные  покрывала
чувственности, было таким. € часто Ѓайнеберг с  ђайтингом  на  какой-то  миг
становились  чем-то  чужим  и  нереальным;  и,  наконец,  Ѓазини?  Њысль   о
происходившем с Ѓазини совсем разорвала ’ерлеса надвое; она была то разумной
и обыденной, то полной того пронизанного образами  безмолвиЯ,  которое  было
общим длЯ всех этих ощущений, которое мало-помалу просачивалось в восприЯтие
’ерлеса и теперь вдруг потребовало, чтобы к нему, безмолвию, относились  как
к чему-то реальному, живому; точно так же, как прежде мысль о бесконечности.
     ’ерлес почувствовал, что оно охватило его со всех сторон. Љак  далекие,
темные силы, оно грозило уже с давних пор, но  он  инстинктивно  отступал  и
лишь времЯ от времени касалсЯ  этого  робким  взглЯдом.  Ђ  теперь  какой-то
случай, какое-то событие заострили  его  внимание  и  на  это  направили,  и
теперь, словно по какому-то мановению, это врывалось со всех сторон; нагонЯЯ
с собой  огромное  смЯтение,  которое  каждый  миг  по-новому  распространЯл
дальше.
     ќто накатилось на ’ерлеса, словно безумие -  ощущать  вещи,  ЯвлениЯ  и
людей как что-то двусмысленное. Љак  что-то,  силой  каких-то  изобретателей
привЯзанное к безобидному,  объЯснЯющему  слову,  и  как  что-то  совершенно
неведомое, грозЯщее оторватьсЯ от него в любое мгновение.
     Љонечно - на все есть простое, естественное объЯснение, и  ’ерлесу  оно
тоже было известно, но,  к  его  пугливому  изумлению,  оно,  казалось  ему,
срывало лишь самую внешнюю оболочку, не обнажаЯ сути, которую ’ерлес, словно
сверхъестественным зрением, всегда видел мерцающей под этой поверхностью.
     ’ак лежал ’ерлес, весь оплетенный воспоминаниЯми, из которых неведомыми
цветами вырастали странные мысли. ’е мгновениЯ, которых никто  не  забывает,
ситуации, где кончаетсЯ та свЯзь, благодарЯ которой обычно  наша  жизнь  без
пробелов отражаетсЯ в нашем  разуме,  словно  жизнь  и  разум  текут  рЯдом,
параллельно и с одинаковой скоростью - они сомкнулись друг с другом смущающе
плотно.
     ‚оспоминание об ужасно  тихом,  печальном  по  краскам  безмолвии  иных
вечеров сменилось  внезапно  жарким,  дрожащим  беспокойством  летнего  днЯ,
которое  однажды  обожгло  ему  душу,  словно  по   ней   прошмыгнула   стаЯ
переливчатых Ящериц.
     ‡атем  ему  вспомнилась  улыбка  того  маленького  кнЯзЯ...   взглЯд...
движение... - тогда, когда они внутренне покончили друг с другом,  -  какими
тот разом и  мЯгко  освободилсЯ  от  всего,  чем  свЯзывал  его  ’ерлес,  и,
освободившись, уходил в новую, неведомую даль, котораЯ - словно  сжавшись  в
жизнь одной неописуемой секунды -  неожиданно  открылась  ему.  ‡десь  снова
пришли воспоминаниЯ о  лесе  -  среди  полей.  ‡атем  молчаливаЯ  картина  в
темнеющей комнате дома, позднее напомнившаЯ  ему  вдруг  потерЯнного  друга.
‚спомнились слова какого-то стихотворениЯ...
     …сть и  другие  вещи,  где  между  ощущением  и  пониманием  царит  эта
несопоставимость. ‚сегда, однако, то,  что  в  какой-то  миг  узнаетсЯ  нами
безучастно и без вопросов, становитсЯ  непонЯтным  и  запутанным,  когда  мы
пытаемсЯ цепью мыслей скрепить это и сделать прочным своим достоЯнием. € то,
что выглЯдит великим  и  нечеловечным,  пока  наши  слова  тЯнутсЯ  к  этому
издалека, становитсЯ простым и терЯет что-то  беспокоЯщее,  как  только  оно
входит в наше бытие.

     € у всех этих воспоминаний оказалась поэтому вдруг одна и та  же  общаЯ
тайна. ‘ловно составлЯЯ одно целое, они  встали  перед  ним  до  осЯзаемости
отчетливо.
     ‚ свое времЯ их сопровождало какое-то темное  чувство,  на  которое  он
прежде не очень-то обращал внимание.
     €менно оно заботило его теперь. …му вспомнилось, как он, стоЯ  с  отцом
перед одним из тех пейзажей,  внезапно  воскликнул:  о,  как  красиво!  -  и
смутилсЯ, когда отец обрадовалсЯ. €бо он с  таким  же  правом  мог  сказать:
ужасно грустно. Њучили его тогда несостоЯтельность слова, полусознание,  что
слова лишь случайные лазейки длЯ прочувствованного.
     € сегоднЯ он вспомнил ту картину, вспомнил те слова и Ясно вспомнил  то
чувство, что лгал, хоть и не знал почему. ‚ воспоминании  взглЯд  его  снова
проходил через все. Ќо вновь и вновь возвращалсЯ,  не  находЯ  освобождениЯ.
“лыбка восхищениЯ богатством наитий, которую он все  еще  как  бы  рассеЯнно
сохранЯл, медленно приобрела чуть заметную тень страданиЯ...
     “ него была потребность изо всех сил  искать  какой-то  мост,  какую-то
свЯзь, какое-то сравнение - между собою и тем; что без слов стоЯло перед его
внутренним взором.
     Ќо как только он успокаивалсЯ на какой-нибудь  мысли,  снова  возникало
это непонЯтное возражение: ты  лжешь.  ‘ловно  ему  нужно  было  непрестанно
производить деление, при котором снова и снова получалсЯ упорный остаток или
словно он в кровь стирал  трЯсущиесЯ  пальцы,  чтобы  развЯзать  бесконечный
узел.
     € наконец  он  отступилсЯ.  ‚округ  него  что-то  плотно  смыкалось,  и
воспоминаниЯ стали расти в неестественном искажении.
     Ћн снова направил глаза на небо. ‘ловно вдруг еще удалось  бы  случайно
вырвать у неба свою тайну  и  угадать  по  нему,  что  его,  ’ерлеса,  везде
приводит в смЯтение. Ќо он устал, и чувство глубокого одиночества сомкнулось
над ним. Ќебо молчало. € ’ерлес  почувствовал,  что  под  этим  неподвижным,
немым сводом он совершенно один, он почувствовал себЯ крошечной живой точкой
под этим огромным, прозрачным трупом.
     Ќо это уже не испугало  его.  Љак  стараЯ,  давно  знакомаЯ  боль,  это
проникло наконец-то и в последний уголок тела.
     …му казалось, будто свет приобрел молочный блеск и плЯсал у него  перед
глазами, как бледный холодный туман.
     Ћн медленно и осторожно повернул голову и оглЯделсЯ - действительно  ли
все изменилось. ’ут его взглЯд случайно скользнул  по  серой  глухой  стене,
стоЯвшей у него в изголовье. Ћна  словно  бы  склонилась  над  ним  и  молча
глЯдела на него. ‚ремЯ от времени вниз сыпались, журча, тонкие струйки, и  в
стене пробуждалась жутковатаЯ жизнь.
     Ћн часто прислушивалсЯ к ней  в  укрытии,  когда  Ѓайнеберг  и  ђайтинг
развертывали свой фантастический мир,  и  он  радовалсЯ  ей,  как  странному
музыкальному сопровождению какого-то гротескного спектаклЯ.
     Ќо сейчас Ясный день сам, казалось, превратилсЯ в бездонное укрытие,  и
живое молчание окружило ’ерлеса со всех сторон.
     Ћн не в силах был отвернуть голову. ђЯдом с ним, во влажном темном углу
буйно   росла   мать-и-мачеха,   выстраиваЯ   из   своих   широких   листьев
фантастические укрытиЯ длЯ улиток и червЯков. ’ерлес слышал,  как  бьетсЯ  у
него сердце. ‡атем опЯть повторилось тихое, шепчущее, сЯкнущее журчанье... €
эти шорохи были единственно  живым  в  не  свЯзанном  ни  с  каким  временем
безмолвном мире...

     Ќа следующий день Ѓайнеберг стоЯл с  ђайтингом,  когда  к  ним  подошел
’ерлес.
     - џ уже поговорил с  ђайтингом,  -  сказал  Ѓайнеберг,  -  и  обо  всем
договорилсЯ. ’ы ведь не очень-то интересуешьсЯ такими делами.
     ’ерлес почувствовал, как  в  нем  поднимаетсЯ  что-то  вроде  злости  и
ревности из-за этого внезапного поворота, но он  не  знал,  следует  ли  ему
упоминать в присутствии ђайтинга о том ночном разговоре.
     - Ќу, вы могли бы хотЯ бы позвать менЯ, раз уж Я  так  же,  как  и  вы,
участвую в этом деле.
     - Њы так и сделали бы, дорогой ’ерлес, - заторопилсЯ ђайтинг,  которому
на этот раз Явно хотелось не создавать ненужных трудностей, - но тебЯ  нигде
не было видно, а мы рассчитывали на твое согласие. —то скажешь,  кстати,  по
поводу Ѓазини?
     (Ќи слова в свое оправдание,  словно  его  собственное  поведение  было
чем-то само собой разумеющимсЯ.)
     - —то скажу? Ќу, он мерзавец, - ответил ’ерлес смущенно.
     - Џравда ведь? “жасно мерзок.
     - Ќо и ты тоже влезаешь в славные дела!
     € ’ерлес улыбнулсЯ несколько вымученно, стыдЯсь, что злитсЯ на ђайтинга
не так сильно.
     - џ? - ђайтинг пожал плечами. - —то тут такого? Ќадо  все  испытать,  и
если уж он так глуп и подл...
     - ’ы-то с тех пор уже говорил с ним? - вмешалсЯ Ѓайнеберг.
     - „а, он вчера приходил ко мне вечером и просил денег, поскольку  снова
наделал долгов, а уплатить нечем.
     - ’ы уже дал ему денег?
     - Ќет еще.
     - ќто очень хорошо, - сказал Ѓайнеберг, - теперь  у  нас  есть  искомаЯ
возможность разделатьсЯ с ним. ’ы  мог  бы  велеть  ему  прийти  куда-нибудь
сегоднЯ вечером.
     - Људа? ‚ нашу клетушку?
     - „умаю - нет, о ней ему пока незачем знать.  Џрикажи  ему  ЯвитьсЯ  на
чердак, где ты был с ним тогда.
     - ‚ котором часу?
     - ‘кажем... в одиннадцать.
     - •орошо... •очешь еще немного погулЯть?
     - „а. “ ’ерлеса, наверное, есть еще  дела,  правда?  Ќикакой  работы  у
’ерлеса больше не было, но он
     чувствовал, что у обоих есть еще что-то общее, что они хотЯт утаить  от
него. Ћн досадовал на свою чопорность, не позволЯвшую ему вклинитьсЯ.
     € вот он ревниво смотрел им вслед, представлЯЯ себе всЯкое, о  чем  они
могли, наверно, втайне договоритьсЯ.
     Џри этом ему бросилось в глаза, до чего невинна и мила  прЯмаЯ,  гибкаЯ
походка ђайтинга - совершенно так же, как и его слова. € в противовес  этому
он попыталсЯ представить себе его таким, каким он  должен  был  быть  в  тот
вечер; внутреннюю, психологическую сторону этого. ќто было, наверно, долгое,
медленное падение двух вцепившихсЯ друг в друга душ и  затем  бездна  как  в
подземном царстве. Ђ в промежутке -  миг,  когда  наверху,  далеко  наверху,
умолкли и замерли все звуки мира.
     Ќеужели  после  чего-то  подобного  человек  снова  может  быть   таким
довольным и легким? ЌавернЯка это не так уж много длЯ него значило.  ’ерлесу
очень хотелось спросить его. Ђ вместо того он в детской  робости  отдал  его
этому паукообразному Ѓайнебергу!

     Ѓез  четверти  одиннадцать  ’ерлес  увидел,  что  Ѓайнеберг  и  ђайтинг
вышмыгнули из постели, и тоже оделсЯ.
     - ’сс!.. Џогоди. ‡аметЯт ведь, если мы уйдем сразу все трое.
     ’ерлес снова спрЯталсЯ под одеЯло. ‡атем в коридоре они соединились и с
привычной осторожностью стали подниматьсЯ на чердак.
     - ѓде Ѓазини? - спросил ’ерлес.
     - Ћн придет с другой стороны. ђайтинг дал ему ключ оттуда.
     Ћни все времЯ оставались в темноте. ‹ишь наверху перед большой железной
дверью Ѓайнеберг зажег свой потайной фонарик.
     ‡амок сопротивлЯлсЯ. €з-за многолетнего бездействиЯ его заело, и он  не
слушалсЯ подобранного ключа. Ќаконец он отомкнулсЯ с резким звуком;  тЯжелаЯ
створка терлась, застреваЯ, о ржавчину петель и подавалась медленно.
     ‘ чердака потЯнуло теплым, застоЯвшимсЯ воздухом, как из теплицы.
     Ѓайнеберг запер дверь снова.
     Ћни спустились по маленькой деревЯнной лестнице  и  сели,  скорчившись,
возле мощной поперечной балки.
     ђЯдом с ними стоЯли огромные бочки с водой, предназначенной длЯ тушениЯ
пожара. ‚оду в них Явно давно уже не  менЯли,  и  она  издавала  сладковатый
запах.
     ‚ообще все окружение было крайне удручающее. †ара под крышей,  скверный
воздух и лабиринт мощных балок, которые частью уходили наверх и  терЯлись  в
темноте, частью расползались понизу таинственной сетью.
     Ѓайнеберг затемнил фонарик, и  они,  не  говорЯ  ни  слова,  неподвижно
сидели во мраке - в течение нескольких долгих минут.
     ’ут  в  темноте  на  противоположном  конце  скрипнула  дверь.  ’ихо  и
нерешительно. ќто был шум, от которого забилось, запрыгало  сердце,  как  от
первого звука приближающейсЯ добычи.
     Џоследовали неуверенные шаги, удар ноги  о  загудевшее  дерево;  глухой
шум, как от толчка  тела...  ’ишина...  ‡атем  снова  нерешительные  шаги...
Ћжидание... ’ихий человеческий звук...
     - ђайтинг?
     ’ут Ѓайнеберг снЯл колпачок с фонарика и  метнул  широкий  луч  к  тому
месту, откуда донессЯ голос.
     Ќесколько мощных балок высветились с  резкими  тенЯми,  дальше  ничего,
кроме конуса плЯшущих пылинок, не было видно.
     Ќо шаги стали увереннее и приближались.
     ’ут - совсем близко - снова ударилась о дерево нога, и в следующий  миг
в широком основании светового конуса возникло - пепельно-бледное - при  этом
неверном освещении - лицо Ѓазини.

     Ѓазини улыбалсЯ. ‹асково, мило. ‡астыв, как  на  портрете,  улыбка  его
выступала за рамку света.
     ’ерлес сидел, прижавшись к балке,  и  чувствовал,  как  у  него  дрожат
глазные мышцы.
     Ѓайнеберг  стал  перечислЯть  позорные  поступки   Ѓазини;   однотонно,
хриплыми словами.
     ‡атем вопрос:
     - ‡начит, тебе нисколько не стыдно?
     ‡атем взглЯд Ѓазини на  ђайтинга,  говоривший,  казалось:  "Џора  тебе,
пожалуй, помочь мне". € в тот же миг ђайтинг ударил его кулаком в лицо,  так
что тот качнулсЯ назад,  споткнулсЯ  о  балку,  упал.  Ѓайнеберг  и  ђайтинг
прыгнули к нему.
     ”онарик опрокинулсЯ, и свет бессмысленно и вЯло тек  по  полу  к  ногам
’ерлеса.
     Џо звукам ’ерлес понЯл, что они сорвали с Ѓазини одежду и хлестали  его
чем-то тонким, гибким. Ћни Явно все это уже подготовили. Ћн слышал  хныканье
и негромкие жалобы Ѓазини,  который,  не  переставаЯ,  молил  пощадить  его;
наконец он слышал лишь стоны, похожие на сдавленные вопли, а  в  промежутках
негромкие ругательства и горЯчее, страстное дыхание Ѓайнеберга.
     Ћн не тронулсЯ с места. ‚ самом начале его, правда,  охватило  животное
желание прыгнуть туда и бить, но чувство, что он опоздает  и  будет  лишним,
удержало его. Ќа его членах лежала тЯжелаЯ рука скованности.
     ‘ виду безучастно смотрел  он  в  пол.  Ћн  не  напрЯгал  слуха,  чтобы
разбирать звуки, и не чувствовал, чтобы его сердце било быстрее обычного. Ћн
уставилсЯ в лужицу  света,  разлившуюсЯ  у  его  ног.  ‘ветились  пылинки  и
маленькаЯ безобразнаЯ паутина.  „альше  свет  просачивалсЯ  в  зазоры  между
балками и задыхалсЯ в пыльном, грЯзном сумраке.
     ’ерлес сидел бы так и час, ничего не чувствуЯ. Ћн ни о чем не  думал  и
все же был внутренне предельно занЯт. Џри этом он сам наблюдал за собой.  Ќо
так, словно, в сущности, глЯдел  в  пустоту  и  видел  себЯ  только  как  бы
нечетким пЯтном и со стороны. Ћднако из этой неЯсности  -  со  стороны  -  в
отчетливое  сознание  медленно,  но  все  Явственнее   проталкивалась   одна
потребность.
     —то-то  заставило  ’ерлеса  улыбнутьсЯ  по  этому  поводу.  ‡атем   эта
потребность снова усилилась. Ћна согнала его  со  своего  места  вниз  -  на
колени, на пол. …го тЯнуло прижатьсЯ телом к половицам; он  чувствовал,  что
глаза его делаютсЯ большими, как рыбьи, он чувствовал, как сквозь голое тело
бьетсЯ о дерево его сердце.
     ’еперь в ’ерлесе действительно все кипело, и он должен  был  ухватитьсЯ
за балку, чтобы не поддатьсЯ головокружению, тЯнувшему его вниз.
     Ќа лбу его выступили капли пота, и он испуганно спрашивал себЯ, что все
это значит.
     ‚ыведенный из своего безразличиЯ, он снова  теперь  прислушалсЯ  сквозь
темноту к тем троим.
     ’ам стало тихо, только Ѓазини жалобно бормотал что-то, ощупью ища  свою
одежду.
     ’ерлес почувствовал какую-то приЯтность в этих жалобных звуках.  ‘ловно
паучьими лапками пробежала у него по спине  дрожь  вверх  и  вниз;  застрЯла
между лопатками  и  коготками  оттЯнула  назад  кожу  на  голове.  Љ  своему
изумлению, ’ерлес понЯл, что находитсЯ в состоЯнии полового возбуждениЯ.  Ћн
стал вспоминать и, не вспомнив, когда оно наступило, припомнил, что оно  уже
сопровождалось странной потребностью прижатьсЯ к полу. Ћн  устыдилсЯ  этого;
но словно мощной волной крови это ударило ему в голову.
     Ѓайнеберг и ђайтинг ощупью пробрались назад и молча сели с  ним  рЯдом.
Ѓайнеберг посмотрел на фонарик.
     ‚ этот миг ’ерлеса опЯть потЯнуло вниз. Ћт глаз  -  он  чувствовал  это
теперь, - от глаз шло к  мозгу  как  бы  гипнотическое  оцепенение.  ’о  был
какой-то вопрос, да, какой-то... нет, какое-то отчаЯние... о, ведь это  было
знакомо ему... стена, тот общественный сад, низкие лачуги,  то  воспоминание
детства... то же самое! то же самое! Ћн посмотрел  на  Ѓайнеберга.  "Ќеужели
этот ничего не чувствует?" -  подумал  он.  Ќо  Ѓайнеберг  нагибалсЯ,  чтобы
поднЯть фонарик. ’ерлес задержал его руку.
     - ђазве не похоже это на глаз? - сказал он, указываЯ на растекшийсЯ  на
полу свет.
     - ’ы что, настроилсЯ на поэтический лад?
     - Ќет. Ќо разве ты сам не говорил, что с глазами дело обстоит особо? Ћт
них иногда - вспомни любимые свои идеи насчет  гипноза  -  исходит  какаЯ-то
сила, которой не встретишь ни в каком курсе физики... Ќесомненно также,  что
по глазам человека часто узнаешь куда лучше, чем по его речам...
     - Ќу... и что?
     - „лЯ менЯ этот свет как глаз. ѓлЯдЯщий в неведомый мир. “  менЯ  такое
чувство, будто Я должен что-то отгадать. Ќо Я не могу. Њне  хочетсЯ  вобрать
это в себЯ...
     - Ќу... тебЯ все-таки тЯнет на поэзию.
     - Ќет, Я всерьез. џ в полном отчаЯнии. ‚думайсЯ только, и ты  тоже  это
почувствуешь. Џотребность повалЯтьсЯ в этой луже... на четвереньках,  совсем
вплотную к ней, проползти в пыльные углы, словно так это можно отгадать...
     - „орогой мой, баловство, сантименты. Ћставь сейчас, пожалуйста,  такие
вещи.
     Ѓайнеберг наконец нагнулсЯ  и  поставил  фонарик  на  место.  Ђ  ’ерлес
злорадствовал. “ него было такое ощущение, что он вобрал в себЯ эти  событиЯ
одним чувством больше, чем его спутники.
     Ћн ждал сейчас поЯвлениЯ Ѓазини и с  тайным  трепетом  чувствовал,  что
кожа на голове опЯть напрЯглась под коготками.
     Ћн ведь уже совсем точно знал, что длЯ  него  что-то  приберегаетсЯ,  и
вновь и вновь и через все более короткие промежутки напоминало ему  о  себе;
ощущение это, другим непонЯтное, было Явно очень важно длЯ его жизни...
     ’олько вот что означала здесь эта чувственность, он не знал, но помнил,
что она поЯвлЯлась каждый раз, когда событиЯ  представали  странными  только
ему и мучили его, потому что он не знал, в чем тут причина.
     € он решил при следующем случае  серьезно  обдумать  это.  Џока  же  он
целиком  отдалсЯ  возбуждающему  трепету,  который  предшествовал  поЯвлению
Ѓазини.
     Ѓайнеберг установил фонарик, и лучи снова вырезали в темноте круг,  как
пустую рамку.
     € вдруг в этой рамке снова оказалось лицо Ѓазини; точно так же,  как  в
первый раз, с той же застывшей, слащавой улыбкой; словно в промежутке ничего
не случилось, только по его верхней  губе,  рту  и  подбородку  прочерчивали
извилистую, как червЯк, дорожку медленные капли крови.

     - ‘Ядь там! - ђайтинг  указал  на  мощную  балку.  Ѓазини  повиновалсЯ.
ђайтинг начал говорить:
     - ’ы уже, наверно, думал, что дешево отделалсЯ, да? „умал, вероЯтно,  Я
помогу тебе? Ќу, так ты ошибсЯ. ’о, что Я с тобой  делал,  Я  делал,  только
чтобы посмотреть, до чего дойдет твоЯ подлость.
     Ѓазини сделал протестующее движение. ђайтинг пригрозил снова  броситьсЯ
на него. ’огда Ѓазини сказал:
     - Џрошу вас, Ѓога ради, Я не мог иначе.
     - Њолчи! - крикнул ђайтинг. -  Ќадоели  нам  твои  увертки!  ’еперь  мы
узнали раз  и  навсегда,  чего  от  тебЯ  можно  ждать,  и  поступать  будем
соответственно...
     Ќаступило короткое молчание. ‚друг ’ерлес тихо, почти ласково сказал:
     - ‘кажи-ка: "џ вор".
     Ѓазини сделал большие, почти испуганные глаза;  Ѓайнеберг  одобрительно
засмеЯлсЯ.
     Ќо Ѓазини молчал. ’огда Ѓайнеберг толкнул его в  бок  и  прикрикнул  на
него:
     - Ќе слышишь, что ли, ты должен сказать, что ты вор! ѓовори сейчас же!
     ‘нова наступила короткаЯ, почти мгновеннаЯ тишина; затем  Ѓазини  тихо,
одним духом и как можно более безобидным тоном сказал:
     - џ вор.
     Ѓайнеберг и ђайтинг довольно засмеЯлись, глЯдЯ на ’ерлеса.
     - ќто ты хорошо придумал, малыш. € обратились к Ѓазини:
     - Ђ теперь ты скажешь еще: Я скотина, Я вор и скотина, Я ваша  скотина,
вор и свиньЯ.
     € Ѓазини сказал это не переводЯ дыханиЯ и с закрытыми глазами.
     Ќо ’ерлес уже опЯть откинулсЯ в темноту. …му было тошно от этой сцены и
стыдно, что он выдал другим пришедшее ему в голову.

     Ќа занЯтиЯх по математике ’ерлеса вдруг осенила одна мысль.
     ‚ последние дни он слушал уроки в школе с  особым  интересом,  ибо  про
себЯ думал: "…сли это действительно подготовка к жизни, как они говорЯт,  то
значит, тут должен найтись и какой-то намек на то, чего Я ищу".
     Џри этом он думал именно о математике; еще  со  времени  тех  мыслей  о
бесконечности.
     € в самом деле, среди занЯтий его вдруг озарило. ‘разу после  окончаниЯ
урока он подсел к Ѓайнебергу -  единственному,  с  кем  он  мог  говорить  о
подобных вещах.
     - ‘лушай, ты это вполне понЯл? - —то?
     - ќту историю с мнимыми числами?
     - „а.  ќто  же  совсем  не  так  трудно.  Ќадо  только  запомнить,  что
квадратный корень из минус единицы - это еще одна величина при вычислении.
     - Ќо вот в том-то  и  дело.  ’акого  же  не  существует.  ‹юбое  число,
положительное или  отрицательное,  дает  в  квадрате  что-то  положительное.
Џоэтому не может быть в действительности числа, которое было  бы  квадратным
корнем из чего-то отрицательного.
     - ‘овершенно верно. Ќо  почему  бы,  несмотрЯ  на  это,  не  попытатьсЯ
произвести извлечение квадратного корнЯ и при отрицательном числе?  Љонечно,
это не может дать никакой действительной величины, но потому-то  и  называют
такой результат мнимым. ќто все  равно  как  сказать:  здесь  вообще  всегда
кто-то сидел, поставим и сегоднЯ стул длЯ него. € даже если он тем  временем
умер, сделаем вид, будто он придет.
     - Ќо как же так, если точно, с математической точностью знаешь, что это
невозможно.
     - ‚от и делают вид, будто это не так. ‚идимо, какой-то  толк  от  этого
есть. Ђ разве иначе обстоит дело с иррациональными числами? „еление, которое
никогда не кончаетсЯ, дробь, величину которой нельзЯ вычислить,  сколько  бы
долго ты ни считал? Ђ как ты можешь представить себе, что параллельные линии
пересекаютсЯ  в  бесконечности?  џ  думаю,  если   бы   мы   были   чересчур
добросовестны, то математики не было бы на свете.
     - ‚ этом ты прав. …сли все так и представлЯть  себе,  то  получаетсЯ  и
правда довольно странно. Ќо этот-то и “дивительно, что с этими  мнимыми  или
еще какими-либо  невозможными  величинами  можно  действительно  производить
вычислениЯ, дающие осЯзаемый результат!
     -  ’олько  эти  мнимые  факторы  должны  в  ходе   вычислениЯ   взаимно
уничтожатьсЯ.
     - „а, да. ‚се, что ты говоришь, Я знаю. Ќо не остаетсЯ ли, несмотрЯ  ни
на что, во всем этом что-то  необыкновенное?  Љак  бы  объЯснить  это  тебе?
‡адумайсЯ только: сначала в таком вычислении  идут  вполне  солидные  числа,
представлЯющие собой метры, или вес, или еще что-нибудь ощутимое и  хотЯ  бы
ЯвлЯющиесЯ действительно числами. ‚ конце вычислениЯ числа такие же. Ќо те и
другие свЯзаны между собой чем-то, чего вообще нет.  Ќе  похоже  ли  это  на
мост, от которого остались только опоры в начале и в конце и который все  же
переходишь так уверенно, словно он весь налицо? „лЯ менЯ в таком  вычислении
есть что-то головокружительное. ‘ловно часть пути заходит бог весть куда. Ќо
самое жуткое, по-моему, - сила, котораЯ скрыта в таком вычислении  и  держит
тебЯ так крепко, что ты все-таки попадаешь туда, куда нужно.
     Ѓайнеберг ухмыльнулсЯ.
     - ’ы говоришь уже почти совсем как наш поп: "’ы  видишь  Яблоко...  это
колебаниЯ света, а глаза и  так  далее...  и  ты  протЯгиваешь  руку,  чтобы
украсть его... это мышцы и нервы приводЯт ее в движение... Ќо  между  тем  и
другим есть что-то, что рождает одно из другого... а это  бессмертнаЯ  душа,
котораЯ согрешила сейчас... да... да... ни  одного  вашего  действиЯ  нельзЯ
объЯснить без души, она играет вами, как фортепианными клавишами..." - €  он
передразнил интонацию, с  какой  преподаватель  катехизиса  рассказывал  эту
старую притчу.
     - ‚прочем, всЯ эта историЯ мало интересует менЯ.
     - џ думал, как раз тебЯ она должна интересовать. џ, во  всЯком  случае,
сразу  подумал  о  тебе,  потому  что  это  -  если  это  действительно  так
необъЯснимо - почти подтверждение твоей веры.
     -  Џочему  это  не  должно  быть  объЯснимо?  џ  вполне  допускаю,  что
изобретатели математики споткнулись тут о собственные ноги. Џочему, в  самом
деле, то, что находитсЯ за пределами нашего разума, не могло позволить  себе
сыграть такую шутку именно с этим самым разумом? Ќо менЯ  это  не  занимает,
ведь такие вещи ни к чему не ведут.

     …ще в тот же день  ’ерлес  попросил  у  учителЯ  математики  разрешениЯ
прийти к нему, чтобы тот объЯснил ему некоторые места последней лекции.
     Ќа следующий день во времЯ обеденного перерыва он поднЯлсЯ по  лестнице
в маленькую квартиру преподавателЯ.
     Ћн прониксЯ теперь каким-то совершенно новым  уважением  к  математике,
потому что она внезапно перестала быть длЯ него мертвым учебным  заданием  и
сделалась чем-то очень живым. € из-за этого уважениЯ он  испытывал  какую-то
зависть к учителю, который, конечно, прекрасно знал все  эти  свЯзи,  всегда
носил с собой свое знание, как ключ  от  запертого  сада.  Ќо,  кроме  того,
’ерлесом двигало любопытство, несколько, впрочем, нерешительное. Ћн  никогда
еще не был в комнате молодого мужчины, и  ему  очень  хотелось  узнать,  как
выглЯдит жизнь такого другого, знающего и все же спокойного человека, узнать
хотЯ бы настолько, насколько  о  нем  можно  судить  по  внешнему  виду,  по
окружению.
     ‚ообще-то он был по отношению  к  своим  учителЯм  робок  и  сдержан  и
считал, что потому  особым  их  расположением  не  пользуетсЯ.  …го  просьба
показалась ему поэтому, когда он теперь взволнованно  остановилсЯ  у  двери,
рискованным предприЯтием, где дело идет не столько  о  том,  чтобы  получить
разъЯснение, - ибо в глубине души он теперь уже сомневалсЯ в этом, - сколько
о том, чтобы заглЯнуть как бы за учителЯ, в его каждодневное соприкосновение
с математикой.
     …го провели в кабинет. ќто была продолговатаЯ комната с одним окном;  у
окна стоЯл закапанный чернилами письменный стол, а у стены -  диван,  обитый
рубчатой зеленой колючей тканью и украшенный кисточками. Ќад диваном  висели
выцветшаЯ  студенческаЯ  шапочка   и   множество   коричневых,   потемневших
фотографий формата визитной карточки, сделанных в  университетские  времена.
Ќа овальном столе с крестообразным подножием, завитки которого, претендуЯ на
изЯщество, походили на неудавшуюсЯ любезность, лежали трубка и пластинчатый,
крупно нарезанный табак. ‚сЯ комната пропахла поэтому дешевым кнастером.
     Ќе успел ’ерлес вобрать в  себЯ  эти  впечатлениЯ  и  отметить  в  себе
известное неудовольствие, словно от соприкосновениЯ с  чем-то  неаппетитным,
как вошел учитель.
     ќто был молодой человек, не  старше  тридцати  лет,  блондин,  нервный,
недюжинный математик, уже представивший ученому миру несколько важных работ.
     Ћн сразу сел за свой  письменный  стол,  покопалсЯ  в  лежащих  на  нем
бумагах (’ерлесу поздней показалось, что он укрылсЯ за ним), протер  носовым
платком пенсне, закинул ногу на ногу и выжидательно посмотрел на ’ерлеса.
     ’ерлес тоже начал уже разглЯдывать его. Ћн заметил белые  грубошерстные
носки и еще - что тесемки подштанников выпачкались о ваксу полусапожек.
     Ќосовой платок зато выделЯлсЯ по контрасту белизной  и  манерностью,  а
галстук был хоть и лоскутный, но зато  пестрел  всеми  цветами  радуги,  как
палитра.
     ’ерлес чувствовал, что эти маленькие  наблюдениЯ  невольно  отталкивают
его дальше, он уже не мог надеЯтьсЯ, что этот человек действительно обладает
значительными знаниЯми, коль скоро ни  в  его  внешности,  ни  во  всем  его
окружении Явно не было ни малейшего признака таковых. Љабинет математика  он
втихомолку  представлЯл  себе  совершенно  иным:  с   каким-нибудь   внешним
проЯвлением  ужасных  вещей,  которые  здесь  продумывались.  Ћбыкновенность
оскорбила его; он перенес ее на математику, и его почтение перед  ней  стало
сменЯтьсЯ недоверчивой строптивостью.
     Ђ поскольку и учитель нетерпеливо ерзал на своем месте,  не  знаЯ,  как
истолковать столь продолжительное молчание и столь пытливые  взглЯды,  между
обоими уже в эту минуту установилась атмосфера недоразумениЯ.
     - Ќу, давайте... пожалуйста... Я с удовольствием объЯсню вам,  -  начал
учитель.
     ’ерлес изложил свои возражениЯ, стараЯсь разъЯснить, что они  длЯ  него
значат. Ќо у него было такое  чувство,  будто  он  говорит  сквозь  плотный,
мутный туман, и лучшие его слова застревали у него уже в горле.
     “читель улыбалсЯ, покашливал, сказал "с вашего позволениЯ"  и,  закурив
папиросу, курил ее торопливыми затЯжками; бумага - ’ерлес все это замечал  и
находил обыкновенным - густо тускнела и каждый раз с треском  скукоживалась;
учитель снЯл пенсне, снова надел  его,  кивнул  головой...  наконец  не  дал
’ерлесу договорить.
     - џ рад, да, дорогой мой ’ерлес, Я действительно очень рад,  -  прервал
он его. - ‚аши сомнениЯ свидетельствуют о серьезности, о  вдумчивости,  о...
гм... но не так-то легко дать  вам  нужное  объЯснение...  Ќе  поймите  менЯ
превратно... ‚идите ли, вы говорили о  вмешательстве  трансцендентных  гм...
да... это называетсЯ трансцендентный... факторов...
     џ же не знаю, как вы это ощущаете. ‘верхчувственное, находЯщеесЯ по  ту
сторону строгих границ разума,  -  это  статьЯ  особаЯ.  џ,  собственно,  не
очень-то вправе вмешиватьсЯ в такие вещи, это не относитсЯ к моему предмету.
Ќа сей счет можно подумать и так, и этак, и Я отнюдь не собираюсь с кем-либо
полемизировать... —то же  касаетсЯ  математики,  -  и  он  подчеркнул  слово
"математика", словно раз и навсегда захлопываЯ  какую-то  роковую  дверь,  -
что, стало  быть,  касаетсЯ  математики,  то  тут,  несомненно,  есть  также
естественнаЯ и только математическаЯ свЯзь. Њне пришлось бы только - строгой
научности ради - сделать несколько допущений, которые вы врЯд ли поймете, да
и времени на это у нас нет. џ, знаете, готов признать,  что,  например,  эти
мнимые, эти не  существующие  в  действительности  величины,  ха-ха,  весьма
твердый  орешек  длЯ  молодого  ученика.  “довлетворитесь  тем,  что   такие
математические понЯтиЯ - это чисто математическаЯ  логическаЯ  неизбежность.
Џоймите, на той  элементарной  ступени  обучениЯ,  где  вы  еще  находитесь,
многому, чего приходитсЯ касатьсЯ, очень трудно дать  верное  объЯснение.  Љ
счастью, это мало кто чувствует, но если  такой,  как  вы,  сегоднЯ,  -  но,
повторЯю, менЯ это очень обрадовало, - действительно вдруг находитсЯ, то ему
можно только сказать: дорогой друг, ты  должен  просто  поверить;  когда  ты
будешь знать математику в десЯть раз больше, чем сейчас, ты поймешь, а  пока
поверь! €наче нельзЯ, дорогой ’ерлес, математика - это особый мир, и надо  в
нем довольно долго пожить, чтобы почувствовать все, что в нем требуетсЯ.
     ’ерлес  был  рад,  когда  учитель  умолк.  ‘  тех  пор  как  та   дверь
захлопнулась, у него было такое чувство, что слова удалЯютсЯ  все  дальше  и
дальше... в другую, безразличную сторону, туда, где находЯтсЯ все  верные  и
все же ничего не говорЯщие объЯснениЯ.
     Ќо он был оглушен потоком слов и своей неудачей и не сразу  понЯл,  что
пора поднЯтьсЯ.
     ’огда, чтобы  окончательно  решить  дело,  учитель  поискал  последний,
убедительный аргумент.
     Ќа маленьком столике лежал роскошно изданный том  Љанта.  “читель  взЯл
его и показал ’ерлесу.
     - ‚идите эту книгу, это философиЯ,  здесь  даны  определЯющие  элементы
наших поступков. € если бы вы могли проникнуть в их подоплеку, вы увидели бы
сплошь такие логические неизбежности, которые все определЯть-то  определЯют,
а сами-то не так уж понЯтны. ќто очень похоже на то, с чем мы сталкиваемсЯ в
математике. € все же мы то и дело поступаем в соответствии с ними. ‚от вам и
доказательство того, насколько важны такие вещи. Ћднако,  -  усмехнулсЯ  он,
увидев, что ’ерлес и впрЯмь раскрыл книгу и стал листать ее, - оставьте  это
пока. џ хотел только привести вам  пример,  который  вы  вдруг  когда-нибудь
вспомните. Џока это, пожалуй, слишком трудно длЯ вас.

     ‚есь остаток днЯ  ’ерлес  находилсЯ  в  состоЯнии  взволнованности.  ’о
обстоЯтельство, что он держал в руках Љанта, это  случайное  обстоЯтельство,
на которое он в ту минуту особого вниманиЯ  не  обратил,  отзывалось  в  нем
теперь  с  большой  силой.  €мЯ  Љанта  было  известно  ему   понаслышке   и
котировалось у него так, как оно вообще котируетсЯ в  обществе,  далеком  от
гуманитарных наук, - как последнее слово философии.  €  этот  авторитет  был
даже одной из причин того,  что  ’ерлес  мало  занималсЯ  дотоле  серьезными
книгами. ‚едь обычно, преодолев период, когда  им  хотелось  стать  кучером,
садовником или кондитером, очень  молодые  люди  выбирают  себе  в  фантазии
поприще прежде всего там, где, как им кажетсЯ,  их  честолюбию  представитсЯ
наибольшаЯ возможность совершить что-нибудь выдающеесЯ.  …сли  они  говорЯт,
что хотЯт стать врачом,  то  навернЯка  они  видели  где-нибудь  красивую  и
заполненную приемную,  или  стеклЯнный  шкаф  с  жутковатыми  хирургическими
инструментами, или еще что-то подобное; если они говорЯт  о  дипломатической
карьере, то думают о блеске и изысканности  международных  салонов.  ‘ловом,
они выбирают себе профессию по той среде, в какой им  больше  всего  хочетсЯ
видеть себЯ, и по той позе, в какой они нравЯтсЯ себе больше всего.
     Џри ’ерлесе имЯ Љанта произносилось не иначе, как к  слову  и  с  таким
выражением лица, словно это имЯ какого-нибудь  наводЯщего  жуть  свЯтого.  €
’ерлес не мог не думать, что Љант окончательно решил проблемы философии и  с
тех пор заниматьсЯ ею - пустое дело, ведь точно так же он,  ’ерлес,  считал,
что после ѓете и иллера незачем уже