а больше, чем причитающеесЯ мне. џ  порасспросил
кое-кого и выЯснил, что это далеко не покроет общую сумму его долгов.  "Ђга,
- подумал Я, - теперь он, наверно, попробует еще разок".
     € правда, он доверительно подошел ко мне  и  попросил  менЯ,  поскольку
другие очень торопЯт, сделать  ему  поблажку.  Ќо  на  этот  раз  Я  осталсЯ
совершенно холоден. "‘тупай клЯнчить к другим, - сказал Я ему, - Я не привык
уступать им дорогу". "’ебЯ Я знаю лучше, к тебе у менЯ  больше  довериЯ",  -
попробовал он. "‚от мое последнее слово: ты завтра принесешь мне деньги, или
Я поставлю тебе свои условиЯ". "—то за условиЯ?" - осведомилсЯ он. †аль, что
вы не слышали этого! ‘ловно он готов был продать свою душу. "—то за условиЯ?
Ћго! ’ы должен будешь подчинЯтьсЯ мне во всем, что Я  ни  предприму".  -  "€
только? Љонечно, буду, мне и самому приЯтно быть с тобой заодно!" -  "Ћ,  не
только когда это будет длЯ тебЯ удовольствием. ’ы  должен  будешь  выполнЯть
все, что Я ни пожелаю - в слепом  послушании!"  ’ут  он  посмотрел  на  менЯ
искоса, и с ухмылкой, и смущенно. Ћн не знал, как далеко можно заходить, на-
сколько серьезно это длЯ менЯ. Ћн, наверно, был бы рад  пообещать  мне  все,
но, вероЯтно,  боЯлсЯ,  что  Я  только  проверЯю  его.  Ќаконец  он  сказал,
покраснев: "џ отдам тебе деньги". Ћн забавлЯл менЯ, это был  такой  человек,
которого Я среди пЯтидесЯти других совсем не замечал. ‚едь он же в  счет  не
шел, правда? € вдруг он очутилсЯ передо мной так близко, что Я разглЯдел его
полностью. џ точно знал, что он готов продатьсЯ - без всЯкого шума, лишь  бы
никто об  этом  не  знал.  ќто  был  действительно  сюрприз,  и  нет  ничего
прекраснее минуты, когда тебе вдруг вот так открываетсЯ человек,  когда  его
манера жить, которой ты не замечал до сих пор,  вдруг  перед  тобой  как  на
ладони, словно ходы червЯ в распавшейсЯ надвое деревЯшке...
     Ќа следующий день он действительно вернул мне деньги. Ѓольше  того,  он
пригласил менЯ выпить с ним в клубе. Ћн заказал вино, пирожные,  папиросы  и
попросил менЯ разрешить ему ухаживать за мной за столом - в  "благодарность"
за то, что Я был так терпелив. Њне было только неприЯтно,  что  он  держалсЯ
как ни в чем не бывало. Љак будто между нами  не  было  обронено  ни  одного
обидного слова. џ намекнул на это; он стал только еще  сердечнее.  Љазалось,
он хотел освободитьсЯ от менЯ, быть снова со мной на равных. Ћн  делал  вид,
что ничего не помнит, через каждые два слова  лез  ко  мне  с  уверениЯми  в
дружбе; только в глазах его было  что-то  цеплЯвшеесЯ  за  менЯ,  словно  он
боЯлсЯ вновь потерЯть искусственно созданное чувство  близости.  Ќаконец  он
стал мне противен. џ думал: "Ќеужели он полагает, что Я это проглочу?"  -  и
размышлЯл,  как  нанести   ему   моральный   удар.   џ   искал   чего-нибудь
пооскорбительней. ’ут мне вспомнилось, что Ѓайнеберг утром сказал мне, что у
него украли деньги. ‚спомнилось это совершенно невзначай. Ќо это  вернулось.
€ у менЯ буквально сперло дыхание. "ќто может быть  удивительно  кстати",  -
подумал Я и невзначай спросил его, сколько же  у  него  еще  денег.  ђасчет,
который Я на этом  построил,  оправдалсЯ.  "Љто  же  настолько  глуп,  чтобы
несмотрЯ ни на что давать тебе еще деньги в долг?" - спросил  Я  со  смехом.
"ѓофмайер".
     џ прЯмо-таки задрожал от радости. ‡а два часа до того ѓофмайер приходил
ко мне и сам хотел занЯть денег. € то, что несколько минут назад мелькнуло у
менЯ в  голове,  вдруг  стало  действительностью.  ’ак  случайно,  в  шутку,
подумаешь: сгореть бы сейчас  этому  дому,  а  в  следующий  миг  пламЯ  уже
вздымаетсЯ к небу...
     џ быстро еще раз перебрал все  возможности,  конечно,  уверенности  тут
быть не могло, но моего чувства мне было достаточно. € Я склонилсЯ к нему  и
сказал самым любезным тоном, так, словно мЯгко  вгонЯл  ему  в  мозг  тонкую
заостренную пал очку: "Џослушай, дорогой Ѓазини, почему ты мне врешь?" Љогда
Я это говорил, глаза у него, казалось, испуганно  бегали,  но  Я  продолжал:
"Љому-нибудь ты, может быть, и заморочишь  голову,  но  Я  как  раз  не  тот
человек. ’ы же знаешь, у Ѓайнеберга..." Ћн  не  покраснел  и  не  побледнел,
казалось, будто он  ждал,  что  сейчас  разрешитсЯ  какое-то  недоразумение.
"Љороче, - сказал Я тогда, - деньги, из  которых  ты  вернул  мне  долг,  ты
сегоднЯ ночью вытащил у Ѓайнеберга из Ящика".
     џ откинулсЯ, чтобы  проследить  за  его  впечатлением.  Ћн  побагровел;
слова, которыми он давилсЯ, нагонЯли ему на губы слюну; наконец он обрел дар
речи. ќто был целый  поток  обвинений  по  моему  адресу:  как  осмелилсЯ  Я
утверждать  подобное,  чем  хоть  сколько-нибудь  оправдано  такое   гнусное
предположение; Я только ищу ссоры с ним, потому что он слабее; Я  делаю  это
лишь от досады, что после уплаты долга он от менЯ свободен; он  обратитсЯ  к
классу... к старостам... к директору; Ѓог свидетель его невиновности, и  так
далее до бесконечности. џ  уже  и  впрЯмь  испугалсЯ,  что  поступил  с  ним
несправеливо и оскорбил его ни за что - до того к лицу был  ему  румЯнец;  у
него был вид  затравленного,  беззащитного  зверька.  Ќо  все  же  мне  было
невмоготу так сразу и спасовать. џ удерживал насмешливую улыбку  -  по  сути
только от смущениЯ, - с которой слушал все его  речи.  ‚ремЯ  от  времени  Я
кивал и спокойно говорил: "Ќо Я же знаю".
     —ерез некоторое времЯ успокоилсЯ и он. џ продолжал  улыбатьсЯ.  “  менЯ
было такое чувство, что одной этой улыбкой Я могу  превратить  его  в  вора,
даже если он им еще не был. "Ђ исправить ошибку, - думал Я, -  всегда  можно
будет и позже".
     …ще через несколько минут, в течение которых  он  то  и  дело  украдкой
поглЯдывал на менЯ, он вдруг  побледнел.  ‘  лицом  его  произошла  страннаЯ
перемена. ЏрежнЯЯ прЯмо-таки невиннаЯ миловидность исчезла, казалось, вместе
с румЯнцем. ‹ицо стало зеленоватым, мучнистым,  разбухшим.  ђаньше  Я  видел
такое только один-единственный раз - когда случайно проходил мимо по  улице,
при задержании убийцы. ’от тоже расхаживал среди других людей, и по виду его
ни о чем нельзЯ было догадатьсЯ. Ќо когда полицейский положил  руку  ему  на
плечо, он вдруг стал другим человеком. …го лицо  изменилось,  и  глаза  его,
испуганные, ищущие выхода, принадлежали уже физиономии висельника.
     Ћб этом напомнил мне изменившийсЯ вид  Ѓазини.  ’еперь  Я  знал  все  и
только ждал...
     ’ак оно и вышло. џ ничего  больше  не  говорил,  и  Ѓазини,  измученный
молчанием, стал плакать и попросил у менЯ пощады. Ћн же взЯл  деньги  только
от нужды, не догадайсЯ Я об этом, он скоро вернул бы их, и никто  ничего  не
узнал бы. Ќе надо говорить,  что  он  украл,  он  ведь  просто  тайком  взЯл
взаймы... Ћн не мог продолжать из-за слез.
     Ђ потом он снова начал умолЯть менЯ. Ћн готов повиноватьсЯ мне,  делать
все, что Я ни пожелаю, только бы Я никому об этом не рассказывал. ‡а это  он
буквально предлагал мне себЯ в рабы, и  смесь  хитрости  и  жадного  страха,
трепетавшаЯ при этом в его глазах, была отвратительна. џ коротко обещал  ему
подумать, как с  ним  поступить,  но  сказал,  что  это  прежде  всего  дело
Ѓайнеберга. Љак нам, по-вашему, быть с ним?
     ђассказ ђайтинга ’ерлес слушал молча, с  закрытыми  глазами.  ‚ремЯ  от
времени озноб пробирал его до кончиков пальцев, и в голове его мысли бурно и
беспорЯдочно всплывали рывками, как пузыри в кипЯщей воде. ѓоворЯт, что  так
бывает с тем, кто в первый раз видит женщину, которой суждено завлечь его  в
разрушительную  страсть...  “тверждают,  что  есть  такое  мгновение,  когда
сгибаешьсЯ, собираешьсЯ с силами,  затаиваешь  дыхание,  мгновение  внешнего
безмолвиЯ над напрЯженнейшей внутренней свЯзью  между  двумЯ  людьми.  Ќикак
нельзЯ сказать, что происходит в это мгновение. Ћно  как  бы  тень,  которую
страсть отбрасывает перед собой. ЋрганическаЯ тень; ослабление всех  прежних
напрЯжений и в то же времЯ состоЯние внезапной, новой свЯзанности, в котором
уже содержитсЯ все будущее; инкубациЯ, сведеннаЯ к остроте укола  иголкой...
Ђ с другой стороны оно - ничто, глухое,  неопределенное  чувство,  слабость,
страх...
     ’ак чувствовал это ’ерлес. ’о, что рассказал ђайтинг о себе  и  Ѓазини,
казалось ему, если он спрашивал себЯ об этом, незначительным. ‹егкомысленный
проступок и  трусливаЯ  подлость  со  стороны  Ѓазини,  за  которыми  теперь
навернЯка последует какой-нибудь жестокий  каприз  ђайтинга.  Ќо,  с  другой
стороны, он, словно в тоскливом предчувствии, ощущал,  что  событиЯ  принЯли
теперь длЯ него вполне личный оборот, и было в этом происшествии что-то, что
угрожало ему как острым ножом.
     Ћн представил себе Ѓазини у Ѓожены и оглЯделсЯ в  клетушке.  ‘тены  ее,
казалось, грозили ему, падали на него, словно бы кровавыми руками тЯнулись к
нему, револьвер двигалсЯ на своем месте туда-сюда...
     ‚ смутном одиночестве его мечтаний впервые что-то  упало,  как  камень;
это  было  вот  здесь;  тут  ничего   нельзЯ   было   поделать;   это   была
действительность. ‚чера Ѓазини был еще совершенно  таким  же,  как  он  сам;
открылсЯ люк, и Ѓазини упал. ‚ точности так  же,  как  это  описал  ђайтинг:
внезапнаЯ перемена, и человек - другой...
     € снова это как-то свЯзалось с Ѓоженой. …го мысли сотворили  кощунство.
ѓнилой, сладкий запах, которым от них повеЯло, смутил его.  €  это  глубокое
унижение, этот отказ от себЯ, эта покрытость тЯжелыми,  бледными,  Ядовитыми
листьЯми стыда, которую он видел  в  своих  мечтах  как  бесплотное  далекое
отражение в зеркале, - все это вдруг случилось с Ѓазини.
     …сть, значит, что-то, с чем действительно надо  считатьсЯ,  чего  нужно
остерегатьсЯ, что может вдруг выпрыгнуть из молчаливых зеркал мыслей?..
     Ќо тогда возможно и все другое. ’огда  возможны  ђайтинг  и  Ѓайнеберг.
‚озможна эта клетушка...  ’огда  возможно  также,  что  из  этого  светлого,
дневного мира, который он только и знал до сих пор, есть  какаЯ-то  дверь  в
другой, глухой, бушующий, страстный,  разрушительный  мир.  —то  между  теми
людьми, чьЯ жизнь размеренно, как в прозрачном и прочном здании из стекла  и
железа, протекает между конторой и семьей, и другими людьми,  опустившимисЯ,
окровавленными, развратно-грЯзными, блуждающими в лабиринтах, полных ревущих
голосов, не только существует какой-то переход, но их границы тайно и  тесно
соприкасаютсЯ, так что их можно в любое мгновение переступить...
     € вопрос остаетсЯ только один: как это совершаетсЯ?  —то  происходит  в
такое мгновение? —то с криком устремлЯетсЯ ввысь и что вдруг угасает?..
     ’аковы были вопросы, встававшие перед ’ерлесом. Ћни вставали неЯсно,  с
сомкнутыми губами, окутанные каким-то глухим, неопределенным чувством  -  то
ли слабости, то ли страха.
     Ќо многие их слова, отрывочно и порознь, звучали,  словно  издалека,  в
’ерлесе и наполнЯли его робким ожиданием.
     ‚ это мгновение раздалсЯ вопрос ђайтинга.
     ’ерлес сразу заговорил. Ћн подчинилсЯ  при  этом  какому-то  внезапному
порыву, какому-то смущению. …му казалось, что предстоит что-то  решающее,  и
он испугалсЯ этого надвигающегосЯ,  хотел  уклонитьсЯ,  выиграть  времЯ.  Ћн
заговорил,  но  в  тот  же  миг  почувствовал,  что  может  сказать   только
несущественное, что у его слов нет внутренней опоры и они вовсе не  выражают
действительного его мнениЯ... Ћн сказал:
     - Ѓазини - вор.
     € определенное, твердое звучание этого слова было так приЯтно ему,  что
он повторил его дважды.
     - ...‚от. Ђ таких наказывают... везде во всем  мире.  Ќадо  заЯвить  об
этом, удалить его из училища! Џусть исправлЯетсЯ на стороне, среди  нас  ему
уже не место!
     Ќо ђайтинг сказал с выражением неприЯтного удивлениЯ:
     - Ќет, зачем сразу доводить все это до крайности?
     - ‡ачем? Ќеужели, по-твоему, это не само собой разумеетсЯ?
     - Ћтнюдь нет. ’ы держишьсЯ так, словно  вот-вот  хлынет  серный  дождь,
чтобы всех нас уничтожить, если мы теперь оставим Ѓазини в  своей  среде.  Ђ
дело-то не такое уж страшное.
     - Љак можешь ты  так  говорить?  ‡начит,  с  человеком,  который  крал,
который потом предложил тебе себЯ в служанки, в рабы, ты  готов  по-прежнему
вместе сидеть, вместе есть, вместе спать?! џ  этого  не  понимаю.  Ќас  ведь
потому и воспитывают совместно, что мы все принадлежим к одному  и  тому  же
обществу. ђазве тебе  будет  все  равно,  если  тебе  придетсЯ  когда-нибудь
служить в одном с  ним  полку  или  в  одном  министерстве,  если  он  будет
вращатьсЯ в кругу тех же семей, что и ты... может быть, ухаживать  за  твоей
собственной сестрой?..
     - Ќу, ты же преувеличиваешь!  -  засмеЯлсЯ  ђайтинг.  -  Љак  будто  мы
вступили в какое-то братство на всю жизнь! —то ж, по-твоему, мы всегда будем
носить на  себе  печать  "€з  интерната  в  ‚.  €меем  особые  привилегии  и
обЯзательства"? ‚едь позднее каждый из нас  пойдет  своим  путем,  и  каждый
станет тем, кем он вправе стать, ибо на свете существует не одно общество. џ
хочу сказать, что нечего нам ломать себе голову над будущим. Ђ что  касаетсЯ
настоЯщего,  то  Я  ведь  не  сказал,  что  мы  должны  сохранЯть  с  Ѓазини
товарищеские отношениЯ. Љак-то уж удастсЯ соблюдать дистанцию. Ѓазини у  нас
в руках, мы можем делать с ним что хотим, по мне,  хоть  оплевывай  его  два
раза в день -  какое  тут,  если  он  это  позволит,  товарищество?  Ђ  если
взбунтуетсЯ, мы всегда сможем его осадить... Џерестань  только  думать,  что
между нами и  Ѓазини  есть  что-то  общее,  кроме  того,  что  его  подлость
доставлЯет нам удовольствие!
     •отЯ  ’ерлес  вовсе  не  был  уверен  в  своей  правоте,  он  продолжал
упорствовать:
     - ‘лушай, ђайтинг, почему ты так занЯт Ѓазини?
     - ђазве Я занЯт им? ‚от уж не знаю. ‚ообще-то  у  менЯ  никаких  особых
причин, конечно, нет. ‚сЯ эта историЯ мне безразлична  донельзЯ.  ЊенЯ  злит
только, что ты преувеличиваешь. —то у  тебЯ  в  голове?  Љакой-то  идеализм,
по-моему.  ‘вЯщеннаЯ  любовь  к  училищу  или  к   справедливости.   ’ы   не
представлЯешь себе, какой веет от этого скукой и образцовостью.  €ли,  может
быть, - и ђайтинг подозревающе подмигнул ’ерлесу, -  у  тебЯ  есть  какаЯ-то
другаЯ  причина  выставить  Ѓазини,  и  ты  просто  не  хочешь   признатьсЯ?
ЉакаЯ-нибудь стараЯ месть? ’огда скажи! ‚едь если нужно, мы же действительно
можем воспользоватьсЯ этим удобным случаем.
     ’ерлес повернулсЯ к Ѓайнебергу. Ќо тот  лишь  ухмыльнулсЯ.  ѓоворЯ,  он
потЯгивал длинный чубук, он сидел,  по-восточному  скрестив  ноги,  и  из-за
своих оттопыренных ушей походил при этом  неверном  освещении  на  какого-то
странного идола.
     - Џо мне, делайте что  хотите.  ЊенЯ  не  волнуют  ни  эти  деньги,  ни
справедливость. ‚ €ндии его бы посадили на бамбуковый кол. ќто  было  бы  по
крайней мере удовольствие. Ћн дурак и трус, жалеть его нечего, и, право, мне
всю жизнь было в высшей степени безразлично, что случитсЯ с  такими  людьми.
‘ами они ничтожны, а что еще может произойти с их душой,  мы  не  знаем.  „а
благословит Ђллах ваш приговор!
     ’ерлес ничего не ответил.  Џосле  того  как  ђайтинг  ему  возразил,  а
Ѓайнеберг предоставил им решать дело без него, он выдохсЯ. Ћн был не в силах
больше сопротивлЯтьсЯ; он чувствовал, что у него уже  нет  никакого  желаниЯ
остановить то неопределенное, надвигавшеесЯ.
     Џоэтому было принЯто предложение, которое внес теперь  ђайтинг.  ђешили
взЯть Ѓазини пока под надзор, в известной мере под опеку,  чтобы  тем  самым
предоставить  ему  возможность  выпутатьсЯ.  Ћтныне  его  доходы  и  расходы
подлежат строгой проверке, а его отношениЯ с остальными  будут  зависеть  от
разрешениЯ троих.
     ‘ виду это решение было очень корректным и доброжелательным, "образцово
скучным", как не сказал на этот раз ђайтинг. ‚едь каждый, не  признаваЯсь  в
том себе  чувствовал,  что  сейчас  устанавливаетсЯ  какое-то  промежуточное
положение. ђайтинг не отказалсЯ бы от  продолжениЯ  этой  истории,  ибо  она
доставлЯла ему удовольствие, но, с другой стороны, ему  еще  не  было  Ясно,
какой дальнейший оборот дать ей. Ђ ’ерлес от одной  мысли,  что  теперь  ему
придетсЯ ежедневно иметь дело с Ѓазини, чувствовал себЯ парализованным.
     Љогда он недавно произнес слово "вор", ему на миг стало легче.  Ћн  как
бы выставлЯл наружу, отодвигал от себЯ то, что кипело внутри у него.
     Ќо вопросов, которые сразу же затем возникли опЯть, это  простое  слово
решить не могло. ’еперь, когда от них уже  не  нужно  было  уклонЯтьсЯ,  они
стали Яснее.
     ’ерлес переводил взглЯд  от  ђайтинга  к  Ѓайнебергу,  закрывал  глаза,
повторЯл про себЯ принЯтое решение, опЯть поднимал глаза... Ћн ведь и сам не
знал уже, это только его фантазиЯ, котораЯ ложитсЯ на  все  огромным  кривым
стеклом, или это правда и все действительно так жутко, как ему увиделось.  €
только Ѓайнеберг с ђайтингом ничего не знали об этих вопросах?  •отЯ  они-то
как раз с самого начала вполне освоились в этом  мире,  который  ему  сейчас
вдруг впервые показалсЯ таким чужим?
     ’ерлес боЯлсЯ их. Ќо боЯлсЯ лишь так, как боЯтсЯ великана, знаЯ, что он
слеп и глуп...
     Ќо одно не подлежало сомнению: он был сейчас гораздо  дальше,  чем  еще
четверть часа назад. ‚озможность поворота назад  миновала.  ЏоЯвилось  тихое
любопытство - что же будет, после того как он  против  своей  воли  осталсЯ.
‚се, что  шевелилось  в  нем,  скрывала  еще  темнота,  но  его  уже  тЯнуло
вглЯдетьсЯ в лики этой темени, которой  другие  не  замечали.  ‹егкий  озноб
примешивалсЯ к этой тЯге. ‘ловно теперь над его жизнью всегда  будет  висеть
серое, пасмурное небо - с большими тучами, огромными, менЯющимисЯ фигурами и
все новым вопросом: это чудовища? это только тучи?
     €  вопрос  это  лишь  длЯ  него!  Љак  что-то  тайное,  чуждое  „ругим,
запретное...
     ’ак в первый раз начал Ѓазини приближатьсЯ к тому значению, которое ему
суждено было поздне приобрести в жизни ’ерлеса.

     Ќа следующий день Ѓазини был взЯт под опеку.
     Ќе  без  некоторой  торжественности.  ‚оспользовались  утренним  часом,
пропустив урок гимнастики, проходивший на большой лужайке в парке.
     ђайтинг произнес своего рода речь.  Ќе  то  чтобы  краткую.  Ћн  указал
Ѓазини на то, что тот проиграл свою жизнь, что вообще-то  его  следовало  бы
выдать и лишь по особой милости его пока избавлЯют  от  позора  карательного
отчислениЯ.
     ‡атем ему были сообщены особые условиЯ.  Љонтроль  над  их  исполнением
взЯл на себЯ ђайтинг.
     Ѓазини был во времЯ всей этой процедуры очень бледен, но не  сказал  ни
одного слова, и по лицу его нельзЯ было определить, что происходило у него в
душе.
     ’ерлесу эта сцена казалась то очень безвкусной, то очень значительной.
     Ѓайнеберг обращал больше вниманиЯ на ђайтинга, чем на Ѓазини.

     ‚ течение  следующих  дней  о  происшествии,  казалось,  почти  забыли.
ђайтинга, кроме как на уроках и во времЯ еды, не было видно.  Ѓайнеберг  был
молчаливее чем когда-либо, а ’ерлес все отгонЯл мысли об этой истории.
     Ѓазини вращалсЯ среди товарищей как ни в чем не бывало.

     Ћн был чуть выше ’ерлеса ростом, но сложениЯ очень хилого, у него  были
мЯгкие, медлительные движениЯ и женственные черты лица. ‘мышленостью  он  не
отличалсЯ, в фехтовании и гимнастике был одним из последних, но была  в  нем
какаЯ-то милаЯ, кокетливаЯ приЯтность.
     Љ Ѓожене он в  свое  времЯ  захаживал,  только  чтобы  играть  мужчину.
ЌастоЯщее вожделение при его отсталости в развитии было ему, конечно, чуждо.
     Ћн просто считал  своей  непременной  обЯзанностью,  необходимой  данью
порЯдку источать аромат галантного опыта. Џрекрасней всего был длЯ него  тот
миг, когда он уходил от Ѓожены и все было позади, ибо ничего, кроме  наличиЯ
воспоминаний, ему не было нужно.
     Ѓывало,  он  и  лгал  из  тщеславиЯ.  ’ак,  после  каникул  он   всегда
возвращалсЯ  с  сувенирами  маленьких  приключений  -   лентами,   локонами,
записочками. Ќо когда он однажды привез в своем  чемодане  подвЯзку,  милую,
маленькую,  душистую,  небесной   голубизны,   а   потом   выЯснилось,   что
принадлежала она не кому иному, как его собственной двенадцатилетней сестре,
над ним немало глумились из-за этого смешного бахвальства.
     ЌравственнаЯ неполноценность, в нем обнаруживавшаЯсЯ,  и  его  глупость
были одного  происхождениЯ.  Ћн  не  способен  был  сопротивлЯтьсЯ  никакому
наитию, и последствиЯ этого всегда поражали его. ‚ этом он  походил  на  тех
женщин с миленькими кудрЯшками на лбу, что понемногу  подсыпают  Яд  в  пищу
супругу, а потом в ужасе удивлЯютсЯ незнакомым, суровым словам  прокурора  и
смертному приговору.

     ’ерлес избегал его. ЃлагодарЯ этому постепенно прошел и  тот  глубинный
испуг, который как бы под корнЯми его мыслей охватил и потрЯс его  в  первый
миг. ‚округ ’ерлеса все снова становилось на свои места; изумление проходило
и делалось с каждым  днем  нереальнее,  как  следы  сна,  которые  не  могут
утвердитьсЯ в действительном, осЯзаемом, освещенном солнцем мире.
     —тобы еще сильнее закрепить это состоЯние, он сообщил обо всем в письме
родителЯм. ’олько о том, что сам при этом почувствовал, он умолчал.
     Ћн снова пришел к той точке  зрениЯ,  что  лучше  всего  при  следующем
случае добитьсЯ удалениЯ Ѓазини из училища.  Ћн  не  мог  представить  себе,
чтобы  его  родители  думали  об  этом  иначе.  Ћн  ждал  от  них  строгого,
брезгливого осуждениЯ Ѓазини,  ждал,  что  они,  так  сказать,  смахнут  его
кончиками пальцев, как нечистое насекомое, которое нельзЯ терпеть вблизи  их
сына.
     Ќичего подобного не оказалось в письме, полученном им в ответ. ђодители
добросовестно потрудились и как люди разумные взвесили  все  обстоЯтельства,
насколько таковые  можно  было  представить  себе  по  неполным,  отрывочным
сведениЯм  того  торопливого  письма.  €з  их  ответа  следовало,  что   они
предпочитали судить как можно снисходительнее и сдержаннее, тем более что  в
описании сына не исключены были всЯкие  преувеличениЯ,  вызванные  юношеским
негодованием.  Џоэтому  они  одобрЯли  решение   дать   Ѓазини   возможность
исправитьсЯ  и  полагали,  что  из-за  одного  небольшого  проступка  нельзЯ
человеку  сразу  ломать  судьбу.  ’ем  более  что  -  и  это  они,  понЯтно,
подчеркивали особенно - речь тут идет не о сложившихсЯ  людЯх,  а  пока  еще
неустойчивых, развивающихсЯ характерах. Ќа  всЯкий  случай  с  Ѓазини  надо,
конечно, держатьсЯ  сурово  и  строго,  но  проЯвлЯть  доброжелательность  и
старатьсЯ исправить его.
     ќто они подкреплЯли целым рЯдом  примеров,  хорошо  известных  ’ерлесу.
‚едь он прекрасно помнил, как в  первые  годы  ученьЯ,  когда  дирекциЯ  еще
любила применЯть драконовские методы и строго ограничивала карманные деньги,
многие часто не  удерживались  и  выпрашивали  у  более  счастливых  из  тех
прожорливых малышей, которыми все они были, часть их бутерброда  с  ветчиной
или еще что-нибудь. ‘ам он тоже не всегда бывал свободен от  этого,  хотЯ  и
прЯтал свой стыд, ругаЯ злобную, пакостную дирекцию. € не  только  возрасту,
но и строгодобрым родительским увещаниЯм был он обЯзан тем,  что  постепенно
научилсЯ с гордостью преодолевать подобные слабости.
     Ќо сегоднЯ все это не оказало воздействиЯ.
     Ћн признавал, что родители во многих отношениЯх правы, да и  знал,  что
совсем верно на расстоЯнии судить невозможно; однако в их письме не хватало,
казалось, чего-то  куда  более  важного,  не  хватало  пониманиЯ  того,  что
случилось что-то бесповоротное, что-то такое,  что  среди  людей  известного
круга происходить вообще не должно. Ћтсутствовали изумление и смущение.  Ћни
говорили так, словно это обычное дело, которое нужно уладить  с  тактом,  но
без  особого  шума.  ЏЯтно,  такое  же  некрасивое,   но   неизбежное,   как
естественнаЯ потребность. Ќи тени более личного,  встревоженного  отношениЯ,
точно так же, как у Ѓайнеберга и ђайтинга.
     ’ерлес мог бы принЯть к сведению это. Ќо вместо этого он изорвал письмо
в  клочьЯ  и  сжег  его.  ‚первые   в   жизни   он   позволил   себе   такую
непочтительность.
     ‚   нем   была   вызвана   реакциЯ,   противоположнаЯ    желаемой.    ‚
противоположность простому взглЯду, который ему навЯзывали, ему сразу  снова
пришла  на  ум  проблематичность,  сомнительность  проступка  Ѓазини.  ЉачаЯ
головой, он сказал себе, что об этом еще надо подумать, хотЯ  не  мог  точно
объЯснить себе почему...
     Ћсобенно странно получалось, когда он перебирал это  скорее  в  мечтах,
чем в размышлениЯх. ’огда Ѓазини представал ему понЯтным,  обыденным,  четко
очерченным, таким, каким мог видетьсЯ его, ’ерлеса, родителЯм и друзьЯм; а в
следующее мгновение тот исчезал и вновь  возвращалсЯ,  возвращалсЯ  снова  и
снова маленькой, совсем маленькой фигуркой, котораЯ временами вспыхивала  на
глубоком, очень глубоком фоне...
     € вот однажды ночью - было очень поздно, и  все  уже  спали  -  ’ерлеса
разбудили.
     “ его кровати сидел Ѓайнеберг. ќто было  так  необычно,  что  он  сразу
почувствовал что-то особенное.
     - ‚ставай. Ќо не шуми, чтобы нас никто не заметил. Њы  поднимемсЯ,  мне
надо тебе кое-что рассказать.
     ’ерлес наспех оделсЯ, накинул шинель и сунул ноги в ночные туфли.
     Ќаверху Ѓайнеберг с особой старательностью восстановил все заграждениЯ,
затем приготовил чай.
     ’ерлес, еще не полностью высвободившийсЯ из пут  сна,  с  удовольствием
вбирал в себЯ  золотисто-желтое  душистое  тепло.  Ћн  устроилсЯ  в  уголке,
сжавшись в комок, в ожидании чего-то необычайного.
     Ќаконец Ѓайнеберг сказал:
     - ђайтинг обманывает нас.
     ’ерлес не испытал никакого удивлениЯ; чем-то  само  собой  разумеющимсЯ
показалось ему, что дело это получило такое продолжение; он чуть ли не  ждал
этого. ‘овершенно непроизвольно он сказал:
     - ’ак Я и думал!
     - ‚от как? „умал? Ќо заметил-то врЯд ли что-нибудь? ќто было бы на тебЯ
непохоже.
     - ‚о  всЯком  случае,  мне  ничего  не  бросалось  в  глаза.  „а  и  не
интересовалсЯ Я этим больше.
     - Ќо зато Я глаз не спускал. џ с первого же днЯ не доверЯл ђайтингу. ’ы
же знаешь, что Ѓазини вернул мне деньги. Ђ из каких,  по-твоему,  капиталов?
€з своих собственных?.. Ќет.
     - €, по-твоему, ђайтинг тоже в этом замешан?
     - Љонечно.
     ‚ первое мгновение ’ерлес не подумал ничего другого, кроме того, что  и
ђайтинг втЯнулсЯ в такое дело.
     - Џо-твоему, значит, ђайтинг так же, как и Ѓазини?..
     - „а что ты! ђайтинг просто дал  Ѓазини  нужную  сумму  из  собственных
денег, чтобы тот рассчиталсЯ со мной.
     - Ќо Я не вижу никакой причины длЯ этого.
     - џ тоже долгое времЯ не  мог  увидеть.  Ќо  и  ты,  наверное,  обратил
внимание на то, что ђайтинг с самого начала всЯчески заступалсЯ  за  Ѓазини.
’ы ведь был тогда совершенно прав: действительно,  естественней  всего  было
бы, если бы этот малый вылетел. Ќо Я тогда нарочно не поддержал тебЯ, потому
что подумал: надо поглЯдеть, что тут еще замешано. џ и правда точно не знаю,
были ли у него  вполне  Ясные  намерениЯ  уже  тогда  или  он  только  хотел
подождать, когда Ѓазини будет у него в руках раз навсегда. ‚о всЯком случае,
Я знаю, как обстоит дело сегоднЯ.
     - Ќу?
     - Џогоди, это так быстро не расскажешь. ’ы же знаешь  историю,  котораЯ
случилась в училище четыре года назад?
     - Љакую историю?
     - Ќу, ту самую!
     - Ћчень приблизительно. ‡наю только, что тогда из-за каких-то  гадостей
разразилсЯ скандал и многих в наказание выгнали.
     - „а, это Я и имею в виду. Џодробности Я узнал как-то на  каникулах  от
одного человека из того класса.  “  них  был  один  смазливый  мальчишка,  в
которого многие из них были влюблены. ’ы же знаешь это, ведь такое случаетсЯ
каждый год. Ќо они зашли тогда слишком далеко.
     - Љак?
     - Ќу... как?! Ќе задавай таких глупых вопросов! € то  же  самое  делает
ђайтинг с Ѓазини!
     ’ерлес понЯл, что происходило между теми двумЯ, и у  него  запершило  в
горле, словно там был песок.
     - Ќикак не ожидал этого от ђайтинга.
     Ћн не нашел ничего лучшего, чем эти слова. Ѓайнеберг пожал плечами.
     - Ћн думает, что может обманывать нас.
     - Ћн влюблен?
     - Ќисколько. Ќе такой он дурак. ќто его  развлекает,  ну,  может  быть,
возбуждает.
     - Ђ Ѓазини?
     - ќтот-то?.. ’ы не замечал, как он обнаглел в последнее времЯ? ЊенЯ  он
и слушать уже не хочет. ’олько и знает: ђайтинг да ђайтинг, словно  тот  его
личный свЯтойзаступник. ‹учше, решил он, наверное, терпеть  все  от  одного,
чем что-то от каждого. Ђ ђайтинг, конечно, обещал ему защищать его, если тот
будет подчинЯтьсЯ ему во всем. Ќо они просчитались, и Я еще проучу Ѓазини.
     - Љак ты узнал это?
     - џ один раз пошел за ними.
     - Људа?
     - Ќа чердак, тут рЯдом. ђайтинг взЯл у  менЯ  ключ  от  другого  входа.
’огда Я пришел сюда, осторожно открыл дыру и прокралсЯ к ним.
     ‚ тонкой стенке-перегородке, отделЯвшей эту  каморку  от  чердака,  был
пробит лаз как  раз  такой  ширины,  чтобы  мог  протиснутьсЯ  человек.  ќто
отверстие должно было служить на случай тревоги запасным  выходом  и  обычно
закладывалось кирпичами.
     Ќаступила длиннаЯ пауза, во времЯ которой слышно было только, как тлеет
табак.
     ’ерлес был неспособен думать; он видел... Ћн  вдруг  увидел  за  своими
закрытыми глазами какое-то неистовое коловращение событий... людей; людей  в
резком освещении, с Яркими пЯтнами света и  подвижными,  глубоко  вкопанными
тенЯми; лица... лицо; улыбка. ‚змах ресниц. ’репет  кожи;  он  увидел  людей
такими, какими никогда еще не видел, никогда еще не ощущал их. Ќо  видел  он
их не видЯ, без образов, без картин; так, словно видела их только его  душа;
они были так отчетливы, что его тысЯчекратно пронзала их убедительность, но,
словно останавливаЯсь на неодолимом пороге, они  отступали,  как  только  он
искал слова, чтобы овладеть ими.
     Ћн должен был спрашивать дальше. …го голос дрожал.
     - € ты видел?
     - „а.
     - Ђ... каков был Ѓазини?
     Ќо Ѓайнеберг промолчал, и снова слышно было лишь  беспокойное  шуршанье
папирос. Ќе скоро заговорил Ѓайнеберг снова:
     - џ обдумал это дело со всех сторон, а ты знаешь, что в таких  вещах  Я
смыслю. —то касаетсЯ Ѓазини, то его, Я полагаю, жаль не  будет  ни  в  каком
случае. ‚ыдадим ли мы его, поколотим ли или даже удовольствиЯ  ради  замучим
до смерти. ‚едь Я не могу представить себе, чтобы  в  замечательном  мировом
механизме такой человек что-либо значил.  Ћн  мне  кажетсЯ  созданным  чисто
случайно, вне  рЯда.  ’о  есть  он,  вероЯтно,  должен  что-то  значить,  но
навернЯка что-то  столь  же  неопределенное,  как  какой-нибудь  червЯк  или
камешек на дороге, о котором мы не знаем, пройти ли нам мимо  него  или  его
растоптать. Ђ это все равно что ничего. ‚едь если мироваЯ душа хочет,  чтобы
одна из ее частей осталась в сохранности, она выражаетсЯ  Яснее.  ’огда  она
говорит "нет" и оказывает сопротивление,  она  заставлЯет  нас  пройти  мимо
червЯ, а камню придает такую твердость, что без инструмента мы его не  можем
разбить. ‚едь прежде чем мы принесем инструмент, она окажет  противодействие
множеством мелких, упрЯмых сомнений, а если мы преодолеем и их, то,  значит,
дело это с самого начала имело другое значение.
     “ человека  она  эту  твердость  закладывает  в  его  характер,  в  его
сознание, что он человек, в его чувство ответственности за то, что он  часть
мировой души. ЏотерЯв это сознание, человек терЯет самого  себЯ.  Ђ  потерЯв
самого  себЯ  и  от  себЯ  отказавшись,  человек  терЯет  то  особенное,  то
существенное, ради чего природа создала его человеком. € никогда нельзЯ быть
так уверенным, как в этом случае, что  имеешь  дело  с  чем-то  ненужным,  с
пустой формой, с чем-то, давно покинутым мировою душой.
     ’ерлес не почувствовал  противоречиЯ.  „а  и  слушал  он  довольно-таки
невнимательно. „о сих пор у него не было  повода  длЯ  таких  метафизических
размышлений,  и  он  никогда  не  задумывалсЯ  о   том,   как   человеку   с
байнеберговским умом могло подобное прийти в голову. ‚есь этот вопрос вообще
не возникал еще на горизонте его жизни.
     Џотому он и не силилсЯ проверЯть смысл байнеберговских рассуждений;  он
слушал их вполуха.
     Ћн только не понимал, как можно так размахиватьсЯ. ‚ нем все дрожало, и
дотошность, с  какой  Ѓайнеберг  притаскивал  свои  мысли  бог  весть  куда,
казалась ему смешной, неуместной, вызывала у него нетерпение.  Ќо  Ѓайнеберг
спокойно продолжал:
     - ‘ ђайтингом же дело обстоит совершенно иначе. Ћн тоже в руках у  менЯ
из-за своего поступка, но его судьба мне, конечно, не так  безразлична,  как
судьба Ѓазини. ’ы  знаешь,  состоЯние  у  его  матери  небольшое.  …сли  его
исключат из училища, на всех его планах  надо  поставить  крест.  Ћтсюда  он
может достичь чего-то, а так возможностей длЯ этого у него будем немного.  €
ђайтинг менЯ никогда не любил... понимаешь?.. он ненавидел  менЯ...  пыталсЯ
прежде вредить мне где  только  мог...  думаю,  он  и  сегоднЯ  был  бы  рад
избавитьсЯ от менЯ. ‚идишь теперь, чего Я только не смогу  сделать,  обладаЯ
этой тайной?..
     ’ерлес испугалсЯ. Ќо так странно, словно судьба ђайтинга  касалась  его
самого. Ћн испуганно посмотрел на Ѓайнеберга. ’от прищурил глаза,  превратив
их в щелки, и показалсЯ ему  жутким,  большим  пауком  в  паутине,  спокойно
подстерегающим свою жертву. Џоследние  его  слова  звучали  в  ушах  ’ерлеса
холодно и отчетливо, как фразы диктанта.
     Ћн не вникал в предшествовавшее, он знал только: теперь Ѓайнеберг опЯть
говорит о своих идеЯх,  которые  к  данному  случаю  никакого  отношениЯ  не
имеют... € вот он уже не понимал, как это вышло.
     ’кань, тЯнувшаЯсЯ откуда-то извне, из отвлеченного,  наверно,  вдруг  с
невероЯтной скоростью сжалась. €бо вдруг  она  стала  конкретной,  реальной,
живой, и в ней дергалась голова... с затЯнутой на горле петлей.
     Ћн отнюдь не любил ђайтинга,  но  он  вспомнил  сейчас  милую,  дерзкую
беззаботность, с какой тот затевал всЯкие интриги, и Ѓайнеберг, спокойно и с
ухмылкой стЯгивавший вокруг того свои  многосложные,  серые,  отвратительные
хитросплетениЯ, показалсЯ ему по контрасту гнусным.
     Ќепроизвольно ’ерлес прикрикнул на него:
     - ’ы не смеешь использовать это против него.
     ‘ыграло  роль,  вероЯтно,  и  его  всегдашнее   тайное   отвращение   к
Ѓайнебергу.
     Ќо Ѓайнеберг сам сказал, поразмыслив:
     - „а и зачем?! …го было бы действительно жаль. Њне он отныне и  так  не
опасен, а он все-таки человек слишком стоЯщий, чтобы дать ему споткнутьсЯ на
такой глупости.
     ’ак было покончено с этой частью дела. Ќо Ѓайнеберг продолжал говорить,
вновь обратившись теперь к судьбе Ѓазини:
     - ’ы все еще полагаешь, что мы должны выдать Ѓазини?
     Ќо ’ерлес не ответил. Ћн хотел послушать Ѓайнеберга, чьи слова  звучали
длЯ него как гул шагов над полостью подкопа, и  он  хотел  насладитьсЯ  этим
состоЯнием.
     Ѓайнеберг продолжал излагать свои мысли:
     - џ думаю, мы пока сохраним его длЯ себЯ и накажем сами. ‚едь  наказать
его нужно хотЯ  бы  уже  за  его  наглость.  Ќачальство  его  самое  большее
исключило бы и написало бы в  придачу  длинное  письмо  его  дЯде.  ’ы  ведь
примерно знаешь, как это делаетсЯ официально. ‚аше  превосходительство,  ‚аш
племЯнник потерЯл самообладание... сбилсЯ с пути...  возвращаем  его  ‚ам...
надеемсЯ, что ‚ам удастсЯ... путь исправлениЯ...  пока,  однако,  невозможно
среди других... и т. д. ђазве такой случай представлЯет длЯ них интерес  или
ценность?
     - Ђ какаЯ в нем ценнность длЯ нас?
     - ЉакаЯ ценность?  „лЯ  тебЯ,  может  быть,  никакой,  ибо  ты  станешь
когда-нибудь надворным советником или будешь писать  стихи  -  тебе  это,  в
общем, не нужно, ты, может  быть,  даже  боишьсЯ  этого.  Ќо  свою  жизнь  Я
представлЯю себе иначе.
     Ќа этот раз ’ерлес прислушалсЯ.
     - „лЯ менЯ Ѓазини имеет ценность - даже очень большую. Џонимаешь  -  ты
просто отпустил бы его на все четыре стороны и вполне успокоилсЯ бы на  том,
что он - скверный человек. - ’ерлес подавил улыбку. -  Ќа  этом  ты  ставишь
точку, потому что у тебЯ нет ни таланта, ни интереса учитьсЯ на таком  деле.
Ђ у менЯ этот интерес есть. Љогда человеку предстоит мой путь, надо смотреть
на людей совершенно иначе. Џоэтому Я хочу Ѓазини сохранить длЯ  себЯ,  чтобы
на нем поучитьсЯ.
     - Ќо как ты собираешьсЯ его наказать?
     Ѓайнеберг мгновение помешкал  с  ответом,  словно  обдумывал  ожидаемый
эффект. ‡атем он сказал осторожно и замедленно:
     - ’ы ошибаешьсЯ, если думаешь, что мне так важно  наказать.  Џравда,  в
конечном счете это тоже можно будет назвать наказанием длЯ него... но, чтобы
не рассусоливать, Я задумал нечто другое, Я хочу... ну,  скажем...  помучить
его.
     ’ерлес  поостерегсЯ  сказать  что-либо.  Ћн  еще  Ясно  не  видел,   но
чувствовал, что все это выходит так, как и должно было  -  внутренне  -  длЯ
него  выйти.  Ѓайнеберг,  не  узнав,  какое  действие  оказали  его   слова,
продолжал:
     - Ќе пугайсЯ, не так  это  страшно.  ‚едь  прежде  всего,  как  Я  тебе
объЯснил, с Ѓазини считатьсЯ  не  надо.  ђешение  мучить  его  или  пощадить
зависит только от нашей потребности  в  том  или  в  другом.  Ћт  внутренних
причин. “ тебЯ они есть? ‚се, что ты говорил тогда насчет морали, общества и
так далее, конечно, не в счет. Ќадеюсь, ты и сам в это не верил. ’ы, значит,
надо полагать, индифферентен. Ќо все же ты можешь еще отстранитьсЯ от  всего
этого, если не хочешь ничем рисковать.
     Њой путь, однако, ведет не назад и не мимо, а в самую точку. ’ак  надо.
ђайтинг тоже не отступитсЯ, ибо и  длЯ  него  это  особенно  ценно  -  иметь
кого-то целиком в своей  власти  и  упражнЯтьсЯ,  обращаЯсь  с  ним,  как  с
орудием. Ћн хочет властвовать, и с тобой он поступил бы в точности  так  же,
как с Ѓазини, если бы дело случайно коснулось тебЯ. „лЯ менЯ же речь идет  о
еще большем. Џочти об обЯзанности перед самим собой. Љак  бы  мне  объЯснить
тебе эту разницу между нами? ’ы знаешь, как почитает ђайтинг Ќаполеона;  так
вот,  человек,  который  мне  нравитсЯ  больше  всех,  скорее   походит   на
какого-нибудь философа, какого-нибудь индийского свЯтого. ђайтинг принес  бы
Ѓазини в жертву и  не  испытал  бы  при  этом  ничего,  кроме  интереса.  Ћн
раскромсал бы его нравственно, чтобы узнать, к чему нужно быть  готовым  при
таком предприЯтии. €, как Я уже сказал, тебЯ или менЯ в точности так же, как
Ѓазини, без всЯких переживаний. Ђ у менЯ, как и у  тебЯ,  есть  определенное
ощущение, что и  Ѓазини  в  конце  концов  человек.  ‘овершаемаЯ  жестокость
оставлЯет какую-то рану и во мне тоже. Ќо как  раз  об  этом  и  идет  речь!
Џоистине о жертве! Џонимаешь,  Я  тоже  свЯзан  двумЯ  нитЯми.  ’ой  первой,
неопределенной, что  вопреки  моему  Ясному  убеждению  привЯзывает  менЯ  к
сочувственному  бездействию,  но  и  второй,  уходЯщей  к   моей   душе,   к
сокровенному опыту и привЯзывающей менЯ к космосу. ’акие люди,  как  Ѓазини,
говорил Я тебе уже раньше, ничего не значат - это пустаЯ,  случайнаЯ  форма.
ЌастоЯщие люди - это лишь те, что могут проникнуть в самих себЯ, космические
люди, которые в состоЯнии  погрузитьсЯ  в  глубины  своей  свЯзи  с  великим
вселенским процессом. ‡акрыв глаза, они  творЯт  чудеса,  потому  что  умеют
пользоватьсЯ всей силой мира, котораЯ точно так же внутри их, как и вне  их.
Ќо все люди, следовавшие до этих глубин за второй нитью, должны были  прежде
порвать первую. џ  читал  об  ужасных  искупительных  жертвах  просветленных
монахов, да и  тебе  не  совсем  неведомы  средства  индийских  свЯтых.  ‚се
жестокие вещи, при этом творЯщиесЯ, имеют одну лишь цель - умертвить жалкие,
направленные вовне желаниЯ, ибо все они, будь то тщеславие,  голод,  радость
или сочувствие, только уводЯт от того огнЯ, который каждый способен  в  себе
пробудить.
     ђайтинг знает лишь внешнее, Я же следую за второй нитью. ‘ейчас у него,
на взглЯд каждого, преимущество, ибо мой путь медленнее  и  надежнее.  Ќо  Я
могу  одним  махом  обогнать  его,  как  какого-нибудь   червЯ.   Џонимаешь,
утверждают, будто мир управлЯетсЯ  механическими  законами,  которые  нельзЯ
изменить... ќто совершенно неверно, это сказано только в учебниках!  ‚нешний
мир, действительно, упрЯм, и  повлиЯть  на  его  так  называемые  законы  до
какой-то степени нельзЯ, но все  же  бывали  на  свете  люди,  которым  этом
удавалось. ќто сказано в свЯщенных, не раз  проверенных  книгах,  о  которых
большинство просто не знает. Ћттуда  Я  знаю,  что  бывали  на  свете  люди,
которые могли одним лишь усилием воли приводить в движение камни,  воздух  и
воду, люди, перед чьей молитвой не могла устоЯть никакаЯ земнаЯ сила.  Ќо  и
это лишь внешние триумфы духа. €бо длЯ того,  кому  вполне  удаетсЯ  увидеть
свою душу, исчезает его телеснаЯ жизнь, котораЯ только  случайна;  в  книгах
сказано, что такие люди входили прЯмо в высшее царство души.
     Ѓайнеберг говорил совершенно серьезно, сдерживаЯ волнение.  ’ерлес  все
еще почти не раскрывал глаз; он чувствовал, как  до  него  долетает  дыхание
Ѓайнеберга, и  впивал  его  как  удушливый  наркотик.  Њежду  тем  Ѓайнеберг
заканчивал свою речь:
     - ’еперь тебе Ясно, о чем длЯ менЯ  идет  речь.  ’о,  что  внушает  мне
отпустить Ѓазини, идет от низменного, внешнего. ’ы можешь этому подчинитьсЯ.
„лЯ менЯ это предрассудок, от которого Я должен избавитьсЯ, как и от  всего,
что сбивает менЯ с пути к моей внутренней сути.
     —то мне будет трудно мучить Ѓа