’ы менЯ очень любила?
     - „а, очень, а теперь все кончено.
     - Ќо почему? ‚едь должна же быть какаЯ-то причина!
     -  Њожет, она и есть...  Ќо Я не могу ее  объЯснить... ‡наю только, что
больше не люблю тебЯ.
     - „а не повторЯй же ты этого так часто! почти непроизвольно вырвалось у
менЯ.
     - ’ы сам  вынуждаешь менЯ повторЯть...  ’ы  никак не хочешь понЯть моих
слов, оттого Я и повторЯю их.
     - ’еперь Я уже понЯл.
     Ќаступило  молчание.  ќмилиЯ закурила  сигарету,  она  курила,  опустив
глаза. џ сидел, согнувшись, обхватив голову руками. Ќаконец Я спросил:
     - Ђ если Я назову тебе причину, ты признаешь ее?
     - џ сама ее не знаю...
     -  Ќо  если ты  услышишь  об этом  от менЯ, ты,  быть  может,  со  мной
согласишьсЯ?
     - Ќу что ж, говори.
     Њне  хотелось крикнуть ей: "Ќе  смей так вести себЯ со мной!"  до  того
острую боль причинЯл  мне ее голос, в котором Явственно звучало равнодушие и
желание  поскорее кончить наш разговор. Ќо Я сдержалсЯ и,  пытаЯсь сохранить
прежний рассудительный тон, начал:
     - ’ы помнишь ту  девушку, котораЯ несколько  месЯцев назад приходила  к
нам  перепечатывать  сценарий...  машинистку...  ’ы застала  нас,  когда  мы
целовались... ќто была  с моей  стороны глупаЯ слабость... Ќо  тот  поцелуй,
клЯнусь тебе, был первым и последним, у  менЯ с  ней ничего не было, и после
того Я никогда ее больше не видел. ’еперь  скажи мне  правду: не из-за этого
ли поцелуЯ ты  стала отдалЯтьсЯ от менЯ?.. ‘кажи мне правду... Ќеужели из-за
этого ты могла менЯ разлюбить?
     ѓоворЯ  это, Я внимательно  следил  за  ќмилией.  ‘начала  на  лице  ее
отразилось  некоторое  удивление,  затем она  отрицательно покачала головой,
словно мое предположение показалось ей совершенно нелепым. Џотом Я отчетливо
     увидел, как выражение ее  лица  изменилось очевидно,  у нее  неожиданно
родилась какаЯ-то мысль.
     - Ќу, допустим, медленно ответила она, что дело в том поцелуе... ’еперь
ты успокоилсЯ?
     џ сразу же почувствовал, что причина вовсе не в поцелуе, как она хотела
сейчас  менЯ  убедить. ‚се было Ясно: сначала  ќмилиЯ просто удивилась моему
предположению, столь далекому  от истины,  а  затем ей неожиданно  пришла  в
голову мысль, что ей выгодно с ним согласитьсЯ. џ чувствовал, что причина ее
охлаждениЯ  ко  мне   гораздо  серьезнее,  чем  какой-то  невинный  поцелуй.
‚озможно,  она не хотела  открывать  мне  этой причины из-за  не  совсем еще
умершего  чувства  уважениЯ  ко  мне.  ќмилиЯ  не  была  злой  и  не  любила
кого-нибудь  обижать.  Ћчевидно,  истинную  причину  она  считала  длЯ  менЯ
обидной.
     - Ќеправда, дело не в том поцелуе, возразил Я мЯгко. Ћна удивилась:
     - Џочему?.. ‚едь Я же тебе сказала, что дело именно в нем.
     - Ќет, дело не в поцелуе... ’ут что-то другое.
     - Ќе понимаю, что ты хочешь этим сказать.
     - Џрекрасно понимаешь!
     - Ќет, не понимаю, честное слово.
     - Ђ Я говорю, что понимаешь.
     Ќа лице  ее отразилось нетерпение,  и  она сказала  увещевающим  тоном,
словно уговариваЯ непослушного ребенка:
     - Ќу зачем  тебе это  нужно  знать?.. —то ты за человек такой...  вечно
тебе нужно до всего допытыватьсЯ... ЉакаЯ тебе разница?
     -  џ  предпочитаю  знать   правду,  какова  бы   она  ни  была,   а  не
довольствоватьсЯ ложью...  Љроме того, если ты не скажешь мне правды, Я могу
вообразить себе бог знает что... может быть, очень плохое.
     Ћна молча и как-то странно посмотрела на менЯ.
     - ЉакаЯ тебе разница, повторила она, ведь твоЯ то совесть спокойна?
     - Љонечно, спокойна.
     - Ќу так какое же тебе дело до остального?
     -  ‡начит, правда... продолжал Я настаивать,  значит, что-нибудь  очень
плохое?
     -  џ этого  не  говорила... џ сказала  только, что  если  твоЯ  совесть
спокойна, то тот поцелуй врЯд ли может волновать тебЯ.
     - ЊоЯ совесть  спокойна, это  верно... Ќо это еще  ничего не  значит...
порой совесть тоже может обмануть.
     - ’олько  не твоЯ, не  правда ли? сказала она  с еле  заметной иронией,
котораЯ, однако, не могла ускользнуть от менЯ и показалась даже еще обидней,
чем ее равнодушный тон.
     - € моЯ тоже.
     -  Ќу ладно, мне надо идти,  -неожиданно произнесла она, ты  хочешь мне
еще что-то сказать?
     - Ќет, ты не уйдешь, пока не скажешь мне правды.
     - џ уже сказала правду: Я тебЯ больше не люблю. Љак глубоко ранили менЯ
эти пЯть слов! џ побледнел и умолЯющим тоном, со слезами в голосе сказал:
     - џ же просил тебЯ не повторЯть это так часто... Њне слишком больно это
слышать.
     -  ’ы  сам вынуждаешь  менЯ  повторЯть...  „лЯ  менЯ в  этом тоже  мало
приЯтного.
     -  Џочему  тебе  так хочетсЯ,  чтобы  Я  обЯзательно поверил, будто  ты
разлюбила менЯ из-за  того глупого поцелуЯ?  продолжал Я, следуЯ ходу  своих
мыслей. Џодумаешь...  ќто  была просто  легкомысленнаЯ  девчонка, которую  Я
никогда  больше  и в  глаза  не  видел...  ’ы  все это  прекрасно  знаешь  и
понимаешь...  Ќет,  дело не  в  этом, теперь Я  говорил,  медленно  свЯзываЯ
воедино отдельные слова, стараЯсь как-то  выразить свои неЯсные, еще смутные
догадки, разлюбила ты менЯ не потому...  Џроизошло что-то, что изменило твое
чувство ко мне... €ли,  вернее,  что-то, быть может,  изменило сначала  твое
отношение ко мне, а потом уже и твое чувство.
     - Ќадо признать, ты не глуп, произнесла она с неподдельным удивлением и
чуть ли не с похвалой.
     - ‡начит, Я сказал правду.
     -  џ  этого не говорю... џ только сказала, что ты не глуп.  џ  старалсЯ
докопатьсЯ до истины и чувствовал, что подошел к ней почти вплотную.
     - ‡начит,  до  того, как что-то произошло, настаивал Я, ты была обо мне
хорошего мнениЯ... Ђ потом стала думать обо мне плохо... и потому разлюбила.
     - Ќу, допустим, что это так.
     Њне стало невыносимо тЯжело. Њой рассудительный  тон  Я сам ощущал  это
звучал  фальшиво.  џ   не   мог   больше   выдержать.  Ќе  мог  больше  быть
рассудительным, Я страдал, страдал сильно и глубоко, весь во власти Ярости и
отчаЯниЯ: к чему мне сохранЯть этот рассудительный тон? Ќе знаю, что со мной
случилось в ту  минуту. џ вскочил с кресла и,  прежде  даже чем  понЯл,  что
делаю, закричал:
     - Ќе думай,  что Я собираюсь заниматьсЯ пустой болтовней! €, бросившись
на ќмилию, схватил ее за горло и  повалил на диван. ‘кажи правду! крикнул  Я
ей в лицо. ‘кажи наконец... сию же минуту!
     Џодо мной билось ее большое, прекрасное тело, которое Я так любил. ‹ицо
ќмилии покраснело  и словно  разбухло  наверно, Я слишком сильно  сдавил  ей
горло. џ вдруг понЯл, что бессознательно стремлюсь убить ее.
     -  ‘кажи мне наконец правду! ‚ыкрикиваЯ эти  слова, Я еще  сильнее сжал
пальцы; у менЯ  мелькнула  мысль:  "‘ейчас Я  задушу  ее... Џусть  лучше она
умрет,  чем  будет моим  врагом". џ почувствовал,  что она стараетсЯ ударить
менЯ коленом в живот, это ей удалось, удар был  столь  Яростным,  что у менЯ
перехватило  дыхание. Ћн причинил  мне почти такую  же боль,  как фраза:  "џ
больше не люблю тебЯ", такой удар и впрЯмь мог нанести  только враг, который
стремитсЯ  возможно  больнее  ударить  противника.  Ќо  в  ту  же  минуту  Я
почувствовал, что моЯ Ярость, мое желание убить ее прошли. џ немного ослабил
тиски,  и она вырвалась, оттолкнув менЯ с такой силой, что Я  чуть не упал с
дивана. €, прежде чем Я успел прийти в себЯ, с ожесточением выкрикнула:
     - џ презираю тебЯ... ‚от что Я к тебе испытываю, вот в чем причина, что
Я тебЯ разлюбила... џ презираю тебЯ, Я чувствую отвращение всЯкий раз, когда
ты до менЯ дотрагиваешьсЯ... ‚от тебе твоЯ правда... џ тебЯ презираю, ты мне
противен!
     џ  поднЯлсЯ. ‚зглЯд  мой  остановилсЯ на тЯжелой стеклЯнной пепельнице,
затем к ней потЯнулась и рука. ќмилиЯ, наверно, подумала,  что Я хочу  убить
ее, она  испуганно  вскрикнула  и закрыла лицо  ладонЯми. Ћднако  мой  ангел
хранитель  удержал менЯ:  не  знаю  как, но  мне  удалось овладеть  собой, Я
поставил пепельницу на место и вышел из комнаты.

        ѓлава 10

     Љак  Я  уже  говорил,  ќмилиЯ не  получила настоЯщего образованиЯ,  она
кончила  только начальную школу, два-три года проучилась в  средней, а затем
забросила  науки  и  приобрела  специальность  машинистки-стенографистки.  ‚
шестнадцать лет она уже служила в конторе одного адвоката. Џравда, была она,
как  принЯто  говорить,  из  хорошей  семьи,  то  есть  из   семьи,  некогда
состоЯтельной и владевшей какой-то недвижимостью  близ  ђима.  Ћднако дед ее
разорилсЯ  на  неудачных коммерческих  спекулЯциЯх, а отец  до самой  смерти
оставалсЯ мелким чиновником министерства финансов. ‚ыросла она в бедности, и
по воспитанию и образу мыслей ее, пожалуй, можно было бы назвать женщиной из
простонародьЯ; как многие  простые  женщины, она привыкла полагатьсЯ лишь на
свой  здравый смысл и  столь  непоколебимо  верила  в него,  что  порой  это
казалось даже глупостью или просто ограниченностью. Ћднако, располагаЯ одним
только этим оружием здравым смыслом, она  совершенно длЯ менЯ  неожиданно  и
непостижимо  иной  раз высказывала  суждениЯ и давала оценки весьма верные и
меткие, как это свойственно именно простым людЯм они ближе нас к природе,  и
голова у них не забита всЯкими условностЯми и  предрассудками.  Ћбычно  свои
суждениЯ  ќмилиЯ  высказывала,  лишь  обдумав   все  хорошенько,   со   всей
серьезностью, искренностью,  прЯмотой и от  этого  ее  слова  всегда звучали
удивительно  веско.  Ќо   сама  она  не  считала  свои  суждениЯ  достаточно
убедительными  и  со  свойственной  ей   скромностью  старалась  привести  в
подтверждение их какие-нибудь доводы.
     Џоэтому, когда она крикнула мне: "џ презираю тебЯ!" Я  больше ни минуты
не сомневалсЯ, что эта фраза, котораЯ в устах другой женщины  могла  бы и не
иметь никакого  значениЯ,  сорвавшись  с уст ќмилии, вполне  отвечает своему
истинному смыслу: ќмилиЯ действительно менЯ презирала, и  Я ничего  не мог с
этим поделать. „аже если бы Я совершенно не знал характера ќмилии, уже  один
тон,  каким она  произнесла это, не  оставлЯл никаких сомнений: так  человек
произносит слово, которое до сих пор он, быть может, еще ни разу в  жизни не
произносил,   но,  когда  к   этому  вынуждают  обстоЯтельства,   оно  почти
непроизвольно вырываетсЯ из самых глубин его души. €менно так вы можете иной
раз внезапно услышать  от крестьЯнина среди множества исковерканных, избитых
фраз и диалектизмов блестЯщие по точности нравственной оценки слова, которые
не удивили  бы  вас в  устах  другого, но,  будучи произнесены крестьЯнином,
изумлЯют и кажутсЯ просто невероЯтными. "џ презираю тебЯ" в этих словах, как
Я с горечью  констатировал, звучала та же убежденность, что и в трех  других
словах,  которые она  произнесла впервые, когда  призналась мне в любви:  "џ
люблю тебЯ".
     џ был настолько уверен в  искренности и  правдивости этих ее слов, что,
оставшись один в  кабинете,  начал ходить взад и вперед, не в силах ни о чем
думать,  не  знаЯ,  что  предпринЯть.  ‚зглЯд  мой  блуждал,  руки  дрожали.
‘казанные мне ќмилией три слова, будто три шипа, с каждой минутой все глубже
вонзались  мне в  сердце, причинЯЯ острую,  все возрастающую боль; и,  кроме
этого  нестерпимого  чувства  боли, которое Я  так  отчетливо  ощущал,  Я, в
сущности,  ничего  не  воспринимал.  ‘ильнее всего  Я, конечно,  страдал  от
сознаниЯ, что она менЯ не только больше не любит, но даже презирает. ‚ то же
времЯ   Я   не  в   силах  был  найти  никакой  причины,  пусть  даже  самой
незначительной,  котораЯ  могла бы  дать  повод длЯ  презрениЯ; Я  испытывал
острую боль от незаслуженной обиды и одновременно страх перед тем, что, быть
может,  на  самом-то деле менЯ обидели  и  не напрасно, что презрение ко мне
основано на  каких-то объективных фактах, объЯснЯетсЯ чем-то таким,  в чем Я
не отдаю себе отчета,  тогда  как другим это Ясно видно. „о сих пор Я всегда
считал,  что  заслуживаю  уважениЯ,  пусть,  на  худой  конец,  смешанного с
некоторой  долей  жалости,  как  человек не  очень-то удачливый,  к которому
судьба не слишком благосклонна, но  уж,  во всЯком  случае, никак не ожидал,
что способен вызвать чувство презрениЯ.  ’еперь же фраза, брошеннаЯ ќмилией,
переворачивала вверх  дном это  мое  представление о  себе,  заставлЯла менЯ
впервые заподозрить, что Я недостаточно хорошо себЯ знаю и не могу правильно
о себе судить, что Я всегда обольщалсЯ, глубоко  заблуждалсЯ в оценке самого
себЯ.
     Ќаконец Я прошел в ванную, сунул голову под кран, и холоднаЯ струЯ воды
помогла  мне; мой  мозг пылал, точно охваченный пожаром, вспыхнувшим от слов
ќмилии.
     џ умыл лицо, причесалсЯ, повЯзал  галстук,  затем вернулсЯ  в гостиную.
Ћдин  вид накрытого в нише стола  вызвал  у менЯ чувство  возмущениЯ.  ђазве
могли  мы  теперь  сесть, как делали  это  изо  днЯ в день,  за стол  в этой
комнате, где в воздухе, казалось, еще звучали потрЯсшие менЯ слова?! ‚ ту же
минуту дверь открылась, и на  пороге  поЯвилась ќмилиЯ.  ‹ицо ее уже  успело
принЯть  обычное  спокойное и  невозмутимое выражение.  Ќе глЯдЯ на  нее,  Я
сказал:
     - Њне не хочетсЯ сегоднЯ обедать дома... ‘кажи прислуге, что  мы уходим
и поскорее одевайсЯ... пойдем в ресторан...
     -  Ќо  ведь  уже  все готово,  ответила она  слегка удивленно, придетсЯ
выбрасывать...
     -  „овольно! крикнул Я  с неожиданно охватившей менЯ Яростью. ‚ыкидывай
на  помойку все, что хочешь, но иди одевайсЯ,  Я сказал тебе: мы не  обедаем
дома!
     џ по-прежнему не смотрел на нее и услышал только, как она пробормотала:
"—то за манеры!" и закрыла за собой дверь.
     ‘пустЯ несколько  минут мы  вышли  из дому. Ќа узкой улице, застроенной
небольшими новыми домами, как две  капли воды похожими на тот, где жили  мы,
нас   ждала,  затерЯвшись   среди   множества  роскошных  автомобилей,   моЯ
малолитражка недавнЯЯ покупка, за  которую так  же, как и за квартиру, Я еще
должен был  расплачиватьсЯ, рассчитываЯ в  основном на то,  что  мне удастсЯ
заработать  в  будущем за  сценарии. Њашину Я  приобрел всего лишь несколько
месЯцев назад и испытывал еще чувство  почти детского  тщеславиЯ, которое на
первых порах вызывает собственный автомобиль. Ќо  в тот  вечер, когда мы, не
глЯдЯ друг на друга, молча шли к машине, Я  невольно подумал:  "‚от еще одна
вещь,  ради  которой,  как  и ради квартиры,  Я  принес  в  жертву все  свои
стремлениЯ... а жертва эта оказалась никому не нужна". €  в самом деле, в ту
минуту Я остро ощутил всю нелепость противоречиЯ между этой  богатой улицей,
где  все  казалось таким  новехоньким  и  шикарным,  нашей  квартиркой, окна
которой  смотрели  на  нас  с четвертого этажа,  машиной,  ожидавшей  нас  в
нескольких шагах от подъезда, и саднЯщим сердце ощущением пришедшей беды, от
чего все эти приобретениЯ стали сразу ненужными и вызывали лишь раздражение.
     ‘ев  за руль, Я подождал, пока устроитсЯ ќмилиЯ, и протЯнул руку, чтобы
захлопнуть  дверцу;  обычно  при  этом движении  Я слегка задевал ладонью ее
колени или, нагнувшись к  ней, легко  касалсЯ губами ее щеки. Ќа этот раз  Я
почти непроизвольно  постаралсЯ не  касатьсЯ  ее.  „верца с  громким  стуком
захлопнулась, и мы некоторое времЯ  сидели неподвижно,  молча.  Џотом ќмилиЯ
спросила:
     - Људа же мы поедем?
     џ помолчал, но, так ничего и не придумав, ответил наугад:
     - Џоедем на Ђппиеву дорогу.
     - Ќо в это  времЯ года еще рано на Ђппиеву дорогу, с  легким удивлением
возразила она, мы замерзнем и потом там сейчас никого нет...
     - Ќеважно... зато будем мы.
     Ћна  промолчала,  а Я быстро повел машину  в сторону  Ђппиевой  дороги.
‚ыехав из нашего квартала, Я пересек  центр города и поехал по улице ’рионфи
и  бульвару Џасседжата  Ђркеолоджика. ‚от уже видна  древнЯЯ,  поросшаЯ мхом
городскаЯ  стена, а за ней огороды, сады, прЯчущиесЯ  среди деревьев  виллы,
начало Ђппиевой  дороги.  ‚от  и освещенный двумЯ  тусклыми фонарЯми вход  в
катакомбы.  ќмилиЯ была права: ехать  сюда было еще  рано. ‚ зале ресторана,
где  стены были  выложены  грубо  отесанным камнем на манер  древней кладки,
увешаны   мраморными  обломками  фрагментами  гробниц,  надгробных   плит  и
уставлены глинЯными амфорами, мы увидели одних лишь официантов вокруг пустых
столиков. Њы были единственными посетителЯми, и  Я невольно  подумал, что  в
этом пустынном и холодном зале, окруженные надоедливым вниманием целой армии
официантов, мы врЯд ли сможем разобратьсЯ в наших отношениЯх и, пожалуй, еще
больше все запутаем. Џотом Я вспомнил, что года два назад,  в  пору расцвета
нашей  любви, мы  часто приезжали  сюда  ужинать,  и вдруг  понЯл, почему из
множества  ресторанов, несмотрЯ на промозглую погоду и отсутствие публики, Я
выбрал именно этот.
     Ќад нами склонилсЯ официант с раскрытым меню, а с другой стороны стоЯл,
держа  наготове карту вин, бармен. џ начал заказывать обед, предлагаЯ ќмилии
то одно, то другое блюдо, слегка нагнувшись  к ней, совсем как заботливый  и
галантный  муж.  Ћна  сидела  потупившись  и,  не поднимаЯ  глаз, односложно
отвечала: "„а...  Ќет...  •орошо". џ заказал  также  бутылку  дорогого вина,
несмотрЯ на протесты ќмилии, твердившей, что она не будет пить. "’огда Я все
выпью  сам", сказал Я. Ѓармен улыбнулсЯ  мне с заговорщическим  видом и ушел
вслед за официантом.
     џ не собираюсь здесь описывать этот  обед  во всех  подробностЯх,  хочу
только рассказать о  своем душевном состоЯнии,  в тот вечер  совершенно  длЯ
менЯ новом, хотЯ впоследствии это стало обычным в моих отношениЯх с ќмилией.
     ѓоворЯт,  человеку удаетсЯ  жить,  не затрачиваЯ слишком много энергии,
только  благодарЯ  выработавшемусЯ  в  нем  автоматизму:  большинство  наших
движений мы совершаем абсолютно бессознательно. „лЯ того чтобы сделать всего
один шаг, мы должны привести в действие бесчисленное множество мышц,  однако
благодарЯ автоматизму мы совершаем это с безотчетной легкостью. ’о  же самое
и  в  наших отношениЯх с людьми. „о  тех пор, пока  мне казалось, что ќмилиЯ
любит менЯ, нашими отношениЯми управлЯл своего  рода счастливый  автоматизм,
свет  сознаниЯ  освещал  только  внешнюю  сторону  моего поведениЯ,  все  же
остальное оставалось погруженным во мрак неосознанной,  пронизанной  любовью
привычки.  Ќо  теперь,  когда  иллюзиЯ  любви  рассеЯлась,  Я  заметил,  что
задумываюсь  над каждым  даже  самым незначительным своим жестом, поступком.
Џредлагал  ли Я  ей  налить  вина, передавал  ли соль, смотрел ли на нее или
отводил взглЯд  любое мое движение  было  заранее обдуманным, причинЯло  мне
боль, наполнЯло смутным чувством бессилиЯ и отчаЯниЯ. џ словно был свЯзан по
рукам и ногам, оглушен, парализован; прежде чем совершить какой-либо жест, Я
невольно задавал себе вопрос:  надо мне  это  делать  или же нет? ‘ловом,  Я
полностью  утратил  внутренний  контакт  с  ќмилией.  Љогда  имеешь  дело  с
посторонними людьми, всегда можно надеЯтьсЯ вновь обрести былую близость, но
в  отношениЯх  с ќмилией приходилось лишь тешить себЯ  навсегда погребенными
воспоминаниЯми прошлого: никакой надежды у менЯ не оставалось.
     Њы  сидели, ни о чем не разговариваЯ, времЯ от  времени  молчание  наше
нарушалось редкими, ничего не значащими  фразами:  "•очешь  вина?  ’ебе дать
хлеба?  Џоложить  еще мЯса?" Њне хотелось бы передать здесь  характер  этого
молчаниЯ, понЯтный только  нам одним, ибо  именно  в тот вечер  оно  впервые
установилось  между  нами и  отныне больше  нас  не покидало. ќто  молчание,
тЯгостное, невыносимое, таившее в себе глубокий разлад между мной и ќмилией,
было соткано из всего того невысказанного, что Я жаждал ей сказать, подавлЯЯ
в  себе  это  желание,  не  находЯ ни сил,  ни слов. Ќазвать  наше  молчание
враждебным было бы не совсем точно. ‚ самом деле, мы Я, во всЯком случае, не
испытывали  друг  к другу  никакой  вражды,  а  ощущали лишь полное бессилие
объЯснитьсЯ. Њне хотелось говорить с  ней, мне многое нужно было сказать ей,
но в то же времЯ Я понимал, что все мои слова теперь ни к чему, что мне врЯд
ли удастсЯ найти нужный  тон. Џоэтому Я хранил молчание. Ћднако это  не было
непринужденным спокойствием человека,  молчащего просто потому,  что  у него
нет потребности  говорить: напротив, менЯ обуревало желание высказатьсЯ, мне
очень многое надо было сказать ей,  и мысль о невозможности объЯснениЯ между
нами не давала мне покоЯ, невысказанные слова  трепетали у менЯ в сердце,  в
горле,  словно  за  железной тюремной решеткой. Ќо и этого еще  было мало: Я
чувствовал, что тЯгостное молчание длЯ менЯ все же  наилучший выход. Ќарушив
его, пусть даже тактично  и мЯгко, Я  рисковал услышать  в  ответ  слова еще
более длЯ менЯ неприЯтные, еще более невыносимые если только это вообще было
возможно, чем само наше молчание.
     Ћднако Я еще не привык безмолвствовать. Њы съели первое, затем  второе,
по-прежнему не произносЯ  ни слова.  €  только  когда  подали  фрукты,  Я не
выдержал и спросил:
     - Џочему ты все времЯ молчишь?
     - Џотому что мне нечего сказать, не задумываЯсь ответила она.
     Ћна не  казалась  ни опечаленной,  ни озлобленной, и  эти ее слова тоже
звучали искренне.
     - ‘овсем  недавно  ты  произнесла  фразу,  продолжал  Я нравоучительным
тоном, котораЯ требует объЯснений.
     - Џозабудь о ней... будто ты ее  никогда и не слыхал, ответила она  все
так же искренне.
     - ђазве могу Я забыть о  ней? спросил Я с надеждой.  џ позабыл бы, если
бы  твердо  знал,  что  это неправда...  …сли  бы  это  были  только  слова,
вырвавшиесЯ в минуту гнева...
     Ќа  этот раз она ничего не  ответила. € у менЯ снова мелькнула надежда.
Њожет быть, в самом деле так оно и было: она крикнула, что презирает менЯ, в
ответ на мою грубость, когда Я душил ее, причинил ей боль.
     - Ќу признайсЯ, продолжал Я осторожно настаивать, ведь  то, что  ты мне
сегоднЯ сказала, неправда... “  тебЯ вырвались эти ужасные слова нечаЯнно, в
ту  минуту  ты просто  вообразила, что  ненавидишь менЯ, тебе хотелось  менЯ
оскорбить...
     Ћна взглЯнула  на менЯ и вновь промолчала. Њне  показалось  хотЯ, может
быть,  Я  и  ошибсЯ, что ее  большие темные глаза  на  мгновение наполнились
слезами. Ќабравшись смелости,  Я  взЯл  ее  руку,  лежавшую на  скатерти,  и
сказал:
     - ќмилиЯ... значит, все это неправда?
     Ќа этот раз она с силой, которой Я в ней  и не подозревал, вырвала руку
и даже, как мне показалось, отшатнулась от менЯ.
     - Ќет, это правда.
     ЊенЯ поразил ее глубоко искренний, хотЯ и печальный тон. Ћна, казалось,
понимала,  что  стоило  ей  в ту минуту прибегнуть ко  лжи  и  все,  хотЯ бы
временно, хотЯ бы  внешне, пойдет по-старому; Я Ясно видел, что на  какое-то
мгновение она испытала искушение солгать мне. Ќо после короткого размышлениЯ
отказалась  от  этой  мысли.  ‘ердце  мое  сжалось  еще   болезненнее,   еще
мучительнее, и, опустив голову, Я пробормотал сквозь зубы:
     -  ’ы  понимаешь, есть веши,  которые нельзЯ  говорить  просто так, без
всЯкого основаниЯ... никому... тем более собственному мужу?
     Ћна ничего  не  ответила, только  взглЯнула  на  менЯ почти  с испугом:
наверное, мое лицо было искажено злобой. Ќаконец она сказала:
     - ’ы сам спросил менЯ об этом, и Я тебе ответила.
     - Ќо ты должна объЯснить...
     - —то именно?
     - ’ы должна объЯснить, почему... почему ты менЯ презираешь.
     - Ђ вот этого Я тебе никогда не скажу... „аже когда буду умирать.
     ЊенЯ поразил ее непривычно решительный тон. Ќо удивление почти сразу же
сменилось Яростью, Я уже не в силах был рассуждать спокойно.
     - ‘кажи,  Я снова взЯл ее за руку, но  на этот раз отнюдь  не  ласково.
‘кажи... за что ты менЯ презираешь?
     - џ ведь говорила уже, что никогда этого тебе не скажу.
     - ‘кажи, не то Я сделаю тебе больно.
     ‚не  себЯ  Я с силой  сжал ее  пальцы. Ќекоторое  времЯ  она  удивленно
смотрела на  менЯ, потом  стиснула  зубы от боли, и на ее лице отразилось то
презрение, о котором до сих пор она только говорила.
     - Џерестань, резко сказала она, ты опЯть хочешь причинить мне боль.
     ЊенЯ ударило это ее "опЯть", в нем, казалось, таилсЯ намек на  какие-то
мучениЯ, которым Я подвергал ее раньше, Я  почувствовал,  что мне не хватает
воздуха.
     - Џерестань... Љак тебе не стыдно!.. Ќа нас смотрЯт официанты.
     - ‘кажи, за что ты менЯ презираешь?
     - Ѓрось дурить, пусти менЯ.
     - ‘кажи, за что ты менЯ презираешь?
     - „а пусти же!
     Ћна резким движением  вырвала руку, смахнув на пол бокал. ђаздалсЯ звон
разбитого стекла, она встала и направилась к выходу, громко сказав мне:
     - џ буду ждать в машине... ’ы пока расплатись.
     Ћна вышла, а Я осталсЯ неподвижно сидеть за столом, оцепенев не столько
от  стыда  {изнывающие  от  бездельЯ  официанты, как  и сказала  ќмилиЯ,  не
отрываЯсь,  глазели  на  нас, не  пропустив  во времЯ нашей ссоры ни  одного
слова,  ни  одного  жеста), сколько  пораженный  необычностью  ее поведениЯ.
Ќикогда  прежде  она  не  говорила  со  мной  таким  тоном, никогда  так  не
оскорблЯла менЯ. Љроме  того, у менЯ в ушах продолжало звучать произнесенное
ею  "опЯть"  еще одна печальнаЯ загадка, которую мне  предстоЯло  разгадать.
Љогда,  каким  образом, чем  Я мог  ее  ранить, на  что она теперь сетовала,
подчеркиваЯ это "опЯть"? Ќаконец Я подозвал официанта, расплатилсЯ и вышел.
     ‚ыйдЯ из ресторана, Я увидел, что погода, с самого утра
     пасмурнаЯ,  окончательно испортилась,  моросил  частый,  мелкий  дождь.
‚переди в нескольких шагах Я различил в темноте фигуру ќмилии.  Ћна стоЯла у
нашей машины, дверцы которой были заперты,  и, не проЯвлЯЯ нетерпениЯ, ждала
менЯ под дождем.
     - €звини, Я забыл, что запер машину, проговорил Я неуверенно, и в ответ
услышал ее спокойный голос:
     - Ќичего... дождик совсем маленький.
     Џокорность, с которой она произнесла эти слова, вновь пробудила в  моем
сердце хотЯ это было чистым безумием надежду на примирение. ђазве могла она,
разговариваЯ со мной  таким спокойным, таким нежным голосом, презирать менЯ?
џ открыл дверцу и влез в машину. ќмилиЯ села рЯдом со мной. ‚ключив мотор, Я
сказал ей неожиданно веселым, чуть ли не игривым тоном:
     - Ќу-с, ќмилиЯ, так  куда же мы  поедем? Ќе поворачиваЯ  головы,  глЯдЯ
прЯмо перед собой, она ответила:
     - Ќе знаю... куда хочешь.
     џ нажал  на стартер, и  машина тронулась.  Љак Я уже сказал, менЯ вдруг
обуЯла неизвестно откуда  взЯвшаЯсЯ игривость и  веселость,  всю скованность
словно  рукой снЯло.  џ  чуть  ли  не  вообразил, что, обратив все  в шутку,
отнесЯсь к происшедшему менее серьезно,  заменив страсть фривольностью,  мне
удастсЯ наладить отношениЯ с ќмилией. Ќе  знаю, что со  мной случилось в эту
минуту быть  может, отчаЯние,  как слишком  крепкое  вино, бросилось  мне  в
голову. ‘ наигранной веселостью Я воскликнул:
     - Џоедем куда глаза глЯдЯт... будь что будет!
     џ чувствовал, что, произносЯ  эти слова, Я донельзЯ смешон  как  бывает
смешон  хромой, пытающийсЯ проделать танцевальное па. Ќо ќмилиЯ молчала, и Я
поддалсЯ  овладевшему мной новому настроению. џ почему-то полагал, что запас
моей веселости  неисчерпаем,  как море, однако очень скоро убедилсЯ, что это
всего лишь робкий и мелкий ручеек. ’еперь Я вел машину  по бежавшей  впереди
нас  в свете фар  Ђппиевой дороге. ‘квозь тысЯчи  сверкающих нитей  дождЯ из
темноты  неожиданно  выступали  то  кипарисы, то  какие-то красные кирпичные
развалины,   то    беломраморнаЯ   статуЯ,   то    специально    оставленный
незаасфальтированным  участок  древней  римской дороги, вымощенной  крупными
неровными камнЯми. Ќеожиданно Я произнес неестественно возбужденным голосом:
     -  „авай постараемсЯ  хоть  раз  в  жизни  позабыть,  кто  мы  такие  в
действительности, вообразим, что мы студенты, ищущие укромного уголка, чтобы
там спокойно предатьсЯ любви.
     Ћна и на этот раз ничего не ответила, ее молчание придало мне смелости,
и, проехав еще немного, Я резко затормозил. ’еперь дождь лил как из ведра, и
двигавшиесЯ вверх и  вниз щеточки на ветровом стекле  не успевали  разгонЯть
струйки воды.
     - Њы двое  студентов, неуверенно повторил Я, менЯ  зовут Њарио, а  тебЯ
ЊариЯ... Ќаконец-то мы нашли тихое местечко... ќто ничего, что идет дождь...
‚ машине нам так хорошо... поцелуй менЯ.
     ѓоворЯ  это, Я с решительностью пьЯного  обнЯл ее  за плечи и попыталсЯ
поцеловать.
     Ќе знаю, на что Я  надеЯлсЯ: после истории в ресторане Я должен  был бы
понЯть, чего  мне  ждать  в  этом  случае.  ќмилиЯ  сначала  довольно  мЯгко
попыталась  высвободитьсЯ из моих объЯтий, потом, поскольку Я не отпускал ее
и даже, взЯв рукой за подбородок, старалсЯ повернуть к себе ее лицо, с силой
оттолкнула менЯ.
     - ’ы что, сошел с ума?.. €ли, может, ты пьЯн?
     - Ќет, не пьЯн, пробормотал Я, поцелуй менЯ.
     -  €  не  подумаю,  ответила  она  с  неподдельным  возмущением,  вновь
отталкиваЯ  менЯ.  €  добавила: € ты  еще удивлЯешьсЯ, когда Я  говорю,  что
презираю тебЯ... Љак можешь ты так  себЯ вести... после того, что между нами
произошло...
     - џ люблю тебЯ.
     - Ђ Я тебЯ нет.
     џ чувствовал, что смешон, и это причинЯло мне особенно острую, особенно
невыносимую боль. џ понимал, что очутилсЯ в  положении не только смешном, но
и безвыходном. Ќо Я все еще не хотел признавать себЯ побежденным.
     - ’ы поцелуешь менЯ, хочешь ты того или нет! крикнул Я, стараЯсь, чтобы
голос мой звучал по-мужски грубо, и набросилсЯ на нее.
     Ќа этот раз она не стала отталкивать менЯ, а просто от-
     крыла дверцу, и  Я повалилсЯ  на  пустое сиденье. ‚ыскочив  из  машины,
ќмилиЯ побежала по дороге, не обращаЯ вниманиЯ на все усиливающийсЯ дождь.
     Ќа  мгновение  Я  остолбенел,  уставившись  на пустое  сиденье.  Џотом,
мысленно обругав себЯ дураком, тоже вылез из машины.
     „ождь хлестал немилосердно, и, едва Я ступил  на землю, нога  у менЯ по
щиколотку  погрузилась  в лужу. ќто привело менЯ  в Ярость, и вместе с тем Я
почувствовал еще большую жалость к себе.
     - ќмилиЯ, иди сюда, в отчаЯнии закричал Я, не бойсЯ, Я тебЯ не трону!
     -  …сли  ты не  прекратишь,  Я  вернусь в  ђим  пешком,  отозвалась она
откуда-то из темноты.
     - €ди сюда, произнес Я дрожащим голосом, обещаю тебе все, что хочешь.
     „ождь не утихал, вода стекала за ворот, неприЯтно холодЯ затылок и шею,
Я чувствовал, как она  струилась ручьЯми с моего лба,  с висков. ”ары машины
освещали лишь небольшое пространство  впереди  лучи выхватывали  из  ночного
мрака  камни  каких-то древнеримских  развалин  и  высокий  черный  кипарис,
верхушка которого терЯлась в темном небе; но, сколько Я ни напрЯгал  зрение,
мне так и не удалось  разглЯдеть силуэт  ќмилии. Ћхваченный беспокойством, Я
снова позвал:
     - ќмилиЯ... ќмилиЯ! ‚ моем голосе теперь слышались почти что слезы.
     Ќаконец она  поЯвилась  из темноты, войдЯ  в  пространство,  освещенное
фарами машины, и сказала:
     - ‡начит, ты обещаешь, что не дотронешьсЯ до менЯ?
     - „а, обещаю.
     Ћна подошла к машине и села в нее.
     - —то за  дурацкие шутки... Я всЯ промокла... € волосы мокрые... завтра
утром придетсЯ идти к парикмахеру.
     Ќе сказав ни слова,  Я вслед за ней  влез в машину, включил мотор, и мы
поехали. ќмилиЯ  чихнула раз, немного погодЯ другой, затем еще и еще, притом
очень громко и не совсем  естественно, словно желаЯ показать  мне,  что  она
из-за менЯ простудилась. Ќо Я не поддалсЯ на эту уловку. џ вел машину как во
сне.  ќто  был  очень  скверный  сон,  в  котором менЯ  действительно  звали
ђиккардо, и у менЯ  была жена по имени ќмилиЯ,  и Я любил ее, а она  менЯ не
любила, и не только не любила, но даже презирала.

        ѓлава 11

     Ќа следующее  утро  Я проснулсЯ  разбитый  и  вЯлый, испытываЯ глубокое
отвращение ко всему, что менЯ ожидало в тот день и во все последующие дни, а
также ко всему, что может произойти  в будущем. ќмилиЯ  еще спала в соседней
комнате,  а  Я, лежа в  полутьме  на диване в  гостиной,  долго не  вставал;
постепенно приходЯ в себЯ, Я восстанавливал в памЯти страшную Явь, о которой
сон заставил менЯ позабыть. Џрежде  всего, думал Я, надо решить, соглашатьсЯ
ли  мне на  работу над  сценарием  "Ћдиссеи", затем окончательно установить,
почему менЯ презирает ќмилиЯ, и наконец найти средство вернуть ее любовь.
     џ уже сказал, что чувствовал себЯ разбитым, усталым, расслабленным. Њои
стараниЯ с какой-то педантичной точностью сформулировать три жизненно важных
длЯ  менЯ  вопроса  были, в  сущности,  и Я  сразу это  понЯл  лишь попыткой
обмануть себЯ,  заставить  поверить, что Я не утратил еще энергии и  Ясности
мысли,  хотЯ всего  этого у менЯ и  в помине не было. ѓенерал,  политический
деЯтель,  делец вот так  же стремЯтсЯ  как  можно короче  и  четче  изложить
стоЯщие перед ними задачи, свести их к предельно Ясным, безжизненным схемам,
которыми столь удобно оперировать. Ќо ведь Я не был человеком такого склада,
совсем  наоборот.  €  Я  чувствовал,  что  и эта  энергиЯ, и Ясность  мысли,
которыми, как мне  хотелось думать, Я в ту минуту обладал, сразу же  покинут
менЯ, едва лишь Я попытаюсь перейти от размышлений к делу.
     ‚о всЯком случае, Я сознавал, что не способен разрешить ни одну из этих
трех поставленных перед собой задач. „аже  сейчас,  лежа с закрытыми глазами
на диване, Я  чувствовал, что, когда Я мысленно пытаюсь  найти на них ответ,
воображение мое  тотчас  отрываетсЯ от печальной действительности и начинает
парить где-то  в облаках мечты. Њне  представлЯлось, что  написать  сценарий
"Ћдиссеи" сущий пустЯк, что Я уже сумел объЯснитьсЯ с ќмилией и на-
     конец-то  выЯснил,  что  эти  ее столь ужасные  на первый взглЯд слова,
будто  она  презирает  менЯ, плод глупого  недоразумениЯ; и  наконец,  что Я
вообще помирилсЯ с ней. Ќо вместе с тем Я понимал, что все это лишь мечты об
удачном  выходе  из  положениЯ,  надежды  на  счастливую  развЯзку, но между
желаемым и  действительным глубокаЯ пропасть,  и пропасть  эту мне  никак  и
ничем не заполнить.  Ћдним словом, Я  надеЯлсЯ найти какой-то выход, который
полностью  устраивал бы менЯ, но совершенно не представлЯл себе, как Я смогу
это сделать.
     џ продолжал лежать в полудреме  на диване и, по-видимому, незаметно длЯ
себЯ уснул. Ќеожиданно Я  вновь проснулсЯ и увидел ќмилию: она сидела у менЯ
в ногах.  †алюзи были опушены, и в гостиной  царил полумрак, лишь на столике
возле  дивана горел ночник. џ не слышал, как ќмилиЯ вошла  в комнату, зажгла
лампочку и села подле менЯ.
     …е  непринужденнаЯ поза, домашний халатик напомнили  мне  о том, как  Я
просыпалсЯ в  былые,  более  счастливые времена, и на  мгновение  Я поддалсЯ
иллюзии. џ приподнЯлсЯ и, сев на диване, спросил прерывающимсЯ голосом:
     - ќмилиЯ, ты, значит, все-таки любишь менЯ? Ћна немного помедлила.
     - Џослушай, Я должна поговорить с тобой, вместо ответа сказала она.
     џ почувствовал, что холодею. Њне хотелось крикнуть, что Я не желаю ни о
чем с ней говорить, пусть она оставит менЯ в покое, даст мне снова уснуть, и
все же Я спросил:
     - Ћ чем же?
     - Ћ нас с тобой.
     -  —то  уж  тут говорить,  сказал  Я,  пытаЯсь  справитьсЯ с неожиданно
охватившим  менЯ  беспокойством, ты  менЯ  больше не  любишь  и, мало  того,
презираешь... вот и все.
     - Ќет,  Я хотела сказать тебе, медленно проговорила она, что сегоднЯ же
переезжаю  к маме... •отела предупредить  тебЯ, прежде чем позвоню ей...  Ќу
вот, теперь Я тебе сказала.
     џ никак не ожидал этого, хотЯ после всего происшедшего накануне решение
ее было вполне логичным и его можно было предвидеть. Њысль о том, что ќмилиЯ
уйдет  от менЯ, как это ни странно, до тех пор не приходила мне в голову; ее
жестокосердие  и безжалостность  ко  мне, казалось, уже и без  того достигли
предела.  € вот  теперь,  совершенно длЯ менЯ неожиданно,  она  не колеблЯсь
пошла еще дальше. џ невнЯтно пробормотал:
     - ’ы хочешь оставить менЯ?
     - „а.
     Ќекоторое  времЯ  Я  молчал,  потом  вдруг  почувствовал  непреодолимое
желание  что-то предпринЯть,  Я  не к силах  был  больше терпеть  пронзившую
сердце  боль.  џ вскочил с  дивана,  бросилсЯ  к окну,  словно хотел поднЯть
жалюзи и впустить в комнату дневной свет, потом вернулсЯ на прежнее место.
     - Ќет! громко крикнул Я. ’ы не можешь так уйти... џ этого не хочу!..
     -  Ќе  глупи,  сказала   она,   словно  увещевала  ребенка,  мы  должны
разъехатьсЯ, это единственное, что нам остаетсЯ... Ќас  с тобой ничто больше
не свЯзывает, по крайней мере менЯ... ’ак будет лучше длЯ нас обоих.
     Ќе  помню, как Я  вел себЯ  после этих  ее  слов,  вернее, помню только
отдельные фразы, отдельные жесты. Ќаверное, Я тогда говорил и двигалсЯ как в
бреду, не отдаваЯ себе отчета ни  в своих словах,  ни в поступках. ЏомнитсЯ,
растрепанный,  в пижаме, большими шагами ходил взад и вперед  по комнате, то
умолЯЯ  ќмилию не  оставлЯть  менЯ, то  пространно  объЯснЯЯ  ей, в  каком Я
нахожусь состоЯнии, то разговариваЯ сам с собой,  будто  Я  один  в комнате.
‘ценарий   "Ћдиссеи",   квартира,   очередные   взносы  домовладельцу,   мои
загубленные  драматургические  способности,  любовь к  ќмилии,  отношениЯ  с
Ѓаттистой  и  ђейнгольдом  все,  чем была  наполнена моЯ жизнь,  смешалось и
мелькало  в  моем  лихорадочном,  бессвЯзном  монологе,  точно  разноцветные
стеклышки на дне калейдоскопа, который кто-то встрЯхивал с Яростной силой. џ
сознавал,  что все это лишь жалкаЯ игра, призрачнаЯ  забава так разрозненные
кусочки цветного  стекла складываютсЯ в мозаике,  не образуЯ никакого узора;
теперь  калейдоскоп  разбилсЯ,  осколки  рассыпались и валЯлись у  менЯ  под
ногами. ЊенЯ пронзило острое  ощущение, что все менЯ  покинули.  Ћдиночество
внушало мне  страх  оно  угнетало  менЯ, мешало не  только  думать, но  даже
дышать. ‚се существо  мое Яростно бунтовало при одной только мысли о разрыве
с женой и  ожидающем менЯ  одиночестве; и вместе с  тем Я  сознавал, что, не
смотрЯ на всю искренность моего возмущениЯ,  слова мои звучат неубедительно.
€  в те короткие мгновениЯ,  когда туман растерЯнности и страха, застилавший
мой разум, немного рассеивалсЯ, Я видел ќмилию, котораЯ все так же сидела на
диване и спокойно увещевала менЯ:
     -  Ќу, ђиккардо,  поразмысли  хоть  немного: длЯ  нас  это единственный
выход.
     - Ќо Я не хочу, в который раз повторЯл Я. Ќе хочу!
     - Џочему ты не хочешь? Ѓудь же благоразумен.
     Ќе помню, что Я ей отвечал. Љинувшись в  глубь комнаты, Я стал рвать на
себе  волосы. Ќо в таком состоЯнии, Я это понЯл, мне не только не удастсЯ  в
чем-либо  убедить  ќмилию,  но даже свЯзно выразить  свои чувства  и  мысли.
‘обрав  всю  свою волю, Я овладел  собой, снова сел на диван  и, сжав голову
руками, спросил:
     - Љогда же ты думаешь уйти?
     - ‘егоднЯ.
     ‘ этими словами она встала и, не  обращаЯ больше на менЯ  вниманиЯ а  Я
по-прежнему сидел согнувшись, обхватив голову руками, вышла из комнаты. џ не
ожидал, что она уйдет,  так же как раньше не ожидал того, что она  сделала и
сказала.  Ќекоторое времЯ Я сидел  не двигаЯсь, словно не верЯ тому, что все
это  совершаетсЯ  наЯву. Џотом  окинул  взглЯдом комнату, и мне  вдруг стало
страшно: разрыв уже произошел, мое одиночество уже началось. Љомната была та
же, что и несколько минут назад, когда ќмилиЯ сидела на  диване; и  все же Я
чувствовал, что она стала иной. Љомната Я  никак не мог избавитьсЯ  от  этой
мысли словно лишилась одного измерениЯ. Ћна казалась больше и была не такой,
какой  Я видел  ее, знаЯ,  что в ней находитсЯ  ќмилиЯ, а  другой  какой мне
предстоЯло ее видеть кто знает сколько лет, примирившись с тем, что ќмилии в
ней  нет и никогда больше не будет. Ћщущение разлуки витало в  воздухе,  все
вокруг было  наполнено  им, и, странное дело, исходило оно  не  от  менЯ, а,
казалось, от самих  вещей.  ‚се это Я не  столько  сознавал, сколько  ощущал
где-то в  самых  глубинах своей души смЯтенной  и  растерЯнной,  пронизанной
щемЯщей болью.  џ  почувствовал,  что плачу: что-то защекотало мне щеку,  и,
дотронувшись  до лица рукой, Я  обнаружил,  что оно мокрое.  ’огда,  глубоко
вздохнув и  уже больше не  сдерживаЯсь, Я  разразилсЯ судорожными рыданиЯми.
Џотом встал и вышел из гостиной.
     ‚ спальне,  залитой  дневным  светом,  показавшимсЯ мне после полумрака
гостиной слепЯщим и невыносимо Ярким, ќмилиЯ,  сидЯ на  неубранной  постели,
разговаривала по телефону.  џ  сразу же понЯл,  что она  говорит с  матерью.
‚ыражение лица  у  нее  было  какое-то  растерЯнное,  она Явно  была  чем-то
смущена. џ, по-прежнему  в пижаме, тоже сел и, закрыв лицо руками, продолжал
всхлипывать.  џ и сам не очень хорошо  понимал причину моих  слез: возможно,
плакал Я не потому,  что рушилась моЯ  жизнь, а  от  какой-то  давней  боли,
котораЯ  не  имела  никакого отношениЯ ни к  самой  ќмилии, ни  к ее решению
оставить  менЯ.  ќмилиЯ между  тем  продолжала  разговаривать  по  телефону:
по-видимому, мать  что-то  объЯснЯла ей, а  она с  трудом  улавливала смысл.
‘квозь  слезы Я  видел, как на лице ее,  словно тень от  набежавшего облака,
вдруг поЯвилось разочарование, потом обида и огорчение. Ќаконец она сказала:
     -  •орошо, хорошо, Я понЯла. Ќе будем больше об этом говорить. ‡десь ее
прервало новое словоизлиЯние матери. Ћднако на этот раз  у ќмилии не хватило
терпениЯ дослушать  до конца, и  она неожиданно прекратила разговор:  џ ведь
тебе уже сказала: хорошо, Я все понЯла. „о свиданиЯ.
     Њать пыталась  еще  что-то  ей  втолковать,  но  ќмилиЯ повторила:  "