 в
воздухе; Ядовитой, зловонной весны, котораЯ  словно поднималась из выгребных
Ям. Љаждый  вечер  Я  приходил  сюда  --  менЯ  влекли  прокаженные  улочки,
раскрывавшие  свое мрачное  великолепие только тогда, когда начинал  угасать
свет  днЯ  и  проститутки  занимали  свои  места.  Њне  особенно  запомнилсЯ
перекресток   улицы  Џастер-‚агнер  и  улицы  Ђмело,  котораЯ   прЯчетсЯ  за
бульваром, как спЯщаЯ Ящерица. ‡десь, в этом горлышке бутылки, ты всегда мог
найти стайкустервЯтниц, горланЯщих  и бьющих  своими грЯзными крыльЯми.  Ћни
норовили  вонзить  в  тебЯ  Ћстрые когти  и  затЯнуть в  подворотню. ‚еселаЯ
хищница  даже  не давала тебе времени застегнуть штаны, когда ты кончал свое
дело.  Ћна вталкивала  тебЯ  в комнатушку прЯмо с  улицы  -- обычно  в  этой
комнате не  было окон,  -- подобрав юбки,  садилась на кровать, делала  тебе
беглый медицинский осмотр, потом плевала тебе на  член и заправлЯла его худа
полагаетсЯ. Џока ты мылсЯ, другаЯ ночнаЯ красотка уже стоЯла в дверЯх, держа
за руку клиента и спокойно наблюдаЯ, как ты заканчиваешь свой туалет.
     †ермен не была такой,  хотЯ с виду ничем  не отличалась от других шлюх,
которые собирались по вечерам в кафе "„е л'ќлефан". Љак Я уже говорил, пахло
весной,  и несколько  франков, которые  наскребла  длЯ  менЯ жена,  жгли мне
карман. “  менЯ  было предчувствие, что,  не  дойдЯ до  площади Ѓастилии,  Я
попаду в  лапы одной из этих красоток.  ”ланируЯ вдоль бульвара,  Я  заметил
†ермен, направлЯющуюсЯ ко мне  обычным шагом профессиональной проститутки. џ
заметил  ее стоптанные  каблуки, дешевые  побрЯкушки и ту  особую бледность,
котораЯ  еще   больше  подчеркиваетсЯ  румЯнами.  „оговоритьсЯ  с  ней  было
нетрудно. Њы сели  за  дальний столик маленькой  пивной  и быстро сошлись  в
цене. —ерез пЯть минут мы уже были на улице Ђмело в пЯтифранковой комнатушке
со спущенными шторами и отвернутым одеЯлом. †ермен не торопилась. Ћна сидела
на биде,  подмываЯсь с мылом, и болтала со мной на разные приЯтные  темы. …й
очень нравились  мои  штаны длЯ  гольфа. "Ћчень  шикарно", -- повторЯла она.
Љогда-то штаны были действительно шикарными, но износились  сзади до  дыр; к
счастью, фалды пиджака прикрывали мой зад. †ермен встала, чтобы  вытеретьсЯ,
все еще болтаЯ, но  внезапно отбросила полотенце и, подойдЯ ко  мне,  начала
ласково гладить себЯ  между ног обеими руками,  точно  это  была драгоценнаЯ
парча,   которой   она  нежно  касалась.  Ѓыло  что-то  незабываемое   в  ее
красноречивых  движениЯх, когда  она  приблизила  свой  розовый куст к моему
носу. Ћна говорила  о  нем как о чем-то прекрасном и  постороннем, о чем-то,
что она приобрела за большую  цену, что возросло  с тех пор в  цене во много
раз и что  сейчас  длЯ нее  дороже  всего на свете. ќти слова  придавали  ее
действиЯм  особый аромат, и казалось, это уже не просто то, что есть у  всех
женщин, а какое-то сокровище, созданное волшебным образом или данное Ѓогом
 --  и ничуть не обесцененное тем, что она продавала его каждый день много раз
за  несколько  сребреников.  Љак  только  она  легла  на  кровать,  руки  ее
немедленно оказались между  широко раздвинутыми ногами; ласкаЯ и гладЯ себЯ,
она все  времЯ приговаривала своим надтреснутым  хриплым голосом, какаЯ  это
прелестнаЯ  вещь, настоЯщее маленькое  сокровище. € оказалась права.  ‚ этот
послеполуденный воскресный час все шло как по маслу. Љогда мы вышли на улицу
и  Я  взглЯнул  на  нее  при резком  солнечном  свете,  то  увидел,  что это
обыкновеннаЯ  проститутка  --  золотые  зубы,  герань на  шлЯпке, стоптанные
каблуки и  т.д. и  т.п. Ќо почему-то менЯ не  возмутило, что она вытЯнула из
менЯ  обед, сигареты  и деньги на такси; Я даже поощрЯл все это. Ћна мне так
понравилась, что после обеда мы опЯть пошли в ту  же гостиницу и попробовали
еще  раз.  ’еперь  уже  --  "по любви".  € опЯть этот большой  пушистый куст
произвел на менЯ магическое впечатление. „лЯ  менЯ он тоже стал вдруг чем-то
самостоЯтельным. ’ут была  †ермен,  и  тут  был ее  розовый  куст.  Њне  они
нравились по отдельности. € мне они нравились вместе.
     Љак Я сказал уже,  †ермен не  была  похожа на  других. Љогда  позже она
узнала о моих стесненных обстоЯтельствах, она повела  себЯ самым благородным
образом  -- покупала  мне  выпивку, открыла кредит,  закладывала  мои  вещи,
знакомила со своими подругами и так далее. Ћна даже извинЯлась за то, что не
могла давать мне деньги, и Я понЯл почему, когда мне  показали ее  сутенера.
Љаждый вечер  Я  приходил в маленькую  пивную, где собирались проститутки, и
ждал там,  когда придет †ермен и у делит мне несколько минут своего рабочего
времени.
     Љогда потом, спустЯ  несколько  месЯцев,  Я писал  о Љлод, Я думал не о
Љлод, а о †ермен... "‚се мужчины, которые были с тобой до  менЯ, а сейчас --
Я,  только -- Я...  Ѓаржи, плывущие мимо, их  корпуса  и мачты, и весь поток
человеческой жизни, текущей через тебЯ, и через  менЯ, и через всех, кто был
здесь до  менЯ и будет  после менЯ, и цветы,  и птицы в воздухе, и солнце, и
аромат, который душит, уничтожает менЯ..." ќто написано  о †ермен. Љлод была
иной,  хотЯ Я  и был к ней привЯзан и даже думал некоторое времЯ,  что люблю
ее. “ Љлод были  сердце и совесть; был и внешний  лоск, что длЯ шлюхи плохо.
Љлод приносила с собой чувство грусти, она давала вам понЯть, не желаЯ того,
что вы один  из тех, кто послан ей  на погибель. џ повторЯю,  она делала это
невольно,  она  никогда  бы  не  позволила себе  сознательно  вызвать в  вас
подобное  ощущение.  Ћна была слишком утонченной, слишком  чуткой длЯ этого.
ќто  не мешало ей быть обыкновенной французской девушкой, наделенной обычным
умом и получившей обычное воспитание. Џросто жизнь сыграла с ней злую шутку.
Ћна  не  была  внутренне  достаточно черствой, чтобы  успешно  противостоЯть
ударам   повседневной  жизни.  ќто  о  ней  были   сказаны   страшные  слова
‹уи-”илиппа:  "€  наступает I  ночь,  когда все кончено,  когда уже  столько
челюстей работало над нами,  что мы не можем больше стоЯть  на  ногах и тело
наше  висит на  костЯх,  как бы  изжеванное всеми  зубами мира". †ермен  же,
напротив, была шлюхой с пеленок. ќта роль ее вполне устраивала, она ей  даже
нравилась, хотЯ случалось, что от  голода сводило кишки или не хватало денег
на починку туфель. ‚прочем, это были лишь маленькие неприЯтности, которые не
затрагивали ее души. ‘трашнее всего длЯ  нее была  скука. Ѓывали дни,  когда
настуло пресыщение, -- но всего лишь  дни! Ћбычно же она делала свое дело  с
удовольствием, во  всЯком случае, такое создавалось впечатление. ђазумеетсЯ,
ей не было безразлично, с кем она шла в постель.
     Ќо главным длЯ нее был  самец как  таковой. Њужчина!  Ћна  стремилась к
нему. Љ мужчине, у которого между ногами было что-то, что могло ее щекотать,
что заставлЯло ее  стонать в  экстазе, а в промежутках  радостно, с какой-то
хвастливой  гордостью  запускать обе  руки  между ногами и чувствовать  себЯ
принадлежащей живому потоку бытиЯ. ‚ том месте, куда она запускала обе руки,
и была сосредоточена ее жизнь.
     †ермен  была  шлюхой до  кончиков ногтей,  даже  ее  доброе сердце было
сердцем  настоЯщей  шлюхи  -- скорее  оно  было  не столько  добрым, сколько
ленивым и безразличным; веселое сердце, которое можно затронуть  на  минуту,
не  нарушив его  безразличиЯ; большое  и вЯлое сердце шлюхи, способное  быть
добpым,  не привЯзываЯсь. Ћднако, как бы ни был  безрадостен, безобразен или
ограничен  тот  мир,  в  котором  она жила,  †ермен  чувствовала  себЯ в нем
прекрасно.  € это было приЯтно  видеть. Љогда мы познакомились  поближе,  ее
товарки  подтрунивали  надо  мной,  говорЯ, что Я влюблен  в нее  (ситуациЯ,
казавшаЯсЯ им невероЯтной), и Я отвечал: "Љонечно, Я влюблен в нее и буду ей
всегда верен". ќто была ложь. „лЯ менЯ  любить †ермен было бы так же нелепо,
как любить паука. € если Я и был верен, то не ей, а той пушистой штуковине у
нее  между  ногами.  ‚сЯкий раз, глЯдЯ  на женщину, Я  вспоминал †ермен и се
розовый   куст,  неизгладимо  врезавшийсЯ  в  мою  памЯть.   Њне  доставлЯло
удовольствие  сидеть  на  террасе  маленькой пивной  и  наблюдать,  как  она
работает. ‚се  было так  же, как со мной,  -- те же  гримасы и те  же трюки.
ЌаблюдаЯ за ней, Я  одобрительно думал: "‚от это работа!" “же позднее, когда
Я свЯзалсЯ с Љлод и видел  ее каждый  вечер чинно сидЯщей за стойкой бара, в
юбочке, пикантно облегавшей  ее круглый  задик, во  мне просыпалось  чувство
протеста -- мне казалось,  что шлюха  не имеет права  сидеть,  как приличнаЯ
дама  в ожидании  господина, который будет медленно потЯгивать  вместе с ней
шоколад. †ермен  делала не так. Ћна  не ждала, пока к ней подойдут, а бежала
за мужчинами, хватаЯ их. џ хорошо помню ее дырЯвые чулки и стоптанные туфли;
помню, как она влетала в пивную,  быстрыми, точными движениЯми забрасывала в
себЯ  стаканчик чего-нибудь  покрепче и  тут  же выбегала  обратно на улицу.
ЌастоЯщаЯ труженица!  Љонечно, ощущать ее дыхание, эту смесь  слабого  кофе,
коньЯка,  аперитивов,  перно  и  других  зелий,  которые  она   поглощала  в
перерывах, чтобы согретьсЯ и набратьсЯ  храбрости, было не слишком  приЯтно.
Ќо, выпив,  она  зажигалась, и огонь горел  у нее между ног  --  там, где  и
должен он гореть у женщин. € этот огонь  помогал вам снова обрести почву под
ногами. …сли  она, лежа на  кровати  с  раздвинутыми  ногами, и  стонала  от
страсти с каждым, то она была права. €менно это от нее и требовалось. Ћна не
смотрела в потолок и не считала клопов на обоЯх; она честно делала свое дело
и  говорила  только то,  что хочет  слышать  мужчина,  когда  взбираетсЯ  на
женщину. Ђ Љлод? Ќет,  Љлод  была совсем  другой. ‚ ней всегда чувствовалась
какаЯ-то застенчивость, даже когда  она залезала с тобой под простыню. € эта
застенчивость обижала.  Љому  нужна застенчиваЯ  шлюха?  Љлод  даже  просила
отвернутьсЯ, когда садилась на биде. Ђбсолютный бред! Њужчина,  задыхающийсЯ
от желаниЯ,  хочет видеть  все, даже  как  женщина мочитсЯ.  Њожет  быть,  и
приЯтно знать, что женщина умна, но литература вместо горЯчего тела шлюхи --
это  не то блюдо, которое следует подавать  в постели. †ермен  понимала  все
правильно.  Ћна была  невежественна и похотлива и  отдавалась своему  делу с
душой и сердцем.  †ермен  была шлюхой  до  мозга костей,  и  в  этом была ее
добродетель!


        4

     ќто мой последний обед в доме драматурга. Ћни только что взЯли напрокат
новый  роЯль,  концертный.  џ  встретил  ‘ильвестра,  когда  он  выходил  из
цветочной  лавки с фикусом в руках. Ћн попросил менЯ подержать горшок, а сам
пошел за сигаретами. Ћдно за другим Я испоганил все места, где менЯ кормили,
места,  которые  Я так  старательно  выискивал. Ћдин  за  другим против менЯ
восстали мужьЯ -- впрочем, иногда и жены. ЏрохаживаЯсь с  фикусом в руках, Я
вспоминаю, как  всего несколько месЯцев назад эта идеЯ Явилась мне  в первый
раз.  џ сидел на скамейке возле кафе  "Љуполь",  вертЯ  в  руках обручальное
кольцо,  которое пыталсЯ всучить гарсону из кафе "„ом". Ћн предлагал за него
только шесть франков,  и это привело менЯ в Ярость. Ќо голод не тетка. ‘ тех
пор  как  Њона  уехала, Я всегда носил это кольцо на мизинце. Ћно  стало  до
такой  степени  частью  менЯ самого,  что  мне  не приходила  в голову мысль
продать  его. ќто было обычное дешевенькое колечко  из  белого золота. Њожет
быть, оно  стоило когда-то полтора доллара, может, больше.  ’ри года  мы  не
думали об обручальных кольцах, пока однажды, идЯ на пристань встречать Њону,
Я не увидел на нью-йоркской Њэйден-лейн ювелирный магазин.  ‚сЯ витрина была
завалена обручальными  кольцами. Ќа пристани Њоны не  оказалось. „ождавшись,
когда  сойдет последний пассажир, Я попросил показать мне список  прибывших.
€мени Њоны в нем не  было. џ  надел кольцо на мизинец и с  тех пор с ним  не
расставалсЯ.  Љак-то  Я забыл  его в бане,  но  мне  его возвратили. Ћдна из
завитушек  обломилась. € вот теперь  Я сидел перед кафе,  опустив  голову  и
крутЯ кольцо на пальце,  как вдруг точно  кто-то  хлопнул  менЯ по  плечу. џ
сразу нашел и  еду  и карманные деньги.  ‚едь никто не  откажетсЯ  накормить
человека, если  у него достанет  храбрости  потребовать этого. џ  немедленно
отправилсЯ  в кафе и написал дюжину писем: "Ќе разрешите ли вы мне обедать у
вас  раз в неделю?  Џожалуйста, сообщите, какой день вам удобнее". ђезультат
превзошел все ожиданиЯ. ЊенЯ не просто кормили, мне закатывали пиры.  Љаждый
вечер  Я возвращалсЯ домой навеселе.  Ћни  расшибались  в  лепешку, эти  мои
еженедельные кормильцы. —то Я ел  в другие дни, их не касалось. €ногда более
внимательные подкидывали мне мелочь  на сигареты и прочие карманные расходы.
€ все чувствовали огромное облегчение, едва до них доходило,  что отныне они
будут видеть менЯ лишь раз в неделю. Ќо настоЯщее счастье наступало, когда Я
говорил: "‘егоднЯ мой  последний обед у вас". Ћни не спрашивали, в чем дело.
’олько поздравлЯли.  —асто Я  отказывалсЯ потому,  что  находил  себе  более
приЯтных хозЯев и мог  позволить  себе  вычеркнуть из списка тех, кто надоел
мне хуже горькой редьки. Ћб этом они, конечно, не подозревали. ‚скоре у менЯ
уже составилось твердое, окончательно установленное расписание. џ  знал, что
во вторник Я  буду есть это, а в пЯтницу -- то. џ  знал,  что  у Љронстадтов
менЯ ждет шампанское и домашний Яблочный  пирог. Ђ Љарл будет  каждую неделю
кормить менЯ  в  новом  ресторане и  заказывать редкие вина,  а после  обеда
водить в театр или  в  цирк "Њедрано". Њои кормильцы сгорали от любопытства,
стремЯсь  узнать, кто же еще  менЯ  кормит. Ћни  спрашивали, где мне  больше
всего  нравитсЯ,  кто  лучше всех  готовит и  т.д. Џожалуй, больше всего мне
нравилось у Љронстадтов, может быть потому, что Љронстадт записывал на стене
стоимость каждого обеда. ќто не отЯгощало моей совести, Я не намеревалсЯ ему
платить, да он и не надеЯлсЯ на возмещение расходов. ЊенЯ просто интриговали
странные  цифры.  Ћн  высчитывал  все  до последнего  гроша,  и  если  бы  Я
когда-нибудь собралсЯ ему заплатить, мне пришлось бы разменЯть мои купюры на
мелочь. …го жена великолепно готовила, и ей было наплевать с высокого дерева
на все  его записи. Ћна взимала с менЯ  дань копировальной бумагой.  —естное
слово!  Љогда Я приходил  без свежей копирки, она  расстраивалась. ‡а это  Я
должен был на следующий день вести их маленькую дочку в ‹юксембургский сад и
играть там с ней часа два-три.  ќто приводило  менЯ  в бешенство, потому что
она говорила  только по-венгерски и по-французски. ‚ообще  все мои кормильцы
были довольно странной публикой...
     ‚  доме  у  ’ани Я стою на галерее  и смотрю вниз.  Њолдорф сидит возле
своего  идола.  Ћн греет ноги у камина,  и во взглЯде его водЯнистых глаз --
невыразимаЯ  благодарность.  ’анЯ  наигрывает адажио.  Ђдажио говорит  очень
внЯтно: больше не  будет  слов любви! ’еперь, снова стоЯ у фонтана, Я смотрю
на черепах, которые мочатсЯ зеленым молоком. ‘ильвестр только что вернулсЯ с
ЃродвеЯ,  и его  сердце преисполнено любви. ‚сю ночь Я лежал  на скамейке  в
саду,  а  рЯдом мочились  черепахи, и разъЯренные кони  летели по воздуху  в
приапическом галопе,  не  касаЯсь ногами земли. ‚сю  ночь Я чувствовал запах
сирени --  той сирени,  котораЯ была в  темной комнатке,  где она распускала
волосы, той сирени, которую Я принес ей  перед тем, как она пошла  встречать
‘ильвестра. Ћн вернулсЯ, по ее словам, преисполненный любви... Ђ моЯ сирень
 -- все еще в волосах, во рту, под мышками. Љомната, напоеннаЯ запахом сирени,
черепашьей  мочи, любви  и бешено скачущих  коней. Ђ утром -- грЯзные зубы и
запотевшие  окна. Њаленькие ворота, ведущие в сад, закрыты;  народ спешит на
работу, и железные жалюзи скрежещут  так,  точно  это не жалюзи, а рыцарские
доспехи. ‚ книжном магазине против фонтана выставлена  историЯ озера —ад  --
молчаливые Ящерицы, великолепные краски. ‚се эти письма, которые Я писал ей.
пьЯные  письма,   написанные   огрызками   карандаша;  сумасшедшие   письма,
намаранные углем, пока  Я  слонЯлсЯ от скамейки к скамейке; они будут теперь
читать их  вместе,  и когда-нибудь  ‘ильвестр  отпустит  мне  комплимент. Ћн
скажет,  стрЯхиваЯ пепел с сигареты:  "Ђ знаете, вы пишете совсем недурно...
Џостойте, вы  же, кажетсЯ, сюрреалист?" ‘ухой, ломкий голос, налет на зубах,
золотуха вместо золота и пепел вместо огнЯ.
     џ  --  на галерее с фикусом,  а адажио  внизу. Љлавиши, черные и белые,
сначала  черные,  потом  белые и  черные.  ’ы  спрашиваешь,  не  сыграть  ли
что-нибудь длЯ менЯ. „а, сыграй что-нибудь двумЯ пальцами. ‘ыграй адажио
 -- это единственное, что ты знаешь. ‘ыграй, ’анЯ, а потом отруби себе эти два
пальца.
     Ќе понимаю,  почему ей  так хочетсЯ все времЯ играть это адажио! ‘тарое
пианино она забраковала; ей надо было взЯть напрокат концертный роЯль -- длЯ
ее  адажио!  Љогда  Я вижу  ее  большие указательные пальцы,  нажимающие  на
клавиши, а потом этот дурацкий фикус, Я чувствую себЯ как тот сумасшедший на
севере,  который выбросил  одежду  и,  сидЯ  на  суку нагишом, кидал орехи в
замерзшую селедочную Ђтлантику. …сть что-то  изводЯщее в этой музыке, что-то
слегка  печальное,  точно она была написана на куске лавы молочно-свинцового
цвета. € ‘ильвестр, наклонив  голову, как  аукционист, говорит ’ане: "‘ыграй
ту, другую пьесу,  которую ты разучивала  сегоднЯ".  Љак  замечательно иметь
смокинг, хорошую  сигару и  жену, котораЯ  играет на  роЯле. Ћчень  приЯтно,
успокаивает нервы. ‚ антракте можно покурить и подышать свежим воздухом. „а,
у нее гибкие пальцы, необыкновенно гибкие.  Ћна также  рисует по  шелку.  Ќе
хотите  ли  попробовать болгарскую  сигаретку?  Џослушай,  голубушка, что ты
играла  и  что  мне  так  нравилось?  ‘керцо!  Ћ  да, конечно,  скерцо!  ќто
замечательно  --  скерцо!  ’ак  говорит  кнЯзь ‚ольдемар фон  виссенайнцуг.
•олодные глаза, будто запорошенные перхотью. „урной запах изо  рта. Љричащие
носки. ѓороховый суп с гренками, не угодно ли. "Њы всегда едим гороховый суп
по пЯтницам. Ќе хотите ли попробовать  красного  вина? Љрасное вино хорошо к
мЯсу".  ‘ухой отрывистый голос:  "Ќе угодно ли сигарету?  „а,  Я люблю  свою
работу,  но  Я  не придаю  ей большого значениЯ. ЊоЯ  следующаЯ  пьеса будет
построена  на многосторонней концепции  мирозданиЯ. ‚ращающиесЯ  барабаны  с
кальциевыми  лампами. Ћ'Ќил как драматург  -- мертв.  Њне  кажетсЯ, дорогаЯ,
тебе надо  чаще отпускать  педаль. „а, это место прелестно... прелестно,  не
правда ли? „ействующие лица в  моей  пьесе будут снабжены микрофонами. Њы их
прикрепим  к  брюкам.  „ействие  происходит  в  Ђзии,  потому что там  более
благоприЯтные в акустическом отношении  атмосферные  условиЯ. Ќе  хотите  ли
попробовать анжуйского? Њы купили его специально длЯ вас..."
     ’ак он  говорит  в течение  всего обеда. ќто какое-то недержание  речи.
Џохоже, что он просто  вынул  свой обрезанный пенис и мочитсЯ прЯмо на  нас.
’анЯ  еле  сдерживаетсЯ. ‘ тех пор  как он  вернулсЯ  домой,  преисполненный
любви, этот монолог не прекращаетсЯ.  ’анЯ рассказывает, что он не перестает
говорить, даже  когда  раздеваетсЯ -- непрерывный поток теплой  мочи,  точно
кто-то  проткнул  ему  мочевой  пузырь. Љогда Я думаю  о  ’ане, вползающей в
кровать  к этому  раздрызганному мочевому пузырю, менЯ душит злоба. Џодумать
только,  что этот иссохший мозглЯк с  его дешевенькими бродвейскими пьесками
мочитсЯ на женщину,  которую Я люблю!  Ћн требует красного вина, вращающихсЯ
барабанов  и  горохового  супа  с  гренками!  Љакое  нахальство!  € вот  это
ничтожество лежит  сейчас рЯдом  с  печкой, которую Я без  него  так  хорошо
топил, --  и просто мочитсЯ!  Ѓоже мой,  да  стань  же на колени и благодари
менЯ! Ќеужели ты не видишь, что  сейчас у тебЯ в доме -- женщина? Ќеужели ты
не  чувствуешь,  что  она  готова  взорватьсЯ.  Ђ  ты  мЯмлишь,  придушенный
аденоидами:  "„а-с... Я вам  скажу... на это  можно смотреть  с  двух  точек
зрениЯ..."  …бал  Я  твои  две  точки  зрениЯ!  …бал  Я твое  многостороннее
мироздание и твою азиатскую акустику! Ќе  суй мне в нос свое  красное вино и
свое анжуйское... дай мне ее... она моЯ! €ди сЯдь у фонтана и дай мне нюхать
сирень.  Џротри  глаза...  забирай это  паршивое  адажио, заверни его в свои
фланелевые  штаны!  €  ту, другую, пьесу, и всю  прочую музыку,  на  которую
способен твой дрЯблый мочевой пузырь. ’ы улыбаешьсЯ мне так  самодовольно, с
таким, чувством превосходства. џ льщу  тебе, неужели ты не понимаешь? Џока Я
слушаю  твою  дребедень. ее  рука на  моем колене,  но  ты этого не  видишь.
„умаешь,  мне приЯтно  страдать? Ђх, это моЯ роль в жизни.  ’ы так считаешь.
Ћчень хорошо. ‘проси ее! Ћна скажет тебе, как Я страдаю. "’ы рак и бред," --
вот  что она сказала мне на днЯх по телефону. “ нее сейчас и рак, и  бред, и
скоро тебе придетсЯ сдирать струпьЯ. “ нее надуваютсЯ жилы, а твой разговор
 --   одни  опилки. ‘колько бы  ты ни  мочилсЯ, ты  не наполнишь чашу. Љак это
сказал мистер ђен? ‘лова -- это одиночество. џ оставил пару слов длЯ тебЯ на
скатерти вчера вечером, но ты закрывал их своими локтЯми.
     Ћн  построил  вокруг  нее изгородь,  как  будто она  --  вонючие  кости
какого-то свЯтого. …сли бы у него хватило великодушиЯ сказать:
     "Ѓери ее!" -- может быть,  и случилось  бы чудо. ќто  так просто: "Ѓери
ее". ЉлЯнусь, все обошлось  бы благополучно. Љроме того, тебе не  приходит в
голову, что, возможно, Я ее и не взЯл бы. €ли взЯл на времЯ  и  возвратил бы
тебе улучшенной.  Ќо строить забор вокруг нее -- это тебе не поможет. ЌельзЯ
держать человека  за  загородкой  -- так больше не делаетсЯ...  ’ы  думаешь,
жалкий,  высохший  недоносок, что  Я недостаточно  хорош  длЯ  нее, что могу
замарать  и испортить  ее.  ’ы не  знаешь,  как  вкусна  иногда  испорченнаЯ
женщина, как перемена  семени помогает ей  расцвести.  ’ы думаешь, все,  что
нужно, -- это сердце, полное любви; быть может,  так оно  и есть, если нашел
подходЯщую женщину, но у тебЯ не осталось больше сердца... ты --  огромный и
пустой мочевой пузырь. ’ы точишь свои зубы и пытаешьсЯ рычать. ’ы бегаешь за
ней по пЯтам, как сторожевой пес, и повсюду мочишьсЯ. Ћна не нанимала тебЯ в
сторожевые псы... она взЯла тебЯ как поэта. Ћна говорит, что ты был когда-то
поэтом. Ќо что с тобой стало сейчас? Ќе робей,  ‘ильвестр! ‚ынь  микрофон из
штанов.  Ћпусти заднюю ногу и перестань мочитьсЯ. Ќе робей, говорю Я, потому
что она уже тебЯ бросила. Ћна осквернена  уже, и  ты  вполне  можешь сломать
свою  загородку.  Ќезачем  вежливо осведомлЯтьсЯ  у менЯ, не пахнет  ли кофе
карболкой. ќто  менЯ не отпугнет. Њожешь  положить  в кофе крысиного  Яду  и
насыпать  битого стекла.  ‚скипЯтить чайник мочи и  .добавить туда мускатных
орехов...
     Џоследние недели Я веду общинный образ жизни. џ вынужден делить себЯ. ‚
основном  с несколькими сумасшедшими русскими, пьЯницей-голландцем и толстой
болгаркой  по  имени  Ћльга.  €з  русских главным  образом --  с  …вгением и
Ђнатолием.
     Ћльга всего несколько дней назад  вышла из больницы. …й выжгли опухоль,
и она слегка потерЯла в  весе. Ћднако не скажешь, что она очень страдала. Џо
весу она  не  уступает  небольшому старинному  паровозику;  она  все так  же
потеет,  у нее тот же запах изо рта и  та же черкесскаЯ папаха, напоминающаЯ
парик из упаковочной стружки. Ќа подбородке две бородавки, из которых растут
жесткие волосы; вдобавок она отпускает усы.
     Ќа  следующий день после выхода  из  больницы Ћльга  начала  снова шить
сапоги. ‚ шесть утра  она уже за работой -- делает две пары в  день. …вгений
говорит, что Ћльга -- это обуза, но, по  правде сказать, своими сапогами она
кормит и …вгениЯ, и  его  жену. …сли  Ћльга не работает, в доме нечего есть.
Џоэтому все озабочены тем, чтобы Ћльга вовремЯ легла спать, чтобы она хорошо
питалась и т.д. и т.п.
     ЉаждаЯ трапеза  начинаетсЯ с супа. Љакой бы это ни был  суп -- луковый,
помидорный или овощной, -- вкус у него всегда один. ‚кус такой, как будто  в
этом супе сварили кухонное полотенце -- кисловатое мутное пойло. џ вижу, как
после каждого обеда …вгений прЯчет суп в  комод. Ћн стоит  там и  киснет  до
следующего днЯ. Њасло тоже прЯчетсЯ в комод -- через три, днЯ оно напоминает
по вкусу большой палец на ноге трупа.
     запах  прогорклого растопленного масла не  слишком-то повышает аппетит,
особенно когда всЯ стрЯпнЯ происходит в комнате, где нет никакой вентилЯции.
…два Я вхожу, мне становитсЯ дурно. Ќо  …вгений, заслышав мои шаги, кидаетсЯ
к окну, отворЯет ставни и  отдергивает  висЯщую на окне простыню, назначение
которой  --  не  пропускать  свет.  Ѓедный  …вгений!  Ћн смотрит  на  жалкую
обстановку,  на грЯзные простыни,  на  грЯзную воду  в  раковине  и  говорит
трагически: "џ -- раб". Ћн повторЯет это по десЯть раз в день. Џотом снимает
со стены гитару и поет.
     Љстати о прогорклом масле... запах прогорклого масла  вызывает у менЯ и
другие  ассоциации... џ вижу себЯ  стоЯщим  в  маленьком  дворике, вонючем и
жалком.  —ерез  щели в  ставнЯх на  менЯ уставились  странные лица... старые
женщины  в  платках, карлики, сутенеры с  крысиными мордочками,  сгорбленные
евреи,  девицы из шлЯпной мастерской, бородатые  идиоты. Ћни иногда вылезают
во  двор  -- набрать воды  или вылить помои. Ћднажды …вгений  попросил  менЯ
вынести  ведро.  ‚  углу  двора  Я  нашел  выгребную  Яму со  скользкими  от
экскрементов,  или, говорЯ  проще, от дерьма, краЯми  и набросанными  вокруг
обрывками грЯзной бумаги. џ опрокинул ведро --  раздалось  чавканье, а потом
неожиданно еще одно. Љогда Я вернулсЯ, разливали суп. ‚о времЯ обеда Я думал
о своей старой зубной щетке, о том, что из нее вылезают щетинки и застревают
в зубах.
     ‘адЯсь есть, Я стараюсь устроитьсЯ возле окна. џ боюсь сидеть на другой
стороне  стола,  это  слишком  близко   к  кровати,  а  кровать  --   живаЯ.
Џовернувшись, Я  вижу кровавые пЯтна на простынЯх. Ќо Я стараюсь не смотреть
туда. џ смотрю во двор, где ополаскивают помойные ведра.
     Џосле  обеда мы  идем в кинотеатр.  ‡десь …вгений садитсЯ за  пианино в
оркестровой  Яме, а  Я -- в первом рЯду.  ‚  зале ни души, но …вгений играет
так, словно его слушают  все  коронованные  властители  …вропы. „верь в  сад
открыта, и  запах мокрых листьев смешиваетсЯ с "тоской" и "грустью" …вгениЯ.
‚  полночь, когда  воздух  пропах потом и  зловонным  дыханием  зрителей,  Я
возвращаюсь сюда  спать.  Љрасный  фонарь  с надписью  "‚ыход", плавающий  в
табачном дыму,  слабо освещает нижний угол асбестового занавеса; каждую ночь
Я засыпаю, глЯдЯ на этот искусственный глаз...


        5

     ќмерсон говорит:  "†изнь  -- это мысли, приходЯщие в течение днЯ". …сли
это так,  то моЯ жизнь  не что, иное, как большаЯ кишка. џ не только  целыми
днЯми думаю о  еде,  но и  вижу ее  во сне. Ћднако  Я  не прошусь обратно  в
Ђмерику,  чтобы менЯ  опЯть сковали узами брака и поставили к  конвейеру.  џ
предпочитаю быть бедным человеком в …вропе. ‚идит Ѓог -- Я вполне беден. ’ак
что нужно только оставатьсЯ человеком.
     Ќа  прошлой  педеле Я думал, что почти  разрешил проблему  собственного
существованиЯ,  что Я на пути к экономической независимости. „ело в том, что
Я встретил еще одного русского по имени ‘ергей, или  ‘ерж. Ћн живет в районе
‘юрен, в  небольшой колонии эмигрантов и обнищавших художников. „о революции
‘ерж был  капитаном  императорской  гвардии, в нем  шесть футов и три  дюйма
росту  без каблуков, и  он  пьет водку, как воду. …го отец был адмиралом или
кем-то в этом роде на броненосце "Џотемкин".
     џ   познакомилсЯ  с  ‘ержем   при  довольно  странных  обстоЯтельствах.
‚ынюхиваЯ, где бы поесть,  Я  однажды  около полуднЯ оказалсЯ неподалеку  от
театра  "”оли-Ѓержер",  точнее  говорЯ,  от  его  служебного  входа в  узком
переулке, упиравшемсЯ одним концом в железные ворота. џ  болталсЯ там  возле
артистического подъезда, смутно надеЯсь на встречу с какой-нибудь закулисной
бабочкой,  когда у театра остановилсЯ грузовик.  офер  -- а  это был не кто
иной, как ‘ерж, -- увидел, что Я стою, засунув руки в карманы, и спросил, не
помогу ли Я ему выгрузить железные бочки.  Љогда он узнал, что Я американец,
притом без гроша, он чуть не заплакал от радости. Ћказалось,  что он повсюду
искал человека, который мог бы  его учить английскому.  џ помог ему закатить
бочки с какой-то  дезинфекционной жидкостью,  а заодно досыта насмотрелсЯ на
полуголых стрекоз,  порхающих за  кулисами. ‚есь этот эпизод оставил во  мне
смесь  странных  впечатлений -- пустой  театр, кукольные  девочки,  бочки  с
бактерицидным средством,  броненосец "Џотемкин", --  а над  всем этим мЯгкаЯ
обходительность ‘ержа. ќто был нежный великан, мужчина с головы до пЯт, но с
женским сердцем.
     ‚  соседнем кафе  "Ђртист"  ‘ерж  предложил  мне сделку:  Я  немедленно
переезжаю  к  нему,  он положит  длЯ  менЯ  матрац в  коридоре, а  за  уроки
английского  Я буду получать обед -- обильный русский обед. …сли же такового
почему-либо   не  будет,  тогда  --   пЯть  франков.  ќто   было  прекрасно.
‡амечательно. …динственно, что менЯ смущало, -- как Я буду добиратьсЯ каждое
утро из пригорода в "Ђмерикен экспресс"?
     ‘ерж хотел,  чтобы  мы начали  заниматьсЯ немедлешю,  и потому  дал мне
денег на  проезд в ‘юрен.  џ ЯвилсЯ  перед обедом,  с  рюкзаком,  готовый  к
первому уроку. ‚ доме уже  были  гости --  они здесь  всегда  обедают  целой
толпой, в складчину.
     ‡а столом оказалось восемь человек и  три  собаки. ‘обаки едЯт первыми.
Ћни  едЯт  овсЯнку. Џотом  начинаем есть  и мы.  Њы  тоже  едим  овсЯнку как
закуску.  "“  нас,  -- подмигивает мне  ‘ерж,  --  американскую овсЯнку едЯт
только  собаки. Ђ  здесь  она  --  длЯ  джентльменов". Џосле овсЯнки  подают
грибной суп с  овощами,  потом  Яичницу  с грудинкой, фрукты, красное  вино,
водку, кофе,  сигареты.  ђусский обед  --  это совсем неплохо. ‡а столом все
говорЯт  с набитыми  ртами. Љ концу обеда  жена ‘ержа,  лениваЯ,  нерЯшливаЯ
армЯнка,  заваливаетсЯ  на диван и начинает пробовать конфеты. Ћна роетсЯ  в
коробке  своими  толстыми,  жирными пальцами,  надкусывает одну  конфету  за
другой в поисках сладкой начинки, а потом бросает их собакам.
     Џосле обеда гости скрываютсЯ с такой быстротой, как будто боЯтсЯ  чумы.
Њы с  ‘ержем остаемсЯ одни, если не  считать  собак и его жены, заснувшей на
диване. "џ люблю собак, -- говорит  ‘ерж на ломаном английском, -- собаки --
хорошо.  Њаленький   собака,  черви.  Ћн   молодой".  ‘ерж   наклонЯетсЯ   и
рассматривает  белых глистов,  лежащих между собачьими лапами.  Ћн стараетсЯ
объЯснить мне что-то о глистах по-английски, но ему не хватает слов. ‚ конце
концов он смотрит в словарь. "Ђ-а, -- говорит он торжествующе,  --  глисти!"
ЊоЯ  реакциЯ, очевидно,  не особенно  умна,  потому  что  ‘ерж  терЯетсЯ. Ћн
становитсЯ на колени, чтобы  лучше рассмотреть  их, берет одного и кладет на
стол  рЯдом  с  фруктами.  "•м, нс  очень  большой... --  бормочет  ‘ерж. --
‘ледующий  урок вы  мне будет  учить  глист, да? ‚ы  --  хороший  учитель. џ
сделает хороший успех с вами..."
     Љогда  Я  ложусь  в коридоре на матрац, запах дезинфекционной  жидкости
душит менЯ. Ћстрый, едкий,  он, кажетсЯ, проникает во все поры моего тела. “
менЯ начинаетсЯ  отрыжка, и Я  вспоминаю все  съеденное --  овсЯнку,  грибы,
грудинку,  печеные Яблоки.  џ  вижу  маленького  глиста,  лежащего  рЯдом  с
фруктами,  и  все  разновидности черней, которых  ‘ерж  рисует на  скатерти,
пытаЯсь  объЯснить  мне,  что  происходит  с  собаками. ‚  моем  воображении
возникает оркестроваЯ Яма "”оли-Ѓержер" -- везде,  во  всех  щелЯх тараканы,
вши, клопы.  џ вижу, как публика в  театре чешетсЯ  и чешетсЯ -- до крови. џ
вижу  червей,  ползущих   по   декорациЯм,  как   армиЯ   красных  муравьев,
уничтожающих все на своем пути. € хористок, сбрасывающих свои газовые туники
и бегущих по проходу нагишом. € зрителей,  тоже сдирающих одежду и скребущих
друг друга, точно обезьЯны.
     џ стараюсь успокоитьсЯ. ‚ конце концов, ведь Я нашел дом и вечером менЯ
ждет обед. € ‘ерж -- чудный парень, никакого сомнениЯ. Ќо Я не могу заснуть.
ќто  все равно что пытатьсЯ  заснуть  в морге. Њатрац пропитан жидкостью длЯ
бальзамированиЯ  покойников.  ќто  --  морг  длЯ  вшей,  клопов,  тараканов,
глистов. џ не могу выносить этого. € не буду. ‚едь Я -- человек, а не вошь.
     “тром Я жду, пока  ‘ерж грузит свой грузовик. џ прошу его подвезти менЯ
в Џариж. “ менЯ не хватает духу сказать  ему, что  Я уезжаю навсегда. џ даже
оставлЯю в доме  рюкзак, хотЯ  в  нем все  мое имущество. Љогда мы проезжаем
площадь  Џерье, Я  выпрыгиваю  из  машины. Њне нет  особого  смысла вылезать
именно здесь. Ќо ведь  и вообще особого смысла нет ни в чем. џ свободен -- и
это главное...
     Џод  вечер,  приближаЯсь  к  площади  Љлиши,  Я прохожу мимо  маленькой
проститутки  с  деревЯнной ногой.  Ћна  всегда стоит  здесь,  против  "ѓомон
Џалас". Ќа  вид ей  не  больше  восемнадцати.  ‚ероЯтно,  у  нее  постоЯннаЯ
клиентура. Џосле  полуночи  она,  в  своем черном  платье, стоит  тут, будто
привинченнаЯ. џ беззаботно прохожу мимо  нее, и  она напоминает мне  гусЯ  с
раздутой больной печенкой, привЯзанного к  столбу, чтобы мир мог  лакомитьсЯ
страсбургским  паштетом.  ќто, должно  быть, странное  чувство -- деревЯннаЯ
нога  в  постели.  Њожно себе  представить разные  неожиданности  -- занозы,
например,  и т.д.  Ќо  о вкусах не спорЯт. “дача улыбаетсЯ  мне сегоднЯ -- в
уборной  Я нашел  билет на концерт. ‹егкий как перышко Я направлЯюсь в "‘аль
ѓаво". Љапельдинер Явно недоволен  тем, что Я не дал ему на чай. ‚сЯкий раз,
проходЯ мимо,  он  смотрит  на  менЯ  выжидательно,  надеЯсь, видимо, что  Я
наконец вспомню о чаевых.
     џ так давно не был в обществе хорошо одетых людей, что менЯ  охватывает
легкаЯ  паника.  ’ут  тоже  попахивает  дезинфекцией  --  может  быть,  ‘ерж
обслуживает  и  этот театр.  Ќо, слава Ѓогу,  никто не чешетсЯ.  ‚  воздухе,
напротив,  стоит  легкий,  едва  уловимый залах духов.  Џеред  самым началом
концерта  на  лицах  слушателей   поЯвлЯетсЯ  выражение  тоски.  Љонцерт  --
изысканнаЯ форма  самоистЯзаниЯ.  „ирижер стучит  палочкой  по  пульту.  Њиг
напрЯженной сосредоточенности  -- и почти тут же общее  сонное  безразличие,
которое нагонЯет на публику оркестр своей музыкальной изморосью. ЊоЯ голова,
однако,  свежа,  и  тысЯчи маленьких  зеркал  отражают  происходЯщее.  Ќервы
приЯтно  вибрируют.   ‡вуки   прыгают   по  ним,   как   стеклЯнные  шарики,
подбрасываемые   миллионами  водЯных  струй  фонтана.  Њне  никогда  еще  не
приходилось слутать музыку с таким пустым желудком. ‚озможно,  поэтому  Я не
упускаю ни единого  звука, даже звука  падающей в зале булавки. Њне кажетсЯ,
что Я голый  и что каждаЯ пора моего тела -- это окно, и все окна открыты, и
свет струитсЯ в мои потроха. џ чувствую, как звуки забиваютсЯ мне под ребра,
а сами ребра висЯт над пустым вибрирующим пространством. ‘колько времени это
продолжаетсЯ, Я не имею ни  малейшего представлениЯ,  Я вообще терЯю  всЯкое
понЯтие о времени  и месте. Ќаконец Я впадаю в какое-то  полубессознательное
состоЯние,  уравновешенное чувством покоЯ. Њне кажетсЯ, что во мне -- озеро,
переливающеесЯ  всеми  цветами радуги,  но холодное,  точно желе. Ќад озером
широкой  спиралью  поднимаетсЯ  вереница  птиц  с длинными тонкими  ногами и
блестЯщим  оперением. ‘таЯ за  стаей  взлетают  они  с  озера,  холодного  и
спокойного,  проносЯтсЯ  над  моими  лопатками  и исчезают  в  белом  мареве
пространства.  Џотом кто-то медленно, очень медленно, как  стараЯ  женщина в
белом  чепце, проходит по моему телу, закрываЯ  окна-поры, и Я вновь обретаю
себЯ. ‚незапно зажигаетсЯ свет, и Я вижу, что человек в белой ложе, которого
Я принимал за турецкого  офицера, на самом деле -- женщина с корзиной цветов
на голове.
     ‡ал наполнЯетсЯ гулом голосов, и тот,  кому  хотелось  кашлЯнуть, может
наконец  это сделать безнаказанно. ‘лышно  шарканье  ног, стук сидений, люди
непрерывно шевелЯтсЯ, встают, снова садЯтсЯ, просто так, без всЯкой причины;
шелестЯт  программами,  делаЯ  вид,  что  читают,  потом  запихивают их  под
сиденьЯ,  довольные тем, что можно не  вспоминать, о чем они  думали, слушаЯ
музыку, -- потому  что  на самом деле  они  ни о  чем не думали, но если они
поймут это,  то  сойдут с  ума. Џри  Ярком свете они смотрЯт  друг  на друга
бессмысленно и напрЯженно. Ќо как только  дирижер стучит палочкой по пульту,
они   снова   погружаютсЯ   в  каталепсию,   потом   непроизвольно  начинают
почесыватьсЯ, потом  перед их  мысленным взором внезапно возникает витрина с
шарфом и шлЯпой. Ћни с изумительной Ясностью видЯт мельчайшие детали, но где
находитсЯ сама витрина, вспомнить не могут, и это лишает их сна и покоЯ. Ћни
слушают с удвоенным вниманием, но, как ни прекрасна музыка,  проклЯтые шлЯпа
и шарф все времЯ отвлекают их.
     Њучительное состоЯние публики передаетсЯ оркестру; он начинает играть с
поразительной живостью. ‚торой номер программы проходит  с  такой быстротой,
что, когда музыка неожиданно обрываетсЯ и в  зале вспыхивает свет, слушатели
застревают,  как   морковки,   в  своих  креслах,  их  челюсти  конвульсивно
двигаютсЯ,  и, если к  ним подойти и внезапно  крикнуть прЯмо в ухо: "Ѓрамс,
Ѓетховен, Њенделеев,  ѓерцеговина", они ответЯт вам без малейшего колебаниЯ:
"—етыре, девЯтьсот шестьдесЯт семь, двести восемьдесЯт девЯть".
     Љ началу „ебюсси атмосфера уже отравлена. џ  ловлю себЯ на  мыслЯх: как
все-таки  должна  себЯ  чувствовать  женщина  при  совокуплении?  Ћстрее  ли
наслаждение и т.д.?  Џытаюсь представить себе -- вот что-то проникает в менЯ
между  лЯжками,  но  ничего  не  чувствую,  кроме  туповатой  боли.  Џытаюсь
сосредоточитьсЯ, но музыка ускользает, и  все, что Я  мысленно  вижу, -- это
ваза  с  фигурами.  ‚аза  медленно   поворачиваетсЯ,  и   фигуры  уходЯт   в
пространство. Џотом остаетсЯ только медленно поворачивающийсЯ свет -- и  как
это свет  может поворачиватьсЯ?  Њой  сосед  спит сном праведника. ‘о  своим
животом и  нафабренными усами  он  похож  на  маклера, и уже  поэтому он мне
нравитсЯ. Ћсобенно  мне  нравитсЯ  этот  живот  и  все,  что  пошло  на  его
сооружение. Џочему бы  ему и не спать? …сли ему захочетсЯ  послушать музыку,
он  всегда  найдет деньги  на другой билет.  џ заметил,  что  чем лучше люди
одеты, тем  спокойнее  они  спЯт. “ них  чиста совесть, у этих богатых.  ‚от
бедный  --  совсем другое дело: стоит ему задремать лишь на  минуту -- и  он
сконфужен, ему кажетсЯ, что он нанес композитору величайшее оскорбление.
     €спанские мотивы наэлектризовали публику. ‚се сидЯт на краешках стульев
 --  их  разбудили  барабаны.  Љогда барабаны  вступили,  Я  подумал,  что это
никогда  не кончитсЯ.  Њне  казалось, что  все должны вываливатьсЯ  из лож и
подбрасывать шлЯпы в  воздух. ‚ этой музыке есть что-то  неистовое.  …сли бы
ђавель захотел,  он  мог  бы  довести  аудиторию до полного исступлениЯ.  Ќо
ђавель  не  таков. ‚незапно музыка стала спокойнее, словно  композитор вдруг
вспомнил,  что на нем  визитка  и что приличному  человеку  не  подобает так
буйствовать.  Ќа мой скромный взглЯд  --  большаЯ  ошибка. €скусство в том и
состоит,  чтоб не помнить  о приличиЯх. …сли вы  начинаете с барабанов, надо
кончать динамитом или тротилом. ђавель пожертвовал чем-то ради формы -- ради
овощей, которые полезно есть часа за два -- три до отхода ко сну.
     Њои мысли разбредаютсЯ.  Ѓарабаны смолкли, и музыка ускользает от менЯ.
‚се вокруг  тоже приходит в прежнее состоЯние. Џод  красным светом пожарного
выхода сидит ‚ертер,  погруженный в  отчаЯние; его  подбородок  упираетсЯ  в
ладони, глаза  остекленели. ‚озле  дверей  испанец  в  небрежно  наброшенном
плаще, с сомбреро в  руках. Ћн точно позирует ђодену длЯ его Ѓальзака. ‹ицом
он  напоминает  Ѓуффало Ѓилла. Ќа балконе напротив менЯ в первом рЯду  сидит
женщина, широко расставив  ноги;  похоже, что у  нее свело  скулы; голова ее
откинута назад, и шеЯ  свернута на сторону. †енщина в  красной  шлЯпке спит,
свесившись через барьер, -- вот если б у нее пошла горлом кровь! –елое ведро
крови на все эти крахмальные рубашки внизу. ЏредставлЯете себе -- эти сукины
дети идут домой, а их манишки в крови!
     ‚ музыке звучит лейтмотив сна. Ќикто больше не слушает. ЌельзЯ думать и
слушать. Ќевозможно даже  мечтать  -- сама  музыка  и есть мечта.  †енщина в
белых перчатках держит на коленЯх лебедЯ. ‹егенда говорит, что, когда лебедь
оплодотворил ‹еду, у нее родилась двойнЯ. ‚се что-то или кого-то рожают,  за
исключением лесбиЯнки во втором Ярусе. …е голова запрокинута, шеЯ открыта --
ее щекочут брызги, летЯщие из оркестра... ћпитер в ее ушах. Љиты с  большими
плавниками, ‡анзибар. Ђлькасар.  "Љогда вдоль ѓвадалквивира блистали  тысЯчи
мечетей..."  ѓлубоко  в айсбергах,  в сиреневых  днЯх. “лица  „енег с  двумЯ
белыми тумбами, чтобы привЯзывать  лошадей.  ѓоргульи... человек  со вздором
џворского... огни над рекой... огни... над...


        6

     ‚ Ђмерике у  менЯ было несколько  знакомых  индусов; одни были  хорошие
люди,  другие  -- плохие,  третьи  --  ни то ни се. џ просто  вспоминаю цепь
обстоЯтельств,  которые  привели  менЯ  в  дом  Ќанантати.  ‘транно,  что  Я
совершенно забыл про Ќанантати и вспомнил о нем всего  несколько дней назад,
лежа в  поганой комнатушке  в  гостинице на улице ‘ель. џ лежал  на железной
койке и  думал, до  какого  же ничтожества Я дошел,  до какого обнищаниЯ