ы
опасались, но не уважали.  Џредоставленные самим себе, мы не  имели пределов
длЯ воображениЯ.  ”акты мало значили длЯ нас; к любому предмету мы подходили
только как к возможности  поговорить. ЋглЯдываЯсь назад, Я теперь удивлЯюсь,
как здорово мы  понимали  друг друга, как глубоко мы  проникали в самую суть
характера любого -- юнца и старика.
     ‚ ceмь лет мы уже знали навернЯка: этот парень попадет  в  тюрьму, этот
станет работЯгой, а  тот ни на  что не  годитсЯ,  и так далее. Ќаши диагнозы
были абсолютно точны, точ-

     121

     нее, например, заключений наших родителей, или учителей, и куда  точнее
так называемых заключений  психологов. Ђльфи  Ѓетча превратилсЯ  в тунеЯдца;
„жонни  ѓерхардт  угодил  на   каторгу;  Ѓоб  Љунст  стал  рабочей  лошадью.
Ѓезошибочные предсказаниЯ.  ‡наниЯ, которые  мы получали,  только притуплЯли
наше  зрение. ‘ первого  днЯ,  проведенного в школе, мы не научились ничему;
напротив, мы стали бестолковыми, окутались туманом слов и абстракций.
     Љусок ржаного  хлеба открыл нам  мир  в его  существе: примитивный мир,
управлЯемый волшебством, мир, в  котором страх играет ведущую роль. Њальчик,
способный нагнать больше страха,  становилсЯ  заводилой и оставалсЯ таковым,
доколе  сохранЯл  свою  власть.   Ѓыли  и  другие  мальчишки,  бунтари,  ими
восхищались,  но они никогда^ не становились заводилами. Ѓольшинство служило
глиной в  руках  бесстрашных; меньшинство  подчинЯло  остальных.  ‚  воздухе
висело  напрЯжение  --  ничто  не  могло  быть  предсказано  на завтра.  ќти
свободные, простейшие Ядра  общества  возбуждали острые потребности,  острые
эмоции, острое любопытство. Ќичто не  давалось  даром;  каждый  день готовил
новое испытание силы, новое поражение. ’ак вот,  вплоть до девЯти-десЯти лет
мы ощущали истинный вкус  жизни: мы были сами собой. ’очнее, те из  нас, кто
не был избалован  вниманием  родителей, кто  мог спокойно гулЯть  по  улицам
вечерами и открывать мир собственными глазами.
     ‘ некоторым сожалением  Я думаю о том, что порЯдочно ограниченнаЯ жизнь
в  раннем  детстве   кажетсЯ  теперь   беспредельной  вселенной,  тогда  как
дальнейшаЯ  жизнь, жизнь взрослого человека, постоЯнно  сжимаетсЯ. ‘ момента
поступлениЯ в школу человек становитсЯ несчастным: у него возникает ощущение
петли вокруг шеи. € хлеб, и жизнь лишаютсЯ  вкуса.  „обывать хлеб становитсЯ
более  важным занЯтием, чем его  есть. ‚се подсчитано, и на всем проставлена
цена.
     Њой  двоюродный брат  „жин  стал совершенным  ничтожеством;  ‘тенли  --
первостатейным   неудачником.  Љроме  них  двоих,  к   которым  Я  испытывал
величайшее восхищение,  был еще третий, „жо, который заделалсЯ письмоносцем.
џ  чуть не плачу, когда думаю,  что с ним сделала  жизнь. Њальчишки они были
замечательные, хуже всех ‘тенли, поскольку у  него был  горЯчий темперамент.
‘тенли  часто  приходил  в  бешенство, никто  не  знал, что  он  выкинет  на
следующий  день. Ђ  „жо  и  „жин  были  воплощенной  добродетелью;  они были
друзьЯми в  стародавнем значении  этого слова. џ часто думаю  о  „жо,  когда
выезжаю в сельскую местность, поскольку он был что назы-

     122

     ваетсЯ сельским пареньком. Ђ это означает  прежде всего  то, что он был
преданнее, искреннее, нежнее остальных знакомых мальчишек. џ будто вижу: „жо
встречает менЯ, он уже бежит, широко распахнув объЯтиЯ, не успев как следует
перевести   дух,   рассказывает   об   играх   и  приключениЯх,  в   которых
предполагалось мое участие. Ћн как всегда нагружен подарками, припасенными к
моему приезду. „жо принимал менЯ как монархи  прежних времен принимали своих
гостей.  Ќа  что Я ни бросил бы взглЯд -- все становилось моим. Њы  не могли
исчерпать темы наших  бесед, и  никогда нам  не наскучивало болтать. ђазница
между нашими мирами была огромна. •отЯ Я тоже жил в этом городе, но, приехав
к  двоюродному  брату „жину,  Я понЯл,  как  огромен  этот  город, а  именно
Ќью-‰орк-‘ити, в  котором моЯ искушенность  была  ничто. ‘тенли знал  только
ближние окрестности, но он  приплыл из далекой земли за морем,  из Џольши, и
нас всегда разделЯла отметина этого воЯжа. Ђ то, что он умеет изъЯснЯтьсЯ на
другом  Языке,  лишь усиливало  наше восхищение.  Љаждый был окружен  особой
аурой, отличалсЯ индивидуальностью, сохранЯемой в полной неприкосновенности.
‚ступив  в жизнь,  мы  утратили  эти черты различиЯ и стали более или  менее
похожи друг на друга и, конечно,  совершенно не похожи на самих себЯ. €менно
эта   утрата   своей  особенной   души,   и,   может  быть,   незначительных
индивидуальных черт, печалит менЯ и заставлЯет отдать должное ржаному хлебу.
Џрекрасный ржаной  хлеб  вошел  в  наше  нутро; он был словно общий каравай,
который готовили все вместе,  а получил  каждый  по-разному, сообразно своим
представлениЯм  о приличии. € теперь мы едим один и тот  же хлеб,  но нет ни
чувства  общности, ни  приличий. Њы едим,  дабы  набить брюхо, а наши сердца
остаютсЯ   холодными    и   пустыми.    Њы   разделились,   но   не    стали
индивидуальностЯми.
     Ђ еще мы  часто  ели ржаной хлеб вприкуску с сырым луком. Џомню, как мы
стоЯли  со  ‘тенли, держа  в руке  по бутерброду, напротив дома  ветеринара.
ЃлизилсЯ  вечер.  Љазалось, доктор Њаккини нарочно  выбирает  конец днЯ  длЯ
кастрации  жеребцов,  операции,  всегда совершаемой  публично  в присутствии
небольшой  толпы. Џомню запах раскаленного железа и  трепет  лошадиных  ног,
эспаньолку  доктора  Њаккини,  вкус  луковицы и  запах  нечистот  из  нового
коллектора  на  задах.  ќто  ЯвлЯло  собой  чисто  обонЯтельное  действо,  и
практически  безболезненное.  …го  так хорошо  описал  ЂбелЯр.  Ќе  ведаЯ  о
причинах операции, мы  обычно после  пускались в долгие  дискуссии,  которые
оканчивались  шумной ссорой. Ќам не нравилсЯ доктор  Њаккини: от  него пахло
йодоформом и застарелой конской

     123

     мочой. Ќередко сточнаЯ  канавка перед  его  домом была полна крови, а в
зимнее времЯ кровь вмерзала  в лед и придавала тротуару странный вид. €ногда
подъезжала  большаЯ  двухколеснаЯ  повозка,  открытаЯ  повозка,   издававшаЯ
чудовищный  запах.  ‚  эту  повозку  грузили  павшую  лошадь.  ‘корее,  тушу
поднимали на длинной цепи, со скребущим звуком, словно опускали Якорь. ‡апах
от  раздувшейсЯ  дохлой  лошади  --  это жуткаЯ  вонь,  но  наша  улица  всЯ
пропиталась  мерзкими запахами.  Ќа углу расположилась  лавочка  Џола ‘оера,
рЯдом с ней на  улице были  сложены сырые и дубленые  шкуры; они тоже вонЯли
по-страшному.  Ђ еще острый  дух  от оловЯнной фабрики за нашим домом -- как
запах  современного  прогресса.  ‡апах  дохлой  лошади,  почти  невыносимый,
все-таки в тысЯчу раз лучше запаха химических реактивов. Ђ вид дохлой лошади
с  отверстием от  пули в черепе,  головой в  луже  крови и задним  проходом,
раздвинутым последним судорожным испражнением, все же лучше,  чем вид группы
мужчин  в  синих  халатах, выходЯщих  из  арочных  ворот оловЯнной фабрики с
тележками,  груженными только что изготовленной оловЯнной посудой. Љ счастью
длЯ нас, напротив оловЯнной фабрики находилась пекарнЯ. —ерез открытую дверь
черного  хода  мы   наблюдали  за   работой   пекарей  и   вдыхали   сладкий
всепобеждающий запах хлеба  и  булочек. Џоскольку, как  Я  сказал,  на задах
проходил коллектор, ко всем перечисленным запахам добавлЯлась страннаЯ смесь
запаха  разрытой земли,  ржавых железных труб,  канализационных  испарений и
луковых  сандвичей,  которые  итальЯнские рабочие  ели,  развалЯсь на  кучах
вырытой  земли. Ѓыли,  конечно, и  другие  запахи,  но не  столь шокирующие;
например, запах  из  портнЯжной мастерской  ‘ильверштейна,  где вечно что-то
гладили.  ’о  был  горЯчий,  зловонный  дух, который  лучше всего объЯснЯлсЯ
следующим предположением: ‘ильверштейн, сам вонючий тощий еврей,  выветривал
запахи, оставленные в штанах его клиентами. ђЯдом расположились кондитерскаЯ
и писчебумажнаЯ лавочки, собственность двух чокнутых  старых дев, знаменитых
своей необыкновенной набожностью. ‡десь стоЯл одурЯюще сладкий запах ирисок,
землЯных  орешков,  мармелада и  ароматизированньгх сигарет. Ђ писчебумажнаЯ
лавка  напоминала  прекрасную пещеру:  всегда  прохладнаЯ, полнаЯ интересных
вещей. ’ут  был автомат  с  содовой водой,  от него  исходил особый  аромат,
аромат окислЯющегосЯ в жару толстого пласта мрамора, слегка щекочущий, сухой
запах газированной воды, шипЯщей в стакане.
     Њы взрослели,  открываЯ длЯ себЯ  новые изыски, и прежние запахи  ушли,
сменившись одним-единственным

     124

     достопамЯтным, достославным запахом: ароматом из влагалища. ’очнее, это
запах, остающийсЯ на пальцах  после игры  с женщиной, ибо, если это  не было
отмечено выше, этот запах еще  более приЯтный (может, потому что он  несет с
собой аромат прошедшего времени) чем запах самого влагалища. Ќо этот аромат,
принадлежность взрослой  жизни,  --  только  слабый  душок  по  сравнению  с
запахами детства. Ћн испарЯетсЯ в  воображении почти так же  быстро, как и в
действительности. Њожно  вспомнить многое  о женщине,  которую  ты любил, но
трудно  вспомнить  запах  ее  влагалища хоть с какой-нибудь  достоверностью.
‡апах влажных волос, с другой  стороны, --  женских мокрых волос --  гораздо
более  сильный и  запоминающийсЯ, а почему--  не  знаю. „аже сейчас,  спустЯ
почти  сорок лет, Я помню запах волос моей тетушки ’илли, промытых шампунем.
Њытье шампунем  происходило  на  вечно перегретой  кухне.  Љак правило,  это
бывало   субботним   вечером,   в   порЯдке  подготовки  к   вечеринке,  что
подразумевало еще одну замечательную вещь: приход кавалерийского сержанта  в
форме с красивыми желтыми  шевронами, писаного красавца, который даже на мой
взглЯд был  ‘лишком великолепен, мужествен и  умен длЯ такой дуры,  как  моЯ
тетушка ’илли.  ’ем  не  менее, она сидела  на табуретке у кухонного стола и
сушила  волосы  полотенцем.  ђЯдом стоЯла  лампа с  закоптившимсЯ стеклом, а
рЯдом  с  лампой  --  щипцы  длЯ  завивки,  сам  вид которых  вызывал у менЯ
необъЯснимое отвращение. Ћбычно она ставила на стол маленькое зеркало; Я как
сейчас вижу ее перекошенную физиономию,  когда она выдавливала утри на носу.
Ћна была  безобразным,  тупоумным  созданием, а  два огромных торчащих  зуба
придавали ей сходство с лошадью, когда она растЯгивала губы в улыбке. …ще от
нее всегда вонЯло потом, даже после  ванны. Ќо запах ее волос-- этот запах Я
никогда  не  забуду,  поскольку  он  каким-то  образом   соединилсЯ  с  моей
ненавистью и  презрением  к  ней.  ќтот  запах,  когда  она  сушила  волосы,
напоминал  дух,  извергаемый  с  самых  глубин болота. Ѓыло  еще два запаха:
первый от мокрых волос, а второй -- от тех же волос,  но засунутых в сушилку
и  чуть  подпаленных.  …ще  помню  скрученные  прЯди  волос с  ее  расчески,
сдобренные перхотью  и потом ее жирной, грЯзной кожи. џ любил стоЯть рЯдом и
наблюдать за нею, размышлЯЯ, что это будет за вечеринка и как она будет себЯ
вести.  ЌаведЯ марафет,  она  спрашивала менЯ:  "Ќу  как Я  выглЯжу,  правда
замечательно?",  и Я,  разумеетсЯ, отвечал "да".  Ќо  сидЯ  в  ватерклозете,
который выходил в коридор  рЯдом с кухней, при неровном  свете тонкой свечи,
поставленной на подоконник, Я твердил про себЯ:

     125

     "’ы выглЯдишь как уродина". Љогда она выходила из  кухни, Я брал щипцы,
принюхивалсЯ к ним,  рассматривал со всех сторон. Ћни пленили  и отталкивали
менЯ -- будто насекомое.  ‚се в той кухне пленило менЯ. џ знал в ней  каждый
утолок,  но так никогда и не освоилсЯ в ней. ЉухнЯ была  одновременно местом
общественным и интимным. ‡десь менЯ мыли в большой ванной по субботам. ‡десь
мылись и прихорашивались  мои три сестры. ‡десь мой дедушка, стоЯ у раковины
раздетым до поЯса, умывалсЯ, а позже давал мне чистить свои башмаки. ‡десь Я
стоЯл  зимой у  окна  и смотрел, как падает снег,  смотрел тупо, безучастно,
словно Я пребывал еще во чреве и прислушивалсЯ к шуму воды, которую спустила
в туалете  моЯ  мать. €менно  в  кухне проходили  тайные собраниЯ, пугающие,
ненавистные заседаниЯ, после которых все расходились  с вытЯнутыми каменными
лицами или заплаканными покрасневшими глазами. Ћ чем они  говорили  на кухне
-- Я не знаю.  Ќо часто  случалось так, что пока  они тайно обсуждали, каким
образом  отделатьсЯ  от бедного  родственника,  как поступить с  завещанием,
внезапно открывалась дверь и входил,  гость, разрЯдив своим приходом тЯжелую
атмосферу. „ействительно, все круто менЯлось,  как будто они были рады некой
внешней силе, избавившей их от мук  затЯнувшейсЯ  тайной  сходки. Љак сейчас
вижу: вот  открываетсЯ  дверь и входит  нежданный гость. Њое сердце радостно
бьетсЯ, скоро Њне протЯнут большой стеклЯнный кувшин и отправЯт  в ближайшую
пивную, а там  Я подам кувшин  в маленькое окошко у  семейного входа  и буду
ждать, пока  мне  не  возвратЯт  его  полным  мыльно-пенистой  жидкости.  Ќа
коротком пути от дома до пивной было несоразмерно много  интересных вещей. €
прежде всего парикмахерскаЯ прЯмо за нами, в ней работал  отец ‘тенли. Џочти
всЯкий раз,  выйдЯ  из  дома, Я видел,  как  отец лупит  ‘тенли правилом длЯ
бритв.  Ћт такого  зрелища у менЯ  вскипала кровь. ‘тенли  был  моим  лучшим
другом, а его отец --  всего-навсего  каким-то польским  алкоголиком. Ћднако
как-то  вечером,  выбежав с  кувшином, Я испытал  громадное  удовольствие. џ
увидел, что какой-то  другой  полЯк наступает на  предка ‘тенли с  бритвой в
руке.  џ видел, как его старикан выбежал на улицу через  заднюю  дверь,  шеЯ
была залита  кровью, а  лицо побелело  словно  простынЯ.  Ћн упал на тротуар
перед парикмахерской,  дергаЯсь  и  стенаЯ,  а  Я,  помнитсЯ, постоЯл  рЯдом
несколько минут и ушел совершенно счастливый и довольный. ‘тенли держалсЯ во
времЯ потасовки в  стороне,  а  после вызвалсЯ проводить менЯ  до пивной. Ћн
тоже был рад, хотЯ и немного испуган. Љогда мы шли обратно, у парик-

     126

     махерской  уже стоЯла  карета скорой помощи, отца  ‘тенли поднимали  на
носилках, причем  его лицо и шеЯ  были накрыты  простыней.  €ногда случалось
так, что Я выходил  подышать свежим воздухом, а мимо вышагивал  наш любимчик
из хора отца Љэррола. ќто  --  событие  первостепенной важности. Њальчик был
старше всех нас, и еще он был женоподобным, голубоватым созданием. „аже  его
походка раздражала  нас. Љак только Я его замечал, весть распространЯлась во
все  концы, и  не успевал он дойти  до ближайшего  угла,  как  бывал окружен
компанией мальчишек, уступавших ему и в росте, и в возрасте, но не боЯвшихсЯ
передразнивать его и строить  рожи  до  тех пор, пока он не пускалсЯ в плач.
‡атем мы набрасывались на  него, как стаЯ волков,  валили на землю и рвали в
клочки его одежду. ’о было недостойное занЯтие, но от него у нас поднималось
настроение. Ќикто из нас не знал,  что такое голубоватый, но все мы как один
были  против этого. ‚ то  же времЯ мы были против  китайцев. Ѓыл у  нас один
китаец,  из прачечной на нашей  улице.  Њы  с ним  частенько  встречались  и
поносили  его  так  же, как  женоподобного из  церкви отца  Љэррола.  Ћн был
точь-в-точь похож  на изображение кули в школьном учебнике. Ћн  носил черную
курточку из альпака  с  отделанными  тесьмой  петлЯми, нечто  вроде домашних
туфель без каблуков и  косичку. ‹учше всего запомнилась его походка: хитраЯ,
семенЯщаЯ, женскаЯ походка. ‚ ней  было что-то иноземное, в ней таилась  длЯ
нас  угроза. Њы смертельно боЯлись его  и ненавидели, потому что он проЯвлЯл
полное равнодушие к  нашим усмешкам. Њы считали, что он слишком невежествен,
чтобы заметить наши выпады. Ќо однажды, когда мы пришли в  его прачечную, он
нам преподнес  сюрприз.  ‘начала он принЯл грЯзное  белье,  потом с  улыбкой
вышел из-за прилавка, чтобы проводить нас до дверей. Ќе прекращаЯ улыбатьсЯ,
он схватил Ђльфи Ѓетча  и надрал ему уши; он всем нам по очереди надрал уши,
все  так  же  улыбаЯсь. Ђ  потом  улыбка  сменилась  устрашающей гримасой, и
быстро,  как кошка, он  забежал за прилавок,  вытащил длинный ужасный нож  и
начал размахивать им перед нами. Њы едва успели выбежать из прачечной. Љогда
мы завернули за угол и оглЯнулись, то увидели, как он стоит в дверЯх с ножом
в руке,  спокойный  и  миролюбивый.  Џосле  этого случаЯ  никто  из  нас  не
отваживалсЯ  зайти в прачечную; мы нанимали за  десЯть центов младшего ‹уиса
Џироссу, чтобы он каждую неделю сдавал и  брал наше белье. Ћтец ‹уиса владел
фруктовой лавочкой  по соседству.  ‚  знак  особой  приЯзни  он  угощал  нас
подгнившими бананами. ‘тенли особенно любил подгнившие бананы, поскольку его

     127

     тетка умела их  вкусно жарить. †ареные бананы считались  деликатесом  в
семье ‘тенли. Ћднажды в его день рождениЯ устроили вечеринку, пригласив всех
соседей.  ‚се  было замечательно до тех пор,  пока не подали жареные бананы.
Џочему-то  никто не  захотел их попробовать, ибо  это  блюдо  было  известно
только  полЯкам  вроде родителей ‘тенли. “ нас  считалось, что есть  жареные
бананы отвратительно. ‚ наступившей затруднительной ситуации кто-то из юнцов
предложил накормить жареными бананами безумного  ‚илли Њайна. ‚илли Њайн был
старше  нас, но не  умел говорить. Ћн мог произнести только: <I>"Ѓьерк! Ѓьерк!"</I>
Ћн говорил это во всех случаЯх. Џосему, когда перед ним поставили бананы, он
сказал: <I>"Ѓьерк! Ѓьерк!"</I> и потЯнулсЯ за ними обеими руками. Ќо там же был его
брат „жордж, и „жордж  обиделсЯ, что  его больному  брату  пытаютсЯ  всучить
жареные бананы. Џоэтому „жордж  начал драку, а когда  ‚илли  увидал, что его
брата  одолевают, он тоже вступил  в борьбу  с возгласами: <I>"Ѓьерк!  Ѓьерк!".</I>
Џричем набрасывалсЯ он  не только на ребЯт, но и на девочек тоже, и началось
настоЯщее  столпотворение.  ‚ конце  концов,  услыхав шум, из парикмахерской
поднЯлсЯ  отец ‘тенли. Ћн захватил с собой правило длЯ бритв. ‚зЯв безумного
‚илли  Њайна за загривок,  он  принЯлсЯ охаживать  его  ремнем. ’ем временем
„жордж  успел  сбегать за мистером Њайном старшим.  ’от, хоть  и был  слегка
навеселе, ЯвилсЯ  по-домашнему одетый  и застал  расправу, которую чинил над
бедным ‚илли выпивший парикмахер. ’огда он набросилсЯ на парикмахера и начал
безжалостно  дубасить  его  своими  огромными  кулачищами.  ‚илли,  которого
оставили  в  покое,   ползал  на  четвереньках   и  поедал  жареные  бананы,
рассыпавшиесЯ по всему полу. Ћн запихивал их в рот, будто козел, так быстро,
как умел. …го  отец,  увидев,  как  он  по-козлиному жует бананы,  пришел  в
Ярость,  поднЯл  правило  и  как  следует  отхлестал ‚илли. ‚илли  при  этом
закричал: <I>"Ѓьерк! Ѓьерк!",</I> и все захохотали. ќто охладило пыл мистера Њайна,
и  он сменил гнев на милость. Ћн даже сел  к столу,  а тетка ‘тенли поднесла
ему стакан вина. Ќа шум потасовки собрались даже те соседи, которые  не были
приглашены,  поЯвилось  еще  вино,  еще пиво,  еще шнапс, и  вскоре все были
счастливы -- пели, свистели, и даже детЯм разрешили выпить, и тогда безумный
‚илли  надралсЯ  и опЯть опустилсЯ  на  четвереньки,  как козел,  с воплЯми:
<I>"Ѓьерк! Ѓьерк!",</I>  а Ђльфи Ѓетча,  который  оказалсЯ очень  пьЯн,  даром  что
восемь лет, начал  лупить безумного  ‚илли Њайна  втихарЯ, на  что ‚илли  не
замедлил  ответить, и тогда мы все принЯлись  лупить друг  друга, а родители
стоЯли в стороне и смеЯлись, подбадриваЯ нас возгласами, и все

     128

     вышло очень весело, принесли еще жареных бананов, никто из нас  на этот
раз  от  них не отказалсЯ.  Џотом было  много тостов и опрокинутых  бокалов,
безумный  ‚илли Њайн  пыталсЯ спеть  длЯ нас, но смог спеть только:  <I>"Ѓьерк!
Ѓьерк!".</I> ќтот день  рождениЯ имел потрЯсающий успех,  целую  неделю только и
разговоров  было,  что об этой вечеринке и  о том, какие прекрасные люди эти
полЯки. †ареные бананы тоже  имели успех, и некоторое  времЯ ‹уис Џиросса не
угощал нас погнившими  бананами, ибо  на бананы  увеличилсЯ  спрос. Ђ  потом
произошло событие, которое занЯло  умы  всей  нашей  окрути:  поражение  „жо
ѓерхардта   в  драке  с  „жо   ‘ильверштейном,  сыном   портного.   Њладшему
‘ильверштейну было лет  пЯтнадцать-шестнадцать, с виду  он казалсЯ  тихоней.
‘таршие ребЯта не водились с ним, потому что он был еврей. Ћднажды, когда он
нес брюки клиенту своего отца,  к  нему пристал „жо  ѓерхардт, которому было
примерно столько же лет. „жо ѓерхардт был весьма высокого о себе мнениЯ. Ћни
обменЯлись парой  слов, и тогда  „жо ѓерхардт выхватил  из рук ‘ильверштейна
брюки и кинул  их в  сточную канаву. Ќикто не мог представить себе, что юный
‘ильверштейн в ответ на подобное оскорбление прибегнет к  помощи  кулаков, и
когда  он  развернулсЯ  к  „жо  ѓерхардту  и  двинул  тому  в  челюсть,  все
отшатнулись, и прежде  всего сам „жо ѓерхардт. „рака длилась двадцать минут,
до тех пор, пока  „жо ѓерхардт  уже не  мог поднЯтьсЯ  с  мостовой.  Ђ  юный
‘ильверштейн тем временем  вытащил из канавы брюки и пошел к мастерской отца
-- спокойно и с чувством  собственного достоинства. Ќикто  не сказал ему  ни
слова.  ќто было буквально катастрофой.  ѓде это  видано, чтобы еврей  побил
неевреЯ? ќто  в  голове  не укладывалось,  и  тем не  менее, это  было  так,
произошло на наших глазах.  ‚ечер  за вечером, сидЯ,  как обычно, на обочине
тротуара,  мы  обсуждали  происшедшее со  всех  сторон,  но  не могли  найти
никакого  выхода  до тех пор, пока младший братец „жо  ѓерхардта, „жонни, не
прониксЯ нашими чаЯниЯми и  не взЯл дело на себЯ. „жонни, даром что младше и
ниже ростом своего брата, был хулиганистым и непобедимым, как пума. ’ипичный
трущобный ирландец, терроризировавший всю округу. Ћн задумал расправитьсЯ  с
юным  ‘ильверштейном  так:  залечь в  засаде как-нибудь  вечером, выследить,
когда жертва выйдет, из мастерской, внезапно дать ему подножку,  повалить на
землю и заранее припасенными булыжничками, спрЯтанными в кулаках, отдубасить
‘ильверштейна по башке. Љ изумлению „жонни,  ‘ильверштейн не оказал  особого
сопротивлениЯ; даже когда ѓерхардт  поднЯлсЯ  и  позволил  противнику  уйти,
‘иль-

     129

     верштейн даже не пошевелилсЯ.  ’огда  „жонни испугалсЯ и убежал. „олжно
быть, он здорово испугалсЯ, если так и не вернулсЯ домой; потом до нас дошел
слух,  что  его  поймали  где-то  на  ‡ападе  и  отправили в  исправительное
заведение. …го мать, неопрЯтнаЯ, разбитнаЯ ирландскаЯ сука, сказала, что все
к  лучшему,  и Ѓог даст, она  никогда впредь не  увидит  своего сына.  Љогда
младший ‘ильверштейн  подлечилсЯ, он стал совсем другим; люди говорили,  что
от ушибов у него что-то  случилось с мозгами и он превратилсЯ в дурачка. „жо
ѓерхардт,  напротив,   опЯть   выдвинулсЯ.   Ћказалось,  что   он   навестил
‘ильверштейна, пока тот лежал в постели,  и попросил у него прощениЯ. Џрежде
нам не  приходилось слышать о таком глубоком раскаЯнии. ќто было так странно
и  так  необычно,  что  „жо  ѓерхардт  возвысилсЯ  в  наших  глазах,  словно
странствующий рыцарь. Ќикто не  одобрил  поступок  „жонни,  однако никто  не
додумалсЯ пойти к ‘ильверштейну  и  попросить у  него прощениЯ. ќто был акт,
полный изысканности и утонченности, поэтому „жо ѓерхардт стал в наших глазах
истинным   джентльменом,  первым  и  последним   в   округе.   Џрежде  слово
"джентльмен"  не было  у нас в ходу, а теперь оно было на устах у каждого, и
быть  джентльменом  считалось  большим  достоинством. ‚незапное  превращение
побежденного  „жо  ѓерхардта  в джентльмена  произвело на менЯ  неизгладимое
впечатление. ‘пустЯ несколько лет, когда  мы переехали в другой район, и там
Я  познакомилсЯ с мальчиком по имени Љлод  де ‹орен, Я уже был готов  водить
знакомство с  "джентльменом".  ’аких ребЯт,  как Љлод,  прежде Я никогда  не
встречал. Ќа старом  месте, откуда мы  уехали,  его  бы навернЯка  посчитали
похожим на девчонку: с одной стороны,  он очень хорошо говорил, даже слишком
правильно, слишком вежливо, а с другой -- был  слишком рассудителен, слишком
изЯщен, слишком воспитан.  Љогда мы, играЯ с ним,  слышали, как он переходит
на французский, если мимо проходили  его родители, это  нас повергало в шок.
Ќемецкий  мы  слышали,  перейти на  немецкий  считалось  позволительным,  но
французский!  ѓоворить  по-французски,  или  просто   понимать  французский,
считалось чересчур чужеродным, аристократическим, неприЯтным, утонченным.  €
тем не менее,  Љлод был одним  из нас,  похожим на нас  во  всех отношениЯх,
только  чуточку  лучше,  как  мы втайне себе  признавались. ‚от только  один
недостаток -- его французский!  ќто  разделЯло  нас. Ћн не должен был жить с
нами  по соседству, не имел  права  быть  таким  способным,  таким отважным.
—астенько,  когда мать  звала  его  домой  и  он  прощалсЯ  с  нами,  мы  не
расходились, а все вместе принимались обсуждать семью ‹оренов, вдоль

     130

     и  поперек.  Ќам было интересно,  что  они едЯт, например, поскольку  у
французов, должно быть, совсем другие привычки. Ќикто из нас не заходил даже
в  переднюю к ‹оренам, и это тоже было подозрительно  и невыносимо.  Џочему?
ђазве им есть что скрывать? Џравда, встречаЯсь  с нами на улице, они  всегда
приветливо улыбались, всегда изъЯснЯлись с  нами  на английском, и какой  же
превосходный был  этот  английский!  Ћни  никогда не  выпендривались, словно
немного  стеснЯлись самих себЯ -- короче, они  были  на голову выше нас. …ще
одно  обстоЯтельство озадачивало  нас:  общаЯсь  с  другими  ребЯтами, мы на
прЯмой  вопрос  получали прЯмой ответ,  а  Љлод де ‹орен  никогда не отвечал
прЯмо. Џрежде  чем  ответить,  он  всегда очаровательно  улыбалсЯ, а говорил
очень  осторожно,  собранно,  с  недоступной   нашему  пониманию  иронией  и
насмешкой. Ћн всегда был длЯ нас будто бельмо на глазу, и  когда наконец они
уехали  из нашего района,  мы вздохнули с облегчением. Ђ  вспомнил Я об этом
мальчике   и   его  необычных,   изысканных   манерах   только   лет   через
десЯть-пЯтнадцать. €бо в один прекрасный день мне пришло в голову, что Я дал
маху: ведь Љлод де ‹орен со всей определенностью хотел добитьсЯ моей дружбы,
а Я обошелсЯ с ним довольно-таки бесцеремонно. Џодумав об этом, Я понЯл, что
Љлод де  ‹орен  скорее всего  заметил  во  мне некое  отличие и за это решил
протЯнуть мне руку  дружбы. Љ сожалению, в те далекие дни у менЯ были другие
представлениЯ о чести,  Я предпочитал ходить гуртом.  …сли бы Я  стал другом
Љлода де ‹орена, Я  бы предал  дружбу других  ребЯт. € неважно,  что в новой
дружбе было много преимуществ -- они были не длЯ менЯ, поскольку Я обреталсЯ
в своей компании, и мой долг заключалсЯ в том, чтобы держатьсЯ от таких, как
Љлод де ‹орен, на расстоЯнии. „олжен сказать, Я вспомнил об  этом случае еще
раз,  спустЯ немалое времЯ,  после того,  как побывал во  ”ранции,  и  слово
<I>raisonnable</I> приобрело длЯ менЯ совершенно иное значение. “слышав его однажды
совершенно   случайно,  Я   вспомнил  попытки   примирений,   которые   Љлод
предпринимал  во времЯ  наших уличных игр. џ  сразу же Ясно вспомнил, что он
употреблЯл слово <I>"разумный".</I> ‚ероЯтно,  он  просил  менЯ быть  <I>разумным.</I> ќто
слово  мои  уста  никогда  не  выговаривали,  потому  что  в  этом  не  было
необходимости. Ћно, как и слово "джентльмен", если и слетало с губ, то очень
редко,  с  величайшей  осторожностью и  осмотрительностью.  ‡а  употребление
такого  слова  могли поднЯть  на  смех. Ѓыло  еще  много слов  вроде  этого,
например,  <I>"действительно".</I>  Ќи  один из моих  знакомых не употреблЯл  слово
<I>"действительно" --</I> пока не поЯвилсЯ

     131

     „жек ‹оусон. Ћн употреблЯл его, потому что его родители были англичане,
и   хоть  мы  и  насмехались   над  ним   за  это,  мы  прощали  его.  ‘лово
<I>"действительно"</I>  сразу   же  напомнило   мне  о   маленьком  Љарле  ђагнере,
единственном сыне  мелкого политика, который жил на довольно-таки престижной
небольшой улице под названием ”илмор Џлейс. Ћни жили почти  в конце улицы  в
маленьком  красно-кирпичном  доме,  всегда  поддерживаемом   в  превосходном
состоЯнии. џ  помню  этот дом, потому что, проходЯ  мимо по  пути  в  школу,
всегда  замечал, как великолепно начищены  медные  дверные ручки. Њаленькому
Љарлу ђагнеру  не  разрешали водитьсЯ с другими ребЯтами. Њы его даже видели
очень редко. Ћбычно по воскресеньЯм мы краем глаза замечали, как он проходит
в сопровождении отца. …сли бы его отец не был видной фигурой в нашей округе,
мы бы непременно закидали его сына камнЯми. Ћн  был <I>действительно</I> несносен в
воскресном  нарЯде. Њало того,  что  на  нем  были  длинные брюки  и кожаные
ботинки, так он еще щеголЯл в  котелке и с тростью! ’ак  одеватьсЯ  мальчику
шести лет? „а он  просто лопух --  таково было общее мнение.  Љто-то сказал,
что он нездоров, как будто это могло служить оправданием  его эксцентричного
нарЯда. ‘амое  странное заключалось в том, что Я никогда  не  слышал, как он
говорит. Ћн  был такой  утонченный, такой  возвышенный, что, наверно, считал
дурным тоном разговаривать на улице. Љак бы то ни было, Я каждое воскресенье
караулил,  как  он  пройдет  вместе с отцом.  џ наблюдал за ним  с  таким же
ненасытным  любопытством, с каким наблюдал за пожарными, чистЯщими машины  в
пожарной части. €ногда  он  нес домой  маленькую  упаковку мороженого, очень
маленькую,  но, наверно, вполне достаточную длЯ него, на  десерт. „есерт  --
вот  еще  одно  слово,  которое  мы  узнали  и  употреблЯли  с презрением по
отношению к Љарлу ђагнеру и ему подобным. Њы могли спорить часами о том, что
они употреблЯют <I>"на десерт",</I> получаЯ  истинное удовольствие от многократного
употреблениЯ  нового, диковинного  длЯ  нас слова, <I>"десерт",</I> которое  скорее
всего сорвалось  как-то с уст экономки ђагнеров. „олжно  быть, как раз в это
времЯ приобрела известность  фирма "‘антос „юмон". Ѓыло нечто  причудливое в
имени:  "‘антос „юмон". Њы  не знали,  чем он прославилсЯ, -- нас  волновало
только его имЯ. ‚ нем был запах сахарного тростника на кубинских плантациЯх,
оно напоминало о необычном  кубинском  флаге  со звездой  в  уголке,  флаге,
который высоко ценили  собиратели  вкладышей в пачках с сигаретами. Ќа  этих
вкладышах изображались государственные флаги, знаменитые театральные артисты
и прославленные боксе-

     132

     ры. ’аким образом,  ‘антос „юмон представлЯл собой что-то восхитительно
иностранное,  стоЯщее  особнЯком  от  иностранного,  привычного  нам:  вроде
китайской прачечной или  надменной французской семьи Љлода де ‹орена. ‘антос
„юмон  -- это волшебное слово предполагало наличие великолепных мЯгких усов,
сомбреро, шпор, чего-то воздушного, изысканного, остроумного, донкихотского.
€ногда  сюда примешивалсЯ  запах кофейных  зерен  и соломенных циновок  или,
поскольку  имЯ казалось таким нездешним, не вполне уместные экскурсы в жизнь
готтентотов.  ‚едь  среди  нас были ребЯта постарше,  которые  уже научились
читать  и временами  развлекали нас фантастическими небылицами, почерпнутыми
из таких книг, как <I>"Ђйша"*</I> или <I>"Џод двумЯ флагами"</I> “йды*. Ќасколько Я помню,
настоЯщий вкус к знаниЯм возник у менЯ лет в десЯть, когда мы перебрались на
новое место  и Я попал  в компанию моих сверстников. ‘ наступлением  осенних
дней мы обычно собирались у костра, поджаривали тонкие ломтики хлеба,  пекли
картошку. Ќаши разговоры  оказались  мне  в  новинку,  они  отличались своим
книжным происхождением. Љто-то прочитал приключенческий роман,  а кто-то  --
книгу по науке, и мы всей улицей оживленно обсуждали неизвестный до той поры
предмет. Ќапример, кто-то  из ребЯт только что вычитал, что есть такаЯ вещь,
течение Љуро-‘иво,  и старалсЯ объЯснить нам,  как оно возникло  и зачем оно
нужно.  ’ак  мы учились, у изгороди, поджариваЯ  хлеб на костре. ќти начатки
знаниЯ глубоко укоренились  -- так  глубоко, что впоследствии, сталкиваЯсь с
более точной информацией, было очень трудно вытеснить прежние представлениЯ.
€менно так  однажды  один  мальчик постарше объЯснил  нам, что египтЯне  уже
знали о циркулЯции  крови, и это стало длЯ нас таким естественным, что позже
мы с  большим трудом переваривали  рассказ об открытии кровообращениЯ  неким
англичанином по имени  ѓарвей.  ’еперь мне не кажетсЯ странным, что в те дни
наши  беседы  касались в  основном  дальних  мест, таких, как  Љитай,  Џеру,
…гипет,  Ђфрика,  €сландиЯ,  ѓренландиЯ; мы  говорили  о  духах,  о  Ѓоге, о
перемещении душ, о  преисподней, об астрономии, о диковинных птицах и рыбах,
об образовании драгоценных камней, о каучуковых плантациЯх, о методах пыток,
об ацтеках и инках, о жизни морей, о вулканах и землетрЯсениЯх, о похоронных
обрЯдах  и  свадебных  церемониЯх   в  разных  концах  света,  о  Языках,  о
происхождении  американских  индейцев,  о   вымерших  бизонах,  о  неведомых
болезнЯх, о каннибализме, о колдовстве, о полетах на ‹уну и о том, какаЯ там
природа, об  убийцах и  разбойниках, о библейских  чудесах,  о  производстве
керамики, о

     133

     тысЯче и одной вещи, не упоминаемой ни дома, ни в школе -- но  все  это
было жизненно важно длЯ нас, ибо мы изголодались, а мир таил в себе  чудо  и
тайну, и только  в компании моих сверстников,  дрожа от холода,  мы говорили
серьезно и  впервые почувствовали потребность  в  общении,  которое  было  и
приЯтным, и пугающими.
     —удо  и  тайна  жизни  --  все  это  задушили  в  нас,  когда  мы стали
ответственными членами общества! „о тех пор,  пока нам не пришлось работать,
мир  был  очень  маленьким,  мы  жили  на  опушке  мира,  на  самой  границе
неведомого. Ќа  что  уж  мал  мир  древних греков, а и то он  был достаточно
глубок,  чтобы  предстать  перед  нами  во  всем  разнообразии приключений и
теорий. € не так уж мал, поскольку таил неограниченные возможности. џ ничего
не  выиграл, когда раздвинулсЯ  мой  мир; напротив, Я  многое  потерЯл.  Њне
хочетсЯ становитьсЯ все более и более ребенком  и выйти за границы детства в
противоположном направлении. Њне хочетсЯ  идти точно против нормальной линии
развитиЯ, вступить в суперинфантильную область бытиЯ, котораЯ будет безумной
и хаотичной, но не  такой  безумной  и  хаотичной,  как мир  вокруг менЯ.  џ
побывал  в  обличий  взрослого,   отца,  ответственного  члена  общества.  џ
зарабатывал свой хлеб  насущный. џ приспособилсЯ к миру, не отвечающему моим
устремлениЯм, џ хочу вырватьсЯ из  этого раздвинувшегосЯ мира  и вновь стать
на  границе  неведомого  мира,   который  повергнет  в   тень  тот  бледный,
односторонний   мир.  џ   хочу   уйти   от   ответственности   отцовства   к
безответственности неподначального человека, которого  нельзЯ  ни принудить,
ни обольстить, ни  уговорить, ни подкупить, ни оклеветать.  џ хочу  взЯть  в
проводники лесного  духа Ћберона*, который, раскинув  черные крыла,  закроет
ими и  красоту и ужас прошлого;  Я хочу  бежать  навстречу  вечной  заре без
оглЯдки, не ведаЯ ни сожалений, ни раскаЯниЯ, ни терзаний  совести.  џ  хочу
обогнать  изобретательного  человека,  проклЯтие  земли, чтобы  стать  перед
непреодолимой бездной, которую  не помогут пересечь и мощнейшие крыльЯ. „аже
если мне суждено  стать  диким, естественным  парком, куда  заглЯдывают лишь
праздные  мечтатели,  Я  не  должен  оставатьсЯ  здесь,  в  предопределенном
самодовольстве ответственной, взрослой жизни. Њне  следует  так  поступить в
памЯть  о жизни, несравнимой  с той, что  была мне обещана, в памЯть о жизни
ребенка,  задушенного  и  удавленного  с  общего  согласиЯ  смирившихсЯ.   џ
отказываюсь  от всего, что создали отцы  и матери. џ  возвращаюсь в мир, еще
меньший мира эллинов, в мир,  который доступен прикосновению вытЯнутой руки,
в мир того, что Я знаю, вижу и времЯ от вре-

     134

     мени признаю. ‹юбой другой мир мне ни о чем не говорит, он мне чужд, он
мне  враждебен.  Ќо,  вновь  оказавшись в  том  дивном мире*, что  Я  увидел
ребенком, Я  не  хочу задерживатьсЯ в нем.  џ  хочу прорватьсЯ  назад, в еще
более дивный  мир, из которого, должно  быть, некогда вышел. Ќа что он похож
-- Я не знаю, Я  даже не  уверен,  что  отыщу  его, но это мой мир, и  ничто
больше менЯ не интересует.
     ‚ первый раз  этот  дивный новый мир дал о себе знать неким проблеском,
намеком.  ќто случилось, когда Я  завел знакомство  с  ђоем ѓамильтоном. Њне
тогда  шел  двадцать  первый  год,  вероЯтно,  худший год в  моей жизни.  Ћт
отчаЯниЯ  мне  пришло  в голову уйти  из дома. џ думал  и говорил  только  о
Љалифорнии,  где  собиралсЯ  начать новую  жизнь.  џ мечтал  об  этой  земле
обетованной столь  страстно,  что позже,  возвратЯсь из  Љалифорнии, едва ли
помнил Љалифорнию, увиденную воочию, но думал и говорил лишь о Љалифорнии из
моих грез. Љак раз перед отъездом Я и познакомилсЯ с ѓамильтоном.  Ћн, вроде
бы,  приходилсЯ  единокровным  братом  моему старому другу  Њакгрегору.  Ћни
увиделись впервые  незадолго до того,  поскольку  ђой, большую  часть  жизни
проживший в  Љалифорнии,  был  уверен, что  его настоЯщий отец --  не мистер
Њакгрегор,  а мистер ѓамильтон. Ћн и  на ‚осток-то приехал только длЯ  того,
чтобы  разгадать загадку своего происхождениЯ. Џожив в семье Њакгрегоров, он
не приблизилсЯ к открытию истины. Ћн еще сильней запуталсЯ, познакомившись с
человеком,  который,  как  он  полагал,  приходитсЯ  ему  законным  отцом. Ђ
запуталсЯ  он потому,  что, как он призналсЯ  мне  впоследствии,  ни тот, ни
другой  не имели даже малейшего сходства с тем,  кого он хотел считать своим
отцом.  ‚ероЯтно,  это  мучительное  сомнение   наложило  отпечаток  на  его
развитие. џ могу так говорить, поскольку уже при первой встрече почувствовал
в  нем нечто прежде неведомое.  ЃлагодарЯ описанию  Њакгрегора, Я  готовилсЯ
увидеть  довольно  "странную"  личность,  а  "странный" в  устах  Њакгрегора
значило  "немного  чокнутый".  Ћн  и  на  самом „еле  оказалсЯ странным,  но
настолько  в  своем уме,  что Я  сразу же ощутил душевный подъем. ‚первые  Я
разговаривал  с человеком, умеющим проникнуть  в смысл слов  и постичь самую
суть  вещей. џ говорил с философом, но не с философом, знакомым по книгам, а
с  человеком, философствующим постоЯнно --  и <I>который жил  в соответствии  с
излагаемой философией.</I> ’о  есть,  у него не было вовсе  никакой теории, лишь
проникновение в самую суть вещей и, в свете каждого нового откровениЯ, жизнь
с минимумом разногласий между открывшейсЯ ему истиной и

     135

     иллюстрацией  этой  истины  в   действии.  …стественно,  его  поведение
казалось окружающим странным. Ћднако оно не казалось странным тем, кто  знал
его на ‡ападном побережье, где он, по его словам, чувствовал себЯ как рыба в
воде. ‚идимо, там к нему относились словно к высшему существу, прислушиваЯсь
к его речам с крайним уважением, почти с трепетом.
     џ  застал его в  самый разгар  борьбы, которую смог понЯть только через
несколько лет. Ђ в  то  времЯ до менЯ не доходило,  почему он  придает такое
значение поискам настоЯщего отца; более того, Я обычно посмеивалсЯ над этим,
поскольку  сам  отводил  отцу очень  скромную  роль, да и  матери,  к  слову
сказать. ‚ ђое ѓамильтоне Я увидел  смешную  борьбу человека, уже достигшего
совершеннолетиЯ, но еще пытающегосЯ найти незыблемую биологическую  свЯзь, в
которой не было никакой нужды. Џарадоксально, что вопрос истинного отцовства
сделал его самого суперотцом. Ћн был учителем и примером; стоило ему открыть
рот,  как Я понимал, что  внимаю мудрости, котораЯ разительно отличаетсЯ  от
всего, что Я до сих пор  свЯзывал с этим словом. Џроще всего было бы считать
его  мистиком, ибо  мистиком  он,  без  сомнениЯ,  был,  но  он  стал первым
мистиком, с которым Я столкнулсЯ и который знал, как стоЯть на своем. Ћн был
мистиком,  умеющим  изобретать  практические вещи, в  частности, бур,  остро
необходимый длЯ нефтЯной  промышленности. ќтот бур впоследствии  сделал  ему
карьеру. Ђ в  то времЯ  никто  не  обратил должного  вниманиЯ  на  это очень
практичное изобретение из-за  его странной, метафизической  манеры говорить.
Ѓур сочли одним из его завихрений.
     Ћн  все  времЯ  говорил  о  себе  и о своем  отношении  к  окружающему;
благодарЯ  этому свойству создавалось  неблагоприЯтное впечатление, будто он
ужасный эгоист. ѓоворили даже, что недалеко ушло от истины, будто он  больше
печетсЯ не  о мистере  Њакгрегоре, отце, а  о самом  факте отцовства мистера
Њакгрегора.  Џредполагали,  что  он вовсе  не любит новоиспеченного  отца, а
просто  тешит свое  непомерное  самолюбие,  как обычно,  извлекаЯ из  правды
своего открытиЯ возможность самовозвеличиваниЯ. ђазумеетсЯ, так оно и  было,
ибо  мистер  Њакгрегор  во  плоти  представлЯл  собой  бесконечно  малое  по
сравнению с мистером  Њакгрегором-символом потерЯнного отца.  Ќо  Њакгрегоры
понЯтиЯ  не  имели  о. символах,  они  ничего  не понЯли,  даже  если  бы им
объЯснили. Ћни прикладывали неуместные усилиЯ,  чтобы сразу же принЯть давно
утраченного  сына  и в то  же времЯ  низвести  его  до понЯтного уровнЯ,  на
котором могли бы относитьсЯ к нему не как к "утраченному", но

     136

     просто  как  к сыну. ’огда как  любому мало-мальски разумному  человеку
было  очевидно,  что  их сын совсем и не сын, а нечто вроде  духовного отца,
нечто  вроде •риста, можно сказать, который героически стараетсЯ принЯть уже
давно им самим начисто отринутое в обличии плоти и крови.
     Џосему Я был удивлен и польщен, что этот необычный человек, на которого
Я  взирал  с  трепетным  восхищением,  сделал  менЯ  своим  наперсником.  Џо
сравнению  с другими Я был начитан, умен и неподобающе  раскован. Ќо Я почти
сразу решил не  показывать