га и ’эштиго
были  такие  чудовищные  аппетиты,  что  бледному  стюарду,  дабы  заполнить
пустоту, образовавшуюсЯ со времени предыдущей трапезы, приходилось тащить на
стол солонину гигантскими кусками, целые филейные части, добытые, можно было
подумать,  прЯмо из цельной  бычьей туши. € если  при  этом он поворачивалсЯ
недостаточно   резво,   если  он  оказывалсЯ   не   таким  уж   молниеносным
"Ћдна-нога-здесь-другаЯ-там", у  ’эштиго был свой не слишком любезный способ
подгонЯть его  - на манер гарпуна пускаЯ ему в  спину вилку. Ђ  как-то раз в
припадке весельЯ „эггу решил  помочь Џончику  боротьсЯ с  забывчивостью - он
сгреб его  в охапку,  сунул головой на пустующую доску длЯ резки хлеба и так
держал, покуда ’эштиго с ножом в руке  ходил  вокруг, готовЯсь  приступить к
сниманию   скальпа.  …стественно,   что   стюард   со   своей  булкоподобной
физиономией,  этот  отпрыск разорившегосЯ пекарЯ  и  больничной сиделки, был
человеком очень нервным  и пугливым. ЏостоЯнное лицезрение темного, грозного
Ђхава  и  периодические  буйные  набеги трех дикарей превратили его  жизнь в
сплошной трепет. Ћбычно, снабдив  гарпунщиков всем, что  им требовалось,  он
скрывалсЯ от них в своей маленькой кладовой  и  со страхом выглЯдывал оттуда
сквозь занавески на дверцах, покуда трапеза не подходила к концу.
     ‘тоило посмотреть на них, как они сидели, - Љвикег против ’эштиго, один
ослепительней другого, сверкаЯ ровными зубами;  а  наискось от них, прЯмо на
полу,  - „эггу, которого любаЯ  скамьЯ вознесла бы траурной головой к самому
потолку каюты; при каждом движении его  исполинского тела потрЯсались низкие
дощатые переборки, словно от  шагов перевозимого в трюме африканского слона.
Ќо  со  всем тем  огромный  негр  отличалсЯ удивительной умеренностью, Я  бы
сказал даже -  утонченностью. Џоразительно было, как это он умудрЯлсЯ такими
небольшими  -  сравнительно  - глотками поддерживать  жизнь, разлитую по его
громоздкому,   царственному,   великолепному   телу.   Ќадо  полагать,  этот
благородный дикарь мог досыта напитатьсЯ и допьЯна напитьсЯ щедрым воздухом,
через расширенные свои  ноздри втЯгиваЯ в  себЯ жизнь из высших  сфер. Ќе на
хлебе да мЯсе  вырастают  исполины. „ругое  дело - Љвикег;  он  во времЯ еды
вполне  по-земному, по-варварски чавкал  - звук довольно неприЯтный, так что
дрожащий  Џончик  невольно  принималсЯ  разглЯдывать  свои  тощие  руки:  не
остались  ли  на них следы  от  зубов.  Ђ когда  раздавалсЯ  голос  ’эштиго,
требовавшего,  чтоб  стюард  поЯвилсЯ  и  дал  им  обглодать  свои косточки,
простодушного Џончика начинало тут  так трЯсти,  что всЯ посуда, развешеннаЯ
по стенам  кладовой, грозила попадать на пол.  „а и оселки, которые носили в
карманах гарпунеры, чтобы вострить остроги и прочее оружие, и на которых они
во времЯ  обеда принимались демонстративно точить  свои ножи;  эти точильные
камни  с  их визгливыми голосами тоже мало способствовали успокоению бедного
Џончика. ђазве мог он  забыть, например, как Љвикег, живЯ у себЯ на острове,
навернЯка  был  повинен в кое-каких душегубных пиршественных  бестактностЯх?
Ѓеда,  Џончик,  беда!   Џлохо   приходитсЯ   белому  лакею,  который  должен
прислуживать каннибалам. Ќе салфетку следует ему повесить на левый локоть, а
щит. ’ем  не  менее, к величайшей его  радости,  три морских воителЯ наконец
встают и уходЯт, и  его суеверный, жадный до небывальщины слух улавливает на
каждом шагу  воинственный звон их костей, точно звон мавританских  Ятаганов,
погромыхивающих в ножнах.
     Ћднако, несмотрЯ  на  то что эти дикари обедали  в капитанской каюте  и
даже,  как считалось,  жили  здесь, -  все же,  будучи  от природы отнюдь не
оседлыми, они поЯвлЯлись тут только на времЯ совместных трапез, да еще перед
сном, проходЯ через каюту в свое собственное жилище.
     ‚  этом вопросе Ђхав не составлЯл  исключениЯ среди прочих американских
капитанов-китоловов, точно так же, как и все они, придерживаЯсь того мнениЯ,
что  каюта  по  праву  принадлежит  именно  ему,  а   остальные  всЯкий  раз
допускаютсЯ сюда  исключительно благодарЯ его любезности. ’ак что уж если по
правде говорить, то помощники и гарпунеры на "Џекоде" жили не в каюте, а вне
ее.  €,  входЯ,  они  каждый  раз  уподоблЯлись  входной  двери,  котораЯ на
мгновение  поворачиваетсЯ  внутрь  жилища, чтобы  тотчас же снова  очутитьсЯ
снаружи, и,  как правило, пребывает на  открытом  воздухе. „а и немного  они
проигрывали на этом; в каюте царил дух необщительности; кроме как по делу, к
Ђхаву было не подступитьсЯ. Џринадлежа формально к  христианскому миру, Ђхав
на деле был ему чужд. Ћн  жил среди людей,  как последний медведь-гризли  на
заселенных  людьми  берегах Њиссури. € подобно  тому  как  этот дикий лесной
вождь ‹оган с уходом весны и лета забиралсЯ в дупло и там зимовал, посасываЯ
собственные  лапы,  так и душа  Ђхава  суровой  вьюжной  зимой его  старости
запрЯталась в дуплистый ствол его тела и сосала там угрюмо лапу мрака.


        ѓлава XXXV. ЌЂ ЊЂ—’…


     Џогода держалась отличнаЯ;  и вот в  ходе  установленного чередованиЯ с
другими матросами подошла пора  мне  в  первый  раз стоЯть дозорным  на топе
мачты.
     Ќа всех американских китобойцах дозорных на топах мачт выставлЯют почти
одновременно с выходом из гавани, хотЯ иной раз больше пЯтнадцати тысЯч миль
отделЯет судно  от промысловых областей. …сли  же после  четырех-пЯтилетнего
плаваниЯ корабль, приближаЯсь  к родным  берегам,  несет на борту  хоть один
пустой  сосуд,  тогда дозорные у него наверху стоЯт до последней  минуты!  и
покуда не  затерЯютсЯ его мачты среди портовых кранов,  не оставлЯет корабль
надежду добыть еще одного кита.
     Џоскольку должность дозорного на верхушке мачты - на суше равно как и в
море  -  очень  интереснаЯ  и  древнЯЯ,  Я  позволю   себе  здесь  несколько
распространитьсЯ.  ‘амыми  первыми  мачтовыми  дозорными  Я  считаю  древних
египтЯн, так как в моих изысканиЯх Я не обнаружил никого, кого можно было бы
считать их  предшественниками.  Џравда,  их  предки,  строители  вавилонской
башни, несомненно, предпринЯли  в свое  времЯ попытку возвести высочайшую во
всей Ђзии,  а  также  и в  Ђфрике  мачту; однако, поскольку эта  грандиознаЯ
каменнаЯ  мачта (еще до того,  как  был уложен последний  кирпич) рухнула за
борт,  сбитаЯ грозным  штормом  божественного  гнева, мы  не  можем  поэтому
признать  приоритет  вавилонских  строителей.  ЏровозглашаЯ  египтЯн  нацией
мачтовых дозорных, Я основываюсь на весьма распространенном среди археологов
мнении, что первые пирамиды были заложены длЯ  астрономических целей:  такаЯ
теориЯ  находит убедительное  подтверждение в своеобразной  лестничной форме
этих четырехгранных  построек,  по  которым  небывалыми гигантскими  шагами,
чудовищно  высоко   подымаЯ   ноги,   древние  астрономы  имели  обыкновение
забиратьсЯ  на самую  вершину и оттуда громкими криками  возвещать поЯвление
новых  звезд,  подобно  тому  как на  современном корабле  дозорные  криками
возвещают  поЯвление  на горизонте  паруса, земли  или кита. ‚  лице свЯтого
‘толпника, того знаменитого христианского отшельника прежних времен, который
построил себе в пустыне высокий  каменный столп и провел на его вершине весь
остаток своей  жизни, подтЯгиваЯ себе пищу на  канате, в  его  лице мы имеем
замечательный пример неустрашимого мачтового дозорного, кого  ни туманы,  ни
морозы,  ни дождь, ни  град,  ни метель не могли заставить спуститьсЯ и кто,
мужественно выстоЯв до последнего, в буквальном смысле  слова, умер на своем
посту. ‚  наши  дни мачтовые  дозорные -  это  бездушнаЯ  когорта  железных,
каменных  и  бронзовых  людей, которые выстоЯт не  дрогнув  в любой свирепый
шторм, но совершенно не способны оповещать криком об увиденных чудесах. ‚от,
например, Ќаполеон, он стоит, скрестив  руки,  на вершине ‚андомской колонны
футах  в  ста пЯтидесЯти над землей,  и ему безразлично  теперь,  кто правит
внизу  на палубе, - ‹уи-”илипп, или ‹уи  Ѓлан, или  ‹уи-сам-черт.  € великий
‚ашингтон  тоже  стоит   себе  в  недосЯгаемой   вышине  на  верхушке  своей
величественной  грот-мачты в  Ѓалтиморе,  и, подобно ѓеркулесову столпу, его
колонна отмечает предел человеческого величиЯ, который мало кому из смертных
дано превзойти.  ’акже и адмирал Ќельсон  на топе мачты из пушечного  чугуна
стоит дозором  на ’рафальгар-сквере; и даже когда  лондонский дым совершенно
скрывает его из виду,  все  же есть признаки, говорЯщие о том, что невидимый
герой остаетсЯ на  своем посту,  ибо  нет  дыма  без  огнЯ.  Ќо  ни  великий
‚ашингтон, ни Ќаполеон,  ни  Ќельсон никогда не  ответЯт, если  их окликнуть
снизу,  как бы отчаЯнно  ни призывали  их помочь советом  те,  кто  мечетсЯ,
обезумев,  по палубе у них под ногами;  а ведь духовные очи их, надо думать,
проникают сквозь  густую  дымку будущего и  различают мели  и рифы,  которые
следует обойти стороной.
     Џопытка объединить в каком-либо отношении мачтовых дозорных на суше и в
море может показатьсЯ  безосновательной; но что в действительности это вовсе
не  так,  Ясно  доказывает нам  одно  соображение, которым  снабдил нас Ћвид
Њэйси,   единственный   историограф   острова   Ќантакет.   „остойный   Ћвид
рассказывает,  что  в  прежние времена,  когда  китобойный  промысел  только
зарождалсЯ  и  корабли  еще  не  пускались в регулЯрные  рейсы  в  погоне за
добычей, жители острова устанавливали в песке вдоль побережьЯ высокие мачты,
на которые взбирались дозорные, пользуЯсь длЯ этой цели планками с гвоздЯми,
вроде  того, как  куры  в курЯтнике  карабкаютсЯ кверху  на  свои насесты. Ђ
несколько  лет  тому  назад  к такому  же  способу прибегли  китоловы  Ќовой
‡еландии - дозорные, заметив кита, давали знак ожидавшим у берега вельботам.
Ќо теперь этот  прием устарел, и потому обратимсЯ к единственному настоЯщему
топу  мачты,  к топу  мачты  китобойца  в  море.  ‘ восхода до заката  стоЯт
дозорные на верхушках всех трех мачт;  матросы сменЯют там друг друга (как и
у штурвала) через каждые два часа. ‚ тропиках в тихую погоду стоЯть на мачте
чрезвычайно  приЯтно,  а  длЯ  мечтательного,  задумчивого  человека  просто
восхитительно. ‘тоишь себе, на сто футов возвышаЯсь над безмолвной  палубой,
словно шагаЯ по бездонной пучине на гигантских ходулЯх мачт,  а  внизу между
твоих  ног  проплывают  огромные морские  чудовища, точно  корабли,  некогда
проходившие между  сапогами  славного  колосса  ђодосского.  ’ак  стоишь ты,
затерЯнный  в   бесконечности  океанов,  и  только  волны  нарушают  великое
спокойствие   вокруг.  ’ихо  покачиваетсЯ  дремлющий  корабль,  дуют  сонные
пассаты, все располагает  к покою. ‚о  времЯ тропических китобойных плаваний
вас  обычно  окружает  полнейшаЯ,  величайшаЯ  безмЯтежность; вы не  слышите
никаких новостей;  не  читаете  газет;  экстренные  выпуски не  волнуют  вас
попусту сенсационными  описаниЯми  заурЯдных  событий;  вы не  слышите  ни о
бедствиЯх в  стране, ни о банкротствах,  ни о  падении акций; и  никогда  не
терзает вас  забота о том, чем вы  сегоднЯ будете обедать, - ибо на три года
вперед ваше пропитание надежно упрЯтано по бочонкам, и на все это времЯ ваше
меню останетсЯ неизменным.
     ‚  трех-   или  четырехлетнем  плавании  на  китобойце,  какие  нередко
совершаютсЯ в водах ћжных морей, общее количество часов, проведенных вами на
верхушке   мачты,  подчас  равнЯетсЯ  нескольким  месЯцам.  ЋстаетсЯ  только
пожалеть, что место, где  вы проводите такую значительную часть своей жизни,
столь  прискорбным  образом  лишено  каких бы то ни  было удобств, придающих
уютную, жилую атмосферу или приЯтную замкнутость кровати, корабельной койке,
похоронным дрогам,  будке часового,  кафедре проповедника, карете  и  прочим
тесным и  уютным приспособлениЯм, какими пользуютсЯ  люди  в целЯх временной
самоизолЯции. ‡десь вашим  насестом  обычно оказываетсЯ верхушка грот-мачты,
где вы и стоите на двух тонких  параллельных  брусках  (они, кажетсЯ, бывают
только на китобойцах), называемых топ-краспицами. Ђ волны швырЯют корабль, и
новичку  здесь не уютнее, чем на  рогах у быка. Џравда,  в холода  вы можете
прихватить с собой наверх  свой дом - в  виде теплого полушубка, но ведь, по
существу говорЯ, даже самый теплый полушубок не  больше походит  на дом, чем
нагое тело;  потому  что, как душа  наша прикреплена внутри своего плотского
вместилища  и  не  может  свободно в нем передвигатьсЯ, тем более  выбратьсЯ
наружу, не подвергаЯсь сильному риску погибнуть (подобно неопытному путнику,
зимой затеЯвшему перевалить через снежные Ђльпы), точно так же и полушубок -
это не дом наш, а всего лишь конверт или второй слой  кожи, покрывающей нас.
€  как невозможно  поместить книжную полку или комод в  нашем теле, так и из
полушубка вам никогда не сделать уютного кабинета.
     ‚  свете всего  этого,  глубокого сожалениЯ достоин  тот факт, что  топ
мачты китобойца  в южных рейсах  не  снабжен таким маленьким  сооруженьицем,
вроде скворешника, называемым "воронье  гнездо", какие укрывают  дозорных на
китобойцах ѓренландской флотилии от суровой непогоды ‹едовитого океана.
     ‚  сочинении  капитана ‘лита, предназначенном  длЯ домашнего  чтениЯ  у
камелька и озаглавленном "Џлавание среди  айсбергов в погоне за гренландским
китом  с  попутной  целью  вторичного  открытиЯ затерЯнных  древнеисландских
поселений в ѓренландии",  в  этом  восхитительном  повествовании дозорные на
верхушке мачты пользуютсЯ детально описанным "вороньим  гнездом", тогда лишь
недавно  изобретенным  и  впервые  примененным на  "’оросе",  как  называлсЯ
славный корабль капитана  ‘лита. Ћн  так  и пишет:  "‚оронье гнездо  ‘лита",
оказываЯ  честь самому себе как изобретателю и держателю патента и полностью
отвергаЯ  дурацкую ложную скромность; видимо, он считал,  что если  мы  даем
наши   имена  нашим  детЯм  (справедливо  полагаЯ   в  данном  случае  отцов
изобретателЯми и держателЯми  патентов), точно так же следует нам называть в
нашу собственную честь  и всЯкое другое наше  произведение. Џо  виду воронье
гнездо ‘лита напоминает  большую  бочку или  трубу, сверху  оно  открыто, но
снабжено  передвижным боковым щитком, которым можно заслонЯтьсЯ от  ветра во
времЯ  шторма. Ѓочку  эту  устанавливают  на самой верхушке  мачты, так  что
забиратьсЯ  в  нее  приходитсЯ  через узенький люк в  днище. ‘ той  стороны,
котораЯ  обращена  к корме, устроено  удобное сиденье, и  под ним Ящик,  где
хранЯтсЯ зонты  и  теплые  вещи.  Ђ спереди  в  стенке имеетсЯ что-то  вроде
кожаного кармана, куда можно класть трубку, рупор,  подзорную трубу и прочие
мореходные  принадлежности.  Љапитан  ‘лит  пишет,  что  сам  он,  когда ему
случалось стоЯть дозором в своем вороньем гнезде, всегда брал  с собой ружье
(с тем,  чтобы его тоже установить, уперев в кожаный карман), пороховницу  и
дробь  на  случай  неожиданного поЯвлениЯ  нарвалов,  или  бродЯчих  морских
единорогов, которыми кишат северные воды; дело в том, что с  палубы стрелЯть
в  них невозможно - волны мешают,  -  а стрелЯть  сверху - это совсем другое
дело.  Љапитану ‘литу  Явно  доставлЯет удовольствие описывать в  мельчайших
подробностЯх  все  удобства  своего  вороньего  гнезда;  однако,  хоть  он и
останавливаетсЯ  на  них  подолгу,  хоть  он  и  угощает нас  весьма  ученым
описанием своих  экспериментов с  малым компасом, который он держал наверху,
чтобы избегнуть  ошибок,  проистекавших, как  он  выражалсЯ,  из "локального
притЯжениЯ", воздействующего  на  нактоузные  магниты, - ошибок, возникающих
из-за горизонтальной близости гвоздей, болтов и скоб  в палубе кораблЯ, а на
"’оросе" также еще из-за  того,  что  в составе  команды было  слишком много
спившихсЯ  кузнецов, - так  вот, говорю Я, хотЯ капитан ‘лит,  проЯвлЯЯ  всю
свою  премудрость  и  ученость,  так  и  сыплет  всевозможными  "нактоузными
склонениЯми", "азимутными наблюдениЯми" и  "ошибками в приближении", он  сам
отлично знает, этот капитан ‘лит, что он  не  настолько был погружен  в свои
глубокомысленные  магнитные  размышлениЯ,  чтобы  не  поддаватьсЯ  времЯ  от
времени притЯгательной силе  одной полнехонькой флЯги, котораЯ уютно торчала
в этом вороньем гнезде  прЯмо у  него под  рукой. €  потому, хоть в целом  Я
весьма  ценю и даже  люблю  этого  отважного, честного и ученого капитана, Я
считаю,  что,  с его  стороны,  очень нехорошо так замалчивать  заслуги  той
флЯжки, ведь она  была ему  верным другом  и  утешителем, когда  в треухе  и
рукавицах он  занималсЯ  математикой  в птичьем  гнезде  на  мачте  всего  в
каких-нибудь десЯти саженЯх от полюса.
     Ќо если в ћжных морЯх  китобойцы и не пользуютсЯ такими удобствами, как
капитан ‘лит и его  ѓренландскаЯ флотилиЯ, зато это обстоЯтельство с  лихвой
перекрываетсЯ преимуществом  в погоде - той чарующей, Ясной тишью, что царит
над южными  водами. Ћбычно, когда подходил  мой черед подменЯть дозорного, Я
медленно-медленно начинал карабкатьсЯ по  вантам,  останавливалсЯ на  марсе,
чтобы потолковать  с  Љвикегом или с кем-нибудь  другим,  кто спускалсЯ  мне
навстречу, потом  поднималсЯ еще немного, потом, лениво перекинув ногу через
марса-рей, оглЯдывал  длЯ  начала  все  водное  пастбище, а затем  не  спеша
добиралсЯ наконец до своей цели.
     ‡десь Я  должен облегчить совесть чистосердечным признанием: дозорный Я
был никудышный.  Љак мог Я, оставшись наедине с самим собой на такой высоте,
где мысли  рождались в  изобилии, где загадка  вселенной целиком  овладевала
мною,  как мог Я соблюдать во всей  строгости  непреложный закон  китобойца:
"„ержи ухо востро и обо всем давай знать на палубу"!
     џ  должен  также  от  всей  души  предупредить  вас,  о   судовладельцы
Ќантакета! Ћстерегайтесь нанимать на ваши промысловые корабли бледных юношей
с высоким  лбом и запавшими глазами;  юношей, склонных  совершенно  некстати
погружатьсЯ в задумчивость; юношей, которые идут  в плавание с ”едоном, а не
Ѓоудичем в голове. Ћстерегайтесь таких, говорю вам:  ведь чтобы добыть кита,
его нужно сначала увидеть, а этот  юный платоник  со  своими впалыми глазами
десЯть раз обведет вас вокруг земного шара и ни  одной  пинтой спермацета не
сделает вас богаче. € не  думайте,  что мои  предостережениЯ излишни. ‚едь в
наши  дни   китобойный  промысел   служит  убежищем  длЯ  многих  романтично
настроенных  меланхоличных  и  рассеЯнных  молодых   людей,  которые,  питаЯ
отвращение к  тЯгостным  заботам  сухопутной жизни,  ищут отрады  в  дегте и
ворвани.  €  быть  может,  нередко  на мачте  неудачливого,  разочарованного
китобойца стоит сам —айлд-ѓарольд и мрачно восклицает:

     ‘тремите, волны, свой могучий бег,
     ‚ простор пустынный тщетно шлет армады
     ‡а ворванью охотник - человек.

     —асто бывает, что капитаны принимаютсЯ  отчитывать этих рассеЯнных юных
философов, укорЯЯ их в том, что они недостаточно "болеют" за успех плаваниЯ;
что им  совершенно чуждо благородное честолюбие, так  что в глубине души они
даже  скорее  предпочтут не  увидеть кита, чем увидеть.  Ќо  все напрасно: у
молодых платоников, кажетсЯ, неважно со зрением, они, близоруки, какой же им
смысл  напрЯгать зрительный нерв? Ђ свои  театральные  бинокли  они оставили
дома.
     - ќй ты, мартышка, - сказал однажды гарпунщик одному такому юноше. - Њы
уж  скоро три года как промышлЯем, а ты  еще ни одного кита не поднЯл. Љогда
ты стоишь наверху, киты попадаютсЯ реже, чем зубы у курицы.
     Њожет быть,  они в самом деле не  попадаютсЯ,  а  может быть, наоборот,
плавают целыми стаЯми; но, убаюканный согласным колыханием волн и грез, этот
задумчивый  юноша  погружаетсЯ в  такую  сонную  апатию смутных,  рассеЯнных
мечтаний, что  под конец перестает ощущать самого себЯ; таинственный океан у
него под ногами кажетсЯ ему  олицетворением глубокой, синей, бездонной души,
единым  дыханием  наполнЯющей  природу  и  человека; и  все  необычное,  еле
различимое, текучее и прекрасное, что ускользает от его взора, всЯкий смутно
мелькнувший   над   волнами    плавник   невидимого   подводного   существа,
представлЯетсЯ  ему  лишь  воплощением тех неуловимых дум,  которые в  своем
неустанном полете посещают на мгновение наши души. ‚  этом сонном очаровании
дух твой уноситсЯ назад,  к  своим  истокам;  он растворЯетсЯ во времени и в
пространстве, подобно  развеЯнному  пантеистическому праху  Љрэнмера,  и под
конец становитсЯ частью каждого берега по всему нашему земному шару.
     €  вот в  тебе  нет  уже жизни  помимо той, какой  одарЯет  тебЯ  тихое
покачивание кораблЯ, который сам получил ее от  морЯ, а море - от загадочных
божьих приливов  и отливов.  Ќо  попробуй только, объЯтый  этим  сном,  этой
грезой, чуть сдвинуть руку или ногу, попробуй разжать пальцы, и  ты тут же в
ужасе вновь ощутишь самого себЯ. ’ы паришь над „екартовыми вихрЯми. €  может
статьсЯ, в полдень, в Ясный, погожий полдень, когда так прозрачен воздух, ты
с   коротким,  сдавленным  криком  сорвешьсЯ  и  полетишь  головой   вниз  в
тропическое море, чтобы навсегда скрытьсЯ в его ласковых волнах.  Џомните об
этом, о пантеисты!


        ѓлава XXXVI. ЌЂ ЉЂЌ–Ђ•

     (‚ходит Ђхав; потом остальные)

     Ћднажды утром, вскоре после происшествиЯ с  трубкой, Ђхав, как  обычно,
поднЯлсЯ на шканцы сразу после завтрака.  ‡десь  обыкновенно прогуливаютсЯ в
это  времЯ  капитаны, подобно  тому  как на суше иные господа  прохаживаютсЯ
после завтрака по саду.
     €  вот его тЯжелые костЯные шаги зазвучали на  палубе,  котораЯ, словно
геологические  пласты, всЯ уже была усеЯна круглыми углублениЯми  - следами,
оставленными этой  необычайной поступью. …сли  же  вы решились бы разглЯдеть
попристальнее его ребристый, корЯвый лоб, то и там увидели бы вы необычайные
следы - следы бессонной, неустанной, одинокой мысли.
     Ќо в это утро рытвины у него на лбу казались еще глубже,  чем обычно, и
глубже отпечатывались на палубе следы его беспокойных шагов. € так полон был
Ђхав своей мыслью, что при каждом его привычном повороте - возле  грот-мачты
и у нактоуза, - казалось, видно  было, как эта мысль поворачиваетсЯ вместе с
ним и вместе с ним опЯть принимаетсЯ шагать; она  настолько владела им,  что
была словно внутренним прообразом всЯкого его внешнего движениЯ.
     - ‚зглЯни-ка,  ”ласк, -  шепотом  сказал  ‘табб,  -  цыпленок  начинает
наклевыватьсЯ. ‘коро вылупитсЯ.
     Џрошло несколько часов. Ђхав по-прежнему то сидел запершись в каюте, то
расхаживал  по палубе все  с  той  же неистовой, исступленной решимостью  во
взоре.
     ЏриближалсЯ вечер. € вдруг он застыл у борта, упершись костЯной ногой в
пробитое там  углубление, а рукой  ухватившись за ванты, и приказал ‘тарбеку
звать всех на шканцы.
     - ‘эр,  - только и проговорил  в недоумении  старший  помощник, услышав
приказ, который на борту кораблЯ даетсЯ лишь в самых исключительных случаЯх.
     - ‚се на шканцы, - повторил Ђхав. - ќй, мачтовые! ‘пускайтесь вниз!
     Љогда  всЯ  команда собралась  и  люди с  опаской и  любопытством стали
разглЯдывать Ђхава, грозного,  точно штормовой  горизонт, он, бросив быстрый
взглЯд за борт, а потом устремив его в сторону собравшихсЯ, шагнул вперед и,
словно  перед  ним  не  было ни живой  души,  возобновил  свою  тЯжеловесную
прогулку по палубе. Ћпустив голову  и надвинув на  лоб шлЯпу, он все шагал и
шагал, не  слыша удивленного  шепота команды,  так что  под конец  ‘табб  не
выдержал и шепнул ”ласку, что Ђхав  собрал  их  здесь,  верно,  затем, чтобы
сделать свидетелЯми нового  рекорда  по ходьбе. Ќо это продолжалось недолго.
‚от он остановилсЯ и со страстной значительностью в голосе крикнул:
     - ‹юди! —то делаете вы, когда увидите кита?
     - Џодаем голос! - согласно откликнулись два десЯтка хриплых глоток.
     -  •орошо!  - крикнул Ђхав с дикой радостью, заметив общее одушевление,
какое вызвал, словно по волшебству, его внезапный вопрос.
     - Ђ что потом?
     - ‘пускаем вельботы и идем в погоню!
     - Џод какую же песню вы гребете?
     - "“битый кит или разбитый вельбот!"
     €  с  каждым  возгласом все  удивительнее,  все  неистовее  становились
радость  и одобрение в чертах его лица;  а  морЯки, недоумеваЯ,  поглЯдывали
друг на друга, словно сами удивлЯлись, как это столь бессмысленные, казалось
бы, вопросы могли привести их в такое волнение.
     € все-таки они  снова,  как  один, подались  в нетерпении вперед, когда
Ђхав, полуобернувшись  у  своего  поворотного углублениЯ,  перехватив  рукой
повыше и что было силы судорожно уцепившись за ванты, заговорил так:
     - Њачтовые дозорные и раньше слыхали мои приказаниЯ относительно белого
кита.  ’еперь глЯдите  все! ‚идите вы эту испанскую  унцию  золота? -  €  он
поднЯл к солнцу большую сверкающую  монету.  - …й цена шестнадцать долларов.
‚се видЯт ее? Њистер ‘тарбек, передайте мне большой молоток.
     Џока старший  помощник ходил  за молотком,  Ђхав стоЯл молча и не спеша
тер золотую монету полой своего сюртука, словно длЯ того, чтобы она еще Ярче
заблестела, и все времЯ  что-то без слов напевал себе под нос, издаваЯ такие
глухие, невнЯтные  звуки,  что  казалось, это гудЯт  в нем вертЯщиесЯ колеса
жизни.
     Џолучив от ‘тарбека молоток, он приблизилсЯ к грот-мачте и, поднЯв  его
кверху  в одной  руке,  а  другой протЯгиваЯ  перед  собой  монету, громким,
пронзительным голосом воскликнул:
     - ’от из вас, кто первый увидит  белоголового кита со сморщенным лбом и
свернутой челюстью; тот из вас, кто первым даст мне знать о белоголовом ките
с тремЯ пробоинами у хвоста  по правому  борту;  тот  из вас, говорю  Я, кто
первый увидит белого кита, тот получит эту унцию золота, дети мои!
     -  “р-ра!   “р-ра!   -  кричали   матросы,   приветственно   размахиваЯ
зюйдвестками, покуда Ђхав прибивал монету к мачте.
     - Ѓелый Љит, говорю Я, -  повторил капитан, ронЯЯ на  палубу молоток. -
Ѓелый  Љит. ѓлЯдите  во все глаза, матросы.  ‚ысматривайте белую  воду. —уть
только заметите хотЯ бы один пузырек, подавайте голос.
     ‚се это времЯ ’эштиго, „эггу и Љвикег слушали его с большим вниманием и
интересом, чем  остальные, а теперь, при словах о сморщенном лбе и свернутой
челюсти, каждый из них вздрогнул, будто пронзенный каким-то своим, отдельным
воспоминанием.
     - Љапитан  Ђхав, - заговорил ’эштиго, - этот Ѓелый Љит не тот ли самый,
которого называют некоторые Њоби „ик?
     - Њоби „ик? - вскричал Ђхав. - ’ак ты, значит, знаешь этого кита, ’эш?
     - Ћн взмахивает на особый манер хвостом,  сэр, перед тем, как уйти  под
воду? - спросил индеец.
     - € фонтан у него особенный,  верно, капитан Ђхав? - подхватил „эггу. -
Љустистый даже длЯ кашалота и очень сильный.
     - €в шкура у него один, два, три -  о, много-много гарпун, а капитан? -
несвЯзно прокричал Љвикег. - € все такаЯ  крути-верти... похожий на... на...
- и,  не находЯ слова, он стал вращать рукой, словно раскупориваЯ бутылку, -
похожий на... на...
     - Ќа штопор!  - воскликнул Ђхав. -  ‚ерно, Љвикег, у него в  теле много
гарпунов,  и все  перекрученные  и  погнутые;  верно,  „еггу, фонтан у  него
большой, словно целаЯ копна пшеницы, и белый, как гора овечьей  шерсти у нас
в Ќантакете  в пору  ежегодной  стрижки;  верно,  ’эштиго, нырЯЯ, он  высоко
вскидывает хвост,  точно это лопнувший кливер  треплетсЯ в  шквал.  ‘мерть и
дьЯволы! ќто Њоби „ик! Њоби „ик! Њоби „ик!
     -  Љапитан  Ђхав, - проговорил ‘тарбек,  который  все  это времЯ  стоЯл
вместе   с  ”ласком  и  ‘таббом  и   разглЯдывал  своего  командира  со  все
возраставшим изумлением, но теперь вдруг нашел как будто бы наконец какое-то
объЯснение происходЯщему. - Љапитан Ђхав, Я тоже  слыхал о Њоби „ике. Ќе тот
ли это Њоби „ик, что оставил тебЯ без ноги?
     - Љто  говорил  тебе об  этом? -  вскричал  Ђхав,  но потом,  помолчав,
сказал: -  ‚ерно, ‘тарбек, верно, молодцы мои, это  Њоби „ик сбил мою мачту,
Њоби  „ик  поставил менЯ  на  этот  безжизненный  обрубок. ‚ерно,  верно!  -
повторил  он с каким-то  жутким,  нечеловеческим, громким рыданием в голосе,
словно пораженный в самое сердце матерый лось. - ‚ерно,  это  он,  проклЯтый
Ѓелый Љит, обстриг  мою палубу, превратил  менЯ  на  веки вечные  в жалкого,
неуклюжего  калеку!  -  €,  воздев руки  ввысь, он выкрикнул  свои безмерные
проклЯтиЯ: - „а! €  Я  буду преследовать его и за мысом „оброй Ќадежды, и за
мысом ѓорн, и за норвежским  Њальштремом, и за пламенем погибели, и ничто не
заставит менЯ отказатьсЯ от погони. ‚от цель нашего плаваниЯ, люди! ѓонЯтьсЯ
за Ѓелым Љитом  по обоим  полушариЯм, покуда  не  выпустит он  фонтан черной
крови  и не  закачаетсЯ на волнах его белаЯ туша.  —то скажете  вы, матросы?
ѓотовы ли вы ударить по рукам? ‘ виду вы храбрые люди.
     - ѓотовы, готовы! - подхватили  гарпунщики и матросы, подавшись вперед,
навстречу  неистовому  капитану.  - ѓлЯди в оба  и бей без промаха по белому
киту!
     - Ѓлагослови вас бог,  люди! - не то  рыданиЯ, не  то восторг звучали в
его  голосе. -  Ѓлагослови  вас бог.  ќй,  стюард! Ќеси  сюда  рому!  Њистер
‘тарбек, почему омрачилось твое лицо? €ли ты не согласен преследовать белого
кита? Ќе готов померЯтьсЯ силами с Њоби „иком?
     - џ готов померЯтьсЯ  силами  с его кривой пастью и пастью самой смерти
тоже, капитан Ђхав, если это понадобитсЯ длЯ нашего промысла, но Я пришел на
это судно, чтобы бить  китов, а не  искать  отмщениЯ моему капитану. ‘колько
бочек даст тебе твое  отмщение, капитан Ђхав, даже если  ты его получишь? Ќе
многого будет оно стоить на нашем нантакетском рынке.
     - Ќантакетский  рынок!  —то  мне  за дело до него? Ќо подойди  ко  мне,
‘тарбек, здесь надо копнуть поглубже. Џусть деньги мера успеха, друг,  пусть
счетоводы сводЯт свой баланс в этой конторе -  нашей планете, опоЯсав ее всю
золотыми гинеЯми - по три штуки на дюйм, - все равно и тогда, говорю Я тебе,
и тогда отмщение принесет мне прибыль здесь!
     - Ћн  колотит себЯ в грудь, -  шепнул ‘табб.  - ќто  еще зачем? ‡вук-то
получаетсЯ сильный, да какой-то полый.
     -  Њстить бессловесной  твари! - воскликнул  ‘тарбек.  - ’вари, котораЯ
поразила тебЯ просто по слепому инстинкту! ќто безумие! Љапитан Ђхав, питать
злобу к бессловесному существу, это богохульство.
     - ЋпЯть  послушай то, что лежит глубже.  ‚се видимые предметы  - только
картонные маски. Ќо в каждом Явлении - в живых поступках, в открытых делах -
проглЯдывают сквозь бессмысленную  маску неведомые черты какого-то разумного
начала. € если ты должен разить, рази через эту маску! Љак иначе может узник
выбратьсЯ на волю, если не прорвавшись сквозь стены своей темницы? Ѓелый Љит
длЯ менЯ - это стена, воздвигнутаЯ прЯмо передо мною. €ной раз мне думаетсЯ,
что по ту сторону ничего нет. Ќо это неважно. ‘ менЯ довольно его самого, он
шлет  мне  вызов, в нем вижу  Я  жестокую силу,  подкрепленную  непостижимой
злобой. € вот эту непостижимую злобу Я больше всего  ненавижу; и будь  белый
кит всего лишь орудием или самостоЯтельной силой, Я все равно обрушу на него
мою ненависть. Ќе говори  мне о  богохульстве, ‘тарбек, Я готов разить  даже
солнце, если оно оскорбит менЯ. €бо если оно могло менЯ оскорбить, значит, и
Я могу  поразить его; ведь в мире ведетсЯ честнаЯ  игра,  и всЯкое  творение
подчинЯетсЯ зову справедливости. Ќо Я неподвластен даже и этой честной игре.
Љто надо мной?  Џравда не имеет пределов.  Ќе глЯди ты на менЯ так, слышишь?
‚зглЯд тупицы  еще  непереносимее,  чем дьЯволов  взглЯд.  Ђга, вот  ты  уже
краснеешь  и  бледнеешь; мой  жар  раскалил в  тебе гнев. Џослушай, ‘тарбек,
сказанное в пылу  гнева не оставлЯет следов. …сть люди, чьи горЯчие слова не
унижают. џ  не хотел сердить тебЯ. ‡абудь  об  этом. ‚зглЯни на эти турецкие
скулы,  расцвеченные  пЯтнистым   загаром,  -  целые  одушевленные  картины,
начертанные  солнцем.  Ћ,  эти  леопарды-Язычники,  эти  безумные, безбожные
существа, которые не ведают и не ищут смысла в своей огненной жизни! ‚зглЯни
на команду, друг ‘тарбек! ђазве  все  они  не  заодно с Ђхавом против Ѓелого
Љита? ЏоглЯди на ‘табба! он смеетсЯ!  ЏоглЯди вон на того чилийца! он просто
давитсЯ  от  смеха.  Њожет  ли одинокое  деревце  выстоЯть  в таком урагане,
‘тарбек?  „а и о чем  тут идет речь? Џодумай сам. Ќужно только добыть кита -
невелико дело длЯ ‘тарбека.  ’олько и  всего. Њожет  ли  быть,  чтобы первый
гарпун Ќантакета не принЯл участиЯ в охоте,  когда каждый  матрос уже взЯлсЯ
за  оселок? Ђ-а! ‚ижу, смущение овладело тобой; тебЯ подхватил  высокий вал!
ѓовори  же, говори! „а, да, ты молчишь, твое  молчание говорит  за  тебЯ. (‚
сторону): —то-то выбилось у менЯ из расширенных ноздрей, - и он вдохнул это.
’еперь ‘тарбек мой; теперь ему придетсЯ подчинитьсЯ,  либо пойти на открытый
бунт.
     -  ‘паси менЯ, господь,  -  еле слышно пробормотал ‘тарбек. - ‘паси нас
всех, господь.
     Ќо,  торжествуЯ   и  радуЯсь  немой  покорности  своего   зачарованного
помощника, Ђхав не слышал  ни его зловещего восклицаниЯ, ни тихого смеха  из
трюма,  ни  грозного  гудениЯ  ветра  в  снастЯх;  он  не слышал  даже,  как
заполоскались, захлопали  вдруг по  мачте  обвисшие  паруса,  словно  они на
мгновение  пали  духом.  ‘нова загорелись  упорством жизни  опущенные  глаза
‘тарбека, замер подземный хохот, ветер  наполнил тугие паруса,  и снова плыл
уже вперед корабль,  вздымаЯсь  и  покачиваЯсь  на  волнах. Ћ  вы,  знаки  и
предостережениЯ!   почему,   поЯвившись,  вы  спешите   исчезнуть?   ‚ы   не
предостерегаете,  о тени,  вы  просто указываете  нам будущее! € не  столько
указываете будущее, сколько подтверждаете уже происшедшее  в душе нашей. €бо
внешний мир только слегка сдерживает  нас, а влекут нас  вперед  лишь  самые
глубинные нужды нашего существа!
     - ђому! ђому! - воскликнул Ђхав.
     €  взЯв  из рук  стюарда  до краев  наполненный  жбан, он  повернулсЯ к
гарпунщикам  и  приказал  им  обнажить  гарпуны. Џотом, выстроив их троих  с
гарпунами в руках прЯмо против себЯ, у шпилЯ, в то времЯ как трое помощников
с  острогами  встали рЯдом  с  ним, а остальнаЯ команда окружила  их плотным
кольцом,  капитан Ђхав  несколько мгновений  молча  разглЯдывал  лица  своих
подчиненных. €  глаза,  встречавшие его взор,  горели  диким  огнем,  словно
красные  зрачки  койотов,  устремленные  на вожака,  который броситсЯ сейчас
впереди всей стаи по  бизоньему  следу, чтобы  попасть,  увы!  в запрЯтанную
индейцами западню.
     -  ‚ыпей и  передай  соседу!  - вскричал Ђхав, протЯгиваЯ  желтый сосуд
стоЯщему поблизости матросу. -  Џусть пьет всЯ команда.  Џо кругу передавай,
по  кругу! Ћтхлебывай  поживей,  да  не спеши глотать;  это жжет, как копыто
сатаны.  ‚от так! Џитье идет  по  кругу  -  отлично! Ћно  бежит  внутри  вас
спиралью и, раздваиваЯсь, выглЯдывает по-змеиному  из ваших глаз. Џрекрасно,
вот уже и  дно показалось. ’уда  ушла кружка, а возвратилась отсюда. Џередай
ее  мне, -  э, да она пуста! Њатросы, вы  -  точно годы; без следа поглотили
полную чашу жизни. ‘тюард, наполни жбан!
     ‘мирно теперь, храбрецы мои! џ собрал вас здесь у шпилЯ; вы, помощники,
стойте подле  менЯ со своими пиками;  а гарпунщики пусть стоЯт там со своими
гарпунами;  а  вы,  бравые морЯки,  плотней  обступите  менЯ,  чтобы  Я  мог
воскресить благородный обычай рыбаков, моих предков.  ‹юди! џ покажу  вам...
ого! жбан опЯть возвратилсЯ?  €  фальшиваЯ  монета  не возвратитсЯ  быстрее.
„авайте его  сюда.  џ  бы снова,  наполнив,  пустил  его по  кругу,  да Я не
приспешник  свЯтого ‚итта. Џрочь, лихорадка  трЯсучаЯ! ‘юда,  помощники мои!
‘крестите передо мной ваши  остроги.  ‚от так!  „айте  мне коснутьсЯ  оси, -
говорЯ это, он протЯнул руку, ухватил три ровных сверкающих остроги в центре
их  пересечениЯ и  внезапно  сильно дернул их  к  себе, переводЯ напрЯженный
взглЯд  со  ‘тарбека  на  ‘табба,  со  ‘табба  на  ”ласка.  Љазалось,  своей
чудовищной внутренней волей он пыталсЯ передать  им ту огненную страстность,
котораЯ  скопилась в лейденской банке  его собственной  магнетической жизни.
’рое  помощников  не  выдержали  его  пристального,  долгого,  непостижимого
взглЯда. ‘табб и ”ласк отвели глаза в сторону; честный ‘тарбек потупилсЯ.
     - ‚се тщетно! - воскликнул Ђхав. - Ќо, может быть, это к лучшему.  Ѓыть
может, стоило вам  хоть однажды принЯть полный разрЯд, и тогда мой магнетизм
улетучилсЯ  бы  из груди моей.  Њожет статьсЯ, к  тому  же он поразил бы вас
насмерть. Њожет статьсЯ, вам нет в нем нужды.  Ћпустите  остроги! Ђ  теперь,
мои помощники, Я назначаю вас  виночерпиЯми трем моим родичам-Язычникам, вот
этим трем благороднейшим, знатнейшим господам -  моим доблестным гарпунерам.
‚ы гнушаетесь таким назначением? Ђ как  же великий папа омывает ноги  нищим,
пользуЯсь собственной тиарой вместо  кувшина? Ћ  мои любезные кардиналы!  вы
сами милостиво снизойдете до этого. џ  не приказываю вам - вы по собственной
воле сделайте это. ќй, гарпунеры!  перерубите бечевку  и  отделите древки от
наконечников.
     Ѓезмолвно повинуЯсь  приказу, гарпунеры, отделив древки, поднЯли  перед
собою остриЯми кверху трехфутовые металлические лезвиЯ своих гарпунов.
     - ќй,  вы так заколете менЯ! Џереверните их, переверните остриЯми вниз!
’ак,  чтобы  получились  кубки!  Љверху  раструбами.  ‚от  так.  ’еперь  вы,
виночерпии,  приблизьтесь. ‚озьмите у них  из рук эти кубки; держите, пока Я
наполню их! - €, медленно переходЯ от одного к другому, он до краев наполнил
раструбы перевернутых гарпунов огненной влагой из большой кружки. - Ђ теперь
встаньте,  вы  шестеро, друг  против  друга. Џередавайте  смертельные  чаши!
Џримите  их - отныне вы  свЯзаны нерасторжимым союзом. Ќу что, ‘тарбек? „ело
сделано! ‘олнце  готово скрепить этот союз своим закатом.  Џейте, гарпунеры!
Џейте,  вы, чье  место на  смертоносном  носу вельбота!  Џейте и  клЯнитесь:
‘мерть Њоби „ику! Џусть настигнет нас кара божиЯ, если мы не настигнем и  не
убьем Њоби „ика!
     ѓарпунщики  поднЯли  длинные, колючие,  стальные кубки; и под  крики  и
проклЯтиЯ  Ѓелому Љиту,  крЯкнув,  разом их осушили.  ‘тарбек  побледнел  и,
вздрогнув, отвернулсЯ. €  снова,  в последний раз, в обезумевшей толпе пошел
по кругу полный жбан; потом Ђхав взмахнул свободной рукой, все разошлись,  и
капитан спустилсЯ в каюту.


        ѓлава XXXVII. ‡ЂЉЂ’


     (‚ каюте у кормового иллюминатора сидит Ђхав и смотрит за борт)
     -  Ѓелый,  мутный  след  тЯнетсЯ  у  менЯ  за  кормой,  бледные  волны,
побледневшие щеки  - всюду, где б Я ни  плыл. ‡авистливые  валы вздымаютсЯ с
обеих сторон, спеша перекрыть мой след; пусть, но не прежде, чем Я пройду.
     ’ам,  вдали  у краев  вечно полного кубка,  вином алеют  теплые  волны.
‡олотое чело погружаетсЯ в синеву. ‘олнце-нырЯльщик медленно нырЯет с высоты
полуднЯ  и  уходит  вниз; но все выше устремлЯетсЯ  моЯ  душа,  изнемогаЯ на
бесконечном подъеме. —то же, значит, непосильна  тЯжесть  короны, которую  Я
ношу?  этой  железной  ‹омбардской короны? Ђ ведь  она  сверкает  множеством
драгоценных каменьев;  мне, носЯщему ее, не  видно ее  сиЯниЯ; Я лишь смутно
ощущаю у  себЯ на голове  ее слепЯщую силу. Ћна железнаЯ, не золотаЯ - это Я
знаю.  Ћна  расколота  -  это Я чувствую: зазубренные краЯ впиваютсЯ,  мозг,
пульсируЯ, бьетсЯ о твердый металл; о да, мой  череп - из прочной стали, мне
не надобен шлем даже в самой сокрушительной схватке!
     ‘ухой  жар охватил  мое чело.  Ђ было времЯ, когда восход  звал менЯ на
благородные дела и закат приносил покой. ’еперь не то. ќтот небесный свет не
длЯ менЯ. Љрасота причинЯет мне только страдание; мне не дано радоватьсЯ ей.
     Ћдаренный высшим  пониманием, Я  лишен земной  способности  радоватьсЯ;
проклЯт  изощреннейшим,  мучительным проклЯтием,  проклЯт среди райских кущ!
—то ж, доброй ночи, доброй ночи! (Њахнув рукой, он отходит от иллюминатора).
     ќто было не  слишком уж трудно. џ думал, хоть один-то упрЯмый окажетсЯ;
но нет - мой зубчатый круг  пришелсЯ впору длЯ всех колес и все их привел во
вращение.  €ли же можно сказать,  что они стоЯт  передо  мной,  словно кучки
пороху, а Я длЯ них - спичка! †аль только: чтобы воспламенить других, спичка
и сама сгорает! џ решилсЯ на то, чего желаю, а чего Я желаю, того Я добьюсь!
Ћни считают менЯ безумцем - ‘тарбек,  например;  но Я не  просто безумный, Я
одержимый, Я - само  обезумевшее безумие. ’о неистовое безумие, какое здраво
осознает только самое себЯ! Њне было предсказано, что Я получу увечье, и вот
Я без  ноги. ’еперь  же  Я  сам предсказываю, что тот, кто нанес мне увечье,
будет  изувечен мною. Џусть же предсказатель сам  исполнит предсказание.  Ќа
это вы, великие боги, никогда не были способны. џ осмею и освищу вас, игроки
в крокет, кулачные  бойцы, глухие  Ѓэрки  и ослепленные Ѓендиго!  џ не стану
говорить  вам, как маленькие  школьники  великовозрастным задирам:  "Ќайдите
себе  противника  по росту, что вы пристали к маленькому"? Ћ, нет,  вы сбили
менЯ с  ног, да только Я снова поднЯлсЯ; но вы-то, вы убежали и попрЯтались.
‚ыходите  из своих укрытий! “  менЯ нет большой пушки, чтобы достать вас  за
грудой  мешков с хлопком. ‚ыходите, Ђхав шлет вам свой привет!  € посмотрим,
заставите ли вы менЯ свернуть. ЊенЯ заставить свернуть? ќто вам не под силу,
скорее  вы  сами свихнетесь; вот оно, превосходство человека. ЊенЯ заставить
свернуть? Џуть к моей единой цели выложен стальными рельсами, и по ним бегут
колеса  моей  души. Ќад  бездонными  пропастЯми, сквозь просверленное сердце
гор,  под  ложем  быстрого потока мчусь  Я  вперед!  €  нет  ни преград,  ни
поворотов на моем железном пути!


        ѓлава XX