        ѓенрих Њанн. Ѓедные

        ’рилогиЯ "€мпериЯ"


                                Љнига 2

                                Ѓедные


     ---------------------------------------------------------------------
     Љнига: ѓ.Њанн. "‚ерноподданный. Ѓедные". ђоманы
     Џеревод с немецкого ќ.ѓрейнер
     €здательство "Џравда", Њосква, 1985
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 24 марта 2002 года
     ---------------------------------------------------------------------


     {1} - ’ак обозначены ссылки на примечаниЯ соответствующей страницы.


     ‚ романах немецкого писателЯ ѓенриха Њанна (1871-1950) "‚ерноподданный"
(1914) и  "Ѓедные" (1917) дана  широкаЯ картина жизни  кайзеровской ѓермании
начала XX века.


        I

        Ќ…ЌЂ‚€„џ™€…, ‹ћЃџ™€…

     Џеред  огромной рабочей  казармой в  ѓаузенфельде неистово орали  дети.
‘отни ребЯт,  словно выплеснутые из  недр битком набитого дома,  где все они
родились,  бегали и  отчаЯнно дрались на серой от пыли лужайке.  Љогда стену
освещало солнце,  уже отработавшие свое старики стоЯли,  греЯсь возле нее, и
смотрели на них.  Њалыши то и  дело падали в  канаву,  отделЯвшую лужайку от
проезжей дороги,  а  матери  и  сестры тут  же  спешили к  ним  на  выручку.
Џодростки обычно перепрыгивали канаву в  своем излюбленном месте,  там,  где
она  тЯнулась вдоль  дороги к  кладбищу.  Џеребравшись на  ту  сторону,  они
гурьбой наваливались на шаткий забор виллы,  принадлежавшей Љлинкоруму. …два
им  удавалось высадить  доску,  как  они  бросались в  сад  за  Яблоками.  ‘
негодованием и  ужасом прислушивалсЯ владелец сада к треску ветвей,  которые
они  ломали,  но  больные ноги плохо слушались его,  и  он  поЯвлЯлсЯ обычно
слишком  поздно,  -  мальчишки успевали  уже  перемахнуть обратно  и  издали
показывали ему  недозрелые плоды,  Якобы  подобранные на  дороге.  ’огда  он
произносил речь в  защиту собственности и  просвещениЯ,  неизменно одну и ту
же,  не  замечаЯ,  что каждый раз имеет дело с  теми же озорниками.  Ќекогда
Љлинкорум был школьным учителем, правда, учил он детей богатых. ’еперь, став
уже  беззубым стариком,  он  все  же  не  мог  отказать себе в  удовольствии
похорохоритьсЯ и блеснуть своим красноречием.  Ќо едва он скрывалсЯ из виду,
как мальчишки снова барабанили по забору и кто-нибудь из них,  прокравшись в
сад,  оставлЯл памЯтку на садовой дорожке.  ‘тарик малЯр,  живший в  подвале
виллы Љлинкорума,  обычно все это видел и  посмеивалсЯ,  хотЯ длЯ приличиЯ и
ругал шалунов.  Ћднако девочкам матери строго-настрого запрещали даже близко
подходить к дому учителЯ.
     €  это  было  еще  далеко  не  все,  что  вынужден был  терпеть учитель
Љлинкорум. Љогда он возвращалсЯ из города, то подчас, уже у самой виллы, его
нагонЯла директорскаЯ машина и,  как  ни  спешил он  войти в  дом,  успевала
обдать пылью или грЯзью. ѓлавный директор и тайный коммерции советник доктор
ѓеслинг сидел в  своей машине в  наглухо застегнутом плаще,  устремив вперед
непреклонный взор,  а  учитель  Љлинкорум,  прижатый к  собственному забору,
задыхалсЯ и в бессильной Ярости смотрел ему вслед, пока облако черного дыма,
окутав учителЯ с  ног до головы,  не застилало ему глаза.  € тогда Љлинкорум
мысленно произносил свою вторую речь,  но уже против собственности, - против
тех  владельцев,  которые знать не  хотЯт никаких границ в  своем чванстве и
высокомерии. Ђ ведь главное в человеке - просвещенность, она всегда стоЯла и
должна стоЯть на первом месте.
     ‘  этими мыслЯми он  поднималсЯ в  свой  кабинет.  Ћтсюда Љлинкорум мог
обозревать  весь  ѓаузенфельд,   а  также  пустырь  позади  рабочих  казарм,
тЯнувшийсЯ до самого леса и  до самой фабрики.  Ќаступала ночь.  Џоблизости,
над  оградой  кладбища,  загоралсЯ  фонарь,  а  вдалеке  сиЯли  прЯмые  рЯды
фабричных огней.
     Ћттуда  возвращались в  поселок рабочие.  “же  издали  слышалсЯ дружный
топот множества людей,  он доносилсЯ до старика учителЯ,  сидевшего в  своем
кабинете;  и  теперь Љлинкорум уже не  без уважениЯ думал о  повелителе всей
этой людской массы,  о  ѓеслинге,  хозЯине ѓаузенфельда,  владевшем огромным
богатством и удостоенном многих почетных званий.  Ђ как достиг такого успеха
этот  химик  и  бумажный фабрикант?  „а  ловкими коммерческими махинациЯми и
политическими интригами -  разговоры о  них  не  утихли в  городе и  поныне,
шестнадцать лет  спустЯ.  ЌельзЯ  не  уважать человека,  собственными силами
пробившегосЯ в жизни.  Ќо пусть и он уважает людей, которые имеют на это еще
большее право.  „олго копил деньги Љлинкорум,  и  вот,  наконец,  на далекой
окраине,  у  проезжей дороги,  ему  удалось приобрести этот  уединенный дом,
отраду его  старости.  Џодобно обители муз,  стоЯл  он  под  сенью деревьев,
любовно  лелеемый,  укрытый от  взоров  непосвЯщенных.  ’олько  крестьЯнские
телеги,  запрЯженные широколобыми,  тЯжело  переступавшими волами,  медленно
тащились  мимо;  а  ѓаузенфельд,  единственное крупное  предприЯтие во  всей
округе, местный центр бумажной промышленности, лежал по ту сторону полЯ - за
лесом;  отсюда его не  было видно,  и  сюда не  доходили ни его шум,  ни его
зловоние.  €  что  же?  Ќовый  владелец ѓаузенфельда вздумал  расширить свое
предприЯтие.  Ћн вырубил лес,  скрывавший неприглЯдные постройки,  и  теперь
рабочий поселок все  разрасталсЯ к  западу,  домишки подступали все  ближе к
усадьбе Љлинкорума.  „ошло до  того,  что этот народ вздумал тут же,  за его
забором, хоронить своих покойников. Ђ после того, как было разбито кладбище,
с  Љлинкорумом сыграли  еще  одну  шутку  -  началась  постройка казарм  длЯ
пролетариев.   —удовищные  громады  домов  покрыли  своей  тенью  и   самого
Љлинкорума и его скромное жилище, душили его своими запахами, засыпали сажей
его дом и сад, с каждым днем все больше расширЯЯ вокруг него зону варварской
непросвещенности, с ее грубым топотом, бранью, криками, смертоубийством.
     Ќо вот огни на фабрике погасли; они зажглись в казармах и в закусочной,
помещавшейсЯ во флигеле. ’ам уже начиналсЯ шум и крик.
     ђабочий Љарл Ѓальрих молча стоЯл у окна в своей комнате 101,  корпус ‘.
Ћн видел перед собой ту же картину,  что и владелец виллы Љлинкорум,  и, так
же как тот,  размышлЯл о  мире,  в  котором жил.  Џравда,  множество звуков,
наполнЯвших дом и доносившихсЯ справа,  слева, сверху и снизу, заглушали его
мысли, мешаЯ ему сосредоточитьсЯ на чем-либо более отвлеченном. ‚ воскресные
дни,  когда он отдыхал,  и по вечерам, перед тем как уснуть, Ѓальрих слышал,
как люди вокруг него ссорЯтсЯ,  целуютсЯ, шлепают детей, говорЯт о деньгах и
о  еде.  ‚  этом гулком вздрагивающем доме он  слышал все,  что  происходило
вокруг,  что было жизнью этих людей и  что уже не было жизнью:  предсмертные
стоны,  последние хрипы умирающих.  Ќо чаще,  чем отголоски смерти,  до него
доносились голоса новорожденных,  и тогда,  смотрЯ по настроению, он говорил
себе:  "‚от еще  один труженик длЯ  рабочих батальонов" или:  "ѓеслинг может
смеЯтьсЯ, одним глупцом больше стало".
     €бо  рабочий Ѓальрих понимал,  что  при  данном положении вещей главный
директор ѓеслинг ЯвлЯетсЯ как  бы  центром жизни  всего поселка,  ее  высшей
целью,  ради него - все эти усилиЯ, волнениЯ, страданиЯ. € не только фабрика
- весь город работает на  богача и  существует только по его милости.  ‚се в
стране вращаетсЯ вокруг него и ему подобных.  ђади него существует и войско,
и,  говорЯ по правде,  даже король только шут при нем. Ћн, ѓеслинг, содержит
этого шута,  а сам все продолжает богатеть. "„а, у нас все решают деньги", -
думал Ѓальрих...
     "…сли бы все решали деньги,  - размышлЯл между тем, стоЯ у своего окна,
учитель Љлинкорум,  -  то  этот  ѓеслинг по  праву столкнул бы  менЯ  на  ту
последнюю ступеньку общественной лестницы,  где  влачат жалкое существование
его наемные рабы, в то времЯ как сам он..."
     ‘ам  он  поселилсЯ за  лесом.  Ќа  зеленом  холме,  над  застроенной им
долиной, над ее нищетой и грЯзью, но огражденный от этого зрелища и зловониЯ
густой чащей деревьев.  ’ам,  на залитой солнцем и  утопающей в Ярких цветах
роскошной вилле "‚ершина",  в кругу спесивой семьи, беспечно обитает великий
собственник и  виновник  всей  этой  социальной  гнусности  -  эксплуататор!
ќксплуататор!
     Ћбличающее слово было произнесено двумЯ друзьЯми Љлинкорума,  вошедшими
в  его  кабинет,  -  доктором  ѓейтейфелем  и  консисторским советником{453}
–иллихом.  Ћба  они  повторили это  слово.  „а,  чем  человек  образованнее,
рассуждали  они,   тем   сильнее  развито  в   нем   социальное  сознание  и
чувствительность к  обидам,  которые  наносит  капитал  с  его  вызывающей и
разнузданной роскошью;  ибо  эта  роскошь или существует рЯдом с  удручающей
нищетой,  или,  подобно гоночным автомобилЯм,  безучастно проноситсЯ под рев
клаксонов мимо обездоленных и их нищих лачуг.
     ‘естра рабочего Ѓальриха,  жившаЯ над  ним,  получила такую пощечину от
своего мужа „инклЯ,  что Ѓальрих услышал ее звук в своей комнате;  Њалли тут
же  отшлепала  детей.   Љогда  все  вдоволь  наорались,   а  соседи  всласть
нахохотались по  случаю  скандала,  Њалли,  все  еще  продолжаЯ всхлипывать,
забормотала вечернюю молитву.  Љарл  Ѓальрих снова вернулсЯ к  своим мыслЯм:
"‚се решают деньги". Ќо вот внизу ѓербесдерфер заиграл на гармони, и Ѓальрих
понЯл,  что думать он не в силах. ’рудно разобратьсЯ в том, что происходит в
мире,  постичь  свЯзь  его  Явлений  и  управлЯющие им  законы.  Ћраторы  на
собраниЯх говорЯт как-то уже слишком туманно. —тобы понЯть их по-настоЯщему,
а  не  поддаваЯсь лишь  чувству ненависти,  нам  надо самим пробитьсЯ к  тем
знаниЯм,  к которым большинство из них приобщилось чуть не с колыбели. Ђ как
и где теперь набратьсЯ такой учености?
     ѓости,  сидевшие в  кабинете Љлинкорума,  брюзжали:  это он не позволил
подвести к  ѓаузенфельду электрическую железную дорогу.  Ћн  боитсЯ  общениЯ
внешнего мира с его долиной скорби, не желает, чтобы посторонние заглЯдывали
в нее.  ‘воим рабочим он запрещает частые отлучки в город,  не хочет,  чтобы
они  посещали товарищей и  собраниЯ.  Ђ  по  воскресеньЯм пусть сидЯт в  его
кабаке.  Џусть размножаютсЯ,  как в гетто, чтобы ни одна крупица их уменьЯ и
труда  не  досталась  никому,   кроме  него.   Ђ   последствиЯ  можете  себе
представить!
     - —то касаетсЯ менЯ,  -  сказал учитель,  - то мне доподлинно известно,
что  число  физических увечий в  ѓаузенфельде на  много  процентов превышает
обычные нормы.  € не удивлЯйтесь,  друзьЯ, если в одно прекрасное утро менЯ,
Љлинкорума,  найдут в  луже крови!  Ќе  будь Я  столь убежденным сторонником
тишины  и  порЯдка,   Я  бы  уже  давно  нашел  способ  вызвать  негодование
общественности.
     ‡а  новой  бутылкой  вина  ученые  мужи  поднЯли  даже  вопрос  о  том,
действительно ли  счастье  человека со  средним  достатком,  но  стоЯщего на
определенном духовном уровне  так  уж  зависит  от  прочности и  нерушимости
существующего порЯдка вещей...  Ђ когда бутылка опустела, собеседники начали
предрекать уже самое страшное - катастрофу и даже светопреставление.
     - џ вижу!  -  вдохновенно воскликнул Љлинкорум.  - џ вижу, как восстает
некто, кто отомстит за менЯ! - и при этом уселсЯ поудобнее в уголке дивана.
     Ђ  в  это времЯ на той стороне улицы,  в  комнате,  обращенной окном во
двор,  рабочий Ѓальрих пожелал спокойной ночи двум своим младшим братьЯм; он
еще постоЯл у окна, прежде чем закрыть его, ветер бил ему в лицо, на широком
лбу  резко  чернели сросшиесЯ брови.  ‘жав  кулаки,  вздернув плечи,  словно
поднимаЯ  непосильный груз,  он  продолжал  мучительно думать,  и  казалось,
ворочаЯ какие-то глыбы,  пытаетсЯ нащупать в темноте очертаниЯ своей судьбы:
какаЯ же  она,  куда она приведет его,  сплетеннаЯ с  судьбами других людей?
Ѓудущее представлЯлось ему  печальным и  сумрачным,  как  это  унылое  поле,
которое  расстилаетсЯ  перед  ним,   завершаЯсь  кладбищем.  Њежду  собой  и
кладбищем он не видел ничего, кроме несправедливости и ненависти.
     Љогда  ученые  мужи  в  кабинете Љлинкорума начали прощатьсЯ,  разговор
вдруг принЯл неожиданный оборот. Љонечно, богачам нельзЯ отказать в том, что
они  приносЯт обществу неизмеримую пользу.  Ћни  поддерживают престиж  нашей
страны за  рубежом,  обеспечивают нашу боевую мощь,  способствуют расширению
наших границ.  „а  ведь и  не  все  капиталисты такие,  как ѓеслинг!  Ђ  сам
ѓеслинг?  ђазве  не  следует отдать должное его  деловым способностЯм?  ‚есь
Ќетциг извлекает из них пользу.  ’е немногие гаузенфельдские акции,  которые
он оставил в  чужих руках,  при блестЯще проведенной им операции,  сделавшей
его главным директором предприЯтиЯ,  -  теперь эти акции редчайшаЯ ценность,
они переходЯт по наследству от отца к  сыну.  “ каждого из трех собеседников
было основание заподозрить остальных в том, что у них есть по нескольку этих
акций,  но  так  как  ни  один не  заикнулсЯ об  этом,  то  не  выдал себЯ и
Љлинкорум. €, только прощаЯсь, каждый как бы мимоходом спросил:
     - Љстати, а как они сейчас котируютсЯ?
     Ќенависть!  Ћна переполнЯла сердце Ѓальриха.  ‘  нею ложишьсЯ и  с  нею
встаешь. ‚ шестом часу, поднЯв воротник, бежишь на фабрику по серому, словно
озЯбшему шоссе,  и  сотни людей молча спешат вместе с тобой.  ’опот спереди,
топот  сзади,  топот в  тебе  самом,  однообразный,  точно стук  машин.  ‚се
обречены  терпеть  несправедливость,   всех  душит  ненависть,  неотступнаЯ,
привычнаЯ,  как спертый воздух,  как грохот в цеху.  € кто же в конце концов
наш злейший враг?  ѓеслинг, длЯ которого, надрываЯсь, гнешь спину, или ‘имон
џунер, такой же наемный раб, как ты? ‚едь с сегоднЯшнего утра это он, џунер,
стоит у  бумагорезательной машины,  на  том  месте,  где  вчера еще  работал
Ѓальрих,  -  внизу,  куда  поступают готовые листы бумаги и  где  есть рЯдом
дверь,  открыв которую,  можно хоть  глотнуть свежего воздуха.  Ћтдать самое
лучшее место -  и кому?  џунеру, который путалсЯ с женой механика Џольстера!
„а  она  еще  приходитсЯ родной сестрой его  зЯтю „инклю!  ‚се  утро Ѓальрих
обливалсЯ потом,  больше от  Ярости,  чем  от  жары.  Ђ  когда  мимо  прошел
инспектор и спросил у Ѓальриха,  почему он поменЯлсЯ местами с џунером,  тот
только молча стиснул зубы.  "ќто наше дело почему, а вам, господа, нечего во
все совать свой нос!" €нспектор, разумеетсЯ, отлично знал всю подоплеку этой
истории.  Ћн сам сейчас крутил любовь с женой Џольстера. ‚от почему он велел
доложить о  себе  господину старшему инспектору,  и  когда раздалсЯ гудок на
обед,  оба они отправились к  главному директору ѓеслингу.  ‡атем в  кабинет
директора был вызван механик Џольстер,  и  тотчас же  этот толстЯк рогоносец
вылетел оттуда весь красный;  побагровела даже его плешь. Ђ Ѓальрих вернулсЯ
на свое прежнее место у машины. Ћказалось, что ѓеслинг справедлив.
     Ћб  этом только и  шли разговоры по  дороге в  столовую.  Ђ  когда мимо
проходил  служащий дирекции,  многие  нарочно  старались заЯвить  как  можно
громче,  что вот,  дескать, ѓеслинг поступил по справедливости. € даже џунер
это признал,  уж такой он был человек.  Ђ  Ѓальрих,  к  которому сегоднЯ без
конца приставали с  расспросами,  весь  день  раздумывал.  ’о,  что  ѓеслинг
оказалсЯ справедливым,  это совсем не  было на него похоже.  ’олько вечером,
стоЯ у окна,  он понЯл:  наверно,  до ѓеслинга дошли слухи о любовных шашнЯх
Џольстерши, а длЯ него, конечно, ради его собственной выгоды важно, чтобы на
фабрике был прежде всего порЯдок. ’ем хуже, значит, он справедлив, когда ему
выгодно, и богачи, выходит, наживаютсЯ на собственной добродетели... Ѓальрих
вернулсЯ к этой мысли на другое же утро. ‚ этом-то все дело...
     Ѓыло  воскресенье.  Ќаверху опЯть плаксиво бормотала его  сестра Њалли,
читавшаЯ утреннюю молитву. …два она умолкла, как поднЯлсЯ невообразимый шум.
     Ќа этот раз Ѓальрих услышал и голос ‹ени, своей младшей сестры, поэтому
он тут же бросилсЯ наверх,  чтобы узнать,  в  чем дело.  Ђ там на него точно
выплеснули ушат помоев. Њалли Якобы застала „инклЯ за дощатой перегородкой у
‹ени и,  невзираЯ на свою беременность и  на троих детей,  вцепившихсЯ в  ее
огромный живот,  кричала мужу,  что пусть не воображает, он не один дружок у
‹ени;  в  ответ на  это ‹ени разревелась,  а  „инкль от  смущениЯ стал,  как
обычно, строить гримасы.
     - Ќеужели тебе не совестно, - сказал Ѓальрих замужней сестре. - ‚се это
опЯть твои выдумки... - € он привлек к себе ‹ени, обхватив ее за плечи. •отЯ
Ѓальрих не  знал правды,  но  и  не мог поверить,  что она способна на такую
гадость.  Ћн  любил ‹ени;  он  любил ее  намного больше,  чем старшую сестру
Њалли, так что даже упрекнул себЯ за это - и больше не сказал ни слова. ‹ени
еще  могла позволить себе быть красивой,  стройной и  опрЯтной,  но  беднЯга
Њалли уже никогда не станет такой. "€ Я, когда женюсь, наверное, стану таким
же, как этот „инкль". ђаньше Њалли никогда не врала. ’еперь, встав с постели
и  помолившись,  она какой-нибудь очередной сплетней поднимала на  ноги всех
соседей.  Ћбитатели этого дома были хорошие люди,  но бедность заставлЯла их
казатьсЯ  дурными,   а   богатые,   будучи  дурными,   могли  казатьсЯ  даже
справедливыми.
     ‚от как-то Џольстерша заЯвила,  будто „инкли украли у нее молоко. ЋпЯть
скандал,  опЯть  слезы,  и  от  волнениЯ у  Њалли  начались родовые схватки.
Џольстерша тут  же,  как  роднаЯ  сестра,  бросилась помогать  ей,  раздела,
уложила в постель,  пообещала „инклю накормить его, а всех троих ребЯт увела
к  себе:  у нее самой не было детей,  поэтому Џольстеры могли позволить себе
роскошь -  жить  в  двух хороших комнатах.  ‚  одной стоЯла плюшеваЯ мебель,
комнатные растениЯ и фонограф,  - вещи, видимо, приобретенные не без участиЯ
друзей хозЯйки. Ќо стоит ли быть такими уж щепетильными?
     „инкль особенно радовалсЯ,  что  семейное событие пришлось как  раз  на
воскресенье,  и Њалли,  по всей вероЯтности, потерЯет не больше двух рабочих
дней.  Џосле обеда,  когда Ѓальрих зашел еще  раз  проведать сестру,  „инкли
удостоились  почетного  визита:   их  посетила  супруга  главного  директора
ѓеслинга и  ее  золовка ќмми Ѓук.  ‚  дверЯх они  остановились и  начали так
гримасничать, словно их душили: верно, на них подействовал спертый воздух, к
которому они не  привыкли.  ‚се же  им  стало неловко,  и  они тут же начали
утешать Њалли  и  сюсюкать с  нею,  точно  перед  больной канарейкой.  ‡атем
пошептались с акушеркой,  времЯ от времени изумленно поднимаЯ брови. Ѓальрих
так долго и пристально разглЯдывал ќмми Ѓук,  что супруга директора, заметив
это,  вполголоса предостерегла ее  и  схватила за  руку.  Џри  этом ќмми Ѓук
уронила сумку,  а  Ѓальрих бросилсЯ вперед  и  мигом  поднЯл  ее.  Љогда  он
протЯнул ќмми сумку, та сначала отдернула руку и только под строгим взглЯдом
невестки,  наконец, взЯла ее. Ѓальрих между тем вдыхал аромат, исходивший от
ќмми, - аромат фиалок.
     "Ћна  еще  красива и  стройна,  -  наши девушки бывают такими только до
двадцати лет.  “ ‹ени тоже золотисто-пепельные волосы,  но у ќмми Ѓук они не
пропылены".  ‚зЯв у него сумку, ќмми поднЯла на него глаза и даже улыбнулась
застенчиво и  как  бы  примирительно;  но,  когда она  увидела его сросшиесЯ
брови, улыбка тут же исчезла, и Ѓальрих ушел за дощатую перегородку к ‹ени.
     „инкль последовал за  ним,  игриво ткнул его в  бок и  шепотом спросил,
чего это он  вздумал прЯтатьсЯ.  ‚едь гостьЯ Явно заглЯдываетсЯ на  него,  и
теперь Ѓальриху,  наверное, удастсЯ получить на фабрике тепленькое местечко.
„инкль острил,  как  обычно -  ведь все  это  его не  касалось.  Ѓальриха же
касалось близко,  и у него было такое же чувство,  как в тот раз,  когда его
уволили с  работы.  ќта Ѓук обошлась с  ним так,  точно он дикий зверь:  его
боЯтсЯ и все-таки не относЯтсЯ к нему серьезно; длЯ нее Ѓальрих не мужчина.
     Ќаконец дамы ушли. „инкль, лебезЯ, проводил их до площадки лестницы; но
тут-то   и   стрЯслась  беда.   Ќе   успел   „инкль  выпрЯмить  спину  после
почтительнейшего поклона,  как  произошла неожиданнаЯ катастрофа:  обе  дамы
мгновенно растЯнулись на  ступеньках лестницы,  с  головы  ѓеслингши слетела
шлЯпа  вместе с  половиной ее  седых волос.  Ђ  наверху,  перегнувшись через
перила,  хохотали до  упаду  дети  „инклЯ.  ’ут  только  отец  смекнул,  кто
виновники происшествиЯ.  ‘тиснув кулаки,  он кинулсЯ на детей, разогнал их и
поспешил на помощь дамам.  Љ счастью,  снизу подоспел ѓербесдерфер,  и с его
помощью дам удалось поднЯть...
     - Ѓоже мой, как это случилось? - с напускным удивлением воскликнули они
в один голос. - ЉажетсЯ, на ступеньках мыло?
     „инкль пыталсЯ отрицать столь невероЯтное предположение,  -  это просто
необъЯснимаЯ историЯ,  а ѓербесдерфер только промычал своим хриплым голосом:
"Ћсторожнее!"  -  и  на всЯкий случай распростер свои сильные руки.  „амы же
попросили обоих рабочих посмотреть,  не испачкались ли они сзади,  и,  когда
„инкль, при всем своем усердии, не нашел на них никаких следов мыла, они все
же обнаружили его.
     - Љак же быть? Ќам ведь надо в город пить чай к знакомым! Ќеужели ехать
домой переодеватьсЯ?
     „инкль посоветовал им так и сделать, но дамы запротестовали.
     - „а на это уйдет полчаса, а что скажет генеральша!
     ‡атем они обратились к ѓербесдерферу, чтобы узнать и его мнение, однако
ответа  не  последовало,   тот  лишь  насупил  брови.  ’ут  вдруг  поЯвилась
Џольстерша  и,  всплеснув  руками,  вызвалась  отмыть  все  следы  с  одежды
пострадавших,  по поводу чего сейчас же состоЯлось техническое совещание. Ќо
оно ни к чему не привело. „инкль настойчиво советовал дамам вернутьсЯ домой,
ссылаЯсь при этом на исключительную быстроходность директорской машины.
     - ‚ероЯтно,  вы правы, - согласилась супруга главного директора. - ‚едь
это американский "шаррон".
     „инкль  подчеркнул преимущества германской промышленности,  пусть  даже
она несколько и отстает. ќто утверждение не вызвало серьезных разногласий, и
благодарЯ любезности обеих сторон беседа не  прерывалась до  тех  пор,  пока
гостьи  вместе с  провожающими не  вышли  на  улицу.  Ћднако,  увидев своего
шофера,  дамы  мгновенно преобразились,  а  усевшись в  машину,  отвечали на
поклоны рабочих только легким движением век, даже не поворачиваЯ головы.
     „инкль был очень доволен и,  когда машина отъехала,  стал хохотать так,
что все его тело трЯслось от смеха. „етЯм, которые прокрались следом за ним,
он надавал шлепков,  но сам продолжал смеЯтьсЯ при этом. ‚се смеЯлись вместе
с ним, и Џольстерша, и соседки.
     Љогда всЯ орава провожавших снова устремилась наверх, они чуть не сбили
с ног Ѓальриха.  ’от стоЯл на площадке лестницы и,  казалось, был погружен в
созерцание мыльного пЯтна на  ступеньке...  Ћн  посторонилсЯ без  улыбки,  а
наоборот,  хмурил брови.  „инкль хлопнул его по  плечу и  потащил с  собой в
закусочную, заЯвив, что Њалли сегоднЯ не до них.
     ‚  закусочной было полным-полно народу.  ‚ошедших засыпали вопросами по
поводу  несчастьЯ с  высокими гостьЯми.  ќта  историЯ  занимала всех.  ‘лово
"мыло"  склонЯлось  на  все  лады,   оно  служило  темой  длЯ  острот,  мало
отличавшихсЯ одна от другой, но неизменно вызывавших неистовый хохот.
     Љ Ѓальриху,  „инклю и ѓербесдерферу подсел старик малЯр, поселившийсЯ с
недавнего времени  в  подвале у  Љлинкорума.  Ќеугомонный бродЯга и  лодырь,
кое-как перебиваЯсь,  всю жизнь шаталсЯ он по свету,  покуда старые кости не
запросились домой, в ѓаузенфельд, где у него еще была роднЯ. ЊалЯр и Ѓальрих
сидели молча,  пока ѓербесдерфер не обратилсЯ к  ним с вопросом,  почему это
богатым дамочкам вдруг вздумалось заЯвитьсЯ незваными к  работнице и глазеть
на ее родовые муки?  —то она,  корова? Ћн говорил нескладно, как дикарь, и с
таким усилием, будто день ото днЯ терЯл дар речи.
     „инкль  тихонько толкнул  ѓербесдерфера под  столом,  показал монету  в
двадцать марок, которую дали гости, и громко сказал:
     - „олжно быть, со скуки заехали. ‚идно, у генеральши еще чай не готов.
     Ѓальрих разволновалсЯ.  Ћн  готов  был  встать и  заЯвить здесь,  перед
всеми,  что и  у богатых бывает доброе сердце!  Ћн все еще видел перед собой
застенчивую улыбку ќмми Ѓук,  и  среди дыма и чада ему чудилсЯ запах фиалок.
Ќо старик малЯр пристально поглЯдел на него, ухмылЯЯсь в свою козью бородку,
и, опередив Ѓальриха, заЯвил:
     - ‡наю Я,  зачем они  приходили к  Њалли,  Я  тоже видел раз,  как одна
богатаЯ  стерва  примчалась  поглазеть,   когда  работнице  прихватило  руку
машиной.  Ћна  заранее приказала,  чтоб ей  дали знать,  если случитсЯ какаЯ
беда.
     - ’ы  видел  это  своими глазами,  дЯдЯ  ѓеллерт?  -  угрожающе спросил
Ѓальрих;  в  эту минуту ему вспомнились девчушки,  которых заманивал к  себе
старик.
     - „а,  своими глазами.  Ђ работница та стала потом моей женой, это твоЯ
двоюроднаЯ бабушка.
     - Ќу,  тогда конечно... - пробормотал Ѓальрих, задумчиво уставившись на
стол.  -  Ќадо держатьсЯ подальше от тех,  у кого есть деньги,  -  это лучше
всего.  - € мысленно попросил прощеньЯ у своей сестры ‹енЯ, что предпочел ей
богачку и провел почти целый час в ее обществе.
     Љ  его столу неслышно подошел ‘имон џунер.  Ћн  услышал последние слова
Ѓальриха,  хотЯ они и были сказаны шепотом. џунер стукнул по столу, как бы в
порыве гнева.
     - Џодальше от денег,  говоришь?  Ђ  что толку?  Ќадо вот так!  -  € его
кривые  пальцы хищно  заскребли по  столу,  будто  собираЯ что-то.  Ѓальрих,
отлично знавший, кто такой џунер, возразил:
     - ‹учше Я  буду есть собственный хлеб,  который честно заработал,  -  и
отрезал ломтик от своего хлеба.
     џунер опустилсЯ на  скамью рЯдом с  Ѓальрихом.  ’ак как ему не  удалось
занЯть место Ѓальриха у машины,  он решил,  что теперь выгоднее сблизитьсЯ с
ним. Ћн дружески взЯл Ѓальриха за руку и настойчиво заговорил:
     - ’вой собственный хлеб,  который ты честно заработал?  ѓеслингов хлеб,
хочешь ты сказать! ‚едь на его фабрике ты зарабатываешь ровно столько, чтобы
жить в его казарме и есть в его кабаке.  Ђ что сверх того, то от лукавого, -
заключил џунер Язвительно и оскалил зубы; его желтые глаза сверкнули.
     ђабочие отлично знали,  что каждое их слово станет известно инспектору.
‚едь именно инспектор насолил џунеру,  так  перед кем же,  как не  перед ним
теперь заискивать? € все-таки им было трудно сдерживать себЯ.
     ђазве закусочнаЯ и  казарма не возвращают с лихвой ѓеслингу то,  что он
платит рабочим?  Ѓесконечным и неудержимым потоком течет золото в один и тот
же карман,  рабочие же со своими натруженными руками, их отцы, жены, их дети
стоЯт подле и только смотрЯт на него...  „лЯ ѓеслинга производЯт они на свет
детей, так же как создают длЯ него товары, пьют и едЯт длЯ него.
     - ‡а  здоровье ѓад-слинга!  -  воскликнул „инкль,  и  за  всеми столами
подхватили этот тост.  Љак сладко было излить душу в одном этом слове,  хоть
раз назвать по  имени эту ненависть и  всю ее горечь испить в  стакане вина.
‚едь с ней засыпаешь и с ней встаешь!  Љаждый из них думал: разве что только
в плоть не облеклась эта ненависть,  и нет у нее кулаков,  но каждаЯ минута,
пережитаЯ нами,  живет в нашей памЯти. Њы помним все: несправедливую власть,
в  руки которой отданы,  обиды и издевательства -  каждую минуту,  на каждом
шагу,  жестокую  корысть,  ради  которой  из  нас  выжимают  соки,  обман  и
презрение.  ‚ы воображаете,  что мы забыли?  ‚ы, может быть, думаете, что мы
уже не замечаем смрада в каморках битком набитых казарм,  которые вы строите
длЯ  нас?  Ќапрасно консисторский советник –иллих при освЯщении казарм "‘" и
"’" морочил нас баснЯми, будто под этими буквами следует понимать: "смирЯйсЯ
и  трудись".  Ќет,  не смирение и труд,  эти казармы,  а просто сор-тир.  €х
зловоние по-прежнему бьет нам в нос, и мы ничего не забываем, ничего!
     - ЏонЯтно, - заметил Ѓальрих, - что дам чуть не стошнило от нашей вони.
Ћдно непонЯтно, почему мы сами сконфузились.
     - Ѓудь они в нашей власти,  как мы в ихней, не стали бы мы церемонитьсЯ
с  ними!  -  тут  „инкль и  џунер самым наглЯдным образом показали,  что они
сделали бы сегоднЯ же с  этими богатыми бабами,  несмотрЯ на седины одной из
них. “ ѓербесдерфера вырвалось даже какое-то рычание, предвещавшее кое-что и
похуже.  Ќос  картошкой особенно резко выделЯлсЯ на  его  багровом лице,  из
распахнутого ворота выступала белаЯ кургузаЯ шеЯ.  ѓлаза за  круглыми очками
смотрели в одну точку, словно перед ним вставали призраки.
     „инкль вдруг оказалсЯ на  середине комнаты и,  заложив большие пальцы в
проймы  своего  пиджачка в  коричневую клетку,  стал  представлЯть рабочего,
который вышел прогулЯтьсЯ,  а  навстречу ему  -  богатый фат.  Ѓогатого фата
изображал џунер;  он снЯл с  гвоздЯ котелок,  расправил на нем все вмЯтины и
надел на голову.  ЏоравнЯвшись с џунером,  „инкль вдруг поднес кулак почти к
самому  его  подбородку,  причем џунер  изобразил страшный испуг,  а  „инкль
сделал вид,  будто хотел только сунуть в  рот  папиросу.  ‚се шумно выразили
свое одобрение.  ‚от это здорово!  ‘тоит только погрозить пальцем -  и богач
готов хлопнутьсЯ в обморок,  ведь они живут будто во сне.  •одЯт по улицам и
не замечают,  как они одиноки среди рабочих,  и как их меховые шубы терЯютсЯ
среди тысЯч залатанных,  ветром подбитых курток.  ’олько и  есть у  них один
союзник -  полициЯ...  Ћни ничего не замечают,  они спЯт.  Ќикогда ничего не
изменитсЯ,  думают богачи. ‚едь они привыкли к тому, что есть, им легче было
привыкнуть к своей жизни, чем нам к своей.
     ѓербесдерфер,  которому давно уже не терпелось высказать все, что в нем
накипело,  выпростал  свои  непомерно огромные  кулаки,  -  один  палец  был
перевЯзан,  -  разжал их и сжал с такой Яростью, что хрустнули суставы, и, с
трудом выдавливаЯ из себЯ слова, словно от избытка сил, заЯвил:
     - ‘коро все будет по-другому!
     Ѓальрих,   сидевший  напротив,   почтительно  слушал  его  и  почти  не
почувствовал легкого толчка в бок - старик ѓеллерт хотел привлечь к себе его
внимание.  ‚идимо,  он  уже давно носил в  себе эти мысли,  и  общий подъем,
наконец, развЯзал ему Язык.
     - „авно уже все могло бы стать по-другому,  -  зашептал он,  - и, стало
быть, как раз наоборот. ‚едь это Я помог ѓеслингу начать дело. ‚едь Я бы мог
нынче сидеть на его месте...
     Ѓальрих изумленно уставилсЯ на него,  но старик уже поджал губы,  будто
ничего  и  не  сказал.  Ѓальрих в  первую  минуту даже  оторопел,  но  после
минутного  раздумьЯ  только  раздраженно пожал  плечами.  ‘тарческаЯ  пустаЯ
болтовнЯ, не стоЯщаЯ вниманиЯ!
     ђазговор перешел на партийные дела.  ЏартиЯ отнюдь не безупречна.  €  в
ней  есть элементы,  которые больше думают о  себе,  чем  о  рабочем классе.
џунер,  громче  всех  выражавший свое  недовольство,  стал  бранить товарища
Ќаполеона ”ишера,  рабочего депутата:  он хоть и  провертывает немало всЯких
дел,  но  больше  ради  себЯ,  чем  ради  нас.  Ћн  заодно с  ѓеслингом и  с
правительством в полном ладу, ни в чем им не перечит. Ђ чего он добилсЯ тем,
что голосовал за непомерное увеличение армии?  ’о страховку дадут, то лишнюю
пенсию,  только и  всего.  Ђ ведь был таким же рабочим,  как и мы,  да еще у
ѓеслинга. —его же ждать от других, от белоручек?
     „а, все это верно. Ќо именно эти слова џунера были встречены куда более
сдержанно,  чем разыграннаЯ им и  „инклем сценка,  в  которой они высмеивали
имущий класс и работодателей.  ’ут уж не до шуток, думали рабочие, надо быть
начеку,  ибо  нашептываньЯ џунера  партийному боссу  Ќаполеону ”ишеру  могут
обойтись подороже,  чем его донос старшему инспектору, правой руке ѓеслинга.
‚се  же  одно можно сказать наверное:  страховка и  пенсии имеют две хорошие
стороны  -  и  рабочим  польза  и  богачам спокойнее спитсЯ.  „инкль,  самый
неосторожный из всех,  пошел дальше.  Ћн заЯвил напрЯмик:  важнее всего даже
второе,  то есть спокойный сон господ, а что касаетсЯ рабочих, то не родилсЯ
еще  тот  старик,  который смог бы  прожить на  эту подачку,  так называемую
пенсию.
     - Њой родной отец,  -  взволнованно продолжал „инкль, - как бы Я его ни
срамил, в обед всех соседок обойдет со своей миской, пока мы на фабрике.
     ‘тарику  „инклю  только  и  оставалось,  что  просить  милостыню:  дети
отбирали у него пенсию, а кормили впроголодь. ќто было всем известно. Ќо кто
упрекнет товарища,  на  чьих  руках жена  и  четверо детей?  “ж  лучше пусть
голодает старик.
     ѓербесдерфер,  гнев которого давно остыл,  сидел,  морщась от страха, и
ныл хриплым голосом.  Ћн жаловалсЯ на врача страховой кассы, который выписал
его на работу,  хотЯ у  него после несчастного случаЯ все еще болит коленка.
Ќа улице,  при ходьбе, ничего; а как придет на фабрику, коленка у него опЯть
ноет и  от страха,  что он попадет в колеса машины и будет размолот вместе с
древесиной, голова начинает кружитьсЯ.
     - Њы-то знаем, как это бывает... - поддержали его за другим столом.
     „а,  слишком хорошо был всем знаком этот страх. ђуки да ноги - это ведь
все, что у тебЯ есть. €ми только и живут жена и дети. Ђ все эти врачи делают
вид, будто у нас могут вырасти новые.
     - „а,  уж моему пальцу не вырасти,  - задыхаЯсь от злобы, сказал кто-то
за  дальним столом  и  поднес  к  лампочке беспалую руку.  ‚след  за  ним  и
ѓербесдерфер тоже поднЯл свой забинтованный палец.  €  вот  через два стола,
потом рЯдом,  потом над  всеми столами к  свету потЯнулись пальцы в  плотных
белых бинтах и руки,  иссеченные темными неизгладимыми шрамами.  € когда все
эти  забинтованные руки  замелькали в  воздухе,  по  комнате вдруг  разнессЯ
резкий запах,  которым всегда пахло от рабочих,  но который обычно заглушали
испарениЯ человеческих тел и табачный дым, - запах карболки.
     € Љарл Ѓальрих,  насупившись,  стал ощупывать под столом больной палец,
обмотанный холщовой трЯпицей. Ќа лицах всех этих людей лежала тень глубокого
раздумьЯ -  они размышлЯли о своей жизни. ‚друг среди наступившего безмолвиЯ
раздалсЯ голос Ѓальриха:
     - Џробьет час, и справедливость победит!
     - ‚ерно!  -  послышалось кругом, приглушенные возгласы одобрениЯ и веры
слились в тихий гул.  -  „а,  мы на пути к справедливости.  € пусть с каждым
днем становитсЯ все Яснее,  как долог этот путь, все равно - дни богатых уже
сочтены.  „орого обходЯтсЯ нам богачи,  но придет времЯ, и нашим станет все,
что  сегоднЯ мы  отдаем им.  ‚  просторных залах  мы  все  вместе будем есть
вкусную пищу,  машины тоже  станут нашими,  они  будут  работать на  нас.  Ђ
богачам придет конец.  Љабы не эта вера,  нам оставалось бы только спитьсЯ и
грабить их дома.
     Њы не делаем этого, потому что мы разумнее их. € нам дышитсЯ легко, да,
легко,  даже в  этом удушающем смраде,  потому что на  нашей стороне разум и
будущее. Ђ вы там ослеплены стЯжательством и даже не знаете, какие сокровища
у вас в руках.  Љто из вас ценит знание и ум, как их ценим мы? ‚ы забыли про
них,  вы заплыли жиром.  Ђ мы -  мы знаем,  что разум завоюет весь мир и что
разум -  его высшаЯ цель.  ЉаждаЯ библиотека,  которую нам удаетсЯ сколотить
или  вырвать из  ваших  жадных рук,  -  это  новаЯ веха  на  пути  к  нашему
возвышению и к вашей гибели.
     „инкль, вдруг сорвавшись с места, воскликнул:
     - Ђ  больше всего менЯ радует,  что он  выложил сто тысЯч марок на нашу
библиотеку!
     € все возликовали,  вспоминаЯ это поражение главного директора. Џравда,
немало  пришлось  сражатьсЯ и  с  руководством библиотеки:  по  уставу,  при
закупке книг слово имели и  служащие фабрики,  а они всЯчески препЯтствовали
пополнению библиотеки партийной литературой.  ѓербесдерфер ухмылЯлсЯ, втайне
торжествуЯ победу.  ‘о  вчерашнего днЯ  в  его  комнате хранилсЯ под запором
"Љапитал".
     Ѓальрих испытующе посмотрел на него: большие очки, замкнутое, как будто
невыразительное,  огрубевшее лицо,  на котором написаны постоЯннаЯ тревога и
страх, как бы оно вдруг не выдало таившуюсЯ в этом человеке смелую и стойкую
душу.
     "‚от мы какие,  -  думал Ѓальрих.  -  Њы слишком слабы,  хотЯ и кажемсЯ
сильными.  Љниги,  которые учат нас, как сбросить с себЯ цепи эксплуатации и
нищеты,  лежат у нас под спудом, а мы сидим здесь, изнуренные рабским трудом
целой недели,  и  даже не знаем,  как воспользоватьсЯ этим оружием.  €  если
одному из нас все же и удаетсЯ постичь то, что говорит наука, то своим детЯм
он  не  в  силах облегчить жизнь!  Њы  все  равно стоим на  том  же  месте и
стараемсЯ взЯть от жизни только те радости, какие позволЯет наша бедность".
     ’ут  Ѓальрих вспомнил,  что  его ждет девушка,  она могла бы  стать его
девушкой, если бы он захотел. Ќо хочет ли он? € она ли именно та девушка? Ќе
торопЯсь,  поднЯлсЯ он  с  места,  подошел к  соседнему столу,  чуть было не
подсел к товарищам,  -  но потом все же выбралсЯ из закусочной и увидел, что
возле кладбищенской ограды девушка уже ждет его. Ћна стоЯла в наброшенном на
плечи  коричневом платке,  слегка  наклонившись вперед,  видимо,  уже  давно
всматриваЯсь в  темноту,  и  заметила его,  только когда  он  подошел совсем
близко.
     - ’ильда! - ободрЯюще крикнул Ѓальрих.
     „евушка молча поднЯла голову.  ‹ицо ее было полно глубокой скорби. Ђ он
шел к  ней -  такой статный и широкоплечий,  такой сильный и решительный;  и
темный  вихор  так  задорно торчал из-под  кепки,  что  ’ильда не  могла  не
улыбнутьсЯ.
     - ’ы  уже  была  там?  -  спросил он  вполголоса,  указываЯ на  калитку
кладбища.
     Ћна кивнула:
     - ’еперь у моей крошки есть все,  что надо. •орошо бы и нам отправитьсЯ
туда же.
     - Ќе говори так, - решительно возразил он и уже мЯгче добавил: - ‡айдем
еще раз?
     Ќо  ’ильда покачала головой,  и  он  не  настаивал.  ‡ачем?  ќто только
расстроит ее. € разве их будущее не светлее того, что осталось позади?
     - “йдем отсюда!  - твердо сказал он и, взЯв ее под руку, ускорил шаг. ‚
тени  ограды,   осененной  кустами,  она  прижалась  к  нему,  и  он  ощутил
прикосновение ее бедер.  “  нее были широкие бедра,  высокаЯ грудь и усталое
осунувшеесЯ лицо,  а  ее  глаза смотрели на  него с  тревогой.  Љогда ограда
кончилась,  вокруг них засвистел ветер.  Ѓальрих плотнее закутал ’ильду в ее
платок.  ‚есна только начиналась.  ‚  наступавших сумерках перед ним  смутно
темнело поле;  они шли, перешагиваЯ через дождевые лужи. Ќаправо, меж чахлых
деревьев,  виднелись домики,  так называемые "виллы рабочих",  но в них жили
преимущественно фабричные служащие.  Џолучить здесь жилье могли лишь  те  из
рабочих,  кто был на особо хорошем счету у  начальства.  "‚от џунера поселЯт
здесь, а нас нет", - подумал Ѓальрих.
     Ћни то расходились,  чтобы обойти лужи, то снова шагали рЯдом, обсуждаЯ
свои дела.  Ѓальрих имел двух братьев.  Ћдин еще  школьник,  другой поступил
учеником на фабрику.  „очурка уже перестала быть длЯ ’ильды обузой,  подумал
Ѓальрих; остаетсЯ еще ее старуха мать, она слишком слаба, чтобы работать.
     - Љабы не твоЯ мать, - сказал он в порыве нежности, - ты, моЯ беднЯжка,
могла бы вовсе не работать, Я бы уж заработал на двоих.
     „евушка  бросила  на  него  горький и  недоверчивый взглЯд  и  обиженно
заЯвила:  ей  ничего не  нужно,  мать ей так же мало в  тЯгость,  как была и
покойница дочка.
     - ’ебе хотелось, чтобы и она уже лежала на погосте!
     ’ут Ѓальриху стало Ясно,  что ’ильда не понимает его.  Љак же они будут
любить друг  друга?  Ќадо было настоЯть на  своем и  пойти вместе с  ней  на
могилку девочки.  ’еперь она вообразила,  будто он осуждает ее за то,  что у
нее был ребенок,  и,  наверное,  всегда будет осуждать.  "Ќет, это не так, -
сказал он себе.  -  ‚ самом деле,  не так.  € все же была ведь у нее до менЯ
своЯ жизнь".  Ћна знала другого,  даже,  кажетсЯ,  двоих.  Ђ  теперь и о нем
дурного мнениЯ.  …й  двадцать,  они ровесники.  Ћн тоже был близок с  двумЯ.
Ћднако длЯ  него это прошло бесследно,  он  мог бы  полюбить так,  как любЯт
впервые.  Ќо почему он должен любить именно ее?  ’ильда казалась порой такой
далекой,  словно она Явилась из другой страны.  ‚незапно, заслонив ее, перед
ним  предстал образ ‹ени,  его  сестры,  нетронутой и  беззаботной,  еще  не
потерЯвшей надежды на счастье. ‹ени была одной крови с ним, роднаЯ, близкаЯ,
воплощение лучшего будущего. Ђ ’ильда - как она надломлена...
     Њожет быть,  ей  передались его  мысли?  Ћна поднЯла голову,  с  укором
посмотрела на него и, желаЯ как можно больнее задеть, сказала:
     - ‘мотри в оба за своей сестрицей - ей также ничего не стоит заполучить
ребенка, как и каждой из нас.
     Ќо  Ѓальрих не  дал уЯзвить себЯ.  Ћн крепче прижал к  себе ее локоть и
мЯгко прошептал:
     - ’воЯ дочка была славнаЯ милаЯ девочка.
     Ћна старалась вырватьсЯ, но он не отпускал ее, и под конец она сдалась,
тихо припала к нему, и из ее сомкнутых глаз полились слезы. Њедленно шли они
навстречу ветру и  в сгущавшихсЯ сумерках добрались до "рабочего" леса,  где
стоЯли скамейки;  все так же обнЯвшись,  сели на влажную холодную скамью под
оголенными,  темными мощными ветвЯми.  Џеред ними была фабрика,  а  за тремЯ
рЯдами  фабричных зданий  садилось солнце,  затЯнутое облаками,  похожими на
прЯди дыма.  ѓлЯдЯ на  зарево заката,  оба  думали об  одном:  как хорошо бы
сейчас посидеть где-нибудь в тепле.  Џозади,  за высокой изгородью начиналсЯ
"господский" лес;  в  начале запущенный,  он  по мере приближениЯ к  усадьбе
становилсЯ все  чище,  переходил в