ваний, выпавших на долю консульши, не  согнул  ее
стройной фигуры, взор ее оставалсЯ  неизменно  Ясным.  Ћна  любила  давать
парадные обеды, изЯщно  и  богато  одеватьсЯ,  не  замечать  или  хотЯ  бы
сглаживать то неприЯтное, что порою творилось вокруг нее,  и  благосклонно
принимать знаки уважениЯ, - уважениЯ,  которое  повсюду  снискал  себе  ее
старший сын. ќта болезнь, это воспаление легких вторглось в ее несогбенное
тело  без  того,  чтобы  предварительнаЯ  душевнаЯ  работа  облегчила   ей
предстоЯщий процесс разрушениЯ, та  подрывнаЯ  работа  страданиЯ,  котораЯ
медленно, при непрестанных болевых ощущениЯх отчуждает нас  от  жизни  или
хотЯ бы от условий, в которых мы жили, порождаЯ в нас  сладостную  тЯгу  к
концу, к отходу от жизни,  к  успокоению...  Ќет!  ‘тараЯ  консульша  Ясно
чувствовала, что, несмотрЯ на свою христианскую жизнь  в  последние  годы,
она, собственно, еще не приготовилась к смерти, и смутнаЯ мысль,  что  это
ее _последнЯЯ_ болезнь, недуг, которому  суждено  -  в  последний  час,  в
отвратительной спешке, во всеоружии  физических  страданий  -  сломить  ее
сопротивление, заставить ее признать себЯ побежденной,  наполнЯла  страхом
ее сердце.
   Ћна часто молилась. Ќо еще чаще, когда была в полном сознании,  следила
за своим состоЯнием, сама щупала себе пульс, мерила температуру,  силилась
побороть кашель. Ђ пульс становилсЯ все слабее, температура после  легкого
снижениЯ подымалась еще выше, озноб сменЯлсЯ лихорадочным бредом,  кашель,
все более болезненный и уже сопровождавшийсЯ  кровохарканьем,  усиливалсЯ,
удушье повергало  ее  в  страх.  ЋбъЯснЯлись  все  эти  ЯвлениЯ  тем,  что
воспаление теперь охватило уже не часть, а  все  правое  легкое,  и,  если
только внешние симптомы не были обманчивы, то и в левой стороне  намечалсЯ
процесс, который доктор ‹ангхальс,  внимательно  разглЯдываЯ  свои  ногти,
именовал "гепатизацией", а старый доктор  ѓрабов  обходил  молчанием.  †ар
неуклонно подтачивал организм. †елудок отказывалсЯ работать. ‘илы  больной
падали - неудержимо, медленно и упорно.
   Ћна следила  за  этим  процессом;  когда  была  хоть  сколько-нибудь  в
состоЯнии принимать пищу, с готовностью ела те особо питательные  кушаньЯ,
которые длЯ нее готовились; заботливее, чем  ее  сиделка,  соблюдала  часы
приема лекарств и была так поглощена своей болезнью, что почти ни с кем не
разговаривала, кроме врачей, - во всЯком  случае,  оживлЯлась  только  при
разговорах с ними. ѓостей, которые поначалу к ней  допускались,  подруг  -
участниц "€ерусалимских вечеров", пожилых светских дам и пасторских жен  -
она принимала равнодушно, с какой-то рассеЯнной  теплотой  и  очень  скоро
опЯть отпускала. Ѓлизкие болезненно воспринимали то безразличие, с которым
стараЯ дама к ним  относилась,  оно  граничило  уже  с  пренебрежением  и,
казалось, означало: "‚се равно  вы  мне  ничем  помочь  не  можете".  „аже
маленького ѓанно, которого ввели к ней  в  час,  когда  ей  стало  немного
полегче, она только погладила по щеке и тотчас же от него отвернулась. Ћна
словно говорила: "„орогие мои, все вы милейшие  люди,  но  Я-то...  похоже
ведь, что Я умираю!" € напротив, обоих врачей она принимала очень  радушно
и подолгу с ними советовалась.
   Љак-то раз Явились старушки ѓерхардт,  те  самые,  что  происходили  по
прЯмой линии от ЏаулЯ ѓерхардта. Ћни пришли к своей подруге в  мантильках,
в плоских, как блин, шлЯпках, с мешочками длЯ продуктов в  руках  -  прЯмо
после посещениЯ бедных. Ќе допустить их к больной ни  у  кого  не  хватило
духу.  ‘естер  оставили  наедине  со  старой  консульшей,  и  одному  богу
известно, о чем они говорили, сидЯ у ее постели.  Ќо  когда  они  уходили,
глаза и лица их были еще просветленнее, еще мЯгче и блаженно-упоеннее, чем
обычно, а в спальне лежала консульша с точно таким же  выражением  глаз  и
лица - лежала неподвижно, умиротворенно, умиротвореннее,  чем  когда-либо,
дыша медленно и негромко и, казалось, с минуты на минуту терЯЯ силы.  ѓ-жа
Џерманедер, пробормотавшаЯ  вслед  старушкам  ѓерхардт  какое-то  довольно
энергичное слово, немедленно послала за врачами. €  едва  только  оба  они
показались в  дверЯх,  как  с  консульшей  произошла  полнаЯ,  разительнаЯ
перемена: она очнулась, задвигалась, приподнЯлась. ‚ид обоих этих  господ,
хоть сколько-то смыслЯщих в медицине, немедленно возвратил ее  к  земному.
Ћна протЯнула к ним обе руки и начала:
   - „обро пожаловать, господа! „олжна вам сказать, что сегоднЯ  с  самого
утра...
   Ќо,  увы,  уже  давно  нельзЯ  было  больше   отрицать   двухстороннего
воспалениЯ легких.
   - „а, дорогой мой господин сенатор, - сказал доктор ѓрабов, берЯ ’омаса
Ѓудденброка за обе руки.  -  Ќам  не  удалось  остановить  процесс,  и  он
сделалсЯ двухсторонним, а вы знаете не хуже менЯ, что это уже  наводит  на
размышлениЯ. џ не хочу  выдавать  вам  черное  за  белое...  „вадцать  лет
пациенту или  семьдесЯт,  а  двухстороннее  воспаление  легких  -  болезнь
серьезнаЯ, и если бы вы сегоднЯ снова спросили менЯ, не известить  ли  вам
вашего брата •ристиана телеграммой, Я бы не стал вас  отговаривать...  Љак
он, кстати, поживает? ‡анЯтный человек!  џ  всегда  ему  симпатизировал...
’олько, ради бога, не делайте из моих слов слишком далеко идущих  выводов,
дорогой господин сенатор! Ћ непосредственной опасности сейчас еще  и  речи
не может быть... „а что  там!  Ќапрасно  Я  и  вообще-то  употребил  слово
"опасность".  Ќо  в  данных  обстоЯтельствах  надо  считатьсЯ   с   самыми
непредвиденными  случайностЯми...  Љак  пациенткой,  мы  вашей   уважаемой
матушкой более чем довольны! Ћна энергично нам помогает, сама выводит  нас
из всЯкого рода затруднений... Ќет, нет, серьезно! ‹учшей пациентки себе и
пожелать нельзЯ! Ђ посему будем надеЯтьсЯ, дорогой мой  господин  сенатор,
будем надеЯтьсЯ! ‚сегда следует уповать на лучшее!
   Ќо  наступает  момент,  когда  в  надежде  близких  поЯвлЯетсЯ   что-то
искусственное и неискреннее. ЉакаЯ-то перемена произошла с больным.  Ќечто
чуждое, никогда ранее ему не свойственное, сообщилось его поведению. ‘ его
уст срываютсЯ необычные, странные  слова,  на  которые  мы  уже  не  умеем
отвечать. Ћни как бы отрезают ему обратный путь  к  жизни,  обЯзывают  его
умереть. € будь он стократ дорог нам, мы уже не  можем  желать,  чтобы  он
встал  и  вернулсЯ  к  земному  существованию.  €бо,  случись  это,   ужас
предшествовал бы ему, как выходцу из могилы...
   “же обнаруживаютсЯ страшные  признаки  начинающегосЯ  разложениЯ,  хотЯ
отдельные органы, поддерживаемые упорной волей, еще продолжают  нормальную
работу. ‘о днЯ, когда катар уложил  консульшу  в  постель,  прошло  больше
месЯца, и на ее теле образовались пролежни, - раны эти уже не  закрывались
и день ото днЯ множились. Ћна больше не спала. ‚о-первых, кашель,  боль  и
приступы удушьЯ  не  давали  ей  успокоитьсЯ,  а  во-вторых,  она  и  сама
противилась сну, цеплЯЯсь за состоЯние бодрствованиЯ. ’олько жар  минутами
затуманивал ее сознание; но и бодрствуЯ, она вслух разговаривала  с  давно
умершими. Ћднажды, в сумерки, она  вдруг  громко,  немного  испуганно,  но
просто проговорила: "€ду, иду, мой милый †ан!" ‘лова  эти  прозвучали  так
живо, что всем, бывшим при ней в эту минуту, потом  казалось,  что  и  они
слышали голос покойного консула, звавший ее.
   Џриехал •ристиан - прЯмо из ѓамбурга, где он, по его словам,  занималсЯ
делами, - и очень недолго пробыл в комнате больной. ‚ыйдЯ оттуда, он потер
себе лоб рукой, глаза его начали блуждать, и пробормотал:
   - Ќет, это ужасно, ужасно! џ этого не перенесу!
   ЏоЯвилсЯ и пастор Џрингсгейм; он смерил сестру ‹еандру ледЯным взором и
модулирующим голосом прочитал несколько молитв у одра больной.
   ‡атем наступило краткое улучшение,  новаЯ  вспышка  жизни.  ’емпература
снизилась, силы как будто начали восстанавливатьсЯ, боль утихла; несколько
слов, которые стараЯ консульша произнесла обнадеживающе  внЯтным  голосом,
исторгли у окружающих слезы радости...
   - Њы отстоим ее, вот увидите, отстоим, несмотрЯ ни на что! - воскликнул
’омас Ѓудденброк. - ђождество она будет  праздновать  с  нами.  €  мы  уж,
конечно, не позволим ей хлопотать, как она всегда хлопочет.
   Ќо следующей ночью, едва только ѓерда и ее супруг улеглись спать,  г-жа
Џерманедер прислала за ними. Љонсульша  уже  боролась  со  смертью.  ‚етер
швырЯл об окна холодную сеть дождЯ с такой силой, что дребезжали стекла.
   Љогда сенатор и ѓерда вошли в комнату больной, на столе в двух  больших
канделЯбрах горели свечи, оба врача уже были там. •ристиана  тоже  вызвали
из его комнаты, и он сидел в сторонке, спиной к пышной кровати с  пологом,
склонив голову и уткнув лицо в ладони. †дали брата больной, консула ћстуса
Љрегера, за которым уже было послано.
   ‘естре ‹еандре и мамзель ‡еверин  больше  нечего  было  делать,  и  они
печально смотрели в лицо умирающей.
   Љонсульша лежала на спине. Џод головой у нее было  подложено  несколько
подушек. Ћбе ее руки, эти прекрасные руки с нежно-голубыми жилками, теперь
такие  худые,   изможденные,   непрестанно   и   часто-часто,   дрожа   от
торопливости, оглаживали стеганое одеЯло. ѓолова ее в белом  ночном  чепце
беспрерывно,  со  страшной  равномерностью  раскачивалась  из  стороны   в
сторону. ‚валившийсЯ рот бессознательно открывалсЯ и закрывалсЯ при каждой
мучительной попытке глотнуть воздуха,  глубоко  запавшие  глаза  блуждали,
умолЯЯ о помощи, и времЯ  от  времени  с  потрЯсающим  выражением  зависти
останавливались на ком-нибудь из тех, кто стоЯл здесь,  дышал  и  жил,  но
ничего уже больше не мог длЯ нее сделать, - разве что воздать ей последнюю
жертву любви, то есть не отводить глаз от ее одра.  ‡а  окнами  уже  стало
светать, а в состоЯнии консульши не наступало никаких изменений.
   - Љак долго может  это  продолжатьсЯ?  -  спросил  ’омас  Ѓудденброк  и
потЯнул за рукав старого доктора  ѓрабова  в  глубину  комнаты,  -  доктор
‹ангхальс  в  это  времЯ  делал  какое-то  вспрыскивание   больной.   ѓ-жа
Џерманедер, зажав рот платочком, тоже подошла к ним.
   - Ќичего не могу вам  сказать,  дорогой  господин  сенатор,  -  отвечал
доктор  ѓрабов.  -  ‚озможно,  что  ваша  матушка  уже  через  пЯть  минут
освободитсЯ от страданий, а возможно, что это  продолжитсЯ  еще  несколько
часов... Ќичего не могу вам сказать. ‚ данном случае мы имеем дело  с  так
называемым отеком легких...
   - џ знаю, - прошептала г-жа Џерманедер и кашлЯнула  в  платочек,  слезы
текли у нее по щекам. -  ќто  часто  случаетсЯ  при  воспалении  легких  -
легочные пузырьки наполнЯютсЯ  водЯнистой  жидкостью,  и  человеку  больше
нечем дышать. „а, Я это знаю...
   ‘енатор стиснул руки и оглЯнулсЯ на кровать.
   - Љак она, верно, страдает! - прошептал он.
   - Ќет, - отвечал доктор ѓрабов, тоже тихо и  так  авторитетно,  что  на
длинном добром его лице обозначились строгие  складки.  -  ќто  обманчиво,
дорогой друг. ‚ерьте мне, это обманчиво. ‘ознание сильно помрачено...  ’о,
что вы видите, скорее рефлекторные движениЯ, уж поверьте мне...
   € ’омас отвечал:
   - „ай-то бог!
   Ќо даже ребенок понЯл бы по глазам консульши, что она в полном сознании
и все понимает.
   ‚се снова уселись на свои места... Џришел уже и консул Љрегер. Ћн сидел
возле кровати сестры, опершись на набалдашник трости. ѓлаза  у  него  были
красные.
   „вижениЯ больной участились. “жасное беспокойство, несказанный страх  и
томление, роковаЯ неизбежность одиночества,  ужас  перед  полнейшей  своей
беспомощностью, казалось, целиком завладели этим обреченным смерти  телом.
…е глаза, помутневшие, молЯщие, ищущие  и  жалобные,  то  закрывались  при
агонизирующих движениЯх головы, то  вновь  раскрывались  так  широко,  что
жилки на глазном Яблоке наливались кровью! Ђ сознание все не покидало ее!
   ‚скоре после того, как пробило три, •ристиан поднЯлсЯ с места.
   - Ќе могу больше, - сказал он и пошел к двери, прихрамываЯ и по  дороге
натыкаЯсь на мебель.
   ќрика ‚ейншенк и ђикхен ‡еверин, видимо, убаюканные монотонными стонами
больной, уснули на своих стульЯх, и лица их раскраснелись во сне.
   ‚ четыре больной стало еще хуже. …е приподнЯли, отерли ей пот  со  лба.
„ыхание у нее прерывалось, страх возрастал.
   - ‡аснуть, - выдавила  она  из  себЯ.  -  ‘нотворного!  -  Ќо  дать  ей
снотворного никто не решилсЯ.
   ‚друг она снова начала отвечать на что-то, чего никто  не  слышал,  как
это уже было однажды:
   - „а, †ан, теперь уже скоро! - € тут же: - Љлара, милаЯ, Я иду!..
   € опЯть началась борьба... ЏоследнЯЯ борьба со смертью? Ќет! ’еперь она
боролась с жизнью за смерть.
   - џ хочу, хочу!  -  хрипела  она.  -  Ќе  могу  больше...  ‘нотворного!
ѓоспода! ђади всего свЯтого! ‡аснуть!..
   ќто "ради всего свЯтого!" привело к тому, что г-жа Џерманедер  в  голос
разрыдалась, а ’омас, схватившись  за  голову,  тихо  застонал.  Ќо  врачи
памЯтовали свой долг: а долг их заключалсЯ в том, чтобы всеми силами и как
можно дольше отстаивать эту жизнь длЯ близких, - наркотические же средства
немедленно сломили бы в  умирающей  последнюю  силу  сопротивлениЯ.  ‚рачи
существуют не затем, чтобы приближать смерть, а затем, чтобы  любой  ценой
сохранЯть жизнь. ‡а это ратовали религиозные и моральные принципы, которые
им внушались в университете, даже если в данный момент они и не помнили  о
них... Џоэтому оба доктора всеми способами подкреплЯли сердце и с  помощью
рвотных средств времЯ от времени добивались мгновенного облегчениЯ.
   ‚ пЯть часов страшнаЯ  борьба  достигла  предела.  Љонсульша  судорожно
вскинулась и, широко  раскрыв  глаза,  стала  захватывать  руками  воздух,
словно ища опоры, ища простершихсЯ к ней рук, и, оборачиваЯсь то туда,  то
сюда, без устали выкрикивала ответы на зовы, слышимые ей одной и с  минуты
на минуту, казалось, становившиесЯ все настойчивее. Њожно  было  подумать,
что где-то здесь присутствуют не только ее покойный  муж  и  дочь,  но  ее
отец,  мать,  свекровь  и  множество  других,  опередивших  ее  в   смерти
родственников. Ћна называла  какие-то  уменьшительные  имена,  и  никто  в
комнате уже не мог сказать, кого из давно ушедших звали этими именами.
   - „а! - восклицала она, оборачиваЯсь то в одну, то в другую сторону.  -
‘ейчас приду! ‘ейчас! ‘ию минуту! „а! Ќе могу... ‘нотворного, господа!..
   ‚ половине  шестого  настало  мгновение  спокойствиЯ.  €  вдруг  по  ее
состарившемусЯ,  искаженному  мукой  лицу  прошел  трепет  -   неожиданное
выражение страстного ликованиЯ,  бесконечной,  жуткой,  пугающей  нежности
поЯвилось на нем. Ћна стремительно раскрыла объЯтиЯ, и с такой  порывистой
непосредственностью, что все почувствовали: между тем,  что  коснулось  ее
слуха, и ее ответом не прошло и мига, - крикнула громко, с  беспредельной,
робкой, испуганной, любовной готовностью и самозабвением:
   - џ здесь! - € скончалась.
   ‚се вздрогнули. —то это было? Ќа чей зов с такой быстротой  последовала
она?
   Љто-то  раздвинул  занавески  и  потушил   свечи.   „октор   ѓрабов   с
растроганным лицом закрыл глаза покойнице.
   Ѓлеклый свет осеннего утра разлилсЯ по  комнате.  ‚се  дрожали,  как  в
ознобе. ‘естра ‹еандра затЯнула простыней зеркало на туалетном столе.


        2

   „верь, открытаЯ в комнату покойницы, позволЯла  видеть  молЯщуюсЯ  г-жу
Џерманедер. Ћна стоЯла на коленЯх подле кровати, совсем одна, распустив по
полу складки своего траурного платьЯ, и,  опершись  молитвенно  сложенными
руками о сиденье стула, почти беззвучно шептала что-то.  Џрекрасно  слыша,
как ее брат с женой вошли в маленькую  столовую  и  невольно  остановились
посреди комнаты, чтобы не прерывать ее  молитвы,  она,  однако,  не  сочла
нужным  особенно  спешить;  но  потом   сухо   закашлЯлась,   неторопливым
грациозным движением подобрала юбки, встала на ноги и, без тени  смущениЯ,
величаво двинулась навстречу брату и невестке.
   - ’омас, - сказала она довольно жестким голосом, -  думаетсЯ  мне,  что
эта ‡еверин... похоже, что покойнаЯ мама вскормила змею на своей груди.
   - Џочему?
   - џ просто вне себЯ. ’акаЯ особа может окончательно вывести человека из
терпениЯ... € как  она  смеет  нарушать  нашу  скорбь  своими  вульгарными
выходками?
   - „а в чем, собственно, дело?
   - ‚о-первых, она  возмутительно  жадна.  ‚ообрази,  подходит  к  шкафу,
вынимает мамины шелковые платьЯ, перекидывает их через руку и направлЯетсЯ
к двери. "ђикхен, - говорю Я, - куда это вы?" - "Њне  их  обещала  госпожа
консульша!" - "ЊилаЯ ‡еверин", - говорю Я и очень сдержанно разъЯснЯю  ей,
что такой образ действий излишне поспешен. € что, ты думаешь, это помогло?
Ќичуть! Ћна забирает не только шелковые платьЯ, но прихватывает еще  целую
стопку бельЯ и удалЯетсЯ. ‘ам понимаешь, не дратьсЯ же мне с ней...  €  не
она одна. ѓорничные того же полЯ Ягоды!.. Љорзинами тащат из дому платьЯ и
белье... Џрислуга на моих глазах делит между собою вещи, потому что  ключи
от всех шкафов у ‡еверин. "Њамзель ‡еверин, - говорю Я, -  будьте  любезны
передать мне ключи". €  что  же  она  отвечает?  Ѓез  малейшего  стеснениЯ
говорит, что не мне, мол, ей приказывать, что она не у менЯ служит,  Я  ее
не нанимала и, покуда она здесь, ключи останутсЯ у нее.
   - Љлючи от серебра у тебЯ? •орошо! ‘ остальным будь что будет. ‚се  это
неизбежно, когда распадаетсЯ хозЯйство, которое и без того  уже  последнее
времЯ велось спустЯ рукава. Ќе будем поднимать шума. Ѓелье  не  бог  весть
какое, да и старое к тому же. Ќо, конечно, надо будет проверить,  что  еще
осталось. ѓде списки? Ќа столе? •орошо! ‘ейчас посмотрим.
   € они вошли в спальню, чтобы несколько минут вместе постоЯть у кровати;
г-жа ЂнтониЯ откинула белый покров с лица покойницы. Ќа консульше уже было
шелковое платье, в котором ее сегоднЯ должны были положить в гроб  -  там,
наверху, в большой столовой. „вадцать восемь часов прошло  с  той  минуты,
как она испустила свой последний вздох. ™еки и рот  ее  без  искусственной
челюсти  по-стариковски  ввалились,  а  заострившийсЯ  подбородок   сильно
выдалсЯ вперед. ‚сматриваЯсь в неумолимо плотно сомкнутые веки,  все  трое
мучительно и тщетно пытались узнать в этом лице лицо матери.  ‡ато  из-под
воскресного чепца  консульши  виднелись  все  те  же  рыжевато-каштановые,
гладко  зачесанные  волосы,  над  которыми  так  часто  подтрунивали  дамы
Ѓудденброк с Ѓрейтенштрассе... Џо стеганому одеЯлу были рассыпаны цветы.
   -  “же  прибыли  роскошнейшие  венки,  -   вполголоса   сообщила   г-жа
Џерманедер. - Ћт всего города... Ќу просто от всего  света!  џ  велела  их
сложить в коридоре; вы потом непременно посмотрите, ты, ѓерда, и ты,  ’ом.
ќто так прекрасно и печально! Ђтласные ленты вот такой ширины...
   - Ђ как подвигаетсЯ дело с залом?
   - ‘коро все будет готово, ’ом. Њожно сказать, уже почти готово. Ћбойщик
џкобе очень постаралсЯ. €... - она всхлипнула... - и гроб  тоже  прислали.
„а раздевайтесь же, дорогие мои, - продолжала она, снова бережно прикрываЯ
лицо  покойной.  -  ‡десь  холодно,   но   маленькую   столовую   немножко
протопили... „ай Я тебе  помогу,  ѓерда,  с  такой  дивной  ротондой  надо
обращатьсЯ бережно... Њожно, Я тебЯ поцелую? ’ы же знаешь, Я  тебЯ  люблю,
хотЯ ты менЯ всю жизнь терпеть не могла... Ќе бойсЯ, Я  не  испорчу  твоей
прически, если сниму с тебЯ шлЯпу... Љакие чудные волосы! ’акие же были  и
у мамы в молодые годы. Ћна никогда не была так хороша, как ты, но  в  свое
времЯ - Я уж тогда была на свете - выглЯдела очень красивой.  Ђ  сейчас...
‚аш ѓроблебен прав, когда говорит: все обратимсЯ в прах.  •оть  и  простой
человек, а вот... ‚озьми, ’ом, - это списки наиболее ценных вещей.
   Ћни перешли в соседнюю комнату и  уселись  у  круглого  стола;  сенатор
взЯлсЯ за просмотр списков вещей,  которые  надлежало  распределить  между
ближайшими наследниками. ѓ-жа  Џерманедер  не  спускала  взволнованного  и
напрЯженного взора с лица брата. ‚се мысли  ее  были  прикованы  к  одному
страшному и трудному вопросу, который неминуемо должен  был  встать  перед
ними в ближайшие часы.
   - џ думаю, - начал сенатор, -  что  мы  поступим  по  обычаю,  то  есть
подарки будут возвращены дарителЯм, так что...
   †ена перебила его.
   - Џрости, ’омас, но мне кажетсЯ... •ристиан... что же он не идет?
   - Ѓог ты мой, •ристиан! - воскликнула г-жа Џерманедер. - Ћ нем-то мы  и
забыли!
   - Ђх да, - сенатор положил списки на стол, - разве за ним не послали?
   ѓоспожа Џерманедер направилась к сонетке. Ќо в эту самую  минуту  дверь
распахнулась и на пороге, легкий на помине, показалсЯ •ристиан.  Ћн  вошел
быстро, не слишком деликатно захлопнув за  собою  дверь,  и,  насупившись,
остановилсЯ посреди комнаты; его круглые, глубоко сидЯщие  глазки,  ни  на
кого не глЯдЯ, забегали по сторонам, рот под кустистыми  рыжеватыми  усами
открывалсЯ и тотчас же  закрывалсЯ  снова...  Ћн  Явно  был  в  настроении
строптивом и раздраженном.
   - џ узнал, что вы здесь собрались, - коротко сказал  он.  -  …сли  речь
будет о наследстве, то следовало и менЯ поставить в известность.
   - Њы хотели послать за тобой, - безразлично ответил сенатор. - ‘адись!
   Њежду тем взглЯд  его  не  отрывалсЯ  от  светлых  запонок  на  сорочке
•ристиана. ‘ам он был  в  безукоризненном  траурном  костюме  и  в  черном
галстуке, а его сверкавшаЯ белизною между черных  бортов  сюртука  манишка
была вместо обычных золотых застегнута черными запонками. •ристиан заметил
его взглЯд; пододвигаЯ себе стул и  усаживаЯсь,  он  дотронулсЯ  рукой  до
груди:
   - џ знаю, у менЯ светлые запонки. џ еще не собралсЯ купить черные, или,
вернее,  решил  не  покупать.  ‚  последние  годы  мне  часто  приходилось
одалживать пЯть шиллингов на зубной порошок и укладыватьсЯ в  кровать  без
свечи, со спичками... Ќе знаю, один ли Я  в  этом  виноват.  „а  и  вообще
черные запонки не самое главное на свете. џ  не  терплю  условностей...  и
никогда не придавал им значениЯ.
   ѓерда,  пристально  смотревшаЯ  на  него,  пока  он  говорил,  тихонько
засмеЯлась.
   - Ќу, на последнем тебе  врЯд  ли  стоит  настаивать,  дорогой  мой,  -
заметил сенатор.
   - Љак? Ќу, может быть, тебе лучше знать, ’омас. џ только сказал, что не
придаю значениЯ таким вещам. џ слишком много  видел  на  своем  веку,  жил
среди слишком различных людей и нравов, чтобы... Ђ кроме того, Я  взрослый
человек, - он вдруг повысил голос, - мне сорок три года, Я сам себе хозЯин
и никому не позволю вмешиватьсЯ в свои дела.
   - “ тебЯ что-то другое на уме, друг мой, - с удивлением сказал сенатор.
- —то касаетсЯ запонок, то, если памЯть не окончательно изменила мне, Я ни
словом о них не обмолвилсЯ. “страивайсЯ со своими траурными  костюмами  по
собственному вкусу; только  не  воображай,  что  ты  производишь  на  менЯ
впечатление своим дешевым пренебрежением к обычаЯм...
   - џ и не собираюсь производить на тебЯ впечатление!
   - ’ом!.. •ристиан!.. - вмешалась г-жа Џерманедер. -  Ћставьте  вы  этот
раздраженный тон... сегоднЯ... и здесь... когда рЯдом... Џродолжай, ’омас!
€так, значит, подарки возвращаютсЯ дарителЯм. ќто совершенно справедливо!
   € ’омас снова взЯлсЯ за чтение реестра. Ћн  начал  с  крупных  вещей  и
записал за собою те, которые могли пригодитьсЯ длЯ его дома: канделЯбры из
большой столовой, громадный резной ларь, всегда стоЯвший в  нижних  сенЯх.
ѓ-жа Џерманедер слушала его с живейшим интересом и,  едва  только  будущий
владелец  какого-нибудь  предмета  начинал  хоть  немного  колебатьсЯ,   с
неподражаемым смирением заЯвлЯла: "—то ж, в таком случае, Я могу взЯть..."
€ вид у нее при этом был такой, словно весь мир обЯзан воздать ей хвалу за
самопожертвование. ‚ результате она получила длЯ себЯ, длЯ своей дочери  и
внучки большую часть всей обстановки.
   •ристиану досталось кое-что из мебели, а также  стоЯчие  часы  в  стиле
ампир, и он, видимо, был вполне  удовлетворен.  Ќо  когда  дело  дошло  до
распределениЯ столового серебра, бельЯ и всевозможных сервизов, то он,  ко
всеобщему удивлению, проЯвил горЯчность, граничившую уже с алчностью.
   - Ђ Я? Ђ Я-то?.. - спрашивал он. - Ѓудьте любезны и менЯ не  сбрасывать
со счетов...
   - „а кто тебЯ сбрасывает? Џожалуйста... ‚от взглЯни, Я уже  записал  за
тобой  чайный   сервиз   с   серебрЯным   подносом...   „лЯ   праздничного
позолоченного сервиза применение, пожалуй, найдетсЯ только у нас  в  доме,
и...
   - џ лично готова взЯть и простой, с зеленым  узором,  -  перебила  г-жа
Џерманедер.
   - Ђ Я? - возопил •ристиан в негодовании: на него иногда находили  такие
приступы; щеки его еще больше втЯнулись, и лицо принЯло несвойственное ему
выражение. - џ тоже хочу получить что-нибудь из посуды! Ђ сколько  на  мою
долю  придетсЯ  вилок  и  ложек?  Џохоже,  что  мне   вообще   ничего   не
достанетсЯ...
   - „а ну скажи, пожалуйста, на что  они  тебе?  ’ы  ведь  никогда  и  не
воспользуешьсЯ такими вещами... Ќе понимаю! Џусть уж лучше они  достанутсЯ
людЯм семейным.
   - „а хотЯ бы на памЯть о матери, - стоЯл на своем •ристиан.
   - „руг мой, - в голосе сенатора послышалось нетерпение, - Я  сейчас  не
расположен шутить. Ќо если послушать тебЯ, так выходит, что ты собираешьсЯ
на памЯть о матери водрузить у себЯ на комоде суповую  миску!  Џожалуйста,
не думай, что мы собираемсЯ тебЯ обделить. ’о, что ты недополучишь вещами,
будет в ближайшее времЯ возмещено тебе в другой форме... —то  же  касаетсЯ
бельЯ...
   - Ќе надо мне денег! Њне нужны белье и посуда!
   - Ќо зачем, скажи на милость?
   € •ристиан ответил. Ћтветил так, что ѓерда Ѓудденброк живо обернулась и
с загадочным выражением в глазах стала смотреть на  него,  сенатор  быстро
снЯл с носа пенсне и в изумлении уставилсЯ на  брата,  а  г-жа  Џерманедер
даже всплеснула руками:
   - „а... одним словом, рано или поздно, а Я женюсь.
   Ћн произнес эти слова довольно тихим голосом, скороговоркой, сделав при
этом такое движение рукой, словно перебросил что-то брату  через  стол,  и
откинулсЯ на спинку стула с  обиженным  и  странно  рассеЯнным  выражением
лица; глаза его неутомимо блуждали.  Ќаступило  продолжительное  молчание.
Џервым его нарушил сенатор:
   - ЌельзЯ не сознатьсЯ. •ристиан, что ты  несколько  запоздал  со  своим
планом... если это, конечно, план реальный и выполнимый, а не тот, что ты,
по своему легкомыслию, однажды уже изволил высказать покойной матери...
   - Њои намерениЯ остались неизменны, - отвечал •ристиан, все  с  тем  же
выражением лица и все так же ни на кого не глЯдЯ.
   - Ќе может этого быть. ’ы дожидалсЯ смерти матери, чтобы...
   - „а, Я щадил  ее.  •отЯ  по-твоему,  ’омас,  ты  один  из  всего  рода
человеческого взЯл патент на такт и деликатность...
   - Ќе знаю, что дает тебе право так со  мной  разговаривать.  ‡ато  твоЯ
деликатность поистине достойна восхищениЯ. Ќа следующий день после  смерти
матери ты во всеуслышанье заЯвлЯешь о  нежелании  впредь  повиноватьсЯ  ее
воле...
   - џ это сказал потому, что к слову пришлось. € кроме того, этот мой шаг
уже не может огорчить мать. Ћдинаково что сегоднЯ,  что  через  год...  Ћ,
господи, ’омас! Њама ведь была права не вообще, а только  со  своей  точки
зрениЯ, и Я с этим  считалсЯ,  покуда  она  была  жива.  Ћна  была  стараЯ
женщина, женщина другой эпохи, с другими взглЯдами...
   - ’ак вот, позволь тебе заметить, что в  данном  вопросе  Я  безусловно
придерживаюсь тех же взглЯдов.
   - ‘ этим Я считатьсЯ не обЯзан.
   - ЏридетсЯ посчитатьсЯ, друг мой.
   •ристиан взглЯнул на него.
   - Ќет! - вдруг крикнул он. - ‘ил моих больше  нет!  ѓоворЯт  тебе,  сил
нет! џ сам знаю, что мне делать. џ взрослый человек...
   - Ќу, положим, взрослый ты разве что  по  годам!  €  ты  безусловно  не
знаешь, что тебе делать...
   - ‡наю! € прежде всего Я поступлю как честный человек. ’ы  бы  немножко
вдумалсЯ во все это, ’омас! ‡десь ’они и ѓерда - мы  не  можем  входить  в
подробности... Ќо Я тебе  уже  сказал,  что  у  менЯ  есть  обЯзательства!
Џоследний ребенок, маленькаЯ ѓизела...
   - џ никакой маленькой ѓизелы не знаю и знать не желаю!  џ  уверен,  что
тебЯ обманывают. € уж во всЯком случае в отношении упомЯнутой особы у тебЯ
нет других обЯзательств,  кроме  предусмотренных  законом,  которые  ты  и
будешь выполнЯть впредь, как выполнЯл до сих пор...
   - Ћсоба, ’омас? Ћсоба? ’ы заблуждаешьсЯ на ее счет! Ђлина...
   - Њолчать! - загремел сенатор Ѓудденброк.
   Ћба брата в упор смотрели друг на друга через  стол  -  ’омас  бледный,
дрожащий  от  гнева.  •ристиан,  широко  раскрыв  свои  круглые,   глубоко
посаженные глаза с вдруг воспалившимисЯ веками и от возмущениЯ так разинув
рот, что его худые щеки совсем  ввалились;  на  скулах  у  него  выступили
красные пЯтна. ѓерда насмешливо поглЯдывала то на одного, то на другого, а
’они, ломаЯ руки, взмолилась:
   - ’ом! •ристиан! „а послушайте же!.. € мать лежит рЯдом!
   - ’ы  настолько  утратил  всЯкий  стыд,  -  продолжал  сенатор,  -  что
решаешьсЯ... а впрочем, что длЯ тебЯ  значит  стыд!  ‡десь  и  при  данной
обстановке произносить это имЯ! ’воЯ  бестактность  ненормальна!  ќто  уже
какое-то болезненное Явление!
   - Ќе понимаю, почему мне нельзЯ произносить имЯ Ђлины! -  •ристиан  был
совершенно вне себЯ, и ѓерда с возрастающим интересом наблюдала за ним.  -
џ его произношу, ни от кого не таЯсь,  и  Я  собираюсь  на  ней  женитьсЯ,
потому что истосковалсЯ по дому, по миру и покою. € Я запрещаю, слышишь  -
_запрещаю_ тебе вмешиватьсЯ в мои дела! џ свободный  человек  и  сам  себе
хозЯин...
   - ’ы дурак, и больше ничего! ‚  день  вскрытиЯ  завещаниЯ  ты  узнаешь,
насколько ты сам себе хозЯин! ‘лава богу, уже принЯты меры,  чтобы  ты  не
растранжирил наследства матери, как растранжирил забранные вперед тридцать
тысЯч марок. џ назначен распорЯжатьсЯ остатками твоего капитала, и на руки
ты будешь получать только месЯчное содержание - за это Я ручаюсь...
   - —то ж, тебе лучше знать, кто внушил матери такую мысль.  ЊенЯ  только
удивлЯет, что мать не возложила эту обЯзанность  на  человека,  более  мне
близкого  и  хоть  несколько  по-братски,  а  не  так,  как  ты,  ко   мне
относЯщегосЯ.
   •ристиан окончательно вышел из себЯ и высказывал то, чего  еще  никогда
не решалсЯ  высказывать  вслух.  ‘клонившись  над  столом,  он  непрерывно
барабанил по нему согнутым указательным  пальцем,  усы  его  взъерошились,
глаза покраснели, и он в упор, снизу  вверх,  смотрел  на  брата,  который
сидел очень прЯмо, страшно бледный, с  полуопущенными  веками  и,  в  свою
очередь, - только сверху вниз - глЯдел на него.
   - ’ы относишьсЯ ко мне  холодно,  недоброжелательно,  с  презрением,  -
продолжал •ристиан, и голос его одновременно звучал хрипло и  визгливо.  -
‘колько Я себЯ помню, ты всегда обдавал менЯ таким холодом, что у менЯ при
тебе зуб на зуб не попадал... Њожет, это и странное выражение,  но  ничего
не поделаешь, так Я чувствую... ’ы отталкиваешь менЯ, отталкиваешь  каждым
своим взглЯдом... ‚прочем, ты на менЯ почти никогда и не смотришь... Ђ что
дает тебе на это право? ’ы тоже человек, и у тебЯ есть свои  слабости!  ’ы
всегда был любимчиком у родителей. Ќо уж если ты и вправду настолько ближе
им, чем Я, то надо было тебе усвоить  хоть  малую  долю  их  христианского
мировоззрениЯ. Џусть ты не знаешь братской любви, но христианской любви  к
ближнему в тебе тоже  что-то  незаметно.  ’ы  настолько  бесчувствен,  что
никогда даже не заглЯнешь ко мне... „а что там! ’ы  ни  разу  не  навестил
менЯ в больнице, когда Я лежал в ѓамбурге с суставным ревматизмом.
   - “ менЯ есть заботы посерьезнее твоих  болезней.  Ђ  кроме  того,  мое
собственное здоровье...
   - “ тебЯ, ’омас, здоровье отличное! ’ы бы не сидел тут с  таким  видом,
если бы чувствовал себЯ, как Я...
   - Џолагаю, что Я болен серьезнее.
   - ’ы?!  Ќу,  это  уж  слишком!  ’они!  ѓерда!  Ћн  говорит,  что  болен
серьезнее, чем Я! ‚от это мне нравитсЯ! Њожет быть,  это  _ты_  лежал  при
смерти с суставным ревматизмом? Њожет быть, _тебе_ при малейшем  уклонении
от нормы приходитсЯ терпеть муку во всем теле - такую, что  и  словами  не
опишешь?! Њожет быть, это у _тебЯ_ с левой стороны все  нервы  укорочены?!
‘ветила науки определили у _менЯ_ эту болезнь! Ќе с _тобой_ ли  случаетсЯ,
что ты входишь в потемках в комнату и видишь на диване  человека,  который
кивает тебе головой, а на самом деле в комнате никого нет?!
   - •ристиан! - в ужасе крикнула г-жа Џерманедер. -  —то  ты  говоришь!..
ѓосподи помилуй, из-за чего вы ссоритесь? Њожно подумать, что это  великаЯ
честь быть больным! …сли так, то у нас с ѓердой, к сожалению, тоже нашлось
бы что сказать! € мать... тут рЯдом!..
   - Љак же  ты  не  понимаешь,  несчастный,  -  в  Ярости  крикнул  ’омас
Ѓудденброк, - что всЯ эта мерзость - следствие,  прЯмое  порождение  твоих
пороков,  твоего  бездельЯ,  твоего  вечного  копаньЯ  в  себе!   ђаботай!
Џерестань прислушиватьсЯ к себе и болтать  о  своем  здоровье!..  …сли  ты
спЯтишь, - а это, имей в виду, отнюдь не исключено, - Я ни единой слезы не
пролью по тебе, потому что ты сам будешь в этом виноват, ты и только ты...
   - ’ы не прольешь ни единой слезы, даже если Я умру.
   - Ќо ты ведь не умираешь, - брезгливо отвечал сенатор.
   - Ќе умираю? •орошо! Џусть Я не умираю! Џосмотрим еще, кто из нас умрет
первый!.. ђаботай! Ђ если Я не могу? Ќе могу долго делать одно  и  то  же?
Њне тошно становитсЯ! ’ы это мог и можешь, ну и радуйсЯ, а других не суди,
потому что заслуги тут никакой нет... Ћдному бог дал силу,  а  другому  не
дал. Ќо ты уж такой, ’омас, - продолжал он с искаженным  лицом,  еще  ниже
склонЯЯсь и еще сильнее барабанЯ по столу пальцем. - ’ы всегда прав... Ђх,
постой! џ совсем не то хотел сказать и вовсе не за то упрекал тебЯ... Ќо Я
не знаю, с чего начать. ’о, что Я теперь скажу,  только  тысЯчнаЯ  долЯ...
какое там! - миллионнаЯ долЯ того, что  у  менЯ  на  душе  накопилось!  ’ы
завоевал себе место в жизни, почетное положение, и  вот  с  высоты  своего
величиЯ отталкиваешь - холодно, сознательно отталкиваешь - всех и все, что
только может хоть на миг  сбить  тебЯ  с  толку,  нарушить  твое  душевное
равновесие, - потому что равновесие длЯ тебЯ самое главнее.  Ќо,  ей-богу,
’омас, есть еще кое-что и поважнее! ’ы  эгоист,  самый  настоЯщий  эгоист!
Љогда ты выговариваешь человеку, бранишьсЯ, мечешь громы и молнии,  Я  еще
люблю тебЯ. Ќо вот когда ты молчишь, когда в  ответ  на  что-нибудь,  тебе
неугодное, ты вдруг замыкаешьсЯ в себЯ,  с  видом  благородной  невинности
отклонЯешь от себЯ всЯкую ответственность и заставлЯешь другого мучительно
краснеть за свои слова - это уж... хуже быть не может!.. ’ы не  знаешь  ни
любви, ни состраданиЯ, ни смирениЯ... Ђх! - внезапно выкрикнул он и поднЯл
обе руки, собираЯсь схватитьсЯ  за  голову,  но  передумал  и  вытЯнул  их
вперед, как бы отталкиваЯ от себЯ все человечество. - џ сыт по горло,  сыт
всей этой  деликатностью,  и  тактом,  и  равновесием,  и  этой  величавой
осанкой! - ‚ последнем его возгласе было столько искренности, усталости  и
отвращениЯ, он вырвалсЯ из таких глубин  души,  что  и  вправду  прозвучал
уничтожающе.
   ’омас  вздрогнул  и  некоторое  времЯ  безмолвно  и  устало  смотрел  в
пространство.
   - џ стал таким, каков Я есть, - проговорил он, наконец, и в голосе  его
послышалось волнение, - потому что не хотел быть таким,  как  ты.  …сли  Я
инстинктивно избегал тебЯ, то потому, что мне надо  тебЯ  остерегатьсЯ.  ‚
тебе, в твоей сущности длЯ менЯ таитсЯ опасность... џ правду говорю. -  Ћн
помолчал и вновь заговорил уже  более  отрывистым  и  уверенным  тоном:  -
‚прочем, мы далеко отклонились от предмета нашего разговора. ’ы тут держал
речь о моем характере, речь  несколько  путаную,  но  долЯ  правды  в  ней
все-таки была... Ћднако сейчас дело не во мне, а в  тебе.  ’ы  носишьсЯ  с
матримониальными планами, а моЯ обЯзанность растолковать тебе, что  ничего
у тебЯ не получитсЯ. ‚о-первых, проценты, которые Я буду тебе выплачивать,
не столь уж внушительны...
   - Ђлина кое-что скопила.
   ‘енатор даже поперхнулсЯ, но усилием воли овладел собой.
   - ѓм... скопила! ’ы, значит, намерен объединить материнское  наследство
со сбережениЯми этой дамы?
   - „а! џ стосковалсЯ по дому, по человеку, который пожалеет менЯ,  когда
Я  болен.  „а  и  вообще  мы  с  ней  люди  подходЯщие.  Ћба  мы  немножко
запутались...
   - ‘ледовательно, в дальнейшем ты полагаешь усыновить ее детей  -  иными
словами, узаконить их?
   - Љонечно.
   - ‘ тем чтобы после твоей смерти к ним перешло твое состоЯние?
   Љогда сенатор проговорил это, г-жа Џерманедер коснулась рукой его плеча
и умолЯющим голосом прошептала:
   - ’омас!.. рЯдом в комнате... мать!..
   - ђазумеетсЯ, - отвечал •ристиан, - иначе не бывает.
   - Ќичего подобного ты не сделаешь! - выкрикнул  сенатор,  вскакиваЯ  на
ноги. •ристиан тоже поднЯлсЯ, схватилсЯ за спинку стула, прижал подбородок
к груди и уставилсЯ на брата испуганно и возмущенно.
   - ’ы этого не сделаешь!  -  повторил  ’омас  Ѓудденброк,  задыхаЯсь  от
гнева; он побледнел, руки его  дергались,  все  тело  сотрЯсалось,  как  в
ознобе. - Џокуда Я жив, ничего подобного  не  произойдет,  клЯнусь  богом!
Ѓерегись! Ѓерегись, говорю Я тебе! „овольно уж денег  пошло  прахом  из-за
неудач, глупости, подлости. Ќедостает только, чтобы  ты  швырнул  четверть
материнского состоЯниЯ этой особе и ее ублюдкам! „а еще  после  того,  как
одну четверть выманил у матери ’ибуртиус!.. ’ы уж  и  так  довольно  сраму
принес семье, чтобы нам еще роднитьсЯ с куртизанками и давать свое имЯ  ее
детЯм. џ тебе запрещаю, слышишь - запрещаю! - крикнул он  так,  что  стены
задрожали и г-жа Џерманедер с плачем забилась в угол софы. - € не  вздумай
нарушить мой запрет! ќтого Я тебе не советую! „о сих пор Я презирал  тебЯ,
старалсЯ тебЯ не замечать, но если ты  менЯ  вынудишь,  если  доведешь  до
крайности, то посмотрим, кому придетсЯ хуже! ѓоворю тебе: поостерегись!  џ
больше ни перед чем не остановлюсь! џ  объЯвлю  тебЯ  недоумком,  запру  в
сумасшедший дом, уничтожу! “ничтожу! Џонимаешь?!
   - Ђ Я тебе заЯвлЯю... - начал •ристиан.
   €  все  перешло  в  словесную  перепалку,  пустую,  отрывистую,  мелкую
перепалку, без определенного содержаниЯ, без какой-либо цели, кроме  одной
- побольнее оскорбить, поглубже ранить друг друга словами. •ристиан  опЯть
заговорил  о  характере  брата,  стал  выкапывать  из  далекого   прошлого
отдельные черточки, неприглЯдные поступки, подтверждающие  эгоизм  ’омаса,
которые он, как оказалось, не позабыл, а, напротив, с горечью пронес через
всю свою жизнь. ‘енатор отвечал ему презрением, уже чрезмерным,  угрозами,
о которых через десЯть минут и сам сожалел. ѓерда, подперев голову  рукой,
наблюдала за ними с невозмутимым выражением лица и затуманенными  глазами.
ѓ-жа Џерманедер то и дело восклицала в отчаЯнии:
   - € мать лежит рЯдом!.. Њать лежит рЯдом!..
   Ќаконец •ристиан, во времЯ последних реплик расхаживавший  по  комнате,
очистил поле битвы.
   - •орошо же! Њы еще посмотрим! -  крикнул  он.  “сы  его  взъерошились,
сюртук расстегнулсЯ, рука судорожно сжимала измЯтый носовой платок.  Ћн  с
треском захлопнул за собою дверь.
   ‘енатор еще постоЯл среди  внезапно  наступившей  тишины,  глЯдЯ  вслед
брату, затем молча сел на свое место, резким движением  придвинул  к  себе
бумаги, в сухих словах  покончил  с  распределением  вещей,  откинулсЯ  на
спинку стула,  пропустил  несколько  раз  кончики  усов  между  пальцев  и
погрузилсЯ в свои мысли.
   ‚ страхе билось сердце  г-жи  Џерманедер!  ‚опрос,  тот  животрепещущий
вопрос, напрашивалсЯ теперь сам собой. Ћна должна была задать его, и  брат
должен был на него ответить... Ђх, но сейчас, в этом настроении, сумеет ли
он проЯвить должное уважение и мЯгкость?
   - € вот еще что, ’ом, - начала она, потупившись, и затем поднЯла глаза,
силЯсь прочесть что-нибудь на его лице. - Њебель... ’ы  уж,  конечно,  все
обдумал... ‚ещи, которые теперь принадлежат нам, то есть ќрике, малышке  и
мне, они останутсЯ здесь... пока мы... Љороче говорЯ, дом... как  будет...
с домом? - выговорила она наконец, ломаЯ руки под столом.
   ‘енатор ответил не сразу. Ћн продолжал крутить ус, о  чем-то  размышлЯЯ
печально и сосредоточенно. ‡атем вздохнул и поднЯл голову.
   - ‘ домом? - переспросил он. - „ом, конечно,  принадлежит  нам  всем  -
тебе, •ристиану и мне... „а еще, как это ни  смешно,  пастору  ’ибуртиусу,
как долЯ Љлариного наследства. Ћдин, без вашего согласиЯ, Я тут ничего  не
могу решить. Ќо само собой разумеетсЯ, что его надо продать, и продать как
можно скорее. - € все же какаЯ-то тень пробежала по его лицу, точно он сам
испугалсЯ своих слов.
   ѓолова г-жи Џерманедер склонилась на грудь, руки разжались и упали.
   - Ѓез нашего согласиЯ, - помолчав, повторила она печально, даже горько.
- Ѓоже мой! ’ы ведь прекрасно знаешь, ’ом, что все будет сделано,  как  ты
сочтешь нужным. ‡а нашим согласием дело  не  станет.  Ќо  если  нам  можно
сказать свое слово...  попросить  тебЯ...  -  беззвучно  добавила  она,  и
верхнЯЯ ее губа задрожала. - „ом! Њамин дом! ђодительский дом!  ‚  котором
мы были так счастливы! € его продать?..
   ‘енатор пожал плечами.
   - Џоверь, дружок, все, что ты мне об этом скажешь, Я и  сам  с  горечью
говорю себе... Ќо это не доводы, а сантименты. —то надо,  то  надо!  ’акой
огромный участок... Ќа что он нам теперь? “же долгие годы - со смерти отца
- флигель разрушаетсЯ. ‚ бильЯрдной поселилась бездомнаЯ кошка с котЯтами,
и когда идешь туда - рискуешь провалитьсЯ