  и
остались чужими друг другу. Џоначалу безудержный напор  ЉаЯ  даже  напугал
ѓанно. ќтот маленький заброшенный мальчик с такой страстью, так настойчиво
и по-мужски домогалсЯ благосклонности тихого, нарЯдно одетого  ѓанно,  что
сопротивление было немыслимо. Џравда, во времЯ уроков  Љай  ничем  не  мог
быть полезен своему новому другу,  ибо  его  необузданнаЯ,  свободолюбиваЯ
натура не  принимала  таблицы  умножениЯ,  так  же,  как  и  мечтательнаЯ,
самоуглубленнаЯ натура маленького Ѓудденброка. Ќо  зато  он  одаривал  его
всем, что имел: стеклЯнными шариками, деревЯнными волчками, отдал ему даже
погнутый оловЯнный пистолетик  -  лучшее  из  всего,  чем  он  владел.  Ќа
переменах они ходили взЯвшись за руки,  и  Љай  рассказывал  ему  о  своем
домишке, о щенках и курах, а после занЯтий, хотЯ €да  ћнгман  с  пакетиком
бутербродов в руках уже дожидалась у школьных дверей, чтобы  вести  гулЯть
своего питомца, норовил как можно дальше проводить  его.  ‚о  времЯ  таких
проводов Љай узнал, что маленького Ѓудденброка дома зовут ѓанно, и  с  тех
пор присвоил и себе право звать его этим уменьшительным именем.
   Ћднажды он стал настаивать, чтобы ѓанно вместо гулЯньЯ  по  Њельничному
валу отправилсЯ на хутор  его  отца  -  посмотреть  новорожденных  морских
свинок, и мамзель ћнгман  в  конце  концов  пришлось  сдатьсЯ  на  просьбы
мальчиков. Ћни вступили в  графские  владениЯ,  полюбовались  на  навозную
кучу, на огород, собак, кур и морских свинок и под конец зашли в дом,  где
в низкой длинной комнате, даже не возвышавшейсЯ над землей, граф ќбергард,
упрЯмый нелюдим, читал что-то за  простым  некрашеным  столом.  Ћн  весьма
нелюбезно осведомилсЯ о цели их посещениЯ.
   Џосле этого €ду ћнгман уже  невозможно  было  соблазнить  на  повторный
визит: она решительно заЯвила, что если уж им непременно надо быть вместе,
то пусть лучше Љай приходит к ѓанно. ’ак вот и  случилось,  что  маленький
граф впервые переступил - с изумлением, но  без  всЯкой  робости  -  порог
роскошного жилища своего друга. ‘ того днЯ он стал к нему наведыватьсЯ все
чаще и чаще, и разве что глубокий снег иногда  мешал  ему  зимою  вторично
совершать весь длинный  путь,  чтобы  провести  несколько  часов  у  ѓанно
Ѓудденброка.
   Ћни сидели в просторной детской на  третьем  этаже  и  готовили  уроки.
‘реди задач попадались такие, что приходилось вдоль и  поперек  исписывать
аспидную доску сложением,  вычитанием,  умножением  и  делением,  чтобы  в
результате получить просто ноль;  если  это  не  выходило,  значит  где-то
вкралась ошибка, которую надо было искать и искать, покуда не выловишь эту
злобную зверюшку и не истребишь ее; хорошо еще, если она вкралась в конце,
а то изволь все переписывать по второму разу. Џриходилось им заниматьсЯ  и
немецкой  грамматикой,  зубрить   сравнительные   степени   и   аккуратно,
столбиком, выписывать наблюдениЯ, вроде следующих: "ђог прозрачен,  стекло
прозрачнее рога, воздух всего прозрачнее". „алее, вооружившись  тетрадками
длЯ диктанта, они разбирали предложениЯ, исполненные всевозможных  ловушек
и подвохов. Љогда со всем этим бывало покончено, мальчики убирали книжки и
усаживались на подоконник послушать чтение €ды.
   ЏростаЯ душа, она читала им о Љатерлизхен, о человеке, который никак не
мог научитьсЯ страху, о ђумпельштильцхене, о ђапунцеле и лЯгушином  короле
(*62) - низким, ровным голосом, с полузакрытыми глазами,  -  ибо  она  уже
столько раз в жизни  читала  эти  сказки,  что  ей  почти  не  приходилось
заглЯдывать в книгу, и страницы, слегка послюнив указательный  палец,  она
перевертывала машинально.
   ‚  результате  такого  времЯпрепровождениЯ   случилось   нечто   весьма
примечательное: в маленьком Љае шевельнулась и  стала  расти  потребность,
подражаЯ  книге,  самому  что-нибудь  рассказывать;  это  было  тем  более
желательно, что напечатанные сказки они знали уже вдоль и  поперек,  да  и
€де  таким  образом  удавалось  хоть  изредка  передохнуть.  ‚начале   Љай
рассказывал  истории  очень  короткие  и  простые,  но   мало-помалу   они
усложнЯлись, становились смелее. Џрелесть их заключалась еще и в том,  что
они не были плодом чистой  фантазии,  а  отталкивались  от  действительной
жизни, которой  сообщали  налет  какой-то  сказочности  и  таинственности.
Ѓольше  всего  ѓанно  любил  слушать  повесть  о  злом  и   могущественном
волшебнике, который, обратив  прекрасного  и  высокоодаренного  принца  по
имени €озефус в пеструю птицу, держал его  в  плену  и  мучил  всех  людей
своими коварными чарами. Ќо где-то вдали уже подрастал тот, избранный, кто
во главе непобедимой армии собак, кур и морских свинок бесстрашно двинетсЯ
на волшебника и своим мечом освободит от злых чар  не  только  принца,  но
всех  людей,  и  прежде   всего,   конечно,   ѓанно   Ѓудденброка.   ’огда
расколдованный €озефус вновь примет человеческий образ, воротитсЯ  в  свое
царство и сделает ѓанно и ЉаЯ знатными вельможами.
   ‘енатор  Ѓудденброк,  мимоходом  заглЯдываЯ  в  детскую,  видел   обоих
мальчиков вместе и не возражал против этой дружбы, так как было  очевидно,
что они благотворно влиЯют друг на друга. ѓанно  оказывал  умиротворЯющее,
облагораживающее и усмирЯющее влиЯние на ЉаЯ,  который  его  нежно  любил,
восхищалсЯ белизной  его  рук  и,  чтобы  сделать  ему  приЯтное,  покорно
подставлЯл мамзель ћнгман свои, которые она  усиленно  отмывала  щеткой  и
мылом. € если бы ѓанно, со своей стороны, заимствовал у  маленького  графа
толику  его  живости  и  необузданности,  это   можно   было   бы   только
приветствовать. ‘енатор сознавал,  что  женское  попечение,  которому  был
вверен мальчик, врЯд ли способно пробудить и развить в нем  мужественность
характера.
   ‘амоотверженную преданность €ды ћнгман, вот уже более трех  десЯтилетий
служившей Ѓудденброкам, конечно, никакими деньгами оплатить  было  нельзЯ.
Ќе щадЯ своих сил, она вырастила и выходила предшествующее  поколение;  но
ѓанно она буквально носила на руках,  окружала  его  тепличной  атмосферой
бесконечной нежности и заботливости, боготворила его и в своей  наивной  и
непоколебимой вере в его  исключительное,  привилегированное  положение  в
мира нередко доходила до абсурда. …сли надо было сделать  что-либо  в  его
интересах,  она  проЯвлЯла  поразительную,  порою  даже   предосудительную
бесцеремонность. ‡айдЯ, например, с ним в кондитерскую купить каких-нибудь
сластей, она, нимало не церемонЯсь, запускала руку  в  вазы  на  прилавке,
чтобы сунуть ѓанно еще что-нибудь повкуснее, и денег за это не платила,  -
ведь хозЯин должен быть только польщен! Џеред витриной, у которой толпилсЯ
народ, она на своем западнопрусском диалекте учтиво, но решительно просила
людей посторонитьсЯ и пропустить ее питомца. ‚ глазах €ды  ћнгман  он  был
созданием таким необыкновенным, что  ни  одного  ребенка  она  не  считала
достойным к нему приблизитьсЯ. ’олько в случае с маленьким  Љаем  взаимнаЯ
склонность  мальчиков  одержала  верх  над  ее  недоверчивостью;  впрочем,
отчасти ее подкупал графский титул. Ќо если на Њельничном валу, когда  она
сидела с ѓанно на скамейке, к ним  подсаживались  другие  дети  со  своими
провожатыми, мамзель ћнгман в  ту  же  минуту  вставала  и  удалЯлась  под
предлогом позднего часа или сквозного ветра. ЋбъЯснениЯ,  которые  она  по
этому  случаю  давала  маленькому  ѓанно,  должны  были  вызвать   в   нем
представление, что, кроме него, все дети на свете поражены  золотухой  или
худосочием, - что, разумеетсЯ, не способствовало повышению его и так-то не
сильно развитой доверчивости и общительности.
   ‘енатор Ѓудденброк ничего не знал об этих подробностЯх,  но  он  видел,
что сын, как в силу врожденных свойств, так и вследствие внешних  влиЯний,
развиваетсЯ отнюдь не в том направлении, которое  он  считал  желательным.
Ђх, если бы взЯть воспитание мальчика в  свои  руки,  ежедневно,  ежечасно
влиЯть на его душу! Ќо времени у  него  не  было,  и  он  только  с  болью
убеждалсЯ, что все его от случаЯ к случаю предпринимаемые  попытки  терпЯт
самую жалкую неудачу и делают отношениЯ отца и сына еще более холодными  и
отчужденными. Ћдин образ всегда стоЯл перед его мысленным взором  -  образ
прадеда ѓанно, каким он сам в детстве знал его и по чьему  подобию  мечтал
вырастить сына: светлаЯ голова,  веселый,  простой,  сильный,  с  развитым
чувством юмора...  ‚озможно  ли,  чтобы  ѓанно  стал  таким?  Ќет,  видимо
невозможно! Ќо почему?.. …сли бы хоть подавить в  нем  страсть  к  музыке,
изгнать музыку из дома, - ведь это она отчуждает мальчика от  практической
жизни, вредит его физическому  здоровью,  подтачивает  душевные  силы!  Ќе
граничит ли иной раз его мечтательнаЯ самоуглубленность с невменЯемостью?
   Ћднажды, минут за сорок до обеда,  который  подавалсЯ  в  четыре  часа,
ѓанно один спустилсЯ во второй этаж. ‘ыграв несколько упражнений на роЯле,
он  от  нечего  делать  прошел  в  маленькую  гостиную.  ђастЯнувшись   на
оттоманке, ѓанно потеребил угол своего матросского галстука  на  груди  и,
бесцельно скользнув взглЯдом по комнате,  заметил  на  изЯщном  письменном
столике матери раскрытый кожаный бювар с семейными документами. Џодпершись
кулачком, он некоторое времЯ издали созерцал  его:  наверно,  папа  что-то
вписывал туда после второго завтрака,  не  успел  кончить  и  оставил  его
лежать до своего возвращениЯ из конторы. Љое-какие бумаги  были  убраны  в
бювар, остальные лежали рЯдом с ним, под металлической  линейкой.  ’олстаЯ
золотообрезнаЯ тетрадь с неодинаковыми по формату и цвету страницами  была
раскрыта.
   ѓанно беспечно соскользнул  с  оттоманки  и  направилсЯ  к  письменному
столу. ’етрадь была раскрыта на  той  самой  странице,  где  почерком  его
предков, а под конец рукой его  отца  было  нарисовано  родословное  древо
Ѓудденброков  со   всеми   подобающими   рубриками,   скобками   и   четко
проставленными датами. ‘тоЯ одним коленом  на  стуле  и  подперев  ладонью
русую  кудрЯвую  голову,  ѓанно  смотрел  на  рукопись  как-то  сбоку,   с
безотчетно критической  и  слегка  презрительной  серьезностью  полнейшего
безразличиЯ, в то времЯ как свободнаЯ его рука играла  маминой  ручкой  из
отправленного в золото черного дерева. Ћн пробежал глазами  по  всем  этим
мужским и женским именам, выведенным одно под другим или рЯдом. Њногие  из
них были начертаны по-старомодному затейливо, с  размашистыми  росчерками,
поблекшими или, напротив,  густо-черными  чернилами,  к  которым  пристали
крупинки тонкого золотистого  песка.  Џод  конец  он  прочитал  написанное
папиным мелким, торопливым  почерком  под  именами  ’омаса  и  ѓерды  свое
собственное имЯ: "ћстус-€оганн-Љаспар, род. 15 апрелЯ 1861 года". ќто  его
позабавило. Ћн выпрЯмилсЯ, небрежным движением взЯл в руки линейку и перо,
приложил линейку чуть пониже своего имени, еще раз окинул взглЯдом все это
генеалогическое хитросплетение и спокойно, ни о чем  при  этом  не  думаЯ,
почти машинально, провел поперек всей страницы  аккуратно  двойную  черту,
сделав верхнюю линию несколько более толстой, чем нижнюю, как полагалось в
арифметических тетрадках. ‡атем  он  склонил  голову  набок  и  испытующим
взглЯдом посмотрел на-свою работу.
   Џосле обеда сенатор позвал его к себе и, нахмурив брови, крикнул:
   - —то это такое? Ћткуда это взЯлось? ќто ты сделал?
   Ќа мгновение ѓанно даже задумалсЯ - он или не он? - но тут  же  ответил
робко, боЯзливо:
   - „а!
   - —то это значит? ‡ачем ты это сделал? Ћтвечай! Љак ты  смел  позволить
себе такое безобразие? - и сенатор  ударил  ѓанно  свернутой  тетрадью  по
лицу.
   Њаленький €оганн отпрЯнул и, схватившись рукой за щеку, пролепетал:
   - џ думал... Я думал, что дальше уже ничего не будет...


        8

   ‘ недавних пор у семьи Ѓудденброков, обедавшей по четвергам в окружении
спокойно улыбавшихсЯ богов на шпалерах, поЯвилсЯ новый,  весьма  серьезный
предмет разговора, вызывавший на лицах  дам  Ѓудденброк  с  Ѓрейтенштрассе
выражение холодной сдержанности, а в мимике и  движениЯх  г-жи  Џерманедер
необычайную горЯчность. Ћна начинала говорить, откинув голову, вытЯнув обе
руки вперед или  воздев  их  к  небесам,  со  злобой,  с  негодованием,  с
неподдельным, глубоко прочувствованным возмущением. Ћт частного случаЯ,  о
котором  шла  речь,  г-жа  Џерманедер,  то  и  дело   закашливаЯсь   сухим
нервическим кашлем, - следствие ее желудочного недомоганиЯ, - переходила к
общему, распространЯлась  о  плохих  людЯх  вообще  и  гортанным  голосом,
который поЯвлЯлсЯ у нее  в  минуты  гнева,  издавала  звуки,  напоминавшие
короткий воинственный зов фанфары. ’ак она некогда произносила: "‘лезливый
’ришке!" "ѓрюнлих!" "Џерманедер!" Ќо примечательно было  то,  что  к  этим
словам  присоединилось  новое,  которое  она  выговаривала  с  неописуемым
презрением и ненавистью. € это слово было "прокурор".
   Љогда же директор ѓуго ‚ейншенк - как всегда с опозданием, ибо  он  был
обременен делами, - входил в столовую, несЯ перед собою  сжатые  в  кулаки
руки, самоуверенно ухмылЯЯсь,  вихлЯющей  походкой  направлЯлсЯ  к  своему
месту, разговор прекращалсЯ, и за столом воцарЯлось напрЯженное, тЯгостное
молчание,  покуда  сенатор  не  выводил  всех  из  замешательства,   самым
непринужденным  гоном,  словно  речь  шла  об  обыденном  деле,  спрашиваЯ
директора, что у него  слышно  нового.  ѓуго  ‚ейншенк  заверЯл,  что  все
обстоит очень хорошо, как нельзЯ лучше, и тотчас же  спешил  заговорить  о
другом. Ћн теперь бывал много оживленнее,  чем  прежде,  и  взглЯд  его  с
каким-то неистребимым простодушием блуждал по сторонам, когда он несколько
раз подрЯд, не получаЯ, впрочем,  ответа,  спрашивал  ѓерду  Ѓудденброк  о
"самочувствии" ее скрипки. ‚ообще он стал очень разговорчив, даже боек  на
Язык; неприЯтно было только, что от избытка  веселости  и  простодушиЯ  он
недостаточно обдумывал свои слова и нередко пускалсЯ в довольно неуместные
рассказы. ’ак, например, в одном из его анекдотов фигурировала  кормилица,
страдавшаЯ  ветровой  немощью  и  тем  наносившаЯ  ущерб  здоровью  своего
питомца. ѓосподин ‚ейншенк с большим юмором, как он полагал, воспроизводил
восклицаниЯ домашнего врача: "Љто  это  здесь  так  вонЯет?  Ќет,  кто  же
все-таки так навонЯл?", не замечаЯ, или замечаЯ уже  слишком  поздно,  что
его супруга, ќрика, заливалась краскою, консульша, ’омас и ѓерда  замирали
в неподвижности, дамы  Ѓудденброк  обменивались  колкими  взглЯдами,  даже
ђикхен ‡еверин на нижнем конце стола  строила  обиженную  мину,  и  только
старый консул Љрегер тихонько фыркал.
   —то же случилось с  директором  ‚ейшенком?  ќтот  солидный,  работЯщий,
положительный и несветский человек, душой и телом преданный своей  работе,
Якобы допустил - и не однажды! -  тЯжкий  проступок  и  теперь  официально
обвинЯлсЯ  в  совершении  не  только  сомнительной,  но   более   того   -
неблаговидной,  даже  преступной  сделки.  Џротив  него  было   возбуждено
судебное преследование, исход которого невозможно было предвидеть.
   ‚ чем же, собственно, была суть предъЯвленного ему обвинениЯ? Ђ  вот  в
чем: в рЯде  местностей  произошли  большие  пожары;  страховому  обществу
предстоЯло  выплатить  погорельцам  весьма  крупные  суммы;   и   директор
‚ейншенк, своевременно получив от своих агентов донесениЯ о катастрофах, а
следовательно пустившись на  заведомый  обман,  будто  бы  перестраховывал
своих клиентов в других обществах, тем самым перелагаЯ на них все  убытки.
„ело его было передано прокурору, доктору прав Њорицу •агенштрему.
   - ’омас, - сказала консульша, оставшись как-то раз вдвоем  с  сыном,  -
скажи на милость, Я ровно ничего не понимаю... Љак нам отнестись  к  этому
делу?
   - —то мне тебе сказать, милаЯ мама! - отвечал он. - “тверждать, что все
будет в порЯдке, Я, к сожалению, не берусь. Ќо чтобы ‚ейншенк был  так  уж
виноват, как кое-кому угодно это  изображать,  мне  тоже  не  думаетсЯ.  ‚
современной деловой жизни существует понЯтие, называемое "usance"  [обычай
(фр.)]. ќто... как бы мне тебе объЯснить... ну, скажем, маневр  не  вполне
безупречный, не в полном смысле слова законный; человеку непосвЯщенному он
может  даже  показатьсЯ  бесчестным,  но  тем  не  менее,   по   какому-то
молчаливому соглашению, вполне принЯтый в деловом мире.  Џровести  границу
между "usance" и прЯмым правонарушением не так-то легко. Ќо неважно!  …сли
‚ейншенк и поступил не вполне благовидно, то все же, надо  думать,  сделал
не многим больше того, что делали его коллеги, вышедшие сухими из воды.  €
тем не менее... в благоприЯтный исход процесса Я не верю.  Њожет  быть,  в
большом городе его бы и оправдали, но не у нас,  где  все  руководствуютсЯ
групповыми интересами и личными мотивами... …му следовало  бы  это  учесть
при  выборе  защитника.  “  нас  в  городе  нет  ни  одного   выдающегосЯ,
по-настоЯщему умного адвоката, достаточно талантливого,  красноречивого  и
опытного, чтобы распутать такое сомнительное дело. ‡ато все  наши  господа
юристы тесно  свЯзаны  друг  с  другом  общностью  интересов,  совместными
обедами, частично даже родством  и,  конечно,  друг  с  другом  считаютсЯ.
Џо-моему,  ‚ейншенк  поступил  бы  умнее,  пригласив  одного  из   здешних
адвокатов. Ђ он что сделал? Ћн счел нужным, - Я сказал: счел нужным,  -  и
это в конце концов говорит за то, что совесть у  него  чиста,  -  выписать
себе защитника из Ѓерлина, некоего доктора Ѓреслауэра, прожженную  бестию,
ловкача, виртуозно перетолковывающего законы, о котором  говорЯт,  что  он
немало злостных банкротов избавил от скамьи подсудимых. ‡а  очень  крупный
гонорар он, конечно, поведет дело, и поведет достаточно хитро... Ќо  будет
ли от этого какой-нибудь толк?  џ  предвижу,  что  наши  почтенные  юристы
станут руками и ногами противитьсЯ  успеху  "чужака"  и  что  состав  суда
весьма благосклонно отнесетсЯ к речи доктора •агенштрема...  Ђ  свидетели?
Ќе думаю, чтобы сослуживцы ‚ейншенка особенно горЯчо за него ратовали. ’о,
что даже  мы,  люди  благожелательно  к  нему  настроенные,  называем  его
"внешней грубостью", да он и  сам  это  так  называет,  не  обогатило  его
друзьЯми... ‘ловом, мама, Я ничего хорошего не жду. “жасно,  конечно,  длЯ
ќрики, если произойдет несчастье, но больше всего Я болею душой  за  ’они.
‚едь она, понимаешь, права, говорЯ, что •агенштрем с  радостью  взЯлсЯ  за
это дело. Ћно всех нас касаетсЯ, как коснетсЯ  всех  нас  и  его  позорный
исход. ‚ейншенк, что ни говори, принадлежит к нашей семье, сидит за  нашим
столом. џ лично сумею стать выше этого. џ знаю, как мне  себЯ  повести.  ‚
глазах  города  Я  буду  в  стороне  от  этого  дела,  не  пойду  даже  на
разбирательство - хотЯ мне было бы очень интересно послушать Ѓреслауэра  -
и, чтобы избежать малейшего упрека в желании как-то воздействовать на суд,
вообще от всего устранюсь. Ќо ’они? Њне страшно даже подумать, чем был  бы
длЯ нее обвинительный приговор. ђазве ты не  понимаешь,  что  кроетсЯ  под
всеми ее протестами, под всеми разговорами о  клевете  и  зависти?  ‘трах.
‘трах после всех несчастий и потерь, выпавших на ее долю, потерЯть  и  это
последнее - достойное  семейное  положение  дочери.  ‚от  посмотришь,  чем
глубже  начнут  в  нее  закрадыватьсЯ  сомнениЯ,  тем  ретивее  она  будет
отстаивать невиновность ‚ейншенка. ‚озможно, впрочем, что он и вправду  не
виновен... Љак знать? Ќам остаетсЯ только дожидатьсЯ,  мама,  и  старатьсЯ
как можно тактичнее обходитьсЯ с ним, с ’они и с ќрикой. Ќо Я лично ни  на
что доброе не надеюсь.
   ‚от при каких обстоЯтельствах на сей раз наступало рождество. Њаленький
€оганн с помощью отрывного календарЯ, склеенного €дой, на последнем листке
которого была нарисована елка, с бьющимсЯ сердцем следил  за  приближением
счастливой поры.
   ЏредвестьЯ ее  множились...  ‘  первого  днЯ  рождественского  поста  в
большой столовой у  бабушки  повесили  на  стену  картину  с  изображением
дедушки ђупрехта (*63) во весь рост. Ћднажды поутру ѓанно  обнаружил,  что
его одеЯло, коврик перед постелью и платье  посыпаны  хрустЯщим  сусальным
золотом. Ђ несколькими днЯми позднее, когда папа с газетой в  руках  лежал
после обеда на оттоманке в маленькой гостиной и ѓанно  читал  в  ѓероковых
"Џальмблеттер"  (*64)  стихотворение  об   Ђндорской   волшебнице   (*65),
доложили, как то бывало каждый год - и все-таки неожиданно, - о "старике",
который  спрашивает  здешнего  "мальчика".  ђазумеетсЯ,  его  попросили  в
гостиную, этого старика, и он вошел шаркающей походкой, в длиннополой шубе
мехом вверх, весь обсыпанный золотой мишурой и снегом, в такой же шапке, с
полосами сажи на лице и с громадной белой бородой, в которой, так же как и
в его противоестественно густых бровЯх, искрились блестки. Ќизким басом он
объЯснил, так же как объЯснЯл всЯкий год, что вот _этот_  мешок  на  левом
его плече, с Яблоками и золочеными  орехами,  предназначаетсЯ  длЯ  добрых
детей, которые молЯтсЯ богу, а розга, что торчит у него за правым  плечом,
- длЯ злых... ќто был дедушка ђупрехт. Њожет быть,  конечно,  и  не  самый
настоЯщий, может  быть,  даже  просто  цирюльник  ‚енцель  в  вывороченной
папиной шубе, - но если уж дедушка ђупрехт существует, так значит это  он.
€ ѓанно, потрЯсенный до глубины души, только раз  или  два  запнувшись  от
нервического, полубессознательного  всхлипываниЯ,  опЯть,  как  в  прошлые
годы, прочитал "Ћтче наш", после чего ему было разрешено запустить руку  в
мешок длЯ добрых детей; а уходЯ, старик и  вовсе  позабыл  захватить  этот
мешок с собой.
   Ќаступили рождественские каникулы. Џервый  день,  когда  папа  прочитал
отметки  в  школьном  дневнике,  которые  обЯзательно  выставлЯлись  перед
рождеством •ристовым, сошел благополучно.  “же  были  таинственно  закрыты
двери  в  большую  столовую,  уже  к  столу  начали  подавать  марципан  и
коричневые прЯники... € на улицах тоже  стоЯло  рождество.  Њорозило,  шел
снег. ‚ колючем прозрачном воздухе  разносились  бравурные  или  тоскливые
мелодии черноусых итальЯнских шарманщиков в бархатных  куртках,  прибывших
сюда на праздник.  Ћкна  магазинов  ломились  от  рождественских  товаров.
‚округ  высокого  готического  фонтана  на  ђыночной  площади  выстроились
пестрые балаганы рождественской Ярмарки. € вместе с запахами  выставленных
на продажу елок жители города везде,  везде,  где  бы  они  ни  проходили,
вдыхали запах праздника.
   € вот наконец настал вечер двадцать третьего декабрЯ и  вместе  с  ними
раздача рождественских  даров  дома,  на  ”ишергрубе,  в  большом  зале  -
церемониЯ, совершавшаЯсЯ в самом узком  семейном  кругу  и  бывшаЯ  только
началом,  прелюдией,  прологом,  ибо  сочельник  всей   семьей   неизменно
справлЯлсЯ  у  консульши.  ‚ечером  двадцать  четвертого   в   ландшафтной
собралось общество, обычно собиравшеесЯ здесь по четвергам, да  еще  ћрген
Љрегер, приехавший из ‚исмара, а также ’ереза ‚ейхбродт и мадам Љетельсен.
   ‚  полосатом  -  черном  с  серым   -   платье   из   тЯжелого   шелка,
раскрасневшаЯсЯ, с горЯщим взором, распространЯЯ вокруг себЯ чуть  слышный
аромат пачулей, встречала стараЯ дама  прибывавших  гостей,  и  когда  она
безмолвно заключала их в объЯтиЯ, браслеты на ее руках тихонько звенели. ‚
этот вечер ею владело какое-то необычное, хотЯ и молчаливое возбуждение.
   - Ѓог мой, да никак у тебЯ жар, мама? - сказал сенатор, вошедший вместе
с ѓердой и ѓанно. - џ уверен, что все сегоднЯ сойдет премило.
   Ќо консульша, целуЯ всех трех, прошептала:
   - ‚о славу господа нашего  €исуса  •риста.  ‚едь  мой  милый,  покойный
†ан...
   € правда, чтобы  соблюсти  ту  благоговейную  торжественность,  которую
покойный консул умел придать сочельнику, и  ничем  не  омрачить  глубокой,
серьезной,  искренней  радости,  котораЯ,  по  его  мнению,  должна   была
наполнЯть все сердца в этот вечер, консульше приходилось  наведыватьсЯ  во
все  концы  дома  -  в  ротонду,  где  уже  собрались  мальчики-певчие  из
Њариенкирхе, в большую столовую, где ђикхен ‡еверин  кончала  раскладывать
подарки, оттуда в коридор,  где  смущенно  переминались  с  ноги  на  ногу
какие-то бедные старики и старушки, постоЯнно приходившие на Њенгштрассе в
этот день, - им  тоже  были  приготовлены  подарки,  -  и  потом  снова  в
ландшафтную, чтобы укоризненным взглЯдом пресечь хотЯ бы малейший шум.
   Ѓыло так тихо, что с отдаленной заснеженной улицы слышалось, как  тонко
и отчетливо, словно куранты, где-то играет  шарманка.  €  хотЯ  в  комнате
находи лось более двадцати человек, но тишина там стоЯла как в  церкви,  и
настроение - о чем сенатор не  преминул  шепнуть  на  ухо  дЯде  ћстусу  -
несколько смахивало на похоронное.
   ЌельзЯ не заметить, что это настроение  врЯд  ли  могло  быть  нарушено
какой-нибудь  резкой  юношеской  выходкой.  ‘  первого   же   взглЯда   на
собравшеесЯ здесь общество можно было определить, что члены  его  достигли
того возраста, когда проЯвлениЯ жизнерадостности  принимают  раз  навсегда
установленные  формы.  ’омас  Ѓудденброк,  чьЯ  бледность  удивительно  не
вЯзалась с бодрым, энергичным,  даже  слегка  насмешливым  выражением  его
лица; ѓерда - его супруга, котораЯ неподвижно  сидела  в  кресле,  обратив
кверху прекрасное белое  лицо  и,  словно  зачарованнаЯ,  смотрела  своими
близко посаженными, окруженными голубоватыми тенЯми и  странно  мерцающими
глазами на хрусталики люстры, переливающиесЯ  всеми  цветами  радуги;  его
сестра, г-жа Џерманедер; ћрген Љрегер - его кузен, тихий,  скромно  одетый
человек; кузины ”ридерика, ѓенриетта и Џфиффи, из которых две первые стали
еще худее и долговЯзей, а последнЯЯ еще меньше и круглее; тем не  менее  у
всех   трех   на   лице   играла   одинаковаЯ   улыбка   -    ЯзвительнаЯ,
недоброжелательнаЯ и, казалось, говорившаЯ: "Ђх так! Ќу, в этом можно  еще
усомнитьсЯ"; и, наконец, тощаЯ, пепельно-сераЯ Љлотильда, чьи мысли, минуЯ
все остальное, устремлЯлась к ужину, - все они уже перешагнули  за  сорок,
тогда как хозЯйке дома, ее брату  ћстусу,  его  жене  и  маленькой  ’ерезе
‚ейхбродт  шел  уже  седьмой  десЯток,  а  старой  консульше   Ѓудденброк,
рожденной тювинг, и мадам Љетельсен, уже окончательно  оглохшей,  -  даже
восьмой.
   ‚ цвете молодости находилась собственно только ќрика ‚ейншенк; но когда
ее светло-голубые глаза - глаза  г-на  ѓрюнлиха  -  взглЯдывали  на  мужа,
директора, чьЯ коротко остриженнаЯ  и  на  висках  уже  поседевшаЯ  голова
выделЯлась  на  фоне  идиллического  ландшафта  шпалер,  нельзЯ  было   не
заметить, что из ее пышной груди вырывалсЯ беззвучный, но  тЯжелый  вздох.
…е, видимо, одолевали боЯзливые и смутные мысли об "usance", бухгалтерских
балансах, свидетелЯх, прокуроре, защитнике, судьЯх; впрочем, среди сидЯщих
здесь не было никого, в чьем мозгу не теснились бы те же самые, отнюдь  не
праздничные, мысли. ‘ознание, что зЯть г-жи Џерманедер привлечен к суду  и
следствию,  что  среди  членов  семьи  имеетсЯ   человек,   обвиненный   в
преступлении  против  закона,  против  бюргерских  правил  и  коммерческой
честности, человек, быть может, обреченный позору  и  тюрьме,  накладывало
какой-то непривычный, мрачный отпечаток на семейное сборище.  ‘очельник  у
Ѓудденброков с обвинЯемым в составе семьи! ѓ-жа Џерманедер величественнее,
чем когда-либо, восседала в кресле, улыбки дам Ѓудденброк с Ѓрейтенштрассе
были еще на один градус Язвительнее.
   Ђ дети, весьма немногочисленное юное поколение? Ќеужели и  они  ощущают
тайный ужас перед тем новым и небывалым, что вторглось  в  их  семью?  —то
касаетсЯ маленькой ќлизабет,  то  судить  об  ее  душевном  состоЯнии  еще
невозможно. ‚ платьице, отделанном атласными лентами,  по  обилию  которых
можно было узнать вкус г-жи Џерманедер, девочка сидела на руках  у  бонны,
зажав большие пальцы в крохотные кулачки, и, тихонько посапываЯ,  смотрела
прЯмо перед собой светлыми навыкате глазами. Љогда она  времЯ  от  времени
отрывисто покрЯхтывала, бонна начинала ее слегка укачивать. ѓанно же молча
сидел на скамеечке у ног матери и, так же как она, смотрел на игру огней в
хрустале.
   Ђ •ристиан? ѓде же •ристиан? …го хватились только сейчас,  в  последнюю
минуту. „вижениЯ консульши, характерный жест, которым она проводила  рукой
от уголка рта к прическе, словно заправлЯЯ  выбившуюсЯ  прЯдь,  стали  еще
более нервозными. Ћна торопливо приказала что-то  мамзель  ‡еверин,  после
чего та отправилась через ротонду мимо толпившихсЯ там мальчиков-певчих  и
беднЯков в комнату г-на Ѓудденброка.
   € тут же поЯвилсЯ •ристиан. Ћн вошел на своих кривых  сухопарых  ногах,
слегка прихрамываЯ  -  последствиЯ  суставного  ревматизма  -  и  с  самым
благодушным видом потираЯ рукой свой лысый лоб.
   - —ерт побери, детки, - сказал он, - Я чуть было не позабыл...
   - Џозабыл?.. - цепенеЯ, повторила консульша.
   - „а, чуть было не позабыл, что сегоднЯ сочельник. џ сижу и читаю книгу
"Џутешествие в ћжную Ђмерику"... Ћ господи, мне ведь приходилось и  совсем
по-другому праздновать  рождество...  -  €  он  совсем  уж  было  собралсЯ
рассказать о сочельнике в третьеразрЯдном лондонском кабаре, но тут до его
сознаниЯ вдруг дошла благоговейнаЯ  тишина,  царившаЯ  в  комнате,  и  он,
сморщив нос, на цыпочках пробралсЯ к своему месту.
   "„щерь ‘иона, возвеселисЯ!" - запели певчие, только что так шумевшие  в
коридоре, что сенатору пришлось постоЯть некоторое времЯ в  дверЯх,  чтобы
припугнуть их. Ћни пели дивно  хорошо.  ‡вонкие  голоса,  которым  вторили
более низкие, славЯ господа, ликующе возносились к небу, увлекаЯ за  собой
все  сердца,  так  что  старые  девы  улыбались  добрее,  старики   глубже
заглЯдывали в свои души, припоминаЯ всю прошедшую жизнь,  а  люди  средних
лет на мгновение забывали о своих тревогах и заботах.
   ѓанно разомкнул  руки,  которыми  сжимал  свое  колено.  Џобледнев,  он
теребил бахрому скамеечки, полуоткрывши рот, тер Язык о зуб,  и  выражение
лица у него было такое, словно  его  трЯсет  озноб.  ‚ременами  он  ощущал
потребность  поглубже  вздохнуть,  ибо   теперь,   когда   воздух   звенел
серебрЯно-чистым пением хора, блаженство почти до боли сжимало его сердце.
   ђождество!
   €з-под высокой двустворчатой белой двери пробивалсЯ запах елки и  своей
сладостной прЯностью будил предчувствие чуда  там,  в  столовой,  -  чуда,
которого всЯкий год наново ждешь с сердцем, громко бьющимсЯ в  чаЯнии  его
непостижимого,  неземного  великолепиЯ...   —то   же   там,   за   дверью,
приготовлено длЯ него, ѓанно? ’о, чего он желал, - это уж  бесспорно!  ’ак
всегда бывает, - разве уж попросишь  чего-нибудь  совсем  немыслимого;  но
тогда тебЯ заранее предупреждают, что твое желание неисполнимо. ’еатр!  Ћн
сразу его увидит, сразу подбежит к нему! ‚ожделенный  кукольный  театр!  ‚
списке желанных подарков, который ѓанно перед рождеством передал  бабушке,
слово театр было подчеркнуто жирной чертой, - ведь после  "”иделио"  (*66)
он, можно сказать, ни о чем другом и не думал.
   Ќедавно, в награду и в утешение за очередной визит к г-ну Ѓрехту, ѓанно
впервые взЯли в театр, в ѓородской театр, где он  сидел  в  ложе  рЯдом  с
матерью, затаив дыхание, внимал звукам "”иделио"  и  следил  за  тем,  что
происходит на сцене. ‘ тех пор он  только  об  опере  и  мечтал,  и  такаЯ
страсть к  театру  охватила  его,  что  он  почти  не  спал  по  ночам.  ‘
невыразимой завистью смотрел он при встречах на людей, слывших, как и  его
дЯдЯ •ристиан,  завзЯтыми  театралами,  -  на  консула  „ельмана,  маклера
ѓоша... Ќеужто же можно вынести такое счастье, какое суждено этим людЯм, -
чуть ли не каждый вечер бывать в театре? …сли бы ему  хоть  раз  в  неделю
позволено было одним глазком заглЯнуть в зал перед началом представлениЯ -
послушать, как настраивают инструменты, посмотреть на  спущенный  занавес!
‚едь он все,  все  любил  в  театре:  запах  газа,  кресла,  оркестрантов,
занавес...
   €нтересно, большой будет его кукольный  театр?  Ѓольшой  и  с  глубокой
сценой? Ђ какой там будет занавес? Ќеобходимо сразу же  провертеть  в  нем
дырочку, ведь и в занавесе ѓородского театра устроен  "глазок"...  “далось
ли бабушке или мамзель ‡еверин, - куда уж бабушке со  всем  управитьсЯ!  -
достать декорации длЯ  "”иделио"?  ‡автра  с  самого  утра  он  где-нибудь
запретсЯ и даст представление... …му казалось, что его куклы уже поют, ибо
с мыслью о театре у него неразрывно сплеталась мысль о музыке...
   "‹икуй, ликуй, €ерусалиме!.." - ѓолоса мальчиков, которые, как в  фуге,
пели каждый свое, в  последнем  такте  умиротворенно  и  радостно  слились
воедино. —истый аккорд отзвучал,  и  глубочайшаЯ  тишина  простерлась  над
ландшафтной и над всем  домом.  ЏотрЯсенные  этой  тишиной,  все  невольно
потупились; только директор ‚ейншенк задорно и развЯзно озиралсЯ  да  г-жа
Џерманедер  не  смогла  удержатьсЯ  и  закашлЯлась.   Ќо   тут   консульша
неторопливо приблизилась к столу и села, посреди своих  ближайших  родных,
на софу, теперь уже стоЯвшую не в стороне, как в былые  времена,  а  возле
стола. Ћна подкрутила лампу и придвинула к себе большую библию  с  широким
золотым  обрезом,  потом  надела  очки,   отстегнула   кожаные   застежки,
запиравшие огромную книгу, открыла ее на странице,  заложенной  закладкой,
так что всем находившимсЯ в комнате бросилась в глаза шершаваЯ пожелтевшаЯ
бумага с непомерно огромными буквами,  глотнула  сахарной  воды  и  начала
читать главу о рождестве спасителЯ.
   Ћна читала давно знакомые слова неторопливо, просто,  с  проникновенным
выражением, голосом, звучавшим в благоговейной тишине чисто, растроганно и
радостно. "€ в человецех благоволение!" - прочла она.  Ќо  едва  консульша
замолкла, как в ротонде в три голоса запели: "’ихаЯ ночь! ‘вЯтаЯ ночь" - и
все  семейство  в  ландшафтной  подхватило  песню  -   впрочем,   довольно
осторожно, так как собравшиесЯ в большинстве  своем  были  немузыкальны  и
ансамбль времЯ от времени нарушалсЯ кем-нибудь самым неподобающим образом.
Ќо это не снижало впечатлениЯ, производимого песней. ѓ-жа Џерманедер  пела
дрожащими губами, ибо всего сладостнее и больнее трогает эта песнЯ  сердца
тех, у кого позади осталось много бурь и треволнений  и  кто  в  этот  час
торжественного умиротворениЯ оглЯдываетсЯ на них. Њадам Љетельсен  плакала
тихо и горько, хотЯ почти ничего не слышала.
   Ќо вот консульша встала. Ћна взЯла за руки своего внука €оганна и  свою
правнучку ќлизабет и направилась к дверЯм. ‘ледом за ней двинулись  старые
господа, за ними те, что помоложе; в ротонде к шествию примкнули  прислуга
и бедные. ™урЯсь от Яркого  света  и  радостно  улыбаЯсь,  с  пением:  "Ћ,
елочка, о, елочка!" - под смех детей, которых  развеселил  дЯдЯ  •ристиан,
вскидывавший ноги, как деревЯнный паЯц, и с нарочито глупым  видом  певший
вместо:  "Ћ,  елочка!"  "Ћ,  телочка!"  -  они  вступили   через   высокую
распахнутую дверь прЯмехонько в небесное царство.
   ‚есь зал, полный запаха подпаленных  елочных  веток,  светилсЯ  и  сиЯл
неисчислимым множеством огоньков, а небеснаЯ  голубизна  шпалер  с  белыми
статуЯми богов делала эту огромную комнату еще огромнее.
   ‚ этом сплошном море света, как дальние звезды, мерцали огоньки  свечей
- там, в глубине,  где  меж  окон,  завешенных  темно-красными  гардинами,
стоЯла огромнаЯ елка, вздымавшаЯсЯ почти до  потолка,  всЯ  в  серебре,  в
огнЯх и белых лилиЯх,  с  блистающим  ангелом  на  макушке  и  вертепом  у
подножиЯ (*67). Џосреди покрытого белой скатертью стола,  который  тЯнулсЯ
от окон чуть ли не до самых дверей и ломилсЯ под тЯжестью подарков,  стоЯл
еще целый рЯд маленьких елочек, увешанных конфетами  и  сиЯвших  огоньками
тоненьких восковых свечек. ЋгнЯми сиЯли газовые бра на  стенах  и  толстые
свечи в позолоченных канделЯбрах по всем четырем  углам  зала.  ѓромоздкие
предметы, подарки, не уместившиесЯ на столе,  были  расставлены  прЯмо  на
полу.  „ва  стола  поменьше,  тоже  покрытые  белоснежными  скатертЯми   и
украшенные зажженными елочками, стоЯли по обе стороны двери: на  них  были
разложены подарки длЯ прислуги и длЯ бедных.
   ‘ пением "Ћ, елочка!", ослепленные  сиЯньем  огней,  почти  не  узнаваЯ
этого  всем  так  хорошо  знакомого   зала,   они   обошли   его   кругом,
продефилировали мимо  вертепа,  где  восковой  младенец  €исус,  казалось,
творил крестное знамение, и, немного придЯ в себЯ, остановились, каждый на
предназначенном ему месте. ЏеснЯ смолкла.
   ѓанно был совершенно сбит с толку. …го лихорадочно бегающие глаза очень
скоро отыскали театр - театр, на  столе,  среди  других  даров  казавшийсЯ
таким  большим  и  вместительным,  что  это  превышало  самые  смелые  его
ожиданиЯ! Ќо место ѓанно теперь было не там, где  в  прошлом  году.  ’еатр
стоЯл на противоположной  стороне,  и  от  полной  растерЯнности  он  даже
усомнилсЯ, ему ли предназначаетсЯ этот чудесный дар. ‘било его еще  и  то,
что на полу подле театра громоздилось  что-то  большое  и  непонЯтное,  не
названное в  его  списке,  нечто  вроде  комода,  -  неужели  и  это  тоже
предназначено ему?
   - Џоди сюда, мой мальчик, и  взглЯни,  -  сказала  консульша,  поднимаЯ
крышку. - џ знаю, ты любишь играть хоралы. ѓосподин Џфюль научит тебЯ, как
с этим обращатьсЯ... Ќадо нажимать вот так - то сильнее, то  легче,  и  не
отрываЯ руки, а только peu a peu [постепенно (фр.)], менЯЯ пальцы...
   ќто была фисгармониЯ,  маленькаЯ  изЯщнаЯ  фисгармониЯ  из  коричневого
полированного дерева,  с  металлическими  ручками  по  бокам,  с  пестрыми
педалЯми и легким вертЯщимсЯ стульчиком. ѓанно взЯл  аккорд  -  прелестный
органный звук поплыл в воздухе и всех заставил поднЯть глаза от  подарков.
ѓанно кинулсЯ обнимать бабушку, котораЯ с нежностью прижала  его  к  своей
груди и тотчас же отпустила - ей надо  было  принЯть  благодарность  и  от
других.
   Ћн приблизилсЯ к театру. ”исгармониЯ - чудо, но сейчас ему  некогда  ею
заниматьсЯ. ќто был избыток счастьЯ, когда ничто в отдельности не  внушает
благодарного чувства и ты спешишь только прикоснутьсЯ к одному, к другому,
чтобы потом лучше обозреть целое... Ћ! „а здесь и суфлерскаЯ будка!  Ѓудка
в  форме  раковины  перед  величественно  уходЯщим  вверх   красно-золотым
занавесом.  Ќа  сцене  была  установлена  декорациЯ  последнего   действиЯ
"”иделио". Ќесчастные пленники воздевали руки. „он Џизарро,  с  громадными
буфами на рукавах, в устрашающей позе, стоЯл где-то  сбоку.  Ђ  из  задней
кулисы, весь в черном бархате, быстрым шагом выходил  министр,  чтобы  все
уладить. ќто было совсем как в ѓородском театре, даже лучше! ‚ ушах  ѓанно
вновь зазвучал ликующий хор финала, и он  присел  за  фисгармонию  сыграть
несколько тактов, которые ему запомнились. Ќо тут же встал и схватилсЯ  за
давно желанную книгу - греческую мифологию с золотой  Ђфиной  Џалладой  на
красном переплете. ‡атем он съел несколько конфет  со  своей  тарелки,  на
которой лежали еще марципановые фигурки и коричневые  прЯники,  перетрогал
разные мелочи,  тоже  полученные  в  подарок,  письменные  принадлежности,
школьные тетради и на мгновенье забыл обо всем на свете, увлекшись  ручкой
с крохотным хрусталиком: стоило поднести  его  к  глазу,  и  перед  тобой,
словно по волшебству, открывалсЯ уходЯщий вдаль швейцарский пейзаж...
   Њамзель  ‡еверин  и  горничнаЯ  начали  обносить  собравшихсЯ  чаем   и
бисквитами. ЊакаЯ свое печенье в чай,  ѓанно  наконец-то  улучил  минутку,
чтобы окинуть  взглЯдом  всю  большую  столовую.  ѓости  стоЯли  у  стола,
прохаживались вдоль него, смеЯсь и болтаЯ, хвалились полученными подарками
и рассматривали чужие. —его-чего здесь только не было: изделиЯ из фарфора,
никелЯ, серебра, из золота и дерева, из сукна и  шелка.  Ѓольшие  прЯники,
симметрично разукрашенные миндалем и цукатами,  чередовались  на  столе  с
марципановыми  бабками,  внутри  влажными  от   свежести.   Ќа   подарках,
собственноручно изготовленных или украшенных мадам Џерманедер, -  мешочках
длЯ рукоделиЯ, подушках длЯ ног, - в изобилии красовались атласные ленты.
   Љ ѓанно то и дело подходил кто-нибудь из родных и, положив руку на  его
матросский  воротник,  рассматривал  подарки  мальчика  с  тем  иронически
преувеличенным восхищением, с которым взрослые обычно относЯтсЯ к  детским
сокровищам. ’олько дЯде •ристиану было несвойственно высокомерие взрослых:
с брильЯнтовым кольцом на пальце, рождественским даром матери, он,  волоча
ноги, подошел к ѓанно и, увидев театр, возликовал не меньше племЯнника.
   - —ерт побери, до чего же это  занЯтно!  -  восклицал  он,  поднимаЯ  и
опускаЯ занавес, и даже отступил на шаг, чтобы получше  охватить  взглЯдом
сцену. Ќесколько секунд он постоЯл в молчании, причем глаза  его  тревожно
блуждали по комнате, и вдруг его точно прорвало. - ’ы  просил  театр?  ‘ам
догадалсЯ попросить? - спрашивал он. - Џочему? Љто тебЯ надоумил? ђазве ты
уже  был  когда-нибудь  в  театре?..  Ќа  "”иделио"?   „а,   это   хороший
спектакль... Ђ теперь ты сам  хочешь  попробовать?  ‘ам  хочешь  поставить
оперу? ’ак она тебе понравилась?  Џослушай-ка,  дружок,  мой  тебе  совет:
выбрось эти мысли из головы - театр и тому подобное... Џроку от  этого  не
будет, поверь уж своему дЯде. џ тоже  не  в  меру  увлекалсЯ  всеми  этими
штуками, и ничего путного из менЯ не вышло. ЏризнатьсЯ, Я в жизни совершил
немало ошибок...
   ‚се  это  он  говорил  племЯннику  тоном  вполне   серьезным   и   даже
наставительным, а мальчик с любопытством смотрел на него. Џотом  он  вдруг
замолчал,  его  костлЯвое  лицо  с  ввалившимисЯ  щ