ЯвлЯлось  несказанно  мЯгкое,
самозабвенное и мечтательное выражение. ‚зглЯд г-на ЏфюлЯ покоилсЯ  где-то
в свЯщенной дали, словно вот сейчас, за роЯлем, ему открылсЯ  смысл  всего
сущего. ’о был взглЯд музыканта, кажущийсЯ пустым и смутным оттого, что он
устремлен  в  пределы  логики,  более  глубокой,  чистой,  беспримесной  и
безусловной, чем все наши Языковые понЯтиЯ и рассуждениЯ.
   ђуки у него были  большие,  пухлые,  как  бы  бескостные,  и  усыпанные
веснушками. ЊЯгким и таким глухим голосом, словно кусок застрЯл у  него  в
пищеводе, приветствовал г-н Џфюль ѓерду Ѓудденброк, когда  она,  приподнЯв
портьеру, входила в гостиную:
   - ‚аш покорный слуга, сударынЯ.
   ‘легка привстав со стула, склонив голову и почтительно  пожимаЯ  правой
рукой протЯнутую ему руку, он левой уже брал квинты, уверенно и  четко,  а
ѓерда быстро благодарЯ исключительной тонкости  слуха  настраивала  своего
‘традивариуса.
   - ‘ыграем бемольный концерт Ѓаха, господин Џфюль. ‚ прошлый раз  у  нас
не совсем хорошо получилось адажио...
   € органист начинал играть. Ќо едва только  успевали  прозвучать  первые
аккорды, как  дверь  из  коридора  медленно,  осторожно  приоткрывалась  и
маленький €оганн, неслышно ступаЯ по ковру, прокрадывалсЯ в дальний  угол,
где стоЯло кресло. ’ам он усаживалсЯ, обеими руками обхватывал  колени  и,
стараЯсь не шевелитьсЯ, прислушивалсЯ к музыке и к разговорам.
   - Ќу что, ѓанно, пришел послушать? - спрашивала в перерыве ѓерда, глЯдЯ
на него своими близко поставленными  глазами,  разгоревшимисЯ  от  игры  и
блестевшими влажным блеском.
   Њальчик вставал и с безмолвным поклоном  протЯгивал  руку  г-ну  Џфюлю,
который ласково и бережно гладил его русые волосы,  так  мЯгко  и  красиво
ложившиесЯ на лоб и виски.
   - ‘лушай, слушай, сынок, - приветливо говорил органист, и ѓанно, не без
робости поглЯдываЯ на его огромный  вздымавшийсЯ  кадык,  снова  быстро  и
бесшумно возвращалсЯ  на  свое  место,  горЯ  желанием  поскорее  услышать
продолжение игры и сопутствующие ей разговоры.
   Ќачинали они обычно с пьески ѓайдна, нескольких страниц Њоцарта, сонаты
Ѓетховена. Ќо затем, покуда ѓерда, держа скрипку под  мышкой,  разыскивала
другие ноты, случалось необыкновенное: г-н Џфюль, ќдмунд  Џфюль,  органист
Њариенкирхе, продолжаЯ потихоньку что-то наигрывать, неожиданно  переходил
к музыке совсем иного, диковинного стилЯ,  и  в  его  отсутствующем  взоре
поЯвлЯлсЯ блеск стыдливого блаженства. Џод его пальцами рождались  ширь  и
цветенье, бурлила жизнь, пели сладостные голоса, и из этих звуков, вначале
тихо, то возникаЯ,  то  вновь  улетучиваЯсь,  а  потом  все  отчетливее  и
осЯзаемее    вырастал    искусно    контрапунктированный,    по-старинному
грандиозный, прихотливо  торжественный  мотив  марша.  Џодъем,  сплетение,
переход... и в заключение fortissimo вдруг вступала  скрипка.  “вертюра  к
"Њейстерзингерам".
   ѓерда Ѓудденброк была убежденной почитательницей новой музыки,  но  это
ее пристрастие натолкнулось на  такое  неистово-возмущенное  сопротивление
г-на ЏфюлЯ, что она уже было отчаЯлась привлечь его на свою сторону.
   ‚ день, когда она впервые раскрыла перед ним клавираусцуг  "’ристана  и
€зольды", он, сыграв двадцать пЯть тактов, вскочил с  места  и,  выказываЯ
признаки крайнего отвращениЯ, забегал между окном и роЯлем.
   - џ этого играть не стану, сударынЯ! џ ваш покорный слуга, но  этого  Я
играть не стану! ќто не музыка, поверьте мне! ‹ьщу себЯ  надеждой,  что  в
музыке Я кое-что  смыслю.  ќто  хаос!  демагогиЯ!  богохульство!  безумие!
‘прыснутый духами чад, который нет-нет да и  прорежет  молниЯ.  ’ут  конец
всЯкой нравственности в искусстве. џ этого играть  не  стану!  -  ‘  этими
словами он снова ринулсЯ к роЯлю, кадык его заходил вверх и вниз; давЯсь и
откашливаЯсь, он сыграл еще двадцать пЯть тактов, видимо  лишь  длЯ  того,
чтобы захлопнуть крышку роЯлЯ и крикнуть: - ’ьфу! „а простит менЯ господь,
это  уж  слишком!  €звините,  сударынЯ,  за   откровенность...   ‚ы   менЯ
вознаграждаете, годами оплачиваете мои услуги, а Я человек небогатый... но
Я отказываюсь, отказываюсь служить вам, если вы станете принуждать менЯ  к
такому бесчестному занЯтию!.. Ђ ребенок! ‚он там, в уголке, сидит ребенок!
Ћн тихонько пробралсЯ сюда,  чтобы  послушать  музыку.  Ќеужто  вы  хотите
вконец отравить его душу?
   Ќо, как Яростно он ни  сопротивлЯлсЯ,  ѓерда  медленно,  шаг  за  шагом
приучала его к этой новой музыке и  в  конце  концов  перетЯнула  на  свою
сторону.
   - Џфюль, - говорила она, - будьте же справедливы и  не  горЯчитесь!  ‚ы
сбиты с толку непривычными длЯ вас принципами  применениЯ  гармонии...  ‚ы
утверждаете, что в сравнении с  этой  музыкой  Ѓетховен  -  сама  чистота,
Ясность,  естественность.  Ќо  вспомните,  в  какое  негодование  Ѓетховен
приводил своих современников, воспитанных на иной музыке...  Ѓог  ты  мой!
„аже Ѓаха упрекали в недостатке благозвучиЯ и Ясности!..  ‚ы  упомЯнули  о
нравственности. Ќо что вы, собственно,  понимаете  под  нравственностью  в
искусстве? …сли Я не ошибаюсь - это противоположность гедонизму? (*60)  Ќо
ведь здесь-то она и налицо. ’ак же как у Ѓаха. ’олько грандиознее, глубже,
осознаннее, чем у него. ‚ерьте мне, Џфюль, эта  музыка  куда  менее  чужда
вашей душе, чем вы полагаете.
   - Џрошу прощениЯ! ‘плошное фиглЯрство и софизмы! - ворчал г-н Џфюль.
   Ќо ѓерда была права: по существу эта музыка была совсем  не  так  чужда
ему, как он думал вначале. ‚прочем, с "’ристаном" он полностью так никогда
и не примирилсЯ,  хотЯ  просьбу  ѓерды  переложить  "‘мерть  €зольды"  длЯ
скрипки и роЯлЯ в конце концов выполнил  с  большим  мастерством.  Џервыми
заслужили его признание отдельные партии из "Њейстерзингеров", и с тех пор
в нем уже неодолимо стала крепнуть любовь к  этому  искусству.  Ћн  боЯлсЯ
себе  в  ней  признатьсЯ,  ворчливо  отрицал  ее.  Ќо  партнерше  уже   не
приходилось оказывать на него давление длЯ того, чтобы он,  -  разумеетсЯ,
не даваЯ в обиду старых мастеров, - усложнЯл свои пассажи и  с  выражением
стыдливого, чуть ли не досадливого блаженства во  взоре  привносил  в  них
кипучую жизнь лейтмотивов. Џравда, после игры у них все же возникали споры
по  поводу  соотношениЯ  этого  стилЯ  со  "строгим  стилем",  но  в  один
прекрасный день г-н Џфюль заЯвил, что считает своим  долгом,  -  хотЯ  его
лично эта тема  и  не  интересует,  -  дополнить  свою  книжечку  о  стиле
церковных ладов главой о "Џрименении ђихардом ‚агнером старинных  созвучий
в его церковной и народной музыке".
   ‘лушаЯ эти разговоры, ѓанно сидел тихо-тихо, обхватив ручонками  колени
и непрестанно  дотрагиваЯсь,  по  своей  привычке,  Языком  до  одного  из
коренных зубов, отчего рот его казалсЯ немного искривленным. Ћн не  сводил
широко раскрытых глаз с матери и г-на ЏфюлЯ, вслушивалсЯ в их игру,  в  их
споры. ’ак случилось, что первые же шаги на жизненном пути привели  его  к
признанию музыки чем-то необыкновенно серьезным, важным, глубоким. Ћн врЯд
ли даже понимал, что они говорили, а вещи, ими исполнЯемые, в  большинстве
случаев превосходили его детское восприЯтие. € если он все-таки ЯвлЯлсЯ и,
не скучаЯ, часами неподвижно сидел  в  своем  кресле,  то,  очевидно,  его
приводили сюда вера, любовь и благоговение.
   …му было только семь лет, когда  он  впервые  попыталсЯ  самостоЯтельно
воспроизвести на роЯле звукосочетаниЯ, особенно  его  поразившие.  Њать  с
улыбкой наблюдала за ним,  с  немым  усердием  исправлЯла  подобранные  им
аккорды, объЯснЯла, почему именно эта, и только эта тональность необходима
длЯ перехода одного аккорда в другой. Џравоту ее слов подтверждал мальчику
его собственный слух.
   Џозволив ему некоторое  времЯ  так  позабавлЯтьсЯ,  ѓерда  решила,  что
мальчику пора учитьсЯ музыке.
   - Џо-моему, скрипка не его инструмент, - заметила она г-ну Џфюлю, - и Я
даже рада этому; ведь игра на  скрипке  имеет  свои  теневые  стороны,  не
говорЯ уже о зависимости скрипача от аккомпанемента, хотЯ сплошь  и  рЯдом
это играет первостепенную роль. …сли бы не вы, не знаю даже... Љроме того,
всЯкого, кто вступил на этот путь, подстерегает опасность в той  или  иной
мере, впасть  в  виртуозничанье...  џ  знаю  тому  немало  примеров.  …сли
говорить откровенно, то Я считаю, что длЯ скрипача музыка начинаетсЯ  лишь
на высокой ступени мастерства. ЌапрЯженнаЯ  сосредоточенность  на  верхнем
голосе, его фразировке и тональности, когда полифониЯ доходит до  сознаниЯ
только смутно и в самых общих формах, -  у  ребенка  не  очень  одаренного
может  привести  к  атрофии  чувства  гармонии,  к  неумению  воспринимать
гармонические построениЯ, а это уж не исправишь потом. џ люблю  скрипку  и
добилась в этом искусстве кое-каких успехов, но роЯль все же ценю  выше...
ђоЯль, как средство, помогающее резюмировать разнообразнейшие,  богатейшие
звуковые   построениЯ,   как   непревзойденное    средство    музыкального
воспроизведениЯ, длЯ менЯ означает более интимную, более чистую и глубокую
свЯзь с музыкой... ’ак вот, Џфюль,  очень  вас  прошу,  возьмите  на  себЯ
обучение мальчика и приступайте к  этому  без  промедлениЯ!  џ  знаю,  что
здесь,  в  городе,  имеетсЯ  еще  двое  или  трое  преподавателей,  вернее
преподавательниц, но это в точном смысле слова учительницы музыки. ‚ы менЯ
понимаете. Ќе так важно обучить ребенка игре  на  каком-либо  инструменте,
как важно научить его пониманию музыки, не так ли? Ќа вас Я полагаюсь,  вы
к музыке относитесь серьезно. € вот посмотрите, у вас он будет успевать. “
него будденброковские руки... Ѓудденброки могут брать все ноны  и  децимы,
но толку-то от этого немного, - со смехом заключила она.
   ѓосподин  Џфюль  выразил  согласие  стать  учителем  ѓанно.  Ћтныне  он
приходил еще и по понедельникам после обеда. Џокуда они занимались,  ѓерда
сидела в соседней комнате. ќто были не совсем обычные уроки, ибо г-н Џфюль
чувствовал, что молчаливое и страстное рвение  мальчика  обЯзывает  его  к
чему-то большему, нежели простое обучение игре на роЯле. Љак только  ѓанно
усвоил первые, элементарнейшие основы, г-н Џфюль  в  простой  и  доступной
форме начал знакомить его с теорией, с элементами гармонического учениЯ. €
ѓанно понимал, что все это собственно только подтверждает то,  что  всегда
было ему открыто.
   Џо мере возможности г-н Џфюль считалсЯ с неудержимым рвением  мальчика,
любовно и тщательно стремилсЯ он облегчить тЯжкий  груз  материи,  тЯнущий
книзу фантазию и неукротимый  талант.  Ћн  не  придавал  слишком  большого
значениЯ гибкости пальцев при разучивании гамм,  -  во  всЯком  случае  не
считал эту гибкость основной целью. –ель, которую он себе ставил и которой
быстро достиг, сводилась к тому, чтобы дать мальчику возможно более  Ясное
представление обо всех тональностЯх, глубокое,  разностороннее  знание  их
взаимозависимостей и свЯзей, которое помогает ученику очень скоро  постичь
многоразличные комбинационные возможности; дает ему  ощущение  власти  над
клавиатурой, поощрЯет к импровизации,  к  сочинительству.  ‘  трогательным
уважением относилсЯ он к  запросам  своего  маленького,  но  избалованного
хорошей музыкой ученика, к его тЯготению к  серьезному  искусству.  Ћн  не
пыталсЯ оказывать отрезвлЯющее воздействие на склонность мальчика ко всему
глубокому и торжественному, не принуждал разыгрывать банальные  экзерсисы,
а  предоставлЯл  ему  играть   хоралы,   при   этом   неуклонно   объЯснЯЯ
закономерности переходов одного аккорда в другой.
   ѓерда, с вышиваньем или книгой в руках, следила из соседней комнаты  за
ходом занЯтий.
   - ‚ы превзошли все мои ожиданиЯ, - как-то сказала она Џфюлю.  -  Ќо  не
слишком ли вы далеко  заходите?  Ќе  забегаете  ли  вперед?  Њетода  ваша,
по-моему, отличнаЯ, а главное  -  творческаЯ...  ‚едь  он  уже  и  вправду
пытаетсЯ сочинЯть... Ќо если он этой методы не заслуживает,  если  он  длЯ
нее недостаточно одарен, то ничему не научитсЯ...
   - Ћн заслуживает ее, - прервал ѓерду г-н Џфюль и в подтверждение  своих
слов кивнул головой. - џ иногда слежу за выражением его глаз... Ћно многое
говорит. Ќо губы мальчика всегда  сомкнуты.  Џозднее,  когда  жизнь,  быть
может, еще плотнее сомкнет его уста, у него  должна  остатьсЯ  возможность
говорить...
   ѓерда взглЯнула на него, на этого угловатого  человека,  на  его  рыжую
шевелюру, мешки под глазами, на его взъерошенные  усы  и  огромный  кадык,
протЯнула ему руку и сказала:
   - Ѓлагодарю вас, Џфюль. “ вас добрые намерениЯ, и мы, вероЯтно, даже не
подозреваем, как много вы длЯ него делаете.
   Ѓлагодарность самого ѓанно и его доверие к  учителю  не  знали  границ.
ѓанно, который, несмотрЯ на все занЯтиЯ с репетиторами, тупо, без малейшей
надежды что-либо понЯть, сидел над задачником, - за  роЯлем  понимал  все,
что говорил ему г-н Џфюль, понимал и усваивал так, как можно усвоить  лишь
то, что уже знаешь изнутри. € ќдмунд Џфюль, органист в долгополом сюртуке,
представлЯлсЯ ему ангелом, каждый понедельник берущим его в свои  объЯтиЯ,
чтобы из будничной серости вознести в звучащий  мир  кротких,  сладостных,
умиротворЯющих чувств.
   ‘лучалось, что занЯтиЯ происходили у г-на ЏфюлЯ,  в  просторном  старом
доме с островерхой крышей, с множеством прохладных  переходов  и  уголков,
где    он    жил    в    полном    одиночестве,    если     не     считать
старушки-домоправительницы. €ногда маленькому Ѓудденброку  дозволЯлось  во
времЯ воскресного богослужениЯ в Њариенкирхе сидеть на хорах возле органа,
и он чувствовал себЯ совсем по-другому, чем внизу, среди прихожан.  ‚ысоко
над паствой, даже над пастором Џрингсгеймом, стоЯвшим на  кафедре,  сидели
они оба среди гудЯщего, могучего потока звуков, который они освобождали из
оков и подчинЯли своей власти, - да, они, ибо ѓанно, вне себЯ от счастьЯ и
гордости, времЯ от времени помогал  учителю  в  управлении  регистрами.  Ђ
когда смолкала заключительнаЯ импровизациЯ после хорала, когда  г-н  Џфюль
снимал пальцы с клавиш и только основной и  басовый  тоны,  повинуЯсь  его
воле,  еще  звучали  торжественно  и  негромко,  и  потом,  после  искусно
выдержанной паузы, раздавалсЯ из-под  навеса  кафедры  модулирующий  голос
пастора  Џрингсгейма,  -  случалось,  что  г-н  Џфюль   подсмеивалсЯ   над
проповедью и уж вовсе откровенно  смеЯлсЯ  над  стилизованным  франконским
выговором пастора, над  его  протЯжными,  глухими  и  резко  подчеркнутыми
гласными, его вздохами и постоЯнной сменой мрака и просветленности на  его
лице. ’огда смеЯлсЯ  и  ѓанно,  потихоньку,  но  от  всей  души,  ибо,  не
сговариваЯсь, оба они там, наверху, держались мнениЯ, что проповедь -  это
довольно-таки пустЯчнаЯ болтовнЯ,  а  подлинное  богослужение  -  то,  что
пастору и его пастве представлЯетсЯ, вероЯтно,  лишь  подсобным  средством
длЯ поднЯтиЯ религиозности настроениЯ, - иными словами, музыка.
   „а, эти сидЯщие внизу сенаторы, консулы, бюргеры и  их  семейства  мало
что смыслЯт в его, ЏфюлЯ, искусстве; г-н Џфюль постоЯнно этим огорчаетсЯ и
потому тем более рад видеть рЯдом с собою своего маленького ученика, - ему
хоть можно шепнуть: "‘ейчас мы сыграем  на  редкость  трудную  пьесу".  Ћн
изощрЯлсЯ  во  всевозможных  технических  тонкостЯх,   сочинЯл   "обратные
имитации" - то  есть  такую  мелодию,  котораЯ  одинаково  читаетсЯ  слева
направо и справа налево, и на этой  основе  однажды  создал  "перевернутую
фугу". €сполнив ее, он сложил руки на коленЯх.
   - Ќикто и не заметил, - произнес г-н Џфюль, безнадежно покачав головой;
и затем, покуда пастор Џрингсгейм  произносил  проповедь,  шепнул  на  ухо
маленькому €оганну: - ќто была "ракоходнаЯ" имитациЯ, €оганн.  ’ы  еще  не
знаешь, что это такое... ќто воспроизведение темы в обратном  порЯдке,  от
последней ноты к первой. ’руднаЯ штука. ‘о временем ты поймешь, что значит
имитациЯ в "строгом письме". Ќо "ракоходной" имитацией Я  тебЯ  мучить  не
собираюсь и никогда не заставлю ею заниматьсЯ, - это не  обЯзательно...  €
все-таки не верь  тем,  кто  объЯвлЯет  это  пустой  забавой,  не  имеющей
музыкальной  ценности.  "ђакоходную"  имитацию  ты  встретишь  у   великих
композиторов всех времен. ’олько равнодушные посредственности  высокомерно
отрицают ценность подобных упражнений... Ђ музыканту подобает  _смирение_,
запомни это, €оганн!
   15 апрелЯ 1869 года, в день своего рождениЯ, когда  ему  минуло  восемь
лет, ѓанно вместе с матерью  сыграл  перед  собравшейсЯ  родней  маленькую
фантазию собственного сочинениЯ - простенький мотив, который он  придумал,
счел интересным и разработал в меру своих сил. ђазумеетсЯ, г-н Џфюль  стал
поверенным этой тайны и изрЯдно раскритиковал творение ѓанно.
   - —то это за театральный финал, €оганн? Ћн нисколько  не  соответствует
целому; а дальше - зачем, скажи на  милость,  ты  переходишь  из  H-dur  в
кварт-секст-аккорд четвертой ступени с пониженной терцией? ќто штукарство.
€ вдобавок у тебЯ еще тремоло... ќто уж ты где-то подцепил. Ќо  где?..  Ђ,
знаю, знаю! ’ы слишком внимательно  слушал,  когда  Я  играл  твоей  маме.
€змени-ка конец, мой мальчик, и у тебЯ получитсЯ премилаЯ вещица.
   Ќо как раз moll-аккорду и финалу ѓанно  придавал  наибольшее  значение.
ќто показалось его матери настолько забавным, что решено было все оставить
без изменений. ѓерда взЯла скрипку, сыграла верхний голос и,  в  то  времЯ
как ѓанно просто повторил фразу, проварьировала дискант до конца  в  ритме
одной  тридцать  второй.  ќто  прозвучало  великолепно,   ликующий   ѓанно
поцеловал мать, и 15 апрелЯ они исполнили его произведение перед родней.
   Љонсульша, г-жа Џерманедер, •ристиан, Љлотильда,  г-н  и  г-жа  Љрегер,
директор ‚ейншенк с супругой, а также мадемуазель ‚ейхбродт по случаю  днЯ
рождениЯ ѓанно в четыре часа отобедали у сенатора;  теперь  все  сидели  в
большой гостиной, слушали и смотрели на мальчика в матросском  костюмчике,
сидевшего за роЯлем, и на ѓерду, какую-то чужую  и  неизменно  элегантную,
котораЯ сперва исполнила на струне соль блистательную кантилену, а затем с
совершенством подлинного виртуоза разразилась  целым  каскадом  искристых,
пенЯщихсЯ каденций. ‘еребрЯнаЯ рукоЯтка ее  смычка  поблескивала  в  свете
газовых ламп.
   ѓанно, бледный от волнениЯ, почти ничего не ел за обедом; а  сейчас  он
так самозабвенно отдалсЯ своему творению, которое, увы, через  минуты  две
уже должно было отзвучать,  что  все  окружающее  длЯ  него  исчезло.  ќта
маленькаЯ мелодическаЯ пьеска носила скорее гармонический, чем ритмический
характер;  крайне  своеобразное  впечатление  производил  контраст   между
примитивными,     ребЯчески-наивными     музыкальными     средствами     и
значительностью,  страстностью,   даже   изысканностью   их   подачи,   их
интонированьЯ. ‘клонив  голову  немного  набок,  вытЯгиваЯ  шейку  и  всем
корпусом подаваЯсь вперед, ѓанно подчеркивал каждый переход,  сообщаЯ  ему
возможно большую значительность; он сидел на самом краешке стула и пыталсЯ
с  помощью  правой  и  левой   педали   сообщить   большую   эмоциональную
насыщенность каждому  аккорду.  €  правда,  когда  он  достигал  какого-то
эффекта, пусть только  ему  и  заметного,  то  этот  эффект  носил  скорее
чувственный, чем чувствительный характер. Џростейший  гармонический  прием
благодарЯ полновесной, замедленной акцентировке  приобретал  своеобразное,
таинственное значение.  Љакому-то  аккорду,  новому  гармоническому  ходу,
вступлению" ѓанно, высоко вскидываЯ брови, наклонЯЯсь  и  делаЯ  движение,
словно   он   собираетсЯ   взлететь,   сообщал   посредством    неожиданно
возникавшего, приглушенного звучаниЯ нервически напрЯженную действенность.
   € вот уже близитсЯ финал, столь  полюбившийсЯ  ѓанно,  -  финал,  своей
наивной  приподнЯтостью  венчающий  всю  пьесу.  ‘реди  разлива  жемчужных
пассажей скрипки тихо,  чисто,  как  серебрЯный  колокольчик,  тремолирует
пианиссимо E-moll  аккорда.  Ћн  нарастает,  ширитсЯ,  медленно,  медленно
наполнЯетсЯ  звучанием.  ‚  forte  ѓанно  прибег  к  диссонирующему   cis,
возвращающему к основному тону, и, в то времЯ как  ‘традивариус  плавно  и
звучно  обтекает  это  cis,  мальчик,  напрЯгаЯ  все  свои  силы,  доводит
диссонанс до fortissimo. Ћн медлит с развЯзкой, приберегает ее  длЯ  себЯ,
длЯ  слушателей.  —то  она  сулит,  эта  развЯзка,   это   восхитительное,
самозабвенное  погружение  в   H-dur?   Ѓеспримерное   счастье,   небывало
сладостное удовлетворение. Њир! Ѓлаженство! Ќебо!
   …ще не конец... нет, еще  не  конец!  …ще  миг  отсрочки,  промедлениЯ,
напрЯжениЯ  всех  сил,  пусть  нестерпимого,  -   тем   сладостнее   будет
разрЯдка... …ще последнее, самое последнее упоение этой зовущей,  теснЯщей
грудь страстью, этим томлением, этим последним усилием воли,  котораЯ  еще
не хочет свершеньЯ, освобожденьЯ, - ибо ѓанно знал: счастье -  это  только
миг... Њальчик медленно выпрЯмилсЯ, глаза его расширились, сомкнутые  губы
затрепетали...  он  вздрогнул,  втЯнул  воздух   носом   и...   блаженство
неудержимо хлынуло на него. Ћно обуЯло, охватило все его существо. Њускулы
ѓанно ослабели, голова бессильно склонилась  на  плечо,  глаза  закрылись,
печальнаЯ, почти болезненнаЯ улыбка несказанного счастьЯ поЯвилась на  его
губах,  когда  он,  модулируЯ  и  нажимаЯ  педали,  околдованный  плеском,
рокотом, пением, журчанием  скрипичных  пассажей,  перенес  свое  тремоло,
сопровожденное басовым аккомпанементом в H-dur, довел его до fortissimo  и
вдруг оборвал в коротком, чуть приглушенном всплеске звуков.
   Љонечно, его игра не могла захватить слушателей в той мере, в какой она
захватила его самого. ѓ-жа Џерманедер, например, ровно ничего не понЯла  в
этом избытке музыкальных средств, - но она видела улыбку ребенка,  видела,
как в блаженной истоме поникла нежно любимаЯ ею  головка.  €  это  зрелище
перевернуло ей душу, легко поддававшуюсЯ умилению.
   -  Љак  он  сыграл,  мальчик  мой!  Љак  он  сыграл,  этот  ребенок!  -
воскликнула она и, едва сдерживаЯ слезы, ринулась заключить его в объЯтиЯ.
- ѓерда, ’ом, это будет второй Њоцарт, Њейербер... - и, так и не  подыскав
третьего имени, она ограничилась тем, что  осыпала  поцелуЯми  племЯнника,
сидевшего  в  полном  изнеможении,  с  руками,  упавшими  на   колени,   и
отсутствующим взором.
   - Ќу полно. ’они, полно, - шепнул ей сенатор. - Џрошу тебЯ, не кружи ты
голову мальчугану.


        7

   ‚ глубине души ’омас Ѓудденброк  был  недоволен  склонностЯми  и  ходом
развитиЯ маленького €оганна.
   ‚ свое  времЯ,  хотЯ  удивленные  филистеры  неодобрительно  покачивали
головой, он взЯл себе в жены ѓерду Ђрнольдсен. ’огда  он  чувствовал  себЯ
достаточно сильным и достаточно свободным, чтобы, не  в  ущерб  бюргерской
деловитости, постоЯть за свой незаурЯдный  и  более  изысканный  вкус.  Ќо
неужели ребенок, этот долгожданный наследник, внешне, физически, во многом
выдавшийсЯ в отцовскую породу, - все же точный сколок  с  матери?  Ќеужели
этот мальчик со временем не только не продолжит более удачливо и уверенно,
как он надеЯлсЯ, дело его жизни,  а  в  силу  самой  своей  природы  будет
чуждатьсЯ и среды, в которой он призван жить и действовать,  и  даже  его,
своего отца?
   „о сих пор игра  ѓерды  на  скрипке  в  сочетании  с  ее  удивительными
глазами, которые он любил, с ее тЯжелыми темно-рыжими волосами, со всей ее
необычной внешностью, была длЯ ’омаса еще  одним  очарованием,  еще  одним
признаком ее своеобразной  сущности.  Ќо  теперь,  когда  он  увидел,  что
музыка, эта  непонЯтнаЯ  ему  страсть,  с  первых  же  лет  жизни  целиком
завладела его сыном, он стал относитьсЯ к  ней,  как  к  некой  враждебной
силе, вставшей между ним и его  ребенком,  -  ребенком,  из  которого  он,
несмотрЯ ни на что, надеЯлсЯ сделать настоЯщего  Ѓудденброка  -  сильного,
практически  мыслЯщего  человека,  с  волей,  устремленной  к  власти,   к
стЯжанию.  Ќервно  взвинченному  и  подозрительному   ’омасу   Ѓудденброку
казалось, что эта враждебнаЯ сила грозит сделать его чужим  в  собственном
доме.
   Ћн не умел понЯть и почувствовать ту музыку,  которой  предавались  его
жена и ее друг, - этот г-н Џфюль; ѓерда  же,  замкнутаЯ  и  нетерпимаЯ  во
всем, что касалось искусства, с истинной жестокостью  еще  затруднЯла  ему
это понимание.
   Ќикогда бы он не поверил, что сущность музыки в такой  мере  чужда  его
семье, как это теперь оказалось. …го дед любил иногда поиграть на  флейте,
и сам он с неизменным удовольствием слушал красивые  мелодии,  грациозные,
или смутно печальные, или бодрЯщие своей веселостью. Ќо  он  твердо  знал,
что стоит ему только заикнутьсЯ о своих вкусах, как ѓерда пожмет плечами и
с сострадательной усмешкой заметит: "Џустое, друг  мой!  Џьеска,  лишеннаЯ
всЯкой музыкальной ценности..."
   Ћн ненавидел эту "музыкальную ценность" -  словцо,  с  которым  у  него
неизменно свЯзывалось представление о холодном высокомерии. Љогда разговор
о музыке заходил в присутствии  ѓанно,  его  так  и  подмывало  перейти  к
открытому возмущению. € не раз  случалось,  что  он,  не  в  силах  дольше
сдерживатьсЯ, восклицал:
   - Ђ Я тебе скажу, дорогаЯ  моЯ,  что  вечно  козырЯть  этой  мало  кому
понЯтной "музыкальной ценностью" не очень-то хороший тон!
   ѓерда отвечала:
   - ’омас, примирись раз и навсегда с тем, что ты ничего не  понимаешь  в
музыке. € как ты ни умен, все равно никогда не поймешь, что музыка - нечто
большее, чем услада длЯ слуха или приЯтное послеобеденное  развлечение.  ‚
музыке тебе  изменЯет  ощущение  банального,  во  всем  остальном  у  тебЯ
достаточно острое... а это единственный критерий длЯ пониманиЯ  искусства.
Ќасколько тебе чужда музыка, ты можешь судить уже хотЯ  бы  по  тому,  что
твой музыкальный вкус осталсЯ далеко позади всех прочих твоих  запросов  и
воззрений. —то тебе нравитсЯ в музыке? Џошлый оптимизм. Ќо если бы им была
пропитана книга, ты бы с досадой  или  насмешкой  отшвырнул  ее  от  себЯ.
Ѓыстрое осуществление любого чуть шевельнувшегосЯ  желаниЯ...  “служливое,
торопливое удовлетворение слегка возбужденных  чувств...  „а  разве  жизнь
похожа на красивую мелодию?.. ќто, друг мой, несостоЯтельный идеализм...
   Ћн понимал ее, понимал, что она говорила. Ќо не мог  следовать  за  нею
чувством, не мог уразуметь, почему мелодии, которые его веселЯт и трогают,
жалки и ничтожны, а пьесы, по  его  представлению  скучные  и  запутанные,
непременно обладают высокой музыкальной ценностью? Ћн стоЯл  в  преддверии
храма, откуда ѓерда презрительным мановением руки изгонЯла его... € больно
было ему смотреть, как она с  ребенком  исчезает  в  таинственной  глубине
свЯтилища.
   Ћн и виду не подавал, как его огорчает все  растущее  отчуждение  между
ним и маленьким сыном; добиватьсЯ благосклонности ребенка -  это  казалось
ему унизительным. Ћн был очень занЯт и мало видел мальчика, за  обедом  же
старалсЯ разговаривать с ним непринужденно-дружеским тоном, впрочем не без
оттенка ободрЯющей жесткости.
   - Ќу-с, дружище, - говаривал он, - похлопав сына по плечу и  усаживаЯсь
за столом рЯдом с ним,  напротив  жены,  -  что  слышно!  —ем  мы  сегоднЯ
занимались? “роками?.. € игрой на роЯле? „ело хорошее.  ’олько  меру  надо
соблюдать, а то пройдет охота  ко  всему  остальному,  и  на  пасхе  опЯть
придетсЯ засесть за зубрежку!
   Ќи один мускул на его лице не выдавал той напрЯженной озабоченности,  с
которой он ждал, как отнесетсЯ  ѓанно  к  его  приветствию,  как  на  него
ответит; ни одним движением не показывал он, как болезненно сжималось  его
сердце, когда мальчик, скользнув по нему робким взглЯдом  золотисто-карих,
затененных глаз, взглЯдом, не  достигавшим  даже  отцовского  лица,  молча
склонЯлсЯ над тарелкой.
   „ико  было  бы  огорчатьсЯ  из-за  этой  ребЯческой  отчужденности.   ‚
перерывах между блюдами, пока  горничнаЯ  менЯла  тарелки,  ’омас  почитал
своей обЯзанностью заниматьсЯ мальчиком, задавать ему  вопросы,  проверЯть
его практические знаниЯ: "‘колько жителей в городе? Љакие улицы  ведут  от
’равы в ‚ерхний город? Љак называютсЯ амбары  фирмы  "€оганн  Ѓудденброк"?
Ћтвечай живо, без запинки!" Ќо ѓанно молчал.  Ќе  назло  отцу,  не  затем,
чтобы огорчить его, - но жители, улицы, даже амбары, обычно нисколько  его
не интересовавшие, будучи возведены в  степень  экзаменационных  вопросов,
вызывали в нем непреодолимое внутреннее торможение. „о того  он  мог  быть
весел, мог даже болтать с отцом, но едва только разговор - хоть  отдаленно
- начинал смахивать на испытание, как  он  ощущал  полнейший  упадок  сил,
всЯкаЯ  способность   к   сопротивлению   оставлЯла   его.   ѓлаза   ѓанно
затуманивались, на губах поЯвлЯлось выражение отчаЯниЯ, все мысли исчезали
из его головы. Ћставалось только жгучее мучительное недоумение: зачем папа
своей неосторожностью - он ведь отлично знал, что  эти  опыты  никогда  до
добра не доводЯт, - испортил обед себе и ему? ѓанно потуплЯл  полные  слез
глаза в тарелку. €да тихонько толкала его в бок,  шептала  названиЯ  улиц,
амбаров. Ђх, к чему? ‚се равно это было бесполезно, совершенно бесполезно!
Ћна не понимала, в чем дело: он ведь знал эти названиЯ, во  всЯком  случае
большую их часть,  и  ему  было  бы  совсем  нетрудно,  ну  хоть  немного,
порадовать папу, если бы... это было-возможно, если  бы  этому  не  мешало
какое-то неодолимо грустное ощущение... ‘трогий оклик отца, стук вилкой  о
подставку заставлЯли его вздрагивать. Ћн смотрел на мать, на €ду и пыталсЯ
что-то ответить, но с первых же слов начинал всхлипывать. Ќичего у него не
получалось!
   - „овольно! - гневно кричал сенатор. - Њолчи! џ  теперь  и  слушать  не
хочу. Њожешь не отвечать мне. Њожешь весь  век  сидеть  молча  и  таращить
глаза!
   „альше обед протекал уже в унылой тишине.
   Ќа  эту  мечтательную  расслабленность,  плаксивость,  на  это   полное
отсутствие  бодрости,  энергии  и  ссылалсЯ  сенатор,   восставаЯ   против
страстного увлечениЯ сына музыкой.
   ‡доровье ѓанно всегда отличалось хрупкостью. Ћсобенно много мучений,  и
боли причинЯли ему зубы.  Џрорезыванье  молочных  зубов,  сопровождавшеесЯ
лихорадкой и судорогами, едва не стоило ему жизни, а впоследствии десны  у
него часто воспалЯлись и нарывали. „ождавшись, покуда такой нарыв созреет,
мамзель ћнгман  обычно  прокалывала  его  булавкой.  ’еперь,  когда  стали
выпадать  молочные-зубы,  страданиЯ  ѓанно   приумножились.   Ѓоль   почти
превосходила его силы. Ќочи напролет ѓанно  проводил  без  сна,  плакал  и
тихонько стонал в полузабытьи и  жару,  не  вызванным  ничем,  кроме  этих
болей. …го зубы, красивые и белые, как у матери, но необыкновенно рыхлые и
слабые, росли неправильно, напираЯ друг на  друга.  —тобы  положить  конец
всем этим неприЯтностЯм, маленькому €оганну пришлось открыть доступ в свою
жизнь  страшному  человеку  -  г-ну  Ѓрехту,  зубному   врачу   Ѓрехту   с
Њюленштрассе.
   “же самый звук  этого  имени,  отвратительнейшим  образом  напоминавший
треск челюсти, из которой тЯнут, выворачивают  и  выламывают  корни  зуба,
сжимал страхом сердце ѓанно,  когда  он,  сидЯ  в  приемной  г-на  Ѓрехта,
напротив своей неизменной €ды,  перелистывал  иллюстрированные  журналы  и
вдыхал особенный едкий запах этого помещениЯ, покуда г-н Ѓрехт с  учтивым,
но внушавшим трепет "прошу" не поЯвлЯлсЯ на пороге своего кабинета.
   Ќо было в этой приемной и нечто своеобразно притЯгательное, а именно  -
большой пестрый попугай с злобными глазками,  сидевший  в  самой  середине
медной клетки, в  одном  из  углов  комнаты,  и  по  каким-то  неизвестным
причинам  прозывавшийсЯ  €озефусом.  ѓолосом  взбеленившейсЯ  старухи   он
выкрикивал: "ЏрисЯдьте! ‘ию минутку!.." € хотЯ  в  данных  обстоЯтельствах
эти слова звучали как злаЯ насмешка, ѓанно все же влекло к нему  смешанное
чувство любви и страха. Џопугай! ЃольшаЯ пестраЯ  птица,  котораЯ  зоветсЯ
€озефусом и умеет говорить, - словно прилетевшаЯ из  заколдованного  леса,
из сказки ѓримма (*61), которую  €да  читает  ему  дома...  "Џрошу!"  г-на
Ѓрехта €озефус тоже повторЯл, притом весьма настоЯтельно, почему  вдруг  и
оказывалось, что ѓанно со смехом входил в кабинет и  усаживалсЯ  в  весьма
неуютном кресле у окна, возле бормашины.
   —то касаетсЯ особы г-на Ѓрехта, то он был очень похож на €озефуса:  его
нос загибалсЯ книзу, к черным с проседью усам, таким  же  крючком,  как  и
клюв попугаЯ. Ќо самое печальное, даже ужасное, заключалось в том, что г-н
Ѓрехт, будучи субъектом весьма нервным, сам страдал  от  мучений,  которые
он, в силу своей профессии, причинЯл другим.
   - ЏридетсЯ совершить экстракцию, мадемуазель, - объЯвлЯл он €де  ћнгман
и бледнел. € когда ѓанно, весь в холодном поту, с  расширенными  от  ужаса
глазами, не в силах выразить протест, не  в  силах  вскочить  с  кресла  и
убежать,  в  душевном  состоЯнии,  ничем  не  отличающемсЯ  от   состоЯниЯ
приговоренного  к  смертной  казни,  видел,  как  г-н  Ѓрехт  со  щипцами,
запрЯтанными в рукав, приближаетсЯ к нему, - он мог бы  заметить,  что  на
голом черепе почтенного дантиста выступают капельки пота, а рот  его,  так
же как рот пациента, искривлен от страха. Љогда  отвратительнаЯ  процедура
бывала закончена и ѓанно, бледный, трЯсущийсЯ, с мокрыми от слез глазами и
искаженным лицом, сплевывал кровь в синий тазик над подлокотником  кресла,
г-н Ѓрехт присаживалсЯ тут же в  сторонке,  чтобы  отереть  лоб  и  выпить
глоток воды.
   Њаленького €оганна уверЯли, что этот человек делает ему  добро,  спасаЯ
его от еще больших мучений. Ќо когда ѓанно сравнивал боль, причиненную ему
г-ном Ѓрехтом, с положительными  и  ощутимыми  результатами,  достигнутыми
путем таких страданий, то перваЯ настолько  перевешивала,  что  визиты  на
Њюленштрассе все равно казались ему самым жестоким  изо  всех  бесполезных
мучительств на земле. ‚ ожидании зубов мудрости,  которым  еще  бог  знает
когда предстоЯло поЯвитьсЯ, решено  было  удалить  четыре  коренных  зуба,
только что выросших, белых, красивых, еще совершенно здоровых, и  так  как
родители боЯлись перенапрЯчь слабые силы ребенка, то на это  потребовалось
целых четыре недели. “жасное времЯ!  „о  бесконечности  растЯнутаЯ  пытка,
когда страх предстоЯщих страданий наступал раньше,  чем  восстанавливались
силы от уже перенесенных! Џосле того как г-н Ѓрехт удалил  последний  зуб,
ѓанно целую неделю пролежал больной от пережитых мучений.
   ќти неурЯдицы с зубами действовали не только на его настроение, но и на
функции отдельных  его  органов.  Ќевозможность  хорошо  прожевывать  пищу
неизбежно приводила к расстройству пищеварениЯ, более того -  к  приступам
гастрической лихорадки; а желудочные недомоганиЯ, в  свою  очередь,  имели
следствием сердцебиениЯ  или,  напротив,  упадок  сердечной  деЯтельности,
сопровождавшийсЯ головокружениЯми.
   ЌарЯду с этими недугами его по-прежнему одолевал, даже  с  еще  большей
силой,  тот  странный  недуг,  который  доктор   ѓрабов   называл   "pavor
nocturnus". ђедкаЯ ночь проходила без того, чтобы маленький €оганн раз,  а
то и два не вскакивал, ломаЯ руки в мольбе о помощи, о пощаде. Њожно  было
подумать, что он объЯт пламенем, что  его  душат,  что  вокруг  происходит
что-то невыносимо страшное... Ќаутро он ничего об этом не  помнил.  „октор
ѓрабов попыталсЯ было поить его на ночь черничным настоем, но  пользы  это
не принесло ни малейшей.
   ‚се эти недомоганиЯ, которым был подвержен ѓанно, и боли,  которые  ему
приходилось претерпевать, не  могли  не  развить  в  нем  преждевременного
чувства умудренности жизнью. Џравда, эта умудренность, вероЯтно в силу его
врожденного хорошего вкуса, редко бросалась  в  глаза,  и  если  времЯ  от
времени все же сказывалась, то лишь в каком-то грустном превосходстве  над
окружающими.
   - Љак поживаешь, ѓанно? - спрашивал его кто-нибудь из родных -  бабушка
или дамы Ѓудденброк с Ѓрейтенштрассе.
   Ћтветом служила только едва заметнаЯ усмешка, кривившаЯ  его  губы,  да
легкое пожатие плеч под голубым матросским воротником.
   - ’ы охотно ходишь в школу?
   - Ќет, - спокойно и откровенно отвечал ѓанно,  знавший  жизнь  с  более
серьезной стороны и потому убежденный, что  лгать  по  таким  пустЯкам  не
стоит.
   - Ќет? Ћ! Ќо ведь надо же учитьсЯ - письму, арифметике, чтению...
   - € так далее, - добавлЯл маленький €оганн.
   „а, он неохотно ходил в старую школу - бывшую монастырскую,  с  крытыми
переходами и готическими сводами в классных комнатах. —астые  пропуски  по
болезни и полнейшаЯ невнимательность в часы, когда он думал о каком-нибудь
гармоническом звукосочетании или о еще неразгаданных  чудесах  музыкальной
пьесы, сыгранной матерью и г-ном Џфюлем, не способствовали его  успехам  в
науках, а младшие учителЯ и студенты учительской семинарии,  преподававшие
в низших классах, подчиненное положение которых,  равно  как  их  духовное
убожество и физическую нечистоплотность,  он  ощущал  острее,  чем  нужно,
внушали ему нарЯду со страхом наказаниЯ еще и тайное неуважение.
   ѓосподин ’итге, учитель  арифметики  -  старичок  в  засаленном  черном
сюртуке, служивший здесь еще во времена покойного Њарцеллуса тенгелЯ и до
ужаса косоглазый - недостаток, скрываемый им при помощи очков,  круглых  и
толстых, как корабельные иллюминаторы, - почитал своим  долгом  на  каждом
уроке напоминать ѓанно, как прилежен и сообразителен был в свое времЯ  его
отец. ‘ г-ном ’итге  часто  случались  приступы  кашлЯ,  и  он  отхаркивал
мокроту прЯмо на пол.
   ‘о своими  маленькими  товарищами  ѓанно  особенно  не  сближалсЯ;  его
отношениЯ с ними носили  чисто  поверхностный  характер.  ’олько  с  одним
соучеником с первых же школьных дней его свЯзала теснаЯ  дружба.  ќто  был
мальчик аристократического происхождениЯ, но с виду  крайне  нерЯшливый  -
некий граф Њельн, по имени Љай.
   Ћн был одного роста с ѓанно, но носил не датскую матроску, а  выцветший
костюмчик, на котором кое-где  недоставало  пуговиц,  а  сзади  на  брюках
красовалась большаЯ заплата. “зкие руки ЉаЯ - необыкновенно изЯщной формы,
с длинными пальцами и длинными же овальными ногтЯми,  -  выглЯдывавшие  из
слишком коротких рукавов, были до того пропитаны пылью и грЯзью, что  кожа
на них казалась серой. ‚ таком же запущенном состоЯнии  находилась  и  его
голова,  растрепаннаЯ,  непричесаннаЯ,  но  от  природы  отмеченнаЯ  всеми
признаками  чистой  и  благородной  крови.   ђыжевато-золотистые   волосы,
разделенные посередине неровным  пробором,  оставлЯли  открытым  его  лоб,
белый, как алебастр, под которым блестели светло-голубые глаза,  вдумчивые
и в то же времЯ пронзительные. ‘кулы на его лице слегка  выдавались,  а  в
носе  с  тонкими  ноздрЯми  и  маленькой  горбинкой  было   что-то   очень
характерное, так же как и в его слегка оттопыренной верхней губе.
   ѓанно  Ѓудденброку  еще  до  поступлениЯ  в  школу  довелось  во  времЯ
прогулок, которые он совершал с €дой, два или три раза мельком видеть ЉаЯ.
Љ северу от ѓородских ворот, не доходЯ первой деревни, в стороне от дороги
стоЯл хуторок - захудалаЯ, беднаЯ усадебка, не имевшаЯ даже  названиЯ.  ‡а
ее оградой виднелась только навознаЯ куча, несколько кур,  собачьЯ  конура
да какое-то убогое строение с отлогой черепичной крышей - господский  дом,
обиталище отца ЉаЯ, графа ќбергарда Њельна.
   ќтот чудак и нелюдим, крайне редко показывавшийсЯ в  городе  и  всецело
поглощенный разведением кур, собак и овощей, был высокий мужчина  с  голым
черепом и седой бородой, огромной, как у сказочного  великана.  Ћн  всегда
ходил  с  моноклем  под  кустистой  бровью,   в   ботфортах,   в   зеленой
грубошерстной куртке, с хлыстом в руках - хотЯ лошадей у него не было и  в
помине.  Љроме  него  и  его  сына,  ни  одного  графа  Њельна  больше  не
существовало. Ћтдельные ветви этого некогда богатого, гордого  и  славного
рода  мало-помалу  впали  в  ничтожество,  заглохли,  вымерли;   в   живых
оставалась еще только тетка маленького ЉаЯ, с которой его  отец,  впрочем,
даже не переписывалсЯ. Ћна публиковала под каким-то  вычурным  псевдонимом
романы в журналах  длЯ  семейного  чтениЯ.  Ћ  самом  же  графе  ќбергарде
рассказывали, что, переехав в свое именьице за ѓородскими воротами и желаЯ
раз и навсегда избавитьсЯ от поставщиков, нищих и тому подобных назойливых
посетителей, он приколотил к своей низенькой двери  дощечку  со  следующей
надписью: "‡десь проживает граф Њельн в полном одиночестве. Ћн ни в чем не
нуждаетсЯ, ничего не покупает и никому ничего подавать  не  может".  Џосле
того как эта дощечка, провисев довольно долгое времЯ, сделала свое дело  и
никто ему больше не докучал, он сорвал ее.
   ‡десь-то и рос  Љай  без  материнского  присмотра,  -  графинЯ  умерла,
произведЯ его на свет, и хозЯйством графа ведала  какаЯ-то  старушонка,  -
рос, точно звереныш, среди кур и собак. ѓанно Ѓудденброк  издали  и,  надо
сказать, с великой робостью смотрел,  как  он,  словно  кролик,  прыгал  и
кувыркалсЯ среди капустных грЯд, возилсЯ со щенками и пугал кур.
   ‡атем он встретилсЯ с ним в классе и первое времЯ с такой  же  робостью
поглЯдывал на одичалого маленького графа. Ќо только первое  времЯ.  ‚скоре
он  инстинктивно  отвлексЯ   от   его   неприглЯдной   оболочки,   получше
присмотрелсЯ к его белому лбу, узким губам, голубым миндалевидным  глазам,
смотревшим на мир с какой-то сердитой отчужденностью, - и прониксЯ горЯчей
симпатией к этому мальчику. Ќо ѓанно был слишком  сдержан  и  недостаточно
смел, чтобы первому завЯзать дружбу; и если  бы  маленький  Љай  со  своей
стороны не проЯвил необходимой инициативы, то они, скорее всего, так бы