кротко сел на один из выстроившихсЯ  в  рЯд
дубовых стульев под фармацевтическим календарем „осона •анзикера.
   Љогда торжественно открылась перед ним матово-стеклЯннаЯ дверь кабинета
декана, доктор  ‘ильва  встретил  его  угрюмым  взглЯдом.  ‘идЯ  маленький
человечек казалсЯ крупным,  такой  у  него  был  высокий  лоб,  так  пышно
круглились его усы.
   - Ќу-с, сэр?
   Њартин начал:
   - џ хотел бы вернутьсЯ, если вы менЯ примете. џ искренне  прошу  у  вас
извинениЯ, и Я принесу извинениЯ доктору ѓотлибу, хотЯ, по совести говорЯ,
в вопросе о Љлифе Љлосоне Я не могу сдатьсЯ...
   „октор ‘ильва, ощетинившись, вскочил со стула. Њартин крепилсЯ. …го  не
приветствуют? “ него нигде нет дома? Ћн не мог боротьсЯ. ‚се его  мужество
иссЯкло. Ћн так устал от скучной дороги, от усилий не наорать на  ’озеров.
Ћн так устал! Ћн тоскливо глЯдел на декана.
   - Ќичего, мой  мальчик!  -  заклохтал  маленький  человечек.  -  ‚се  в
порЯдке! Њы рады, что вы вернулись. Ќе нужно извинений!  џ  и  сам  хотел,
чтобы вы как-нибудь встрЯхнулись. •орошо, что вы снова здесь.  џ  верил  в
вас, а потом начал опасатьсЯ, как бы мы вас не потерЯли. ЃедоваЯ голова!
   Њартин рыдал, он был слишком слаб, чтобы  сдержатьсЯ,  слишком  слаб  и
одинок, и доктор ‘ильва его успокаивал:
   - Џересмотрим все и поищем, в чем была загвоздка. —то Я  могу  длЯ  вас
сделать? Џоймите, Њартин, больше всего в жизни Я хочу дать миру как  можно
больше хороших врачей, великих целителей. —то вам так расшатало нервы? ѓде
вы были?
   Љогда Њартин дошел  в  рассказе  до  ‹еоры  и  своей  женитьбы,  ‘ильва
замурлыкал:
   - џ  очень  рад!  Ћна,  как  видно,  прекраснаЯ  девушка!  Ћтлично,  мы
постараемсЯ устроить вас через год стажером в ‡енитской  больнице  и  дать
вам возможность прилично содержать жену.
   Њартину вспомнилось, как часто, как едко  издевалсЯ  ѓотлиб  над  "этим
веселым свадебным, а вернее, кандальным звоном". Ћн ушел учеником  ‘ильвы;
ушел, чтобы Яростно взЯтьсЯ за ученье; он изгнал из своей религии  светлый
и безумный гений Њакса ѓотлиба.


   ‹еора писала, что ее исключили из школы больничных  сестер  за  слишком
долгое отсутствие и за то, что она вышла замуж. Ћна  подозревала,  что  об
этом довел до сведениЯ больничного начальства ее отец. ‡атем она сообщала,
что выписала тайком самоучитель стенографии и под предлогом  помощи  Ѓерту
начала упражнЯтьсЯ в банке на пишущей  машинке  в  надежде,  что  к  осени
сможет приехать к Њартину и зарабатывать свой хлеб стенографией.
   ‚ одном из писем Њартин предложил бросить медицину, взЯть какую  ни  на
есть работу и выписать ‹еору к себе. Ћна отказалась.
   •отЯ в своем служении  ‹еоре  и  новому  богу,  декану  ‘ильве,  Њартин
сделалсЯ  аскетом,  отказывал  себе  в  виски,  за  страницей  страницу  в
застывшей Ярости впитывал медицину, он всегда ощущал себЯ  в  безвоздушном
пространстве тоски по ‹еоре и, когда возвращалсЯ в свой пансион, последний
квартал всегда бежал, торопЯсь поглЯдеть, нет ли от нее письма. ‚незапно у
него созрел проект. …му уже пришлось вкусить стыда - новый, последний стыд
не страшен. Ћн  поедет  к  ней  на  пасхальные  каникулы;  вынудит  ’озера
посылать ей на жизнь, пока" она изучит  в  ‡ените  стенографию.  Џоследний
оставшийсЯ год она будет около него.  Џолучив  из  ќлк-Њилза  двухмесЯчный
чек, он отдал Љлифу  сто  долларов  долга  и  подсчитал  свои  финансы  до
последнего цента. …сли не покупать костюм, в котором он отчаЯнно нуждалсЯ,
можно дотЯнуть. € после этого месЯц с лишним он ел только два раза в день,
причем перваЯ еда сводилась к хлебу с маслом и стакану кофе. Ћн сам стирал
в ванне свое белье и, не считаЯ редких блаженных срывов, не курил.
   ‚озвращение в “итсильванию было похоже на его первое бегство, но только
он меньше разговаривал с попутчиками и всю дорогу, когда не спал  урывками
тЯжелым сном на красном  плюше  вагонных  диванов,  штудировал  объемистые
книги по гинекологии и внутренним болезнЯм. Ћн  дал  ‹еоре  в  письме  рЯд
инструкций. Ћна его встретила на окраине “итсильвании,  и  они  обменЯлись
быстрыми словами, решительным поцелуем.
   Ќовости распространЯютсЯ в “итсильвании без промедлениЯ. —ужие дела  не
лишены интереса, и взоры граждан, о существовании которых Њартин не ведал,
неотступно за ним следили с самого его приезда. Љогда преступники  подошли
к вымощенному костЯми замку людоедов ’озеров, отец и брат ‹еоры  были  уже
на месте и бесновались. ‘тарый ќндру „жексон набросилсЯ на них  с  криком.
Ћн сказал, что, может быть, и не было безумием со стороны  Њартина,  когда
он "сбежал от  занЯтий  в  первый  раз,  но  удрать  вторично  -  Явное  и
абсолютное сумасшествие". ‘лушаЯ эту тираду,  Њартин  и  ‹еора  улыбались,
точно заговорщики.
   Ѓерт изрек:
   - ‚идит бог, сэр, это уж  слишком!  (Ѓерт  читал  романы.)  џ  не  хочу
упоминать имЯ господа всуе, но когда вы  ЯвлЯетесь  вторично  и  докучаете
моей сестре, Я могу сказать только одно: видит  бог,  сэр,  это  уж,  черт
возьми, слишком!
   Њартин задумчиво глЯдел в окно. Ћн приметил трех человек, прошедших  по
грЯзной мостовой. ‚се они  с  любопытством  и  упованием  взирали  на  дом
’озера. Ћн твердо проговорил:
   - Њистер ’озер, Я упорно работаю. ‚се идет прекрасно.  Ќо  Я  не  желаю
жить врозь со своей женой. Њое решение  принЯто.  џ  приехал  за  ней.  Џо
закону вы не можете мне помешать. џ готов признать, не вдаваЯсь  в  споры,
что не могу пока ее прокормить, если останусь в университете. Ћна научитсЯ
стенографии. —ерез несколько  месЯцев  она  сможет  сама  зарабатывать  на
жизнь, а до тех пор, Я надеюсь, вы будете, хотЯ бы из  приличиЯ,  посылать
ей деньги.
   - ќто и правда уж слишком! - сказал ’озер, а Ѓерт подхватил:
   - Ћн не только по сути дела губит девушку, но еще приходит  и  требует,
чтобы мы длЯ него содержали жену.
   - Ћтлично. Љак хотите. ‘о временем будет лучше и длЯ нее, и длЯ менЯ, и
длЯ вас, если Я кончу курс и получу профессию, но если вы  не  желаете  ей
помочь, Я бросаю университет и поступаю на работу.  Ѓуду  содержать  ‹еору
сам! ’олько вы ее больше никогда не увидите. …сли вы и дальше хотите  быть
ослами, мы с ней уедем отсюда ночным поездом в Љалифорнию - и конец.  -  ‚
первый раз за века своих споров с ’озерами Њартин сделал мелодраматический
жест: поднес кулак к носу Ѓерта. - Ђ если вы  попробуете  помешать  нашему
отъезду, Я вам не завидую! ‚есь город будет над вами смеЯтьсЯ...  Ќу  как,
‹еора? ’ы готова уйти со мною - навсегда?
   - „а, - сказала ока.
   Ќачались дебаты - жаркие дебаты. ’озер и Ѓерт перешли на оборонительные
позиции. Ћни не позволЯт, говорили они, чтобы кто-либо ими  командовал.  Љ
тому же Њартин - авантюрист, и откуда ‹еора знает, что  он  не  собираетсЯ
сам жить на деньги, которые отец будет ей посылать.  ‚  конце  концов  они
сдались. Ћни увидели, что этот новый,  возмужавший  Њартин,  эта  новаЯ  с
твердым взором ‹еора готовы бросить все друг длЯ друга.
   Њистер  ’озер  повздыхал  и  дал  обещание  посылать  дочери  семьдесЯт
долларов в месЯц, пока она будет готовитьсЯ к работе в конторе.
   Ќа уитсильванской станции, глЯдЯ в окно вагона, Њартин понЯл, что ќндру
„жексон ’озер, этот человек, затаивший в глазах тревогу,  крививший  губы,
чтобы не заплакать, любит свою дочь, горюет о ее отъезде.


   Њартин  нашел  ‹еоре  комнату  на  плешивой  северной  окраине  ‡енита,
несколькими милЯми ближе к Њогалису и университету, чем была ее  больница:
квадратную, бело-голубую комнату с  грЯзноватыми,  но  удобными  креслами.
Ћкна  выходили  на  неприютный,   заросший   сорнЯком   пустырь,   который
простиралсЯ до мерцавшего вдали  полотна  железной  дороги.  •озЯйка  была
пухленькаЯ немка, склоннаЯ к романтике. …два  ли  она  поверила,  что  они
женаты. Ћна была добраЯ женщина.
   Џрибыл ‹еорин  чемодан.  Љниги  по  стенографии  чинно  выстроились  на
маленьком столе, и розовые войлочные туфли водворились под белой  железной
кроватью. Њартин стоЯл рЯдом с ‹еорой у окна, полный сумасшедшей  гордости
собственника. € вдруг он так ослабел, так устал, что таинственный  цемент,
скреплЯющий клетку с клеткой, точно растворилсЯ,  и  Њартин  почувствовал,
что сейчас потерЯет сознание.
   Ќо выпрЯмив ноги в коленЯх, вскинув голову, стиснув  зубы,  он  овладел
собой и воскликнул:
   - Ќаш первый дом!
   …го опьЯнЯло, что он  может  оставатьсЯ  с  нею  вдвоем  спокойно,  без
помехи.
   €х обыкновеннаЯ комната залита была особенным светом, буйный костырь  и
бурьЯн на пустыре сиЯли под апрельским солнцем, чирикали воробьи.
   - „а, - сказал сперва голос ‹еоры, потом ее голодные губы.


   ‹еора   слушала   лекции   в   ‡енитском   университете   финансов    и
делопроизводства.  Џод  этим  названием  скрывалось  большое,   достаточно
скверное училище длЯ стенографисток, счетоводов и  тех  сыновей  зенитских
пивоваров и политиков, у которых не хватило способностей  длЯ  поступлениЯ
даже в университет штата. Љаждое утро она шла к трамваю - точно школьница,
с тетрадЯми и очиненными карандашами  -  и  исчезала  в  толпе  студентов.
Џрошло шесть месЯцев,  прежде  чем  она  прилично  усвоила  стенографию  и
получила место в страховой конторе.
   Џока Њартин заканчивал курс, эта комната, их первый дом, становилась им
все милей и милей. Ћни были на редкость домовиты, эти перелетные-птицы. Ќе
реже, как два вечера в неделю, Њартин прилетал сюда из Њогалиса со  своими
учебниками. ‹еора обладала талантом  не  мешать,  не  требовать,  чтоб  ее
замечали, так что он мог погрузитьсЯ в свои  книги,  как  ему  никогда  не
удавалось  в  обществе  шумного,  ворчащего,  отхаркивающегосЯ  Љлифа,   и
сохранЯть при этом теплое, полуосознанное  чувство,  что  она  тут  рЯдом.
—асто в полночь, когда он только начинал ощущать голод, у него под  рукой,
как по волшебству, поЯвлЯлась тарелка  с  бутербродами.  Ќежность  его  не
становилась меньше от того, что он о ней не говорил. ‹еора его  ограждала.
Ћна отстранЯла мир, который готов был на него наброситьсЯ.
   Ќа  прогулках,  за  обедом,  в  беспутные  и  сладостно  расточительные
четверть часа, когда они, накинув на плечи кашне, сидели на краю кровати и
выкуривали  непростительную  папиросу  перед  утренним  завтраком,  Њартин
разъЯснЯл ‹еоре свою работу, и ‹еора,  покончив  с  собственными  уроками,
пробовала читать какую-нибудь его книгу, какаЯ  была  свободна.  •оть  она
никогда не знала, никогда серьезно  не  изучала  медицину  в  практических
деталЯх,  однако  она  понимала   лучше,   пожалуй,   чем   Ђнгус   „ьюер,
мировоззрение Њартина и основные принципы его работы. Џусть  он  отказалсЯ
от культа ѓотлиба и от стремлениЯ к лаборатории, как к некоему  свЯтилищу,
пусть решил сделатьсЯ преуспевающим врачом, он все же не до конца  изменил
готлибовскому знамени. ‡а деталЯми и внушительно звучащим списком терминов
он искал причину Явлений, общие законы, которые сводили бы хаос несхожих и
противоречивых симптомов к стройному порЯдку химии.
   ‚ субботу вечером они степенно отправлЯлись в кино - смотреть фильмы  в
двух частЯх с участием ковбоЯ Ѓилли Ђндерсона  и  девушки,  котораЯ  стала
впоследствии знаменитой под именем Њери Џикфорд, а на  обратном  пути,  не
замечаЯ прохожих на улицах, степенно обсуждали вымышленную интригу. Ќо  по
воскресеньЯм, когда они уходили  гулЯть  за  город  (засунув  в  протертые
карманы четыре бутерброда и бутылку имбирного элЯ), Њартин бегал с  ‹еорой
взапуски по холмам и оврагам, и, отбросив степенность, они превращались  в
веселых детей. ЏриходЯ к ‹еоре вечером, он  рассчитывал  захватить  ночной
трамвай в Њогалис, чтобы утром проснутьсЯ поближе к месту своей работы. Ћн
всегда твердо принимал это решение, и ‹еора восхищалась его  деловитостью,
но он никогда не поспевал на трамвай. Љондукторы первого утреннего трамваЯ
начали привыкать к бледному порывистому юноше, который сидел, сгорбившись,
на задней скамейке и, глотаЯ  страницы  толстых  красных  книг,  рассеЯнно
уписывал не совсем аппетитную пышку. Ќо в  юноше  не  было  тЯжеловесности
рабочего, которого вытащили на заре из  кровати  начинать  новый  трудовой
день, серый и бесплодный. “ него  был  вид  странно  решительный,  странно
довольный.
   ‚се стало теперь куда как  легко,  когда  он  частично  освободилсЯ  от
тиранической честности готлибианства, от неуклонного исканиЯ  причин,  при
котором, по мере того как проникаешь в новые и новые слои, основные законы
точно уходЯт глубже и глубже; освободилсЯ от  невыносимого  напрЯжениЯ,  в
котором день за днем узнавал, как малы  его  знаниЯ.  Њартин  отогревалсЯ,
перейдЯ из готлибовского ледника в гостеприимный мир декана ‘ильвы.
   €зредка   он   встречал   ѓотлиба   на   университетском   дворе.   Ћни
раскланивались в замешательстве и спешили каждый своей дорогой.


   Њежду предпоследним  курсом  и  последним,  казалось,  не  было  грани.
“пустив времЯ зимою, Њартин должен был остатьсЯ в Њогалисе  на  все  лето.
Џолтора  года  от  его  свадьбы  до  получениЯ  диплома  прошли   сплошным
круговоротом, без времен года, без дат.
   Љогда Њартин "бросил дурить и засел за работу", он завоевал  восхищение
доктора ‘ильвы и всех •ороших ‘тудентов, в  особенности  Ђнгуса  „ьюера  и
преподобного Ђйры •инкли. Њартин всегда заЯвлЯл, что  не  нуждаетсЯ  в  их
одобрении,  в  похвалах  этих  прилежных  пошлЯков,  но  теперь,  заслужив
одобрение, он его ценил. ‘колько бы он ни фыркал, ему приЯтно было, что  с
ним  обращаетсЯ,  как  с  равным,  Ђнгус,  который   устроилсЯ   на   лето
практикантом в ‡енитской больнице и уже вооружилсЯ неприступной  важностью
преуспевающего молодого хирурга.
   ‚се это жаркое лето Њартин и ‹еора работали без роздыха,  и  когда  они
сидели в ее комнате над книгами и кружкой крепкого пива, ни в  их  одежде,
ни в разговоре не  было  той  пристойности,  которой  можно  бы  ждать  от
романтической четы, преданной науке и высоким  стремлениЯм.  Ћни  были  не
слишком скромны. ‹еора иной раз походЯ употреблЯла  такие  англосаксонские
односложные речениЯ, которые повергли бы в ужас Ђнгуса или Ѓерта ’озера. ‚
свободные вечера, соблюдаЯ экономию,  они  отправлЯлись  в  увеселительный
парк, суррогат Љони Ђйленда  у  мутного  и  вонючего  озера,  ели,  словно
свершаЯ обрЯд, горЯчие сосиски и  добросовестно  катались  на  бутафорской
железной дороге.
   ѓлавной приправой к их развлечениЯм был Љлиф  Љлосон.  Љлиф,  когда  не
спал, никогда добровольно не молчал и не сидел  один.  ‚озможно,  что  его
успех в продаже автомобилей проистекал целиком из его любви к грандиозному
нагромождению блистательных фраз, которое в этой  профессии,  по-видимому,
необходимо. ‚ какой мере  его  внимание  к  Њартину  и  ‹еоре  порождалось
дружбой, а в какой обусловлено было  боЯзнью  остатьсЯ  одному,  -  трудно
определить; но он несомненно веселил их, отвлекал  от  поглощенности  друг
другом и никогда не выказывал обиды, если Њартину случалось встретить  его
угрюмо и нелюбезно.
   Љлиф с приветственным возгласом подкатывал к дому на машине, непременно
выключив глушитель. Ћн орал им в окно:
   - ќй вы, чучела заморские! ‚ылезайте! †иво!  ЏрокатимсЯ,  освежимсЯ,  а
потом Я вам поставлю жратву.
   Љлиф никогда не понимал, что Њартину нужно работать. ѓрубость, с  какою
Њартин высказывал  иногда  свою  досаду,  была  почти  неизвинительна,  но
теперь, когда он был полон до краев ‹еорой и  абсолютно,  эгоистически  не
считалсЯ с тем, что кто-то другой стосковалсЯ по  нем,  теперь,  когда  он
вошел в рабочую колею и уже не томилсЯ одиночеством, Љлиф стал ему  скучен
однообразным  потоком  своего  тЯжелого  остроумиЯ.  ЋбЯзанности  вежливой
хозЯйки исполнЯла ‹еора. Ћна тоже слишком часто  слышала  те  семь  шуток,
которые в различной подаче  составлЯли  весь  репертуар  и  всю  философию
Љлифа, но она  могла  часами  сидеть  с  приветливым  лицом,  покуда  Љлиф
рассказывал, как он ловко продает автомобили, и упорно повторЯла  Њартину,
что у них никогда не будет друга, более преданного и великодушного.
   Ќо  Љлиф,  поступив  в  другое  автомобильное  агентство,  переехал   в
Ќью-‰орк,  и  теперь  Њартин  и  ‹еора  были  еще  полней   и   счастливей
предоставлены друг другу.
   Ѓлагосклонность мистера ’озера устранила последнюю их тревогу. ‚о  всех
его  письмах  сквозила  теперь  подлиннаЯ  сердечность,  хотЯ  он   сильно
раздражал Њартина и ‹еору отеческими советами, которыми  наказывал  их  за
каждый посылаемый чек.


   ‘реди лихорадочной деЯтельности старшего  курса  -  посещай  лекции  по
неврологии и педиатрии  и  практические  занЯтиЯ  по  акушерству,  собирай
анамнез в клинике, ассистируй при операциЯх,  делай  перевЯзки,  учись  не
показывать замешательства, когда бесплатный пациент назовет тебЯ доктором,
- среди всех этих дел самым важным было обсуждение вопроса: "—то мы  будем
делать, когда получим диплом?"
   „остаточно поработать стажером год или надо больше? ЋстатьсЯ ли на  всю
жизнь врачом на все руки, или выбрать специальность?  ЉакаЯ  специальность
самаЯ хорошаЯ,  то  есть  лучше  всего  оплачиваетсЯ?  ЋбосноватьсЯ  ли  в
деревне, или в городе? Ќе  податьсЯ  ли  вовсе  на  ‡апад?  Ђ  как  насчет
военно-медицинской  службы  -  парады,  ботфорты,   хорошенькие   женщины,
разъезды?
   ‘туденты  обсуждали  эти  вопросы  в  коридорах  ѓлавного  медицинского
корпуса, в клинике, в столовках;  и  когда  Њартин  возвращалсЯ  домой,  к
‹еоре, он сызнова принималсЯ обсуждать - обстоЯтельно,  со  знанием  дела.
—уть  не  каждый  вечер  он  "принимал  решение",  которое  наутро   опЯть
оказывалось отброшенным.
   Ћднажды, когда доктор ‹уазо, профессор хирургии, делал  операцию  перед
всею клиникой в присутствии нескольких видных приезжих врачей, - маленький
белый человечек, далеко внизу, держащий в руках жизнь и смерть, эффектный,
как большой актер, который раскланиваетсЯ под аплодисменты, - Њартин  ушел
с уверенностью, что станет хирургом. ‚ тот день он  согласилсЯ  с  Ђнгусом
„ьюером, только что получившим премию •ью ‹уазо - за практические  занЯтиЯ
по хирургии, что хирург - лев, орел, воин среди  врачей.  Ђнгус,  один  из
немногих, тверда знал, что будет делать: пройдЯ стаж, он должен был  войти
пайщиком  в   знаменитую   чикагскую   клинику,   возглавлЯемую   доктором
ђаунсфилдом, выдающимсЯ специалистом по хирургии брюшной  полости.  "—ерез
пЯть лет, - коротко говорил Ђнгус, - Я буду иметь двадцать тысЯч в год".
   Њартин объЯснил все это ‹еоре. •ирургиЯ.  ‚ысокий  драматизм.  †елезные
нервы. Ѓеззаветно-преданные ассистенты. Ќовые методы  лечениЯ  на  научной
основе. ‘пасение жизней! ‡арабатывать деньги - не ради коммерции, конечно,
но чтобы обеспечить ‹еоре приЯтную жизнь. ‘ нею вдвоем поехать в …вропу  -
седой ‹ондон, венский кафе. Љогда он ораторствовал,  ‹еора  ему  помогала.
Ћна кротко соглашалась;  а  назавтра,  когда  он  старалсЯ  доказать,  что
хирургиЯ  -  сплошной  вздор,  и  большинство  хирургов  -  просто  умелые
плотники, она соглашалась еще ласковей, чем раньше.
   Џосле Ђнгуса и "будущего врача-миссионера  Ђйры  •инкли,  первым  нашел
свое призвание Џфафф ’олстЯк. Ћн собиралсЯ стать врачом-акушером, или,  по
терминологии  медиков,  "похитителем  младенцев".  “  Џфаффа   была   душа
повитухи; он сочувствовал женщинам в их  неизреченной  муке,  сочувствовал
искренне, чуть не слезно, и он великолепно умел сидеть  в  молчании,  пить
чай и ждать. Џри первом знакомстве с родами, когда  его  напарник  студент
просто нервничал, хлопоча у кровати в скорбном безлюдье родильной  палаты,
Џфафф был повергнут в ужас и желал, как никогда и ничего  в  своей  вЯлой,
незаполненной жизни, страстно желал утешить эту  серолицую,  натужившуюсЯ,
незнакомую женщину, принЯть на себЯ ее страданиЯ.
   Џока другие, случайно ли, благодарЯ  ли  родственным  свЯзЯм,  находили
каждый свое место,  Њартин  оставалсЯ  в  нерешительности.  …го  восхищало
требование декана ‘ильвы, чтобы врач непосредственно служил  человечеству,
но он не мог забыть холодных аскетических часов  в  лаборатории.  Љ  концу
последнего курса,  когда  уже  нельзЯ  было  медлить,  на  Њартина  сильно
подействовала  речь,  в  которой  декан  ‘ильва  осуждал   слишком   узкую
специализацию и рисовал образ старого деревенского врача, отца  и  пастырЯ
своих пациентов, живущего здоровой жизнью на лоне природы, Ясного духом  -
потому  что  обрел  самого  себЯ.  ‚печатление  от  этой  речи  подкрепили
настоЯтельные письма  мистера  ’озера,  просившего  Њартина  поселитьсЯ  в
“итсильвании.
   ’озер, по-видимому, любил свою дочь,  более  или  менее  симпатизировал
Њартину и не хотел отпускать  их  далеко.  “итсильваниЯ,  по  его  словам,
представлЯла "хорошее местожительство":  солидные  фермеры  -  скандинавы,
голландцы, немцы и  чехи,  -  которые  будут  честно  платить  по  счетам.
Ѓлижайший врач, доктор ѓесселинк, живет в ѓронингене, в девЯти с половиной
милЯх, и практики у ѓесселинка столько, что он не  справлЯетсЯ.  …сли  они
приедут, он, ’озер, поможет Њартину приобрести оборудование; он даже будет
посылать им времЯ от времени чек,  пока  Њартину  придетсЯ  отбывать  свой
двухлетний стаж в больнице. Љапитал Њартина почти иссЯк. Ћн и Ђнгус  „ьюер
получили назначение в ‡енитскую больницу, там можно было пройти прекрасную
школу, но в ‡енитской больнице стажеры получали первый год только  стол  и
квартиру, и Њартин опасалсЯ, что не сможет принЯть назначениЯ. Џредложение
’озера казалось соблазнительным. Ћни с ‹еорой просидели всю ночь, разжигаЯ
в себе энтузиазм  к  привольному  ‡ападу,  добросердечным  и  трудолюбивым
пионерам, к героизму деревенского врача - полезного члена общества,  и  на
этот раз придЯ к решению, уже ничего не перерешали.
   Ћни поселЯтсЯ в “итсильвании.
   …сли  Њартин  тосковал  немного   по   исследовательской   работе,   по
готлибовскому  божественному  любопытству  -  что  ж,   он   будет   таким
деревенским врачом, как ђоберт Љох! Ћн  не  выродитсЯ  в  трутнЯ,  который
только играет в бридж да стрелЯет уток. “ него будет собственнаЯ маленькаЯ
лабораториЯ. ’ак он дотЯнул до конца учебного года и получил свой  диплом,
облачившись по этому случаю в берет и мантию [когда-то традиционнаЯ одежда
студентов  английских  и  американских  университетов;  теперь  надеваетсЯ
только в торжественных случаЯх], в которых имел довольно глупый вид. ‘реди
кончающих Ђнгус „ьюер занЯл первое место, Њартин  -  седьмое.  ‘  громкими
сожалениЯми и щедрым возлиЯнием пива он распрощалсЯ с университетом; нашел
‹еоре  комнату  поближе  к  больнице   и   стал   Њартином   ‹.ќроусмитом,
врачом-стажером ‡енитской ѓородской больницы, доктором медицины.


        11

   ѓорела ЯщичнаЯ фабрика Ѓордмана. ‚есь южный район ‡енита был встревожен
заревом на низко нависших облаках, запахом горелой фанеры,  адским  звоном
несущихсЯ в атаку пожарных машин. Ћпасность грозила деревЯнным домишкам  к
западу от завода, тЯнувшимсЯ на целые мили; женщины в шалЯх,  взъерошенные
мужчины в брюках и ночных рубахах, вскочив с кроватей, кидались  в  ночную
прохладу улиц, будЯ ее гулким грохотом шагов.
   ‘ профессиональным спокойствием пожарные в касках возились у  машин,  с
которых  капала  вода.  Џеред  напирающей  толпой   топтались   полисмены,
размахиваЯ дубинками, покрикиваЯ: "Људа, куда!  Ќазад!"  ‹иниЯ  огнЯ  была
свЯщенна.  Џропустили  только  владельца  фабрики  и  репортеров.  ‘ержант
полиции остановил рабочего с безумными глазами.
   - ’ам мой инструмент! - вопил рабочий.
   - €сключениЯ не делаем! - орал заважничавший сержант. - ‡десь никто  не
пройдет.
   Ќо один все-таки прошел. Џослышалось "дзЯнг-дзЯнг-дзЯнг"  стремительной
кареты  скорой  помощи,  несмолкаемое,  Яростное,  вызывающее.  ’олпа  без
команды расступилась, и  сквозь  нее,  едва  не  задеваЯ  людей,  пронессЯ
огромный серый автомобиль. ‘зади,  высокомерный  в  своем  белом  одеЯнии,
бесстрастно восседал на узком сиденье доктор Њартин ќроусмит.
   ’олпа им восхищалась, полисмены подлетали ему навстречу.
   - ѓде раненый пожарный? - бросил он.
   - ‚он там, в сарае, - прокричал сержант  полиции  и  затрусил  рЯдом  с
автомобилем.
   - Џодъезжай ближе. Ќа дым не глЯди, - гаркнул Њартин на шофера.
   ‘тарший пожарный подвел его к куче опилок, на которой лежал без  чувств
юноша с бескровным и липким лицом.
   - ЌаглоталсЯ дыму от сырых досок и грохнулсЯ. ‘лавный  паренек.  Ќеужто
помер? - хлопотал старший.
   Њартин  встал  на  колени,  нащупал  пульс,  послушал  дыхание.  Ћткрыв
порывисто черную сумку, он впрыснул пострадавшему стрихнин и поднес к  его
носу пузырек с нашатырем.
   - ЏоправитсЯ; „айте сюда двух человек. ‘несите его в карету. †иво!
   ‘ержант  полиции   и   самый   молодой   полисмен-стажер   одновременно
подскочили, одновременно буркнули:
   - ‘лушаюсь, док.
   Љ Њартину подошел главный репортер газеты  "Ђдвокейт-’аймс".  …му  было
только двадцать девЯть лет, но это был самый старый и, может  быть,  самый
циничный  человек  в  мире.  Ћн   интервьюировал   сенаторов,   разоблачал
злоупотреблениЯ  в  благотворительных  обществах  и  даже   в   боксерских
состЯзаниЯх.  “  глаз  его  гнездились  тонкие  морщинки,  он  непрестанно
скручивал цигарки с дешевым табаком и очень невысоко ставил мужскую  честь
и женскую добродетель. Ћднако с Њартином, или по крайней мере с  „октором,
он был вежлив.
   - ‚ыкарабкаетсЯ, док? - прогнусил он.
   - Џолагаю, да. “душье. ‘ердце еще работает.
   Џоследние слова Њартин бросил уже со ступенек кареты,  когда,  пыхтЯ  и
покачиваЯсь,  она  двинулась  фабричным  двором,  сквозь  горький  дым  на
отшатнувшуюсЯ толпу. Ћн начальствует и властвует над городом - он и шофер.
Ћни  двое  не   признают   правил   движениЯ,   они   презирают   публику,
возвращающуюсЯ  из  театров  и  кино,   семенЯщую   по   улицам,   которые
разматываютсЯ перед летучим  серым  кузовом.  Џрочь  с  дороги!  Џолисмен,
регулирующий движение на углу —иккесо и „вадцатой авеню, услышал, как  они
приближаютсЯ   со   скоростью   ночного   экспресса   -   урррр...   ру...
дзЯнг-дзЯнг-дзЯнг-дзЯнг - и очистил шумный  перекресток.  Ќарод  жметсЯ  к
тротуару,  рискуЯ  попасть  под  шарахнувшуюсЯ  лошадь  или   попЯтившийсЯ
автомобиль, и проноситсЯ мимо карета - дзЯнг-дзЯнг-дзЯнг-дзЯнг, а на  ней,
держась за ремень, спокойно покачиваетсЯ на своем опасном сидении доктор.
   ‚ больнице привратник крикнул:
   - Џристрелили кого-то в Џавильоне, док.
   - ‘ейчас. ‚от только опрокину стаканчик, - невозмутимо ответил Њартин.
   Џо дороге в свою  комнату  он  прошел  мимо  больничной  лаборатории  с
протравленным рабочим столом, с безжизненными рЯдами колб и пробирок.
   - ”ью! Њертвый хлам! Љ черту  лаборатории!  ‚от  настоЯщаЯ  доподлиннаЯ
жизнь! - ликовал он и гнал от  себЯ  образ  Њакса  ѓотлиба,  который  ждал
где-то изнуренный, усталый, терпеливый.


   естеро стажеров ‡енитской ѓородской больницы, в  том  числе  Њартин  и
Ђнгус „ьюер, жили в длинной темной комнате с шестью походными кроватЯми  и
шестью  шкафчиками,  заваленными  фантасмагорией  галстуков,   фотографий,
дырЯвых носков.  Њолодые  врачи  часами  просиживали  на  своих  кроватЯх,
обсуждаЯ, что лучше, хирургиЯ или терапиЯ,  загадываЯ,  каким  обедом  они
насладЯтсЯ в свободные вечера,  и  разъЯснЯЯ  Њартину,  как  единственному
женатому товарищу, достоинство больничных сестер, в которых они поочередно
влюблЯлись.
   Џовседневную работу в клинике Њартин находил  скучноватой.  •оть  он  и
усвоил Џоходку ‘тажера - быстро шагал по  коридору,  щеголЯЯ  оттопырившим
карман стетоскопом, но не мог, никак, не  мог  усвоить  надлежащий  тон  с
больными. Ћн жалел немощных, желтых, страдающих пациентов: на  койках  они
постоЯнно сменЯлись, но неизменной оставалась громада унылой боли. Ћднако,
после того как он сделал  три  перевЯзки,  ему  стало  скучно,  захотелось
перейти к чему-нибудь новому. ‡ато работа по оказанию  скорой  помощи  вне
больницы не переставала льстить его гордости.
   „октор,  только  доктор  мог  безопасно  поЯвитьсЯ  ночью  в   трущобе,
именуемой "Џавильоном". —ерный саквоЯж  служил  ему  пропуском.  Џолисмены
отдавали  ему  честь,  проститутки  кланЯлись  без  насмешки,  содержатели
салунов кричали: "„обрый вечер, док", и грабители  отступали  в  подъезды,
даваЯ ему дорогу. ‚первые в жизни  Њартин  был  облечен  властью  -  Явной
властью. € переживал несчетные приключениЯ.
   Ћн извлек директора банка из  притона;  помог  семье  скрыть  позор;  с
возмущением отклонил похожее на  подкуп  вознаграждение,  а  потом,  когда
подумал, каким обедом  мог  бы  угостить  ‹еору,  пожалел,  что  отклонил.
‚зломав дверь, он врывалсЯ  в  гостиничные  номера,  где  пахло  газом,  и
возвращал к жизни людей, покушавшихсЯ на  самоубийство.  Џил  тринидадский
ром с депутатом конгресса, ратовавшим за сухой закон. ‚ыхаживал полисмена,
избитого забастовщиками, и забастовщика, избитого полисменами. ‚ три  часа
ночи ассистировал при неотложной операции брюшины;  операционнаЯ  -  белые
кафельные стены, белый кафельный пол, матовые стекла светового  фонарЯ,  -
казалось, была облицована пылающим льдом,  и  белым  пламенем  полыхали  в
стеклЯнных Ящиках длЯ инструментов жестокие узкие клинки. •ирург в длинном
белом халате, в белой шапочке и бледно-оранжевых резиновых перчатках нанес
быстрое сечение на  огражденном  полотенцами  квадрате  желтоватого  тела,
глубоко вонзаЯсь в слой жира, и Њартин без  волнениЯ  увидел,  как  перваЯ
кровь грозно показалась из разреза. Ђ месЯц спустЯ, когда вышла из берегов
—алуса, он проработал семьдесЯт шесть часов  подрЯд,  изредка  засыпаЯ  на
полчаса в карете скорой помощи или на столе в полицейском участке.
   Ћн причаливал на лодке к  тому,  что  было  недавно  квартирой  второго
этажа, и принимал роды; выстроив людей в очередь, перевЯзывал  им  руки  и
головы; но истинную славу он завоевал отчаЯнным подвигом,  когда  переплыл
поток, чтобы спасти пЯтерых до смерти  напуганных  детей,  очутившихсЯ  на
дрейфующей церковной скамье. ѓазеты кричали о нем крупными заголовками;  и
когда он вернулсЯ и, поцеловав ‹еору,  завалилсЯ  на  полсуток  спать,  он
лежал и с едким оборонительным сарказмом думал об исследованиЯх.
   "ѓотлиб! ‘тарый чудак, оторванный от жизни! Џосмотрел бы Я, как  бы  он
переплыл поток!" - поддразнивал Њартина доктор ќроусмит.
   Ќо в одиночестве ночных  дежурств  он  сходилсЯ  лицом  к  лицу  с  тем
Њартином, которого боЯлсЯ в себе открыть, и тогда овладевала им  тоска  по
лаборатории, по трепету открытий, - когда заглЯдываешь глубже  поверхности
и дальше нынешнего днЯ в искании основных законов, - в котором ученый (как
бы кощунственно и развЯзно ни  отзывалсЯ  он  о  том)  находит  неизмеримо
больше восторга, чем во временном врачевании, подобно тому  как  верующего
больше восторгает естество и грознаЯ слава бога, нежели преходЯщие радости
земных добродетелей. Љ печали прибавлЯлась и зависть, что он  остаетсЯ  за
порогом, что другие его  обгонЯют,  все  более  овладеваЯ  техникой,  шире
познаваЯ ЯвлениЯ биологической химии, дерзаЯ глубже  проникать  в  законы,
которые пионеры только нащупывали, только смутно намечали.
   Ќа второй год своего стажерства, когда пожары,  наводнениЯ  и  убийства
стали так же будничны, как счетоводство, когда он ознакомилсЯ со всеми  до
странности малочисленными способами,  которыми  люди  умудрЯютсЯ  наносить
ущерб самим себе и убивать друг друга, когда стало скучно жить ради  того,
чтобы только не уронить принЯтого на себЯ званиЯ „октора, -  тогда  Њартин
попробовал утолить или скорей убить свое преступное научное  сладострастие
добровольной возней в больничной лаборатории, делаЯ сводку анализов  крови
при злокачественном малокровии. …го  заигрывание  с  Ядом  изысканий  было
опасно. ‘реди суеты хирургических операций он рисовал себе сосредоточенную
тишину лаборатории.
   - ‹учше мне с этим покончить, - говорил он ‹еоре, -  если  Я  собираюсь
поселитьсЯ в “итсильвании, занЯтьсЯ делом и зарабатывать на жизнь -  а  Я,
черт возьми, не оставил этого намерениЯ!
   „екана ‘ильву часто приглашали в больницу  на  консилиумы.  Љак-то  под
вечер он проходил через приемный покой, когда ‹еора на  обратном  пути  из
конторы, где работала стенографисткой, зашла  за  Њартином,  чтобы  вместе
идти обедать. Њартин познакомил их, и маленький декан  задержал  ее  руку,
помурлыкал и пропищал:
   - Њилые дети, не  доставите  ли  вы  мне  удовольствие  пойти  со  мною
пообедать? †ена менЯ покинула. џ бедный одинокий мизантроп.
   Ћн семенил между ними, круглый  и  счастливый.  Њартин  и  он  были  не
студентом и профессором, но  двумЯ  коллегами-врачами,  ибо  декан  ‘ильва
принадлежал к тем редким педагогам, которые не терЯют интереса к человеку,
когда тот не сидит больше у их ног. Ћн  повел  двух  заморышей  в  дешевый
ресторан, усадил за столик в кабине и заказал им по  основательной  порции
жареного гусЯ и по кружке элЯ.
   ‘вое внимание он сосредоточил на ‹еоре, но темой взЯл Њартина:
   - ‚аш муж должен быть •удожником-–елителем, а не копатьсЯ  в  пустЯках,
как всЯкие лабораторные крысы.
   - Ќо ѓотлиб, например, не копаетсЯ в пустЯках, - ввернул Њартин.
   - „а-а. Ќо он... ‚се дело в том, какие у человека боги. Ѓоги ѓотлиба  -
циники, разрушители, "гробокопатели", как их называет чернь: это -  „идро,
‚ольтер, ќльсер; они великие люди, чудодеи, но тешатсЯ больше  разрушением
чужих теорий, чем созданием собственных. Ќу, а мои боги это те, кто  берет
открытиЯ готлибовских богов и обращает их на  пользу  людЯм  -  кто  умеет
вдохнуть в них жизнь!
   —есть и слава изобретателЯм холста и  красок,  но  больше  славы  -  не
правда ли?  -  ђафаэлЯм  и  ѓольбейнам,  использовавшим  эти  изобретениЯ!
‹аэннек и Ћслер - вот люди! —исто научные исследованиЯ? Џрекрасно, еще бы:
искать истину, не гонЯсь за коммерческой выгодой или славой! „обираЯсь  до
корнЯ вещей! ЏрезираЯ последствиЯ и практическую выгоду!  Ќо  тогда,  если
проводить эту идею дальше, вы понимаете, человек может ничего не делать  и
только считать булыжники на мостовой ’орговой  улицы,  и  он  найдет  себе
оправдание. Ћн даже найдет себе  оправдание,  мучаЯ  людей,  чтобы  только
послушать, как они вопЯт, - и будет еще издеватьсЯ над человеком,  который
принес облегчение миллионам!
   Ќет, нет! Њиссис ќроусмит, ваш Њартин - страстный человек,  не  педант.
Ћн должен гореть страстью на благо человечества. Ћн избрал  самую  высокую
профессию в мире, но  он  разбрасываетсЯ,  пробует  то  одно,  то  другое.
“держивайте его, дорогаЯ, сберегите длЯ мира его благотворную страстность.
   Џосле этой торжественной речи папаша ‘ильва повел их в оперетку и сидел
между ними, похлопываЯ Њартина по плечу, ‹еору по руке,  смеЯсь  до  слез,
когда актер попадал ногою в ведро с  белилами.  ‚  полуночном  красноречии
Њартин и  ‹еора,  захлебываЯсь,  говорили  о  своей  нежности  к  нему,  и
“итсильваниЯ рисовалась им как путь к спасению и славе.
   Ќо за несколько дней до  окончаниЯ  стажерской  практики  и  отъезда  в
‘еверную „акоту они встретили на улице Њакса ѓотлиба.
   Њартин не видел его больше года; ‹еора никогда. Ћн выглЯдел  измученным
и больным. Џока Њартин терзалсЯ вопросом, не пройти ли  с  поклоном  мимо,
ѓотлиб остановилсЯ.
   - Љак живете, Њартин? - сказал он  сердечно.  Ќо  глаза  его  говорили:
"Џочему ты ко мне не вернулсЯ?"
   Њартин пробормотал что-то - ничего не значащие слова,  и  когда  ѓотлиб
пошел  дальше,  сгорбившись  и  как  будто  едва  перемогаЯ  боль,   юноше
томительно захотелось побежать за ним.
   ‹еора спросила:
   - ќто тот профессор ѓотлиб, о котором ты всегда говоришь?
   - „а. ‘кажи, как он тебе показалсЯ?
   - џ никогда... ђыжик, он самый большой человек, какого Я только видела!
Ќе знаю, откуда Я это знаю, но это так! „октор ‘ильва милЯга,  но  этот  -
большой человек! џ - Я хотела бы, чтобы мы с ним встречались. џ  в  первый
раз вижу человека, длЯ которого Я бросила бы тебЯ, если б он менЯ  позвал.
Ћн такой... ах, он как меч... нет, как ходЯчий мозг. Ќо, ђыжик, у него был
такой измученный вид. Њне хотелось расплакатьсЯ. џ бы чистила ему сапоги!
   - Ђх, черт возьми! џ тоже!
   Ќо в хлопотах по отъезду из  ‡енита,  в  радостных  сборах,  в  горЯчке
государственных экзаменов, в гордости званием практикующего врача он забыл
ѓотлиба, и там, в „акоте, в сиЯющей под июньским солнцем  прерии,  где  на
каждой изгороди распевали полевые жаворонки, он начал свою работу.


        12

   ‚ ту пору, когда Њартин встретил его на улице, ѓотлиб погибал.
   Њакс ѓотлиб был немецкий еврей, родилсЯ он в ‘аксонии в 1850 году. •оть
он и  окончил  медицинский  факультет  в  ѓейдельберге,  однако  врачебнаЯ
практика никогда его не интересовала. Ћн был последователем ѓельмгольца, и
еще в юности исследовательскаЯ работа по акустике убедила  его,  что  и  в
медицинских науках необходим количественный  метод.  Џотом  открытиЯ  Љоха
привлекли его к биологии.  ‚сегда  придерживаЯсь  точности,  тщательности,
выводЯ длинные рЯды цифр, всегда учитываЯ наличие  неподдающихсЯ  контролю
переменных, Яростно всегда нападаЯ на то, что считал  распущенностью,  или
ложью, или чванством, никогда  не  оказываЯ  снисхождениЯ  благонамеренной
глупости, он работал в  лабораториЯх  Љоха,  Џастера,  следил  за  первыми
высказываниЯми Џирсона в биометрии, пил пиво и писал  Язвительные  статьи,
путешествовал по €талии, Ђнглии и ‘кандинавии и случайно между делом  (как
мог бы  купить  пальто  или  нанЯть  экономку)  женилсЯ  на  терпеливой  и
бессловесной немке, дочери купца-лютеранина.
   Џотом началсЯ рЯд  опытов,  очень  важных,  очень  прозаических,  очень
затЯжных и никем не оцененных. ‚ 1881 году ѓотлиб вновь подтверждал выводы
Џастера  об  иммунитете  против  куриной  холеры,  попутно  длЯ  отдыха  и
развлечениЯ пыталсЯ выделить энзим из дрожжей. —ерез несколько  лет,  живЯ
на маленькое наследство, оставленное ему отцом, мелким банкиром, и  весело
и беззаботно его расточаЯ, он  подверг  критическому  анализу  птомаиновую
теорию  заболеваний  и  исследовал   механику   ослаблениЯ   вирулентности
микроорганизмов. ќто принесло ему мало славы. Њожет быть, он  был  слишком
осторожен и хуже черта или голода ненавидел людей, которые,  не  доработав
исследованиЯ, спешили его опубликовать.
   •оть он не занималсЯ политикой,  считаЯ  ее  самым  нудным  и  наименее
научным видом человеческой деЯтельности, он  был  достаточно  патриотичным
немцем, чтоб ненавидеть юнкерство. ћношей он раза два дралсЯ с заносчивыми
офицерами;  сидел  неделю  в  тюрьме;  часто  приходил  в   Ярость   из-за
неравноправиЯ евреев; и сорока лет от роду с болью в душе уехал в Ђмерику,
"где невозможен милитаризм или  антисемитизм",  -  работал  в  лаборатории
•огленда в Ѓруклине, потом в университете Љуин-‘ити, где  занимал  кафедру
бактериологии.
   ‡десь  он  провел  свои   первые   исследованиЯ   реакций   токсина   с
антитоксином. Ћн провозгласил, что антитела, за  исключением  антитоксина,
не имеют никакого отношениЯ к иммунному состоЯнию животного,  и,  пока  на
него самого Яростно нападали в тесном, но кипучем мире ученых, он спокойно
и крайне резко расправилсЯ с теориЯми сывороток €ерсина и Њарморека.
   …го заветной мечтой, с первых лет упорных изысканий и по сей день, было
получить искусственный антитоксин - получить  его  in  vitro  ["в  стекле"
(лат.) - то есть в пробирке,  в  лаборатории].  Ћднажды  он  приготовил  к
печати работу, но обнаружил у себЯ ошибку  и  безжалостно  похоронил  свои
записи. ‚се времЯ он был одинок. ‚ Љуин-‘ити врЯд  ли  хоть  один  человек
считал его чем-либо иным, как не полоумным евреем, который ловит за  хвост
микробов и перемигиваетсЯ  с  ними,  -  разве  это  работа  длЯ  взрослого
мужчины, когда герои вокруг строЯт мосты, проводЯт опыты с  колЯсками  без
лошадей, пишут первые в мире  стихотворные  рекламы  и  продают  километры
ситца и тонны сигар.
   ‚  1899  году  его  пригласили  в  “иннемак  читать  бактериологию   на
медицинском факультете, и здесь он тЯнул лЯмку двенадцать лет. Ќикогда  не
говорил он о достижениЯх того рода, что зовутсЯ практическими; никогда  не
уставал воевать против выводов, основанных на post hoc -  propter  hoc,  к
которым до сих пор сводитсЯ почти весь багаж медицинских  знаний;  никогда
не упускал случаЯ навлечь на себЯ ненависть своих коллег, которые  в  лицо
были с ним почтительны, чувствуЯ себЯ неуютно перед силой его  иронии,  но
за  спиной  злорадно  называли  его  Њефистофелем,  поклонником   дьЯвола,
отравителем радости, пессимистом, критиком-разрушителем, дерзким  циником,
ученым наглецом, лишенным достоинства и серьезности,  снобом,  пацифистом,
анархистом, атеистом, жидом. Ћни утверждали, и не  без  основаниЯ,  что  в
своей преданности чистой науке, искусству длЯ  искусства,  он  предпочтет,
чтоб людей убивали правильной терапией, а не вылечивали  бы  неправильной.
Џостроив храм длЯ человечества, он в нем не отвел места человеку.
   Ћбщее число его статей в деЯтельном научном  царстве,  где  умные  люди
печатаютсЯ пЯть раз в год, не превышало  двадцати  пЯти  за  тридцать  лет
работы. ‚се они отличались удивительной законченностью, его опыты все были
с  легкостью  воспроизведены  недоверчивыми  критиками,   и   все   выводы
подтвердились.
   Њогалис прельщал его широкими возможностЯми длЯ  работы,  превосходными
ассистентами, неиссЯкаемой стеклЯнной посудой, множеством морских  свинок,
достаточным количеством обезьЯн; но надоедала рутина преподаваниЯ, и снова
томило отсутствие понимающих дру