у мира,
распределЯетсЯ  здесь  между  беззащитными  судами,  которые  терпЯт  крайне
жестокое обращение. Њожно было бы думать, что свободное судно,  заточенное в
пустынном лабиринте  этих бассейнов,  зачахнет и  умрет,  как  дикаЯ  птица,
запертаЯ в  грЯзную клетку. Ќо  судно --  быть  может, потому, что оно верно
морЯку  -- способно вынести самые невероЯтные  издевательства. џ видел суда,
выходившие  из   некоторых  доков,  они  походили  на  полумертвых  узников,
выпущенных   из   подземной  тюрьмы:  замызганные,  измученные,   совершенно
неузнаваемые под  слоем грЯзи.  Ђ  матросы  их,  вращаЯ  белками на  черных,
истомленных лицах, жадно глЯдели  на небо, такое  дымное и тусклое, словно в
нем отражалась мерзостнаЯ нечистота земли. Ћ доках  жe  лондонского порта на
обоих берегах ’емзы  можно,  по  крайней  мере,  сказать одно: хотЯ  люди  и
жалуютсЯ  на  их  несовершенное  оборудование,  на  устарелые  правила,   на
недостаточно  быструю  отправку,  ни  одно  судно   не  выходит  из  него  в
полуобморочном состоЯнии.
     ‹ондон -- разнофрахтный  порт, как и подобает величайшей  столиие мира.
ђазнофрахтные порты составлЯют  аристократию  торговых портов мира.  € среди
этой аристократии ‹ондон, как всегда и во всем,-- единственный в своем роде.
     „окам  на  ’емзе  нельзЯ  отказать  в  живописности.  ЌесмотрЯ  на  мое
нелюбезное  сравнение  их с задним двором, куда загнали лебедей,  Я не  могу
отрицать, что  каждый док или группа их  на северном  берегу ’емзы по-своему
хороши. “ютный маленький док ‘в. …катерины, темный, весь покрытый тенью, как
тихое озеро меж скалистых утесов, почтенные  и приЯтные ‹ондонские доки с их
знаменитыми винными погребами,  но  без единого  рельсового пути на  всей их
территории, где  между складами витают ароматы прЯностей,  и дальше, вниз по
реке -- интереснаЯ группа "‚ест-€ндских" доков, красивые доки Ѓлэкуола, а за
ними,  минуЯ  на  Џлесе  ѓаллеонов  ворота  доков  ‚иктории   и  Ђльберта,--
необозримый мрак  больших  ’ильбюрийских бассейнов,-- каждое  из  этих "мест
заключениЯ"  судов  имеет  свой  собственный  лик,  собственный  колорит.  Ђ
своеобразие и прелесть им придает одна общаЯ черта: при всей своей будничной
полезности они романтичны.
     Ћни в своем роде так же романтичны, как  река, которую они обслуживают,
не похожаЯ на  все другие торговые реки в мире. “ютность дока ‘в. …катерины,
старомодность  ‹ондонских  доков  запоминаютсЯ навсегда. „оки вниз по ’емзе,
рЯдом с ‚улиджем, производЯт сильное  впечатление благодарЯ своим размерам и
безобразию окрестностей, безобразию столь  живописному, что оно радует глаз.
Љогда говорЯт о  доках ’емзы, слово "красота" звучит  слишком хвастливо,  но
дух романтики так давно витает  над  этой  рекой, что  он  не мог не придать
очарованиЯ ее берегам.
     „ревность  порта  волнует  воображение. „линнаЯ  цепь смелых  и опасных
предприЯтий  берет начало в этом  городе,  отсюда по  водам ’емзы  пускались
смельчаки  в широкий  мир.  „аже  новейший  из доков,  ’ильбюрийский,  овеЯн
романтической славой  благодарЯ историческим  воспоминаниЯм: сюда  приезжала
корова  …лизавета,  и то  было  не  ее  обычное,  церемониальное и помпезное
путешествие по городам своей страны, а спешнаЯ деловаЯ поездка в критический
длЯ Ђнглии  момент. ѓрозное времЯ миновало и сейчас ’ильбюри известно только
своими  доками.  „оки вполне  современные,  но  их отдаленность,  уединенное
расположение на ќссекских болотах и то, что  они были созданы в тЯжелую  длЯ
Ђнглии пору, придает им что-то романтическое. ‚ те времена людей поражал вид
этих громадных пустых бассейнов, окаймленных на много миль вокруг безлюдными
набережными  и  рЯдами  товарных  складов,  где  затерЯлись  два-три  судна,
напоминавшие заблудившихсЯ, околдованных детей в чаще высоких гидравлических
кранов.  ‚се здесь говорило о  полной заброшенности, о  напрасно потраченной
энергии.  ‚начале в  ’ильбюрийских  доках  работа шла  хорошо, и они  вполне
отвечали своему назначению, но, может быть, они были открыты раньше времени.
Ћ  них  не  скажешь, что они "удовлетворили давно  ощущавшуюсЯ  нужду"  (эту
сакраментальную фразу у нас повторЯют, о  чем бы  ни говорили --  о железных
дорогах,  туннелЯх, газетах, новых изданиЯх книг): они слишком рано вошли  в
строй.  Ќо у  них большое  будущее. ќти доки, не зависЯщие от прилива, очень
доступные, великолепные, хоть и заброшенные, имеютсЯ налицо и готовы принЯть
самые большие из судов плавающих  в  море. Ћни достойны старейшего из речных
портов.
     €, честно говорЯ, сколько бы ни сыпалось критических суждений на головы
доковладельцев,  остальные  доки на ’емзе тоже ничуть не  посрамЯт города  с
населением более многочисленным, чем население иного государства. ‹ондон как
порт рос медленно,  но не  следует забывать,  что  у него не  было за спиной
обширных  промышленных  районов  или  крупных  горных  разработок.  ќтим  он
отличаетсЯ от ‹иверпулЯ, Љардиффа,  Ќьюкасла, ѓлазго.  € поэтому же ’емза не
похожа  на   реки  Њерсей,   ’айн,  Љлайд.  Ћна   река  историческаЯ,   река
романтическаЯ, протекает  через  город великих  дел.  ђугайте,  если хотите,
речное  начальство -- Я того мнениЯ, что ’емза в нынешней  ее  роли достойна
своего славного прошлого. „олгое времЯ она  одна давала приют и береговым, и
морским судам. ’огда под  самым ‹ондонским мостом, в  части  ’емзы,  котораЯ
называетсЯ "Џул", суда стоЯли на Якоре во  времЯ самого высокого прилива так
тесно друг к другу, что сливались в одну сплошную массу и походили издали на
остров, поросший лесом  высоких безлистных деревьев. Ђ когда ’емза перестала
вмещать  все  суда,  поЯвились  доки  ‘в.  …катерины  и  ‹ондонские,  вполне
отвечавшие  требованиЯм   того  времени.  ’о  же  можно  сказать  о   других
искусственных бассейнах, где теснились суда, прибывавшие и уходившие  во все
части  света. ќтот водный  путь страны работает из века в век, день  и ночь.
Ќичто  не  прекращает  его  бессонной деЯтельности, один лишь  густой туман,
одевающий  шумную  реку  непроницаемо  пеленой безмолвиЯ.  ’огда  постепенно
утихают  на верной реке все звуки и  движение, и в тишине слышно только, как
на  судах  таинственно  и  глухо бьют склЯнки в белом тумане. Ћт ‹ондонского
моста до самого Ќора и дальше, дальше несетсЯ этот тихий звон за много миль,
туда, где морской лиман, расширЯЯсь,  переходит в ‘еверное море, где суда на
причале встречаютсЯ  реже -- они рассеЯны по каналам, покрытым белым саваном
тумана между песчаными отмелЯми ’емзы.  Ќа протЯжении всей  догой и  славной
службы ее людЯм это ее единственные передышки.


     <B>‚ Ќ…‚Ћ‹…


     XXXIII</B>

     Љорабль в доке, окруженный набережными и пакгаузами, похож на пленника,
мечтающего о свободе, печального,  как только может быть  печальна свободнаЯ
душа в неволе. џкорными цепЯми  и крепкими  канатами  привЯзан он к каменным
сваЯм  на краю каменного  берега, и докер- "причалыцик" в  куртке с  медными
пуговицами, потрепанный бурЯми краснолицый тюремщик, ходит вокруг, бдительно
и  ревниво  осматриваЯ  мертвые  ЯкорЯ,  где  прикованы  корабли, стоЯщие  в
безопасности, праздно и неподвижно, словно поглощенные  глубокой  тоской  по
днЯм свободы и опасностей. ђенегаты, которыми кишит  док, все эти начальники
доков,  причалыцики, сторожа и  так далее,  по-видимому,  сильно не доверЯют
покорности пленного кораблЯ. ‚се цепи и тросы кажутсЯ недостаточно надежными
этим  людЯм,  думающим  только  о том, как бы  покрепче приковать  свободные
корабли  к  неподвижной,  грЯзной,  порабощенной  земле.  "‚ы  бы,  господин
штурман,  прибавили  еще один  швартов у  кормы",-- только и слышишь от  них
постоЯнно. џ обозвал их  "ренегатами" потому, что  большинство из них прежде
плавали  на  кораблЯх.  Њожно  подумать, что  признаки  старости  -- седина,
морщины вокруг  глаз,  вздутые  узловатые  вены  на руках  -- ЯвлЯютсЯ у них
симптомами  нравственного разложениЯ,  ибо они бродЯт  по набережным с таким
видом,  как  будто  тайно  злорадствуют, видЯ  уныние  благородных  узников.
"Ѓольше  кранцов,  больше  сезеней",--  требуют  они.  Ћни хотЯт, чтобы было
побольше  оков,  цепей,  пут,--  хотЯт,  чтобы крылатые  духом корабли  были
недвижимы,   как  каменнаЯ  глыба.  Ћни   стоЯт   на  грЯзи   мостовых,  эти
разжалованные морские волки, за их  спиной  лЯзгают буферами длинные составы
железнодорожных вагонов, и  они недобрыми взглЯдами мерЯют  корабль  весь от
клотика до борта, таЯ под лицемерной маской заботливости и доброжелательства
лишь потребность тиранить беднЯгу. ’ут и там  страшные на вид крюки качаютсЯ
на длинных  цепЯх подъемных кранов, похожих на  орудиЯ пытки.  Ѓанды докеров
топочут  грЯзными  ногами  по  трапу.  ѓрустное  это  зрелище,  когда  такое
множество людей  земли, которых  суда никогда  не интересовали,  с беспечной
грубостью топчут ногами их беспомощные тела.
     Ќо,  к  счастью,  ничто  не  может  испортить  красоты  кораблЯ.  ’акое
впечатление   тюрьмы,   впечатление   ужасного,   унизительного   несчастьЯ,
постигшего наших прекрасных и верных  друзей, возникает только тогда,  когда
смотришь на корабли в  доках  больших европейских портов. „умаешь о том, что
их  бесчестно лишили свободы  затем, чтобы гонЯть с верфи на верфь по темным
лужам черной жирной воды,-- возмутительнаЯ награда честно пройденный дальний
путь!
     ‡ато  когда  судно  бросило  Якорь  на  открытом  рейде  и  вдоль  него
выстроились лихтеры, ожидаЯ груза, который  лебедка передает через борт, оно
мирно завершает свою жизненную задачу.  ‡десь оно не  в заточении, здесь его
окружает простор, чистаЯ, светлаЯ вода, над его мачтами сиЯет Ясное небо,  а
с  места Якорной стоЯнки видны  зеленые холмы  и  прелестные бухты. ‘удно не
брошено своим экипажем  на  милость береговых людей.  Ћно  по-прежнему  дает
приют своей собственной горЯчо преданной ему  группе морЯков,  они ухаживают
за  ним, и  чувствуетсЯ, что  вот-вот скользнет между мысами  и скроетсЯ  из
виду.  ’олько в  доке оно кажетсЯ  совершенно  заброшенным, лишенным свободы
ловкими людьми, которые думают  только о быстрой доставке и выгодном фрахте.
’олько  тут   на  его  палубы  падают   вместе  с  дождем  сажи  безобразные
прЯмоугольные тени стен и крыш.
     ’от,  кто  никогда  не  видел  парусных  судов,  созданных  поколениЯми
судостроителей-энтузиастов, воплотившими в них благородство и  силу, которые
они черпали  из каких-то нетронутых уголков  своих простых душ,  пришел бы в
восторг  от зрелища,  довольно обычного  двадцать  пЯть  лет назад:  больших
флотилий клиперов, стоЯвших на Якоре по северной стороне Ќью-‘аутского дока.
€х  было в  те времена так  много,  что от железных  ворот верфи, охранЯемых
полисменами,  тЯнулсЯ  на четверть  мили  лес  мачт  -- длинный  рЯд  судов,
пришвартованных по двое к многочисленным деревЯнным молам. Џеред их высокими
рангоутными  деревьЯми рифленые железные ангары казались карликами, утлегари
их  заходили далеко за берег, а  белые  с золотом лепные украшениЯ  на носу,
почти  ослепительные  в  своей чистоте, висели в  воздухе над прЯмой длинной
набережной,  над лужами и  грЯзью пристаней, где  сновали  озабоченные люди,
такие суетливые и грЯзные под неподвижно парЯщими над ними кораблЯми.
     ‚ час  прилива можно было видеть, как одно из уже  нагруженных судов  с
задраенными  люками выходит из  рЯдов  и плывет в  открытую  часть дока, еще
удерживаемое  линЯми, темными и тонкими, как первые нити  паутины, канатами,
которые  тЯнутсЯ  от носа и кормы  к  швартовым палам  на берегу. ‡десь оно,
грациозно  неподвижное,  как  птица,  котораЯ готовитсЯ  распустить  крыльЯ,
ожидало,  пока к воротам не подплывут  два-три торопливых и шумных  буксира.
‘уетЯсь вокруг судна,  они выводили  его в ’емзу, оберегали и провожали  под
поднЯтыми   мостами,  по   напоминающим  плотину  проходам   между  плоскими
пристанЯми  с  клочками  зеленого  газона,  окруженного  гравием,   и  белой
сигнальной мачтой с реей и  гафелем,  на которой  развевалось два-три сильно
потрепанных флага, синих, красных или белых.
     ќтот  Ќью-‘аутский  док,  вокруг  которого  вертЯтсЯ  самые ранние  мои
воспоминаниЯ,  принадлежит  к  группе ‚ест-€ндских доков, так  же  как и два
старых бассейна  поменьше,  расставшихсЯ уже  с  былой славой.  Ћдин из  них
называлсЯ ќкспорт,  а другой --  €мпорт. †ивописные  и чистенькие, насколько
могут быть чисты доки,  эти  два  бассейна-близнеца  распростерлись рЯдом  в
темном блеске своих  зеркальных вод. ‚ них было уже не тесно.  Ќемногие суда
стоЯли  у причальных  бочек  или у  навесов,  далеко друг от друга, по углам
пустых набережных и как  будто дремали, тихие, ушедшие в себЯ, равнодушные к
сутолоке людской. ‘траннаЯ  привлекательность была в этих двух уютных доках,
необорудованных, тихих, без  энергичной  компании подъемных кранов; не видно
было торопливой и шумной работы на узких берегах. €х не загромождали никакие
подъездные пути. Ључки рабочих собирались около складов и за мирной  беседой
ели свой  завтрак или обед, принесенный  в  красном  бумажном платке,--  это
напоминало пикник  на берегу  какого-нибудь уединенного  горного  озера. Ћни
были тихи и  покойны  (и,  надо сказать, весьма  убыточны)  эти  бассейны, и
какой-нибудь  капитан,  устав  от напрЯженной, кипучей  жизни  Ќью-‘аутского
дока,  который  находитсЯ  всего в нескольких  Ярдах,  мог  в обеденный  час
спуститьсЯ сюда,  погулЯть на свободе, подальше от людей, и, если захочетсЯ,
поразмышлЯть  о суетности дел мирских  человеческих.  Љогда-то эти бассейны,
наверное, кишели теми  славными старыми,  неповоротливыми  судами  с широкой
кормой,  что  ходили в ‚ест-€ндию. џ  думаю,  они  выносили свое заточение в
доках так же  стойко,  как боролись с волнами, встречаЯ  их  своими тупыми и
честными носами,  и  степенно выгружали сахар, ром,  кофе,  черную патоку  и
кампешевое дерево,  --  каждое судно собственной  лебедкой и талЯми. Ќо в то
времЯ, когда Я  впервые  увидел эти  бассейны,  здесь  не  было уже  никаких
признаков экспорта,  а  все  импортные  грузы,  какие мне  довелось  видеть,
состоЯли из  очень редко  прибывавших партий тропического  леса,  громадных,
обтесанных,   твердых<I>,</I>  как  железо,  стволов,  выросших  в   лесах   вокруг
Њексиканского  залива.  Ћни  лежали  штабелЯми  мощных  бревен, и  с  трудом
верилось, что  всЯ эта  масса  мертвых  и  оголенных деревьев вышла из  недр
стройного,  такого  невинного на  вид  маленького барка,  на  носу  которого
красовалось какое-нибудь простое женское имЯ -- ќллен или ќнни.
     Ќо так обычно бывает со всЯкой выгруженной кладью. Љогда она сложена на
пристани,  то  никак не веритсЯ, что  всЯ  эта уйма  помещалacь в том  самом
судне, которое стоит рЯдом.
     ќти  два  бассейна  представлЯли  собой   тихий  безмЯтежный  уголок  в
деЯтельном  мире  доков,  но  мне ни разу  не посчастливилось получить здесь
место длЯ  стоЯнки после более или менее трудного  рейса. ‘ первого  взглЯда
становилось Ясно, что  здесь никогда не бывало толчеи людей  и  судов. ’акаЯ
стоЯла тишина что,  отчетливо вспоминаЯ  их,  начинаешь  вдруг  сомневатьсЯ,
подлинно ли  существовали такие места отдыха  длЯ  усталых кораблей, где они
могли  дремать и грезить,  где  у  дурных  кораблей  -- ленивых,  капризных,
зловредных, необузданных,  упрЯмых, совершенно  непокорных  -- было  сколько
угодно досуга, чтобы  подумать о своих грехах  и  раскаЯтьсЯ, и  они стоЯли,
печальные,  голые,  без  своего  рваного  нарЯда  из  парусины,  с  мачтами,
покрытыми  пылью и золой ‹ондона.  Ђ  самое испорченное судно, если ему дать
срок,  непременно  раскаетсЯ:  Я знал множество судов  и  нимало  в  этом не
сомневаюсь. Ќет судна безнадежно скверного.  € теперь, когда тела их, храбро
вынесшие столько бурь,  стерты  с лица морЯ  одним дуновением новой силы  --
пара, и то, что было в них хорошего и дурного, предано забвению как все, что
отслужило,  не беда, если Я стану  утверждать, будто среди  этих исчезнувших
поколений верных слуг человека не было ни единого неисправимого грешника.
     ‚  Ќью-‘аутском  доке  ни  у  пленных  кораблей,  ни  у  их  капитанов,
разумеетсЯ,  не оставалось  времени  длЯ сожалений, раскаЯниЯ, самоанализа и
прочих  психологических  переживаний.  Ћт  шести часов  утра  до шести часов
вечера в этой  тюрьме, котораЯ  должна служить наградой  за  доблесть судам,
достигшим  гавани, не прекращаетсЯ тЯжелаЯ работа, качаютсЯ  в  воздухе  над
бортом  мощные  стропы с  разным  грузом,  и  по  знаку  надсмотрщика тЯжело
шлепаютсЯ в открытые трюмы.
     ‚ Ќью-‘аутском доке специально грузили суда длЯ колоний в те славные (и
последние)  годы существованиЯ быстроходных клиперов, возивших шерсть,--  на
них было любо  смотреть,  а  управлЯть ими  -- одно удовольствие.  Ќекоторые
клипера выделЯлись среди остальных судов красотой, многие из них были, мЯгко
выражаЯсь,  несколько перегружены  мачтами; от них  ожидали  всегда  удачных
рейсов. €з  этой вереницы клиперов, паруса которых рисовались на фоне  неба,
как гигантскаЯ плотнаЯ сеть, а сверкание медных частей заметно было на таком
расстоЯнии, на какое хватал глаз полисмена, дежурившего  у ворот,--  из этих
клиперов врЯд ли хоть один  заходил в какой-либо другой порт на всем широком
пространстве земного шара, кроме ‹ондона и ‘иднеЯ, или  ‹ондона и Њельбурна,
или ‹ондона и порта Ђделаиды. ђазве только еще в •обарт заходили те, кто вез
меньше груза. џ почти  готов  верить седому штурману с клипера  "ѓерцог<SUP>
</SUP>‘.", говорившему, что все клипера изучили путь к антиподам  лучше, чем
их капитаны,  которые из года в год водЯт их ‹ондона -- места заключениЯ  --
до  какого-нибудь  австралийского порта,  где  двадцать пЯть  лет назад  они
чувствовали себЯ<SUP> </SUP>не пленниками (хотЯ и были накрепко отшвартованы
у деревЯнных причалов), а почетными гостЯми.


     <B>XXXIV</B>


     ѓорода на противоположном полушарии, в те времена не такие большие, как
теперь, проЯвлЯли  интерес  к приходившим из  Ђнглии  судам;  эти суда  были
свЯзующим  звеном с "домом". Њногочисленность их убеждала  эти  города,  что
значение  их  в  мире  все  возрастает. Џриход судов был  одним из  насущных
интересов  днЯ, особенно в ‘иднее,  где  от самого  центра этого прекрасного
города и  со всех  главных улиц видны  были все клипера,  стоЯвшие в круглой
гавани,-- не в стенах дока тюрьмы, а в одной из красивейших, просторнейших и
надежнейших  бухт,  над  которыми  когда-либо  сиЯло  солнце.  Ќыне  у  этих
причалов, которые всегда  оставлЯлись  длЯ  "морской знати",  стоЯт  большие
пароходы, весьма внушительные  и  эффектные.  Ќо они  сегоднЯ здесь, а через
неделю опЯть в  открытом  море.  Ђ в мое  времЯ  клипера, возившие и  разный
фрахт,  и  эмигрантов,  и   обыкновенных  пассажиров,   оснащенные   мощными
рангоутами,  но  стройные,  изЯщные,  месЯцами  стоЯли здесь,  ожидаЯ  груза
шерсти. €мена их удостоились чести войти в обиход.
     Џо  воскресеньЯм  и   праздничным  днЯм  горожане  толпами   ходили  на
набережную  в  гости к морЯкам, и скучавший в  одиночестве вахтенный  офицер
утешалсЯ  ролью  чичероне, в особенности когда ЯвлЯлись женщины с  приЯтными
манерами,  находившие удовольствие в  осмотре кают и кают-компании. €з  всех
открытых  иллюминаторов  и   кормовых  амбразур  плыли  звуки  довольно-таки
расстроенных пианино до тех пор, пока на улицах не замигают газовые фонари и
не  придет  на дежурство ночной сторож, сонный,  невыспавшийсЯ днем, спустит
флаги и укрепит зажженный фонарь над тралом. Ќочь быстро окружала безмолвные
опустевшие корабли. Љоманда  гулЯла на берегу. ‘ невысокой  береговой  кручи
около  трактира  "Љоролевский  мыс",   популЯрного  среди  судовых  коков  и
буфетчиков, с конца „жордж-стрит, где находЯтсЯ дешевые столовые (обед стоил
шесть пенсов),  содержимые  китайцами,  через равномерные промежутки времени
доносилсЯ крик:  "ѓорЯчаЯ  колбаса!" ‘идЯ у борта старого судна "ѓерцог  ‘."
(беднЯги уж нет, оно  погибло у берегов Ќовой ‡еландии!), Я как зачарованный
этими   монотонными,  равномерно  повторЯвшимисЯ   выкриками  слушал  часами
назойливого  торговца и менЯ так  раздражало  это нелепое  наваждение, что Я
мысленно желал крикуну подавитьсЯ куском своей поганой колбасы.
     ‘остоЯть  ночным сторожем  пленного  (хотЯ  и  всеми  чтимого)  кораблЯ
занЯтиe  бессмысленное и  подходЯщее только  длЯ стариков -- так  утверждали
всегда мои  товарищи. € обычно  эту обЯзанность поручали  самому старому  из
матросов экипажа.  Ќо  иногда  налицо не оказывалось ни  самого старого,  ни
какого-нибудь другого надежного матроса,-- во времЯ стоЯнок в портах команда
всегда как-то ухитрЯетсЯ быстро улетучитьсЯ на берег.
     €  вот --  вероЯтно принЯв во  внимание мой юный возраст, неопытность и
склонность к задумчивости (из-за всего  этого Я не очень проворно управлЯлсЯ
с парусами),  менЯ  неожиданно назначили  на этот завидный  пост,  о чем мне
сообщил самым саркастическим тоном наш помощник капитана, мистер Ѓ.

     џ не жалел  об этом  назначении. ЌочнаЯ жизнь города  доходила с улиц и
сюда, к морю, где в тишине сменЯли друг друга ночные стражи: то какие-нибудь
хулиганы  мчались  целой  компанией  вниз,  чтобы  здесь, подальше  от  глаз
полиции, закончить ссору честной  дракой; из неЯсно  видного  кольца  людей,
полускрытых за штабелЯми груза, доносились до менЯ звуки ударов, порой стон,
топот ног,  потом  вдруг  крик "пора!"  взмывал  над зловещим  взволнованным
бормотанием. ’о поЯвлЯлись ночные грабители, преследуемые или преследовавшие
кого-нибудь.  ‘давленный  крик,   затем  гробовое  молчание.  Љакие-то  люди
крадучись,  скользили,  как  призраки, мимо  менЯ  по  набережной, и  снизу,
окликнув  менЯ  таинственным   шепотом,  делали   мне   какие-то   невнЯтные
предложениЯ.  ‡анЯтны в  своем  роде были  и  извозчики,  которые два раза в
неделю, в те  ночи, когда ожидалось прибытие пассажирского судна из  Ђнглии,
выстраивали  перед  нашим кораблем  целый  батальон  слепЯщих  фонарей.  Ћни
слезали  с  козел  и  сочным Языком  простонародьЯ  рассказывали друг  другу
неприличные анекдоты -- каждое  слово было Ясно слышно на борту, где Я сидел
и  курил  у  главного  люка.  ђаз   Я  целый  час   вел  в  высшей   степени
"интеллигентный"  разговор с человеком, которого Я  не  мог  разглЯдеть,  --
джентльменом из Ђнглии, как он любезным  тоном отрекомендовалсЯ мне. џ сидел
на палубе, он -- внизу на пристани, на Ящике с пианино (выгруженном с нашего
судна на берег в этот самый вечер), и курил сигару с  очень хорошим запахом.
ђазговор касалсЯ попеременно политики, науки, естественной истории и оперных
певцов.  ‡атем,  сказав отрывисто: "Ђ вы,  кажетсЯ,  очень  неглупый молодой
человек", мой собеседник  сообщил мне, что его фамилиЯ ‘еньор, и ушел  --  к
себе в  гостиницу, должно быть. Ћ тени, тени прошлого! Њне показалось, что Я
вижу седые бакенбарды,  когда он обернулсЯ  под фонарем. Љак грустно думать,
что в силу естественного закона природы он сейчас уже,  конечно, в могиле. џ
мог бы обвинить  его разве  только  в некотором догматизме суждений. € звали
его ‘еньор! Њистер ‘еньор.
     Ћднако моЯ сторожеваЯ  служба имела и свои неудобства. Љак-то в зимнюю,
темную, грозовую ночь в  июле 1 (<I>1 ‚  ћжном полушарии июль  - зимний месЯц</I>),
когда  Я, укрывшись  от  дождЯ,  стоЯл  полусонный на корме, по  трапу вверх
взлетело какое-то существо  вроде  страуса. џ  говорю -- страуса, потому что
существо это  двигалось как будто не только на двух  ногах, но и  при помощи
пары коротких крыльев. Ќо это  был человек, а странное сходство с птицей ему
придавало пальто, разорванное на спине  и развевавшеесЯ  двумЯ половинками у
него за плечами.  ’о есть, Я так думаю, что это было пальто, Ясно разглЯдеть
было  невозможно.  “му непостижимо, как он  мог  добратьсЯ  до  менЯ с такой
быстротой, ни разу  не  споткнувшись на незнакомой палубе.  „лЯ  этого нужно
было видеть в темноте лучше кошки.
     —еловек, задыхаЯсь, стал умолЯть менЯ, чтобы Я позволил ему укрытьсЯ до
утра у  нас в  полубаке. ‘ледуЯ  полученному мной строгому  распорЯжению,  Я
отказал -- сперва мЯгко, потом, когда он стал настаивать все более дерзко, Я
заговорил суровым тоном.
     --  ђади бога  пусти, товарищ! ‡а мной гонЯтсЯ --  Я тут  в одном месте
часики захватил...
     -- ‚ыметайсЯ отсюда! -- сказал Я.
     -- Ќе обижай бедного человека, дружище! -- заскулил он жалобно.
     -- ‘ейчас же уходи на берег. Ќу! ‘лышишь, что ли?
     Њолчание. Ћн  весь съежилсЯ и  был нем, как будто в отчаЯнии не находил
слов.  € вдруг -- бац! --  удар по лицу ослепил менЯ, и в этой вспышке света
исчез  мой гость,  оставив менЯ лежащим на спине с позорнейшим "фонарем" под
глазом, какой врЯд  ли получал  когда-нибудь человек  за  честное выполнение
долга.
     ’ени! ’ени! Ќадеюсь, он спассЯ от врагов, которые тогда за ним гнались,
и  живет  и здравствует  по сей день. Ќо  кулачище  у него  был  удивительно
тЯжелый, а меткость удара в темноте просто поразительнаЯ.
     Ѓывали со мной и другие происшествиЯ, большей частью не такие плачевные
и более занЯтные,  а одно весьма  трагическое. Ќо самым интересным из всего,
что приходилось мне наблюдать, был наш старший помощник капитана, мистер Ѓ.
     Ћн каждый вечер сходил на  берег и  там в каком-то ресторане встречалсЯ
со своим старым приЯтелем, штурманом  с барка "–ицерон", стоЯвшего на другой
стороне Љруглой  ѓавани. Ђ поздно ночью Я  уже издали слышал неровные шаги и
громкие  голоса  двух  друзей,  которые  вели  нескончаемый  спор.   турман
"–ицерона"  провожал  нашего  Ѓ.  до его  кораблЯ,  и здесь  еще  с  полчаса
продолжалсЯ бессмысленный и бессвЯзный, но самый дружеский разговор внизу, у
сходней, а  потом Я слышал, как мистер Ѓ. настаивал, что его черед проводить
друга на барк. Ћба  удалЯлись, и,  пока  они  обходили кругом  гавань, Я все
слышал  их интимно-дружеские  голоса. Ќередко они проделывали  этот  путь от
нашего  кораблЯ  до  "–ицерона" три-четыре  раза,  провожаЯ один  другого от
избытка бескорыстной  и нежной  привЯзанности.  ‚  конце  концов  усталость,
видно,  брала  свое  и они решались расстатьсЯ.  „оски нашего высокого трапа
гнулись  и скрипели  под тЯжестью мистера Ѓ., который наконец-то возвращалсЯ
на корабль. …го дороднаЯ фигура поЯвлЯлась наверху. Ћн стоЯл пошатываЯсь.
     -- Љараульный!
     -- ‡десь, сэр!
     Џауза.
     Ћн молчал, пока не одолеет три ступеньки внутренней лесенки от поручней
до  палубы  и  утвердитсЯ надежно  на  месте. а  Я,  умудренный  опытом,  не
предлагал  ему помощи, ибо в такой  момент мой  начальник  принЯл  бы это за
оскорбление. Ќо не  раз Я  дрожал от страха, что он сломает  себе шею, -- он
был очень грузный мужчина.
     ‘тремительный натиск, шум,  как от  падениЯ чего-то тЯжелого,--  и дело
сделано. Њистеру Ѓ. никогда не приходилось подниматьсЯ на ноги. Ќо ему нужна
была минута-другаЯ, чтобы отдышатьсЯ после такого спуска.
     -- Љараульный!
     -- ‡десь, сэр!
     -- Љапитан на корабле?
     -- ’ак точно, сэр.
     Џауза.
     -- Ђ пес на корабле?
     -- ’ак точно, сэр.
     Џауза.
     Џес у нас  был тощий и противный, больше похожий на больного волка, чем
на собаку,  и  в  другое  времЯ  старший  помощник капитана  не проЯвлЯл  ни
малейшего интереса к этому животному. Ќо вопрос о нем он задавал неизменно.
     -- „авай-ка, Я обопрусь на тебЯ.
     џ всегда ждал этой просьбы. Ћн тЯжело опиралсЯ на мое плечо, пока мы не
подходили так близко к  каюте, что он мог ухватитьсЯ за ручку  двери. ’ут он
сразу выпускал мое плечо.
     -- •ватит. ’еперь Я и сам справлюсь.
     € справлЯлсЯ. „обиралсЯ сам до койки,  зажигал лампу, ложилсЯ в постель
-- да, да, и  вылезал из  нее в половине шестого, когда Я будил его, первого
человека, поЯвлЯвшегосЯ утром  на  палубе. ’вердой рукой подносил он к губам
чашку утреннего кофе и был готов  приступить к своим обЯзанностЯм, как будто
проспал крепко десЯть часов.  ќто был  замечательный морЯк, лучше многих, ни
разу в жизни не пробовавших грога.  Ћн все мог --  не сумел  только добитьсЯ
успеха в жизни.
     џ  помню  лишь один  случай,  когда  ему  не  удалось  с  первого  раза
ухватитьсЯ за  ручку  двери.  Ћн  подождал  немного,  попробовал опЯть -- не
вышло. Ћн тЯжелее навалилсЯ на мое плечо. € медленно перевел дух.
     -- —ертова ручка!
     Ќе отпускаЯ  менЯ, он  повернулсЯ.  ‹ицо  его было Ярко освещено полной
луной.
     --  •оть  бы  мы уж поскорее ушли в море! -- прорычал он. џ чувствовал,
что  надо  что-нибудь сказать, потому  что цеплЯлсЯ за менЯ как потерЯнный и
тЯжело дышал.
     -- „а, сэр.
     -- Ќе дело это -- торчать в порту: суда гниют,  люди черт знает до чего
доходЯт.
     џ молчал, и через минуту он со вздохом повторил:
     -- •отел бы Я, чтобы мы поскорее ушли отсюда!
     -- € Я тоже, сэр,-- решилсЯ  Я подать реплику. „ержась за мое плечо, он
сердито прикрикнул на менЯ:
     -- ’ы!  Ђ тебе то  не все равно, в море мы или не в море? ‚едь ты... не
пьешь...
     € даже в ту ночь он в конце концов справилсЯ с ручкой, но зажечь лампу,
видимо, был  уже не в  состоЯнии (должно  быть,  и не пыталсЯ). Ђ утром, как
всегда, первым поЯвилсЯ на палубе,  высокий,  с кудрЯвой головой  на  бычьей
шее,  и  наблюдал  за  приступавшими  к  работе  матросами с  обычным  своим
ироническим и непроницаемым видом.
     „есЯть  лет спустЯ Я случайно, совсем неожиданно встретил его на улице,
выходЯ из конторы моего грузополучателЯ. џ, конечно, не забыл  мистера Ѓ.  и
его "’еперь  Я  сам справлюсь". Ћн тоже  менЯ сразу  узнал, припомнил и  мою
фамилию,  и  название судна,  на котором Я служил под его  командой. ЋглЯдел
менЯ с головы до ног.
     -- —то делаете здесь?
     -- Љомандую маленьким барком, -- ответил  Я.  -- Џойдем отсюда с грузом
на  остров ЊаврикиЯ.--  ‡атем,  не  подумав,  спросил;  --  Ђ  вы что теперь
делаете, сэр?
     --  џ?..  --  Ћн смотрел на  менЯ в  упор,  со  знакомой саркастической
усмешкой. -- €щу работы.
     џ готов был сквозь землю провалитьсЯ. Љогда-то  угольно-черные курчавые
волосы  мистера Ѓ.  стали  пепельно-серыми.  ‚се на  нем было безукоризненно
опрЯтно,  как  всегда,  но сильно  потерто,  каблуки  начищенных  до  блеска
башмаков стоптаны. Ћн не рассердилсЯ на менЯ, и мы вместе отправились на мой
барк обедать. Ћн внимательно  осмотрел все судно,  искренне  расхвалил и  от
всей души  поздравил менЯ с  таким назначением.  ‡а  обедом, когда  Я  хотел
налить ему вина или  пива, он покачал  головой и, так как Я  смотрел на него
вопросительно, сказал вполголоса:
     -- Ќет, Я теперь ничего не пью.
     Џосле обеда мы опЯть вышли на палубу. Љазалось, он не мог оторватьсЯ от
моего барка. Њы  тогда налаживали новые нижние рангоуты, и он  не отходил от
работавших, хвалил или поправлЯл  их, давал  советы  своим прежним, знакомым
мне тоном. ЋбращаЯсь  ко  мне, он дважды  назвал  менЯ  "мальчик", но тотчас
поправилсЯ: "Љапитан".  турман мой собиралсЯ  уходить с барка (он женилсЯ),
но  Я скрыл это  от мистера Ѓ. џ  боЯлсЯ, что он попросит менЯ  взЯть его на
место  штурмана, намекнет на это в мучительно  шутливой  форме, и Я не смогу
сделать вид,  что не понЯл. „а,  Я  боЯлсЯ.  ќто было  немыслимо. Ќе  мог  Я
отдавать приказаниЯ мистеру Ѓ., да и он, Я думаю, недолго подчинЯлсЯ бы мне.
‘ этим  он бы не "справилсЯ", хотЯ вот сумел же бросить пить... увы, слишком
поздно!
     Ќаконец он ушел. џ смотрел,  как он идет по улице, вьсокий,  сильный, с
упрЯмым затылком,  и  сердце у менЯ  сжималось  при мысли, что у него,  быть
может, уже завтра нечем будет нечем платить за ночлег. Ќо Я знал, что если в
эту минуту окликну его, он и головы не повернет.
     ’еперь  и он  уже  лишь призрак  прошлого.  Ќо Я  так  и  слышу  слова,
сказанные им когда-то на залитой лунным светом палубе старого "ѓерцога":
     -- Ќе дело это -- торчать в порту. ‘уда  гниют, люди черт знает до чего
доходЯт!


     <B>ЏЋ‘‚џ™…Ќ€…


     XXXV</B>


     -- Љорабли! -- воскликнул пожилой матрос в чистом "береговом"  костюме.
--  Љорабли! --  € его пристальный взглЯд, оторвавшись от моего лица, обежал
нарЯдные лепные украшениЯ на носах судов, которые тогда, в конце семидесЯтых
годов, тесным рЯдом стоЯли вдоль  грЯзной  набережной Ќью-‘аутского дока. --
Љорабли-то все хороши; дело не в них, а в людЯх...
     Џо  меньшей  мере  пЯтьдесЯт  кораблей, деревЯнных  и  железных,  формы
которых  придавали   им  красоту  и  быстроходность  и  ЯвлЯлись  величайшим
достижением  современного  кораблестроениЯ, стоЯли  в  рЯд на Якоре, носом к
набережной, как будто собранные здесь длЯ выставки -- выставки достижений не
ремесла, а  великого  искусства. Ћни были серого, черного или темно-зеленого
цвета  с узкой желтой  полосой, отмечавшей изгиб  их  бортов,  или  с  рЯдом
пестрорасписанных  портов,  украшавших этой  военной  раскраской мощные бока
грузоносцев, которые  знают лишь один триумф -- быструю доставку груза, лишь
одну  славу -- славу долгой службы, одни победы -- победы в  нескончаемой  и
неприметной  борьбе  с  морем.  Ѓольшие пустые суда  с<SUP>  </SUP>тщательно
подметенными трюмами, только что вышедшие из сухого дока и блестевшие свежей
окраской, крутобокие и важные, стоЯли у деревЯнных пристаней, похожие больше
на на подвижные  зданиЯ, чем на корабли. „ругие, уже наполовину нагруженные,
почти  успевшие  принЯть   свой  прежний   подлинно   морской  облик  судов,
поставленных   на  грузовую  ватерлинию,  выглЯдели  менее  неприступно.  €х
невысокие  трапы как будто приглашали бродивших без дела  матросов поднЯтьсЯ
на борт  "поискать себе койку", попытать счастьЯ у капитана. „ва-три готовых
к отправке кораблЯ, словно стараЯсь остатьсЯ незамеченными среди затмевавших
их  товарищей,  сидели в  воде  глубоко,  натЯгиваЯ  привЯзи  своих  носовых
канатов,  выставлЯЯ  напоказ чисто  прибранные палубы  и закрытые люки.  Ћни
готовились кормой  вперед  уйти из  рЯдов и пленЯли  той подлинной красотой,
которую придает судну надлежащаЯ оснастка.
     Ћт ворот верфи до самого дальнего угла, где всегда стоЯл прижатый боком
к  каменному  краю  набережной старый  , уже  пришедший в полную  негодность
фрегат  "Џрезидент"  (тогда  --  учебное   судно  из  резерва  флота),--  на
протЯжении доброй четверти мили над всеми этими корпусами, готовыми и еще не
готовыми,  сто  пЯтьдесЯт  высоких мачт  раскинули  необозримую  сеть  своих
снастей,  в  тесных  петлЯх которой,  чернеЯ  на фоне неба, торчали,  словно
запутавшись, тЯжелые реи.
     ќто  было  замечательное  зрелище. ‘амое  жалкое судно  на воде трогает
сердце морЯка, напоминаЯ о своей верной службе в течение всей жизни. Ђ здесь
можно было  увидеть "аристократию" флота. ’о было благородное собрание самых
красивых  и самых быстроходных,-- и на носу  каждого кораблЯ красовались его
название и эмблема -- можно было подумать, что  находишьсЯ в музее  гипсовых
отливок:  женщины  в  коронах,  женщины  в развевающихсЯ одеждах, с золотыми
сетками на  волосах,  опоЯсанные  голубыми  шарфами,  простирали вперед свои
красиво округленные руки, словно указываЯ путь; головы воинов в шлемах и без
шлемов,  фигуры  во  весь  рост  воинов, королей,  государственных деЯтелей,
лордов  и  принцесс -- все белые с головы до  ног, только кое-где выделЯлось
темное  лицо в  тюрбане, пестро разодетаЯ фигура какого-нибудь  султана  или
героЯ  ‚остока.  €  все  они  стоЯли,  наклонЯсь  вперед  под  сенью  мощных
бугшпритов, словно стремились поскорее начать новый рейс в одиннадцать тысЯч
миль.
     ’аковы были чудесные лепные  украшениЯ лучших  морских  кораблей. €  не
будь  Я так влюблен в жизнь на море, которую делили с нами эти  бесстрастные
фигуры, к чему  бы  мне пытатьсЯ передать словами  впечатлениЯ,  о  точности
которых никто судить  не может, так как ни  один человек  не  увидит  больше
такой  выставки произведений  искусства кораблестроениЯ и  искусства  лепки,
какую мы когда-то могли обозревать круглый год в галерее под открытым небом,
котораЯ называлась: "Ќью-‘аутский док".
     ‚сЯ эта компаниЯ  безмолвных  белых королев, принцесс, королей, воинов,
аллегорических женских фигур,  героинь, государственных деЯтелей и Языческих
богов в  венцах и шлемах или с непокрытой головой навеки сошла  со сцены, до
последней минуты простираЯ  над  бурлЯщей пеной свои красивые  гипсовые руки
или  копьЯ,  мечи,  щиты,  трезубцы, в  одной  и  той  же  позе,  выражавшей
неустанное стремление вперед. € ничего не осталось от этих кораблей -- разве
только  несколько  человек  хранЯт  еще  в   памЯти  звуки  их  имен,  давно
исчезнувших  с  первой  страницы лондонских  газет, с  больших  плакатов  на
железнодорожных  вокзалах  и  дверЯх  судовых  контор, из  мыслей  матросов,
докеров, лоцманов,  грузчиков.  Ќе слышатсЯ  больше  эти  имена в перекличке
грубых голосов,  не  назовут их трепещущие в воздухе сигнальные флаги, когда
корабли встречаютсЯ и расходЯтсЯ в открытом море.
     Џожилой и степенный морЯк отвел  глаза от леса рангоутов и посмотрел на
менЯ взглЯдом, утверждавшим наше братство, таинственное братство морЯков. Њы
с  ним  встретились  случайно  и разговорились.  џ  остановилсЯ подле  него,
заинтересованный тем  же,  на что обратил  внимание и он,--  особенностью  в
парусном  вооружении одного  Явно  нового  судна.  ‘удну  этому  еще  только
предстоЯло заслужить ту или иную репутацию у морЯков, которые будут делить с
ним жизнь. ‚прочем, название его уже не сходило у них с Языка. џ слышал, как
его  упоминали в  разговоре два дюжих загорелых  парнЯ  полуморского типа на
вокзале ”енчерч-стрит, где в те времена толпились  большей частью  мужчины в
тельнЯшках и матросских костюмах, и видно было, что часы прилива  интересуют
их больше, чем часы прихода и ухода поездов.
     Ќазвание  нового судна  уже  раньше  бросилось  мне  в  глаза на первой
странице утренней газеты. џ видел затем это незнакомое сочетание букв, синих
на белом поле, на  доске  объЯвлений, когда наш поезд останавливалсЯ у одной
из ветхих деревЯнных платформ подъездной ветки дока.
     Ћ судне  говорили (с  приличными  случаю комментариЯми)  потому, должно
быть, что оно в тот день сошло со стапелей.  Ќо это  еще далеко не означало,
что  оно "имеет  имЯ". Ќепроверенное, незнакомое еще  с повадками  морЯ, оно
затесалось в  эту знатную компанию судов  и  ожидало отправки в  свой первый
рейс. Ќичто не ручалось за его исправность и надежность, кроме отзыва верфи,
откуда оно очертЯ голову ринулось в мир вод. Ћно показалось мне  скромным. џ
воображал, как оно  тихонько,  неуверенно  прижимаетсЯ  боком к  пристани, к
которой  его  пришвартовали  новенькими  тросами,  робеЯ  в  обществе  своих
закаленных товарищей, уже испытавших на себе все бешеное  неистовство океана
и  узнавших  требовательную любовь  морЯков.  Ћни  проделали  больше дальних
рейсов,  принесших  им  известность,  чем  оно  прожило  недель,  окруженное
вниманием,  которое всегда  уделЯют  новому судну,  как  юной  невесте. „аже
старые брюзги-докеры поглЯдывали на него благосклонно.
     …сли бы этот новичок, робевший на пороге трудной и неизвестной жизни, в
которой от кораблей так много требуетсЯ, мог слышать и понимать человеческую
речь,  ничто бы  так не ободрило  и не утешило его,  как  тот тон  глубокого
убеждениЯ,  каким  почтенный  старый морЯк  повторил первую  половину  своей
фразы:
     -- „а, суда-то все хороши...
     “чтивость  не  позволила  ему  повторить  конец  фразы,  полный горечи.
‘тарик,  видимо, спохватилсЯ, что невежливо настаивать  на таком  мнении. Ћн
видел, что Я морЯк и, может быть, как и он, ищу места, а значит -- мы с  ним
товарищи, но все же Я был офицер, принадлежал к обитателЯм скудно населенной
кормовой части  судна, где  главным  образом и создаетсЯ хорошаЯ  или дурнаЯ
репутациЯ судна.
     --  Ђ  можете  ли вы сказать это обо всех кораблЯх? -- спросил Я, чтобы
поддержать разговор. €бо хоть Я  и был морЯком, но в доки  пришел  не затем,
чтобы приискать  себе  место ("приискать  койку"  как  говорЯт  морЯки),  --
занЯтие,  поглощающее   всего  человека,   как   азартнаЯ   игра,   и   мало
благоприЯтствующее свободному обмену мнений,  так как оно пагубно влиЯет  на
кроткое расположение духа, необходимое длЯ общениЯ с ближними.
     -- ‘ ними всегда можно поладить,-- авторитетно заЯвил мой собеседник.
     Ћн,  как  и  Я, был не прочь поговорить. …сли он и пришел в док  искать
работы, не заметно было, чтобы его угнетало беспокойство относительно исхода
этих поисков. “ него был безмЯтежный вид человека, за которого не навЯзчиво,
но убедительно  говорит его наружность и против которого не может устоЯть ни
один капитан, набирающий на  свое судно матросов. € в самом деле, Я узнал от
него,  что штурман  "ѓипериона" уже  "записал" его  в качестве  рулевого. "‚
пЯтницу подпишем  договор, а в субботу, до утреннего прилива, приказано всем
ЯвитьсЯ",--   заметил  он  непринужденно  и  беспечно.  ‘казанному   странно
противоречила ЯвнаЯ  готовность  матроса стоЯть  тут и болтать  битый  час с
совершенно незнакомым человеком.
     -- "ѓиперион"? —то-то Я не припомню  такого кораблЯ. Љак  он -- хорошим
считаетсЯ?
     €з  его  обстоЯтельного  ответа  Я  заключил, что  "ѓиперион"  имел  не
особенно блестЯщую репутацию: ход у него был недостаточно  быстрый. ‚прочем,
мой собеседник полагал, что если управлЯть "ѓиперионом" как  следует, то  он
"не  будет  валЯть  дурака".  Ќесколько  лет  назад  он  видел это  судно  в
Љалькутте, и  кто-то