ьма преуспела: жжение  увеличиваетсЯ  так постепенно,  так
постоЯнно, что Я его не замечаю.
     џ терЯю зрение. Ќичего не чувствую на ощупь. Љожа сохнет, отваливаетсЯ,
ощущениЯ смутны, болезненны, Я стараюсь их избегать.
     ‘тоЯ  у зеркальной ширмы,  вижу,  что  Я  лыс,  безбород,  без  ногтей,
розоватого  цвета.  ‘илы мои  истощаютсЯ.  —то же до боли, создаетсЯ нелепое
впечатление: мне кажетсЯ, будто она увеличиваетсЯ, но Я чувствую ее меньше.
     Ќепрерывное слабое беспокойство  по  поводу отношений ЊорелЯ и ”аустины
отвлекает  менЯ от мыслей о собственной смерти -- это  эффект  неожиданный и
благотворный.
     Љ несчастью,  не  все мои рассуждениЯ столь полезны, во мне  --  лишь в
воображении, тревожа менЯ --  теплитсЯ надежда, что моЯ болезнь -- результат
сильного самовнушениЯ;  что машины  не причинЯют вреда; что  ”аустина жива и
вскоре Я уеду отсюда, отправлюсь ее искать; что мы вместе будем смеЯтьсЯ над
этим ложным кануном смерти; что мы  приедем в ‚енесуэлу, в другую ‚енесуэлу,
ибо, родина, сейчас ты длЯ менЯ -- это сеньоры из правительства,  полициЯ во
взЯтой напрокат форме,  стрелЯющаЯ  без  промаха,  преследование  на  шоссе,
ведущем в ‹а-ѓуайру, в туннелЯх, на  бумажной фабрике в  Њаракае; и все же Я
тебЯ люблю и, умираЯ,  многократно приветствую тебЯ: ты -- это еще и времена
журнала  "Љохо  илюстрадо",   кучка  людей   (и  Я,  мальчик,  почтительный,
ошеломленный),  которые  каждое  утро с  восьми  до  девЯти  слушали  строфы
Ћрдуньо,  мы становились  лучше  от его  стихов; и вот  мы  -- пылкие  члены
литературного кружка -- едем от Џантеона до кафе ђоки ’арпеи в трамвае номер
десЯть, открытом и дрЯхлом. ’ы, родина, -- это хлеб из маниоки, большой, как
щит,  чистый,  ароматный.  ’ы  --  это  вода,  котораЯ   заливает  долину  и
стремительно  увлекает за собой быков, лошадей, Ягуаров.  € ты, ќлиса, среди
индейцев  в  прачечной, в памЯти  все больше похожаЯ на ”аустину; ты  велела
отвезти менЯ в Љолумбию, и мы  проехали через  плоскогорье  в самое холодное
времЯ; чтобы Я не замерз, индейцы  укрыли  менЯ  жаркими мохнатыми  листьЯми
ароматного кустарника  -- фрайлехона;  и  пока  Я  смотрю на  ”аустину, Я не
забуду тебЯ -- а  Я еще думал, что тебЯ не  люблю! „екларациЯ независимости,
которую нам читал  в день 5  июлЯ в овальном  зале  ЉапитолиЯ величественный
государственный  муж --  ‚алентин  ѓомес, а  мы  -- Ћрдуньо и его ученики,--
чтобы сбить  с  ѓомеса спесь,  не  сводили  восхищенных глаз с картины  ’ито
‘аласа "ѓенерал Ѓоливар переходит границу Љолумбии"; и все же признаюсь, что
позже, когда оркестр  играл "‘лава  народу, // что сбросил гнет,  //  уважаЯ
законы,  // добродетель и честь",  -- мы  не  могли сдержать патриотического
волнениЯ, и сейчас Я тоже не сдерживаю его.
     Ќо моЯ железнаЯ волЯ непрерывно подавлЯет эти мысли, способные нарушить
последний покой.
     џ все еще вижу свое изображение рЯдом с ”ау-стиной. € забываю,  что это
результат  моих  стараний; посторонний зритель  поверил  бы, что  мужчина  и
женщина  одинаково влюблены друг в друга, нужны друг другу. Ѓыть  может, так
кажетсЯ оттого,  что Я плохо вижу.  ‚о всЯком случае,  менЯ  утешает, что  Я
умираю, добившись того, чего хотел.
     „уша  моЯ  пока  еще не  перешла  в изображение,  иначе бы  Я  умер  и,
наверное, перестал бы видеть ”аустину, чтобы остатьсЯ вместе с ней в сценах,
которым не будет свидетелей.
     ’ого,  кто  на  основе  этого  сообщениЯ  изобретет  машину,  способную
воссоздавать целое из разрозненных элементов, Я попрошу  вот о чем. Џусть он
отыщет  ”аустину  и менЯ, пусть позволит  мне  проникнуть в  небесный мир ее
сознаниЯ. ќто будет
     милосердный ЏЋ‘’“ЏЋЉ