начисто  исчерпав вожделение,  надежда,  знаете  ли, уже не  мучает  тебЯ --
воображаешь, что отныне и  впредь, на  все времена, в  жизни твоей воцаритсЯ
холодный рассудок, а  все  страданиЯ  навеки канут  в  прошлое. ‚  известном
смысле Я  всегда погрЯзал в разврате, никогда не переставаЯ при этом мечтать
о бессмертии. ќто было свойственно моей  натуре и  вытекало также из великой
моей любви  к самому  себе, о которой Я уже  неоднократно говорил вам. „а  Я
просто  умирал от  жажды  бессмертиЯ.  џ  слишком любил  себЯ и, разумеетсЯ,
желал,  чтобы драгоценный предмет  этой любви жил вечно. Ќо  ведь в  трезвом
состоЯнии ты,  немного знаЯ себЯ, не  видишь достаточных оснований  к  тому,
чтобы   бессмертие   было   даровано   какой-то   похотливой   обезьЯне,   а
следовательно, надо раздобыть себе суррогаты бессмертиЯ.  €з-за того, что  Я
жаждал  вечной  жизни,  Я  и  спал  с  проститутками и пил  по ночам. “тром,
разумеетсЯ, у  менЯ  было  горько во рту,  как оно и подобает  смертному. Ќо
долгие часы Я  реЯл  в небесах. “ж  не  знаю, как и признатьсЯ, Я  все еще с
умилением вспоминаю о некоторых ночах, когда Я ходил в подозрительный кабак,
поджидаЯ подвизавшуюсЯ там танцовщицу, даровавшую мне свои милости; во славу
ее Я даже подралсЯ однажды вечером с неким хвастливым щенком. Љаждую ночь  Я
трепал  Языком у  стойки бара  в  этом злачном  месте,  освещенном багрЯными
огнЯми и пропитанном  пылью,  врал,  как  зубодер на  Ярмарке, и  пил,  пил.
„ождавшись зари,  Я попадал  наконец  в  вечно не  застланную  постель  моей
принцессы,  котораЯ  машинально  предавалась  любовным  утехам  и  сразу  же
засыпала. Џотихоньку  занималсЯ день, озарЯЯ мое  крушение, а Я,  недвижный,
возносилсЯ к небесам в лучах славы.
     Ђлкоголь и женщины  давали мне, признаюсь, единственное  достойное менЯ
облегчение. Ћткрываю вам эту тайну, дорогой друг, не бойтесь воспользоватьсЯ
ею. ‚ы  сами  тогда убедитесь,  что  настоЯщий разврат -- сущий  избавитель,
потому что он не налагает никаких обЯзательств.  ђаспутствуЯ, думаешь только
о самом себе, поэтому-то больше всего и развратничают люди, питающие великую
любовь к  собственной  особе. ђазврат --  это  джунгли  без  будущего и  без
прошлого,  а   главное,   без  обещаний  и   без  немедленной  кары.  Њеста,
предназначенные длЯ  него, отделены от  мира. ‚ходЯ туда,  оставь и страх  и
надежду. ђазговаривать там не обЯзательно, то, за чем пришел, можно получить
и  без  слов, а зачастую даже  и без денег -- да-да. Ђх,  позвольте  уж мне,
пожалуйста,  воздать хвалу безвестным и позабытым женщинам, которые помогали
мне  тогда.  …ще  и  до сих пор  к воспоминаниЯм, оставшимсЯ  у  менЯ о них,
примешиваетсЯ что-то похожее на уважение.
     Љак бы то ни было, Я без удержу пользовалсЯ этими средствами избавлениЯ
от  тоски. ЊенЯ видели даже в  особой  гостинице, отведенной, как говоритсЯ,
длЯ  прелюбодейства, Я жил там  одновременно  с проституткой зрелых лет  и с
молоденькой  девушкой  из  лучшего общества. ‘ первой Я  играл роль  верного
рыцарЯ,  а вторую  посвЯщал в некоторые  тайны реальной действительности.  Љ
несчастью, проститутка  была по природе своей крайне  буржуазна: позднее она
согласилась написать свои воспоминаниЯ длЯ одного церковного журнала, широко
открывавшего свои страницы современным  проблемам. Ђ  молодаЯ  девушка вышла
замуж, чтобы утолить  свои  разнузданные страсти  и  найти применение  своим
замечательным дарованиЯм. Њогу похвалитьсЯ также, что в  это времЯ менЯ  как
равного принЯла к себе  некаЯ мужскаЯ корпорациЯ, на которую часто клевещут.
“помЯну  об этом  лишь вскользь;  как вам  известно,  даже  очень умные люди
гордЯтсЯ тем,  что они  способны выпить на одну бутылку  больше, чем  сосед.
Њне, может быть,  удалось  бы  найти  в этих  приЯтных развлечениЯх  покой и
избавление от мук.  Ќо опЯть  помехой  этому оказалсЯ Я  сам. ‚друг заболела
печень, да еще напала безмернаЯ усталость, котораЯ и до сих пор не оставлЯет
менЯ. ‚от играешь в игру "жажда бессмертиЯ", а через несколько недель ты уже
едва жив и не знаешь, сможешь ли дотЯнуть до завтра.
     Љогда  Я  отказалсЯ  от  своих   ночных  подвигов,  жизнь  стала  менее
мучительной,  и   это  была  единственнаЯ  польза  от  такого  эксперимента.
“сталость,  подтачивающаЯ мое тело, притупила  многие  шипы, раздиравшие мне
душу. ‚сЯкое излишество  уменьшает  жизненную силу,  а  значит,  ослаблЯет и
страданиЯ. ‚  разврате нет ничего неистового вопреки обычному представлению.
ќто  просто долгий  сон.  ‚ы,  вероЯтно, замечали,  что длЯ людей,  искренне
страдающих  от  ревности,  важнее  всего переспать с  той,  котораЯ, как они
думают, изменила им.  Ћни,  разумеетсЯ, хотЯт лишний раз удостоверитьсЯ, что
драгоценное сокровище по-прежнему принадлежит им. Ћни, как говоритсЯ, жаждут
обладаниЯ, к тому же сразу после этого они меньше ревнуют. ЏлотскаЯ ревность
--  это  результат воображениЯ, а также  и мнениЯ  человека  о  самом  себе.
‘опернику он приписывает  те  скверные мысли, какие  у него  самого были при
таких же  обстоЯтельствах. Љ  счастью,  от  избытка  блаженства  воображение
хиреет   так  же,  как  и  самомнение.  Њуки   ревности   угасают  вместе  с
мужественностью и дремлют так же долго, как и она. Џо  тем же самым причинам
юноши  после первой  любовницы освобождаютсЯ от метафизической тревоги, зато
некоторые  браки,  представлЯющие   собою  узаконенный  разврат,  становЯтсЯ
однообразными  похоронами  смелости и изобретательности. „а,  дорогой  друг,
буржуазный  брак обул нашу  страну в домашние шлепанцы и скоро приведет ее к
вратам смерти.
     џ преувеличиваю?  Ќет, только отвлекаюсь. ‚едь Я  хотел  лишь  сказать,
какую выгоду извлек из нескольких месЯцев разврата. џ жил в каком-то тумане,
в котором смех,  преследовавший менЯ, звучал так глухо, что Я в конце концов
даже и не слышал его. ђавнодушие, занимавшее уже столько места в  моей душе,
не  встречало  больше  сопротивлениЯ,  и склероз этот  все  ширилсЯ.  Ѓольше
никаких  волнений!  ђовное  настроение,  вернее,  отсутствие  настроениЯ.  “
выздоравливающего  чахоточного  легкие,  пораженные   туберкулезом,   иногда
ссыхаютсЯ, и мало-помалу счастливый их обладатель погибает от удушьЯ. ’ак  и
Я спокойно  умирал  от  своего  исцелениЯ. џ  все еще  кормилсЯ  адвокатским
ремеслом, хотЯ и  подорвал свою репутацию дерзкими выпадами в разговорах, но
регулЯрно  заниматьсЯ  судебной практикой  мне  мешала беспорЯдочнаЯ  жизнь.
€нтересно,  кстати,  отметить,  что  мне меньше вменЯли в  вину  мои  ночные
похождениЯ,  чем браваду  в моих речах. —исто  ораторские ссылки  на господа
бога в моих судебных выступлениЯх вызывали  недоверие у моих  клиентов. Ћни,
вероЯтно, боЯлись, что  небо не сможет так хорошо защитить их  интересы, как
искусный адвокат, несокрушимый  знаток уголовного  и  гражданского кодексов.
Ћни вполне могли предположить, что Я взываю к богу в силу своего невежества.
Џоэтому число их  уменьшилось. ‚ремЯ от времени Я еще выступал в  суде. €ной
раз, позабыв о  том, что Я больше не верю  своим  словам, Я  говорил хорошо.
‘обственный голос увлекал менЯ, Я шел  за ним следом; хоть Я и не воспарЯл в
небеса,  как раньше, Я  все же  немного  отрывалсЯ от  земли,  летел бреющим
полетом. Џомимо деловых знакомых, Я мало с кем виделсЯ, с трудом поддерживал
две-три  надоевшие  свЯзи.  ‘лучалось  даже,  что  Я  отдавал  вечера  чисто
дружеской  близости, к которой не примешивались грешные желаниЯ, и  смиренно
переносил  эти  скучные часы, едва, однако,  слушаЯ то, что мне  говорили. џ
немного пополнел и мог уже надеЯтьсЯ наконец, что кризис миновал. ’еперь мне
оставалось только стареть.
     Ќо  вот однажды, во времЯ морского путешествиЯ, на  которое Я пригласил
свою подружку, не сказав ей о том, что Я предпринЯл его, чтобы отпраздновать
свое исцеление,  Я очутилсЯ на борту океанского парохода, на верхней палубе,
разумеетсЯ;  мы  плыли  в  открытом  море,  и  вдруг  вдали  на  поверхности
синевато-серых волн Я заметил  черную  точку. џ сразу отвел глаза, сердце  у
менЯ забилось. Љогда Я  снова заставил себЯ  посмотреть в ту сторону, чернаЯ
точка куда-то исчезла. Ќо  Я вновь ее увидел и готов  был закричать, позвать
на помощь.  Ћднако оказалось, что это  просто обломок Ящика, какие  пароходы
оставлЯют за собой. € все же мне  нестерпимо было  смотреть на него, мне все
казалось, что  это  утопленник. ’огда без тени возмущениЯ,  как  смирЯютсЯ с
роковой  вестью,  давно уже  знаЯ,  что  это  правда,  Я  понЯл,  что  крик,
раздавшийсЯ на  ‘ене много лет назад, разнесшийсЯ  где-то за моей спиной, не
умолк: река повлекла его  к водам ‹а-Њанша, и  он  несетсЯ теперь  по  всему
свету, в беспредельных просторах  океана; он  ждал менЯ до того днЯ, когда Я
встретил его. џ  понЯл  также, что он и дальше будет ждать менЯ  на морЯх  и
реках -- словом, повсюду, где  окажетсЯ горькаЯ вода моего крещениЯ.  Ђ ведь
здесь  мы  тоже  на  воде,  верно?  Ќа  плоской,  однообразной,  бесконечной
поверхности, сливающей свои  пределы  с  пределами земли. Џросто не веритсЯ,
что мы скоро  прибудем  в Ђмстердам.  Ќет,  никогда нам не выбратьсЯ из этой
огромной  купели. Џрислушайтесь. ‚ы разве не слышите криков чаек? Ћни кличут
нас. Љ чему же они нас призывают?
     „а это  те  же  самые  чайки,  которые кричали,  которые звали  менЯ  в
Ђтлантическом океане в  тот день, когда мне стало совершенно Ясно,  что Я не
исцелилсЯ, что  Я  по-прежнему в тисках и  мне надо  что-то сделать. Љончена
блестЯщаЯ карьера, но кончены  также и неистовство и судорожные рывки.  Ќадо
покоритьсЯ  и  признать себЯ виновным. Ќадо  жить в мешке. „а, правда, вы не
знаете,  что такое "мешок"!  ’ак называли  в средние века каземат  подземной
темницы.  Ћбычно  заключенного  бросали  туда на  всю  жизнь.  ќтот  каземат
отличалсЯ  от  других  камер   остроумно  вычисленными  размерами.  Ћн   был
недостаточно  высок,  чтобы   можно  было  выпрЯмитьсЯ   во   весь  рост,  и
недостаточно длинен, чтобы  можно было лежать. Џриходилось поневоле жить там
скрючившись,  "по диагонали", сон  сваливал  человека  с ног; бодрствуЯ,  он
вынужден был сидеть  на  корточках. „руг  мой,  какаЯ  это  была  гениальнаЯ
находка. ’ак просто, а вместе с тем гениально,  Я говорю это, взвешиваЯ свои
слова.  ЌепрестаннаЯ,   вынужденнаЯ   неподвижность,  от  которой   затекало
онемевшее тело, заставлЯЯ осужденного смирЯтьсЯ с мыслью,  что он виновен, а
невиновность дает  право  весело  потЯнутьсЯ.  Њожете вы  себе представить в
таком "мешке" человека, привыкшего к горным  высотам и верхним палубам? —то?
ђазве можно  было  жить в  таких казематах и  быть  невиновным?  ЌевероЯтно,
совершенно невероЯтно! Ђ иначе разобьетсЯ  весь ход моих рассуждений.  —тобы
невиновному да пришлось жить, превратившись в горбуна, -- нет, Я отказываюсь
допустить  хотЯ бы  на  минуту подобную  гипотезу!  ‚прочем,  нельзЯ  никого
считать  невиновным,  зато  с  уверенностью  можно  утверждать,  что  все мы
виноваты.  Љаждый человек свидетельствует о преступлении всех  других -- вот
моЯ вера и моЯ надежда.
     Џоверьте,  религии ошибаютсЯ, как  только  начинают создавать  принципы
нравственности  и  мечут   громы   и   молнии,  устанавливаЯ  заповеди.  Ќет
необходимости в боге, чтобы возложить  на кого-нибудь бремЯ вины  и наказать
за нее. ќто прекрасно сделают наши ближние с нашей помощью. ‚от вы сказали о
‘трашном  суде.  Џозвольте мне почтительно посмеЯтьсЯ над этим.  џ  жду  его
бестрепетно, ведь Я изведал кое-что страшнее: суд человеческий. „лЯ него нет
смЯгчающих  обстоЯтельств,  даже благие намерениЯ он вменЯет в вину. ‘лышали
вы хотЯ бы о  камере плевков? Љакой-то народ  недавно придумал такую камеру,
чтобы доказать,  что он самый великий народ на земле.  ќто каменный Ящик,  в
котором заключенный стоит во весь рост, но двигатьсЯ не может. ЏрочнаЯ дверь
этой каменной скорлупы доходит ему до  подбородка. ‡начит, видно  только его
лицо,  которое  каждый  тюремный  сторож,  проходЯ  мимо,  орошает  обильным
плевком.  “зник, втиснутый  в Ящик,  не  может  утеретьсЯ,  но  ему, правда,
позволено закрывать  глаза. Ќу  вот,  дорогой  мой,  вот вам изобретение ума
человеческого. „лЯ этого маленького шедевра бог людЯм не понадобилсЯ.
     —то  Я  хочу сказать? „а то, что единственнаЯ польза от  бога была  бы,
если б он гарантировал невиновность, и на религию Я смотрел бы скорее как на
огромную прачечную,  чем она,  кстати  сказать, и  была когда-то,  но  очень
недолго -- в  течение  нескольких  лет  --  и не называлась  тогда религией.
Ћднако с тех пор  не  хватает мыла,  а  так как носы у нас грЯзные, то мы их
друг  другу вытираем. ‚се пакостные, все наказанные,  а  туда  же, плюем  на
провинившихсЯ, и хлоп -- в каменный мешок! „авай, кто кого переплюнет, вот и
все.  џ вам сейчас открою  большой секрет, дорогой мой. Ќе  ждите  ‘трашного
суда. Ћн происходит каждый день.
     Ќет,  не  беспокойтесь, Я озЯб немножко,  оттого и дрожу. ’акаЯ сырость
проклЯтаЯ! „а мы  уже и подплываем. ‘топ! Ќет-нет, вас  пропускаю вперед. Ќо
только  не уходите,  пожалуйста,  проводите менЯ немножко. џ еще не  кончил,
надо  продолжить.  Ђ продолжать-то как раз и трудно. Џогодите, вы знаете, за
что его распЯли -- того самого, о ком вы, может быть, думаете  в эту минуту?
ђазумеетсЯ, было много причин. ‚сегда найдутсЯ причины длЯ того, чтобы убить
человека.  € наоборот, невозможно оправдать помилование. Џреступление всегда
найдет защитников, а невиновность -- только  иногда. Ќо, помимо  тех причин,
какие нам усердно объЯснЯли в течение  двух тысЯч лет, была еще одна  важнаЯ
причина этой ужасной казни, и Я не знаю, почему ее так старательно скрывают.
€стиннаЯ причина вот в чем: он-то сам знал, что совсем невиновным его нельзЯ
назвать.  …сли на нем не было бремени преступлениЯ, в  котором его обвинЯли,
он  совершил другие грехи, даже если и не знал какие. Ђ может  быть, и знал?
‚о всЯком случае, он стоЯл у их истока. Ћн, наверно, слышал, как говорили об
избиении младенцев. Њаленьких детей в  €удее убивали, а его  самого родители
увезли в  надежное место.  €з-за чего же дети умерли, если не из-за него? Ћн
этого  не   хотел,  разумеетсЯ.  Џерепачканные   кровью  солдаты,  младенцы,
разрубленные  надвое,  --  это было  ужасно длЯ него.  €  конечно, по  самой
сущности своей он не  мог их забыть. ’а  печаль, которую угадываешь  во всех
его  речах и поступках,  -- разве  не  была она неисцелимой тоской?  Ћн ведь
слышал  по  ночам  голос  ђахили,  стенавшей над  мертвыми своими  детьми  и
отвергавшей все утешениЯ. ‘тенаниЯ поднимались во мраке ночном, ђахиль звала
детей своих, убитых из-за него, а он-то, он был жив!
     Ћн  знал все сокровенное, все постигнул в душе человеческой (Ђх! Љто бы
мог подумать, что иной раз не так преступно  предать смерти, как не  умереть
самому!), он день  и ночь  думал о своем безвинном  преступлении, и длЯ него
стало  слишком трудно  крепитьсЯ и жить. ‹учше  было со всем  покончить,  не
защищатьсЯ,  умереть,  чтобы  не сознавать себЯ  единственным уцелевшим,  не
поддаватьсЯ  соблазну уйти куда-нибудь в другое место, где его, может  быть,
поддержат. …го не  поддержали, он  на  это возроптал, и тогда  его  стенаниЯ
подвергли цензуре. „а-да, кажетсЯ, это евангелист ‹ука выкинул из текста его
жалобный возглас: "‡ачем ты покинул менЯ?" --  ведь это мЯтежный возглас, не
правда ли! †иво, ножницы сюда! ‡аметьте, однако, что, если бы ‹ука ничего не
вычеркнул, жалобу  распЯтого едва бы  заметили; во  всЯком  случае,  она  не
занЯла  бы  большого места. Ђ  запрещение цензора превратило возглас в крик.
‘транно все устроено в мире.
     Ќо все равно тот,  кто подвергсЯ цензуре, не мог продолжать. џ, дорогой
мой, знаю, что говорю. Ѓыло времЯ, когда мне  каждую минуту казалось, что до
следующей  минуты  мне  не  дожить.  „а, можно  в  этом  мире  вести  войны,
кривлЯтьсЯ,  изображаЯ любовь,  мучить своего ближнего,  распускать павлиний
хвост в газетах или просто-напросто злословить о своем соседе, занимаЯсь при
этом  вЯзаньем.  Ќо в  иных  случаЯх  продолжать свое  существование, только
продолжать, --  длЯ этого  надо быть сверхчеловеком. Ђ ведь он, поверьте, не
был сверхчеловеком. Ћн возроптал, он пожаловалсЯ на свои муки, и потому-то Я
люблю его, друг мой, люблю его, умершего в неведении.
     Љ несчастью, нас он  оставил  одних,  и мы живем, что  бы ни случилось,
даже  когда  мы брошены  в каменный мешок,  когда  мы  изведали  то,  что он
изведал, но  оказались не способны сделать  то, что он сделал, и умереть так
же, как  он.  ђазумеетсЯ,  кое-кто попыталсЯ  обратить  себе на  пользу  его
смерть. ‚ конечном счете было  гениальной  выдумкой сказать нам: "„а,  вы не
блещете добродетелЯми -- это факт.  Ќо не  будем вдаватьсЯ в подробности! ‚ы
искупите  все  сразу,  когда  вас распнут  на кресте!"  ’еперь слишком много
страдальцев карабкаетсЯ на крест, желаЯ, чтобы их видели издалека, даже если
им надо длЯ этого  попрать ногами того, кто уже давно  распЯт. ‘лишком много
людей  решило творить милосердие без великодушиЯ.  Ђх, как же несправедливо,
как несправедливо с ним поступают! “ менЯ просто сердце сжимаетсЯ от обиды.
     Ќу  вот,  смотрите  --  опЯть  на  менЯ  нашло:  собралсЯ  выступить  с
защитительной речью. Џростите  менЯ, пожалуйста, надеюсь, вы поймете, почему
так происходит. ‡наете,  неподалеку отсюда находитсЯ  музей,  который  носит
такое название: "ѓосподь спаситель наш над нами!" ‚ давние времена голландцы
устраивали  свои  катакомбы на  чердаках.  —то  поделаешь, подземельЯ  здесь
затоплЯет. Ќынче,  не беспокойтесь, их господь спаситель не обретаетсЯ ни на
чердаке, ни  в подземелье. Ћни  в тайне  сердца своего вознесли его на стену
трибуналов  и от  его имени  бьют  со всего  размаха,  а главное  --  судЯт,
осуждают. Ћт  его имени! Ћн-то кротко говорил блуднице: "€ Я тоже не осуждаю
тебЯ". Ќо длЯ них это неважно, они осуждают, они никому не отпускают грехов.
"‚о имЯ господа получай пощечину. Ќа  тебе!"  ‚о имЯ господа? Ћн не требовал
такого рвениЯ, друг мой. Ћн хотел, чтобы его любили, и только. Љонечно, есть
люди, которые  его любЯт,  даже среди  христиан.  Ќо сколько  их? Џо пальцам
можно перечесть.  Ћн, впрочем, предвидел это -- у него было  чувство  юмора.
Ђпостол Џетр,  как  известно, струсил и  отрексЯ от него:  "џ не знаю  этого
человека...  Ќе знаю,  что  ты  хочешь сказать и  т. д." “жасно испугалсЯ! Ђ
учитель так остроумно  ему сказал: "Ќа сем камне воздвигну  Я церковь свою".
ЉакаЯ  ирониЯ!  „альше уж  некуда! ‚ы  не  находите?  €  что же,  они  опЯть
восторжествовали: "‚ы  же  видите, он сам так сказал!" Ћн  действительно так
сказал, с полным пониманием дела. Ђ потом ушел навеки, предоставив им судить
и выносить приговоры. Ќа устах -- прощение, а в сердце -- суровый приговор.
     €  ведь нельзЯ сказать,  будто  в  мире уже  нет  состраданиЯ, где там,
великие  боги! Њы  без  конца о нем говорим. Џросто теперь больше никого  не
оправдывают. Ќевиновность умерла, а судьи так и  кишат, судьи  всех пород --
из воинства •риста и из воинства  Ђнтихриста;  впрочем, это одно племЯ,  они
помирились друг с другом, придумав каменный мешок.  ЌельзЯ все валить только
на христиан. „ругие тоже  не стоЯт в сторонке. ‡наете,  во что  превратили в
этом городе дом, где некогда жил „екарт?  ‚ сумасшедший  дом! „а-да, повсюду
теперь бред безумиЯ и  преследованиЯ. ђазумеетсЯ, и мы волей-неволей в  этом
участвуем. ‚ы уже могли заметить, что Я ничего не щажу.  „а, мне думаетсЯ, и
вы не  меньше моего  порицаете миропорЯдок.  Ќу, а раз мы все стали судьЯми,
все мы друг перед  другом виноваты, все мы  подобны  •ристу, на свой грешный
лад, всех нас одного за другим распинают на кресте, а сами  палачи того и не
ведают.  ’ак  было  бы и со  мной,  Љламансом,  если бы  Я не  нашел выхода,
единственного разрешениЯ задачи -- словом, не открыл бы истину...
     Ќет, не  бойтесь, дорогой друг, не бойтесь. Ќа сем Я останавливаюсь. „а
мы сейчас и простимсЯ -- вот  мой дом. ‚ одиночестве, в час усталости охотно
считаешь себЯ пророком --  что поделаешь! ‚ конце концов Я и стал  пророком,
укрывшимсЯ в пустыне, созданной из камнЯ, туманов и стоЯчих вод, но речи мои
-- пустословие, ибо  наше  времЯ  -- царство пошлости, и назвать менЯ  можно
€лией, непосланным  мессией,  взвинченным от  лихорадки  и  джина, пророком,
который прислонилсЯ к вот этой липкой двери и, воздев палец к  низкому небу,
проклинает беззаконников, кои не могут переносить суждениЯ о них. „а-да, они
не  могут,  дорогой мой, переносить никакого суда над  ними --  в этом все и
дело. Љто соблюдает закон, не боитсЯ суда, ибо признан будет верным велениЯм
закона. Ќо величайшаЯ мука длЯ человека -- подвергнутьсЯ суду беззаконников.
Ђ  ведь нам  и приходитсЯ  ее  терпеть. Ќе знаЯ  по  природе своей  никакого
удержу, разъЯренные судьи наугад хватают, хватают жертвы  беззакониЯ своего.
—то же нам  остаетсЯ делать? Ћпередить преследователей,  не правда ли? ‚от и
идет великаЯ  суматоха.  ЊножитсЯ  число пророков  и целителей,  они  спешат
принести нам благие законы или непогрешимый общественный строй,  пока  землЯ
еще не  обезлюдела. ‘частье ваше, что  Я пришел к вам. €бо  Я  --  начало  и
конец, Я возвещаю закон. ‘ловом, Я -- судьЯ на покаЯнии.
     „а-да. Ђ завтра Я скажу вам,  в чем состоЯт эти прекрасные обЯзанности.
Џослезавтра   вы  уезжаете,  так   надо   поторопитьсЯ.  Џриходите  ко  мне,
пожалуйста.  ‡вонить надо три раза. ‚ы возвращаетесь в  Џариж? Џариж далеко,
Џариж прекрасен, Я не позабыл его. Џомню его сумерки в такое же  вот осеннее
времЯ. Ќа  крыши, сизые от  дыма, спускаетсЯ вечер, сухой,  хрустЯщий, город
глухо гудит,  а река  словно  течет  в обратную  сторону.  џ бродил тогда по
улицам. ’акие, как Я, бродЯт там и теперь, Я это знаю. Ћни бродЯт,  а делают
вид, будто спешат к усталой жене, в свой суровый дом... Ђх, друг мой, знаете
ли вы, каково одинокому человеку бродить по улицам в больших городах?..
     Њне ужасно неловко, что Я принимаю вас, лежа в постели. Ќет-нет, ничего
серьезного, немножко лихорадит: Я лечусь джином. ‡накомое дело эти приступы.
ЊалЯриЯ. џ  подхватил ее, вероЯтно, в те времена, когда был  папой  ђимским.
Ќет, это только наполовину шутка. џ знаю,  что  вы думаете: "’рудно отличить
правду  от выдумки в его рассказах". ‘ознаюсь, трудно. џ и сам... ‚идите ли,
один из близких моих знакомых делил людей на  три разрЯда: одни предпочитают
лучше уж ничего  не  скрывать,  только  бы  не  лгать,  другие  предпочитают
солгать, но  никогда  не откажутсЯ от  того, что  следует  скрыть, а  третьи
готовы  и  приврать,  и  кое-что держать  в  тайне.  ЏредоставлЯю вам самому
выбрать, к какому разрЯду правильнее всего менЯ отнести.
     „а разве  все  это важно?  ‹ожь изреченнаЯ  в конечном счете приводит к
правде. ђазве мои рассказы, правдивые или выдуманные,  не имеют одной и  той
же  цели, одного и  того же смысла? ’ак  не  все ли  равно, правдивы они или
выдуманы, если в обоих случаЯх они рисуют, кем Я был и кем стал теперь. €ной
раз  Яснее разберешьсЯ в  человеке,  который  лжет, чем в  том,  кто говорит
правду.  Џравда,  как  Яркий  свет,  ослеплЯет.  ‹ожь,  наоборот, --  легкий
полумрак,  выделЯющий каждую  вещь. Ќу, думайте что угодно, а менЯ назначили
папой в концлагере.
     ЏрисЯдьте же, пожалуйста.  Џрошу вас. ‚ам любопытна моЯ  комната? ‘тены
голые,  но все  тут  опрЯтно.  Џодобие  картины ‚ермеера,  но  без шкафов  и
кастрюль. € без книг тоже -- Я уже  давно бросил читать.  Љогда-то у менЯ  в
доме полно было наполовину прочитанных книг. ЋтвратительнаЯ манера, такаЯ же
противнаЯ,  как привычка иных  привередников,  которые  отщипнут кусочек  от
паштета из гусиной печенки,  а остальное выбрасывают вон. ‚прочем, Я  теперь
люблю только исповеди, но  авторы этих  исповедей  пишут главным образом длЯ
того, чтобы  ни  в чем не  исповедатьсЯ и ничего не сказать из того, что  им
известно.  Љогда  они  Якобы  переходЯт  к признаниЯм,  тут-то  им  и нельзЯ
доверЯть: сейчас начнут подрумЯнивать труп. Џоверьте мне, Я в этой косметике
разбираюсь. Ќу, Я сразу обрезал. „олой  книги, долой и лишние вещи -- только
строго  необходимое, чтобы  было  чисто  и отлакировано,  как  гроб.  Љстати
сказать,  эти голландские  постели жестки, как камень, а безупречной белизны
простыни, благоухающие чистотой, подобны смертному савану.
     ‚ам любопытно познакомитьсЯ с моими приключениЯми, которые возвели менЯ
в  сан папы? ‡наете ли, самые  банальные обстоЯтельства.  •ватит ли только у
менЯ сил рассказать  о  них. „а, лихорадка, кажетсЯ,  стихает. Ђ событиЯ эти
давние. Џроисходили они в Ђфрике, где благодарЯ господину ђоммелю заполыхало
пламЯ войны. џ в нее не вмешивалсЯ, нет, не беспокойтесь. џ уже все покончил
и с  той  войной, что шла в …вропе. Љонечно, менЯ мобилизовали, но Я ни разу
не был под  огнем. Џожалуй, стоило  пожалеть об этом. Њожет быть, это многое
изменило бы.  ”ранцузской  армии Я на  фронте  не потребовалсЯ. ЊенЯ  только
заставили участвовать  в  отступлении. ’аким  образом Я снова увидел Џариж и
немцев. ЊенЯ  соблазнЯла мысль о ‘опротивлении -- о нем начали говорить  как
раз в тот момент, когда Я открыл в себе  чувство патриотизма. ‚ы улыбаетесь?
Ќапрасно.  џ  сделал это  открытие в коридорах метро, на станции  "атле". ‚
лабиринте  переходов там заблудилась собака.  ЃольшаЯ, шерсть  жесткаЯ, одно
ухо торчит, другое обвислое, в  глазах  любопытство.  Џес  скакал, обнюхивал
икры  проходивших  людей.  џ люблю собак,  всегда  любил их  верной,  нежной
любовью. џ подозвал этого пса,  он заколебалсЯ, но, видимо,  почувствовал ко
мне  доверие  и, восторженно  вилЯЯ хвостом,  побежал  на  несколько  метров
впереди   менЯ.  €  тут  менЯ  обогнал   весело  шагавший  немецкий  солдат.
ЏоравнЯвшись с собакой, он погладил ее по  голове. € пес без колебаниЯ пошел
рЯдом  с  ним,  так же радостно  вилЯЯ хвостом, и исчез  с  этим  немцем.  џ
почувствовал  не только досаду, а лютую злобу к этому немецкому солдату -- и
тогда Я понЯл, что во мне заговорил патриотизм. Џойди собака за французом, Я
об этом  и думать  бы  позабыл.  Ђ  тут  мне  все  представлЯлось,  как этот
симпатичный  пес  станет  любимцем  немецкого  полка, и это приводило менЯ в
Ярость. €спытание было убедительное.
     џ пробралсЯ в южную зону  с намерением  разузнать там о  ‘опротивлении.
Ќо,  получив  на  месте сведениЯ,  Я  заколебалсЯ.  „вижение показалось  мне
немного  безрассудным  и, прЯмо сказать,  романтичным.  Ђ главное, думаетсЯ,
подпольнаЯ  работа  не  соответствовала моему  темпераменту  и моей любви  к
высотам,  овеваемым  чистым воздухом. Њне  казалось, что  от менЯ  потребуют
ткать  ковер  в  подземелье, ткать  его долгие дни  и ночи,  а тупые негодЯи
придут и,  обнаружив  менЯ,  сначала  искромсают  все  мое  рукоделье, потом
потащут менЯ в другой подвал,  будут там  пытать и убьют менЯ! џ  восхищалсЯ
теми,  кто  оказалсЯ  способен  на этот  подземный героизм,  но сам  не  мог
следовать их примеру.
     ’огда Я переехал  в ‘еверную Ђфрику, питаЯ смутные  намерениЯ добратьсЯ
оттуда до ‹ондона.  Ќо в Ђфрике положение  было  неЯсным, обе противостоЯщие
друг другу  группировки казались  мне  одинаково  правыми, и  Я воздержалсЯ.
Џонимаю  по  вашему виду, что  вы находите мое изложение  этих  немаловажных
подробностей слишком поверхностным. Ќу что ж,  если  Я правильно оценил вас,
то именно моЯ торопливость и заставит вас обратить  на них сугубое внимание.
Љак бы  то ни  было,  Я  в конце концов  очутилсЯ  в  ’унисе, где нежнаЯ моЯ
подруга устроила менЯ на службу. Ћна была очень культурной особой и работала
в кино. џ последовал  за ней в ’унис  и узнал ее  настоЯщую профессию только
после  высадки союзников в Ђлжире -- в тот  день, когда немцы арестовали ее.
‚месте с нею на  всЯкий случай забрали и менЯ. —то сталось с нею, не знаю. Ђ
мне  не  причинили  никакого зла, и после ужасной  тревоги Я понЯл,  что мой
арест  скорее  произведен   в  целЯх  безопасности.   ЊенЯ  интернировали  в
концлагерь под ’риполи;  заключенные  страдали  там не столько от  жестокого
обращениЯ,  сколько  от  жажды и отсутствиЯ одежды. Ћписывать нашу  жизнь  в
лагере не стану. Њы, дети середины двадцатого века, не нуждаемсЯ в рисунках,
чтобы  представить себе такого  рода  места. ‘то пЯтьдесЯт  лет  назад людей
умилЯли озера  и леса. Ђ  нынче нас  приводЯт в лирическое волнение тюремные
камеры. €так,  Я  доверюсь  вашему  воображению,  только  прибавлю несколько
штрихов: зной, отвесные лучи солнца, мухи, песок, отсутствие воды.
     ‘о мной был там один молодой француз, человек верующий. „а, прЯмо как в
сказке. Џо характеру -- сущий рыцарь  „югесклен.  Ћн отправилсЯ из ”ранции в
€спанию, чтобы сражатьсЯ с немцами. Ђ католический генерал интернировал его,
и, видЯ, что во франкистских концлагерЯх чечевичнаЯ похлебка длЯ заключенных
получала, осмелюсь сказать, благословение папы ђимского, он впал  в глубокое
уныние.  Ќи  знойные  небеса  Ђфрики,  в   которой  он  очутилсЯ  затем,  ни
вынужденные  досуги  в  концлагере  не могли  исцелить его от  этого уныниЯ.
Ќаоборот, от  постоЯнного  раздумьЯ  и  невыносимого солнца  он стал немного
ненормальным. Ћднажды,  когда  под тентом,  с  которого  как будто струилось
расплавленное  олово,  нас сидело  человек  двенадцать,  задыхаЯсь  и тщетно
отгонЯЯ  мух, „югесклен, как обычно, начал  обличать папу ђимского, которого
он  называл  ђимлЯнин. Ћборванный,  обросший  бородой,  он  смотрел  на  нас
блуждающим  взглЯдом,  голый,  худой  его  торс  покрыт  был  потом,  пальцы
костлЯвых рук барабанили  по  выступающим ребрам. Ћн  заЯвил нам,  что нужно
избрать нового  папу,  который  жил бы  среди  несчастных, вместо того чтобы
молитьсЯ, сидЯ на престоле, и  чем  скорее  произвести  перемену, тем лучше.
Џристально вглЯдываЯсь  в нас сумасшедшими своими глазами, он твердил, киваЯ
головой: "„а,  чем скорее, тем лучше". €, вдруг успокоившись, сказал мрачным
тоном, что  далеко  ходить  не надо --  выбрать  следует кого-нибудь из нас,
взЯть человека цельного, имеющего и недостатки и достоинства, и принести ему
клЯтву в повиновении, поставив одно-единственное обЯзательное условие: пусть
он поддерживает  и в себе и в других чувство нашей общности в страданиЯх. "“
кою из нас больше всего слабостей?" -- сказал он. утки  ради Я поднЯл  руку
-- больше никто не отозвалсЯ. "•орошо, †ан-Ѓатист подойдет". Ќет,  он не так
сказал -- ведь Я носил тогда другое имЯ.  ‚о всЯком случае, он объЯвил, что,
выставив  свою  кандидатуру,  Я  проЯвил  незаурЯдное мужество, и  предложил
избрать  менЯ.  Ћстальные  согласились,  с  некоторой  важностью  играЯ  эту
комедию. Џо  правде  сказать, „югесклен произвел на нас впечатление. „аже Я,
как помнитсЯ, не смеЯлсЯ. ‚о-первых, Я полагал, что мой юный пророк  прав, а
тут  еще солнце, изнурительный труд, сражениЯ  из-за воды -- словом, мы были
немного не в себе. ‚о всЯком случае, Я несколько недель исполнЯл обЯзанности
папы ђимского, и притом самым серьезным образом.
     ‚ чем же они состоЯли,  эти  обЯзанности?  Џраво,  Я  был  чем-то вроде
начальника группы  или секретарЯ Ячейки. Ћстальные,  даже не верующие  люди,
привыкли повиноватьсЯ  мне. „югесклен страдал, Я облегчал  его страданиЯ.  џ
заметил  тогда, что быть папой не так легко, как думают, и  мне  вспомнилось
это  вчера,  после  моих  презрительных  обличений  по  адресу  судей,  моих
собратьев. ‚ажнейшим вопросом в лагере было распределение воды. Љроме нашей,
образовались и другие группы, люди объединЯлись по политическим взглЯдам или
по  вероисповеданию,  и каждаЯ  группа  покровительствовала своим.  Њне тоже
приходилось  покровительствовать  своим, то  есть  поступать немного  против
совести.  Ќо даже и в своей  группе Я не мог установить полного равенства. ‚
зависимости  от состоЯниЯ  здоровьЯ  моих товарищей  или  от  тЯжести работ,
которые они выполнЯли, Я отдавал преимущество то одному, то другому. Ђ такие
различиЯ  заводЯт далеко,  можете мне поверить. Ќет, право, Я очень устал, и
мне совсем не  хочетсЯ  вспоминать о тех временах. ‘кажу только, что Я дошел
до предела -- в тот день,  когда выпил воду умирающего товарища. Ќет-нет, не
„югесклена,  он тогда, помнитсЯ, уже  умер  -- слишком много терпел  лишений
ради других. „а и если б он  был тогда жив, Я дольше боролсЯ  бы с жаждой из
любви к  нему -- ведь Я  любил его,  да, любил,  так мне кажетсЯ, по крайней
мере. Ќо  тут воду Я выпил, убеждаЯ себЯ  при  этом, что Я  нужен товарищам,
нужнее, чем  тот,  который все  равно вот-вот  умрет, и Я  должен  ради  них
сохранить  себе жизнь.  ‚от так-то, дорогой, под  солнцем  смерти  рождаютсЯ
империи и церкви. Ђ чтобы  подправить вчерашние  мои высказываниЯ, Я  сейчас
поделюсь  с вами глубочайшей мыслью, возникшей у менЯ,  когда  Я говорил обо
всех этих историЯх (Я уж и не знаю теперь, действительно ли Я пережил их или
видел  во  сне). Ђ  глубочайшаЯ  моЯ  мысль вот  какаЯ: надо  прощать  папе.
‚о-первых, он  больше, чем  кто  бы  то  ни  было, нуждаетсЯ  в  прощении. Ђ
во-вторых, это единственный способ встать выше его...
     Ђх, простите, вы хорошо заперли дверь? „а? Џроверьте, пожалуйста. Џрошу
вас  извинить  менЯ  -- у  менЯ  это комплекс. ‹Ягу вечером  в постель,  уже
начинаю засыпать, и вдруг мысль: а  запер ли Я дверь? Ќе помню! Љаждый вечер
приходитсЯ вставать проверЯть. Ќи в чем  нельзЯ быть уверенным, Я уж это вам
говорил.  Ќе  думайте, однако,  что  эта  боЯзнь,  эти мысли о  задвижке  --
свойство перепуганного собственника. …ще  не так давно  Я не запирал на ключ
ни своей квартиры, ни автомобилЯ. џ  и  денег не запирал,  не дорожил  своей
собственностью. Ћткровенно говорЯ,  Я даже немного стыдилсЯ, что у менЯ есть
собственность.  ‘лучалось,   что,   ораторствуЯ  в   обществе,  Я  убежденно
восклицал: "‘обственность,  господа, --  это убийство!" Ќе  отличаЯсь  такой
широтой  души, чтобы поделитьсЯ своими сокровищами  с каким-нибудь достойным
беднЯком, Я предоставлЯл  их в распорЯжение вполне возможных воров, надеЯсь,
что  случай исправит несправедливость.  Ќынче,  однако, у менЯ ничего нет. €
забочусь  Я  не  о своей безопасности,  а  о  себе самом,  о своем  душевном
спокойствии.  Њне хочетсЯ крепко замкнуть ворота моего маленького мирка, где
Я и царь, и папа ђимский, и судьЯ.
     Љстати,  позвольте попросить вас отворить дверцы стенного шкафа. „а-да,
там картина. Џосмотрите на нее. Ќе узнаете? „а ведь это "Ќеподкупные судьи".
‚ы не  вздрогнули? ’ак, значит, в  вашем образовании имеютсЯ пробелы? Ћднако
если вы  читаете газеты,  то,  вероЯтно, помните  о краже, котораЯ совершена
была в 1934  году: в ѓенте  из собора  св.  Ѓавона  выкрали  одну из створок
знаменитого  напрестольного  складнЯ  кисти  ‚ан  ќйка  "Џоклонение  агнцу".
“краденнаЯ створка называлась  "Ќеподкупные судьи".  Ќа ней изображены  были
судьи, которые  верхом на конЯх  едут поклонитьсЯ свЯтому агнцу.  Џохищенную
картину заменили превосходной копией, оригинала же так и не нашли. Ђ он вот,
перед вами! Ќет, Я здесь ни при чем. Ћдин из завсегдатаев "Њехико-‘ити", тот
самый, которого вы заметили в прошлый раз, будучи пьЯным, продал  сей шедевр
хозЯину  этого кабака за бутылку джина. џ посоветовал нашему  другу  горилле
повесить  картину  на  видном  месте, и,  пока во  всем  мире  искали  наших
благочестивых судей, они  возвышались в "Њехико-‘ити" над головами пьЯниц  и
сутенеров.  Џотом горилла  по моей просьбе  отдал картину мне  на  хранение.
‘перва  он  ворчал,  не  хотел  этого  делать,  но,  когда  Я  разъЯснил ему
положение, испугалсЯ. ‘ тех пор почтенные судейские чиновники составлЯют все
мое общество. Ђ там, в "Њехико-‘ити", картина, как вы видели, оставила  след
на стене.
     Џочему  Я  не  возвратил  картину в  собор?  Ђх,  ах!  “  вас  рефлексы
полицейского,  право! Ќу  что ж, Я вам отвечу так, как ответил бы  судебному
следователю, если бы только кто-нибудь додумалсЯ наконец, что картина попала
в  мою  спальню.  Ќе  возвратил  Я  картину,  во-первых,  потому,  что   она
принадлежит не мне,  а  хозЯину  "Њехико-‘ити", который так  же  заслуживает
этого, как  и  епископ  ѓентский. ‚о-вторых, никто из тех, кто проходит мимо
"ЏоклонениЯ агнцу", не мог бы  отличить копии  этой картины от оригинала  и,
следовательно,  никто  не  потерпел ущерба  по моей вине.  ‚-третьих, Я  при
помощи этой махинации возвышаюсь над толпой невежд.  „лЯ всеобщего обозрениЯ
и  восхищениЯ   выставлена  подделка,   а  подлинник-то  у   менЯ   спрЯтан!
‚-четвертых,  Я таким образом рискую попасть в  тюрьму -- мысль  в некотором
отношении  соблазнительнаЯ.  ‚-пЯтых, судьи  едут  на  поклонение  агнцу,  а
поскольку  больше нет ни агнца,  ни  непорочности,  ловкий  жулик,  укравший
картину, оказалсЯ орудием неведомого правосудиЯ, коему не следует  перечить.
‘ловом,  потому,  что  таким  способом  мы  восстановили   порЯдок,  и,  раз
правосудие  окончательно  отделено  от  невиновности,  последнЯЯ распЯта  на
кресте, а  первое  скрыто  в  стенном шкафу --  у менЯ  руки развЯзаны,  и Я
свободно могу  действовать  согласно моим  убеждениЯм.  џ могу со  спокойной
совестью  исполнЯть  трудные  обЯзанности  судьи на  покаЯнии, к  которым  Я
обратилсЯ  после многих разочарований  и превратностей, и, раз вы  уезжаете,
пора мне сказать вам наконец, что же это такое.
     Џозвольте  только Я сначала лЯгу повыше, а то  дышать трудно. Ђх, как Я
устал! ‡априте на ключ моих  неподкупных  судей. ‘пасибо. ’ак  вот, судьЯ на
покаЯнии -- это как раз и есть моЯ специальность в настоЯщее времЯ. Ћбычно Я
практикую в "Њехико-‘ити". Ќо дело, к которому человек  питает призвание, он
вершит и вне постоЯнного  места  работы. џ не  оставлЯю его  даже в постели,
даже когда менЯ треплет лихорадка. ќто,  впрочем,  не  просто  профессиЯ,  а
искусство, Я им вдохновлЯюсь, дышу им,  не  думайте же, что в  течение  пЯти
дней Я вел такие  длинные речи  только длЯ собственного удовольствиЯ. Ќет, в
свое времЯ Я достаточно  поупражнЯлсЯ в пустопорожней болтовне.  ’еперь  мои
речи преследуют определенную  цель. ђазумеетсЯ, Я  стремлюсь к  тому,  чтобы
смолкли насмешки надо мной,  чтобы лично Я избежал суда,  хотЯ как будто длЯ
этого  нет  никакой  возможности.  Ѓольше всего  нам мешает  ускользнуть  от
судилища то, что мы первые выносим себе приговор. ‘тало быть, надо  начать с
того, чтобы распространить суд на  всех, без всЯких различий и тем самым уже
несколько ослабить его.
     €схожу Я при этом из следующего принципа: никаких извинений --  никогда
и никому. џ отметаю благие намерениЯ, уважительные заблуждениЯ, ложные шаги,
смЯгчающие обстоЯтельства.  “  менЯ  не дают  поблажки,  не  дают  отпущениЯ
грехов. Џросто-напросто производЯт арифметическое действие -- сложение --  и
устанавливают: "‚сего столько-то. ‚ы  развратник, сатир, мифоман,  педераст,
мошенник... и так далее".  ‚от так-то. „овольно сухо.  ‚ философии,  как и в
политике, Я  сторонник любой теории, отказывающей человеку в невиновности, и
за  то,  чтобы с  ним на  практике обращались как с преступником. џ, дорогой
мой, убежденный сторонник рабства.
     Ѓез рабства, по правде сказать, и не  может быть окончательного выхода.
џ  очень  быстро это  понЯл. Џрежде Я все твердил:  "‘вобода, свобода!" џ ее
намазывал  на тартинки  за завтраком, жевал целый  день, и  дыхание мое было
пропитано чудесным ароматом свободы. ќтим великолепным  словом Я мог сразить
любого, кто мне противоречил, Я поставил это слово на службу своих желаний и
своей  силы. џ лепетал его  на  ухо  своим засыпавшим возлюбленным, и оно же
помогало мне бросать  их. џ шептал  его...  ‚прочем,  довольно, Я прихожу  в
возбуждение  и  терЯю  меру.  Ћднако  мне  случалось  пользоватьсЯ  свободой
бескорыстно,  и  даже,  представьте  себе  мою  наивность,  два-три  раза  Я
по-настоЯщему  выступал на  защиту  ее; конечно,  Я не  шел  на  смерть ради
свободы,  но все  же подвергалсЯ некоторым опасностЯм. Ќадо простить мне эту
неосторожность, Я  не ведал, что творил. џ не знал, что свободу не уподобишь
награде или знаку отличиЯ, в честь которых пьют шампанское. ќто и не лакомый
подарок,  вроде  коробки  дорогих  конфет. Ћ  нет!  ‘овсем  наоборот  -- это
повинность, изнурительный бег  сколько хватит  сил,  и притом в одиночку. Ќи
шампанского, ни друзей,  которые поднимают бокал, с нежностью глЯдЯ на тебЯ.
’ы один в мрачном  зале,  один  на скамье  подсудимых перед судьЯми, и  один
должен отвечать перед самим  собой или перед  судом  людским. ‚ конце всЯкой
свободы нас ждет кара; вот почему свобода  -- тЯжелаЯ ноша, особенно когда у
человека лихорадка,  или когда у него тЯжело на душе, или когда он никого не
любит.
     Ђх,  дорогой мой, тому, кто  одинок, у кого нет  ни бога, ни господина,
бремЯ  дней ужасно. ‡начит, надо избрать себе господина,  так как бог теперь
не в моде. Љ тому  же слово это  потерЯло смысл, и не стоит употреблЯть его,
чтобы никого не шокировать.  Ќо посмотрите на  наших моралистов -- это такие
серьезные люди, они  так любЯт своих ближних! Ђ скажите, чем  они отличаютсЯ
от христиан? ’олько тем, что не читают проповедей в  церквах. Љак по-вашему,
что  им  мешает обратитьсЯ  к богу? Џожалуй,  стыд, да,  именно ложный стыд,
боЯзнь суда  людского. Ћни не хотЯт устраивать скандал и хранЯт свои чувства
про себЯ. џ вот знал одного  писателЯ-атеиста, который каждый  вечер молилсЯ
богу. ќто не мешало ему расправлЯтьсЯ с богом в своих книгах! ‡адавал он ему
трепку,  как  сказал  кто-то, не  помню у