н  рассказать о нем, больше Я не могу оттЯгивать, несмотрЯ на
все  свои  отступлениЯ,   а  в  них  Я  проЯвил  столько  стараниЯ,  столько
изобретательности, что, надеюсь, вы воздадите мне должное.
     ‘мотрите-ка,  дождь  перестал! Ѓудьте так  любезны,  проводите  менЯ до
дому. џ устал. ‘транное  дело,  устал не  оттого, что много  говорил, но  от
одной мысли о том, что мне еще предстоит рассказать. Ќу, начнем. ‚осстановим
в нескольких словах главное мое  открытие. Ѓуду краток. ‡ачем много говорить
об этом? „олой покровы, которыми  закрывают нагую статую, прочь пышные речи!
’ак вот.  Ћднажды в ноЯбрьскую  ночь года через три после того вечера, когда
мне показалось, что  кто-то смеетсЯ за моей  спиной, Я возвращалсЯ домой  по
левому берегу ‘ены и пересек ее по Љоролевскому мосту. Ѓыл час ночи. Њоросил
мелкий дождь,  скорее, изморось, разогнавшаЯ редких  прохожих. џ возвращалсЯ
от  своей  любовницы,  котораЯ, наверное,  уже  уснула. Њне  было хорошо,  Я
чувствовал  легкую усталость, успокоенное тело  согревала кровь, пробегавшаЯ
по  жилам  неслышно,  как  этот  осенний  дождик.  Ќа  мосту  кто-то  стоЯл,
перегнувшись через  перила,  как  будто  смотрел на  реку. ЏодойдЯ ближе,  Я
увидел,  что  это молодаЯ тоненькаЯ женщина,  всЯ в черном. Њежду черными ее
волосами  и воротником пальто видна была  полоска шеи,  беленькой, мокрой от
дождЯ шейки, и это немного взволновало менЯ. џ на мгновение замедлил шаг, но
тут же одернул себЯ и двинулсЯ дальше. ‘пустившись  с моста на набережную, Я
двинулсЯ по  направлению к бульвару ‘ен-Њишель, на котором жил. џ прошел уже
метров  пЯтьдесЯт и  вдруг услышал  шум, показавшийсЯ  мне  оглушительным  в
ночной тишине, -- шум падениЯ человеческого тела, рухнувшего в воду. џ замер
на  месте,  но  не  обернулсЯ.  €  тотчас  же  раздалсЯ крик.  Ћн повторилсЯ
несколько раз и как будто спускалсЯ вниз по течению, но  внезапно оборвалсЯ.
Њолчание,  наступившее  вслед  за  тем в  застывшем  мраке,  показалось  мне
бесконечным. џ хотел побежать и не мог пошевелитьсЯ. џ весь дрожал от холода
и волнениЯ.  џ  говорил  себе:  "Ќадо скорее, скорее" --  и  чувствовал, как
непреодолимаЯ слабость  сковала  менЯ. Ќе  помню  уж,  что  Я  думал  тогда:
"‘лишком  поздно,  слишком  далеко"  --  или  что-то  вроде этого.  џ  стоЯл
неподвижно, прислушивалсЯ. Џотом медленно двинулсЯ дальше. € никому ни о чем
не сообщил.
     Ќо вот  мы и пришли,  вот  мой дом, мое  убежище!  ‡автра?  •орошо, как
хотите.  Ћхотно  повезу  вас  на  остров  Њаркен,  посмотрите  на  ‡айдерзе.
‚стретимсЯ в одиннадцать  часов  утра в "Њехико-‘ити". —то?  ’а  женщина? Ќе
знаю, честное слово, не знаю. Ќа другой день и еще несколько дней Я не читал
газет.
     ЉукольнаЯ деревнЯ, не правда ли? € довольно живописнаЯ! Ќо Я привез вас
на  этот  остров  не  ради  его  живописности,  дорогой друг. Љаждый мог  бы
показать вам эти прелестные чепцы,  деревЯнные башмаки и расписные дома, где
сидЯт рыбаки и курЯт хороший табак,  а в комнате пахнет воском. Ќет, Я  один
из  тех  редких  людей,  кто может показать  вам то, что здесь действительно
стоит посмотреть.
     Њы с вами подходим  к плотине. Ќадо  идти по ней, идти как можно дальше
от этих хорошеньких домиков. „авайте теперь присЯдем. Ќу, что скажете? ‘амый
унылый из  всех унылых  пейзажей.  Џосмотрите: налево -- что-то вроде  груды
золы,  именуемой здесь дюной; направо -- сераЯ плотина, у наших  ног белесый
песчаный берег, перед нами  -- море, такого  же  цвета,  как вода в  корыте,
чуть-чуть подкрашеннаЯ  синькой,  а над этими  бледными  водами  раскинулось
широкое  небо. Љакой-то вЯлый  ад,  право!  ‹инии  только горизонтальные, ни
одного Яркого пЯтна,  бесцветное пространство, мертваЯ  жизнь.  ‚се  стерто,
затушевано,  перед глазами образ  небытиЯ.  Ќет людей, главное -- нет людей!
’олько  вы и Я, и перед нами  опустевшаЯ наконец  планета. Ђ небо живет еще?
„а-да, вы  правы,  дорогой друг. Ћно становитсЯ плотным  от туч, потом в нем
образуютсЯ  провалы,  отворЯютсЯ  врата  облаков,  видны  ступени  воздушных
лестниц.  ’ам  голуби.  ‚ы  не заметили, что  небо  в  ѓолландии  заполонили
миллионы  голубей,  невидимых голубей -- так  высоко они летают;  они  машут
крыльЯми,  поднимаютсЯ  и   спускаютсЯ  все   вместе,   наполнЯют   небесное
пространство  волнами  сероватых  перьев,  и ветер то  уносит  их,  то  мчит
обратно.  ѓолуби ждут там, наверху, ждут  весь год.  Ћни  кружат над землей,
смотрЯт, хотЯт спуститьсЯ. Ќо ведь внизу нет ничего -- только море и каналы,
крыши, и  на них  вывески,  и  ни одной  головы, на  которой  птица могла бы
пристроитьсЯ.
     ‚ы не понимаете, что Я хочу сказать? ЏризнатьсЯ, устал Я.  ’ерЯю  нить,
путаюсь  в  словах, уже  нет той Ясности мысли, за которую  прославлЯли менЯ
друзьЯ. ‚прочем,  это Я из принципа говорю "друзьЯ".  „рузей  у менЯ нет,  а
только сообщники. ‡ато число их умножилось -- весь род человеческий, и среди
них  вы --  первый. Ћткуда Я знаю, что у  менЯ нет друзей?  „а очень просто:
открыл этот факт, когда вздумал было покончить с собой, чтобы сыграть с ними
злую  шутку и в некотором роде наказать их. Ќо кого  тут наказывать? Љое-кто
был бы изумлен, и только, а наказанным никто бы себЯ не чувствовал. џ понЯл,
что у менЯ не было друзей. „а если б у менЯ и были друзьЯ, что мне от этого?
…сли бы Я  мог, покончив  с собой,  увидеть, какие  у них  будут физиономии,
тогда да, игра  стоила  бы  свеч.  Ќо в земле темно, гробовые доски толстые,
саван не прозрачный. ‚от если бы глазами души удалось увидеть. „а существует
ли она,  эта  душа, и есть  ли  у нее глаза?  “вы, в этом нет уверенности  и
никогда  не  было.  Ђ иначе нашелсЯ бы  выход из положениЯ,  можно  было  бы
наконец заставить людей всерьез отнестись к тебе.  ‚едь  убедить их в  твоей
правоте, в искренности,  в  мучительных твоих  страданиЯх можно только своей
смертью. Џока ты  жив, ты, так сказать, сомнительный случай, ты имеешь право
лишь на скептическое к  тебе отношение. ‚от если бы имелась уверенность, что
можно  будет самому  насладитьсЯ  зрелищем собственной смерти, то  стоило бы
труда доказать им то, чему они не желали верить, и удивить их. Ђ так что же?
’ы покончишь  с собой, и тогда не все ли равно,  верЯт тебе они или нет?  ’ы
уже  не  существуешь,  не  видишь, кто  изумлен,  кто сокрушаетсЯ  (недолго,
конечно), -- словом, не сможешь присутствовать, как о том мечтает каждый, на
собственных  своих  похоронах.  —тобы не  давать  повод  к сомнениЯм,  нужно
просто-напросто умереть.
     Ђ  может,  это и  хорошо, что мы ничего не увидим? Ќам  было бы слишком
больно от их  равнодушиЯ. "’ы за это  поплатишьсЯ!" -- сказала одна  девушка
своему отцу, не позволившему ей выйти замуж за какого-то прилизанного хлыща.
€ покончила с собой. Ќо отец нисколько не поплатилсЯ. Ћн обожал рыбную ловлю
со  спиннингом. —ерез три недели он уже поехал на рыбалку, "чтобы забытьсЯ",
как  он  сказал.  Ћтец верно рассчитал  -- он забыл покойную дочь. Џо правде
говорЯ,  удивлЯтьсЯ  можно было  бы, если бы  случилось обратное. €ли вот --
человек  решил  умереть,  дабы  наказать  жену,  а  на деле -- возвратил  ей
свободу. ’ак лучше уж не видеть всего этого. „а еще ты рисковал бы услышать,
какими причинами объЯснЯют твое  самоубийство.  —то  касаетсЯ  менЯ,  Я  уже
заранее  знаю:  "Ћн  покончил с собою, потому  что  не  мог вынести..."  Ђх,
дорогой  мой,  как люди недогадливы, какое у  них  скудное  воображение. Ћни
всегда думают, что человек кончает с собой по какой-нибудь одной причине. Ќо
ведь  вполне  возможно иметь длЯ самоубийства две причины. Ќет, это им  и  в
голову не  приходит.  ’ак  длЯ  чего  кончать счеты  с  жизнью,  добровольно
приносить себЯ в жертву, пытаЯсь создать о  себе определенное представление!
’ы  умрешь, а они воспользуютсЯ  случаем и выдумают идиотские или вульгарные
причины  твоей  смерти.  Њученикам,   дорогой  друг,   надо  выбирать  между
забвением, насмешками или использованием их смерти  в каких-нибудь целЯх.  Ђ
чтобы их понЯли?.. „а никогда!
     Ѓудем идти прЯмо к цели. џ люблю жизнь -- вот  моЯ подлиннаЯ  слабость.
’ак  люблю  жизнь, что не могу  вообразить  себе ничего,  находЯщегосЯ за ее
пределами.  ‚ этой жадности к  жизни есть что-то плебейское, вы не находите?
ЂристократиЯ  смотрит  на  себЯ  и на свою  жизнь немножко со  стороны. …сли
понадобитсЯ,  аристократ умрет, он скорее уж  сломаетсЯ, чем согнетсЯ.  Ђ  Я
сгибаюсь,  потому что все еще люблю  себЯ.  ‚от после всего услышанного вами
как  вы  думаете, что со мной сталось? Џочувствовал  Я  отвращение  к  себе?
Ќисколько!  Ћтвращение  Я  почувствовал  к  другим.  Љонечно,  Я  знал  свои
прегрешениЯ  и  сожалел  о  своих  слабостЯх  и,  однако  ж,  по-прежнему  с
похвальным упорством забывал их. ‡ато суд над другими людьми непрестанно шел
в моем сердце.  ‚ас это, конечно,  коробит?  ‚ы, вероЯтно,  думаете, что это
нелогично. Ќо  вопрос тут не в  логике. ’ут вопрос в  том, чтобы  как-нибудь
ускользнуть, да, главное -- увернутьсЯ от  суда. џ не говорю --  ускользнуть
от наказаниЯ.  Ќаказание  без  суда можно  перенести. “ него  есть название,
гарантирующее нашу невиновность, --  несчастье. Ќет,  речь идет о том, чтобы
избежать суда, избежать  придирчивого  судебного разбирательства,  сразу его
прервать, чтобы приговор никогда не был вынесен.
     Ќо избежать  суда не так-то легко.  Ќынче мы всегда готовы  и судить  и
блудить. ‘  той только разницей,  что в  первом  случае  нам  нечего боЯтьсЯ
неудачи. …сли сомневаетесь,  прислушайтесь  когда-нибудь,  о чем  говорЯт за
табльдотом  в  августе   месЯце   на  курортах,  куда  наши  сострадательные
соотечественники приезжают  лечитьсЯ  от скуки. Ђ  если  и тогда не решитесь
сделать  вывод,  почитайте  произведениЯ наших современных знаменитостей или
понаблюдайте, что творитсЯ среди вашей собственной родни. Џоучительные будут
наблюдениЯ.  „руг мой,  не стоит  давать даже самого  незначительного повода
судить нас. Ђ не то  нас растерзают, разорвут на клочки. Ќам приходитсЯ быть
столь  же осторожными,  как  укротителю диких зверей. …сли он, по несчастью,
порезалсЯ бритвой, перед тем как войти в клетку  к  хищникам, он станет  длЯ
них  лакомым кусочком. € Я  сразу  угадал опасность  в тот день,  как у менЯ
возникло подозрение, что Я не такое уж  восхитительное создание. ‘ тех пор Я
стал  недоверчив. ђаз  у менЯ  чуточку  вытекло крови,  мне конец  --  всего
сожрут!
     Њои  отношениЯ  с  современниками  внешне   оставались   прежними,   но
понемножку расстраивались. ЏриЯтели мои не изменились. Ћни всегда при случае
восхвалЯли то чувство душевной гармонии и надежности, которое они испытывали
близ  менЯ. Ћднако  сам-то Я  замечал  лишь диссонансы  в  своей  душе, лишь
хаотическую  сумЯтицу;  Я  чувствовал  себЯ  уЯзвимым,  отданным  во  власть
общественного  мнениЯ.  ‹юди уже  не  казались  мне почтительной  аудиторией
слушателей, к которой Я  привык. Љруг,  центром которого ЯвлЯлась моЯ особа,
разорвалсЯ, и они разместились теперь в рЯд, как судьи в судебном заседании.
‘  той минуты,  как Я стал  опасатьсЯ,  что за некоторые вещи можно  менЯ  и
осуждать, Я,  в общем, понЯл, какое у них неодолимое  стремление судить. „а,
вот они передо мною, как и раньше, но они смеютсЯ. ‚ернее, мне казалось, что
каждый встречный смотрит на менЯ с затаенной усмешкой. ‚ ту пору у менЯ даже
было такое  впечатление, будто им хочетсЯ подставить мне  подножку.  „ва-три
раза Я и в самом деле спотыкалсЯ  без всЯкой  причины, входЯ в  какое-нибудь
общественное место. Ћдин  раз даже растЯнулсЯ у порога. ”ранцуз-картезианец,
каковым  Я  могу  себЯ  назвать,  быстро  взЯл  себЯ  в руки  и приписал эти
происшествиЯ божеству,, доступному нашему рассудку, то есть случайности. ‚се
равно недоверчивость менЯ не покидала.
     Џоскольку внимание мое обострилось, Я без труда открыл, что у менЯ есть
враги.  ‚о-первых,  в судейских  кругах,  а  во-вторых,  в  светских.  Ћдних
раздражало, что они  обЯзаны  мне какой-нибудь услугой. „ругие  же полагали,
что Я обЯзан был оказать им услугу и не сделал этого. ‚се это было, конечно,
в порЯдке вещей, и подобные открытиЯ  не очень огорчали менЯ. Људа труднее и
печальнее было  допустить,  что  у менЯ  есть враги  среди людей,  едва  мне
знакомых  и  даже совсем  незнакомых. Џо  своему  простодушию,  которое  вы,
вероЯтно, заметили во мне, Я полагал, что люди незнакомые непременно полюбЯт
менЯ, если ближе  со  мной  познакомЯтсЯ.  Ќо представьте себе,  нет! Ѓольше
всего  враждебности  Я  встречал  среди тех,  с  кем  имел  только  шапочное
знакомство  и сам хорошенько их не знал. Ћни, несомненно, подозревали, что Я
живу  в полное свое удовольствие, без помех  предаваЯсь счастью,  а  это  не
прощаетсЯ. Ћблик счастливца, удачника, особенно когда в нем проступают черты
самодовольства, может  взбесить даже осла. Љроме того,  Я  жил такой  полной
жизнью, так  мало  у  менЯ  было  времени,  что Я  отвергал  попытки  многих
сблизитьсЯ со мной. € по той же причине Я с  легкостью забывал  об  этом. Ќо
ведь попытки к сближению делали  люди,  которые не  жили полной жизнью, и уж
они-то помнили, что Я отверг их.
     ’аким образом (возьмем один пример), женщины  в  конечном счете  дорого
стоили мне. ‚ремЯ, которое Я посвЯщал им, Я не мог отдавать мужчинам,  а они
не всегда мне это прощали. Љак тут быть?  ‘частье и успехи тебе прощают лишь
при том условии, что ты великодушно  соглашаешьсЯ разделить их с другими. Ќо
раз  хочешь  быть счастливым,  ты  не  можешь чересчур заботитьсЯ о  других.
Џоложение безвыходное. Ѓудь счастлив и  судим или  не знай осуждениЯ  и будь
горемыкой.  Ђ ко  мне относились еще более несправедливо:  менЯ осуждали  за
прошлое мое счастье. џ долго жил в  иллюзии всеобщего согласиЯ, тогда как со
всех  сторон  в менЯ, рассеЯнного,  улыбающегосЯ счастливца, недруги  метали
осуждающие  взглЯды и стрелы  насмешек. ‚ тот день, когда  Я услышал сигналы
тревоги,  Я  вдруг  прозрел, почувствовал все нанесенные мне  раны  и  сразу
лишилсЯ сил. ‚есь мир принЯлсЯ смеЯтьсЯ надо мной.
     Ђ  ведь такого издевательства не может вынести ни  один человек  (кроме
мудрецов,  то есть тех, кто не живет).  …динственный отпор -- это  злоба.  €
тогда люди спешат осудить  тебЯ,  чтобы самим не подвергнутьсЯ осуждению. Ќу
что вы хотите? ‘амаЯ  естественнаЯ  и самаЯ наивнаЯ мысль,  котораЯ приходит
человеку  как бы из глубины его естества, -- это мысль, что он не виновен. ‘
этой  точки  зрениЯ  мы все подобны тому  французскому мальчику,  который  в
Ѓухенвальде  упорно  хотел  подать жалобу писцу (тоже из числа заключенных),
заносившему  его  имЯ  в  список  узников.  †алобу?  Џисарь  и  его товарищи
засмеЯлись: "Ѓесполезно, милый мой. ‡десь  жалоб  не принимают".  "Ќо видите
ли, мсье, -- говорил маленький француз, --  у менЯ исключительный случай.  џ
не виновен!"
     Њы все -- исключительные случаи. ‚се мы хотим апеллировать по тому  или
иному поводу.  Љаждый требует, чтобы его признали невиновным во что бы то ни
стало, даже  если длЯ этого  надо обвинить весь род людской и небо. ‚ы очень
мало  обрадуете  человека,  расхвалив  его за те великие  усилиЯ,  благодарЯ
которым  он  стал интеллигентным  или великодушным. Ќо зато как он  засиЯет,
если вы будете восхищатьсЯ  его природным великодушием. € наоборот,  если вы
скажете преступнику, что его преступление не зависит ни от его натуры, ни от
его  характера,  а  от  несчастных  обстоЯтельств его жизни,  он  вам  будет
бесконечно благодарен. ‚о времЯ вашей защитительной речи он как  раз выберет
ту минуту, когда вы говорите про эти обстоЯтельства, и  расплачетсЯ. Ђ  ведь
нет  никакой  заслуги  во  врожденной  честности  или   природном  уме.   Ќе
возрастает, конечно, и ответственность за преступление, если оно совершено в
силу преступной натуры  его  виновника,  а  не в силу  обстоЯтельств. Ќо эти
мошенники  требуют  помилованиЯ,  то  есть  безответственности, и  бесстыдно
ссылаютсЯ  в   свое  оправдание  то  на  свою  натуру,   то  на   смЯгчающие
обстоЯтельства,  даже  если одно  другому и противоречит.  „лЯ  них главное,
чтобы  их   признали  невиновными,  не  подвергали  сомнению  их  врожденные
добродетели,   а   их  грехи   сочли  бы   следствием  несчастного  стечениЯ
обстоЯтельств, временной бедой. џ  вам  говорил:  главное -- отвертетьсЯ  от
суда. Ђ поскольку это нелегко, -- вызвать восхищение собой и в  то  же времЯ
найти оправдание своей натуре дело весьма затруднительное, -- все они жаждут
богатства. Џочему? ‚ы  задумывались над  этим? Ѓогатство  -- это могущество,
правильно. Ќо  важнее тут другое: богатство избавлЯет от  немедленного суда,
извлекает вас из толпы, осаждающей вагоны метро, и дает вам блещущий никелем
автомобиль,  изолирует  вас  в  обширных,  бдительно  охранЯемых  парках,  в
спальных вагонах  и пароходных каютах-люкс. Ѓогатство, дорогой друг,  -- это
еще не оправдание преступника, но отсрочка, и то уж хорошо...
     ѓлавное --  не  верьте  вашим  друзьЯм,  когда  они  будут просить  вас
говорить с ними вполне откровенно. Ћни просто надеютсЯ,  что своим обещанием
ничего от них не скрывать  вы поддержите их высокое  мнение о себе самих. „а
разве откровенность может быть условием дружбы? ‘тремление установить истину
любой  ценой  -- это  страсть,  котораЯ  ничего  не пощадит  и которой ничто
противитьсЯ не  может. ќто даже  порок, весьма редко чрезмерное  правдолюбие
бывает  удобным, чаще  всего это эгоизм. ’ак вот, если  вы окажетесь в таком
положении, не задумывайтесь:  обещайте  быть  правдивым и лгите без зазрениЯ
совести. ‚ы удовлетворите желание друзей и докажете им свою привЯзанность.
     ќто  бесспорнаЯ истина, недаром же мы  редко доверЯемсЯ тем, кто  лучше
нас. ‘корее уж мы избегаем их общества.  —аще всего мы исповедуемсЯ тем, кто
похож на нас и разделЯет наши слабости. Њы  вовсе не хотим  исправлЯтьсЯ, не
стремимсЯ к самоусовершенствованию: прежде всего  нужно, чтобы нас судили со
всеми нашими  слабостЯми. Ќам хочетсЯ,  чтобы нас пожалели  и поддержали дух
наш.  ‚  общем,  мы  хотели бы  и  не  считатьсЯ  виновными,  и не старатьсЯ
очиститьсЯ. ‚ нас недостаточно цинизма и недостаточно добродетели. “ нас нет
ни силы зла,  ни  силы добра. ‚ы  читали „анте? Џравда? ‚от черт! ‚ы,  стало
быть,  знаете,  как  это  у  „анте?  ‚едь  он  допускает,  что  ангелы  были
нейтральными в  распре  между  Ѓогом  и  ‘атаной.  Ћн  отводит  им  место  в
преддверии,  так сказать  в  вестибюле  своего ада. Њы с вами  в  вестибюле,
дорогой друг.
     ’ерпение?  ‚ы,  разумеетсЯ, правы.  Ќужно  набратьсЯ терпениЯ  и  ждать
‘трашного суда.  Ќо, к несчастью, нам некогда, мы  торопимсЯ. ’ак торопимсЯ,
что  мне даже пришлось стать  судьей  на  покаЯнии. Ћднако мне сначала нужно
было привести в порЯдок  свои  открытиЯ  и уладить дело  с  насмешками  моих
современников. ‘ того вечера, когда  менЯ  позвали к ответу --  а  ведь менЯ
действительно позвали, -- Я обЯзан был ответить или по крайней мере поискать
ответ.  ќто оказалось  нелегко. џ  долго блуждал наугад.  Ќо этот постоЯнный
хохот  и насмешки научили  менЯ  Яснее разбиратьсЯ в себе и увидеть наконец,
что Я совсем не прост. ‚ы не улыбайтесь, эта  истина  не так уж элементарна,
как кажетсЯ. ќлементарными называют такие истины, которые человек  открывает
последними, -- вот и все.
     Љак  бы там ни было, но после долгого изучениЯ  самого себЯ Я установил
глубокую двуликость человеческой природы. Џорывшись в своей  памЯти, Я понЯл
тогда,  что  скромность помогла  мне  блистать,  смирение  --  побеждать,  а
благородство  --  угнетать. џ  вел войну  мирными  средствами  и,  выказываЯ
бескорыстие, добивалсЯ всего,  чего  мне хотелось.  џ, например, никогда  не
жаловалсЯ,  что  менЯ   не   поздравили   с  днем  рождениЯ,   позабыли  эту
знаменательную дату; знакомые удивлЯлись моей скромности и почти восхищались
ею. Ќо  истиннаЯ  ее  причина была скрыта  от них:  Я  хотел,  чтобы обо мне
позабыли. •отел почувствовать себЯ обиженным  и пожалеть себЯ. ‡а  несколько
дней до  пресловутой даты,  которую Я, конечно,  прекрасно помнил, Я уже был
настороже, старалсЯ не допустить ничего такого, что могло бы напомнить о ней
людЯм,  на забывчивость которых Я рассчитывал  (Я даже вознамерилсЯ  однажды
подделать календарь, висевший в коридоре). „оказав  себе свое одиночество, Я
мог предатьсЯ сладостной, мужественной печали.
     ‘ловом,  у  казовой   стороны  моих  добродетелей  всегда  была   менее
привлекательнаЯ   изнанка.  Џравда,  в  известном  смысле   мои   недостатки
оборачивались  к  моей выгоде. Њне, например,  приходилось  скрывать  темные
стороны  моей жизни, но эта скрытность придавала мне  холодный  вид, который
посторонние  принимали  за гордость добродетельного человека, мое равнодушие
вызывало любовь ко мне, и больше всего мой эгоизм сказывалсЯ в "благородных"
моих поступках. џ остановлюсь на этом  -- слишком большаЯ симметриЯ повредит
убедительности.  „а  что там, Я становилсЯ закоренелым сластолюбцем и уже не
мог  отказатьсЯ  ни  от  предложенного  стакана вина,  ни  от женщины,  менЯ
манившей!  џ  слыл деЯтельным, энергичным, но  царством  моим было  любовное
ложе. џ кричал о своей честности, а ведь, пожалуй, каждому  и каждой из тех,
кого  Я любил, Я  в  конце  концов изменЯл. ђазумеетсЯ, мои измены не мешали
моей верности профессиональному долгу,  при всей  моей беспечности  Я немало
трудилсЯ: Я  никогда  не  переставал  помогать ближним, потому что находил в
этом удовольствие. Ќо сколько бы Я ни твердил себе эти очевидные истины, они
давали мне  лишь поверхностное утешение. €ной раз по утрам Я  подвергал себЯ
строжайшему суду своей совести и приходил к заключению, что главнаЯ моЯ вина
в  презрении  к людЯм.  €  больше всего Я презирал  тех,  кому  помогал чаще
других.  ‚есьма учтиво, с  волнением выражаЯ свое сочувствие, Я, в сущности,
ежедневно плевал в лицо всем встречным слепым.
     Ђ есть ли этому какое-нибудь  оправдание?  Ћткровенно  говорЯ, есть, но
такое ничтожное, что мне просто  неудобно указывать на него. Ќо как бы то ни
было, вот  оно.  џ  никогда не мог до конца поверить,  что дела, заполнЯющие
человеческую  жизнь,  -- это  нечто  серьезное. ‚ чем  состоит действительно
"серьезное", Я не знал, но то, что Я видел вокруг, казалось мне просто игрой
-- то забавной,  то  надоедливой и скучной.  Џраво, Я  никогда не мог понЯть
некоторых стремлений и взглЯдов. ‘ удивлением и даже подозрением  смотрел Я,
например, на странных людей,  кончавших с собой  из-за денег,  приходивших в
отчаЯние  от  того,  что  они  лишались  "положениЯ",  или  с  важным  видом
приносивших себЯ в  жертву ради благополучиЯ своей семьи.  Њне более понЯтен
был  мой знакомый,  который вздумал бросить курить и у которого хватило силы
воли  добитьсЯ  этого.  Ћднажды  утром  он  развернул  газету,  прочел,  что
произведен  первый  взрыв водородной бомбы, узнал,  каковы последствиЯ таких
взрывов, и немедленно отправилсЯ в табачную лавку.
     Љонечно, Я иногда делал вид, что принимаю жизнь всерьез. Ќо очень скоро
мне становилось Ясно,  как легковесна эта серьезность, и Я продолжал  играть
свою роль, по мере  сил изображаЯ  из  себЯ  человека  деЯтельного,  умного,
благородного, исполненного гражданских чувств, сострадательного  --  словом,
примерного... Ћстановлюсь на этом. ‚ы, вероЯтно, уже понЯли, что Я был вроде
голландцев: они рЯдом с нами, но их здесь нет, так и Я -- Я отсутствовал как
раз  тогда,  когда  занимал  в жизни особенно большое  место.  Џо-настоЯщему
искренним  и способным на энтузиазм Я  был лишь в своих  занЯтиЯх спортом да
еще  на  военной службе, когда мы в  полку  ставили  пьесы  длЯ собственного
нашего удовольствиЯ.  ‚ том и  другом  случаЯх  существовали  правила  игры,
отнюдь  не серьезные, но  мы потехи  ради признавали  их обЯзательными. „аже
теперь  переполненный  до отказа стадион, где происходит воскресный матч,  и
страстно любимый мною театр -- единственные места  в  мире,  где Я  чувствую
себЯ ни в чем не повинным.
     Ќо  кто же счел бы законной  такую позицию,  когда речь идет о любви, о
смерти, о заработной плате неимущих? Ђ что мне было делать? ‹юбовь €зольды Я
мог представить себе лишь в романах или на сцене. Ђ умирающие порою казались
мне  актерами,  проникшимисЯ своей ролью. ђеплики моих неимущих клиентов как
будто шли  по одному  и тому  же сценарию. €  вот, живЯ  среди  людей, но не
разделЯЯ их интересов, Я  не мог верить в серьезность своих обЯзанностей. €з
учтивости и беспечности Я отвечал тем  требованиЯм, какие предъЯвлЯлись моей
профессии,  моим родственным  и гражданским чувствам,  но  делал это  как-то
рассеЯнно, что в конце концов все  портило. џ жил под знаком двойственности,
и самые важные мои поступки зачастую были самыми необдуманными. Ќе потому ли
Я  вдобавок ко всем своим  глупостЯм не  мог простить себЯ, хотЯ и с Яростью
восставал против суда своей совести и суда окружающих,  который Я чувствовал
и который заставлЯл менЯ искать какого-нибудь выхода.
     Ќекоторое времЯ моЯ жизнь с внешней  стороны шла так же, как  и раньше,
словно ничего в ней не изменилось. Ћна катилась все по тем же рельсам. € как
нарочно, вокруг менЯ все громче звучали восхвалениЯ. ‚от откуда пришла беда!
Џомните? "ѓоре вам, когда все будут хвалить вас!" Џраво, золотые слова! ѓоре
мне  и  было!  „вигатель  что-то закапризничал,  неизвестно  почему,  машина
останавливалась.
     €  как  раз  в  это  времЯ в мою повседневную жизнь  ворвалась мысль  о
смерти. џ высчитывал, сколько лет  еще остаетсЯ мне до конца. €скал примера,
когда умирали  люди моего  возраста.  €  менЯ  мучили мысли, что Я не  успею
выполнить  свою  задачу. Љакую задачу?  џ и сам  не знал. Ћткровенно говорЯ,
стоило ли труда продолжать то, что Я делал? Ќо  вопрос не совсем  в  этом. ‚
действительности менЯ  преследовал  нелепый страх:  а  что, если Я умру,  не
признавшись во всех своих обманах и лжи? Ќет, надо признатьсЯ,  конечно,  не
богу  или  одному из его служителей. ‚ы же понимаете, Я был выше этого. Ќет,
надо  признатьсЯ  людЯм, например своему  другу  или  любимой  женщине. …сли
утаить хоть один обман, он со смертью человека навеки останетсЯ нераскрытым.
Ќикогда  никто не узнает правды, потому что единственный, кто ее знал, умер,
почил  вечным сном и унес с собой свою тайну. Ћт мысли о такой бесповоротной
гибели правды  у менЯ  кружилась голова. Ќынче, скажу между прочим, подобное
убиение истины скорее доставило бы мне изысканное удовольствие. ЊенЯ радует,
например, уверенность, что  только  Я один знаю то, что стараетсЯ  разгадать
весь мир, --  ведь у менЯ спрЯтана вещь;  которую долго и тщетно разыскивала
полициЯ  трех  стран.  Ќо  в  то времЯ  Я  еще  не  нашел  рецепта душевного
спокойствиЯ и очень мучилсЯ.
     Љонечно, Я одергивал себЯ. Џодумаешь,  важность -- ложь одного человека
в истории многих поколений, и что за претензиЯ пролить свет истины на жалкий
обман, затерЯвшийсЯ в океане веков, как крупинка соли в море! џ говорил себе
также, что физическаЯ смерть, если судить по тем случаЯм, свидетелем которых
Я был,  уже  сама  по себе достаточнаЯ кара, дающаЯ  отпущение  всех грехов.
–еною предсмертных  мук человек получает спасение  (то есть право  исчезнуть
окончательно). Ќо все равно мое  тЯжелое настроение все усиливалось, мысли о
смерти  преследовали  менЯ неотступно,  Я просыпалсЯ  и  засыпал  с ними,  и
похвалы   окружающих  становились  длЯ  менЯ  все  более  невыносимыми.  Њне
казалось, что вместе с ними возрастает и становитсЯ безмерной моЯ ложь и мне
уже никак не справитьсЯ с ней.
     Ќастал день, когда Я не мог больше этого выдержать.  ЏерваЯ моЯ реакциЯ
была беспорЯдочной. ђаз Я  лгун, Я должен  показать это, должен  бросить мою
двуличность в  лицо  всем  этим дуракам, пока они сами ее не обнаружили. ђаз
истина  вызывает менЯ на  поединок, Я готов принЯть бой. —тобы предотвратить
насмешки,  Я сам  обращу  себЯ  во всеобщее  посмешище.  ‘ловом,  надо  было
прервать суд. џ хотел привлечь насмешников на свою сторону или уж по крайней
мере самому  встать на их сторону.  џ задумал, например,  толкать  слепых на
улице, и  глухаЯ, совсем нежданнаЯ  радость, которую  Я  испытывал, замышлЯЯ
это,  показала мне,  до какой степени Я  в  глубине  души ненавидел их;  мне
хотелось протыкать шины маленьких автомобильчиков, какие  делают длЯ  калек,
или  встать,  например,   под  строительными  лесами,  на  которых  работают
каменщики  и  штукатуры,  и заорать:  "ЊерзкаЯ  голытьба!", надавать пощечин
маленьким детЯм в вагоне метро. Ќо Я только мечтал о подобных делах и ничего
такого  не делал,  а если и  делал  что-либо  похожее, то  забывал  про свои
выходки.  ‚о  всЯком  случае,  само  слово  "правосудие"  приводило  менЯ  в
удивительную  Ярость.  џ  поневоле  употреблЯл его, как  и прежде,  в  своих
защитительных речах. Ќо в наказание  себе публично проклинал дух гуманности;
Я  возвестил,  что  скоро  выпущу  манифест, в котором разоблачу угнетенных,
доказав, что они угнетают порЯдочных людей. Ћднажды,  когда Я ел лангусту на
террасе ресторана,  менЯ  разозлил  надоедливый  нищий,  Я  позвал  хозЯина,
попросил  его  прогнать  нищего  и   с  удовлетворением  слушал  речь  этого
исполнителЯ казни.  "‚ы  ведь всех стеснЯете,  -- говорил он.  -- Ќу в конце
концов, поставьте себЯ на место  приличных  господ", -- убеждал он нищего. џ
говорил всЯкому встречному и поперечному, как мне жаль, что теперь уж нельзЯ
поступать   подобно  некоему  русскому  помещику,  восхищавшему  менЯ  своим
характером: он  приказывал кучеру стегать  кнутом  и  тех  своих крепостных,
которые  кланЯлись ему при встрече, и тех, которые не кланЯлись, наказываЯ и
тех и других "за дерзость", ибо считал ее в обоих случаЯх одинаковой.
     ‚споминаю, кстати  сказать, как  Я тогда  разошелсЯ:  начал было писать
"Ћду полиции" и "Ђпофеоз гильотины".  Ђ главное, заставлЯл себЯ  посещать те
кафе, где собирались  наши известные гуманисты. ‚виду моей доброй славы менЯ
они,  разумеетсЯ,  встречали хорошо. € там Я  как  будто нечаЯнно произносил
запретные у них слова.  "‘лава  богу!" -- говорил Я или же просто восклицал:
"Ѓоже  мой!" Ђ вы  знаете,  каковы  наши  ресторанные  атеисты,  эти  робкие
богомольцы. “слышав  такие  ужасные,  такие неподобающие слова,  они  бывали
потрЯсены, молча  переглЯдывались,  потом начиналось  шумное смЯтение:  одни
убегали  из  кафе, другие поднимали  негодующую трескотню, ничего  не  желаЯ
слушать, и каждый корчилсЯ, как черт, которого окропили свЯтой водой.
     ‚ам  моЯ  выходка кажетсЯ  ребЯчеством?  Ћднако  ж в  этой  шутке  был,
пожалуй,  и серьезный смысл. Њне хотелось испортить  их игру,  а  главное --
да-да -- подорвать мою  лестную репутацию, приводившую менЯ в Ярость. "’акой
человек, как вы", -- любезно говорили мне, и Я бледнел от злости. Њне больше
не нужно было их  уважение, потому что оно  не было всеобщим, да и  как  оно
могло быть всеобщим, раз сам Я не мог его разделЯть. ‡начит, лучше набросить
на  все  -- на суд  людской и  на уважение  "порЯдочного общества" -- покров
нелепости и насмешки. Њне необходимо было дать выход чувству, которое душило
менЯ.  џ хотел  разломать  красивый  манекен, каким Я  повсюду  выступал,  и
показать всем, чем набито его нутро. ‚споминаю, например,  беседу, которую Я
должен  был   провести   с   молодыми   адвокатами-стажерами.   ђаздраженный
невероЯтными  похвалами  старшины "сословиЯ адвокатов", представлЯвшего менЯ
аудитории, Я не  стерпел. Ќачал Я темпераментно,  с заразительным волнением,
которого ждали от менЯ и которое Я без труда "выдавал" по заказу. Ђ  потом Я
вдруг   стал  рекомендовать  в  качестве  метода  защиты   мешанину.  Ќе  ту
усовершенствованную   мешанину,   какаЯ  применЯетсЯ  в  наших   современных
судилищах инквизиции, где усаживают на скамью подсудимых одновременно и вора
и  честного  человека, длЯ  того  чтобы  взвалить  на  второго  преступлениЯ
первого.  Ќет, речь шла  о  том, что вора там  защищают  ценою  преступлениЯ
честного человека,  в  данном  случае -- адвоката. џ совершенно Ясно выразил
свою мысль.
     "Џредположим, Я взЯлсЯ защищать какого-нибудь трогательного гражданина,
совершившего убийство из ревности. Џодумайте, господа присЯжные, ведь грешно
сердитьсЯ  на  этого  человека, вы  же  видите,  что его  природнаЯ  доброта
подверглась непосильному длЯ него испытанию  сексуальной страстью. Ќасколько
важнее то обстоЯтельство, что Я, например, нахожусь не на скамье подсудимых,
а на  своем  адвокатском месте, хотЯ Я  никогда  не отличалсЯ  добротой и не
страдал, оказавшись жертвой лукавой измены. џ на воле, Я не подлежу суровому
вашему суждению, а ведь кто Я  такой? Џо чести гордости -- сиЯю, как солнце,
а  вместе  с  тем  Я  похотливый  козел,  гневливый  фараон,  первостатейный
бездельник. џ никого не убивал? Ќет еще, конечно! Ќо, может быть, из-за менЯ
умерли  весьма  достойные  женщины. Ћчень  может быть.  €  Я  способен опЯть
взЯтьсЯ  за свое. ’огда как этот человек -- взглЯните на него, --  он уже не
повторит своего преступлениЯ. Ћн до сих пор не может опомнитьсЯ от того, что
так здорово поработал". ’акаЯ  речь немного  смутила моих молодых собратьев.
Ќо тут же они оправились и принЯлись хохотать. Ђ потом и совсем успокоились,
когда Я подошел к заключительной части и красноречиво воззвал в ней к защите
человеческой личности и ее предполагаемых  прав.  Џривычка оказалась сильнее
менЯ.
     Ќеоднократно повторЯЯ  эти  милые  выходки, Я  достиг только того,  что
несколько поколебал установившеесЯ обо мне мнение.  Ћбезоружить почитателей,
а главное, самому сложить оружие мне не удалось. Ќикакой радости не принесло
мне удивление, которое Я обычно встречал у своих  слушателей,  их молчаливое
смущение,  похожее  на  то, какое вы  сейчас  испытываете,  --  нет-нет,  не
протестуйте.  ‚идите ли,  недостаточно  самому  обвинить себЯ,  чтобы  стать
невиновным, иначе Я был бы чистым агнцем. Ќадо обвинить себЯ особым образом,
мне  понадобилось немало времени, чтобы выработать эту манеру, Я  открыл  ее
лишь тогда, когда все отшатнулись от менЯ. Ђ до того времени вокруг менЯ все
реЯл  смешок,  и   все  мои  беспорЯдочные   усилиЯ  не  могли  его   лишить
благожелательного, почти  ласкового  оттенка,  от  которого  мне становилось
больно.
     ‘мотрите-ка,  началсЯ,  кажетсЯ,  прилив.  ‡начит,  скоро  наш  пароход
отправитсЯ обратно.  „ень на  исходе. ‚идите,  голуби  собрались  в  вышине.
Џрижались друг к другу тесно-тесно, едва могут пошевелитьсЯ, и свет меркнет.
„авайте помолчим, насладимсЯ этим закатным, довольно мрачным часом. Ќет? ‚ас
больше интересует моЯ историЯ? ‚ы очень любезны. ‚прочем, Я теперь, пожалуй,
и в самом  деле могу вас  заинтересовать.  Џрежде чем разъЯснить,  что такое
судьЯ на покаЯнии, Я вам скажу все о распутстве и о каменных мешках.
     ‚ы ошибаетесь, дорогой  мой, пароход  идет быстро. Ќо ведь ‡ейдерзе  --
мертвое  море,  почти  что  мертвое.  Ѓерега плоские, окутанные  туманом, не
знаешь, где это море начинаетсЯ, где кончаетсЯ. €  нет  никакой вехи, мы  не
можем определить скорость движениЯ. Џароход плывет, плывет, а кругом  ничего
не менЯетсЯ. ќто не плавание, это какой-то сон.
     ‚от в  греческом  архипелаге  Я  испытывал  совершенно  противоположное
чувство. Ќа горизонте поЯвлЯлись все новые и новые острова. ѓолые, каменные,
они очертаниЯми  своих хребтов обозначали границу неба, скалистые их  берега
четко выделЯлись  на фоне  морЯ. ’ам уж не спутаешь: столько Яркого света, и
все становитсЯ вехой. “ менЯ было такое впечатление, будто Я  непрестанно, и
днем  и  ночью,  прыгаю  по гребнЯм  прохладных  волн  от одного островка  к
другому,  и, хоть наш пароходик  еле  тащилсЯ, мне казалось, что он несетсЯ,
вздымаЯ пену морскую и взрывы смеха на  борту.  ‘ тех пор сама ѓрециЯ плывет
во  мне, ее  неустанно  несет течение  где-то на  краю памЯти.  Ћ, да и менЯ
захватила и несет волна лиризма! —то ж вы не остановите менЯ, дорогой?
     Ђ кстати сказать, знаете ли вы ѓрецию? Ќет? ’ем лучше! —то нам делать в
ѓреции?  ’ам  нужны  люди  чистые  сердцем.  Џредставьте  себе,  друзьЯ  там
прогуливаютсЯ по улицам трогательной  парой, держась  за руку.  „а,  женщины
сидЯт  дома,  а  мужчины  зрелого  возраста,  почтенные,  усатые люди, важно
шествуют по тротуару, сплетЯ свои пальцы  с пальцами друга.  Ќа ‚остоке тоже
так бывает? ‚озможно. Ќо вот скажите мне, взЯли бы вы менЯ за руку на  улице
Џарижа? Ќу  разумеетсЯ, Я  шучу. Њы-то  ведь умеем держать себЯ,  мы  боимсЯ
грЯзных подозрений. Џрежде чем пристать к  греческим  островам, нам пришлось
бы долго мытьсЯ.  ’ам воздух  так чист, там и  море и радости так светлы.  Ђ
мы...
     Џосидим  на  этих  шезлонгах.   Љакой  туман!  џ,   кажетсЯ,  собиралсЯ
рассказать вам о каменных мешках?  „а, Я вам скажу, что  это  такое. „олго Я
отбивалсЯ, напрасно напускаЯ на себЯ надменный и дерзкий вид, но,  лишившись
сил,  убедившись  в  бесполезности  моих  стараний,  Я  решил  расстатьсЯ  с
человеческим обществом.  Ќет-нет, Я не  стал искать какой-нибудь необитаемый
остров, да  их  и нет теперь. џ просто  нашел себе  убежище у  женщин. ‚ы же
знаете, они не осуждают  по-настоЯщему наших слабостей, скорее уж попытаютсЯ
унизить нашу силу, обезоружить нас. †енщина  --  это награда не  воителЯ,  а
преступника. „лЯ него  женщина --  пристань, тихаЯ гавань; в постели женщины
обычно его и арестовывают. †енщина!  ‚едь  это все, что нам остаетсЯ от  раЯ
земного,  не  так  ли?  ‘овсем растерЯвшись, Я понессЯ  к этой  естественной
пристани. Ќо теперь  Я уже  не произносил речей. Џравда, Я еще немного играл
роль, по привычке, однако прежней  изобретательности у менЯ не  стало. Ѓоюсь
признатьсЯ (а  то  опЯть начнешь ораторствовать), но,  кажетсЯ, именно в  ту
пору во мне заговорила потребность в настоЯщей любви. –инично, не правда ли?
‚о всЯком случае, менЯ  томила тоска, чувство обездоленности, делавшее  менЯ
более уЯзвимым,  случалось, Я волей-неволей, отчасти  из любопытства брал на
себЯ некоторые  обЯзательства.  “ менЯ  Явилась потребность  любить  и  быть
любимым,  а  посему  Я  вообразил  себЯ  влюбленным. €наче  говорЯ, Я совсем
поглупел.
     Ќередко  Я ловил  себЯ  на том, что задаю  тот вопрос, которого  Я, как
человек  опытный,  до тех пор  избегал.  џ спрашивал: "’ы менЯ любишь?"  ‚ы,
конечно, знаете, какой  ответ  следует в подобных ситуациЯх:  "Ђ ты?" …сли Я
отвечал:  "„а", значит, преувеличивал подлинные свои  чувства. Ђ если дерзал
ответить: "Ќет", рисковал  тем,  что менЯ разлюбЯт и Я буду  страдать  из-за
этого. —ем большаЯ  опасность  угрожала чувству, в  котором Я надеЯлсЯ найти
покой  душевный, тем упорнее Я  добивалсЯ его от своей партнерши. џ дошел до
самых  недвусмысленных  обещаний  и  требовал от  своего  сердца  все  более
глубокого чувства. ’огда-то Я  и воспылал  ложной страстью  к очаровательной
дурочке, начитавшейсЯ советов в эротических  изданиЯх, а посему говорившей о
любви   с   уверенностью   и   убежденностью   интеллектуала,   возвещающего
неизбежность бесклассового общества. ‚ам, конечно, известно, как захватывает
такаЯ  убежденность.  џ тоже  попыталсЯ  говорить о любви  и в конце  концов
убедил  самого  себЯ, что Я влюбилсЯ.  Џо  крайней мере  Я пребывал  в  этой
уверенности  до тех пор, пока эта  глупышка не стала моей  любовницей и Я не
понЯл,  что  авторы,  специализировавшиесЯ на  сердечных  делах, научили  ее
толковать  о  любви,  но  оставили  полной невеждой  в любовной практике.  џ
влюбилсЯ в попугайчика, а спать мне пришлось со змеей. ’огда Я стал искать у
других  женщин той  любви,  о  которой говорЯт книги и которой Я никогда  не
встречал в жизни.
     Ќо  искал Я без особого увлечениЯ.  ‚едь  больше  тридцати  лет Я любил
только самого себЯ. ђазве можно было расстатьсЯ с укоренившейсЯ привычкой? €
Я  не рассталсЯ  с  ней,  Я  проЯвлЯл  лишь  слабые  попытки  восчувствовать
страстную любовь. џ множил обещаниЯ, Я  влюблЯлсЯ  сразу  в  нескольких, как
бывало заводил сразу несколько свЯзей. € навлекал на женщин больше бед,  чем
во  времена  моего  беспечного равнодушиЯ. Џредставьте себе, мой попугайчик,
дойдЯ до отчаЯниЯ, решила уморить себЯ голодом. Љ  счастью, Я вовремЯ ЯвилсЯ
к страдалице и  кротко  поддержал ее  дух до  тех пор, пока она не встретила
вернувшегосЯ  из путешествиЯ на остров Ѓали интересного инженера с седеющими
висками,  которого  ей  уже  описал ее излюбленный  еженедельник.  ‚о всЯком
случае, Я не только не вознессЯ, как говоритсЯ, на седьмое небо и не получил
отпущениЯ грехов, но  еще увеличил бремЯ своих  провинностей и  заблуждений.
Џосле этого Я почувствовал такое отвращение к любви,  что долгие годы не мог
без скрежета зубовного  слышать  о  "†изни среди  роз" или  "‹юбви  и смерти
€зольды". џ попыталсЯ отказатьсЯ на свой  лад от женщин и жить целомудренно.
‚ конце концов с менЯ достаточно было их дружбы. Ќо пришлось отказатьсЯ и от
игры.  Ђ  ведь  если отбросить влечение, то  с женщинами  мне  было безмерно
скучно; да, по-видимому, и они тоже скучали со мной. Ќе было больше игры, не
было театра  --  одна лишь неприкрытаЯ правда. Ќо правда,  друг мой, --  это
скука смертнаЯ.
     ЏридЯ в отчаЯние и от любви и  от целомудриЯ,  Я наконец решил, что мне
еще остаетсЯ  разврат -- он  прекрасно заменЯет  любовь, прекращает насмешки
людей, водворЯет молчание, а главное, дарует бессмертие. Љогда ты вполпьЯна,
еще не  потерЯв  Ясности  ума, лежишь  поздно  ночью  меж двух  проституток,