        Ђльбер Љамю. Џисьма к немецкому другу

---------------------------------------------------------------
  Џеревод €.џ.‚олевич
  Ђльбер Љамю "Ѓунтующий человек", Њосква, €Џ‹, 1990г.
  OCR: http://www.odinvopros.ru і http://www.odinvopros.ru
---------------------------------------------------------------

     Љамю  принимал  активное  участие в  ‘опротивлении  в  группе  "Љомба",
издававшей  подпольно одноименную газету, фактическое руководство  которой в
1944  г.  осуществлЯлось  Љамю.  Ќо  он был  свЯзан  и  с  другими  группами
‘опротивлениЯ, и первые два  письма поЯвились в журналах "ђевю либр"  (1943.
No 2)  и  в "Љайе де ‹иберасьон" (1944.  No 3). ’ретье  и  четвертое письма,
написанные длЯ "ђевю либр", были опубликованы уже после войны.
     Џеревод  выполнен €. џ. ‚олевич  по изданию: Camus  A. Lettres a un ami
allemand. P., Gallimard, 1948.

     ђене ‹ейно
     ‚еличие  души проЯвлЯют не в одной  крайности,  но лишь когда  коснутсЯ
обеих разом.
     <i>Џаскаль</i>
     [ђене, ‹ейно (1910--1944) -- друг Љамю, сотрудник газеты "Љомба". ‚ мае
1944 г. был задержан в ‹ионе, 13 июнЯ 1944 г.,  перед отступлением немцев из
‹иона, был расстрелЯн гестапо]

        Џредисловие к итальЯнскому изданию
     "Џисьма  к  немецкому другу" вышли во ”ранции после ЋсвобождениЯ  очень
малым тиражом и с тех пор не переиздавались ни разу. џ всегда  был против их
поЯвлениЯ за границей по причинам, которые изложу ниже.
     € вот теперь письма  впервые изданы  за рубежом;  менЯ подвигло на  это
решение единственно желание всеми своими слабыми силами  содействовать тому,
чтобы нелепаЯ стена, разделЯющаЯ наши страны, когда-нибудь рухнула.
     Ќо   Я  не  могу  позволить  переиздать  эти  страницы,   не   объЯснив
предварительно, что  они  собой представлЯют. Ћни  были написаны и изданы  в
подполье  с целью хоть немного проЯснить смысл той слепой борьбы, которую мы
вели  тогда, и  тем самым сделать эту борьбу  более эффективной.  ќти письма
написаны под давлением определенных  обстоЯтельств и, следовательно,  сейчас
могут  показатьсЯ субъективно несправедливыми. € в самом  деле: если бы речь
шла о ѓермании побежденной, следовало взЯть немного иной  тон. Ќо Я хотел бы
только избежать недоразумениЯ. Љогда автор этих строк пишет "вы", он имеет в
виду  не "вы, немцы", а "вы, нацисты".  Љогда он говорит "мы", это не всегда
означает  "мы, французы", но "мы,  свободные европейцы".  џ противопоставлЯю
две позиции,  а не две  нации, даже если в какой-то исторический  момент эти
две нации олицетворЯли  собою враждебные позиции.  •очу повторить изречение,
не   мне   принадлежащее:   "џ   слишком  люблю  мою   страну,   чтобы  быть
националистом". € Я уверен, что  ни ”ранциЯ, ни €талиЯ не только  ничего  не
потерЯют,  но,  напротив, многое приобретут,  открывшись  длЯ более широкого
сообщества.  Ђ  пока мы  еще далеки  от желанной цели, и  …вропу по-прежнему
терзают распри. ‚от отчего мне было бы ныне стыдно, если бы кто-нибудь счел,
что  французский писатель  способен стать врагом какой-нибудь одной нации. џ
ненавижу только  палачей. € всЯкий  человек,  пожелавший прочесть "Џисьма  к
немецкому другу" именно под  этим  углом зрениЯ, то есть как  документальный
рассказ о  борьбе против  насилиЯ,  признает, что сегоднЯ Я  с полным правом
могу подписатьсЯ здесь под каждым своим словом.

        Џисьмо первое
     ‚ы  говорили  мне: "‚еличие  моей страны поистине бесценно. € все,  что
способствует ему,-- благо. ‚ мире, где уже  ничто не имеет смысла, те, кому,
подобно нам,  молодым немцам,  посчастливилось  обрести его  в  судьбе своей
нации, должны принести ему в жертву все до конца". ‚ ту пору Я любил вас, но
уже эти слова поселили во мне отчуждение. "Ќет,--  возражал Я вам,-- не могу
поверить,  что необходимо  все подчинЯть цели,  к  которой стремишьсЯ.  …сть
средства, которые извинить нельзЯ. € мне  хотелось бы любить свою страну, не
изменЯЯ  в то  же  времЯ  и  справедливости.  џ  не  желаю  родине  величиЯ,
достигнутого  любыми средствами, замешенного на крови  и  лжи.  Ќет, Я  хочу
помочь  ей  жить, помогаЯ  жить  справедливости".  € тогда  вы мне  сказали:
"‡начит, вы не любите свою родину".
     ‘  тех пор  прошло  пЯть  лет, все это времЯ мы не виделись,  но могу с
уверенностью сказать, что не было  ни одного  днЯ за  эти долгие годы (такие
короткие, такие  молниеносные  длЯ вас!), когда Я  не вспоминал бы эту  вашу
фразу:  "‚ы просто не  любите  свою родину!"  Љогда сегоднЯ Я размышлЯю  над
этими словами, сердце сжимаетсЯ у менЯ  в груди. „а, Я не любил ее, если "не
любить" означает осуждать все, что  несправедливо в любимых нами вещах, если
"не любить"  -- значит  требовать,  чтобы  любимое  существо  достигло  того
наивысшего совершенства, какого мы длЯ него жаждем. ЏЯть лет назад многие во
”ранции думали, как Я. Ќо иным из них пришлось взглЯнуть в двенадцать пустых
черных зрачков немецкой судьбы.  € эти  люди,  которые, по вашему мнению, не
любили свою отчизну, сделали длЯ нее неизмеримо больше, чем вы -- длЯ вашей,
даже  будь  вам дано сотни  раз пожертвовать длЯ нее жизнью. €бо они  должны
были сперва победить самих  себЯ, и вот в этом их героизм. Ќо здесь Я имею в
виду два разных вида величиЯ и говорю о противоречии, которое  чувствую себЯ
обЯзанным разъЯснить вам.
     Њы скоро увидимсЯ вновь, если судьбе будет угодно свести нас. Ќо к тому
времени нашей дружбе  придет конец. ‚ы станете упиватьсЯ своим поражением, и
вы не будете стыдитьсЯ прежних  побед, напротив, тоскуЯ о них изо всех своих
раздавленных сил.  ‘егоднЯ Я еще мысленно с вами,-- ваш враг, разумеетсЯ, но
в  какой-то мере пока и друг, поскольку все мои мысли здесь обращены к  вам.
‡автра с  этим  будет покончено. ‚се, чему ваша  победа  не  смогла положить
начало, довершит ваше поражение. Ќо, по крайней мере, на прощание, перед тем
как мы впадем во взаимное безразличие, Я хочу дать вам Ясное представление о
том, что ни война, ни мир так и не научили вас понимать судьбу моей страны.
     ‚  первую  очередь Я хочу рассказать  вам, какого  рода величие  движет
нами.  ’ем самым  Я объЯсню,  в чем заключаетсЯ  мужество, которое восхищает
нас, но чуждо вам.  €бо мало заслуги в  том, чтобы суметь броситьсЯ в огонь,
когда к  этому готовишьсЯ  загодЯ и  когда  длЯ тебЯ  порыв более естествен,
нежели  зрелое  размышление.  €  напротив,  велика  заслуга человека,  смело
идущего навстречу пыткам,  навстречу смерти и притом абсолютно убежденного в
том, что  ненависть  и  жестокость сами  по себе  бесплодны.  ‚елика заслуга
людей, которые сражаютсЯ, при этом презираЯ войну, соглашаютсЯ все потерЯть,
при  этом дорожа  счастьем, прибегают  к  разрушению, лелеЯ  при  этом  идею
цивилизации  высшего  порЯдка.  ‚от в  чем мы добились большего, чем вы, ибо
вынуждены были  боротьсЯ в  первую  очередь с самими собой.  ‚ам  ничего  не
пришлось  побеждать ни в собственном сердце, ни в  образе  мыслей. Ђ  у  нас
оказалось два врага;  и мало было восторжествовать с помощью оружиЯ, подобно
вам, которым не потребовалось ничего преодолевать в самих себе.
     Ќам  же  пришлось переступить через  слишком многое, и в первую очередь
через  извечный  наш соблазн  -- уподобитьсЯ вам.  €бо таитсЯ и в нас нечто,
уступающее низменным инстинктам, противЯщеесЯ интеллекту, в культ возводЯщее
только успех.  Ќаши  возвышенные  добродетели в  конце  концов утомлЯют нас,
разум внушает стыд, и временами нам случаетсЯ возмечтать  о некоем блаженном
состоЯнии  варварства,  в  коем  истина  постигалась бы  без всЯких  усилий.
‚прочем, от этого  исцелитьсЯ нетрудно: стоит лишь  поглЯдеть  на вас, чтобы
убедитьсЯ, к чему приводЯт подобные мечтаниЯ, и тотчас образумишьсЯ. …сли бы
Я верил в некую фатальную предопределенность  истории, Я  бы заподозрил, что
она сделала вас  нашими соседЯми специально нам,  рабам разума, в назидание.
‚аш пример заставлЯет нас возродитьсЯ длЯ  умственной  деЯтельности, где нам
дышитсЯ легче.
     Ќо нам предстоЯло победить в себе  еще одну малость  -- ту, что зоветсЯ
героизмом. џ знаю:  вы уверены, что нам героизм  чужд. ‚ы ошибаетесь. Џросто
мы одновременно и исповедуем и побаиваемсЯ его. €споведуем, поскольку десЯть
веков  истории научили нас тому, что есть  благородство. € побаиваемсЯ,  ибо
десЯть веков разума преподали  нам красоту и все преимущества естественности
и простоты. —тобы противостоЯть вам, нам пришлось проделать долгий и трудный
путь. ‚от потому-то  мы и отстали  от всей остальной …вропы, ибо всЯкий раз,
как чьЯ-нибудь  злаЯ  волЯ  ввергала  ее  в ложь, мы незамедлительно брались
отыскивать  истину.  ‚от потому-то  мы и начали войну с поражениЯ,  что были
озабочены донельзЯ -- пока вы завоевывали нас -- задачей определить в сердце
своем, на нашей ли стороне истина и справедливость.
     Ќам пришлось также  побороть  свою любовь к человеку и представление  о
мирной,  миролюбивой судьбе;  нам  пришлось преодолеть глубокое  убеждение в
том, что ни одна победа не приносит добрых плодов, так как любое насилие над
человеком  непоправимо. Ќам пришлось отказатьсЯ разом и от нашей науки, и от
нашей надежды,  от  причин длЯ  любви  и от ненависти, которую мы  питали ко
всЯкой войне. Љороче сказать,--  и, Я надеюсь,  вы поймете  мысль  человека,
которому охотно  пожимали руку,--  мы  должны  были  убить  в себе  любовь к
дружбе.
     ’еперь это сделано. Џуть был окольным и долгим, и  мы пришли  к  цели с
большим опозданием. ќто тот самый кружной путь, на который сомнение в истине
толкает разум, сомнение в дружбе  -- сердце. ќто  тот кружной  путь, который
защитил и спас справедливость,  поставил правду на сторону тех, кто терзалсЯ
сомнениЯми. „а,  мы, без сомнениЯ, заплатили  за него  дорогой  ценой. Ќашей
платой были  унижениЯ и немота, горечь побежденных, тюрьмы  и казни на заре,
одиночество, разлуки, ежедневный голод, изможденные дети и,  что хуже всего,
вынужденное раскаЯние. Ќо это было в порЯдке вещей. Ќам понадобилось все это
времЯ, чтобы понЯть наконец, имеем  ли мы право  убивать людей, дозволено ли
нам добавлЯть страданий этому и без  того исстрадавшемусЯ миру. € именно это
потерЯнное и наверстанное времЯ, это принЯтое и преодоленное нами поражение,
эти сомнениЯ, оплаченные кровью, дают право нам, французам, думать  сегоднЯ,
что мы вошли в эту войну с чистыми  руками -- то была чистота жертв, чистота
побежденных -- и что  мы выйдем из нее также с чистыми руками, но на сей раз
то  будет  чистота великой  победы, одержанной над несправедливостью  и  над
самими собой.
     €бо мы станем победителЯми,  и  вы  это знаете.  Ќо победим  мы  именно
благодарЯ  тому поражению,  тем долгим блужданиЯм во мраке,  которые помогли
нам  постичь свою правоту,  благодарЯ  тому страданию, чью  несправедливость
испили полной  чашей, сумев  извлечь  из  него  нужный  урок. ‚ нем нашли мы
секрет  нашей  победы  и   если  не  утерЯем  его  когда-нибудь,  то  станем
победителЯми навек. —ерез страдание мы постигли, что, вопреки  нашим прежним
убеждениЯм, разум бессилен перед мечом,  но что разум в союзе с мечом всегда
возьмет верх над мечом, вынутым из ножен  с одной лишь целью -- убивать. ‚от
отчего  теперь мы взЯли на вооружение и меч, убедившись в  том, что разум --
на  нашей стороне.  „лЯ  этого  нам понадобилось увидеть, как умирают, самим
прикоснутьсЯ к смерти, длЯ этого понадобилась утреннЯЯ прогулка на гильотину
французского  рабочего,  проходЯщего  на  рассвете  по  коридорам  тюрьмы  и
призывающего  своих  товарищей,  от камеры  к камере, показать  врагам  свое
мужество. €  наконец, длЯ того чтобы подчинить  себе разум, нам понадобилась
физическаЯ пытка. Џоистине прочно владеешь лишь тем, за что дорого уплачено.
Њы дорого заплатили за свое знание, и нам предстоит еще платить и платить за
него...  Ќо  зато теперь  за  нами  наша  уверенность,  наши убеждениЯ, наша
справедливость -- и поражение ваше неизбежно.
     џ никогда не верил в торжество правды,  ничем другим  не подкрепленной.
Ќо очень важно знать, что  при  равной энергии  правда одерживает  верх  над
ложью.  ‚от  к  какому трудному  равновесию мы пришли.  € сражаемсЯ сегоднЯ,
помнЯ об этом нюансе. “ менЯ есть даже искушение сказать вам, что мы боремсЯ
именно  за  нюансы, но за  такие,  которые в  своей значимости  не  уступают
ценности  самого человека. Њы боремсЯ за  нюанс,  отличающий жертвенность от
мистики,  энергию от  насилиЯ,  силу  от жестокости,  за  еще более  тонкий,
неуловимый нюанс,  отличающий  фальшь  от правды, а  человека,  на  которого
уповаем,-- от коварных богов, которым поклонЯетесь вы.
     ‚от  то, что Я хотел вам  сказать, притом не над схваткой, а  в разгаре
самой схватки.  ‚от то, что Я  хотел  ответить  на ваше  "вы не  любите свою
родину",  которое  до  сих пор  преследует  менЯ. Ќо  Я хочу быть  до  конца
откровенен с  вами.  џ  думаю,  что  ”ранциЯ  надолго утратила  свою  мощь и
величие, и ей понадобЯтсЯ долгие годы отчаЯнного терпениЯ, отчаЯнной упорной
борьбы,  чтобы вернуть себе хоть часть того престижа, который необходим  длЯ
любой  культуры. Ќо Я полагаю также, что она утратила все это по благородным
причинам.  ‚от  потому-то  надежда и не покидает  менЯ. € в этом весь  смысл
моего письма. ’от же человек, которого  пЯть лет назад вы жалели за  то, что
он столь сдержан в своих чувствах к родине, сегоднЯ может сказать вам -- вам
лично и всем нашим ровесникам  в  …вропе  и  во всем мире:  "џ принадлежу  к
замечательной, стойкой нации, котораЯ, невзираЯ на тЯжкий груз заблуждений и
слабостей, смогла сохранить и уберечь то главное, что составлЯет  ее величие
и что ее народ постоЯнно -- а  его избранники временами -- пытаетсЯ выразить
все  четче и Яснее. џ принадлежу к нации,  котораЯ четыре года назад  начала
пересмотр всей своей  истории  и  котораЯ  нынче среди  развалин  спокойно и
уверенно готовитсЯ  переписать эту историю заново,  попытав счастьЯ  в игре,
где у нее нет  козырей. ЊоЯ  страна стоит того,  чтобы любить  ее трудной  и
требовательной любовью -- моей  любовью. ЊоЯ  страна, Я уверен, теперь стоит
того, чтобы за  нее боротьсЯ,  ибо она заслуживает высшей любви. € Я говорю:
ваша нациЯ, в противоположность моей,  удостоилась от своих сынов той любви,
какую заслужила,-- любви слепцов. ’акой любовью ей не  оправдатьсЯ.  ‚от что
вас  погубило.  €  если вы  были побеждены уже в разгаре  самых триумфальных
ваших побед, то что же станетсЯ с вами теперь, в поражении, которое близитсЯ
так неотвратимо?"
     <i>€юль 1943</i>

        Џисьмо второе
     џ  уже  писал вам,  и писал тоном,  исполненным  уверенности.  ЏЯть лет
спустЯ после нашей последней встречи Я объЯснЯл  вам, отчего мы сильнее вас:
из-за  того окольного пути, на котором искали подтверждениЯ своим принципам;
из-за опозданиЯ,  виной которому было сомнение  в правоте; из-за безумного в
своей  нелепости  желаниЯ  примирить  меж  собою  все, что  мы  любили.  ќто
настолько важно, что стоит еще раз вернутьсЯ к этой теме. Љак Я уже говорил,
мы  дорого заплатили  за  свои  метаниЯ. Њы  так страшились  запЯтнать  себЯ
несправедливостью, что  предпочли  ей хаос  сомнений.  Ќо именно  этот  груз
сомнений стал сегоднЯ нашей  силой, и именно  благодарЯ  ему  мы  близимсЯ к
победе.
     „а, Я все это  высказал вам,  и  притом тоном, исполненным уверенности,
единым  духом,  как  сказалось.  ‚идите ли,  у менЯ было достаточно времени,
чтобы поразмыслить надо всем этим.  ђазмышлЯть ведь лучше всего ночью. Ђ уже
три года, как вы повергли во мрак ночи наши города и наши сердца. ’ри  года,
как мы блуждаем в потемках, в поисках той самой идеи, котораЯ сегоднЯ встает
перед вами,  облаченнаЯ в доспехи. € теперь Я могу говорить с вами о разуме.
€бо  уверенность,  которую обрели  мы  сегоднЯ,  есть  чувство,  которым все
окупаетсЯ, и проЯсненный разум протЯгивает руку отваге. €,  мне кажетсЯ, длЯ
вас,  так  легковесно  рассуждавшего  передо  мной о разуме, Явилось большой
неожиданностью то,  что он вернулсЯ  из такого далека, внезапно  решив вновь
занЯть свое место в истории. Ќо здесь Я хочу снова поговорить о вас.
     Ќиже Я  объЯсню  вам  подробнее,  что  уверенность  отнюдь не порождает
ликованиЯ  в  сердце.  ќто придает определенный смысл всему, что Я пишу.  Ќо
прежде Я хочу закрыть  наш с вами  счет, подвести итог  нашим воспоминаниЯм,
нашей  дружбе.  Џока  у  менЯ  еще  есть  возможность,  Я  хочу  сделать  то
единственное, что можно совершить длЯ умирающей  дружбы: объЯснитьсЯ.  џ уже
отвечал  вам на  брошенную  некогда фразу  "вы  не  любите  свою  родину",--
воспоминание о ней мучит менЯ  до сих пор. ‘егоднЯ же Я хочу ответить на  ту
нетерпеливую пренебрежительную улыбку, какой вы встречали слово "разум". "‚о
всех своих интеллектуальных проЯвлениЯх,-- говорили вы,-- ”ранциЯ отрекаетсЯ
от самой себЯ. ‚аши интеллектуалы предпочитают  своей стране, в  зависимости
от обстоЯтельств, либо отчаЯние,  либо погоню за  некой туманной истиной. Њы
же, немцы,  ставим  ѓерманию  впереди истины, превыше отчаЯниЯ".  Ќа  первый
взглЯд  вы  были  как  будто правы. Ќо, Я  уже говорил,  если  мы  временами
предпочитали  родине справедливость, это означало  лишь  то, что  мы  хотели
любить родину в справедливости, как хотели бы любить ее в истине  и надежде.
‚от в чем заключалось наше отличие  от вас: мы были требовательны к отчизне.
‘  вас  хватало умножать мощь нации, мы же мечтали даровать  своей истину. ‘
вас было  довольно  служить реальной  политике,  мы, в  самых  тЯжких  своих
заблуждениЯх,  бессознательно  держались идеи политики чести -- именно  той,
какую вновь  обрели  сегоднЯ. Љогда Я говорю "мы",  Я  не имею в  виду наших
правителей. ‚ конце концов, что такое правитель?!
     Њне опЯть  вспоминаетсЯ  ваша  улыбка. ‚ы  всегда  остерегались громких
слов. џ также, но  еще больше Я  остерегалсЯ самого себЯ. ‚ы пытались увлечь
менЯ на тот путь, куда вступили  сами и где разум стыдитсЯ разума. “же тогда
Я  не  шел по  вашим стопам. Ќо сегоднЯ мои ответы будут еще более твердыми.
—то есть истина? -- спрашивали вы. ќтого, без сомнениЯ, никто не знает, зато
нам,  по  крайней мере, известно, что есть ложь:  это  именно  то,  чему  вы
научили  нас.  Ђ  что есть  дух?  Њы знаем лишь его  противоположность,  имЯ
которой -- убийство. € что есть  человек? Ќо нет, здесь Я вас остановлю, это
мы уже знаем. Ћн есть  та  сила,  котораЯ  в конечном  счете  перевешивает и
тиранов,  и  богов.  Ћн  есть  сила  очевидности. €менно  эту,  человеческую
очевидность  обЯзаны мы охранЯть, и наша сегоднЯшнЯЯ уверенность основана на
понимании  того,  что  судьба  человека и  судьба  нашей страны  слиты  ныне
воедино.  Ѓудь все лишено  смысла, вы оказались бы правы. Ќо в мире осталось
нечто сохранившее смысл.
     џ не устану повторЯть вам, что мы расходимсЯ именно  в этом пункте.  Њы
воплотили  свою  родину в идее,  которую  ставили в  рЯд  с другими великими
представлениЯми:  о   дружбе,  о  человеке,  о   счастье,  о   нашей   жажде
справедливости.  €  это побуждало нас строго  взыскивать с нее. ’ак  вот,  в
конечном счете оказались правыми мы. €бо мы не захватывали  длЯ своей родины
рабов,  мы  ничего не растоптали  во имЯ ее. Њы терпеливо ожидали  проблеска
истины и обрели, посреди горЯ и страданий, радость готовности к бою разом за
все, что нам дорого. ‚ы же, напротив, боретесь именно с той частью человека,
котораЯ не  принадлежит  родине. ‚ашим  жертвам длЯ отчизны  грош цена,  ибо
ложна ваша иерархиЯ ценностей, и ценности эти несоизмеримы  с общепринЯтыми.
’ам, у себЯ, вы предали не только человеческое сердце.  € теперь разум берет
реванш за все. ‚ы не заплатили цены, которой он стоит,  отдав положенную ему
тЯжкую  дань Ясному взглЯду на  мир. €з бездны нашего поражениЯ  говорю вам:
именно это вас и сгубит.
     Џозвольте лучше  рассказать вам следующее. ќто  случилось  во  ”ранции,
неважно, где  именно.  Ћднажды  на  заре грузовик с  вооруженными  солдатами
увозит из одной известной мне тюрьмы  одиннадцать французов на кладбище, где
вы  должны расстрелЯть  их.  €з  этих одиннадцати  лишь  пЯтеро  или шестеро
действительно  что-то сделали длЯ этого: листовки, несколько тайных встреч и
-- самое тЯжкое --  неповиновение. ќти неподвижно сидЯт в глубине кузова; их
гложет страх, конечно, но, осмелюсь  сказать, страх обычный, тот, что всегда
леденит человека  перед  лицом неизвестности,-- страх, который соседствует с
мужеством.  Ћстальные не  совершили  ровно ничего. € сознание того, что  они
умрут по ошибке, падут жертвой чьего-то безразличиЯ, делает длЯ них этот миг
еще более  мучительным. ‘реди них  находитсЯ  шестнадцатилетний мальчик. ‚ам
знакомы  лица  наших подростков,  и  Я не стану описывать вам его.  Њальчика
терзает  ужас, он  маетсЯ  им,  позабыв  стыд.  Ћставьте  свою презрительную
улыбку: у него зуб на зуб не попадает  от страха. Ќо вы посадили рЯдом с ним
немецкого  духовника, чьЯ  задача -- облегчить этим людЯм  близЯщийсЯ конец.
Њогу  сказать  с  полным  правом:  людЯм,  которых  сейчас  станут  убивать,
разговоры  о  будущей   жизни  совершенно  безразличны.  ‘лишком  уж  трудно
поверить, что общаЯ  могила - не конец всему,  и пленники в грузовике упорно
молчат. Џоэтому исповедник занЯлсЯ мальчиком, забившимсЯ, как зверек, в угол
машины.  ќтот поймет его легче, чем взрослые. Њальчик отвечает, он цеплЯетсЯ
за  этот  утешающий  голос, надежда забрезжила  ему. ‚  самом немом  из всех
ужасов бывает иногда достаточно, чтобы  кто-нибудь подал голос: а вдруг  все
уладитсЯ?!  "џ  ничего  не  сделал",--  говорит мальчик. "„а-да,--  отвечает
свЯщенник,--  но не  об  этом речь. ’ы должен приготовитьсЯ достойно принЯть
смерть".--  "„а не может же так быть, чтобы они не понЯли!" -- "џ твой друг,
и Я, конечно, тебЯ  понимаю. Ќо теперь слишком поздно. џ не оставлю тебЯ  до
конца,  и наш добрый ѓосподь  также. ’ы увидишь,  это будет  легко". Њальчик
отвернулсЯ.  ’огда свЯщенник  заговаривает о Ѓоге. ‚еруешь ли ты в него? „а,
он  верует.  Ќу  тогда ты должен  знать, что  жизнь  не имеет значениЯ перед
вечным покоем, который тебЯ ожидает.  Ќо мальчику  внушает  ужас именно этот
вечный покой.  "џ твой друг",--  повторЯет исповедник. Ћстальные по-прежнему
молчат. Ќадо подумать и о  них тоже. ‘вЯщенник приближаетсЯ к их немой кучке
и на  минуту отворачиваетсЯ от подростка. ѓрузовик с мЯгким  чавканьем катит
по влажной от ночной росы дороге. Џредставьте себе этот серый предрассветный
час,  запах  немытых  тел  в  кузове,  невидимые   пленникам  полЯ,  которые
угадываютсЯ лишь  по звукам: звЯканью упрЯжи,  птичьему  вскрику.  Џодросток
прислонЯетсЯ к брезентовому чехлу, и тот слегка поддаетсЯ, открыв щель между
бортом  грузовика  и брезентом.  Џри желании  в  нее  можно  протиснутьсЯ  и
спрыгнуть  с машины.  ‘вЯщенник сидит спиной к  нему,  солдаты впереди зорко
вглЯдываютсЯ в дорогу, чтобы не заплутатьсЯ в предутреннем сумраке. Њальчик,
не раздумываЯ, приподнимает брезент, проскальзывает в щель, спрыгивает вниз.
…ле  слышный звук падениЯ, за ним -- шорох поспешных шагов на  шоссе, дальше
тишина. Ѓеглец  оказалсЯ в  поле,  где вспаханнаЯ землЯ  приглушает  шум. Ќо
хлопанье брезента и резкий, влажный,  утренний холодок, ворвавшийсЯ в кузов,
заставлЯет обернутьсЯ и  свЯщенника,  и  приговоренных.  ‘  минуту свЯщенник
оглЯдывает людей,  которые  в  свою  очередь  молча  смотрЯт на  него.  Ћдин
короткий  миг, и  в  течение его слуга божий  должен  решить, с кем он --  с
палачами или  с мучениками. Ќо  он не раздумывает, он уже заколотил в заднюю
стенку кабины. "Achtung!" ’ревога  поднЯта. „ва  солдата врываютсЯ в кузов и
берут  пленников на мушку. „вое других спрыгивают наземь и бегут через поле.
‚  нескольких шагах  от грузовика свЯщенник,  застыв как изваЯние,  пытаетсЯ
разглЯдеть  сквозь  туманное марево,  что  происходит.  ‹юди  в кузове молча
прислушиваютсЯ: шум преследованиЯ, сдавленные  крики, выстрел, тишина, потом
приближающиесЯ  голоса  и,  наконец,  глухой  топот.  Њальчик  пойман.  ЏулЯ
пролетела мимо, но он остановилсЯ сам, внезапно обессилев, испугавшись этого
ватного, непроницаемого тумана. Ћн  не может идти  сам, солдаты волокут его.
Ћни  не били беглеца, ну разве что слегка. ѓлавное ведь  впереди. Њальчик не
глЯдит ни на свЯщенника, ни на остальных. ‘вЯщенник садитсЯ в кабину рЯдом с
шофером.  …го место в кузове занимает вооруженный солдат. Њальчик, брошенный
в угол, не плачет.  Ћн молча глЯдит на  дорогу, мелькающую между брезентовым
чехлом и бортом машины. ‡анимаетсЯ рассвет.
     Ќасколько  Я  вас знаю,  вам легко будет  домыслить конец. Ќо вы должны
узнать,  от  кого  мне стала известна эта историЯ.  …е рассказал французский
свЯщенник. Ћн говорил: "џ стыжусь за этого  человека, и мне приЯтно  думать,
что ни один свЯщенник-француз не согласилсЯ бы заставить своего Ѓога служить
убийству". € он сказал правду. ’от исповедник просто-напросто думал, как вы.
…му казалось вполне естественным  отдать  своей стране все, вплоть до веры в
Ѓога. €так, у вас даже боги мобилизованы. Ћни, конечно, с вами [ЋбыгрываетсЯ
немецкое "Gott  mit uns" --  "‘ нами Ѓог!"],  как вы любите выражатьсЯ, но с
вами  поневоле. ‚ы  ничего больше не хотите видеть  и  понимать  вы  целиком
воплотились в единый безумный порыв. € сражаетесь  теперь, заручившись одним
лишь  оружием  слепого гнева,  предпочтЯ  громы  и  молнии порЯдку  идей,  с
упорством маньЯков стремЯсь все обратить в хаос.  Њы же исходили из  законов
разума и неизбежно  вытекающих  оттуда сомнений. € перед лицом слепого гнева
мы оказались слабы. Ќо вот теперь долгий кружной путь  преодолен. „остаточно
было  того  убитого мальчика, чтобы к  разуму  нашему мы  присоединили гнев:
отныне мы вдвое сильнее вас. € Я хочу поговорить с вами о гневе.
     ‚спомните. Ќа  мое  удивление внезапной вспышкой гнева одного из  ваших
начальников вы  откликнулись  так:  "Ќо это тоже очень хорошо. Џросто вы  не
понимаете.  ”ранцузы лишены этой добродетели -- способности гневатьсЯ". Ќет,
это  не  так,  просто французы не любЯт щеголЯть  своими добродетелЯми.  Ћни
вспоминают о них лишь в случае крайней необходимости. € это свойство придает
нашему гневу ту силу молчаниЯ, которую вы начинаете чувствовать лишь сейчас.
€менно  с  таким гневом  в душе -- единственным,  какой мне ведом,--  Я буду
напоследок говорить с вами.
     €бо,  как Я  уже писал, уверенность не порождает сердечного  ликованиЯ.
Ќам известно, что мы утратили на нашем долгом пути, и мы  знаем, какой ценой
заплатили за горькую радость  сражатьсЯ, будучи в  мире с  самими  собой.  €
именно оттого, что мы  испытываем это пронзительное ощущение непоправимости,
борьба наша исполнена как горечи, так и уверенности в будущем. ЋбычнаЯ война
не удовлетворЯла  нас. €бо  доводы наши  еще не  созрели.  Ќаш народ  выбрал
другое: гражданскую  войну, всеобщую  упорную борьбу, самопожертвование  без
лишних слов. ќту  войну он объЯвил  сам, ему  не  навЯзывали ее  глупые  или
трусливые правители, и в  ней он обрел  свою душу, и в ней он  отстаивает то
представление, которое сложилось у него о себе самом. Ќо за эту  роскошь ему
пришлось заплатить ужасную цену. ‚от почему этот народ имеет  больше заслуг,
чем ваш. €бо лучшим из его сынов суждено было  пасть на поле этой битвы: вот
самаЯ  жестокаЯ  моЯ мысль. …сть в  нелепости  войны преимущество нелепости.
‘мерть  разит повсюду  и  -- наугад.  ‚  войне, которую  мы ведем,  мужество
вызывает  огонь  на  себЯ:  это  наш  самый  чистый,  самый возвышенный  дух
расстреливаете  вы  каждодневно.   €бо  ваша  наивность  не  обделена  даром
предвидениЯ.  ‚ы никогда не знали,  что следует избирать,  но  всегда твердо
знали,  что  необходимо  разрушить. Њы же,  нарекшие себЯ защитниками  духа,
знаем при этом, что дух может  погибнуть, когда сила, обрушившаЯсЯ  на него,
достаточно велика. Ќо мы  веруем  в  иную силу. ‚ы  воображаете,  что в этих
немых уже отрешившихсЯ от земного лицах вы  сможете обезобразить лицо  нашей
правды. Ќо вы не  принимаете в расчет  упорство, которое  заставлЯет ”ранцию
боротьсЯ не торопЯсь. ‚  самые тЯжкие минуты нас поддерживает эта приводЯщаЯ
в  отчаЯние  надежда:  наши  товарищи окажутсЯ  терпеливее  своих палачей  и
многочисленнее, чем их пули. € вы убедитесь: французы способны на гнев.
     <i>„екабрь 1943</i>

        Џисьмо третье
     „о сих пор  Я говорил, с  вами о моей  родине,  и вначале вы, вероЯтно,
подумали о том, как изменилсЯ  за  эти  годы мой  Язык. Ќа самом деле это не
так.  Џросто  мы  с  вами вкладываем разный смысл  в одно и то  же слово, мы
говорим на разных Языках.
     ‘лова  всегда принимают  оттенок  тех действий или  жертвоприношений, к
которым  они побуждают. €  если  у  вас слово "родина" окрашено  в  кровавые
глухие  цвета,  которые мне  отвратительны,  то длЯ нас  оно озарено сиЯнием
разума,  при котором  труднее  проЯвлЯетсЯ  мужество,  но где  человек  зато
полностью выражает самого себЯ. Љороче сказать, мой Язык  -- и вы, вероЯтно,
это уже понЯли -- не менЯлсЯ никогда. €м Я говорил с  вами до  1939 года, им
же говорю и сейчас.
     ‘делаю вам одно признание, которое, несомненно, лучше всего докажет вам
это. ‚о все то времЯ,  что  мы скрытно,  упорно  и терпеливо  служили  своей
отчизне, мы никогда не  терЯли из  виду главную идею, главную надежду, вечно
живущую  у нас  в душе,--  и это была  …вропа.  ‚от уже пЯть лет, как  мы не
говорили о ней. •отЯ вы-то  поминали ее даже  слишком часто. Ќо  и  здесь мы
говорили на разных Языках: наша …вропа не была вашей.
     Џеред тем как объЯснить, что она представлЯет длЯ нас, Я хотел заверить
вас хотЯ бы в одном: среди  причин, по которым мы должны сражатьсЯ с вами (и
разбить вас!), самаЯ, быть может, глубокаЯ --  это обретенное сознание того,
что  нас  не  только раздавили в нашей собственной  стране, поразив в  самое
сердце, но еще и обокрали, отнЯв самые прекрасные  представлениЯ о  ”ранции,
мерзкую  карикатуру  на  которую  вы  предъЯвили всему  миру.  ‘амое  жгучее
страдание -- видеть то,  что любишь, в шутовском колпаке. €  нам понадобитсЯ
всЯ сила разумной, терпеливой любви, чтобы сохранить в своих сердцах ту идею
новой могучей …вропы, которую вы отнЯли у лучших из нас, придав ей избранный
вами  оскорбительный  смысл.  …сть  одно  такое  прилагательное, которое  мы
перестали  писать с  тех пор,  как вы  назвали "европейской"  армию рабов,--
перестали именно длЯ того,  чтобы любовно  сохранить  длЯ  себЯ сокровенный,
изначальный  смысл этого слова,  каким он  пребудет  длЯ нас вечно; сейчас Я
объЯсню вам его.
     ‚ы  говорите  о …вропе, но  разница состоит  в том,  что длЯ вас она --
собственность, тогда как мы чувствуем себЯ ее детьми. ‚прочем, вы заговорили
так  о …вропе лишь с того  днЯ, как потерЯли  Ђфрику.  ’акой  вид  любви  --
порочен.  Ќа  эту   землю,  где  столько  веков  оставили  свой  благородный
отпечаток, вы смотрите  как  на  место  вынужденной отставки, а мы -- как на
сокровеннейшую  из  надежд.  ‚аша  внезапнаЯ  страсть  к  ней  родилась   из
разочарованиЯ и необходимости. Џодобное чувство никого не украшает, и теперь
вам должно  быть понЯтно,  отчего всЯкий европеец, достойный этого  имени, с
презрением отрексЯ от него.
     ‚ы говорите "…вропа", а думаете "полигон, хлебные закрома, прибранные к
рукам заводы, послушный приказу разум". Њожет быть,  Я преувеличиваю? Ќо, по
крайней мере,  Я  знаю,  что,  говорЯ "…вропа",  даже в лучшие моменты вашей
жизни,  когда  вам  удаетсЯ  искренне  поверить  в  собственные  домыслы, вы
поневоле думаете о колоннах  рабски покорных наций, ведомых ѓерманией господ
к сказочному и кровавому будущему. Њне бы очень хотелось заставить  вас Ясно
почувствовать эту  разницу: длЯ вас …вропа  --  это пространство, окруженное
морЯми   и  горами,   прорезанное   плотинами,  изрытое   шахтами,  покрытое
колосЯщимисЯ полЯми,  пространство, на котором ѓерманиЯ разыгрывает  партию,
где ставкой служит  одна только  ее судьба. Ќо длЯ нас  …вропа -- заповеднаЯ
обитель,  где на протЯжении двадцати веков  разыгрывалась самаЯ удивительнаЯ
мистериЯ человеческого духа. Ћна  --  та избраннаЯ  арена, на которой борьба
человека  ‡апада против всего мира, против  богов,  против себЯ самого  ныне
достигла  трагического апогеЯ. Љак видите,  мы подходим к  …вропе  с разными
мерками.
     Ќе  бойтесь, Я не стану выдвигать против вас  каноны старой пропаганды,
взываЯ к христианской традиции. ќто совсем другаЯ проблема. ‚ы также слишком
много говорили о ней и, изображаЯ из себЯ защитников ђима [<i>€зображаЯ из себЯ
защитников ђима</i>-- после периода преследованиЯ католиков в ѓермании, несмотрЯ
на  конкордат  с  ‚атиканом,  нацистскаЯ пропаганда  стала изображать "новый
порЯдок"   как   наследие   христианско-римской   цивилизации.  ’акого  рода
пропаганда  усилилась  в  1943--1944  гг.,  когда шли  бои в  €талии и когда
потребовалось  изображать  нацистский  режим как  "последний  оплот"  против
большевизма.]  не убоЯлись сделать •ристу  рекламу,  к которой ему  пришлось
начать  привыкать еще в тот день, когда он получил поцелуй, пославший его на
ѓолгофу. Ќо в  то же времЯ христианскаЯ традициЯ --  всего лишь одна из тех,
что создала эту …вропу,  и  не мне,  недостойному, защищать ее  перед  вами.
‡десь  потребны  вкусы  и склонности сердца, приверженного  ѓосподу.  Ђ  вам
известно, что Я к этому  отношениЯ не имею. Ќо когда Я позволЯю себе думать,
что моЯ страна говорит от имени …вропы и что, защищаЯ первую, мы защищаем их
обе, то  и  Я  тоже  придерживаюсь определенной традиции. ќто одновременно и
традициЯ  немногих великих людей и всего вечного, неистребимого народа.  Ћна
--  эта моЯ  традициЯ -- имеет две  элиты: избранников разума и  избранников
мужества,  у нее  есть  свои властители духа и свои  бесчисленные подданные.
‘удите сами, отличаетсЯ ли  эта …вропа, чьи  границы -- плод гениЯ некоторых
из ее народов, эта …вропа, чьим вечным духом осенены все ее сыновьЯ, от того
пестрого пЯтна, которое  вы заштриховали  черным  на своих временных военных
картах.
     ‚спомните, что  вы  сказали мне  в тот  день,  когда смеЯлись  над моим
возмущением: "„он  Љихот не осилит ”ауста, если тот захочет победить его". џ
тогда ответил вам, что ни ”ауст, ни „он Љихот не созданы длЯ борьбы и победы
друг над другом, что не длЯ того возникло искусство, чтобы нести  в мир зло.
Ќо вам  нравилось утрировать образы, и вы продолжили эту  игру. ’еперь нужно
было  выбрать  между  ѓамлетом   и  ‡игфридом  [<i>‡игфрид</i>  (‘игурд)  --  герой
германо-скандинавской мифологии, центральный персонаж первой  части "Џесни о
Ќибелунгах".  Ќацисты  сделали  из  ‡игфрида  (в   версии   ‚агнера)  символ
победоносной  немецкой  нации.  ’акого  же рода пропагандистское  присвоение
образа  относитсЯ  и  к  ”аусту--вслед за  пенглером  нацисты  толковали  о
германской "фаустовской душе"]. Њне вовсе не хотелось выбирать, а главное, Я
был твердо уверен в том, что ‡апад может существовать не иначе как в хрупком
равновесии силы и знаниЯ. Ќо вы насмеЯлись над знанием, вы говорили об одном
лишь могуществе. ‘егоднЯ Я  понимаю себЯ  куда лучше и знаю, что  даже ”ауст
вам  ныне не помощник.  €бо  мы и  в самом деле  освоились с  мыслью,  что в
некоторых  случаЯх выбор неизбежен. Ќо наш  выбор  будет иметь  так  же мало
значениЯ,  как и ваш, если он не будет  делатьсЯ с Ясным сознанием того, что
он бесчеловечен и  не  имеет  ничего общего с интеллектуальными  ценностЯми.
Њы-то  сумеем впоследствии  возродить их, а вы  не умели этого никогда.  Љак
видите, Я повторЯю ту же мысль: мы возвращаемсЯ издалека. Ќо за эту мысль мы
заплатили достаточно дорого, и теперь имеем на нее право. ќто побуждает менЯ
сказать вам, что ваша …вропа не годитсЯ длЯ нас. ‚ ней нет ничего способного
объединЯть  или воспламенЯть сердца. Ќаша  же -- это общее дело,  которое мы
продолжим вопреки вам в духе разума.
     џ  не  стану  заходить  слишком   далеко.  €ногда  мне   случаетсЯ   на
каком-нибудь повороте улицы,  в тот  короткий миг, что  оставлЯют мне долгие
часы  общей борьбы, подумать  обо  всех тех  уголках …вропы, которые  Я  так
хорошо  знаю.  ќто  поистине  чудеснаЯ  землЯ,  сотвореннаЯ  трудной,  порой
трагической  историей. € Я мысленно совершаю вновь  все  паломничества [Љамю
совершил поездки  в  Ђвстрию, —ехословакию  и  €талию в 1936--1937  гг.; они
получили  отражение  в  его  ранних  произведениЯх   --  "€знанка  и  лицо",
"ЃракосочетаниЯ"],  какие  пускались  обычно  интеллигенты  ‡апада:  розы  в
монастырских  двориках  ”лоренции, золотые  купола  Љракова,  ѓрадшин  с его
мертвым дворцом, судорожно скорченные статуи на Љарловом мосту через ‚лтаву,
аккуратные сады ‡альцбурга. Ћ, эти  цветы и камни,  эти холмы и равнины, эти
пейзажи,  где  люди  и  эпохи  смешали  воедино  старые  деревьЯ  и  древние
памЯтники! ЏамЯть моЯ переплавила  в  своем горниле эти бесчисленные образы,
соединив  их  в  единый лик  -- лик  моей  общеевропейской родины.  € сердце
сжимаетсЯ  при  мысли  о  том, что вот уже много  лет  на этот  вдохновенный
измученный лик  падает ваша чернаЯ  тень. Ђ ведь некоторые из  тех мест мы с
вами повидали вместе. Њог  ли Я тогда предположить, что однажды нам придетсЯ
избавлЯть  их от  вас!  €  скажу  еще:  бывают  часы,  исполненные Ярости  и
отчаЯниЯ, когда  мне  случаетсЯ жалеть о том, что  розы по-прежнему цветут в
монастыре  ‘вЯтого  Њарка,  что  голуби  по-прежнему  стайками взлетают  над
‡альцбургским собором, а на маленьких  силезских кладбищах по-прежнему мирно
алеют герани.
     Ќо бывают и другие  минуты -- моменты истины,-- когда  Я этому рад. €бо
все  эти  пейзажи, эти  цветы и  пашни  на нашей древней  земле каждую весну
доказывают вам,  что есть  в мире вещи,  которые вам  не под силу утопить  в
крови. ќтим образом Я и  хотел бы закончить свое письмо. Њне мало  того, что
все великие тени ‡апада,  все тридцать народов …вропы на нашей стороне: Я не
могу обойтись  и  без  ее земли.  € Я знаю, уверен, что все  в  …вропе --  и
природа, и дух -- отрицает вас, отрицает спокойно, бесстрастно, без Яростной
ненависти, но с твердой уверенностью победителЯ. Ћружие, которым европейский
дух сражаетсЯ с вами,-- то же самое, каким располагает эта землЯ, непрерывно
возрождающаЯсЯ  в налившихсЯ  колосьЯх,  в пышных  венчиках цветов.  Ѓорьба,
которую  мы  ведем, преисполнена  веры  в  победу,  поскольку  она  обладает
неотвратимым упорством весны.
     € наконец, Я знаю, что с вашим поражением далеко не все придет в норму.
…вропу  нужно  будет создавать  заново.  …е всегда нужно  создавать.  Ќо, по
крайней мере, она останетсЯ …вропой, то есть тем, что Я  описал вам выше. Ќе
все  еще  будет  потерЯно.  €  напоследок  попробуйте  представить  себе нас
нынешних -- уверенных в своей правоте, влюбленных  в свою  страну, осененных
духом матери-…вропы, обретших себЯ  в  строгом  равновесии между  разумом  и
мечом. џ повторЯю вам  это еще раз,  потому что должен высказать все, потому
что это  правда -- правда, котораЯ покажет  вам тот путь, который прошли моЯ
страна и Я со времен нашей с вами дружбы: отныне живет в нас  превосходство,
которое вас погубит.
     <i>Ђпрель 1944</i>

        Џисьмо четвертое
     —еловек смертен? ‚озможно, но давайте умирать сопротивлЯЯсь, и, если уж
нам суждено небытие, то не станем соглашатьсЯ, что это справедливо.
     <i>Ћберманн</i> [Ћберманн--герой  одноименного  автобиографического  романа  в
письмах ќтьена Џивер де ‘енанкура (1770--1846)], письмо 90
     ‚от и наступил день вашего поражениЯ. џ пишу вам из всемирно известного
города, который, вам на погибель, готовит завтрашнюю свободу. Ћн  знает, что
это не так-то  легко и что до  победы ему  придетсЯ побороть  ночь еще более
мрачную, чем та, котораЯ началась четыре года назад с вашим приходом. џ пишу
вам из города, лишенного самого  необходимого -- света,  топлива, продуктов,
но непобежденного. ‘коро, очень скоро овеет  его дыхание свежего  ветра, вам
еще неведомого. € если  нам повезет, мы встанем с вами лицом к лицу. € тогда
сможем  сразитьсЯ с  полным  знанием  дела  -- Я, досконально  знающий  ваши
доводы, и вы, так же хорошо понимающий мои.
     ќти июльские ночи  одновременно  и легки и невыносимо тЯжелы.  ‹егки на
берегах ‘ены, под деревьЯми, тЯжелы --  в  сердцах тех,  кто  терпеливо ждет
того единственно нужного им  отныне рассвета. џ тоже  жду, и Я думаю о  вас:
мне  хочетсЯ  сказать  вам еще  одну  вещь,  теперь  уже  последнюю.  џ хочу
рассказать вам, как стало возможным то, что мы, некогда  такие похожие, ныне
стали врагами, как Я мог бы оказатьсЯ на  вашей стороне и отчего  теперь все
кончено между нами.
     Њы оба долгое времЯ полагали, что  в этом мире нет высшего разума и что
все  мы обмануты. ‚  какой-то мере это убеждение живет во мне и сейчас. Ќо Я
сделал  из  этого   и  другие  выводы,  отличающиесЯ  от  тех,  которыми  вы
оперировали  тогда  и  которыми  вот  уже  столько  лет  пытаетесь  насильно
обогатить €сторию. ‘егоднЯ  Я  говорю себе, что,  прими Я эти ваши мысли,  Я
вынужден  был бы оправдать все,  что  вы  сейчас  творите.  Ђ это  настолько
серьезно, что лучше  уж  мне  остатьсЯ навсегда здесь, в самом сердце летней
ночи, столь богатой надеждами длЯ нас и угрозами длЯ вас.
     ‚ы никогда не верили в осмысленность этого мира, а вывели отсюда идею о
том,  что  все в  нем  равноценно, что  добро и  зло  определЯютсЯ  желанием
человека. ‚ы  решили,  что за неимением какой бы то ни было человеческой или
божественной  мо