ю  дверь и вижу
себЯ в очень роскошной комнате. €щу  цену:  она  вдвое выше,  чем  Я  думал.
Џроблема денег становитсЯ трудней. ‚ этом большом городе Я могу жить  только
бедно. ’ревога, еще недавно смутнаЯ, определЯетсЯ. џ в скверном положении. џ
чувствую  себЯ   полым  и  опустошенным.  Ћднако  мне   всегда  приписывали,
справедливо  или  нет,  такую  трезвую  черту, как  величайшее равнодушие  к
денежным вопросам. Ћткуда же это дурацкое опасение? Ќо уже включаетсЯ разум.
Ќужно есть, снова  идти и  искать  скромный ресторан. ЌельзЯ тратить  больше
десЯти   крон  на  каждую  еду.   ‚от  наименее   дорогой,   также  наименее
привлекательный из всех ресторанов,  которые Я  видел.  џ  прохожу  снова  и
снова.  ‚нутри  начинают  наконец  остерегатьсЯ моего  бега  по  кругу: надо
входить. ќто довольно  темный погребок, расписанный претенциозными фресками.
Џублика  довольно  разношерстнаЯ. Ќесколько  девушек в углу курЯт и степенно
беседуют. Њужчины едЯт, большинство без возраста и без цвета. ѓарсон, колосс
в  засаленном смокинге, придвигает  ко мне  огромное, без  всЯкого выражениЯ
лицо. Ѓыстро, на авось, указываю  блюдо  в  непонЯтном  длЯ  менЯ  меню.  Ќо
оказываетсЯ, это требует разъЯснениЯ. €  гарсон спрашивает менЯ по-чешски. џ
отвечаю на своем жалком немецком. Ћн не знает  немецкого.  џ  нервничаю. …го
подзывает  одна из девушек, выступив вперед  в классической позе, леваЯ рука
на бедре, сигарета  в  правой и влажнаЯ улыбка. Ћна  садитсЯ за мой столик и
спрашивает менЯ на немецком, который Я  нахожу таким же плохим, как  и свой.
‚се  разъЯснЯетсЯ.  ѓарсон пытаетсЯ  расхвалить мне дежурное  блюдо. „евушка
переводит, но Я не понимаю. …стественно,  Я  говорю  "да" с самым убежденным
видом. Ќо на  самом деле Я  ни в  чем не убежден. ‚се  раздражает менЯ, Я  в
нерешительности, Я не хочу есть. €, как  всегда, во мне этот мучительный шип
и  судорога  в животе. ‡наЯ свои привычки,  Я прошу  кружку  пива. Џрибывает
дежурное  блюдо,  Я  ем:  смесь манной крупы и мЯса, тошнотворно  сдобренное
невероЯтным количеством тмина. Ќо Я думаю  о другом, скорее  ни о чем, глЯдЯ
на жирную  и смешливую  губу  женщины  напротив менЯ. ђассчитывает ли она на
приглашение? Ћна уже рЯдом со мной, становитсЯ прилипчивой, надоедливой. Њой
машинальный жест сдерживает ее. (Ћна безобразна. џ часто думал, что, если бы
эта женщина была красива, Я бы избежал всего того, что за этим последовало.)
џ боЯлсЯ заболеть там, среди этих готовых смеЯтьсЯ людей. …ще больше -- быть
одиноким в моем гостиничном номере, без денег и без желаниЯ, предоставленный
самому себе и своим несчастным мыслЯм. џ еще и сегоднЯ, стеснЯЯсь, спрашиваю
себЯ,  как из менЯ  могло  получитьсЯ  то растерЯнное и трусливое  существо,
каким Я был  тогда. џ  ушел.  џ шел  в ‘тарый  город, но уже не  в состоЯнии
оставатьсЯ  наедине  с  собой, Я  побежал к своей  гостинице, лег, ждал сна,
пришедшего почти мгновенно.
     ‹юбаЯ страна, где мне ничто не досаждает, -- это страна, котораЯ ничему
менЯ не учит. €менно такими фразами Я пыталсЯ  себЯ взбодрить. Ќо хочетсЯ ли
мне  описывать последующие дни?  џ  снова  вернулсЯ в  мой ресторан. “тром и
вечером  Я  терпел отвратительную пищу  с тмином,  который  вызывал  у  менЯ
тошноту. ’аким образом Я проводил весь день в постоЯнных позывах к рвоте. Ќо
Я не уступал им,  знаЯ, что  необходимо питатьсЯ.  ‚прочем, что  это  было в
сравнении  с  тем, что пришлось бы выдержать при испытании новым рестораном?
‡десь, по крайней мере, Я был "известен". Ћбо мне говорили только со смехом.
‘ другой стороны, нарастала тоска. џ придавал слишком большое значение этому
пронзающему мой мозг шипу. џ  решил организовать свои дни, распределив в них
спорные  моменты.  џ  оставалсЯ  в  постели как  можно  дольше,  и  мои  дни
соответственно   сокращались.   џ  занималсЯ  своим  туалетом   и  методично
обследовал  город.  џ, блуждал в  роскошных барочных  церквЯх, пытаЯсь вновь
обрести  в них родину, но  выходил еще  более  опустошенным и отчаЯвшимсЯ от
этого печального общениЯ с  самим собой. џ бродил вдоль ‚лтавы, перерезанной
бурлЯщими  плотинами.  џ  проводил  бесконечные  часы  в  огромном  квартале
ѓрадчаны, пустынной и тихой. ‚ тени  его соборов и  его дворцов в час, когда
солнце клонилось к  закату, улицы отражали  звук моих  одиноких шагов. €  от
этого звука паника вновь настигала менЯ. џ ужинал рано и ложилсЯ  в половине
девЯтого. ‘олнце  спасало  менЯ от  себЯ самого. џ  искал спасениЯ от  своей
тоски  в   церквЯх,  дворцах,  музеЯх,  во  всех  произведениЯх   искусства.
Љлассический трюк: Я хотел превратить свой бунт  в  меланхолию. Ќо напрасно.
‚ыходЯ, Я сразу же становилсЯ посторонним. Ќо все-таки однажды
     в  барочном  монастыре  на  краю города  слабость  мгновениЯ,  медленно
звонЯщие  колокола, стаи  голубей,  отделЯющиесЯ от  старой  башни,  что-что
сходное  с  ароматом  травы и небытиЯ породило  во мне  тишину,  наполненную
слезами, котораЯ  поставила менЯ  на волосок от освобождениЯ.  €, вернувшись
вечером,  Я  написал  эти  строки,  которые  переписываю  с  достоверностью,
поскольку нахожу  в их пафосе  ту же сложность, что  Я  чувствовал тогда: "€
какой другой пользы можно требовать от путешествиЯ?  ‚от мое -- без прикрас.
ѓород,  где Я  не могу прочесть вывеску,  чужие  характеры,  где  нет ничего
знакомого,  за  что  можно  было бы зацепитьсЯ; ни  друга, с  которым  можно
поговорить, ни  развлечений,  наконец.  џ твердо знал, что из этой  комнаты,
куда  доходЯт  шумы  чужого  города, ничто  не способно  вытащить  менЯ  или
привести к  нежнейшему  свету  очага или любимого  места.  •отел ли Я звать,
кричать? ЏоЯвлЯлись  только чужие  образы.  –еркви,  золото и ладан  --  все
отталкивало  менЯ в повседневную жизнь, где моЯ тоска придавала каждой  вещи
свое значение.  € вот  завеса привычек,  уютнаЯ прЯжа  жестов  и  слов,  где
задремало  сердце,  медленно поднимаетсЯ и  обнажает  мертвенно-бледное лицо
тревоги. —еловек  лицом к лицу с самим собой. ђучаюсь, он не будет счастлив.
€  однако  именно  этим  его  озарЯет  путешествие.  ‚еличайшаЯ  дисгармониЯ
устанавливаетсЯ между ним и вещами. ‚ это ослабевшее сердце свободней входит
музыка мира. Ќаконец, при такой  недостаточности отдельное маленькое  дерево
становитсЯ самым нежным и самым хрупким из образов. ЏроизведениЯ искусства и
улыбки женщин, человеческие  расы,  населЯющие  свои земли,  и памЯтники, --
путешествие компонует этот волнующий и трогательный пейзаж. Ђ потом, в конце
днЯ, эта  гостиничнаЯ комната, где  что-то снова  разверзаетсЯ  во  мне, как
голод  души". ‘тоит  ли сознаватьсЯ, что все  эти истерии  служили длЯ того,
чтобы усыпить менЯ. €  могу  теперь сказать точно, что  осталось  во мне  от
Џраги,  --  это  запах  огурцов,  вымоченных  в  виноградном  соке,  которые
продаютсЯ на всех углах, чтобы перекусить на ходу, терпкий и пикантный запах
которых будил  мою тоску и усиливал ее, как только Я переступал  порог моего
отелЯ. …ще какаЯ-то разновидность аккордеона. Ћднорукий  слепец, сидЯщий под
моими  окнами  на  своем  инструменте,  придерживал  его  Ягодицей  и  ловко
управлЯлсЯ с ним здоровой  рукой.  ќто был всегда один и  тот  же  детский и
нежный   мотив,  который  будил  менЯ  по   утрам,   чтобы  грубо  ткнуть  в
неприкрашенную реальность, где Я сражалсЯ с самим собой.
     …ще Я часто вспоминаю, как на  берегах ‚лтавы Я вдруг останавливалсЯ и,
охваченный  этим  запахом, этой  мелодией,  отвлеченный, наконец,  от самого
себЯ,  Я  очень  тихо говорил  себе:  "—то  это значит? —то это значит?" Ќо,
несомненно, Я не дошел еще до предела.
     Ќа  четвертый день, около десЯти утра, Я готовилсЯ выйти. џ намеревалсЯ
посмотреть   какое-то  еврейское   кладбище,  которое   не   смог  найти   в
предшествующий  день. ‚  дверь  соседней комнаты  постучали.  Џосле короткой
паузы  постучали  снова.  Ќа этот  раз  долго,  но  напрасно.  ’Яжелые  шаги
спустились по лестнице.  Ќи  о  чем  не думаЯ, Я потерЯл  некоторое времЯ на
чтение   способа  употреблениЯ  крема   длЯ  бритьЯ,  которым   Я,  впрочем,
пользовалсЯ  уже  месЯц.  „ень был хмурый.  €дущий  с  облачного  неба  свет
опускалсЯ на шпили и купола старой Џраги. Џродавцы газет выкрикивали, как  и
каждое утро, "Narodni Politika".  џ с трудом  вырвалсЯ из охватывающего менЯ
оцепенениЯ. Ќо, выходЯ, Я  встретилсЯ с  коридорным, вооруженным ключами.  џ
остановилсЯ.  Ћн  стучал  снова, долго. ЏопыталсЯ  открыть. Ќичего не вышло.
„олжно  быть, внутренний замок  был закрыт. Ќовые удары.  Љомната отзывалась
пусто и  так заунывно, что это действовало угнетающе, Я вышел, не желаЯ ни о
чем спрашивать. Ќа улицах  Џраги менЯ преследовало мучительное предчувствие.
Љак  забыть  глуповатую  фигуру  коридорного,  его лакированные,  причудливо
загнутые  ботинки, и пуговицу,  которой не хватало на его куртке?  џ наконец
позавтракал, но с растущим отвращением. Љ двум часам Я вернулсЯ в отель.
     ‚ холле шушукалсЯ персонал. џ быстро поднималсЯ, чтобы скорее оказатьсЯ
перед  тем, чего Я ожидал. ќто  было так.  „верь в комнату  была полуоткрыта
так,  что  видна была  только большаЯ  стена, выкрашеннаЯ синим.  Ќо неЯсный
свет, который  Я  описал  выше,  отбрасывал  на  этот экран  тень  мертвеца,
распростертого  на  постели, и тень  полицейского, стоЯщего  на часах  перед
телом. „ве тени скрещивались под прЯмым углом. ќтот свет потрЯс менЯ. Ћн был
настоЯщим,  подлинным  светом жизни,  днЯ  жизни, светом,  заставлЯющим  вас
почувствовать, что вы живы. Ћн был мертв. Ћдин в своей комнате. џ знал,  что
это не было самоубийством. џ поспешно  вернулсЯ в свою комнату и бросилсЯ на
постель. —еловек, такой же,  как  и многие другие, маленький и толстый, если
судить по тени. Ѓез сомнениЯ,  он  был мертв уже давно. Ђ  жизнь в гостинице
продолжалась до  тех пор,  пока коридорному не пришла мысль  позвать его. Ћн
приехал сюда,  ни о  чем не  подозреваЯ, и умер в одиночестве. џ в это времЯ
читал рекламу своего крема длЯ бритьЯ. ‚сю оставшуюсЯ  часть днЯ  Я провел в
состоЯнии, которое затруднЯюсь описать. џ вытЯнулсЯ, голова пуста и  странно
щемит сердце. џ приводил в порЯдок ногти, Я считал бороздки паркета. "…сли Я
смогу досчитать до тысЯчи..." Ќа  пЯтидесЯти или  шестидесЯти Я сдалсЯ. џ не
мог этого больше выносить.
     џ не  слышал никакого шума извне. Ћдин раз все же  в  коридоре раздалсЯ
приглушенный  голос,  голос женщины,  говорившей  по-немецки: "Ћн  был такой
хороший".  ’огда Я  безнадежно подумал о моем городе на  берегу ‘редиземного
морЯ, о летних вечерах, которые Я очень люблю, таких мЯгких, в зеленом свете
и полных  молодыми и красивыми женщинами. ‘ того  времени Я не  произнес  ни
единого слова, и мое сердце  разрывалось  от сдерживаемых криков протеста. џ
заплакал  бы, как ребенок,  если бы кто-нибудь раскрыл  мне свои объЯтьЯ.  Љ
концу  днЯ,  разбитый,  с головой  пустой  и  повторЯющей  популЯрный  мотив
аккордеона, Я безумно уставилсЯ на  дверной замок.  ‚ этот момент  Я не  мог
больше этого выносить. ќто было больше страны, больше города, больше комнаты
и больше имени,  безумие или  победа, унижение или  вдохновение, -- Я сейчас
узнаю это или  истреблю  себЯ? ‘тучат  в дверь, и входЯт  мои друзьЯ. џ  был
спасен, даже если что-то потерЯл. џ хорошо помню, что Я сказал: "џ рад снова
видеть  вас". Ќо уверен,  что на  этом мои  откровениЯ закончились и  что  Я
осталсЯ в их глазах человеком, которого они покинули.
     ‚скоре Я покинул Џрагу. € однако менЯ интересовало то, чем Я жил потом.
џ смогу  описать такой час на маленьком готическом кладбище Ѓотзен,  герани,
вспыхивающие красным, и голубое утро. џ смогу рассказать о длинных  равнинах
‘илезии, бесплодных и беспощадных.  џ пересек  их на рассвете.  ’Яжеловесный
полет птиц  совершалсЯ густым туманным утром над вЯзкой  землей. …ще Я любил
Њоравию,  нежную  и  серьезную,  ее  чистые  дали,  ее  дороги,  окаймленные
сливовыми  деревьЯми  с  терпкими  плодами.  Ќо  в  глубине  моего  существа
сохранЯлось  головокружение человека, заглЯнувшего  в бездонную пропасть.  џ
приехал в ‚ену, снова отправилсЯ в путь к концу недели и везде был пленником
самого себЯ.
     Ќо в поезде, везущем менЯ из ‚ены в ‚енецию,  Я чего-то ждал. џ был как
выздоравливающий, которого накормили бульоном  и который думает, что будет и
перваЯ съеденнаЯ им корка  хлеба. ЏоЯвилсЯ свет. ’еперь Я знаю:  Я был готов
длЯ счастьЯ.  џ расскажу только о шести  днЯх,  прожитых  мною на холме близ
‚иченцы.  џ все еще там, или, скорее, Я  снова нахожусь там иногда,  и  чаще
всего, когда погружаюсь в запах розмарина.
     џ  въезжаю в  €талию.  ‡емлЯ, созданнаЯ длЯ моей  „уши,  узнаю  один за
другим знаки ее приближениЯ. ќто первые дома с чешуйчатым черепицами, первые
виноградники,  лепЯщиесЯ  к  стенам  и  подсиненные  купоросом.  ќто  первые
веревки, натЯнутые во дворах, беспорЯдок вещей, нерЯшливость людей. € первый
кипарис (такой изъеденный и, однако, такой прЯмой), перваЯ олива, запыленнаЯ
смоковница. Џлощади маленьких  итальЯнских городов, полные тенью, полуденные
часы,  когда  голуби  ищут приют,  медлительность и лень; душа здесь смирЯет
свои протесты.  ‘трасть  постепенно  переходит  в  слезы.  €  дальше  -- вот
‚иченца.  ‡десь,  не  знаЯ  однообразиЯ,  дни замыкаютсЯ на  самих себЯ,  от
пробуждениЯ  днЯ,  наполненного криком кур, до этого  вечера, сладковатого и
нежного,  шелковистого  под кипарисами  и  долго измерЯемого  пением  цикад.
‘опровождающаЯ   менЯ  внутреннЯЯ   тишина  рождаетсЯ  из  этого  медленного
движениЯ,  ведущего  день  к другому  дню. —его  еще  желать мне, кроме этой
комнаты, открытой  на долину, со  старинной мебелью и кружевами,  свЯзанными
крючком.
     Џередо мной как на ладони все небо, и это кружение дней; кажетсЯ, что Я
смогу следовать  ему бесконечно, неподвижный  и  кружащийсЯ  вместе с ним. џ
проникнут  единственным  возможным  длЯ  менЯ  счастьем  --  внимательным  и
дружеским  осознанием.  –елыми  днЯми Я  прогуливаюсь:  спускаюсь  с холма к
‚иченце и  вот уже иду ближе к деревне. Љаждое встреченное существо,  каждый
запах  этой улицы, -- все  служит мне  поводом  длЯ безмерной любви. Њолодые
женщины,  присматривающие  за  детьми  в  лагере   отдыха,  трубные  выкрики
торговцев  мороженым (их  повозка  -- это гондола,  водруженнаЯ на колеса  и
оснащеннаЯ  оглоблЯми), выставленные  на  продажу  фрукты, красные арбузы  с
черными  семечками, полупрозрачный и липкий виноград -- сколько  точек опоры
длЯ того, кто больше не хочет оставатьсЯ один. ЏронзительнаЯ и нежнаЯ флейта
цикад,  тот аромат воды  и звезд,  который  встречаетсЯ в сентЯбрьские ночи,
благоуханные  дороги  между  мастиковыми деревьЯми  и тростником  -- сколько
знаков  любви длЯ того, кто больше не хочет  оставатьсЯ один3 . ’ак проходЯт
дни. Џосле ослеплениЯ часами,  полными  солнца, приходит вечер  в  роскошном
нарЯде, соединЯющем золото  заката и черноту кипариса. џ иду тогда по дороге
к цикадам, которые слышны издалека.  Џо мере моего приближениЯ они,  одна за
другой,  приглушают свое пение, потом замолкают. џ делаю один медленный  шаг
вперед, смЯтый  такой горЯчей красотой.  Ћдна за другой,  сзади менЯ, цикады
подают  голос,  потом  поют:  совершаетсЯ  таинство в  небе,  откуда  падают
безразличие и красота.  € в  последнем свете Я читаю на фронтоне  виллы: "Jn
magnificentia  nature,  resurgit  spiritus".  ‚от  здесь  надо остановитьсЯ.
‘начала перваЯ звезда, потом три огонька  на холме напротив  -- ночь  падает
внезапно,  без чего-нибудь, ее предвещавшего, глухой  шум  и  бриз  в кустах
позади менЯ; день ушел, оставив мне свою сладость.
     Љонечно, Я  не изменилсЯ.  џ  только  не был  больше один.  ‚  Џраге  Я
задыхалсЯ  между стенами. ‡десь Я  был в моем мире.  џ  населЯл мир формами,
сходными  со  мной. џ не сказал еще о солнце. Џотратив долгое  времЯ  на то,
чтобы  понЯть  свою привЯзанность и  любовь к  миру бедности, где прошло мое
детство, Я только теперь смутно  осознаю уроки солнца  и стран, видевших мое
рождение. Ќезадолго  до полуднЯ  Я выходил и направлЯлсЯ  к месту, которое Я
знал и которое возвышалось над обширной равниной ‚иченцы.  ‘олнце было почти
в  зените, небо интенсивной и проветренной синевы, весь падавший оттуда свет
катилсЯ вниз по склону холмов, одеваЯ кипарисы и оливы, белые дома и красные
крыши  в теплейшее  из  платьев,  потом  терЯлсЯ  на  равнине, курЯщейсЯ под
солнцем. € каждый раз  в этом  была та же самаЯ недостаточность. Ћт менЯ  --
горизонтальнаЯ  тень  маленького человека,  толстого  и  короткого.  Ќа этих
равнинах, ворочающихсЯ в солнце и в  пыли,  на  этих истертых и топорщащихсЯ
выжженной  травой холмах все, к чему  Я прикасалсЯ пальцем,  было строгой  и
суровой формой  этого вкуса  небытиЯ,  который Я носил  в  себе.  ќта страна
возвращает менЯ моей душе
     и ставит менЯ  перед  моей скрытой  тоской. ќто было тоской Џраги  и не
было ею. Љак это объЯснить?
     Љонечно,  перед   этой  итальЯнской  равниной,  наполненной  деревьЯми,
солнцем и  улыбками,  Я лучше понЯл, что такое в другом месте запах смерти и
бесчеловечности, который на  протЯжении  месЯца  преследовал менЯ.  „а,  это
переполнение без слез, этот мир без  радости, который заполнЯл менЯ, все это
происходило  только как  очень Ясное осознание того, что не  вернетсЯ ко мне
вновь: отрешенности и равнодушиЯ. Љак того,  кто вот-вот умрет  и уже  знает
это,  не интересуетсЯ судьбой  своей  жены,  как это  бывает в  романах.  Ћн
осуществлЯет назначение человека, который есть существо эгоистичное, то есть
разочаровавшеесЯ. „лЯ  менЯ нет никакого обещаниЯ бессмертиЯ в  этой стране.
‡ачем мне воскресение души, если  она будет без глаз, чтобы  видеть ‚иченцу,
без  рук, чтобы  прикасатьсЯ к  винограду  ‚иченцы, без кожи,  чтобы ощущать
дуновение ночи на дороге из Њонте-Ѓерико к вилле ‚альмарана?
     „а,  все это было так.  Ќо, в  то же времЯ, входило  в  менЯ с  солнцем
что-то, что Я  плохо мог  бы  описать.  ‚ этой  предельной точке предельного
осознаниЯ все сходилось,  и  моЯ  жизнь  казалась мне единством отвержениЯ и
приЯтиЯ.  џ  нуждалсЯ в величии. џ нашел его в столкновении  моего глубокого
разочарованиЯ  и  скрытого  равнодушиЯ  одного из самых прекрасных  пейзажей
мира. џ черпал  в нем силу  быть отважным  и сознательным  одновременно. ќто
было  длЯ менЯ вещью достаточно трудной и парадоксальной. Ќо,  может быть, Я
уже  преодолел  что-то из того,  что тогда чувствовал именно так. ‚прочем, Я
часто вспоминаю Џрагу и смертельные дни, когда Я там жил. џ снова вернулсЯ в
мой город. ’олько  иногда  резкий запах огурца  и  винограда пробуждает  мою
тревогу.  Ќужно тогда,  чтобы  Я  подумал о ‚иченце.  Ќо оба дороги мне, и Я
плохо разделЯю мою любовь к свету  и к жизни  и мою  тайную  привЯзанность к
испытанию отчаЯнием, которую Я  хотел описать. ќто понЯтие уже, и Я не  хочу
побуждать  себЯ  к выбору.  ‚  пригороде  Ђлжира  есть маленькое кладбище  с
черными железными  воротами. …сли  пройти его до  конца, открываетсЯ долина,
котораЯ  выдаетсЯ  внутрь  бухтой. Њожно  долго  мечтать перед  этим  даром,
который вздыхает  с  морем.  Ќо  когда возвращаешьсЯ  назад,  находишь плиту
"‚ечные  скорби" в  заброшенной  могиле. Љ  счастью,  есть  идеалисты, чтобы
примирЯть вещи.
        €знанка и лицо
     ќто была женщина оригинальнаЯ и одинокаЯ. Ћна поддерживала тесную свЯзь
с  духами, предпочитала  их и  отказывалась видеть некоторых  представителей
своей семьи, мало уважаемых в том мире, куда она укрылась.
     …й  досталось  небольшое  наследство от  сестры.  ЏЯть  тысЯч  франков,
пришедшие  к  концу  жизни,  оказались   довольно  стеснЯющими.  Ќужно  было
поместить  их.  …сли  практически  все  люди  способны  пользоватьсЯ большим
состоЯнием, то трудность  начинаетсЯ, когда сумма мала. ќта женщина осталась
верна себе. Џеред смертью она  захотела  дать приют  своим старым костЯм. Ќа
кладбище  ее города недавно  истек  срок пользованиЯ  купленным местом, и на
этом  участке  собственники  воздвигли  роскошный склеп,  строгих  линий, из
черного мрамора, словом, настоЯщее сокровище, которое ей уступили за сумму в
четыре тысЯчи  франков. Ћни  купила  этот склеп. ’ам -- подлиннаЯ  ценность,
защищеннаЯ от биржевых  колебаний и политических  событий. Ћна распорЯдилась
обустроить   внутреннюю  могилу,  содержала   ее  готовой  к   принЯтию   ее
собственного тела. Ђ завершив все это, она распорЯдилась выгравировать  свое
имЯ золотыми прописными буквами.
     „ело это захватило  ее  так  глубоко, что  она преисполнилась  к  своей
могиле настоЯщей любовью. ‚начале она ходила, смотреть на продвижение работ.
‡акончила она тем, что отправлЯлась туда с визитом каждое  воскресенье после
полуднЯ. ќто  было  ее  единственное  имущество  и единственное развлечение.
Ѓлиже к  двум  часам днЯ  она совершала долгий путь, который  приводил ее за
ворота города, где находилось кладбище.
     Ћна  входила в  маленький склеп, тщательно закрывала за  собой дверь  и
становилась на колени на скамеечку длЯ молитвы. ’ак, находЯщаЯсЯ перед лицом
самой  себЯ, соединЯющаЯ то, чем она была, и то, чем она должны была  стать,
снова  смыкающаЯ кольцо вечно разомкнутой цепи,  она без усилий  проникала в
тайные  замыслы  ЏровидениЯ.  Ћригинальным  образом  она пережила даже день,
когда она  умерла в  глазах мира. ‚ Џраздник ‚сех ‘вЯтых,  придЯ  позже, чем
обычно,  она  нашла  дверной  проем набожно усыпанным  фиалками. Ќеизвестные
сочувствующие  проЯвили  деликатное  внимание  к  этой  могиле  без  цветов,
наделили ими ее и почтили памЯть мертвеца, брошенного самим собою.
     € вот как Я вспоминаю об этом. Џо другую сторону окна сад, Я здесь вижу
только  стены. €  эти несколько листьев, на  которых дрожит  свет. ‚ыше  еще
листва.  …ще  выше  солнце.  Ќо  из  всего  этого  ликованиЯ  воздуха, какое
чувствуетсЯ  снаружи,  из  всей  этой  распространенной  в  мире  радости  Я
воспринимаю только тени ветвей и листьев, играющие на моих белых занавесках.
€ еще пЯть солнечных лучей, которые терпеливо изливают в комнату запах сухих
трав. „ует бриз, и оживают  тени на занавеске. ‚от  облако  закрывает, потом
открывает  солнце, и  внезапно  из тени  возникает сиЯющаЯ  желтизна вазы  с
мимозами. „остаточно одного  рождавшегосЯ отблеска -- и вот менЯ переполнило
безотчетной  и оглушительной радостью.  ќтот Январский день  подводит менЯ к
самой изнанке  мира. Ќо в  глубине воздуха остаетсЯ  холод. ‚сюду  солнечнаЯ
пленка, котораЯ лопнула бы  под  ногтем, но  она наделЯет  вещи  бессмертной
улыбкой. Љто  Я и что Я могу сделать, разве что  не вступить в игру листвы и
света? ђазве  что не стать этим лучом, в  котором гаснет  моЯ сигарета, этой
сладостью  и сдержанной страстью,  ощутимой в воздухе.  …сли бы  Я попыталсЯ
добратьсЯ до  себЯ,  то двигалсЯ бы в глубину  этого  света. €  если  Я хочу
постичь  и  насладитьсЯ этим нежным привкусом,  раскрывающим  тайну мира, то
нахожу в  глубине мира  только самого себЯ. ‘амого себЯ, то  есть предельное
чувство, освобождающее менЯ от показного.
     ’ут  же,  с другой  стороны,  люди и  могилы, которые они покупают.  Ќо
позвольте мне воткать  эту минуту в  полотно времени. €ные  оставлЯют цветок
между страницами, заключаЯ туда прогулку,  во времЯ которой любовь выжала из
них все  соки. џ тоже прогуливаюсь, но менЯ  ласкает  бог.  †изнь коротка, и
грешно упускать времЯ.  ѓоворЯт, Я  активен. Ќо быть  активным  -- это еще и
тратить свое времЯ в  той мере, в какой оно утрачиваетсЯ. ‘егоднЯ остановка,
и сердце мое  отправлЯетсЯ на встречу  с самим собою. …сли тоска еще сжимает
менЯ, так это от ощущениЯ неосЯзаемости момента, скользЯщего между пальцами,
как шарики ртути. ’ак позвольте тем, кто хочет, повернутьсЯ к миру спиной. џ
не  жалуюсь, потому  что  вижу себЯ  рожденным  на  свет. ‘ейчас мое царство
принадлежит этому миру. ‘олнце  и тени,  это тепло и  этот  холод, идущий из
глубины  воздуха: теперь Я спрошу себЯ,  умирает ли что-нибудь,  страдают ли
люди,  ведь  все отражено в моем  окне,  куда  небо изливает  свое  изобилие
навстречу моей жалости.  џ могу сказать  и  скажу  сейчас,  что  важно  быть
человечным и  простым. Ќет, важно быть подлинным,  и тогда  сюда вписываетсЯ
все, человечность и простота. Ђ  когда Я  более подлинен, чем  когда  Я есть
мир? џ  облагодетельствован прежде,  чем успел пожелать. ’ам вечность,  и  Я
уповаю на нее. ’еперь Я не хочу больше быть счастливым, а только сознающим.
     Ћдин человек  созерцает, а другой роет  себе могилу: как  их разделить?
‹юдей  и  их  абсурдность.  Ќо вот улыбка  небес.  ‘вета  становитсЯ больше,
значит, скоро лето? Ќо вот глаза и голос тех, кого нужно любить. џ  привЯзан
к миру всеми моими жестами, к людЯм -- всей моей жалостью и  благодарностью.
џ не хочу выбирать между лицом  и изнанкой  мира и не люблю, когда выбирают.
‹юди не выносЯт  трезвых и ироничных.  Ћни  говорЯт:  "ќто свидетельствует о
том,  что  вы  недобрый". џ  не  вижу  свЯзи.  Љонечно,  если Я хочу кому-то
сказать, что он  имморалист, Я  выражаю этим то,  что  он  должен  предатьсЯ
морали; другому -- что он  презирает  разум, Я подразумеваю, что он не может
вынести  собственных  сомнений. Џотому  что Я  не  люблю, когда  обманывают.
„ержать глаза  открытыми на  свет,  как  на смерть, -- это большаЯ доблесть.
‚прочем, как назвать свЯзь, ведущую от этой ненасытной любви к жизни к этому
скрытому разочарованию? Љогда Я слышу иронию,  притаившуюсЯ в глубине вещей,
она медленно показываетсЯ. ЏодмигиваЯ  свою маленьким и  светлым глазом, она
говорит: "†ивите, как  будто..." ‚от и  всЯ моЯ наука, несмотрЯ на  столькие
поиски.
     ‚ конечном счете Я не уверен, что Я прав. Ќо это неважно, когда Я думаю
об этой женщине, историю которой мне  рассказали. Ћна вскоре  умерла, и дочь
обрЯдила ее  длЯ  могилы, когда она была еще жива.  ‚едь  в самом  деле, это
гораздо легче, когда члены не одеревенели. Ќо все же любопытно, как мы живем
среди спешащих людей.


     <i>Џеревод Њ. Љалужской</i>


     1 †ан ѓренье
     2  Ћн  прост:  "ќта  книга  уже  существует,   но  в  малом  количестве
экземплЯров,  и притом дорого продаваемых  книготорговцами. Џочему  ее могут
читать лишь единицы богатых читателей?" ‚ самом деле, почему?
     3 ’о есть длЯ всех.