о  и свежего утра, подумал он, проходЯ  через
мегарон к алтарю, расположенному во внутреннем дворе.
     Њежду тем Ќестор развил кипучую деЯтельность. Ћдного из зЯтьев, сына по
имени Џерсей  и слугу он послал на ближайшее пастбище, чтобы привести оттуда
жертвенную телку, но ее  привели еще до того, как трое посланцев отправились
в путь,  -  оказалось, старик забыл, что отдал приказание пастуху еще вчера.
Џотом он послал вестника на ’елемахов корабль, и  всЯ разобиженнаЯ  компаниЯ
молодежи,  котораЯ  накануне в припадке  разочарованиЯ  устроила  на  берету
пиршество, перепилась, учинила драку и еще не проспалась с похмельЯ, Явилась
в город в  полном составе, исключаЯ, правда, двух бедолаг, которым  наказали
сторожить  корабль. ‚ыйдЯ во двор,  ’елемах издали услышал, что приближаютсЯ
его друзьЯ.
     Ђлтарь был сложен из четырех лоснЯщихсЯ от жира камней  - по сути дела,
самый обыкновенный низкий очаг. ‡ЯтьЯ, сыновьЯ и слуги ждали; кроме них сюда
пришли  многие жители  города. „омочадцы считали происходЯщее  празднеством,
так  же относились к нему и некоторые горожане - они облачились в свое самое
нарЯдное  платье,  многие  мужчины  прихватили  с  собой  оружие  -  старое,
унаследованное от  отцов,  и новое: тЯжелые  длинные щиты  и легкие круглые,
которые они держали неловко и неумело. Џришла сюда и городскаЯ беднота - эти
больше  из  любопытства, похоже не  испытываЯ  настоЯщего религиозного пыла;
проникновенный  и возвышенный смысл церемонии, как видно, совершенно от  них
ускользал.
     Ђ Ќестор кричал и командовал  своим надтреснутым  голосом. Ѓыть  может,
длЯ  затравки,  до  того,  как  поЯвилась  его  супруга,  он  успел  осушить
кубок-другой неразбавленного вина.  Џодвели телку,  ”расимед и Џисистрат уже
стоЯли наготове:  один  держал  тЯжелый убойный  бронзовый  топор,  другой -
длинный обоюдоострый нож. “видев ’елемаха, Ќестор воскликнул:
     - Ђга, глЯдите, вот и он!
     ’елемах  поклонилсЯ,  произнес  слова  приветствиЯ  и  поблагодарил  за
вчерашний  прием.  ‘тарик встал  возле  алтарЯ-очага,  подошли  два  раба  с
охапками хвороста и  несколькими чурками. Ќестор поЯснЯл происходЯщее: ждали
корабельщиков ’елемаха и ‹аэрка.
     -  ќто наш  золотых дел  мастер, понЯтно?  Џрежде чем  заклать  телку и
посвЯтить ее богам, мы позолотим ей рога. ’аков с давних пор здешний обычай.
- € тут же закричал: - Људа запропастилсЯ этот  ‹аэрк! „олго мы будем стоЯть
тут и ждать? Ђ где ќвридика и дочери? ђазве они не придут? Ѓеги позови их!
     Џисистрат повернулсЯ лицом к дому и крикнул так, что эхо прокатилось по
обоим дворам:
     - Њама! „евочки! Ђу-у!
     Ѓ окне верхних покоев показалась ќвридика.
     - Ќечего орать без толку, мы и так все слышим. ‘ейчас приду!
     -  "‘ейчас  приду",  - ворчливо передразнил  Ќестор.  - ќто она  всегда
говорит, когда мы жертвы приносим,  а сама норовит увильнуть.  Ќу!  Ђ  ‹аэрк
где? ‘колько раз повторЯть, чтобы за ним сбегали!
     - ‡а ним  уже послали, - сказал сын, названный в честь ‡евса  - ‘тратий
[букв.: воитель], молчаливый хмурый солдафон. - Ђ вот и он.
     ‹аэрк был  коренастый,  хромой и кривой человек,  больше походивший  на
певца. ЏрипадаЯ  на одну  ногу,  он вошел  во  двор, весь в  поту,  пыхтЯ  и
отдуваЯсь.  Ќа ремне, перекинутом через  плечо, он нес  маленькую деревЯнную
шкатулку. Џозади него в  воротах поЯвились ’елемаховы  товарищи, собственные
его корабельщики.  Ђ Я стою  себе здесь, подумал он, кивнул им, выпрЯмилсЯ и
снова  оглЯделсЯ.  †енщины медлили. Ђ Я сиЯю и благоухаю, ни  дать  ни взЯть
Ђгамемнон или какой-нибудь лицедей с Ѓольшой земли или с юга.
     - Ђ, вот и ты наконец! - сказал Ќестор, поманив к себе ‹аэрка. - ’еперь
можно  начинать.  Ђ  где бабье?  ‹адно, начинаем.  ‘таньте как полагаетсЯ, в
круг, добрые люди! Њилости просим! - крикнул он робеющим и наглым с похмельЯ
итакийцам,   которые  завистливо  и   восхищенно  вытЯгивали   шеи,  пытаЯсь
рассмотреть ’елемаха (он и впрЯмь выглЯдел торжественно  в эту минуту), царЯ
и  маленькую, рыже-пеструю криворогую коровенку, почти той же породы, что на
островах, где разводили крупный рогатый  скот,  - похоже,  отбивных  из  нее
выйдет не слишком много.
     - Џодведите поближе телку и разожгите огонь! - распорЯдилсЯ Ќестор.
     Џастух  и   один  из  зЯтьев  подвели   к  Ќестору  телку,  покорную  и
благодушную. ќхефрон принес головешек из  кухонного очага, расположенного  в
углу  двора,  ближе  к  мегарону, раздул  их и  сунул  в  угли под  хворост,
сложенный  в  жертвенный  костер. ‘ыновьЯ  и зЯтьЯ,  стоЯ  вокруг, раздували
огонь, пока он не занЯлсЯ и не затрещал хворост. „ым повалил сначала густыми
клубами, стелЯсь по всему двору, а потом, когда огонь  разгорелсЯ, потЯнулсЯ
вверх тонкой светлой струйкой: то  был добрый знак, ведь до этого  несколько
дней  бушевал налетевший с запада штормовой  ветер.  Ђ  когда  запылало  уже
настоЯщее пламЯ,  дым  по временам совсем исчезал в набравшем силу солнечном
свете. ’елемах чувствовал необыкновенный подъем. Ќо женщины все не шли.
     - ’ы готов, ‹аэрк? -  спросил старик с суетливой озабоченностью, но все
же заметно было, что он привык командовать и предводительствовать во времена
войны.
     ‹аэрк поставил шкатулку на землю, взглЯнул на небо, словно прорицатель,
высматривающий в нем птиц - вестниц счастьЯ, птиц-знаменовательниц, и не без
кривлЯньЯ открыл кожаный запор. Ћн вынул из шкатулки  небольшой кувшин и две
кисточки, а потом две узкие, продолговатые воронки из  начищенного до блеска
золота  - размером они  были со средней величины фаллос  и такой  же  формы.
‘тоЯвшие поодаль рабыни захихикали  и стали подталкивать друг друга локтЯми.
Њужчины, наоборот, держались с необыкновенной серьезностью. ’елемах прониксЯ
торжественным  настроением, но  царица  с дочерьми все еще не  спустилась во
двор.
     -  Њожет, мы наденем  на нее  золотые рога только на то времЯ, пока  вы
будете выстригать шерсть на лбу, царь Ќестор, а потом позолотим ей рога, так
ведь,  пожалуй, удобнее? - спросил ‹аэрк, покосившись на царЯ. - Ђ то золото
зальет кровью, оно закоптитсЯ, а может, и обгорит. Ђ  правду сказать, потом,
пока его отчистишь да блеск наведешь, хлопот не оберешьсЯ.
     Ќестор оглЯдел золотые воронки  и  кувшинчик  с краской,  потом, пыхтЯ,
наклонилсЯ, поднЯл с земли золотые рога. Ћн повертел их в руках.  Ќачищенные
до  блеска,  они  сверкали и  искрились. ‚ глазах царЯ вспыхнула смешаннаЯ с
благоговением алчность, когда, держа два золотых,  похожих  на фаллосы рога,
он стал поглаживать их дрожащими пальцами.
     -  џ  мог  бы надеть это  золото на  рога телки  и  оставить его на них
подольше, но ведь это, собственно, ни к чему, - поЯснил он ’елемаху и прочим
зрителЯм.  - Ћднако  на  некоторое  времЯ  мы  его на них  наденем, мы  ведь
приносим жертву Ђфине, так что  это  не  повредит. Ђ  потом  снимем золото и
покроем рога золотой краской.
     ’аковы были последние слова, которые он обратил к людЯм. Џосле этого он
на  долгое времЯ  превратилсЯ в †реца,  в ђаспорЯдителЯ жертвоприношениЯ,  в
ЏервосвЯщенника; с этой минуты все  его движениЯ и смена выражений сделались
вдруг строго рассчитанными, подобралась даже отвисшаЯ, слюнЯваЯ нижнЯЯ губа.
“молкли  смешки  рабынь  ‚  доме,  в мегароне, послышались  шаги.  ЏоЯвилась
ќвридика с дочерьми,  вернее, только  с тремЯ  незамужними дочерьми,  четыре
замужних  уже  находились  во   дворе  вместе  с  мужьЯми.  ќвридика  надела
просторное  красное  платье из  дорогой  ткани,  красные  сандалии,  золотую
диадему и шейную цепочку  из круглых мелких серебрЯных пластинок,  она стала
–арицей.  Ќа  Џоликасте,  замыкавшей  шествие,  был красивый  голубой нарЯд.
„евушка  стоЯла в  солнечных  лучах и  всЯ  светилась.  Љак ни  был  ’елемах
захвачен свЯщеннодействием,  он  не мог удержатьсЯ, чтобы не сделать попытки
поймать  ее взглЯд. „евушка, щурЯсь, посмотрела на него, взглЯд ее скользнул
мимо,  она  наклонила голову и  уставилась на свои ноги. ќвридика  медленно,
царственной поступью прошествовала вперед и встала  рЯдом со своим супругом,
царственным жрецом, в данную минуту  ‚ознесенным над  всеми ЏервосвЯщенником
’еперь разница в возрасте между  ними стала не так заметна. …го возбуждение,
торжественнаЯ и в каком-то смысле боговдохновеннаЯ, рассчитаннаЯ уверенность
в   быстрых  движениЯх,   его   мерцающий,   озаренный  внутренним   светом,
устремленный   в  неведомое   взглЯд,  румЯнец   на   лице,  так  идущий   к
серебристо-белой,  чисто вымытой,  расчесанной, во всЯком  случае,  так  или
иначе приведенной в порЯдок бороде, и  суровые черты женщины, ее нахмуренный
лоб, всЯ ее в  эту минуту съежившаЯсЯ и понураЯ фигура - фигура покорной, но
сварливой хозЯйки дома, ее затаенное недовольство тем, что  приходитсЯ здесь
присутствовать, и  тень,  отброшеннаЯ этим недовольством на ее облик, -  все
это, вместе взЯтое, привело к тому, что возрасты супругов как бы сравнЯлись:
на  несколько секунд они стали однолетками. ђазница в двадцать пЯть или даже
в тридцать лет исчезла, утонула, поглощеннаЯ истовостью  ритуала, на секунду
мелькнула вновь - и тотчас исчезла снова. Џоликаста оставалась Џоликастой. “
двух   других   дочерей,   стоЯвших  позади  царицы,  вид  был  туповатый  и
равнодушный. Ћбе были долговЯзые, костистые - они Явно засиделись в девицах.
     Ђ вот Џоликаста была прелестна. Ќе верилось, что она дочь и сестра этих
людей. ’елемах  прикрыл глаза. Ћн был царский  сын, почетный гость, участник
торжественной  церемонии.  Ћн  стоЯл во внутреннем  круге, почти там же, где
сыновьЯ  Ќестора, всего в пЯти  шагах от телки. ‚ дальних  кругах  теснились
слуги, горожане,  а  в самых  дальних  рЯдах -  его  собственнаЯ корабельнаЯ
команда, его друзьЯ.  ’рещал огонь,  пахучие кедровые  дрова отлично горели,
дым поднималсЯ прЯмо вверх, было чудеснейшее утро.
     “стремив  к небу отрешенный, но  при этом все примечающий, внимательный
взглЯд,  Ќестор  ждал,  пока  телка  облегчитсЯ.  Љогда  последнЯЯ   лепешка
шлепнулась  на  землю и  над  кучей  помета  в  луже золотистой,  уже  почти
свЯщенной мочи  поднЯлсЯ  пар, он  воздел кверху  руки с  золотой воронкой в
каждой,  сначала направив острие воронок вниз, словно  изображал некое вЯлое
смирение, а потом, начав первую молитву,  стал медленно поднимать их вверх -
фаллос, восставший в молитве.
     Ћн что-то бормотал, то и дело зажмуриваЯ глаза, словно ребенок при виде
сластей, прислушиваЯсь к чему-то, что нарождалось, поднималось в  нем самом,
потом  поглЯдел вверх, речь его  стала отчетливей,  а  слова более громки  и
внЯтны,  и ’елемаху  удалось  уловить  смысл его  молитвы,  длинного  потока
прекрасных молитвенных слов.
     -  Ћ  бессмертнаЯ  богинЯ ‘овы  и  Ћливковых  рощ, о  ты,  носительница
‚еликолепного щита,  Џовелительница и Њетательница Ќесравненного  копьЯ, дай
нам силы сокрушить  наших врагов,  повергнуть их  в прах, изрубить на куски,
истребить их,  вспороть им  животы,  лишить  их мужеской силы, ниспошли  нам
мудрую мысль в бою, дабы мы  вовремЯ  и в нужном месте вступили в  схватку и
нанесли решительный удар! € научи нас читать в сердцах людей, будь поводырем
в нашем  странствии,  научи  нас  словам,  исполненным совиной  мудрости,  и
мыслЯм, нежным, как оливы!
     ’ут он сбилсЯ и закрыл глаза в поисках продолжениЯ, которое уже назрело
в нем, но не могло  проложить  путь к его  устам. ’елемах тоже зажмурилсЯ, в
глубине души  он был натурой религиозной. Ќо пауза затЯгивалась, и он слегка
приподнЯл веки.  Ќестор все еще не находил  слов, но  Џоликаста смотрела  на
него,  на ’елемаха, который стоЯл поблизости от алтарЯ, лучилсЯ и благоухал,
она  смотрела на него внимательным взглЯдом. Ћна и вправду прелестна,  снова
подумал он.
     €  тут  из груди Ќестора, из недр Ќесторовой  старости, полилась новаЯ,
страннаЯ, никогда прежде ’елемахом не слыханнаЯ молитва:
     - Ћ Ќейс Ђфина, ЃогинЯ Њудрости, которой подвластно все, о  ты, котораЯ
все, что было, и все, что есть,  ты „щерь всего, что было  и что есть, пошли
нам урожайный год и хороший  убой, а если грЯнет  война, пошли  нам удачи  в
войне, о саисскаЯ Ђфина! [египетскаЯ богинЯ города ‘аис Ќейс отождествлЯлась
с Ђфиной позднейшими мифологами и историками (например, ѓеродотом); Њелихрос
- "чьи слова как мед";  Њетида - мать  Ђфины, проглоченнаЯ ‡евсом, узнавшим,
что она родит более  могущественного  бога, чем  он сам;  ќвскопос - меткий,
подстерегающий;   Ђнубис   -   египетское    божество-покровитель   умерших,
изображаемое в  облике черного шакала;  •тоний  - эпитет  ‡евса Џодземного -
покровителЯ   мертвецов;  Џта  -  одно  из  верховных   египетских  божеств,
почитавшеесЯ и как божество подземного царства;  ”рен - правитель загробного
мира в кельтской мифологии] ’ы, ЯвившаЯсЯ на  свет из воды и пламени, - (эти
слова немного смутили ’елемаха, ведь его учили, что  Ђфина поЯвилась на свет
из головы  ‡евса,  была дочерью  ‡евса  и  Њетиды),  -  о ты,  ‘ладкоречиваЯ
Њелихрос, увенчаннаЯ венцом красоты ќвскопос,  - (тут ’елемах сообразил, что
Ќестор странным образом - хотЯ это почему-то не коробит - спутал  пол богини
и, кроме того, смешал Ѓессмертную  Ѓогиню, к какой взывал  ныне, с ѓермесом,
Ђфродитой   и   кем-то   еще.  Џотом  Ќестор  называл   ее   ‘пасительницей,
Ћсвободительницей,   Њеченосицей,   потом   €зобретательницей    флейты    и
‘троительницей кораблей).  -  ’ы Явилась на свет из воды и пламени, - упрЯмо
повторил старец, и тут зазвучал торжественный  призыв, в котором было больше
таинственности и очарованиЯ,  чем во  всех  других  словах молитвы, хотЯ при
ближайшем рассмотрении  это оказалсЯ просто  длинный перечень  имен: Ђнубис,
‡евс  •тоний,  Џта,  ”рен,  •омозозо, Ђбланато... и  слова  эти были  такими
древними  или такими  чужеземными, что большинство  присутствующих, украдкой
переглЯнувшись, содрогнулись.
     Ћн  называл  Ђфину,  от  которой  они  все  больше  удалЯлись,  но  чье
присутствие    непрестанно    ощущали,     Џотаскухой,    ‘облазнительницей,
Џожирательницей мужчин, •олодным лоном, †арким лоном, —ернокожей чужеземкой,
†енщиной   с  коричневой  кожей,  ‘иней  женщиной,  Ѓлагородной   колдуньей,
™итоносной  лицедейкой  (по  мнению  ’елемаха  -  самое  неприличное в  этой
замечательной молитве), давал ей еще какие-то чужеземные прозваниЯ  - Ќинсун
[Ќинсун - шумерскаЯ богинЯ, мать  ѓильгамеша;  ‹илит - шумерское божество, в
иудейской  традиции   -  перваЯ  жена  Ђдама  ("перваЯ  …ва"),  губительница
младенцев] и  ‹илиту - и еще какие-то мужские и женские имена,  однако, судЯ
по  всему,  в  известном порЯдке [здесь у  автора трудно  переводимаЯ игра с
основой  ќг - (Ђйг) -  от  эгиды,  волшебного щита  Ђфины и ‡евса,  потрЯсаЯ
которым, боги  наводЯт  ужас  на  людей или защищают  своих  избранников, до
…гипта  (по-гречески  Ђйгюптос) -  имени,  призванного вобрать  все значениЯ
предшествующей цепочки  слов]: ќгиподес  -  ЉозлоногаЯ,  ќгагрос  - ЉаменнаЯ
коза,  ќгис,  что, может быть,  означало знаменитую ќгиду  - щит богини -  и
собственный щит  ‡евса, но при  этом  могло иметь отношение к козьей шкуре и
козьей  шерсти,  потом  ќгагма  -  ‘етование,  ќге  -  ‘веркающий  блеск,  и
многократно воззвал к ней, много раз подрЯд назвал ее звучным женским именем
€зида и мужским именем реки - …гипет.
     € при этом он все  времЯ медленно поворачивал золотые рога то вверх, то
вниз, и их сверканье в солнечных лучах само  по себе было игрой, искрометной
комедией. ’елемаху даже казалось иногда, что,  отливающие  то желтизной,  то
более глубоким красным цветом, они издают дивные звуки, слабый  звон, словно
струны  солнечных  бликов могут звучать, сокращаЯсь или натЯгиваЯсь, по мере
того как царственный жрец разводит руки в стороны или сближает их, поднимает
их или опускает равномерными, ритмическими движениЯми.
     Џотом  звуки умолкли. Ќа  лбу старика  блестели  капли  пота. Џисистрат
почтительно  приблизилсЯ  к отцу и обтер  полотнЯным платком его лицо - лоб,
щеки и  под  носом, а Ќестор  стоЯл недвижимо,  закрыв глаза  и  собираЯсь с
новыми силами. Љогда Џисистрат, кончив свое  дело,  почтительно отступил  на
два  шага назад, Ќестор сделал глубокий вдох,  словно теперь ему  необходимо
было  вобрать в себЯ как  можно больше  воздуха, только что с такой  силой и
страстью  освЯщенного им и насыщенного божественными именами. Љогда он вновь
открыл глаза, ’елемах увидел в них несгибаемую решимость.
     “веренным красивым движением он снова поднЯл вверх сначала левую, затем
правую золотую воронку и шагнул к телке. Џотом надел левую воронку на правый
рог без  пЯти минут свЯщенной  рыжей  пеструхи. ‚оронка была  великовата, ее
предусмотрительно сделали чуть больше размером, и она свободно  болталась на
роге,  позвЯкиваЯ, точно колокольчик. ЏозвЯкивала и втораЯ, надетаЯ на левый
рог.  Џотом царь снЯл обе  воронки и, сложив их в виде знака V  - знак устьЯ
реки, морской бухты, - в виде широко развернутого ипсилона, составленного из
двух победно  вздыбленных  фаллосов,  поднЯл их над своей  головой,  так что
казалось, это у  него самого  выросли  рога, потом поклонилсЯ телке и сложил
воронки обратно в шкатулку.
     •отЯ ’елемах был  глубоко взволнован и преисполнен  вполне  объЯснимого
почтениЯ к старцу, его все-таки одолевали сомнениЯ. Ћн  спрашивал себЯ, само
собой, не задаваЯ этого вопроса вслух, да и не углублЯЯсь в него, по всем ли
правилам совершает жертвоприношение Ќестор и не примешиваетсЯ ли к творимому
им обрЯду чужеземное, древнее кощунство, нет  ли в его действии свЯтотатства
и не  поклонЯетсЯ  ли  он допотопным,  выродившимсЯ божествам, чьи  права  и
власть уже далеко не прежние, смертным богам, чьЯ роль, наверно, уже сыграна
и они исчезли из торжественных обрЯдов еще во  времена Ќестерова детства. Ќа
короткое,  неуловимое  мгновение  у  него  даже мелькнула мысль, что Ќестор,
попросту говорЯ,  не знает, как надо приносить  жертвы, что он все позабыл и
теперь разыгрывает  перед  ними  комедию,  а присутствующие,  исключаЯ разве
самого ’елемаха  и других  итакийцев,  разбираютсЯ в  этом не лучше его.  Ќо
мысль эта исчезла,  сомнение  рассеЯлось  вместе  с взвившимсЯ вверх  легким
жертвенным  дымом, когда  Ќестор уверенно  взЯл  нож, который  ему  протЯнул
Џисистрат. ‘тарик срезал шерсть  на лбу у телки  и, держа  волоски в  руках,
сделал знак ‹аэрку. ’от  уже держал наготове кувшинчик с краской и кисточки.
Ћн быстро и сноровисто, как профессиональный малЯр, загрунтовал  рога  телки
розовой краской. Џотом, сложив кисти и поставив кувшинчик в шкатулку рЯдом с
золотыми  воронками, вынул  кожаный мешочек,  висевший  у  него  на  шее под
хитоном. ‚ мешочке был  бронзовый, а  может быть, и золотой порошок, которым
он посыпал клейкую, слегка подтекавшую краску на рогах телки. ђука его легко
порхала  над  рогами,  словно  рука хлебопека,  посыпающего булки мукой  или
прЯностЯми.  ’онкий порошок вилсЯ в солнечном  свете, телка  тЯжело и  сонно
моргала. ‚друг рога ее сверкнули золотом,  впрочем, она, казалось, ничего не
чувствует: она была уже окончательно освЯщена и посвЯщена.
     Ќестор  снова  сделал   знак,  и  ’елемаху  во  второй   раз  за  времЯ
торжественной  процедуры   жертвоприношениЯ  пришло  в   голову,   что   все
представление тщательно продумано и, быть  может, предварительно многократно
отрепетировано, но это не нарушило его впечатлениЯ - наоборот, оно стало еще
более полным, законченным и благоговейным. Ќестор снова закрыл глаза, сделал
правой  рукой  в  воздухе движение,  словно  разбрасывал  семена,  прошептал
какое-то  заклинание (какое  - ’елемах  не  разобрал), а потом быстро открыл
глаза и  бросил в огонь  жесткий желтоватый клок шерсти, состриженной со лба
телки. †ир зашипел, запахло паленым  волосом. ќхефрон и ‘тратий стали по обе
стороны все такого же покорного жертвенного животного и по знаку Џисистрата,
который в общем выступал как помощник  жреца,  взЯлись каждый  за  ближний к
нему  липкий, позолоченный и свЯщенный  рог.  Ќестор поднЯл  правую  руку на
уровень груди, быстро повернул ее ладонью кверху, оттопырив при этом большой
палец, а остальные согнув, и большой палец указал на сына, худого и смуглого
Ђрета, лицо  которого, может быть по случаю  торжества, было  полным мрачной
решимости,  -  лицо  безработного  мЯсника  или  воина, не  имеющего надежды
нанЯтьсЯ на  службу, но  получившего случайный заработок.  Ђрет направилсЯ в
мегарон;  его  на  удивление тЯжелые шаги  загремели по всему дому, когда он
скрылсЯ  за  дверью,  а  потом  поЯвилсЯ  вновь  с  красивой  плоской  чашей
Ярко-красного золота  с  узором  из каракатиц,  высотой  не больше чем длина
пальца и в две  ладони  шириной, где плескалось  немного  воды, и  небольшой
плетеной корзиной с жертвенным зерном. Ђрет  подождал, пока отец пробормочет
еще одну молитву, в ней Ќестор в напыщенных  выражениЯх  -  они, однако,  не
были смешными  и  не  коробили  - благодарил божество,  которому он приносил
жертву и которое можно было, вероЯтно, считать  Ђфиной, за  то, что она  - и
тут  уже  речь Явно  шла о голубоглазой  богине  - пожелала его  посетить  и
гостьей сесть за  его стол. ’елемах не мог решить, должен ли он понимать это
как иносказание, или старик и в  самом деле полагал, что правитель  Њентес с
острова ’афос, который в настоЯщую минуту обделывал свои дела с кавконами на
побережье   к  югу  от  Џилоса,  был  переодетым  божеством,   Љопьеносицей,
™итоносицей, мудрой, как  сова, и нежной, как  олива. ’ак или  иначе, Ќестор
еще раз произнес  имЯ  Ђфины  Џаллады, прежде чем  взЯл  корзину с  зерном и
провел ею перед  влажными губами телки, котораЯ  хотела есть и уже  вытЯнула
длинный, шершавый Язык, надеЯсь слизнуть зерно. Ќо не успела. Ќестор быстрым
движением  перенес  корзину налево, к  огню, а когда телка -  которую теперь
следовало называть ’елкой с большой буквы, ‘вЯщенной ’елицей - потЯнулась за
ней, ќхефрон и ‘тратий  силой удержали ее за липкие рога. ќхефрону  пришлось
переменить руку,  и ’елемах заметил, как он сердито,  с мелькнувшей на  лице
брезгливостью обтер руку о шею  телки. ’очно такой  же путь проделала чаша с
водой, мелькнувшаЯ мимо коровьей морды, и ’елка опЯть повернула голову: само
собой, она была  теперь во всех отношениЯх свЯщенна, но все же хотела есть и
пить.
     –арь,  ‚ершитель  обрЯда  и ‚ерховный жрец,  бывший  ѓеренейский  герой
[Ќестор назван так по имени городка в Њессении, где он некогда  скрывалсЯ от
ѓеракла,  убившего  всех  его  братьев], как  его иногда  туманно  называли,
предводитель  боевых колесниц и обуздатель коней Ќестор до окончаниЯ действа
прочел  еще одну молитву.  Ћн произнес  ее  негромко,  широко раскинув руки,
словно намеревалсЯ  принести в  жертву самого себЯ,  но  при  этом уверенной
хваткой  держал  и чашу  с водой, и корзину  с зерном,  не пролив ни капли и
ничего не просыпав; но молитва его звучала еле слышным шепотом:
     -  Ћ †ертвеннаЯ  ’елица,  о  ‘вЯщенное ‹оно, о ты,  благословеннаЯ дочь
ЌелеЯ [сын Џосейдона,  отец Ќестора и еще двенадцати  детей, убитых ѓераклом
во времЯ нападениЯ на Џилос] от  Ѓессмертной, ѓолубоглазой богини, о ‘естра,
ныне Я приношу тебЯ в дар ™итоносице и Љопьеносице, и если Ћна, ЃессмертнаЯ,
незримо присутствует здесь,  Я  молю ее  принЯть  нашу дань,  нашу  тЯжкую и
легкую  жертву!  „очь ЌелеЯ, ’елица,  ‘вЯщеннаЯ сестра, ступай же  в обитель
Ѓессмертных или в Ђид!
     Њолитва была столь возвышенной, что всех опЯть пробрала дрожь. ѓолова и
грудь ’елемаха были переполнены тем, что ему довелось сейчас пережить и чего
он  никогда  не сможет выразить словами.  Ћн украдкой оглЯделсЯ вокруг и еще
долго спустЯ  вспоминал, как все стоЯли, каковы были краски  и выражениЯ  их
лиц, даже  то,  как они  дышали. Џоликаста не поднимала  глаз, руки ее  были
стиснуты. –арственный жрец превратил телку в дочь ЌелеЯ, в  родную сестру ее
отца, одну  из  его живых  или  умерших  сестер  -  это  могло  быть  знаком
первородной  любви,  но  и  первородной ненависти к  сестрам. Ќа лицах  всех
братьев Џоликасты, кроме  Џисистрата, читалось  равнодушие  или  подавленное
упрЯмство  -  Џисистрат оставалсЯ внимательным,  может быть, чуть  ироничным
наблюдателем.   ”расимед,  державший   тЯжелый  убойный   топор,   стоЯл   с
дремотно-выжидательным  видом  -  он  напоминал  нанЯтого   мЯсника,  то  ли
притомившегосЯ к концу рабочего днЯ, то ли, наоборот, еще не стрЯхнувшего  с
себЯ  утреннюю  сонливость.  ‡амужние  дочери  всем  своим  видом  изъЯвлЯли
покорность,  зЯтьЯ были горды  тем, что удостоились чести созерцать с такого
близкого   расстоЯниЯ   столь   необычно   торжественное   жертвоприношение;
незамужние дочери - призванные сюда и выставленные точно напоказ - держались
позади матери. Џоликаста была среди них исключением, во времЯ этой последней
части  действа она испытывала какие-то более  глубокие чувства, а не  просто
глазела на разыгрываемое представление: может, оно ее оскорблЯло, может, она
самое  себЯ чувствовала приведенной на  заклание  телкой. ’елемах не понимал
происходЯщей небывалой комедии, а может,  трагедии,  но принимал ее. Ђ мать,
ќвридика?  “ нее  был такой вид, точно  она  прЯтала  в руке  нож  и  хотела
перерезать глотку своему старому мужу. ‹ицо  ее еще посуровело,  на нем были
написаны презрение и Ярость, страх и тысЯчелетние  заботы матери  семейства.
Ѓыть  может, она думала о том, что мужчины могли бы обменЯть предназначенную
длЯ закланиЯ телку на другое животное,  поменьше, например на козу или овцу,
или на другую  корову,  - как знать, может, эта телка была ее  любимицей.  Ђ
может, она вообще считала весь обрЯд богохульством и свЯтотатством; а может,
она принадлежала к секте, котораЯ убеждена, что боги жестоки, а люди глупы и
что  все  это, вместе  взЯтое,  и определЯет участь  смертных.  Ђ может, она
вспоминала  свою далекую  юность, когда  принесение  жертвы  воительницам  и
копьеметательницам или мудрой, как сова, и нежной, как олива, было гордым  и
веселым  действом.  Ђ может,  она вообще не любила Ђфину  и предпочитала  ей
„еметру  или какую-нибудь другую далекую богиню, о которых  времЯ от времени
доходили  слухи, например,  египетскую богиню, покровительницу кошек, ‘екхет
[покровительницей  кошек  считалась в  …гипте  богинЯ Ѓаст,  котораЯ  иногда
отождествлЯлась с богиней-львицей  ‘ехмет,  истребительницей  людей]. Њожет,
она  совершенно серьезно  - не с той  серьезностью, котораЯ владела Ќестором
или  его  родичами  - зЯтьЯми, дочерьми  и большинством сыновей, -  а с иной
серьезностью, проникнутой большим поклонением  ‡евсу и Џерсефоне, а может, и
просто с  горькой серьезностью, замешанной на домашних сварах, желала, чтобы
телка,  которую она Явно не считала свЯщенной, и в  самом деле, в буквальном
смысле слова превратилась в сестру Ќестора, в одну из живых или давным-давно
умерших дочерей ЌелеЯ? Ћна стоЯла в броне своего царского сана, своего имени
"ќвридика" [букв.: справедливейшаЯ,  всех одарЯющаЯ  правдой],  во всеоружии
своей  правоты  - но  эта  правота была высокомерного,  сектантского  толка.
’аковы  были  впечатлениЯ  ’елемаха,  такое  воспоминание  сохранил   он  об
увиденном,  но  само  содержание  увиденного оставалось не  вполне длЯ  него
понЯтным, да ему и не нужно  было понимать.  Ћн вбирал в себЯ то, что видел,
можно даже сказать, жадно его поглощал.
     Ћн  безмолвно сливал с  грубой и непонЯтной жертвенной молитвой старого
царЯ  ту  молитву, какую много дней, много  лет  вынашивал в своей груди: "Ћ
Ђфина, кто бы ты ни была,  Я верю  в твое могущество, устрой так, чтобы папа
вернулсЯ,  устрой так, чтобы папа  вернулсЯ  и  чтобы  Џоликаста  стала моей
женой, чтобы Я мог прикоснутьсЯ к ней  и обладать ею, устрой так, чтобы папа
вернулсЯ и чтобы Я был счастлив с Џоликастой, а мамины женихи-объедалы пусть
перемрут, исчезнут или уберутсЯ восвоЯси, а папа пусть  вернетсЯ домой,  а Я
пусть буду сильным и красивым, и пусть мне не надо будет больше скитатьсЯ по
разным царЯм, и пусть Я стану героем, а Џоликаста станет моей женой, и делай
тогда со мной, что хочешь!"
     €  еще он безмолвно молил: "“строй так, чтобы мне пришлось когда-нибудь
распорЯжатьсЯ  большим, торжественным жертвоприношением и чтобы все смотрели
на менЯ!"
     ‡а спиной тех,  кто играл в обрЯде главную  роль,  в дальних  рЯдах  он
видел горожан  и  рабов, а еще дальше - юношей с €таки.  Ћни вытЯгивали шеи,
наклонЯли головы, вслушиваЯсь и пытаЯсь понЯть, что Ќестор говорит богине, -
они слушали  так,  точно слова царЯ продолжали реЯть в воздухе,  и некоторые
шепотом объЯснЯли что-то другим.
     Ђ  позади  них,  вокруг  них -  двор, город, залитые солнцем  полЯ,  на
востоке  - черные или  зеленые горы, на западе  и юге - море, на  севере - в
туманной  дымке острова, а вверху, над всеми и  всем,  чистое небо и палЯщее
солнце.
     Ќестор  снова наклонилсЯ, сделал шаг в  сторону и  встрЯхнул над быстро
прогоревшим пламенем  очага  корзину  с жертвенным  зерном;  зерно с  легким
шуршаньем высыпалось в огонь, и тогда царь плеснул в него водой. ѓоловешки и
угли  зашипели,  от  них  взвилсЯ белый  пар, несколько капель  запрыгало на
черных, раскаленных  камнЯх.  Ќестор протЯнул корзину и золотую  чашу Ђрету,
который поставил чашу в корзину  и так и  простоЯл, прижимаЯ их к животу, до
конца  обрЯда.  ‹ицо  его было  по-прежнему угрюмо, но  все же  происходЯщее
захватило  и его, и он переминалсЯ с ноги на ногу,  как бегун перед стартом.
Ќестор сделал  шаг назад - шаг на удивление быстрый и  твердый, его движение
повторили царица и те, кто стоЯл позади  нее. ’еперь  праваЯ рука ‚ерховного
жреца и  –арЯ  взметнулась  вверх,  и ”расимед, не  сводивший глаз  с  отца,
выступил  вперед и,  держа в  левой  руке обоюдоострый топор, стал справа от
’елки.  ќхефрон  и ‘тратий подались вперед,  почти не  отрываЯ ног от земли.
‹ица у  них были красными и потными от  усилиЯ - хотЯ ‘вЯщенное  животное не
двигалось, они все равно крепко его держали. ‘ левой стороны стоЯл Џисистрат
с длинным  ножом, а за ним  Џерсей,  покачиваЯ медной лоханью. ’оржественное
настроение  еще не  рассеЯлось,  однако  сцена  начинала походить на осенний
забой  скота. ’олпа зашевелилась,  задние рЯды  стали напирать на  передние,
люди все еще безмолвствовали,  но  на лицах уже не было  прежнего волнениЯ и
интереса.
     Ќестор поднЯл  вторую руку и снова застыл в торжественной позе,  словно
бы  призываЯ  и благословлЯЯ.  ѓубы  его задвигались,  нижнЯЯ  опЯть  слегка
отвисла, он Явно подыскивал слова и ждал вдохновениЯ, но оно не приходило.
     - „авай, ”расимед, - наконец сказал он надтреснутым голосом.
     Ѓронзовое  лезвие  сверкнуло в воздухе  и  с глухим,  похожим  на вздох
звуком шмЯкнулось  на  голову ’елицы,  у самых  ее рогов. ‚ыходит,  ”расимед
зарубил   свою  тетку,   подумал  ’елемах  с   каким-то   странным   щемЯщим
спокойствием. €  в то же  мгновение  ќвридика пронзительным, душераздирающим
голосом крикнула: "Ђлли-луйЯ-а-а-а!" Љазалось, крик кровавым комком вырвалсЯ
из ее гортани, вслед за ней  закричали ее дочери, некоторые из ее замужних и
незамужних дочерей. ’елка и царица рухнули одновременно. ’елка упала сначала
на колени, потом на левый  бок, она лежала в  собственном свЯщенном помете и
лЯгалась в последней  попытке замычать  - мычание  еще сидело  в  ее  горле.
ќвридика  упала  навзничь  на  руки  двух  тощих,  выставленных на обозрение
дочерей. ќхефрон  и ‘тратий  все  еще держали скользкие, измазанные  краской
рога,  а Џисистрат перешагнул через продолжающую вЯло лЯгатьсЯ коровью тушу,
чтобы  вонзить  ноле  в горло животному, но прежде по  приказу Ќестора телку
поднЯли и положили на убойную скамью у стены. Џисистрат нанес удар, рука его
не  дрогнула, но с  лица  исчезла ирониЯ - ее вытеснили  решимость и рабочий
азарт.
     ’еперь  уже  действо  полностью  преобразилось  в  сцену  убоЯ. Ќестор,
мгновенно  потерЯв   свой  жреческий  облик,  направо   и  налево   раздавал
приказаниЯ. ќвридика пришла в себЯ, подошла ближе и стала показывать Џерсею,
как надо  держать лохань, чтобы на землю  пролилось  меньше крови: очевидно,
кровь  предназначалась в пищу. ”расимед  разрезал  коровье брюхо, двое рабов
извлекли  из него  кишки и  другие  дымЯщиесЯ  внутренности,  которые тЯжело
плюхнулись в  деревЯнный  чан,  а Џисистрат привычной рукой начал  свежевать
тушу. Џотом ”расимед  разделал ее с помощью топора и ножа. ЃратьЯ  орудовали
так энергично, что кости и хрЯщи трещали, от красного мЯса шел пар. ѓолову с
крашеными рогами отсекли и положили в сторонке.
     Џервым отведал  мЯса  Ќестор. Ћн отрезал тонкий  ломтик огузка, обернул
его полоской жира  и, нанизав  этот лакомый кусок на медный вертел, поднес к
огню,  который  уже  превратилсЯ в груду углЯ, как раз подходЯщую  длЯ жарки
мЯса.  “гли зашипели,  на них  закапал  жир.  ’елемаху вдруг  сразу  страшно
захотелось есть. € это чувство голода вмещало в себЯ и разочарование. …му не
раз приходилось бывать на жертвоприношениЯх - быстрых и небрежных, будничных
или более торжественных, во времЯ забоЯ скота или сбора урожаЯ, на маленьких
праздниках,  прерывавших будничное  течение жизни,  на  жертвоприношениЯх по
случаю  отплытиЯ или возвращениЯ кораблей, по случаю того,  что у кого-то из
итакийцев  родилсЯ  сын, перед началом какой-нибудь  торговой сделки  или по
успешном ее завершении. Џорой  он  мечтал: быть может, однажды мне доведетсЯ
увидеть  настоЯщее,  великое жертвоприношение на Ѓольшой земле. € вот он его
увидел, оно  во  многих отношениЯх было торжественным и захватывающим, и  он
никогда еще не чувствовал себЯ так близко к боговдохновенному  наитию. € все
же  после него осталось не  только желание наестьсЯ досыта,  но еще и другой
голод,  не  имеющий  отношениЯ  к  желудку,  - неутолимаЯ тоска. ’еперь,  по
окончании  обрЯда, когда народ толпилсЯ вокруг  освежеванной, разделанной  и
отчасти  уже  не свЯщенной окровавленной туши,  во  всем  этом  было  что-то
нелепое.  ‘ловно  жрец исповедовал  ложную  веру, или словно Ќестор  хотЯ  и
прикоснулсЯ  к  сокровенному,  к  таинствам, приближающим к богам, но  самой
глубокой и  заветной  веры не  достиг. Њелькнула мимолетнаЯ  мысль: может, у
папы было по-другому? Ђ может, нет?
     ‚ левой руке Ќестор держал над углЯми вертел, а в правой - золотую чашу
с  каракатицами,  полную  крови.  Ћн  плеснул кровью  на  угли,  они  злобно
зашипели,   ноздри   наполнились   сладковатым,  затхлым   запахом  кровавых
испарений.   Ћтставив  чашу  в   сторону,   царь   произнес  своим  обычным,
надтреснутым, старческим голосом:
     - Ђ теперь милости прошу, угощайтесь. Ђрет, плесни вином в огонь.
     †ертвоприношение было закончено.
     Љаждый отрезал себе ломтик мЯса и, поджарив на вертеле, съел; мЯсо было
вкусное,  телка  забита по  всем правилам. Џосле этого  гости, те,  кто были
приглашены,  и  в  их  числе  корабельщики с  €таки,  отправились в  мегарон
завтракать - то была прощальнаЯ трапеза в честь ’елемаха. Џоликаста вместе с
матерью и незамужними сестрами скрылась в  верхних покоЯх. Ћдин раз во времЯ
трапезы ’елемах увидел - правда, мельком,  - что она стоит  в  проеме двери,
ведущей  во внутренние покои, и ему опЯть  пришла в голову  бесконечнаЯ, как
роман с продолжением, мысль: вот на ком Я хотел бы женитьсЯ.
     Ќа  столе   опЯть  поЯвилась  большаЯ  часть   замечательной  коллекции
Ќестеровых  кубков  и чаш, одна за другой провозглашались здравицы. ’елемаху
много раз пришлось осушать свой бокал до дна. Ќо он следил за  тем, чтобы не
опьЯнеть. …му  было немного стыдно за своих товарищей. “ них еще  не  прошел
хмель после вечерней  и  ночной  попоек,  их быстро развезло. „воих пришлось
вынести из мегарона и  положить в тени во внутреннем  дворе, а когда Ќестор,
слегка пошатываЯсь, встал, чтобы пойти вздремнуть, шесть или семь итакийских
молодцов уже лежали под столом и еще  несколько ссорились в  наружном дворе,
правда, хозЯева позаботились о том, чтобы при них не было оружиЯ.
     ѓолова у Ќестора  оставалась, однако, Ясной,  и  он твердо держалсЯ  на
ногах, когда отдавал приказ запрЯгать лошадей. ’елемах с любопытством следил
за происходЯщим - ему никогда еще не  приходилось  ездить  на  лошадЯх.  Љак
только ѓелиос достиг  полдневной  высоты, самого жаркого часа днЯ, ’елемах с
Џисистратом пустились  в путь через горы в ‘парту к царю Њенелаю. ‚ремЯ  длЯ
езды было неподходЯщее, но они торопились. ироко расставив ноги, стоЯли они
в легкой колеснице,  леваЯ нога вперед, спина  прЯмаЯ, как на  изображениЯх,
которые ’елемаху приходилось видеть на глинЯных кувшинах, -  так они выехали
из  города, резвой рысью покатив  вдоль берега,  а потом  вверх  по  дороге,
котораЯ вела  в ”еру; позднее они устроились на деревЯнном сиденье,  которое
взЯли с собой. €х слегка разморило  от жары. ’елемах времЯ от времени клевал
носом,  но  Џисистрат с  интересом  смотрел вокруг. Љ  вечеру,  когда  стало
прохладнее,  они   сделали  привал  у  горного  ручьЯ,  поели,  отдохнули  и
поболтали. Џисистрат мечтал поехать на Љрит, во владениЯ Њиноса, или поплыть
морем  на запад, где, по слухам, лежат новые неведомые и диковинные  страны,
он всерьез подумывал о  том, чтобы пожить  в  чужих краЯх. Ћн Явно тЯготилсЯ
Џилосом  с  его,  как  он  выразилсЯ,  жалким  деревенским  обиходом. Ћба  с
любопытством ожидали встречи с Њенелаем и …леной.
     - ѓоворЯт, она раздобрела, - заметил ’елемах.
     - „а, Я тоже слышал, что ее разнесло, но все равно, что за женщина, что
за женщина! - повторЯл Џисистрат.
     ‚ сумерках они  добрались до жилища ферского царька,  хлебосола „иокла,
где и  заночевали. Ђ на  другой  день  с рассветом  выехали в  ‹акедемон - в
‘парту.

        ѓлава двадцать третьЯ. ЉЋЌ’ђЂЏ“ЌЉ’ II


        1

     …го приход  не прервал переговоров, которые вели между собой двенадцать
феакийских  вельмож и советников. ‘обрание  у ЂлкиноЯ закончилось  раньше, и
собравшиесЯ уже совершали  последнее возлиЯние в честь ЃлюстителЯ, на страже
коммерции стоЯщего ‚естника ѓермеса, когда ‘транник, шатаЯсь, ввалилсЯ в зал
и опустил голову на колени царицы Ђреты.
     Ћн пробыл в  этой  позе  некоторое времЯ - трудно сказать, как долго, -
прежде  чем  ему  удалось  вынырнуть  из  глубин  сна,  из пучины  хмелЯ  на
поверхность  и осознать, насколько они ошеломлены. „лЯ стороннего,  трезвого
наблюдателЯ происходЯщее выглЯдело так: он преклонил  колена, положил голову
на  колени царицы, но тотчас встал  и  согнулсЯ в  поклоне перед ней и перед
пораженным царем. Ћн  простоЯл так несколько средней протЯженности мгновений
и, как только сознание его проЯснилось, понЯл, что попал к очень богатому и,
вероЯтно,  могущественному человеку.  “крадкой поискав глазами двери,  через
которые в случае  необходимости можно удрать, он успел  рассмотреть  зал. Ќа
столах перед сидевшими в мегароне мужчинами стоЯли дорогие кубки, на которых
играл  отблеск  круглого, обведенного  колоннами  очага.  Ќаверху  по стенам
тЯнулсЯ фриз с инкрустациЯми из стекла и  то ли черной, то  ли синей  эмали.
Џорог, через который он переступил, был бронзовым,  дверные  косЯки отделаны
серебром, по обе стороны от входа стоЯли не то собаки, не то львы из серебра
и золота высотой по колено человеку, даже дверное кольцо, без сомнениЯ, было
из чистого золота. џ должен сейчас  же заговорить, не ждать, пока они станут
менЯ расспрашивать или вознамерЯтсЯ вышвырнуть вон, думал ‘транник. џ должен
попытатьсЯ все объЯснить.
     - Џрошу простить за подобное вторжение, - начал он, чувствуЯ, как легко
льетсЯ речь. - џ прибыл с морЯ. џ  потерпел кораблекрушение, и менЯ внезапно
осенила мысль,  как видно внушеннаЯ самими богами,  скорее  всего  ‚естником
ѓермесом, - находчиво добавил он,  -  что Я должен  ЯвитьсЯ сюда и  опустить
голову на колени ‚ысокочтимой царицы. Ќесомненно,  это  наитие сошло на менЯ
по воле богов - по-другому Я просто не  могу его объЯснить. Ђ теперь Я прошу
у вас защиты и помощи.
     Ћн умолк. –арь как раз отставил на стол кубок и, слегка придерживаЯ его
одной рукой, другой  поглаживал и ласкал свою длинную  черную, блестЯщую  от
елеЯ бороду.
     Ћтвета не последовало. –арь молча смотрел на него. ’огда он отступил на
шаг. ЏЯтки его  уперлись в закраину круглого очага,  он едва не рухнул прЯмо
на кучу  догоравшего  углЯ и  пепла, но устоЯл  на ногах.  Ќадо было  что-то
предпринЯть, воззвать к царю другим способом.  € он сел на край очага. Џлащ,
конечно, выпачкаетсЯ в саже, подумал он. Њожет, стоит взЯть щепотку  пепла и
посыпать им волосы,  говорЯт, у некоторых народов это в обычае: если человек
хочет показать, что ему крышка, он посыпает голову пеплом.
     –арица  сделала движение, словно хотела помешать его намерению,  и в ту
же самую минуту какой-то  седобородый  старик, сидевший через два  стола  от
царЯ, гулко кашлЯнув, произнес:
     - Ђлкиной, а ведь негоже, чтобы чужеземец сидел там, где он сидит?
     ‚ словах старика  звучал несомненный  укор,  но они не вызвали царского
гнева.
     - ‹аодам, сын мой, - сказал царь молодому человеку, сидевшему в  кресле
по правую руку от него, - встань и уступи место чужеземцу.
     € тут настало краткое мгновение, насыщенное безмолвием людей. ‡абурчало
в животе у кого-то из стариков-советников. ‘о звоном рассыпалсЯ кусочек углЯ
на краю очага. ѓлубоко и удовлетворенно вздохнула царица. –арь поднЯл руку и
указал на кресло ‹аодама, и ‘транник, спине которого  становилось все жарче,
встал, осторожно отрЯхнул  плащ, подошел и сел на предложенное м