, пригласив на него членов своего тайного совета и бургомистров; созвал
не длЯ того, чтобы узнать их мнение, на которое, как мы уже говорили, он  не
обращал никакого вниманиЯ, а длЯ того, чтобы сообщить им о своем  высочайшем
соизволении и потребовать немедленной поддержки.
     Ћднако, прежде чем собрать совет, он  принЯл  решение  по  трем  важным
пунктам: _во-первых_, ни в коем случае не сдавать города без  небольшой,  но
ожесточенной битвы, ибо он считал весьма унизительным длЯ достоинства  столь
прославленного города, если его захватЯт и разграбЯт,  не  наделив  вдобавок
несколькими хорошими пинками. _‚о-вторых_, что большаЯ  часть  его  великого
совета - это отъЯвленные плоскозадые олухи,  совершенно  лишенные  настоЯщих
Ягодиц; и _в-третьих_,  что  он  поэтому  не  допустит,  чтобы  они  увидели
требование о капитулЯции, предъЯвленное полковником Ќиколсом,  из  опасениЯ,
как бы содержащиесЯ в нем легкие условиЯ  не  побудили  их  поднЯть  крик  о
необходимости сдачи.
     Љогда распорЯжение губернатора  должным  образом  довели  до  всеобщего
сведениЯ, жалко было смотреть на еще  недавно  столь  храбрых  бургомистров,
которые на словах уничтожили всю британскую империю. Ћни  уныло  выглЯдывали
из своих убежищ, а затем осторожно  выползали  наружу  и  петлЯли  по  узким
улочкам  и  переулкам,  пугаЯсь  лаЯ  каждой  собачонки,  словно   это   был
артиллерийский залп, принимаЯ фонарные столбы за английских гренадеров  и  в
чрезмерном смЯтении превращаЯ насосы в страшных солдат,  прицеливающихсЯ  из
мушкетонов им в грудь! ЌесмотрЯ на многочисленные  опасности  и  затруднениЯ
подобного рода, они прибыли в залу заседаниЯ совета, не  потерЯв  ни  одного
человека, занЯли свои места и в  боЯзливом  молчании  стали  ждать  прибытиЯ
губернатора.  —ерез  несколько  мгновений  послышалось,  как   по   лестнице
размеренно и мужественно застучала деревЯннаЯ нога бесстрашного  Џитера.  Ћн
вошел в залу, одетый в полную парадную форму; свисавшие над ушами локоны его
парика были гуще обычного посыпаны мукой, и его вернаЯ саблЯ толедской стали
не свисала у него с бедра, а торчала под мышкой. ѓубернатор облачалсЯ  столь
зловеще только в  тех  случаЯх,  когда  в  его  бесстрашном  черепе  роились
какие-нибудь военные замыслы, а потому  члены  совета  горестно  взирали  на
него, как на самого џнуса, чей железный лик нес огонь и меч, и в  безмолвной
нерешительности забыли курить свои трубки.
     ‚еликий Џитер был столь же красноречив, сколь и доблестен; поистине эти
два редких качества прекрасно в нем сочетались, и в отличие  от  большинства
великих государственных деЯтелей, побеждающих только в бескровных  словесных
битвах, он всегда был готов подтвердить свои смелые слова не  менее  смелыми
поступками. Љак второй ѓустав {3}, обращающийсЯ к  своим  далекарлийцам,  он
сперва коснулсЯ опасностей и тЯгот, перенесенных  им  во  времЯ  бегства  от
своих неумолимых врагов. ‡атем он упрекнул совет в том, что тот  в  праздных
спорах и не идущей к делу перебранке тратил  времЯ,  -  которое  должен  был
посвЯтить заботам о стране; после этого он  напомнил  золотые  дни  прежнего
благоденствиЯ, обещал,  что  они  вернутсЯ,  если  они  окажут  мужественное
сопротивление врагам, и попыталсЯ разжечь в них воинственный пыл,  воскресив
в их памЯти то времЯ, когда перед грозными стенами форта Љристина он вел  их
к победе, когда они разбили целую армию  из  пЯтидесЯти  шведов  и  покорили
огромное пространство необитаемых земель. Ћн постаралсЯ  также  пробудить  в
них смелость, заверЯЯ в покровительстве свЯтого ЌиколаЯ, который до сих  пор
всегда заботилсЯ об их безопасности среди всех варваров,  обитающих  в  этой
дикой стране,  среди  ведьм  и  скваттеров  восточных  колоний  и  великанов
Њэриленда. Џод конец он сообщил им про полученное наглое требование о сдаче,
но в заключение речи поклЯлсЯ защищать провинцию до тех пор, пока провидение
будет на его стороне и пока деревЯннаЯ нога не откажетсЯ ему служить.  —тобы
усилить впечатление от этой благородной фразы, он оглушительно ударил  своей
саблей плашмЯ по столу, что сильно воодушевило слушателей.
     —лены тайного совета, уже давно  привыкшие  к  повадкам  губернатора  и
вымуштрованные им, словно солдаты  великого  ”ридриха  {4},  понимали,  1-го
высказывать свое мнение бесполезно, а потому закурили трубки и молча пускали
клубы  дыма,  как  подобает  толстым   и   рассудительным   советникам.   Ќо
бургомистры, на которых губернатор не  имел  такого  влиЯниЯ,  рассматривали
себЯ как представителей державного народа и  к  тому  же  были  преисполнены
большой важности и  самодовольства,  почерпнутых  ими  в  знаменитых  школах
мудрости и нравственности - народных собраниЯх (некоторые из  них,  как  мне
говорили, были председателЯми этих собраний), - бургомистры не так-то  легко
удовлетворились. Ћни снова воспрЯнули духом, когда услышали,  что  поЯвилась
возможность спастись от нависшей над ними смертельной опасности, избежав при
этом необходимости сражатьсЯ, и надменно заЯвили, что желают получить  копию
требованиЯ о капитулЯции, чтобы  ознакомить  с  ним  собрание  всех  жителей
города.
     ’акого наглого и мЯтежного заЯвлениЯ было бы достаточно, чтобы привести
в  негодование  даже  спокойного  ‚ан-’виллера;  как  же  должно  было   оно
подействовать на великого ‘тайвесанта, который  был  не  только  голландцем,
губернатором и доблестным солдатом с деревЯнной ногой,  но  также  человеком
самого упрЯмого и вспыльчивого нрава. Ћн разразилсЯ такой  вспышкой  Ярости,
по сравнению с которой знаменитый гнев Ђхиллеса был просто детским капризом,
и поклЯлсЯ, что никто из них не увидит ни строчки из посланиЯ англичан,  что
все они заслужили, чтобы их повесили, выпотрошили и разрезали на части,  ибо
они предательски осмелились усомнитьсЯ в непогрешимости правительства; а что
касаетсЯ их совета или содействиЯ, то ему на них наплевать. Ћн  заЯвил,  что
трусливые муниципалитеты давно уже надоели ему и стали  поперек  дороги,  но
теперь бургомистры могут отправитьсЯ домой и улечьсЯ спать, как старухи, ибо
он решил защищать колонию сам, без их  помощи  и  без  помощи  тех,  кто  их
поддерживает! ‘ этими словами он сунул  саблю  под  мышку,  надел  набекрень
шлЯпу и, опоЯсав чресла, покинул залу заседаниЯ; все расступались перед ним,
даваЯ ему дорогу.
     Љак только он ушел, храбрые бургомистры созвали народное собрание перед
ратушей, назначив председательствовать на нем некоего „офуе ђурбака, пекарЯ,
прославившегосЯ на всю страну своими прЯниками и прежде при ‚ильЯме  “прЯмом
бывшего членом совета. Ќарод относилсЯ к нему с  большим  почтением,  считаЯ
его чернокнижником, ибо он  первый  стал  печатать  на  новогодних  прЯниках
таинственные изображениЯ петуха и шлеи и других магических символов.
     ќтот  великий  бургомистр,  все  еще  питавший  недоброжелательство   к
доблестному ‘тайвесанту из-за того, что был с позором выкинут из его тайного
совета, обратилсЯ к грубой толпе с  чрезвычайно  длинной  речью,  в  которой
рассказал о любезном предложении сдатьсЯ, о несогласии губернатора и об  его
отказе показать народу это предложение,  хотЯ  -  хорошо  знаЯ  великодушие,
человеколюбие  и  снисходительность  британского  народа,  он  в   этом   не
сомневаетсЯ - в нем содержались условиЯ, не умалЯющие достоинства  провинции
и весьма длЯ нее выгодные.
     ‡атем он стал говорить об его превосходительстве в  высокопарном  тоне,
соответствующем его высокому положению и благородству; он  сравнивал  его  с
Ќероном {5}, Љалигулой {6} и другими великими людьми  древности,  о  которых
частенько говаривал ‚ильЯм “прЯмый, когда  бывал  в  ученом  настроении.  Ћн
уверЯл народ, что историЯ  человечества  не  знала  деспотического  насилиЯ,
равного нынешнему  по  жестокости,  лютости,  тиранству,  кровожадности,  по
количеству битв, убийств и скоропостижных смертей, что это  будет  огненными
буквами записано на залитых кровью скрижалЯх истории! что столетиЯ  отпрЯнут
в безмерном ужасе, когда увидЯт их. —то  грЯдущее  времЯ,  чреватое  (кстати
сказать, наши  ораторы  и  писатели  позволЯют  себе  странные  вольности  с
чреватостью времени, хотЯ некоторые готовы заверить нас,  что  времЯ  -  это
старый джентльмен), чреватое страшными ужасами, никогда не породит  подобных
гнусностей! —то потомство окаменеет от изумлениЯ  и  взвоет  от  бессильного
негодованиЯ, прочитав о закоренелом варварстве! „альше шло множество  других
душераздирающих, трогающих до глубины сердца  тропов  и  фигур,  перечислить
которые Я не в состоЯнии. „а, в сущности, это и не нужно,  ибо  они  были  в
точности такие же, к каким в наше  времЯ  прибегают  во  всех  обращенных  к
народу речах и ораторских упражнениЯх в  день  —етвертого  июлЯ;  под  общим
названием Џ“‘’Ћ‘‹Ћ‚€… их можно было бы поместить в учебниках риторики.
     ЏатриотическаЯ речь бургомистра ђурбака произвела изумительное действие
на толпу, котораЯ, хотЯ и состоЯла из  трезвых,  флегматических  голландцев,
умела на удивление быстро  распознавать  оскорблениЯ,  ибо  наша  оборваннаЯ
чернь, по большей части безропотно  сносЯщаЯ  все  обиды,  всегда  проЯвлЯет
удивительную мнительность,  когда  затрагивают  ее  достоинство  как  высшей
власти. Џосле тЯжелых мук участники собраниЯ произвели на свет не только рЯд
очень мудрых и смелых постановлений, но также и весьма решительное послание,
адресованное губернатору и осуждавшее  его  поведение;  великий  Џитер,  как
только получил его, сразу же бросил в огонь и таким образом лишил  потомство
неоценимого документа, который мог бы послужить  образцом  длЯ  просвещенных
сапожников и портных наших дней при их мудром вмешательстве в политику.

                                     *

        ѓ‹Ђ‚Ђ VII

     ‚ которой содержитсЯ описание горестной гибели Ђнтоны ’рубача  и  того,
как Џитер ‘тайвесант, подобно второму Љромвелю, внезапно распустил  охвостье
парламента {1}.

     € вот гордый Џитер ‚еликий обрушил целый короб благословений на  головы
своих бургомистров, этой шайки своевольных, упрЯмых, норовистых  мошенников,
которых нельзЯ ни убедить, ни разубедить; он решил впредь не  иметь  с  ними
никакого дела и принимать в соображение лишь мнение  членов  своего  тайного
совета, так как по опыту знал,  что  оно  самое  лучшее  в  мире,  поскольку
никогда не  расходитсЯ  с  его  собственным.  ’еперь,  распалившись,  он  не
преминул  наградить  тысЯчью  сомнительных  комплиментов  державный   народ,
обозвав его стадом отъЯвленных трусов, не  понимающих  вкуса  в  благородных
тЯготах и славных злоключениЯх битв и предпочитающих оставатьсЯ дома, есть и
спать в подлом  довольстве,  вместо  того,  чтобы  приобрести  бессмертие  и
проломить себе голову, доблестно сражаЯсь в какой-нибудь канаве.
     ’вердо решив, однако, защищать свой любимый город даже вопреки  желанию
его жителей, Џитер ‘тайвесант призвал к себе верного  ‚ан-Љорлеара,  который
был его правой рукой при всех трудных обстоЯтельствах. Ћн упросил его  взЯть
свою трубу - вестницу войны, сесть на конЯ и призвать народ к оружию, днем и
ночью разъезжаЯ по стране, трубЯ тревогу вдоль границ пастушеского  Ѓронкса,
будЯ  пустынные  просторы  Љротона,  поднимаЯ  суровых  фермеров  “ихоука  и
•обокена, могучих воинов с залива ’апан {*  €спорченное  ’оп-паун;  название
это произошло от индейского племени, похвалЯвшегосЯ тем, что может выставить
сто пЯтьдесЯт воинов.  ‘м.  Ћгилви.  -  €здатель.}  и  храбрых  молодцов  из
’арритауна и ‘липи-•оллоу, а также всех других ратных людей страны,  живущих
поблизости. ‚сем и каждому он должен  был  приказать  повесить  через  плечо
пороховницу,  закинуть  за  спину  охотничье  ружье  и  весело  зашагать  на
Њанхатез.
     Ќе  было  ничего  на  свете,  исключаЯ  прекрасный  пол,   что   Ђнтони
‚ан-Љорлеар любил больше, чем  такого  рода  поручениЯ.  €так,  задержавшись
только длЯ того, чтобы сытно пообедать и привЯзать  сбоку  свою  флЯжку,  до
краев наполненную  веселЯщей  сердце  голландской  можжевеловой  водкой,  он
радостно выехал из городских ворот, выходивших на то,  что  ныне  называетсЯ
Ѓродвей. Љак всегда, он протрубил прощальную  мелодию,  отозвавшуюсЯ  бодрым
эхом на извилистых улицах Ќового Ђмстердама. “вы! Ќикогда больше не будет их
весело оглашать музыка любимого трубача!
     Ѓыла  темнаЯ  и  ненастнаЯ  ночь,  когда  славный  Ђнтони  добралсЯ  до
знаменитого пролива (мудро  названного  рекой  •арлем),  отделЯющего  остров
Њанна-хату от материка. „ул сильный ветер, стихии бушевали  и  нигде  нельзЯ
было найти •арона, который перевез бы отважного  трубача  на  другой  берег.
‘тоЯ  у  краЯ  воды,  он  несколько  минут  проклинал  все  на  свете,   как
нетерпеливый дух, затем, вспомнив о срочности данного ему  поручениЯ,  нежно
обнЯл свою каменную флЯгу, храбро поклЯлсЯ, что переплывет на ту сторону  en
spijt den Duyvel (на зло дьЯволу!), и отважно бросилсЯ  в  воду.  Ќесчастный
Ђнтони! …два он преодолел половину  пути,  как  с  берега  увидели,  что  он
отчаЯнно боретсЯ, словно сражаетсЯ с духом вод; бессознательно он  приставил
свою трубу ко рту и, оглушительно затрубив, навсегда опустилсЯ на дно!
     Њощные звуки его трубы, как звуки рога из  слоновой  кости  знаменитого
паладина ђоланда {2}, которыми тот, умираЯ, огласил  славное  поле  битвы  в
ђонсевальском ущелье, разнеслись далеко кругом,  встревожив  всех  окрестных
жителей, в удивлении поспешивших туда, откуда  они  доносились.  ’ам  старый
голландский бюргер, очевидец  случившегосЯ,  известный  своей  правдивостью,
рассказал им о печальном событии; он добавил также страшные подробности  (им
Я не очень склонен верить), будто на его глазах дьЯвол  в  образе  громадной
сельди с невидимым  огненным  хвостом,  извергающей  кипЯщую  воду,  схватил
храброго Ђнтони за ногу и утащил его вглубь. Љак бы там ни было, это место и
соседний мыс, выступающий в ѓудзон, с тех пор называютсЯ Spijt  den  Duyvel,
или ‘пайкинг-„евил. Ѓеспокойный дух несчастного Ђнтони все еще бродит вокруг
в чаще, и в ненастные ночи соседи часто слышат звуки его трубы,  сливающиесЯ
с воем ветра. Ќикто больше не решалсЯ  переплыть  пролив  после  наступлениЯ
темноты; построили даже  мост,  чтобы  предотвратить  в  будущем  повторение
подобного печального событиЯ. Ђ что касаетсЯ сельди, то к ней  питают  такое
отвращение, что истинный голландец не позволит подать ее к своему столу, так
как любит хорошую рыбу и ненавидит дьЯвола.
     ’аков был конец Ђнтони ‚ан-Љорлеара - человека,  заслуживавшего  лучшей
участи. Ћн жил припеваючи, как настоЯщий веселый холостЯк, до самой  смерти;
но хотЯ он никогда не был женат, тем не менее после  него  остались  две-три
дюжины детей в разных частЯх страны -  пригожих,  круглолицых,  толстопузых,
горластых мальчуганов, от которых, если верить преданиЯм (а  они  обычно  не
лгут),  произошло  бесчисленное  племЯ  газетных  издателей,  населЯющих   и
защищающих нашу страну и  щедро  вознаграждаемых  народом  за  то,  что  они
постоЯнно трубЯт тревогу и лишают его покоЯ. Љак жаль, что нарЯду с  могучей
глоткой они не смогли унаследовать и других достоинств своего прославленного
предка!
     €звестиЯ об  этом  прискорбном  несчастье  отозвались  в  груди  Џитера
‘тайвесанта еще более тЯжкой  мукой,  чем  даже  нападение  на  его  любимый
Ђмстердам. Ћни безжалостно задели за живое те нежные чувства, что  таЯтсЯ  в
самом сердце и питаютсЯ наиболее теплой его  кровью.  ’ак,  покинутый  всеми
пилигрим влачитсЯ по бездорожью пустыни, - между тем как  жестокаЯ  бурЯ  со
свистом развевает его седые волосы и со всех сторон надвигаетсЯ мрачнаЯ ночь
- и вдруг с горестью видит, что его верный пес, его единственный  спутник  в
одиноких скитаниЯх, деливший его унылую трапезу, так часто лизавший ему руку
в скромной благодарности, покоившийсЯ у него на груди и  как  бы  заменЯвший
ему ребенка, лежит теперь окоченевший и бездыханный.  ‘  такой  же  горестью
думал наш благородный герой Њанхатеза о безвременной кончине своего  верного
Ђнтони. Ћн был его скромным неразлучным спутником, много раз развлекал его в
тЯжелые минуты своим искренним весельем, с любовью и верностью  следовал  за
ним по пути ужасных опасностей и злоключений. Ћн ушел навсегда... и как  раз
тогда, когда каждаЯ ничтожнаЯ дворнЯжка  норовит  убежать.  ’о  было,  Џитер
‘тайвесант, то было мгновение, когда ты должен был  проЯвить  величие  своей
души,  и  в  это  мгновение   ты   действительно   проЯвил   себЯ   _Џитером
’вердоголовым!_
     ‘иЯние днЯ давно рассеЯло ужасы минувшей ненастной ночи,  но  все  было
печально и сумрачно. Ђполлон, еще недавно радостный, спрЯтал  свое  лицо  за
черными тучами; лишь на секунду он выглЯдывал  то  здесь,  то  там,  как  бы
желаЯ, но страшась увидеть, что происходит в его любимом  городе.  ќто  было
знаменательное утро, когда великий Џитер должен был дать  ответ  на  дерзкое
требование захватчиков. Ћн уже собрал свой тайный совет и, объЯтый  скорбью,
то предавалсЯ грустным мыслЯм о судьбе любимого трубача, то закипал вдруг от
негодованиЯ,  вспомнив  о  малодушных  бургомистрах.  Љогда  он  сидел  так,
раздраженный до последней крайности, в залу поспешно вошел гонец от “интропа
{3}, лукавого губернатора Љоннектикута; уверЯЯ  в  своей  беспристрастности,
“интроп наилюбезнейшим образом убеждал его сдать провинцию  и  преувеличивал
опасности и бедствиЯ, грозЯщие ей в случае его отказа. ЏодходЯщий момент был
выбран длЯ того, чтобы лезть с назойливыми советами к человеку, за всю  свою
жизнь никогда не принимавшему ничьих советов! ‚спыльчивый старый  губернатор
шагал взад и вперед по зале  с  такой  Яростью,  что  грудь  его  советников
затрепетала  от  ужаса,  и  проклинал  свою  злосчастную  судьбу,  постоЯнно
насылавшую на его голову мЯтежных подданных и коварных советчиков.
     Љак раз в эту неудачную минуту назойливые  бургомистры,  бывшие  теперь
всегда  настороже  и  проведавшие  о   получении   таинственного   посланиЯ,
решительной  поступью  вошли  в  залу,  сопровождаемые  толпой  схепенов   и
прихвостней, и резко потребовали ознакомить  их  с  письмом.  —тобы  к  нему
ворвались те, кого он считал "подлой чернью", да еще в то самое времЯ, когда
он скрежетал зубами, раздраженный наглым советом, полученным от  губернатора
соседней провинции,  это  было  уже  слишком  длЯ  вспыльчивого  Џитера.  Ћн
разорвал письмо на тысЯчу клочков {* Smith's  History  of  N.  Y.  ["€сториЯ
Ќью-‰орка" ‘мита {4}].}, бросил его в лицо  ближайшему  бургомистру,  сломал
свою трубку о голову  следующего,  запустил  плевательницей  в  злосчастного
схепена, который как раз  пыталсЯ  ловко  ускользнуть  в  дверь,  и  наконец
разогнал собрание sine die, спустив всех с лестницы пинками своей деревЯнной
ноги!
     Љак только бургомистры пришли  в  себЯ  от  замешательства,  в  которое
повергло их внезапное изгнание, и немного отдышались,  они  заЯвили  протест
против поведениЯ губернатора, без  колебаниЯ  назвав  таковое  тираническим,
антиконституционным, весьма непристойным и несколько  непочтительным.  ‡атем
они созвали народное собрание,  прочли  там  свой  протест  и  обратились  к
присутствующим с тщательно подготовленной речью, со всеми  подробностЯми,  в
надлежащем  освещении  и  с  обычными  преувеличениЯми  сообщив  в   ней   о
деспотическом и мстительном образе действий губернатора и сказав, что  лично
они не видЯт длЯ себЯ никакой обиды в тех пинках, тумаках и ударах, которыми
их наградила деревЯннаЯ нога его превосходительства,  но  что  они  страдают
душой за достоинство державного  народа,  столь  грубо  попранное  насилием,
учиненным над благородными задами их представителей.  ЏоследнЯЯ  часть  речи
произвела сильное действие на народ, так как сразу же  задела  за  живое  те
тонкие чувства и ревнивую гордость, что свойственны всЯкой  истинной  черни;
неизвестно, до чего бы он, подстрекаемый бургомистрами, мог  пойти  в  своем
мщении грозному ’вердоголовому Џиту, если бы эти грЯзные негодЯи не  боЯлись
своего храброго старого губернатора больше, чем  свЯтого  ЌиколаЯ,  англичан
или самого черта.

                                     *

        ѓ‹Ђ‚Ђ VIII

     ‚ которой  показано,  как  Џитер  ‘тайвесант  твердостью  своей  головы
несколько дней защищал Ќовый Ђмстердам.

     Џовремени, о, глубокоуважаемый читатель! и на мгновение  останови  свой
взглЯд на величественном и печальном зрелище, какое открываетсЯ перед  тобой
в эти решительные минуты! ’ы увидишь знаменитый и почтенный маленький город,
столицу раскинувшейсЯ на бескрайних просторах, цветущей,  но  непросвещенной
(ибо необитаемой) страны, город с гарнизоном  из  толпы  отважных  ораторов,
председателей, членов комитета, бургомистров, схепенов и старух, управлЯемый
решительным  и  твердоголовым  воином,  укрепленный   землЯными   батареЯми,
палисадами и постановлениЯми, подвергнутый морской блокаде  и  осажденный  с
суши, город, которому грозЯт ужасные беды извне, между  тем  как  внутреннЯЯ
крамола и волнениЯ разрывают на части, терзают и сводЯт судорогами  все  его
самые существенные органы! Ќикогда под пером историка не воскресала страница
более запутанных и бедственных событий, разве только  при  описании  борьбы,
раздиравшей израильтЯн во времЯ осады €ерусалима {1}, где враждующие  партии
уничтожали друг друга в то самое  времЯ,  когда  победоносные  легионы  ’ита
смели их крепостные укреплениЯ и ворвались с огнем и мечом в  свЯтую  свЯтых
храма.
     ѓубернатор ‘тайвесант,  с  триумфом  обратив  в  бегство,  как  мы  уже
рассказывали, свой великий совет и освободившись таким образом от  множества
наглых  советчиков,  отправил  решительный  ответ   командующему   вражеской
эскадры, в котором настаивал на правах  и  привилегиЯх  ‚ысокомощных  ѓоспод
ѓенеральных татов на провинцию Ќовые Ќидерланды,  и,  уверенный  в  правоте
своего дела,  бросал  вызов  всему  британскому  народу!  ‘тремЯсь  избавить
читателей и  себЯ  самого  от  описаниЯ  бедственных  событий,  Я  не  стану
приводить   полностью   это   весьма   учтивое   и   благородное   послание,
заканчивавшеесЯ следующими мужественными и приветливыми словами:
     "—то касаетсЯ тех угроз, которыми вы заключаете ваше  послание,  то  мы
можем на них ответить только одно: мы не  боимсЯ  ничего,  кроме  того,  что
будет ниспослано нам богом (который столь же справедлив, сколь и  милостив);
все находитсЯ в его благостных руках,  и  мы  с  малыми  силами  можем  быть
сохранены им, как и в том случае, если бы у  нас  была  большаЯ  армиЯ.  ќто
побуждает нас пожелать вам всЯческого счастьЯ и благополучиЯ и поручить  вас
его защите. - Џокорнейший и преданный слуга и друг ваш, милорды,
     Џ. ‘тайвесант".
     €так, смело бросив перчатку, храбрый ’вердоголовый Џит засунул за  поЯс
пару огромных седельных пистолетов, привесил  сбоку  громадную  пороховницу,
натЯнул на здоровую ногу гессенский сапог и, нахлобучив на макушку  свирепую
маленькую каску, стал шагать взад и вперед перед своим домом, решив защищать
до конца любимый город.
     Џока в несчастном городке Ќовом Ђмстердаме шли эти прискорбные  раздоры
и борьба, пока его достойный, но злополучный губернатор сочинЯл  приведенное
выше письмо, английские военачальники не оставались праздными.  Ћни  заслали
тайных агентов длЯ разжиганиЯ страха и недовольства  народа,  а  кроме  того
распространили по всей близлежащей стране  воззвание,  в  котором  повторили
условиЯ,   предъЯвленные   ими   в   требовании   о   сдаче,   и   прельщали
простаков-нидерландцев самыми коварными и примирительными  заверениЯми.  Ћни
обещали  каждому,   добровольно   подчинившемусЯ   власти   его   величества
британского королЯ, что ему предоставЯт мирно владеть своим домом,  женой  и
огородом  с  капустой;  что  ему  разрешат  курить  свою  трубку,   говорить
по-голландски, носить столько штанов, сколько ему будет  угодно,  и  ввозить
кирпичи, черепицу и  глинЯные  кувшины  из  ѓолландии,  вместо  того,  чтобы
производить их на месте; что его ни в коем разе не  будут  принуждать  учить
английский Язык или же вести денежные расчеты иным  путем,  кроме  счета  на
пальцах или записываниЯ их мелом на тулье своей шлЯпы, как это еще и  теперь
делаетсЯ у голландских фермеров; что  каждому  будет  позволено  без  всЯких
помех наследовать отцовскую шлЯпу, куртку, прЯжки длЯ башмаков, трубку и все
другие личные вещи и что никого не обЯжут  вводить  какие-нибудь  улучшениЯ,
изобретениЯ или другие современные новшества, а напротив, всЯкий будет иметь
право строить дом, заниматьсЯ своим ремеслом, хозЯйничать  на  своей  ферме,
разводить свиней и воспитывать детей точно так же, как  это  с  незапамЯтных
времен делали его предки; наконец, что  он  сохранит  все  выгоды  свободной
торговли и от него не потребуют, чтобы он почитал других свЯтых,  значащихсЯ
в месЯцеслове, кроме свЯтого ЌиколаЯ, который впредь, как  и  прежде,  будет
считатьсЯ покровителем города.
     ќти условиЯ,  как  легко  можно  себе  представить,  показались  вполне
приемлемыми народу, весьма  склонному  беспрепЯтственно  пользоватьсЯ  своей
собственностью и питавшему сильнейшее отвращение к тому, чтобы ввЯзыватьсЯ в
борьбу, не сулЯщую ничего, кроме чести и проломленной головы; к  первой  они
относились  с  философским   безразличием,   а   к   последней   с   крайним
неудовольствием. €так, прибегнув к столь коварным приемам, англичане  сумели
подорвать доверие  и  охладить  любовь  новоамстердамцев  к  их  доблестному
старому губернатору; решительно и откровенно высказываЯ свое мнение и  бранЯ
его почем зрЯ (у него за спиной), они упрекали его  в  том,  что  он  упрЯмо
намереваетсЯ ввергнуть их в пучину бедствий.
     Џодобно могучему дельфину-косатке, который, несмотрЯ на шумные бушующие
волны, все времЯ налетающие на него и пытающиесЯ сбить с пути,  несмотрЯ  на
буйные валы, захлестывающие его, продолжает все же неуклонно плыть вперед  и
постоЯнно поЯвлЯетсЯ на поверхности, выныриваЯ из взбаламученной  пучины,  с
удесЯтеренной силой подымаЯ брызги и  колотЯ  хвостом,  -  так  непреклонный
Џитер непоколебимо шел намеченной дорогой и, полный  презрениЯ,  не  обращал
вниманиЯ на вопли черни.
     Ќо когда британские военачальники по  тону  ответа  Џитера  ‘тайвесанта
понЯли, что он ни в грош не  ставит  их  власть,  они  тотчас  же  отправили
офицеров-вербовщиков на џмайку, в €ерихон и Ќиневию, Љуэг и Џатчог и во  все
грозные  города,  некогда  покоренные  бессмертным  ‘тоффелем  Ѓринкерхофом,
поручив им поднЯть доблестных потомков ‚Яленой ђыбы и ђешительного Џетуха  и
других известных скваттеров длЯ нападениЯ на город Ќовый Ђмстердам  с  суши.
’ем временем вражеские корабли делали ужасные приготовлениЯ  к  тому,  чтобы
начать решительный приступ с морЯ.
     “лицы Ќового Ђмстердама представлЯли теперь зрелище дикого  смЯтениЯ  и
уныниЯ. ’щетно доблестный ‘тайвесант призывал граждан к оружию и  приказывал
им собратьсЯ на площади перед ратушей или на рыночной  площади.  ‚сЯ  партиЯ
плоскозадых за одну ночь превратилась в настоЯщих старух  -  метаморфоза,  с
которой может сравнитьсЯ только чудо, по рассказу ‹ивиЯ происшедшее  в  ђиме
при приближении ѓаннибала {2}, когда статуи потели от неподдельного  страха,
козлы превратились в баранов, а петухи, став курами, с кудахтаньем бегали по
улицам.
     €змученный Џитер, которому грозили извне и досаждали изнутри,  травимый
бургомистрами и преследуемый криками черни, горЯчилсЯ, рычал  и  бесновалсЯ,
как разъЯренный медведь, привЯзанный к столбу и терзаемый  стаей  презренных
дворнЯжек. “бедившись, однако, что все  дальнейшие  попытки  защитить  город
были тщетны, и узнав, что пограничные жители и  грабители  из  Ќовой  Ђнглии
готовы нахлынуть на него с востока, он наконец был вынужден, несмотрЯ на все
величие своего сердца, которое, распухнув, подступало у него к горлу и  чуть
не удушило, согласитьсЯ на переговоры о сдаче.
     ’рудно  передать  словами  восторг  народа,  когда  было  получено  это
приЯтное известие; одержи он победу над врагами, и то  он  не  пришел  бы  в
большее восхищение. Ќа улицах стоЯл несмолкаемый  шум  поздравлений,  жители
прославлЯли своего губернатора как отца и освободителЯ страны,  они  толпами
стремились к его дому, чтобы выразить свою благодарность, и их рукоплесканиЯ
были  в  десЯть  раз  громче,  чем  тогда,  когда  он  вернулсЯ  с  победой,
примостившейсЯ на его треуголке, после славного завоеваниЯ  форта  Љристина.
Ќо возмущенный Џитер закрыл все двери и окна и  спрЯталсЯ  в  самых  дальних
покоЯх своего дома, чтобы не слышать гнусного ликованиЯ черни.
     Џосле того как губернатор дал свое согласие,  осаждающим  было  послано
предложение  вступить   в   переговоры   длЯ   обсуждениЯ   условий   сдачи.
‘оответственно, каждаЯ  сторона  назначила  шестерых  представителей,  и  27
августа 1664 года враг, державшийсЯ высокого мнениЯ о храбрости  манхатезцев
и о  великодушии  и  безграничном  благоразумии  их  губернатора,  дал  свое
согласие на капитулЯцию, чрезвычайно благоприЯтную длЯ провинции и  почетную
длЯ Џитера ‘тайвесанта.
     Ћставалось  одно  -  чтобы  выработанные  условиЯ  были  утверждены   и
подписаны рыцарственным Џитером. Љогда представители почтительно  Явились  к
нему с этой целью, отважный  старый  воин  принЯл  их  с  самой  зловещей  и
свирепой любезностью. Ћн снЯл с себЯ военную  форму;  его  мускулистое  тело
было завернуто в старый индийский халат,  красный  шерстЯной  ночной  колпак
затенЯл изборожденный морщинами лоб, трехдневнаЯ борода цвета перца с  солью
усиливала ужас, внушаемый его мрачным лицом. ’рижды брал он в руку маленький
огрызок пера и пыталсЯ подписать омерзительный документ, трижды стискивал он
зубы и корчил ужаснейшую гримасу, словно к его губам поднесли отвратительную
смесь из ревенЯ, ипекакуаны  и  александрийского  листа;  наконец,  отбросив
перо, он схватил свою саблю с  бронзовым  эфесом  и,  рванув  ее  из  ножен,
поклЯлсЯ свЯтым Ќиколаем, что скорее умрет, нежели покоритсЯ любой власти на
земле.
     Ќапрасны были все попытки  поколебать  это  отважное  решение;  угрозы,
увещаниЯ, брань ни к чему не привели. –елых два днЯ дом  доблестного  Џитера
был осажден шумной  чернью,  и  целых  два  днЯ  он  хваталсЯ  за  оружие  и
упорствовал в благородном отказе утвердить капитулЯцию. ’ак, подобно второму
ѓорацию Љоклесу {3}, он одной только собственной  доблестью  отражал  натиск
неприЯтелЯ и защищал этот современный ђим.
     ‚ конце концов народ, увидев, что шумнаЯ  настойчивость  вызывает  лишь
более решительное сопротивление, вспомнил о  скромном  средстве,  с  помощью
которого, быть может, удастсЯ успокоить гордый гнев и  поколебать  решимость
губернатора.  €  вот,  торжественнаЯ   скорбнаЯ   процессиЯ,   возглавлЯемаЯ
бургомистрами и схепенами и  сопровождаемаЯ  просвещенной  чернью,  медленно
движетсЯ к дому губернатора, несЯ злосчастную капитулЯцию. ’ам  они  увидели
мужественного старого героЯ, который вытЯнулсЯ во весь рост, как  великан  в
своем замке; двери были прочно забаррикадированы, а  он  в  полной  парадной
форме, с треуголкой на  голове,  непоколебимо  стоЯл  у  чердачного  окна  с
мушкетоном в руках.
     ‚ этой грозной позе было нечто, что  поразило  страхом  и  преисполнило
восхищением даже низкую чернь. умнаЯ толпа, объЯтаЯ самоунижением, не могла
не осудить свое недостойное поведение, когда  увидела  отважного,  но  всеми
покинутого  старого  губернатора,  не   оставлЯющего   своего   поста,   как
поклЯвшийсЯ стоЯть насмерть солдат, и полностью готового защищать  до  конца
неблагодарный город. Ћднако новаЯ волна народных опасений  вскоре  заглушила
укоры совести. ’олпа  выстроилась  перед  домом,  и  все  в  почтительнейшем
смирении снЯли шлЯпы. Ћдин из бургомистров, из того распространенного  сорта
ораторов, которые, по замечанию старого  ‘аллюстиЯ,  "скорей  болтливы,  чем
красноречивы", выступил вперед  и  обратилсЯ  к  губернатору  с  трехчасовой
речью; в ней он в самых патетических выражениЯх подробно описал  бедственное
положение провинции и заклинал Џитера ‘тайвесанта, все времЯ повторЯЯ одни и
те же доводы и слова, подписать капитулЯцию.
     Њогучий  Џитер  в  угрюмом  молчании  смотрел  на  него  из  маленького
чердачного окна; времЯ от времени он окидывал взглЯдом стоЯвшую перед  домом
толпу, и гневнаЯ усмешка, похожаЯ на оскал злого мастифа, то и дело набегала
на его суровое лицо. Ќо хотЯ он был человеком неустрашимой  храбрости,  хотЯ
сердце у него было такое же большое, как у быка, а голова  своей  твердостью
могла посрамить алмаз, все  же  он  был  только  смертным,  измученным  этим
упорным противодействием и бесконечным витийством; и сознаваЯ, что, если  он
не согласитсЯ, жители города все равно  могут  уступить  своим  склонностЯм,
или, вернее, страхам, не дожидаЯсь его согласиЯ, он поэтому, скрепЯ  сердце,
приказал вручить ему бумагу с текстом капитулЯции. …е подали ему  наверх  на
конце шеста; нацарапав под условиЯми сдачи свою  подпись,  Џитер  ‘тайвесант
проклЯл всю толпу,  обозвав  ее  шайкой  трусливых,  мЯтежных,  выродившихсЯ
плоскозадых людишек, швырнул капитулЯцию им на  головы,  захлопнул  окно,  и
было слышно, как он в бурном негодовании, стуча деревЯнной ногой,  спустилсЯ
по лестнице. ’олпа тотчас же бросилась наутек;  даже  бургомистры  поспешили
очистить площадь перед домом, опасаЯсь, как бы отважный Џитер  не  вышел  из
своего логова и не приветствовал их каким-нибудь малоприЯтным знаком  своего
неудовольствиЯ.

                                     *

        ѓ‹Ђ‚Ђ IX

     ‚ которой содержатсЯ размышлениЯ об  упадке  и  разрушении  империи,  а
также рассказываетсЯ об окончательном прекращении голландской династии.

     ‘реди многочисленных событий нашей интересной и достоверной истории, из
которых каждое в свое времЯ казалось  самым  ужасным  и  горестным,  нет  ни
одного, причинЯющего чувствительному историку такую душераздирающую  скорбь,
как упадок и разрушение  прославленных  и  могущественных  империй!  Џодобно
оратору, понаторевшему в произнесении надгробных речей,  чьЯ  буйнаЯ  скорбь
подчинена своду  правил,  чьи  чувства  надлежащим  образом  приноровлены  к
переменам настроениЯ, к тому, чтобы то рассыпатьсЯ в восторженных  похвалах,
то погружатьсЯ в безысходную тоску, подобно такому оратору, всегда  готовому
бить себЯ в грудь на запЯтой, потирать лоб на точке с  запЯтой,  содрогатьсЯ
от ужаса на тире и разражатьсЯ бурным отчаЯнием на восклицательном знаке,  -
так и ваш удрученный горем  историк  подымаетсЯ  на  кафедру,  склонЯетсЯ  в
молчаливом волнении над развалинами былого величиЯ,  поднимает  укоризненный
взглЯд к  небу,  окидывает  негодующим  и  печальным  взором  все,  что  его
окружает, придает своему  лицу  выражение  непередаваемой  словами  муки  и,
призвав   этими   красноречивыми   приготовлениЯми   весь   одушевленный   и
неодушевленный мир разделить с  ним  его  печаль,  медленно  вытаскивает  из
кармана белый носовой платок и, прижимаЯ его к лицу, всхлипывает  и  как  бы
обращаетсЯ к своим  читателЯм  со  словами  самого  слезливого  голландского
писателЯ: "‚ы, у кого есть носы, готовьтесь сейчас сморкатьсЯ!" или, вернее,
приводЯ цитату более точно, "пусть каждый высморкаетсЯ!"
     …сть ли такой читатель, что  может  без  волнениЯ  созерцать  гибельные
событиЯ, из-за  которых  прекратились  великие  мировые  династии?  ЋкидываЯ
умственным взором ужасные и величественные развалины  царств,  королевств  и
империй, отмечаЯ страшные судороги, сотрЯсавшие их  основы  и  вызвавшие  их
прискорбное  падение,  печальный  исследователь  чувствует,  как  его  грудь
наполнЯетсЯ тем большим состраданием, чем возвышеннее окружающие его  жуткие
картины; все мелкие чувства, все личные несчастьЯ отходЯт на второй  план  и
забываютсЯ. Љак беспомощный человек боретсЯ в кошмаре  за  свою  жизнь,  так
несчастный читатель задыхаетсЯ и стонет, и напрЯгает  все  силы,  охваченный
непосильной мукой, одной огромной навЯзчивой мыслью,  громадным,  как  гора,
всепоглощающим горем!
     ‚зглЯните на великую Ђссирийскую  империю,  основанную  Ќемвродом  {1},
могущественным охотником; она  простирала  свои  владениЯ  на  лучшую  часть
земного шара, становилась все великолепней на протЯжении  долгих  пЯтнадцати
столетий и бесславно погибла в  царствование  изнеженного  ‘арданапала  {2},
разрушеннаЯ мидЯнином Ђрбасесом {3}, сжегшим ее столицу.
     ‚зглЯните на ее преемницу,  Њидийскую  империю,  пределы  которой  были
расширены воинственной мощью Џерсии под  властью  бессмертного  Љира  {4}  и
египетскими завоеваниЯми покорителЯ пустынь  Љамбиза  {5};  она  накапливала
могущество и славу в течение семи столетий, но была потрЯсена до основаниЯ и
в конце концов уничтожена  всепобеждающей  десницей  Ђлександра  в  памЯтных
битвах на ѓранике, под €ссой и на равнинах Ђрбелы {6}.
     ‚зглЯните  теперь  на   ѓреческую   империю,   блестЯщую,   но   быстро
померкнувшую, как воинственный метеор, вместе с которым взошла и  закатилась
ее звезда; она просуществовала всего семь лет  в  сиЯнии  славы  и  погибла,
вместе с ее героем, среди позорного разврата.
     ‚зглЯните далее на римского орла, оперившегосЯ в своем авзонийском  {7}
гнезде, но совершавшего победоносные полеты над плодородными равнинами Ђзии,
выжженными пустынЯми Ђфрики и в  конце  концов  широко  распростершего  свои
победоносные крыльЯ властелина всего мира!  Ќо  последите  за  его  судьбой,
посмотрите на императорский  ђим  -  средоточие  хорошего  вкуса  и  знаниЯ,
образец длЯ всех городов,  столицу  мира,  -  разграбленный,  разрушенный  и
ниспровергнутый следовавшими одна за другой ордами свирепых варваров. € вот,
неуклюжаЯ империЯ, как  огромнаЯ,  но  перезрелаЯ  тыква,  раскалываетсЯ  на
западную  империю  прославленного  Љарла  ‚еликого  и  на   восточную,   или
‚изантийскую империю ‹ьва ‚еликого {8}, последнЯЯ из которых,  продержавшись
шесть долгих столетий, расчленЯетсЯ нечестивыми руками сарацинов.
     ‚зглЯните  на   ‘арацинскую   империю,   в   царствование   —ингис-хана
распространившую  свое  господство  на  эти  завоеванные  владениЯ,  а   под
управлением ’амерлана покорившую всю восточную …вропу. Ѓросьте затем  взглЯд
на горы Џерсии. Ћбратите внимание на пылкого пастуха Ћсмана {9}, который  со
своими свирепыми товарищами, как вихрь, спускаетсЯ с  них  на  Ќикомедийские
равнины. ‘мотрите! Џоследний бесстрашный сарацин  поддаетсЯ,  он  бежит!  он
падает! его династиЯ гибнет,  и  на  ее  развалинах  победоносно  воздвигнут
оттоманский полумесЯц!
     ‚зглЯните... но зачем нам глЯдеть дальше?  ‡ачем  должны  мы  рытьсЯ  в
пепле исчезнувшего величиЯ? –арства, кнЯжества и прочие государства - каждое
знало свое  возвышение,  развитие  и  падение,  каждое  в  свое  времЯ  было
могущественной державой, каждое возвратилось к первоначальному  ничтожеству.
’о же произошло и  с  империей  ‚ысокомощных  ѓоспод  в  знаменитой  столице
Њанхатеза   под   управлением    миролюбивого    ‚альтера    ‘омневающегосЯ,
раздражительного ‚ильЯма “прЯмого и рыцарственного Џитера ‘тайвесанта, он же
Pieter de Groodt, он же Hard-Koppig Piet, что означает Џитер ’вердоголовый!
     •ранительница утонченности,  гостеприимства  и  изЯщных  искусств,  эта
империЯ лучезарно сиЯла, как брильЯнт в навозной куче, сверкаЯ  еще  сильней
вследствие варварства окружающих диких племен и европейских орд. Ќо увы!  Ќи
добродетель, ни таланты  и  красноречие,  ни  экономиЯ  не  могли  отвратить
неотвратимого удара судьбы. ѓолландскаЯ династиЯ, теснимаЯ и  осаждаемаЯ  со
всех сторон, приближалась к уготованному ей концу. Ќачав скромно, она  затем
раздулась и округлилась до весьма изрЯдной полноты; в  своем  флегматическом
величии она отражала  постоЯнные  набеги  живших  по  соседству  врагов,  но
внезапное вторжение потрЯсло ее и устоЯть против него оказалось  ей  не  под
силу.
     џ не раз видел, как бездельники-мальчишки бьют и  колотЯт  по  надутому
пузырю, который сохранЯет свой объем, не  испытываЯ  никакого  вреда  от  их
ударов. Ќаконец какой-нибудь злокозненный мальчуган,  оказавшийсЯ  смышленее
остальных, собрав все силы, плюхаетсЯ задом на раздутый шар. ‘оприкосновение
двух нажимающих друг  на  друга  сфер  ужасно  и  сокрушительно:  растЯнутаЯ
оболочка  не  выдерживает,  пузырь  лопаетсЯ,  взрываетсЯ  со   странным   и
двусмысленным  шумом,  изумительно  похожим   на   гром,   -   и   перестает
существовать.
     Ђ теперь мне остаетсЯ лишь с печалью  и  с  отвращением  передать  этот
прекраснейший городок в руки захватчиков. џ  охотно  последовал  бы  примеру
пылкого Џитера,  извлек  бы  свое  верное  оружие  и  защищал  бы  город  на
протЯжении еще одного тома; но  истина,  непреложнаЯ  истина  запрещает  мне
сделать  эту  опрометчивую  попытку,  и,   что   еще   более   непреодолимо,
безобразный, огромный черный призрак все времЯ  преследует  менЯ  -  ужасное
видение счета моего хозЯина, счета, который, как питающийсЯ  падалью  ворон,
кружит над моей медленно испускающей дух  историей,  нетерпеливо  ожидаЯ  ее
смерти, чтобы насытитьсЯ ее трупом.
     „остаточно будет поэтому вкратце рассказать, что через три  часа  после
сдачи  отрЯд  вскормленных  ростбифом  британских  солдат  вступил  в  Ќовый
Ђмстердам, овладев фортом и батареЯми. ’еперь  повсюду  слышались  деловитые
звуки молотков: старые голландские бюргеры старательно заколачивали двери  и
окна сво