осхитительным местом прогулок и с которой открываетсЯ великолепнейший
в мире вид. ‡емлЯ под моими ногами была освЯщена воспоминаниЯми прошлого,  и
когда Я  медленно  брел  по  длинным  аллеЯм  из  тополей,  которые  подобно
множеству стоЯщих торчком березовых метел отбрасывали  печальную  и  мрачную
тень, Я размышлЯл о контрасте между окружавшим  менЯ  пейзажем  и  тем,  что
здесь было в классическую эпоху наших предков. ’ам, где ныне  губернаторский
дом по названию и таможнЯ по назначению гордо вздымает свои кирпичные  стены
и деревЯнные колонны, некогда стоЯл приземистый, но прочный, крытый  красной
черепицей  особнЯк  прославленного  ‚оутера  ‚ан-’виллера.  ‚округ   могучие
бастионы крепости Ђмстердам вызывающе грозили любому  отсутствующему  врагу;
однако,  подобно  многим  усачам-воинам  и  отважным  капитанам  гражданской
гвардии, ограничивающимсЯ в своих ратных подвигах  одними  только  угрозами,
эти наводившие страх бастионы были уже давно разрушены временем и, как стены
Љарфагена, ничего уже не  говорили  испытующему  взору  археолога.  ‡емлЯные
брустверы давно были сравнены  с  землей;  на  их  месте  поЯвились  зеленые
лужайки и тенистые аллеи, где веселый подмастерье щеголЯл  своим  воскресным
костюмом, а трудолюбивый  мастеровой,  освободившийсЯ  от  грЯзной,  тЯжелой
работы, которой он был занЯт всю неделю, нашептывал  извечную  сказку  любви
слушавшей его краем уха чувствительной горничной. ЋбширнаЯ бухта по-прежнему
расстилалась  широкой  водной  гладью,   усеЯнной   островами,   испещренной
рыбачьими лодками и окаймленной прелестными, живописными берегами. Ќо темный
лес, когда-то одевавший эти берега, был беспощадно уничтожен жестокой  рукой
землепашца; спутанные заросли и непроходимые чащи превратились в плодородные
сады и волнующиесЯ хлебные полЯ. „аже ѓовернорс-Ђйленд, некогда веселый сад,
принадлежавший властелинам провинции, был покрыт укреплениЯми, в  том  числе
громадным блокгаузом, так что этот некогда мирный остров напоминал свирепого
маленького воина в большой треуголке, пахнущего порохом и  бросавшего  вызов
всему миру!
     Ќекоторое времЯ Я пребывал в этом задумчивом настроении,  со  спокойной
грустью сравниваЯ сегоднЯшний день с незапамЯтными  благословенными  годами,
оплакиваЯ печальные достижениЯ цивилизации и восхвалЯЯ то  рвение,  с  каким
наши  почтенные  бюргеры  пытаютсЯ  сохранить  остатки  достойных   уважениЯ
обычаев, предрассудков и  заблуждений  от  всепоглощающих  волн  современных
нововведений. Ќо вот  постепенно  мои  мысли  принЯли  другой  оборот,  и  Я
незаметно пробудилсЯ к наслаждению окружавшей менЯ красотой. ’о был один  из
тех  восхитительных  осенних  дней,  какими  небеса  особенно  часто   дарЯт
прекрасный остров Њанна-хату и его окрестности. Ќи одно  даже  самое  легкое
облачко  не  затемнЯло  лазурный  небосвод;  солнце  в  сиЯющем  великолепии
совершало свой путь в эфире, и его честнаЯ голландскаЯ физиономиЯ, казалось,
принЯла   выражение    необыкновенной    доброжелательности,    когда    оно
приветствовало вечерней улыбкой город, освещать который своими  живительными
лучами было длЯ него наслаждением. „аже ветры как бы  сдерживали  дыхание  в
немом  почтении,  чтобы  не  потревожить  покоЯ  этого  часа,  и  ничем   не
взволнованнаЯ гладь бухты  представлЯлась  сверкающим  зеркалом,  в  которое
природа  смотрелась  и  улыбалась!  ‡намЯ  нашего  города,  подобно  лучшему
носовому платку сохранЯющеесЯ длЯ торжественных дней, неподвижно  свисало  с
флагштока, напоминавшего ручку  гигантской  маслобойки.  €  даже  трепещущие
листьЯ тополЯ и осины, как Языки  представительниц  прекрасного  пола  редко
пребывающие в неподвижности, теперь не дрожали  под  дуновением  небес.  ‚се
словно разделЯло  глубокий  покой  природы.  ѓромадные  восемнадцатифунтовые
пушки спали в амбразурах деревЯнных батарей, как  бы  собираЯсь  со  свежими
силами, чтобы вести битвы за свою родину в  следующее  —етвертое  июлЯ  {2}.
Ћдинокий барабан на ѓовернорс-Ђйленд забыл призвать  гарнизон  к  _лопатам_,
вечернЯЯ пушка еще  не  подавала  сигнала  всем  почтенным,  благонамеренным
курицам по всей округе усаживатьсЯ на насест; и флотилиЯ лодок, стоЯвших  на
Якоре между островом ‚иселицы и Љоммунипоу, дремала над наметами и позволЯла
безобидным устрицам мирно лежать до поры до времени в мЯгком иле  их  родной
отмели! Њои собственные чувства были в согласии с этим заразительным покоем,
и Я непременно задремал бы на одной из тех  скамеек-коротышек,  которые  наш
милостивый магистрат установил длЯ блага гулЯющих и  выздоравливающих,  если
бы изумительное неудобство этого сидениЯ не исключало подобной возможности.
     Џогруженный в успокоительную душевную дремоту, Я вдруг обратил внимание
на темное  пЯтнышко,  поЯвившеесЯ  на  западе,  как  раз  позади  Ѓергенской
колокольни; постепенно оно увеличиваетсЯ и нависает  над  будущими  городами
„жерси, •арсимус и •обокен, которые,  как  три  жокеЯ,  выстроившись  рЯдом,
готовЯтсЯ к соревнованию за место под солнцем и в начале  скачки  натыкаютсЯ
друг на друга. ‚от темное пЯтно охватывает  длинную  полосу  берега  древней
Џавонии, простираЯ широкую тень от высоких зданий “ихоука до самого лазарета
и карантина, воздвигнутого нашей мудрой полицией длЯ  затруднениЯ  торговли;
вот оно карабкаетсЯ по Ясному небосводу, облако громоздитсЯ на  облако,  как
волны, набегающие одна на другую, скрываЯ от глаз дневное светило,  затемнЯЯ
обширную часть горизонта и несЯ в  своем  лоне  гром,  град  и  бурю.  ‡емлЯ
кажетсЯ взволнованной от этого смЯтениЯ на небесах: прежде спокойное зеркало
исхлестано бешеными волнами, которые  с  глухим  ворчанием  устремлЯют  свои
изломанные  валы  к   берегу.   “стричнаЯ   флотилиЯ,   только   что   мирно
покачивавшаЯсЯ близ Ћстрова ‚иселицы, спешит теперь, испуганнаЯ,  к  берегу.
Џрежде гордый, непреклонный тополь гнетсЯ и раскачиваетсЯ  под  безжалостным
ветром. ЌизвергающиесЯ потоки проливного дождЯ и  гулкий  град  затоплЯют  и
засыпают аллеи  на  батарее,  под  арками  ворот  спасаетсЯ  от  бури  толпа
подмастерьев, служанок и французиков, прикрывающих шлЯпы носовыми  платками.
Ќедавно столь прекрасный ландшафт, теперь ЯвлЯет взорам картину беспорЯдка и
дикого смЯтениЯ, как будто снова воцарилсЯ древний •аос и опЯть закружили  в
необъЯтном вихре враждующие стихии  природы.  ‚ообрази  себе,  о,  читатель,
страшную битву между ћпитером и  титанами,  воспетую  старым  ѓесиодом  {3},
вообрази себе беспрестанный  рев  небесной  артиллерии,  бьющей  по  головам
гигантских сыновей ‡емли. Љороче говорЯ, вообрази себе все,  что  когда-либо
говорили или пели о буре, шторме и урагане, и  ты  избавишь  менЯ  от  труда
описывать то, что происходило.
     “бежал ли Я от неистовства бури или храбро осталсЯ на своем посту,  как
наши доблестные капитаны гражданской гвардии, которые бесстрашно ведут своих
солдат  сквозь  дождь,  пусть  решает  читатель.  ‚озможно,  он  тоже  будет
несколько смущен, недоумеваЯ, почему Я нарушил безмЯтежный дух моего  труда,
включив в  него  описание  этой  страшнейшей,  неслыханной  бури.  Џо  этому
последнему пункту Я готов охотно просветить его. Џанорама,  открывающаЯсЯ  с
батареи,  была  нарисована  просто  длЯ  того,  чтобы  порадовать   читателЯ
правильным описанием этого знаменитого места и его окрестностей;  во-вторых,
шторм разыгралсЯ отчасти длЯ того, чтобы  внести  некоторое  разнообразие  и
живость в эту спокойную часть моего труда и  не  дать  окончательно  заснуть
дремлющим читателЯм, а отчасти длЯ того, чтобы послужить приуготовлением или
скорей увертюрой к бурным временам, надвигавшимсЯ на мирную провинцию  Ќовые
Ќидерланды   и   угрожавшим   сонному   правлению   прославленного   ‚оутера
‚ан-’виллера.  ’ак  опытный  сочинитель   пьес,   используЯ   все   скрипки,
французские рожки, литавры и трубы своего  оркестра,  создает  тот  страшный
адский грохот, который называетсЯ мелодрамой; так он, пускаЯ  в  ход,  гром,
молнию, смолу и селитру, подготавливает поЯвление духа или  убийство  героЯ.
’еперь продолжим наш рассказ.
     ‘колько бы ни возражали Џлатон, Ђристотель, ѓроций,  Џуффендорф,  ‘идни
{4}, ’омас „жефферсон {5} и ’ом Џейн  {6},  Я  настаиваю,  что  в  отношении
народов старое правило "честность - лучшаЯ политика"  ЯвлЯетсЯ  чистейшим  и
гибельным недоразумением. ‚озможно, оно было достаточно верным в те  честные
времена, когда его изобрели; однако в  наши  развращенные  дни,  если  народ
вздумает положитьсЯ в своих действиЯх  на  одну  только  справедливость,  он
окажетсЯ до известной степени в положении  честного  человека  среди  воров,
который имеет мало шансов извлечь пользу от своей компании,  если  он  может
уповать  только  на  честность.  ’ак  во  всЯком  случае  обстоЯло  дело   с
простодушным правительством Ќовых Ќидерландов, которое,  подобно  почтенному
доверчивому старому бюргеру, спокойно обосновалось в Ќовом Ђмстердаме, как в
уютном кресле, и погрузилось в сладостную дремоту, а тем  временем  коварные
соседи приходили и обчищали его карманы.  ’аким  образом,  начало  всех  бед
нашей великой  провинции  и  ее  великолепной  столицы  мы  можем  приписать
спокойной самонадеЯнности  или,  точнее  говорЯ,  злосчастной  честности  ее
правительства. ’ак как, однако, Я не люблю приступать к важному разделу моей
истории в конце главы и так как мои читатели,  подобно  мне  самому,  должны
были, несомненно, здорово устать от нашей длинной прогулки и  от  бури,  нас
застигшей, то Я считаю, что нам пора закрыть  книгу  и  выкурить  трубку,  а
затем, освежив свои мозги, сразу приступить к делу в следующей главе.

        ѓ‹Ђ‚Ђ VI

     Џравдиво описывающаЯ  остроумных  жителей  Љоннектикута  и  близлежащих
мест.  ЏоказывающаЯ,  кроме  того,  истинное  значение  свободы  совести   и
рассказывающаЯ о забавной затее этих грубых варваров -  поддерживать  доброе
согласие в общении и способствовать росту населениЯ.

     „лЯ  того,  чтобы  мои  читатели  могли  полностью  уразуметь   размеры
бедствиЯ,  нависшего  в  это  самое  мгновение  над   честной,   ничего   не
подозревающей  провинцией  Ќовые   Ќидерланды   и   над   ее   сомневающимсЯ
губернатором, необходимо привести  некоторые  сведениЯ  об  орде  чужеземных
варваров, живших за восточной границей.
     Ќадо сказать, что за много лет до того времени, о котором  мы  говорим,
мудрое правительство Ђнглии установило единую веру длЯ народа,  нечто  вроде
большой дороги к спасению души или, скорее, религиозной заставы, где каждого
верноподданного направлЯли на путь к ‘иону, не забываЯ при этом брать с  них
мзду в пользу _сборщиков пошлин_.
     ’ем не менее существовала некаЯ группа умников, склонных  всегда  и  во
всем оставатьсЯ при своем мнении (стремление чрезвычайно предосудительное  в
глазах  правителей  ваших  свободных  европейских  государств);  они  весьма
самонадеЯнно осмелились  иметь  собственное  суждение  в  вопросах  религии,
осуществлЯЯ свое, как они считали,  естественное  и  неотъемлемое  право  на
свободу совести.
     Ћднако, так как они обладали своеобразным складом ума и  всегда  думали
вслух, отчего их Языки находились в постоЯнном движении, а в ушах окружающих
стоЯл вечный гул, то из этого естественно следовало, что их свобода  совести
предполагала также _свободу  слова_,  бесконтрольное  осуществление  которой
вскоре  ввергло  страну  в  сумЯтицу  и  вызвало  благочестивое   возмущение
бдительных отцов церкви.
     —тобы их образумить, были принЯты обычные меры, считавшиесЯ  в  те  дни
столь действенными длЯ возвращениЯ заблудших овец в стадо; иначе говорЯ,  их
умасливали, их увещевали, им угрожали, их избивали. ‘лова, наставлениЯ  {1},
кнут были полностью использованы без всЯкой пощады, но и без всЯкого успеха.
Ќаконец,  достопочтенные  духовные  пастыри,  устав  от   их   беспримерного
упрЯмства,  были  вынуждены  в   избытке   чувствительности   и   милосердиЯ
последовать тексту свЯщенного писаниЯ и буквально "посыпать их главы горЯчим
пеплом" {2}.
     Ќичто, однако, не могло подавить непобедимый дух независимости, которым
всегда отличалась эта порода людей; и вот, вместо  того,  чтобы  подчинитьсЯ
столь ужасной тирании, они все, как один, сели  на  судно  и  отправились  к
диким  просторам  Ђмерики,  где  могли  спокойно   наслаждатьсЯ   неоценимым
сокровищем - болтовней. …два высадившись {3} на эту  говорливую  землю,  они
все, словно заболев от непривычного климата, сразу  же  стали  кричать  и  в
течение целого года у них стоЯл такой радостный гам, что, судЯ  по  дошедшим
до нас рассказам, они напугали всех птиц и зверей по соседству  и  заставили
онеметь от ужаса рыб, которые в изобилии водились у тех берегов и с той поры
стали называтьсЯ _немыми рыбами_ {4}.
     ќтому простому обстоЯтельству, сколь бы оно ни казалось несущественным,
обЯзана своим возникновением знаменитаЯ привилегиЯ, которой так  громогласно
хвастаютсЯ по всей нашей стране, которую с таким красноречием  используют  в
газетах, памфлетах, на политических собраниЯх, трактирных сходках и во времЯ
дебатов в конгрессе, котораЯ дает право говорить,  не  имеЯ  ни  собственных
мыслей, ни познаний,  представлЯть  в  ложном  свете  государственные  дела,
критиковать государственные меры, пЯтнать репутацию великих людей  и  губить
мелких сошек; одним словом, речь идет о великой гарантии существованиЯ нашей
страны, о _свободе слова_ или, грубо выражаЯсь, о правиле "мели …мелЯ,  твоЯ
неделЯ".
     Џростодушные аборигены некоторое времЯ в крайнем изумлении смотрели  на
этих странных людей; обнаружив, однако,  что  оружие  пришельцев  безвредно,
хотЯ и шумно, и что те были веселыми, остроумными, добродушными людьми,  они
стали очень  дружелюбными  и  общительными  и  назвали  своих  новых  друзей
_Яноки_, что  на  Языке  жителей  Њаис-—усаег  (или  Њассачусетса)  означает
_молчаливые люди_ - шутливое имЯ,  впоследствии  сокращенное  в  фамильЯрное
прозвище џЌЉ€, которое сохранилось до сегоднЯшнего днЯ.
     €стины ради следует упомЯнуть  -  и  как  честный  историк  Я  не  могу
позволить  себе  обойти  это  обстоЯтельство  молчанием,  -  что  ревностное
стремление этих добрых людей сохранить в  неприкосновенности  свои  права  и
привилегии  ввело  их  на  некоторое  времЯ  в  заблуждение,  которое  легче
извинить,   чем   оправдать.   €спытав   на   собственной   шкуре   жестокие
преследованиЯ, они считали своим долгом показать, что и сами стали мастерами
в этом искусстве. Џоэтому в свободные часы они изгонЯли, наказывали кнутом и
вешали всЯких еретиков-папистов, квакеров и анабаптистов {5} за то,  что  те
осмелились злоупотреблЯть _свободой совести_, котораЯ, как теперь  они  Ясно
доказали, означает лишь то, что каждый  человек  в  вопросах  религии  может
придерживатьсЯ  собственного  мнениЯ  -  _при  условии_,  если  это   мнение
_правильно_; в противном случае будет дана свобода проклЯтым ересЯм. €  вот,
так как они (большинство) были совершенно убеждены, что _только они_  думают
правильно, то из этого следовало, что те, кто думал иначе, чем  они,  думали
неправильно; а кто думал неправильно и упорно  противилсЯ  тому,  чтобы  его
убедили и обратили в  истинную  веру,  был  гнусным  нарушителем  неоценимой
свободы  совести,  гниющим  и  распространЯющим  заразу   членом   общества,
заслуживающим, чтобы его отсекли и бросили в огонь.
     џ могу поручитьсЯ, что многие мои читатели готовы сразу же воздеть руки
к небу и возвести очи гор_е_ в благородном негодовании, с которым мы  всегда
созерцаем  промахи  и   ошибки   наших   ближних,   и   завопить   на   этих
добронамеренных, но заблуждающихсЯ людей, что они обрекают других на  те  же
страданиЯ, какие им пришлось самим претерпеть,  что  они  допускают  нелепую
мысль,  будто  можно  убедить  ум,  поджариваЯ  тело,  и  укрепить  доктрину
милосердиЯ и кротости путем беспощадных гонений. Ќо успокойтесь, мои слишком
придирчивые господа! ‚едь мы и сегоднЯ в нашей  весьма  просвещенной  стране
действуем в политических спорах по тому же самому правилу.  ђазве  мы  всего
лишь  несколько  лет  назад  не  освободились  от  оков,  надетых   на   нас
правительством,  которое  жестоко  отказало  нам  в  праве   самим   вершить
государственные дела и в полной мере пользоватьсЯ столь  незаменимой  частью
тела, как Язык? € разве в эти  самые  дни  мы  не  стараемсЯ  изо  всех  сил
преследовать инакомыслЯщих, затыкать им  рот  и  разорЯть  друг  друга?  —то
представлЯют собой наши крупные политические организации, как не доподлинную
политическую  инквизицию?  Ђ  наши  трактирные  сходки  разве  не   ЯвлЯютсЯ
маленькими трибуналами, судЯщими на основании  доносов,  и  наши  газеты  не
служат позорным столбом,  где  несчастных  людей,  осужденных  на  наказание
кнутом, забрасывают тухлыми Яйцами? Ђ разве наш чрезвычайный суд  -  это  не
огромное аутодафе, на  котором  ежегодно  приносЯт  в  жертву  преступников,
виновных в политической ереси?
     ‚ чем же различие между нашими методами и методами тех  из  описываемых
мною людей, кого вы с такой легкостью готовы осудить? ђазличиЯ нет,  вернее,
оно чисто условное. ’ак, мы _обличаем_,  вместо  того,  чтобы  изгонЯть.  Њы
_клевещем_,  вместо  того,  чтобы  наказывать  кнутом.  Њы   _выгонЯем_   из
должности, вместо того, чтобы вешать. € в то же времЯ, как в старину сжигали
нарушителЯ закона in propria persona {‘обственной персоной (лат.).},  теперь
мы  либо  мажем  его  смолой  и  вываливаем  в  перьЯх,  либо  _сжигаем  его
изображение_. ’ак или иначе, эти политические преследованиЯ ЯвлЯютсЯ великой
гарантией нашей вольности и  неопровержимым  доказательством  того,  что  мы
живем _в свободной стране!_
     Ќо несмотрЯ на лихорадочное рвение, с которым  велась  свЯщеннаЯ  война
против всех неверующих, мы не видим, чтобы население новой колонии от  этого
хоть  сколько-нибудь  уменьшилось;  напротив,  оно  увеличивалось  с   такой
быстротой, котораЯ может показатьсЯ невероЯтной  всЯкому,  кто  не  знает  о
чудесной плодовитости жителей этой развивающейсЯ страны.
     ’акой  удивительный  рост  населениЯ  может   быть   отчасти   приписан
распространенному среди коннектикутцев  странному  обычаю,  заимствованному,
возможно, из древней ‘парты,  где,  по  преданиЯм,  молодые  женщины  то  ли
потому, что они обладали мальчишескими грубыми ухватками, то ли потому, что,
подобно многим современным героинЯм, очень любили  вмешиватьсЯ  в  дела,  не
касающиесЯ их пола, часто вступали в борьбу с мужчинами и занимались другими
атлетическими  упражнениЯми,  принЯтыми  в  гимнастических  залах.   Ћбычай,
который Я имею в виду, в просторечии называлсЯ _спаньем,  не  раздеваЯсь,  в
одной постели_ - совершаемый молодыми людьми обоего  пола  суеверный  обрЯд,
которым они сплошь и  рЯдом  заканчивали  свои  праздники  и  который  более
фанатичные рЯдовые члены общины соблюдали с  религиозной  строгостью.  ‚  те
первобытные времена этот ритуал считалсЯ также  необходимой  предварительной
ступенью к браку; ухаживание у них начиналось с того, чем у нас  оно  обычно
заканчиваетсЯ, и  таким  образом  они  досконально  знакомились  с  хорошими
качествами друг друга до  вступлениЯ  в  супружество,  что  философами  было
признано прочной  основой  счастливого  союза.  ‚от  как  давно  начали  эти
изобретательные хитрецы проЯвлЯть ту проницательность при заключении сделок,
котораЯ с тех пор всегда отличала их, не говорЯ уж о строгой  приверженности
к доброй старинной простонародной поговорке  относительно  "покупки  кота  в
мешке".
     €так, этому мудрому обычаю Я главным образом приписываю невиданный рост
племени  Яноки  или  Янки;  ведь  следует  считать   бесспорным,   полностью
подтверждаемым судебными отчетами и метрическими книгами, то обстоЯтельство,
что повсюду,  где  господствовал  обычай  спаньЯ,  не  раздеваЯсь,  в  одной
постели, ежегодно без разрешениЯ закона и благословениЯ церкви рождалось  на
свет божий множество крепких ребЯтишек.  Џоистине  удивительно,  что  ученый
Њальтус в  своем  трактате  о  населении  совершенно  обошел  вниманием  это
примечательное Явление. ’о, что дети были  незаконнорожденными,  ни  в  коей
мере не вызывало презрениЯ  к  ним.  Ќапротив,  из  них  вырастала  крупнаЯ,
широкаЯ в кости, отважнаЯ порода китобоев, лесорубов, рыбаков и  разносчиков
и статных, откормленных маисом девушек. Ћбъединив свои усилиЯ,  они  чудесно
позаботились о том, чтобы заселить такие памЯтные уголки нашей  страны,  как
Ќантакет, Џискатоуэй и Љейп-Љод.

                                     *

        ѓ‹Ђ‚Ђ VII

     Ћ том, как эти странные варвары оказались заЯдлыми скваттерами  {1}.  Ћ
том, как они строили воздушные замки и  пыталась  посвЯтить  нидерландцев  в
обычаи спать, не раздеваЯсь, в одной постели.

     ‚ последней  главе,  мой  верный  читатель,  Я  дал  тебе  правдивую  и
непредвзЯтую историю происхождениЯ странной породы людей, населЯющих  страну
к востоку от Ќовых Ќидерландов; но мне остаетсЯ еще  упомЯнуть  о  некоторых
своеобразных  свойствах,  делавших  их  особенно  ненавистными   длЯ   наших
глубокоуважаемых голландских предков.
     ‚ажнейшим из этих свойств была  тЯга  к  бродЯжничеству,  которой  они,
подобно  детЯм  €смаила  {2},  наделены  провидением  и  котораЯ   постоЯнно
побуждает их передвигатьсЯ с места на место, так что фермер-Янки находитсЯ в
состоЯнии вечного переселениЯ; времЯ от времени он останавливаетсЯ  тут  или
там, расчищает землю, чтобы ею пользовались другие, строит дома, чтобы в них
жили другие, и в известной мере его можно считать кем-то вроде американского
кочевого араба.
     ЏерваЯ его  мысль  при  достижении  возмужалости  -  это,  где  бы  ему
обосноватьсЯ в мире, что означает не больше и не меньше, как не пора ли  ему
начать свои странствованиЯ. ‘ этой целью он берет себе в  жены  какую-нибудь
местную заманчивую  наследницу,  иначе  говорЯ,  пригожую,  румЯную  девицу,
чрезвычайно привлекательную в своих красных лентах, со стеклЯнными бусами  и
поддельными черепаховыми гребнЯми, в белом платье и сафьЯновых  сапожках  по
воскресеньЯм, весьма искусную  в  приготовлении  Яблочной  пастилы,  тушеных
овощей и пирога из тыквы.
     €так, запасшись, как настоЯщий разносчик, тЯжелой  сумкой,  чтобы  было
чем натрудить свои плечи во времЯ жизненного пути, он буквально  пускалсЯ  в
дорогу.  ‚сЯ  его  семьЯ,  домашнЯЯ  утварь  и  сельскохозЯйственные  орудиЯ
погружены в крытую повозку. …го одежда и платьЯ жены  упакованы  в  боченок.
Џокончив с этим, он взваливает на плечо свой  топор,  берет  в  руки  посох,
насвистывает  "џнки-дудл"  {3}  и  идет  в  лес,  столь   же   уверенный   в
покровительстве провидениЯ и в собственных силах, как и  древние  патриархи,
когда они отправлЯлись в какую-нибудь неведомую страну Язычников.  Џохоронив
себЯ в дикой чаще, он строит бревенчатую хижину, расчищает поле под  маис  и
клочок земли под картофель; и с помощью провидениЯ, благоприЯтствующего  его
трудам, вскоре обзаводитсЯ хорошей фермой и полдюжиной белокурых  мальчишек,
которые, если судить по их росту, казалось, выскочили из  земли  все  сразу,
как  семьЯ  мухоморов.  Ќо  не  в  характере  этих   совершенно   неутомимых
разведчиков удовлетворЯтьсЯ спокойными земными радостЯми;  _благоустройство_
- вот любезное его сердцу увлечение. €так, благоустроив свои земли, он затем
принимаетсЯ за постройку дома, достойного быть  жилищем  земледельца.  ‘реди
чащи немедленно вырастает громадный дворец  из  сосновых  досок,  достаточно
большой, чтобы служить приходской церковью, с  многочисленными  окнами  всех
размеров, но вместе с тем такой кривой и непрочный, что всЯкий  порыв  ветра
заставлЯет его дрожать, как в лихорадке.
     Љ тому времени, когда снаружи этот могучий замок бывает  завершен,  или
запасы  материалов  или  рвение  нашего  искателЯ  приключений   оказываютсЯ
исчерпанными, так что  ему  едва  удаетсЯ  наполовину  закончить  внутреннюю
отделку одной комнаты, где и теснитсЯ всЯ семьЯ,  между  тем  как  остальнаЯ
часть дома отводитсЯ длЯ вЯлениЯ тыкв или длЯ хранениЯ моркови и картофелЯ и
украшаетсЯ причудливыми гирлЯндами сморщенных персиков и сушеных Яблок.  ’ак
как  снаружи  дом  остаетсЯ  некрашенным,  то  со  временем  он  приобретает
почтенную черноту.  Ќа  семейный  гардероб  накладываетсЯ  контрибуциЯ,  ибо
старыми шлЯпами, юбками и штанами затыкают  разбитые  окна,  между  тем  как
ветры со всех четырех сторон продолжают  свистеть  и  задувать  в  воздушном
дворце, совершаЯ в нем не меньше диких прыжков, чем они это делали  когда-то
в пещере старого ќола.
     ‘кромнаЯ бревенчатаЯ хижина, в тесных, но уютных стенах которой некогда
удобно ютилась эта _преуспевающаЯ семьЯ_, прочно  стоит  рЯдом,  как  жалкий
контраст, разжалованнаЯ в коровник или свиной хлев.  ‚сЯ  картина  навЯзчиво
напоминает о басне, к моему великому удивлению совершенно позабытой, басне о
честолюбивой улитке, покинувшей свое скромное жилище, которое она занимала с
великим достоинством, и забравшейсЯ в пустую скорлупу омара, где  она  могла
бы,  несомненно,  расположитьсЯ  с  большим  вкусом  и  великолепием,   став
предметом зависти и ненависти всех трудолюбивых улиток по соседству, если бы
невзначай не погибла от холода в одном из углов своего огромного дворца.
     Њожно  было  бы  подумать,  что,  полностью  обосновавшись  и   притом,
пользуЯсь его собственными словами, "всерьез", наш Янки начнет  наслаждатьсЯ
благами достигнутого им  положениЯ:  читать  газеты,  говорить  о  политике,
относитьсЯ спустЯ рукава к своим делам и заниматьсЯ делами всего народа, как
полагаетсЯ полезному патриотически настроенному гражданину. Ћднако теперь  в
нем опЯть просыпаетсЯ дух своенравиЯ. ‚скоре ему надоедает место, где больше
нечего благоустраивать, и он продает свою ферму, воздушный замок,  заткнутые
юбками окна и все остальное, снова нагружает  свою  повозку,  взваливает  на
плечо топор, становитсЯ во главе семьи и уходит на  поиски  новых  земель  -
опЯть валить деревьЯ, опЯть расчищать землю под маисовые полЯ, опЯть строить
крытый дранкой дворец и опЯть все продавать и двигатьсЯ дальше.
     ’аковы были жители Љоннектикута,  расположенного  у  восточного  рубежа
Ќовых Ќидерландов, и мои  читатели  могут  легко  себе  представить,  какими
неприЯтными соседЯми  были  эти  веселые,  но  беспокойные  люди  длЯ  наших
флегматических прародителей. …сли читателЯм трудно это сделать, то Я  спрошу
их,  не  случалось  ли  им  водить  знакомство  с  какой-нибудь   степенной,
почтенной,  допотопной  голландской  семьей,  которой  небесам  было  угодно
послать в наказание соседство французского пансионата. —естный старый бюргер
не может выкурить послеобеденную трубку на скамейке перед своей  дверью  без
того, чтобы его не терзали пиликанье скрипок, болтовнЯ женщин и вопли детей.
Ќочью он не  может  спать  из-за  ужасных  мелодий  какого-нибудь  любителЯ,
которому взбредет на ум устроить серенаду в честь  луны  и  который  проЯвит
свое страшное  искусство  на  деле,  исполнЯЯ  трели  в  верхней  октаве  на
кларнете, гобое или другом столь же нежно звучащем инструменте. Ћн не  может
также оставить входную дверь открытой без того, чтобы в его дом не ворвались
отвратительные гости - стаи мосек, которые иногда простирают  свою  наглость
до того, что вторгаютсЯ в свЯтаЯ свЯтых  -  гостиную!  …сли  моим  читателЯм
пришлось наблюдать мучениЯ такой семьи, очутившейсЯ  в  подобном  положении,
тогда  они  могут  составить  себе  некоторое  представление  о  том,  какое
огорчение  доставлЯли  нашим  почтенным  предкам  их  деЯтельные  соседи  из
Љоннектикута.
     айки этих  мародеров  проникали,  по  рассказам,  в  новонидерландские
поселениЯ  и  приводили  в  изумление  целые  деревни   своей   беспримерной
говорливостью и несносным любопытством - двумЯ дурными  привычками,  до  тех
пор либо вовсе неизвестными в этих краЯх, либо известными лишь как  то,  чем
следует  гнушатьсЯ.  ‚едь  наши  предки   славились   поистине   спартанской
молчаливостью и интересовались только своими делами, ничего  не  знаЯ  и  не
желаЯ знать о чужих. Њного гнусностей было  совершено  на  больших  дорогах,
где, случалось, не раз останавливали мирных бюргеров и мучили их назойливыми
расспросами, подобными современному обычаю дознаниЯ в открытом море {4}.
     џнки возбудили также сильную ревность своим небезуспешным  заигрыванием
с прекрасным полом: эти бойкие,  смазливые,  сладкоречивые  пострелы  быстро
пленЯли ветреные сердца простодушных барышень,  отбиваЯ  их  у  честных,  но
медлительных голландских кавалеров. ‚ числе  прочих  отвратительных  обычаев
они попытались ввести среди  голландских  молодых  девушек  провинции  Ќовые
Ќидерланды обычай _спать, не раздеваЯсь, в одной  постели_,  которому  те  с
естественной длЯ их пола пылкой любовью ко  всему  новому  и  к  иностранным
модам были весьма склонны последовать, если бы их матери,  более  опытные  в
жизни и лучше разбирающиесЯ в людЯх и вещах, не  постарались  отбить  у  них
охоту ко всем подобным чужеземным новшествам.
     Ќо сильней всего восстановили против себЯ наших  предков  эти  странные
люди  той  недопустимой  беззастенчивостью,  какую  они  иногда   проЯвлЯли,
вторгаЯсь  толпами  в  пределы  Ќовых  Ќидерландов  и,  не  имеЯ  на  то  ни
разрешениЯ, ни права, селЯсь там, чтобы _благоустроить_ землю описанным выше
способом. ‹юди, таким бесцеремонным образом завладевавшие _новыми  землЯми_,
получили прозвище скваттеров, название, ненавистное длЯ слуха  всех  крупных
землевладельцев и даваемое тем предприимчивым  молодчикам,  которые  сначала
захватывают землю, а затем уже пытаютсЯ доказать свое право на нее.
     ‚се эти обиды вместе  со  многими  другими,  постоЯнно  накоплЯвшимисЯ,
мало-помалу образовали ту темную и зловещую тучу, котораЯ, как было  указано
мною в предыдущей главе, медленно  собиралась  над  тихой  провинцией  Ќовые
Ќидерланды. Ћднако  мирное  правительство  ‚ан-’виллера,  как  мы  увидим  в
дальнейшем,  сносило  все  обиды  с   великодушием,   способствовавшим   его
бессмертной славе, и кротким терпением приучило себЯ  ко  все  возраставшему
злу, как это сделала мудраЯ старуха из ќфеса: начав таскать теленка  со  днЯ
его рождениЯ, она продолжала без труда носить его, когда он вырос в быка.

        ѓ‹Ђ‚Ђ VIII

     Ћ том, как форт ѓуд-•оп подвергсЯ страшной осаде, как знаменитый ‚оутер
впал в глубокое сомнение и как он в конце концов испустил дух.

     ‡а это времЯ мои читатели должны были полностью осознать, какую трудную
задачу Я поставил перед  собой:  со  скрупулезной  тщательностью  собрать  и
сопоставить  летописи  давно  минувших  времен,  событиЯ  которых  почти  не
поддаютсЯ изучению, вести раскопки в своего рода маленьком  ѓеркулануме  {1}
истории, веками пролежавшем погребенным под грудой  лет  и  почти  полностью
забытом,  выкапывать  отдельные  части  и  куски  разрозненных   Явлений   и
старательно пытатьсЯ соединить их, чтобы восстановить в первоначальной форме
и в первоначальной свЯзи, то извлекать на свет божий личность  какого-нибудь
почти  забытого  героЯ,  словно  искалеченную  статую,   то   расшифровывать
полустертую надпись,  то  случайно  натыкатьсЯ  на  заплесневелую  рукопись,
котораЯ  после  утомительного   изучениЯ   оказываетсЯ   едва   ли   стоЯщей
затраченного на ее прочтение труда.
     Љак  сильно  зависит  в  таких  случаЯх   читатель   от   честности   и
добросовестности своего автора;  ведь  не  обладаЯ  этими  качествами,  тот,
подобно плутоватому антиквару,  может  либо  выдать  смастеренное  им  самим
изделие за драгоценный памЯтник старины, либо же одеть изуродованный обломок
в такие  фальшивые  одежды,  что  почти  нельзЯ  будет  отличить  правду  от
окутывающего ее вымысла. €менно на этот недостаток приходилось мне много раз
сетовать во времЯ утомительного  изучениЯ  работ  моих  собратьев-историков,
которые на  редкость  превратно  и  в  ложном  свете  представлЯют  событиЯ,
касающиесЯ нашей страны, в особенности, великой провинции Ќовые  Ќидерланды.
‚ этом убедитсЯ всЯкий, кто возьмет на себЯ труд сравнить  их  романтические
излиЯниЯ, разукрашенные лживой мишурой вымысла, с нашим превосходным кратким
историческим сочинением, которое должно получить всеобщее признание за  свою
строгую простоту и неуклонную правдивость.
     Ѓольше всего подобных огорчений Я  испытал,  когда  трудилсЯ  над  теми
главами моей истории, где рассказываетсЯ о событиЯх  на  восточной  границе;
виной тому армиЯ историков, облюбовавших эту эпоху и  не  дававших  в  своих
трудах никакой пощады честным жителЯм  Ќовых  Ќидерландов.  ‚  числе  других
мистер Ѓенджамин ’рамбалл {2} высокомерно заЯвлЯет,  что  "голландцы  всегда
были просто захватчиками". Ќа это Я ничего не  отвечу,  а  лишь  невозмутимо
продолжу свой рассказ, в котором будут приведены  доказательства  не  только
того, что голландцы обладали бесспорным правом собственности  на  прелестные
долины Љоннектикута и действительно владели ими и что они были несправедливо
лишены этих владений, но также и того, что с тех пор коварные историки Ќовой
Ђнглии постоЯнно писали о голландцах оскорбительную ложь. ‚ этом  деле  мною
будет руководить дух истины и беспристрастиЯ и  забота  о  моей  бессмертной
славе,  ибо  Я  не  стану  умышленно  бесчестить   мой   труд   ни   ложными
утверждениЯми, ни искажением событий, ни  предвзЯтым  толкованием,  если  бы
даже таким путем наши праотцы могли бы приобрести всю Ќовую Ђнглию.
     ‚ раннюю эпоху истории нашей провинции,  еще  до  прибытиЯ  знаменитого
‚оутера, правительство Ќовых Ќидерландов купило земли на реке Љоннектикут  и
построило длЯ наблюдениЯ за ними и их защиты укрепленный пост на ее  берегу,
названный форт ѓуд-•оп и находившийсЯ вблизи от теперешнего славного  города
•артфорда. Љомандование этим  важным  постом  вместе  с  рангом,  званием  и
жалованием комиссара было доверено доблестному џкобусу ‚ан-Љюрлету, или, как
пишут некоторые историки, ‚ан-Љюрлису -  храбрейшему  воЯке  того  спесивого
сорта, какой в изобилии бывает представлен на парадах; такие воЯки знамениты
тем, что съедают  все,  что  убивают.  ‚ан-Љюрлет  имел  очень  воинственную
внешность и был бы чрезвычайно высок  ростом,  если  бы  ноги  у  него  были
пропорциональны туловищу; но  так  как  последнее  было  длинным,  а  первые
необыкновенно короткими,  то  это  придавало  ему  причудливый  вид,  словно
туловище исполина водрузили  на  ноги  коротышки.  Џодобное  строение  тела,
напоминавшее таксу, он возмещал тем, что при  ходьбе  выбрасывал  свои  ноги
так, словно - вы могли бы в этом поклЯстьсЯ - на них были надеты семимильные
сапоги  повсеместно  известного  „жека-“бийцы  великанов  {3};  и   он   так
изумительно высоко задирал ноги и с такой силой попирал ими землю  во  времЯ
церемониального марша, что его солдаты часто  опасались,  как  бы  маленький
человечек не затоптал самого себЯ.
     Ќо несмотрЯ на возведение форта и на назначение его  комендантом  этого
уродливого  маленького  воина,  бесстрашные  Янки  продолжали  свои   смелые
вторжениЯ,  о  которых  Я  упоминал  в  предыдущей  главе.  ‚оспользовавшись
склонностью к  глубокому  и  флегматическому  покою,  вскоре  поЯвившейсЯ  у
правительства  ‚оутера  ‚ан-’виллера,  они  совершили  отважный   набег   на
провинцию Ќовые Ќидерланды и поселились  на  новых  землЯх  (то  есть  стали
скваттерами), находившихсЯ в ведении форта ѓуд-•оп.
     “знав об этом наглом поступке, длиннотелый ‚ан-Љюрлет  действовал  так,
как полагаетсЯ расторопному и  доблестному  офицеру.  Ћн  немедленно  заЯвил
протест по поводу ничем не оправданного захвата и  длЯ  большего  устрашениЯ
написал его на нижнеголландском наречии, а копию протеста вместе с длинным и
печальным сообщением о вражеских нападениЯх тотчас же отправил губернатору в
Ќовый Ђмстердам. ‘делав это, он приказал своим людЯм всем без исключениЯ  не
унывать, запер  ворота  форта,  выкурил  три  трубки,  лег  в  постель  и  с
решительным  и  бесстрашным  спокойствием  ждал   результата,   что   сильно
воодушевило его приверженцев и несомненно вселило большое смущение и страх в
сердца врагов.
     ‘лучилось так, что к этому времени прославленный  ‚оутер  ‚ан-’вил-лер,
обремененный  годами,  почестЯми  и  торжественными  обедами,  достиг   того
возраста и такой силы ума, которые, по утверждению великого ѓулливера,  дают
человеку право быть принЯтым в число членов  древнего  ордена  ‘трульдбругов
{4}. Ћн проводил времЯ в  том,  что  курил  свою  турецкую  трубку,  сидЯ  в
окружении мудрецов, столь же просвещенных и почтЯ столь же почтенных, как  и
он  сам;  по  молчаливости,  серьезности,  прозорливости  и   благоразумному
отвращению к принЯтию какого-либо решениЯ в делах их можно сравнить  лишь  с
некиими глубокомысленными членами ученых обществ, которых Я  знавал  в  наши
дни.  Џоэтому,  прочтЯ  протест   доблестного   џкобуса   ‚ан-Љюрлета,   его
превосходительство немедленно впал в одно из глубочайших сомнений, какие ему
когда-либо приходилось испытывать; его огромнаЯ голова постепенно опускалась
на грудь {*}, он закрыл глаза и приклонил свой слух в одну сторону,  как  бы
прислушиваЯсь с большим вниманием к спору, происходившему в его животе. ‚се,
кто знал ‚оутера, утверждали, что живот у него - это огромнаЯ зала суда  или
зала совещании его мыслей и  служит  длЯ  его  головы  тем  же,  чем  палата
представителей длЯ сената. ‚ремЯ от  времени  он  издавал  нечленораздельные
звуки, очень похожие на храп. ‚прочем, сущность этих сокровенных размышлений
осталась никому неведомой, так как он ни разу не обмолвилсЯ о них ни  единым
словом ни мужчине, ни женщине, ни ребенку. ’ем временем протест  ‚ан-Љюрлета
спокойно лежал на столе и служил длЯ разжиганиЯ трубок  почтенным  мудрецам,
собравшимсЯ на совет. ‚ облаках дыма, поднЯтых ими, доблестный  џкобус,  его
протест и его могучий форт ѓуд-•оп вскоре совершенно скрылись и были забыты,
как это случаетсЯ с неотложными вопросами, которые оказываютсЯ  погребенными
под грудой речей и резолюций на теперешних заседаниЯх конгресса.

     {* Џод бременем заботы об отчизне ‘клонилась многодумнаЯ глава.
                     ’елекид {5} о Џерикле.}

     Ѓывают   не   терпЯщие   проволочек    обстоЯтельства,    когда    наши
глубокомысленные  законодатели  и  мудрые  совещательные  органы  становЯтсЯ
помехой длЯ народа и когда  одна  унциЯ  легковесного  решениЯ  стоит  фунта
мудрых сомнений и благоразумных споров. ’ак, по крайней мере, обстоЯло  дело
в данном случае: в то времЯ, как прославленный ‚оутер ‚ан-’виллер изо днЯ  в
день сражалсЯ со своими  сомнениЯми  и  в  этой  борьбе  его  решимость  все
ослабевала и ослабевала, враг проникал все дальше и дальше в его владениЯ  и
самым угрожающим образом  поЯвилсЯ  по  соседству  с  фортом  ѓуд-•оп.  џнки
основали там  большой  город  Џайкуэг,  впоследствии  названный  “этерсфилд,
который,  если  можно  верить   утверждениЯм   почтенного   историка   „жона
„жосселина, джентльмена, "пользовалсЯ позорной славой из-за тамошних ведьм".
€ жители этого Џайкуэга столь обнаглели, что развели свои луковые плантации,
которыми славилсЯ их город, под самым носом гарнизона форта ѓуд-•оп, так что
честные голландцы не могли смотреть в ту сторону без слез.
     Љ этой вопиющей несправедливости доблестный џкобус ‚ан-Љюрлет отнессЯ с
должным негодованием. Ћн буквально дрожал от чудовищного гнева и от разлитиЯ
доблести; по причине длины туловища, в котором кипели гнев и  доблесть,  они
проЯвлЯли себЯ самым бурным образом. Ћн немедленно принЯлсЯ  укреплЯть  свои
редуты, наращивать в  высоту  брустверы,  углублЯть  ров  и  усиливать  свою
позицию двойным рЯдом засек. ЏринЯв эти героические  меры  предосторожности,
он с беспримерной смелостью отправил нового гонца с отчаЯнным сообщением  об
опасном положении форта. Ќи один современный герой, обессмертивший свое  имЯ
во второй сабинской войне {6}, не  обнаружил  больше  доблести  в  искусстве
сочинениЯ посланий и не  проЯвил  себЯ  с  большей  славой  на  бумаге,  чем
героический ‚ан-Љюрлет.
     ѓонцом, избранным длЯ доставки этих тревожных донесений,  был  толстый,
жирный маленький человечек, так как  он  лучше  всех  должен  был  перенести
путешествие и меньше других подвергалсЯ риску расстатьсЯ  со  своей  шкурой.
—тобы обеспечить быстроту передвижениЯ, его  посадили  на  упрЯжную  лошадь,
самую легкую на бегу во всем гарнизоне,  отличавшуюсЯ  длиной  ног,  шириной
костей и тЯжестью шага, к тому же такую высокую, что маленькому гонцу, чтобы
забратьсЯ ей на спину, приходилось лезть через круп, держась за  хвост.  Ћна
развила столь необычайную скорость, что гонец меньше чем за  месЯц  добралсЯ
до форта Ђмстердам, хотЯ расстоЯние до него было верных двести  трубок,  или
около 120 миль.
     Ќеобыкновенный вид этого зловещего  незнакомца  поверг  бы  весь  город
Ќовый Ђмстердам в недоумение,  если  бы  его  славные  жители  заботились  о
чем-нибудь еще, кроме своих домашних дел. •ранЯ на лице  выражение  страшной
спешки  и  деловитости  и  попыхиваЯ  короткой  дорожной  трубкой,  посланец
‚ан-Љюрлета  проследовал  длинной  размеренной  рысью  по  топким  переулкам
столицы, уничтожаЯ целые  рЯды  пирожков  из  грЯзи,  которые  были  сделаны
посреди дороги голландскими ребЯтишками и  которыми  всегда  славились  дети
этого города. Џодъехав к губернаторскому дому, он с величайшей  по