ует  атака,  да  и  Њерроу со  своим
характером никому бы не позволил взЯть на себЯ ответственность, в чем бы она
ни   выражалась.   Љаждому  стрелку  отводилсЯ  определенный  участок  неба,
соответствующий  зоне  огнЯ его  пулемета или пулеметов, в  его  обЯзанность
входило мысленно поделить  этот сегмент на сектора  и тщательно наблюдать за
поЯвлением  вражеских  самолетов.  Ќегу  •ендауну  поручалось  наблюдать  из
верхней турели вперед и  над  нами, а  точнее, обозревать пространство между
десЯтью и двумЯ часами на  небесном циферблате, в его верхней  части.  Њалыш
‘ейлин из своей установки  должен был наблюдать  за  тем же участком,  но  в
нижней части; Ѓатчер  ‹емб  следил (если заставлЯл себЯ отрыватьсЯ от книги)
за сектором между  четырьмЯ и восемью  часами в верхней части  циферблата, а
Џрайен - за нижней частью того же  сектора; ”арр из  правого  окна  фюзелЯжа
обозревал  верхнюю и  нижнюю часть  сектора  от  двух  до  четырех, Ѓрегнани
отвечал за такой  же  участок, осматриваЯ  воздушное  пространство из левого
окна  фюзелЯжа  от  восьми  до десЯти.  ‚ремЯ от времени  каждый из  них мог
бросить взглЯд и за пределы своего сектора. ’ак, Ќег  •ендаун и Њалыш ‘ейлин
иногда  вращали свои турели на  все  триста шестьдесЯт градусов. Ќа офицерах
лежали другие обЯзанности,  и потому им  не отводились определенные  сектора
длЯ наблюдениЯ, но мы, конечно, и сами не забывали следить за небом. ‡аметив
в своем  секторе вражеский истребитель, член экипажа  был  обЯзан немедленно
доложить о нем, и вот тогда-то, как предполагалось, мне и следовало брать на
себЯ управление огнем, однако чаще всего менЯ опережал Ѓазз; что же касаетсЯ
порЯдка  на  переговорном  устройстве,  то  кто  решилсЯ  бы  в горЯчке  боЯ
запретить  людЯм  обращатьсЯ  друг к  другу? ‘тоило кому-нибудь  из стрелков
заметить в своем секторе истребитель  противника, как он тут же предупреждал
другого  стрелка,  того,  кому  было  сподручнее  всадить  порцию  свинца во
вражескую машину,  едва она  поЯвлЯлась  в его зоне. Џравда,  когда начинали
галдеть  все разом,  это  уже  вносило путаницу и  нарушало  согласованность
действий, - вот тут-то Я считал своим долгом навести порЯдок, хотЯ и в такие
минуты  Њерроу  не  мог  удержатьсЯ,  чтобы  не  раскрыть  свою  глотку.  Њы
добросовестно   старались  помочь  друг  другу,  не  считаЯсь  с  чинами   и
обЯзанностЯми, и порой, оповещаЯ  других во имЯ спасениЯ собственной шкуры о
поЯвлении противника, испытывали (во всЯком случае, могу сказать о себе,  да
и, полагаю, о других тоже) чувство нерушимого братства, и в такие минуты все
мы, люди столь разные - мЯгкий ‘ейлин, типичный гангстер  ”арр, собранный  и
волевой •еверстроу, хладнокровный Џрайен и другие - все мы, кто не терпел  и
даже люто  ненавидел  друг  друга  на земле, объединЯлись во  времЯ  боЯ,  и
объединЯло нас то, что было в человеке самым сильным  чувством после любви к
самому себе: любовь к тем, от кого зависит наша жизнь.
     Џобережье  осталось позади, и теперь мы с особым  вниманием следили  за
небом.  Џока  нам удалось заметить  лишь несколько черных  разрывов зенитных
снарЯдов;  мы  узнали тот  же беспорЯдочный и  неточный огонь  зениток, что,
кажетсЯ, всегда встречал нас на краю  …вропы,  где батареи либо  не получали
вовремЯ сигнала о нашем приближении, либо уступали в боеспособности зенитной
артиллерии, котораЯ прикрывала многие объекты наших налетов.
     ‚ любую  минуту могли поЯвитьсЯ  вражеские  истребители.  Њы  не знали,
дезорганизована  ли  и  в какой мере оборона  немцев в  результате  бомбежки
ђегенсбурга. Ќе  знали  мы и  того,  когда именно  на нас  нападут  самолеты
противника  - иногда они  выжидали и внезапными  концентрированными  атаками
пытались помешать  "крепостЯм"  лечь  на  боевой  курс,  а  иногда  начинали
преследование почти сразу же, как только мы пересекали побережье.
     - Ќикто ничего не видит? - спросил Я.
     - ‚ижу солнце и луну, - отозвалсЯ Ќегрокус •ендаун.

        5

     ЌаблюдаЯ  за  небом, вслушиваЯсь  в наполнЯвшие  эфир звуки и следЯ  за
показаниЯми приборов,  Я вместе с  тем  пыталсЯ разобратьсЯ, Явилось ли  длЯ
менЯ откровением все то, что позавчера „эфни рассказала о Њерроу. џ подумал,
что все времЯ,  хотЯ  и  смутно,  догадывалсЯ (во всЯком случае,  обЯзан был
догадыватьсЯ) о подлинной сущности Њерроу, и сейчас пыталсЯ вспомнить, когда
наступил  перелом в моем отношении к нему, если он вообще наступил. …сли это
так, если перелом действительно произошел, то не потому,  что  Њерроу сделал
нечто  несвойственное  ему.  Ќет.  Џросто с  помощью  „эфни и  Љида ‹инча  Я
постепенно  все  глубже  и  полнее  постигал  истинную  натуру;  видимо, все
началось в июне, примерно в  середине нашего срока пребываниЯ в  Ђнглии, еще
до того, как Њерроу стал героем. Њне  припомнились  сценки того периода: вот
Ѓазз у регулЯтора паровоза перед остановкой на вокзале Љинг-кросс, выражение
самодовольства на его безобразном лице при  виде нашего удивлениЯ; его глаза
убийцы, когда  в одном из  баров  ‹ондона он ревом выражал  свое неодобрение
„жону ‹. ‹ьюису; отвратительнаЯ  умиленность, с  которой он, стоЯ в парадном
строю,  внимал напыщенной болтовне  хвастливого сенатора  ’амалти  о  "крови
наших  американских  мальчиков";  его стиснутые челюсти, когда он с  бешеной
скоростью  направил  нашу  ревущую,  рассыпающую  гром  машину  вдоль  аллеи
благородных буков, ведущую к  Џайк-ђайлинг-холлу; его сентиментальные заботы
о  подобранной на улице  комнатной собачонке;  глупые разговоры  и довольные
гримасы  на "приеме"  в замке  леди  Њайнсдейл;  Ярость на  лице,  когда  он
обнаружил  исчезновение  велосипеда,  на  котором ездил в "ѓолубой  Якорь" в
Њотфорд-сейдж; его вытЯнувшуюсЯ  физиономию при известии о награждении “итни
Ѓинза крестом "‡а летные  боевые заслуги"; дебош, спровоцированный им  между
боевыми  летчиками и  счастливыми  воЯками,  которые уже  закончили смену  и
предавались  опасному  безделью в  ожидании  приказа  о  переводе на родину;
нервные подергиваниЯ головы и  рук - признак растерЯнности, охватившей его в
тот день, когда он управлЯл "’елом", и совершил мужественный (так мы
     тогда думали) поступок, и  стал  единственным среди нас героем. •итрый,
изворотливый,  легко  поддающийсЯ минутному настроению. Џрирожденный летчик,
задира  и горлан,  он, как и все мы, набиралсЯ ума-разума,  и,  подобно нам,
испытывал все большую  усталость. Ќо что Я  разглЯдел  за всем этим?  ЃросаЯ
взглЯд  назад, должен сказать, что мог  бы заметить,  как он постепенно стал
менЯтьсЯ  и как постепенно стал менЯтьсЯ Я сам. ‚  какой-то  точке  эти  две
кривые,  очевидно,  пересеклись,  и  с  этого  момента,  мне  кажетсЯ, стало
менЯтьсЯ мое отношение к Ѓаззу.
     Џо радиотелефону Я услышал приказ полковника ћинга всему соединению:
     - "Ѓолтун ђед"! ‚сем другим "Ѓолтунам"! ‚ысота бомбометаниЯ две тысЯчи.
ЏовторЯю: высота бомбометаниЯ две тысЯчи!
     ‡начит, ћинг принЯл решение опуститьсЯ  под  облачный покров. џ  жестом
обратил на это внимание Њерроу.
     - ‘укин сын! - крикнул Њерроу.
     -  —то  там у вас? - поинтересовалсЯ •ендаун,  услышав  сердитый  голос
Ѓазза.
     - Ќе  суй нос не в свои дела, сынок, - отрезал Њерроу. Ћднако он тут же
сбавил тон и добавил: - ќтот дерьмовый полковничек хочет загнать нас вон под
ту тучку.
     -  Љрасота! - отозвалсЯ  •ендаун;  он понимал,  сколько  опасности таит
полет под облаками.
     „умаю,  что  поворотным  пунктом  в  моем  отношении  к Ѓаззу послужило
знакомство с Љидом  ‹инчем, этим беззастенчивым болтуном и балагуром, еще не
вполне зрелым, но уже серьезным  человеком, постоЯнно  озабоченным  поисками
ответа  на вопрос,  что,  собственно,  мы  делаем  и  зачем.  Ћн  был полной
противоположностью Њерроу, и  этот  контраст,  думаю,  сыграл  длЯ  менЯ  не
последнюю роль. Ќо  только „эфни окончательно помогла мне понЯть, что лишь с
помощью  вот  такого же,  как  у  ‹инча,  странного  сочетаниЯ скептицизма и
идеализма Я смогу успешно противодействовать постоЯнным утверждениЯм Њерроу,
будто никогда еще дела в мире не шли так прекрасно. €менно „эфни помогла мне
прозреть,  заставила  полюбить  жизнь  и  найти  в  ней  определенную  цель.
Џрипоминаю, как  однажды  в июльский  полдень мы  сидели  на  земле  в  тени
огромных вЯзов напротив  Љоролевского колледжа  у моста Љлары в Љембридже, а
кучки  студентов  наполнЯли  мЯгкий воздух  чудесного днЯ музыкой  и  пением
старинных  мадригалов.  "€  это,  по-вашему,  музыка?"  - спросил  Њерроу  и
захихикал, как ребенок. Џомню, как  спокойно встретила „эфни его слова.  Ћна
взглЯнула  на менЯ,  и  Я прониксЯ ее  хладнокровием. Њы сидели около  моста
Љлары,  светло-серые камни  которого  казались живыми  от  скользЯщих по ним
тенЯм деревьев. ‚ медленном течении Љема отражались мост и  небо. џ прижалсЯ
к „эфни и заметил и  легкий пушок на ее щеке, и завиток светло-русого локона
над  ухом. Ћна откинулась на спину и оперлась на  локти, мЯгкаЯ ткань платьЯ
натЯнулась у нее на груди, и  в  этот момент,  горЯ  желанием прикоснутьсЯ к
ней, чувствуЯ,  как все сильнее бурлит во мне кровь, Я вместе с  тем  ощутил
непонЯтное  стремление  к  идеальному. ќто  чувство  вскоре  отступило перед
физическим  желанием,  но Я его запомнил. Њолодые  люди  на  противоположном
берегу  продолжали  выводить высокие рулады - Я видел их  напрЯженные лица и
разверстые, как  зев  пещеры, рты;  за  ними лежал залитый серебрЯным светом
пустынный прЯмоугольник  внутреннего дворика у  моста Љлары, а рЯдом, словно
колледж  служил  лишь  соответствующим   фоном,   высилась   величественнаЯ,
внушающаЯ  глубокий  оптимизм, надежду  и - да, да! -  мысль  о нравственном
очищении, ЉоролевскаЯ церковь - самое красивое, по словам  „эфни, сооружение
в  …вропе, чему  Я не мог не верить. Џотом возвышенные мысли прошли, уступив
место желанию остатьсЯ наедине с „эфни; мне захотелось сжать ее в объЯтиЯх -
у  нее  была  манера  вдруг  поворачивать голову  на  подушке и  каждый  раз
взглЯдывать на менЯ так,  словно она впервые обнаружила все мои достоинства.
џ вернулсЯ к действительности.  ‚ направлении четырех  часов, в нижней части
циферблата, летели истребители. Ћни летели низко и... потрескивали.
     Њерроу  выпрЯмилсЯ,   повернулсЯ  ко  мне  и  жестами   пыталсЯ  что-то
объЯснить. џ вздрогнул. Ќаушники... ќто же потрескивало в наушниках! џ круто
повернул голову вправо, взглЯнул вниз и  увидел их. †елтые, словно к чему-то
принюхивающиесЯ  носы.  Џо  внутреннему  телефону  послышалсЯ  голос  ”арра:
"€исусе •ристе! ‚от же  они!" Њерроу пошлепал менЯ по левой руке. џ медленно
повернулсЯ к  своему  командиру, поднал  сжатые в кулаки  руки  в перчатках,
затем разжал пальцы,  снова  сжал  и  снова  выпрЯмил;  десЯть,  двадцать...
ЉажетсЯ, около двадцати истребителей.
     Џравее,  на  одной высоте с бомбардировщиками, вне досЯгаемости  нашего
огнЯ летел немецкий самолет-наводчик - "тренер", как  мы его называли; он то
обгонЯл  нас,  то,  как  фокстерьер, плелсЯ на  той же скорости, что  и наши
машины. Ќиже  маневрировали  истребители. Ћни совершали  широкий, похожий по
рисунку на арку, подъем, с тем чтобы, как обычно, набрать в безопасной  зоне
высоту,  достичь  определенной точки и  оттуда, словно с  отвесного  обрыва,
ринутьсЯ  на нас.  Ћни предпочитали  заходить в  атаку со  стороны солнца  и
летели  в  четком  боевом  строю.  Љаким   прекрасным  выдалсЯ  день!  ЉосЯк
желтоносых  плыл,  описываЯ длинную  кривую,  а под  ним широко расстилались
мирные полЯ, и окутаннаЯ легкой дымкой землЯ незаметно сливалась с небом; но
не  четкаЯ линиЯ горизонта тЯнулась  там, а скорее  какаЯ-то  пустота, нечто
неуловимое, расплывчатое, и сейчас у менЯ на глазах стаЯ вражеских самолетов
пересекала  эту туманную зону.  Ћни летели  значительно быстрее "крепостей",
набираЯ высоту с поистине поразительной крутизной.
     ЏотрЯсенный  красотой увиденного, Я почувствовал, как  забилось у  менЯ
сердце. Ќа мгновение где-то в уголке памЯти промелькнула картина: берег Љема
около моста, „эфни... ‚от она  шевельнулась, откинулась назад, повернулась и
грудью потЯнулась ко мне.  џ снова услышал громкое пение  студентов. џ хотел
„эфни; сердце у менЯ колотилось.
     Џо  внутреннему телефону  Њерроу  начал  выкрикивать  распорЯжениЯ.  Ќа
какой-то  миг  он  показалсЯ  таким  же, как  во времЯ  наших первых  боевых
вылетов, - надоедливым, но полным энергии и жизни и счастливым, но теперь-то
Я знал, какое страшное содержание вкладывал он в слово "счастье".
     - Ќу хорошо!  Ќе забывайте,  что  они могут сделать  боевой  разворот и
атаковать  нас  в  лоб,  потом снова  начнут набирать высоту непосредственно
перед  нами или  же пролетЯт под  "крепостЯми"  и обстрелЯют нас снизу. Ѓудь
готов,  Њалыш,  открыть  огонь, когда  они  окажутсЯ  под  нами.  ’ы,  Њакс,
предупреди  нас сразу же, как только они начнут выходить из атаки.  Љрикнешь
"верх"  или "низ"  - в зависимости от того, как они пойдут. џ хочу,  Ѓоумен,
чтобы ты наблюдал...
     Ѓоумен, всегда Ѓоумен! €мена, прозвища - длЯ других.
     € „эфни тоже хотела менЯ. …е тающие глаза, бледные веки...
     Њерроу хочет, чтоб Я наблюдал. —то?  џ поймал себЯ на мысли, что совсем
не слушал его. “ менЯ засосало под ложечкой.
     ’еперь у нас на траверзе, на голубом фоне, тесным строем взмывали ввысь
двадцать  или  тридцать  "мессершмиттов".   €ногда  одновременно  на  винтах
нескольких  истребителей вспыхивало  солнце,  и тогда казалось,  что в  небе
загораетсЯ  созвездие серебристых,  с  желтыми центрами  кругов;  потом  эти
сиЯющие щиты угасали.
     џ вздрогнул  от крика,  прозвучавшего в моих наушниках. ќто был Њерроу,
он только сейчас увидел справа группу вражеских самолетов.
     - ‚от это да!
     џ медленно повернул  голову и взглЯнул на своего пилота. ‡а стеклЯнными
параболоидами  летных  очков  мне  открылось  нечто  отвратительное: зеленые
зрачки на фарфоровых белках, пронизанных, как молниЯми, извилистыми жилками.
ѓлаза скотины с  оттЯнутыми веками,  неспелые  виноградины, выдавливаемые из
тонкой кожицы; глаза, готовые выскочить из орбит и растечьсЯ по стеклу.
     —уть не задыхаЯсь от вновь  вспыхнувшей ненависти, Я через силу оторвал
от него взглЯд и перевел его на приборы.
     -  ЏодтЯнутьсЯ, люди,  подтЯнутьсЯ! ‘омкнуть  строй!  -  послышалсЯ  из
ведущего самолета голос полковника ћинга, командира нашей сводной группы; он
хотел  сжать  в один смертоносный  кулак всю огневую  мощь своего  огромного
соединениЯ. Њне не пришлось передавать его приказание Ѓаззу. Џолковник Ѓинз,
летевший впереди нас,  уже уменьшал скорость, позволЯЯ подтЯнутьсЯ отстающим
самолетам,  Њерроу, чуть  тронув  сектор газа,  автоматически проделал то же
самое.  џ  взглЯнул  на   немцев.  Ќебольшой  рой  "мессершмиттов"  летел  в
направлении  десЯти часов,  вероЯтно,  футов  на  пЯтьсот  выше "крепостей".
’еперь все решали секунды.
     ‘ловно сотканный из чистого, процеженного солнечного света, передо мной
неотступно стоЯл  образ  „эфни. Ќа ней было бледно-желтое платье.  Џочему  Я
упорно  вспоминал  об  охватившем  менЯ   тогда  желании,  а  не  о  чувстве
удовлетворениЯ? ‘ладчайший, блаженный покой...
     Љак всегда во  времЯ полета, Я замурлыкал  мелодию; мне  казалось,  она
обладала силой талисмана, способного защитить менЯ,  подобно  броне. ЏлавнаЯ
мелодичнаЯ строфа  из "Ќет ничего  в этом мире",  - однажды Я слышал, как ее
вот  так же размеренно, низким голосом исполнЯл с джаз-оркестром "Љаза ‹ома"
Љенни ‘ерджент... "џ нанизаю нитку  жемчуга из росинок...", "Ќад  дорогами и
над  морЯми..." Ќе знаю  почему, но Я  вспомнил эту мелодию однажды во времЯ
рейда и решил, что  с нею  мне ничего  не  страшно, что эта волшебнаЯ музыка
отведет от менЯ  любую опасность.  Њерроу  что-то кричал, но Я не  слышал. џ
осмотрел расстилавшеесЯ перед  нами  пространство. ‚незапно  четыре немецких
самолета,  блестЯще  осуществив  одновременный  выход из  сомкнутого  строЯ,
развернулись,  взмыли вверх и устремились на нас. €  тогда из  горла  Њерроу
вырвалсЯ боевой клич, как всегда при первом соприкосновении с противником, -
нечленораздельный  вопль,  в  котором  было  все:  пренебрежение  к  смерти,
наслаждение  убийством,  экстаз  копьеметателЯ,  готового  послать  копье  в
намеченную  жертву,  а  Я  еще  громче  замурлыкал  ту  же  мелодию,  и  мой
вибрирующий  голос,  сливаЯсь  с  вибрацией  самолета,   несколько  заглушал
ужасный, сверлЯщий слух вой Њерроу. џ  вцепилсЯ  в свои колени. Ќа  какое-то
мгновение  мне показалось, что  все  замерло: "крепость",  мчавшиесЯ  на нас
истребители, мое сердце, мой голос, война; во  всем  мире  звучал, нарастаЯ,
один только вопль Њерроу.


        ѓлава шестаЯ. ЌЂ ‡…Њ‹…
     ‘ 22 маЯ по 25 июнЯ

        1

     Ќа  крохотной  железнодорожной  станции  в  Ѓертлеке собралось  столько
изнывающих  от бездельЯ летчиков, что хватило бы набить два местных  поезда;
впереди нас ожидало три днЯ гарантированной нам жизни и полного освобождениЯ
от страха перед  ними.  Ѓыло  двадцать второе маЯ,  день стоЯл чудесный. Ќаш
экипаж держалсЯ  вместе. ‘танциЯ  -  изъеденное временем деревЯнное здание -
напомнила мне тунервильский трамвай  в юмористических приложениЯх  к газетам
времен  моего  детства; под  широкими  свесами  станционной  крыши на  доске
объЯвлений висело  извещение: стоимость  проезда  в ‹ондон  в вагоне первого
класса, гласило  оно, повышаетсЯ до  десЯти шиллингов  трех  пенсов; судЯ по
выцветшей дате, извещение поЯвилось здесь,  когда мне шел тринадцатый год; с
тех  пор  тариф не  менЯлсЯ.  ЏриподнЯтаЯ  и  окруженнаЯ  барьером платформа
ходуном ходила  под нами.  ‘ базы  на велосипедах  продолжали прибывать  все
новые люди, и  старуха ирландка в дырЯвом свитере, взимавшаЯ шесть пенсов за
каждый оставленный на  стоЯнке велосипед, уже ничего  не соображала и только
жалобно скулила  в ответ  на  грубые шуточки ребЯт. “зкаЯ извилистаЯ  дорога
поднималась по склону к станции; напротив платформы длЯ отходивших на ‹ондон
поездов  два  дрЯхлых  старика,  сгорбленных,  как  надломленные  бурей ивы,
разгружали лес  с  готового развалитьсЯ  от ветхости грузовика; они с трудом
поднимали тЯжелые доски, и Ѓенни —онг сказал:
     - Ђ что, если мы поможем этим старым козлам?
     „ва беззубых деда, похоже,  так  и  не  сообразили, что  произошло. Њы,
человек  тридцать  летчиков-Янки, бросились  к  грузовику,  с гамом  и шумом
мгновенно выгрузили доски и аккуратно сложили на обочине дороги.
     џ  с  удивлением обнаружил, что Њерроу с нами не  оказалось, а когда мы
вернулись на платформу, он заметил:
     -  Џослушайте, добрЯчки, а ведь вы только  испортили всю  обедню старым
пердунам.  Ћни же  собирались  целый  день бить баклуши. Џрисмотритесь к ним
получше. Ќикогда не надо вмешиватьсЯ в чужую жизнь  -  пользы ни на  грош, а
проклЯтий не оберешьсЯ.
     ‘тарики бесцельно толкались около аккуратного штабелЯ. ‚ремЯ от времени
один из них приподнимал доску и снова опускал на  то же место, бросал на нас
сердитый взглЯд и бралсЯ за другую. Њелкими старческими  шажками они бродили
вокруг штабелЯ и нервно потирали дрожавшие от дрЯхлости руки.
     - Џошли, •еверстроу, - предложил Њерроу. - „авай сыграем.
     ‘  крана  в стене  станции  свисала обитаЯ и заржавленнаЯ эмалированнаЯ
кружка  длЯ томимых жаждой путников.  Њерроу  схватил  ее и швырнул  Љлинту,
потом вырвал из окружавшей  платформу изгороди полусгнившую  жердь,  встал в
позу бейсболиста, готового отбить удар, и крикнул:
     - Ќу-ка, сынок, давай! Џосмотрим, на что-то ты способен!
     •еверстроу  бросил ему кружку.  Њерроу  размахнулсЯ  и  промазал, и его
промах  вызвал  целый  хор  насмешливых  выкриков  -  в  них  было,  как мне
показалось, столько злорадства по адресу  моего громогласного  пилота, что Я
почувствовал, как во мне закипает  гнев. Љружка вновь оказалась у  Љлинта, и
он  с  Явно наигранной  робостью  снова  бросил ее;  на  этот раз Њерроу  не
промахнулсЯ.  жердь  переломилась,  поднЯв  целое  облако  пыли,  из  кружки
вывалилось дно, и все, включаЯ самого Ѓазза, рассмеЯлись.
     Џотом подошел поезд;  крохотный,  посвистывающий  дискантом  паровоз  с
цилиндрическими  буферами тЯнул состав из старинных четырехколесных вагонов,
боковые двери которых с металлическими ручками открывались прЯмо в купе.
     Њерроу схватилсЯ за одну из ручек и заорал:
     - ЉлЯнусь  Ѓогом, мой  экипаж едет первым классом! - €, отталкиваЯ тех,
кто хотел  его  опередить,  продолжал:  -  Ѓоумен,  волоки  сюда  свой  зад!
•еверстроу! ”арр! ‚се идите сюда! „а что у вас, свинец в штанах, что ли!
     ‚десЯтером мы набились в купе, где у окна уже сидел, уставившись  перед
собой,  пожилой падре в  застегивающемсЯ  позади  воротничке.  ‚ присутствии
свЯщеннослужителЯ,  напротив которого он уселсЯ, Њерроу стал смиренным,  как
ученик  воскресной школы; он вежливо  и спокойно разговаривал со стариком, и
мы молча глазели  в окно на  полЯ репы, пшеницы  и ржи, на  рекламные  щиты,
восхвалЯвшие "Ѓоврил"[19] и таблетки от желудочных болей, на мелькавшие мимо
городки ђостон, •итчин, Ќебуорт. Њежду  падре и  Њерроу  быстро установились
дружеские  отношениЯ, причем  Ѓазз  пичкал  своего  собеседника  чудовищными
небылицами  о  нашей  жизни,  а  потом без зазрениЯ  совести  съел  половину
завтрака старикана.
     - —тобы доставить ему удовольствие, - поЯснил Њерроу позже.
     Ќа  вокзале  Љинг-кросс  Я постаралсЯ  избавитьсЯ  от всей  компании  и
направилсЯ на станцию  метро "‹ейстер-сквер",  где мы  с „эфни  договорились
встретитьсЯ в десЯть часов.
     Ћна уже ждала менЯ у  газетного киоска,  как мы и условились; при  виде
нее у  менЯ  вырвалсЯ глубокий вздох,  мне показалось,  что Я  погрузилсЯ  в
прохладный пруд покоЯ.
     —тобы  убить времЯ, мы решили  поездить по городу и забрались в верхнее
отделение красного, словно лакированного двухэтажного автобуса;  отсюда  мне
казалось,  что Я вижу ‹ондон впервые, - осажденный город, длЯ которого самое
худшее  осталось  уже  позади, длинные изгороди из  колючей проволоки,  рЯды
ежей, доты  с черными зловещими амбразурами, дома с забитыми окнами, штабелЯ
набитых песком  мешков  с проросшими  сквозь  истлевшую  парусину сорнЯками,
семейные укрытиЯ и  указатели  коллективных убежищ  на станциЯх  метро, сами
станции,  все еще  заставленные рЯдами  трехъЯрусных  нар. Њимо нас с пением
прошла  рота  солдат;  Я уже  привык относитьсЯ  ко  всему с изрЯдной  долей
цинизма, но воЯки так горланили и так лихо размахивали руками, что мне стало
не по себе, Я сразу вспомнил об отце „эфни, убитом во времЯ ночной бомбежки,
и невольно схватил девушку за руку.
     Њы почти не прикасались друг к другу после того вечера, когда Я ездил с
ней  в  Љембридж и когда она прижала  мою руку к себе,  породив  во мне бурю
чувств.
     - ’ебе  бы не хотелось прогулЯтьсЯ вверх по  ’емзе? -  спросила она.  -
„ень такой чудесный.
     - Ђ времЯ на ’емзе летит не так быстро? џ поеду, но только ты не торопи
менЯ.
     џ хотел, чтобы времЯ тЯнулось как можно  медленнее. џ хотел, чтобы день
длилсЯ без конца. џ хотел оставатьсЯ с „эфни долго-долго.
     -  „авай взглЯнем на Ѓольшой Ѓен, - предложил Я.  - ќто  такие огромные
часы, что они должны растЯгивать каждую минуту.
     ’ак  мы  и поступили, однако, заметив, как движетсЯ минутнаЯ стрелка, Я
сказал:
     - Њ-м-м, бэби, эти часы вызывают у менЯ нервную дрожь.
     Њы отправились  на  набережную порта,  где стоЯла  большаЯ плоскодоннаЯ
самоходнаЯ баржа  с  тентом  и  скамейками,  как  в парках; у  менЯ  чуть не
сорвалсЯ голос, когда Я крикнул кассиру в зарешеченное окошечко: "„ва билета
до Њэйденхеда!", - за что „эфни наградила менЯ тычком в бок.
     „ень был субботний, светило солнце, и набережную заполнЯли толпы людей.
‚печатление  портило  лишь обилие военных:  британцы,  канадцы,  автралийцы,
полЯки, чехи, французы, бельгийцы,  голландцы и  особенно Янки. ѓрЯзнаЯ вода
’емзы пыталась казатьсЯ  такой  же  голубой,  как Ясное  небо над ней.  ђека
сужалась и  наконец превратилась в ручей не шире ошохобогена в „онкентауне.
‘ознание никак не хотело  с  этим миритьсЯ,  ведь о ’емзе знает весь мир,  и
недаром двое ребЯт из нашего экипажа ни за что не хотели поверить, что в ‘Ђ
есть такаЯ же могучаЯ, широкаЯ река: ошохобоген.
     Ѓаржа пристала  к берегу, пассажиры разошлись, а мы с „эфни  уселись на
траве в  некотором подобии  парка, разбитом у реки,  и  стали  наблюдать  за
скользЯщими по  ней лодками;  Я  заметил среди  них  маленькие  катера,  они
приводились в движение аккумулЯторами и не издавали ни малейшего шума.
     - Ќедостаток бензина, - объЯснила „эфни.
     џ  вспомнил,  как  Њерроу  каталсЯ  на  бомбардировщике  Ѓ-17  с  тремЯ
медицинскими сестрами, и подсчитал, что за  один  полет, устроенный им  ради
собственной прихоти, он  сжег столько бензина, что им могли бы  пользоватьсЯ
все  лодки  Њейденхеда  до  тех пор,  пока  война не  стала бы  перевернутой
страницей истории. Ѓессмысленное  расточительство. џ  подумал о бесчисленных
баках  у наших столовых на  базе,  наполненных остатками картофельного пюре,
полусъеденными кусками мЯса и ломтЯми отличного белого хлеба.
     - ’ы проголодалась, „эфни?
     Ћна томно взглЯнула на менЯ.
     - Џо тебе.
     € снова, как тогда, первый раз, Я лег и положил голову на колени „эфни,
но  теперь  уже не уснул. Ћна  гладила менЯ по виску и тихим грудным голосом
напевала старые эстрадные песенки.
     Ќе удивительно, что  больше  всего  из проведенного с ней часа  (Я  без
конца вспоминал  его  в  последующие  недели) в памЯти  у  менЯ  сохранилось
воспоминание о полном покое, о том, как Я лежал  на спине, смотрел  снизу на
грудь „эфни и  на  нижнюю  часть ее  лица,  а она  не спускала мечтательного
взглЯда с противоположного берега реки; мне хотелось, чтобы все мое существо
вобрали в себЯ те несколько квадратных дюймов кожи, которых ласково касались
пальцы „эфни.
     Џрипоминаю, что мы довольно много говорили о Њерроу.
     „лЯ начала Я сказал:
     - „эф,  ты помнишь, Я  рассказывал тебе, как во времЯ рейда на ‹ориан Я
рассталсЯ с  иллюзией, будто не  так уж трудно спастись  из "крепости"?  ’ак
вот, недавно, во времЯ рейда на Љиль, Я избавилсЯ еще от одного заблуждениЯ.
     Џальцы  „эфни застыли  в  воздухе.  Њне показалось,  что  она  скрывает
охватившую ее дрожь.
     - Ћт какого же?
     - —то  с  самолетом Њерроу ничего  плохого не случитсЯ. Њне бы хотелось
верить. џ  всегда считал,  что лучше верить в неуЯзвимость самолета  Њерроу,
чем обладать страховым полисом. Ђ теперь Я уже так не считаю.
     € Я рассказал, что произошло.

        2

     -  Ѓоюсь,  что тот  наш рейд не  имел особого значениЯ длЯ победы и  не
принес лавров нашей военной авиации.  Ќе  знаю,  но почти уверен, что кто-то
умышленно спланировал его так, чтобы все с самого начала пошло кувырком. Ќас
поднЯли в два сорок  пЯть, однако из-за тумана вылет дважды откладывалсЯ;  к
десЯти часам мы уже не сомневались, что полет вообще не состоитсЯ, позволили
себе ну размагнититьсЯ,  что ли, и вдруг в десЯть пЯтнадцать узнаем, что нас
все-таки посылают. ‘ама понимаешь, в каком настроении мы полетели.
     Ќа боевом курсе, „эф, мы находились минуты полторы - полторы минуты все
того же хаоса.  Ћбъект бомбежки  оказалсЯ  прикрытым густой дымовой завесой,
никто, видимо, предварительно не разведал его точного положениЯ; на высоте в
двадцать семь  тысЯч  футов  нас  обстрелЯла  группа  немецких  двухмоторных
истребителей,  штук  сорок  одномоторных  машин атаковали в лоб,  а  осколки
зенитных  снарЯдов летали вокруг так густо, что по  ним можно  было ступать.
’олько  круглый идиот не  заметил  бы, что  наше ведущее подразделение резко
отклонилось  от  курса  и  что  невозможно  успешно  отбомбитьсЯ,  если   не
осуществить  повторный заход; и тем не  менее  бомбы  были  сброшены. ‘лушай
дальше. Џозже стало известно, что из всех  бомб, сброшенных пЯтью атакующими
группами, ни одна не упала ближе четырех  тысЯч футов от  назначенной  точки
прицеливаниЯ - другими словами, ближайшаЯ к  цели бомба  разорвалась почти в
миле от нее.
     Џозволь сказать, дорогаЯ,  что какой-то умник из оперативного отделениЯ
штаба крыла приготовил длЯ нас маленький сюрпризик.
     ‘амолеты соединениЯ, летевшего к  цели  впереди  нас  и несколько выше,
были оснащены пЯтисотфунтовыми кассетами с зажигательными бомбами; многие из
кассет  при  сбрасывании  раскрывались  мгновенно,   и  высыпавшиесЯ  бомбы,
взрыватели  которых  срабатывали  при  первом  же  соприкосновении  с  любым
предметом,  медленно   опускались  как  раз  перед  нами.  ђеакциЯ  у  Њерро
действительно оказалась поразительной: он мгновенно начал маневрировать.
     Ѓеда, однако, заключалась в том, что некоторые другие пилоты соединениЯ
тоже  держались   начеку  и  расходились  в   разные   стороны;  вскоре   мы
почувствовали сильный толчок и понЯли, что попали  в спутные струи воздушных
винтов впереди летЯщей машины.
     ‘амолет начал заваливатьсЯ вправо, и Я решил, что мы вот-вот перейдем в
штопор, •ендаун  вывалилсЯ из верхней турели, стукнулсЯ о  стенку  пилотской
кабины и растЯнулсЯ... (’ут  Я невольно  закрыл  глаза,  потому что при этих
воспоминаниЯх у менЯ  начинала кружитьсЯ голова.  ЋказатьсЯ  в спутной струе
ничуть   не  лучше,   чем   в  кильватерной   струе   кораблЯ:   возникающаЯ
турбулентность так велика, что вам кажетсЯ, будто вы угодили в ураган). ...џ
не мог разобрать, где верх, где  низ. Џравда, Њерроу  сумел быстро выровнЯть
машину,  но спутнаЯ струЯ швырнула нас прЯмо в  массу зажигалок, густую, как
стаЯ скворцов.
     џ слышал, как Њерроу крикнул  Њаксу Ѓрандту,  чтобы  тот сбросил бомбы.
Њакс,  конечно, дернул рычаг  бомбосбрасывателЯ, что и Явилось  в  тот  день
вкладом  нашего экипажа в так называемое прицельное бомбометание  с  больших
высот,  или  бомбометание  по  точечной цели.  ’очка-то  оказалась  довольно
большой!
     џ выглЯнул в правое окно и увидел на передней кромке крыла, почти рЯдом
с третьей гондолой, разгорающеесЯ, словно головка спички, пламЯ.
     ‘легка ударив Њерроу по плечу, Я показал в окно.
     Џока Њерроу  поворачивалсЯ, пока тЯнулсЯ, чтобы взглЯнуть,  из третьего
мотора  показалась зловещаЯ  струЯ густого черного  дыма.  “ менЯ  в  голове
билась лишь одна мысль: Ѓреддок! Ќи о чем другом Я не мог думать.
     •ендаун  как-то  умудрилсЯ встать,  включилсЯ  во внутренний телефон  и
прорычал мне:
     - †алюзи обтекателЯ!
     - Џодожди, подожди!  - крикнул Њерроу. Ћн хотел сначала увеличить число
оборотов  третьего  двигателЯ  и  попыталсЯ  сбить  пламЯ.  Ћдновременно  он
прибавил скорость, чтобы догнать группу и пристроитьсЯ к ней, ибо  на  свете
нет ничего более одинокого, чем отбившийсЯ от своих самолет. Ќас с •ендауном
прЯмо-таки  поразило самообладание  Њерроу.  Ђ  Я  в  ту  минуту врЯд  ли бы
вспомнил даже собственное имЯ.
     Ѓазз увеличил число  оборотов,  но  это не  помогло, он кивнул мне, и Я
закрыл жалюзи обтекателЯ -  это все равно что закрыть дымовую заслонку печи.
џ действовал  автоматически,  подстегиваемый рычанием Ќега.  Њерроу перекрыл
кран  подачи топлива к третьему  двигателю,  чтобы  лишить  пламЯ  пищи. „ым
поредел, но не исчез.
     Њне казалось, „эф, что сердце у менЯ колотитсЯ вдвое быстрее обычного и
выстукивает одно и то же: Ѓреддок-Ѓреддок-Ѓреддок-Ѓреддок-Ѓреддок...
     - ‚ключите кран своего огнетушителЯ, - посоветовал •ендаун.
     ’ы знаешь,  Я  не мог  оторвать глаз от огнЯ  -  так,  наверно, сидЯт в
зимний вечер у камина и завороженно смотрЯт на танцующие Языки пламени.
     - ‹ейтенант Ѓоу-у-мен! - как бы пропел •ендаун.
     ’олько тогда до менЯ дошел  смысл его слов, и Я,  мысленно обозвав себЯ
болваном, быстро схватилсЯ за кран.
     - ‹адно, - сказал Њерроу, - пусти тушитель, будь он проклЯт!
     џ  потЯнул  за  кран, и  огонь  погас.  џ чувствовал  себЯ так,  словно
совершил нечто важное или блеснул своей находчивостью. €ли знал заранее, что
ты будешь гордитьсЯ мною, „эф.
     Њерроу помешал мне умилЯтьсЯ самим собой.
     - •орошо, - сказал он, - зафлюгируй винт.
     Љ тому времени  Я уже почти полностью пришел в себЯ, выключил регулЯтор
состава  смеси третьего двигателЯ, расположенный  над секторами газа, быстро
перевел  на центральном  пульте  управлениЯ  маленький  рычажок, похожий  на
металлический электровыключатель (этот рычажок закрывал  подкачивающий насос
третьего  мотора),  потом протЯнул руку над указателем  крена  и  поворота и
старательно,  не  торопЯсь,  но  с  силой  нажал  кнопку установки  винта во
флюгерное положение.
     ‚озможно, „эф,  все это покажетсЯ  тебе пустЯком, но  мне-то  тогда  не
казалось. ‘ердце у менЯ  выстукивало: Ѓред-Ѓред-Ѓред-Ѓред, вокруг щетинилось
миллиардов шесть переключателей,  кнопок, рычагов, а Я нашел нужный  рычаг и
нужный переключатель и нажал нужную кнопку. ќто было совсем неплохо.
     ’еперь,  когда  кризис  миновал, пламЯ было потушено, а воздух свободно
обтекал застывший винт, туман у менЯ в голове рассеЯлсЯ, и Я стал соображать
с поразительной быстротой и отчетливостью...
     Ћчень Ясно Я припомнил: в течение тех нескольких минут, что Я работал с
•ендауном -  по моей  инициативе  мы  занЯлись переливкой  топлива  из  бака
выключенного двигателЯ, - менЯ не беспокоили  никакие  посторонние  мысли, Я
весь был поглощен делом.  ЃлагодарЯ твердой руке Њерроу мы и на трех моторах
держали свое место в боевом порЯдке так  уверенно,  словно  нас свЯзывали  с
группой стойки, болты и заклепки.  Љогда мы опустились тысЯч до  двенадцати,
Њерроу стащил с  себЯ маску и взглЯнул на  менЯ,  как  бы говорЯ: "’ы, олух,
конечно, думал, что с нами все кончено, но Я спас вас".
     џ  продолжал  размышлЯть.  "’ело" могло  получить повреждение.  ‘амолет
Њерроу был  уЯзвим,  как  и  все  остальные. € тут  Я ощутил  тошноту. ђешив
несколько размЯтьсЯ, Я сказал, что пойду в уборную, отстегнулсЯ и направилсЯ
в хвост самолета.  ‚ радиоотсеке Ѓатчер  ‹емб  делал вид, что  никакой войны
нет; он снЯл маску, согнулсЯ над приставным столиком и на бланке формы номер
один писал матери письмо...
     - Ћ чем ты думаешь? - спросила „эфни.
     џ думал о том, что в конце концов "’ело" вовсе не такое уж неуЯзвимое.
     -  Ќи о  чем.  џ  думаю, что  Њерроу  не маг. Ђ ведь, пожалуй, раньше Я
считал его волшебником.

        3

     - € все же, - продолжал Я, - он вырос в моем мнении.
     џ  сказал  „эфни, что  Њерроу  выглЯдел  просто  великолепным  в  своем
хладнокровии  и что  нельзЯ  не вохищатьсЯ его умением  принимать  в сложной
обстановке единственно правильное решение. џ же  в  критические минуты терЯл
всЯкое представление о  времени  и ошеломленно взирал на происходЯщее,  пока
вновь  не наступало просветление и не возвращалась способность  действовать,
причем  у  Њерроу  и, очевидно,  у  Ќега  •ндауна  этот  переход  совершалсЯ
мгновенно. џ сказал „эфни, что  останусь  плохим солдатом,  пока не  научусь
брать  себЯ в руки так  же быстро, хотЯ понимал, что  это  не  зависит ни от
моего желаниЯ,  ни от  самовнушениЯ, сколько  бы Я ни заклинал  самого себЯ,
будто становлюсь все храбрее и храбрее.
     -  Ќа следующий день после  пожара, -  продолжал Я,  -  Њерроу дал  мне
понЯть, как можно этого добитьсЯ.
     ‚ тот  день боевого  вылета  не  предполагалось,  но Њерроу  чуть  свет
отправилсЯ в штаб  и  получил разрешение  воспользоватьсЯ  самолетом  "Ѓетти
ѓрейбл", поскольку на  нашей машине менЯлсЯ неисправный двигатель; он собрал
экипаж, поднЯл  нас на такую  высоту, что  нам  пришлось надеть  кислородные
маски,  и устроил учебную тревогу на тему: "‚оспламенилсЯ мотор номер один".
Њерроу  повторил  все,   что   случилось   накануне,  затем   несколько  раз
прорепетировал с нами порЯдок действий, если вновь произойдет нечто похожее.
Ћн давал нам вводные о  возникновении пожара  то в одном,  то в другом месте
самолета, и мы практиковались в тушении огнЯ.
     ’олько  так,  по  мнению  Ѓазза,  можно  было  закалить  людей.  Ћн  не
представлЯл себе опасность  в виде чего-то целого и неделимого, как монолит;
подлиннаЯ опасность складывалась из больших и малых  неприЯтностей,  которые
уже  случались и могли  случитьсЯ в будущем, и секрет  его  внутренней  силы
заключалсЯ в том, что  он предвидел их и старалсЯ предупредить - постепенно,
одну  за другой. Њне вдруг пришло в голову, что Њерроу отбивал  от Ћпасности
небольшие  осколки,  складывал  в  изолированные отсеки  и времЯ от  времени
извлекал, чтобы очистить от пыли. Ќаверно, он много раз разбирал в уме любые
возможности поломки,  мелкие и крупные, пока не приучил себЯ инстинктивно их
предвосхищать.  Љазалось,  в  летном  деле   длЯ  него  не  осталось  ничего
неожиданного  или неизвестного,  и когда  происходила какаЯ-то неприЯтность,
она не представлЯла длЯ него непреодолимую стену, перед которой в бессилии и
страхе цепенеет ум. Ћн встречал эту неприЯтность,  как нечто давно знакомое,
она вызывала у него вполне реальные представлениЯ о  возможных последствиЯх,
о средствах устранениЯ и предупреждениЯ, о необходимых контрмерах.
     ‚се это Я рассказывал „эфни, но понимал и еще кое-что, о чем не говорил
ей,  -  в  той  войне,  какую  вели  мы,  от  человека требовалась  поистине
безграничнаЯ стойкость.  ‚начале неведение с успехом заменЯло  нам  силу. ‚о
времЯ первых боевых вылетов мы держались мужественно и твердо, потому что не
понимали, что представлЯет собой опасность. Ќо постепенно, уЯснЯЯ, как  надо
предупреждать  возникшую угрозу или боротьсЯ с ней, какой бы характер она ни
носила, мы быстро усваивали и то, что всех  опасностей все равно не избежать
- опыт подсказывает,  что стоит  устранить одну, как  поЯвлЯетсЯ другаЯ. Ћни
словно соревновались  между  собой,  а ставкой была  наша жизнь,  и,  должен
признать,  именно  у  Њерроу  Я  научилсЯ  интуитивно  отражать  возникающую
опасность, что и помогло мне - какаЯ ирониЯ судьбы! - пережить его.

        4

     Џотом  Я  заговорил о  том,  как  часто мы допускаем оплошности  и даже
серьезные  ошибки  и к чему  они  приводЯт, когда под вами двадцать с лишним
футов и ваши  бомбы, предназначенные длЯ какого-нибудь важного промышленного
центра противника,  падают  не на него, а на жилые дома. Љраешком  сознаниЯ,
вероЯтно, Я все  еще помнил  про  беднЯгу  отца  „эфни,  заколоченные окна и
пустые коробки домов, которые  мы  видели  в  то  утро,  во времЯ  поездки в
автобусе. џ прЯмо заЯвил,  что мне все больше  претит убийство. Џлохо, когда
мы  убивали  немцев, но  еще  хуже,  когда  убивали  французов,  бельгийцев,
голландцев. џ сказал,  что менЯ воспитывали в умеренно буржуазной строгости,
что  мои  родители были  добрыми  людьми, хотЯ  и  не  до приторности, и что
природа   наделила   менЯ   довольно    общительным    характером    и   той
добропорЯдочностью, которой обладали до службы в армии многие наши офицеры и
солдаты.  ‚ армии,  где нет  ничего  свЯтого,  где  поощрЯютсЯ  жестокость и
распущенность, а  человеколюбие и нравственность ценЯтсЯ не  дороже куриного
помета,  Я  довольно  легко  отказалсЯ от  многого из  того,  что  именуетсЯ
порЯдочностью,  постоЯнно  прибегал,  как  и  мои  приЯтели,  к  нецензурным
словечкам и выражениЯм,  пьЯнствовал,  развратничал и любой  ценой добивалсЯ
удовлетворениЯ своих  прихотей. Ќо оставалось кое-что такое, чего Я  не  мог
переступить, как бы менЯ ни толкали обстоЯтельства, прежде всего - убийство.
—его проще - жить с друзьЯми и не мешать  им  жить; куда сложнее -  убивать,
даже врагов, чтобы жить  самому. џ начинал войну без особой уверенности, что
немцы действительно  представлЯют  какую-то угрозу длЯ  менЯ или  длЯ  моего
образа жизни; Я  переслушал  об этом  великое множество  разговоров, читал в
газетах, но ни тогда, ни  теперь  не верил в  реальность  такой угрозы, даже
после  того, как увидел  утром  руины ‹ондона.  ‘воими  мыслЯми  Я попыталсЯ
поделитьсЯ с „эфни.
     -  ‘частливчик,  -  сказала она,  снова  поглаживаЯ  менЯ  по лицу;  на
какое-то  мгновение этот  массаж  показалсЯ  мне  чем-то вроде  тех  дешевых
лекций,  что часто  устраивались  в  наших  ‚‚‘ длЯ  политической  обработки
личного  состава,  ну,  и длЯ  того, разумеетсЯ,  чтобы рассеЯть личные  мои
сомнениЯ;  „эфни,   как  англичанка,  потерЯвшаЯ  по   вине  немцев  отца  и
возлюбленного, тоже  была заинтересована  в  том, чтобы укрепить мой высокий
боевой дух.
     - ќто почему же счастливчик? - грубо спросил Я.
     - Џотому, что ты не такой, как некоторые другие.
     ‚незапно мне захотелось немножко поссоритьсЯ.
     - —ерт побери, что, собственно, ты хочешь сказать?
     - Љое-кто из них воспринЯл войну как разрешение.
     - “ж не на охоту ли? - џ пыталсЯ иронизировать.
     - ‚от именно, - спокойно ответила  „эфни. - ‚ойна длЯ них легализует  и
даже облагораживает все, что бы они ни делали.
     - Љто это "они"?
     - Ќу, уж  Я-то их знаю. џ сделала ошибку, влюбившись в одного из них. -
Ћна перестала гладить менЯ по лицу.
     - „а ну  же, „эф! - попросил Я; ее пальцы снова  пришли в движение, и Я
понЯл, что  их теплое прикоснование  гораздо важнее длЯ менЯ, чем все земные
беды. џ потерЯл  интерес к разговору,  прижалсЯ головой  к  упругому  животу
„эфни и чуть не прослушал то, что она сказала дальше.
     - ’ы должен бы знать одного из них.
     Љонечно, она  имела в виду Њерроу. ’ак моЯ „эфни, уже составив мнение о
моем  командире, броси