        ’омас ѓарди. ‚озвращение на родину


----------------------------------------------------------------------------
     ЃЃЉ 84. 4‚л
     ѓ20
     Џеревод Ћ.•олмской
     ѓарди ’омас. €збранные произведениЯ. ‚ 3-х т. ’. 1
     Њ., "•удожественнаЯ литература", 1989
     OCR Ѓычков Њ.Ќ. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------

        ђЋЊЂЌ


        ‚‘’“Џ‹…Ќ€…

     „ата,  к  которой  следует  отнести  описанные   здесь   событиЯ,   это
десЯтилетие между  1840  и  1850  годами.  ‚  это  времЯ  старинный  курорт,
названный здесь Ѓедмутом,  сохранЯл  еще  отблески  того  ореола  весельЯ  и
аристократизма, которым был осенен в георгианскую эпоху, и мог  безраздельно
пленить романтическую  душу  и  пылкое  воображение  одинокой  обитательницы
каких-нибудь более далеких от берега и глухих местностей.
     Џод общим именем ќгдонской пустоши, которое мы придали сумрачному краю,
где разыгрываетсЯ действие романа, объединено не меньше десЯтка подобных  же
вересковых пустошей, носЯщих разные названиЯ;  они  действительно  едины  по
характеру  и  виду,  хотЯ  их  первоначальное  единство   сейчас   несколько
замаскировано вторжением полос и клиньев с разным успехом возделанной  земли
или лесных насаждений.
     ЏриЯтно помечтать о том, что  где-то  на  этом  обширном  пространстве,
юго-западнаЯ четверть которого здесь  описана,  находитсЯ  и  та  вересковаЯ
степь, по которой некогда блуждал легендарный король “эссекса - ‹ир.

        ’. ѓ.

     €юль 1895 года

     Џостскриптум

     —тобы  уберечь  от  разочарованиЯ  любителей   посещать   помЯнутые   в
литературе места, считаю нужным добавить, что, хотЯ  действие  происходит  в
центральной и наиболее уединенной части  всех  этих  пустошей,  слитых,  как
сказано выше, в одну, некоторые топографические особенности, подобные  здесь
описанным, встречаютсЯ в действительности по ее краю, за много миль к западу
от центра. „а и  в  других  случаЯх  мы  нередко  сближали  разбросанные  по
значительному пространству черты.
     ‚ ответ на многочисленные вопросы упомЯну  также,  что  имЯ  героини  -
ћстасиЯ - было именем жившей в  царствование  ѓенриха  IV  владелицы  мэнора
Ћуэр-Њонь, к каковому приходу относилась и часть той  местности,  котораЯ  в
романе описана как ќгдонскаЯ пустошь.
     ‚первые этот роман был опубликован в трех томах в 1878 году.

        ’. ѓ.

     Ђпрель 1912 года

        ЉЌ€ѓЂ Џ…ђ‚Ђџ

        ’ђ€ †…Ќ™€Ќ›

        ѓ‹Ђ‚Ђ I
                ‹€–Ћ, ЌЂ ЉЋ’ЋђЋЊ ‚ђ…Њџ Ћ‘’Ђ‚‹џ…’ ЊЂ‹Ћ ‘‹…„Ћ‚

     ЌоЯбрьский  день  близилсЯ  к   сумеркам,   и   обширное   пространство
неогороженной и поросшей вереском и дроком земли,  известное  под  названием
ќгдонской пустоши, с каждой  минутой  становилось  все  темнее.  ‚ысоко  над
головой легкие беловатые облака сплошь закрывали небо, словно  шатер,  полом
которого была всЯ бескрайнЯЯ вересковаЯ степь.
     Ќебо, затЯнутое этим бледным пологом,  и  землЯ,  одетаЯ  более  темной
растительностью, разделЯлись на горизонте резкой  пограничной  чертой.  €  в
силу  этого   контраста   вересковаЯ   степь   казалась   достоЯнием   ночи,
водворившейсЯ здесь еще раньше, чем наступил ее астрономический  час;  здесь
внизу, уже сгущалсЯ ночной сумрак, тогда как в небе  еще  невозбранно  царил
день. ЏоглЯдев вверх,  поселЯнин,  занЯтый  резкой  дрока,  склонен  был  бы
продолжать работу; поглЯдев вниз, он  решил  бы,  что  пора  увЯзывать  свою
вЯзанку и идти домой. „альние закраины земли  и  небосвода,  казалось,  были
разделом во  времени  не  менее,  чем  разделом  в  мире  вещественном.  ‹ик
вересковой пустоши одной своей окраской мог на полчаса приблизить  вечер;  и
точно так же он властен был  отдалить  рассвет,  опечалить  полдень,  загодЯ
подать весть о едва лишь зарождающихсЯ  грозах  и  непроглЯдность  безлунной
ночи обратить в нечто вызывающее жуть и трепет.
     €менно этот переломный час перед нисхождением в ночную темь  был  часом
торжества ќгдонской  пустоши,  когда  она  облекалась  в  особую,  одной  ей
присущую красоту - и тот, кто не видал ее в это времЯ, не может  утверждать,
что сколько-нибудь ее понЯл. …е  лучше  чувствуешь,  когда  она  не  слишком
отчетливо видна; в сумерки и перед рассветом  она  сильнее  воздействует  на
человека и свободнее раскрывает себЯ; тогда и только тогда она расскажет вам
свою подлинную повесть. Ћб ќгдонской степи по справедливости можно  было  бы
сказать, что она в близком родстве с ночью; и при первом же приближении ночи
Ясно проЯвлЯлось их взаимное тЯготение. ‚се это тусклое пространство, с  его
буграми и впадинами, словно вздымалось и дружественно  тЯнулось  к  вечерней
мгле; вереск источал темноту так же быстро, как небеса  ее  ронЯли.  €  мрак
воздуха, и мрак земли сливались в угрюмом братанье, встречаЯ друг  друга  на
полпути.
     ‚ этот час  ќгдон  вдруг  оживал,  исполнЯЯсь  чуткого,  настороженного
вниманьЯ. Љогда все остальное никло и  клонилось  в  сон,  вересковаЯ  степь
словно  бы  пробуждалась  и  начинала   прислушиватьсЯ.   Љаждую   ночь   ее
таинственнаЯ ширь, казалось, чего-то ждала; но уже столько веков  ждала  она
все так же безучастно  среди  всех  свершавшихсЯ  в  мире  переворотов,  что
поневоле думалось: она ждет единственного последнего переворота -  конечного
уничтожениЯ.
     ’е,  что  любЯт  ее,  всегда  вспоминают  о  ней  с  чувством  какой-то
умиротворЯющей внутренней близости. “лыбчивые долины, цветущие полЯ и полные
плодов сады не вызывают такого чувства,  ибо  согласуютсЯ  только  с  жизнью
более счастливой  и  более  окрыленной  надеждами,  чем  наша  нынешнЯЯ.  €з
сочетаниЯ сумерек и ландшафта ќгдонской степи возникал  образ  торжественный
без  суровости,  выразительный  без  показной  Яркости,  властный  в   своем
спокойствии, величавый в своей простоте.  ’е  же  свойства,  которые  фасаду
тюрьмы нередко придают достоинство, какого мы не  находим  в  фасаде  дворца
вдвое большего по размеру, сообщали этой вересковой пустоши величие,  чуждое
прославленным своей живописностью местам. ‘меющиесЯ  пейзажи  хороши,  когда
жизнь нам улыбаетсЯ, но что,  если  она  нерадостна?  ‹юди  гораздо  больнее
страдают от насмешки слишком веселого длЯ их мыслей окружениЯ, чем от  гнета
чрезмерно унылых окрестностей. Њрачный ќгдон обращалсЯ  к  более  тонкому  и
реже встречающемусЯ чутью, к  эмоциЯм,  усвоенным  позже,  чем  те,  которые
откликаютсЯ  на  общепризнанные  виды   красоты,   на   то,   что   называют
очаровательным и прелестным.
     „а и кто знает, не идет ли уже к закату безраздельное господство  этого
традиционного  вида  красоты?  Ќе  будет   ли   новой   ’емпейской   долиной
какаЯ-нибудь безлюднаЯ пустынЯ в дальних краЯх ‘евера? Њы все  чаще  находим
нечто родственное себе в картинах природы,  отмеченных  угрюмостью,  котораЯ
отталкивала людей, когда род человеческий был юным. €,  может  быть,  близко
времЯ, если оно еще не наступило, когда  только  сдержанное  величие  степи,
морЯ или горного крЯжа будет вполне гармонировать с душевным строем наиболее
мыслЯщих из нас. ’ак что в конце концов  даже  длЯ  рЯдового  туриста  такие
места, как €сландиЯ, станут тем, чем длЯ него сейчас ЯвлЯютсЯ виноградники и
миртовые сады ћжной …вропы,  и  он  будет  равнодушно  оставлЯть  в  стороне
ѓейдельберг и Ѓадей на своем пути от  альпийских  вершин  к  песчаным  дюнам
‘хевепингена.
     ‘амый строгий аскет мог  бы  со  спокойной  совестью  прогуливатьсЯ  по
ќгдонской пустоши; открываЯ душу таким влиЯниЯм, он оставалсЯ бы в  пределах
законных длЯ него удовольствий. €бо  краски  столь  приглушенные  и  красоты
столь смиренные, бесспорно, принадлежат каждому по праву рождениЯ. ’олько  в
самые солнечные летние дни ќгдон озарЯлсЯ каким-то слабым подобием  весельЯ.
‘ила была и ему доступна, но источником этой силы бывал не блеск, а  сумрак;
и высшей своей точки она достигала  во  времЯ  зимних  бурь,  среди  тьмы  и
туманов. ’огда ќгдон  одушевлЯлсЯ  ответным  чувством,  ибо  бурЯ  была  его
возлюбленной и ветер его другом. ’огда его населЯли странные призраки; и  мы
вдруг узнавали в нем прообраз  тех  диких  областей  мрака,  которые  смутно
ощущаем вокруг себЯ в полночных снах, где все грозит гибелью и  понуждает  к
бегству. Џроснувшись, мы уже никогда о них не думаем,  пока  такое  зрелище,
как зимний ќгдон, не воскресит их в памЯти.
     Ќо сейчас, в осеннюю пору, ќгдонскаЯ пустошь казалась вполне  созвучной
человеку. ‚ ней не было ничего мертвенного,  отпугивающего,  уродливого,  не
было  и  ничего  банального,  вЯлого,  обыденного;  она  была  как  человек,
несправедливо обиженный и терпеливо сносЯщий пренебрежение; и вместе  с  тем
какаЯ-то грандиозность и таинственность была в ее смуглом однообразии. € так
же, как человек, слишком долго живший вдали от  людей,  она  несла  на  себе
печать отъединениЯ. “ нее  было  одинокое  лицо,  говорившее  о  трагических
возможностЯх.
     ќтот заброшенный, безвестный, темный край упоминаетсЯ в Љниге ‘трашного
суда. Ћн описан там как дикаЯ степь, поросшаЯ вереском, дроком и терновником
-"ЃруариЯ". „альше даетсЯ ее длина и ширина в лигах, и хотЯ точнаЯ  величина
этой старинной меры  не  установлена,  все  же  из  приведенных  цифр  можно
заключить, что площадь ќгдона за  все  это  времЯ  не  намного  сократилась.
"’урбариЯ ЃруариЯ" - термин,  означающий  право  резать  вересковый  торф  -
встречаетсЯ в хартиЯх, относЯщихсЯ к тамошнему округу. "‡аросшаЯ вереском  и
мхом" - говорит ‹еланд об этой пустынной полосе земли.
     ќто  уже  Ясные  указаниЯ  на  характер  ее  тогдашнего   ландшафта   -
достоверные  свидетельства,  способные  удовлетворить  исследователЯ.  Љаков
ќгдон сейчас, таким  он  был  всегда  -  непокорным  и  отверженным  изгоем.
–ивилизациЯ была его врагом; и  с  тех  самых  пор,  как  на  земле  впервые
поЯвилась растительность, он всегда носил одну и ту же древнюю  коричневатую
одежду,  естественный  и  неизменный   покров   определенной   геологической
формации. ‚ его верности этому единственному одеЯнию как бы заключена сатира
на человеческую склонность тщеславитьсЯ своими нарЯдами. Ќа этих  вересковых
склонах человек в платье современного покроЯ и расцветки выглЯдит странно  и
нелепо. ’ам, где одежда земли так первобытна, и человека  хочетсЯ  видеть  в
самых древних и простых одеждах.
     ‚ этот промежуток между дном и ночью  особенно  хорошо  было  посидеть,
прислонЯсь  к  терновому  пню,  в  широкой  котловине,  занимающей  середину
ќгдонской пустоши. Ћтсюда взглЯд  не  проникал  дальше  замыкающих  кругозор
гребней и скатов, и мысль, что все вокруг  и  под  ногами  с  доисторических
времен оставалось столь же  неизменным,  как  звезды  над  головой,  служила
своего рода  балластом  длЯ  сознаниЯ,  расколебленного  волнами  перемен  и
натиском неугомонной новизны. ‚ этой от  века  нетронутой  земле  чувствуешь
такое постоЯнство и такую древность, на какую даже море не может  притЯзать.
‚ самом деле, можно ли  о  каком-нибудь  отдельном  море  сказать,  что  оно
древнее? ‘олнце испарЯло его, луна месила его, как тесто, оно обновлЯлось  с
каждым годом, с каждым днем, даже  с  каждым  часом.  ЊорЯ  сменЯлись,  полЯ
сменЯлись, реки, деревни, люди сменЯлись, но ќгдон пребывал. …го  горы  были
не настолько круты, чтобы подвергатьсЯ выветриванию, его низины не настолько
плоски, чтобы на них могли  отлагатьсЯ  паводочные  наносы.  ‡а  исключением
старой проезжей дороги и еще более старого кургана, о которых еще будет речь
и  которые   за   долговременное   свое   существование   сами   словно   бы
откристаллизовались и стали продуктом природы, все  прочие,  даже  небольшие
неровности почвы, были произведены здесь не киркой,  плугом  или  лопатой  и
возникли не на памЯти  людской,  но  сохранЯлись  издревле  как  доподлинные
отпечатки пальцев последнего геологического переворота.
     “помЯнутаЯ проезжаЯ  дорога  пересекала  сравнительно  низменную  часть
ќгдона от одного краЯ горизонта до другого.  Њестами  она  накладывалась  на
старинный проселок, отходивший где-то невдалеке от ‚еликого  западного  пути
римлЯн, известного в истории как ‚иа-€кениана, или  Ђйкенилд-стрйт.  „обавим
еще, что в тот вечер, о котором пойдет рассказ, хотЯ  сумрак  и  стирал  уже
менее резкие черты эгдонского ландшафта,  белаЯ  лента  дороги  была  видима
почти так же Ясно, как днем.

        ѓ‹Ђ‚Ђ II
                ЌЂ ‘–…Ќ… ЏЋџ‚‹џ…’‘џ —…‹Ћ‚…Љ € ‘ Ќ€Њ ’ђ…‚Ћѓ€

     Џо дороге шел старик - белоголовый, как гора, согбенный в плечах и весь
какой-то поблекший. Ќа нем была клеенчатаЯ шлЯпа, старый бушлат с ЯкорЯми на
медных  пуговицах,  башмаки.  ‚  руке  он   держал   трость   с   серебрЯным
набалдашником, которой пользовалсЯ, как настоЯщей третьей ногой,  на  каждом
шагу тыча ею в землю, так что позади оставалсЯ  частый  пунктирный  след.  ‘
первого же взглЯда всЯкий признал бы в нем бывшего морского офицера.
     Џеред ним простиралась длиннаЯ томительнаЯ  дорога,  сухаЯ,  безлюднаЯ,
белаЯ. Ћна ничем не отделЯлась по бокам от  примыкающего  к  ней  вереска  и
прорезала всю эту обширную темную равнину, как узкий пробор на  черноволосой
голове, сужаЯсь постепенно и чуть загибаЯсь к далекому горизонту.
     ‘тарик часто всматривалсЯ в даль, как бы  измерЯЯ  расстоЯние,  которое
ему еще предстоЯло пройти. Џод конец он различил далеко  впереди  движущуюсЯ
точку, - очевидно, какой-то экипаж, ехавший в том  же  направлении,  куда  и
старик держал свой путь. ’о был единственный атом жизни во всей этой темной,
немой степи и только подчеркивал ее пустынность.  Ћн  двигалсЯ  медленно,  и
старик мало-помалу нагонЯл его.
     Џриблизившись, он увидел, что это фургон,  обыкновенный  но  форме,  но
совершенно необычный по цвету, так как весь он был зловеще-красный.  ‚озница
шел рЯдом, и он тоже, как и его фургон, весь был красный с  головы  до  ног.
Ћдна и та же густаЯ краснота без всЯкой разницы  в  оттенках  покрывала  его
одежду, шапку на голове, башмаки, лицо и руки.  €  это  была  не  случайнаЯ,
временно наложеннаЯ окраска - он был ею пропитан.
     ‘тарик понЯл, что это  значит.  Џеред  ним  был  охрЯник  -  разъездной
торговец, снабжавший окрестных фермеров охрой  длЯ  их  овец.  Џредставители
этой быстро вымирающей в “эссексе профессии занимают в современном  сельском
мире такое же место, какое  за  последнее  столетие  дронт  занимал  в  мире
животном. ‹юбопытное и сейчас уже почти утерЯнное  звено  между  отживающими
формами быта и теми, что приходЯт им на смену.
     „рЯхлый морЯк наконец поравнЯлсЯ с ним и поздоровалсЯ. ЋхрЯник повернул
голову и отвечал ему тем же, но как-то рассеЯнно и невесело. Ћн  был  молод,
и, как ни портила его страннаЯ окраска, все  же,  вглЯдевшись  в  его  лицо,
никто бы не усомнилсЯ, что в естественном своем виде оно было красиво. ѓлаза
его, так странно высматривавшие из багровой маски, сами по себе  были  очень
хороши - пронзительные, как у хищной птицы, и синие, как осенний  туман.  Ћн
не носил ни усов, ни бороды, и ничто не скрывало мЯгких очертаний его рта  и
подбородка. ѓубы у него были тонкие и сейчас  крепко  сжатые,  словно  он  о
чем-то неотступно думал, но в уголках иногда  шевелилась  затаеннаЯ  улыбка.
Ћдет он был в плотно облегающий плисовый костюм хорошего покроЯ и  отличного
качества, не слишком поношенный, хотЯ и утративший свой первоначальный  цвет
от постоЯнного соприкосновениЯ с краской. ќта удобнаЯ  длЯ  работы  и  ловко
сидЯщаЯ одежда выгодно оттенЯла его статную фигуру. „а и вообще что-то в его
манерах и облике говорило о благосостоЯнии, - очевидно, длЯ своего положениЯ
он был далеко не беден. €, глЯдЯ  на  него,  всЯкий  невольно  задавал  себе
вопрос: зачем же было этому  столь  одаренному  природой  существу  избирать
занЯтие, при котором все его внешние достоинства оставались скрытыми?
     Ћтветив на приветствие старика, он не обнаружил  склонности  продолжать
разговор, и хотЯ старший путник не отставал, видимо, наскучив  одиночеством,
оба теперь шли молча. Љругом нависла тишина - слышен был только свист  ветра
над рыжеватой травЯнистой порослью, скрип колес на дороге, шорох шагов обоих
путников да топот копыт двух косматых лошадок,  тащивших  фургон.  ќто  были
низкорослые выносливые лошадки, помесь галовейской и экзетерской пород  -  в
наших краЯх их называют вересковыми стригунами.
     ‚ремЯ от времени охрЯник покидал своего спутника и,  зайдЯ  за  фургон,
заглЯдывал внутрь через маленькое оконце. ‚ид у него  всегда  был  при  этом
тревожный  и  озабоченный.  Џотом  он  возвращалсЯ  к  старику,  тот   делал
какое-нибудь замечание о погоде или состоЯнии пустоши, охрЯник  отвечал  все
так же рассеЯнно, и снова оба умолкали.  Ћни  не  испытывали  неловкости  от
этого молчаниЯ; в таких пустынных местах случаетсЯ, что путники после первых
приветствий проходЯт бок о бок целые мили, не обмениваЯсь ни словом; простое
соседство длЯ них равносильно безмолвному разговору,  потому  что  соседство
это не вынужденное, как то часто бывает в городах: ему в любой момент  может
быть положен конец, и обоюднаЯ готовность его сохранить  уже  сама  по  себе
есть общение.
     ќти двое, возможно, так и не заговорили бы до самого расставаньЯ,  если
бы охрЯник не наведывалсЯ так часто в свой фургон.  Љогда  он  в  пЯтый  раз
вернулсЯ к старику, тот спросил:
     - “ вас там еще что-то есть, кроме товара?
     - „а.
     - Љто-то, за кем нужно присматривать?
     - „а.
     Ќевдолге  после  этого  из  фургона  послышалсЯ  слабый  крик.  ЋхрЯник
поспешил к оконцу, заглЯнул и отошел.
     - ђебенок у вас там, что ли?
     - Ќет, сэр. †енщина.
     - ‚он что! —его же это она кричит?
     - „а, видите, заснула она, а к  езде  непривычнаЯ,  так  и  сон  у  нее
беспокойный. Џриснилось, наверно, что-нибудь.
     - ЊолодаЯ она?
     - „а. ЊолодаЯ.
     - ‘орок лет назад менЯ бы это заинтересовало. Њожет, она ваша жена?
     - †ена! - с горечью сказал охрЯник. - Ќет, она не длЯ таких, как Я.  Ќо
Я не вижу, почему Я должен вам про это рассказывать.
     - ‚ерно. Ќо почему бы и нет? —то Я плохого могу сделать вам или ей?
     ЋхрЯник долгим взглЯдом посмотрел в лицо старику.
     - —то ж, сэр, - сказал он наконец, - - Я, правда,  знал  ее  и  раньше,
хоть, может, лучше было бы не знать. Ќо она мне никто, и Я ей никто,  и  она
не была бы в моем фургоне, кабы там нашелсЯ длЯ нее экипаж получше.
     - ѓде это, можно спросить?
     - ‚ ќнглбери.
     - Ђ, Я хорошо знаю этот городок. —то она там делала?
     - „а ничего такого, чтобы нам ее пересуживать. ‚ общем, устала  она  до
смерти, да и нездоровитсЯ ей, от этого  она  такаЯ  беспокойнаЯ.  —ас  назад
задремала, авось теперь ей полегчает.
     - € красиваЯ девушка, наверно?
     - Џожалуй, что и красиваЯ.
     ‘тарик с любопытством поглЯдел на оконце и, не отрываЯ  от  него  глаз,
спросил:
     - Њожно мне взглЯнуть?
     - Ќет, - коротко ответил охрЯник.  -  “же  темнеет,  вы  все  равно  не
увидите, да, кроме того, Я и права не имею вам разрешать. ‘ейчас она,  слава
богу, крепко спит, - хорошо бы, до самого дома не проснулась.
     - „а кто она такаЯ? €з местных кто-нибудь?
     - Ќе важно кто, сэр, простите.
     - “ж не та ли девушка из Ѓлумс-ќнда, о которой у нас в последнее  времЯ
столько говорили? …сли так, то Я ее знаю и догадываюсь, что случилось.
     - € это тоже не важно... €звините,  сэр,  боюсь,  теперь  нам  придетсЯ
расстатьсЯ. Њои лошадки притомились, а ехать еще далеко, хочу дать им  часок
отдохнуть вон под тем пригорком.
     ‘тарший путник равнодушно кивнул, и охрЯник завернул лошадей и фургон в
сторону от дороги, пожелав старику доброй ночи. ’от  ответил  ему  таким  же
пожеланьем и продолжал свой путь.
     ЋхрЯник долго смотрел ему вслед, пока фигура старика не превратилась  в
крохотное пЯтнышко и не растаЯла  в  сгущавшейсЯ  вечерней  мгле.  Џотом  он
достал сена  из  охапки,  привЯзанной  под  фургоном,  насыпал  кучку  перед
лошадьми, а остальное положил возле фургона и сам уселсЯ на  эту  подстилку,
прислонЯсь к колесу. €з фургона слышалось теперь тихое, ровное дыханье. ќто,
по-видимому, его успокоило, и он стал раздумчиво оглЯдыватьсЯ  по  сторонам,
как бы соображаЯ, какой следующий шаг ему предпринЯть.
     ‚ этот сумеречный час в эгдонских  долинах  только  так  и  можно  было
что-нибудь делать - постепенно, обдуманно, шаг за шагом, потому что в  самой
пустоши в это времЯ проЯвлЯлось что-то похожее на медлительное,  осторожное,
полное колебаний раздумье. ’аково было свойство объемлющего ее  в  этот  час
покоЯ. ќто не был абсолютный покой  неподвижности,  а  только  мнимый  покой
невероЯтно медленного движеньЯ. ‡десь была здороваЯ жизнь, внешне сходнаЯ  с
оцепенением смерти, застылость пустыни и  одновременно  такаЯ  полпота  сил,
какаЯ свойственна разве только цветущему лугу или даже лесу, - любопытнейшее
в своем роде Явление; и в тех, кто о нем думал оно порождало  ту  утонченную
внимательность, котораЯ отличает обычно людей сдержанных и осторожных.
     ‘ того места, где сидел охрЯник, открывалсЯ широкий  вид  на  уходившие
вдаль склоны - почва постепенно, уступами и грЯдами, поднималась  от  уровнЯ
дороги к нагорью в глубине пустоши. ’ут были увалы и лощины, гребни и отроги
- они громоздились один за другим, и все завершалось  высоким  холмом,  Ясно
рисовавшимсЯ на еще светлом небе. ‚зглЯд путника некоторое времЯ блуждал  по
всем этим неровностЯм и наконец остановилсЯ на самой примечательной из  них.
ќто был курган. Љруглый  и  выпуклый,  резко  отделЯЯсь  от  окружавшей  его
гладкой взлобины, он венчал собой самую высокую  и  самую  одинокую  вершину
всего нагорьЯ. •отЯ снизу, из долины, он казалсЯ всего  лишь  бородавкой  на
челе Ђтланта, действительные его размеры были довольно велики. Ћн служил как
бы полюсом и осью всего этого одетого вереском мира.
     Ћтдыхавший путник, все еще глЯдЯ на курган, заметил вдруг, что  на  его
вершине, до сих пор составлЯвшей наивысшую точку всего нагорьЯ,  возвышаетсЯ
еще что-то. ЊаленькаЯ человеческаЯ фигура  венчала  полукруглый  бугор,  как
острие шлема. € такой древностью, таким далеким прошлым веЯло здесь от всего
окружающего, что одаренный фантазией наблюдатель, пожалуй,  склонен  был  бы
увидеть в этой фигуре одного из тех кельтов, которые  возвели  этот  курган.
Љазалось, последний из их парода еще медлил там в раздумье, задержавшись  на
миг, перед тем как кануть в вечную ночь вместе со всем своим племенем.
     Ћн стоЯл там, этот неведомый человек, недвижимый, как холм у  него  под
ногами. Ќад равниной возвышалсЯ холм, над холмом - курган,  над  курганом  -
эта фигура. Ђ над ней - уже только то, что могло быть нанесено  на  небесную
карту.
     ’акую совершенную, изЯщную и необходимую  законченность  придавала  эта
фигура темному нагромождению холмов, что казалось, именно она  свЯзывает  их
очертаниЯ воедино. Ѓез нее это был бы купол без фонарЯ верхнего света, с ней
архитектурные требованиЯ были удовлетворены. ‚о  всем  этом  ландшафте  была
какаЯ-то удивительнаЯ однородность. „олина, нагорье, курган и фигура на  нем
составлЯли  неразрывное  единство.  Ћбратив  взглЯд  на  то  или  другое   в
отдельности, вы сразу понимали, что  перед  вами  не  целое,  а  всего  лишь
осколок.
     ќта  фигура  так  органично  вырастала  из  увенчанного  ею  холмистого
массива, что, шевельнись она,  это  показалось  бы  совершенно  невероЯтным.
Ќеподвижность была характернейшей чертой того стройного  целого,  в  которое
она входила как часть, и нарушение неподвижности в какой-либо из его частей,
казалось, должно было тотчас же превратить его в хаос.
     Ћднако именно это и произошло. ”игура заметно двинулась,  переместилась
в сторону на шаг  либо  два,  повернулась.  ‘ловно  чем-то  вспугнутаЯ,  она
соскользнула по правой закраине кургана, как дождеваЯ  каплЯ  по  бутону,  и
исчезла. Џри движении отчетливее обрисовались ее контуры, и стало Ясно,  что
это женщина.
     Џричина ее внезапного бегства тут же объЯснилась. …два  она  исчезла  с
правой стороны, как с левой возник на фоне неба  темный  силуэт  человека  с
ношей на плечах. Ћн поднЯлсЯ  по  склону  и  сложил  свою  ношу  на  вершине
кургана. ‡а ним поЯвилсЯ другой, третий, четвертый,  пЯтый,  и  вскоре  весь
курган был усеЯн фигурами с ношей на плечах.
     €з этой пантомимы китайских  теней  можно  было  понЯть,  что  женщина,
стоЯвшаЯ здесь раньше, не имела отношениЯ к тем, кто  занЯл  ее  место,  она
даже избегала встречи с ними, и цель у нее,  очевидно,  была  инаЯ.  Ќо  эта
исчезнувшаЯ одинокаЯ фигура больше говорила воображению, чем пришедшие ей на
смену, она казалась более интересной и значительной, как будто таила в  себе
историю, которую стоило узнать,  и  новые  пришельцы  были  тут  всего  лишь
досадной помехой. Ћднако  они  остались  и,  судЯ  по  всему,  расположились
надолго, а та, кто до сих пор была царицей одиночества, видимо, пока что  не
собиралась вернутьсЯ.

        ѓ‹Ђ‚Ђ III
                               Њ…‘’Ќ›‰ ЋЃ›—Ђ‰

     …сли бы наблюдавший все это путник находилсЯ возле самого  кургана,  он
распознал бы в этих людЯх  поселЯн  -  взрослых  мужчин  и  мальчиков  -  из
соседних деревень. Љаждый, поднимаЯсь по склону, нес четыре больших  вЯзанки
дрока - две спереди, две сзади, что  достигалось  с  помощью  двух  длинных,
положенных на плечи палок, на заостренные концы которых и были наткнуты  эти
вЯзанки. ‚се это они тащили на себе добрую четверть мили, из  дальней  части
пустоши, заросшей почти исключительно дроком.
     ‡а такими огромными вЯзанками человека даже не было видно, пока  он  не
сбрасывал ношу, - казалось, идет куст на двух ногах. „вигались они  гуськом,
в том же порЯдке, как овцы в стаде, то есть старшие и более сильные впереди,
те, что помоложе и послабее, - сзади.
     Ќаконец, все вЯзанки были сложены, и на макушке кургана - он  на  много
миль кругом был известен под прозвищем „ождевого кургана - выросла  пирамида
из дрока в  тридцать  футов  окружностью.  ’еперь  одни  готовили  спички  и
выбирали самые сухие пучки дрока, другие распутывали плети ежевики, которыми
были скреплены вЯзанки. Ђ кое-кто, пока шли эти  приготовлениЯ,  посматривал
по сторонам, озираЯ обширное пространство, открывавшеесЯ с этой высоты и уже
тонувшее во мраке. ‚ эгдонских  долинах  ничего  не  увидишь  вокруг,  кроме
угрюмого лика самой  пустоши,  -  здесь  же  кругозор  был  так  широк,  что
охватывал  и  окрестные  села,  лежавшие  за  пределами  ќгдона.  Ќичего   в
отдельности сейчас уже нельзЯ было разглЯдеть, но все вместе  ощущалось  как
смутные, затаившиесЯ в темноте дали.
     Џока мужчины и  мальчики  готовили  костер,  в  тех  уплотнениЯх  тьмы,
которыми обозначались эти дальние селениЯ, произошла  перемена.  ’ам  и  сЯм
стали вспыхивать маленькие красные солнца и  хохолки  света,  пестрЯ  огнЯми
темную равнину. ’о были костры в других приходах и деревнЯх, где люди тем же
способом отмечали праздник. Ћдни костры, очень далекие и зажженные  в  сырых
низинах,  глухо  просвечивали  сквозь  туман,  так  что  видны  были  только
расходЯщиесЯ веером бледные лучи, похожие на пук соломы; другие,  близкие  и
Яркие, кроваво рдели, как раны на черной шкуре.  Ѓыли  среди  них  Њенады  с
багровыми от вина лицами и развевающимисЯ волосами. ќти бросали  отсветы  на
молчаливое лоно  облаков  и,  озарЯЯ  разверстые  в  нем  воздушные  пещеры,
превращали их в кипЯщие котлы.  ‚о  всей  округе  можно  было  насчитать  до
тридцати костров, и так же, как при плохом свете можно по положению  стрелок
на циферблате узнать час, хотЯ цифры и неразличимы, так и люди на  холме  по
направлению и углу безошибочно определЯли, в  какой  деревне  горит  костер,
хоть самой деревни и не могли видеть.
     ‚ысокий огненный Язык внезапно взвилсЯ над „ождевым  курганом,  и  все,
кто еще смотрел на дальние чужие костры, поспешили вернутьсЯ к тому, который
был создан их  собственными  стараниЯми.  ‚еселое  пламЯ  расписало  золотом
внутреннюю сторону этого людского круга, пополнившегосЯ  теперь  еще  новыми
запоздалыми пришельцами, мужчинами и женщинами,  и  даже  на  темный  вереск
позади них набросило дрожащее сиЯние, которое редело и гасло там,  где  бока
кургана закруглЯлись и уходили вниз. ‘тало видно,  что  курган  представлЯет
собой половинку шара, такую же аккуратную, как в тот день, когда его  только
что насыпали; сохранилась даже кольцеваЯ канавка на том месте, откуда  брали
землю. Џлуг никогда не тревожил этой скудной  почвы.  ‚  ее  негодности  длЯ
фермера таилось ее богатство длЯ историка. Ќичто тут не было стерто,  потому
что не было ухожено.
     ‹юди, озаренные пламенем костра, как будто стоЯли  в  каком-то  верхнем
Ярусе мира, отдельном и независимом от темноты  внизу.  ‘о  всех  сторон  их
окружала бездна - так чудилось им оттого, что взглЯд, привыкший к свету,  не
проникал в эти черные глубины. €ногда, правда, случалось, что  взревевшее  с
внезапной силой пламЯ забрасывало туда  быстрые  отблески,  словно  высылало
разведчиков в неведомую страну, и тогда какой-нибудь куст на дальнем склоне,
озерцо, участок белого песка на миг ответно вспыхивал таким  же  красноватым
огнем, а затем снова все терЯлось во мраке.  ’огда  казалось,  что  всЯ  эта
нижнЯЯ бездна - это преддверие Ђда, такое, каким узрел его в своих  видениЯх
божественный флорентиец, когда заглЯнул туда, склонившись  над  краем;  и  в
бормотании ветра  по  лощинам  слышались  жалобы  и  мольбы  "могучих  душ",
обреченных вечно парить там в пустоте.
     ќти мужчины и мальчики из соседней деревин словно бы  вдруг  нырнули  в
глубь столетий и вынесли оттуда какой-то завет седой древности, ибо то,  что
они сейчас делали, уже не раз вершилось в этот же час и на этом месте. Џепел
от жертвенных огней древних бриттов еще  лежал,  чистый  и  нетронутый,  под
темным дерном кургана. Џогребальные костры более поздних лет  точно  так  же
бросали отсветы на окрестные низины. Џразднества в честь ’ора и Ћдина пришли
им  на  смену  и  отснЯли  в  положенное  времЯ.  ’еперь  уж  можно  считать
установленным, что в этих осенних кострах,  одним  из  которых  наслаждались
сейчас поселЯне, следует видеть  прЯмое  наследие  друидических  ритуалов  и
саксонских похоронных обрЯдов, а вовсе не воспоминание  народа  о  Џороховом
заговоре.
     Ђ кроме того, осенью всЯкого тЯнет  разжечь  костер.  ќто  естественное
побуждение человека в ту пору, когда во всей природе  прозвучал  уже  сигнал
гасить огни. ќто бессознательное выражение его непокорства,  стихийный  бунт
ЏрометеЯ против слепой силы, повелевшей, чтобы каждый возврат зимы  приносил
непогоду, холодный мрак, страданиЯ и  смерть.  ЌадвигаетсЯ  черный  хаос,  и
скованные боги земли возглашают: "„а будет свет!"
     џркие блики и черные как сажа тени, падаЯ на  лица  и  одежду  стоЯвших
вокруг  людей,  придавали  всей  этой   сцене   чисто   дюреровскую   резкую
выразительность. Ќо уловить подлинный склад каждого лица, так  сказать,  его
постоЯнный нравственный облик, было  невозможно,  -  быстрые  Языки  пламени
взвивались, кивали, разлетались  в  воздухе,  пЯтна  теней  и  хлопьЯ  света
беспрестанно менЯли место и форму. ‚се  было  неустойчиво  -  трепетно,  как
листва, и мимолетно, как молниЯ. ‚падины  глазниц,  только  что  глубокие  и
пустые, как в голом черепе, вдруг до краев наливались  блеском;  худаЯ  щека
миг назад была темным провалом, теперь она сиЯла, изменчивый луч то углублЯл
морщины, то совершенно их сглаживал. Ќоздри казались черными колодцами, жилы
на старческой шее - позолоченным лепным орнаментом, то, что по природе своей
было  лишено  лоска,  вдруг  покрывалось  глазурью,  а  блестЯщие  предметы,
например, серп длЯ резки дрока в руках  у  одного  из  поселЯн,  становились
прозрачны, как стекло; глаза вспыхивали, словно фонарики. ’е,  кого  природа
наделила сколько-нибудь необычной внешностью, превращались в уродов, уроды -
в чудовищ, ибо все было доведено до крайности.
     ‚озможно поэтому, что лицо старика, которого веселый огонь тоже выманил
на вершину, вовсе не состоЯло из одного только носа и  подбородка,  как  это
казалось. Ћн стоЯл у самого костра,  нежась  в  тепле,  словно  у  печки,  и
длинным пастушеским посохом подгребал в огонь  разбросанные  вокруг  остатки
хвороста. €ногда он поднимал  глаза,  измерЯЯ  высоту  пламени  и  следЯ  за
полетом искр, которые тоже  взвивались  вверх  в  токе  горЯчего  воздуха  и
уплывали в темноту. џркий свет и оживлЯющее тепло мало-помалу привели его  в
веселое настроение, а потом и в восторг. ‘ посохом  в  руке  он  принЯлсЯ  в
одиночку  выплЯсывать  жигу,  отчего  гроздь  медных  печаток  на   цепочке,
свисавшей из-под его жилета, сверкала и раскачивалась, как маЯтник. Ћн  даже
затЯнул песню - хлипким тоненьким голоском,  похожим  на  жужжание  пчелы  в
дымоходе.

                         Џойду Я к королеве, граф,
                         ‚ойду в ее покои
                         € исповедую ее,
                         € ты пойдешь со мною.

                         Ќадень монашеский нарЯд,
                         € Я надену тоже,
                         € к королеве мы с тобой
                         ‚ойдем, как люди божьи.

     Ќо на втором куплете он задохнулсЯ, и песнЯ оборвалась.  ќто  привлекло
внимание плотного мужчины  средних  лет,  который  стоЯл  у  костра,  прочно
утвердившись на толстых ногах и крепко вжав, в  щеки  опущенные  книзу  углы
рта, словно желаЯ  отвести  от  себЯ  малейшее  подозрение  в  склонности  к
подобному же легкомыслию.
     -  ‘лавнаЯ  песнЯ,  дедушка  Љентл,  -  проговорил  он,   обращаЯсь   к
морщинистому весельчаку, - да только не под силу твоим стариковским  легким.
—то, дед, небось хочетсЯ, чтоб тебе опЯть было три раза по шесть, как тогда,
когда ты только учил эту песню?
     - Ђ? —его? - отозвалсЯ дедушка Љентл, прекращаЯ плЯску.
     - џ говорю, хотел бы ты снова стать молодым?  Ђ  то  нынче,  похоже,  в
мехах у тебЯ дырка. ѓолосу-то уж нету!
     - ‡ато уменье есть. ‚от кабы не умел Я спеть да сплЯсать, ну, тогда был
бы Я не моложе самого старого старика. Ђ так Я еще молодцом, а, ’имоти?
     - Ќу, а как наши новобрачные - там, в гостинице "ЊолчаливаЯ женщина"? -
осведомилсЯ его собеседник, указываЯ на тусклый огонек, светившийсЯ в низине
за большой дорогой, но на порЯдочном расстоЯнии от того  места,  где  сейчас
отдыхал охрЯник. - Џравда ли, нет ли, что у них что-то не заладилось? ’ы  бы
должен знать, ты же человек толковый.
     - •оть малость и гулЯка? …сть такой грешок, всегда за мной водилсЯ.  „а
это беда небольшаЯ, сосед ”ейруэй, с годами пройдет.
     - џ слыхал, они хотели сегоднЯ вернутьсЯ. ‘ейчас уж, наверно,  дома.  Ђ
дальше ничего не знаю.
     - ’ак надо бы пойти их поздравить!
     - € совсем это ни к чему.
     - „а отчего же, пойдем! џ-то уж непременно пойду. ѓде  веселье,  там  Я
первый!

                         ’воим приказам, мой король,
                         џ повинуюсь свЯто,
                         Ќо королева пред тобой
                         Ќи в чем не виновата.

     - џ вчера встретил миссис €брайт, невестину тетку, и она  мне  сказала,
что ее сын, Љлайм, приезжает домой на рождество. Ћх, и  дошлый  парень  этот
Љлайм! “ченый!  Њне  бы  столько  всего  знать,  сколько  у  него  в  голове
припрЯтано! Ќу, Я поболтал с ней, шуточку отпустил одну-другую, как водитсЯ,
а она посмотрела на менЯ и  говорит:  "ѓосподи,  говорит,  на  вид-то  какой
почтенный, а послушать - дурень!" „а мне-то что, Я ей так и сказал, Я,  мол,
твои слова ни во что не ставлю, вот тебе! ‹овко Я ее отбрил, а?
     - Џо-моему, это она тебЯ отбрила, - сказал ”ейруэй.
     - „а что ты! - испуганно откликнулсЯ дедушка Љентл, сразу потерЯв  весь
свой апломб. - ќто что ж, по-твоему,  выходит,  Я  такой  и  есть,  как  она
сказала?..
     - ‚ыходит,  что  так.  Ђ  Љлайм,  стало  быть,  из-за  этой  свадьбы  и
приезжает? —тобы мать не оставалась одна в доме?
     - Ќу да, ну да, из-за этого. Ќет, а ты  послушай,  ’имоти!  џ,  правда,
шутник, все знают, да ведь могу и по-серьезному разговаривать.  •очешь,  все
тебе расскажу про эту парочку? ‚от послушай. Ћни,  точно,  сегоднЯ  утром  в
шесть часов в город поехали венчатьсЯ, и больше уж их  никто  не  видал,  да
небось к вечеру воротились, и теперь уже мужчина и женщина, - то есть, тьфу!
- муж и жена. —то, разве плохо Я рассказал? € разве не  видишь  теперь,  что
миссис €брайт ошиблась?
     - „а ладно уж, хорош! Ђ Я и не знал, что они опЯть за прежнее взЯлись -
даром что мать ей запретила... € давно  это  у  них  сызнова  пошло?  ’ы  не
знаешь, •емфри?
     -  „а!  „авно  ли?  -  с  важностью  вопросил   дедушка   Љентл,   тоже
поворачиваЯсь к •емфри. - Ћтвечай-ка!
     - Ђ с тех самых пор, как ее мать, то бишь тетка, передумала и  сказала,
пусть, мол, уже выходит за него, коли ей охота, - отвечал •емфри, не отрываЯ
глаз  от  огнЯ.  ќто  был  несколько  мрачный  молодой   человек,   очевидна
промышлЯвший резкой дрока, потому что под мышкой у него был серп,  на  руках
кожаные перчатки, а на ногах  толстые  краги,  твердые,  как  медные  поножи
филистимлЯнина. -  Ћттого,  наверно,  они  и  решили  обвенчатьсЯ  в  другом
приходе. Ђ то миссис €брайт столько тогда  шуму  наделала,  в  церкви-то  во
времЯ оглашениЯ, смешно было бы после этого тут же у нас свадьбу устраивать.
     - Ђ конечно, смешно, да и тем-то беднЯжкам вроде как стыдно, -  это  Я,
впрочем, так, догадываюсь, а там  кто  их  знает,  -  рассудительно  заметил
дедушка Љентл, все еще стараЯсь сохранить солидный вид и осанку.
     - „а, Я сам был в тот день в церкви, - сказал ”ейруэй. -  —удно,  а?  џ
ведь нечасто туда хожу.
     - ѓде уж нам часто ходить, - с жаром подхватил дедушка Љентл. -  џ  все
лето сбиралсЯ, а теперь зима на носу, так уж врЯд ли соберусь.
     - џ три года не бывал, - сказал •емфри. - Џо воскресеньЯм больно  спать
хочетсЯ, а идти далеко, да еще раздумаешьсЯ  -  ну,  положим,  Я  потружусь,
схожу, так неужто за это менЯ допустЯт в царствие небесное,  когда  стольких
не допускают, ну и останешьсЯ дома и никуда не пойдешь.
     - Ђ Я вот был, - с твердостью заЯвил ”ейруэй, - и не только был, а  еще
и сидел на одной скамье с миссис €брайт. € хотите - верьте, хотите - нет,  а
у менЯ кровь застыла в жилах, когда Я услышал, что она  говорит.  „а,  прЯмо
кровь застыла, вот как! џ  же  сидел  с  ней  рЯдом.  -  ђассказчик  оглЯдел
присутствующих, теперь подошедших ближе, чтобы послушать, и еще плотнее, чем
всегда, сжал губы, как бы подчеркиваЯ этим строгую точность своего описаниЯ.
     - Ђх, страсти!.. - вздохнула какаЯ-то женщина сзади.
     - ’олько что пастор сказал: "…сли есть возражениЯ против  этого  брака,
заЯвите", - продолжал ”ейруэй, - как вдруг встает женщина рЯдом со  мной,  у
самого моего локтЯ. "Ѓудь Я проклЯт, коли это не миссис €брайт", - говорю  Я
себе. „а, соседи, даром что в храме божьем, а  именно  так  Я  сказал.  ‘ами
знаете, нет у менЯ такой повадки, чтобы клЯстьсЯ и ругатьсЯ, и  которые  тут
есть женщины, пусть сейчас на менЯ не обижаютсЯ. Ќо что Я сказал, то сказал,
скрывать не хочу, - ведь если б Я скрыл, это была бы ложь.
     - ‚ерно, верно, сосед ”ейруэй.
     - "Ѓудь Я проклЯт, коли это не миссис  €брайт",  -  говорю  Я  себе,  -
повторил рассказчик, непреклонной строгостью  лица  и  тона  показываЯ,  что
повторение  вызвано  исключительно  необходимостью,  а  отнюдь  не  желанием
посмаковать кощунственные слова. - € вдруг слышу, она говорит:  "џ  запрещаю
этот брак!" - "•орошо, мы с вами поговорим после службы", - отвечает пастор,
да так спокойно, совсем  по-домашнему,  будто  и  не  свЯщенник,  а  простой
человек, и свЯтости в нем не больше, чем во мне или в вас. Ђ она стоит, - ни
кровинки в лице. Њожет, помните, в “эзербери в церкви есть памЯтник - солдат
сидит, ногу на ногу положил? …ще мальчишки у него  нос  отбили?  ‚от  и  она
такаЯ же была белаЯ, когда сказала: "џ запрещаю этот брак!"
     ‘лушатели прокашлЯлись и подбросили хворостинок в огонь, -  не  потому,
что в том была надобность, но чтобы дать себе времЯ извлечь мораль из  этого
рассказа.
     - Ђ Я, как узнала,  что  им  нельзЯ  поженитьсЯ,  так-то  обрадовалась,
словно мне шестипенсовик подарили, - послышалсЯ робкий голос.  ќто  говорила
Ћлли „ауден, беднаЯ женщина, кормившаЯсЯ тем, что вЯзала на продажу веники и
метлы из вереска. Ћна всегда была  вежлива  и  с  друзьЯми  и  с  недругами,
признательнаЯ всему миру уже за одно  то,  что  ей  позволЯли  оставатьсЯ  в
живых.
     - Ђ теперь она все равно за него вышла, - сказал •емфри.
     - Џосле того, как миссис €брайт передумала и дала согласие, -  закончил
”ейруэй с независимым видом, как будто его слова были не просто  повторением
того, что еще раньше сказал •емфри, но плодом его собственных размышлений.
     - Ќу, пусть даже им стыдно, а Я все ж таки не понимаю, почему  было  не
сыграть свадьбу здесь, у нас, - сказала дебелаЯ женщина,  у  которой  корсет
скрипел, словно высохшие ботинки, всЯкий раз,  как  она  поворачивалась  или
наклонЯлась. - Џлохое ли дело - собрать соседей  да  повеселитьсЯ,  хоть  об
рождество, хоть на свадьбе. „ругой бы рад был угождение людЯм сделать, а эти
на-ка, все тайком да втихомолку. Ќе люблю этаких скрытных.
     - Ђ Я, хотите верьте, хотите нет, не  люблю  веселых  свадеб,  -  веско
заЯвил ’имоти ”ейруэй, снова обводЯ строги