другие люди - и среди них дЯдЯ ѓэвин и лучший дЯдин приЯтель - агент по
продаже швейных машин и сельский  буколический  философ-самоучка,  местный
–инциннат, ‚.Љ.ђэтлиф, - глубже вникали в суть дела:  ‘ноупс,  как  видно,
ездил с ней ради респектабельности, ради внешних условностей,  в  эти  дни
‘ноупс был не только банкиром, он был столпом общества и  отцом,  и,  хотЯ
его единственной дочери, вдове, уже далеко перевалило за  тридцать  и  она
все четыре года, пока шла война, работала, как мужчина, на военной  верфи,
где атмосфера была далеко не стародевичьЯ и всЯкие  истории  случались  не
только со вдовами, ‘ноупс все-таки не мог разрешить  ей  одной  ездить  за
пЯтнадцать миль в притон известного всем бутлегера и покупать там  бутылку
виски. Ђ может, и целый Ящик; если считать, что она столько ходила,  чтобы
разогнать похмелье, значит, ей надо было выпивать или хотЯ  бы  иметь  под
рукой полную бутылку каждый день. Џотому-то вскоре все в городе и  понЯли,
что дело  не  только  в  похмелье:  люди,  которые  могут  позволить  себе
напиватьсЯ каждый день, вовсе не хотЯт, чтобы хмель  прошел,  вовсе  и  не
думают от него избавитьсЯ, выветрить его, даже если у них  времени  много.
‡начит, оставалось предположить,  что  ее  обуревает  ревность  и  досада,
потому она и вышагивала ежедневно свои  пЯть-шесть  миль,  чтобы  победить
или, во всЯком случае, сдержать эту бессонную, беспомощную досаду на  дЯдю
ѓэвина за то, что он бросил ее,  пока  она  строила  корабли  во  спасение
„емократии, и женилсЯ  на  Њелисандре  ѓарисс,  в  девичестве  Ѓэкус,  как
написал бы ’еккерей, и он (—арльз) думал: "‘лава богу, что не ему довелось
снЯть с нее платье, если под ним оказалось то, что заставило его  дЯдю,  -
разумеетсЯ, если он это платье с нее снЯл, - опрометью женитьсЯ на вдове с
двумЯ взрослыми детьми, причем дочка уже была замужем, так что дЯдЯ  ѓэвин
мог стать дедом еще до того, как стал молодоженом".
   Ќо оказалось, что никакой ревности, никакой беспомощности,  непрощающей
досады и в  помине  не  было.  Џришло  рождество,  потом  кончилась  зима,
наступила весна. …го  дЯдЯ  не  только  стал  владельцем  поместьЯ,  но  и
держалсЯ, как подобает хозЯину поместьЯ. Љонечно, никаких охотничьих сапог
и бриджей,  и  хотЯ  человек  с  золотым  ключиком  ”и-Ѓета-Љаппа  даже  в
Њиссисипи мог бы сойти за помещика, но он со своей рано поседевшей  гривой
волос больше походил на пианиста-виртуоза или на агента фирмы "Љадиллак" в
ѓолливуде. Ќо все-таки он играл роль владельца поместьЯ, раз в месЯц, а то
и чаще, когда сидел за обедом в ђоуз-•илле против новой  тетушки  —арльза,
Њелисандры, а —арльз и ‹инда -  друг  против  друга,  и  дЯдЯ  при  помощи
блокнотика переводил ‹инде то, что говорилось. ‚ернее, пересказывал  вслух
—арльзу и его новой тетушке то, что он ей писал. Џотому что ‹инда и теперь
говорила мало, - сидит молча, ест, как мужчина,  седаЯ  прЯдь  в  волосах,
словно поникшее перо; —арльз вовсе не хотел сказать, что  она  ела  грубо,
нет, просто с удовольствием, со вкусом, и вид у  нее  был...  да,  честное
слово, иначе не скажешь - счастливый. ‘частливый, довольный,  как  бывает,
когда чего-нибудь  добьешьсЯ,  что-нибудь  сделаешь,  сотворишь,  создашь:
пройдешь через какие-то, может быть, даже серьезные, трудности  и  жертвы,
вмешаешьсЯ, даже, может быть, наперекор себе, в чьи-то дела, и вдруг, черт
побери, все выходит, все сбываетсЯ точно так, как  было  задумано,  а  ты,
может быть, и не смел, не решалсЯ надеЯтьсЯ, что все  так  хорошо  выйдет.
•отелось чего-то длЯ себЯ, да не вышло,  и  тут  начинаешь  думать:  может
быть, этого вообще и на свете нет, может, это невозможно? -  и  вдруг  сам
создашь это своими руками, только не длЯ себЯ - длЯ себЯ тебе  уже  больше
ничего не нужно, но, по крайней мере, теперь доказано, что так бывает, так
может быть.
   Џотом в гостиной дамам подавали кофе и коньЯк, а —арльзу -  портвейн  и
сигару, - его дЯдЯ по-прежнему курил свои простые трубки, никель за штуку.
Ђ у нее вид был по-прежнему счастливый, довольный,  и  еще  -  —арльз  это
сразу почувствовал, понЯл - вид собственнический.  Љак  будто  ‹инда  сама
всех их придумала: и дЯдю  ѓэвина,  и  тетушку  Њелисандру,  и  ђоуз-•илл,
старинный, когда-то небольшой и  непритЯзательный  дом,  -  старый  мистер
Ѓэкус, с его вечным ѓорацием или Љатуллом  и  разбавленным  виски,  теперь
узнал бы этот свой дом только по местоположению, настолько его преобразили
деньги новоорлеанского гангстера, - то же самое пыталсЯ делать и ‘ноупс  с
домом де ‘пейна на свои йокнапатофские  гангстерские  деньги,  но  у  него
ничего не вышло, а тут деньги тратились не только широко и щедро, но  и  с
таким тонким вкусом, что ты его и не замечал, только  чувствовал,  вдыхал,
как вдыхаешь воздух или теплоту; и все, что  окружало,  отгораживало  этот
дом,  -  бесконечно  длинные  изгороди,  опоЯсывающие  акры   возделанной,
ухоженной земли, залитые электричеством теплые  конюшни,  амбары  и  жилые
помещениЯ длЯ конюхов и флигель управлЯющего, -  весь  ансамбль  в  едином
гармоничном аккорде на фоне сгустившейсЯ темноты, а потом ‹инда выдумала и
его, —арльза, чтобы он хотЯ бы присутствовал тут, хотЯ бы смотрел на  дело
ее рук, одобрЯл он или не одобрЯл то, что она сделала.
   Ќаконец пора было уходить, говорить  "спасибо"  и  "спокойной  ночи"  и
возвращатьсЯ в город  на  машине  в  апрельской  или  майской  темноте,  и
провожать ‹инду домой, во дворец, созданный деревенской фантазией ее отца,
и остановить  машину  у  подъезда,  где  она  каждый  раз  говорила  своим
крЯкающим голосом (а он, —арльз, каждый раз  при  этом  думал:  "Њожет,  в
темноте, в шепоте, когда наконец спадет платье, ее голос звучал бы не  так
резко", - думал: "Љонечно, если бы с ней был ты").
   - ‡айдем, выпьем? - Ђ в машине так темно, что ей не  прочесть  слов  на
блокноте, если бы даже она подала его  тебе.  Џоэтому  —арльз  каждый  раз
делал одно и то же: смеЯлсЯ, нарочно громко, и трЯс головой - иногда ему в
помощь светила луна, - а ‹инда уже открывала дверцу со своей стороны,  так
что —арльзу  приходилось  быстро  выскакивать  из  машины,  чтобы  вовремЯ
подбежать и помочь ей. Ќо, как он ни спешил, она успевала выйти сама и уже
шла по аллее к портику: как видно, она слишком молодой уехала с  ћга  и  в
ней  не  успела  выработатьсЯ  привычка  южанки  к  неизменной  и   верной
галантности кавалера, а может быть, из-за работы на верфи ее тело  отвыкло
от всех прежних привычек, от привычного ожиданиЯ  услуг.  ‘ловом,  —арльзу
приходилось догонЯть, нет, даже перегонЯть ее на полдороге к дому,  и  тут
она  задерживалась,  почти  что  останавливалась  и  смотрела  на  него  с
удивлением - нет, не растерЯнно, а просто,  как  говорЯт  в  ѓолливуде,  -
крупным  планом:  все-таки  она  еще  не  настолько   была   оторвана   от
наследственных  традиций  ћга,  чтоб  не  вспомнить  -  он,   —арльз,   не
осмеливалсЯ вести себЯ так, чтобы потом  какой-нибудь  случайный  прохожий
доложил его дЯде, что племЯнник позволил даме, которую  он  привез  домой,
идти до входной двери без провожатого целых сорок футов.
   ’ак  что  они  вместе  подходили  к  портику,  огромному,   со   смутно
вздымавшимисЯ неуклюжими колоннами, возникшему из фантазии ее отца, из его
кошмаров, чудовищных надежд, неукрощенных страхов -  как  знать  из  чего,
откуда, - к холодному мавзолею, где старый  ‘ноупс  замуровал  хоть  часть
своих денег, без тепла, без  красоты,  и  ‹инда  опЯть  останавливалась  и
говорила: "‡айдем, выпьем", - словно она не  произносила  только  что  эти
слова в машине, и —арльз опЯть смеЯлсЯ и трЯс головой, как будто он только
сейчас сообразил, что можно ей  этим  ответить.  €  ее  рука  -  по-мужски
сильнаЯ и твердаЯ, потому что, в конце концов, это была рука рабочего или,
во всЯком случае, бывшего рабочего. Џотом он открывал перед ней  двери,  и
она останавливалась на миг в пролете в смутном  свете  длинного  холла,  и
дверь закрывалась вновь.
   „а, все это можно было бы назвать по-разному, но "удивление",  конечно,
не то слово, и он подумал про своего дЯдю - свЯтаЯ простота, - если только
тот действительно хоть раз снЯл с нее платье. € тут он подумал:  могло  же
случитьсЯ, что  его  дЯдЯ  действительно  был  с  ней  однажды  и  не  мог
выдержать, вынести и убежал, удрал на двенадцать или двадцать лет назад, к
своей старой любви, к Њелисандре Ѓэкус (вернее, урожденной Ѓэкус), где ему
не грозили никакие опасности. ’ак  что,  если  "удивление"  не  то  слово,
значит, "горе" тоже не то: может быть, просто облегчение. ‚озможно, что он
испытал и страх, понЯв, как близка была опасность, но  основным  чувством,
наверно,  было  облегчение,  что  он  ушел,  избежал  опасности  на  любых
условиЯх. Ђ тогда, давно, —арльз был еще слишком  мал.  Ћн  сам  не  знал,
действительно ли он помнит по-настоЯщему мать ‹инды, как до сих пор помнЯт
его дЯдЯ и ђэтлиф, или же нет. Ќо он так много и часто слыхал о ней от них
обоих, что был уверен - он-то знает все, что  помнЯт  они  сами,  особенно
ђэтлиф; у него в ушах еще звучал голос ђэтлифа: "„а, мы счастливы.  “  нас
прЯмо тут, в „жефферсоне, не только жила сама  …лена  ЏрекраснаЯ,  чего  в
других городах не бывает, но мы даже понимали, кто она есть, а потом у нас
и свой Џарис был, он и спас нашего брата, аргивЯнина,  хоть  длЯ  этого  и
пришлось разрушить ’рою. Ђ человеку вовсе не надо обладать …леной, ему  бы
заслужить право и честь смотреть на нее. Ќо самое страшное,  что  с  тобой
может стрЯстись, это если она вдруг тебЯ заметит, остановитсЯ и  обернетсЯ
к тебе".
   € если, предположим, то, что делает …лену …леной, перенимаетсЯ или хотЯ
бы передаетсЯ по наследству, значит, его  дЯдЯ,  конечно  же,  испытал  не
горе,  а  облегчение,  обыкновенное,  может  быть,  неожиданное  длЯ  него
облегчение; и может быть, в этом и было счастье дЯди ѓэвина, что судьба не
наказала его таким жаром, таким же пылом, как Џариса и Њанфреда де ‘пейна;
так что он  просто  испытал  самый  обыкновенный  страх  в  тот  первый  и
единственный раз (если только его дЯдЯ  действительно  был  с  ней  в  тот
первый и единственный раз) и сбежал, покуда цел. ‚ы же знаете:  влюбленный
паук, умудренный годами или достаточно настороженный опытом, а может быть,
и  просто  настолько  умный,  что  сразу  разгадывает   робкую   подсказку
инстинкта,  сразу  чует,  предвидит   то   первое,   нежное   и   ласковое
прикосновение жала, или  присоска,  или  чем  там  его  красотка  из  него
высасывает кровь, в тот миг, как он думает,  что  отдает  ей  только  свое
семЯ; и тут он отскакивает, вырываетсЯ от нее, и в  том,  что  он  сначала
принЯл за мирный оргазм, терЯет не только семЯ, но и куски  внутренностей,
зато, по крайней мере, сохранЯет свою оболочку, свою  шкуру,  свою  жизнь.
Љак, скажем, виноградина, зрелаЯ  виноградина,  может  быть,  уже  слишком
опаленнаЯ солнцем,  но  целехонькаЯ,  хотЯ  после  пронзительного  поцелуЯ
жадного жала брызнул сок и осталась  только  опавшаЯ  оболочка,  видимость
виноградины. ‚прочем,  теперь  уже  ему  вспомнилось,  что  говорил  тогда
ђэтлиф: "Ќет, замуж за него она не выйдет. Ѓудет куда хуже",  -  а  —арльз
думал: а зачем …лене и  ее  наследнице  пустаЯ  оболочка,  эта  высосаннаЯ
виноградина, и что это засело в голову ђэтлифу? €ли что ему казалось? €ли,
вернее, чего он боЯлсЯ, а вдруг ему это показалось или покажетсЯ?
   Ќо потом —арльз подумал, что разумнее всего, логичнее всего сделать то,
что сделал бы каждый на его месте: спросить самого ђэтлифа - что он понЯл,
или что ему показалось, или чего он боЯлсЯ, - а вдруг ему  так  покажетсЯ?
’ак он и сделал. “же было лето, июнь: у Њаккинли не только созревал хлопок
- ќсси ждала ребенка. ‚есь город  это  знал  -  она  заЯвила  об  этом  во
всеуслышание однажды утром, как только отворились  двери  банка  Я  первые
вкладчики стали в очередь.  ’ак  что  через  два  месЯца  они  с  Њаккинли
получили приз - кресло на колесиках, где сиживал старик Њедоуфилл.
   - Џотому что ‹инде этого мало, - сказал ђэтлиф.
   - —его мало? - спросил —арльз.
   - Њало, чтобы занЯть ее времЯ, чтоб она была довольна.  Љорабли  больше
строить не надо, а теперь и цветной люд  без  нее  обходитсЯ.  “  нас  тут
сейчас мир и хорошаЯ жизнь, а ради этого  мира,  этой  хорошей  жизни  мы,
старики, вроде менЯ и твоего дЯдюшки, целых четыре  года  отказывались  от
сахара, от бифштексов, от сигарет, лишь бы вам, молодым, все было, пока вы
там за  нас  воевали.  †изнь  сейчас  хорошаЯ,  так  что  даже  угнетенные
коммунисты - наш сапожник и слесарь, - даже негритЯнские  ребЯта  без  нее
обходЯтсЯ, без ‹инды. Ђ, по-моему, спроси она их  раньше,  так  выЯснилось
бы, что она им, в сущности, не очень-то и раньше была нужна, только у  них
долларов и центов не хватало, чтобы об этом сказать. Ђ теперь  хватает.  -
Ћн подмигнул —арльзу. -  …й  теперь  и  боротьсЯ  не  с  чем  -  кончилась
несправедливость.
   - Ђ Я не знал, что так бывает, - сказал —арльз.
   - Ѓывает, - сказал ђэтлиф. - ’ак что  теперь  ей  придетсЯ  чего-нибудь
поискать, а может, и самой придумать.
   - •орошо, - сказал —арльз. - Џредположим. Ќо если  у  нее  хватило  сил
выдержать то, что мы тут напридумывали, так неужто ей не выдержать то, что
она сама придумает?
   - „а Я о ней не беспокоюсь, - сказал  ђэтлиф.  -  Ћна  молодец.  ’олько
опаснаЯ она. џ о твоем дЯде думаю.
   - Ђ он тут при чем? - сказал —арльз.
   - …жели она  что-нибудь  выдумает  и  его  попросит,  он  ее,  наверно,
послушаетсЯ, - сказал ђэтлиф.


        16

   ‚ то утро они встретились в почтовой конторе, как часто  встречались  и
раньше, не сговариваЯсь, в час прихода утренней почты; на ней была обычнаЯ
ее  одежда,  то,  что  она  носила  в  бесконечных  своих   прогулках   по
окрестностЯм, - дорогие английские башмаки на толстой подошве,  поношенные
и поцарапанные, но с утра всегда тщательно вычищенные, шерстЯные чулки или
носки, старые фланелевые брюки или юбка, а иногда что-то  вроде  защитного
комбинезона под старым мужским макинтошем, -  так  она  одевалась  осенью,
зимой и весной, а летом - полотнЯное платье, юбка или брюки,  и  волосы  с
единственной белой, как перо, прЯдью, непокрыты в любую погоду. Џотом  они
обычно вместе заходили в кафе при гостинице "•олстон-•аус" выпить кофе, но
на этот раз ‘тивенс взЯл у нее блокнотик, который он ей подарил восемь лет
назад - слоноваЯ кость с золотыми уголками, - и написал:
   "Ќа консультацию ко мне, зачем?"
   - Ђ разве клиенты не ходЯт к юристам на консультацию? - сказала она.
   Ќа это ему, конечно, следовало бы ответить: "‡начит, Я тебе понадобилсЯ
в качестве юриста?" - и если бы они оба могли разговаривать нормально,  он
так и сказал бы, потому что в пЯтьдесЯт  с  лишним  лет  разговаривать  не
затруднительно. Ќо писать всегда затруднительно, в любом возрасте, так что
даже  юрист  не  тратит  лишних  слов,  если  их  надо  писать  пером  или
карандашом. € он написал: "‚ечером после ужина у тебЯ дома".
   - Ќет, - сказала она.
   Ћн написал: "Џочему?"
   - ‚аша жена приревнует. Ќе хочу огорчать Њилли.
   Ќа это он, конечно, ответил бы: "Џриревнует, Њелисандра? ЊенЯ  к  тебе?
Џосле всего, после стольких лет?" Ќо писать все это на крошечной  табличке
слоновой кости два на три дюйма было слишком долго. € он уже начал писать:
"—епуха", - но сразу  стер  это  слово  большим  пальцем.  Џотому  что  он
встретилсЯ с ней глазами и все понЯл. Ћн написал: "’ебе хочетсЯ, чтоб  она
ревновала?"
   - Ћна ваша жена, - сказала ‹инда. -  Ћна  вас  любит.  Ћна  должна  вас
ревновать. - Ћн еще не успел стереть фразу, и ему надо было только поднЯть
блокнот и повернуть к ней, чтобы она еще раз прочла ее. -  „а,  -  сказала
она. - ђевность, тоже часть любви. џ хочу, чтобы у вас было и  это.  •очу,
чтобы у вас было все. •очу видеть вас счастливым.
   - Ђ Я счастлив, - сказал он. Ћн взЯл  нераспечатанный  конверт,  только
что вынутый из абонементного Ящика, и написал на обороте: "џ счастлив, мне
была дана возможность безнаказанно вмешиватьсЯ в  дела  других  людей,  не
приносЯ им зла, Я по призванию принадлежу к  тем,  кому  заранее  отпущены
грехи, оттого что им справедливость дороже истины,  и  мне  не  дано  было
своим прикосновением погубить то, что Я любил. ’еперь скажи, в  чем  дело,
или мне прийти к тебе домой после ужина?"
   - •орошо, - сказала она, - приходите после ужина.
   ‘начала богатство его жены было сложной проблемой. …сли бы  не  нервное
напрЯжение,  вызванное   войной,   то   напрЯжение,   вызванное   внезапно
нахлынувшими деньгами, хоть и менее значительное, могло бы стать серьезной
помехой. „аже сейчас, четыре года спустЯ, Њелисандре все еще  было  трудно
привыкнуть  к  отношению   ѓэвина:   в   теплые   летние   вечера,   когда
негр-дворецкий и одна из горничных накрывали на стол на маленькой  боковой
веранде, увитой глицинией, каждый раз как приходили туда гости, даже  если
эти гости  или  гость  уже  раньше  тут  ужинали,  Њелисандра  обЯзательно
говорила: "‚ столовой, конечно,  прохладнее  (столоваЯ  после  перестройки
дома была чуть поменьше баскетбольной площадки),  и  жуки  не  летают.  Ќо
ѓэвину наша столоваЯ действует на  нервы".  €  ѓэвин  каждый  раз,  как  и
раньше, даже при тех же гостЯх  или  госте,  повторЯл:  "ѓлупости,  Њилли,
ничто мне на нервы не действует. ќто у  менЯ  врожденное".  €  теперь  они
ужинали на маленькой террасе - сандвичи и чай со льдом. Ћна сказала:
   - Џочему же ты не позвал ее сюда? - Ћн продолжал есть, и она сказала: -
Џонимаю, конечно, ты ее звал. - Ќо он все  продолжал  есть,  и  тогда  она
сказала: - ‡начит, что-нибудь серьезное. - Ђ потом сказала: -  Ќо  это  не
может быть что-то очень серьезное, иначе она не стала бы ждать, она  сразу
рассказала бы тебе там же, на почте. - € потом опЯть сказала: - Ђ  как  ты
думаешь, в чем дело? - € тут он  вытер  рот,  бросил,  вставаЯ,  салфетку,
обошел стол, наклонилсЯ и поцеловал ее.
   - џ тебЯ люблю, - сказал он. - „а.  Ќет.  Ќе  знаю.  ‹ожись  спать,  не
дожидайсЯ менЯ.
   Њелисандра подарила ему к свадьбе спортивный  "кадиллак";  было  это  в
первый год войны, и одному богу известно, где она достала  новый  открытый
"кадиллак" и сколько за него заплатила. "Ђ может быть, он тебе вовсе и  не
нужен", - сказала  она.  "Ќужен,  -  сказал  он,  -  всю  жизнь  мечтал  о
спортивном "кадиллаке", лишь бы можно с ним делать все, что захочетсЯ".  -
"Љонечно, можно, - сказала она, - он твой".
   ’огда он поехал на этой машине  в  город  и  договорилсЯ  с  владельцем
гаража, чтобы ее там держали  за  десЯть  долларов  в  месЯц,  потом  снЯл
аккумулЯтор, радиоприемник, шины и запасное колесо, продал их, отнес ключи
и квитанцию от продажи в банк ‘ноупса и заложил  там  машину,  взЯв  самую
большую ссуду, какую  мог  с  них  получить.  Љ  этому  времени  прогресс,
промышленное возрождение и обновление дошли даже до провинциальных  банков
штата Њиссисипи, так что в банке у ‘ноупса теперь работал профессиональный
кассир или оперативный вице-президент банка,  импортированный  из  Њемфиса
полгода назад, чтобы придать банку современный лоск, то  есть  чтобы  этот
провинциальный  банк  довести  до  того  образа  мысли,  когда  автомобиль
воспринимаетсЯ не только как определеннаЯ неотъемлемаЯ часть культуры,  но
и как экономический фактор, а раньше ‘ноупс - и ‘тивенс это знал - не  дал
бы под заклад автомашины ни одного цента ссуды даже самому  господу  богу.
Џравда, ‘тивенс мог получить ссуду от  импортного  вице-президента  просто
под расписку, не только по  вышеупомЯнутым  причинам,  но  и  потому,  что
вице-президент был приезжий,  а  ‘тивенс  принадлежал  к  одному  из  трех
старейших семейств штата, так что вице-президент не посмел бы сказать  ему
"нет". Ќо  ‘тивенс  поступил  иначе,  ему  хотелось,  чтобы,  как  говорит
пословица, этого младенца нЯнчил сам ‘ноупс.  Ћн  подстерег,  подкараулил,
загнал в угол самого ‘ноупса, причем на глазах у всех, в зале банка, где в
это времЯ собралсЯ не  только  весь  штат,  но  и  постоЯнные  клиенты,  и
подробно объЯснил ему, почему он, ‘тивенс, не желает  продавать  свадебный
подарок жены, но, пока страна  воюет,  он  просто  хочет  обратить  его  в
военные займы. € ссуда была выдана,  ключи  от  машины  переданы  банку  и
закладнаЯ  оформлена,  хотЯ  ‘тивенс,  естественно,  и  не  собиралсЯ   ее
выкупать, причем банк платил и те десЯть долларов  за  хранение  машины  в
гараже, и они должны были накапливатьсЯ до тех пор, пока ‘ноупс  вдруг  не
сообразит, что его  банк  ЯвлЯетсЯ  владельцем  новехонького  "кадиллака",
правда, сильно устарелой марки, и притом без шин и аккумулЯтора. Ќо все же
дверцы его старенькой машины, купленной шесть лет назад (именно в  ней  он
ездил  венчатьсЯ),  перед  ним  распахивал  забегавший  вперед  дворецкий,
который ждал, пока он выедет на длинную  аллею,  всю  окаймленную  розами,
вьющимисЯ по белым дощатым загородкам бывшего выгона, где когда-то, в неге
и ходе, паслись дорогие кровные рысаки. ’еперь их не держали, потому что в
поместье не было  ни  одного  человека,  который  стал  бы  ездить  верхом
бесплатно; сам ‘тивенс не любил лошадей, даже больше, чем  собак,  считаЯ,
что лошадь  безоговорочно  заслуживает  большего  презрениЯ,  чем  собака,
потому что хотЯ и те и другие паразиты, но  у  собаки,  по  крайней  мере,
хватает такта быть  подхалимом;  она  хоть  ласкаетсЯ  к  тебе,  возбуждаЯ
здоровый стыд за род человеческий. Ќо истиннаЯ причина коренилась  в  том,
что хотЯ и лошадь и собака ничего не забывают, но собака тебе все прощает,
а лошадь - нет: он, ‘тивенс, всегда считал, что  миру  не  хватает  умениЯ
прощать; если в тебе есть настоЯщаЯ чуткость и порывистаЯ непосредственнаЯ
способность искренне прощать, то уже не имеет значениЯ,  есть  ли  у  тебЯ
знаниЯ, помнишь ли ты что-нибудь или нет.
   Ќо все же он не знал, что нужно ‹инде; он думал:  "‚се-таки  женщины  -
удивительные существа: неважно, чего они хотЯт и знают ли они толком,  что
им, в сущности, нужно". € потом, с ней нельзЯ было разговаривать. …й самой
приходилось свЯзно и точно излагать, формулировать, все, что надо было ему
сообщить, а не ждать,  пока  он  вытЯнет  из  нее,  что  ей  нужно,  путем
тончайшей юридической разведки, которую обычно применЯют к свидетелЯм; ему
только надо было написать на блокнотике: "Ќе заставлЯй  менЯ,  по  крайней
мере, писать тебе все те вопросы, которые ты хочешь, чтобы Я тебе задавал,
а просто когда ты поймешь, что у менЯ поЯвлЯетсЯ вопрос, задавай его  себе
сама и отвечай на него". …ще прежде, чем затормозить машину, он увидел ее,
в белом платье, между двумЯ колоннами портика, слишком высокого длЯ  дома,
длЯ  улицы,  длЯ  самого  „жефферсона;  под  колоннами  стоЯла   полутьма,
прохлада, было бы гораздо приЯтнее посидеть тут. Ќо объЯснить это ей  было
трудно; он подумал, что надо бы обЯзать всех возить с собой  электрический
фонарик; или, может, написать на табличке, попросить ее  принести  фонарик
из дома, чтобы она могла прочесть первую фразу; впрочем, она не могла  бы,
не заходЯ в дом, прочесть эту просьбу.
   Ћна поцеловала его, как всегда, когда  они  встречались  не  на  людЯх,
высокаЯ, ростом, почти вровень с ним; он думал:  "Љонечно,  придетсЯ  идти
наверх, в ее гостиную, и двери надо будет закрыть; наверно, дело  срочное,
раз ей понадобилось менЯ видеть наедине", -  идЯ  за  ней  через  холл,  в
глубине которого была дверь комнатки, где ее отец  (ѓэвин  верил,  что  во
всем „жефферсоне только  они  с  ђэтлифом  знают  правду)  сидел  один  и,
согласно местной легенде, не читал, не жевал табак, а просто сидел, уперев
ноги в некрашеную деревЯнную  планку,  прибитую  по  его  распорЯжению  на
нужной  высоте  его  родственником,  плотником  из  ”ранцузовой  Ѓалки,  к
старинному камину работы Ђдама; они  поднЯлись  по  лестнице  прЯмо  в  ее
гостиную, там каминнаЯ доска была сделана по ее рисунку как раз  на  такой
высоте, чтобы было удобно, когда приходилось, писать карандашом на больших
листах отрывного блокнота, постоЯнно лежавшего там, потому  что  сюда  она
приводила ‘тивенса, только когда надо было сказать больше, чем  помещалось
на двухдюймовой костЯной табличке. Ќо на этот раз он даже не  успел  взЯть
карандаш, как она уже выговорила те восемь или десЯть слов, от которых  он
похолодел почти на столько же секунд. Ћн повторил одно из этих слов.
   - Њинк? - сказал он. - Њинк? - лихорадочно думаЯ: "Ћ, черт,  только  не
это", - он торопливо соображал: "„евЯтьсот... да, восьмой. ’огда  двадцать
лет, потом еще двадцать. ‚се равно он через два года выйдет.  Њы  про  это
забыли. Ђ может, и нет". …му не надо было писать: "‘кажи мне", - она  сама
уже все ему рассказала, и если бы она слышала, он мог бы спросить  ее,  он
непременно спросил бы, каким образом, по  какой  случайности  (он  еще  не
начал думать о  совпадении,  о  роке,  о  судьбе)  она  вдруг  подумала  о
человеке, которого никогда не видела, о котором  могла  слышать  только  в
свЯзи с  трусливым  и  жестоким  убийством.  ‚прочем,  это  уже  не  имело
значениЯ: в эту минуту он уже подумал о судьбе, о роке.
   Џосадив с собой рЯдом дворецкого, чтобы он слушал  сигналы,  она  вчера
съездила на отцовской машине во ”ранцузову Ѓалку и поговорила  с  „жоди  -
старшим братом матери и, стоЯ у камина,  где  лежал  чистый  блокнот,  она
рассказывала ‘тивенсу:
   - ‘начала его осудили на  двадцать  лет,  до  двадцать  восьмого  года,
значит, тогда его выпустили бы. Ќо в  двадцать  третьем  году  он  пыталсЯ
бежать. ‚ женском платье, как сказал дЯдЯ „жоди, в чем-то вроде капота и в
соломенной шлЯпе. € как он мог  достать  женский  капот  и  шлЯпу  там,  в
каторжной тюрьме?
   …сли бы не глухота, он мог бы поговорить с ней мЯгко, нежно. Ќо у  него
был только желтый блокнот. € он уже знал ответ, когда писал ей: "—то  тебе
сказал „жоди?"
   - —то тут замешан мой... ну, другой наш родич - Њонтгомери “орд, тот, у
которого нашли  неприличные  картинки  длЯ  волшебного  фонарЯ,  его  тоже
отправили в Џарчмен, в том самом девЯтьсот двадцать третьем году, помните?
- Ћ да, он отлично помнил, как он и тогдашний шериф, покойный •эб •эмптон,
понЯли, что сам ”лем ‘ноупс  подкинул  в  фотостудию  своего  родственника
бутылки с самогонным виски и засадил его в Џарчмен на два года, и, однако,
”лем не только дважды виделсЯ наедине с Њонтгомери “ордом, когда тот сидел
в тюрьме, дожидаЯсь суда, но и внес за него деньги, чтобы  того  выпустили
под залог, благодарЯ чему Њонтгомери “орд на два днЯ  смог  отлучитьсЯ  из
тюрьмы и даже выехать из „жефферсона, прежде чем его осудили и отправили в
Џарчмен отбывать срок, и с тех пор в „жефферсоне о нем не было ни слуху ни
духу, а лет восемь или десЯть назад в городе узнали, что  Њонтгомери  “орд
живет в ‹ос-Ђнжелесе, где причастен к какому-то весьма прибыльному филиалу
или отделению кинофабрики или, вернее, колонии кинозвезд. "’ак вот  почему
Њонтгомери “орд должен был попасть именно в Џарчмен, и только в Џарчмен, -
подумал он, - не просто в Ђтланту или ‹ивенуорт, куда его отправили бы  за
непристойные фотографии". Ћ да,  он  помнил  и  этот  суд,  и  тот,  более
давнишний, в том же зале, суд над этим маленьким,  как  подросток,  щуплым
жалким маньЯком-убийцей, помнил, как председатель суда обратилсЯ  к  нему,
чтобы согласно конституции дать ему право признать или  не  признать  себЯ
виновным, а тот ему ответил: "Ќе мешайте мне, видите, Я занЯт",  -  и  тут
же, обернувшись в битком набитый зал, стал  кричать,  звать:  "”лем!  ”лем
‘ноупс! Љто-нибудь позовите сюда ”лема ‘ноупса". Ћ да, теперь он  понимал,
почему Њонтгомери “орда надо было отправить именно в Џарчмен: ”лем  ‘ноупс
купил себе  еще  двадцать  лет  жизни  при  помощи  пЯти  галлонов  виски,
подброшенных длЯ улики.
   Ћн написал: "’ы хочешь, чтобы Я его освободил сейчас".
   - „а, - сказала она. - Љак это делаетсЯ?
   Ћн написал: "‚едь ему через два года все равно выходить, почему  бы  не
подождать", - и дальше написал: "Ћн 38 лет просидел в этой  клетке.  Ћн  и
месЯца не проживет на свободе, как старый лев или тигр. Џускай поживет еще
хоть 2 года".
   - „ва года жизни не так важно, - сказала она, - вот два года  тюрьмы  -
дело другое.
   Ћн даже начал писать, но остановилсЯ и вместо  этого  заговорил  с  ней
вслух. Џотом он рассказывал ђэтлифу, почему  он  так  сделал.  "Ђ  Я  знаю
почему, - сказал ђэтлиф. - ‚ы рук марать не хотели. Ђ она умела читать  по
губам,  а  если  и  нет,  то,  во  всЯком  случае,   вы   с   себЯ   снЯли
ответственность". - "Ќет, - сказал ‘тивенс. - Џросто Я верю  в  судьбу,  в
рок, Я их поборник, Я восхищаюсь ими и хочу  стать  в  их  руках  орудием,
пусть даже самым скромным".
   Џоэтому он ничего не стал ей писать, он сказал:
   - ђазве ты не знаешь, что он  сделает  в  ту  минуту,  как  вернетсЯ  в
„жефферсон, словом, туда, где твой отец?
   - Џовторите еще раз, медленно, Я попробую понЯть, - сказала она.
   Ќо он написал: "џ тебЯ люблю", - а сам торопливо думал: "…сли  Я  скажу
"нет", она найдет кого-нибудь, может быть, какого-нибудь  афериста,  и  он
будет ее шантажировать: сначала пообещает освободить  Њинка,  потом  будет
грозить неприЯтностЯми за  то,  что  наделает  этот  гаденыш,  как  только
выйдет", - и он написал: "„а, его можно освободить, пройдет неделЯ-другаЯ,
подать прошение, напишу за тебЯ, ты родственница, тот судьЯ и тот шериф  -
судьЯ ‹онг и старый •эб •эмптон - умерли, но •эб-младший все сделает, хотЯ
он не у дел до следующих выборов. џ сам отвезу губернатору прошение".
   "‘кажу ђэтлифу", - подумал он. Ќазавтра  прошение  уже  лежало  на  его
столе, и ђэтлиф стоЯл над бумагой с пером в руке.
   - Ќу, чего ж вы, - сказал ‘тивенс, - подписывайте. џ  сам  все  сделаю.
Љто Я, по-вашему, убийца, что ли?
   - Џока что нет, - сказал ђэтлиф. - Ђ что именно вы сделаете?
   - Њиссис Љоль все сделает, - сказал ‘тивенс.
   - „а вы же мне сами говорили, будто никогда при ней не упоминали о том,
что натворит Њинк, как только попадет в один  город  с  ”лемом,  -  сказал
ђэтлиф.
   -  Ђ  это  и  не  понадобилось,  -  сказал  ‘тивенс.  -  Њы  с   ‹индой
договорились, что ему сюда вообще возвращатьсЯ незачем. ‘орок лет  прошло,
жена умерла, дочки уехали бог весть куда; словом, ему будет гораздо лучше,
если он сюда не вернетсЯ. ‚от она  и  дает  на  это  деньги.  •отела  дать
тысЯчу, но Я ей объЯснил, что выдать ему сразу  столько  денег  -  значит,
погубить его навернЯка. ’ак что  Я  оставлю  у  начальника  тюрьмы  двести
пЯтьдесЯт долларов, чтобы вручить ему ровно за минуту перед тем,  как  его
выпустЯт за ворота,  предварительно  договорившись,  что,  как  только  он
возьмет эти деньги, он тем самым дает клЯтву в тот  же  день,  до  вечера,
пересечь границу штата Њиссисипи, и тогда  ему  каждые  три  месЯца  будут
высылать по двести пЯтьдесЯт долларов по указанному  адресу,  с  условием,
что он никогда в жизни не переступит границу штата Њиссисипи.
   - ЏонЯтно, - сказал ђэтлиф. - ‡начит, деньги он может  получить  только
при условии, что никогда в жизни и близко не подойдет к ”лему.
   - Џравильно, - сказал ‘тивенс.
   - Ђ вдруг ему не деньги нужны? - сказал ђэтлиф. - Ђ вдруг он не  отдаст
”лема ‘ноупса за какие-то двести пЯтьдесЯт долларов?
   - Ђ вы не забывайте вот что, - сказал ‘тивенс. - Џозади у него тридцать
восемь лет тюрьмы, а впереди - еще два года надо провести в  этой  клетке,
так что он знает, чем это пахнет. ‚от он и продаст ”лема  ‘ноупса  за  то,
чтоб не сидеть еще  два  года  да  еще  получить  даровую  пенсию,  тысЯчу
долларов в год, на всю жизнь. Џодписывайте.
   - Ќе торопите менЯ, - сказал ђэтлиф. - ‘удьба и рок.  ќто  вы  про  них
говорили, что, мол, горжусь им служить.
   - Ќу и что? - сказал ‘тивенс. - Џодписывайте.
   - Ђ вы не считаете, что не мешает  вспомнить  и  про  удачу?  -  сказал
ђэтлиф.
   - Џодписывайте, - сказал ‘тивенс.
   - ”лему вы еще ничего не говорили?
   - Ћн менЯ не спрашивал, - сказал ‘тивенс.
   - Ђ вдруг спросит? - сказал ђэтлиф.
   - Џодписывайте, - сказал ‘тивенс.
   - “же, - сказал ђэтлиф. Ћн положил перо на место. -  ‚ы  правы.  ‚ыбора
нет, отступитьсЯ нам никак нельзЯ. …жели  вы  скажете  "нет",  она  найдет
другого юриста, а тот уж и "нет" не скажет и,  уж  конечно,  не  придумает
этот ход с деньгами, Я про те двести пЯтьдесЯт  долларов.  Ђ  тогда  ”лему
‘ноупсу никакой надежды не останетсЯ.
   ‚се остальные документы тоже были  оформлены  без  всЯких  затруднений.
Џравда, судьЯ председательствовавший тогда на  суде,  давно  умер,  как  и
тогдашний  шериф  •эб  •эмптон.  Ќо  его  сын,  по  прозвищу  •эб-младший,
унаследовал от отца не только то, что его выбирали шерифом через  срок,  с
перерывом в четыре года, но и то, что он всегда оставалсЯ в политике самым
близким приЯтелем своего сменщика, €фраима Ѓишопа. ’ак  что  ‘тивенс  взЯл
подписи у обоих; староста тогдашнего  состава  присЯжных  был  еще  вполне
здоровый и даже весьма подвижной старичок восьмидесЯти пЯти  лет,  который
хозЯйничал на  небольшой  электрической  крупорушке,  когда  не  ездил  на
рыбалку или на охоту с дЯдюшкой Њаккаслином, таким  же  восьмидесЯтилетним
здоровЯком. ’ак же просто и бесцеремонно, как и ђэтлифа,  ‘тивенс  вынудил
еще нескольких влиЯтельных лиц  подписатьсЯ  под  прошением,  но  козырным
тузом он считал старого своего однокашника по ѓарварду, который  занималсЯ
политикой из любви к искусству и  много  лет  был  чем-то  вроде  друга  и
советника  при  дворе  всех  губернаторов,  просто   потому,   что   любаЯ
политическаЯ клика знала, что он не только патриот штата Њиссисипи,  но  и
так богат, что ничего длЯ себЯ уже не требует.
   ’ак что ‘тивенс мог - да и  собиралсЯ  -  доложить  своей  клиентке  об
успехе дела лишь после того, как документы были отосланы в столицу  штата;
лето уже подходило к концу, впереди была осень, сентЯбрь, когда весь  штат
Њиссисипи (включаЯ губернатора, сенат штата и комиссию по амнистии)  снова
наденет галстуки и сюртуки и приметсЯ за работу.  Ћн  понимал,  что  может
сделать все - чуть ли не назначить день и час, когда он  хотел  бы  видеть
узника на свободе; и он выбрал конец сентЯбрЯ, написав своей  клиентке  на
большом желтом отрывном блокноте, почему он так сделал,  объЯснил  ей  все
многословно, красноречиво и убедительно, поскольку сам был в  этом  вполне
убежден: в сентЯбре сбор  хлопка  в  самом  разгаре,  так  что  длЯ  этого
человека найдетсЯ не просто работа, привычнаЯ работа, но и такаЯ работа, к
которой он потЯнетсЯ всей душой, потому что  тридцать  восемь  лет  он  ее
делал по принуждению, под дулом зарЯженной винтовки, а теперь ему  за  нее
будут платить сдельно, с каждой кипы. ќто было лучше, чем  освободить  его
сейчас же, в июне, когда ему все лето нечего будет делать и  его  невольно
потЯнет в родные места; конечно, ‘тивенс не объЯснил ‹инде,  почему  этому
жалкому,  хилому  человечку,  который,  наверно,  уже  и  до  тюрьмы   был
сумасшедшим, а за тридцать восемь лет врЯд ли вылечилсЯ, ни в коем  случае
нельзЯ поЯвлЯтьсЯ в „жефферсоне; он скрывал это от ‹инды в многословных  и
убедительных карандашных  строчках,  торопливо  ложившихсЯ  на  линованные
страницы блокнота, пока внезапный шорох не заставлЯл  его  поднЯть  голову
(‹инда, конечно, ничего не слыхала) - в дверЯх уже стоЯл ђэтлиф, вежливый,
учтивый, непроницаемый, только теперь он стал немного  серьезнее,  немного
сосредоточеннее, чем обычно. Ќо именно немного,  по  крайней  мере,  ‹инда
ничего не замечала, но тут ‘тивенс, вставаЯ, касалсЯ  ее  руки  или  локтЯ
(хотЯ это было лишнее, она сама вдруг чувствовала, что  в  комнату  кто-то
вошел) и говорил:
   - Џривет, ‚.Љ., заходите. ђазве уже пора?
   - ‚ыходит, так, - говорил ђэтлиф. - „оброе утро, ‹инда.
   - Џривет, ‚.Љ., - отвечала она своим  глухим  голосом,  но  в  точности
повторЯЯ  интонацию  ‘тивенса:  а  ведь  она  не  могла  слышать,  как  он
здоровалсЯ с ђэтлифом, и даже сам ђэтлиф не мог вспомнить,  когда  же  она
могла это слышать. ’ут ‘тивенс вынимал  золотую  зажигалку  с  монограммой
ѓ.‹.‘., хотЯ ‹. был не его инициал, и давал прикурить ‹инде, потом  они  с
ђэтлифом доставали из шкафчика  над  умывальником  три  граненых  стакана,
сахарницу, единственную ложку и нарезанный лимон,  а  ђэтлиф  извлекал  из
глубины карманов флЯжку с самогонным виски: старый Љэлвин Ѓукрайт все  еще
понемножку гнал и хранил выдержанное виски, изредка делЯсь своими запасами
только с теми тактичными людьми, которые сумели сохранить с ним  дружеские
отношениЯ, сносЯ  все  капризы  старика.  Ђ  потом  все  трое  -  ‹инда  с
сигаретой, а ‘тивенс с  неизменной  трубкой  -  сидели,  попиваЯ  пунш,  и
‘тивенс все говорил  или  быстро  что-то  писал  на  блокноте,  чтобы  она
ответила, а потом она отставлЯла пустой стакан, вставала и, попрощавшись с
ними, уходила. € однажды ђэтлиф спросил:
   - ‡начит, вы ”лему еще ничего не говорили? - ‘тивенс продолжал  курить.
- ‚прочем, это и не надобно, теперь уже всЯ округа знает, что кузина Њинка
или племЯнница, кем она там ему приходитсЯ, вызволЯет  его  из  тюрьмы.  -
‘тивенс продолжал курить. ђэтлиф взЯл пустой стакан. - •отите еще?
   - Ќет, благодарю вас, - сказал ‘тивенс.
   - Ђга, значит, вы умеете говорить, - сказал ђэтлиф. -  Љонечно,  может,
там, в подвалах, в банке, где он, наверно, сидит, деньги  считает,  может,
туда до него ничего не дошло. Ђ может, все-таки  ему  придетсЯ  выйти,  по
делу. - ‘тивенс продолжал курить. - Џо делу к шерифу, напротив. -  ‘тивенс
продолжал курить. - ‚ы никак не хотите еще выпить?
   - Ќу, ладно, - сказал ‘тивенс. - —то такое?
   - „а Я же вас об этом и спрашиваю. Њожно было  бы  подумать,  что  ”лем
первым делом пойдет к шерифу и напомнит ему тогдашние слова Њинка, то, что
он сказал судье ‹онгу, когда его отправлЯли в Џарчмен. Ќо ”лем, как видно,
не пошел. Њожет, ‹инда сама сказала ему про те двести пЯтьдесЯт  долларов,
а ведь даже ”лем ‘ноупс готов ухватитьсЯ за соломинку, если ничего другого
нет. ‚едь ”лем, естественно, не может прЯмо подойти к  ней  и  написать  в
блокноте: "‚ ту минуту, как выпустЯт этого несчастного крысенка, он  сразу
ЯвитсЯ сюда и расплатитсЯ чистоганом и за могилу твоей матери, и за все, в
чем Я будто бы виноват, - тебе, наверно, об этом все уши  прожужжали  наши
джефферсонские умники", - но, разумеетсЯ, он не  посмеет  даже  подать  ей
такую мысль, не то она тут же схватит вас, помчитсЯ в Џарчмен, сегоднЯ  же
вызволит того и завтра к утру доставит в „жефферсон;  иначе  у  ”лема  еще
осталось три недели, а за три недели всЯкое может случитьсЯ:  вдруг  ‹инда
помрет, или Њинк, или губернатор, или все члены комиссии  по  амнистии,  а
может, и Џарчмен вдруг взлетит на воздух.  ’ак  когда  же,  говорите,  это
будет?
   - —то именно? - сказал ‘тивенс.
   - Љогда его выпустЯт?
   - Ђ-а. Ќаверно, после двадцатого. —исла двадцать шестого.
   - „а, на будущей неделе, - сказал ‘тивенс. - Џередам деньги, договорюсь
с начальником. Џусть ему не выдают деньги, пока он не пообещает в  тот  же
день уехать из Њиссисипи и никогда не возвращатьсЯ.
   - ‚ таком случае, - сказал ђэтлиф, - все в порЯдке. Ћсобенно если  Я...
- Ћн остановилсЯ.
   - …сли вы что? - сказал ‘тивенс.
   - Ќичего, - сказал ђэтлиф. - ђок, и судьба, и удача, и надежда - и всем
этим мы свЯзаны, мы с вами, и ‹инда, и ”лем, и  этот  несчастный  заморыш,
эта бешенаЯ кошка, там, в Џарчмене, все мы свЯзаны той же судьбой, тем  же
роком, той же удачей и надеждой, даже неизвестно, где все это начинаетсЯ и
где кончаемсЯ мы. Ћсобенно надежда. Џомню, Я думал, что  у  людей  ничего,
кроме надежды, и нет, а вот теперь Я начинаю думать, что им ничего  больше
и не надо - лишь бы была надежда. Ђ тот разнесчастный сукин  сын  сидит  в
банке, считает деньги,  потому  что  это  единственное  место,  где  Њинку
‘ноупсу его не достать; раз ему все равно там прЯтатьсЯ, так заодно  он  и
деньги сосчитает, надо же что-то делать, чем-то  занЯтьсЯ.  €  кто  знает,
может быть, он сам выдал бы ‹инде эти двести  пЯтьдесЯт  долларов,  притом
без процентов, лишь бы она не хлопотала, чтобы Њинку скостили два года.  €
кто знает, сколько денег он выложил бы из своего сейфа сейчас, лишь  бы  к
этим двум годам добавить еще двадцать. Ђ может, хоть десЯть. Ђ может, хоть
год.
   —ерез десЯть дней  ‘тивенс  сидел  в  кабинете  начальника  Џарчменской
тюрьмы. „еньги у него были с собой - двадцать  пЯть  совершенно  новеньких
ассигнаций по десЯть долларов.
   - Ђ вы не хотите его повидать? - спросил начальник.
   -  Ќет,  -  сказал  ‘тивенс.  -  ‚ы  сами  ему  скажите.  €ли  поручите
кому-нибудь. Џросто предложите ему на выбор: либо  он  получит  свободу  и
двести пЯтьдесЯт долларов и уедет из Њиссисипи как можно скорее,  а  кроме
того, пожизненно будет получать каждые три месЯца те же двести  пЯтьдесЯт,
если даст слово никогда не переходить границу штата, либо  пусть  сидит  в
Џарчмене еще два года, а потом хоть сдохнет, черт с ним.
   - —то ж, наверно, он согласитсЯ, - сказал начальник.  -  џ  бы  на  его
месте  навернЯка  согласилсЯ.  Ђ  почему  тот,  кто  посылает  ему  двести
пЯтьдесЯт долларов, так не хочет, чтоб он возвратилсЯ домой?
   ‘тивенс торопливо объЯснил:
   - ‚озвращатьсЯ ему некуда. ‘емьЯ распалась, никого нет, жена умерла лет
двадцать пЯть - тридцать назад, никто не знает, где  дочки.  „аже  лачуга,
которую он арендовал, наверно, завалилась, а может быть, ее и разобрали на
топливо, увезли.
   - ‘тра