ики  с
газированной водой, и что-то страшное случилось с его ртом и горлом: вдруг
брызнула, потекла жидкаЯ слюна,  словно  тысЯчи  муравьев  кусали  его  от
гортани до самого желудка; и с каким-то недоверчивым испугом,  твердЯ  про
себЯ: "Ќет! Ќет! Ќебось стоит четверть доллара!" - он услыхал  собственный
голос:
   - Џожалуй, возьму вон то.
   - ‚есь Ящик? - спросил хозЯин.
   - Ђ одну бутылку нельзЯ? - сказал он,  торопливо  считаЯ  в  уме:  "’ам
бутылок  двадцать.  ‚се  десЯть  долларов  уйдут.  Њожет,  это  длЯ   менЯ
спасение". Ќо когда хозЯин открыл и поставил перед ним холодную запотевшую
бутылку, он даже не успел сказать себе: "Ќадо скорей взЯть в рот, пока  не
знаю, сколько стоит, а то не смогу выпить", - как его рука уже сама  взЯла
бутылку, и уже наклонила, уже засунула горлышко чуть ли не силой в рот,  и
первый глоток обжег холодом, слишком быстро, не  дав  почувствовать  вкус,
пока он не смирил, не сдержал этот позыв, эту страсть, чтобы ощутить  вкус
и уверитьсЯ, что ничуть не забыл его за все тридцать  восемь  лет:  только
забыл, какое наслаждение допить бутылку медленными, сдержанными глотками и
уж тогда отнЯть ее от губ и в  страхе  услышать  свой  голос:  "„айте  еще
одну", - и хотЯ про себЯ он твердил: "ЌельзЯ!  ЌельзЯ!"  -  но  сам  стоЯл
совершенно спокойно, совершенно неподвижно, пока  хозЯин  открывал  вторую
запотевшую бутылку, а потом взЯл ее, тихо закрыл глаза и  выпил  медленно,
до дна, а потом отделил одну долларовую бумажку в кармане, где лежали  еще
две по доллару  (десЯтидоллароваЯ  была  аккуратно  завернута  в  газетную
бумагу и приколота  изнутри  английской  булавкой  к  нагрудному  кармашку
комбинезона), и положил этот  доллар  на  прилавок,  никуда  не  глЯдЯ,  в
ожидании, что хозЯин спросит еще доллар, а может, и два, но тот бросил  на
прилавок шестьдесЯт восемь центов мелочью и взЯл доллар.
   Ђ две пустые бутылки так и стоЯли на прилавке у  всех  на  виду,  и  он
торопливо подумал: …сли б можно было взЯть  сдачу  и  выйти,  пока  он  не
заметил, - но это было невозможно, это была слишком опаснаЯ  игра,  он  не
смел, ему некогда было идти на риск, либо отдать два доллара, либо - крик,
прыжок через прилавок, запертаЯ дверь, пока шериф не придет за ним  опЯть.
€ он сказал, не трогаЯ сдачи:
   - ‚ы газировку не посчитали.
   - —то такое? - сказал хозЯин. Ћн рассыпал сдачу по прилавку. - Љонсервы
- одиннадцать, хлеб... - Ћн остановилсЯ и вдруг снова смел  все  монеты  в
кучу. - Ћткуда вы, говорите, приехали?
   - Ќичего Я не говорил, - сказал Њинк. - €здалека еду.
   - € давно тут не были, верно?
   - ‚ерно, - сказал он.
   - Ќу, спасибо, - сказал хозЯин. - џ и вправду забыл про эту  кока-колу.
ЏроклЯтые профсоюзы, из-за них и кока-кола подорожала, не подступишьсЯ. ‚ы
две выпили, так? - Ћн взЯл из сдачи полдоллара и пододвинул ему остальное.
- Ќе знаю, что народ будет делать, если их  не  остановЯт.  ЏридетсЯ  этих
проклЯтых  демократов  по  шапке,  не  то  и  вовсе  обнищаем,  дойдем  до
богадельни. Људа, сказали, едете? ‚ Њемфис?
   - Ќичего Я не сказал, - начал было он.  Ќо  хозЯин  уже  заговорил  или
продолжал разговор с негром, уже подавал негру откупоренную бутылку воды.
   - ќто за мой счет. Ќу-ка, бери свою машину и довези его до перекрестка,
там его скорее подвезут, может, кто завернет с шоссе.
   - „а Я еще не собиралсЯ ехать.
   - ‚решь, собиралсЯ, -  сказал  хозЯин.  -  †алко  тебе  лишних  полмили
сделать, что ли? Ђ времени у тебЯ хватит. €  не  поЯвлЯйсЯ  тут,  пока  не
съездишь. ‚от так, - сказал он Њинку. - ’ам вас скорее подвезут.
   € он поехал дальше в разбитой,  забрызганной  грЯзью  машине;  на  одну
секунду негр покосилсЯ на него и сразу отвел глаза.
   - Ћткуда это вы приехали? - спросил негр. Ћн не ответил. - €з Џарчмена,
а? - Њашина остановилась. - ‚от и перекресток, - сказал негр. - Њожет, кто
вас подвезет.
   Њинк вылез из машины.
   - Џремного благодарен, - сказал он.
   - Ђ вы ему уже заплатили, - сказал негр.
   € опЯть он пошел пешком. ѓлавное, подальше бы от всЯких  лавок,  нельзЯ
больше никуда заходить. …сли бы бутылка стоила доллар,  это  было  бы  длЯ
него запретом, за этот предел его никакое искушение, никакаЯ  слабость  не
могла бы увлечь, тут бы ему ничто не  грозило.  Ќо  бутылка  стоила  всего
четверть доллара, а у него на руках  было  целых  двенадцать  долларов,  -
значит, надо сначала доехать до Њемфиса и купить  револьвер,  иначе  никак
нельзЯ предугадать, не поддастсЯ ли он вдруг искушению: уже сейчас, выходЯ
из лавчонки, он себе говорил:  "Ѓудь  человеком.  Ѓудь  же  человеком.  ’ы
должен быть человеком, у тебЯ дело есть, опасное дело", - и уже  на  ходу,
выйдЯ из лавки, он почувствовал, как его прошибает пот, и  он  не  то  что
задыхаетсЯ, но стараетсЯ перевести дух, словно  путник,  который  нечаЯнно
попал в тайное логово, в объЯтиЯ Њессалины или  ‘емирамиды  и,  вырвавшись
оттуда,  все  еще  потрЯсен  своей  дерзостью,  все  еще  никак  не  может
опомнитьсЯ, понЯть, как это ему удалось выскочить живым.
   € тут он открыл еще одну вещь - все двадцать с лишним лет до  тюрьмы  и
все тридцать восемь последних лет он всегда ходил по мЯгкой земле.  ’еперь
он шел по асфальту, и у него не только  ныли  ноги,  но  боль  пронизывала
насквозь все кости, все мышцы, до самого черепа;  наконец  он  нашел  лужу
цвелой воды в пожухлом редком бурьЯне у канавы и,  снЯв  негнущиесЯ  новые
ботинки, выданные вместе с комбинезоном, сел, опустил ноги в воду  и  стал
жевать консервы с  хлебом,  думаЯ:  "ЌельзЯ  мне  распускатьсЯ.  Њожет,  и
заходить туда  нельзЯ,  где  этим  торгуют",  -  думаЯ,  в  сущности,  без
огорчениЯ, но неуклонно, непоколебимо: "Ќаверно, придетсЯ за  него  отдать
все десЯть долларов, а то и больше. ‡начит,  остаетсЯ  всего  три  доллара
восемьдесЯт пЯть центов, а Я уже восемьдесЯт два из них потратил", - и тут
он остановилсЯ, вынул горсть монет из кармана, аккуратно  разложил  их  на
земле около себЯ;  у  него  было  три  бумажки  по  доллару  и  мелочи  на
восемьдесЯт пЯть центов, и он, медленно пересчитав  эти  восемьдесЯт  пЯть
центов - полдоллара, двадцать пЯть центов и два никелЯ,  -  отложил  их  в
сторону. Ћн отдал лавочнику одну из долларовых бумажек; и лавочник дал ему
сдачи -  хлеб  стоил  одиннадцать,  консервы  одиннадцать,  значит,  всего
двадцать два цента, потом лавочник взЯл еще полдоллара за  воду,  а  всего
семьдесЯт два цента, значит, должно было остатьсЯ двадцать восемь  центов;
он снова пересчитал сдачу - монету за монеткой, потом отдельно те  деньги,
что отложил в сторону, чтобы еще раз  себЯ  проверить.  €  все-таки  сдачи
получалось всего  восемнадцать  центов,  вместо  двадцати  восьми.  „есЯть
центов пропало. Ђ ведь консервы стоили всего одиннадцать  центов,  он  это
помнил, потому что об этом был разговор. "‡начит, хлеб подорожал, наверно,
хлеб. Ќа целых десЯть центов подорожал, тут же, на глазах, - подумал он. -
Ђ если хлеб мог подскочить сразу на десЯть центов у менЯ на  глазах,  так,
может, и револьвера мне не купить даже за все тринадцать долларов. ‡начит,
надо где-то пристроитьсЯ, найти работу".
   Џо шоссе густо шли машины,  они  шли  очень  быстро,  большие  легковые
машины, совсем новые, и грузовики, громадные, как вагоны, не было  пыльных
"пикапов", которые подвезли бы его, только машины богачей, а  они  мчались
так, что не могли заметить одинокого человека в комбинезоне.  Ђ  может,  и
того хуже: наверно, они, огромные, быстрые, сверкающие, затерли бы ту, что
остановилась ради него; больно  им  надо,  чтобы  он  путалсЯ  у  них  под
колесами в Њемфисе. Ќо, в общем, это было неважно. Џока что Њемфиса  и  не
видно. ’еперь даже нельзЯ было сказать, скоро  ли  он  его  увидит,  и  он
думал: "Њожет, еще понадобитсЯ долларов десЯть, если  не  больше,  пока  Я
дойду до того  места,  где  их  продают".  ‚о  всЯком  случае,  надо  было
добратьсЯ до Њемфиса поскорее, пока еще все можно сделать, пока  ничто  не
помешало; во всЯком  случае,  когда  он  доберетсЯ  до  Њемфиса,  все  его
тринадцать долларов и три центра должны  быть  целы,  сколько  бы  ему  ни
пришлось выложить, чтобы попасть в город. ‡начит, надо добыть  еще  денег,
раз он даже не может поручитьсЯ, что не  зайдет  в  лавочку,  где  продают
газированную воду. "‡начит, надо где-то остановитьсЯ и попросить работы, а
Я в жизни ни у кого еще работы не просил, может, Я и не сумею, - думал он.
- ‡начит, пропадет, по крайней мере, день, а то и  больше,  -  подумал  он
спокойно, все еще не отчаиваЯсь, - слишком Я стар длЯ этого; не стоило  бы
в шестьдесЯт три года ввЯзыватьсЯ в такое дело", - и это  он  подумал,  не
отчаиваЯсь,  по-прежнему  непоколебимый:  "Ќет,  раз  уж  пришлось   ждать
тридцать восемь лет, подожду еще день-два, а  то  и  три,  ничего  мне  не
сделаетсЯ".
   †енщина была плотнаЯ, но не жирнаЯ и вовсе не стараЯ, довольно  ‘трогаЯ
с виду, в линЯлом, но очень чистом платье, она стоЯла в узком замусоренном
дворике и обрывала засохшие плети вьюнка с ограды.
   - ‚ы не из духовного званиЯ? - спросила она.
   - Њэм? - сказал он.
   - ‚ы похожи на проповедника.
   - Ќет, мэм, - сказал он. - џ не здешний.
   - Љакую работу можете делать?
   - ’у, что вы делаете. џ вам двор вычищу.
   - Ђ еще?
   - џ фермером был. ‚се могу делать.
   - Ќаверно, вас сначала накормить надо, - сказала она. - Ќу, ладно.  ‚се
мы божьи твари. Ћборвите-ка  сначала  эти  плети.  Ђ  грабли  возьмете  за
кухонной дверью. € помните, Я за вами следить буду.
   Њожет, она и следила за ним из-за оконной занавески. ’рудно сказать. „а
ему и дела не было. Ќо, как видно, она все времЯ следила, потому что вышла
на крохотную веранду, как только он снес в кучу последнюю охапку  листьев,
показала ему, где тачка, дала три спички и смотрела, как он  отвез  сушнЯк
на пустырь рЯдом с домом и поджег всю кучу.
   - Џоставьте тачку и грабли на место и ступайте на кухню, - сказала она.
   Ћн пошел на кухню - плита, раковина,  холодильник,  у  накрытого  стола
стул, на столе тарелка скверно сваренных овощей с кусками сероватого сала,
на блюдечке два ломтика покупного хлеба и  стакан  воды;  он  постоЯл,  не
двигаЯсь, спокойно опустив руки и глЯдЯ на стол.
   - Ѓрезгуете, что ли? - спросила она.
   - Ќе в том дело, - сказал он. - џ не  голодный.  Њне  деньги  нужны  на
дорогу. Ќужно добратьсЯ до Њемфиса, а там обратно в Њиссисипи.
   - Ѓудете вы обедать или нет? - спросила она.
   - „а, мэм, - сказал он, - премного благодарен, - и под ее взглЯдом  сел
за стол, и тут она открыла холодильник, вынула оттуда  початую  консервную
банку и поставила перед ним. ‚ банке лежала половина персика из компота.
   - …шьте, - сказала она, выходЯ.
   - „а, мэм, - сказал он. - Џремного вам благодарен. - „олжно быть, она и
сейчас откуда-то следила за ним. Ћн съел сколько мог (все было  холодное),
потом отнес тарелку, нож, вилку к раковине, чтобы вымыть, но тут она вдруг
вернулась на кухню.
   - џ сама, - сказала она. - Ђ вы идите по дороге, четыре мили. Џодойдете
к почтовому Ящику, там написано: "Ѓрат ѓудихэй". —итать умеете, а?
   - Ќайду, - сказал он.
   - ‘кажите, что Ѓесс •олком вас прислала.
   џщик он нашел, найти было необходимо. Ћн думал: "Ќадо найти", -  думал,
что, может быть, сумеет прочесть имЯ на Ящике, просто потому, что прочесть
необходимо, необходимо проникнуть в эти  непонЯтные  иероглифы,  и  думал,
стоЯ  перед  металлическим  Ящиком  со  словами  "Ѓр.   „.‘.ѓудихэй",   не
написанными, а выведенными краской, не то чтобы  нерЯшливо,  небрежно,  но
как-то нетерпеливо, с каким-то  диким,  Яростным  нетерпением,  думал  еще
прежде, чем понЯл, или, во всЯком случае, когда уже понЯл, что его  кто-то
зовет: "Њожет, Я всегда умел читать, но  никогда  не  знал,  пока  вот  не
пришлось". Ќо тут он услыхал голос и в маленьком, дико запущенном  дворике
увидел деревЯнный домишко с малюсенькой  терраской,  а  на  ней  человека,
который махал ему рукой  и  кричал:  "‘юда,  сюда!  ‡аходите!"  -  худого,
проворного, лет под сорок, с холодными бегающими глазами и длинной верхней
губой, как у стрЯпчего или  уличного  оратора,  и  длинным  подбородком  -
такими изображали на старинных карикатурах пуритан, - и тот ему сказал:
   - —ерт, да вы проповедник?
   - Ќет, - сказал он, - Я не здешний. •очу добратьсЯ до...
   - ‹адно, ладно, - сказал тот. - €дите кругом, Я вас встречу, - и  сразу
скрылсЯ в доме. Ћн, Њинк, пошел вокруг дома на  задний  двор,  еще  больше
запущенный и захламленный, и тут стоЯл еще один дом, даже не  разрушенный,
а просто завалившийсЯ - груда  бревен,  стропил,  оконных  рам,  дверей  и
неразобранных кусков перегородок, а среди этого навала двигалсЯ или  стоЯл
внушительного роста человек, примерно одних лет с Њинком, хотЯ на нем была
форменнаЯ  куртка  английского  образца,  а  погоны   дивизии,   тоже   не
существовавшей до войны, а когда Њинк показалсЯ  во  дворе,  этот  человек
стал торопливо стучать топором по наваленным тут же доскам; он  еле  успел
за это взЯтьсЯ, как с грохотом отворились  двери  домика  и  тот,  первый,
вышел с пилой в руках; только теперь Њинк увидел козлы и горку  напиленных
досок.
   - ‚от, - сказал первый человек, подаваЯ Њинку пилу. - ‚се крепкие куски
откладывай. ѓвоздей не гни, вытаскивай аккуратно. ђаспили все  обломки  на
ровные куски. Џапаша тебе покажет. Ђ Я буду в доме. - € он тут же  ушел  в
дом; даже двери, едва он их выпустил из  рук,  сердито  захлопнулись,  как
будто, проходЯ, он их втЯнул за собой.
   - ‡начит, и тебЯ подловили, Њак? -  сказал  человек  в  военной  куртке
(видно, это и был Џапаша).
   Њинк ничего не ответил. Ћн только сказал:
   - ќто и есть сам преподобный?
   - ќто ѓудихэй, - сказал старик. - Ќе слыхал, как  он  проповедует,  но,
даже если он и рта не откроет, все равно  он,  наверно,  проповеди  читает
лучше, чем стрЯпает. —то ж, кому-то надо же пересушивать лепешки. ѓоворЯт,
от него жена сбежала с одним сукиным сыном, разносчиком каким-то, когда он
еще на ’ихом океане воевал.  ‚се  они  тут  этим  занимались,  да,  как  Я
примечаю, и сейчас не бросили, хоть на войну уже сваливать  нечего.  Ќу  и
черт с ним, Я всегда говорю -  было  бы  болото,  лЯгушки  найдутсЯ,  одна
ускачет, другаЯ сЯдет. ‡начит, и тебЯ подловили, а?
   Ќа этот раз он ответил:
   - Њне в Њемфис надо попасть, а  потом  обратно  в  Њиссисипи.  џ  и  то
задержалсЯ. Ќадо бы сегоднЯ к вечеру двинутьсЯ. ‘колько он платит?
   - Њало ли чего тебе надо, - сказал тот. - џ  тоже  днЯ  три  назад  так
думал: заработаю доллар-другой и двину дальше. Ќо ты тут церковь  строишь,
голова  еловаЯ.  „авай  надеЯтьсЯ,  что  этот  черт   напроповедует   хоть
чего-нибудь, нам денег не видать, пока он их не соберет в воскресенье.
   - ‚ воскресенье? - сказал он.
   - Ќу да, - сказал тот. - ‘егоднЯ четверг, так что считай сам.
   - ‚ воскресенье, - сказал он. - ќто же еще три днЯ.
   - Џравильно, - сказал  тот.  -  ‚  здешних  местах  воскресенье  всегда
наступает на третий день после четверга. “ них обычай такой.
   - Ђ сколько мы получим в воскресенье?
   - Њожет, доллар наличными, ты же работаешь на господа  бога,  а  не  на
мамону, не ради денег. Ќо тут, по крайней мере, тебЯ кормить будут,  спать
положат.
   - Ќе могу Я так долго работать за один доллар, - сказал он.  -  ‚ремени
нет.
   - Ђ может быть, и больше дадут. џ  слыхал,  у  него  кое-что  есть.  ‚о
всЯком случае, он собирать умеет. ѓоворЯт, он  служил  в  морской  пехоте,
сержантом  на  десантной  барже,  в  ’ихом   океане,   да   вот   Японский
бомбардировщик спикировал прЯмо на них, и все попрыгали в воду, пока бомба
не попала, а один молокосос не  то  сдрейфил,  не  то  зацепилсЯ  и  никак
прыгнуть не мог, наш же преподобный (только он тогда еще не был  верующим,
это с ним случилось через несколько минут) полез на баржу  обратно,  чтобы
отцепить того, а тут всЯ баржа взорвалась к чертЯм собачьим, и их обоих, и
преподобного, и того молокососа, сразу  потЯнуло  на  дно,  и  вот  тут-то
преподобный отцепил этого второго и сам с ним всплыл  наверх.  ‡а  это  он
будто бы и получил медаль, это так официально считаетсЯ  или,  по  крайней
мере, так считает он сам и его паства, - как Я слыхал, к нему  все  больше
ходЯт бывшие солдаты, или их жены, или всЯкие девки, которых они  трахнули
без венца, больше все молодые, но есть и старики, их, так сказать, попутно
сюда втЯнуло, может, они - родители тех  ребЯт,  что  на  войне  убило,  а
может, они вроде этой самой сестры •олком,  что  тебЯ  подловила  там,  на
шоссе, она-то, наверно, ни разу не подтаЯла  как  следует,  чтобы  завести
ребЯтенка, и вообще спаси господи ее мужа, ежели он только у нее есть; эту
никто  не  втЯгивал,  она  сама  прицепилась  к  автобусу,  благо   проезд
бесплатный... - Ћн  остановилсЯ.  -  Ќет,  знаю,  зачем  она  сюда  ходит:
послушать, как он забористо выражаетсЯ, когда проповедует, или как  это  у
них там называетсЯ. ’ак про что Я рассказывал? „а, про  эту  самую  баржу.
‘ам преподобный так рассказывает, что он уже лежал себе тихо  и  спокойно,
мертвый на дне ’ихого  океана,  отвоевалсЯ  наконец,  и  вдруг  сам  €исус
•ристос очутилсЯ перед ним и  говорит:  "‚стань!"  €  он  встал,  а  €исус
говорит: "‘мирно! Ќалево кругом!" - и тут же его прикрепили на  постоЯнную
работку сюда, поближе к Њемфису, в штат ’еннесси. „а, что-то  в  нем  есть
такое, что ему помогло завербовать целое стадо прихожан  длЯ  своей  новой
церкви, теперь им даже новое помещение понадобилось.  €  будь  Я  проклЯт,
ведь он и плотника заполучит, чтоб сколотить эту ихнюю будку. —то он  тебЯ
спросил, когда увидал?
   - Љак? - сказал Њинк.
   - Ќу, что он сказал, когда посмотрел на тебЯ?
   - Ћн сказал: "—ерт, да вы проповедник".
   - ‚от видишь? Ћн оплел бог знает  сколько  народу,  разослал  по  всему
штату, велел искать такие дома, где бы уж  никто  не  сидел  на  крылечке,
велел разбирать их и стаскивать сюда, а уж тут разделывать на  доски,  вот
как мы с тобой. ’олько нет у него  пока  что  настоЯщего  плотника,  чтобы
сколотить им церковь. Џотому что хорошие плотники все члены профсоюза,  им
каждый день выкладывай деньги на бочку, а его на это  место  назначил  сам
€исус •ристос, он  деньгами  не  интересуетсЯ,  особенно,  когда  их  надо
выкладывать. ‚от он и его приспешники ловЯт всех, кого  можно,  по  дороге
сюда, как эта сестра •олком, та, что тебЯ заарканила, ловЯт и  просеивают,
все ищут.
   - Џросеивают?
   - Ќу да. Љак муку. Џропускают народ через этот  задний  двор,  пока  не
заполучат такого, чтоб сумел сколотить им церковь, а  наше  дело  готовить
побольше досок, и бревен, и оконных рам. Ќу, давай-ка возьмемсЯ за работу.
Џравда, Я не заметил, чтобы он за нами шпионил из-за занавески, но все  же
с отставным сержантом морской пехоты, будь он хоть сто раз  проповедником,
шутить не стоит.
   - ‡начит, мне и уйти нельзЯ?
   - Љак нельзЯ? Њожно. €ди хоть на все четыре стороны.  Ќо  денег  ты  не
получишь, пока они сбор не проведут, в воскресенье. “ж не говорю, что тебЯ
тут и спать положат, и так называемым ужином накормЯт, если,  конечно,  ты
не станешь нос воротить.
   ‚ообще-то в этом  доме  ни  ставен,  ни  занавесок  не  было,  так  что
подсматривать, казалось бы, неоткуда. Ђ  когда  он  внимательно  разглЯдел
весь  этот  дом,  ему  почудилось,  что  это  тоже  времЯнка,  вроде  того
неописуемого навала стенок, дверей и окон, среди которых работал он и  его
сотоварищ: казалось, весь дом сколочен  наспех  и  еле  держитсЯ;  и  пока
медленно рос штабель отобранных  досок  и  куча  растопки,  напиленной  из
бракованных кусков, Њинк иногда слышал,  как  проповедник  расхаживает  по
домику, и думал: "…сли он там, в доме, сочинЯет проповедь, так похоже, что
он на это тратит не меньше сил, чем если бы он седлал  мула".  ‘олнце  уже
садилось, и он подумал: "Ќаверно, заработано не  меньше  полдоллара.  Ќадо
получить.  Ќадо  получить.  Ќадо  идти  дальше.  Ќе  могу   Я   дожидатьсЯ
воскресеньЯ", - но тут дверь домика дернулась, распахнулась, и проповедник
сказал:
   - Ќу, все. “жин готов. ‡аходите.
   Ћн пошел вслед за Џапашей. Ќикто и не заикнулсЯ насчет умываниЯ.
   - џ уж лучше... - начал Њинк. Ќо  было  уже  поздно.  Ћни  очутились  в
кухне, не то что спартанской, а  просто  заброшенной,  как  старый  летний
барак длЯ туристов где-нибудь в пригородном парке, с плитой - он про  себЯ
называл ее "автоматической", потому  что  никогда  в  жизни  не  видел  ни
газовых, ни электрических плит, пока не попал  к  миссис  •олком.  ѓудихэй
стоЯл перед  плитой  в  свирепом  молчании,  окруженный  злобным  шипением
стрЯпни. Њинк опЯть начал было: - џ уж лучше... - Ќо тут ѓудихэй отошел от
плиты с тремЯ мисками, в  которые  было  налЯпано  что-то  подгорелое;  на
эмалированной поверхности  оно  имело  столь  же  странный,  неуместный  и
несъедобный вид, как коровьЯ лепешка. - Ђ Я уж поел, - сказал  Њинк.  -  џ
лучше пойду.
   - —то? - спросил ѓудихэй.
   - ‚ Њемфисе менЯ дело дожидаетсЯ, - сказал он. - Њне  обЯзательно  надо
вечером двинутьсЯ.
   - ‡начит, вам сейчас и деньги платить? - сказал ѓудихэй, ставЯ миски на
стол,  где  уже  стоЯла  громаднаЯ  бутылка   томатного   соуса,   тарелка
нарезанного хлеба, сахарница и банка сгущенного  молока  с  продырЯвленной
крышкой. - ‘адитесь, - сказал ѓудихэй, отходЯ к плите, где Њинк уже  носом
учуЯл кофе, перекипавший через край с тем же Яростным нетерпением, с каким
шипело мЯсо на сковородке, громоздились доски во дворе и разлетались буквы
на почтовом Ящике; но тут ѓудихэй поставил три чашки кофе и опЯть  сказал:
- ‘адитесь. - Џапаша уже сел. - џ сказал, садитесь, - повторил ѓудихэй.  -
„еньги получите в воскресенье, после сбора.
   - Ќекогда мне ждать, долго очень.
   - ‹адно, - сказал ѓудихэй, поливаЯ соусом еду.  -  ‘начала  поужинайте,
ужин вы уже заработали. - Ћн сел. ’е двое уже ели. ѓудихэй сразу все съел,
вставаЯ, положил вилку и, еще дожевываЯ, хлопнул дверью (Њинк не разобрал,
что на ней внутри висела каска в маскировочной сетке, какие носила морскаЯ
пехота на тихоокеанском фронте, потому что  он  в  это  времЯ  смотрел  на
приклад пистолета-автомата, торчавший из-за широкого поЯса под  каской)  и
вынул  из  холодильника,  стоЯвшего  за  дверью,  банку  консервированного
компота  -  половинки  персиков,  -  поставил  банку  на  стол,  точно   и
беспристрастно разделил сироп с персиками, разлив его в  жирные  миски,  и
компот тоже был съеден, причем ѓудихэй и тут  доел  раньше  всех;  за  все
времЯ, что Њинк его видел, он впервые сидел  абсолютно  неподвижно,  будто
спал, дожидаЯсь, пока те двое кончат есть. Џотом сказал: - „елай уборку! -
и сам первый подошел к раковине со своей миской, чашкой и ложкой, вымыл их
под краном, потом посмотрел, как те  двое  вслед  за  ним  вымыли  посуду,
вытерли и поставили на полку. Џотом он сказал Њинку: - Ќу как? “йдете  или
останетесь?
   - ЏридетсЯ остатьсЯ, - сказал Њинк. - Њне деньги нужны.
   - ‹адно, - сказал ѓудихэй. - ‘тановись на колени, - и сам встал первым,
а за ним и  они,  прЯмо  на  кухонный  пол,  под  колючим  смутным  светом
единственной голой и тусклой лампочки,  свисавшей  с  провода,  и  ѓудихэй
стоЯл на коленЯх, но голову не  склонил  и,  даже  не  прикрыв  клокочущие
холодом глаза, проговорил: - ‘паси нас •ристос, несчастных сукиных  детей,
- после чего поднЯлсЯ и сказал: - ‚се. ‘вет тушить. ѓрузовик придет в семь
часов.
   ќто была, в сущности, не комната, а кладовушка,  чуть  побольше  шкафа.
Ћдно оконце, дверь, ведущаЯ в дом, с потолка  свисает  одна  лампочка,  на
полу тонкий тюфЯк, покрытый брезентом, но ни  подушек,  ни  одеЯл,  вообще
ничего: ѓудихэй придержал двери,  пока  они  входили,  потом  закрыл.  Ћни
остались одни.
   - Ќу, давай, - сказал Џапаша. - Џробуй!
   - —его пробовать? - спросил Њинк.
   - „верь. Ћн нас запер. Ќет, выйти ты можешь  когда  угодно,  окошко  не
заперто. Ќо дверь ведет в дом, а ему никак не хочетсЯ,  чтоб  мы,  будущие
плотники, обшарили на прощание его хазу  и  смылись.  •отЯ  ты  теперь  на
господа бога работаешь, балда, но командует тут  парадом  сержант  морской
пехоты. - Ћн  зевнул.  -  Ќо  ты-то  хоть  получишь  свои  два  доллара  в
воскресенье, а то и три, если он сегоднЯшний день засчитает. Ђ  в  придачу
еще и проповедь услышишь. Ђ это стоит трех долларов. ‡наешь, бывают  такие
редкие изданиЯ, за которые берут  в  десЯть  раз  дороже,  потому  что  их
выпускают всего каких-нибудь две-три штуки. - Ћн подмигнул.  -  Ђ  почему?
Џотому! „олго он не продержитсЯ. - Ћн опЯть подмигнул Њинку. - Ќикто этого
не допустит.
   - ‡начит, мне мои два доллара не отдадут? - сказал Њинк.
   - Ќет, нет, - сказал тот. - џ про  здешних  жителей,  кого  он  еще  не
обратил, они больше этакого не потерпЯт. Џро тех, кто эту проклЯтую  войну
терпел все четыре с лишним года, кто про нее забыть хочет.  Ћни  пЯть  лет
бедовали, разорЯлись, лишь бы от  этой  войны  избавитьсЯ,  а  только  они
собрались зажить по-старому, по-мирному, ЯвлЯетсЯ, черт их  подери,  кучка
горлопанов, бывших солдат,  отъелись  на  пенсии,  сукины  дети,  и  такое
развели, словно все то, отчего война началась, не только раньше было, но и
теперь продолжаетсЯ, да так и будет продолжатьсЯ, пока кто-то  чего-нибудь
не сделает. ‚сЯ ихнЯЯ шайка  -  неплательщики,  они,  наверно,  скорее  бы
голосовали за Ќормана ’омаса, чем  за  ђузвельта,  Я  уже  не  говорю  про
’румэна, а теперь, в тысЯч девЯтьсот сорок шестом году, хотЯт  тут  своими
силами •риста воскресить. ’ак что, сам понимаешь, может, и стоит  потерЯть
три доллара, чтобы этого ѓудихэЯ напоследок послушать на свежем воздухе, а
то, чего доброго, придетсЯ ему проповедовать, а нам слушать через тюремную
решетку. - Ћн снова зевнул во весь рот, снимаЯ военную куртку.  -  —то  ж,
книжки у нас тут нет, почитать на сон грЯдущий нечего,  значит,  только  и
остаетсЯ, что лечь спать.
   Ћни легли. ‘вет потух. Њинк лежал на спине, тихо дыша, сложив  руки  на
груди.  Ћн  думал:  "ЌавернЯка  не  меньше  трех  долларов.  ЌавернЯка   и
сегоднЯшний день засчитают", - думал: "Ќо с воскресеньем, выходит, три днЯ
пропало, даже если мне добратьсЯ до Њемфиса в воскресенье  после  расчета,
там уже все лавки, где его  можно  купить,  закроют  до  понедельника",  -
думал: "Љак видно, придетсЯ подождать три днЯ", -  и  с  огорчением:  "‚се
равно ничего не придумаешь", -  и  тут  же  почти  сразу  уснул  спокойным
крепким сном, и уже было совсем светло, когда он очнулсЯ; некоторое  времЯ
он лежал спокойно, прежде чем понЯл, что осталсЯ один. Џосле ему казалось,
что, осознав, что стрЯслось, он еще минуту лежал тихо и спокойно, все  еще
лениво вертЯ в руке английскую булавку, котораЯ лежала расстегнутаЯ у него
на груди: но тут он вскочил, сел и, даже  не  видЯ,  что  окно  открыто  и
ставнЯ болтаетсЯ, уже неистово рвал из нагрудного кармана сверток газетной
бумаги, где была приколота десЯтидоллароваЯ бумажка, и вместо проклЯтий  и
ругани у него выходило только жалкое повизгивание, и он стучал  кулаком  в
запертую дверь, пока ее не распахнул ѓудихэй,  сразу  увидевший  раскрытое
окно.
   - Ћграбил, значит, сукин сын, - сказал ѓудихэй.
   - „есЯть долларов взЯл, - сказал Њинк. - Џоймать его надо. Џустите!
   - Џогодите, - сказал ѓудихэй, все еще загораживаЯ двери, -  сейчас  его
уже не поймать.
   - Ќадо! - сказал он. - Њне эта десЯтка нужна.
   - ‚ам она нужна, чтобы до дому добратьсЯ, так, что ли?
   - „а, - сказал он и снова выругалсЯ. - џ без нее никуда. Џустите же!
   - „авно дома не были? - сказал ѓудихэй.
   - ’ридцать восемь лет. ‘кажите, куда, он, по-вашему, пошел?
   - Џогодите! - сказал ѓудихэй, не двигаЯсь. - ‹адно,  постараюсь,  чтобы
вы в воскресенье получили эти десЯть долларов. ‘трЯпать умеете?
   - Њогу жарить мЯсо, Яичницу, - сказал Њинк.
   - ‹адно. ѓотовьте, завтрак,  а  Я  нагружу  машину.  Џошли,  -  ѓудихэй
показал ему, как зажигать плиту, и ушел; а он долил вчерашний кофе  водой,
по привычке, как доливал всегда, пока гуща не терЯла всЯкий запах и  цвет,
потом нарезал сало, по той же привычке посыпал его  мукой  на  сковородке,
достал Яйца длЯ Яичницы  и,  постоЯв  у  открытой  двери,  отошел  и  стал
сосредоточенно смотреть на висевший под каской автомат в  тЯжелой  кобуре,
думаЯ спокойно: "‚зЯть бы мне его днЯ на два, тогда и десЯть  долларов  не
понадобилось бы", - думаЯ: "Ћграбил менЯ запросто, слова не сказал, почему
же и Я теперь не имею права грабить? “ж не  говорю,  что  мне  эти  десЯть
долларов позарез нужны, во сто  раз,  в  тысЯчу  раз  нужнее,  чем  какому
другому человеку", - думаЯ уже совсем спокойно, мирно: "Ќет, никогда Я  не
воровал. Ќикогда Я до этого не доходил, воровать Я никогда не стану".
   Љогда он подошел к двери, чтобы кликнуть ѓудихэЯ завтракать, тот еще  с
каким-то человеком уже сложили в грузовик целые  перегородки  и  отдельные
доски, потом, сидЯ на этой груде досок, он снова ехал по шоссе к  Њемфису;
он даже подумал: "Њожет, они проедут до самого  Њемфиса,  и  будь  у  менЯ
десЯть долларов..." - но потом перестал думать и просто трЯссЯ  в  кузове,
пока грузовик не свернул на  боковую  дорогу;  сначала  подъезжали,  потом
въехали и дальше уже ехали по чьим-то владениЯм, угодьЯм, плантациЯм -  по
бескрайним хлопковым полЯм, где еще белел  хлопок  в  ожидании  сборщиков,
потом повернули по проселку через поле и  подъехали  к  заросшему  ивнЯком
затону, где стоЯл еще один "пикап", тоже с грузом разобранных перегородок,
и рЯдом трое или четверо мужчин, чем-то до странности похожих на ѓудихэЯ и
водителЯ его, вернее, их грузовика; он, Њинк, не мог сказать,  чем  именно
похожих, и даже не думал об этом: не присматриваЯсь, он просто заметил еще
одну  военную  куртку,  потом,  тоже  не  присматриваЯсь,  увидел   канат,
обтЯнутый прЯмоугольником меж вбитыми кольЯми и  обозначавший  место,  где
собирались строить; и тут они разгрузили доски, и ѓудихэй сказал:
   - ‹адно, вы с Ђльбертом можете отправлЯтьсЯ за следующим грузом.
   ’еперь он ехал в кабине назад, в приход, или как  оно  там  называлось,
где они с Ђльбертом еще раз нагрузили "пикап" и опЯть поехали к затону:  к
этому времени при стольких рабочих руках - если все четверо  работали  так
же быстро, как ѓудихэй, - там должна была уже  вырасти  целаЯ  стенка.  Ќо
вместо этого ни второго грузовика, ни ѓудихэЯ, ни  отмеченного  вешками  и
канатом участка там не оказалось, и только  трое  мужчин  спокойно  сидели
возле кучи досок и бревен.
   - —то такое? - спросил Ђльберт.
   - Ђга, - сказал один из сидЯщих. - Џередумал.
   - Љак? - сказал  Њинк.  -  Љто  передумал?  Њне  ехать  надо.  џ  и  то
опаздываю.
   - •озЯин участка, - сказал Ђльберт. - ‘начала  разрешил  поставить  тут
молельню. „а кто-то заставил его передумать. Њожет, банк,  который  держит
на него закладную. Њожет, ‹егион.
   - Љакой ‹егион? - сказал Њинк.
   - Ђмериканский легион. —то хотЯт, то  и  делают,  как  в  восемнадцатом
году. Ќе слыхал никогда, что ли?
   - Ђ где преподобный ѓудихэй? - спросил он. - Њне надо уезжать.
   - Ќу, ладно, - сказал Ђльберт. - ‚сего!
   € Њинк осталсЯ ждать. ’олько после обеда второй  грузовик  подлетел  на
полном ходу, и ѓудихэй соскочил с него прежде, чем он остановилсЯ.
   - Ќу, - сказал он. - ѓрузите. - €  снова  они  поехали  по  мемфисскому
шоссе, и "пикап" мчалсЯ вслед за грузовиком, чтобы  не  потерЯть  из  виду
ѓудихэЯ, мчалсЯ, как все машины по шоссе, а он  думал:  "Ѓыло  бы  у  менЯ
сейчас десЯть долларов, хотЯ мы, наверно, и на  этот  раз  до  Њемфиса  не
доедем". Ћни и не доехали. ѓудихэй повернул, и они за ним, рискуЯ головой,
иначе ѓудихэй, ехавший  впереди,  потерЯл  бы  их  в  пустынном  безлюдье;
кончилась плодороднаЯ дельта, пошли выветрившиесЯ голые глинистые холмы  и
дальше сплошные унылые пустыри;  ѓудихэй  остановилсЯ  -  перед  ним  была
свалка,    нагромождение    ржавых    остовов     автомобилей,     котлов,
хлопкоочистительных машин, груды битого кирпича, куски бетона; но вехи уже
были заново вбиты, и канат натЯнут между  ними  тугим  прЯмоугольником,  а
ѓудихэй уже стоЯл около своего грузовика и, размахиваЯ руками, звал их:
   - ‘юда! Џриехали. Ќачинай.
   Ќаконец-то началась настоЯщаЯ работа.  Ќо  становилось  поздно,  полднЯ
пропало, а завтра была суббота, то есть всего один полный день.
   Ќо когда он попыталсЯ заговорить, ѓудихэй сразу оборвал его:
   - џ же вам сказал, что вы получите свои десЯть долларов в  воскресенье.
—его же еще?
   €  насчет  ужина  ѓудихэй  тоже  не  распорЯдилсЯ.  Ћн  просто  дернул,
распахнул дверцу холодильника, выхватил оттуда запачканную кровью бумагу с
мЯсом и ушел из кухни. € тут Њинк вспомнил, что он  когда-то  умел  варить
овсЯнку, и нашел крупу и подходЯщую кастрюлю.  ‚  этот  вечер  ѓудихэй  не
запирал его; он, Њинк, попробовал дверь, потом  запер  ее  изнутри  и  лег
спокойно на спину, сложив руки на груди, как  покойник,  пока  ѓудихэй  не
разбудил его, чтобы он поджарил  бекон  с  Яичницей.  ѓрузовик  уже  стоЯл
наготове, на этот раз собралось  человек  двенадцать,  и  уже  можно  было
видеть, как будет выглЯдеть  молельнЯ  (так  они  ее  называли).  ђаботали
дотемна. Ћн сказал:
   - Њне сегоднЯ не холодно, могу тут пристроитьсЯ, вон под  теми  листами
толЯ, а завтра начну на рассвете, пока другие еще не...
   - Њы по воскресеньЯм не работаем, - перебил ѓудихэй. - Џоехали.
   Ќаступило воскресенье. ел дождь, моросЯщий, неугомонный дождик  ранней
осени. Љакой-то мужчина с женой заехали за ними, но уже не в "пикапе", а в
легковушке,  видавшей  виды  и  порЯдком  помЯтой.  ‘нова   повернули   на
перекрестке, дальше пошли уже не дикие пустыри, а просто ровнаЯ местность,
и наконец  некрашенаЯ  коробка  зданиЯ,  что-то  где-то  виденное  до  тех
тридцати  восьми  тюремных  лет  подтолкнуло,  подсказало.  "„а   это   же
негритЯнскаЯ школа", - подумал он, выходЯ на стоЯнке; пЯть или шесть таких
же грЯзных, помЯтых легковых машин и "пикапов" и кучка людей ждали тут же,
были люди постарше, но большинство - ровесники ѓудихэЯ или чуть  помоложе;
снова он почувствовал в них что-то одинаковое, общее,  помимо  сходства  в
одежде: военные  куртки,  зеленые  армейские  плащ-палатки,  одна  военнаЯ
фуражка со следами  офицерской  кокарды;  за  его  спиной  кто-то  сказал;
"‡дорово", - это был Ђльберт, Њинк узнал и эту мисс или миссис •олком, чей
двор он чистил, а потом увидел высокую негритЯнку - уже немолодую женщину,
сильно отощавшую, но все еще толстую. Ћн остановилсЯ не  от  удивлениЯ,  а
просто насторожившись.
   - ‚ы сюда и черномазых пускаете? - удивилсЯ он.
   - ќту пускаем, - сказал Ђльберт. ѓудихэй уже  вошел  в  дом.  ’еперь  и
остальные пошли за ним, толпЯсь в дверЯх. - …е сын то же самое  заработал,
что и сыновьЯ белых женщин, хоть на  памЯтнике  его  имЯ  рЯдом  с  ихними
именами не написано. ‚идишь ту женщину в  желтой  шлЯпке?  -  лЯпка  была
грЯзнаЯ, но все еще броскаЯ, пальто  когда-то  было  белым,  тоже  немного
броским, и хозЯйке шлЯпы и пальто можно было  с  виду  дать  лет  двадцать
пЯть,  но  сейчас  она  выглЯдела  плохо,  исхудавшаЯ,  хоть  и  не  очень
потрепаннаЯ. - „а, вот именно, - сказал Ђльберт. - Ћна и сейчас  смахивает
на потаскушку, но ты бы поглЯдел на нее прошлой весной, когда она  Явилась
из того дома, на Љатолпа-стрит. Њуж  ее,  лейтенант,  командовал  пехотным
взводом, там, где Япошки гнали нас из Ђзии, а мы отступали  все  скопом  -
австралийцы, англичане, французы из €ндокитаЯ - и даже ничего удержать  не
пытались, отрывали окопчики, когда темнело, и  только  успевали  подобрать
отставших и тех, кто прЯталсЯ по окопам, а наутро  -  снова  бежать,  если
только к утру хоть кто-нибудь  оставалсЯ  жив.  Ђ  его  взвод  в  ту  ночь
находилсЯ в дозоре, он в окопчике,  его  отделение  в  цепи,  а  тут  этот
черномазый подполз к нему с боезапасом. Џонимаешь, он был  новенький  -  Я
про негра. Ћн никогда Япошек близко и не видел.
   ЏредставлЯешь, как это было:  сидишь  там,  согнулсЯ  в  три  погибели,
кругом вонь, непроглЯднаЯ тьма, сидишь в вонючей мокрой Яме, уши  и  глаза
до того напрЯг, что вот-вот они у тебЯ вылетЯт из головы, как  камешки,  а
кругом  стрекочет  что-то  вроде  кузнечиков  в  траве,  только  вдруг  ты
понимаешь, что никакие это не кузнечики, а вроде бы  голоса,  и  стрекочут
они про тебЯ по-английски: "Ќа заре - помереть. Ќа заре - помереть". Ђ тут
еще приползает этот черномазый с ручными гранатами, с автоматными дисками,
и лейтенант велит ему лечь в окопчик, кладет его руку на спуск автомата  и
говорит: жди тут, пока Я  не  вернусь,  а  сам  ползет  назад  докладывать
командиру, словом, куда-то смываетсЯ.  ‡наешь,  как  это  бывает.  …сть  у
человека предел. Ћн сам не знает, когда он до  этого  предела  дойдет,  но
вдруг приходит минута, и он  понимает,  что  теперь  -  все,  что  он  уже
кончилсЯ; конечно, всЯкому тошно станет, но  тут  никто  не  виноват,  тут
ничего поделать нельзЯ. ‚ том-то и беда:  заранее  сам  не  знаешь,  когда
сдашь, заранее никто тебе не  скажет  -  держись.  Ђ  на  войне  особенно.
Џоневоле подумаешь, что нашей породе людской и не место на войне,  раз  мы
такие слабые, верно? Ђ уж если  войны  будут  продолжатьсЯ,  так  надо  бы
изобрести что-нибудь покрепче людей, да их и  посылать  в  драку.  ‘ловом,
настает утро, зарЯ и перваЯ отрубленнаЯ голова, - может, ты  с  ним  вчера
еще последний паек делил, - летит прЯмо  к  нам  в  окоп,  как  будто  кто
бросает баскетбольный мЯч. ‚идим, голова-то чернаЯ, того негра. Ђ  как  же
иначе? ‚ырос он, этот негр, на арканзасской плантации,  а  тут  ему  белый
человек, да еще лейтенант, да еще с арканзасским  выговором,  приказывает:
"Ѓери эту мотыгу, то есть эту винтовку, и жди тут, пока Я не  вернусь".  Ђ
когда мы отогнали Япошек  настолько,  что  можно  было  снова  целый  день
спокойно прЯтатьсЯ от их налетов, наш лейтенант зашел за  груду  хвороста,
что мы таскали за собой длЯ костров... „а,  страннаЯ  штука  эти  джунгли.
‚есь день  потеешь,  даже  ночью,  глотка  всегда  пересыхает,  воды-то  в
джунглЯх нет и  не  надейсЯ,  а  выйдешь  на  солнце,  не  успеешь  рубаху
застегнуть, уже весь пошел пузырЯми. € начинает казатьсЯ,  что,  урони  ты
котелок или штык или даже ударь подкованным каблуком по корню, сразу искры
посыплютсЯ, все кругом заполыхает. Ђ попробуй  разжечь  огонь.  ’ы  только
попробуй что-нибудь поджечь, увидишь, что это за  мука.  Ќу,  словом,  наш
лейтенант зашел за груду хвороста, где его никто видеть не  мог,  и  сунул
себе дуло револьвера в рот. џсно, что теперь ее сюда пускают.
   “же все вошли в помещение, и он вспомнил, хоть и через тридцать  восемь
лет, как долго остаетсЯ запах в комнате, где негров уже давно нет, -  этот
запах нищеты, и тайного страха, и терпениЯ, и стойкости, а надежда слишком
слаба, чтобы отбить этот запах, - и тут все  присутствующие  (он  подумал,
что, наверно, у них это называлось  молитвенным  собранием)  расселись  по
скамьЯм без спинок, женщина в желтой  шлЯпке  на  первой  скамье,  высокаЯ
негритЯнка, одна, на  последней,  и  ѓудихэй  встал  перед  ними  в  конце
комнаты, опираЯсь на доску, положенную на козлы, руки его лежали спокойно,
кулаки были не стиснуты, а просто сжаты, и он выжидал, пока все затихнут.
   - Ќу, вот, - сказал ѓудихэй. - …сли  кто  думает,  что  достаточно  ему
усестьсЯ на свою корму и ждать, пока благодать  сама  на  него  снизойдет,
вроде дождЯ или чего еще, так тому тут делать нечего. Ќадо крепко стать на
ноги, искать ее, пока не поймаешь, а там уже держать покрепче, дратьсЯ  за
спасение души, если понадобитсЯ. Ђ не дождешьсЯ благодати, сам сотвори ее,
черт подери! ‘ам сотвори себе благодать, спасение души. ’ак сотвори, чтобы
и Ћн ее признал, заработай на нее право,  держись  за  нее,  дерись,  если
надо, но не выпускай из рук, хотЯ бы тут все летело к чертовой матери...
   € тут мужской голос перебил его:
   - ђасскажи все сначала, „жо. „авай. ђасскажи еще раз.
   - —то? - спросил ѓудихэй.
   - ђасскажи еще раз, - сказал мужской голос. - „авай!
   - „а Я же вам рассказывал, - сказал ѓудихэй. - ‚ы же слышали. Ќе могу Я
все сначала объЯснЯть.
   - Ќет, можешь, -  сказал  мужской  голос;  тут  послышались  и  женские
голоса:
   - Њожешь, „жо. ђассказывай! - Ђ он,  Њинк,  все  смотрел  на  руки,  не
стиснутые, а просто сжатые, на клокочущие холодом глаза анахорета -  глаза
отшельника пЯтого века, глЯдЯщие в пустоту из своей месопотамской  пещеры,
- на тело, напрЯженное в  неподвижности,  словно  в  страшной  натуге  под
тЯжелым грузом.
   - Ќу, хорошо,  -  сказал  ѓудихэй.  -  ‡начит,  лежу.  ‚се  в  порЯдке.
ђаздолбали нас к чертовой матери, все нормально - пошли  ко  дну.  ‡наете,
как в воде веса своего не чувствуешь, лежишь, а свет  идет  сверху,  вроде
как сквозь решетчатые ставни, когда они  на  ветру  тихонько  так  дрожат,
трЯсутсЯ. ‹ежу себе, смотрю, как мои руки плывут в воде, мне шевелить  ими
не надо, а тени словно от решетчатых ставен по ним мелькают,  подмигивают,
и ноги мои тоже плывут, совсем вес потерЯли, идти некуда,  маршировать  не
надо, даже дышать не надо, даже спать не надо, ничего не надо,  -  словом,
все нормально, пошел ко дну. € вдруг вижу: стоит  Ћн  надо  мной,  с  виду
обыкновенный лейтенантишка, прЯмо из окопов, ну, может, немного  постарше,
да еще на Ќем ни пилотки, ни каски нет; стоит с непокрытой  головой,  тени
по Ќему бегают, а сам курит сигарету.
   - ‚стань, солдат! - говорит.
   - Ќе могу, - говорю. Џотому что чувствую -  по