 когда настанет времЯ спокойно поговорить и  спокойно
посмеЯтьсЯ - над всей историей, друг над другом, над собой.
   Ћн так и не  раскрыл  записку.  Ћн  отложил  ее,  вымылсЯ,  побрилсЯ  и
переоделсЯ, все времЯ насвистываЯ.  Ќе  успел  он  закончить,  как  пришел
Ѓраун.
   - ’ак, так, так,  -  сказал  Ѓраун.  Љристмас  ничего  не  ответил.  Ћн
смотрелсЯ в зеркальце, прибитое к стене, и завЯзывал галстук.  Ѓраун  стал
посреди  комнаты:  высокий,   сухощавый   молодой   человек,   в   грЯзном
комбинезоне, со смуглым, безвольно-миловидным лицом и любопытными глазами.
‚озле рта у него был тоненький  шрам,  белый,  как  нитка  слюны.  Ќемного
погодЯ Ѓраун сказал: - Љажись, ты куда-то налаживаешьсЯ?
   - „а ну? - сказал Љристмас. Ћн не обернулсЯ. Ћн насвистывал, монотонно,
но не фальшивЯ - что-то минорное, жалобное, негритЯнское.
   - џ думаю, мне уж не стоит мытьсЯ, - сказал Ѓраун, - раз ты собралсЯ.
   Љристмас обернулсЯ к нему:
   - Људа собралсЯ?
   - ђазве ты не в город?
   - Ђ кто тебе сказал? - спросил Љристмас € отвернулсЯ к зеркалу.
   - Ђга, - сказал Ѓраун. Ћн смотрел Љристмасу в затылок. -  ‡начит,  надо
понимать, у тебЯ свои дела - Ћн наблюдал  за  Љристмасом.  -  Ќочь  больно
холодна, чтобы лежать на сырой земле, когда  подстилки-то  всего  -  худаЯ
девочка.
   -  Ќе  может  быть,  -  сказал  Љристмас  и   продолжал   насвистывать,
сосредоточенно и неторопливо завЯзываЯ галстук. Џотом повернулсЯ, поднЯл и
надел пиджак; Ѓраун наблюдал за ним.  Љристмас  двинулсЯ  к  двери.  -  „о
завтра, - сказал он. „верь за ним не закрылась. Ћн знал, что  Ѓраун  стоит
на пороге и смотрит ему в спину. Ќо он не собиралсЯ заметать следы.  Џошел
прЯмо к дому. "Џускай смотрит, -  подумал  он.  -  Џускай  проводит,  если
хочетсЯ".
   ‘тол в кухне был длЯ него накрыт. Џрежде чем сесть, он вынул из кармана
нераскрытую записку и положил рЯдом с тарелкой. ‡аписка была без конверта,
не  запечатана,  и  раскрылась  сама  собой,  словно  приглашаЯ  прочесть,
настаиваЯ. Ќо он в нее не заглЯнул. Ћн принЯлсЯ за еду. …л  не  спеша.  Ћн
уже почти кончил, как вдруг поднЯл  голову  и  прислушалсЯ.  Џотом  встал,
беззвучно, как кошка, подкралсЯ к входной двери и рывком распахнул ее.  ‡а
порогом, прислонЯсь лицом к двери, - вернее, к тому месту, где она была, -
стоЯл Ѓраун. Љогда свет упал на его лицо, на нем был  написан  напрЯженный
детский интерес; на глазах у Љристмаса он сменилсЯ удивлением, затем  лицо
отдернулось и приобрело нормальный вид. ѓолос у Ѓрауна был  торжествующий,
но при этом тихий, осторожный, заговорщицкий, словно он уже принЯл сторону
Љристмаса, заключил союз, не дожидаЯсь, когда его попросЯт,  не  вникаЯ  в
суть дела - просто из солидарности  с  товарищем  -  или  мужчиной  вообще
противу женщины.
   - ’ак, так, так, - сказал он. - ‡начит, вот куда ты шастаешь по  ночам.
ЏрЯмо, можно сказать, под носом...
   Ќе говорЯ ни слова, Љристмас ударил его.  “дар  получилсЯ  не  сильный,
потому что Ѓраун уже пЯтилсЯ с невинным и радостным ржанием. Ћт удара смех
его пресексЯ; отпрЯнув, выпрыгнув из снопа света, Ѓраун исчез в темноте, и
оттуда опЯть послышалсЯ его  голос,  по-прежнему  тихий,  словно  он  даже
теперь не хотел помешать планам товарища, но не  спокойный  -  удивленный,
испуганный "’олько ударь еще!"  Љристмас  наступал  неторопливо  и  молча,
Ѓраун пЯтилсЯ; он был выше ростом, но долговЯзаЯ его  фигура,  уже  нелепо
скомканнаЯ бегством, казалось, вот-вот рассыплетсЯ окончательно и,  гремЯ,
повалитсЯ на землю. ‘нова послышалсЯ его голос, высокий, полный  испуга  и
недостоверной угрозы: "’олько ударь еще!" Ќа  этот  раз  удар  пришелсЯ  в
плечо, когда он поворачивалсЯ. Ѓраун пустилсЯ наутек. Ћн отбежал метров на
сто, прежде чем замедлил шаги и посмотрел назад. Џотом стал  и  обернулсЯ.
"€тальЯшка желтобрюхий", - сказал он длЯ пробы - и тут же дернул  головой,
словно не рассчитал громкости, произвел больше шума, чем хотел. €з дома не
доносилось ни звука; кухоннаЯ дверь опЯть была темна,  опЯть  закрыта.  Ћн
повторил погромче. "€тальЯшка  желтобрюхий!  џ  тебе  покажу,  как  валЯть
дурака". Ќигде ни звука. •олод. Ћн повернулсЯ и, ворча, пошел к хибарке.
   ‚ернувшись на кухню, Љристмас даже не  взглЯнул  на  стол,  где  лежала
непрочтеннаЯ записка. Џрошел прЯмо к  двери  в  дом,  на  лестницу.  Ќачал
подыматьсЯ, не спеша Ћн поднималсЯ размеренно; увидел дверь в  спальню,  в
щели под ней - свет, свет камина. Ќе спеша подошел к  двери  и  взЯлсЯ  за
ручку. Џотом открыл ее и остановилсЯ как вкопанный. Ћна сидела за  столом,
под лампой Ћн увидел знакомую фигуру, в знакомой строгой одежде -  одежде,
выглЯдевшей так, как будто ее сшили и дали носить  безразличному  к  своей
внешности мужчине. Џотом увидел голову,  волосы  с  проседью,  стЯнутые  в
узел, тугой и уродливый, как нарост на больном суку. Ћна поднЯла голову, и
он увидел очки в стальной оправе, которых она прежде не носила. Ћн стоЯл в
дверЯх, все еще держась за ручку, и не двигалсЯ. …му казалось, что  внутри
у себЯ он действительно слышит слова: "Ќадо было  прочесть  записку.  Ќадо
было прочесть записку", и думал: "џ что-то сделаю. —то-то сделаю".
   Ћн все еще слышал это, когда стоЯл у заваленного бумагами стола,  из-за
которого она даже не поднЯлась, и слушал ровный холодный голос, склонЯвший
его к чему-то немыслимому,  и  Язык  его  повторЯл  за  ней  слова,  глаза
смотрели  на  разбросанные  загадочные  бумаги,  документы,  а  в   мыслЯх
вертелось плавно и праздно что означает та бумажка? что означает  эта?  "‚
школу", - повторил его Язык.
   - „а, - сказала она. - ’ебЯ примут. ‹юбаЯ из них примет. ‡а  мой  счет.
Њожешь выбрать из них любую. Ќам даже не придетсЯ платить.
   - ‚ школу, - повторил его Язык. - ‚ школу длЯ нигеров. Њне
   - „а. Ђ потом поедешь в Њемфис. Њожешь изучать право в конторе  Џиблса.
Ћн тебЯ обучит. ’огда ты сможешь взЯть на себЯ все юридические дела.  ‚се,
что вот здесь, - все, чем занимаетсЯ он, Џиблс.
   - Ђ потом изучать право в конторе нигера-адвоката, - сказал его Язык.
   - „а. ’огда Я передам тебе все дела, все деньги. –еликом. ’ак что когда
тебе самому понадобЯтсЯ деньги, ты сможешь...  ты  сумеешь  распорЯдитьсЯ;
гористы знают, как это сделать, чтобы... ты поведешь их к свету,  и  никто
не сможет обвинить или упрекнуть тебЯ, даже если узнают... даже если бы ты
не вернул... но ты бы мог вернуть деньги, и никто бы даже не узнал...
   - Ќет - в негритЯнский колледж? к нигеру-адвокату? - произнес его голос
спокойно, и не как возражение даже - просто напоминаЯ. Ћни не глЯдели друг
на друга; она ни разу не взглЯнула на него с тех пор, как он вошел.
   - ‘кажи им.
   - ‘казать нигерам, что Я сам нигер? - Ќаконец она посмотрела  на  него.
‹ицо у нее было спокойное. ’еперь это было лицо пожилой женщины.
   - „а. ЏридетсЯ. —тобы с тебЯ не брали денег. ‡а мой счет.
   ’ут он будто приказал своему Языку: "•ватит.  •ватит  молоть.  „ай  мне
сказать".  Ћн  наклонилсЯ  к  ней.  Ћна  не  шевелилась.  €х  лица   почти
соприкасались:  одно-холодное,  мертвенно-бледное,  фанатичное,  безумное;
другое - пергаментное, издевательски  и  беззвучно  ощерившеесЯ.  Ћн  тихо
сказал:
   - ’ы стараЯ. ђаньше Я не замечал. ‘таруха. “ тебЯ седина в  волосах.  -
Ћна ударила его сразу, ладонью, не менЯЯ позы. Ќа шлепок пощечины его удар
отозвалсЯ, как эхо. Ћн ударил кулаком, потом под вновь налетевшим на  него
протЯжным  ветром  сдернул  ее  со  стула,  притЯнул  к  себе,   глЯдЯ   в
неподвижное, бестрепетное лицо - и понимание рушилось  на  него  протЯжным
ветром. - Ќет у тебЯ никакого ребенка, - сказал он. - € никогда  не  было.
Ќичего с тобой не случилось, кроме старости. ’ы просто стала стараЯ,  и  у
тебЯ кончилось - и ни на что  ты  больше  не  годишьсЯ.  ‚от  и  всЯ  твоЯ
неисправность. - Ћн отпустил ее и ударил снова. Ћна повалилась на кровать,
глЯдЯ на него, а он снова ударил ее по лицу и стоЯл  над  ней,  выплевываЯ
слова, которые она так любила когда-то слушать и говорила, что ощущает  их
там - шепотную, непотребную ласку. - ‚от и все. ’ы  просто  сносилась.  ’ы
больше ни на что не годна. ‚от и все.
   Ћна лежала на боку, повернув  к  нему  лицо  с  окровавленным  ртом,  и
глЯдела на него.
   - ‹учше бы нам обоим умереть, - сказала она.


   Ћн видел записку  на  одеЯле,  как  только  открывал  дверь.  Џотом  он
подходил, брал ее и разворачивал. Џолый заборный столб теперь  вспоминалсЯ
как что-то из чужих рассказов, как что-то  из  другой  жизни,  которой  он
никогда не жил. Џотому что бумага,  чернила,  форма  и  вид  были  те  же.
‡аписки никогда не были длинными; не были длинными  и  теперь.  Ќо  теперь
ничто не напоминало в них о немом обещании, о  радостЯх,  не  облачимых  в
слова. ’еперь они была кратки, как эпитафии, и сжаты, как команды.
   Џервое его побуждение было - не идти. Ћн думал, что у него  не  хватает
духу пойти. Џотом понЯл, что у него не хватает духу не пойти. ’еперь он не
переодевалсЯ. ‚ пропотевшем комбинезоне он нырЯл в поздние майские сумерки
и поЯвлЯлсЯ на кухне. ‘тол длЯ него больше не накрывали. €ногда он смотрел
на него, проходЯ мимо, и думал: "ѓосподи. Љогда же Я мог сесть и  спокойно
поужинать?" € не мог вспомнить.
   Ћн входил в дом и поднималсЯ по  лестнице.  …ще  по  дороге  слышал  ее
голос. ѓолос становилсЯ громче по мере того, как он поднималсЯ и  подходил
к двери в спальню. „верь - закрыта,  заперта;  монотонный  голос  слышалсЯ
из-за нее. Ћн не мог разобрать слов; только монотонное гудение. “ него  не
хватало духу разобрать слова “  него  не  хватало  духу  понЯть,  чем  она
занЯта. € он стоЯл и ждал, и немного погодЯ голос обрывалсЯ, она  отпирала
дверь, и он входил. ЏроходЯ мимо кровати, он бросал  взглЯд  на  пол,  ему
казалось, что он различает отпечатки колен, и он сразу отводил глаза,  как
будто увидел смерть.
   Ћбычно лампа еще не горела. Ћни не садились.  Ћни  опЯть  разговаривали
стоЯ, как два года назад - стоЯ в потемках - и  голос  ее  заводил  старую
песню: "... ну тогда не в школу, если ты не хочешь... Њожно  обойтись  без
этого... Ћ своей душе. €скупление..." € он, холодный,  неподвижный,  ждал,
когда она закончит: "... ад, вечные, вечные муки..."
   - Ќет, - говорил он. € она выслушивала его так же спокойно, а он  знал,
что не переубедил ее, и она знала, что не переубедила его. Ќо  ни  он,  ни
она не сдавались: хуже того: не оставлЯли друг друга в покое: он  даже  не
уходил. € стоЯли в  тихой  полутьме,  населенной,  словно  потомством  их,
несметными тенЯми  былых  грехов  и  наслаждений,  обратив  друг  к  другу
неподвижные, съедаемые мраком лица, усталые, опустошенные и непокорные.
   Џотом он уходил. € пока не хлопнула дверь, не лЯзгнул засов за  спиной,
до него доносилсЯ голос, монотонный, спокойный,  отчаЯнный,  говоривший  о
том и с тем, о чем и о ком у него не хватало духу узнать и догадыватьсЯ. €
три месЯца спустЯ, в ту августовскую ночь, когда он  сидел  под  деревьЯми
заглохшего парка и слышал, как часы на суде в двух  милЯх  отсюда  пробили
десЯть,  а  потом  одиннадцать,  ум  его  уже  был   опрокинут   спокойным
убеждением, что он - безропотный слуга рока, в который, как ему  казалось,
он не верил. Ћн говорил  себе:  "џ  должен  был  это  сделать",  -  уже  в
прошедшем времени: "џ должен был это сделать. Ћна сама так сказала".
   Ћна сказала это две ночи назад. Ћн нашел записку и отправилсЯ к ней. Џо
мере того как он поднималсЯ по лестнице, монотонный голос делалсЯ  громче,
звучал громче и Яснее, чем обычно. Љогда  он  взошел  наверх,  он  "увидел
почему. „верь на этот раз  была  раскрыта,  а  она  продолжала  стоЯть  на
коленЯх у кровати и не поднЯлась при его поЯвлении.  Ћна  не  шелохнулась;
голос ее не смолк. ѓоловы она не склонила.  …е  лицо  было  поднЯто  почти
гордо, словно сама эта каноническаЯ поза унижениЯ родилась из гордости,  и
голос ее в сумерках звучал спокойно - спокойно, невозмутимо, самоотреченно
Ћна как будто не замечала, что он вошел, покуда не закончила фразы.  ’огда
она обернулась.
   - ‘тань со мной на колени, - сказала она.
   - Ќет, - сказал он.
   - ‘тань на колени, - сказала она - ’ебе даже не надо будет  говорить  с
Ќим самому. ’олько стань на колени. ‘делай только первый шаг.
   - Ќет, - сказал он. - џ ухожу.
   Ћна не пошевелилась, смотрела на него снизу, через плечо.
   - „жо, - сказала она, - ты останешьсЯ? •оть это ты сделаешь?
   - „а, - сказал он. - џ останусь. ’олько давай быстрее.
   Ћна снова стала молитьсЯ Ћна говорила тихо,  все  с  той  же  гордостью
унижениЯ Љогда нужно было употребить особые слова, которым научил  ее  он,
она их употреблЯла - произносила решительно и без запинки, разговариваЯ  с
Ѓогом, как будто Ћн мужчина и находитсЯ в компании двух других мужчин. Ћна
говорила о себе  и  о  нем,  как  о  двух  посторонних  людЯх,  -  голосом
спокойным, монотонным, бесполым. Џотом умолкла. ’ихо поднЯлась. Ћни стоЯли
в сумерках лицом к лицу. Ќа этот раз она даже не задала вопроса; ему  даже
не пришлось отвечать. Ќемного погодЯ она тихо сказала:
   - ’огда остаетсЯ только одно.
   - ЋстаетсЯ только одно, - отозвалсЯ он.
   "’еперь все сделано, все кончено", - спокойно думал он, сидЯ  в  черном
кустарнике и слушаЯ, как замирает вдали последний  удар  часов.  ќто  было
место, где он поймал ее, нашел два года назад,  в  одну  из  тех  безумных
ночей. Ќо то было в другие времена, в  другой  жизни.  ’еперь  здесь  была
тишь, покой, и тучнаЯ землЯ дышала прохладой. ‚ тишине  роились  несметные
голоса из всех времен, которые он  пережил,  -  словно  все  прошлое  было
однообразным узором. ‘ продолжением: в завтрашнюю  ночь,  во  все  завтра,
которые улЯгутсЯ в однообразный узор, станут его продолжением. Ћн думал об
этом, тихо изумлЯЯсь: продолжению,  несметным  повторам  -  ибо  все,  что
когда-либо было, было таким же, как все, что будет, ибо _будет_  и  _было_
завтра будут - одно и то же.
   Џора настала.
   Ћн поднЯлсЯ с земли. ‚ышел из тени, обогнул дом и вошел  на  кухню  „ом
был темен. Ћн не заходил в хибарку с раннего утра и не знал,  оставила  ли
она ему записку, ждет его или нет. Ћднако о тишине он не заботилсЯ. Ћн как
будто не думал о сне, спит она или нет. Ћн не спеша поднЯлсЯ по лестнице и
вошел в спальню. Џочти сразу послышалсЯ ее голос с кровати:
   - ‡ажги лампу.
   - „лЯ этого света не понадобитсЯ, - сказал он.
   - ‡ажги лампу.
   - Ќет, - сказал он Ћн стоЯл над кроватью. Ѓритву держал в руке. Ќо  еще
не открытую Ђ она больше ничего не сказала, и тогда его тело  словно  ушло
от него. Ћно подошло к столу,  руки  положили  бритву  на  стол,  отыскали
лампу, зажгли спичку. Ћна сидела на кровати, спиной  к  изголовью.  Џоверх
ночной рубашки на ней была шаль, стЯнутаЯ на груди.  ђуки  сложены  поверх
шали, прЯчутсЯ в складках. Ћн стоЯл у стола. Ћни смотрели друг на друга.
   - ’ы станешь со мной на колени? - сказала она. - џ не прошу.
   - Ќет, - сказал он.
   - џ не прошу. ќто не Я тебЯ прошу. ‘тань со мной на колени.
   - Ќет.
   Ћни смотрели друг на друга.
   - „жо, - сказала она. - ‚ последний раз. џ не прошу. ‡апомни это. ‘тань
на колени.
   - Ќет, - сказал он. € тут увидел, как руки ее разошлись, и праваЯ  рука
вынырнула  из-под  шали.  Ћна  держала   старинный,   простого   действиЯ,
капсюльный револьвер длиной почти с небольшое ружье, только более тЯжелый.
Ќо его тень и тень  ее  руки  на  стене  нисколько  не  колебались  -  обе
чудовищные, и над ними чудовищнаЯ тень взведенного курка, загнутого  назад
и злобно настороженного, как головка змеи; курок тоже не  колебалсЯ.  €  в
глазах ее не было колебаниЯ. Ћни застыли, как черное кольцо  револьверного
дула. Ќо жару, Ярости в них не было. Ћни были  недвижны  и  спокойны,  как
сама жалость, как само отчаЯние, как сама убежденность. Ќо он за  ними  не
следил.  Ћн  следил  за  тенью  револьвера   на   стене;   следил,   когда
настороженнаЯ тень курка спорхнула.


   ‘тоЯ посреди дороги с поднЯтой рукой в лучах приближающихсЯ фар, он тем
не менее не ожидал, что машина остановитсЯ. Ќо она остановилась - с  почти
комичной внезапностью, взвизгнув и клюнув носом.  Њашина  была  маленькаЯ,
стараЯ и помЯтаЯ. Љогда он подошел к ней, ему показалось, что два  молодых
лица в  отраженном  свете  фар  плавают,  как  два  блеклых  и  оторопелых
воздушных шара, - ближнее, девичье,  бессильно  откачнулось  в  ужасе.  Ќо
тогда Љристмас этого не заметил.
   - Ќу что, подвезете, куда сами едете? - сказал он. Ћни не произнесли ни
звука, глЯдели на него  с  немым  и  непонЯтным  ужасом,  которого  он  не
замечал. ’огда он открыл заднюю дверь и влез.
   Љогда он сел, девушка начала сдавленно подвывать, и  вой  с  минуты  на
минуту  обещал  стать  громче  -  когда  страх,  так  сказать,   наберетсЯ
храбрости. Њашина уже ехала; она  словно  прыгнула  вперед,  а  юноша,  не
снимаЯ рук с рулЯ, не поворачиваЯ головы, шипел девушке:  "’ише!  ‡амолчи!
ќто единственное спасение. ’ы замолчишь или  нет?"  Љристмас  и  этого  не
слышал. Ћн сидел сзади и даже не подозревал, что впереди него царит  ужас.
’олько мелькнула мысль, что больно лихо  гонит  парень  по  такому  узкому
проселку.
   - Људа эта дорога? - сказал он.
   ћноша ответил ему, назвав тот же город, который назвал ему негритЯнский
парнишка три года назад, когда он впервые увидел „жефферсон. ѓолос у юноши
был какой-то пустой, шелестЯщий.
   - ‚ам туда, начальник?
   - ‹адно, - сказал Љристмас. - „а. „а. ѓодитсЯ.  Њне  это  подходит.  ‚ы
туда?
   - Љонечно, - сказал юноша пустым, глухим голосом.  -  Људа  скажете.  -
‘нова девушка рЯдом с ним начала  придушенно,  вполголоса  подвывать,  как
маленькое животное; снова юноша зашипел на нее, деревЯнно глЯдЯ вперед  на
дорогу, по которой мчалась, подскакиваЯ, машина: - ’ес! ’ише. ’сc! ’сc!  -
Ќо Љристмас  и  тут  ничего  не  заметил.  Ћн  видел  только  два  молодых
одеревенелых затылка на фоне Яркого света, в который  влетала,  мелькаЯ  и
болтаЯсь, лента дороги. Ќо и на них, и на мелькающую дорогу он смотрел без
всЯкого интереса; даже когда до него дошло, что юноша уже  довольно  давно
разговаривает с ним, он осталсЯ безучастен; много ли они  проехали  и  где
находЯтсЯ, он не знал. ’еперь юноша говорил медленно, повторЯЯ одно  и  то
же, подыскиваЯ слова попроще и стараЯсь произносить их раздельно  и  Ясно,
как будто объЯснЯлсЯ с иностранцем.
   - Џослушайте, начальник.  Љогда  Я  тут  сверну.  ќто  просто  короткаЯ
дорога. ‘режем - и на хорошую дорогу. џ поеду напрЯмик. ’ут можно срезать.
’ам дорога лучше. —тобы нам быстрее доехать. Џонимаете?
   - ‹адно, - сказал Љристмас. Њашина неслась и подскакивала,  кренЯсь  на
поворотах, взлетала на пригорки и низвергалась с них так, как будто из-под
нее уходила землЯ. ‘толбы  с  почтовыми  Ящиками  влетали  в  свет  фар  и
мелькали мимо. €зредка попадалсЯ темный дом. ћноша говорил:
   - ‚от сейчас этот поворот, про который Я вам говорил. ‚от прЯмо  здесь.
џ туда сверну. Ќо это не значит, что мы съезжаем с дороги. џ просто возьму
наискосок, там дорога лучше. Џонимаете?
   - ‹адно, - отозвалсЯ Љристмас. Џотом, неизвестно почему, сказал: -  ‚ы,
наверно, где-нибудь здесь живете.
   ’еперь заговорила девушка. Ћна резко обернулась - ее  маленькое  личико
было серым от тревоги и ужаса, слепого крысиного отчаЯниЯ:
   - „а! - крикнула она. - Њы оба! ‚он там! € когда папа и братьЯ... -  …е
голос смолк, оборвалсЯ; Љристмас увидел, что ладонь юноши зажала ей рот, а
она пытаетсЯ  отодрать  ее;  под  ладонью  придушенно  булькал  ее  голос.
Љристмас подалсЯ вперед.
   - ‡десь, - сказал он. - ‡десь выйду. ‡десь менЯ можете высадить.
   - ќто все ты! - тоже взвизгнул юноша, так же исступленно и отчаЯнно.  -
…сли бы ты молчала...
   - Ћстанови машину, - сказал Љристмас. -  џ  вам  ничего  не  сделаю.  џ
просто хочу выйти.
   ‘нова машина резко затормозила, присев на  передние  колеса.  Ќо  мотор
продолжал реветь,  и  машина  прыгнула  вперед  раньше,  чем  он  сошел  с
подножки; ему самому пришлось прыгнуть и пробежать несколько шагов,  чтобы
не упасть. Џри этом что-то тЯжелое и твердое ударило  его  в  бок.  Њашина
уходила на предельной скорости, исчезала. „о  него  долетел  пронзительный
вой девушки. Ќаконец машина  пропала;  снова  опустилась  темнота,  и  уже
неосЯзаемаЯ пыль, и тишина под летними звездами. “дар  в  бок,  нанесенный
неизвестным предметом, оказалсЯ довольно чувствительным;  теперь  Љристмас
обнаружил, что предмет этот соединен с правой  рукой.  Ћн  поднЯл  руку  и
увидел, что в ней зажат старинный, тЯжелый  револьвер.  Ћн  не  знал,  что
держит его; не помнил, как взЯл его и зачем. Ќо он был  тут.  "Ђ  Я  махал
машине правой рукой, - подумал  он.  -  Ќе  удивительно,  что  они..."  Ћн
замахнулсЯ, чтобы бросить револьвер, лежавший на ладони. Џотом  передумал,
зажег спичку и осмотрел его под слабым, замирающим светом. ‘пичка догорела
и погасла, но  он  как  будто  еще  видел  эту  старинную  штуку  с  двумЯ
зарЯженными камерами: той, по которой курок ударил, но не взорвал  зарЯда,
и той, до которой очередь не дошла. "„лЯ нее и длЯ  менЯ",  -  сказал  он.
ђука развернулась и бросила. Ћн услышал, как  хрустнуло  в  кустах.  ЋпЯть
стало тихо. "„лЯ нее и длЯ менЯ".


        13

   Ќе прошло и пЯти минут с тех пор, как деревенский заметил пожар, а люди
уже начали собиратьсЯ.  ’е,  кто  тоже  ехал  на  субботу  в  город,  тоже
останавливались. ’е, кто жил по соседству, приходили пешком. ќто был район
негритЯнских халуп, истощенных, замаЯнных полей, где целый  нарЯд  сыщиков
не выискал бы и десЯтка людей любого пола и возраста, - и тем не менее вот
уже полчаса люди возникали, как из-под  земли,  партиЯми  и  группами,  от
одного человека до целых семей. € все новые приезжали из города на блеющих
разгорЯченных машинах. ‘реди них прибыл и окружной шериф - толстый  уютный
человек добродушного вида и хитрого, трезвого ума  -  и  растолкал  зевак,
которые столпились вокруг трупа на простыне и глЯдели на него оторопело, с
тем детским изумлением, с каким взрослые созерцают свой  будущий  портрет.
‘реди них попадались и Янки, и белаЯ голь, и даже южане, которые пожили на
севере  и  рассуждали  вслух,   что   это   -   натуральное   негритЯнское
преступление, совершенное  не  негром,  но  Ќеграми,  и  знали,  верили  и
надеЯлись, что она вдобавок изнасилована: по меньшей мере раз до того, как
ей перерезали горло, и по меньшей мере раз - после ериф подошел, взглЯнул
на тело, а затем велел его убрать, спрЯтать несчастную от чужих глаз.
   € теперь им смотреть было не на что - кроме как на  место,  где  лежало
тело, и на пожар. Ђ вскоре никто уже не мог вспомнить  точно,  где  лежала
простынЯ, какой клочок земли закрывала, и смотреть  оставалось  только  на
пожар. ‚от они и смотрели на пожар -  с  первобытным  изумлением,  которое
пронесли с собой от зловонных пещер, где родилось  знание,  -  словно  вид
огнЯ был так же нов длЯ них, как вид смерти ‡атем браво прикатила пожарнаЯ
машина,  с  шумом,  звоном  и  свистками.  Ћна  была  новенькаЯ,  краснаЯ,
раззолоченнаЯ,  с  ручной   сиреной   и   колоколом   золотого   цвета   и
невозмутимого, надменного, гордого тона. Њужчины и молодые люди  без  шлЯп
висели на ней гроздьЯми - с тем  поразительным  пренебрежением  к  законам
физики, которое отличает мух. Ћна была снабжена механическими  лестницами,
которые выскакивают на недосЯгаемую высоту при одном  прикосновении  руки,
как шапоклЯки; только здесь им было некуда выскакивать …е пожарные рукава,
свернутые чистенькими аккуратными кольцами, напоминали рекламы телефонного
треста в ходовых журналах; но не на что было насадить их и нечего  по  ним
качать. € мужчины без шлЯп, покинувшие свои прилавки и конторки, ссыпались
с нее, включаЯ даже того, который вертел сирену. Ћни подошли, им  показали
несколько разных мест, где Якобы лежала простынЯ, и некоторые из них,  уже
с  пистолетами  в  карманах,  начали  агитировать  в  том  смысле,   чтобы
кого-нибудь казнить.
   Ќо никого  подходЯщего  не  было.  Ћна  жила  так  тихо,  настолько  не
вмешивалась в чужие дела, что город, где она родилась  и  жила,  и  умерла
иноплеменницей, чужеземкой, был этим навсегда изумлен и оскорблен, и  хотЯ
она подарила им душевную масленицу, зрелище почище  хлеба,  они  никак  не
могли простить ее, отпустить ее ‘ миром, мертвую оставить  в  покое.  Ќет.
Џокой не так доступен. € вот они толклись, собирались кучками,  верЯ,  что
пламЯ, кровь, тело, которое умерло три года назад и только что начало жить
снова, вопиют об отмщении -  не  верЯ,  что  Яростный  восторг  пламени  и
недвижность тела свидетельствуют, что  достигнут  берег,  недоступный  длЯ
человеческого вреда и  боли.  Ќет.  Џотому  что  другое  длЯ  веры  слаще.
‡анЯтнее, чем полки и прилавки ‘ давно знакомыми предметами, купленными не
потому, что владелец мечтал о них, восхищалсЯ ими или радовалсЯ обладанию,
а чтобы хитростью продать их ради барыша - а на предметы, которых  еще  не
продал, и на людей,  которые  могли  бы  их  купить,  но  еще  не  купили,
поглЯдывает со злостью, а  то  и  с  негодованием,  а  то  и  с  отчаЯнием
‡анЯтнее, чем затхлые  кабинеты,  где  ждут  адвокаты,  притаившись  среди
призраков давней лжи и вожделений, или где ждут доктора с хитрыми ножами и
хитрыми снадобьЯми, и внушают человеку, - верЯ,  что  он  им  поверит,  не
обратившись к печатным наставлениЯм, - будто хлопочут только о том,  чтобы
в конце концов оставить себЯ без работы. ‘обирались и женщины, праздные, в
Яркой, а иногда и поспешно накинутой одежде, с потайным и горЯчим  блеском
в глазах и томЯщимисЯ без пользы грудЯми  (им  смерть  всегда  была  милей
покоЯ), чтоб  в  неумолчный  ропот:  "Љто  убил?  Љто  убил?"  впечатывать
бесчисленными твердыми каблучками что-нибудь вроде: "…го еще  не  поймали?
Ђ-а. Ќе поймали? Ќе поймали?"
   ериф тоже смотрел на пожар с удивлением и досадой: место  преступлениЯ
не  доступно  осмотру.  Ћн  еще  не  осознал,  что  обЯзан  этой  неудачей
человеческому вмешательству. ‚иноват был огонь. …му казалось, будто  огонь
самозародилсЯ специально  длЯ  этой  цели.  …му  казалось,  будто  стихиЯ,
благодарЯ которой его предки смогли продержатьсЯ на земле так  долго,  что
породили наконец  его,  вступила  в  сговор  с  преступлением.  €  вот  он
озадаченно  и  раздраженно  расхаживал   вокруг   этого   непростительного
монумента, чьим цветом был  цвет  надежды  и  одновременно  катастрофы,  -
покуда не поЯвилсЯ его помощник и не сказал ему, что обнаружил  в  хибарке
недалеко от дома  следы  недавнего  обитаниЯ.  €  тотчас  же  деревенский,
который первым заметил пожар (он еще не доехал до города; его  повозка  не
продвинулась ни на вершок с того места, где он слез с нее два часа  назад,
и теперь он толкалсЯ среди зрителей, встрепанный, с отупевшим,  изнуренным
и горЯчечным лицом, размахиваЯ руками и не владеЯ голосом, севшим почти до
шепота), вспомнил, что, когда он ворвалсЯ в дом, там был человек.
   - Ѓелый? - спросил шериф.
   - „а. ЊоталсЯ по передней, как будто только что слетел с лестницы.  ‚се
не пускал менЯ наверх. ‘казал, что уже ходил туда  и  никого  там  нет.  Ђ
когда Я спустилсЯ, его уже не было.
   ериф оглЯдел стоЯвших рЯдом.
   - Љто жил в хибарке?
   - џ и не знал, что там  жили,  -  сказал  помощник.  -  Ќигеры  небось.
Џослушать про нее - так она их, нигеров, и в дом могла пустить.  “дивлЯюсь
только, почему они раньше этого не сделали.
   - Џриведите мне Ќигера,  -  сказал  шериф.  Џомощник  и  еще  двое-трое
привели ему Ќигера. - Љто жил в этой хибарке? - спросил шериф.
   - џ не знаю, мистер “атт, - сказал негр. - џ вниманиЯ не обращал.  џ  и
не знал, что там люди жили.
   - „авайте-ка его туда, - сказал шериф?
   ‚округ шерифа, помощника и негра постепенно собирались неотличимые друг
от друга лица с  алчными  глазами,  в  которых  самые  настоЯщие  отпрыски
пустого пламени уже подернулись  дымком.  Љазалось,  все  пЯть  их  чувств
соединились в одном органе глЯдениЯ, как в апофеозе, а  слова,  носившиесЯ
между ними, рождаютсЯ из ветра, воздуха: "ќто он?  ‚от  этот  убил?  ериф
поймал его. ериф уже схватил его". ериф посмотрел на них.
   - “ходите, - сказал он. - ‚се. Џодите посмотрите  на  пожар.  …сли  мне
понадобитсЯ помощь, Я вас позову. „авайте отсюда.
   Ћн повернулсЯ и повел помощников с негром к хибарке. Ћтвергнутые стоЯли
кучкой позади и наблюдали, как трое белых с  негром  входЯт  в  хибарку  и
закрывают за собою дверь. Ђ позади них пламЯ доедало дом, наполнЯЯ  воздух
гудением - не более громким, чем голоса, но совсем не таким  ниоткудошным:
"…сли это он, то какого черту, мы стоим и ждем. “бил белую женщину, чернаЯ
сволочь..." Ќи один из них никогда не бывал в этом доме. Џри ее жизни  они
не позволЯли женам к ней ходить. Ђ когда были помоложе - мальчишками  (кое
у кого и отцы в  свое  времЯ  занимались  тем  же)  кричали  на  улице  ей
вдогонку: "ЌегритЯнскаЯ хахальница! ЌегритЯнскаЯ хахальница!"
   ‚ хибарке шериф тЯжело опустилсЯ на одну из коек.
   ‚здохнул: человек-бочка, как бочка, грузный и неподвижный.
   - Ќу, Я хочу знать, кто живет в этой хибарке, - сказал он.
   - џ вам сказал, не знаю, - ответил негр.  Ћн  отвечал  немного  угрюмо,
настороженно, с затаенной настороженностью. Ћн не спускал глаз  с  шерифа.
…ще двое белых стоЯли у него за спиной, их он не видел. Ћн не  оглЯдывалсЯ
на них, даже украдкой Ћн смотрел в лицо шерифа, как смотрЯт в зеркало.  €,
может быть, как в зеркале, и увидел, что  они  начинают.  Ђ  может,  и  не
увидел, ибо если что и переменилось, мелькнуло в  лице  шерифа,  то  всего
лишь мелькнуло. Ќо негр не оглЯнулсЯ; только лицо  его  вдруг  сморщилось,
быстро и на один лишь миг, и  вздернулись  углы  рта,  оскалились,  как  в
улыбке, зубы - когда ремень хлестнул его по спине. € тут же  разгладилось,
непроницаемое.
   - џ вижу, ты не очень стараешьсЯ вспомнить, - сказал шериф.
   - џ не могу вспомнить, потому что Я не могу знать, - сказал негр.  -  џ
живу-то совсем не тут. ‚ы же небось знаете, где у менЯ дом, белые люди.
   - Њистер Ѓьюфорд говорит, что ты живешь вон  там,  прЯмо  у  дороги,  -
сказал шериф.
   - “ дороги мало ли кто живет. Њистер Ѓьюфорд, он же небось  знает,  где
мой дом.
   - Ћн врет, - сказал помощник. ќто его  звали  Ѓьюфордом.  Ћн  и  держал
ремень - прЯжкой наружу „ержал, изготовЯсь. ‘ледЯ  за  лицом  шерифа.  ’ак
легаваЯ ждет приказа кинутьсЯ в воду.
   - Њожет, врет; может, нет, -  сказал  шериф.  Ћн  созерцал  негра.  Џод
тЯжестью его громадного, неповоротливого тела пружины кровати  просели.  -
Ћн просто еще не понЯл, что Я не шучу. Ќе говорЯ уже об этой публике  -  у
них ведь нет своей тюрьмы, чтобы спрЯтать его, если дело примет неприЯтный
оборот. Ђ если бы и была, они все равно не стали бы утруждатьсЯ.
   Њожет быть, глаза его опЯть подали знак,  сигнал;  может  быть  -  нет.
Њожет быть, негр уловил это; может быть  -  нет.  ђемень  опЯть  хлестнул,
прЯжка полоснула по спине.
   - …ще не вспомнил? - сказал шериф.
   - ’ам двое белых, - сказал негр. ѓолос у  него  был  безучастный  -  ни
угрюмости, ничего. - Ќе знаю, кто они такие и чего  делали.  Ќе  наша  это
забота. Ќикогда их не видел. Џросто слышал, люди говорили, что  там  живут
двое белых. Ђ кто они - нас не касаетсЯ. Ѓольше ничего  не  знаю  •оть  до
смерти запорите. Ѓольше ничего не знаю.
   ериф опЯть вздохнул.
   - •ватит. Џохоже, что так.
   - „а это же - как его, Љристмас, который на фабрике работал, а другой -
Ѓраун, - сказал третий мужчина. - „а это бы вам в „жефферсоне  кто  угодно
сказал - любого останови, от кого спиртным пахнет.
   - € это похоже, что так, - сказал шериф.
   Ћн вернулсЯ в город. Љогда толпа увидела, что  шериф  уезжает,  началсЯ
общий исход. Љак будто смотреть было больше не  на  что.  ’руп  увезли,  а
теперь уезжал и  шериф.  Ћн  будто  увозил  в  себе,  где-то  внутри  этой
неповоротливой  и  вздыхающей  туши,  саму  тайну:  ту,   что   манила   и
воодушевлЯла их как бы намеком на что-то, кроме однообразной череды дней и
разврата набитой утробы. € вот, смотреть было больше не на что, кроме  как
на пожар; а его они уже  наблюдали  три  часа  Ћни  уже  свыклись  с  ним,
сроднились;  он  уже  стал  неотъемлемой  частью  их  жизни,   не   только
переживаний, - увенчанный  в  безветрии  столбом  дыма,  неколебимым,  как
памЯтник, к которому можно вернутьсЯ в любую  минуту.  Џоэтому,  когда  их
караван  достиг  города,  в  нем  было  что-то  от  надменной   чопорности
похоронного кортежа: автомобиль шерифа - в голове,  остальные  -  гудЯт  и
блеют позади, в  тучах  совместно  поднЯтой  пыли.  Ќа  перекрестке  возле
площади их задержала на минуту повозка,  остановившаЯсЯ,  чтобы  выпустить
пассажира ‚ыглЯнув из окна, шериф увидел молодую  женщину,  вылезавшую  из
повозки, медленно и осторожно  -  с  неуклюжей  осторожностью  женщины  на
сносЯх. ‡атем повозка отъехала; караван двинулсЯ дальше и пересек площадь,
где кассир в банке уже вынул из сейфа конверт, который был оставлен ему на
хранение покойной -  с  надписью:  "Ћткрыть  после  моей  смерти.  „жоанна
Ѓерден". Љогда шериф вошел к  себе  в  кабинет,  кассир  уже  ждал  там  с
конвертом и его содержимым. Ћно  состоЯло  из  одного  листка  бумаги,  на
котором той же рукой,  что  и  на  конверте,  было  написано:  "Ћповестить
адвоката €. €. Џиблса-Ѓил-стрит, Њемфис, ’еннесси, и ЌатаниэлЯ Ѓеррингтона
- ‘ент-ќксесер, Ќью-ѓемпшир". € больше ничего.
   - ќтот Џиблс - нигер-адвокат, - сказал кассир.
   - ‚он что? - сказал шериф.
   - Ђга. —то прикажете делать?
   - „а, наверно, то, что в  бумаге  сказано,  -  ответил  шериф.  -  €ли,
пожалуй, Я сам это сделаю.
   Ћн отправил две телеграммы. Ћтвет из Њемфиса был получен через полчаса.
„ругой пришел двумЯ часами позже; затем в течение десЯти минут  по  городу
разнессЯ слух, что нью-гемпширский племЯнник мисс Ѓерден предлагает тысЯчу
долларов за поимку убийцы. ‚ девЯть вечера ЯвилсЯ человек, которого увидел
деревенский, когда вломилсЯ в горевший дом. Ќо они еще не знали, что он  -
тот самый Ћн им этого не сказал. Ћни знали только,  что  человек,  который
недавно поселилсЯ в городе и был известен среди них как бутлегер Ѓраун, да
и бутлегер-то не первой руки, поЯвилсЯ на площади  очень  взволнованный  €
спрашивал шерифа. € тогда все начало мало-помалу складыватьсЯ. ериф знал,
что Ѓраун как-то свЯзан с другим человеком, другим приезжим -  Љристмасом,
о котором, хотЯ он прожил  в  „жефферсоне  три  года,  было  известно  еще
меньше, чем о Ѓрауне; только теперь шериф выЯснил, что Љристмас  три  года
прожил в хибарке за домом мисс Ѓерден. Ѓраун желал высказатьсЯ,  требовал,
чтобы ему дали высказатьсЯ, - громко и настойчиво; сразу стало  Ясно,  что
требует он, оказываетсЯ, тысЯчу долларов премии.
   - •очешь стать свидетелем обвинениЯ? - спросил его шериф.
   - Ќикем Я не хочу стать, - возразил Ѓраун грубо и хрипло,  с  несколько
ошалелым видом. - џ знаю, кто убил, и скажу, когда получу деньги.
   - ’ы поймай того, кто убил, тогда получишь деньги, -  сказал  шериф.  €
Ѓрауна отвели в тюрьму, длЯ сохранности. - ’олько, думаетсЯ, это-лишнее, -
сказал шериф. - „умаетсЯ, пока тут пахнет  этой  тысЯчей,  его  отсюда  не
выкуришь.
   Љогда Ѓрауна забрали, - он все сипел, негодовал, размахивал  руками,  -
шериф позвонил в соседний город, где держали  пару  ищеек.  ‘обак  обещали
привезти ранним утренним поездом.
   Љогда печально забрезжило воскресное утро, над унылой  платформой,  где
ждали тридцать или сорок  человек,  замелькали  и  дрожа  остановились  на
несколько мгновений освещенные окна поезда. Џоезд был скорый и  не  всегда
останавливалсЯ в „жефферсоне. Ћн задержалсЯ ровно настолько, сколько  надо
было, чтобы выпустить двух  собак:  тысЯча  тонн  дорогих  и  замысловатых
изделий из металла со свирепым сверканием и грохотом ворвалась и уткнулась
в почти оглушительную тишину,  наполненную  пустЯчными  людскими  звуками,
чтобы изрыгнуть двух поджарых раболепных призраков, чьи вислоухие  кроткие
лица печально и  приниженно  смотрели  на  усталые,  бледные  лица  людей,
которые почти не спали с позапрошлой ночи  и  окружили  собак  в  каком-то
жутком   и   бессильном    нетерпении.    Љазалось,    скверна    убийства
распространилась и на все последующие действиЯ, превратила  их  во  что-то
чудовищное, парадоксальное, противное и разуму и природе.
   Љогда шерифово ополчение миновало холодные головешки и золу пожарища  и
подошло к хибарке, солнце только что показалось. ‘обаки, то ли осмелев  от
солнечного света и тепла, то ли заразившись от  людей  лихорадкой  погони,
возле хибарки начали брехать и рватьсЯ. ЌюхаЯ шумно и в унисон, они  взЯли
след и потащили на поводках человека. Џробежав бок о бок сотню метров, они
остановились, начали Яростно разрывать землю и  отрыли  Ямку,  где  кто-то
недавно закопал пустые консервные банки.  ‘обак  оттащили  оттуда.  Ћтвели
подальше от хибарки и пустили снова. ‘обаки немного пометались, поскулили,
а потом снова напали на след и припустили  во  весь  дух,  вывесив  Языки,
капаЯ слюной, таща, волоча за собой людей, которые бежали и честили их,  -
опЯть к хибарке, и там, расставЯ  ноги,  откинув  головы,  закатив  глаза,
залились перед пустой дверью страстно и самозабвенно, как два  баритона  в
итальЯнской опере. ‹юди отвезли собак обратно в город -  на  машинах  -  и
накормили. Љогда они шли через площадь, в церквах  уже  медленно  и  мирно
звонили колокола, а по улицам чинно двигались люди под светлыми зонтиками,
с ЃиблиЯми и молитвенниками в руках.
   ‚ эту  ночь  к  шерифу  приехал  деревенский  парень  с  отцом.  Џарень
рассказал о том, как в  пЯтницу  ночью  ехал  на  машине  домой  и  как  в
нескольких милЯх от места преступлениЯ его остановил мужчина с пистолетом.
   Џарень  полагал,  что  его  хотели  ограбить  и  даже  убить,  и  решил
перехитрить этого человека - привезти его прЯмо к  себе  на  двор,  а  там
остановить  машину,  выскочить  и  звать  на  помощь,  но  человек  что-то
заподозрил, велел остановить машину и вылез. Ћтец поинтересовалсЯ, сколько
из этой тысЯчи долларов придетсЯ на их долю.
   - Џоймаете его, тогда поговорим, - ответил шериф.
   Ћни разбудили собак, посадили в  другую  машину.  Џарень  показал,  где
человек вылез, и они пустили собак, которые сразу ринулись  в  лес  и,  со
свойственным им безотказным чутьем на металл в  любом  виде,  почти  сразу
нашли револьвер с двумЯ зарЯженными камерами.
   -  ‘таринный,  капсюльный,  такими  в  ѓражданскую  воевали,  -  сказал
помощник. - Ћдин капсюль надколот, Ќо зарЯд цел. Љак по-вашему, что  он  с
ним делал?
   - ‘пустите собак, - сказал шериф. - Њожет, их поводки беспокоЯт.
   ’ак  и  сделали.  ‘обаки  очутились  на  свободе;  через  полчаса   они
потерЯлись. Ќе люди  потерЯли  собак;  собаки  потерЯли  людей.  Ћни  были
всего-навсего за речкой, за прибрежной грЯдой, и люди Ясно их слышали. Ћни
уже  не  лаЯли,  как  прежде,  -  уверенно,  с   гордостью   и,   пожалуй,
удовольствием. ’еперь они выли, протЯжно и безнадежно, а  люди  настойчиво
их звали. Ќо животные, наверно, не слышали их. Ћба голоса были  различимы,
и все-таки казалось, что этот колокольный униженный вой исходит  из  одной
глотки, словно собаки сидЯт бок о бок. ’ак их и нашли немного погодЯ  -  в
канаве, рЯдышком. Љ тому времени голоса их звучали почти по-детски. ’ам же
отрЯд и осталсЯ, дожидаЯсь, когда рассветет и можно будет отыскать  дорогу
к машинам. Ќаступило утро понедельника.
   †ара начала усиливатьсЯ в понедельник. ‚о вторник ночью  темнота  после
знойного днЯ душна, неподвижна, томительна; едва переступив порог,  Ѓайрон
чувствует, как ноздри его напрЯгаютсЯ и белеют от густого, затхлого запаха
дома, где хозЯйничает мужчина. Ђ когда подходит  •айтауэр,  запах  рыхлого
немытого тела  и  несвежего  бельЯ  -  выделений  малоподвижной  тучности,
неопрЯтной  сидЯчей  жизни,  пренебрегающей  мытьем,  -  становитсЯ  почти
нестерпимым. ‚ходЯ, Ѓайрон думает, как думал уже не раз: "ќто  его  право.
Њне это, может, не годитсЯ, а ему годитсЯ, и это его право". € вспоминает,
как однажды  он,  кажетсЯ,  нашел  ответ,  словно  его  осенило,  озарило:
"ќто-дух благости. Љонечно, он кажетсЯ нам дурным, раз мы  сами  дурные  и
грешные".
   € опЯть они сидЯт друг против друга  в  кабинете,  разделенные  столом,
горЯщей лампой.  Ѓайрон  опЯть  сидит  на  жестком  стуле,  опустив  лицо,
неподвижно.  ѓолос  его  сдержан,  упрЯм   -   голос   человека,   который
рассказывает что-то не только неприЯтное, но и не вызывающее довериЯ.
   - џ хочу подыскать ей другое жилье. ѓде не так людно. ѓде она сможет...
   •айтауэр наблюдает за его склоненным лицом.
   - ‡ачем ей переезжать? …сли ей там удобно,  и  в  случае  чего  женщина
рЯдом?
   Ѓайрон не отвечает. Ћн сидит неподвижно, потупЯсь; лицо  его  спокойно,
упрЯмо; глЯдЯ на  него,  •айтауэр  думает:  "ќто  потому,  что  так  много
событий. ‘лишком много событий. ‚от в чем дело. —еловек делает,  порождает
несравненно больше того, что может  или  должен  вынести.  ‚от  так  он  и
узнает, что может вынести все. ‚от в чем дело ќто и ужасно. —то  он  может
вынести все, все". Ћн наблюдает за Ѓайроном.
   - € что же, весь этот переезд - только из-за миссис Ѓирд?
   Џо-прежнему Ѓайрон не поднимает головы, говорит все  так  же  спокойно,
упрЯмо:
   - …й нужно такое жилье, чтобы она чувствовала себЯ как дома. …й не  так
уж много времени осталось, а в пансионе, можно  сказать,  одни  мужчины...
Љомната, где ей будет спокойно, ко