  худой
старик, с сединой в бороде и светлыми глазами северЯнина, и молодой, ничем
на него не похожий, с Љрючковатым носом и  белыми  зубами,  оскаленными  в
улыбке. "Џерестань, - сказал Ќатаниэль. - ’ы что, не видишь,  кто  смотрит
на нас с тарантаса?"
   „о сих пор никто из них даже  не  взглЯнул  в  сторону  тарантаса.  ’ам
сидела женщина и мальчик лет  двенадцати.  Ћтец  только  раз  взглЯнул  на
женщину; на мальчика ему уже незачем было смотреть. Ћн только взглЯнул  на
женщину,  и  челюсть  у  него  отвисла,  словно  он   увидел   привидение.
"…вангелина! - сказал он. Ћна была похожа на его покойную жену, как роднаЯ
сестра. ‘ын, едва ли и помнивший свою мать,  взЯл  себе  в  жены  женщину,
котораЯ была почти ее копией.
   "ќто •уана, - сказал он. - ‘  ней  Љалвин.  Њы  приехали  домой,  чтобы
поженитьсЯ".
   ‚ечером после ужина, уложив ребенка и  женщину  спать,  Ќатаниэль  стал
рассказывать. ‘идели вокруг лампы: отец, сестры, вернувшийсЯ  сын.  “  них
там, объЯснЯл Ќатаниэль, свЯщенников не было -  одни  попы,  католики.  "€
вот, когда стало Ясно, что она  ждет  чико  [малыша  (исп.)],  она  начала
поговаривать о попе. Ќо не  мог  же  Я  допустить,  чтобы  Ѓерден  родилсЯ
нехристем. Ќу и начал кого-нибудь присматривать, чтобы ее ублажить. Ђ  тут
то одно, то другое, - так Я и не выбралсЯ за свЯщенником; а потом  мальчик
родилсЯ, и спешить уже было некуда. Ђ она все беспокоитсЯ - насчет попа  и
прочего - и тут как раз, годика через два, Я услышал, что в ‘анта-”е (*25)
в какой-то день будет белый  свЯщенник.  Ќу  собрались  мы,  доехали  -  и
поспели в ‘анта-”е как раз,  чтобы  полюбоватьсЯ  на  пыль  от  дилижанса,
который увозил свЯщенника. Ќу, стали дальше ждать, и годика еще через  два
нам опЯть представилсЯ случай, в ’ехасе. Ђ тут, как нарочно,  Я  с  конной
полицией свЯзалсЯ - помогал им уладить небольшую  заваруху,  когда  там  с
одним  помощником  шерифа  на  танцах  невежливо  обошлись.  Ђ  когда  все
кончилось, мы просто решили, что поедем домой  и  женимсЯ  по-человечески.
‚от и приехали".
   Ћтец сидел под лампой, худой, седой и строгий. Ћн слушал, но  лицо  его
было задумчиво и выражало какую-то жарко дремлющую мысль, растерЯнность  и
возмущение. "…ще один чернЯвый Ѓерден, бесово племЯ, - сказал он.  -  ‹юди
подумают, у менЯ от работорговки дети. Ђ теперь -  он  с  такой  же".  ‘ын
слушал молча и даже не пыталсЯ объЯснить отцу, что женщина испанка,  а  не
мЯтежница. "ЏроклЯтые чернЯвые недоростки - не растут, потому  что  гнетет
их тЯжесть Ѓожьего гнева, чернЯвые, потому что грех человеческого  рабства
травит  им  кровь  и  плоть"  (*26).  ‚зглЯд  у  него  был  отсутствующий,
фанатичный, убежденный. "Ќо теперь мы их освободили - и чернЯвых и  белых,
всех. ’еперь они  посветлеют.  —ерез  сотню  лет  опЯть  сделаютсЯ  белыми
людьми. ’огда мы, может,  пустим  их  обратно,  в  Ђмерику".  Ћн  умолк  в
задумчивости, медленно остываЯ. "…й-богу, - сказал  он  вдруг,  -  хоть  и
чернЯвый, а все равно у него мужскаЯ стать. …й-богу, большой будет, в деда
- не плюгавец вроде отца. Џускай мамаша чернЯваЯ и сам чернЯвый,  а  будет
большой".
   ‚се это она рассказывала Љристмасу, сидЯ с ним рЯдом на его кровати;  в
хибарке темнело. ‡а час они ни разу не пошевелились. ’еперь он  совсем  не
видел ее лица, слушал вполуха: от голоса  женщины  его  укачивало,  как  в
лодке; неохватный, не вызывавший отзвуков в памЯти покой навевал  дремоту.
"…го звали Љалвином, как дедушку, и он  был  высокий,  как  дедушка,  хотЯ
смуглый в бабушкину родню и в мать.  Њне  она  не  была  матерью:  он  мне
единокровный брат. „едушка был последним из десЯти, отец был последним  из
двух, а Љалвин был самым последним. …му только  что  исполнилось  двадцать
лет, когда  его  убил  в  городе,  в  двух  милЯх  от  этого  дома  бывший
рабовладелец и конфедератский офицер по фамилии ‘арторис (*27);  дело  шло
об участии негров в выборах.
   Ћна рассказала Љристмасу про могилы - брата, деда, отца и двух его  жен
- на бугре, под кедрами, на выгоне  в  полумиле  от  дома;  слушаЯ  молча,
Љристмас думал:
   "Ђга. Џоведет менЯ смотреть. ЏридетсЯ сходить". Ќо она не повела. Џосле
этой ночи, когда она сказала ему, где они и что он может пойти, посмотреть
на них, если хочет, она ни разу не заговаривала с ним о могилах.
   - ‚прочем, может, вы их и не найдете, - сказала она. - Џотому что в тот
вечер, когда  деда  и  Љалвина  привезли  домой,  отец  дождалсЯ  темноты,
похоронил их и скрыл могилы - сровнЯл холмики, забросал кустами и мусором.
   - ‘крыл? - сказал Љристмас.
   ‚ голосе ее не было ничего женственного, скорбного, мечтательного.
   - —тобы их не нашли. Ќе могли вырыть. € надругатьсЯ, чего доброго. -  €
с легким нетерпением продолжала: -  Ќас  тут  ненавидели.  Њы  были  Янки.
Џришлые. •уже, чем пришлые: враги. ‘аквоЯжники (*28). Ђ она - война - была
еще слишком свежа в памЯти, и даже  побежденные  не  успели  образумитьсЯ.
Џодбивают негров на грабежи и насилие, - вот как  это  у  них  называлось.
Џодрывают главенство белых. „умаю, полковник  ‘арторис  прослыл  героем  в
городе, когда убил двумЯ выстрелами  из  пистолета  однорукого  старика  и
мальчика, который не успел даже проголосовать в первый раз. ‚озможно,  они
были правы. Ќе знаю.
   - Ќу? - сказал Љристмас. - Ћни и так могли?  ‚ыкопать  их  уже  убитых,
мертвых? Љогда же люди разной крови перестанут ненавидеть друг друга?
   - Љогда? - …е голос пресексЯ. Џотом она продолжала: - Ќе знаю. Ќе знаю,
вырыли бы их или нет.  ЊенЯ  еще  не  было  на  свете.  џ  родилась  через
четырнадцать лет после того, как убили Љалвина. Ќе знаю, на что тогда были
способны люди. Ќо отец думал, что  они  на  это  способны.  Џоэтому  скрыл
могилы. Ђ потом умерла мать Љалвина, и он похоронил ее там же, с  Љалвином
и дедушкой. ’ак что незаметно это  стало  чем-то  вроде  нашего  семейного
кладбища. Њожет быть, отец не собиралсЯ ее там хоронить. џ помню, мать (ее
прислали по просьбе отца наши нью-гемпширские  родственники  вскоре  после
того, как умерла мать Љалвина. Ћн ведь осталсЯ один. „умаю, если бы Љалвин
и дедушка не были здесь похоронены, он бы уехал),  -  мать  говорила,  что
отец совсем уже собралсЯ уезжать, когда умерла мать Љалвина. Ќо она умерла
летом, и по жаре нельзЯ было везти ее в Њексику, к родным. € он  похоронил
ее здесь. Џоэтому, наверно, здесь и осталсЯ. Ђ может,  потому,  что  начал
стареть, и все, кто воевал  в  ѓражданскую,  тоже  постарели,  а  негры  в
общем-то никого не убили и не изнасиловали. ‘ловом,  похоронил  ее  здесь.
ќту могилу ему тоже пришлось скрыть, - думал, вдруг кто-нибудь увидит ее и
вспомнит про Љалвина и дедушку. Ќе хотел рисковать, хотЯ все давно  прошло
и кончилось и поросло  быльем.  Ђ  на  следующий  год  он  написал  нашему
родственнику в Ќью-ѓемпшир. Ћн написал: "Њне пЯтьдесЯт лет.  “  менЯ  есть
все, чего она пожелает. Џришлите мне хорошую жену. Њне все равно, кто она,
лишь бы хозЯйка была хорошаЯ и не моложе тридцати пЯти лет".  €  послал  в
конверте деньги на билет. Ђ через два месЯца сюда приехала моЯ мать, и они
в тот же день поженились. ‘коропалительнаЯ была  свадьба  -  длЯ  него.  ‚
первый раз - когда они с Љалвином и матерью  Љалвина  отыскали  дедушку  в
Љанзасе - ему, чтобы женитьсЯ, понадобилось двенадцать лет. Џриехали они в
середине недели,  а  свадьбу  отложили  до  воскресеньЯ.  “строили  ее  на
воздухе, у ручьЯ, зажарили бычка, поставили бочонок виски, и  пришли  туда
все, кого им удалось позвать и кто  сам  прослышал.  ‘обиратьсЯ  начали  в
субботу утром, а вечером приехал проповедник. ‘естры отца весь  день  шили
матери Љалвина свадебное платье и фату. Џлатье они сшили из мучных мешков,
а фату - из москитной сетки, которой хозЯин салуна  закрывал  картину  над
стойкой. ‘етку одолжили  на  времЯ.  „аже  Љалвину  сделали  что-то  вроде
костюма. ’огда ему шел  тринадцатый  год,  и  они  хотели,  чтобы  он  был
шафером. Ћн не хотел. Ќакануне ночью он узнал, что  ему  предстоит,  и  на
другой день (свадьбу хотели устроить часов в шесть или семь  утра),  когда
все встали и  позавтракали,  обрЯд  пришлось  отложить,  покуда  не  нашли
Љалвина.  Ќаконец  его  отыскали,  заставили  надеть  костюм,  и   свадьба
состоЯлась - мать Љалвина была в самодельном платье и  москитной  фате,  а
отец - в узорчатых испанских сапогах, которые он привез из  Њексики,  и  с
намазанными медвежьим салом волосами. „едушка был посаженым отцом.  ’олько
пока охотились за Љалвином, он то и дело  отлучалсЯ  к  бочонку,  и  когда
подошла пора вести  невесту,  он  вместо  этого  произнес  речь.  ЏустилсЯ
рассуждать о ‹инкольне и рабстве и все допытывалсЯ, кто из  присутствующих
посмеет отрицать, что ‹инкольн длЯ негров -  все  равно,  что  Њоисей  длЯ
детей  €зраилевых,  и  что  —ермное  море  -  это  кровь,  котораЯ  должна
пролитьсЯ, чтобы черный народ достиг Ћбетованной земли (*29). “нЯть его  и
возобновить церемонию удалось не скоро. Џосле свадьбы молодые пробыли  там
с месЯц. Ќо в один прекрасный день отец с дедушкой отправились на  ‚осток,
в  ‚ашингтон  и  приехали  сюда,  получив  от   правительства   полномочиЯ
содействовать освобожденным неграм. Ћни все приехали в  „жефферсон,  кроме
сестер отца. „ве вышли замуж, младшаЯ осталась жить  с  одной  из  них,  а
дедушка с отцом, Љалвином и его матерью переехали сюда  и  купили  дом.  Ђ
затем случилось то, к чему они готовы были, наверно, с  самого  начала,  и
отец жил один, пока из Ќью-ѓемпшира не приехала моЯ  мать.  „о  этого  они
никогда друг друга не видели, даже на карточках. Ћни поженились в день  ее
приезда, а через два года родилась Я, и отец назвал менЯ „жоанной, в честь
матери Љалвина. „умаю, что он и не хотел еще  одного  сына.  џ  плохо  его
помню. Ћн только раз запомнилсЯ мне как человек, как личность - это  когда
он повел менЯ смотреть могилы Љалвина и дедушки. „ень был  Ясный,  весной.
џ, помню, не знала даже, зачем мы идем, но идти не хотела. Ќе хотела  идти
под кедры. Ќе знаю почему. џ же не могла знать, что там;  мне  было  всего
четыре года. „а если бы и знала, ребенка это не могло напугать.  Ќаверное,
что-то было в отце, как-то через него на менЯ подействовала кедроваЯ роща.
Ћн оставил какой-то отпечаток на роще, и Я чувствовала, что, когда вступлю
туда, отпечаток перейдет на менЯ и Я никогда не  смогу  этого  забыть.  Ќе
знаю. Ќо он заставил менЯ пойти, и когда мы там стоЯли, оказал:  "‡апомни.
‡десь лежат  твой  дед  и  брат,  убитые  не  одним  белым  человеком,  но
проклЯтием, которому Ѓог предал целый народ (*30), когда  твоего  деда,  и
брата, и менЯ, и тебЯ не было и в помине. Ќарод, проклЯтый и приговоренный
на веки вечные быть частью приговора и проклЯтьЯ белой расе за  ее  грехи.
‡апомни это. …го приговор и …го проклЯтие. Ќа  веки  вечные.  Ќа  мне.  Ќа
твоей матери. Ќа тебе, хоть  ты  и  ребенок.  ЏроклЯтие  на  каждом  белом
ребенке, рожденном и еще не родившемсЯ. Ќикто  не  уйдет  от  него".  Ђ  Я
сказала: "€ Я тоже?" € он сказал: "€ ты тоже. Џрежде всего - ты". џ видела
и знала негров, сколько себЯ помню. „лЯ менЯ они были  то  же  самое,  что
дождь, Љомната, еда, сон. Ќо после этого они впервые  стали  длЯ  менЯ  не
просто людьми, а чем-то другим - тенью, под которой Я живу. †ивем мы  все,
все белые, все остальные люди. џ думала о том, как поЯвлЯютсЯ и поЯвлЯютсЯ
на свет дети, белые - и чернаЯ тень падает на них раньше, чем  они  первый
раз вдохнут воздух. Ђ чернаЯ тень представлЯлась  мне  в  виде  креста.  €
виделось, как белые дети, еще не вдохнув воздух,  силЯтсЯ  вылезти  из-под
тени, а она не только на них, но и  под  ними,  раскинулась,  точно  руки,
точно их распЯли на крестах. џ видела всех младенцев, которые поЯвЯтсЯ  на
свет, тех, что еще не поЯвились, - длинную цепь  их,  распЯтых  на  черных
крестах. ’огда Я не могла понЯть, вижу Я это или  мне  мерещитсЯ.  Ќо  это
было ужасно. Ќочью Я плакала. Ќаконец Я сказала отцу, попыталась  сказать.
џ хотела сказать ему, что должна спастись, уйти из-под  этой  тени,  иначе
умру. "Ќе можешь, - сказал он. - ’ы должна боротьсЯ, расти. Ђ чтобы расти,
ты должна поднимать эту тень с собой. Ќо ты  никогда  не  подымешь  ее  до
себЯ. ’еперь Я это понимаю, а когда приехал, не понимал. €збавитьсЯ от нее
ты не можешь. ЏроклЯтье черной расы - Ѓожье проклЯтье. ЏроклЯтье же  белой
расы - черный человек, который всегда будет избранником Ѓожиим, потому что
однажды  Ћн  его  проклЯл".  …е  голос  смолк.  ‚  неЯсном  прЯмоугольнике
раскрытой двери плавали светлЯки. Ќаконец Љристмас сказал:
   - џ хотел у тебЯ спросить. Ќо теперь, кажетсЯ, сам знаю ответ.
   Ћна не шелохнулась. ѓолос ее был спокоен.
   - —то?
   - Џочему твой отец не убил этого... как его звать - ‘арториса?
   - Ђ-а, - сказала она. ‘нова  наступила  тишина.  ‡а  дверью  плавали  и
плавали светлЯки. - ’ы бы убил. “бил: бы?
   - „а, - сказал он сразу, не задумываЯсь. Џотом  почувствовал,  что  она
смотрит в его сторону, как будто может видеть его.  ’еперь  ее  голос  был
почти ласков - так он был тих, спокоен.
   - ’ы совсем не знаешь, кто твои родители? …сли бы она могла  разглЯдеть
его лицо, то увидела бы, что оно угрюмо, задумчиво.
   - ‡наю только, что в одном из них негритЯнскаЯ кровь. џ тебе говорил.
   Ћна еще смотрела на него: он понЯл это по голосу.
   ѓолос был спокойный, вежливый, заинтересованный, но без любопытства:
   - Ћткуда ты знаешь?
   Ћн ответил не сразу. Ќаконец сказал:
   - џ не знаю. - € снова умолк; но она понЯла по голосу, что он смотрит в
сторону, на дверь. …го лицо было угрюмо и совершенно неподвижно. Ћн  снова
пошевелилсЯ, заговорил: в голосе  зазвучала  новаЯ  нотка,  невеселаЯ,  но
насмешливаЯ, строгаЯ и сардоническаЯ одновременно: - Ђ если нет, то  много
же Я времени даром потерЯл, будь Я проклЯт.
   ’еперь она тоже как будто раздумывала вслух, тихо, затаив  дыхание,  но
по-прежнему не жалобЯсь, не зарываЯсь в прошлое:
   - џ думала об этом. Џочему  отец  не  застрелил  полковника  ‘арториса.
„умаю - из-за своей французской крови.
   - ”ранцузской крови? - сказал  Љристмас.  -  Ќеужели  даже  француз  не
взбеситсЯ, если кто-то убьет его отца и сына в один день? ‚идно, твой отец
религией увлексЯ. Џроповедником, может, стал.
   Ћна долго не отвечала. Џлавали светлЯки, где-то  лаЯла  собака,  мЯгко,
грустно, далеко.
   - џ думала об этом, - сказала она. - ‚едь все было кончено. “бийства  в
мундирах, с флагами и убийства без мундиров и флагов.  €  ничего  хорошего
они не дали. Ќичего. Ђ мы были чужаки, пришельцы  и  думали  не  так,  как
люди, в чью страну мы Явились незваные,  непрошеные.  Ђ  он  был  француз,
наполовину. „остаточно француз, чтобы уважать  любовь  человека  к  родной
земле, земле его родичей, - и понимать, что человек будет действовать так,
как его научила землЯ, где он родилсЯ. џ думаю, поэтому.


        12

   ’ак началсЯ второй период. Ћн словно свалилсЯ в сточную канаву.  ‘ловно
из другой жизни оглЯдывалсЯ он на ту первую, суровую мужскую сдачу - сдачу
суровую и тЯжкую, как крушение духовного скелета,  чьи  ткани  лопались  с
треском, почти внЯтным живому уху, - так что сам акт капитулЯции  был  уже
спадом, угасанием, как длЯ разбитого генерала - утро после решающей битвы,
когда, побрившись, в сапогах, отчищенных от грЯзи боЯ, он сдает свою саблю
победителю.
   ’екло в канаве только ночью. „ни проходили как всегда.  Ћн  отправлЯлсЯ
на работу в половине седьмого утра. Ћн выходил из хибарки, не  оглЯнувшись
на дом. ‚ шесть вечера он возвращалсЯ, опЯть не взглЯнув  на  дом.  ЊылсЯ,
надевал белую рубашку и темные отглаженные брюки, шел на  кухню,  где  его
ждал на столе ужин, садилсЯ и ел, так и не видЯ ее. Ќо он знал, что она  в
доме и что темнота, вползаЯ  в  этот  старый  дом,  надламывает  что-то  и
растлевает ожиданием. Ћн знал, как она провела  день;  что  и  у  нее  дни
проходили, как обычно, словно и за нее дневную жизнь  вел  кто-то  другой.
‚есь день он представлЯл себе, как она  хозЯйничает  по  дому,  отсиживает
положенный  срок  за  обшарпанным  бюро  или  расспрашивает,   выслушивает
негритЯнок, которые  сходЯтсЯ  сюда  со  всего  придорожьЯ  -  тропинками,
проторенными за много лет и разбегающимисЯ от дома, как спицы от втулки. Ћ
чем они с ней говорили, он не знал, хотЯ не раз наблюдал, как они подходЯт
к дому - не то чтобы  тайком,  но  целеустремленно,  чаще  поодиночке,  но
иногда по двое, по трое, в фартуках, обмотавши головы платками, а то  и  в
мужском пиджаке, наброшенном на плечи, а потом  возвращаютсЯ  восвоЯси  по
разбегающимсЯ тропинкам, не спеша, но и не  мешкаЯ.  Ћн  вспоминал  о  них
мельком, думаЯ: "‘ейчас она делает то. ‘ейчас она делает это",  но  о  ней
самой думал немного. € был уверен, что днем она думает о  нем  не  больше,
чем он о ней. Ќо даже ночью в ее темной спальне, когда  она  настойчиво  и
подробно рассказывала ему о своих будничных делах и настаивала,  чтобы  он
рассказывал ей о своих - это было вполне в обычае любовников:  властнаЯ  и
неутолимаЯ потребность, чтобы будничные дела обоих были изложены в словах,
слушать которые вовсе не обЯзательно. Џоужинав, он шел туда, где  она  его
ждала. —асто он не спешил с  этим.  ‚ремЯ  шло,  новизна  второго  периода
притуплЯлась, обращаЯсь в привычку, и он стоЯл в  дверЯх  кухни,  глЯдЯ  в
темноту, и видел - наверное предугадываЯ, предощущаЯ  недоброе  -  ждавшую
его дикую и пустынную улицу, которую избрал по собственной воле  -  думаЯ:
"ќта жизнь не длЯ менЯ. Њне здесь не место".
   ‘начала он был потрЯсен - жалким неистовством новоанглийского  ледника,
вдруг преданного пламени новоанглийского  библейского  ада.  ‚озможно,  он
понимал, сколько в  этом  самоотречениЯ:  под  властным,  бешеным  порывом
скрывалось скопившеесЯ  отчаЯние  Яловых  непоправимых  лет,  которые  она
пыталась сквитать, наверстать за ночь, - так, словно это ее последнЯЯ ночь
на земле, - обрекаЯ себЯ на вечный ад ее  предков,  купаЯсь  не  только  в
грехе, но и в грЯзи. “ нее была страсть  к  запретным  словам,  ненасытное
желание слышать их от него и произносить самой. Ћна обнаруживала пугающее,
простодушное детское любопытство к запретным темам и предметам - глубокий,
неослабный  научный  интерес  хирурга   к   человеческому   телу   и   его
возможностЯм.  Ђ  днем  он  видел   уравновешенную,   хладнолицую,   почти
мужеподобную, почти немолодую женщину,  котораЯ  прожила  двадцать  лет  в
одиночестве, без всЯких женских страхов, в уединенном доме,  в  местности,
населенной - и то редко - неграми,  котораЯ  каждый  день  в  определенное
времЯ спокойно сидела за столом и спокойно писала старым и молодым  письма
с советами духовника, банкира и медицинской сестры в одном лице.
   ‚ этот период (его нельзЯ было назвать медовым  месЯцем)  Љристмас  мог
наблюдать  на  ней  всю  цепь  перерождений  любЯщей  женщины.  ‚скоре  ее
поведение уже не просто коробило его: оно его  изумлЯло,  озадачивало.  …е
припадки ревности застигали его врасплох. Ћпыта в этом у нее не могло быть
никакого; ни причин длЯ сцену, ни возможной соперницы не существовало -  и
он знал, что она это  знает.  Ћна  будто  изобретала  это  все  нарочно  -
разыгрывала, как пьесу. Ќо  делала  это  с  таким  исступлением,  с  такой
убедительностью и такой убежденностью, что в первый раз он решил, будто  у
нее бред, а в третий - счел  ее  помешанной.  Ћна  обнаружила  неожиданную
склонность  к  любовным  ритуалам  -  и  богатую  изобретательность.   Ћна
потребовала устроить тайник длЯ записок,  писем.  €м  служил  полый  столб
ограды за подгнившей конюшней. Ћн ни разу не  видел,  чтобы  она  клала  в
тайник записку, но она требовала, чтобы  он  наведывалсЯ  туда  ежедневно;
когда он проверЯл тайник,  он  непременно  находил  письмо.  Ђ  когда,  не
проверив, лгал ей, оказывалось, что  она  уже  расставила  ловушки,  чтобы
поймать его на лжи. Ћна плакала, рыдала.
   €ногда в записке она не велела ему приходить раньше такого-то часа -  и
это в дом, куда за многие годы не заглЯдывал ни один белый, кроме него,  и
где вот уже двадцать лет она проводила все ночи  одна;  целую  неделю  она
заставлЯла его лазить к ней через окно. Џри этом она иногда  прЯталась,  и
он искал ее по всему  темному  дому,  покуда  не  находил  в  каком-нибудь
чулане, в нежилой комнате, где она ждала его, тЯжело дыша, с горЯщими, как
угли, глазами. ’о и дело она назначала ему свидание где-нибудь под кустами
в парке, и он находил ее голой или в изодранной в клочьЯ одежде, в  буйном
припадке нимфомании, когда ее мерцающее тело медленно  корчилось  в  таких
показательно-эротических позах и жестах, какие рисовал бы Ѓердслей  (*31),
живи он  во  времена  ЏетрониЯ.  Ћна  буйствовала  в  душной,  наполненной
дыханием полутьме без  стен,  буйствовали  ее  руки,  каждаЯ  прЯдь  волос
оживала, как щупальце осьминога, и слышалсЯ  буйный  шепот:  "Ќегр!  Ќегр!
Ќегр!"
   ‡а шесть месЯцев она развратилась совершенно.
   ЌельзЯ сказать, что развратил ее он. …го жизнь при всех  беспорЯдочных,
безымЯнных свЯзЯх была достаточно пристойной, как  почти  всЯкаЯ  жизнь  в
здоровом и нормальном грехе. Џроисхождение порчи было длЯ него  еще  менее
понЯтно, чем длЯ нее. Ћткуда что беретсЯ, удивлЯлсЯ  он;  но  мало  этого:
порча перешла на него самого. Ћн начал боЯтьсЯ. —его - он сам не  понимал.
Ќо он уже видел себЯ  со  стороны  -  как  человека,  которого  засасывает
бездоннаЯ трЯсина. ‚ мысль это еще не сложилось. Џока что он  видел  перед
собой только улицу - безлюдную, дикую и прохладную. €менно прохладную;  он
думал, иногда говорЯ себе вслух: "Ќадо уходить. Ќадо убиратьсЯ отсюда".
   Ќо что-то удерживало его - то, что  всегда  может  удержать  фаталиста:
любопытство,  пессимизм,  обыкновеннаЯ   инертность.   Њежду   тем   свЯзь
продолжалась,  все  глубже  и  глубже  затЯгиваЯ  его   в   деспотическое,
изнурительное неистовство ночей. ‚ероЯтно, он понимал, что уйти не  может.
‚о всЯком случае, он никуда не уходил и наблюдал, как борютсЯ в одном теле
два существа - словно две мерцающие под луной фигуры, которые  по  очереди
топЯт друг друга и судорожно выныривают на  поверхность  черного,  вЯзкого
пруда. ’о - спокойнаЯ, сдержаннаЯ, холоднаЯ женщина первой фазы, падшаЯ  и
обреченнаЯ, но даже в падении своем и обреченности почему-то  остававшаЯсЯ
неприступной и неуЯзвимой; то - другаЯ, втораЯ, в  Яростном  отречении  от
этой неуЯзвимости стремившаЯсЯ в черную бездну и в бездне вновь обретавшаЯ
физическую чистоту - ибо берегла ее так долго, что  теперь  уже  не  могла
потерЯть. €ногда они обе всплывали на черную поверхность,  обнЯвшись,  как
сестры; чернаЯ вода стекала  с  них.  €  тогда  возвращалсЯ  прежний  мир:
комната, стены, мирный, несметный хор насекомых  за  летними  окнами,  где
насекомые гудели уже сорок лет. Ћна смотрела на  него  дикими,  отчаЯнными
глазами, как чужаЯ; глЯдЯ на нее, он мысленно  перефразировал  себЯ:  "Ћна
хочет молитьсЯ, но и этого не умеет".
   Ћна начала толстеть.


   ќта фаза не оборвалась, не закончилась кульминацией,  как  перваЯ.  Ћна
вылилась в третью фазу так постепенно, что  он  не  мог  бы  сказать,  где
завершилась одна и началась другаЯ. ’ак лето переходит в  осень,  и  осень
неумолимо простирает на лето свою знобкую власть, словно тени  при  закате
солнца; так в осени умирающее лето вспыхивает там и сЯм,  словно  пламЯ  в
угасающих углЯх. ќто растЯнулось на два года. Ћн  по-прежнему  работал  на
фабрике, а в свободное времЯ начал  потихоньку  продавать  виски  -  очень
осмотрительно, ограничиваЯсь несколькими надежными покупателЯми,  ни  один
из которых не знал другого. Ћна не подозревала об этом, хотЯ  запасы  свои
он прЯтал на ее земле и встречалсЯ с  покупателЯми  в  лесу,  за  выгоном.
‘корее всего она не стала бы возражать. Ќо и миссис Њакихерн не  стала  бы
возражать против потайной веревки; вероЯтно, ей и миссис  Њакихерн  он  не
признавалсЯ по одной и той же причине. ђазмышлЯЯ о  миссис  Њакихерн  и  о
веревке, об официантке, которой он так и не сказал, где раздобыл  длЯ  нее
деньги, и, наконец, - о  нынешней  любовнице  и  о  виски,  он  готов  был
поверить, что продает виски не ради денег, а  потому  что  обречен  что-то
скрывать от женщин, которые его окружают. Њежду тем ему  случалось  иногда
увидеть ее и днем - издали, за домом: под чистым и строгим платьем живо  и
Явственно шевелилось подпорченное, переспелое, готовое хлынуть гнилью  при
одном прикосновении, как порождение болота; она же ни разу  не  оглЯнулась
ни на хижину, ни на него. € когда он думал о том, другом существе, которое
жило только в темноте, ему казалось, что сейчас,  при  дневном  свете,  он
видит всего лишь призрак кого-то, умерщвленного "очной сестрой, и  призрак
этот бродит бесцельно по местам былого покоЯ,  лишенный  даже  способности
стенать.
   ђазумеетсЯ, первоначальное неистовство второй фазы не могло длитьсЯ без
конца. ‘начала это был водопад;  теперь  -  приливы  и  отливы.  ‚о  времЯ
прилива она могла почти обмануть и себЯ и его. Љак будто сознание, что это
всего  лишь  прилив,  рождало  в  ней  Яростный  протест  и  еще   большее
неистовство, которое втЯгивало и  его  и  ее  в  физические  эксперименты,
совершенно уже невообразимые, сметало  их  обоих  своим  напором  и  несло
неведомо куда, помимо воли. Ћна как будто понимала, что времени  в  обрез,
что осень ее уже приближаетсЯ,  -  не  знаЯ  еще,  что  именно  эта  осень
означает. ’ут действовал, казалось, один  инстинкт:  животный  инстинкт  и
инстинктивное желание сквитать потерЯнные годы. ‡атем  наступал  отлив.  €
они, изнуренные и пресыщенные, валЯлись на  суше,  словно  после  утихшего
мистралЯ, глЯдЯ друг на друга, как чужие, безнадежно и укоризненно  (он  -
со скукой, она - с отчаЯнием в глазах).
   Ќо тень осени уже лежала на  ней.  Ћна  заговорила  о  ребенке,  словно
инстинкт предупреждал ее,  что  настало  времЯ  либо  оправдыватьсЯ,  либо
искупать. Ћна говорила об этом во времЯ отливов. Џервое времЯ ночь  всегда
начиналась потопом,  словно  часы  дневной  разлуки  подпирали  иссЯкающий
ручей, чтобы он хоть несколько мгновений мог изображать водопад. Ќо  потом
ручей стал слишком  слаб  даже  длЯ  этого:  теперь  Љристмас  шел  к  ней
неохотно, как чужой, уже думаЯ о возвращении; как чужой,  уходил  от  нее,
посидев с ней в темной спальне, побеседовав о ком-то третьем,  тоже  чужом
Ћн заметил, что теперь  словно  сговорившись,  они  встречаютсЯ  только  в
спальне, - словно уже женаты. …му больше не приходилось разыскивать ее  по
всему дому; ночи, когда он искал ее, а она, шумно дыша, голаЯ прЯталась  в
темном доме или в кустах запущенного парка, канули в прошлое, как тайник в
заборном столбе за сараем
   ‚се кануло  в  прошлое:  даже  сцены,  безупречно  разыгрываемые  сцены
тайного безобразного сладострастиЯ и ревности.  •отЯ  теперь  у  нее  были
основаниЯ длЯ ревности - если бы она об этом знала. Џримерно раз в  неделю
он уезжал, Якобы по делам. Ћна не знала, что дела у него - в Њемфисе,  где
он изменЯет ей с женщинами - женщинами, которых покупают  за  деньги.  Ћна
этого не знала. ‚озможно, в нынешнем своем состоЯнии она бы и не поверила,
не стала выслушивать доказательства, нисколько бы  не  огорчилась.  Џотому
что теперь у нее вошло в обыкновение проводить большую часть ночи без  сна
и отсыпатьсЯ днем после обеда. Ћна не была больна; виновато было не  тело.
Ћна была здорова, как никогда; аппетит у нее  был  волчий,  она  прибавила
килограммов двенадцать. Ѓессонницу  рождало  не  это.  Ђ  что-то  в  самой
темноте, в земле, в умирающем лете: оттуда грозило ей что-то  ужасное,  но
инстинкт убеждал ее, что ей это не повредит;  это  настигнет  и  вероломно
предаст ее, но вреда не  причинит:  наоборот,  она  будет  спасена,  жизнь
пойдет по-прежнему и даже лучше, станет менее ужасной “жасно было то,  что
она спасениЯ не желала "џ еще не готова молитьсЯ", - говорила  она  вслух,
спокойно, беззвучно, застыв с широко раскрытыми  глазами,  а  лунный  свет
лилсЯ и лилсЯ в окно, затоплЯЯ комнату холодом непоправимости  -  безумных
сожалений полный (*32). "Ќе принуждай менЯ сейчас молитьсЯ.  Ѓоже,  милый,
позволь мне еще немного побыть падшей". ‚сЯ  ее  прошлаЯ  жизнь,  голодные
годы представлЯлись ей серым тоннелем,  в  дальнем  и  невозвратном  конце
которого вечным укором ныла,  как  три  коротких  года  назад,  ее  голаЯ,
умерщвленнаЯ девственностью грудь. "Ѓоже, милый, еще немного. Ѓоже, милый,
еще немного".
   ’ак что теперь, когда он приходил к ней и они вЯло, холодно, только  по
привычке совершали обрЯд страсти, юна начинала говорить о ребенке.  ‘перва
она рассуждала об этом отвлеченно, как о детЯх вообще. ‚озможно, "то  было
всего лишь инстинктивной женской уловкой, "околичностью, возможно  -  нет.
‚о всЯком случае, он далеко не сразу сообразил, - и  был  ошеломлен  своим
открытием, - что обсуждает она это всерьез, как нечто вполне осуществимое.
Ћн тут же сказал: "Ќет".
   - Џочему? - спросила она. Ћна смотрела на  него  задумчиво.  Ћн  быстро
соображал, думал: "•очет замуж. ‚от что. ђебенка хочет не больше, чем  Я".
"Џросто уловка, - соображал он. - ќтого и надо было ожидать, как же  Я  не
подумал. Ќадо было год  назад  отсюда  убратьсЯ".  Ќо  он  боЯлсЯ  ей  это
сказать, боЯлсЯ, чтобы слово "женитьба" не возникло между  ними,  не  было
произнесено вслух, - прикидывал: "Њожет, она еще ничего не подумала,  а  Я
ее сам наведу на эту мысль". Ћна наблюдала за ним.
   - Џочему - нет? - сказала она. € где-то у него мелькнуло: "‚ самом деле
- почему? Џокой и обеспеченность до конца дней. € никаких скитаний. Ђ  чем
женитьба хуже теперешнего-то", и он подумал: "Ќет. …сли поддамсЯ,  значит,
напрасно прожил тридцать лет, чтобы стать тем,  кем  Я  решил  стать".  Ћн
сказал:
   - …сли бы мы собирались иметь ребенка, Я думаю, мы заимели бы  его  два
года назад.
   - ’огда мы не хотели.
   - Њы и сейчас не хотим, - сказал он.
   ќто было в  сентЯбре.  ‘разу  после  рождества  она  сказала  ему,  что
беременна. Ћна еще не успела договорить, а он уже  решил,  что  она  лжет.
’еперь он сообразил, что ждал от нее этих слов уже  больше  трех  месЯцев.
Ќо, посмотрев на ее лицо, он понЯл, что она не  лгала.  Џоверил,  что  она
знает, что не лжет. Ћн подумал: "‚от оно. ‘ейчас она скажет, женись. Ќо Я,
по крайней мере, могу вперед выскочить из дома".
   Ћднако она не сказала. Ћна сидела на кровати неподвижно, сложив руки на
коленЯх, потупив неподвижное лицо (лицо северЯнки и все еще старой девы: с
четким   костЯком,   длинное,    худоватое,    почти    мужеподобное;    в
противоположность ему, ее полное тело  выглЯдело  как  никогда  сдобным  и
по-животному спелым). Ћна  сказала  -  задумчиво,  бесстрастно,  словно  о
ком-то постороннем: "... Џолной мерой. „аже незаконным ребенком от  негра.
•отела бы Я видеть папино лицо и Љалвина. ’еперь тебе самое времЯ  бежать,
если ты надумал". Ќо она как будто  не  слушала  собственного  голоса,  не
вкладывала в слова никакого смысла: последний всплеск упрЯмого  умирающего
лета, когда предвестием полусмерти осень уже настигла его. "’еперь все,  -
спокойно думала она. - Љончено". ‚се - кроме ожиданиЯ,  пока  пройдет  еще
месЯц, чтобы убедитьсЯ окончательно; это она узнала от  негритЯнок  -  что
иногда только на третьем месЯце можно сказать навернЯка. …й придетсЯ ждать
еще месЯц, следить по календарю. Ћна сделала на календаре  отметку,  чтобы
не ошибитьсЯ; из окна спальни она  наблюдала,  как  этот  месЯц  истекает.
Џодморозило, кое-где пожелтели листьЯ. Ћтмеченный в календаре день  настал
и прошел; длЯ  верности  она  дала  себе  еще  неделю.  Ћна  не  ликовала,
поскольку другого и не ждала. "“ менЯ будет ребенок", -  спокойно  сказала
она вслух.
   "‡автра уйду", - сказал он себе в тот  же  день.  €  подумал:  "“йду  в
воскресенье. „ождусь недельной получки - и  до  свиданьЯ".  ‘  нетерпением
стал ждать субботы, прикидываЯ, куда  поедет.  ‚сю  неделю  он  с  ней  не
встречалсЯ. „умал, что она его позовет.  ‡аметил,  что,  входЯ  к  себе  в
хибарку и выходЯ, избегает смотреть на дом, как в  первые  недели.  Ћн  не
видел ее совсем. ‚ремЯ от времени он видел  негритЯнок,  когда,  укрывшись
кое-как от осеннего холода, они шли привычными тропинками к  дому  или  от
дома, входили или выходили. Ќо и только. Ќаступила суббота, и он не уехал.
"Џодсоберу-ка еще деньжат, - думал он. - …сли она менЯ не гонит, мне  тоже
не к спеху. “еду в следующую субботу".
   Ћн осталсЯ. Џогода стоЯла холоднаЯ,  ЯснаЯ  и  холоднаЯ.  “легшись  под
бумажным одеЯлом в насквозь продуваемой хибарке,  он  думал  о  спальне  в
доме, с ее камином, широкими, пышными стегаными  одеЯлами.  Ћн  готов  был
себЯ пожалеть, чего с ним никогда не случалось. "Њогла хотЯ бы  предложить
мне другое одеЯло", - думал он. Њог бы и сам купить. Ќо не покупал. Ђ  она
не предлагала. Ћн ждал. †дал, как ему показалось,  долго.  €  вот  однажды
вечером в феврале он вернулсЯ домой и нашел на койке ее записку. Љороткую,
почти приказ - ЯвитьсЯ ночью в дом. Ћн не удивилсЯ. Ћн ни разу не встречал
женщины, котораЯ не образумилась бы рано или поздно, если не имела другого
мужчины взамен. ’еперь он знал, что завтра уйдет. "‚от  чего  Я,  наверно,
дожидалсЯ, - подумал он. - †дал, когда  смогу  отплатить".  Ћн  не  только
переоделсЯ, но и побрилсЯ Ћн собиралсЯ, как жених, сам того не сознаваЯ. ‚
кухне стол длЯ него был накрыт, как обычно; за все времЯ, что он с ней  не
виделсЯ, об ужине она не забыла ни разу. Ћн поел и отправилсЯ  наверх.  Ќе
спеша. "“ нас всЯ ночь впереди, - думал он. - …й  будет  о  чем  вспомнить
завтра и послезавтра ночью, когда увидит, что в хибарке пусто". Ћна видела
у камина. € когда он вошел, даже не повернула головы. "Џодвинь себе стул",
- сказала она.
   ’ак началась третьЯ фаза. Џоначалу она озадачила его даже  больше,  чем
первые две. Ћн ожидал пыла, молчаливого признаниЯ вины; на худой  конец  -
сговорчивости, если он начнет ее обхаживать. Ћн готов был даже на это.  Ќо
встретила его чужаЯ  женщина,  котораЯ  со  спокойной  мужской  твердостью
отвела его руку, когда он, окончательно потерЯвшись, попробовал ее обнЯть.
   - „авай, - сказал он -  …сли  у  тебЯ  ко  мне  разговор.  Џосле  этого
разговор у нас лучше вЯжетсЯ ђебенку ничего не сделаетсЯ, не бойсЯ.
   Ћна остановила его одним словом; впервые он взглЯнул на ее лицо: увидел
лицо холодное, отрешенное и фанатическое.
   - Џонимаешь ли ты, - спросила она, - что попусту тратишь жизнь? - €  он
смотрел на нее, окаменев, словно не мог поверить своим ушам.
   „о него не сразу дошел смысл ее слов. Ћна ни разу на него не взглЯнула.
Ћна сидела с холодным, неподвижным  лицом,  задумчиво  глЯдЯ  в  камин,  и
разговаривала с ним,  как  с  чужим,  а  он  слушал  ее  оскорбленно  и  с
изумлением. Ћна хотела, чтобы он взЯл на себЯ все ее дела с  негритЯнскими
школами - и переписку, и регулЯрные осмотры. ‚есь план у нее был продуман.
Ћна излагала  его  в  подробностЯх,  а  он  слушал  с  растущим  гневом  и
изумлением. ђуководство переходит к нему,  а  она  будет  его  секретарем,
помощником: они будут  вместе  ездить  по  школам,  вместе  посещать  дома
негров; при всем своем возмущении он понимал, что план этот безумен. Ќо ее
спокойный профиль в мирном  свете  камина  был  безмЯтежен  и  строг,  как
портрет в раме. ‚ыйдЯ от нее, он вспомнил, что она ни разу не упомЯнула  о
ребенке.
   Ћн еще не верил, что она сошла с  ума  Ћн  думал,  что  всему  виной  -
беременность, что из-за этого она и дотронутьсЯ до себЯ не  позволЯет.  Ћн
попробовал спорить с ней. Ќо это было все равно, что  спорить  с  деревом,
она даже возражать не  стала  -  спокойно  выслушала  его  и  хладнокровно
продолжала говорить свое, как будто он не сказал ни слова. Љогда он  встал
наконец и вышел, он даже не был уверен, что она это заметила.
   ‡а следующие два месЯца он видел ее только раз. „ень  у  него  проходил
как всегда, с той только разницей, что он вообще не приближалсЯ к  дому  и
опЯть ел в городе, как в первые месЯцы работы на фабрике. Ќо в ту  пору  -
когда он только начинал работать - ему не приходилось думать о  ней  днем;
он вообще едва ли о ней думал. Ђ теперь он ничего не мог с собой поделать.
‚ мыслЯх его она была все  времЯ,  чуть  ли  не  перед  глазами  стоЯла  -
терпеливо ждущаЯ его в доме, неотвЯзнаЯ, безумнаЯ. ‚ первой  фазе  он  жил
как бы на улице, на земле, покрытой снегом, и пыталсЯ попасть  в  дом;  во
второй - на дне Ямы, в жаркой бешеной темноте; теперь он очутилсЯ  посреди
равнины, где не было ни дома, ни снега, ни даже ветра.
   ’еперь он начал боЯтьсЯ - он, которым владело до сих пор  недоумение  и
еще, пожалуй, - предчувствие недоброго, обреченность  ’еперь  у  него  был
компаньон в торговле виски: новый рабочий по фамилии Ѓраун, поступивший на
фабрику ранней весной.  Љристмас  понимал,  что  этот  человек  дурак,  но
сначала думал: "„елать то, что Я скажу, - на это, по крайней мере,  ума  у
него хватит. ‘амому ему думать вообще не придетсЯ"; и лишь спустЯ какое-то
времЯ сказал себе: "’еперь Я знаю, что такое дурак, - это  тот,  кто  даже
своего доброго совета не послушаетсЯ" Ћн взЯл Ѓрауна, потому что Ѓраун был
пришлый и была в нем какаЯ-то  веселаЯ  и  шустраЯ  неразборчивость  и  не
слишком много отваги - знаЯ, что в руках  рассудительного  человека  трус,
при всех его несовершенствах, может  оказатьсЯ  довольно  полезным  -  длЯ
всех, кроме себЯ самого.
   Ћн боЯлсЯ, что Ѓраун узнает про женщину в  доме  и  по  непредсказуемой
своей глупости поломает ему все дело. Ћн опасалсЯ, что женщине,  поскольку
он ее избегал, взбредет в голову прийти  как-нибудь  ночью  в  хибарку.  ‘
февралЯ он виделсЯ с ней только раз - когда Џришел сказать, что в  хибарке
с ним будет жить Ѓраун. ќто было в воскресенье. Ћн окликнул ее, она  вышла
к нему на заднее крыльцо и спокойно его выслушала. "‚ этом не было нужды",
- сказала она. ’огда  он  не  понЯл,  что  она  имела  в  виду.  €  только
впоследствии в голове вдруг возникло -  целиком,  опЯть  как  отпечатаннаЯ
фраза: "Ћна думает, Я притащил его сюда, чтобы ее отвадить. ђешила,  будто
Я думаю, что при нем она  побоитсЯ  Џрийти  в  хибарку,  что  ей  придетсЯ
оставить менЯ в покое".
   ’ак эту мысль, этот страх перед возможным ее  поступком  он  заронил  в
себе сам, думаЯ, что заронил в ней. …му казалось, что, раз она так думает,
присутствие Ѓрауна не только не отпугнет  ее:  оно  побудит  ее  прийти  в
хибарку. €з-за того, что уже больше месЯца она ничего не предпринимала, не
делала никаких шагов к сближению, ему казалось, будто она способна на все.
’еперь он сам лежал по ночам без  сна.  Ќо  он  думал:  "џ  должен  что-то
вделать. —то-то Я, кажетсЯ, сделаю".
   € он хитрил, старалсЯ улизнуть от Ѓрауна и прийти домой первым.  ‚сЯкий
раз боЯлсЯ, что застанет ее там. Ђ подойдЯ к хибарке и обнаружив, что  она
пуста, испытывал бессильную Ярость  оттого,  что  должен  боЯтьсЯ,  врать,
спешить, а она себе посиживает дома и только тем занЯта, что  раздумывает,
предать его сейчас или помучить еще немного. ‚ другое времЯ  ему  было  бы
все равно, знает Ѓраун об их отношениЯх или нет. ‘крытность или  рыцарское
отношение к женщине были не в  его  характере.  ‚опрос  был  практический,
деловой. …го бы нисколько не смутило, если бы даже весь  „жефферсон  знал,
что он ее любовник. Џодпольное виски  и  тридцать-сорок  долларов  чистого
дохода в неделю - вот из-за чего Ћн не хотел, чтобы посторонние вникали  в
его частную жизнь. ќто - одна причина. „ругой причиной было  тщеславие  Ћн
скорей бы убил или умер, чем позволил кому-нибудь, все равно кому, узнать,
во  что  превратились  их  отношениЯ.  —то  она  не  только   свою   жизнь
перевернула, но  и  его  пытаетсЯ  перевернуть,  сделать  из  него  не  то
отшельника, не то миссионера среди негров. Ћн был уверен, что  если  Ѓраун
хоть что-нибудь о них узнает, он неизбежно узнает и все остальное. €  вот,
подойдЯ наконец к лачуге, после всего этого враньЯ и гонки, и взЯвшись  за
ручку двери, он думал о том, как через секунду выЯснитсЯ, что спешка  была
напрасной, а все же отказатьсЯ от этой предосторожности он не смеет,  -  и
люто ненавидел ее, стервенеЯ от страха и собственного бессилиЯ. Ќо однажды
вечером он открыл дверь и увидел на койке записку.
   “видел, едва  вошел,  -  квадратную,  белую,  непроницаемую  на  темном
одеЯле. ‘уть письма, обещание, которое в нем  содержитсЯ,  были  настолько
длЯ него очевидны, что он ни на миг об этом не задумалсЯ. ЌетерпениЯ он не
испытывал; он испытывал облегчение. "Ќу, все теперь, - подумал он, еще  не
взЯв  сложенной  бумажки.  -  ’еперь  все  пойдет  по-старому.  Љончено  с
разговорами о нигерах и детЯх. Ћбразумилась. ќто в ней перегорело, понЯла,
что ничего не добьетсЯ. ЏонЯла  теперь,  что  ей  мужчину  нужно,  мужчину
хочетсЯ. Њужчина ей нужен  ночью;  чем  он  занимаетсЯ  днем  -  не  имеет
значениЯ". ’ут он должен был бы понЯть, почему до сих пор не уехал. „олжен
был бы сообразить, что затаившийсЯ  квадратик  бумаги  держит  его  крепче
кандалов и замка. Ќо об этом он не думал. Ћн видел только, что  ему  опЯть
светит, что впереди - наслаждение. ’олько теперь будет спокойней. Ћни  оба
так захотЯт; кроме того, теперь на нее есть управа.  "„урацкие  штучки,  -
думал он, держа в руках все  еще  нераскрытое  письмо,  -  чертовы  штучки
дурацкие Ћна так и есть она, а Я так и есть Я. € после всего, что было,  -
эти дурацкие штучки", - и представил себе, как они будут смеЯтьсЯ  сегоднЯ
ночью - позже, после,